| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Воздух на кухне дворца феодала полон запахов. Корица, мускатный орех, ваниль — так пахнет праздник. Завтра женится сын повелителя страны Огня, Кидомару доверили участие в создании главного чуда праздника — свадебного торта.
Кидомару всего одиннадцать, но опыта ему не занимать. Сиротой его приютила сердобольная кухарка: в пять лет перемывал горы посуды после застолий, а позже когда его начали подпускать к готовке, выяснилось, что мальчик знает кухню лучше опытных поваров и дело было вовсе не во врождённых способностях. Он вырос здесь, впитывая всё с детства. Все рецепты так или иначе повторялись из раза в раз с незначительными отличиями, и даже будучи лишь наблюдателем, он давно знал все их секреты. Нет никакой магии кулинарии, только приправы и специи, смешанные в нужных пропорциях, вовремя погашенный огонь под кастрюлей с супом и и умение вовремя поднести старшему повару чашку чая.
Жизнь на кухне напоминает ему «Съедобное-несъедобное», где ответ известен заранее. Кидомару обожает игры. Это побег от реальности — самой скучной в мире игры. Повара научили его правилам сёги, но он находит куда более интересными игры с карточками. Дети придворных коллекционируют их, а он — получает в обмен на сладости с кухни. Все карточки разные, красивые, на дорогой бумаге, поэтому они не могут ему надоесть. Некоторые он крадёт: ими он дорожит сильнее прочих.
Торт обещает стать вызовом. Восемь ярусов производят впечатление даже на самого искушённого кондитера. Сверху он украшен хрупкими цветами из карамели: красные розы символизируют настоящую любовь, а белые лилии воспевают непорочность невесты. Затейливой вязью по глазури, покрывавший торт, он вывел иероглифы: «счастье», «богатство», «гармония» и прочая лабуда. Над этим произведением искусства работают сразу десять кондитеров, и Кидомару доверяют самый сложный участок — верхний ярус. Создать миниатюрные фигурки, венчающие торт, могли немногие, и Кидомару — один из них: затея увлекает его на долгие часы. Другие повара уже заканчивают свои ярусы и уходят, а он продолжает трудиться над изделием. Когда он заканчивает, то вместо удовлетворения ощущает странную пустоту. Ещё один уровень игры пройден без особых усилий. Скука.
Поэтому Кидомару радуется, когда из тени выходит девушка в пёстрой одежде. Она двигается с нечеловеческой грацией и напоминает циркачку. Кто ещё мог так вырядиться? Пурпурное трико, обшитое золотыми и серебряными нитями, выглядело бы не так безвкусно, не будь к нему пришиты цветные лоскуты. На спине, ногах, животе — их будто лепили наугад, ставя главной целью боль в глазах случайного зрителя. Её одежда похожа на неумело приготовленный суп, в котором одни специи заглушали другие. Тем не менее, её появление — первое за весь вечер непредсказуемое событие, и от этого в жилах повара пробегает долгожданный трепет азарта.
— Если ты за сладким, этот торт тебе не по карману.
Циркачка ниже Кидомару на полторы головы, но это не мешает ей пытаться смотреть на него сверху вниз. Она встаёт в позу, уперев руки в бока, недовольно встряхивая копну рыжих волос:
— Пошёл в жопу, дылда. Я не шучу, вали, пока я добрая.
Голос циркачки не просто хриплый, он прокуренный. Не слишком ли рано она пристрастилась к сигарам? Да, он не ошибся, от неё воняет дешёвым табаком. Она определённо самая необычная сверстница, которую Кидомару когда-либо видел, и это не может не привлекать. Уйти сейчас он попросту не может: игра под названием «жизнь» предлагает ему неожиданный поворот событий.
— А если не уйду? — Кидомару заливисто хохочет, показывая, что не боится. — Что ты мне сделаешь, мелочь?
Карие глаза циркачки гневно вспыхивают — она предсказуемо злится на шутки про рост.
