Шёпот октября (гет)

— Руку, Уизли, положи руку ниже, на попу ладонью. Ты, что, первый раз женщин трогаешь? — Панси закатила глаза и, крепко сжав Рона за запястье, опустила его пальцы себе на поясницу.

— Ты там об-бнажена, — промямлил Рон и ярко покраснел, смущённо коснулся бледной кожи.

— Я же не полностью голая, это платье, — чёрные пряди хлёстко ударили его по лицу при очередном резком повороте головы. Она искала в толпе Малфоя.

Будь у Рона выбор, он бы остался дома. Подлил бы в чай немного огневиски, достал мамин пирог и думал бы о своей несчастной жизни без Гермионы под арии Селестины Уорбек.

После их разрыва единственное, что у него осталось — старенькое радио с плюющимся звуком да цветастый плед, полностью покрытый шерстью Живоглота. Целыми днями он сидел у окна и пил свой улучшенный чай, корил себя за все неверно сказанные слова, за последний скандал, где наговорил Гермионе всего, чего стоило и не стоило.

Спасибо наградным, которые позволяли не только не работать, но и снимать неплохую двухкомнатную квартиру на окраине магического Лондона. Без них Рон уже давно бы спился или, что ещё хуже, с позором вернулся бы к родителям.

Мама всегда ему говорила, что Гермиона Грейнджер — лучшая девушка, которую он вообще мог заполучить, а потому нужно постараться не угробить их отношения.

Рон угробил. Понял, что их с Гермионой мечты о будущем не сходятся, и прямо об этом сказал, попытался обсудить, но выбрал неудачное время, — предстоящие выборы — и спокойный диалог превратился в масштабный скандал в результате которого пришлось съехать.

Два месяца он заливал горе ромом, шатался по барам и кабакам и однажды заснул на скамейке в парке, где его и нашла Панси. Короткий и не самый приятный диалог принёс лишь одну здравую мысль — они оба хотят вернуть бывших, а для этого надо действовать сообща.

Решено было начать с ближайшего министерского бала, а затем идти по нарастающей и исполнить общее желание к концу года.

— Эй, Уизел, ты уснул или как? — резкий щелчок вывел Рона из забытья, он вздрогнул и сфокусировался на недовольном лице Панси. — Повторяю, ты должен обнимать меня так, словно влюблён, а то пока ощущение, что я держу тебя в подвале в свободное от балов время.

— Нашла его?

— Кого? Драко? — гневно изогнутые брови вернулись в обычное положение. — Нет, видимо, опаздывает. Грейнджер?

— Разговаривает с Бруствером, — Рон расстроено смотрел на знакомые каштановые кудри, ниспадающие на идеально прямую спину.

Она стояла в своём любимом костюме, вежливо улыбалась и поглядывала на серебряные часики на запястье.

Гермиона нравилась ему в школе, он готов был защищать её ценой своей жизни, бороться за каждый совместный поцелуй, каждое случайное касание, но сейчас отчего-то она казалась совершенно чужой.

Даже расставание сильно ударило лишь потому, что в глазах семьи он вновь превратился в разочарование. В младшего неуспешного сына, про которого не говорят на праздниках.

— Ладно тебе, Уизел, сейчас станцуем, посмеёмся, они сразу поймут, кого потеряли, — лицо Панси смягчилось, она чуть крепче сжала цепь сумочки. — Как я выгляжу? Не слишком развратно? Драко всегда говорит…говорил, что мой стиль слегка…ммм…чересчур для подобных мероприятий.

— Нормально выглядишь, красиво, — Рон скользнул взглядом по обтягивающему платью, нити жемчуга и ярко-красным губам. — Мне нравится.

Гермиона никогда бы не надела что-то подобное. Слишком броский макияж, вырезы настолько глубокие, что можно заметить родинку у правого соска и коснуться татуировки дракона на позвоночнике. Удивительно, но это «чересчур» Панси действительно шло, подчёркивало её бунтарство.

— Правда? Или говоришь, чтобы я не обиделась? — она наклонила голову, фыркнула.

— Зачем врать? Мы же другим врём, а не друг другу, — Рон пожал плечами, поудобнее устроил руку и кивнул на стол с закусками. — Возьмём шампанского?

— Если обещаешь, что не напьёшься до состояния овоща, — Панси скривилась, но на щеках её проступил лёгкий румянец.

