Джокер. Начало игры (джен)

Поскольку сторонние наблюдатели, волею судеб оказавшиеся втянутыми в эту историю, должны следовать прихотям искренне уважающего их рассказчика, то придётся нашей дружеской компании снова совершить некий кульбит во времени. А именно — перенестись в первое июля, день, отмеченный красным кружком в календарике Дадли Дурсля.

В этот знаменательный день Гарри проснулся очень, ну просто непозволительно очень рано — ещё даже и не думало светать. Он сбегал по неотложным делам в туалет в конце коридора, вернулся обратно в свою — свою! — комнату и снова улёгся в кровать. Закутался в одеяло так, что наружу торчал только кончик носа и крепко зажмурился, надеясь заново уснуть, однако нарастающее волнение и вновь охватившие его сомнения прогнали сон напрочь. Гарри откинул одеяло, уселся на кровати, скрестив ноги, и принялся думать.

После того откровенного, принёсшего много слёз и облегчения разговора с Петуньей Дурсль — всё, хватит её так называть, это теперь его мама, настоящая мама! — последовала ещё пара столь же важных бесед. Во-первых, Гарри, в первый раз после попадания в тело Дадли, долго и серьёзно обсуждал своё будущее с дядей Верноном… то есть, с отцом, конечно же, с отцом! Точнее, Гарри внимательно слушал, каким именно видит его будущее мистер Вернон Дурсль.

Конечно же, Вернон Дурсль никогда ни капли не сомневался, что сын продолжит его дело. То есть, получит техническое образование, как некогда сам старший Дурсль, или же, на худой конец, заделается юристом либо экономистом, и со временем примет бразды правления фирмой «Граннингс». Взволнованный пересказ Петуньи событий после отъезда Поттера и новость о мечте Дадли стать врачом, а также робкие вопросы самого отпрыска повергли Вернона в довольно-таки продолжительный ступор, и чтобы всё хорошенько обдумать, ему потребовалось некоторое время и почти половина бутылки бренди. Когда были примерно прикинуты и оценены открывшиеся новые перспективы, Вернон без всякого ворчания отвёз Петунью на собрание Женского Клуба Садоводов, вернувшись же, собственноручно — безмерно удивив этим Гарри! — разлил по чашкам чай и уселся за стол, предварительно махнув сыну на стул напротив.

— Сын, — без долгих предисловий начал Вернон. Гарри напрягся — тон старшего Дурсля не предвещал ничего хорошего, а пышные усы сегодня торчали особенно воинственно. — Я обдумал всё, что ты сказал матери.

Гарри судорожно принялся вспоминать, что же такого он давеча наговорил тёте… ой, маме. И облился холодным потом — он так много всего наговорил!

Вернон между тем продолжал, делая короткие паузы, чтобы отхлебнуть глоток чая.

— Я рассчитывал, что ты продолжишь моё дело. Хотел видеть тебя преемником на своём месте, да, сэр, это так! Мечтал о том, что однажды передам тебе ключи от кабинета и скажу шифр от сейфа с документами, а сам удалюсь на покой… Буду выращивать розы вместе с Петуньей, хе-хе… Но теперь я вижу, что ошибся в тебе. Ошибся в своих ожиданиях и мечтах.

Гарри облился ледяным потом во второй раз. Отец недоволен им? Отец сейчас будет его ругать и, может быть, даже накажет?! Как… как Поттера?!

— Сын, — Вернон протянул руку и накрыл широкой ладонью мелко подрагивающую ладошку Гарри, — я растроган до глубины души. Я совсем не умею говорить красиво, это мать у нас мастерица! Эх… Но, сын… Ещё никогда и никем я так не гордился, как тобой. Спасибо тебе, Дадли.

Гарри медленно отмирал. Отец его благодарит? Он не рассержен? Но за что он говорит «спасибо»?

— Когда ты сказал матери, что хочешь выучиться на врача и вылечить мне сердце… — Вернон пожевал губами, подыскивая правильные слова, не преуспел в этом занятии и просто привстал, не выпуская руки Гарри из своей. Растерянный Гарри тоже поднялся, подался вперёд, и они неловко обнялись через стол, едва не опрокинув на пол чайные чашки.