— Страх потерял, долбодятел шестирукий? — она сплёвывает на пол. — Отхреначу тебе пару конечностей…
Вот теперь Кидомару чувствует, что это не пустые угрозы. Левая рука циркачки смещается на бедро, где за лазурным куском ткани скрывается нож — не кухонный, а самый настоящий метательный. Как бы интересна ни была ему девушка, смерть сейчас значила проигрыш.
— Всё-всё, прошу прощения, — он выразительно машет всеми руками. — Что тебе надо?
— Осмотреться, — цедит та. Остывает она так же мгновенно, как и вскипает.
— То есть, на торт ты не претендуешь? — уточняет Кидомару. — Тогда развлекайся, сколько хочешь, не буду тебе мешать.
Кидомару демонстративно поворачивается к ней спиной и начинает мыть посуду, в который раз восхищаясь горячей воде в кране — когда он был маленьким, водопровод во дворце только устанавливали, и это кажется настоящим чудом. Льющаяся из медного крана горячая вода — одно из немногих дворцовых благ, которые он искренне ценит. Тепло, растекающееся по пальцам расслабляет, заставляя забыть о тревогах.
Циркачка исчезает так внезапно, как и появилась. Кидомару не знает, удалось ли ей найти то, что хотелось: он специально не стал смотреть на неё, чтобы у той не возникло соблазна убить случайного свидетеля. Приключение заканчивается так же внезапно, как и началось. Теперь его ждут только будни, полные рутины.
* * *
Кидомару стоит в тени колонны, наблюдая за праздником. Его работа сделана — торт вызвал всеобщий восторг, — но его никогда не волновало мнение окружающих. Тем более, что никто и не знает, что это он трудился, не покладая шести рук над шедевром. Он смотрит на сияющие лица гостей, на жениха и невесту в прекрасных одеяниях — всё это привычно. Не каждый день сын феодала отмечает свадьбу, но любые пиршества одинаковы, уж он-то знает. Все здесь следуют давно написанному сценарию, как актеры в пьесе, которую он видел слишком много раз.
Именно тогда он встречает его — высокого господина в чёрном со змеиными глазами. В них он видит то же, что обычно замечает только в отражении — скуку. Не леность от пресыщения, нет — так взрослые смотрят на возящихся в песочнице детей.
Всё внутри переворачивается, когда Змееглазый — Кидомару решает звать его именно так — подзывает его к себе.
— Превосходный торт, — шипит он. — Тонкая работа, изящная.
— Благодарю, — кланяется Кидомару, не раздумывая, как Змееглазый вообще узнал, что именно он участвовал в создании торта. Это неважно, пока тот вовлекает его в свою сложную игру.
— Это всё, что ты хочешь? Создавать шедевры из мастики и глазури? — задаёт господин провокационный вопрос.
Надо согласиться или уклониться от ответа, но Кидомару делает противоположное. Если он правильно понимает Змееглазого, тот должен оценить подобную дерзость:
— Говорят, на свадьбах даже слугам перепадают подарки. Вот и всё, чего я хочу от вас.
Господин смеётся, а затем невидимая сила прижимает Кидомару к стене. Он чувствует ужас, который не испытывал никогда прежде. В жёлтых глазах больше нет скуки, там только жажда убийства, настолько сильная, что ощущается даже на физическом уровне.
Давление исчезает так же внезапно, как и появилось. Кидомару падает на колени, давясь кашлем, но никто из празднующих этого не замечает. Они никогда не глядят на такую пыль под ногами, как он.
— Ненавижу свадьбы, — спокойно объясняет господин свою внезапную вспышку гнева. — Сплошной фарс и притворство. Но раз уж ты так просишь…
Змееглазый бросает под ноги Кидомару свой подарок — нож, похожий на тот, который носила циркачка. Кидомару поражается, что и это никто не замечает. Уж не использует ли Змееглазый… как их там, дзюцу, кажется? Он слишком мало знал о шиноби.
— Не разочаруй, — с этими словами господин поворачивается к нему спиной и направляется прочь.
Кидомару замирает с ножом в руке. Что от него требуется? Он мог бы бросить новообретённое оружие вслед Змееглазому, но тот, наверное, имел в виду другое. Попробовать, что ли? Нет, ещё одного взгляда смерти он не переживёт.
