По ту сторону... Часть 2. Против Судьбы (джен)

Ахтунг: пока не вычитано. Вскоре будет заменено отредактированной версией.

______________________________

Это почти ностальгия. Почти привычное, не успевшее ещё окончательно выветриться из памяти ощущение наблюдающего за ним чьего-то злобного взгляда. Неприятное déjà vu.

Впрочем, Северус не дёргается. Место справа пустует, так что он точно знает — даже оборачиваться не нужно — кто так усердно сверлит его взглядом.

Из-за спины, со стороны гриффиндорского стола, слышатся смешки и это нервирует. А ещё больше — настораживает. Особенно в свете последних событий.

Северус незаметно поёжился. Сколько ни говорил он себе, что ничего нового в этом для него нет, но всё равно — как можно остаться спокойным, когда человек, у которого есть все основания превратить его и без того не сахарную жизнь в ад, ничего не предпринимает? Новая тактика, что ли? Интересно, сам хоть додумался или подсказал кто?

Нет, уж больно это не в стиле Блэка. Хотя даже несмотря на предсказуемость блэковских поступков — его всегда так просто было спровоцировать — Северус всё никак не мог понять, что у того сейчас на уме.

— Эй, Сев, — подсевший поближе, на место перекочевавшего в гриффиндорца брата, Регулус аккуратно привлёк к себе его внимание. — Что у вас с Сириусом? Вы опять поссорились?

Снейп фыркнул в стакан с соком. Что было показательно и всерьёз радовало — младший Блэк раздражал его по-прежнему. Не радовало другое — по отношению к его старшему кретину-братцу тех негативных эмоций больше не чувствовалось. Только слабый всплеск раздражения и досады, когда толчок явно колдовского происхождения дёрнул его руку, стоило только потянуться за отставленным соком.

И снова déjà vu — всё это, и хохот за спиной, из дружного хора голосов которого всё равно выбивается лающий смех Блэка, и стекающий с края стола на колени сок. Непривычно только одно: взгляды слизеринцев.

Прежде в них читались досада и недоумение — как такое недоразумение сумело попасть на их гордый факультет Избранных? Теперь — только удивление и совсем чуть-чуть опаски, ну да, свои давно уже усвоили, что Северус Снейп отнюдь не так прост и далеко не так слаб, как кажется.

— Что это с вами двумя, а, Снейп? — с долей сомнения — а стоит ли вообще лезть в чужие дела? — спросил сидевший по другую сторону стола Эйвери, одновременно ловко подцепив вилкой юркую спагетину.

Наверное, не стоило — в ответ его одарили холодным цепким взглядом и коротким отмороженным «ничего». Эйвери хватило ума больше не задавать вопросов — в вопросах выживания у слизеринцев конкурентов не было.

На самом деле Северуса не так уж чтобы очень беспокоили пока что мелкие пакости Блэка, куда больше его волновала сама сложившаяся ситуация. Надо было обдумать всё ещё позавчера, прежде чем устраивать сцену раскаяния, но тогда он был настолько сосредоточен на том, чтобы предугадать реакцию Сириуса, что более далеко идущие планы в голове просто не выстраивались.

Раньше надо было думать, теперь же было слишком поздно.

Северус чуть сдвинулся, для удобства поёрзав по твёрдой скамье, и полуобернувшись, тайком глянул на гриффиндорцев. Поттер, Блэк, Люпин и Петтигрю традиционно сидели рядом и играли роль всеобщих шутов.

Снейп с досадой отвернулся. Судя по улыбке до ушей Блэк тоже не особо утруждал себя тем, чтобы обдумать и проанализировать последствия своих поступков, в противном случае он вёл бы себя как обычно и сидел вместе с ними за слизеринским столом.

Теперь же, после столь триумфального воссоединения и открыто продемонстрированной дружбы, об этом будет судачить весь Хогвартса и, рано или поздно, весть об этом дойдёт и до Тёмного Лорда. А значить, раз это неизбежно, следовало обернуть произошедшее в свою пользу и, возможно, тогда ему удастся умаслить гнев Повелителя и сгладить его последствия.

Пользоваться совиной почтой было неразумно и опасно, создавать патронуса Северус не умел, поэтому решено было дождаться вечера, чтобы под покровом темноты незамеченным покинуть замок.

Только вот к вечеру могло быть уже поздно.

* * *

Погода была прекрасной, а на улице наконец спокойно и солнечно, поэтому те студенты-счастливчики, у которых занятия уже закончились, вовсю наслаждались отдыхом у озера.

А таким неудачникам как Джеймс не оставалось ничего иного, кроме как с завистью в глазах следить за ними через окно.

Справа от него сидел Ремус, Питер соседствовал с Лили — было слышно, как он тихо вымаливает у той подсказки, и потому можно было не притворяясь изредка поглядывать влево — туда, где сидел Сириус.

Блэк развлекался, вовсю наслаждаясь свалившейся на него вседозволенностью, и, надувая жевательные пузыри, тут же смачно их лопал. Алекс зверствовал, но Сириуса и в самом деле не трогал, делая вид, что попросту не замечает ни его присутствия, ни его существования. Студенты, за исключением посвящённой в их дела троицы — Лили, Джеймса и Ремуса — недоумевали. Весь Хогвартс — по-крайней мере, его студенческая часть, — уже давно с интересом наблюдал за противостоянием этих двоих, ведущих себя так, будто они непримиримые враги. Так что столь внезапная перемена не осталась незамеченной.

Джеймс, которого вполне устраивала нынешняя ситуация, в кои-то веки просто довольствовался ролью стороннего наблюдателя, отдав предпочтение худому миру и опасаясь, что если он попробует настоять, надавив на Блэка, всё снова станет как прежде. А то и ещё хуже. Недаром же говорят «благими намерениями выстлана дорога в ад».

Сириус лопнул очередной пузырь. Алекс даже не повернул головы в его сторону. А Джеймсу вспомнилась его последняя — в самом деле последняя, несколько дней назад состоявшаяся, попытка поговорить с Сириусом об Алексе.

И именно тогда, ещё до того как тот ответил, Джеймс понял, что другой попытки не будет и что он никогда больше не заведёт разговор на эту тему — и Ремусу запретит, — так жутко посмотрел на него друг. Его взгляд не был ни пуст, ни страшен, в нём не было боли потери, но было в нём что-то такое, чего Джеймсу понять оказалось не по силам. Всё-таки Слизерин развёл их слишком далеко друг от друга, и Джеймс боялся и не хотел признать, что, возможно, прежнего понимания им уже не достичь никогда.

Снейп тоже сидел не один. В конце концов, на самом деле в этом классе игнорировали друг друга отнюдь не эти двое.

* * *

Эти слова. Они прозвучали почти как гром среди ясного неба — настолько неожиданно было услышать их даже от грубоватого в своей честности и прямолинейности Алекса. Лили только один раз довелось те-а-тет поговорить с директором Дамблдором в его сказочном и сказочно интересном кабинете, но — чёрт! — в данном конкретном случае она предпочла бы метафору. Нет, ну кто в своём уме может глаза в глаза глядя такое вот так заявить?! Оказалось, что Алекс — может и причём запросто, без какой-либо тени или даже намёка на смущение.

— Лили? — такие же как у того памятного наглого пса из Выручай-комнаты серые глаза упорно взирали на неё с затаившимся в глубине зрачков беспокойством — сомнением — как она отреагирует, как ответит, как поступит, когда придёт время?

Лили и сама пока не знала, и Алексу оставалось только надеяться, что когда то же самое спросит другой, то она ответит как и тогда — «да».

— Я... я не знаю. Мне нужно подумать, — кое-как собравшись, пролепетала девушка. Сказать «нет» и в итоге либо отдалиться друг от друга, либо уже раз и навсегда разорвать отношения с тем, кого — она призналась в этом уже давно, не только себе — мысленно, но и вслух — ему — любит.

Отказать Джеймсу можно. Будет трудно, больно — скорее ему, чем ей, но сказать «нет» в ответ на просьбу Алекса — невозможно. Немыслимо. И Лили знает, что точно также, по той же причине не может и не сможет никогда отказать ему Джеймс.

И, наверное, Алекс об этом знает. Знает, и — пользуется? Как ещё иначе можно объяснить его только что прозвучавшую просьбу?

Лили покачала головой.

— Я, правда, не знаю, Сириус, — Алекс бросил немного нервный взгляд в сторону двери: почему-то произносимое вслух его собственное имя его напрягало. Опасался, что кто-нибудь услышит и поймёт именно так как всё и есть, или уже просто привык быть «Алексом»? Так или иначе, а просить Лили звать его как это делали Джеймс и Ремус он ни разу не пытался.

— Мы же встречаемся лишь чуть больше года, и никогда не думали об этом, — добавила она.

Алекс поджал губы, но взгляда от лица девушки не отвёл. Ещё одно убойное оружие.

— Так должно быть, Лили, — упрямо повторил он, и гриффиндорка, наконец, поняла — и какая она после этого лучшая ученица школы? — то, что уже давно и так знали Джеймс и Ремус. Алекс просто не мог принять иного будущего. Он страшился его и хотел изменить, но лишь в одном и даже не допускал мысли, что его друзья теперь могут желать чего-нибудь иного, чем идти по проторенным однажды дорожкам.

— Я подумаю, — твёрдо ответила девушка, и вышла из кабинета. С Джеймсом поговорить было и в самом деле нужно. Уж воистину только Сириус — будь он Уайтом или Блэком — мог вносить такую сумятицу в их жизнь. Он вырос, прошёл через огонь и воду, но так и не повзрослел по-настоящему. Изменился, да, — настолько, что Лили долгое время обманывалась. Алекс был как взрослый с душой ребёнка и глазами глубокого старца. Или убийцы.

Безумец, случайно вернувшийся в собственное прошлое и желающий изменить чужое будущее. Что может быть опаснее?

Выходя из кабинета Алекса, Лили чувствовала себя так, будто её контузило взрывом маггловской бомбы. Не то чтобы ей было с чем сравнить, но однажды, исключительно по собственной глупости, побуждаемая добрыми намерениями, ей не посчастливилось встать между Снейпом и Мародёрами. Она и сейчас не знала, чем же её так тогда шандарахнуло, но в себя она пришла уже в Больничном крыле, окружённая виноватыми физиономиями виновников случившегося — за исключением одного.

Джеймс клялся и божился, что лично притащит Нюниуса извиняться, но вокруг Лили кружился и вращался совершенно немой чёрно-белый мир, поэтому мадам Помфри быстро выставила их за дверь.

Сейчас Лили чувствовала себя также, и была безмерно благодарна Хогвартсу за его пустые коридоры.

* * *

Реакция Лили на его слова Алекса не удивила — так отреагировала бы любая нормальная девушка. Удивило другое — её взгляд перед тем, как закрылась дверь. Такой... неприятный.

Не успел он толком обдумать, что бы мог означать этот взгляд, как в дверь постучали, но уже не Лили.

— Войдите! — громко разрешил он и очень удивился, увидев своего гостя. Но не вслух.