— Мне ещё никто не делал такого подарка, сын… Ещё никто не беспокоился обо мне так сильно, как вы — ты и твоя мать. Я горжусь тем, какая у меня семья… какие у меня вы…

Когда миновала минута приятной неловкости и они снова уселись на свои места, Гарри снова то и дело украдкой вытирал испарину со лба — но это было уже не от страха, а от неимоверного облегчения и радости. Дядя Вернон… то есть, отец… он больше не говорил таких смущающих вещей, а очень строго и серьёзно объяснял Гарри, как важно для него теперь хорошо учиться и завоёвывать правильную репутацию. Врач — это очень, очень серьёзная, очень уважаемая и, не стоит этого скрывать, очень денежная профессия. Люди не станут платить большие деньги за что-то, без чего могут обойтись, но готовы выложить последний грош, если вдруг заболеют и почувствуют ледяное дыхание смерти. Врач — тот вестник надежды, который может спасти захворавшего человека от самого страшного, что только есть в этой жизни. Славный сын Вернона Дурсля, ты же это понимаешь? Гарри усиленно кивал и старательно запоминал всё, что ему втолковывал отец. Потом запишет в свою тетрадку, это ведь так важно!

Насчёт Академии Смелтингс Вернон Дурсль не переменил своего решения. Младшему Дурслю предстояло завершить начальное обучение в школе Святого Грогория и затем перебраться в новую альма-матер. Но вот дальнейшая его судьба теперь связывалась не с Политехническим факультетом Университета Суррея, куда Вернон уже начал прощупывать ходы и выискивать знакомых, связанных с этим достойным учебным заведением. Теперь Дадли Дурсля, по окончании Академии Смелтингс, ожидал Университет Восточной Англии, факультет «Науки о жизни и медицина».

Вернон с таким знанием дела рассказывал Гарри о «направляющем годе», на котором ему помогут подтянуть знания, если он наберёт недостаточно баллов на тестах для сдачи А-Левел, о кампусе в Норвиче — честное слово, как будто отец сам там жил и учился! Гарри периодически забывал подбирать отвисающую челюсть и так и сидел — с горящими глазами и полуоткрытым ртом.

Откуда ж Гарри было знать, что Вернон сам когда-то мечтал стать врачом. Мечтал со всей страстью, со всей искренностью, на которую способны дети — выучиться на доктора и вылечить свою маму. Маму, умершую от сердечной болезни слишком рано, слишком несправедливо — ведь если бы у них тогда было побольше денег, мама бы прожила ещё сколько-то… И, может быть, даже увидела своего внука. И сестре Мардж не пришлось бы в одночасье становиться взрослой, чтобы не пропасть самой и вырастить маленького брата — за что Вернон никогда не перестанет быть ей благодарным. Мда… Как бы сложилась жизнь их всех, если бы то давешнее, огромное и яркое ЖЕЛАНИЕ Вернона Дурсля сбылось?

Но в Верноне Дурсле не было той силы, которая таинственном образом жила в теле Гарри Поттера и досталась теперь Дадли — настоящему Дадли. И потому ЖЕЛАНИЕ осталось только в памяти — смутными сожалениями о несбыточной мечте. Вот почему слова Гарри о намерении выучиться на врача словно подарили Вернону второе дыхание и расправили у него за спиной невидимые крылья. Сын добьётся того, чего не смог добиться отец! А отец, трудяга и настоящий профи в деле добывания денег, поможет своему сыну! Вот она, прекрасная цель, ради которой и стоит трудиться не покладая рук. Да, сэр!

Естественно, Вернон не изрекал этих пафосных фраз и ни словом не обмолвился Гарри о настоящей подоплёке столь резкой перемены своих планов насчёт него. Вернон не любил ныть и жаловаться, и про его нелёгкое детство и рано умершую мать знали только Марджори — потому что прожила эти годы бед и лишений с ним вместе, и немного Петунья — но жене Вернон поведал лишь самую малость, сухие факты, чтобы та была в курсе. Так что излишней красноречивостью и взрывом эмоций Вернон Гарри не поразил. Но и того, о чём они проговорили всё то время, пока не настал момент забирать Петунью с собрания Женского Клуба Садоводов, хватило Гарри, чтобы заполнить новую тетрадку — на этот раз с синей обложкой — почти до середины.

Хорошенько всё обдумав и заново перечитав собственные записи, Гарри вечером того дня поклялся самому себе самой страшной — пиратской! — клятвой, какую только смог придумать. Поклялся в том, что теперь станет самым лучшим учеником в Святом Грогории, вот! И больше никогда — никогда-никогда! — не станет хулиганить, даже если для этого придётся поссориться с друзьями Дадли, перешедшему теперь ему, так сказать, по наследству. Ведь отец очень чётко всё объяснил: что такое деловая репутация, как легко её запятнать и как потом тяжело снова отмыть. А для врача, особенно в маленьком Литтл Уингинге, репутация значит чертовски много! Гарри твёрдо решил (хотя отец и не настаивал на этом), что непременно вернётся домой после университета. И проживёт с родителями всю жизнь! А их жизнь будет долгой-предолгой, уж он-то постарается.