В конце концов, бонусные карточки тоже не всегда играли свою роль сразу после их получения.
* * *
Циркачка возвращается, когда выпадает первый снег. В честь рождения внука феодала всю прислугу отпускают домой пораньше. Большинство празднует в местной пивнушке восхваляет заботу правителя.
Кидомару снова один на кухне, но в этот раз сидит без дела. С недавних пор он привык ютится на потолке — там его никто не трогает и в рабочее время. Хочется побыть в тишине. Часы пробивают полночь. Двенадцать ударов. Ему теперь тоже двенадцать — он совсем взрослый. А взрослым свойственно чувствовать себя чужими и одинокими. Что кому-то до того, что он родился, что он существует? Мир жестокий и холодный. И скучный. Скоро он покроется белым и станет ещё однообразнее.
Кидомару крутит нож Змееглазого, поворачивая его так и эдак. Он так и не понял предназначения подарка. Не то, что бы тот был лишним. Кидомару испортил им одежду особо раздражавшего его повара, а тот потом долго искал виновника. Потом на кухонном столе вырезал знаки — не самые приличные, не по глупости, а потому что знал: подумают не на него. Было забавно потом смотреть, как за это ругают девятилетнюю кроху-посудомойку: она всегда смотрела на него как на диковинную зверушку, глупо таращилась на три пары рук. На большее нож не годится. Так и не придумав ему применения, со вздохом Кидомару убирает нож в карман.
Теперь в руках — карточки. С полсотни, наверное. Он собирает их который год, и так часто вертит в руках, что некоторые из них уже поистрепались и выцвели. Герои сказок и легенд, драконы и рыцари, короли и принцессы — любимые карточки других детей он хранит не потому, что они ценны для него, а потому, что ему нравится, что другие — богатые избалованные дети — завидуют ему, поварёнку с кухни. Но есть одна, самая лучшая — с убийцей, замотанным в тёмную ткань так, что видны лишь белки глаз. Должно быть, художнику просто было лень выделять детали, поэтому убийца был больше похож на чёрного-чёрного призрака. Так было лучше.
Зачарованный карточками, он едва не пропускает появление циркачки — тем более, что её непросто узнать.
Циркачка больше не носит дурацкое трико, маскирующее ножи. Теперь на ней простая чёрная одежда, в которой проще пробираться во дворец, она похожа на его любимую карточку. Кидомару радуется, что больше не один, но радость не длится долго. Циркачка проходит вглубь кухни, а затем достаёт флакон. Кидомару уверен: там яд.
На самом деле повару плевать: пусть хоть все господа подохнут в муках, особенно феодал и его семейка. Может, это будет даже весело. Но в отравлении обвинят его, а дальше будут допросы, пытки и казнь. А скорее всего, никто из знати не погибнет — еду-то первыми пробуют слуги.
Кидомару спрыгивает с потолка, с гулким стуком ударяясь о пол — он ещё не научился делать это бесшумно. Циркачка замечает его и бросается навстречу. Даже без оружия в руках она смертоносна. Но и он больше не беспомощен — он уклоняется от её удара, и нож-подарок Змееглазого вонзается ей в предплечье. Циркачка с воплем отскакивает, шипя, как рассерженная кошка.
— Ты долбанулся? — вопит она, будто бы не она первая полезла в драку.
— А ты думала я буду стоять и смотреть, как ты портишь мои труды? — в запале Кидомару забывает, что суп в котле, куда едва не опрокинули флакон, готовил не он.
Кидомару лихорадочно размышляет. Теперь циркачка знает, что он вооружён, у него больше нет преимущества неожиданности. Она намного опытнее, если схватка продолжится, несмотря на рану, она его убьёт. Значит, пора было заканчивать.
— Бросишься на меня — закричу, — предупреждает он и начинает отчаянно блефовать. — И сбегутся повара, из тех, кто не ушёл и лёг спать. А ты шума не хочешь.
— Брешешь, — разумно не верит циркачка.
— Хочешь, проверяй, — разводит руками Кидомару. Пока она будет проверять, он сумеет хотя бы ускользнуть.
