Valentine Encounter — Встреча в День святого Валентина (гет)

Прошло полгода.

* * *

Утром в день отъезда из Хогвартса Гермиона проснулась в больничном крыле, чувствуя себя выжатой как лимон. В остальном же все было нормально. По крайней мере, в физическом плане. Эмоционально Гермиона была полностью вымотана. Гарри и Рон мирно дремали в уютных креслах, трансфигурированных прямо в палате и поставленных по обе стороны от койки Гермионы. Гарри спал, положив голову на согнутый локоть, — очки слегка съехали вбок. Рон же дремал, уткнувшись лбом в скрещенные руки, лежавшие на краю койки.

Оба они мгновенно проснулись, стоило Гермионе лишь слегка пошевелиться: сонливая безмятежность на их лицах тут же сменилась тревогой. Однако Гермионе сравнительно без труда удалось убедить друзей в том, что накануне не произошло ничего особенного. Это была лишь легкая паническая атака: осознание того, что спустя семь лет она должна навсегда покинуть Хогвартс, слегка взволновало её. Гермиона сказала, что, когда она возвращалась из библиотеки, её внезапно поразила мысль о том, что, скорее всего, это последний раз, когда она идет по этому коридору в башню Гриффиндора и что, вероятно, в последний раз она войдет в гостиную факультета через проход за портретом Толстой дамы, — утром она пошла бы на завтрак, а затем сразу села бы на поезд, так и не вернувшись в башню факультета. Гарри и Рон, внимательно выслушав Гермиону, облегченно вздохнули, полностью поверив в эту историю. Впоследствии они даже подшучивали над подругой — мол, бедняжка так прикипела к школе, что даже в обморок упала от одной мысли, что придется уезжать. Гермиона едва ли находила в этом хоть что-то смешное, поскольку знала, что вся эта история — абсолютная ложь, от первого до последнего слова.

Она ненавидела врать друзьям. Но сказать правду было немыслимо.

* * *

Гермиона лишь мельком увидела Драко в поезде: она проскользнула мимо него, пока тот грузил чемодан Панси на верхнюю багажную полку. Их взгляды встретились лишь на долю секунды, а затем Драко быстро опустил глаза на её руки — молниеносный, ищущий взгляд. Гермиона знала, что он хотел найти — кольцо. Он проверял, носит ли она кольцо.

Затем Драко резко отвернулся — уголки его губ непроизвольно дернулись вниз, — и в ту же секунду взгляд Гермионы привлекло сверкающее огромным бриллиантом кольцо на пальце Панси. Та все это время стояла рядом с Драко, наблюдая за его борьбой с её набитым до отказа чемоданом. Гермиона с трудом подавила новый приступ тошноты и дотронулась до бархатной коробочки, которую носила в кармане. А затем она почувствовала, как Рон осторожно обнимает её, подталкивая к выходу из купе, — он чувствовал, что в воздухе царило какое-то напряжение, хотя и не был в этом точно уверен.

И все закончилось. Просто так. С Драко она больше не увиделась.

* * *

И вот спустя полгода Гермиона сидела на кухне за небольшим, чисто вымытым дубовым столом, в квартире, которую они вместе с Гарри и Роном снимали в одном из самых известных районов магического Лондона. Часы показывали половину десятого чудесного воскресного утра. На Гермионе были мягкие тапочки и старый, потрепанный, но такой удобный шенилловый халат, волосы она собрала в конский хвост, а на столе под рукой стояла чашка горячего кофе. Взгляд Гермионы был прикован к утреннему выпуску «Ежедневного Пророка». Холодок и легкая дрожь пробежали по спине. Внезапно Гермиона почувствовала себя такой... хрупкой, что, казалось, стоит ей сделать одно неловкое движение — и она рассыпется на тысячу осколков.

«Свадьба Малфоя и Паркинсон: история ошеломительной любви», — гласил заголовок.

Гермиона быстро пробежала глазами статью.

«Роскошная церемония бракосочетания Панси Паркинсон и Драко Малфоя, единственных детей своих уважаемых семей, состоявшаяся вчера вечером в поместье Малфоев, стала новым образцом великолепия в магическом мире, а также соединила два старинных известных рода чистокровных волшебников».

