Настоящий Человек (джен)

— ...и потому каюсь: искушение прельстило меня, плоть моя слаба, сердце моё поддалось соблазну, но Ты, в Своей милости, сохранил меня. Прости, что я ходил по столь тонкой грани. Укрепи меня Твоим Святым Словом, дабы в следующий раз я устоял. Огради меня от дьявола, мира и моей греховной плоти, как учит Мартин Лютер в шестой просьбе Молитвы Господней: «И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого». Молюсь.

Мой голос был едва слышен, слова из меня выходили с почти тихим шёпотом. Я стоял на коленях у небольшого костра, сцепив пальцы перед лицом, и всю ночь исповедовался, каялся и повторял все молитвы, какие только мог вспомнить.

Это было бездумное — и к тому же пустое — занятие. Чтобы покаяться, нужно сожалеть о содеянном. Умом я, конечно, сожалею, что едва не убил тех двоих, ведь это была бы ошибка. Просчёт, который мог бы повлечь за собой и мою собственную гибель.

Но в душе я не чувствовал ничего.

И потому мне казалось, что моё покаяние это пустой жест в глазах Бога. Или всё же нет? В иные дни я ощущал это всем своим существом — укол гнева от того, что, увы, не могу поговорить со священником, с тем, кто глубоко изучал Писание и знает не только святую книгу, но и её толкования, споры и разговоры вокруг неё и её послания.

Однако я уже давно привык к тому, что в этом мире никто не знает Слова Господня так, как знаю его я. Так что бесполезно гневаться на реальность.

Лучшее, что я мог сделать, это провести всю ночь в молитве, полностью погрузив в неё сознание. Думать только о том, какие ещё слова поклонения я могу вознести Господу.

— ...Огради и сохрани меня, Господи, дабы ни дьявол, ни мир, ни моя греховная плоть не прельстили меня и не ввели в постыдный грех. Укрепи меня помнить Твоё Слово и стоять твёрдо, как Христос, и не давать места искусителю.

— Аминь, — наконец произнёс я и открыл глаза.

Какое-то время я просто сидел у костра, бездумно глядя в серое небо.

Уже вставало солнце.

Я не чувствовал ничего, кроме усталости. В каком-то смысле это был прогресс. Я не слишком терзался сомнениями из-за случившегося на болотах — не настолько, насколько, я знаю, должен бы... нет, не так.

Не настолько, насколько должен был человек. Моё собственное сожаление всё ещё отличало меня от большинства демонов.

После той встречи во мне остались странное отвращение, растерянность и злость. Вероятно, оттого, что привычная мне картина мира столкнулась с пережитым опытом.

Я не ожидал, что ко мне проявят милость после того, как узнают, кто я такой.

Вероятно, это и вызвало во мне злость и смятение. Возможно, меня оттолкнула нелогичность их поведения.

— Но меняет ли это что-нибудь? — вопросил я у себя, глядя на небо сквозь кроны деревьев.

Нет, не думаю. Даже с этим подтверждением я не стану обманывать людей, внушая им, будто рядом со мной безопасно. Это не так, не в моём нынешнем состоянии. Я не стану пытаться влиться в их общество.

Моё душевное состояние хрупко — я знаю это лучше кого-либо. Я не хочу разочаровываться в человечестве, потому что это может заставить меня усомниться в моей цели, которой я намерен посвятить десятилетия, а то и века. Цели вернуть себе человечность.

Если я начну сомневаться в цели так рано, я могу всё бросить.

И тогда у меня останется лишь это жалкое, пустое существование.

Есть миллиарды способов прожить эту жизнь с наслаждением. И ещё больше тех, в которых моё новое тело нашло бы удовлетворение.

Меня удерживали лишь две вещи: мой разум, который по-прежнему видел во всех этих путях лишь ложь и разрушение, ведущие в никуда...

...и моя гордость. Потому что я не мог оценивать жизнь демона иначе, как жизнь зверя. Жизнь низкую и бессмысленную.

Ирония в том, что, будучи человеком, я никогда не стремился к величию. Но теперь, став демоном, я не остановлюсь ни перед чем, чтобы его добиться. По-своему.

Меня бесило, что я едва не убил тех людей. Я могу сколько угодно повторять себе, что это сработал инстинкт демона — так оно и было. Но всё равно это моё тело изготовилось к атаке. Это мой разум набросал контуры заклинания, которое я едва не высвободил.

Я испугался — и почти прибегнул к смертоносному насилию. Вот в чём корень проблемы.

Как бы ни были скованы мои чувства, решение всё равно принимал я — и на какой-то миг я выбрал убийство.

Почему? Я испугался...

— Ясно.

Это было не внезапное прозрение — скорее, усталость позволила взглянуть на всё под иным углом. С тех пор как я попал в этот мир, я встретил немало чудовищ. Я чувствовал страх, но без труда направлял его в полезную для боя агрессию. Это получалось инстинктивно.

Но именно так я и поступал всё это время. Я боялся — и бил изо всех сил. Разум, тело, инстинкты, всё во мне работало в унисон, чтобы выйти из боя победителем.

В бою не было конфликта между человеком и демоном. В бою я был целостен.

А вне его я не знал, как иначе справляться с таким страхом.

Это означало, что, столкнувшись с ситуацией, где мне было по-настоящему страшно... я подсознательно знал лишь один способ справиться с этой эмоцией.

Я атаковал бы не потому, что таков был взвешенный выбор.

— Я едва не ударил первым, потому что я трус, — заключил я, кивая самому себе.