Второй по значимости — и по важности последствий, но Гарри об этом даже не подозревал — разговор состоялся накануне знаменательного дня, дня первой тренировки Гарри в спортивном зале.

Для Гарри — того мальчика, которым он был прежде — не составляло никакого труда в одиночку сбегать до продуктовой лавки, по пути заскочив в бакалею. Но тот факт, что Дадли — которым нынче стал Гарри — обладает теми же познаниями, что и прежний вечный посыльный за мелкими покупками Поттер — стало настоящим откровением для Петуньи Дурсль и вызвало новую волну неясных подозрений и волнений с её стороны. Гарри пришлось изворачиваться изо всех сил, чтобы объяснить, откуда он знает, что мука, сахар и растительное масло не появляются сами собой в кухонных шкафчиках, а их нужно покупать, причём не абы какие, а только строго определённых видов. Гарри придумал целую детективную историю о том, как однажды следил за Поттером вместе с друзьями, как они ходили за ним по пятам, пока тот совершал покупки, и вот так он всё и запомнил — где что лежит и сколько стоит. Когда Петунья спросила, для чего эта слежка понадобилась, Гарри с абсолютно честным видом ответил, что они играли в разведчиков во вражеском стане — а Поттер, сам того не подозревая, исполнял роль главного вражеского интенданта. Петунья умилилась и восхитилась тем, какие, оказывается, сложные вещи знает её умненький мальчик — много ли десятилетних мальчиков имеют представление о том, что питанием в армии заведует интендант?! Лишь после этого импровизированного театрального представления для одного зрителя Гарри был отпущен из дома за покупками — да и то Петунья, вытягивая шею, смотрела ему вслед до тех пор, пока он не скрылся за поворотом.

Дорога до продуктового маркета была знакома Гарри до последнего камушка, и единственное, что отличало его нынешний поход от множества предыдущих — его замечали. Он вежливо здоровался с соседями и ему приветливо махали и кивали в ответ. Когда Гарри был Поттером, он пробегал мимо всех этих почтенных леди и джентльменов, не отрывая взгляда от земли под ногами, и его даже никто не окликал, чтобы спросить, как дела. Странного и нелепого племянника Петуньи Дурсль, одетого в мешковатую одежду, окружающие лишь терпели, стараясь как можно быстрее забыть о нём после недолгих встреч. Но теперь всё переменилось — и Гарри шагал в магазин, высоко подняв голову и выпрямив спину. И это было так здорово! Стояло ясное летнее утро, ещё не навалилась удушливая жара, которая этим летом тяжёлой периной накрывала Литтл Уингинг ближе к полудню. Звонко щебетали птицы на ухоженных плодовых деревьях в аккуратных садиках возле коттеджей, благоухали цветы. Гарри шёл, разглядывая видневшиеся между штакетинами заборчиков клумбы, и с гордостью думал, что таких роз, как на клумбе возле дома номер четыре по Тисовой улице, нигде больше нет. Есть другие, весьма приятные и даже необычных расцветок, но таких крупных, блестящих, источающих дивный аромат больше нет ни у кого! Вот так!

Слишком сильно задирать нос опасно, даже мысленно, чему немедленно получил доказательство Гарри — едва не пропахав носом плитки тротуара. А всё потому, что заглядевшись на чужие клумбы, он перестал смотреть под ноги. И, соответственно, не успел отреагировать на крупного кота, боднувшего его головой под колено и тут же отскочившего назад. Гарри только чудом сохранил равновесие, для чего ему пришлось несколько мгновений отчаянно размахивать руками, словно ополоумевшему ветряку. А кот, совершив диверсию, преспокойно устроился на столбе возле чьей-то калитки и принялся сверлить Гарри пронзительным, чересчур умным для животного взглядом.

— Мистер Лапка! — укоризненно воскликнул Гарри и покачал головой. Конечно же, он моментально узнал кота — ведь именно когти Мистера Лапки чаще всего оставляли длинные болезненные царапины на руках и ногах того, прежнего Гарри Поттера. Кот открыл рот и беззвучно мявкнул, продолжая сверлить Гарри выпуклыми жёлтыми глазищами.