Далее в статье, написанной, конечно же, никем иным как Ритой Скитер, выдающейся журналисткой, королевой слухов и сплетен, было представлено доскональное описание свадебных нарядов, украшений, списка гостей, цветов, торта... В завершение же автор статьи призывала читателей открыть газету на странице 6, «чтобы полюбоваться красочными фотографиями с этого торжества».

Гермиона так и сделала. Несколько минут она смотрела на движущиеся картинки, чувствуя, словно по венам вместо крови пустили ледяную воду, а затем резко вскочила, опрокинув стул, который с грохотом упал на кафельный пол.

— Гермиона? — донесся до неё голос Гарри из гостиной. — У тебя всё в порядке?

— Да, — ответила она, борясь со своим же голосом. — Я... эм... Все в порядке.

Гермиона поспешила в свою комнату, разумно прихватив с собой газету, чтобы ребята не догадались, что же её так расстроило, — даже в моменты сильных потрясений Гермиона оставалась Гермионой. Заперев за собой дверь, она бросилась на кровать, запихнув изрядно помятую газету в щель между изголовьем кровати и стеной.

Как она и предполагала, вскоре послышались шаги: из гостиной Гарри прошёл на кухню и, по всей видимости, поднял опрокинутый ею стул. Шаги раздались громче: Гарри подошёл к двери её комнаты и остановился.

Ну разумеется, он беспокоится, хочет узнать, что случилось. Каким бы он иначе был соседом? Каким бы он иначе был другом? Каким бы он был... парнем? Они ведь встречались вот уже полтора месяца.

— Гермиона? — судя по голосу, Гарри был совершенно сбит с толку. — Могу я войти?

"Мерлин, что я ему скажу?"

Как она должна была объяснить Гарри своё состояние? Гермиона села на краю кровати, спустив ноги на пол, согнулась, уткнувшись лицом в колени, и быстро прошептала заклинание; дверь тихонько приоткрылась.

Она слышала, как вошёл Гарри и аккуратно прикрыл за собой дверь. Гермиона не подняла головы ни когда он пересёк комнату, ни когда сел рядом с ней, — она почувствовала, как продавился под его весом матрас, — ни когда он начал успокаивающе поглаживать её по спине. Гермиона внутренне сжалась, готовясь к очевидному вопросу. За всю жизнь она не смогла бы придумать убедительного ответа. Даже правда не казалась ей достаточно убедительной, хотя, разумеется, отвечать честно она не собиралась... Однако Гарри не стал спрашивать, что случилось.

— Чем я могу помочь? — вот и все, что он сказал.

Вот он — искренний, бескорыстный Гарри. Такой простой и честный вопрос разрушил невидимую стену — и Гермиона сорвалась. Со скоростью снитча она заключила Гарри в свои объятья, изо всех сил прижимая его к себе, и впилась поцелуем в его губы. Отчаянные, жадные поцелуи заглушали его удивлённые возгласы. Они никогда прежде не целовались так. Все поцелуи, что были до этого, — а они, конечно же, были, поскольку невозможно ни разу не поцеловаться, будучи парой вот уже полтора месяца, — и вполовину не были такими страстными. Гарри был... нежным. Медленным, осторожным, чуть ли не застенчивым... Кто-нибудь назвал бы его галантным. Ничего общего с животной страстью, которая порой накрывала их с Драко.

Гермиона отчаянно хотела избавиться от воспоминаний о тех фотографиях в газете, от мысли о том, чем Драко занимался прошлой ночью, после свадьбы — и чем он, скорее всего, занимается со своей новоиспечённой супругой и сейчас, этим прекрасным воскресным утром, — и потому она не смогла придумать способа лучше, чем возродить хоть немного былой страсти и раствориться в ней, хотя бы на мгновение.

В памяти Гермионы вновь и вновь всплывали те фотографии, лица молодожёнов, широкая, лучезарная улыбка Панси. Она вспомнила о боли от проникновения, которую испытала в ту ночь с Драко, и подумала, было ли Панси больно прошлой ночью. Больно ли ей сейчас? Но тут же Гермиона горько усмехнулась собственной наивности: конечно, Панси не было больно ни тогда, ни сейчас. Если бы это оказалось правдой, это означало бы, что Панси выходила замуж девственницей. На самом же деле, подумала Гермиона, скорее всего они с Драко... все это время...

— Ай!

— Гарри? О, Мерлин, прости!

