Грязнокровки (джен)

Теодор Нотт был единственным волшебником, который удостаивался доверия Тома Реддла. И о нем можно было рассказывать чуть дольше, чем о прочих обитателях Хогвартса.

В отличие от свиты лизоблюдов, которые всегда были рядом с Томом, пока он говорил то, что они хотели слышать, и был лучшим во всех начинаниях, принося Слизерину своим блестящим умом уже которую победу за кубок школы, Тео было плевать, что баллы, полученные Томом за ответы на уроках, исчислялись уже несколькими тысячами за пять неполных лет обучения.

Когда Том, пользуясь несуществующим преимуществом значка и тем, что Устав Хогвартса читали только преподаватели, выжил из спальни двоих соседей, Тео ухмыльнулся и помог им вынести вещи и обустроиться в других комнатах.

Когда Тео слышал, как Том тренируется в змеином языке, он лишь делал замечания, когда речь становилась человеческой.

Находя в комнате книги из Запретной Секции, Тео не бежал к Слизнорту с доносом или к Тому с шантажом, ведь со старосты можно было бы что-то поиметь. Нет — Тео садился, конспектировал книгу, причем даже обзавелся Кровавым Пером для того, чтобы некоторая информация не могла исчезнуть, как это водилось в манерах некоторых темных заклинаний.

Тео не влезал в дневник Тома, не рылся в его вещах, а застав Тома с «Преодолением оков разума», не заявил о запрещенности ментального искусства, а встал напротив и сказал: «Показывай». И Легилименс за Легилименсом они нарушали личное пространство друг друга. Том видел грязь из жизни Тео, и Круциатусы, что шли в ход наказаний в древнем семействе Ноттов, и умирающую бабку, дух которой еще ходил за Тео. А тот видел воспоминания о василиске и Миртл. Не сказал ни слова.

И лишь Тео заинтересовался книгой по гоблинской истории, озадачив Тома парой вопросов, на тему того, с чего бы кому-то дарить ему книгу, помогать и прочее. Но где была та помощь? Том не являлся к гоблинам за требованием наследства и выдачи секретов. А история — Кровняк, похоже, так развлекался — впечатляя юного, неокрепшего школьника. И потребовал вернуть прочитанную книгу, потому что иметь перед гоблином долги — даже столь мелочные — довольно опасно.

Поэтому, притаскивая мать, которая категорически не тянула на сову, жабу или кошку, разрешенных как питомцев, Том знал, что ему не придется прятать ее от соседа по комнате.

Тео не был консерватором, и без него Том не умел бы и десятой доли того, что умел сейчас. Не научился бы даже достоверно искажать воспоминания и подавлять волю волшебника. Неблагодарным и глупым Том Реддл не был. И друга он ценил. Поэтому ответ на его «Что делаешь?», когда Том принялся снимать решетку с вентиляции, был дан.

— Я тут любимца завел…

— У него меньше восьми ног хоть? — деловито спросил Тео, приподнимая глаза от проверяемого эссе. Видимо, акромантул Хагрида его впечатлил. Как и весь оставшийся Хогвартс, разумеется.

— У нее ног вообще нет.

Тео приподнял голову и встретил взгляд ядовито-зеленой кобры.

— Большая, что за вид? — констатировал он, делая пометку на полях эссе.

— Не знаю, в лесу прибилась.

— Зимой? — Тео хмыкнул, но расспрашивать не стал.

— Может, она из зоопарка сбежала.

— Из чего? — Том запоздало вспомнил, что Тео — чистокровный маг.

— Магглы показывают своим детям животных в клетках.

— И ты называешь магов варварами из-за эльфов? — хмыкнул Тео, ставя запятую.

— Иногда я хочу тебя убить.

— Тогда всплывет же весь компромат на тебя…

Лучшие друзья — это тяжело. Иногда просто невыносимо.

— Как ее зовут хоть? — хмыкнул Тео, откладывая наконец пергамент и подходя к Меропе, любуясь на узоры на чешуе. Можно подумать, Том называл когда-нибудь змей. Называть по имени — сознаться в принадлежности семье и произошедшему с ней.

Сил едва хватило, чтобы исказить воспоминания Морфина. Том знал лишь одну змею по имени — из старого затрепанного журнала с рассказами, что передавался в приюте из рук в руки с куда большим благоговением, нежели Библия. Ведь Бог приют Вула не очень жаловал. Так почему сиротам не отвечать Господу взаимностью?

— Нагайна. Ее зовут Нагайна.