По долгу крови (джен)

Отец привязал лошадей к воротному столбику на другой стороне улицы. На этот раз предупреждать о своем появлении они не стали, а тихо, словно воры, перелезли через невысокий заборчик. Дик сразу же по колено провалился в снег, который в этом дворе даже и не думали расчищать. Собачья конура пустовала, от овечьего загона тоже не доносилось ни звука. Стараясь не шуметь, они подошли к хижине. По знаку Дик черной тенью замер у стены с арбалетом на изготовку. Отец погасил почти выгоревший факел и извлек из ножен старый меч. Наверное, он специально предназначен для уничтожения нечисти.

Отец требовательно постучал. Дверь почти сразу открыла худенькая девушка, зябко кутающаяся в шерстяную накидку. Она не успела и рта раскрыть, как он плашмя ударил клинком по ее руке. Дик невольно отметил удивленно округлившиеся глаза на простоватом лице, и девушка, словно тряпичная кукла, отлетела в сторону от мощного удара локтем. В ситуации, когда в любую секунду может завязаться драка не на жизнь, а на смерть, не до галантности. Отец на миг задержался у порога, чтобы оценить, кто еще внутри, и ринулся в дом. Сразу же послышались звуки ударов, что-то упало, глухо зазвенел металл. Истошно закричала хозяйка. Запоздалая реакция на мужчину с оружием, который в такие места по определению не приходит с добром. Дик бросился к дверному проему. Хотя отец говорил, чтобы он выждал хотя бы минуту, тихо стоять в стороне было выше его сил.

Его взгляду предстала хижина с убогой обстановкой. Закопченные стены то ли были сделаны кривыми, то ли покосились от долгого небрежения. Земляной пол местами устилала несвежая солома. Ветхая мебель рассохлась от старости. Посреди единственной комнаты, служившей хозяевам одновременно и кухней, и столовой, и спальней, отец дрался с настоящим чудовищем, от одного вида которого кровь стыла в жилах.

— Что вы делаете?! Ради всего святого! Фрэнк!

Серая, ороговелая кожа покрывала все тело твари, защищая от внешних повреждений. Ее челюсти с торчащими наружу зубами выдавались далеко вперед, точно у багряноземельского крокодила. Четыре пары лап с изогнутыми когтями, созданными специально, чтобы было удобнее рвать жертву, значительно превосходили по длине человеческие руки. Низкий потолок не давал твари выпрямиться во весь рост, но даже в полусогнутом состоянии она поражала своей ловкостью и быстротой. Смертоносные удары чудовищных лап, сыпавшиеся один за другим, отец отбивал своим странным клинком — теперь Дик разглядел, что он не из железа вовсе, а из какого-то белого металла, оставлявшего на серой шкуре черные подпалины. Картинка отчего-то показалась Дику знакомой. В житии святого Руция, Эсперадора из ордена Славы, была похожая гравюра. Неужели и он тоже?..

— Что вы сделали с Фрэнком?! Фрэнк! Где мой Фрэнк?!

«Один я не справлюсь,» — сказал отец на перевале, и теперь Дик осознал, что это чистая правда. В одиночку с этим чудовищем не справился бы никто. Тварь сначала вымотала бы смельчака, бросившего ей вызов, а потом, стоило бы ему только ошибиться, сожрала бы, как беззащитного куренка. А в их случае затягивать тем более нельзя — перевернутый в пылу борьбы стол, разделявший противников, одним краем упал в огонь, и часть столешницы уже начала дымиться. Скоро займется солома, а после этого деревянная хижина вспыхнет в считанные минуты.

— Кто вы?! Ради всего святого! Уходите!

Дик прицелился. «У твари только два уязвимых места, и она очень быстро заживляет свои раны,» — предупредил отец перед тем, как они спешились. Только два уязвимых места, он хорошо это запомнил. Дик никогда раньше не стрелял по живым мишеням — во всяком случае специально — но никакого волнения сейчас не испытывал. Руки не дрожали, а голова была ясной, как надорское небо погожим летним деньком.

— А-а-а-а-а-а!

Выстрел. Щелчок механизма, легкая отдача в ладонь и серая искра нашла свою цель. Огромный лиловый глаз лопнул, словно перезрелая слива, забрызгав морду твари темнозеленой кровью. Пахнуло гнилью, стоялой водой и почему-то лилиями. Дик нащупал следующий болт, чтобы выстрелить во второй глаз, но этого не понадобилось. Улучив момент, когда ошарашенная внезапной болью тварь замерла, чтобы сосредоточить силы на исцелении, отец рванулся вперед и по рукоять вогнал свой меч ей под нижнюю челюсть. Клинок вошел вверх и наискось. Тварь содрогнулась, дернулась, в последней агонии попытавшись сняться с пронзившего ее острия, но попытка оказалась тщетной. Второй глаз потерял всякую осмысленность, из раскрытой пасти вырвалась струйка черного дыма, и чудовище испустило дух. Под обрушившимся весом объятая пламенем столешница раскололась, и тело упало на пол, по которому уже шустро расползались огненные змейки. Отец склонился над тушей, провернул меч несколько раз, затем извлек запачканный в слизи клинок и пинком подтолкнул голову твари в средоточие огня.