Они сели прямо, Гарри с сочувствующим лицом потирал нижнюю губу, которую Гермиона только что прикусила — не настолько сильно, чтобы пошла кровь, но достаточно, чтобы убить весь настрой. Не то чтобы этот настрой вообще был как таковой... Просто отчаянное желание Гермионы заглушить одну боль другой. Что же касается Гарри... На протяжении всего этого действа Гарри был максимально растерян — как, впрочем, и сейчас.

— Я — нормально, — Гарри внимательно смотрел на неё, в его зелёных глазах читалась тревога. — А ты?

— Да, я... — Гермиона попыталась засмеяться. Вышло весьма скверно. — Я просто... не знаю, что на меня нашло, — запинаясь, выдавила она.

Это было весьма жалкое оправдание для всего, что она сделала: перевернула стул на кухне, бросилась в комнату, с грохотом захлопнув дверь и заперев её, а затем ещё и бросилась на него, как... как... как какая-то развратная деваха. И Гермиона знала, что Гарри недостаточно такого объяснения, но он не стал давить на неё. Когда что-то беспокоило его самого, он не любил, когда на него давили, и не хотел говорить об этом прежде, чем был готов. А потому оказал Гермионе ту же любезность, которой в таком случае был бы рад и сам.

— Полчаса, — лишь бросил он.

— Что, прости? — изумленно изогнула бровь Гермиона.

— Полчаса, — повторил Гарри. — У тебя ровно полчаса на сборы, нам надо куда-нибудь выбраться. Ты слишком много работаешь в последнее время. Вчера ты работала целых четырнадцать часов — в субботу! Пообедаем где-нибудь, потом погуляем, и не вздумай взять с собой какие-нибудь документы. Давай, бегом в душ, одевайся теплее и спускайся в гостиную. Жду тебя через полчаса.

Он легонько чмокнул её в нос и вышел из комнаты.

Гермиона бросила взгляд на изголовье кровати, разрываясь между необходимостью идти собираться и отчаянным желанием в последний раз посмотреть на те свадебные фотографии. Она знала, что это будет максимально иррационально с её стороны: смотреть на эти злосчастные фотографии было равносильно Круциатусу. Несмотря на это, Гермиона все же потянулась к газете, но затем усилием воли заставила себя отдернуть руку и направилась в примыкающую к спальне ванную. Обед и последующая вечерняя прогулка — именно то, что ей сейчас было нужно, чтобы отвлечься. Если бы она осталась дома, то неизбежно просидела бы целый день над газетой, предаваясь истерике. Слезы, смех, крики были бы неизбежны. Явно не предел мечтаний.

Слава Мерлину, у неё был Гарри, который всегда знал, что ей было нужно. Он так хорошо ей подходил.

Гермиона повторяла это уже тысячу раз.

И старалась не думать о том, кого она пыталась в этом убедить.

* * *

Гарри улыбнулся ей, когда она вошла в гостиную: как он и велел, Гермиона оделась потеплее. В одной руке он держал её пальто и шарф, а в другой — маленький круглый предмет. Гарри помог Гермионе одеться и лишь после дал ей разглядеть эту вещицу поближе. Это оказался маленький, но увесистый снежный шар, внутри которого красовался миниатюрный Хогвартс: этот шар Гарри подарил Гермионе на прошлое Рождество. Он махнул рукой в сторону щедро украшенной ёлки, стоявшей в углу комнаты, — под ней уже лежали несколько подарков, хаотично раскиданных по полу. Они втроём с Роном неплохо повеселились на прошлой неделе, выбирая и упаковывая их. Ничто не сравнится с первой самостоятельно установленной и украшенной рождественской ёлкой в своей собственной квартире, пусть все рождественские гуляния и должны были проходить в доме Уизли.

— Я хотел использовать какую-нибудь елочную игрушку, — тихо произнёс Гарри, — но они все такие хрупкие. Давай, хватайся, сегодня этот шар — наш портал.

Гермиона протянула руку и дотронулась до снежного шара, слегка задев пальцы Гарри. Минута — и они растворились в воздухе.

* * *

Гермиона услышала перезвон бубенчиков ещё до того, как её перестало крутить в пространстве, и прежде, чем она открыла глаза. Они оказались на центральной площади Хогсмида, прямо под пятнадцатиметровой рождественской елью, сверкавшей огромными елочными шарами размером с тарелку и блиставшей тысячами маленьких свечей, ярко мерцавших на фоне заснеженных ветвей.