Циркачка должна разразиться бранью. Или всё же убить его — он не удивится, если окажется, что она может сделать это, не двигаясь с места. Однако она делает резкое движение и, разбивая стекло, вылетает из окна. Кухня располагается на первом этаже, так что думать о безопасности такого манёвра не приходится. А стекло? Едва ли оно причинит ей вред. Кидомару больше волнуют три вещи. Первое — это то, что деньги за стекло могут вычесть из жалования. Второе: его может и не быть, когда Циркачка вернётся, отравит блюда и тогда его казнят. Третье: ему снова понравилось быть на волоске от смерти.
В еле тлеющий камин падают коллекционные карточки. Нож оказался игрушкой поинтереснее.
* * *
— Благодарю вас за подарок, господин. Он оказался мне весьма полезен.
Кидомару снова встречает Змееглазого — совершенно внезапно, вне дворца. Он прогуливается по рынку, видит знакомые вертикальные зрачки, и без сомнения идёт следом.
— Знаю, — довольно говорит Змееглазый. — Ты сражался и не проиграл.
Он не произносит «победил» — но и результат, который показал Кидомару, его устраивает.
— У меня тогда был день рождения, — Кидомару не хочет, чтобы на него снова убийственно смотрели, но если он будет делать только то, чего от него ждут, то так ничего и не добьётся.
— Ты имеешь в виду — второй день рождения? — уточняет Змееглазый. — Думаешь, что мог погибнуть?
— Нет, первый. Мне исполнилось двенадцать.
В глазах — вызов. Намёк на их первый разговор. «Я жду подарка».
Кидомару вновь охватывает страх. В жёлтых глазах напротив — смерть и больше ничего. Тело реагирует быстрее, чем разум, заставляя сердце бешено колотиться. Но на этот раз господин будто бы щадит его. Ощущение проходит быстро, так что Кидомару даже удаётся удержать равновесие.
— Ненавижу дни рождения, — морщится Змееглазый. — Тик-так, вот ты и стал ближе к смерти на один год. Отвратительный праздник. Но разве можно отказать…
В этот раз подарок он не бросает, а передаёт в руки. Элегантный хрустальный флакон стоит немало денег, но куда важнее его содержимое. Кидомару не задаёт вопросов, итак понятно: там яд.
— Этот сильный яд подарил мне один старый враг. Подействует даже самая маленькая доза. Я вижу, ты скучаешь во дворце. Хочешь изменить свою жизнь? Отрави феодала.
Итак, это Змееглазый посылал циркачку на кухню — Кидомару это предполагал, но теперь всё стало совсем очевидно. В смерти феодала он не был особенно заинтересован, иначе бы поручил задание кому-то более надёжному, чем Кидомару. Это было испытание лишь для него?
— Даже если я подмешаю яд в еду, её сперва проверят слуги, — возражает Кидомару, делая очевидную ошибку: господ никогда не интересовало, как именно слуги выполняют их приказы.
— Значит, придумай. В этом и суть, — жёлтые глаза раздражённо вспыхивают. — Не все задачи имеют элементарное решение. Мне не нужны люди, не умеющие рассуждать.
Он оставляет Кидомару в раздумьях. Присоединиться к Змееглазому ему теперь хочется больше всего на свете. Где тот, там и сила, там и власть. Правители, знать — всё это мишура. Одни глаза его говорят больше, чем что-либо ещё. Со Змееглазым и циркачкой он никогда не будет скучать.
Отравить феодала сложно, но возможно, когда ты знаешь кухню, как свои пять пальцев. Куда трудней — выжить после убийства. Если виновника преступления не найдут сразу же, под раздачу попадёт вся кухня. Сбежать до того, как поваров начнут пытать в одиночку Кидомару не сможет, а Змееглазый в этом помогать не станет — с испытанием надо справляться самому.
Или нет? Кто запрещал Кидомару искать союзников?
Он больше не поварёнок, мечтающий о карточках. Он игрок, принявший самую высокую ставку в своей жизни. И он намерен не не проиграть, а выиграть.
* * *
— Давай познакомимся. Меня зовут Кидомару. А тебя? — он старается звучать дружелюбно.
— Таюя.
