Игры со временем (джен)

И снова этот бесконечный коридор без окон, что приснился Гарри в сентябре на Прорицаниях. Вообще, это не один коридор, это целый замок, в котором мальчик никогда раньше не был, но Гарри нёсся по коридорам, словно точно знал, куда бежит. Он действительно знал, и прекрасно понимал, что торопиться ему некуда, ведь этот сон регулярно снится ему уже месяц, однако управлять своим сном юноша не мог. Всегда один и тот же сон, с единственным различием: каждый раз он встречает там разных людей: знакомых и незнакомых, мёртвых и живых. Мёртвые представали перед ним совсем как при жизни, только их остекленевшие, пустые глаза свидетельствовали о том, что они мертвы. Это зрелище действительно было жутким, но это ещё не всё. Просыпался Гарри всегда с таким чувством, словно у него камень на сердце. Особенно когда ему снились дорогие ему люди и те, кто погиб из-за него. Убивать их не было нужды, но они оказались рядом с тем, кто действительно был нужен убийцам — рядом с Гарри.

Само место тоже как-то... давило. Коридоры здесь были достаточно широкие, потолок высокий, но каждый раз, когда Гарри оказывался здесь, его охватывала непонятная паника. Ему казалось, что стены сдвигаются, потолок постепенно опускается, стремясь раздавить его, а так же мальчику постоянно казалось, что кто-то или что-то преследует его здесь. Поттер никогда не страдал клаустрофобией или паранойей, но здесь как будто хозяином всего был сам страх, и именно страх заставлял Гарри бежать.

Вот, наконец, эта дверь. Мальчик остановился, чтобы отдышаться. Сейчас он толкнёт дверь, она не поддастся, и тогда появится кто-нибудь и скажет, что Гарри нет туда дороги, а затем попросит о помощи, и тогда гриффиндорец проснётся. Он уже видел здесь Гермиону, всех Уизли, Грюма, Нимфадору, Марадёров и других людей, и все они появлялись по одному. Однажды появился сам Снейп. Пожалуй, Гарри не удивится, даже если здесь ему явится сам Волан-де-Морт во всей своей красе. Некоторые из незнакомцев выглядели... странно. Они не были похожи ни на мёртвых, ни на живых.

Почему-то юноше особенно запомнилось несколько снов, никак не отличавшихся от других. Однажды ему снились три ночи подряд три человека, по очереди: красивая женщина с чёрными волосами, девочка примерно одного с Гарри возраста и двенадцатилетний мальчишка. Все трое были Поттеру незнакомы, и они, как и некоторые из предыдущих людей, которых Гарри здесь встречал, не были похожи на живых, но и не мертвы. Дети напомнили Гарри черноволосую женщину (очевидно, их мать), что снилась до них, и одновременно ещё кого-то из знакомых.

А однажды Гарри приснился представительный седоволосый мужчина, тоже кого-то напоминавший юноше, но он всё никак не мог вспомнить, кого. И об этом человеке тоже нельзя было точно сказать, жив ли он.

Гарри несколько раз пытался избежать повторения сценария. Однажды подавил в себе этот безотчётный страх и никуда не побежал, оставшись на месте. Тогда страх стал постепенно нарастать, и в итоге Гарри всё равно сорвался с места и побежал, сломя голову. Тогда юноша проспал завтрак и чуть не опоздал к первому уроку.

А однажды, добежав до двери, он не стал прикасаться к ней. Тогда никто не появился, а сон всё не уходил. Побоявшись опять проспать, Гарри попробовал открыть дверь, понадеявшись, что это поможет проснуться. Тут же появился Рон, повторил то, что говорили другие люди до него, и Гарри проснулся.

Так же Поттер пробегал мимо той двери и бежал дальше — без толку: спереди слышались приближающиеся шаги, и страх заставлял его бежать обратно, к двери. Тогда юноша понял, что пытаться заставить сон идти по другому сценарию бесполезно. Он просто не проснётся, пока сон не повторится заново. И каждый раз он, проснувшись, чувствовал себя таким уставшим, будто действительно бегал всю ночь по проклятому замку. И сейчас Гарри стоял у двери, боясь прикоснуться к ней и снова увидеть кого-то из погибших по его вине. Но он не знал, что сегодня всё будет иначе...

Решив, что хватит тянуть время, Гарри повернул ручку и толкнул дверь. Конечно же, она снова не поддалась.

— Ты не сможешь вернуться туда, — послышался сзади женский голос.

Мальчик повернулся и замер. Перед ним стояли его родители. Они, конечно, выглядели так же, как и все, кто умер к тому моменту, когда Гарри отправился в прошлое. Странно видеть их здесь вместе. Нет, Гарри рад их видеть. Но до сих пор люди приходили по одному.

— М-мама? Папа? — удивлённо спросил Гарри. Больше он ничего не мог сказать.

— Здравствуй, Гарри, — улыбнулся отец. Эта улыбка, пусть и печальная, удивила Гарри ещё больше. У всех людей, появлявшихся до того, лица были словно каменные, на них не отражалось ни одной эмоции. И у живых в том числе. Менялся только тон, каким они говорили. Как будто эти люди в своих мыслях находятся не здесь, а где-то далеко. И вдруг появляются родители, которые ведут себя так, словно они... появились здесь так же случайно, как и сам Гарри, не из другого мира!

— Сын, я понимаю твоё удивление, — заговорила мать. — Но давай поговорим. Люди, которых ты видел до того, очень хотели жить, и потому есть одна вещь, о которой они не говорили тебе, боясь, что ты не станешь им помогать, сдашься. Мы с отцом тоже хотим жить, но мы так же хотим, чтобы ты знал: у тебя есть выбор.

