Письма в стол (джен)

Кто только выдумал зеркала, дитя?.. Не успеешь вырасти — начинаешь стареть, и уже не проходят бесследно переживания, и грустно смотреть на свое испорченное муками и страстями лицо. Пригубить вот разве вина, вдруг будет легче...

Как-то раз в тяжелый момент жизни мне приснился Уайльд. Духовно близкий, любимый, понимаемый. Мы сидели рядом за длинным накрытым столом, и он подал мне чашу с вином, сказав несколько красивых фраз. Часть я забыла, но одна врезалась мне в память и утешает меня иногда.

Как странно то, что пьешь, влияет на дух. Я уже и забыла, как это бывает, когда по лицу и телу разливается тепло, и можно в прямом и переносном смысле ослабить ворот, стащить надоевшую броню, закрыть глаза, отрешиться от всего, слушать совсем другую музыку и думать о другом, и даже кажется, что не так уж все безнадежно, что «южный ветер еще подует»...

Тревоги и постоянное напряжение души и ума отступают, и от единственного бокала тянет в сон, в котором ждет что-то удивительное и интересное — быть может, я увижу доброе будущее, пусть не свое, или Мать Тишины приоткроет мне часть своих тайн, или из темноты впервые за много лет снова выдвинется мне навстречу темная фигура…

Удивительная нежность и жалость ко всем и всему вокруг пропитывают мое существо. Я живу. Я все еще живу, и мыслю, и чувствую. Что наверху, то и внизу, и ничто не исчезает бесследно и не возникает из ничего, и все конечно, но при этом ничто не кончается, а потому нет повода грустить — путь беспределен, и все еще будет…

Завтра — снова жесткий горжет на горле и шнуровки, четкость и дисциплина, воля прежде всего — идем дальше, нельзя останавливаться, — но сегодня мой вечер, и ничего больше не нужно, ибо все требуемое у меня есть. Оковы мои ослабевают, и впервые за долгие месяцы я позволяю душе взлететь.

— Ничего не бойся, только пей, — говорит мне Оскар и улыбается. — После чаши горькой выпьешь ты и чашу сладкую.