Кидомару искал циркачку недолго. Сначала предположил, что на кухню она проникает из других помещений дворца, а не извне — это было бы слишком сложно. Значит, циркачка притворяется прислугой. Рыжая, низкая — описания значительно сузили круг поиска и привели его в прачечную. Впервые он пришёл к ней, а не наоборот — кажется, она чувствовала себя неуютно.
— Твой господин сказал тебе отравить котлы на кухне, а ты провалилась, — констатирует Кидомару. — Он теперь тобой не очень доволен, да?
Таюя пронзает его взглядом. Она в неудобной одежде почти без карманов, поэтому Кидомару говорит то, что думает — когда та без оружия, он чувствует себя куда увереннее.
— Мне он поручил то же самое. Я куда слабее тебя, — капля лести никогда не повредит, — и не справлюсь один. Мы могли бы разделить эту победу.
Таюя замирает. Её пальцы, лежавшие на рукояти несуществующего ножа, медленно разжимаются. Она ищет несуществующий подвох, но Кидомару излагает всё честно, без утайки. Он знает — с такими, как она или Змееглазый, лучше говорить правду.
— Я сделаю грязную работу, а ты выставишь себя героем? — недоверчиво усмехается Таюя.
Кидомару понимает: её не раз предавали. Поверить ему она просто не может. Справедливости ради, он бы и сам себе не поверил.
— Я уверен, что Змееглазый, или как там его зовут, сам разберётся, от кого из нас было больше пользы.
Таюя задумчиво кивает, соглашаясь с аргументом.
— Твоя правда. Выкладывай план.
* * *
Всё проходит именно так, как задумывалось.
Кидомару уцепился в слова Змееглазого о малой капли яда. Отравлена была не еда, а столовые приборы — разные у феодала и пробовавших еду слуг. Малая концентрация яда повлияла и на время его действия — головные боли у феодала начались спустя несколько часов, а затем он слёг с болезнью и скончался в течение двух суток.
Разумеется, было проведено тщательное расследование. Было выяснено, что яд был нанесён на позолоченную вилку, впрочем, все следы с неё к тому времени уже смыли. А благодаря шпионской деятельности Таюи, нескольким ссорам на кухне, краже денег главного повара, слезливой драмы из-за неразделённой любви юной кухарки и прочим трудам Кидомару все следы вели к двум поварам, раздражавшим шестирукого повара более всего. Они давно смеялись над его любовью к карточкам. Теперь, глядя в пустые глаза отрубленных голов, выставленных в назидание всем во дворе, смеётся только он сам.
Наступает Новый Год. Для господ — очередной повод наесться и напиться, для слуг — дни беспрерывного труда. Кидомару стоит во дворе и ловит ртом снежинки, когда ему велят срочно прийти в один из дворцовых залов. Первая реакция — страх: что, если его разоблачили? Он быстро успокаивается: никаких доказательств его вины нет.
В зале — маленьком, пыльном, тесном — ему объявляют, что его выкупил богатый господин, впечатлённый его навыками кулинарии. Кидомару не удивляется, когда Змееглазый выходит ему навстречу, но изображает, что они незнакомы. Его игра выходит на новый уровень.
Когда они остаются наедине, Змееглазый — господин Орочимару — торжественно произносит:
— Полагаю, на этот праздник ты хотел получить третий подарок. Нож, яд... Всё это не имеет смысла без него. Что же, вот он — новая жизнь.
— Вы же ненавидите праздники, разве нет? — слуги не спрашивают такое у хозяев, но Кидомару давно понял, что правила и ограничения со Змееглазым стоит игнорировать.
— Новый год, — мечтательно протягивает Орочимару. — Та редкая радость, которую я готов разделить с окружающими. Он провозглашает неизменную победу жизни над смертью. Люди рождаются и умирают, а года продолжают сменять друг друга. Что бы ни происходило в этом проклятом мире, время продолжает идти, а наша задача — не отставать. Мне это по душе. Жизнь продолжается — вот о чём этот праздник. С новым годом тебя, Кидомару. С новой жизнью.
— С новым годом вас, господин. С новой жизнью!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|