Это имело смысл. С этим можно было работать. Если проблема в том, что подсознание толкает меня справляться со страхом единственным проверенным способом...

...я могу попробовать себя выдрессировать.

Демоны лишены многих эмоций, но с распознаванием закономерностей у нас всё в порядке.

Я улыбнулся; со стороны, должно быть, это была умиротворённая улыбка.

В конце концов, это так элементарно, что я удивился, как не додумался раньше: если зверь ведёт себя неправильно, с ним не договариваются. Его просто отучают от дурной привычки.

* * *

В другом месте

— ...Дважды кланяемся в приветствии,

Дважды, хлопком ладоней или звоном колокола, зовём Твоё имя,

И снова, в благодарности, мы склоняемся.

Так вера наша обретает форму, а надежда — голос.

Во имя Источника Творения молимся. Хвала!

Гансельн и Глюк стояли бок о бок у небольшой церквушки, среди дюжины-другой ранних прихожан, тихо повторявших священную молитву.

Короткая служба почти закончилась, и большинство работяг, оживлённо болтая, уже расходились по своим делам.

Для большинства утренняя молитва была делом настолько обыденным, настолько вплетённым в уклад жизни, что неподалёку уже вовсю ругались строители, по-дружески перебраниваясь.

Слова молитвы произносились машинально, и сразу после неё люди возвращались к повседневным заботам.

— Спасибо, что пришла со мной, — мягко сказал Гансельн, держа за руку свою будущую жену.

— Пустяки, — ответила она, но он заметил, как она отвела взгляд. — Просто я давно здесь не была, вот и всё.

Гансельн знал: Глюк не была набожной. И он не мог её за это винить. Не после той доли, что ей выпала.

Родилась в раздираемом войной краю, фактически выросла в разбойничьем таборе, видела, как дружина местного лорда стёрла этот табор с лица земли, когда она была ещё подростком... а затем была единственная работа, которую она знала: и компания наёмников приняла её в свои ряды.

— Всё равно спасибо, — он снова мягко коснулся её плеча, улыбаясь. Отчасти чтобы поблагодарить за чуткость, да, но ещё и потому, что его сердце таяло, когда эта женщина так смущалась от его искренности.

Это была его тайная слабость, в которой он никогда бы не признался вслух.

— Правда, пустяки, — мило упрямилась она, потирая щёку и снова уводя взгляд в сторону, будто увидела там нечто чрезвычайно интересное. — Люди ведь так и делают, верно? — неуверенно спросила она, и Гансельн чувствовал, что вопрос был обращён не к нему. — Собираются тут каждое утро, произносят нужные слова и... просто живут дальше. Не оглядываясь...

Гансельн проследил за её взглядом и увидел мать, которая отчитывала двух виновато топчущихся мальчишек лет десяти.

— Мы никогда об этом не говорили, но мне стало любопытно, — произнёс он спустя мгновение, ловя взгляд прекрасных глаз Глюк, когда она снова посмотрела на него. — Почему ты не веришь в Богиню? В нашем деле большинство всё-таки верят.

Глюк была очень выразительной. Он любил это в ней. И он увидел, как её лицо стало задумчивым, когда она снова отвела взгляд.

— Люди верят в то, во что им хочется верить, наверное, — неловко ответила она спустя паузу. Ей всегда с трудом давались разговоры о чувствах, и оттого, когда она всё же говорила, это звучало особенно искренне. За это Гансельн любил её ещё сильнее. — Тем, кто постоянно рискует жизнью, хочется верить, что есть рай, верно? Место, где можно снова встретить близких и... ну, вроде как продолжать жить.

Он понял, что она сбилась с мысли и смутилась из-за своей формулировки, поэтому, как всегда, просто крепче сжал её руку, давая ей время и пространство собраться с мыслями. Она сжала его руку в ответ; он знал, что это знак благодарности.

— Но я просто не могла поверить, что существует кто-то настолько добрый, могущественный и мудрый, как Богиня... а вокруг нас всё так... ну...

— Я понимаю, — тихо сказал он, и когда она взглянула на него, словно боясь осуждения, то встретила лишь его тёплую, широкую улыбку. — Мир не всегда самое приятное место.

Он вспомнил, как они познакомились. В охваченных войной Центральных землях он, в числе других рыцарей и наёмников, был нанят одной стороной, а она — другой.

Произошла битва. За какой-то город... хоть убей, он не вспомнит сейчас, какой.

В тот раз его сторона одержала победу. Они брали пленных; она оказалась среди них — измученная и избитая, придавленная к земле павшей лошадью. В тот день Гансельну пришлось сражаться плечом к плечу с отрядом отъявленных головорезов — верный знак отчаяния и скупости его нанимателя. Их представление о пленных было таким: мужчин убивать, а с женщинами... поступать по-своему. Он узнал об этом, только когда бой закончился, и эти ублюдки пошли резать глотки сдавшимся.

Это было чудовищно даже для наёмников. Обычно за пленных выплачивали выкуп; для одних это был способ заработать, для других — вернуться домой живыми. Но та банда головорезов так не поступала. Насколько понял Гансельн, это было что-то личное, давняя вражда между двумя наёмничьими компаниями.

Гансельн и сам был наёмным мечом, это правда. Его отец, не в силах прокормить лишний рот, в пятнадцать лет дал ему лишь хороший меч и доспехи и отправил искать славы и денег... но воспитан он был как рыцарь и не мог мириться с подобной жестокостью.