Гарри отшагнул на самый край тротуара, не желая проходить в непосредственной близости от опасного зверя — цапнет ещё! — и тут за его спиной раздался печально знакомый голос.

— Дадли Дурсль! — миссис Фигг торопливо ковыляла к нему, помахивая неизменной клетчатой сумкой, в которой что-то перекатывалось и громыхало. — Тебя-то мне и надо!

«Как странно, — подумал Гарри. — Я её не видел, пока шёл. Как будто этот кот… как будто он позвал её!»

— Здравствуйте, миссис Фигг, — вежливо склонил голову Гарри, хотя на самом деле он бы с удовольствием пожелал этой неприятной леди провалиться куда-нибудь к антиподам в Австралию, а не здравствовать.

— Здравствуй-здравствуй, Дадли, как поживаешь? — глаза старухи обшаривали плотную фигуру Гарри с той же цепкостью и неприязнью, с которой на него смотрел Мистер Лапка.

— Всё хорошо, а как вы?

— Скриплю потихоньку, в мои-то годы если проснёшься утром — уже радость… А куда ты идёшь?

— Мама попросила меня сходить за продуктами.

— Какой хороший мальчик! — фальшиво восхитилась миссис Фигг. Гарри незаметно поморщился — лучше бы пожилая леди продолжала ворчать и бубнить, чем так странно и неприятно улыбаться. Ну ведь ни капли не похоже, что она на самом деле его одобряет, такой злой взгляд! — А как поживает твой кузен? Ты обещал принести мне его адрес, помнишь?

— Я ещё не уточнял адрес Гарри, он же недавно уехал, — Гарри определённо не нравилось, что миссис Фигг не оставляет попыток выведать, куда делся нынешний Гарри Поттер. Что за странный интерес? Помнится, когда Гарри оставляли у неё дома, миссис Фигг совсем не скрывала, что ей это в тягость, и она не прогоняет мальчишку лишь потому, что ей заплатили за услугу — Гарри однажды собственными глазами видел, как тётя Петунья передавала миссис Фигг свёрнутые трубочкой банкноты.

— Ну-ну, уточняй скорее, я очень хочу написать нашему милому Гарри письмо и разузнать, как у него дела!

«Нашему? Милому?!»

— Миссис Фигг, — Гарри решительно шагнул к пожилой леди, заставив ту испуганно замереть на месте. — Гарри не будет рад вашему письму. Он ненавидел бывать у вас дома и ваши коты… — Гарри оглянулся на деревянный столб. Мистер Лапка напрягся и зашипел, распушив усы. — Ваши коты всё время царапали и кусали его, я видел у него раны. Я не знаю, почему родители не попросили приглядывать за Гарри кого-то другого… кто бы не ворчал на него и был бы добрее. Но я точно знаю, что вы ему совсем не нравитесь! И он вам тоже не нравится! Для чего вам его адрес? Даже когда я узнаю, я вам не скажу! И папу с мамой попрошу, чтобы не говорили! Вы его не любите!

— Можно подумать, ваша семейка любит малыша Гарри! — глаза миссис Фигг блеснули таким же опасным жёлтым светом, как глаза Мистера Лапки. Гарри стало страшно. Может, это просто блик от солнца? Ой, нет, у неё на самом деле глаза будто светятся! — Вы его заставляли работать в саду, а ты, дрянной мальчишка, его бил и щипал! Я видела! И твои дружки не отставали, особенно этот паршивый Пирс! Он швырялся камнями в Хохолка! И ты тоже швырялся наверняка! Все вы шпана и хулиганьё!

— А вы… — Гарри было очень, очень страшно. Он не привык препираться со взрослыми, это настоящий Дадли мог перечить даже самому дяде Вернону, даже директору школы! Гарри так не умел. — Оставьте, пожалуйста, Гарри в покое. Он не станет вам отвечать на письмо, даже если вы узнаете его адрес.

— Посмотрим! — миссис Фигг воинственно дёрнула рукой, клетчатая сумка отозвалась жестяным громыханием. — Передай матери, я зайду на днях. Пусть напишет мне адрес Гарри Поттера. Понятно?

— Да, мэм, — пробормотал Гарри, развернулся, и во всю прыть припустил к маркету — подальше от страшной пожилой леди и её кота, умеющих совершенно одинаково по-звериному светить жёлтыми глазами.

