После Арсолира (гет)

Максимилиан Плант прислушался к крикам, доносящимся сквозь туман. Новый день начинался вполне предсказуемо.

Накануне вечером их догнали вениты. Два десятка человек, золотые эмблемы на белых плащах и непрошибаемая надменность. Командовал ими сам магистр Готенбюнтер, о котором в канцелярии ходили слухи, будто он снимает латы только на ночь, спит сидя и не больше трех часов кряду, а питается одними лишь корнеплодами. Раньше Плант считал слухи преувеличенными, но теперь, после личного знакомства с доблестным магистром, верил им полностью.

Собственно, они почти не разговаривали. Магистр застал экспедицию в очередной луже, и, смерив начальство цирка ледяным взглядом, приказал венитам встать во главу процессии. Помощи он не предложил, да никто ее и не ожидал.

Даже сейчас, когда Плант вспоминал поджатые губы и взгляд магистра, ему становилось неловко. Видят боги, все эти дни он делал все, что мог, чтобы навести в этом балагане уродов порядок! В общем-то, он даже добился определенных успехов. От семи из одиннадцати телег он избавился, так что пришлось докупать вьючных лошадей. Плант получил за то из канцелярии письмо с нареканиями, но он не видел для экспедиции иной возможности хоть когда-нибудь добраться до места. Оставшиеся телеги, груженные различным секретным оборудованием, продолжали регулярно вязнуть в грязи, но особист включил помощь при переправах в регулярные обязанности мэтра Никона и его подмастерьев. Маги ныли, что не справляются — на них ведь еще баркас, да пожрут его стихии, — но Плант был непреклонен.

Даже с угорцами он кое-чего добился. Вернувшись в лагерь после давешнего покушения, Плант поведал послу и его приближенным о трагической сцене, свидетелем которой ему довелось стать. Медведь-шатун загрыз двоих угорцев, как жаль, но он ничем не мог помочь... Светозар Радогорский пожелал лично осмотреть место происшествия, и Плант с охотой удовлетворил его просьбу, на всякий случай захватив с собой и ор-Хоффа. Высокородный посол был сокрушен увиденным: кажется, его воображение слишком живо отозвалось на образ медведя, протыкающего угорцев кочергой насквозь. После этого случая посол и его свита стали куда тише, как им и подобало бы изначально. Все равно до озера они могли только выжидать и терпеть.

Но все-таки цирк остается цирком, что с ним ни делай.

Плант прислушался. Люди собирались выезжать, собирали лагерь, и капитан ор-Хофф орал в тумане, будто тролль по весне. Но впереди, на дороге, гомонили и другие голоса, еще незнакомые Планту, а потому особист решил проведать венитов. Магистр живо интересовал его, да и причина криков была ему любопытна. Не станут же члены Ордена вопить просто от полноты жизни?

Пришпорив гнедую заразу — она все-таки вернулась в лагерь той ночью, лишь слегка поцарапанная, и Плант счел это добрым знаком, — особист быстро добрался до уже выехавшей было колонны венитов.

Впрочем, сейчас они стояли отнюдь не колонной. Рыцари на конях выстроились кругом, обратив внутрь его копья, а оруженосцы беспорядочно толпились за их спинами, стараясь заглянуть внутрь. Из середины доносился низкий, рокочущий бас магистра Готенбюнтера.

-... ибо ты есть нежить, — услышал заинтригованный Плант, — а посему недостойна ступать по земле! По высшей воле, нет тебе дозволения вредить честным людям! А посему я, как заповедано нам Вениусом, хранителем человечества...

Соскочив с кобылы, Плант ужом проскользнул между зеваками и, выглянув из-за чьего-то развевающегося плаща, увидел, наконец, что же там происходит. Парочку, в ужасе застывшую под строгим взором магистра, Плант знал — и вспоминал только накануне.

Однако сейчас времени на раздумья не было. Быстрота венитов на расправу давно вошла в легенды.

-... приговариваю тебя, нежить, к...

— Стойте, — крикнул Плант, протиснувшись внутрь, и ободрав только подживший бок о чье-то бронированное колено. — Ради престола и основ земли, стойте!

Десяток голов в похожих на ведра шлемах разом повернулись в его сторону. Медленно обернулся и магистр. Свой шлем он держал в руках, а потому Плант в полной мере мог оценить меру негодования доблестного венита. Что до вампирши с полуэльфом, то они, освободившись от гнета магистерских глаз, буквально повалились на землю.

— Честь имею представиться, — сказал особист приветливо. — Максимилиан Плант, старший интендант второго финансового отдела при дворе его высочества. Могу ли я попросить вас о пяти минутах приватной беседы, ваша доблесть? К сожалению, дело не терпит отлагательств.

Готенбюнтер нахмурился, и Плант пожалел, что не успел окликнуть Несси. Стоять совсем одному в этом окружении было неуютно. Потом магистр кивнул.

— Я выслушаю вас, — бросил он. — Идемте.

Рыцари расступились, освободив им проход.

— Ансельм, — распорядился магистр, шествуя вперед. — Карауль нелюдь.

— Есть, ваша доблесть!

Двигался магистр медленно и величественно, и Плант заподозрил, что у того частенько болят суставы. На обочине Готенбюнтер обернулся к особисту.

— Что вам угодно?

— Видите ли... — Плант собрался с духом. Что-то было в этом человеке... внушающее трепет. В канцелярии говорили, что он беседует с Вениусом куда чаще, чем с братьями по ордену. Теперь особист мог поверить в это. — Дело в том, ваша доблесть, что ваши отважные братья захватили в плен моего человека.

— В плен берут благородных рыцарей, а не нелюдь с нежитью, — отрезал венит. Седые его брови сдвинулись еще больше, глаза сверкнули. — Вам нужен остроухий?

— Да.

— В прежние годы ваш отдел мог потребовать себе эльфа с одной-единственной целью — вздернуть его раньше нас, — под взглядом магистра Плант вдруг ощутил себя некомпетентным. Он всего лишь старик, которого отослали от двора в надежде не дождаться, напомнил себе особист. Но, к сожалению, это была лишь половина правды. — И то мы отказывали.

Плант бережно достал их кармана письмо его высочества. Магистр стянул перчатку и почти выхватил пергамент из рук особиста.

— Забирайте, — бросил он, прочитав. — Вашу позорную грамоту и вашего выродка. Горе этой стране... — магистр отвернулся к занесенным туманом полям. — Когда наследник престола доверяет свое слово низкородной крысе, а та размахивает им ради остроухого... Могли ли быть времена страшнее?

— Так или нет, но они у нас единственные, ваша доблесть, — негромко сказал Плант. — И каждый из нас старается приблизить лучшее будущее.

— Сделками с совестью? — обернулся магистр. Белый плащ хлопнул на ветру. — Вы закончили?

— Вампирша...

— Упырицу вы не получите, — перебил Готенбюнтер. — Я уничтожу ее. Даже вы не вправе отстранить меня от моего долга.

Он зашагал обратно. Плант пошел следом.

— Вампирша принадлежит некроманту Ханубису, — сказал особист "мечу-солнцу" на спине магистра. — Который едет на Арсолир затем, чтобы помочь нам в нашей общей миссии.

Венит остановился так резко, что Плант почти уткнулся в него.

— Ханубис?.. — переспросил Готенбюнтер, оборачиваясь. Плант отступил на шаг назад и остановился, борясь с рефлекторным желанием броситься наутек.

— Так точно, ваша доблесть, — кивнул он.

С морщинистого лица магистра на него глядело бешенство. Не то, которое искажает черты и развязывает язык, другое. Концентрированная, огневая ярость, давно ставшая оружием для своего хозяина, но от того лишь более опасная.

— Ханубис... — повторил Готенбюнтер. — Значит, теперь он заселяет землю, отданную Вениусом людям, поганой нежитью? И где же он сам?

— Предполагаю, он присоединится к нам в ближайшие дни, — ответил Плант. Из тумана зычно заорал ор-Хофф — экспедиция отправлялась. — Думаю, ваша доблесть, он как раз и послал вампиршу для того, чтобы сообщить, где именно будет ожидать нас.

— Вы ему доверяете, — это прозвучало как ругательство.