Именно он защитил Глюк, забрав её вместо своей доли добычи, и позаботился о её безопасности и удобстве, пока их не отправили в ближайший город. Он был так галантен, как только мог; честь не позволяла ему быть жестоким с женщиной, даже если формально она была вражеской пленницей.

Как-то так вышло, что за те дни, пока она была его «пленницей», между ними возникла взаимная симпатия. А когда одна из многочисленных стычек с его «товарищами» из-за Глюк дошла до крайней точки, ему пришлось убить двоих и бежать вместе с ней.

Он стал дезертиром.

Это был один из самых запутанных и страшных дней в его жизни. За участие в той войне ему обещали землю, а он всё бросил.

Оглядываясь назад, он бы поступил так же, не раздумывая ни секунды.

— Да, именно, — тихо сказала она, вероятно, снова краснея и отводя взгляд. — Я просто не могла поверить в тот рай, о котором проповедуют священники, — неубедительно закончила она, покачав головой.

Но на её губах появилась лёгкая улыбка, и Гансельн заметил, как её рука легла ей на живот.

— Но знаешь, может, во всём этом и правда что-то есть... Я пока не могу поверить в прекрасный мир, созданный для нас Богиней Творения, и всё же... — она подняла на него глаза и расплылась в сияющей улыбке, и у Гансельна ёкнуло сердце. — Но я чертовски хочу в это верить!

Гансельн не удержался и улыбнулся в ответ. Глюк умела заражать своим настроением.

— Думаю, помочь тебе в этом мой долг.

Некоторое время они просто смотрели друг другу в глаза.

— В чём именно? Помогать девицам предаваться самообману? — хмыкнула она.

— Девицам? — переспросил он, приподняв бровь.

Она покраснела.

— М-может, уже и не девица... но важна ведь сама мысль!

Он не удержался и рассмеялся.

Спустя мгновение хихикнула и она.

* * *

Месяц спустя

Я действую по устаревшим сведениям, вдруг понял я.

Было несколько признаков того, что место моего назначения окажется не тем, каким я его ожидал.

Штурмкам являлся отдельной вершиной в небольшом горном хребте на северо‑западной окраине Центральных земель. Хотя скорее западной, чем северной. Этот хребет хоть и невелик, но на редкость коварен. Шахты в его доступной части давно иссякли, а некоторые долины, по слухам, так и остались неисследованными. В частности, Штурмкамская долина, лежащая в самой глубине хребта, должна была быть довольно просторной.

Почему такие места не исследованы? Потому что они кишат чудовищами, разумеется, иначе я бы и не счёл это место подходящим для логова.

Информация у меня была многолетней давности, как и небольшая карта местности. Однако, приблизившись, я сразу заметил... несоответствия.

Во-первых, дороги. Ухоженные, мощёные камнем и довольно широкие — по меркам этого мира роскошь. Это означало, что кто-то нанял магов и держит их на жаловании для таких работ. Конечно, дороги можно строить и без магии, но это просто не так выгодно.

Во-вторых, сама дорога. С тех пор как я на неё ступил и углубился в горы, на меня не напало ни одно чудовище, достойное упоминания. И эта дорога, которой не было ни на одной из моих карт, вела всё дальше в горный массив, ровно туда, куда мне и было нужно.

И я пошёл по ней.

Дорога вилась всё выше в горы, и с каждым поворотом появлялось всё больше мелких деталей, указывающих на то, что это не заброшенная глушь, которую я ожидал увидеть. Грязные участки были посыпаны свежим гравием — кто-то явно поддерживал дорогу после недавних дождей.

Через равные промежутки стали появляться каменные вехи, чистые ото мха и следов выветривания, которые за десятилетия должны были их сточить. Высеченные на них знаки были чёткими, явно недавно обновлёнными, и отмечали расстояние на знакомом мне языке... а ниже шла надпись на языке, которого я не знал.

Какая-то странная руническая вязь. Текста было слишком мало, чтобы моя демоническая способность к пониманию языков смогла за что-то зацепиться.

Там, где на моих старых картах значились коварные серпантины через кишащие чудовищами ущелья, я обнаружил череду добротно спроектированных мостов. Их каменная кладка была прочной, современной, построенной на века и способной выдержать тяжёлые грузы. Подходы к ним были срезаны и укреплены, создавая пологие уклоны там, где должны были быть опасные подъёмы.

Но красноречивее всего были деревья. Вместо диких, искривлённых зарослей, какие ожидаешь увидеть в нетронутой долине, на многих были видны следы выборочной вырубки. Склоны были усеяны пнями с аккуратными, ровными срезами. Молодые деревья поощряли расти в определённом порядке, создавая естественные ветрозащитные полосы и обеспечивая хороший обзор вдоль дороги. Это определённо была не работа нескольких крестьян из окрестных деревень; здесь чувствовались вложенные ресурсы и время.

Спустя день пути, когда я наконец одолел очередной подъём... я увидел долину.

Это несомненно была Штурмкамская долина. Широкая река разделяла её, и она была полностью окружена горами. Самая высокая из них, сам Штурмкам, зловеще нависала над ней.

Дорога сразу уходила на юг, не спускаясь в долину, и я понял почему. Там дымили трубы, и смутно виднелись очертания внешних стен довольно крупного поселения.

На мгновение я застыл, чувствуя глухую злость.

Как — и почему — люди умудрились всего за несколько десятилетий воздвигнуть здесь целую цивилизацию?!

* * *

Ниже следуют избранные записи из дневника

...таким образом, мне удалось соорудить рабочую удочку, хоть и не без посторонней помощи. Не уверен, стоили ли усилия того.