Конечно же, Гарри рассказал об этой неприятной встрече Петунье — прямо сразу же, как вернулся домой. И Петунья Дурсль, как и сам Гарри, очень удивилась такому настойчивому интересу миссис Фигг к судьбе её племянника. Только вот выполнить её просьбу — почти что приказ! — они не могли, ведь от Гарри пока что не было вестей, и даже Вернон Дурсль весьма приблизительно знал адрес школы Святого Брутуса. Сделав пометку в своей записной книжке, Петунья выбросила из головы все мысли о странной соседке: у неё была куча своих дел, в которых её милый сыночек собирался ей изо всех сил помогать — и это было удивительно приятно!

Значимость же этой короткой беседы для настоящего Гарри Поттера заключалась в том, что пышущая негодованием миссис Фигг наконец-то дописала письмо, адресованное некоему директору, о котором она бормотала в тот день, когда впервые услышала об отъезде Гарри. Тогда она вернулась домой совершенно разбитая и, позволив себе добавить в чай не одну ложечку успокоительного бальзама, а целых две, улеглась спать намного раньше обычного. Конечно же, и речи не шло о том, чтобы писать письмо столь уважаемому человеку в подобном разобранном состоянии. А на следующее утро выяснилось, что от сильного дождя накануне забился ливневой сток возле её дома. И миссис Фигг провела целый день в мэрии, доказывая любому попавшемуся на глаза чиновнику, что она, как дама преклонного возраста и достойная всяческого уважения жительница Литтл Уингинга, имеет полное право на бесплатную очистку стока. И вовсе не обязана выкладывать солидные деньги для приглашения специальной рабочей бригады. И вообще, у неё там сад заливает, а они тут отсылают её по инстанциям и не чешутся! Добиваться правды и доказывать свои привилегии миссис Фигг умела в совершенстве и делала это с огромным удовольствием — больше этого она, пожалуй, любила только беседовать с Мистером Лапкой и вычёсывать поочерёдно всех своих питомцев. Само собой, после столь насыщенного дня письмо таинственному директору вновь осталось недописанным. А там вдруг Хохолок поутру отказался от еды и нос у него был подозрительно горячим, затем почтальон принёс целый ворох рекламных листовок с очень заманчивыми предложениями купить с огромной скидкой кошачьи консервы и новейшие чудо-пилюли от всех болезней сразу. На улице Глициний школьник врезался на своём велосипеде в новенький соседский автомобиль, а на улице Магнолий датский дог облаял Мистера Тибблса, рванулся с привязи и чуть не сломал штакетник. И каждое происшествие требовало от миссис Фигг непосредственного и живейшего участия в такой степени, что к вечеру она буквально валилась с ног и засыпала раньше, чем успевала накрыться одеялом! Недописанное послание так и валялось на столике в её спальне, забытое между лишённой крышечки чернильницей и связкой странно выглядящих монеток на шнурках.

Ещё одна встреча с Дадли Дурслем и возмутительные слова толстого мальчишки, что-де малыш Гарри не любит ни миссис Фигг, ни её драгоценных котиков пробудили в душе достопочтенной леди всех её спящих демонов. Письмо вышло крайне эмоциональным и даже местами неуважительным, но миссис Фигг не стала менять в нём ни единого слова. Пусть директор узнает, как ревностно она всегда относилась к возложенной на неё величайшей миссии и какую незаслуженную жесточайшую обиду получила вместо благодарности! Да-да, пусть директор всё узнает! Но в далёкий Дорсет и какой-то там Аббакс миссис Арабелла Фигг ехать не согласна. Ни за что! У неё дом! У неё Мистер Тибблс и его опороченная репутация! И Хохолок записан к ветеринару на понедельник! И вообще!

Сторонний наблюдатель, исподтишка следивший за дёргающимся птичьим пером в руке миссис Фигг, вытаращил бы глаза в немом удивлении, проследив, какая участь постигла дописанное послание. Мало того, что желтоватый лист был свёрнут трубкой и перевязан лентой — вместо того, чтобы быть аккуратно сложенным и всунутым в конверт. Так миссис Фигг его, этот свиток, вовсе не понесла на почту, чтобы передать работнице отделения связи или по-простому опустить в почтовый ящик. Нет! Миссис Фигг разожгла камин — в такую-то жару, просто немыслимо! — затолкала необычное письмо в некий тубус, наподобие тех, в которых архитекторы носят начерченные на ватмане проекты, только покороче, и… Нет, вы только подумайте! Написанное с таким старанием и душевным надрывом письмо миссис Фигг, прямо в тубусе, полетело в огонь! В самую жаркую сердцевину необычайно широкого камина! Что за…

Вот тут стороннему наблюдателю самое время вытаращить глаза совсем уж неприлично и замолчать в полном обалдении. Потому что пламя, на мгновение ставшее изумрудно-зелёным, вовсе не сожгло письмо миссис Фигг, а будто бы лизнуло острым вытянутым языком огня, и письмо… исчезло. Вот только что тубус со свитком был тут — и вот его уже нет! И пламя, поплясав ещё мгновение, само собой погасло.