— Выбор?

— Да, — кивнул отец. — Знай, мы гордимся тобой, что бы ты ни сделал, и мы любим тебя. Итак, давай перейдём к делу, времени мало. Идём с нами, — Джеймс и Лили двинулись вперёд по коридору. Гарри, помедлив, поспешил за ними. — Ты знаешь, каков расклад в том мире, в котором ты сейчас находишься: Лили ненавидит меня, считает безмозглым, неисправимым мальчишкой, не отвечающим за свои действия, и обратного ей уже не докажешь. Якобы моя попытка убить Северуса стала для неё неопровержимым доказательством того, что она обо мне думает, и даже более того. Я, в свою очередь, думаю, что она выбрала Снейпа, и наши с ней дорожки окончательно разошлись. Конечно, я в дальнейшем буду пытаться показать ей, что я лучше, чем она считает, и даже лучше Снейпа, но бесполезно. Северус отказался от карьеры Пожирателя Смерти. То есть, план Волан-де-Морта выполнен, и это необратимо. Разве что, скормить Реддлу Сыворотку Правды, чтобы он при Лили и Мародёрах рассказал правду, но он не так глуп, он догадывается, что ты не станешь сидеть, сложа ручки, и будет очень внимателен. Он достаточно умён и образован, чтобы распознать Сыворотку и не проглотить её. Возможно, ты сумеешь придумать новый план, но твои шансы, скажем прямо, малы. И вот что я хочу сказать: ты можешь продолжать бороться, а можешь уйти, прямо сегодня. Не скрою, мы с Лили всей душой хотим, чтобы ты боролся и справился с ситуацией, но, понимаешь, ты будешь приходить в этот замок каждую ночь, хочешь ты того или нет. Это место — не сон, это... Проще говоря, это что-то вроде перекрёстка. Каждая из дверей — вход в другую реальность, в другой мир, но тебе всегда будет открыта только одна. Люди, которых ты можешь здесь встретить — это люди, которые существуют в твоей реальности, люди, которые существовали в ней раньше, но погибли, и люди, которые могли бы существовать в твоём мире, но их нет в результате стечения ряда обстоятельств. Всех тех людей, которых ты уже видел и которых, возможно, ещё увидишь, объединяет одно: пока ты находишься в прошлом, ты можешь изменить их судьбу.

— И много их?

— Немало, — уклончиво ответил отец.

— Почему вы ведёте себя не так, как другие? — задал Гарри волновавший его с самого появления родителей вопрос.

— Мы много времени провели в загробном мире, прежде чем оказаться здесь, и это помогло нам справиться с атмосферой этого места. Она давит не только на тебя, но на нас она действует иначе. Если тебя здесь охватывает страх, то нас — безразличие. Единственное, что движет здешними обитателями, уже умершими в твоём мире — жажда жизни. У нас с Лили она тоже есть, но мы быстро смогли адаптироваться и способны думать о чём-то ещё. Те, кто ещё не умер, здесь тоже не чувствуют практически ничего. Они хотят только, чтобы ты изменил их судьбу в лучшую сторону, а это в твоих силах. Опасность тебе здесь не грозит ни от кого, но здесь есть те, чью судьбу ты можешь сделать такой, какой в твоей реальности они не хотят. Преимущественно это самые преданные своему хозяину Пожиратели. Они ничего не могут тебе сделать, но всё равно с ними лучше не встречаться.

— Но... Я сейчас не чувствую страха, — Гарри только сейчас это заметил.

— Когда рядом с тобой оказывается кто-то из здешних обитателей — мы, например — здешняя атмосфера на тебя влияет гораздо меньше.

— А почему вы здесь вообще оказались?

— Потому что, отправившись в прошлое, ты получил шанс изменить будущее так, чтобы мы остались бы живы, — стала рассказывать Лили. — Впрочем, вы с Реддлом уже это сделали: Снейп не станет Пожирателем Смерти, и это тоже влияет на нашу судьбу, на твою и на судьбу Волан-де-Морта тоже. Вот только сам Реддл верит в пророчество до сих пор, поэтому его цель — не дать тебе родиться, и этой цели он тоже уже добился.

— Тогда куда вы меня ведёте, если, по вашему мнению, ничего уже не сделать?

— Мы собираемся показать, куда тебе идти и что делать, когда ты решишь, что исчерпал себя, — пояснила мама. — Уйти ты сможешь только через это место.

— Я не собираюсь сдаваться! — возмутился юноша, остановившись.

— Гарри, пойми, — стала объяснять мать, тоже остановившись и повернувшись к сыну. — Ты можешь застрять в прошлом! Это место — не сон, и твоё пребывание здесь не проходит для тебя бесследно. Может быть, ты не замечаешь, но еженощная беготня здесь очень медленно, но изводит тебя. Рано или поздно всё это сведёт тебя с ума, и тогда ты не сможешь ни уйти, ни что-то предпринять, чтобы в будущем ты появился на свет. Признай, тебя пугают эти сны, каждый вечер ты боишься уснуть и увидеть кого-то, кто тебе дорог, а утром ты просыпаешься и впадаешь в отчаяние от того, что не можешь ничего поделать с этими снами. А знаешь, что случится в тот день, когда ты должен будешь родиться? Ты исчезнешь, и от тебя не останется ни следа, — договорив, мама развернулась, и они с отцом пошли дальше.

— Но... Но почему вы мне это говорите? Ведь вы сами сказали, что здесь всем всё безразлично! Даже мои лучшие друзья ничего мне не сказали...