— Мистер Блэр? Вы чего-то хотели? Могли бы и подождать, следующий урок у меня с вашим курсом, — с любопытством оглядывая парня — если память ему не изменяла, то лет 16-ти, тот был младше Мародёров на год и учился на 6-ом курсе Слизерина, — сказал Алекс, тут же надев личину крайне занятого профессора ЗоТИ.

Парень кивнул — ну да, красноречием он не блистал, даже на уроках предпочитая по большей части отмалчиваться, пока его не спросят, — и, нервно одёрнув рукава великоватой ему мантии — странно, обычно Блэр был одет с иголочки, и такая неаккуратность была попросту удивительна и ему не свойственна, — аккуратно прикрыл дверь.

— Профессор, — зелёные глаза быстро оглядели стоящего перед ним мужчину и уткнулись обратно в пол. Алекс умилился, глядя на это чудо, пока ещё не имеющее ничего общего с тем чудовищем. А потом мальчишка продолжил и всё умиление пропало без следа.

— У вас есть кое-что, что принадлежит мне, и я хотел бы это вернуть, — и снова на него посмотрел, да так, что у Алекса и мысли не возникло, что это может быть эссе по другому предмету, сданное вместе с сегодняшним докладом про мантикор.

— Блэр? — недоверчиво уточнил он, а потом с большим нажимом повторил ещё раз: — В смысле, БЛЭР?

Увы, но Блэр не замедлил рассеять все его сомнения, потому что так полубезумно улыбаться мог только он.

— Какого чёрта тебе здесь надо? Да ещё в этом облике? — вмиг растеряв всё дружелюбие, понизив голос до злого шёпота, уточнил он.

В памяти против воли всплыла картина их первой полноценной беседы, когда они оба впервые пожали друг другу руки, закрепляя принятое соглашение. То, память о котором Блэр утратил, но, судя по его рискованному визиту сюда, был твёрдо намерен себе вернуть

«— Любишь злачные места, Блэр? Сними капюшон, ты и так здесь свой.

...

— А ты постарел...

— Ничего страшного. Тебя, Уайт, соседство с дементорами тоже не украсило.

...

— Кажется, мы собирались перейти к делу. Я согласился и пришёл на встречу, на которой ты так настаивал, Блэр. Что дальше? Что такого особенного ты хотел мне предложить?

— То, в чём вы сейчас нуждаетесь больше всего. Помощь.

...

— Я сделаю лучше, — Блэр, сверкая глазами, возбуждёно подался вперёд. — Я покажу тебе свои воспоминания...»

— Ну, — тот искривил губы в улыбке, тут же стёршей все отличия молодого Райдена с тем Блэром из его воспоминаний, — я надеялся, что это ты мне расскажешь. У меня, видишь ли, после твоего ухода откуда-то взялись провалы в памяти. И что-то мне подсказывает, что ты об этом знаешь больше чем кто-либо ещё.

Тут Блэр не прогадал.

Алекс кивнул.

— Эта вещь у меня, но не здесь, — он глянул на часы. — Тебе придётся подождать до обеда, хватит оборотного зелья? — тот кивнул, тут же продемонстрировав аж два полных пузырька — хорошо подготовился к визиту в логово врага.

— Тогда, когда все пойдут в Большой Зал, подходи к моему кабинету, я буду ждать там.

— Договорились, — быстро обдумав, кивнул Блэр и быстрыми шагами направился к выходу. — И только попробуй сболтнуть о моём визите Дамблдору до того как я уйду отсюда, — предупредил он напоследок. — Ты ведь должен понимать, чем может окончиться визит Пожирателя Смерти в школу, полную детей.

И эта улыбка, последняя которой одарил Алекса Блэр, пробрала его до костей.

Блэр не шутил, сейчас, скрываясь за обликом шестнадцатилетнего мальчишки — самого себя — на Алекса смотрел убивший его отца Пожиратель.

— Куда ты дел парня? — холодно поинтересовался Уайт, хотя и знал, что жизни того ровным счётом ничего не угрожает. Не в интересах Блэра вредить самому себе, а он, пусть Блэр и был виновен в смерти его отца, слово держал.

— Не беспокойся, вернётся, когда я уйду, — отмахнулся тот. — Если бы нас кто-нибудь увидел вместе, вся маскировка полетела бы к чертям.

— В таком случае, мистер Блэр, буду ждать вас чуть позже, — подвёл итог их беседе Алекс, заслышав, наконец, голоса и топот ног подходящих к его кабинету студентов. Занятия начались уже минут пять назад, но МакГонагалл его предупреждала о том, что задержит их ненадолго, так что Алекс не напрягался.

— Не стойте, заходите уже, — привычно по-свойски обратился он к заглядывающим внутрь пятикурсникам, и снова обернулся к ещё не ушедшему Блэру, явно недовольному тем, что рослые пуффендуйцы мешают ему пройти. О, надавить себе на силу воли и устоять перед соблазном он не смог.

— Мистер Блэр, вам тоже следует поторопиться. Насколько я помню, у вас тоже уже начались занятия, минус три балла за опоздание, так профессору Флитвику и передайте.

Надо отдать Блэру должное — держать лицо он умел, будь он в своём облике его бы уже перекосило от злости. И, когда тот, выходя, хлопнул дверью как самый обычный разозлённый подросток, Алекс понял, что нашёл в себе силы для следующего урока.

* * *

Тем временем, пока Блэр, вспоминая молодость, исследовал коридоры Хогвартса в поисках места, где можно было бы укрыться до назначенного Уайтом времени, ничего не ведающий об этом Райден, подложив под себя свёрнутую наружной стороной вовнутрь мантию, безнаказанно прохлаждался на улице.

— А как же твоя песня «нас не должны видеть вместе»? — прозвучало из-за спины, но Райден даже не обернулся — только едва скосил глазами вправо, когда под чужой поступью громко хрустнула сухая ветка.

— Уверен, ты что-нибудь придумаешь. В крайнем случае вали всё на меня, тебе не впервой, — слизеринец криво улыбнулся краешком рта, и Питер, а это был именно он, вспомнил, что как-то дома видел передачу об особенностях человеческой мимики и вот эту, только что продемонстрированную ему Блэром улыбку там вроде бы относили к категории наиболее фальшивых.

Гриффиндорец вымученно вздохнул и сел рядом, по примеру слизеринца подложив под себя скинутую мантию. Было слишком жарко, чтобы печься в школьной форме.

Вид с облюбованного Блэром места открывался не ахти — даже если сесть на несколько метров левее и то было бы лучше, но тем не менее слизеринец раз за разом приходил сюда, садился и смотрел.

И ведь наверняка никто из его приятелей и даже Блэк — Питер видел, как младший брат Сириуса — он не помнил его имени — крутился вокруг него между уроков, — не знал об этих его визитах сюда.

— Что нового? — закрыв глаза и подставив лицо солнцу — угораздило же приземлиться на самом солнцепёке, — спросил Питер. В отличие от слизеринца ему находиться на солнце было не очень приятно — он терпеть не мог лето, а на жаре так ещё и обильно потёл, вот и сейчас рубашка быстро промокла, и подмышками было неприятно сыро. Он упёрся ладонями в землю, расставив руки так, чтобы там проветривалось и высыхало.

— Тёмный лорд злится, — последовал спокойный, обдуманный ответ. — Он оказал тебе великую честь, допустив в наши ряды без проверки боем, а ты, вместо того чтобы быть полезным, не делаешь ничего, что могло бы порадовать нашего господина. Он третий день в дурном расположении духа, нам везёт — мы всё время в школе, а ты представь каково тем, кто всегда рядом с ним. Другие Пожиратели тоже недовольны. Знай они, что это ты всему виной, ты был бы уже покойником.

Питер смолчал. На самом деле ему было что сказать Тёмному Лорду, и немало — ведь маленькая крыса проберётся куда угодно, но сболтни он чуть больше необходимого минимума и его собственная полезность уменьшится в прямой пропорциональности.

Питер был не очень высокого о себе мнения, поэтому подолгу обдумывал каждое своё слово прежде чем встретиться с Блэром для передачи информации — в конце концов, постоянные наговоры родителей за обеденным столом во время каникул и сравнение с Мародёрами — не в его пользу, сделали своё дело, наградив кучей комплексов.

Он знал, что не очень умён — в сравнении с ними, и давно уже понял, что зря отказался, когда Шляпа предлагала ему Пуффендуй, где, возможно, он смог бы найти своё место и раскрыть весь свой потенциал.

— А если я скажу кое-что, что Тёмный Лорд не знает об одном из своих слуг? — зная, что это вызовет интерес и у Блэра, и у его господина, тихонько поинтересовался он. А как приятно было думать о Блэке как о чьём-то слуге!..

Блэр напрягся-насторожился — его выдали плечи. Рыбка попалась на крючок, хотя чтобы заарканить такую пиранью как этот слизеринец нужно было немало усилий и ещё больше терпения.

— О ком же, например?

— О Сириусе Блэке. Он анимаг. Ты знал? — чем могло аукнуться тому сокрытие такой информации Питера не касалось, лишь бы ему ничем не повредило, но сменившееся самым настоящим удивлением незаинтересованное выражение лица Блэра он просто не мог упустить.

Несмотря на абсурдность заявления, Райден в словах Петтигрю не усомнился ни на секунду — за исключением того времени, что ему понадобилось чтобы понять, что, да, если речь идёт об одном из Мародёров, то он мог.

Подумать только, анимаг в семнадцать лет! Да ещё не зарегистрированный! Да, Питер Петтигрю сполна оправдал свою полезность. А ведь, если подумать, то даже более чем...

— Ты ведь тоже анимаг? — полу утвердительно задал вопрос Райден, даже не сомневаясь в ответе — всё слишком сходилось, чтобы он мог ошибиться. — Иначе ты ведь просто никак не смог бы подслушать тот разговор Дамблдора и Грюма.

Райден был прав, и они оба это знали. Петтигрю не торопился отвечать, а тот, удивлённый и слишком выбитый из колеи этой новостью — Мародёры — анимаги, — не спрашивал более.

В данном случае молчание было более красноречивым и однозначным, чем ответ.

Стоп. В голове что-то, кажется, щёлкнуло и не дававшая покоя с самого начала смутная догадка наконец оформилась в слова.

— Если ты и Блэк анимаги, значит, Поттер и Люпин тоже! — заметно волнуясь, неожиданно громко возликовал он, сопоставив известные ему факты. — Ты просто никак не мог освоить анимагию самостоятельно, а Блэк вряд ли стал бы тебе помогать. Вот чёрт! — разволновавшись и утратив своё хвалёное спокойствие удава, Блэр раскраснелся и, не контролируя себя, запустил руку в старательно расчёсанные утром волосы, тут же став похожим на взрослого себя — не внешне, но горящим в глазах безумным огоньком. Только если у явившегося из будущего Блэра это было именно безумие и толкавшая его на ещё большие безумства скука, то у Райдена нынешнего это была зависть — чёрная, яркая, незамутнённая, искренняя в своём проявлении.