К слову о напрасных усилиях: сегодня я посетил город с оригинальным названием Штурмкам. Или, вернее, Шахтёрский Город Штурмкам.

Неделю я наблюдал за ним издалека и записал, что он не так велик и развит, как я опасался. Оказалось, я не ошибся в своей оценке.

Сам городок был относительно невелик и только начинал обзаводиться укреплениями. Мне сказали, что он до сих пор страдает от периодических нападений монстров, поэтому здесь наготове держат постоянный отряд авантюристов.

Впервые на моей памяти меня обыскали по-настоящему тщательно. Якобы несколько лет назад в этом горном хребте видели демона. Я был рад, что спилил рога перед тем, как отправиться в город.

Ситуация в городе была довольно интересной. По-видимому, эта горная долина поставляла много драгоценной руды для Древней Империи. Однако со временем шахты действительно истощились. Тем не менее, значительное число дворфов продолжало жить в этом районе.

В конце концов, несколько десятилетий назад эти дворфы случайно обнаружили большое месторождение Зильберхерца. Признаюсь, я не очень силён в металлургии этого мира, но его описали как «разновидность серебра, которая лучше проводит магию». Я не был уверен, был ли это аналог какого-то металла с Земли или чисто магическое образование.

В любом случае, я поищу книги на эту тему; любопытно изучить этот вопрос.

Так вот, я отвлёкся. Дворфы обнаружили металл и начали строить шахту. Возвели первый шахтёрский городок и проложили горные тропы для продажи добытого. Новости разошлись, и местный лорд решил вложить средства в строительство новых дорог и укреплений, а также в расширение шахты, что и произошло лет пять назад. Отсюда и то, что я наблюдал по дороге сюда и в самой долине.

Сегодня Штурмкам всё ещё медленно расширяется, и это смешанный город людей и дворфов. Удивительно, но расовых трений здесь меньше, чем с вейкинцами; по крайней мере, таких я пока не заметил.

Как бы то ни было, сегодня мне придётся остаться в городе. Не по своей воле, а потому что сегодня здесь, оказывается, праздник, и покинуть город сложнее, чем я предполагал. В основном из-за всех защитных мер, которые приняли люди.

Я пишу это в таверне, хотя не планирую снимать комнату. Я уйду рано утром и не могу позволить себе заснуть со спиленными рогами, иначе рискую тем, что они частично отрастут.

Что касается окрестностей, я их немного исследовал.

Сама долина по большей части оставалась дикой глушью, а соседние долины были ещё хуже, так как некоторые монстры, напуганные близким присутствием цивилизации, переселились туда. Другими словами, хотя это место оказалось не таким, каким я его себе представлял, и не идеальным из-за близости людей, при некоторой удаче я всё же смогу проводить здесь свои исследования.

Ради уединения мне, вероятно, придётся строить своё логово далеко в диких землях. После Тифхольца, со всем моим опытом, основать там свою территорию не должно быть слишком сложно, но я думаю, это всё равно будет титанический труд.

Демон, замеченный в этом районе годы назад, меня не слишком беспокоит. Насколько я понимаю свой вид, мы постоянно кочуем, и вряд ли тот всё ещё здесь.

На этом я прерву свои мысли; мне пора уходить из таверны. Становится слишком шумно и людно.

* * *

...Выйдя из таверны и лавируя между подвыпившими людьми, я смог перевести дух лишь в десяти метрах от входа в заведение. Вокруг собралась толпа ликующих людей; это начинало... действовать мне на нервы.

Я позволил себе глубоко вдохнуть.

Жест был довольно бессмысленным и не особо помог.

Со спиленными рогами я испытывал постоянную боль. Обычно она спадала до назойливого, но всегда ощутимого гула, но иногда усиливалась до поистине мучительной. У меня под волосами была повязка, прикрывающая макушку, чтобы волосы не щекотали обнажённую кость у основания рогов, но приступы боли накатывали и без всякого раздражения обрубков.

Вероятно, фантомные ощущения.

Хотя для демона внешнее проявление боли скорее вопрос выбора, это вовсе не значит, что я её не чувствую. Или что моя выдержка и сила воли позволяют мне переносить её с лёгкостью. Мне всегда требовалось время, чтобы настроиться на то, чтобы спилить рога, и лишь необходимость заставляла меня делать это снова и снова.

Боль всё-таки очень мерзкая штука. Я всегда хотел испытывать её как можно реже, поэтому посещал людские поселения только при крайней необходимости и как можно короче, чтобы успеть регенерировать и поскорее прийти в норму.

Этот случай был оправдан — мне нужно было узнать о положении дел в регионе, но застрять в городе на целую ночь было уже слишком.

Я и не заметил, как забредал всё глубже и глубже в город. Я проходил мимо оживлённых улиц со счастливыми семьями, мимо небольших ярмарочных палаток, мимо фонарей и маленьких костров, церемониально зажжённых на улицах.

Я шёл всё дальше, приближаясь к нависающей горе, и в конце концов начал видеть складские помещения и промышленный район. Там всё ещё были люди, поэтому я пошёл дальше, к закрытому руднику.

Я остановился, огляделся и заметил тропу, ведущую вверх по горе. Весь шахтёрский городок был обнесён стеной, однако широкий склон Штурмкама служил тому одним из оборонительных рубежей. Я мог видеть и чуять там наверху сторожевой пост; вероятно, с него просматривался весь город.

Я также увидел горную тропу, ведущую вверх. После недолгого колебания я решил подняться по ней.