— Он известен как человек, держащий слово, — бесстрастно отозвался Плант.

Несколько мгновений магистр молчал, но взгляд его в дополнениях и не нуждался. Потом сжал челюсти.

— Хорошо же, — процедил он. — Тогда пусть он за нее и просит.

Белый плащ опять взвился, и Плант последовал за Готенбюнтером к отряду.

Вениты расступились, открыв проход к пленникам. Некоторые успели снять шлемы; без них они теряли часть своего пугающего сходства. Лица у них были разные: иные совсем молодые, другие — старые, иссеченные морщинами и шрамами. Менестрель и вампирша сидели на земле, тесно прижавшись друг к другу.

— Забирайте, — выплюнул магистр, и пленники разом уставились на Планта. — Ансельм, свяжи нежить серебром и примотай к седлу.

— Как, ваша доблесть, мы разве не будем... — под взглядом магистра молодой венит смолк, но за этим Плант сейчас не следил. Особист не относил себя к сентиментальным людям, но отчаянье, написанное на лице Флоры, что-то задело в его душе. На миг он подумал даже, что стоило надавить на магистра больше... бред. Я и так ступил на тонкий лед, решив отобрать у венитов их добычу. Если я ошибся в своих предположениях, или же если мэтр Ханубис недостаточно привязан к своей вампирше, я окажусь крайним в этой истории. Впрочем... я сделал то, чего требовали долг и здравый смысл, и кое-что я приобретаю в любом случае. Флоре же придется подождать. Восемь часов, а может быть, и больше. Зато они не уничтожат ее немедленно.

— Милсдарь менестрель, вставайте — сказал он. — Вы здесь от мэтра Ханубиса?

Под глазом у Йо наливался свежий синяк, но мозги вроде бы не пострадали.

— Да, — ответил он сразу. — У меня к вам весточка от него.

— Разумеется, — серьезно кивнул особист. — Я выслушаю вас. Но сначала вам стоило бы умыться.

Он подмигнул Флоре и за руку вытащил менестреля из круга рыцарей.

— ... она мне руку прокусить пыталась, — донесся до Планта звонкий голос совсем еще молодого паренька, кажется оруженосца. — Хвала Защитнику, металл выдержал, а то зараза... — он помахал блестящим наручем перед лицами товарищей, и те заговорили, перебивая друг друга.

— Мой Сокол... — прошептал менестрель севшим голосом. — Лошадь...

— Забрать? — переспросил Плант. — И верно, надо забрать.

— По коням! — рявкнул из тумана Готенбюнтер. — Вперед, троллье отродье!

Кажется, доблестный магистр до сих пор был в ярости.

* * *

Пока Йо умывался из бочки при гостинице, цирк его высочества благополучно вышел в дорогу. Потом менестрель, чуть пошатываясь, вернулся к Планту и вскарабкался в седло.

Припустив рысью, они быстро догнали парящий баркас, замыкающий процессию. Призрачный, едва различимый в густом тумане, он скользил над дорогой, распространяя окрест душераздирающие вопли. Мэтр Никон опять пел; видимо, сегодня он не ложился. Запирать его на ночь, что ли?

— Надеюсь, дождя сегодня не будет, — сказал Плант менестрелю. — К сожалению, не могу предложить вам выпить. Вы голодны?

Тот повернулся к особисту, уставился, разглядывая. Глаза у Йо были тревожные, без привычной придури.

— Спасибо, мэтр, мне сейчас кусок в рот не влезет, — ответил он, когда Плант отвернулся. — Флора...

— Останется у венитов, пока мэтр Ханубис не попросит за нее магистра Готенбюнтера.

— Попросит?.. — с удивленным смешком повторил менестрель.

— Попросит, — подтвердил Плант, глядя на дорогу. Здесь она была удивительно ровной. Он не хотел бы стать свидетелем столкновения магистра и некроманта, но подозревал, что избежать этого ему не удастся.

— Ага, понял...

— Так что мэтр Ханубис просил мне передать? — напомнил особист.

— Что он сейчас в Колокольчике, — с готовностью сказал Йо. — Это деревня такая. Он там изволил кладбище упокаивать, а теперь хочет с вашим отрядом соединиться. Чтобы дальше ехать совместно, да...

— Понимаю.

Плант некоторое время размышлял. Потом, окликнув менестреля, съехал с дороги. Присев на камень, он быстро написал предельно лаконичное и корректное письмо, и присыпал его тонким песком из пузырька зеленого стекла. Он управился быстро, но менестрель успел заснуть, свернувшись клубком, на соседнем камне. Когда Плант начал будить его, он сел, широко распахнув глаза, и уставился на особиста с ужасом.

— Нужно ехать, — с сочувствием сказал Плант. — К сожалению, времени на отдых сейчас нет.

— Да я понимаю, мэтр, — сказал менестрель. Встал, посмотрел вокруг в недоумении. — Сейчас сяду и поеду... а выпить у вас нет?

— Вам придется передать мое письмо мэтру Ханубису, — сказал Плант, когда на лице Йо снова появилось более-менее разумное выражение. Менестрель уныло кивнул и поплелся к своему мерину. Плант поглядел на тощую трясущуюся фигурку, и в нем проснулась совесть.

— Милсдарь менестрель, — позвал он его. Тот обернулся, стряхнул с лица спутанную прядь волос. — Хотите взять мою лошадь? Она отдохнувшая и скачет быстрее вашей.

— Вы серьезно? — удивился Йо. — Я... ну, то есть, ладно...

— А вот седло я бы оставил свое.

Они переседлали лошадей. Зараза, заподозрившая неладное, чуть не отхватила Планту пальцы, а потом попыталась небрежно наступить на ногу, но особист был начеку. Ему порой начинало казаться, что лошадь способствует развитию его боевых навыков куда лучше, чем традиционные "физические упражнения на свежем воздухе", принятые в канцелярии. Как бы она не сожрала сонного менестреля... но она действительно скачет быстрее, чем этот, да простят меня боги, Сокол.

Мэтр Никон, исполнявший теперь "Ветер над холмами", добрался до плача чародейки, и над холмами разнесся пронзительный писк, долженствующий, по-видимому, быть нежным сопрано. Плант порадовался, что источник звука успел улететь достаточно далеко. Йо позеленел.

— Вы ужасно терпеливый человек, мэтр Плант, — выдавил он.

А ведь он еще и половины моей кунсткамеры не видел, с долей самодовольства подумал особист.

— Просто у меня нет музыкального слуха, — сказал он. — Да и обычный с каждым днем все хуже. Ладно, милсдарь, пора в дорогу.

Йо спрятал на груди письмо и вскарабкался на неожиданно покладистую гнедую.

— А они меня пропустят? — спросил он неуверенно. — Вениты-то?

— Пропустят, милсдарь менестрель, — утешил его Плант. — Я сказал магистру, что вы работаете на меня. И, кстати, я не посмел бы солгать ему.

Во взгляде, которым Йо одарил Планта на прощание, вместилась, казалось, вся вековая скорбь эльфийской расы. Потом менестрель пришпорил гнедую и галопом умчался в туман.

Плант неспешно поехал следом, на звук определяя расстояние, отделяющее его от баркаса. Сокол шел медленно и плавно, и особист мог спокойно обдумать множество занимавших его вопросов.

* * *

С самого появления Флоры все пошло наперекосяк. Деянира не знала, что именно послужило причиной — туман ли, или новые лица в команде, — но с тех самых пор все вокруг раздражало магичку. Дее казалось, что она очнулась от муторного сна в новой реальности, и эта реальность плохо подходила для жизни. В ней было холодно и сыро, а еще в ней было вдоволь абсурда и нелепиц.

Пожалуй, их отъезд только к лучшему, думала Деянира. Может быть, без Флоры Ханубис перестанет быть настолько... взбудораженным. Она не была уверена, что это слово тут подходит, но другого подобрать не могла. Конечно, можно было бы счесть все это мандражом перед предстоящей битвой, но...

С кладбища некроманты вернулись среди ночи, причем Ханубис тащил на себе ученика. Марвин казался истощенным, как забытая на печи свечка, и, свалившись на сундук, немедленно вырубился. Видимо, Ханубис дал ему поработать, как следует.