Вот это чудеса…

Разумеется, Гарри остался в полном неведении о написанном миссис Фигг и столь необычным способом отправленном письме. Да он выкинул все мысли о старой кошатнице из головы сразу же после разговора с Петуньей! А между тем именно с этого послания начался новый виток этой в высшей степени странной истории.

Но об этом позже.

Ведь Гарри, проснувшись непозволительно рано утром первого июля, просто размышлял над этими двумя беседами — больше он думал, конечно же, о разговоре с отцом, миссис Фигг просто на минутку всплыла в памяти и тут же исчезла. А стрелки часов тем временем неумолимо подбирались к шести, и приглушённый трезвон будильника из родительской спальни возвестил, что Петунья Дурсль уже поднялась, а значит, Гарри тоже нужно выбираться из постели, умываться, одеваться и впускаться вниз. Ведь с совсем недавних пор они — он и его прекрасная мама Петунья — готовят завтрак вместе! И это — по-настоящему волшебно.

* * *

Вообще-то, Гарри ужасно боялся, что ошибётся дверью или не узнает кого-нибудь из тех людей, которых Большой Дэ не мог не узнать. Но, кажется, в этом плотненьком крепком теле ещё осталось что-то от прежнего Дадли Дурсля: рука безошибочно потянула нужную дверную ручку, а ноги уверенно прошагали к шкафчику с бумажной табличкой «ДД». Ещё дома, разглядывая перед тренировкой свою — свою! — спортивную форму, Гарри увидел, что на футболке аккуратно вышито его имя. А зайдя в раздевалку, Гарри с громадным облегчением увидел, что у всех остальных ребят — были тут и ровесники Гарри, и парни постарше — точно так же на одежде вышиты или просто написаны их имена.

«Привет, Дадли!», «Как дела, Большой Дэ?», «О, Дадли! Ты тоже не уехал на каникулы? Здорово!» — Гарри только и успевал во все стороны вертеть головой и отвечать на обращённые к нему приветствия. Это было удивительно: в школе Дадли боялись и либо торопливо здоровались издали, либо просто сразу убирались с его пути. Гарри это сам видел сотни раз. Только дружки Дадли и ещё кое-кто из прилипал к их хулиганской компании позволяли себе запросто здороваться и болтать с грозным Большим Дэ. А здесь, в спортивном зале, Дадли привечали вполне искренне. И, судя по тому, как ребята кивали и улыбались в ответ на слегка невнятное бормотание Гарри, сам Большой Дэ тут явно был иным, нежели в Святом Грогории — ни с кем не враждовал и не самоутверждался за счёт травли слабаков.

Разве не чудо?

На разминке, которую проводил один из старших ребят, ощущение того, что с Гарри происходит нечто чудесное, усилилось стократно. В школе Гарри терпеть не мог уроки физкультуры: его тогдашняя спортивная форма, как и вся прочая одежда, была ему велика, висевшие мешком штаны так и норовили сползти вниз, а длинные рукава спортивной кофты не давали толком удержать биту — если вдруг затевалась игра в раундерс. Львиную долю этих уроков Гарри пропускал, отсиживаясь где-нибудь в пустом классе или в школьной библиотеке. И закономерно получал самый низкий балл по этому предмету — что служило извечным поводом для насмешек от Большого Дэ и его компании.

Но теперь… Гарри бегал и приседал, отжимался и делал упражнения для пресса — и у него даже не сбивалось дыхание! А когда им раздали скакалки и Гарри принялся прыгать, вслух считая подскоки (нужно было досчитать до ста), подошвы кроссовок Гарри едва касались пола, он, казалось, вот-вот взлетит под потолок! В этом крепком теле было так много сил, что Гарри ни капельки не устал на разминке и был готов ещё несколько часов кряду бегать, прыгать и отжиматься.