— Мы давно мертвы, Гарри, — повторил Джеймс, не поворачивая головы. — Со смерти других прошло меньше времени, и они, оказавшись здесь, не смогли адаптироваться. Живые — тем более. Конечно, ты не видишь нас самих, нас здесь нет, как и тебя, все мы — всего лишь проекции из твоей реальности, однако проецируешь нас не ты, поэтому ты не можешь предугадать, кого здесь встретишь, и как он будет себя вести. А те, что могли бы существовать в твоём мире, но не существуют, вообще здесь как призраки, фантомы. Они знают только, какая дверь в какой мир ведёт. А ещё они знают о мире, дверь в который ты ещё можешь открыть, но не без помощи. У тебя ещё есть один единственный шанс и, если ты всё сделаешь правильно, всё сложится очень хорошо... Прости, нет времени объяснять подробнее, Гарри, да и я не имею права. Надеюсь, ты догадаешься обо всём сам, и у тебя всё получится. Но здесь каждая минута играет против тебя. Да и не положено тебе много знать об этом месте. Мы почти пришли.

Они свернули в другой коридор и шли по нему уже молча. Вскоре впереди Гарри увидел фигуру человека, бегущего в ту же сторону, что и Поттеры. Человек остановился у одной из дверей и, тяжело дыша, толкнул её. Дверь, к удивлению Гарри, открылась, но человек не спешил в неё входить. Рядом с ним появилась ещё одна фигура и что-то сказала ему. Человек обернулся и в испуге шарахнулся от собеседника. Подойдя, Гарри с ужасом узнал в этом человеке Реддла, а в юноше, которого Том так испугался — самого себя, но это был один из фантомов, как их назвал отец. Он казался ещё менее настоящим, чем кто-либо, кого Гарри видел.

— Что ты здесь делаешь? — накинулся на Тома Гарри.

— У меня к тебе тот же вопрос, — дрожащим голосом заметил Том. Было видно, что его покоробило то, как испуганно прозвучал его голос, и Гарри не захотелось заострять на этом внимание. Ведь он и сам напуган. Увидеть самого себя вот таким — не каждый сможет сохранить спокойствие.

— Вы оба здесь, потому что в ход времени вы вмешались вместе, — объяснил отец Гарри. — И уйти вы сможете только одновременно. Через эту дверь, — он повёл рукой в сторону распахнутой двери.

— Когда ты войдёшь туда, ты станешь мной и останешься здесь, — добавил бесцветным голосом фантом, обращаясь к Гарри.

— Отец, зачем ты сказал ему? — сдавленно прошептал гриффиндорец. Похоже, это действительно конец. Ведь Реддл действительно добился своего, и теперь ему остаётся только вернуться в 1995 год, а Гарри — остаться здесь.

— Что? — переспросил Том.

— Зачем ты сказал при нём, как нам обоим уйти отсюда? — обратился Гарри к Джеймсу, кивнув на Реддла. — Теперь он просто заставит меня войти в эту дверь! И тогда всё кончено!

Вместо ответа Джеймс выжидающе смотрел но Реддла

— Но... я не хочу... — начал Том, но договорить не успел: всё вокруг залил яркий свет, и Гарри проснулся в гриффиндорской спальне.

Тяжело дыша, он повернул голову и увидел Реддла, севшего в соседней кровати и тоже тяжело дышавшего. Похоже, он тоже только что проснулся, и теперь, вытаращив глаза, с каким-то непонятным оцепенением смотрел на Гарри, но ничего не говорил.

— Тебе приснился тот же сон? — спросили они, наконец, одновременно.

— Давай выйдем отсюда, — сказал Том, вставая с кровати. — Кажется, нам есть что обсудить.

Гарри возражать не стал. Держался братец не так, как обычно. Казалось, всё его самообладание улетело в трубу. Было видно, что он растерян, взволнован. Его трясла дрожь, когда он надевал брюки, тёплый свитер и мантию. Самого Гарри трясло не меньше. Одевшись, мальчики вышли из гриффиндорской башни, поднялись на восьмой этаж и вошли в выручай-комнату. Сегодня воскресенье, ноябрь уже подходил к концу, поэтому в замке холодно, и по дороге ребята никого не встретили.

В выручай-комнате горел камин, и два кресла рядом с ним казались самыми мягкими и уютными во всём Хогвартсе. Устроившись в них и согревшись, мальчики молчали, не зная, с чего начать разговор.

— Гарри, — начал Том, — тебе этой ночью снилось, что ты оказался... гмм... в огромном замке?

— Да, но это был не Хогвартс. — тихо ответил Поттер, просто глядя в камин. Он от всей души надеялся, что этот замок ему всего лишь приснился, но, если Реддлу снилось то же самое, то это явно что-то большее, чем сон.

— А... Ты видел там своих родителей, меня?.. Себя?

Гарри оторвался от созерцания огня и внимательно посмотрел на Реддла.

— Тебе снилось то же самое, — сказал он вместо ответа. Гарри не спрашивал, он утверждал.

— О, да, — только и смог вздохнуть братец.

— Значит, это не сон, — продолжил Гарри. — Послушай, а то, что ты сказал перед тем, как мы проснулись — что это значит?

— То и значит, — резко ответил Том, отворачиваясь к камину и сокрушённо опустив голову.

— Чего ты не хочешь и почему? Ведь всё сложилось именно так, как ты хотел! — не унимался Гарри.

Реддл снова поднял голову и внимательно посмотрел на Гарри, словно раздумывая, стоит ли отвечать.

— Сколько мне, по-твоему, лет, Поттер? — спросил он, наконец.