Сам некромант нисколько не удивился новости, а позже, растянувшись на узкой скамье, даже замурлыкал себе под нос что-то легкомысленное. Деянира за годы знакомства еще ни разу не слышала, чтобы он пел. С удивлением от этой мысли она и заснула.

Проснулась поздно, солнце уже поднялось в зенит. Марвин спал, наполовину свесившись с сундука, а баба Мотя готовила. Ханубиса Дея нашла во дворе: он чинил курятник, а курицы бегали вокруг, возбужденно кудахча. Они много дней провели в избе, вспомнила Дея. Но теперь мертвецы вернулись в землю, и опасность — для кур и для людей — миновала. Это хорошо; кажется, и дышать здесь стало легче. Деянира вернулась в дом и помогла бабе Моте с уборкой.

Выехали они уже сильно за полдень. В сам Колокольчик решили не заезжать — незачем. Вернулись на главную дорогу и поехали по ней. В пути молчали. Дее разговаривать не хотелось, да и спутники ее не были расположены к беседе. Марвин, узнав об отъезде менестреля и Флоры, не проронил больше ни слова и, кажется, с трудом удерживался от слез. Что до Ханубиса, то он что-то сосредоточенно обдумывал. Глаза у него были мрачные, а на губах играла легкая улыбка, и выглядело это сочетание так, что Дее в голову бы не пришло заговаривать сейчас с некромантом.

... Гвидо не любил долго молчать. Если разговоры затихали, он пел старые баллады или просто бесконечные песенки-попутки. У него был хороший голос. Ребята ворчали порой, то от его пения вся живность разбегается на лигу кругом, но на самом деле любили послушать. А в Школе ученицы и вовсе караулили под верандой, на пляже, не возьмется ли мэтр Монтелеоне за лютню и этим вечером. Гвидо от того бесился, обещал опутать весь пляж "гнездом саламандр" и регулярно опорожнял с веранды ночной горшок. Но опасность попасть под струю не пугала поклонниц. Боевые маги вообще мало чего боятся, что уж говорить об учениках.

Сама Деянира действовала умнее. У нее был свой наблюдательный пост — на крыше веранды, в гнезде виноградных листьев, в той точке, что не видна из окон второго этажа. Чтобы попасть туда, нужно было пробраться мимо покоев учителей по корпусу, запретному для учеников, вылезти из окна с зеленой занавесью и спуститься по веревке на восемь локтей. Нелегкий путь, но результат вполне окупал усилия. Именно тогда Деянира выучила большую часть известных ей песен. И содержимое ночного горшка Гвидо Монтелеоне обошло ее стороной... может быть, в том и беда?

Деянира засмеялась беззвучно, прикусила губу. Не стоит вспоминать об этом. Серьезно, не стоит.

Дорогу окружал лес, старые деревья, много перевидавшие на своем веку. Они помнили эльфов, но эльфы ушли отсюда, и теперь им осталась только память, да искры Силы, и еще этот туман, чем-то похожий на мороки Дина... нет, о нем вспоминать мы тоже не будем.

Дело не в том, что чужая смерть так уж непереносима. Перенести можно все что угодно. Просто в какой-то момент видишь, свидетельствуешь, что с их уходом кончилось все, то составляло твою жизнь, и вот ты уже стоишь одна-одинешенька. Прошлое принадлежит мертвым, а будущего нет, только этот миг, эта точка отсчета в бескрайнем тумане. Еще есть Гильдия... ты привыкла думать, что она у тебя есть, но кого ты можешь позвать, к кому обратиться по имени?

Не думать об этом. Духов туман действует на нервы, вот и все. Если бы не задание, лучшей дорогой была бы дорога на запад, вслед за менестрелем и Флорой.

Кто-то приближался сзади, скакал во весь опор. Один.

— Слава богам, вы здесь! Стойте, стойте же!.. — в хриплом вопле Деянира не сразу узнала голос менестреля. Она обернулась. Взмыленная лошадь ворвалась в зону видимости, разбрызгивая пену и грязь. Йо прижимался к ее шее — дурацкая шапочка почти сползла, глаза — безумные, в пол-лица.

— Подождите меня! — прокричал он, дергая поводья. Гнедая с сердитым ржанием встала на дыбы. Йо вцепился в нее как клещ и что-то еще завопил, Деянира не разобрала.

— Клоуны возвращаются, — тихо, но очень отчетливо сказал Ханубис. Дальше Деянира не слушала. Соскользнула с седла, выпустила поводья Звездочки. Медленно шагнула к негодующей гнедой. Тихо, девочка, тихо-тихо-тихо... Коснулась Силой чужого сознания, легко, умиротворяюще. Все хорошо, хорошая девочка, тише... Отдохнешь, дам тебе хлеба... Хорошая девочка, отлично потрудилась сегодня, теперь отдыхай... Хорошая?

Протянула руку, погладила мокрую морду. Вот так, да...

Йо со слабым стоном драматически грохнулся на дорогу.

— М-мать...

— Он жив?.. — вскрикнул Марвин из-за спины.

— Не ори, лошадь спугнешь, — зашипела Дея. — Почем я знаю?! Какого Духа он не мог вырубиться в седле?..

Йо свалился в лужу лицом вниз, и магичка приподняла его за шиворот. Менестрель закашлялся. Глаза его были закрыты, лицо черно.

— Ты в порядке?

— У вас выпить есть?.. — спросил он, не открывая глаз.

— Да уж найдется... — фыркнула магичка. В своем репертуаре... — Марвин, пройдись с его лошадью, пусть продышится... Йо, двигай на обочину. Встать можешь? Обопрись об меня.

Ханубис, спешившийся тем временем, не спеша подошел, остановился, разглядывая нежданного гостя как неприятную диковинку. Лицо у него было совершенно непроницаемое.

— Ханубис, может быть, изволишь мне помочь? — не сдержалась Деянира. — Сейчас, Йо, сядем и выпьем... За тобой есть погоня?

— Да... — выдохнул он. — То есть нет, нету погони... С чего бы?..

— И верно, с чего бы?.. — усмехнулся Ханубис, подхватывая менестреля с другого боку. — Куда его? Под липой сложим?

— Ага, туда.

Усадив менестреля, Деянира принялась рыться в карманах. Где там у нее был платок?

— А выпить?.. — прошептал Йо.

— Вылитый умирающий лебедь, милсдарь менестрель, браво, — сказал Ханубис. — Вижу, вы поспешили избавиться от вашей прекрасной спутницы? И откуда у вас эта лошадь?

Йо вытер лицо грязным рукавом, раскрыл глаза, нашел взглядом некроманта и, сбиваясь со Старшей Речи на орочий, внятно выговорил фразу, которую Деянира поняла лишь отчасти. Впрочем, если бы кто-то сказал такое ей, она сломала бы ему челюсть. Ханубис засмеялся, этим своим новым смехом, от которого у Деяниры мурашки бежали по загривку. Глупо считать, что ты знаешь человека, если тебе случалось с ним завтракать.

Отцепив от пояса фляжку, Дея сунула ее менестрелю в руки. Тот схватился за холодный металл и сморщился от боли.

— Запястье... — выдавил он, ухватил флягу левой рукой и надолго припал к ней, держа правую на весу. Его трясло. — Спасибо, мэтресса Винсент, — добавил он наконец. — Знаете... — глаза у него были перепуганные, детские. — Я вас так долго искал... я в Колокольчик поскакал, а вас уже нет... и еще туман... как будто больше и нет ничего на свете... страшно.

— Как в балладе?.. — уточнил Ханубис бесстрастно.

— Именно, мэтр некромант, — менестрель сжал челюсти под тяжелым взглядом мага. — Как в балладе... "Алых днях" или "Плаче", по вашему выбору...

Деянира ощутила, что с нее довольно.

— Ханубис, посмотри, что у него с рукой. Пожалуйста, — добавила она, чтобы не сказать что-нибудь другое. — Йо, у тебя важные новости? Ты ведь спешил... Есть хочешь?

— Сейчас расскажу... глотну только...