Хотя это ведь сейчас им, Мародёрам, семнадцать — да и то не всем, а значит выходит, что анимагами они стали ещё раньше. Немыслимо!

И это гриффиндорцы, которые большую часть своего времени тратили на ерунду вроде разбрасывания бомб-вонючек и затравливания сокурсников-слизеринцев!

— Молодец, Петтигрю, Тёмный Лорд, без сомнения, будет очень тобой доволен. Главное продолжай его так же радовать, — всё-таки взял себя в руки слизеринец, пригасив разгоревшееся в глазах пламя зависти. — Так в кого, говоришь, они все превращаются? Блэк, Поттер и Люпин?

Питер и рад был бы не рассказывать — выдавать Джеймса и Ремуса, хоть те в последнее время и отдалились от него, в его планы не входило, а болтать о том, что последний вообще оборотень и вовсе было излишним.

— Блэк — в собаку, Джеймс — в оленя, а Люпин — в волка, — всё же рассказал он, дав слабину под направленным прямо на него, а не вскользь, как обычно, взглядом зелёных глаз.

— Вот как, — хмыкнул тот, наконец, отворачиваясь, — просто семейство собачьих какое-то получается. Интересно, как они с Поттером общий язык найти сумели, он же травоядный выходит. А собаки волков вообще не любят. Странно, — пробормотал себе под нос Блэр, не прекращая удивляться и поставив себе на заметку порыться в литературе по анимагии, чтобы разобраться в нарисовавшихся несостыковках.

У Блэра теперь было над чем подумать, прежде чем донести эту мысль до гениальной головы его господина и повелителя, а у Питера теперь было чуть больше времени, чтобы выяснить как ему проникнуть в кабинет Альбуса Дамблдора.

Никто из них двоих так и не узнал, что у их разговора, не предназначенного для чужих глаз и ушей всё же был один свидетель. Лгущая — но лишь в одном — Карта Мародёров.

— Ну что, нравится? — встав с земли и отряхнув подобранную мантию, неожиданно обернувшись спросил Райден.

— Что именно? — не понял Питер.

— Чувствовать себя значимым, конечно же. Хотя хлопотно, наверное, — напоследок улыбнулся тот и не спеша побрёл прочь — ответить Петтигрю всё равно было нечего.

Да, это было божественно.

* * *

Сириус страдал. И, как и многое другое, делал он это красиво, живописно, почти с королевским достоинством развалившись в кресле. Картину не портили даже крошки от печенья на рубашке и обивке сиденья.

Наблюдающему за этим «театром одного актёра» Джеймсу почти виделись мальчики-пажи с опахалами из павлиньих перьев за спиной Его-Высочества-Блэка, и изящные женские пальчики, подносящие к тонким губам повелителя упругие виноградины. Непременно сладкие, Сириус кислятину терпеть не мог: то-то он постоянно на кухню тайком мотался за сладеньким.

Итак, забросив ноги на подлокотник кресла и откинув с высокого, искажённого мучительной гримасой чела довольно сильно отросшую чёлку, Сириус страдал.

Вот только, во избежание неверного впечатления, следует уточнить, что страдал он отнюдь не от головной боли, а от избытка внимания.

Гриффиндорцы, прежде так дружно отвернувшиеся от ставшего слизеринцем товарища, сейчас обступили его плотным кольцом, вразнобой забрасывая вопросам о слизеринском житье-бытье.

И Сириус, которому, можно подумать, мало этого было в Слизерине, забыв о лицемерии друзей, купался в лучах славы, с улыбкой отвечая на все их вопросы.

Джеймс зверел, глядя на это, потому что этот человек был кем угодно, но уж никак не Бродягой. Да, ничего не поделаешь, Сириус был Блэком — он родился им и вырос, воспитанный как будущий глава своего рода, а Слизерин отточил его, как старик-ювелир не огранённый алмаз, сделав его совершенным и исправив все изъяны.

Очень хотелось подойти и врезать прикрывавшемуся маской Бродяги Блэку, снова сорвать этот тонкий как целлофан слой гордого аристократа и показать всем его истинную натуру.

— Похоже, ему весело, — подал голос подошедший и оставшийся стоять рядом Ремус. Джеймс бросил на друга удивлённый взгляд — неужели не видит? — но тот смотрел на Сириуса, а не на него, и это осталось незамеченным.

Неужели никто этого не видит?

А Ремус? Он тоже не видит, или просто притворяется?

— Не думаю, что за его нужно волноваться, — всё же прочёл что-то на его лице Люпин. — Ты же знаешь Сириуса, он последний кто на это поведётся.

— Да уж, — неуверенно протянул Джеймс, глядя, как предмет их разговора заливается лающим смехом, вторя хохочущим над его ответом однокурсникам-гриффиндорцам. До Джеймса вдруг донеслось произнесённое кем-то имя Снейпа — ну как же иначе, Сириус-то с Нюниусом неплохо сдружился, странно было бы, если бы это никого не заинтересовало, — и с красивого лица сразу же слетело всё веселье. Блэка разве что не перекосило при этом, и вот это как раз и было интересно. Эх, у Алекса бы спросить, но эти двое как были на ножах, так ничего и не изменилось, несмотря на все старания Мародёров.

— Эй, Бродяга! — окликнул он помрачневшего друга и тот, разогнав в стороны столпившихся фанатов, вопросительно уставился в ответ.

— Чего тебе, Сохатый? — наверное, у Джеймса невесть с чего разыгралась паранойя, потому что ему показалось, что это мародёрское прозвище сейчас в первую очередь предназначалось не для него, а для слушающих их гриффиндорцев.

И верно. Заслышав, как бывшие друзья, бывшие враги общаются друг с другом, те одобрительно загудели. А Джеймс задался вопросом, где в такое время носит Питера. В последние дни Петтигрю стал каким-то уж слишком рассеянным: у него буквально всё валилось из рук — даже волшебная палочка, а прежде неплохо дававшиеся заклинания теперь получались всё хуже и хуже. Питер, магглорожденный волшебник, неуклюжий толстячок, каким он когда-то был, был таким же лицемером, как и Сириус. Но если Блэк таким образом берёг гордость и честь семьи, от которой он когда-то отказался, то как Питер, для которого они сделали так много, мог с ними так поступить?!

Как ни пытался, Джеймс не мог этого понять. Да ещё ко всем странностям теперь добавился и Снейп. Поттер не знал, хотя и очень хотел, чтобы его, наконец, посвятили в суть происходящего, — что такого случилось, из-за чего эти двое вели себя так же, как они с Сириусом в худшие дни после Ссоры.

Ну, на поведении ни того, ни другого это не отразилось, просто для Сириуса его слизеринский приятель будто враз перестал существовать, хотя, — Джеймс видел, — с другими слизеринцами он общаться не перестал. А значит, дело было куда серьёзнее, чем он поначалу подумал.

— Ну так чего тебе? — когда Джеймс не ответил, не став орать на всю гостиную, Сириус перебрался поближе сам.

— Подумал, что тебе нужна помощь, — хмыкнул Поттер, глазами указав на рассредоточившихся и занявших наблюдательные позиции в разных углах «фанатов».

— Что поделать, — растянулся в тщеславной улыбке Сириус. Народ меня любит.

— Народ жаждет хлеба, крови и зрелищ, — резко отрезал Джеймс, тем самым немало удивив друга.

— Сохатый? — неуверенно склонив голову набок и понятия не имея о причинах странного поведения Джеймса, оторопел тот. — С чего это ты?..

— А, неважно, — потерев переносицу с едва заметным следом от постоянного ношения очков, скупо отмахнулся от него Поттер. Блэк остался недовольным его ответом, но вида не подал, хотя чувствовал, что сказать тому хотелось нечто иное.

Всё-таки что-то ушло, потерялось по пути, — доверие, быть может? Недаром Сириус, даже зная о том, что Джеймсу известно о Метке на его плече, ни слова не сказал о своих пожирательских деяниях. Джеймсу оставалось только надеяться и не думать, что, возможно, было что-то такое, о чём Блэк не хотел — или боялся — ни рассказываться им, ни вспоминать самому.

Сириус поджал губы, глядя на отвернувшегося Поттера и, во внезапной вспышке причудливо переплётшихся обиды и злости, резко дёрнув того за руку, потащил за собой, проигнорировав удивлённое восклицание Ремуса.

— Пойдём поговорим, — прорычал он человеческим голосом и Джеймсу не оставалось ничего кроме как последовать за ним.

Слизеринец, по старой памяти решив, что непредназначенное для чужих ушей лучше обсуждать в защищённом месте, направился к лестнице, ведущей к спальным комнатам.

— Помнишь хоть ещё куда нам? — полюбопытствовал из-за его спины Джеймс, подстраиваясь под широкие шаги друга.

— Это не я из нас двоих страдаю склерозом, если ты не забыл, — всё ещё немного злясь, не поворачивая головы огрызнулся тот и, дойдя до нужной двери, не заморачиваясь, пнул её. Привычная к этому дверь капризничать не стала, не видя разницы между гриффиндорцем и слизеринцем, и впустила их обоих.

Оказавшись внутри Сириус отпустил руку Джеймса, шагнул к некогда своей кровати, но садиться не стал. Сложил руки на груди.

— Джеймс, что происходит? — прямо, без увёрток и не оставляя шанса увильнуть — одно дело умолчать и совсем другое солгать вновь обретённому другу в лицо, Джеймс видел между этим разницу, — спросил он.

— Это ты мне скажи. С каких это пор ты превратился во всепрощающего глупца? — даже в очках с чего-то щуря глаза, процедил сквозь зубы Джеймс. — Да на то как ты лебезишь с ними смотреть противно! С чего вдруг такие резкие изменения? Раньше ты терпеть не мог, когда к тебе подлизывались, а сейчас сам делаешь то же самое! — под конец он всё же не выдержал — первым перешёл на повышенный тон. Они с Сириусом не часто разговаривали так откровенно — не было нужды, разве что в самые важные в их жизни моменты, какими были побег Сириуса из дома и открытие секрета Ремуса. Были и другие, но эти потребовали от них самой большой откровенности. И сейчас, по-видимому, тоже, только у Блэка опять не было никакого желания помогать другу. Джеймс на миг пожалел, что позволил тому утащить себя из гостиной, не прихватив с собой Ремуса — группа поддержки ему бы не помешала.

— Ну так что? Будешь отвечать? Какие блохи на этот раз тебя кусают? Сириус!

Казалось бы всё. Джеймс подошёл к той черте, после которой должен был последовать взрыв, но вместо этого сумрачное в начале разговора лицо Сириуса вдруг разгладилось и посветлело. Джеймс удивился этой реакции — блох он упомянул не просто так, рассчитывая, что это выведет Блэка из себя и тот проболтается о причинах своего нестандартного поведения.