— От одной ёлки до другой, быстро и недорого, — усмехнулся Гарри, придерживая Гермиону за локоть, помогая ей устоять на ногах.

— Ох, Гарри, как красиво! — выдохнула она.

— Пойдем, — взяв её за руку, Гарри повёл Гермиону в ту сторону, откуда доносился звон бубенцов. — Прокатимся на санях вокруг озера, доедем до замка. Затем пообедаем и вперёд, на рождественский шоппинг!

* * *

Спустя несколько часов Гарри и Гермиона бродили по улочкам Хогсмида, держась за руки. По правде говоря, они не особо выделялись из толпы старшекурсников, оставшихся на рождественские каникулы в Хогвартсе и сейчас ходивших по магазинам. Гарри тащил множество пакетов и свертков — и своих, и Гермиониных, — и поскольку отобедали они уже довольно давно, Гарри предложил заглянуть в "Три метлы", посидеть за кружкой сливочного пива, а затем уже возвращаться домой. Гермиона уже хотела было согласиться, но тут она бросила взгляд за плечо Гарри и в одном из переулков увидела то, от чего у неё мгновенно пересохло во рту. Это была библиотека Хогсмида, а через дорогу от неё Гермиона разглядела маленький очаровательный домик...

Её маленький домик.

В следующее же мгновение на Гарри посыпались сотни торопливых извинений: мол, ей срочно нужно посмотреть кое-что в библиотеке, это не займёт у неё больше получаса, так что он может спокойно идти занимать столик, а она к нему присоединиться чуть позже. Нет-нет, ему не стоит идти с ней, ни к чему ему такая скука, пусть занимает стол и поставит уже, наконец-то, все эти пакеты на пол. Она скоро придёт, "да, обещаю".

И прежде чем она поняла, что происходит, прежде чем она успела хотя бы спросить себя, что, черт возьми, она творит, Гермиона уже стояла на дорожке перед коттеджем, осматривая его. Крыша и лужайка перед домом были укрыты снегом, слегка искрившимся в лучах заходившего солнца; розовые кусты, явно защищенные чарами от холода, пышно цвели, словно на дворе стоял теплый май. Дорожка перед домом и крыльцо были очищены от снега, в окнах приветливо горел свет, а из дымовых труб шёл легкий светлый дымок. Любопытство с головой накрыло Гермиону: кто же живёт теперь в этом коттедже, теперь, когда она сама отказалась от этого чудесного места?

Ноги сами понесли её к двери, хотя разум кричал о том, что эта затея — чистейшее сумасшествие: она должна сейчас же, немедленно развернуться и броситься прочь и никогда больше не возвращаться сюда.

Она уже звонила в дверной звонок.

Дверь ей открыло самое странное существо на свете.

На пороге стоял домовой эльф — это было совершенно очевидно. Странным было то, как этот эльф выглядел. Она — по крайней мере, Гермиона отчаянно надеялась, что это была она, — носила обычную одежду, но, как и у Добби, выбор этой одежды был продиктован скорее эксцентричным вкусом эльфа, нежели практичностью. Всё, что нацепила на себя эта эльфийка, было розовым. На голове она носила тиару, украшенную розовыми стразами, которая съезжала с одного уха на другое при каждом движении головы эльфа; также на эльфийке красовалась детская розовая балетная пачка с лифом, расшитом пайетками, и юбкой, сшитой из тюля. Розовые колготки мешком висели на её тощих коротеньких ножках. Завершался образ пушистыми розовыми тапочками и резиновыми хозяйственными перчатками того же цвета, которые доходили эльфийке ровно до плечей.

Долгие несколько минут Гермиона в полнейшем изумлении глядела на эльфийку, она отвечала ей тем же. В огромных глазах на выкате читалось нечто похожее на шок и смутное узнавание, — впрочем, Гермиона подумала, что если бы они прежде и встречались, то она уж точно никогда не забыла бы такое странное существо. А затем...

— Подождите здесь одну минутку, мисс, — отрывисто взвизгнула эльфийка, — Пинки сейчас вернётся.

И она убежала, захлопнув дверь прямо перед лицом Гермионы.

Несколько секунд Гермиона стояла неподвижно, совершенно сбитая с толку, не понимая, то ли ей позвонить ещё раз, то ли просто уйти. И только она сделала выбор в пользу второго варианта развития событий и уже развернулась было, чтобы уйти, как дверь открылась, и Пинки бросилась к ней, обхватив колени Гермионы и крепко прижавшись к ним.