Потом он начал рассказывать, сбивчиво, явно ничего не пытаясь скрыть, без свойственных ему обычно завитушек. Деянира присела на корточки. Марвин все водил взад-вперед по дороге гнедую, напрягая слух. Ханубис методично бинтовал запястье Йо.

— Уникальная по идиотизму история, — подвел некромант итог, когда Йо замолчал, умоляюще на него глядя. — Поистине, надо быть крайне одаренным, чтобы первым делом наткнуться на десятку венитов. И дважды одаренным, чтобы встретить не кого-нибудь, а самого магистра Готенбюнтера. Впрочем, это совершенно меня не удивляет... У вас трещина в запястье, милсдарь менестрель. Постарайтесь хотя бы полторы декады не браться за гитару и вообще поменьше шевелить рукой.

— А разве Силой...

— Предпочитаю мертвую клиентуру. Кстати, отдайте мне письмо.

Встав, некромант развернул бумагу, быстро пробежался по строчкам. Потом сложил из него "дракона", подбросил в воздух и щелкнул пальцами. Бумага вспыхнула тьмой и исчезла. Ханубис отвернулся к дороге.

— Учитель, мы поедем?.. — подал голос Марвин, старясь говорить спокойно, но голос его предательски зазвенел.

— Придется вернуться, — ответил Ханубис. — Мэтр Плант ждет. Где эти Творожицы?

— Я проезжал, — сказал Йо. — Одна лига или две отсюда, я не знаю, не понял...

— Ты пойдешь к Готенбюнтеру? — спросила Деянира. Она не собиралась тратить время на разговоры вокруг да около.

— Изъявить ему свое почтение придется, я полагаю, — сказал некромант. — Но не более того.

Марвин остановился. Посмотрел на Ханубиса внимательно, чуть прищурившись. Тот тоже смотрел на ученика. В ветвях зачирикала какая-то птица.

— Вы же понимаете, — сказал менестрель, все так же привалившись к стволу старой липы. — Вы понимаете, что вы единственный, кто может ее спасти и все такое? Понимаете, да?

— А зачем мне ее спасать? — усмехнулся Ханубис. — В данном случае я полностью на стороне естественного отбора. Слабые умирают, и это только к лучшему. Марвин, перестань уже маячить перед глазами, животное отдышалось.

— Вы выгнали ее, — сказал менестрель. — Поэтому она хотела уехать, поэтому попалась к венитам... — Деянира поспешила снова сунуть ему фляжку.

— Она уехала сама, — возразил Ханубис. — Приняв самостоятельное решение, как зрелая личность, и так далее. Ее выбор и ее право, милсдарь менестрель. Не моя вина, что выбранный вами путь оказался для нее столь коротким.

— Я... я прошу вас... — Йо сжал фляжку двумя руками. — И она... вас любит.

— Нет.

Марвин медленно разжал пальцы, выронил узду.

— А чем вы тогда лучше Пса? — спросил он хрипло.

Лица Ханубиса Дея не видела, и к лучшему, наверно, что нет. Достаточно было и глаз мальчика, того, как испуганно они расширились. Гнедая с ржанием отпрянула, но далеко не ушла, остановилась поодаль.

— Марвин, перестань строить из себя большего идиота, чем ты есть на самом деле, — тихо сказал некромант, — и судить о вещах, в которых ничего не смыслишь. И моему терпению есть предел.

Деянира встала. Потянулась, разминая мышцы.

— Все эти философские темы я с удовольствием обсудила бы на привале, а сейчас не до того, — сказала она, направившись к Звездочке. — Знаешь, Ханубис, я ни бельмеса не смыслю в этой вашей этике. Только кажется мне, что если мы оставим Флору венитам на растерзание, то потом ни друг на друга, ни в зеркало смотреть не сможем. Но для начала стоит вернуться в Творожицы и поговорить с Плантом.

Ханубис медленно повернулся к ней.

— Дея, если еще и ты...

На миг ей стало смешно, она и сама не поняла почему. Он был страшен в этот момент — но Бреслав в гневе выглядел куда эффектней. По большому счету, все мужчины, чья гордость уязвлена, ведут себя одинаково.

Звездочка подошла навстречу, и Деянира, потрепав лошадь по холке, принялась затягивать седельные ремни.

— Если ты уступишь магистру Флору, он решит, что ты его боишься, — сказала магичка небрежно. — И что об тебя можно и дальше вытирать ноги.

— Пожалуй, — с коротким смешком отозвался Ханубис, — я готов рискнуть своей репутацией ради того, чтобы наконец-то избавиться от Флоры. Она чересчур навязчива.

— Дело твое, — пожала она плечами. — Мое мнение ты слышал.

— Я понял, — сказал вдруг Марвин. Дея повернула голову, чтобы увидеть, как юноша быстро, почти бегом устремился к своей лошади. Вскочил в седло и со злостью вонзил шпоры Бирюзе в бока. Та, не привыкшая к грубости, охнула жалобно и понесла. В следующий миг они уже скрылись в тумане.

— Стой, — заорал менестрель. — Подожди меня!

С резвостью, удивительной для человека, проведшего в седле сутки, а потом навернувшегося с лошади, он бросился к плантовой гнедой. Еще три удара сердца, и из видимости пропал и он.

Деянира и Ханубис уставились друг на друга.

— И куда они намылились? — спросила магичка, когда молчание стало невыносимым.

— Куда? — с иронией переспросил некромант. — Ты же слышала мальчика — он все понял. А сейчас, по-видимому, собирается с голыми руками встать против десятка венитов. Хотя... у него же есть шпага...

— Ага, — она поставила ногу в стремя. — С него станется. Так ты едешь?

— У меня есть выбор? Экспедиция нужна нам на озере.

— Тебя только это тревожит? — поджала она губы. Деянире явственно не нравился тот человек, что стоял сейчас перед ней.

— Нет, не только, — ответил Ханубис, в свою очередь залезая на лошадь. Жеребец медленно зашагал вперед. — Еще меня тревожит, что я взял в ученики эталонного прекраснодушного идиота. Что я не избавил вовремя землю от некоей плаксивой, но прожорливой нежити. Что я разрешил примкнуть к моему отряду безмозглому полуэльфу с языком будто помело. Обрати внимание, что во всех случаях я действовал из лучших побуждений — это тревожит меня сильнее всего. Еще меня тревожит, что в результате всего этого мы, вместо того, чтобы сосредоточиться на предстоящем противоборстве с опаснейшим личем мира, тратим время и силы на выяснения отношений, достойные дамского романчика. Из тех же лучших побуждений, несомненно.

— Слушай, — Дея вздохнула, — вот мне делать нечего, отношения с тобой выяснять. Я понимаю, что Флора тебя замучила. Понимаю. Но она путешествовала с нами, а своих так не бросают. Это подло. Вытащи ее от венитов, а потом, если хочешь, дай ей пинка. Но вот так — делать нельзя.

Стало темнее. Начинался дождь.

— Боюсь, — сказал Ханубис мрачно, — что если я дам ей пинка еще раз, в итоге мне придется вытаскивать ее непосредственно из Бездны.

Деянира не нашлась с ответом. Беседа заглохла.

До Творожиц оказалось не более лиги езды.

* * *

Бирюза не привыкла к галопу. Скоро бег ее замедлился до рыси. Дорога лежала перед Марвином — такая же, как и на прочих этапах пути: трясина, тонущая в плотной пелене. Ехать одному было страшно, и страшно было сбиться с пути, проехать мимо, пропасть навсегда.

Когда сзади раздалось хлюпанье копыт по грязи, Марвин не смог решить, подождать ли ему догоняющих, прибавить ли ходу. Учитель, конечно, попытается задержать его, но лучше снова поспорить с ним, чем ехать одному... Может быть, его еще можно переубедить, найти достаточно веские причины... хотя нет, нет. Надеяться на это — трусость и малодушие.

Это оказался всего-навсего Йо. Вид у него был взъерошенный и безумный, а гнедая под ним громко сопела.

— Марвин... да погоди ты, во имя Матери Рек! Подожди меня!..

— Жду, жду. Не торопись так, а то лошадь загонишь, — Марвин постарался не показать своего облегчения.