Блохи были проблемой любого шкурно анимага. Наверное, они и МакГонагалл тоже одолевали, но Сириусу они портили жизнь как никому другому. Достаточно вспомнить их с Мародёрами фокус, когда они просто так подсадили на Бродягу несколько кусачих экзотических блошек, не позаботившись узнать подробности и особенно этого вида. К вечеру Сириус выл человеческим горлом, не в силах остановиться и не прекращая обгрызенными ногтями полосовать своё тело. Друзья, сами вне себя от испуга и вины, пытались помочь, но смогли только вырубить его, когда Сириус принялся за лицо. Уж шрамы на своей смазливой физиономии он им точно никогда не простил бы.

То был третий курс и самая напряжённая ночь в их жизни, когда обездвиженный Сириус плакал в подушку, не в силах пошевелиться и хоть как-то уменьшить всё нарастающий зуд, а Ремус лихорадочно листал страницу за страницей в поисках способа избавить друга от питавшихся его кровью тварей.

Джеймс делал всё что мог, но, увы, всё чем он мог помочь — это по одиночке выискивать почти незаметных блошек и давить их, давить, и давить между ногтей.

Было ещё много таких случаев — забавных и опасных, и сами они тоже друг у друга немало крови выпили — в переносном смысле, конечно же. Да и у Джеймса с его анимагической сущностью было немало конфузов — хоть и не таких болезненных, как у Сириуса и Питера, тем было куда более не просто, чем ему самому.

Питера, к примеру, однажды сцапала миссис Норрис и ему удалось уцелеть лишь потому что Сириус, вовремя услышав мышиный писк, бросился обратно на подмогу уже болтавшемуся в зубах другу.

Джеймс незаметно поморщился — не хватало ещё чтобы Сириус принял это на своё счёт, — поймав себя на том, что с удовольствием вспоминает тот случай вместо того, чтобы сожалеть о том, что Бродяга тогда успел вовремя, буквально отвоевав у кошки её законную добычу.

Питер. Ещё один ключевой игрок, о котором они с Ремусом пока не заговаривали с Сириусом по совету Алекса. Тот считал, что с Блэка станется попросту прибить крысёныша, и Джеймс, припомнив их первую встречу с Уайтом и его реакцию на Петтигрю, был с ним согласен.

Сириусу об этом знать не стоило. Достаточно, что тот был в курсе общих черт дела, а подробности... ни к чему они. Только вот как бы от его незнания не стало хуже... Хотя Сириус всегда недолюбливал, если не презирал Хвоста, так что вероятность того, что он стал бы делиться с тем наболевшим была невысока. А вообще, так это было просто смешно — предполагать такое.

Возможно, Алекс ошибался, и не стоило это скрывать, а, возможно, было что скрывать и Сириусу, и именно поэтому они никак не могли нащупать верный путь к прежним отношениям.

И всё-таки Джеймс и Сириус по-прежнему были «на одной волне», даже сейчас мысля почти об одном и том же и разрываясь между одним и тем же решением.

Возможно, промолчать было умнее. Возможно, одному из них не стоило знать всей правды.

Сириус покосился на дверь и, наконец, приняв окончательное решение, потеснил Джеймса, и твёрдой рукой щёлкнул замком, заперев дверь и тем самым активировав антизвуковой полог.

Поттеру его резкие, немного дёрганые движения сказали даже больше, чем его поступки. Сириуса всё же пробило на искренность и разговор, ради которого Джеймс долбал его, как баран новые ворота, обещал быть серьёзным, — и таким, какой не стоит слышать тем, для чьих ушей он не предназначен. Поэтому, прежде чем Сириус собрался с духом и отрыл рот, Джеймс почти не прикладывая никаких усилий, обновил уже давно истончившийся — одна только видимость наличия — антизвуковой полог.

— Теперь говори, — строго предупредил-потребовал он, потому что смотреть на мявшегося, как девственница перед первой брачной ночью, Сириуса было и ново, и непривычно — не то, к чему он хотел бы привыкнуть. Ему хотелось, чтобы тот, другой, его — их — Сириус, наконец, вернулся и остался.

— Это насчёт Питера, — через силу выдавил тот, сдерживая себя, чтобы сразу не сказать большего. Или чтобы не сорваться — будто ему было известно то же, что и Джеймсу, или — то, чего он ещё не знал. О Питере. То, чего не знал даже Алекс. Только вот вряд ли бы Сириуса стала так угнетать весть о предательстве Хвоста. Он пришёл бы в ярость — как Алекс, — а остыв, просто и хлёстко бы сказал, что ничего иного от этой крысы нельзя было бы и ждать. Было что-то ещё.

— И? — терпеливо подсказал Джеймс. Тащить из набычившегося Сириуса каждое слово словно клещами ему совсем не улыбалось: с Алексом они — в смысле за компанию с Люпином — этот этап уже давно прошли, когда, то и дело подливая ему огневиски, выспрашивали у того подробности их будущего.

Не в смысле «пришёл, увидел, убежал искать Питера», а ПОДРОБНОСТИ.

На следующее утро они на пару с Алексом расплачивались жесточайшим похмельем, и, слушая постанывающего в той же тональности Джеймса, тот чувствовал себя отмщённым.

Ремус и не подумал помогать — из них троих лишь он всё время оставался трезвым, — заявив, что жертва здесь Алекс и отрезвляющее заклинание использовал только на нём одном. Джеймс страдал дольше — помогать ему и тот, и другой отказались, а Лили без всяких иносказаний прямо заявила, что «поделом ему». Джеймс мучился до тех пор, пока не нашёл сохранившуюся со времён их совместных посиделок заначку, однако и после этого жизнь не стала казаться безоблачной. Как и предупреждал Алекс, в их жизни было слишком много вещей, о которых было бы лучше не знать.

— И Снейпа, — с той же неохотой и сдержанной яростью отозвался Сириус. — Эти двое неплохо спелись на почве общей ненависти к нам.

Вот оно. Если правда — да не стал бы Сириус ему лгать! Только не ему! — то этот как раз то, о чём Алекс не знал. Не знал, но боялся этого, хотя и предположить не мог даже, какими должны быть обстоятельства, при которых Снейп и Петтигрю могли бы начать сотрудничать.

— И как же так вышло? — растерянно произнёс вслух Джеймс. — Вы же, вроде как, друзья? — не то чтобы его это радовало.

— Вроде как, — согласился Сириус без всякой охоты. — Друзья.

Он сам так уже не считал, понял их его слов Джеймс. Теперь почти всё стало ясно, по крайней мере объяснение сумрачной физиономии Блэка точно нашлось. Сириус мог многое простить друзьям, да и то только лишь удовлетворившись результатами свершившейся мести, но предательство — никогда. А то, во что слизеринец втянул Хвоста, очевидно, было слишком серьёзным, чтобы это можно было простить.

— Ты расскажешь?

Идиотский вопрос, о да.

Сириус посчитал также. Во всяком случае, гримаса у него была очень выразительная.

— Ну а что я, по-твоему, тебя сюда притащил? — озадачился он. И тут же мерзко ухмыльнулся. Гадюка. — Миловаться в другой раз будем, уж прости, что разочаровываю, — и примолк, ожидая то ли ответа, то ли реакции. Наблюдая. Джеймс его не разочаровал — ответил он тоже не сразу, переваривая услышанное, а как понял, что ему было предложено — в шутку ведь, правда? — так его так перекосило, что даже мать с отцом сразу бы не узнали.

Шутка. Всего лишь — не больше, не меньше — ответ на злобные подколки слизеринцев. Им тогда было четырнадцать, а что взять с подростков? Джеймс уже тогда пускал слюни, заглядываясь на стройные ножки одной рыжеволосой девчонки, а Сириус вкушал плоды своей неотразимости. Однако же ни то, ни другое не помешало кому-то из слизеринцев распустить весьма гнусный слушок об их куда более чем просто дружественных отношениях.

Сначала они огрызались и били морды. Потом вызывали на дуэли, непременно оканчивающиеся для кого-то визитом в Больничное крыло — причём чаще всего пострадавшего несли туда его секунданты. Но — не помогало. Слизеринцы — хитрые твари, знали, что силой и кровопусканием слухи не остановить, а вскоре поняли это и Мародёры. И придумали План. Совершенно безумный в своей гениальности, так что не было ничего удивительно в том, что он был целиком и полностью заслугой Сириуса. Джеймсу такое могло придти в голову, но лишь после порядочной бутылки огневиски, а в четырнадцать они баловались ещё только сливочным пивом.

С тех пор они стали ещё ближе друг другу — Джеймс даже согласился ради пользы задуманного дела на некоторое время прекратить преследовать Эванс («Я её не преследую! Я же не виноват, что у нас одни и те же лекции и живём мы в одной башне!» — «То есть ты не из-за неё меня на Маггловедение затащить пытаешься?»). Сириуса это почти растрогало, по-крайней мере он честно продержался целых три минуты, пока Джеймс рассказывал на какую жертву он готов пойти, и лишь потом позволил себе разрыдаться от смеха. Джеймс обиделся, так что изобразить парочку рассорившихся в пух и прах влюблённых им не составило труда, а уж как затаённо вздыхал Большой Зал, когда Поттер и Блэк («Да говорю тебе точно, они тайные любовники» Об этом все знают!» — не очень тихий шёпот из-за стола Пуффендуя) решили остаться всего лишь друзьями. Женская половина тогда просто рыдала от счастья.

— Не шути так больше, — наставив палец на друга, предупредил Джеймс, зная, что всё равно ухмыляется в ответ. — У меня теперь есть девушка, так что обойдёмся без прелюдий.

Сириус с умным видом кивнул.

— Перейдём к главному.

— Упаси тебя Бог ляпнуть что-то вроде этого при Лили, — только вздохнул обречённо Поттер, решив, что бороться с тупостью это заранее проигранная битва. Да и разве возможно противостоять Блэку, когда в серых в этом освещении глазах пляшут те самые памятные черти.

Сириус в свою очередь решил не ставить друга в неловкое положение — как милосердно с его стороны, не правда ли? — и не рассказывать, что Эванс однажды и сама тот ещё номер отколола.

Джеймс тогда был пьян и преспокойно дрых, свернувшись калачиком в кресле, милуясь во сне с развратницей Эванс, а вот Сириус разнообразия ради ещё соображал, поэтому и открещиваться от нападок Эванс реальной пришлось ему.

— Знаешь, Джеймс, наверное, всё-таки нужно позвать Ремуса, — тихо предложил Сириус, когда подначивающая ухмылка сошла с лица Поттера. — Сами мы это дерьмо не разгребём.

Джеймс был с ним согласен, но с одним небольшим дополнением.

— Может, тогда и Алекса?

— Не в моём присутствии, — отверг его предложение Сириус, но, надо сказать, он всё же немного раздумывал над этим вариантом. Увы, неприязнь победила здравый смысл.

Ремуса уговаривать и не пришлось — стоило Джеймсу только шепнуть, что Сириус знает что-то о Питере, как тот сразу же отговорился от других таких же ботаников как он и, провожаемый завистливыми взглядами, последовал за другом. Сириус спускаться не стал: то ли хотел собраться с мыслями наедине с собой, то ли не желал будоражить гриффиндорцев своим появлением.