* * *

Вечер был в самом разгаре. По зале скользили официанты с подносами, уставленными напитками, на сцене играл классическую музыку маленький ансамбль, скрипка выводила печальное соло.

Гермиона вот уже час общалась с министром, Малфой кружил Луну в вальсе, смеялся, когда она с серьёзным лицом указывала на люстру. Наверняка, говорила о морщерогих кизляках.

Их пара показалась Рону достаточно странной. Он почему-то всегда думал, что немного потусторонняя Луна совсем не вписывается в компанию чванливого Хорька, но, очевидно, ошибался.

— Ты уже видел, да? — Панси возникла за спиной и залпом опустошила бокал с вином. — Полоумная Лавгуд! То есть я из кожи вон лезла, чтобы поддержать его после войны, бегала в Мунго выискивала ему лучших колдопсихологов, но на бал он позвал девчонку, которая носит серьги-редиски.

— Мне очень жаль, Панс, принести тебе чего-нибудь?

— Я просто хочу, чтобы Драко вновь в меня влюбился, вот и всё! У меня не так много желаний, можно же, чтобы хоть одно исполнилось! — Панси сморщила нос, и Рон с ужасом осознал, что она сейчас заплачет.

— Хочешь, сходим подышим? Покурим там или просто уйдём? У меня дома пирог есть с почками и…

— Какой к дракклам пирог, Уизел? Ты, что, с башни свалился? — она быстро заморгала слезящимися глазами, красные губы изогнулись в подобие усмешки. — Малфой выбрал Лавгуд, а не меня, а ты тут со своим пирогом дебильным!

Не успел Рон ответить, как Панси развернулась на каблуках и, сильно задев его плечом, вылетела из зала.

Несколько долгих секунд он стоял посреди зала, как идиот, и разводил руками, словно обращался к пустоте. Мысли не клеились, язык опух и прилип к нёбу.

Что делают в ситуациях, когда один не любит другого? Если бы Рон знал, то не пришёл бы на этот вечер и не надел бы до ужаса тугой галстук. Панси бы, наверное, тоже не пришла.

Когда-то Гермиона сказала, что у него эмоциональный диапазон, как у зубочистки, и низкий эмоциональный интеллект мешает умению сочувствовать.

Абсолютная ложь. Рон испытывал множество эмоций, понимал, что и когда чувствуют другие, но так и не разобрался, что с этим со всем делать. Ему помогал пирог с почками и чай с огневиски. Иногда становилось лучше после сигареты или общения по душам с Гарри или Джинни. Так, чтобы Рон без конца говорил, а те только слушали и кивали. Идиллия.

Подойдёт ли для Панси пирог с почками? Почему-то казалось, что нет. Услышь Гермиона эти молчаливые рассуждения, сказала бы, что со школы ничего не изменилось. Полный профан в отношениях пытается успокоить чужую девушку, чьи чувства очевидно глубже, чем его собственные.

Разрешение ситуации обещало лишь большие слёзы, если не озлобленные оскорбления, но он всё равно решил попытаться всё исправить; вдруг получится.

* * *

Панси Рон нашёл в общем туалете в первой же незапертой кабинке. Она сидела на закрытом унитазе, всхлипывала и натягивала край разъезжающегося платья на бледные бёдра. По щекам бежали чёрные слезинки, капали с подбородка, пачкали кружевные перчатки, что лежали на коленях.

Вместо той уверенной Паркинсон, что велела положить ладони ниже, на него смотрела разбитая Панси, навсегда потерявшая надежду вернуть того, кого любила.

Мысли про Гермиону мгновенно стёрлись, уступили место тревоге и разочарованию. Свои чувства не особенно волновали, он уже давно утопил все горести в стакане, согласился на аферу только из-за ущемлённой гордости, передавленной расставанием.

— Извини, я действительно ерунду про пирог сморозил, — Рон опёрся плечом на косяк и развёл руками. — Совсем не знаю, что в таких ситуациях делать, Гермиону это всегда бесило. Ты можешь сама предложить что-нибудь, а я это устрою.

— Самой предложить, как себя успокоить? — Панси усмехнулась и вытерла мокрые глаза. — Абсолютно в твоём стиле, Уизли.

— Извини, я…хочешь, чтобы я навалял Малфою? — он прокашлялся и показно размял плечи.

— А ты сможешь?

— Если надо, то да, — бить Малфоя ему решительно не хотелось, но как иначе улучшить ситуацию, Рон придумать не смог.