Страх, что он ни за что не сможет повторить удары и блоки в схватке с настоящим противником, не оправдался — у Гарри всё получилось даже лучше, чем в ежеутренних «боях с тенью» перед зеркалом. Скорее всего, помогло то, что у своих партнёров по спаррингам Гарри видел не смутно знакомые лица — не ему знакомые, а тому, прежнему Дадли. Всё было куда сложнее и, в общем-то, страшнее: Гарри чудился Дадли Дурсль в каждом новом противнике. Дадли Дурсль щурился и резко двигал руками, облачёнными в боксёрские перчатки, стараясь нанести Гарри сокрушительный удар и выбить его из отобранного обманом тела. Дадли Дурсль ухмылялся, поправляя шлем и принимая классическую стойку. Дадли Дурсль — Гарри видел его повсюду, зеркала в зале множили отражения его лица, и до Гарри лишь спустя несколько мучительно долгих, наполненных страхом секунд доходило, что в зеркалах он видит своё собственное отражение.

Это он — Дадли Дурсль. Это теперь он! А тот, прежний — его тут нет и быть не может. И больше никогда не будет!

Наверное, от этого взрывного коктейля эмоций, в котором перемешались не избытый страх разоблачения и эйфория от появившейся силы и ловкости, Гарри даже не заметил, как пролетело отведённое на тренировку время. Он готов был драться ещё и ещё! У него отлично получалось, старшие его хвалили!

Немного потерявшийся в вихре своих неоднозначных чувств и мыслей, Гарри не обратил внимания на то, что всю тренировку за ним очень пристально наблюдали. И потому непроизвольно вздрогнул, когда со спины на его плечо опустилась чья-то рука.

— Все молодцы, отлично поработали. Аткинс, прекрасно справился, если надумаешь — приходи в офис, оформлю тебя помощником тренера. Всем пока, парни, до среды. А ты, Дурсль, задержись-ка на минутку.

Гарри обернулся так шустро, как только мог. За его спиной стоял ОН — тренер Джейкоб Оуэн, кумир Большого Дэ, судя по подслушанным Гарри разговорам.

* * *

Едва только последний из ребят покинул спортивный зал, тренер кивнул Гарри и спокойно, совершенно буднично проговорил:

— Поможешь тут слегка прибраться? Стюарт отпросился до вечера, а у меня скоро новое занятие.

Гарри понятия не имел, кто такой Стюарт и входит ли в обязанности учеников помогать в уборке спортивного зала, а ещё за ним с минуты на минуту должен был заехать отец, но всё это не играло роли. Ведь ясно же, что тренер Оуэн просто придумал предлог, чтобы задержать Гарри в зале.

И… что? О чём тренер собрался с ним разговаривать?

Что, если у Дадли с тренером были какие-то свои, тайные от окружающих дела? И тренер сейчас задаст какой-нибудь вопрос, на который Гарри точно не знает ответа? В разгорячённой от недавней тренировки голове Гарри цветными сполохами замелькали картинки на тему того, как тренер Оуэн меряет его тяжёлым взглядом и внезапно впечатывает свой огромный кулак прямиком ему в нос. И громко кричит: «Ты не Дадли Дурсль! Ты самозванец! Где настоящий Дадли Дурсль, Гарри Поттер?!» Откуда бы тренеру Оуэну знать имя тощего кузена Дадли, и уж тем более предполагать такой немыслимый с точки зрения нормального человека обмен телами, Гарри не задумывался. Он просто тихо паниковал и машинально собирал разбросанные ребятами боксёрские бинты и бандажи, метко зашвыривая их в корзину, пока тренер придвигал к стенам низкие скамейки и проверял на целостность подвешенные к потолку груши.

Как-то так получилось, что, подобрав очередной завалившийся под скамью бинт, Гарри выпрямился и очутился нос к носу с тренером. Внимательный взгляд серых глаз мистера Оуэна заставил Гарри вздрогнуть и вытянуться в струнку — ему показалось, что тренер смотрит на него с некоей угрозой. Как тот страшный кот миссис Фигг!