Когда Люпин вошёл — сразу после Джеймса, они лишь обменялись взглядами и Сириус медленно, с частыми паузами — по новой обдумывая всё, что он напоследок узнал от Северуса, — а не захлёбываясь собственным гневом, принялся за рассказ. Месть — это блюдо, которое следует подавать холодным. Это он узнал ещё в детстве. Слизерин закрепил некогда выученный урок.

Спустя примерно час все трое чувствовали себя выжатыми досуха тряпками — не только Сириус, но и слушающие его Джеймс и Ремус. Молчали долго — не хотелось ничего говорить, да и что можно было сказать? Мерзко. Противно. Тошно. От самих себя и от других. Тишину решился нарушить Люпин, когда молчание стало уж слишком тягостным и удушающим.

— Бродяга, — прозвище вырвалось легко и непринуждённо, впервые с тех пор как Блэк и Поттер пожали друг другу руки, — я ещё пожалею, что спрашиваю об этом, но какого чёрта ты устроил то представление в Большом Зале? — чувствуя пробиравшую до костей ледяную дрожь, спросил Ремус. — Ты ведь должен понимать, что если Снейп тебя сдаст Волан-де-Морту, тебя убьёт кто-нибудь из своих же! Слизеринцев, — добавил он, заметив, как напрягся собравшийся опротестовать его слова Джеймс, упрямо настаивавший, что Блэк гриффиндорец.

Люпин был практичнее.

— А Мерлин его знает, — пожал плечами тот, непосредственно кому и был задан вопрос. — И не говори, что я идиот. И сам понял, только поздно, — добавил Блэк, поочерёдно глядя на друзей. — Лучше скажи, что теперь делать будем.

— Явно, что ты понял это только сейчас. Поздно спохватился, теперь всё зависит лишь от Снейпа.

— А если попросить помощи у Дамблдора? — наконец озвучил ещё не высказанную никем мысль Джеймс.

— Ага, — хмыкнул Сириус. — Я его уже как-то Попросил, помнишь? Мне ещё только предстоит расплачиваться, а ты в то же дерьмо влезть собираешься? Не пойдёт.

— Нет, если подумать, то Сириус прав, — невесело проговорил оборотень, плюхаясь на кровать рядом с Поттером. До этого он нервно вышагивал по комнате — от кровати к не зашторенному окну и обратно. — Даже если мы и расскажем директору про Пита, придётся и про анимагию рассказать. Если он уже не знает, — и внимательно уставился на Блэка. Тот покачал головой.

— Я что, в самом деле, так похож на идиота, чтобы раскрыть свой единственный козырь?! — не утерпел Сириус, вновь не сдержавшись под подозрительным — не доверяет или просто подозревает что-то? — взглядом друга.

Ремус, якобы удовлетворившись полученным ответом, кивнул и тут же легко, плавно, ненавязчиво наступая на больную мозоль, спросил: — Скажи, Сириус, а Снейп знает о том, что ты — анимаг?

А нотки в голосе, как у Дамблдора отеческие, всепрощающие. На заданный таким тоном вопрос — хочешь — не хочешь, а ответишь. Максимально правдиво. Из таких, после обучения, выходят хорошие — лучшие из лучших — учителя и дознаватели.

Вот и Сириус обречённо закрыл глаза. Об обстоятельствах того, как Снейп сделал это открытие, он вспоминал уже дважды за этот день, но делиться ими с друзьями... О случившемся тогда во всех деталях знал только Снейп, и Сириус надеялся, что тому хватит ума шантажировать его этими сведениями, но молчать.

— Знает, — хрипло выдавил он, не отводя взгляда.

Джеймс кивнул, получив наконец ответ на свои мысли — он в общем-то в нём и не сомневался, иначе с чего бы тот так нервничал и бесился из-за того, что узнал о сделке Питера и Снейпа. Ведь не предательство Петтигрю его так взбесило, а он ещё и об остальном не знал. И, наверное, Блэк и сам не смог бы сказать, чего в его метаниях больше — гнева или разочарования. Зато это видел и понимал Джеймс, — куда лучше него.

Тот вдруг выругался, в одной фразе смешав с грязью покрытые вековой пылью имена Мерлина и Слизерина. Сила привычки, не более, — будучи слизеринцем тот по-прежнему изрыгивал ругательства в адрес основателя своего факультета, а не гриффиндорского.

— Что?

— Дамблдор может об этом знать. Он занимался со Снейпом окклюменцией и если тот хоть раз не удержал блок... Вот чёрт... — поддавшись порыву, Сириус запустил было пятерню в стянутые на затылке резинкой в хвост волосы, но быстро опомнился и во избежание соблазна повторить причёску Джеймс, спрятал руки в карман. Так было не видно, что они дрожат.

— Окклю... чем? — вылупился на него Поттер. — Что это за хрень? — и повернул голову в сторону Люпина в ожидании, что тот сейчас всё понятно растолкует, короче, сделает как обычно. Однако тот проигнорировал столь пристальное внимание к своей персоне, а когда Джеймс понял, что пояснения, — о Боги! — не будет, неловко поёжился под его удивлённым взглядом.

— Это... э-э-э... Вау, — озадаченно выдал он. — Бродяга, придётся тебя взять на себя функции нашего, оказывается, не-всезнайки.

Сириус сдвинул брови, потёр подбородок, вздохнул и с деловитым видом пустился в объяснения. А ведь объяснить то, что и сам не понял даже после второго раза — не просто дело. Пришлось поднапрячь память. Хорошо, хоть с этим проблем у него не было, иначе пришлось бы туго.

— Окклюменция — это область магии, изучающаяся способы защиты сознания от постороннего влияния и проникновения извне . Короче, кто-то может, а кто-то нет.

— Ты — можешь?

Сириус на миг замялся.

— Я — нет, но Дамблдор говорил, что у меня откуда-то автоматический блок, или что-то в этом роде.

Про то, что директор в связи с этим упоминал Алекса, он решил промолчать. Лучше не поминать всуе. А то явится. Хуже чем Волан-де-Морт из-за угла.

— Они этим занимаются на случай, если Лорду взбредёт в голову пошарить у Снейпа в мозгах. Так что теперь тому не прост будет заняться любим делом. Дамблдор говорил, что те, кто в полной мере овладел окклюменцией, умеют блокировать чувства и воспоминания, изобличающие ложь, и могут говорить ему неправду, не опасаясь разоблачения .

— Вот же, — выдохнул, выслушав его, Джеймс, — и Нюниус добровольно вызвался заниматься этой мутью? Вот псих, хотя и круто... я бы не отказался узнать, о чём думает Лили, — расплылся он в улыбке блаженного. Сириус ограничился понимающей и оттого откровенно пошлой ухмылкой.

— Явно не о том же, о чём и ты, — развеял грёзы дорогого друга Ремус. — К тому же, о психах, разве не вы три года бились, чтобы стать анимагами? У него хотя бы причина уважительная, а вы просто дурью страдали.

Сириус скривился.

— Фу, Джеймс, как ты можешь думать о таком в присутствии святого Люпина? Небеса покарают тебя!

— Побольше пафоса, Бродяга, пафоса.

Ремус смотрел на них во все глаза так, будто перед ним разверзлись воды Красного моря**, хотя, казалось бы, уж у кого, а у него иммунитет к их клоунаде был стопроцентный.

Но в этот раз он не выдержал и когда он заговорил, в его голосе отчётливо слышались истерическое нотки. С учётом обстоятельств, его можно было понять.

— В-в-вы!.. Да как вы можете кривляться в такое время?! — Ремус и сам, без подсказок чувствовал, что на грани позорной истерики и после всего он сам же и удавится от стыда, но сдерживаться, глядя на спокойные и даже весёлые лица друзей, больше не мог. Плотину прорвало.

— Т-ты! — бесцеремонно ткнул он пальцем в Сириуса, взирающего на него с таким же ошарашено-испуганным выражением лица что и Джеймс. — Ты всю эту кашу заварил и втянул нас в свои дела! Вот ты и будешь их расхлёбывать! Джеймс!

Такого Люпина никто из них ещё не видел и, шокированный открывшейся в друге стороной, Джеймс торопливо подтвердил сказанное оборотнем.

Сириус тоскливо покосился в окно, — на луну, но всё небо было затянуто тучами и кроме черноты ему не удалось ничего разглядеть. Он давно уже перестал следить за лунным календарём и изрядно выпал из графика, но поведение Лунатика наводило на мысль, что полнолуние не за горами, а значит снова — хлёсткие удары низких ветвей по морде, сбившееся от быстрого бега дыхание, больно вцепившиеся в шкуру на холке чужие зубы и острый запах свободы и хвои, забивающийся в нос и ещё долго потом, даже в человеческом обличье, не дающий дышать полной грудью...

— С Уайтом разговаривайте без меня, — немедленно отрезал Сириус и для большей убедительности скрестил руки на груди — «тащите силком, а сам не пойду», вот о чём говорила его поза.

— Хотите рассказать ему обо всём — валяйте, а я якшаться с этим убийцей не буду.

— Что ты... имеешь в виду? — испуганно промямлил тут же Ремус. — Ты же говоришь о самом себе!.. И Алекс аврор, а не Пожиратель!..

— Нет, Лунатик, — зло скривив губы в искусственной улыбке, протянул Сириус. — Я говорю о Уайте. Хватит уже притворяться и делать вид, что мы одинаковые. Может, он — это я, но я — ещё не он, и им уже никогда не стану. Пора вам это уже понять и перестать пихать нас в дружеские объятия друг друга. Особенно тебе, Джеймс. Хочешь чувствовать себя виноватым — замечательно, твои проблемы, но для твоего же блага советую: сними его уже с пьедестала и посмотри на него как на реального человека, а не на того, кем я мог бы стать!

Горло жгло и царапало каждое слово, а Сириус больше не мог остановиться. Нарочно Ремус сказал это именно так или просто к слову пришлось, безо всякого умысла, но Сириус будто в прорубь окунули. Алекс, видите ли, не Пожиратель Смерти! А он, Сириус, увы, да! И они об этом знают, так зачем же напоминать об этом и ему?! Или же совесть заела, мол «были бы мы рядом, этого бы не произошло». Так его-то тогда зачем, за что мучить?! За ТО?!

Так ведь он и сам себе покоя не даст... Снейп, по крайней мере, понимал и потому молчал, никогда не предпринимая ни одной попытки поговорить. Воспоминания о мерзавце только подлили масла в огонь, грудь сдавило. Больно...

— А он вам так и не сказал? — наклонив голову, чопорно произнёс он. — Ну на-а-адо же, како-о-о-ое доверие... Вы к нему со всей душой, а он молчок.

— Сир, — жёстко оборвал его Джеймс. — Не тяни.

Блэк бы и дальше молчал, издеваясь над натянутыми нервами друзей, но он и сам хотел узнать — увидеть — их реакцию на это: Алекс, их дорогой повзрослевший Сириус, — и убийца. Может быть, если простят Уайта, то когда-нибудь, если он решится рассказать...