Если повезёт, мне всё же удастся уйти сегодня ночью, при условии, что на вершине этой естественной стены найдётся приличный спуск в долину, за пределы городских стен.

Подъём оказался круче, чем я ожидал, но моя демоническая выносливость позволила справиться с ним, несмотря на постоянную пульсирующую боль от спиленных рогов. С каждым шагом вверх шум и веселье внизу стихали, и это приносило мне некоторое облегчение.

Когда я наконец достиг удобной смотровой площадки на скалистом выступе, я остановился и посмотрел вниз.

Праздничные огни внизу создавали яркое свечение, которое мешало разглядеть что-либо за пределами города. Фонари и костры образовывали яркие оранжевые и жёлтые пятнышки света, их интенсивность скрывала более тонкие детали окружающей темноты. Моему взгляду, хоть и острому, да ещё и с бессознательно наложенным на глаза усилением, такой контраст был неприятен.

С этого ракурса планировка города была видна лучше. Старый дворфский квартал у входа в шахту отличался более компактной, методичной застройкой: прямоугольные блоки крепких зданий с, по-видимому, общими дворами. Человеческие же районы более хаотично расползались к меньшему притоку местной реки, следуя менее строгим линиям.

С этой высоты люди внизу казались маленькими движущимися фигурками. Я мог наблюдать за их поведением, не раздражаясь от прямого взаимодействия. Мне, в любом случае, во время подъёма делать было больше нечего.

Вокруг больших костров там кучковались тесные группы, их движения напоминали танцы или какое-то организованное празднование. Другие группы более целенаправленно перемещались между тем, что я счёл харчевнями и временными постройками, возведёнными для фестиваля.

На главной улице было особенно оживлённо. Постоянный поток людей двигался по ней туда и обратно, время от времени образуя заторы, вероятно, там, где располагались популярные аттракционы или торговцы.

Дети, которых можно было узнать по меньшему росту и более хаотичным движениям, сновали между взрослыми. Некоторые, казалось, несли фонарики или другие фестивальные атрибуты.

Возле того, что выглядело как центральная площадь города, собралась большая толпа. Люди там двигались более синхронно, возможно, это был какой-то групповой танец или ритуальное действо. На мгновение я задумался, было ли это традиционным событием или спонтанным. Судя по тому, что, проходя по городу, я смутно слышал оттуда музыку, скорее всего, это было запланированное мероприятие.

С моей высоты была видна и стража. Их патрули с равными интервалами обходили город по периметру. В отличие от обычных городских стражников, эти больше походили на ополчение, вперемешку с авантюристами. Я бы предположил, что это охотники и шахтёры, которым сегодня выпало нести караульную службу.

Наконец, я дошёл до конца тропы.

Наверху естественная «четвёртая стена» города Штурмкам представляла собой довольно широкую, относительно плоскую площадку. С некоторой растительностью, но и с множеством камней. Здесь также было небольшое укреплённое строение, вероятно, сторожевая караулка для стражи, с крупным колоколом, наверняка сигнальным.

Я также заметил укрепление, построенное на вершине утёса; казалось, оно было предназначено для предотвращения оползней и лавин. Днём я видел подобные защитные сооружения и выше на горе, построенные, судя по тому, что они были сложены из каменных блоков без видимых швов, магами.

Если стража и была на месте, то, судя по доносившемуся оттуда смеху и свету в бойницах приземистого здания, они отсиживались в своём маленьком форпосте.

Я не стал долго любоваться пейзажем и сразу же прошёл по длинной платформе, пытаясь найти какой-нибудь спуск.

Ничего не было. Скала была почти отвесной; падение с такой высоты убило бы меня. А попытка спуститься по ней была смертельно опасной; один неверный шаг, и даже моя демоническая конституция могла не выдержать падения. Не с острыми камнями, усеявшими землю внизу.

— А ты любопытный, я гляжу.

Голос за спиной не заставил меня вздрогнуть или замереть, однако он застал меня врасплох, когда я шёл по краю, осторожно глядя вниз.

Одним плавным движением я обернулся, поднимая посох и готовясь защищаться.

— Спокойно, — сказал мужчина, когда я его увидел, и поднял одну жилистую руку в примирительном жесте.

Это был дворф. Скрытый плащом, который, казалось, сливался с окружающими камнями, он сидел так, что я прошёл прямо мимо него.

Внутри меня на мгновение вспыхнул иррациональный гнев. Я не почувствовал его, потому что мои рога были спилены, и моя чувствительность упала до уровня обычного человеческого мага.

Теперь, сосредоточившись, я его ощутил. Он был довольно силён. Но судя по его телосложению и этому зачарованному топору... нет, не просто зачарованному, металл тоже был особенным. В любом случае, передо мной явно был воин.

— Вреда я тебе не желаю. Просто любопытно, чего это новая физиономия вынюхивает у верхней стены, — произнёс дворф.

Дворф был коренастым и широкоплечим, с толстыми руками и бочкообразной грудью. Его борода была тёмно-рыжей, заплетённой и украшенной маленькими железными кольцами, которые тихонько звенели при движении. Глаза у него были тёмные, почти чёрные, и он смотрел на меня с пристальным вниманием, хотя и без нажима. В его позе пока не было ничего агрессивного.

На нём был упомянутый тяжёлый плащ. Под ним я видел кожаную броню, усиленную металлическими пластинами на груди и плечах. Его сапоги были на толстой подошве и сильно поношены, явно сделанные для горной местности. На широком поясе у него висели различные мешочки и инструменты, хотя в тусклом свете я не мог разобрать их назначение.