— Ммм... — задумался Гарри, застигнутый врасплох этим вопросом. — Пятьдесят четыре года назад тебе было около шестнадцати, значит, сейчас тебе... Около семидесяти!

— Уверен?

— О, прости. Столько тебе будет в 1995 году. Сейчас тебе пятьдесят лет.

— Нет, Гарри. Пятьдесят лет другому мне, который пытается сейчас захватить власть. Семьдесят мне будет, когда я вернусь в 1995 год. Есть ещё идеи?

— Хм... Ну и сколько же тебе? — усмехнулся Гарри.

— Шестнадцать, — сказал Том без тени улыбки.

— Как так?

— Зелье, Гарри. Перед отправлением сюда я выпил зелье. Это разновидность Оборотного зелья, которая отнесена к Тёмной магии. Само Оборотное зелье к ней не относится, даже мракоборцы его используют. Но ЭТА разновидность... Оно не дало мне внешность шестнадцатилетнего мальчишки. Оно СДЕЛАЛО меня шестнадцатилетним мальчишкой. Таким, каким я был в шестнадцать, но при этом зелье дало мне внешность другого человека. Полагаю, ты и так понял это. Ты не мог не заметить, что мой характер изменился. Я стал мальчишкой, который неспособен убить. Может навредить, может ненавидеть, может даже желать кому-то смерти, но не может убить сам.

— Ну да, — скептически посмотрел на него Гарри. — Не мог он в свои шестнадцать лет убить, конечно. Наследник Слизерина, полвека назад напустивший на учеников василиска, который даже убил одну девушку, неспособен на убийство.

— Эй, ты не путай, — запротестовал Том, — её убил василиск! Я сам был несколько шокирован, когда она погибла. Одноклассница, всё-таки, пусть и грязнокровка. Я умышленно ни на кого конкретного василиска не натравливал, я просто выпускал его и приказывал убить кого-то из грязнокровок.

— Да ты сама невинность! — с сарказмом воскликнул Гарри.

— Неужели ты сам, Поттер, так же любишь маглов, как Дамблдор — чистокровный волшебник, никогда с ними не живший? — прищурился Реддл.

— Ну... И среди маглов, и среди волшебников есть разные люди...

— Ты встречал среди маглов хоть кого-то, кто воспринимал тебя как такого же человека, как они сами?

— Я мало общался с маглами, — признал Гарри.

— А твои дядя и тётя?

— Они... примитивны. Глупые, жадные, жестокие, трусливые зануды, — помедлив, ответил Гарри. Он чувствовал, что сейчас, если он хочет что-то понять о происходящем, хочет, чтобы разговор не оборвался, и при этом хочет слышать правду, он сам должен отвечать на вопросы без злобы, агрессии, сарказма... и без вранья.

— Я тоже рос среди них, — начал распаляться Том, — я знаю, что они злые, жестокие, жадные. Они способны бросить своих детей, отречься от них! Да, у волшебников тоже есть приюты, но туда в большинстве своём поступают грязнокровки, родители которых испугались проснувшейся в их чаде магии и, встретив специалистов по устранению последствий случайных выбросов магии, потребовали, чтобы они «вылечили» их ребёнка-волшебника! Конечно, магия — это не болезнь, от неё невозможно вылечить, поэтому специалисты просто отдавали детей в волшебный приют! А вот от сквибов, даже из чистокровных семей, весьма редко отказываются! Другие люди, у которых не может быть детей, приходят и выбирают себе только здоровых, весёлых и общительных малышей-паинек. Конечно, на таких не нарадуешься! Больные и замкнутые дети, особенно если им больше четырёх, не нужны никому, и всем безразлично, что они такие же дети, что им тоже нужно... тепло и уют. Я знаю, что все люди разные, и я видел много маглов, но большинство — именно такие. И не говори мне, Поттер, что тебе хорошо жилось у твоих родственников!

— Думаю, тебе всё же было хуже, чем мне, — сказал Гарри серьёзно.

Том молчал. Он снова опустил голову и едва слышно пробормотал: «Что со мной? Распустил тут...». Он никогда раньше никому всего этого не говорил. Он вообще никогда никому не жаловался, как ему плохо. Возможно, дело в том, что он нашёл в Гарри человека, который способен понять всё это. Раньше в Хогвартсе он ни с кем особо не общался, да и все его одноклассники имели любящих родителей, проблемы Тома были недоступны для их понимания. А говорить об этом с такими же сиротами, как он сам, Том не видел смысла — им ли не знать. Да и магловские сироты не общались с ним, потому что он задавался и держался особняком, считая себя не таким, как все, а лучше, выше по статусу, особенно когда поступил в Хогвартс. На самом деле остальные сироты страдали так же, как и он. А Поттер... он рос не в приюте, однако оказался способен понять, каково было Тому. Однако сочувствие Гарри ему не было нужно. Вновь посмотрев на Гарри, он увидел, что тот о чём-то задумался, уставившись в камин.

— Ты хотел рассказать о зелье, — напомнил вдруг Потер. — Что в нём такого, что оно отнесено к Тёмной магии? Ведь обычное Оборотное тоже опасно: если выпить зелье с волосом какого-нибудь животного, то обратно не превратишься. Без вмешательства медицины, по крайней мере.

— Тёмная магия отличается от обычной тем, что традиционная медицина не справляется с её последствиями. Раны, нанесённые Тёмной магией, можно излечить только Тёмной магией. То зелье, которое я выпил, очень сложно в приготовлении. Ни в Хогвартсе, ни в каком-либо высшем магическом учебном заведении такое не проходят даже на теории. Дело в том, что здесь замешаны манипуляции с душой. Знаешь ли ты, откуда вообще берутся полтергейсты?