Сириус снова улыбнулся, но теперь уже иначе — злой, жестокой улыбкой. Так он улыбался глядя, как под чарами Мародёров корчатся слизеринцы, выблёвывая на начищенный до блеска пол дождевых червей или улиток. А уж как он радовался, когда одним из этих слизеринцев по стечению обстоятельств оказывался Нюниус... Не описать словами. Нюниус, который, зараза, именно сегодня никак не шёл из головы.

— Сейчас, сейчас, не гони лошадей, Сохатый, всё я вам расскажу.

День потрясений, верно, Джейми?

— Ты ведь как-то видел моего отца, Сохатый? Разве они с Уайтом не похожи как две капли воды, ну прямо один в один, братья-близнецы. А теперь скажи, зачем Тёмному Лорду могла понадобиться смерть Ориона Блэка, если тот не был никак связан ни с ним, ни с Авроратом, ни с Орденом, — прищурился Сириус.

Немало времени прошло со смерти отца, и разговоры о нём уже давно не причиняли той боли что прежде, лишь слабые отголоски щемящей тоски по жаркому камину в кабинете отца, статной, несмотря на возраст, фигуре в кресле и о нём самом, виновато замершем под направленным на него требовательным взглядом.

Скажи же что-нибудь, Джеймс.

— Бродяга, ты ведь по собственному опыту знаешь, что Волан-де-Морт — самый настоящий псих! Кто знает, чем он думал, когда отдавал приказ! Если он вообще имеет к этому отношение! Мало ли у такого чистокровного аристократа, каким был твой отец, было врагов? Да его кто угодно на том балу отравить мог! — парировал Джеймс, явно намереваясь отстаивать невиновность Уайта до последнего.

Столько, сколько сможет.

Столько, сколько Сириус ему позволит.

Не долго.

А ты ведь не дурак, Джейми, дураку не удалось бы собрать и удержать такую разношёрстную компанию как Мародёры. И не твоя вина в том, что конец четвёрки Мародёров оказался именно таким. Ты не дурак, Джеймс, и потому ведь уже всё понимаешь и рот бы мне заткнул, если бы мог, — только лишь бы не слышать этого вслух.

А Джейми и в самом деле не дурак. Сириус прав, Сириус его знает: так хорошо, как только может лучший друг — слишком хорошо, куда лучше, чем ему сейчас хотелось бы.

Джеймс — и выбить бы из головы Сириуса это новоявленное издевательское «Джейми» — не дурак и да, он видел и потому знает, как выглядел Орион Блэк. Потому-то лицо Алекса и казалось ему таким знакомым с самой первой их встречи. Не потому что он видел сходство с Сириусом — сходство, которого почти нет, поэтому никто, кроме Ремуса и не понял кто такой Алекс Уайт. Да и тот сделал своё открытие случайно.

Джеймс не дурак, но он не хочет думать, знать то, к чему подталкивает, ведёт, как собака-поводырь слепого, Сириус. Ну может же он хоть раз в жизни побыть эгоистом? И почему Сириус хоть раз в жизни не может им не быть?

— Сириус, а ты не думаешь, что, возможно, и у Алекса есть то, о чём он не хочет рассказывать? Ты ведь тоже не всем с нами теперь делишься? — хмуро произнёс гриффиндорец, сжав губы с такой силой, что заныли скулы. Он не имел в виду ничего такого, просто пытался «перевести стрелки» проверенным временем способом, но тот вдруг закаменел, замер посреди комнаты, безжизненным изваянием маяча на фоне тёмного окна.

— Есть вещи, которые лучше не знать, Сохатый. Ты уверен, что хочешь, чтобы я вам о них рассказал? — не отмирая, разлепил враз пересохшие губы Сириус. Злость пропала, оставив после себя пустоту и лёгкую дрожь в руках.

Невозможно дать на это однозначный ответ. Джеймс не хотел знать о том, как на самом деле умер Орион Блэк — ему не было до этого никакого дела — и как в этом замешан Алекс и нет, он не хотел и боялся услышать то, отчего так вымерзало и вымораживало взгляд Сириуса. Не хотел, но должен был — сколь бы страшно не было то, что он мог услышать, потому что откажись он сейчас, скажи «нет» или промолчи, и Сириус больше никогда не доверится никому из них.

— Да. Уверен, — твёрдо выдохнул он, и Сириус разом обмяк — опустились плечи, сгорбилась спина — уставший старик.

— Хорошо, — Блэк лихорадочно облизнул сухие губы и нервно сглотнул. — Я расскажу вам о том, как Снейп узнал, что я анимаг.

* * *

Увы, Блэр оказался пунктуален как всегда — стоило дневным занятиям закончиться, а студентам разойтись в Большой Зал на обед, как он уже стоял у двери в личный кабинет Алекса ещё до того как тот сам туда добрался. Не то чтобы последний хоть в какой-то мере рассчитывал, что Блэр опоздает или вообще не придёт.

К вящему удовольствию Алекса, исподтишка поглядывающего на кривящееся в то ли брезгливой, то ли презрительной гримасе непривычно юное лицо, Пожиратель выглядел несколько потрёпанным — очевидно, что избежать школьных друзей-неприятелей нынешнего Райдена ему полностью не удалось.

Алекса так и подмывало поинтересоваться «трупы есть?». Вроде бы на мантии того крови не было: Алекс слишком хорошо знал, как тот предпочитал убивать, кинжал в грудь без всяких заклинаний, — но чем чёрт не шутит, мантия-то чёрная — крови на ней не видно.

— Всё прошло нормально? — крайне культурно поинтересовался он.

— Жертв не было, если ты об этом, — будто прочитав его мысли, весьма проницательно ответит тот. И демонстративно отошёл в сторону, чтобы Алекс мог не беспокоясь о его присутствии назвать пароль от своего кабинета.

Такая покладистость Блэру тоже была несвойственно тому Блэру, с которым он сотрудничал весь последний год, — а Алекс по себе знал, что Оборотное зелье меняет лишь облик и никак уж не черты характера. Тем более что и юный Райден послушным не был никогда — только выжидал, как паук. Или как Снейп. Одно и то же, у того и патронус наверное тарантул. Или летучая мышь — весьма распространённая версия была в своё время.

Пароль он прошептал едва слышно, будь дверь женщиной, можно сказать, даже интимно. Впрочем, можно было бы назвать и громче — всё равно менять пришлось бы, хоть отойди Блэр метров на сто. Не гарантия, что каким-нибудь образом не услышит. Уайт давно уже уяснил, что его добровольный союзник полон сюрпризов и таит в себе куда больше, чем значилось в его досье ещё когда сам Алекс был аврором, а Блэр числился пусть и живым, но беглым Пожирателем.

— Проходи, — не оборачиваясь, распорядился он, хотя нужды в том и не было: Блэр следовал за ним шаг в шаг, как привязанный.

Демонстрировать Блэру спрятанный в стене тайник, о котором даже Джеймсу с Ремусом не было известно, хотелось ещё меньше, чем впускать в свой кабинет.

Увы, но выбора, по закону подлости, у него не было.

Встав так, чтобы у Пожирателя не было возможности заглянуть через его плечо внутрь тайника — не хотелось, чтобы тот увидел вторую палочку, — и заодно так, чтобы тот не оказался у него за спиной, Алекс, проведя рукой по стене, снял охранные и иллюзорные чары.

Он не задумывался, как так у него получилось, но созданный им для второй волшебной палочки тайник внешне очень походил на самые современные сейфы современного маггловского мира. Алекс не задумывался и не знал — он-то их и в глаза не видел, а вот Блэру хватило одного взгляда, чтобы опознать знакомую вещицу.

Но ограничился он лишь коротким «О». Которое обернувшемуся при этом Алексу не сказало ровным счётом ничего, да и лица самого Блэра он не увидел — тот тут же отвернулся. Однако даже помыслить было невозможно, что сделал он это для удобства Алекса. Нет уж. Просто вон в ту, нет, чуть-чуть левее, зеркальную дверцу шкафа было видно куда лучше, чем если бы он заглядывал Уайту через плечо.

Отражение Райдена довольно ухмылялось ему ответ сквозь густую вязь заклинаний.

— Вот, — долго рыться в недрах созданного для одной-единственной вещи тайника не пришлось.

— Это и есть то, что я тебе прислал? — подозрительно оглядев протянутую ему склянку со всех сторон, спросил Блэр. Даже просмотрел её через свет, поганец!

Алекс поймал себя на том, что снова воспринимает Блэра как Райдена — всего лишь несносного пацана, едва-едва ставшего Пожирателем и ещё не обагрившего ни руки кровью, — и поспешно отвёл взгляд в сторону. Не хватало ещё проникнуться на этот раз и в самом деле искренним и потому таким детским изумлением, написанным на его лице.

А вот отворачиваться было бы неразумно — каким бы честным тот не выглядел, Алекс, не обладающий способностями к окклюменции, не мог поручиться, что его мысли столь же честны. Блэр был прекрасным актёром, это он уже знал и так, и именно поэтому Пожиратель был так опасен — куда опаснее всё того же тошнотворно незабываемого Снейпа. Старый слизеринец из одного с ними времени пусть и был мстителен и опасен сверх всякой меры, своей неприязни к союзникам и членам Ордена Феникса не скрывал, удерживаемый надёжным ошейником-улыбкой директора.

Интересно, и когда же предназначенные и ему отеческие улыбки Альбуса стали вдруг восприниматься именно так? И что это? Просто необъяснимый выверт сознания или просто вспомнилось то, с какой лёгкостью, даже не попытавшись выяснить истины, глава Ордена, которому все они верили безоговорочно, ни слова не сказал в его защиту, фактически собственноручно отправив в Азкабан. И то, что суда не было не оправдание. Алекс знал свою вину и не отрицал её, но думать не запретишь, а такие мысли слишком часто ведут к сомнениям.

Снейп Тёмного Лорда предал, а Блэр продал, так к чему же сомнения могли привести Алекса?

Сириус, Алекс — в пору запутаться — промолчал, хотя вот сейчас, в этот самый миг, чтобы заглушить собственные мысли, ему хотелось послушать чужие и спросить, узнать наконец, как же четырнадцать лет назад Блэр, будучи лишь несмышлёным мальчишкой, сумел не только выжить на той автотрассе, но и скрыться, надолго избежав внимания как Пожирателей, так и авроров.

Он знал — помнил чужой памятью — как слизеринец жил в своём тщательно лелеемом и оберегаемом мирке, но как он — чистокровный — смог быть счастлив ведя маггловский образ жизни для него всё ещё было загадкой. Ведь Райден Блэр — не Сириус Блэк или Джеймс Поттер.

То же происхождение, та же пресловутая «чистая» кровь в жилах, лишь воспитание — другое. Но так как же ему удалось то, с чем, окажись они в такой же ситуации, не смогли бы, возможно, справиться ни он, ни Джеймс. О, и Сириус тоже. Никто из них не смог бы принести в жертву магию, на столь долгое время безоговорочно отказавшись от неё. Алекс никогда не любил настолько самозабвенно, но спроси он об этом Джеймса, тот бы ответил иначе. А Блэр, до этого вообще не имеющий никакой связи с маггловским обществом, слился с ним, полюбил и его, и ту, что была неотъемлемой частью этого изначально чуждого ему мира.