— Для чего ты учишься боксу, Дурсль? — тренер опустился на скамью и похлопал ладонью рядом с собой, предлагая Гарри тоже присесть. Тому волей-неволей пришлось подчиниться, хотя больше всего на свете Гарри мечтал не сидеть так близко к мистеру Оуэну, а оказаться где-нибудь подальше. Например, на крыше спортивного зала. Получилось ведь тогда с крышей школьной столовой! Но возможность исполнить ЖЕЛАНИЕ теперь принадлежала настоящему Дадли Дурслю, и тот наверняка скоро во всём разберётся, и вот тогда…

— Я хочу защищать себя и свою семью, сэр! — Гарри снова чувствовал внутри себя ту безудержную адреналиновую волну, которая его несла во время разговора с тётей Петуньей… с мамой. «Правда всегда всплывёт», — говорил старый пират в книжке, которую Гарри уже прочитал до конца и даже перечитал заново некоторые главы. «Правда… всегда… побеждает!» — это уже придумал сам Гарри. «Говори правду только проверенным людям, а если не доверяешь — просто молчи», — так учил отец. Тренеру Оуэну ведь можно доверять?

— Просто защищать? И тебе не хочется побеждать на ринге, получать награды? Не хочется однажды стать олимпийским чемпионом? — тренер Оуэн слегка улыбался, задавая вопрос, но взгляд его оставался по-прежнему внимательным и строгим.

Это был очень серьёзный вопрос. Гарри ещё никогда никого не побеждал. Ни одного раза в жизни. Да он даже никогда ни в каких соревнованиях не участвовал! В школе всё время проводились какие-то состязания — на лучшую скорость чтения, на лучший рисунок, на то, кто больше соберёт наклеек для карты летних каникул. Учитель по физкультуре вечно заставлял их соревноваться — кто быстрее пробежит или дальше прыгнет. Но Гарри Поттер, худой заморыш в замотанных скотчем очках, никогда, ни единого разу не поднимал руку, чтобы заявить о том, что хочет принять участие хоть в чём-нибудь.

Ни одного разу. Никогда… Он даже не думал, что может… победить!

— Мне… — Гарри сглотнул, унимая волнение, и встал со скамьи — потому что говорить о подобном сидя казалось кощунством. — Мне очень хочется, сэр! Я хочу… я хочу побеждать на ринге! И стать чемпионом!

Отец будет им гордиться. Мама… мама, конечно же, будет переживать, но и гордиться тоже будет. Про него станут говорить в школе, и, может быть, даже повесят табличку с его именем в школьном музее славы — Гарри как-то заглядывал туда, таблички таинственно мерцали золотыми буквами и смотрелись очень красиво. Он сможет сделать это! Он сможет доказать! Доказать всем! Всему миру!

Он сможет доказать всему миру, что он сильный. Что он — настоящий Дадли Дурсль. И у него есть семья, которая им гордится. И никто у него этого не отберёт! Никогда!

— Хороший настрой, — тренер Оуэн тоже поднялся со скамьи и взглянул на Гарри сверху вниз — настолько велика была их разница в росте. Но Гарри больше не чувствовал угрозы во внимательном взгляде серых глаз. — Ты сегодня отлично поработал, Дадли. С тобой что-то случилось, похоже? Можешь не рассказывать, если это личное. Да и не надо мне знать больше, чем я сам вижу. Но с таким настроем ты точно станешь победителем.

— Да, сэр! — Гарри бесстрашно смотрел на тренера и сам верил в то, что он уже — победитель.

— Я меняю график твоих тренировок. Будешь приходить каждый день всё лето. В конце августа Университет Суррея проводит региональные любительские тренировки для школьников от десяти до четырнадцати лет. И юниорские соревнования для тех, кому уже исполнилось пятнадцать. От нашего клуба поедете от младших — ты, а от старших — Аткинс. Как, Дадли Дурсль, — справишься?

— Да, сэр! — от звонкого голоса Гарри по всему залу прокатилось такое же звонкое эхо. И солнечный луч, проникший через широкое, слегка пыльное окно зала, задержался на мгновение на груди у Гарри золотым пятном — как будто там уже висела на широкой разноцветной ленте чемпионская золотая медаль.

На этом моменте мы покамест и попрощаемся с Гарри Поттером — потому что не он является самым главным героем этой в высшей степени странной, загадочной и увлекательной истории. Но это не значит, что мы больше не встретимся с ним: настанет день, и Гарри Поттеру придётся уже всерьёз доказывать, что он достоин своей новой счастливой и интересной жизни, а тем паче — своей новой любящей семьи.

А пока что, невольные и глубокоуважаемые незримые свидетели этих событий, нас ждёт настоящий Дадли Дурсль, именуемый отныне Джеем в стае Брэдли Кеннарда и Гарри Поттером — в классном журнале класса «А-бис» школы Святого Брутуса, Сарн Аббакс, графство Дорсет.