— Эээ... — задумался Гарри. — Это такие же призраки, но любящие розыгрыши? — предположил он неуверенно.

— Призраки бесплотны, Гарри. Вспомни Пивза и, например, Почти Безголового Ника. Ник не может ничего поднять, бросить, съесть и даже чихнуть. А Пивз может, ты сам это видел, и я тоже. Знаешь ли, Гарри, для дементоров человеческие души — вовсе не деликатес. Дементоры питаются эмоциями, а душу они высасывают, если человек много шумит, потому что они не любят шум. Они могут не высасывать душу, а просто вырвать её из человека. Но они предпочитают так не делать, именно потому, что душа, извлечённая из человека насильно и не ушедшая в мир иной в ближайшее время, становится полтергейстом. Понимаешь, это связано с тем, что такая душа остаётся в подвешенном состоянии: тело, из которого её вырвали, ещё живо, а значит, она не может уйти из этого мира. По этой же причине она не бесплотна. Но и вернуться в тело она не может, ведь её изгнали оттуда. Что ей остаётся? Она не может жить полноценной жизнью, она злится и, чтобы её существование не потеряло смысл окончательно, она начинает вмешиваться в жизнь людей. Души, вырванные из тела, обычно затаивают злобу на живых, завидуют, ведь они могли бы ещё жить и жить, как все люди, поэтому чаще всего они начинают пакостить по мелочам, как Пивз. Некоторые причиняют весьма ощутимый вред: например, могут устроить пожар. И совсем уж редко они приносят пользу людям. Если из человека выдернули душу, самое гуманное, что ты можешь сделать — убить его, тогда душа сможет уйти. Но на это есть только первые десять минут. Потом уже ничего нельзя будет сделать. Однако в эти же самые десять минут можно не убивать несчастного, а использовать его душу для приготовления зелья. Тогда она не станет полтергейстом и даже сможет оказаться в теле, пусть и в другом, и она будет уже другой. Манипуляции с душами всегда опасны и считаются великим злом, так как при них меняется сама сущность человека, поэтому даже в большинстве книг по Тёмной магии о них не упоминается.

— Спасибо, конечно, за лекцию, но причём здесь твой возраст? Неужели...

— Молодость не возвращается, Гарри, и ты это знаешь. Но молодость и годы жизни можно отобрать, ведь ничто не берётся из ниоткуда. В зелье, которое я выпил, использована душа шестнадцатилетнего мальчишки. Таким образом, произошёл своего рода обмен: мне досталось его физическое состояние — его молодость, внешность, болезни; а его душа обрела новую форму: она стала такой, какой была моя, когда мне было шестнадцать. Так его душа оказалась связана со мной и стала моей в полном смысле этого слова. Теперь в моём теле две души, обе мои, они противоборствуют, и рано или поздно одна поглотит другую, так как две души у меня быть не может... И, похоже, душа мальчишки уже почти одержала верх.

— Это плохо?

— Разумеется! Он гораздо более мягкий, он не может командовать Пожирателями Смерти...

— Я не верю, что ты не изучил все возможные побочные эффекты зелья, прежде чем его пить, — заметил Гарри. — На что же ты рассчитывал?

— На что я рассчитывал? — Реддл усмехнулся. — Я не ожидал, что душа шестнадцатилетнего мальчишки способна поглотить мою, ведь моя воля, как мне казалось, сильнее. Я не ожидал, что я так слаб, что продержусь всего две недели, а затем начну потихоньку сдавать позиции. Месяц назад я окончательно потерял контроль над ситуацией.

Гарри задумался. Месяц назад... Это после того, как Джеймс решил игнорировать Лили? Жаль, что не раньше. Может быть, тогда ещё можно было бы расстроить планы Лорда.

— Я думал, — снова заговорил Том, — что вернусь в 1995 год автоматически, когда выполню план. Когда я вернусь туда, картина будет такая: я никогда не терял силы и собственное тело, тебя существовать не будет, а значит, мне не нужно будет отправляться в будущее, я не выпью это зелье вновь, следовательно, я буду прежним, даже если здесь окончательно превращусь в мальчишку. Но, оказывается, всё не так просто. Теперь мне шестнадцать. Мои воспоминания, знания, сила — всё это при мне, но... Воспоминания, относящиеся к периоду от моего шестнадцатого дня рождения до того момента, когда я выпил это чёртово зелье, я воспринимаю так, будто это не мои воспоминания, а какого-то другого человека, которого я видел со стороны, и... Я не хочу таким становиться. Я хочу остаться человеком, а не стать... монстром, — по лицу Реддла скользнула странная улыбка. — Знаешь, Поттер, в семнадцать лет — то есть в тот период, который сейчас я воспринимаю как чужую жизнь — я совершил своё первое убийство, собственными руками убил отца. Два слова — и всё, казалось бы... Было тяжело решиться, но я не мог иначе. Слишком зол я был на своего магловского папашу. Если бы он не бросил маму, она бы не погибла, а у меня была бы нормальная семья... А ещё через три года я совершил первую манипуляцию с собственной душой. Тогда я не заметил этого, но теперь, когда я вижу всё со стороны, я понимаю, что тогда перестал быть человеком, понимаешь? В двадцать лет! А ведь я повторял это снова и снова, пока не стал таким, каким ты меня знал... Я... Я не хочу возвращаться к этому...