Вместо этого Алекс спросил другое:

— За последние сутки ничего нового о планах своего хозяина не узнал?

Блэр сделал знак подождать и, запрокинув голову, опрокинул в себя весь пузырёк разом, ещё и дождавшись, когда оставшиеся на донышке последние капли сами упадут на язык.

Кадык судорожно дёрнулся несколько раз, когда он сглатывал, а затем слизеринец обессилено прислонился к столу за спиной.

Алекс тоже выжидающе замер — ему, по правде, был очень интересен процесс возвращения воспоминаний. Но ничего особенно не произошло: Блэр почти сразу выпрямился, хоть и продолжил опираться одной рукой о стол.

— Вот оно как, — глядя прямо на Алекса, но видя не его, загадочно произнёс он.

Уайт нахмурился. Резкое возвращение всё же не прошло для Пожирателя бесследно, наградив его явным нарушением координации — оставалось надеяться, что это ненадолго, — и расфокусированным, мало что сейчас воспринимающим мутным взглядом с полопавшимися от напряжения сосудами.

— Знаешь, наверное после Obliviate человек чувствует себя также, — снова непонятно произнёс Блэр, по-прежнему глядя мимо Алекса. Ну, уж на это-то тот ответить ему мог — сам испытал на себе действие какой-то аналогичной хрени. Которую, кстати, сам Блэр на нём и опробовал — что ж, пусть этого не сделал Алекс, зато мироздание, или что там ещё, определённо было на его стороне, раз так изобретательно и со вкусом отомстило за него.

Вот только как описать свои чувства и мысли, когда, вновь обретя себя, ты осознаёшь, что последние несколько дней ты был совершенно другим человеком? Ведь без воспоминаний о каком-либо поступке или событии, как-либо повлиявшем и определившем склад личности кто мы тогда?..

Алекс промолчал — он долго думал об этом после того дня как вспомнил кто он, но так ничего для себя и не решил. На тридцать седьмом году жизни можно было сказать, что Сириус Блэк в самом деле повзрослел. А ещё он не был уверен, что с Блэром стоит делиться своими мыслями, хотя и точно знал, что из всего его окружения только этот Пожиратель поймёт его, если он решит рассказать. Теперь — поймёт.

Но тут Блэр встряхнулся, наконец, выходя из ступора, в котором он до этого пребывал, и установившееся на один единый миг желание довериться старому врагу опало шелухой.

— Полагаю, будет лучше, если я не стану здесь задерживаться, — с наконец-то заполнившейся привычной оскорбительной насмешкой пустотой в глазах, признался слизеринец.

Не иди сегодня его мысли в каком-то неправильном направлении, Алекс вряд ли бы об этом подумал, но отчего-то насквозь пронизанные логикой и усталостью слова тут же напомнили о собственной усталости и том чужом доме во Франции, и чужом месте, которое занял Блэр.

— ...иначе оборотного зелья может не хватить на то, чтобы я успел добраться до границы поля, — продолжил, не замечая метаний Уайта Пожиратель. — Дамблдор, надеюсь, ещё не в курсе относительно меня? — с опаской полюбопытствовал тот. Алекс ограничился коротким кивком. Альбусу он действительно не сказал ни слова о том, откуда получает большую часть информации для Грюма и Ордена. Равно как и о том, что на этом живом шахматном поле, где не ясно кто пешка, а кто ферзь, есть ещё один «офицер», который, в отличие от дамблдорова, не видит разницы по каким клеткам ему ходить — черным или белым.

Блэру же нет никакого дела до сомнений, мук совести и метаний Уайта, удовлетворившись ответом, он с довольной миной на лице идёт обратно — ко всем чертям из Хогвартса, подальше ото всех его обитателей. И мёртвые волнуют его меньше всего.

С Уайтом они не прощаются — слишком сильна их взаимная неприязнь, чтобы ещё и расшаркиваться друг перед другом, а мгновения слабости не в счёт.

Мысли наконец-то перестают тесниться и наслаиваться одна на другую, рождая ещё более безумные, чем прежде идеи.

В его воспоминаниях сейчас звучит джаз, и даже Чёрная Метка на предплечье всеми воспринимается не иначе чем просто интересной татуировкой. «Татуировка и есть», — отвечает в воспоминаниях молодой Райден, не упоминая о прилагаемых к ней бонусах. Людям такое ни к чему. А ещё в воспоминаниях у него есть друзья, к которым он тоже хочет вернуться. И пусть он и с ними не может быть полностью откровенным, чтобы, не дай Мер... Бог не сболтнуть чего-нибудь из того, что под страхом смерти — не своей, её — сам запретил себе вспоминать.

Блэр вспоминает джаз, пошлые шутки и почти целомудренные поцелуи в щёку на прощание, поэтому настойчиво зовущий его голос воспринимается им не сразу — не раньше, чем его одёргивают, придержав за локоть.

И тогда, удивлённо глядя прямо в лицо Питера Петтигрю, он возвращается в Хогвартс.

* * *

Узнал Райден гриффиндорца не сразу.

— Петтигрю? — узнав в остановившем его парне самого верного в будущем слугу Тёмного Лорда, изумился Блэр. Причём удивило его не столько то, что у того хватило духу окликнуть его — в школе, да и по окончании Хогвартса Петтигрю не торопился проявлять свои гриффиндорские качества, — сколько тому, что у его хватило наглости схватить его — слизеринца! — за мантию. А Петтигрю так ещё и не торопился отпускать.

— Чего тебе?

— Мне нужны гарантии, что ты не...

Райден не стал выслушивать до конца лепет Питера, хотя тот не лепетал, говорил уверенно и прямо, твёрдо зная, ЧТО и КОМУ он говорит, и, едва услышав звук шагов за дверью, поспешил вырвать рукав из пальцев гриффиндорца. Однако от внимания Уайта это, увы, не ускользнуло. Как и от Райдена не ускользнул жуткий взгляд, который лишь на миг задержался на нём, а затем соскользнул на Петтигрю.

— Вы ещё здесь, мистер Блэр? — мягко обратился он к Пожирателю, чувствовавшему себя отвратительно беззащитным в чужом его облике и вынужденным снова разыгрывать опостылевший спектакль. — Мистер Петтигрю, странно видеть вас в компании слизеринца без ваших... друзей, — короткая, почти незаметная — если не знать, чего ждать — заминка.

Питер вдруг тоже с чего-то замялся перед ответом, поджал губы. На этот раз проглядел это уже Блэр, а не Алекс, и почувствовал, будто в сердце что-то оборвалось: не должен был Питер так отреагировать на его подначку.

— Спасибо, — угрюмо поблагодарил гриффиндорец, видимо за «спасение» и, бросив украдкой короткий взгляд на слизеринца, быстрым шагов направился в противоположную его башне сторону, недвусмысленно приглашая «Райдена» последовать за ним.

От Алекса — увы, дураком тот всё же не был, а как бы хорошо всем было в этом случае — этот маневр тоже не укрылся.

— Потом расскажешь, иди, — негромко, но твёрдо потребовал он и скрылся у себя в кабинете. Блэр небеспочвенно заподозрил, что сейчас тот попытается за ними проследить. И решив так он бы не ошибся — некоторое время назад Ремус вернул ему утащенную с год назад Сириусом Карту Мародёров, так что теперь Алекс мог не выходя по ночам из кабинета, патрулировать коридоры, сидя прямо за столом.

Петтигрю поджидал его за поворотом — даже и не подумал уйти подальше.

Блэр пока ещё не понял, что за роль ему предстоит сейчас, но одну ему было ясно точно...

— Ты чем думал?

...видеть их с Петтигрю вместе не должен никто.

— Да откуда мне было знать, что он вдруг решит выйти из кабинета? — скрестив руки на груди, («поза защиты, хорошо», — отметил Райден) попытался упорствовать Питер.

Пожиратель даже удивился: если гриффиндорец так свободно вёл себя с ним, значит это уже не первая их встреча втайне ото всех. Да ещё это вызывающее поведение... Чем думал тот молодой-он, так неосмотрительно позволяя Петтигрю разговаривать с ним как с равным?

— Не забывай, с кем говоришь, — холодно процедил он, с удовольствием отмечая, как вызов в глазах гриффиндорца сменяется неуверенностью. На этот раз тот не осмелился сказать ни слова против.

— Ну а теперь, когда ты всё понял, рассказывай, зачем я тебе понадобился?

То ли от его суровости Петтигрю оробел, то ли отвык от подобного обращения, но сразу же стал шёлковым, разве что ковровой дорожкой стелиться не начал.

— Я... мы не договорили сегодня... Ты так и не ответил, что конкретно расскажешь Лорду, и я...

Новая маска легла на лицо мгновенно, пришлась впору и не стала жать.

— ...и ты решил, почему бы не догнать меня и не обсудить всё здесь, в Хогвартсе? Где повсюду глаза и уши Дамблдора?

— Слышит, не слышит… Без доказательств он не сможет сделать ничего, а это слишком важно, чтобы я ждал до следующего раза. Мне нужен ответ. Сейчас. — Взяв себя в руки под взглядом дымящегося от злости Блэра, вызывающе заявил Петтигрю.

Столь кардинальные — разительные — перемены не могли остаться незамеченными и не насторожить, но также, столь отличное от прежнего, поведение гриффиндорца можно было списать на то, что тот наконец-то дорвался до щепотки милостиво подброшенной ему власти — какой мог и как мог. И теперь, переполняемый ею, в разговоре с куда более сильным — и физически, и морально — собеседником, чувствовал себя покорителем Эвереста. Почти Богом.

— Это, наверное, восхитительно. Божественно, да, Петтигрю? — вдруг спросил Райден и демонстративно причмокнул, на миг выйдя из роли. Не удержался.

— Что именно? — не понял и нахмурился Питер, вопреки внезапному чувству déjà vu.

— Чувствовать себя значимым, конечно же. Почти Богом. Хотя хлопотное, наверное, дело, — почти слово в слово повторил Пожиратель недавний вопрос юного Райдена.

— Райден, с тобой точно всё в порядке? — с долей обеспокоенности уточнил Питер. О, беспокоился он отнюдь не за физическое или психологическое здоровье несовершеннолетнего убийцы — да, он знал, что собой представляют испытания на верность будущих Пожирателей Смерти, — его, скорее, волновало то, что если тот сляжет, то разговаривать придётся с кем-нибудь другим, приближённым Лорду, кто мог бы выбраться из замка и доставить ему послание.

Не расчёт — одна только практичность. Снова связываться со Снейпом отчего-то не хотелось, хотя из этих двоих как раз именно тот слизеринец был в его полной власти. В руках Питера был поводок, а ошейник — на тощей немытой шее Снейпа. Крепкий, одной силой воли не разорвать, а та у слизеринца была несгибаемая.

В ответ хрупкий, тонкокостный, как и все из не изнуряющих себя физическим трудом породы чистокровок, слизеринец так выразительно ошпарил его взглядом, что пропало всякое желание задавать вопросы. Раз в порядке, значит в порядке. Нет проблем, а если и есть, то не у него.