— Вы есть мисс Гермиона! — завопила эльфийка, отступая на шаг назад и глядя снизу вверх на открывшую от изумления рот Гермиону. — Это вы, это вы, это точно есть вы!

Эльфийка протянула ей что-то тоненькой ручкой в розовой перчатке — это была фотография.

Её, Гермионы, фотография.

Пинки чуть ли не рыдала от счастья.

— О, мисс... Пинки так счастлива, что вы наконец пришли! Мистер Драко уже потерял надежду, но Пинки — нет, но Пинки — нет!

Она схватила Гермиону за руку и потянула за собой, — а та была слишком шокирована, чтобы сопротивляться, — в тепло маленького уютного коттеджа.

— Добро пожаловать домой, мисс Гермиона, добро пожаловать домой!

* * *

Десять минут спустя Гермиона уже сидела на хлипком деревянном стуле за скромным кухонным столом, который до ужаса походил на тот, что стоял в её квартире, и пила чай с Пинки, сидевшей напротив неё, — на стуле Пинки лежала большая розовая подушка, без которой эльфийка не дотягивалась до стола. Только Гермиона переступила порог кухни, как Пинки тут же усадила её за стол и начала суетиться насчёт чая... Но как только всё было готово, Пинки плюхнулась на стул напротив Гермионы — в поведении эльфийки не было ни капли раболепия, которое так часто можно было наблюдать у домовиков. И которое так расстраивало Гермиону. Большинству эльфов, которых знала Гермиона, и в голову бы не пришло сесть за один стол с волшебником и уж тем более завести с ним разговор. Пинки же вела себя с ней вовсе не как с хозяйкой — за исключением ежеминутного обращения "мисс", — а как с давнишним другом. Это было очаровательно, заманчиво, одним словом — прекрасно, и Гермиона гадала, где же Драко отыскал такое потрясающее маленькое создание.

— ... ваш дом, мисс?

Гермиона тряхнула головой:

— Что, прости?

— Вы готовы осмотреть ваш дом, мисс? — повторила Пинки.

— О, да... Было бы чудесно, но... Это не мой дом, — возразила Гермиона.

— Конечно, ваш, — будничным тоном отмахнулась Пинки. — Мистер Драко нанимает Пинки, чтобы присматривать за домом, но он говорит, что это дом мисс Грейнджер. В первый же мой рабочий день он даёт мне вашу фотографию и говорит: «Позаботься об этом доме для мисс Гермионы, Пинки, она скоро будет здесь». Ведь этот дом ваш — прекрасный и абсолютно законно ваш, ага. Даже бумаги с вашим именем есть — в библиотеке.

— В библиотеке? — эхом отозвалась Гермиона.

— Да-да-да, пойдемте, мисс, пойдемте!

Коттедж, как вскоре поняла Гермиона, был одним из тех немногих зданий в волшебном мире, которые внутри были такого же размера, что и снаружи — то есть без заклинаний невидимого расширения. Изнутри дом оказался таким же аккуратным и уютным, что и снаружи. На первом этаже были лишь гостиная, — в камине радостно потрескивал огонь, а в углу стояла маленькая рождественская елочка, едва ли выше Пинки, украшенная розовыми и серебряными шариками, — столовая, с величайшей педантичностью вычищенная кухня, где только что Гермиона пила чай, а также застекленная терраса, ведущая на задний дворик. Затем Пинки потащила Гермиону на второй этаж, где расположились три комнаты и одна большая ванная. Самая маленькая комната, о которой когда-то обмолвился Драко, принадлежала Пинки. Тот факт, что домовик считал себя достойным отдельной комнаты, а не какого-нибудь чулана или... каморки — Гермиона поежилась, вспомнив угол, который отвели Кикимеру на площади Гриммо, — красноречивее любых слов описывал уникальность этой эльфийки. Она, казалось, была о себе даже большего мнения, чем когда-то был Добби.