— Ага... да, ты прав...— менестрель вцепился в поводья. — Тпру! Тпру, зараза!

Зараза лягнула воздух задними копытами и перешла на легкую рысь. Йо еле удержался.

— Ну вот, — сказал Йо Марвину, утвердившись в седле. — Догнал, значит. Так что ты такое понял?

— Что я понял?.. — с невеселым смешком повторил Марвин. — Ах, да... Что учитель не собирается спасать Флору. Он не хочет, и мы его не убедим и не заставим.

— А, ну да. Я думал, может...

— Что?

— Да ничего... А что ты собираешься сделать? У тебя есть план?

Тяжелые капли дождя падали на землю, оставляя расходящиеся круги

— Нет у меня плана, — признался Марвин неохотно. — Но я что-нибудь придумаю.

Йо уставился на него со странным выражением лица. Стянул шапочку, подставив голову дождю.

— А ты не собираешься... ну, с венитами драться? — осторожно спросил он. — А то они такие, могучие... Да и много их.

— Не собираюсь, — покачал головой Марвин. — Мне бы это и в голову не пришло, если честно. Около наших земель есть пара венитских замков... ну так я их видел.

— Ага, — вздохнул менестрель. — А как же тогда?..

— Не знаю. Подкупить часовых? Отвлечь и бежать? Уговорить магистра? Я правда не знаю.

— Ага... Но ничего, магики нас ведь догонят скоро, да?

— А чем они нам помогут, Йо? — горло сжало комком. Ну да, все так, привыкай. — Учитель еще и помешает. Он твердо решил от нее избавиться, понимаешь? Нам надо успеть раньше него.

— Ну давай тогда спешить... не пропустить бы поворот только.

Где-то за гранью сознания, там, куда Марвин не смотрел, были — он знал это — были угрызения совести, был страх за себя, за Флору, был в очередной раз оскаливший зубы мир и полное одиночество перед лицом его. Здесь же были туман, дорога и Сила. Ничто по сравнению с тем потоком, что заливал его вчера, просто искорки, напоминания о том, как еще бывает. Учитель очень рассердится, вполне возможно — выгонит. Жаль, как жаль...

— Марвин! — по голосу менестреля было ясно, что зовет он не в первый раз. — А скажи мне такую вещь — ты в нее влюблен?

— Нет. А что?

— И я нет. А жалко, а то волшебная сила любви, все такое... нам бы сейчас не помешало чудо.

— Волшебная сила любви — духова чушь. Извини, Йо.

А вот чудо бы пригодилось. Пожалуй, только чудо им и поможет.

Чудо уже было вчера, подумал Марвин, когда моя магия оказалась быстрее зомби. Сейчас чудес не будет. Я не могу рассчитывать на них. И не на Силу — паладины Вениуса не боятся темных заклятий. Да я и не знаю ничего подходящего. Мое положение ученика? Учитель будет в ярости. И потом, магистр едва ли пожелает иметь дело с каким-то учеником... Марвин представил себе магистра, как видел его тогда, при дворе — мощь и строгость, беспристрастность и величие. И он видит, когда ему лгут. Я должен уговорить его, думал Марвин, но кто я такой, чтобы он меня выслушал? Перед глазами Марвина живо предстали смеющиеся лица венитов, древками копий закрывающих ему путь к магистру. Или лучше подобраться как-нибудь сзади, как-то отвлечь стражу, распутать цепи...

У меня будет только одна попытка и совсем немного времени, но я буду проклят, если хотя бы не попытаюсь.

Поворот на Творожицы открылся внезапно. Йо с невнятным восклицанием махнул рукой, и Марвин обернулся направо, заглянул в прореху между деревьями. Там, под куполом низких небес, в пелене дождя раскинулся огромный луг, сплошь полный людьми, лошадями, телегами. Все суетились, двигались, что-то делали, и над лагерем висел приглушенный шум, похожий на гудение улья. Сама деревня начиналась за лугом, Марвин увидел — или ему показалось — контуры темных крыш.

— Как туда проехать? — спросил Марвин, на миг поддавшись панике.

— Чуть дальше, — откликнулся менестрель. — Немножечко еще.

Чуть дальше дорогу перегораживал баркас. Он стоял боком, закрывая проезд, а перед ним сидел на маленьком складном стульчике Максимилиан Плант, и моросящий дождь ерошил его серые с проседью волосы.

Йо проговорил что-то неразборчивое, дернулся, словно в надежде скрыться от взгляда особиста. Марвин не понял причины: Плант вовсе не выглядел опасным. Скорее, он был похож на простого нотариуса или писца — тусклый человечек. Потом Марвин вспомнил убийцу, которого привезли к Ханубису перед Арсолиром. Тот выглядел похоже.

Плант встал и приветливо помахал им.

Они подъехали к баркасу и спешились. Плант доброжелательно, чуть сощурившись, смотрел на них.

— Мессир ор-Мехтер, — поклонился он, и Марвин в первый миг не понял, к кому особист обращается. Потом сообразил, поздоровался.

— Учитель послал меня вперед, — сказал Марвин. — Я должен посетить сейчас венитов.

— Как пожелаете, — ответил Плант. — Лагерь венитов находится чуть дальше, по ту сторону дороги.

Как близко... Марвин обернулся на менестреля и тот вскинул голову.

— Мне пойти с тобой?..

— Да спасут вас боги, милсдарь менестрель, — с укоризной вмешался Плант, встав между ними. — Чего вы там не видели? Полагаю, мессир барон справится и без вашей помощи. Помогите мне лучше расседлать Заразу. Я имею в виду это животное.

— Ага...— Йо перевел взгляд с Марвина на особиста и опять на Марвина. — Я тогда тут останусь... подожду.

— Подожди, — легко согласился Марвин. — Присмотри за Бирюзой, подожди наших.

— Ладно, — на лице менестреля проступило беззастенчивое облегчение. — Ни пуха.

Марвин улыбнулся ему и Планту и повернулся туда, где должен был находится венитский лагерь. Ноги подкашивались, но он наперекор себе шагал все дальше. Отступить он не мог. Он не знал, почему, знал только, что если отступит, то перестанет быть... собой. Кем — собой? Если учитель выгонит его, а так и случится... тогда кем же он перестает быть, идя на гибельную безумную попытку? Не мессиром же бароном? Марвин так и не научился думать о себе, как о бароне. Разве что во дворце... всего-то два часа, чудесные, сказочные... надо было напомнить Йо, чтобы позаботился об Эразме... хотя что о нем заботиться, есть ему не надо.

Воспоминание приободрило его, и ему даже показалось, что еще чуть-чуть, и он узнает, что же должен делать.

Лагерь начался совершенно внезапно — перед Марвином вдруг оказалась туго натянутая стенка шатра. Серая вощёная ткань лишь слегка отличалась оттенком от воздуха. Капли дождя ритмично барабанили по ней и отскакивали на землю. Несколько упало на протянутые ладони Марвина. Машинально он протер лицо и, неловко ступая, зашагал вдоль стены.

Теперь он уже чувствовал запах дыма, слышал гомон мужских голосов, побрякивание металла. Прислушался, почти желая услышать тонкий плач, но не нашел его.

Из него бы вышел никуда не годный разведчик. Марвин добрался до места, где палатка кончалась, и встал, разглядывая лагерь. Шатры стояли кругом, один побольше других и перед ним воткнут в землю штандарт с ослепительным "мечом-солнцем" на белоснежном траурном шелке. Там же была и Флора — бессильно поникла у столба, к которому привязаны были ее руки. С двух сторон от нее стояли рыцари, не принимая участия в общей суматохе. А лагерь был полон паладинов и оруженосцев, и каждый из них занимался своим делом, и у каждого было оружие.

Марвин застыл в проходе, размышляя. Нечего и думать о том, чтобы проникнуть незамеченным или забрать ее силой. Заявить на нее свои права? Магистр почувствует ложь. Следовательно, нужна правда... Внезапно Марвин увидел решение и дыхание у него перехватило. Да. Спасибо Планту с его безукоризненной вежливостью.

Теперь задача упрощалась. Надо добраться до Флоры и пообщаться с ней пару минут. Да, двух минут должно хватить.