Топор в его руках определённо был выкован из Зильберхерца. Металл имел тот характерный серебряный блеск, который я видел на товарах, продаваемых торговцами в городе. Оружие было явно сделано для кого-то его роста и телосложения, с рукоятью, пропорциональной его коротким рукам, и достаточно тяжёлым лезвием, чтобы выжимать максимум из его природной силы

Его руки были покрыты шрамами и огрубели так, как я, кажется, никогда не видел. Не думаю, что за обе свои жизни я встречал человека с такими руками.

Он сидел и наблюдал за мной. Место он выбрал удачно, с видом и на город, и на долину за его стенами.

То, что я не почувствовал его магически и не увидел, это одно, но я его и не услышал, и не унюхал. Для обоих случаев причиной, скорее всего, был ветер, который здесь был довольно сильным.

— Я хотел узнать, нет ли здесь дорог вниз, — объяснил я через мгновение, опуская посох. — Этот участок стены показался мне наименее защищённым, да и при таком шуме обычно тянет монстров.

Дворф хмыкнул.

— Большинство из них мы вычистили неделю назад. Снаружи на эту скалу не взобраться, нанятые маги постарались. Потому-то мы здесь и шахту заложили, её так удобнее оборонять, — ответил он, изучая меня. — Не припомню, чтобы я тебя здесь раньше видывал.

Я склонил голову в знак согласия.

— И не смог бы, — ответил я, глядя на город внизу. — Я только сегодня прибыл. Я Альберт, маг.

— Диковинное имечко, — сказал он в свою густую бороду. — А я Берг, воин.

Я кивнул.

Этот разговор уже начинал меня раздражать. Не из-за какой-то личной неприязни к дворфу; наоборот, его объяснение, почему нет дорог вниз, уже расположило меня к нему. Но боль делала меня дёрганым, а нрав — вспыльчивым.

Я знал, что пока не могу уйти. Я понимал, как должны работать социальные взаимодействия; просто сказать «мне пора» или, того хуже, развернуться молча — значило бы выглядеть подозрительно. Потому-то я промолчал, собираясь с мыслями и внутренне готовясь держать себя в руках.

К моему удивлению, молчание затянулось. Я смотрел на город внизу, но даже так слышал, как Берг слегка пошевелился — звякнул металл на его одежде.

— Ты авантюрист? — спросил он после нескольких минут молчания.

— Нет, — просто ответил я. — Я исследователь. Изучаю редких монстров.

Дворф снова хмыкнул. Обычно я бы удивился, как я ухитряюсь считывать в этом хмыке и признание, и лёгкое одобрение, но сейчас я был не в форме, да и демоническая «социальная чуйка» давно вошла в привычку.

— Таких в этих краях хватает, — наконец медленно произнёс он.

И снова на несколько минут воцарилась тишина. Я услышал, как он снова пошевелился за моей спиной. Что-то звякнуло.

Внезапно я услышал звук льющейся жидкости и резкий смрад алкоголя.

Я обернулся и увидел, что дворф наполняет... кружку. Каким-то алкогольным напитком. Похоже, он сидел на небольшом бочонке.

Будь я человеком, мои брови, вероятно, уползли бы на лоб — настолько я озадачился.

— Ты разве не в дозоре? — спросил я, чувствуя раздражение от такой халатности.

Дворф моргнул, взглянув на меня.

— А как же. Это же просто эль, — сказал он, как будто это всё объясняло. — Пока это бочонок-другой, он меня только согреет.

Как демон, я знал, как пахнет пиво. Это же пахло скорее чистым спиртом. Таким лошадь можно было бы уложить одним стаканом.

Дворф истолковал моё молчание и долгий взгляд по-своему.

— Если хочешь кружку, у меня запасная есть тут, — сказал он, показывая на упомянутую металлическую кружку, привязанную к его поясу вместе с несколькими мешочками и небольшими ножами.

— Этот бочонок зачарован, — сказал я, сосредоточив на нём взгляд.

Он гордо хмыкнул.

— Ага, работа моей тётки. Держит эль всегда холодным, — кивнул он сам себе, закручивая кран. — Лучшая магия, которую я видывал.

Тревожило то, что я не мог понять, серьёзно он это говорит или нет.

Дворф вновь истолковал моё молчание по-своему.

— Тебе бы на праздник сходить, — непринуждённо сказал дворф, аккуратно поставив первую кружку и достав вторую. — Трудно понять, как вы, люди, стареете, но на мой взгляд, ты ещё молод. Таким весельем... нужно наслаждаться в твоём возрасте.

Говорил он грубовато. Не то чтобы он хотел показаться недружелюбным или неприветливым, просто, видимо, не привык к долгим разговорам.

— Я не люблю толпы, — медленно сказал я, немного отстранённо, пытаясь понять внезапное желание дворфа дать мне жизненный совет. Я предположил, что всё ещё нахожусь под подозрением из-за того, что взобрался на скалу. — Слишком шумно, слишком тесно... меня это нервирует.

Дворф понимающе хмыкнул и протянул мне одну из кружек.

На мгновение во мне вспыхнул гнев. Я видел, как он наливал пиво во вторую, но не связал одно с другим. Он был слишком рассеян. Слишком отвлечён.

Мгновение спустя я заставил себя отбросить гнев и принял кружку.

Я не хотел пить алкоголь. Он на меня не действовал, и вкус для меня ничего не значил. Но мне было немного любопытно, каково на вкус дворфское пиво.