Прежде всего Пинки показала Гермионе свою комнату, поскольку она была ближе всех к лестнице. Комната была... розовой. На полу лежал плюшевый розовый ковер, такой мягкий и пушистый, что, когда Пинки наступала на него, розовый тапочек почти полностью скрывался в густом ворсе. Стены были, слава Мерлину, более светлого оттенка, но тем не менее розовыми. В комнате были лишь два белых островка — тюль и потолок. Стеклянные светильники — по одному на каждой стене — заливали комнату мерцающим розовым светом, и Гермиона заметила, что над кроватью — кровать, по размерам не больше детской, в форме саней с утонченными завитками, выкрашенная в светло-розовый цвет и разрисованная лавандовыми соцветиями на тонких гибких стеблях, — висела огромная картина Эдгара Дега в красивой резной раме: несколько балерин в пышных розовых пачках выстроились у станка. И это была не напечатанная картинка. Это было настоящее полотно.

Вся остальная мебель была выполнена в том же стиле, что и кровать. Книжная полка, комод и шкаф — все было каким-то миниатюрным, словно собранным вручную и выкрашенным в светло-розовый цвет с различными цветочными узорами. В довершение картины в комнате красовалось мягкое кресло со скамеечкой для ног, обитое белым шелком и расшитое крупными яркими розами. Оно стояло напротив единственного окна, выходившего на озеро. Вдали величественно возвышался Хогвартс. Рядом со входом на стене было несколько вешалок, на которых висели всевозможные шляпы, шарфы, платки и даже боа из перьев — разумеется, розовое. На последнем крючке держалось зеркало в полный рост в блестящей полированной раме. Комод был буквально усеян разными украшениями со стразами и искусственными камнями, но в остальном комнатка была чисто прибрана и аккуратна.

Гермиона никак не могла подобрать нужных слов, в то время как эльфийка буквально сияла от гордости.

— Ну надо же, — наконец выдавила она, — все такое... розовое!

— О да, мисс! — энергично закивала Пинки так, что уши заколыхались. — Мистер Драко обставил здесь все для Пинки, он заказал всю мебель специально для Пинки! Но это еще что, мисс Гермиона... — Пинки поманила к себе Гермиону, словно собираясь поделиться с ней каким-то очень важным секретом. — Вот что самое главное!

Размашистым жестом она сгребла в охапку все свои шляпки, шарфики и украшения.

— Пинки все это покупает в городе в свой выходной, за свои деньги!

— Я так горжусь тобой, Пинки, — улыбнулась Гермиона.

И это было на самом деле так. Она знала этого домовика всего несколько минут, но уже чувствовала, что прониклась огромной симпатией к этой чудачке.

Пинки кивнула, приняв комплимент со всей подобающей серьёзностью.

— Мистер Драко очень щедрый работодатель. Каждую неделю он платит мне больше, чем я могу потратить. Остаток я хранить здесь, — она указала на копилку-свинью, стоявшую на одной из полок. Несложно догадаться, какого она была цвета.

— И, — продолжила эльфийка, подойдя к полке и поставив на место фотографию Гермионы, с которой она до сих пор так и ходила, — это еще не все, мисс. Мистер Драко каждую неделю делает специальные пенсионные отчисления, внося по одному галлеону на специальный счёт, который он открыл для Пинки в банке Гринготтс, — она повернулась к Гермионе с лучезарной улыбкой, — настоящий счёт в настоящем банке. На моё имя!

— Он... кажется... — промямлила Гермиона. Внезапно она почувствовала, что мысли буквально отказываются воплощаться в слова. Она на секунду смолкла, сглотнула. А затем попыталась продолжить, более-менее взяв себя в руки: — Он, кажется, очень хорошо заботится о тебе, Пинки. Тебе очень повезло с работодателем.

Некоторое время эльфийка пристально глядела на Гермиону. Наконец она заговорила:

— Пинки знает, как ей повезло, мисс Гермиона. Мистер Драко — хороший, справедливый босс. Но это не о Пинки он так заботится. А о вас, мисс. Он так сильно вас любит, что и сам страдает от этого. Пинки видит это, поверьте.

— Он... — Гермиона внезапно почувствовала жуткую слабость и вынуждена была облокотиться о стену. Голос предательски сел, и она лишь смогла прошептать: — Он женился. Вчера.

И непонятно зачем добавила:

— Но не на мне.

Пинки на это лишь пожала плечами:

— Я не знать, почему люди порой поступают так или иначе. Всё, что я знать, это лишь то, что, когда мистер Драко отчаялся встретить вас здесь... — она на секунду умолкла, пытаясь подобрать слова, — что, когда он потерял надежду, он... будто угас, будто умер наполовину, мисс.

А затем, не говоря ни слова, Пинки схватила ошарашенную Гермиону за руку и потащила дальше по коридору.