...упрощалась, но не становилась реалистичнее. Есть только один путь — напрямик, как будто так и надо. Для этого надо быть решительным, действовать с позиций превосходства... как подобает благородному ору. Слабо?

Марвин не решился призвать Силу так близко к венитам, хоть и желал того всей душой. Лишь коснулся ее, как касаются языком больного зуба, и шагнул внутрь лагеря. Невысокий венит с большой лысиной посмотрел на Марвина и, не говоря ни слова, пошел дальше. Марвин выпрямил спину, ступая размеренным, ровным шагом.

У выхода во внутренний круг он все-таки встал, замер, чувствуя, что не в силах сдвинуться с места. Охранник переступил с ноги на ногу и полностью закрыл от него Флору. Вдруг, совершенно не вовремя, вспомнились рыцарские романы и то, как их герои расправлялись с разнообразными чернокнижниками. Как поступали с учениками этих чернокнижников — писали редко. Вполне возможно потому, что авторы не считали учеников достойными упоминания, подумал Марвин отрешенно. Надо идти, вот, еще один посмотрел. Еще вдох и вперед.

Вдохнуть он не успел, поскольку из большего шатра вдруг появился сам магистр Готенбюнтер. Марвин похолодел. Магистр медленно выпрямился во весь рост, окинул взглядом площадь, а потом повернулся и зашагал туда, где замер перепуганный юноша. Он приближался медленно, величественный, огромный как утес в своих белоснежных одеждах и блестящих латах. Марвин шагнул ему навстречу, чтобы не забиться в тень в мгновенном ознобе паники.

Если бы магистр смотрел на него, Марвин не устоял бы на ногах, но тот смотрел себе под ноги. Он поднял лицо, лишь подойдя вплотную, и Марвину показалось, что его пронзила молния. Этот старик видел его насквозь и знал ему цену. И цена эта была невысока.

— Чего вы ждете, молодой человек? — раздраженно бросил магистр. — Делайте то, зачем пришли.

Ответить Марвин не смог, вглядываясь в удивительные, почти прозрачные глаза магистра. Вспышка солнечного света... "этот юноша говорит правду"... Но почему, как?..

— Не мешкайте, — магистр отвернулся. — Ансельм, Улаф! — охранявшие Флору вскинулись. — Пропустите мессира к нежити.

— Так точно, ваша доблесть! — рявкнули паладины.

Марвин низко склонил голову, но магистр не смотрел на него. Он шествовал дальше и плащ его был белее снега.

Необъяснимо... но Марвин не искал сейчас объяснений. Он вышел на площадь, миновал длинноусого венита, почти коснувшись его, и склонился над вампиршей.

— Флора...

Она подняла лицо, уставилась на него непонимающе, словно из глубин сна.

— Я вытащу тебя отсюда, — одними губами сказал ей Марвин. — Отвечай "да", и я вытащу тебя.

Руками он обхватил ее узкие ладони, связанные вместе гибкой блестящей цепью, заметил мимоходом красные полосы на запястьях девушки. Замер, припоминая текст. Он не мог допустить ошибки.

— Клянешься ли ты, Флора... основами земли и честью своей — клянешься ли ты мне в верности? Быть на моей стороне в сече и раздоре, не причинять вреда ни прямого, ни косвенного? Станет ли слово мое твоим словом, честь моя — твоей честью?

Она закрыла глаза, дрожа всем телом, как будто невидимый солнечный свет опалял ее. Но крепче обхватила его пальцы, повторяя "да". Да.

— Я же клянусь, основами земли и моей честью, быть справедливым и милостивым, быть тебе защитой и опорой. Клянусь быть на твоей стороне, не причинять вреда... Такова наша клятва, и да будет она нерушима по законам оров и воле богов.

Вот и все. Даже меньше двух минут... Стражники глядели на него, выпучив глаза, и вокруг собирались зеваки — все до единого в белом. Марвин выпустил руки Флоры. Взглянул на венитов.

— Я забираю ее с собой, — сказал он сухо. — Будьте любезны освободить моего вассала от цепи.

* * *

Крики они услышали задолго до лагеря венитов. Плант сокрушенно покачал головой.

— Прошу прощения, мэтр, — в очередной раз повторил он. — Но он так естественно держался...

Ханубис взглянул на него с явным скепсисом.

Деянира устала злиться. Теперь происходящее ее скорее забавляло. "Бастард" оттягивал пояс, и ситуация вполне поддавалась контролю. По счастью, от менестреля Плант избавился, отослав с лошадьми в трактир. Не будет путаться под ногами.

Магистр Готенбюнтер ждал их у входа в лагерь. Дея невольно замедлила шаг, заметила, что Плант поступил так же. Ханубис как ни в чем не бывало подошел к магистру. Склонил голову.

— Добрый вечер, ваша доблесть. Прекрасное место вы подобрали для лагеря: здесь туман кажется разреженней, чем вокруг.

— Вениус хранит нас от скверны, мэтр некромант, — ответствовал Готенбюнтер. Они замолчали и скрещенные взгляды их были подобны клинкам. Потоки Силы вокруг них вскипали, и Деянира ощутила их бег в токе собственной крови. Припомнила схему "огневой плети" — так, на всякий случай. Молчание здесь было нестерпимым; в лагере кто-то продолжал кричать.

Плант кашлянул в платок, высунулся вперед.

— Мэтр Ханубис пришел за своими людьми, ваша доблесть.

— За нежитью?

— И за учеником. Он в вашем лагере, — объяснил Плант извиняющимся тоном. Ханубис промолчал. Магистр нахмурился пуще прежнего.

— А сам мэтр некромант проглотил язык? — осведомился он. Ханубис лучезарно улыбнулся ему.

— Насколько я слышу, их пребывание в вашем лагере сопровождается немалой суматохой. Полагаю, без них вам будет спокойнее.

— О да, — сказал магистр. — Без них мир будет спокойней.

— Все мы стремимся к покою, ваша доблесть, — философски заметил Ханубис, шагнув мимо магистра в лагерь. — Каждый на свой лад, в рамках собственных полномочий, и с переменным успехом.

Деянира с некоторым трепетом поспешила следом. Подчеркнуто вежливо поздоровалась с магистром, скользнула за Ханубисом, услышала за спиной голос Планта. Тот, кажется, опять извинялся.

... Мальчик хорошо держался, это Дея должна была признать. Обняв Флору за плечи, он стоял в окружении белоплащников и кричал на паладина, в котором Деянира с недоверием узнала самого командора Арно Армани, правую руку магистра.

— ... и мой род древнее королевского! И я не позволю, слышите вы, не позволю чинить мне препоны! Вы понимаете меня? — спросил он тоном ниже, и Деянира не сразу поняла, где слышала этот неприятный голос, а поняв, едва справилась с приступом хохота.

— Наглый сопляк... — выдавил красный до корней волос Армани. — Да как вы смеете?..

— Вы об этом уже спрашивали, — сказал Марвин. Сжав челюсти, он выпустил плечи Флоры и, шагнув к столбу, рванул на себя серебряную цепь. Та лопнула, и сразу несколько человек рванулись к ученику некроманта и вампирше. — Руки прочь!..

— Магистр приговорил эту нежить к упокоению! — рявкнул Армани. — Вы пособничаете...

— Она под моей защитой! — крикнул Марвин. — Вы получите ее только через мой труп! Ну что, кто из вас будет держать ответ перед его высочеством?..

Безумно смело... Деянира быстро огляделась — Ханубис наблюдал, улыбаясь, Плант нервничал, оруженосцы шушукались. Магистр Готенбюнтер стоял поодаль и следил за столпотворением тяжелым взглядом. Магичка расстегнула фибулу на плаще, повела плечами, позволив ему упасть на землю. Шагнула в круг, скользнула мимо венитов. Марвин, обнажив шпагу, стоял около растирающей запястья Флоры. Вениты, — оружие обнажили лишь трое из них, — смотрели на него так, словно пытались сжечь взглядом, но не приближались пока. Когда мальчик увидел Дею, зрачки его расширились. "Не отвлекайся" одними губами сказала магичка. Встала спиной к столбу, держа в поле зрения двоих из трех. А что? Так у них даже есть шанс продержаться несколько секунд. Меч она пока не доставала — незачем провоцировать.

