The moment to live (гет)

Начало декабря 1998

Драко Малфоя, заснувшего на кровати, которая когда-то принадлежала Крэббу, разбудил странный, глуховатый смешок — очень резкий и весьма громкий для такого раннего утра. Драко приподнялся на локте, наколдовал темпус (заклинание сообщило, что до завтрака еще почти два часа) и покрутил головой в поисках источника неприятного смеха. Казалось, что в спальне слизеринцев-семикурсников все спали — все пологи были задернуты — но со стороны кровати Нотта раздавалось шуршание.

Драко скривил губы, подумав, что даже за целый год с Кэррроу Теодор так и не научился накладывать заглушающие, и перевернулся на другой бок, надеясь снова уснуть. Приглушенная тяжелыми бархатными портьерами возня, однако, продолжилась, и Малфой, подавив желание выругаться, взмахнул палочкой, убирая посторонние звуки. "Нотт еще потом спасибо скажет, что это был не Петрифткус Тоталус и публичное унижение", раздраженно подумал Драко, запихивая палочку под подушку и закрывая глаза. Он знал, что матушка Нотта, вдова Пожирателя смерти, все лето провела за границей и занимаясь благотворительностью, пытаясь обелить имя и репутацию. Ее сыну уже давно светила помолвка с очень дальней родственницей, маленькой болезненной девушкой из Германии, и мелкие, но чрезвычайно быстро распространяющиеся слухи о связях Теодора со студентками Хогвартса вряд ли привели бы миссис Нотт в хорошее расположение духа.

В этом плане у Драко все было гораздо проще: его невеста училась вместе с ним, пусть и на курс младше, и не претендовала на исключительное право на место в его душе и постели. На место в душе, то есть в сердце, не претендовал, кажется, никто — и сложно было сказать, было ли это так из-за принадлежности Драко к семье Малфоев и его роли в войне, или просто из-за его характера и душевных качеств. А насчет постели... Астория, кажется, приняла их предстоящий брак как нечто необходимое — допустимое зло — но вовсе не хотела торопить события. При этом она наверняка прекрасно знала, что ее будущий супруг (несомненно, странное слово, которое Драко с трудом мог отнести к себе) вовсе не намерен обрывать все свои "любовные" связи... более того, словно в ответ на объявление о помолвке с Асторией, на следующий же день Драко непонятным образом проснулся вместе с старшей сестрой своей невесты, Дафной. И об этом Астория, конечно, тоже знала, причем от самой Дафны, и Драко иногда думал (хоть и наверняка сказать не мог), что старшая Гринграсс подробно описала младшей все, с чем той придется столкнуться после свадьбы. Между собой сестры вообще общались легко и непринужденно, и для Драко, у которого единственным примером сестринских отношений была натянутая холодность между его матерью и теткой Беллатрикс, это казалось странным.

Малфой, сообразив, что вместо сна он думает о всякой всячине, бросил еще один недовольный взгляд в сторону кровати Тео и пробежался глазами по стопке книг на тумбочке у изголовья кровати, раздумывая, стоит ли ему начинать читать. В этом году он, неожиданно для своих родителей и сокурсников, объявил, что после Хогвартса пойдет учиться в целительскую академию при Мунго. Для большинства его знакомых это было шоком, но самому Драко мысль о том, что у него появится вполне легальная возможность контролировать ход человеческих жизней, казалась невероятно притягательной. Конечно, ему еще многое предстоит сделать — не только понять и запомнить много теоритического материала, но и подготовить себе дальнейший путь: вряд ли госпиталь Святого Мунго, даже при острой нехватке квалифицированного персонала, был бы готов принять в свои ряды Малфоя, Пожирателя смерти, пусть и бывшего, оправданного.

Клеймо на руке, которое в какой-то момент изменило его жизнь к лучшему, сейчас было для Драко свидетельством его позора и поражения. Ему казалось не столь важным то, что идеи, за которые он хотел бы бороться, рухнули и ушли в прошлое вместе со смертью Темного Лорда, сколько то, что он оказался в невыигрышном положении, а на свободе остался по сути лишь благодаря несносному Мальчику-Который-Выжил.

Это уже само по себе было достаточным поводом для того, чтобы возненавидеть Поттера еще больше, но ко всему прочему положение Героя в глазах Драко усугублял тот факт, что в последние пару месяцев он настойчиво шнырял вокруг слизеринцев и пытался понять, чем они занимаются и что у них происходит. Какое-то время Драко даже боялся, что Астория, сколь морально сильной она бы ни была, не сможет дать отпора победителю Темного лорда и расскажет ему все. Вероятность этого была, между прочим, довольно высока, ведь незадолго до окончания войны Асторию начали готовить к получению Метки — наверное, в глазах Темного Лорда она, будучи Пожирательницей смерти замужем за Малфоем, превратилась бы в новую Беллатрикс, — но лишь немногие знали, какое отвращение, смешанное со страхом, вызывала у Асториии эта участь.