Средняя спальня была так же средней по размеру. Она была переделана в библиотеку, вдоль стен стояли огромные застекленные книжные шкафы. Единственное окно в комнате тоже выходило на замок, тонущий в вечерних сумерках.

Сумерки! Гермиона спешно посмотрела на часы. Прошло уже двадцать минут, как они с Гарри разошлись, следовательно, у нее оставалось лишь десять. Но у неё определенно было достаточно времени, чтобы лишь одним глазком взглянуть на эти книги...

Вскоре она поняла, что на полках по левую руку от входа стояли книги только магического мира, некоторые из них были невероятно древние и редкие, в то время как по правую руку находились книги магглов, произведения всевозможных жанров и авторов, от Гомера и Гамлета до Толкиена. Шкаф же за спиной Гермионы был пуст, и она с болью подумала, что если бы она жила в этом доме, то скорее всего здесь, по задумке Драко, она должна была хранить книги, купленные ею. Стол из красного дерева стоял прямо у окна таким образом, чтобы любой сидящий за ним мог на минутку оторваться от работы и, глядя в даль, на озеро и замок, немного помечтать. Гермиона с интересом подумала, каково это, сидеть за таким столом и наблюдать, как времена года постепенно сменяют друг друга.

Стены были отделаны шелком цвета бургундского вина, а изящные бра — два по обе стороны окна и одно рядом со входом — источали слегка зеленоватый свет. В центре напротив друг друга стояли два кожаных двухместных диванчика, а под ними на полу из темного дерева расстилался круглый мягкий зелёный ковёр. Дыхание Гермионы сбилось — она подумала, что в жизни не видела комнаты красивее.

Пинки настойчиво дёргала Гермиону за рукав и наконец добилась её внимания. Эльфийка потащила Гермиону в самую дальнюю комнату — хозяйскую спальню. Это комната была больше двух предыдущих вместе взятых. Интерьер был выдержан в светло-голубых и серебристых тонах. Первое, на что падал взгляд, была огромная кровать из темного дерева с балдахином, стоявшая в самом центре. В спальне, как и в гостиной, был камин, в котором ярко горел огонь.

Гермиона, потрясенная всем увиденным до глубины души, почувствовала, как Пинки сжала её руку и тихо промурлыкала:

— Осмотритесь, мисс. Не буду мешать. Если вам понадобится я, то вы найдете меня внизу.

С этими словами Пинки удалилась, и Гермиона смутно услышала тихое шлепанье её тапочек по ступенькам.

Словно во сне Гермиона поплыла по комнате, легко коснувшись кончиками пальцев шёлкового одеяла холодного голубого цвета, украшенного вышитыми серебристыми ирисами. Она прошла в прилегающую к спальне ванную — единственную в доме — и на обратной стороне двери увидела висевший на крючке халат из китайского шёлка — алый, расшитый золотом... Её размера.

Глаза Гермионы затуманились от слёз, когда она проходила мимо библиотеки, с тоской заглядывая в комнату, ведь она могла бы сидеть там днями и ночами... Но часы безжалостно говорили ей, что вот уже пять минут, как она опаздывает на встречу с Гарри. Пару минут он ей ещё простит, но ведь этого так мало. Лишь огромным усилием воли ей удалось заставить себя идти дальше по коридору, спуститься по лестнице.

— Пинки, — позвала Гермиона, заходя в гостиную, и сама удивилась тому, как твёрдо и уверенно прозвучал её голос, — прости, я лишь хотела...

И тут же замерла на месте, стоило ей лишь завернуть за угол и увидеть...

Голову Драко Малфоя в камине. Смотрящую прямо на неё.

Пинки сидела на коленях перед камином, вероятно, еще секунду назад разговаривая с хозяином. Она обернулась через плечо и, увидев Гермиону в дверях, поспешила отодвинуться, дабы дать бывшим-почти-любовникам возможность беспрепятственно глядеть друг на друга.

— О нет, — на негнущихся ногах Гермиона сделала шаг назад, — о нет, нет, нет, нет...

— Грейнджер, — тихо произнёс Драко. Было слышно, с какой осторожностью он подбирал слова, поскольку было очевидно, что Гермиона вот-вот бросится прочь. А Драко явно этого не хотелось, что отчетливо читалось на его лице. — Мы можем просто поговорить?