— Мы задержали ее законно! — завопил один из тройки, с длинными, висящими как сухая солома усами. — Вы нарушаете закон, пытаясь помешать нам! — голос у него был высокий и противный.

— Меня имеет право судить лишь мой сюзерен! — парировал Марвин. — И я готов держать ответ перед ним, но не перед сборищем бастардов!

Ох ты ж, Бездна... Вениты зашумели разом, зазвенела сталь. "Огненное кольцо" наготове... если они ударят Силой, то всё... но слишком уж они злы, не сообразят. А там уж, если есть на то воля богов, вступит и Ханубис... Бездна...

— Остановитесь!.. — это Армани. Не хочет кровопролития — хорошо. — Если вы так желаете, вас будет судить его высочество, молодой человек. А вот нежить оставьте нам. Она захвачена нами и осуждена.

— Она принесла мне клятву верности, и я не имею права отдать ее вам. Если вам есть в чем обвинить ее — предъявите мне свидетельства ее преступлений, я осужу ее сам. Но творить самосуд я вам не позволю.

— Вы только что взяли у нее клятву! — заорал желтоусый. — Она незаконна! Нежить не может присягать!

— Клянусь основами земли и моей честью, что клятва была законна! — выкрикнул Марвин. "Спокойней" подумала Дея, забыв, что он не слышит. Вокруг опять зашумели.

— А почему, собственно, не может? — невыразительным голосом вклинился в перебранку Плант. Он неторопливо протиснулся внутрь, встал рядом с командором Армани. — По закону, присягнуть на верность благородному ору может любая дееспособная личность.

Армани, распахнувший было рот, задохнулся от возмущения.

— Нежить — не дееспособна, — выдавил он наконец.

— Неверно, — возразил особист. — Мертвец является дееспособной личностью, хотя и ограниченной в некоторых областях. Не правда ли, мэтр Ханубис?

— Совершенно верно, — с ленцой подтвердил Ханубис. Перед ним ряд венитов распахнулся. Дея спиной ощутила, как выдохнул с облегчением Марвин. — В частности, мертвец может назначать наследников своему имуществу, но не имеет права заключать коммерческие сделки.

— Клятва верности — не коммерческая сделка! — рявкнул Армани. Ханубис улыбнулся ему.

— Совершенно верно. Поэтому она должна рассматриваться отдельно.

— Мэтр, а вам известны прецеденты, касающиеся данной ситуации? — подал реплику Плант.

— Именно такие — нет. Тем не менее, известны многочисленные случаи, когда нежить исполняла данные ею обеты, или же страдала от их нарушения. Кроме того, принятие клятвы верности со стороны призванной нежити является общепринятой практикой среди некромантов и спиритиков...

Голос Ханубиса был размеренным и наводящим скуку — голос лектора, давно уставшего от студентов. Деянира услышала, как Марвин вложил шпагу в ножны. Глаза венитов потускнели. Многие еще держали мечи обнаженными, но, судя по лицам, начинали забывать, зачем же их достали.

— Вы затронули очень интересную тему, мэтр, — сказал Плант. — Несомненно, этот вопрос должен быть всесторонне рассмотрен высшими инстанциями. Пока же предлагаю продолжить разговор под крышей. Дождь того и гляди польет снова.

— С величайшим удовольствием, мэтр Плант.

Дея оторвала спину от столба. Прохода среди венитов она, как назло, пока что не заметила. Возможно, потому что его не было.

— Вы никуда не пойдете! — подал голос Армани. — Никто никуда не пойдет до прихода магистра!

— Мне кажется, вы превышаете свои полномочия, — тусклым голосом сказал Плант. — Мы ведь, кажется, уже выяснили, что ситуация юридически совсем не однозначна? Я, как представитель правосудия, доверил бы нежить поручительству мессира ор-Мехтера. В его же действиях, как он совершенно правильно заметил, искать состав преступления допустимо лишь его высочеству.

— Я не позволю...

Обсуждение уверенно заходило на третий круг. Вениты приуныли. Деянира чуть расслабилась, скосила глаза на подопечных. Флора беззвучно плакала. Марвин обнимал ее, наблюдая за окружением спокойно и внимательно.

— Довольно! — голос магистра Готенбюнтера загремел над лагерем. Все разом обернулись. — Клятва была истинной. Оставь их, Арно.

— Тогда... — поперхнулся Армани. — Расступись!

Венит с длинными усами скривился от разочарования, но вложил меч в ножны. Другие сделали то же. Расступились. Деянира встала от Флоры слева, Ханубис — справа, и команда, в сопровождении Планта, проследовала к выходу.

Магистр молча наблюдал за ними. Он хмурился, как почти всегда, но Деянире почему-то показалось, что он доволен таким исходом событий. Что же, если вспомнить об отношении Ханубиса к Флоре... Деянира наклонилась, подобрала свой плащ.

Короткий путь за пределы лагеря показался вечностью — вполне естественно. Когда они углубились в сумерки, Деянира сделала то, что хотела сделать уже очень давно. Расхохоталась.

— Шикарно... — выдавила она, согнувшись пополам, — дипломаты, мать вашу... Марвин, — воспроизвести интонацию Ханубиса ей не удалось, — с чего ты взял, что если назвать их "сборищем бастардов" они тебя выпустят?

— К слову пришлось, — сдавленным голосом отозвался Марвин. Потом не выдержал, заржал.

Наверно, у венитов их было слышно. Флора вдруг всхлипнула и засмеялась сквозь слезы. Они стояли втроем и ржали, идиоты идиотами, пока Ханубис не расхохотался тоже.

— Чудесно, мессир барон... Поздравляю вас с очередным уникальным жизненным опытом. Выбраться из кольца венитов... — он похлопал Марвина по плечу, и тот вдруг залился краской.

— Учитель, вы не сердитесь?..

— Умеешь же ты подбирать вопросы...

У Деяниры уже живот болел от смеха. Н-да, давненько не бывало так жарко... Она сняла с пояса фляжку, и все по очереди к ней приложились. На Планте произошла заминка, и под его укоризненным взглядом Дее вдруг стало неловко. И Дух бы с ним.

— Я не пью, — сказал он. Потом как-то странно скривил лицо и договорил, — но юридический статус нежити действительно является очень... очень интересным вопросом...

На этот раз их, вероятно, было слышно и в Творожицах.

* * *

Тот вечер Марвин потом вспоминал лишь отдельными вспышками. Сознанием его владели совместно торжество и страшная, бессмысленная тревога, внешний мир воспринимался будто сквозь толстое стекло или слюду. Ему бы чувствовать облегчение — ведь он не надеялся, действительно не надеялся, — но облегчение не приходило. Флора шла с ним под руку, все время смеялась и глядела с изумлением, словно не узнавая. В глазах Деяниры тоже мелькало какое-то странное выражение, но учитель смотрел отстраненно и задумчиво, и Марвин знал, что новый урок не заставит себя ждать. Может быть, еще и от этого живот сводило судорогой.

Плант, серый человечек, был подчеркнуто любезен и предупредителен. Он проводил их до Творожиц, в трактире которых разместились высшие чины экспедиции. К счастью, Марвин вспомнил, что необходимо его поблагодарить. Без него... Марвин не знал, собирался ли вступаться за них Ханубис. Хотел бы верить, но не мог. Что до Планта — тот ведь не обязан был его защищать?

Йо они нашли на конюшне. Он спал, свернувшись клубком, в стойле Заразы, а лошадь деликатно теснилась у дальней стены. Разбудив менестреля, они потащили его ужинать. Тот расстроился, конечно, что пропустил такую сцену, и пожелал прослушать все в лицах. От пересказов произошедшее становилось все нелепей.

Маленький зал был набит битком. Королевские гвардейцы, угорцы в мехах и золоте, гномы, еще люди... Они, по-прежнему сопровождаемые отеческой заботой Планта, сели возле магов. Марвин запомнил их. Мэтр Никон, маг-строитель, пьяный в хлам. Бертрам и Тобис, его ученики, рослые и туповатые парни. Мэтр Ярослав, угорец. Он все больше молчал, уплетая картошку.

