Шёпот октября (гет)

— Доброе утро, Гермиона Грейнджер, меня зовут Теодор Нотт, твой любящий муж и отец нашей пятилетней дочери Роуз, — мужчина с каштановыми кудрями приветливо улыбается и взмахивает ладонью. — Мы волшебники, проживающие в особняке в пригороде Лондона. Я — работник Отдела Тайн, ты — домохозяйка и писательница, работаешь над своей книгой о правах Фантастических тварей.

— Доброе утро, — медленно повторяет Гермиона, склоняет голову вбок и разглядывает мужчину. Не узнает ни его, ни спальню, в которой находится.

Сколько ей лет? Где Рон и Гарри? Почему она проснулась не в школе?

— У тебя прогрессирующая деменция, появившаяся вследствие травмы головы четыре года назад. Целители из Мунго разводят руками и советуют мне начинать каждое утро с подобной лекции, чтобы тебе было проще привыкнуть к реальности, — у мужчины красивые карие глаза и россыпь слабо заметных веснушек на носу.

— Я…я тебя помню. Ты — мальчик со Слизерина, наш однокурсник, — Гермиона смотрит свои бледные пальцы с проступающими голубыми венками, особое внимание уделяет серебряному кольцу с чёрным камнем. Она действительно замужем.

Вчера они с Роном поцеловались в Тайной комнате, Гарри победил Волдеморта и сломал Бузинную палочку. Сегодня Теодор Нотт заявляет, что он её муж.

Сколько лет прошло со вчерашнего дня?

— А мне…

— Тебе двадцать четыре года, мне двадцать пять. Мы поженились шесть лет назад, через пару месяцев ты забеременела и родила Роуз. Четыре года назад ты поскользнулась на лестнице, упала и получила травму головы. Ты теряешь память каждые двенадцать часов, — мужчина кладёт руку на одеяло и гладит Гермиону по колену. — Я люблю тебя, Миона, и верю, что когда-нибудь всё наладится, и ты вернёшься ко мне!

Миона? В школе она одёргивала друзей, когда они так коверкали её имя…

— Спасибо вам…тебе, я…мне стоит сходить почистить зубы и умыться, — Гермионе хочется поскорее остаться в одиночестве, спрятаться от пронзительного взгляда и пугающей улыбки.

Она помнит Нотта: тощего подпевалу Малфоевской компашки, молчаливого отличника, ни разу при ней не вымолвившего и слова. Как они могли пожениться? Как встретились, если она всё время была с Роном?

Поженились в восемнадцать лет — почти сразу после Битвы, тут же беременность, хотя всю жизнь на первом месте была карьера. Происходящее кажется дурным сном.

— Ванная вон за той дверью, я пока разбужу Розу, она будет очень рада видеть маму, — мужчина откашливается и встаёт, разглаживает складки на костюме. Выхолощенный и идеальный, так не похож на расхлябанного Рона.

Гермиона опускает ноги на холодный пол, осторожно поднимается. Интерьер спальни дорогой, минималистичный, абсолютно не похожий на то, что ей нравится.

Как она могла выбрать такую громоздкую изумрудную кровать? Как могла выйти замуж за Теодора Нотта?

Вопросы шумят в голове настойчивым роем, грудную клетку оплетает страх, перемешанный с недоверием. Реальность ощущается неправильной и чужой, Гермиона не верит в неё и пропускает мимо ушей слова «мужа».

В ванной она долго смотрит на себя в зеркало, изучает каждую черточку, лишнюю морщинку или незнакомый шрамик.

Гермиона Грейнджер в отражении испуганная и худая. У неё короткие прямые волосы, бледные губы и острые скулы, тонкий шрам проходит через нос до подбородка.

Дрожащими пальцами она скользит по коже, трогает брови и концы прядей без привычных завитушек, не узнаёт саму себя.

Воспоминания в голове упорядочены и разложены по полочкам: школа, поцелуй с Роном, Битва, объятия с Гарри, Победа. Нет ни единого пробела между игрой с отцом в куклы в три года и утешением миссис Уизли над трупом Фреда. А после идёт темнота, сплошное густое пятно, поглотившее разум.

Гермиона умывается, чистит зубы и высушивает руки заклинанием. Она всё ещё помнит невербальные, однако палочки ни на тумбочке, ни в кармане нет; в сердце закрадываются очередные подозрения.

Нечто расплывчатое плавает на самой границе сознания, словно пытается сообщить о чём-то важном, выцепляет подсказки из реальности, но пазл никак не складывается.

За стеной слышится детский смех, маленькие ножки шлёпают по полу.

— Рози соскучилась по мамочке? — вопрошает мужской голос и останавливается за дверью, давит на ручку. — Миона, ты в порядке?

— Да, — Гермиона вздрагивает и отскакивает от раковины, дыхание сбивается.

Она не готова к детям, никогда не была готова. Даже, когда Рон как-то выразил своё желание иметь большую семью, они поссорились. Может быть поэтому и расстались?

— Миона, идёшь? — повторный вопрос звучит несколько резче, дверная ручка дёргается. — Зачем ты закрылась, милая?

В слове «милая» не слышно ни грамма заботы, скорее скрытая угроза, припорошённая налётом мнимой любви.

Гермиона застывает у зеркала, снова смотрит на своё отражение и повторяет одними губами:

— Меня зовут Гермиона Грейнджер, у меня есть муж Теодор Нотт и дочь Роуз, которых я не помню.

В произнесённое веры нет, страх облепляет грудную клетку ледяными лапами, противно дышит в ухо.

Она поворачивается к двери и стискивает зубы покрепче. Через двенадцать часов круг начнётся заново, времени, чтобы выяснить правду, остаётся всё меньше. Дабы не вызывать подозрений, надо играть по правилам, установленным Ноттом.

Гермиона Грейнджер — примерная мать и жена, пусть она этого и не помнит.

— Доброе утро, малышка, мама по тебе тоже соскучилась, — дверь распахивается, и Гермиона переступает порог спальни.