Несмотря на это, Гринграсс, скорее всего, под влиянием Дафны, удержалась от шага, который разрушил бы Слизерин. Конечно, наткнувшись в неподходящий момент на Поттера, она поведала ему о внутренних конфликтах, но, к счастью, ограничилась лишь этим, а дальше отрицала, что просила сделать что-то. Об этом Драко поведала Дафна, обеспокоенная тем, что Поттер настойчиво пытался выведать у них что-то. Излишне любопытный гриффиндорец снова лез не в свое дело, но на этот раз у него не получилось бы докопаться до сути: Слизерин, что бы ни творилось внутри него, всегда мог ополчиться против внешней угрозы.

Драко хмыкнул — Поттеру, пусть он и победил Темного лорда и забрался в самые глубокие, сокровенные тайны Снейпа, ни за что не разобраться, в чем дело. Можно, конечно, со стороны наблюдать за его неловкими попытками добраться до чей-нибудь души и вытрясти из нее все тайны, но гораздо лучше будет пресечь все эти попытки навсегда.

В голову приходило несколько способов, но ни один не казался Драко подходящим, и этом ему совсем не нравилось: не мог же он, в самом деле, разучиться плести легкие интриги с крепо запутанными нитями решений, — но делать было нечего. Если он не придумал ничего подходящего, то оставался лишь один человек, которому можно было поручить эту задачу.

Драко повернул голову и отчетливо позвал:

— Панс, просыпайся.

Девушка, свернувшаяся у него под боком, спала довольно чутко и поэтому сразу зашевелилась.

— Иди к Годрику, Малфой, я еще сплю.

— Па-анси, — Драко похлопал ее по плечу. — Ну же. Нужны твои мозги.

— Можешь вырезать и забрать, мне все равно. — Паркинсон зевнула, похлопала сонными глазами и уставилась на Драко. — Ну, что еще?

— Мне нужно, чтобы ты придумала план — хороший, но простенький, Гриффиндор все равно его не разгадает, так что не заморачивайся особенно.

— Снова Поттеру неймется? — хмыкнула Панси и села, но тут же снова легла и натянула на себя одеяло. — Тьфу ты, я голая.

Драко закатил глаза — а чего еще она могла ожидать, просыпаясь в дикую рань рядом с ним, — но пошарил рукой у тумбочки и протянул ей рубашку.

Он, пожалуй, никогда не признался бы в том, что Панси Паркинсон могла считать себя одной из тех немногих (и единственной из своих ровесников), к кому Драко испытывает нечто, похожее на уважение или, во всяком случае, признательность. Панси не была красива и не блистала на уроках (даже тот же Нотт учился гораздо лучше нее), но в то же время обладала гибким живым умом и странной, проявляющейся лишь в редкие моменты, проницательностью. Пожалуй, это, наравне с многолетним знакомством и пониманием всех мотивов ее поступков, было причиной, по которой Панси долгие годы удерживала свое почетное место рядом с Драко. Не будь всего этого и не умей она как никто другой понимать Малфоя, оставаясь при этом при своем мнении, вряд ли она продолжала бы быть его... наверное, другом. Во всяком случае, тогда бы она точно не просыпалась раз за разом с ним — учитывая наличие у него не только невесты (из более богатой и знатной семьи), Астории, — но и еще одной почти законной девушки (гораздо красивее их обеих и более расположенной к нему), Дафны.

Ни Дафна, ни Астория не могли похвастаться тем, что к их мнению Драко прислушивался всегда и даже не боялся признаваться в этом самом себе. Они, конечно, давали ему советы и высказывали свои доводы, но "своим человеком" среди слизеринских девушек, да и девушек вообще, у Драко была именно Панси. Он ни на мгновение не пожалел, что завязал с ней гораздо более тесные, чем дружелюбно-партнерские, отношения, — как, впрочем, не пожалел и о том, что помолвлен не с ней. В конечном счете, при всех своих достоинствах Паркинсон была не более, чем соратница, опора, и с ее помощью восстанавливать репутацию семьи и продолжать род Малфоев было гораздо менее выгодно, чем с помощью Астории.

Драко, к тому же, ни разу не приходило в голову попросить заменить Асторию на Дафну — в конце концов, его будущая жена должна быть сильно привязана к нему, но не более, а своевольная Дафна легко могла влюбиться в него и, что гораздо хуже, сделать все, чтобы добиться взаимности. Астория, в свою очередь, была холодна, держала себя с достоинством и сразу сказала, что сделает все для своей семьи и поможет Малфоям, но с головой погружаться в мнимую любовь не станет. Драко был ей за это благодарен и решил, что постарается в свою очередь сделать ее существование в качестве миссис Малфой спокойным и приятным — после того, как позаботится о себе и родителях, конечно.

Разъясняя Панси, какого результата он хочет добиться (а она была в этом заинтересована не меньше его), Драко подумал, что с избавлением от назойливости Поттера в его жизни на оставшуюся часть учебного года воцарится почти идеальная гармония. Ну а о совсем далеком будущем он подумает уже потом.