Похоже, сейчас с Томом происходило то, чего с ним не было никогда раньше: он рассказывал без утайки всё, о чём он сейчас переживает, что с ним творится. О выплёскивал всё, что в нём накопилось с того самого момента, когда он стал смотреть на свои прошлые поступки со стороны. Его пугало и то, что он говорит, и то, что он говорит это Поттеру, но не мог удержать словесный поток. Он действительно до отчаяния не хотел возвращаться.

— Что же ты собираешься делать? — спросил Гарри, который тоже был в шоке от слов Реддла. Он никогда даже не думал, что Том в юности не хотел становиться тем, кем он стал. Власти — да, хотел. Хотел, чтобы его боялись. Но, видимо, он хотел остаться при этом человеком. Если конечно, он сейчас не притворяется.

Том медлил с ответом. Он задумчиво смотрел в огонь и, наконец, сказал:

— А ничего. У меня был план, который уже выполнен, мне осталось лишь вернуться, и избежать этого нельзя. Когда я снова стану нелюдем, мне будет всё равно, чего я хотел, а чего не хотел в свои шестнадцать лет. Так какой смысл сейчас вести такие разговоры?

— Ты говорил, что, когда вернёшься в будущее, будешь помнить это путешествие в прошлое. Значит, ты будешь помнить всё то, что ты сейчас чувствуешь...

— Но буду смотреть на это через призму человека-ящера, — усмехнулся Том. — И буду воспринимать все эти мысли как собственную глупость и слабость

— Но ты же тогда, во сне, не стал заставлять меня войти в ту дверь, — вспомнил Гарри. — А если следующей ночью такого шанса не подвернётся? Тебе будет сложно найти меня в том замке, а я к тебе не пойду.

— Полагаю, ты заметил, что в том замке ничего не происходит по твоей воле. И попрошу не заблуждаться: то, что я тебе наговорил, вовсе не значит, что у нас с тобой теперь будут хоть сколько-нибудь доброжелательные отношения. То, что я здесь наговорил — минутная слабость, и об этом не должен знать никто, — Том поднялся с кресла и направился к выходу. — И можешь не волноваться: я найду способ вернуться в 1995 год. В конце концов, тебя можно убить. Конечно, для этого надо по-настоящему хотеть, а я не хочу, но смогу это сделать, если ты разозлишь меня, — с этими словами братец вышел из комнаты.

Конечно, У ЭТОГО Тома нет с Гарри личных счётов, если он действительно помнит большую часть своей жизни как жизнь другого человека, к которому Реддл ещё и испытывает антипатию. Может быть, если усилить эту антипатию, то можно будет убедить Тома помочь ему. Хотя это подразумевает то, что сам Том не доживёт даже до рождения Гарри, ведь для него это единственный способ не стать тем, кем он не хочет быть. Взять и убить здешнего Волан-де-Морта. А что? Образумить его не удастся, да и явно уже поздно. Но ведь Том хочет жить. Конечно же, хочет, как и любой нормальный человек. Да и это просто смешно — двоим мальчишкам шестнадцати лет пойти и выступить против самого сильного тёмного мага всех времён и народов, который, в отличие от Тома, способен на убийство. И Реддл упомянул, что Лорд много раз что-то делал с собственной душой. Кто знает, что он там наворотил? Может, его и убить-то невозможно.

Нет, убить Волан-де-Морта — вообще не вариант. И сам Реддл сотрудничать с Гарри не станет, у него нет на это причин. Что ещё можно сделать? Раньше мальчик думал для начала связаться с Ксенофилиусом Лавгудом, редактором Придиры, но, когда Гарри написал этому человеку, он не поверил юноше. В доказательство гриффиндорец написал ему ещё одно письмо, в котором содержалось всё, что Гарри знает о нарглах, мозгошмыгах и прочей чепухе, о которой рассказывала ему Полумна. Сейчас Придира не издаётся, поэтому Лавгуд не смог бы сказать, что Гарри всё это прочитал в его журнале. А книг, в которых упоминаются все эти мистические существа, нет и быть не может. Да, тогда Лавгуду пришлось бы поверить. Если бы, конечно, он прочитал это письмо. А он, похоже, не прочитал, так как в тот же день сова принесла Гарри конверт, в котором юноша обнаружил обрывки своего письма. Из всех, с кем мальчик был знаком в 1995 году, Лавгуд был единственным, кто мог бы поверить в историю Гарри. Кто же тогда станет с ним сотрудничать? Ладно, Снейп знает, что Поттер из будущего. Но он не станет помогать, ему это вовсе незачем! Гарри нечего предложить ему взамен. Значит, придётся действовать в одиночку. Решив так, юноша встал и покинул выручай-комнату.

* * *

— Джеймс, я знаю, что матч через два дня, но завтра у нас лабораторная по Зельям!

— Ну и что?!

— Надо к ней готовиться!

Лили Эванс заткнула уши, сидя в кресле у стола и перечитывая пятый раз один и тот же абзац учебника по зельеварению, чтобы, наконец, вникнуть в смысл. Люпин и Поттер спорят уже около десяти минут, и их доводы слышит вся гостиная Гриффиндора.

Джеймс, капитан команды по квиддичу, каждые три дня устраивал тренировки, но за неделю до матча Гриффиндор–Слизерин он начал гонять команду на поле ежедневно, и вместе с тем участились подобные споры: Джеймс, одержимый квиддичем, гнал команду на тренировку, а Римус поднимался и говорил, что, как староста, против этой тренировки. То у третьего курса контрольная, то у четвёртого, то ещё что-нибудь. И так каждый день. Римус не поклонник квиддича, но также он никогда не ссорился с друзьями из-за учёбы и спорта. Вообще странно, что он вдруг вспомнил о том, что он староста.