— Да не угаснут пламя очага и горна! — произнёс мужчина то, что, как я думаю, было традиционным тостом, поднимая свою кружку ко мне.

После секундного колебания...

Мы чокнулись.

— Да не угаснут пламя очага и горна... — повторил я, и мы оба залпом отпили.

Первый глоток поразил меня, словно глава из «Откровения». Это было не водянистое массовое пойло, какое заполонило рынки Земли в моей прошлой жизни. Дворфский напиток был плотным, почти «жевательным», со сложной гаммой, которая раскрывалась на нёбе слой за слоем.

Сначала был богатый, насыщенный солод, с глубокой карамельной сладостью, говорившей о зёрнах, обжаренных до совершенства. Но под этой основой скрывалось нечто совершенно иное. Минеральный оттенок, который я сразу узнал, — он исходил от... минеральной воды! Он добавлял свежее, чистое послевкусие, которое пробивалось сквозь естественную тяжесть пива, не умаляя его характера.

Я сделал ещё один долгий глоток, позволяя жидкости как следует обволакивать рот. Газация была слабее, чем я помнил у коммерческого пива с Земли, но это только улучшало текстуру. У этого пива было тело. Содержание. Каждый глоток нёс в себе вес и аромат, которые приятно задерживались на языке.

Хмель ощущался, но был сбалансирован, придавая ровно столько горечи, чтобы солод не становился приторным. Ничего общего с агрессивно «хмельными» индийскими элями, которые были в моде до моей смерти, и не безвкусные лагеры, которые доминировали на массовом рынке. Это было пиво, таким, каким его и должны были варить. Питательное, созданное с мастерством, а не спроектированное для максимальной прибыли бездушными и богопротивными корпоратами, что стремятся осквернить всё священное в Фатерлянде.

Третий глоток убедил меня окончательно. Содержание алкоголя было не просто выше, чем у стандартного земного пива; оно, вероятно, было сопоставимо с разбавленной водкой. Но каким-то образом он был так хорошо интегрирован, что крепость усиливала, а не перебивала вкус. Лёгкое жжение, которое он добавлял, когда пиво спускалось по горлу, было просто потрясающим художественным штрихом. Послевкусие было долгим и согревающим, с нотками мёда и чего-то, что могло быть дикими травами, собранными на горных склонах.

Это... дворфы действительно превзошли мои ожидания.

— Потрясающе, — честно сказал я, глядя в пустую кружку. Я не мог почувствовать радость от такого изумительного напитка, но мог сказать, что на всех уровнях это было наслаждение, которое я бы полюбил, будь я человеком. — Лучшее пиво, что я когда-либо пробовал.

— Да потому что вы, люди, пьёте ослиную мочу и зовёте это элем, — проворчал Берг, но с некоторым одобрением в голосе, обхватив кружку обеими руками. — А иной раз ещё и осла сперва спаиваете нормальным элем, так у вас, людей, и выходит то, что вы величаете «хорошей варкой».

От такого презрения в его голосе я сразу понял, что попытка защитить человеческие пивоварни может нажить мне врага на всю жизнь.

— Я не видел здесь никаких ферм, — медленно сказал я, взглянув на дворфа. — И уж точно не видел ячменных.

Берг обиженно фыркнул.

— Многие из наших перебрались в Штрумкамские шахты из окрестных деревень. У нас буквально в крови испытывать восторг, когда строят хорошую, правильную шахту. А многие и не переезжали. Большая часть еды, что ты попробуешь в городе, как раз из тех деревень и идёт.

Я кивнул. Это имело смысл.

— А ещё, ты... держишься на удивление хорошо, — Берг внимательно на меня посмотрел и кивнул, будто был приятно удивлён. — Большинство твоего племени и кружки настоящего эля не выдерживает.

— Думаю, ты ещё не встречал никого из моих настоящих сородичей, почтенный дворф, — сказал я, позволив себе покачать головой. — Я стараюсь не пить, но попробовать совсем иной тип эля... неожиданно, — честно размышлял я, глядя на кружку в руках. — Я был уверен, что в этом мире уже не осталось ничего столь хорошего, и всё же... — я осторожно снова качнул головой, стараясь не сдвинуть капюшон, скорее по привычке, чем по необходимости. — Мне надобно ещё раз поблагодарить тебя за это напоминание.

Пить алкоголь для меня сейчас было бессмысленно. Как и есть хорошую еду; она пропадала даром на моём языке. Но собирать такие воспоминания... было не бессмысленно.

Однажды я снова стану человеком. Однажды я смогу пережить такие моменты и по-настоящему насладиться ими.

Так что моя благодарность была искренней, насколько может быть искренней благодарность демона. Я не мог чувствовать признательность, но я чувствовал удовлетворение от того, что сделал что-то значимое. Пусть и малое, но когда я думал об этом как о чём-то, чем смогу насладиться в будущем... я находил в этом смысл.

— Тут уж не поспоришь, — сказал он через миг. — Немного нас по миру осталось. Большинство живут там, куда вы, люди, обычно и не суётесь.

Из того немногого, что я знал о дворфах этого мира, они действительно соответствовали фэнтезийному стереотипу... до определённой степени. Они предпочитали жить в горах, обычно на землях, где их родовые кланы жили поколениями.

Но в отличие от привычного мне тропа, здесь не было известных подземных городов. Ни Одинокой Горы, ни Мории. В основном просто деревни и время от времени шахтёрские городки.

— Со временем это изменится, — тихо сказал я. — В конце концов человечество разрастётся так, что не останется неизведанных земель. И загадок станет куда меньше.