Деянира в скором времени покинула их, пересев к гвардейцам. Капитан ор-Хофф, как понял Марвин, был давним ее приятелем. Они отметили встречу бутылкой "гномьей" и принялись скандировать походные речевки. Йо кривился и жалобно дергал поврежденной рукой, словно пытаясь дотянуться до гитары.

— Кто шагает дружно в ряд? Это гвардии отряд!

Кто шатается как сброд? Это Гильдия идет!

Ор-Хофф ревет и хохочет Деянира. Потом и она подхватывает:

— В шелк и бархат разодет, любит только звон монет.

Хочешь выиграть в войне? Так плати скорее мне!

Гвардейцы отбивают ритм на столе, и в трактире воцаряется совершеннейший бедлам. Орут все вместе.

— Королям не привыкать нами дыры затыкать,

Но шагает наша рать, потому что ей насрать!

Будь ты ор, или венит, или просто паразит,

Если Гильдию найдешь, то без виры не уйдешь!

И финансовый отдел до портянок маг раздел,

Коль ты с нашей стороны, так снимай свои штаны!

На пороге стоят трое венитов, смотрят на все ошалевшими глазами. Один из них тот самый, белобрысый, с длинными усами. Ансельм, вспоминает Марвин.

— Мастер, — говорит вдруг Флора, — я должна сказать вам спасибо.

— Не мог же я не поддержать мэтра Планта, — добродушно усмехается Ханубис, а клубок во внутренностях Марвина затягивается туже. Плант улыбается своей тарелке.

— Я помню мои долги, — говорит Флора.

— Своих долгов мне ты не искупишь, дитя, — отвечает Ханубис. — Помни лучше о вассальной клятве. В каком-то смысле эти узы крепче брачных.

И Флора глядит на Марвина непонимающе. Она так и не поблагодарила его, да ему и не надо.

— Ханубис, старый ты хрыч, а что это за прелестное дитя рядом с тобой? — восклицает вдруг мэтр Никон. — У-тю-тю!.. — он тянется к Флоре через стол и пытается сложить "козу", но путается в пальцах. Потом он падает лицом в чашу сидра, и ученики уводят его наверх. Мэтр Ярослав невидяще глядит в пространство. Йо шевелит пальцами левой руки, словно подбирая аккорды.

— ... Те, что с вражьей стороны, ничего нам не должны!

Смерть и пламя, сталь и гром — мы бесплатно раздаем!

А как выйдет умирать, станет сеча нам кровать,

Лучше скорбного вранья будет песня воронья!

— Мне кажется, — говорит вдруг Плант задумчиво, — что они излишне упрощают картину. В своей песне, я имею в виду.

— Не больше, чем это требуется для выживания, мэтр, — улыбается ему некромант.

* * *

Потом, после ужина, Ханубис поднялся из-за стола.

— Марвин, мне кажется, перед сном было бы неплохо подышать свежим воздухом.

Марвин встал, улыбнулся учителю, чтобы не выказать страха.

На дворе было так же, как и прошлой ночью: сыро и туманно. Родхрин подкрашивала все розовым — как будто в белила упало несколько капель крови.

— Я хотел бы, — сказал учитель, шагая к деревне, — чтобы ты посмотрел вокруг, призвав Силу. Как вчера.

Марвин хотел сказать, что не может, что в нем уже не осталось Силы, но учитель уже коснулся его, и Сила хлынула потоком, ледяная, темная, искушающая. И снова, как и вчера, Марвин доподлинно узнал, за что не жалко расплатиться душой. И Бездна смотрела на них, молчащая в молчании ночи.

— Чем эта деревня отличается от Колокольчика? — спросил Ханубис.

— Немногим, учитель, — промолвил Марвин, глядя перед собой. — Здешнее кладбище спит, и в домах больше живых. В остальном — ничем.

— Верно, — кивнул Ханубис, шагая все дальше. — Как ты можешь видеть, некросфера активна и здесь. Ленерро ар-Диелне силен. Он мечтает о разрушении, и мечты его становятся реальностью. Скоро люди уйдут отсюда: хоть они и терпеливей иных тварей, но и у них есть предел.

— Не затем ли мы здесь? — спросил Марвин. — Чтобы сохранить этот край, этот мир...

— Ты все повторяешь слова той книги... Знаешь, Марвин, она была написана очень давно, — негромко сказал Ханубис. — В те времена жизнь казалась куда проще... или сложнее. Трава была зеленее, солнце — ярче, девушки — прекрасней, а некроманты — наивней. И, конечно же, Бездна была ужасной, а идеалы — идеальными. Знаешь... — он говорил задумчиво, не спеша, будто обращался сам к себе. — Все мы обречены изначально. Наш мир есть порождение Бездны и ее пища, таково устройство вселенной. Ты можешь мнить себя паладином Жизни или залить кровью полмира, но Бездна побеждает, и ты свидетельствуешь о ее победе. Колесо жизней и смертей продолжает вращаться, а судьбы сплетаются, а после расходятся навсегда. Если тебе очень повезет, ты сможешь отойти на шаг назад, полюбоваться на узор со стороны... не более того.

— Зачем?

— Зачем?.. Да в общем-то, незачем.

— Тогда что же, — спросил Марвин, тщательно подбирая слова, боясь спугнуть этот миг откровенности, — что же мы можем делать?

— Что делать? — учитель обернулся. Улыбка на его лице была страшной, далекой. — Да что угодно. Изучать механизмы, искать лазейки. Говорить миру "да". Говорить миру "нет". Это очень забавно — говорить что-либо миру, зная, что он тебя уничтожит. Лечить или убивать. Копить Силу — или же расточать ее во имя и на благо. Дух свободен — нравственный закон есть не более чем схема.

Холод проникал в кровь, пронизывал сердце, подменял кости ледяными клинками. Марвину хотелось кричать, но у него не было никакой причины кричать.

— Мы дошли до погоста, — сказал Ханубис.

Он снял тяжелый засов с ворот и вошел внутрь. Ворота загремели.

Кладбище было тихим. Качали ветвями деревья, тихо лежали надгробные камни, розовые в розовой дымке, чернели дорожки. Некромант огляделся вокруг и свернул к часовне Отрина.

Она была такой же, как и многие другие во всех концах Геронта. Грубый алтарь из цельного камня, подтеки воска под нишами в стенах, соломенная кукла Аравет привязана к колонне.

— Некому судить наши деяния, — сказал некромант, зажигая свечи. — Нравственного закона не существует. Но есть и истинные законы. Их бывает непросто найти: что-то скрыто в толстых фолиантах, что-то — в народных обычаях, что-то — только там, где бессильны слова. Исконные связи, основы мира. Те, что ловят тебя на слове и превращают в часть всеобщего балагана.

Марвин не удивился бы, начни учитель сейчас молиться, но он только расставил свечи по местам, окинул взглядом храм, потом поправил венок из сосновых ветвей на голове Аравет.

— Так лучше, — улыбнулся он. — Идем.

Обратный путь был короче. Марвин шел за учителем следом и молчал. Ему хотелось...он не знал, чего ему хотелось. Может быть, протянуть руку, коснуться руки учителя. Это было странно — но Марвин испытывал сейчас жалость к нему. Как можно жить — так? Жалость и ощущение полной своей беспомощности. Аравет Милостивая, даруй нам утешение...

Сила бурлила в венах, искала выхода, но Марвин не мог дать ей выхода и лишь продолжал смотреть вокруг, мечтая не видеть. Эта деревня была подобна Бездне, и в каждом живом порождении был тлен.

Вслед за учителем войдя в трактир, Марвин замер. Не замечая, что делает, сжал руку Ханубиса. Он видел людей за столами — огоньки жизней, тени сознания, а между ними был хищник. Гибкая темная тень, хитрая, затаившаяся, голодная. Часть смерти, часть Бездны, — тьма, жаждущая чужой жизни, чужой Силы...

— Что это? — медленно спросил Марвин, пытаясь скрыть от себя то, что уже знал.

— Всего лишь Флора, — улыбнулся ему Ханубис. Высвободил руку. — Та самая, с которой вы сегодня обменялись клятвами верности.