— Зачем?! — кричал Поттер. — Нас, как обычно, разобьют на пары и скажут готовить какую-нибудь бурду по рецепту, написанному на доске. Да и всё равно Слизнорт поблажки мне делает!

— Значит, ты считаешь, что пользоваться снисходительностью преподавателя — это правильно?! — начал выходить из себя Римус.

— Да даже если я получу «Отвратительно», моим оценкам это ничуть не повредит!

— Джеймс, в этом году у нас СОВ, и к учёбе следует относиться ответственнее, чтобы в июне не попасть впросак. СОВ — это тебе не простые школьные экзамены!

— Да эту теорию я и так знаю, по ходу дела вспомню! — утверждал Поттер. — А если нет — на лабораторной у меня будет напарник и, на худой конец, учебник!

— На улице сейчас дождь, а значит, в замок вы придёте сырыми и грязными, — перешёл Римус к новому аргументу. — Ты же знаешь Филча.

— Если свершится чудо, и Филч нас поймает, потерянные Гриффиндором баллы я верну с процентами в ближайшее время опять же на зельеварении, а с отработкой справимся как-нибудь. А вот если мы будем недостаточно готовы к матчу против Слизерина, мы точно проиграем. Вполне возможно, что счёт будет разгромный, и тогда кубка мы в этом году не завоюем, — парировал Джеймс. — И вообще, почему тебя это так волнует? Ты же будешь ни причём...

— Ошибаешься, Джеймс, причём, ещё как причём! Потому что я — староста!

Не выдержав, Лили закатила глаза. Где же был наш Староста-Всея-Гриффиндора, временами просыпающийся в Люпине, когда Поттер, Блэк, Том и Гарри чёрт знает где пропадали в Хэллоуин? Гулял вместе с ними! В то время как Петтигрю прикрывал их в Хогвартсе, уверяя всех, что его друзья плохо себя чувствуют и отлёживаются в башне. Благо, никому не пришло в голову проверить. Вот только Лили, в ту ночь допоздна засидевшаяся над эссе по Истории магии, видела, когда они вернулись. Здоровые и счастливые.

— Я должен следить за дисциплиной и успеваемостью! — продолжал Римус. Он в жизни не говорил подобной чепухи и предыдущего старосту, которого сейчас копирует, называл занудой. — А вам с Сириусом не мешало бы больше внимания уделять учёбе. В конце концов, от результатов СОВ и ЖАБА зависит ваше будущее! А квиддич — всего лишь игра!

Тут уже Том едва слышно фыркнул. Он, Гарри и Сириус стояли в стороне от спорщиков и молча наблюдали, кто победит сегодня. Аргументы в этом споре каждый день были разные, но заканчивался он всегда одинаково, и Джеймс ещё ни разу не проиграл. И сами спорщики, и Лэйары с Сириусом знали, какие побуждения двигают Римусом на самом деле. Но это секрет, в связи с чем озвучить свои доводы Лунатик не мог, и потому пытался найти такой способ заставить Джеймса тренироваться несколько меньше, чтоб и другие не узнали лишнего, и друга убедить. Пока безуспешно.

Как раз пять дней назад Джеймс сообщил друзьям, что решил всю неделю, оставшуюся до матча, устраивать тренировки ежедневно, а Римус высказался против. Тогда и произошёл первый спор...

— Скоро матч со Слизерином, — заметил Том, когда ребята возвращались с тренировки. Лунатик и Питер, присутствовавшие на ней в качестве зрителей, шли рядом.

— Что если именно тот маньяк подбросил тебе эссе тогда, в библиотеке? — продолжал Люпин. — Мелочь, конечно, но что если это значит, что теперь ТЫ его цель?! Что если в следующий раз кто-то умрёт? Либо это будешь ты сам, либо на тебя свалят вину! Жизнь дороже, Джеймс, а квиддич — всего лишь игра!..

«Квиддич всего лишь игра» — так заканчивался каждый спор Лунатика и Сохатого. Джеймс отвечал лишь...

— Нет, Римус, для меня квиддич — не игра! Это моя жизнь, и в будущем я собираюсь войти в профессиональную сборную и... — не договорив, он разворачивался и уходил с командой тренироваться, а Римус и Питер шли с ним, дабы проследить, чтоб ничего не случилось.

С тех пор, как Джеймс решил забыть о Лили, он стал больше внимания уделять учёбе и тренировкам. Особенно он старался на тренировках. Это помогало ему отвлечься. Ведь он не мог забыть о рыжеволосой девушке, в которую давно влюблён, так быстро. Избегать её невозможно, ведь они однокурсники, но они почти не разговаривали. А по-настоящему свободным Джеймс чувствовал себя лишь на метле, и поэтому, как считали друзья, он участил тренировки, на которых выкладывался весь без остатка.

Гарри мог это понять, ведь он тоже любил полёты. Он до сих пор помнил, что испытывал, впервые оказавшись на метле. Сильная, почти безграничная радость, лёгкость, свобода... Со временем эти чувства притупились. Юноша просто привык к ним и перестал замечать... Но любовь к полётам осталась. Должно быть, то же самое испытывал и Джеймс.

Наконец, команда Гриффиндора, а вместе с ней её капитан и его подпевалы ушли из гостиной. Теперь можно спокойно доделать зельварение. Сегодня Лили ещё собиралась пойти поговорить с Северусом. Весь этот месяц она с ним не заговаривала, и теперь девушка очень надеялась, что за это время Сев образумился.