Дворф усмехнулся, качая головой.

— Не думаю, что доживу до такого дня, — сказал он с искренним весельем. — Такое невозможно, пока жив Король Демонов.

— Король Демонов однажды будет повержен, — сказал я без тени сомнения в голосе. — Это лишь вопрос времени.

Берг некоторое время не отвечал.

— Да. Пожалуй, всё когда-нибудь кончается.

Я кивнул.

Мы провели всю ночь на вершине утёса, который служил стеной шахтёрского городка.

Мы смотрели на празднества внизу, вплоть до самого рассвета.

Мы говорили о множестве мелочей. Порой мне было непросто, но я добыл достаточно полезных сведений о местности и самом городе, чтобы беседа не стала мне в тягость.

Терпимость Берга к длинным паузам — судя по всему, для него вполне уютным — на редкость выручала: я успевал собраться с мыслями перед следующей репликой.

Когда на следующее утро я уходил, к моему удивлению, настроение у меня вовсе не было скверным.

* * *

...я снова пропустил несколько дней записей, пока обустраивал базу. Жаль, но, как и в Тифхольце, это было объяснимо.

Местные карты оказались очень полезны. Поколения дворфов, живших в горах, оставили бесценное для меня картографическое наследие. Там, где древние документы, которые я мог вспомнить с помощью Резонирующей Души, показывали лишь смутные отметки рельефа, их подробные карты раскрывали каждый значимый ориентир в этом хребте. Не исчерпывающе, конечно, — ни одна карта не способна зафиксировать каждую скрытую пещеру или логово монстра, — но что касается крупных объектов, вроде целых долин, их знания были весьма полными.

Долина Дорнпасс оправдывает своё название в самом буквальном и, пожалуй, захватывающем смысле.

Уже сам подход к ней должен был меня насторожить. В отличие от ухоженных дорог, ведущих к городу Штурмкам, тропа здесь быстро превращалась в едва заметные звериные тропы, вьющиеся среди всё более враждебной растительности. Сам воздух, казалось, становился плотнее по мере спуска, таким тяжёлым, с почти сладковатым запахом, который меня насторожил. Что, учитывая мои демонические чувства, было серьёзным звоночком.

То, что сначала казалось просто долиной, заросшей колючками, оказалось сложной экосистемой, построенной на взаимной вражде и адаптации. Колючие лианы, давшие этому месту название, действительно здесь господствовали; массивные, хищные наросты, тянущиеся от древних деревьев. Их змеевидные усики с хищной разумностью охраняют каждый источник воды. Но они лишь одна из напастей здесь.

Монстры — то есть мутировавшие животные, а не «истинные» монстры с ядром — поразительно приспособились к этому колючему царству. Я наблюдал несколько видов бронированных четвероногих: их толстые шкуры были в шрамах, но функциональны, и, кажется, у них были какие-то симбиотические отношения с лианами. Они двигаются по установленным коридорам, стараясь не вызывать охотничью реакцию растений, в то время как лианы позволяют им проходить в обмен на... что-то. Возможно, они служат мобильными санитарами, уничтожая мелких существ, которые могут повредить корневую систему растений.

Надо потом исследовать этот момент.

Что ещё интереснее, я видел воздушных хищников с кристаллическими крыльями, которые с хирургической точностью рассекают скопления лиан. Эти существа, кажется, собирают определённые части колючих растений не для пропитания — по крайней мере, я ни разу не видел, чтобы они съедали то, что украли, — а чтобы использовать ядовитые выделения растений как покрытие для своих когтей. Их гнёзда, расположенные высоко на немногих свободных от лиан деревьях и скалах, блестят от собранных там фрагментов шипов.

Истинные же монстры представляют совершенно иную динамику. Я видел нескольких, но большинство из них, казалось, были больше заинтересованы в уничтожении заросших лианами деревьев вокруг, отвоёвывая себе территорию.

Добыча воды, как я и подозревал, остаётся в этом месте центральной проблемой, управляющей всей местной жизнью. Немногочисленные по‑настоящему безопасные источники здесь, по-видимому, представлены высокогорными родниками, где колючие деревья не могут укорениться. Эти места стали своего рода нейтральной территорией, хотя и яростно оспариваемой.

Больше всего завораживает очевидная иерархия, которая здесь сложилась. Самый крупный монстр, которого я наблюдал, — возвышающееся нагромождение парящих каменных сегментов, окутанных потрескивающей энергией, — кажется, властвует над центральной частью долины. Даже самые агрессивные «биологические» хищники обходят это существо стороной, а сами колючие лианы отступают в его присутствии. Я чувствовал его ману, и этот монстр казался сильнее меня.

Хотя я всё ещё мог бы победить его в бою. Особенно видя, насколько он был пассивен, я, вероятно, мог бы подготовить поле битвы перед столкновением.

При всей своей сложности и опасности долина Дорнпасс предлагает именно ту изоляцию, которая мне необходима. Многоуровневые угрозы гарантируют, что случайное исследование невозможно, и даже опытным авантюристам потребуется серьёзная подготовка, чтобы выжить здесь больше нескольких часов.

Последние несколько дней я как раз занимался тем, что вырезал для себя кусок заросших лианами земель. Укрыт лианами или нет, но это всё ещё был лес, так что создание уединённого участка здесь было вопросом опыта, которого у меня было в избытке.

Если соседние долины столь же интересны — или столь же полны разных тварей, — то моя экспедиция сюда оправдалась сполна.