Он запустил пальцы в волосы, и сердце Гермионы пропустило удар: она хорошо знала и так любила это безотчётное движение, выдававшее волнение Малфоя. Он часто так делал во время их ночных занятий в библиотеке. Вид у Драко был как никогда уставший — и это была не та удовлетворенная, счастливая усталость, которая присуща новоиспеченным молодоженам, только что отыгравшим свадьбу. Это было выражение тяжелой изнурённости, а голос его сильно охрип.

Гермиона помедлила в нерешительности в дверях, пока Драко, торопливо оглянувшись назад, не сказал:

— Подожди, я сейчас буду у тебя.

Это отрезвило Гермиону: разговаривать с ним через камин было уже непростым испытанием для неё, а если он ещё и собирался оказаться с ней в одной комнате... Нет-нет, этого она бы уже не вынесла. Чтобы он стоял вот так, прямо перед ней, из плоти и крови, будучи женатым на другой... Нет уж, увольте!

— Нет, — повторила она, покачав головой, и стала отступать назад, к входной двери.

Драко прищурился, лицо исказила отчаянная решимость, и вот уже в камине показались его руки и плечи, когда Гермиона сжала дверную ручку. А затем он резко остановился, повернув голову и прислушавшись к чему-то. Спустя секунду Гермиона тоже это услышала, отчего все её нутро сжалось — это был женский голос, зовущий Драко по имени.

Голос его жены, зовущий Драко по имени.

— Проклятье! — прорычал Драко.

Он бросил на Гермиону последний взгляд, полный отчаяния и безысходности. А затем Драко просто исчез, растворился в пламени с тихим шорохом.

— Мерлин, — беззвучно выдохнула Гермиона, распахнула дверь и бросилась вон.

Холод жалил изнутри, глаза наполнились слезами, и Гермиона пару раз чуть не упала, запутавшись в собственных ногах. Она уже была на середине подъездной дорожки, когда до неё донесся неистовый зов Пинки, и, пусть и неохотно, но Гермиона оглянулась на домовика.

Эльфийка бежала к ней, горестное отчаяние было написано на её маленьком личике.

— Мисс Гермиона! — кричала Пинки, и Гермиона увидела слёзы, застывшие в её больших глазах. — Не уходить! Вы не можете, Пинки так долго ждала! Простите, простите, что связалась с мистером Драко, но он приказать мне сообщить ему сразу же, как только вы пришли! Он ведь хозяин Пинки, Пинки должна... должна делать то, что велено, — голос домовика сорвался, слёзы хлынули безудержным потоком. — Но вы не можете уйти, мисс, этот дом ваш, вы должны остаться, пожалуйста! О, пожалуйста, останьтесь с бедной Пинки! Она заботится об этом доме только ради вас и... и ей так одиноко здесь! — дальше Пинки продолжать не смогла, из её груди рвались душераздирающие всхлипывания.

Гермиона опустилась перед ней на колени, упав прямо на снег, и крепко обняла Пинки. Теперь и она не сдерживала безутешных рыданий.

— Прости, Пинки, — выдавила она, — ты потрясающий домовой эльф, правда, и дом этот прекрасен, только это все не моё... он не мой, и никакую совместную жизнь мы в этом доме не построим. Не жду, что ты поймёшь. Я должна идти. Должна! А тебе следует вернуться в дом, ты слишком легко одета. Иди внутрь, пока не простыла.

Гермиона поднялась на ноги, но Пинки не двинулась с места. Он так и стояла на дорожке, отчаянно зовя Гермиону, даже когда та уже скрылась за поворотом, ведущим в центр Хогсмида.

— Пинки будет ждать! — кричала она вслед. — Вы пришли сегодня, и вы вернётесь! Пинки верит в это, и она не потеряет надежду!

Гермиона подавила рыдания и бросилась бежать. Пинки могла верить во что угодно, но она ни за что больше сюда не вернётся, никогда. Уже сейчас было невыносимо больно. Она просто хотела вернуться домой. В Лондон. В свою квартиру, где в углу стояла елка, украшенная зачарованными миниатюрными метлами, сновавшими туда-сюда между ветвями. В квартиру, где на кухне стоял обычный дубовый стол и где её ждал старый потрепанный шенилловый халат — далеко не китайский шёлк, зато её.

Она уже опаздывала почти на пятнадцать минут, как она успела заметить, мельком глянув на часы. Нужно было спешить в "Три метлы".

Гарри ждёт её.

Гарри отведёт её домой.