Закончив с уроками, заданными на завтра, она поднялась и вышла из гостиной, сказав, что хочет прогуляться. Гриффиндорка знала, где вход в гостиную Слизерина и пошла к нему, надеясь, что кто-то из слизеринцев передаст Северусу, что она ждёт его в коридоре. Подойдя к стене, в которой скрыта нужная дверь, Лили стала ждать, когда кто-нибудь появится. К счастью, ждать долго не пришлось: минуты через три сюда подошёл маленький мальчик, первокурсник.

— Мальчик, — обратилась к нему Эванс, — ты ведь не торопишься? Найди там, пожалуйста, Северуса Снейпа и попроси, чтобы он вышел сюда. Я сама не могу войти, я не с вашего факультета.

Первокурсник быстро кивнул, но входить в гостиную не торопился, с подозрением уставившись на гриффиндорку. Лили, фыркнув, закрыла уши ладонями и отвернулась, после чего услышала, как мальчик что-то сказал, и вход в гостиную открылся. Мальчик вошёл, и проход вновь превратился в стену. Какое-то время спустя оттуда вышел Северус.

— Здравствуй, — несмело улыбнулась ему Лили.

— Привет, — поприветствовал он девушку в ответ. — Давай поднимемся наверх? Не хотелось бы разговаривать здесь.

— Давай.

Ребята поднялись на второй этаж и встали у окна. Северус с деланным равнодушием смотрел в окно, а Лили, помолчав немного, начала разговор, глядя Снейпу в лицо:

— Как ты?

— Хорошо, — коротко ответил он, не отрывая взгляда от видневшегося вдали стадиона.

— Только не держи на меня зла за то, что я оттолкнула тебя месяц назад, хорошо? Ты должен меня понять. То, что ты тогда сказал...

— Что страшного во фразе «Я тебя люблю»?

— Может и ничего. Но что ещё ты тогда наговорил — это слишком, Северус! Пойми меня правильно: ты очень хороший, но ты мой друг, и я никогда не воспринимала тебя иначе!

— Но ведь можно хоть попытаться, — тихо сказал Сев и перевёл взгляд на Лили. — Вдруг что-то получится? По крайней мере, если ничего не выйдет, я успокоюсь...

— Северус, ты мне как брат, понимаешь? Мы подружились задолго до школы, целыми днями гуляли вместе, ты стал мне как родной, и я не хочу, чтобы это менялось. А если мы станем встречаться, что-то уже необратимо изменится. Да и я не могу встречаться с человеком, которого воспринимаю как брата, так что твоя затея заранее обречена на провал, — попыталась объяснить Лили. — Прости... — добавила она, заметив, как скис Северус. — Но мы можем навсегда остаться друзьями. Всегда вместе, как и раньше. Когда у нас появятся семьи, будем дружить семьями. Что скажешь, а? — улыбнулась девушка и по-дружески ткнула локтем Снейпа.

Юноша задумался и, наконец, сказал:

— Согласен.

— Здорово! — обрадовалась Лили. Конечно, она понимала, что Северус так просто не успокоится, но некоторые вещи нельзя объяснить, их можно только понять своим умом. — Пошли, погуляем! А то что в замке сидеть, м?

— Пошли, — улыбнулся Северус.

И они, одевшись потеплее, вышли на улицу. Эванс и Снейп весело провели время до отбоя, потом вернулись в замок и разошлись в разные стороны. Северус — в подземелья, Лили — в гриффиндорскую башню.

Этой ночью Снейп долго не мог уснуть, всё думал, что будет делать дальше. Слизеринец, конечно, не отказался от мысли о том, чтобы быть для Лили не братом, не другом, а кавалером, а в перспективе — может даже и мужем. И он отлично знал, что Эванс это понимает. А значит, она уже будет настороженно относиться к его поступкам, которые он будет совершать с целью заставить её взглянуть на него иначе, не как на брата. Теперь, когда она знает о его к ней отношении, изменить ЕЁ отношение гораздо сложнее, а может даже и не возможно... Было бы лучше, если бы он не говорил ей о своих намерениях. Но уже поздно... Или нет?

* * *

Через три дня Северус встал раньше других, отправился к Большому залу и спрятался за доспехами, стоявшими у дверей. Через какое-то время остальные ученики пошли на завтрак, но Северус высматривал среди них одного человека, с которым собирался поговорить. Наконец, он увидел в толпе Мародёров, а рядом с ними — Лэйаров. Снейп успел схватить Гарри за локоть и оттащить в сторону. Его брат и друзья в толпе не заметили исчезновения однокурсника и вошли в Большой зал, а Северус тем временем отвёл Поттера в пустынный коридор и, повернувшись, быстро заговорил:

— Слушай внимательно, повторять не буду. Я тебе помогу, но не так, как этого хочешь ты. Как я понял, ваше с братом — или кто он там тебе — путешествие как-то связано с Тёмным Лордом. Смею предположить, что Том на его стороне. Я собираюсь помочь тебе сделать так, чтобы Тёмного Лорда вообще не существовало. Никогда. Согласен?

Гарри давно понял, что одному ему не справиться, а помочь ему именно так, чтобы он вообще родился, может только кто-то из этого любовного треугольника — либо Джеймс, либо Снейп, либо Лили — поэтому, недолго думая, он ответил:

— Хорошо, я согласен. Но с чего вдруг ты решил помочь? Ты же не хотел. Какая тебе будет польза от помощи мне? Ведь, если Волан-де-Морта не будет, меня здесь не окажется, и тебе уже никто не скажет о будущем, и тогда всё будет именно так, как было до нашего с Томом путешествия в прошлое, и Лили выйдет за Джеймса...

— Нет, есть способ этого не допустить, — неприятно усмехнулся Снейп. — Я хочу кое-что... переиграть.