Панси смерила его долгим взглядом, наклонила голову, словно прикидывала, как он будет смотреться во время драки, а затем звонко рассмеялась и поднялась.

От неожиданного изменения положения, перчатки свалились на пол, и Рон наклонился, чтобы их поднять.

Смех над его головой прекратился, повисло мучительно-неловкое молчание, из щели в двери долетала громкая музыка, играющая в зале.

Рон стоял на коленях перед Панси, касался виском татуировки змеи, что обвивала ногу. Слабое шипение доносилось до слуха, раздвоенный язык щекотал кожу.

От неё пахло сладковатыми духами, вином и дурманящим, глубинным желанием. В голове шумел алкоголь, пальцы дрожали, когда он скользнул к платью, осторожно огладил ладонью внутреннюю поверхность бедра.

Так интимно, стеснённо, извинения рвались наружу одновременно со стонами, член предательски напрягся.

— Не останавливайся, — прошептала Панси и шумно вздохнула.

Рон прикрыл глаза, коснулся губами тонкого шрама у колена. По телу бежала дрожь, руки тряслись от взволнованного возбуждения, происходящее казалось сном.

Гермиона стояла в зале, он целовал Панси, изменял своей любви и не чувствовал стыда.

— Пожалуйста, — дверь с тихим хлопком закрылась, отрезала их от мира, заперла в узкой кабинке. Каблуки стукнулись о плитку, на его волосы легла подрагивающая ладонь.

Она сама задрала платье до талии, покраснела, задевая чёрными ногтями тонкие трусики с серебряными снитчами. Рон смотрел снизу вверх на алые мокрые щёки, живот с проколотым пупком, смешные слипы и не понимал, как Малфой мог бросить это всё. Как мог отказаться от настолько прекрасной Панси.

У них с Гермионой всё оказалось просто и понятно: цели и мечты не сошлись, школьная влюблённость не смогла перейти во взрослую любовь.

Но Малфой…

— Это слишком? — Панси, очевидно, поняла его молчание иначе и попыталась прикрыться.

— Нет-нет, просто…не знаю, ты удивительно красивая, странно, что Хорёк этого не видел.

— Видел, просто не дальше, чем подругу, — она расстроенно пожала плечами. — Постоянно говорил, что не может смотреть на меня иначе.

— Я бы смотрел, — пробормотал Рон и принялся покрывать поцелуями гладко-выбритый лобок.

Панси постанывала под его губами, дрожала, чуть сильнее сжимала волосы и что-то шептала. Такая надменная снаружи и такая смущённая внутри. Возбуждала ещё сильнее.

Мир сжался до размеров узкой туалетной кабинки Министерства, втиснулся в трусы со снитчами и слился с горячей кожей. Язык скользнул к клитору, описал дугу, вызывая сдавленные стоны.

Гермиона и Малфой стёрлись, исчезли в водовороте прошлого так же внезапно, как и перестали быть «желаниями». Рон ускорил темп, сильнее стиснул змеиное бедро, на коже остались красные следы от пальцев. Ему стало плевать на всё, кроме запаха сладковатых духов, который заменил воздух.

Каблуки пошатнулись, Панси вся тряслась, зажимала себе рот ладонями, член разрывал ширинку. Очередная дуга стала роковой, она обмякла в его руках.

Как они выходили из кабинки и приводили себя в порядок, Рон плохо помнил. Память услужливо вычеркнула кадры преждевременного ухода с бала и извинений перед министром. Перед глазами мелькали картинки магловского такси, шёпота Панси и пьяных поцелуев в край губ.

В себя он пришёл уже дома, когда склонился над унитазом, выплёскивая всё то, что выпил на вечере. Романтика испарилась, уцелела лишь её малая часть нестираемым напоминанием на кончике языка. Рон сморщился и вытер рот ладонью.

— Я сейчас заварю чай, сразу станет полегче, — Панси в его растянутой футболке и домашних штанах босиком ходила по кухне, разливала чай по чашкам и разрезала пирог с почками. — Когда выпью, всегда жутко голодная. Ты не против?

Взлохмаченные волосы разметались по плечами, карие глаза лукаво блеснули из-под длинных ресниц. Месть осталась в серебряном платье и красной помаде, от фигуры в пижаме пахло домом и чем-то родным.

Возможно, их желание уже исполнилось, просто несколько иначе, нежели они задумывали. Так или иначе, Рон лишь кивнул и слабо улыбнулся. Пирог с почками — отличное средство от всех недомоганий.