«Нам не о чем больше разговаривать», — сказал ему этот взгляд, и когда Блэр предпринял вторую попытку уйти, небрежно вырвав так и не выпущенный Питером рукав мантии, тот больше не пытался его остановить.

«Со Снейпом было бы проще», — мысленно вздохнул Петтигрю, одновременно взвешивая все «за» и «против» и следуя за Блэром, старательно держась от него на почтительном расстоянии.

Он и сам толком не вполне понимал, что заставило его последовать за слизеринцем. Вроде бы тот и вёл себя, как обычно, заносчиво и высокомерно, и в то же время немного иначе.

Вскоре тот, неожиданно ускорив шаг, свернул за угол и на какое-то время гриффиндорец потерял его из виду — до тех пор, пока не пришлось судорожно метаться посреди холла, уворачиваясь от взявшегося из ниоткуда чеканящего шаг Райдена. Питер стремительно рванулся в сторону, в последний момент едва успев избежать более близкой встречи с нависшим прямо над ним ботинком. Дорогим, из натуральной кожи, и седея от ужаса, Питер успел разглядеть даже фирменный логотип на ребристой подошве. Не то, что ему хотелось бы видеть в последние мгновения своей очень недолгой жизни.

Слизеринец явно намеревался, не попавшись никому на глаза, выйти из Хогвартса. И если с первым у него проблем не было, то отчего-то найти выход ему никак не удавалось. На следующем повороте Блэр снова свернул, только как-то бестолково: будто то ли не знал куда ему идти, то ли каким-то нелепым образом умудрился заблудиться в четырёх стенах как какой-то первокурсник. Право же, это начинало раздражать: семенить на крысиных лапках вслед за размашисто шагающим слизеринцем было далеко не просто, а ведь ещё где-то рядом непременно ошивалась миссис Норрис, по чьей вине Хвост пережил немало крайне неприятных моментов. Ну а кому бы понравилось, когда тебя, оглушённого и полуживого от страха, пихают лапой туда-сюда как какую-то игрушку? Наверное, то был единственный раз, когда он искренне благодарил Бога за своевременное появление Бродяги, спугнувшего Филчеву кошку.

Где-то с пятой попытки Блэр, всё-таки сориентировавшись, нашёл верную дорогу и устремился наружу. Питер, после затянувшейся «экскурсии» по изученным вдоль и поперёк коридорам ещё сильнее заподозривший неладное, теперь даже не сомневался, что поступил правильно. Чего ты не замыслил Блэр, с него определённо не стоило спускать глаз.

Глупые детские выходки типа гадостей гриффиндорцам были совершенно не в его стиле, в отличие от того же Снейпа — тот был совсем не против и довольно-таки жёстко мстил Мародёрам после их каждого и тоже достаточно подлого фокуса.

Без вызова к Тёмному Лорду так охотно попёрся бы только самоубийца — чего за Блэром прежде не наблюдалось, — а вызова этим вечером точно не было. В противном случае Питера, до сих пор не имеющего собственной Метки и, соответственно, официального статуса тоже, уведомили бы.

На бегу сменив обличье, Питер, шумно дыша, прибавил темп, держась чуть поодаль, но всё равно не отставая. Блэр, то и дело ворча что-то под нос и постоянно ругаясь, когда не удавалось избежать очередной лужи, выбрался на дорогу к Хогсмиду, а Питер, отнюдь не горевший желанием проверить, сколько голодных норок и сурков притаилось в ожидании обеда в своих норах, скрылся среди зарослей. Только-только отважившаяся и начавшая пробиваться из земли ярко-зелёная на фоен прочей серости молодая поросль нещадно сминалась — Питер её даже не замечал.

Не отводя глаз от изредка мелькавшей среди голых деревьев тоненькой фигуры слизеринца, он сломя голову бросился следом, взбивая грязь, и едва не полетел кубарем с пригорка, неосмотрительно поскользнувшись в грязевой жиже. Запоздалая весна не торопилась радовать Англию теплом, и хоть снег уже растаял, превратив дороги в настоящее месиво, деревья всё ещё не спешили набираться сил после долгой снежной весны. Однако у подножья, не рассчитав набранной скорости, он всё же кувыркнулся на землю, при этом больно ушибив и содрав кожу на локте. Блэр услышал — обернулся на треск, но увидел только пустую дорогу позади себя да покачивающиеся под слабыми порывами ветра верхушки деревьев.

Хвост высунул острую мордочку из нагромождения хвороста. Пронесло. И пронесло ещё раз, когда минутой позже удалось избежать более интимного знакомства с облизывающейся на него норкой.

Дальше было проще: дорога к Хогсмиду, прекратив петлять, уходила строго вниз и можно было больше не беспокоиться о том, чтобы потерять того из виду. Блэр замедлился, задержавшись у витрины, но всё же прошёл мимо «Дэрвиш и Бэнгз», «Сладкое королевство» мадам Розмерты и «Зонко» тем более не удостоились его внимания, в отличие от…

Питер удивлённо вылупился на обшарпанную, с облетевшей краской вывеску «Кабаньей головы», куда мгновением раньше вошёл слизеринец. Уж больно не похож был тот на завсегдатая подобного заведения, куда даже Мародёрам ни разу не удалось пробраться: а всё тощий старик-бармен, бдительно сверлящий неприветливым взглядом входную дверь со своего места. Как ещё у него клиенты не перевелись с таким отношением?

Сделав напоследок глубокий вдох, он с невольной брезгливостью дёрнул на себя с лёгкостью поддавшуюся грубую деревянную дверь. Изнутри пахнуло спёртым воздухом с витавшими в нём алкогольными испарениями, и Питер ступил на явно годами не мытый пол.

Оказавшись в душном, накуренном трактире, о котором среди студентов ходило немало толков, Питер огляделся и, несмотря на то, что за последние два года он значительно раздался в плечах, окончательно перестав выглядеть моложе своего возраста, невольно ссутулился, стараясь избежать пристального внимания хозяина «Кабаньей головы». Тот на миг отвлёкся, прекратив мусолить уже затёртой до дыр тряпкой грязный поднос, и Питер замер, ожидая, что его сейчас, как и два года назад, когда Мародёры дружной гоп-компанией попытались пробраться в бар, попросту вышвырнут наружу. Он даже зажмурился в ожидании очередной «минуты славы», но когда ничего не произошло и через минуту, отважно открыл глаза. Его никто не замечал: в баре царил неровный гул голосов, а сам бармен, которого он так опасался, сосредоточенно занимался своим делом, изредка тряся длинной, похожей на козлиную бородой, кивал, выслушивая пьяные излияния какого-то низкого волшебника в длинном чёрном цилиндре. Выгонять, судя по всему, его не собирались и, немного расслабившись, Питер чуть привстал на носках, вглядываясь в спины и лица посетителей.

Блэр обнаружился в самом углу, затерявшись в изломе теней. Питер даже не сразу узнал его: тот сидел, склонившись над столом, и то ли что-то читал — кажется газету, — то ли что-то записывал на лежавший под рукой чистый пергамент. Питер уже слишком далеко зашёл, чтобы теперь отступать, но прежде чем он сделал шаг в направлении его столика, слизеринец вдруг оторвался от своего занятия и левой рукой подхватил кубок, одним махом опустошив его — только несколько раз дёрнулся острый кадык, пока он глотал, после чего знаком велел бармену повторить.

Старик, видно, был только рад отделаться от болтливого выпивохи под рукой, потому как с неожиданной для человека его возраста резвостью поспешил к Блэру, левитируя перед собой один поднос с выпивкой и продолжая вытирать тряпкой другой. Слизеринец ему что-то сказал, и тот задержался, отвечая и предоставив Питеру возможность получше разглядеть Блэра. Который, как оказалось, им и не был: просто кто-то удивительно схожий лицом и посадкой.

Мужчина, странно, невозможно похожий на растворившегося среди местных выпивох «Кабаньей головы» Блэра, поднял голову, плывущим взглядом оглядел помещение, мимолётно скользнув по напряжённо замершему у входа Питеру, и снова уткнулся в выглядевший не особо чистым стакан. А потом вдруг, словно кто-то щёлкнул выключателем, только что подёрнутый пьяной поволок, но теперь уже совершено трезвый взгляд метнулся точнёхонько к Питеру, будто над его головой горела лампочка.

Взгляд знакомого незнакомца в долю секунды обшарил его с головы до ног, так что Питер почувствовал себя голым — неприятное ощущение, которое он испытывал все последние дни, когда Сириус оказывался рядом.

Питер привык свято верить в три вещи: родители не заметят его отсутствия, даже если он исчезнет раз и навсегда, разве что мама посетует, что посылки из Хогвартса стали возвращаться нераспечатанными; в то, что единственный, кто никогда не станет ему лгать это он сам, и что Тёмный Лорд сдержит обещание. До сих пор у него не было повода усомниться ни в одном из пунктов, и сейчас глаза ему тоже не врали. Он знал, что и кого видел. Наверное, поэтому Питер, смотря на «незнакомца», как кролик на удава, во внезапном глубинном понимании одними губами произнёс роковое:

— Блэр…

Расстояние между ними было слишком велико, чтобы тот мог его услышать, но Питер мог поклясться, что — услышал. Услышал, и потому улыбнулся так — холодно и отстранённо, будто только что решились все его проблемы. Или нашёлся способ их решить.

«Блэр» поманил его пальцем и Питер, ощущая, как их окутывает душным плащом не произносимое вслух заклинание, не чувствуя ног, шаг за шагом оказался у будто вырванного из реальности столика.

— Садись, — кивнул тот на скамью на против. Питер не стал противиться, и, усевшись, сразу же вновь прикипел взглядом к собеседнику. Только вот чем мог закончиться их разговор?

У похожего на Блэра колдуна были чёрные, подёрнутые ранней сединой волосы, хотя лицо, будто состоящее из одних острых углов и резких линий, выдавало его истинный возраст. Кем бы тот ни был, но он едва перешагнул тридцатилетний рубеж. На тонких нервных губах застыла предназначенная Питеру улыбка, но отражения в глазах она не нашла.

Питер стальной хваткой вцепился в скамью, не отводя от того взгляда.

«Убьёт, — обречённо понял он, и во рту сразу же пересохло. — Не на людях», — внёс свою лепту не подававший до этого признаков жизни голос разума.

— Пей.

— Спасибо, я не… — уже успев понять какую несусветную глупость он совершил, последовав за ним от замка и сев рядом, попытался отказаться Питер.

— Пей.

Не просьба. Настоятельный совет. Приказ.

Под сверлящим его пристальным взглядом зелёных глаз, Питер суетливо схватил дрожащими руками сгруженную барменом с подноса, полную искрящегося огневиски кружку, и послушно пригубил. Алкоголь обжёг горло и волной раскалённого огня пролился внутрь. Желудок отчего-то свело, а затем стало уже совсем не страшно. Захотелось несмело улыбнуться.

«Блэр» в ответ на его и в самом деле улыбку иронично вскинул бровь, кажется, удивившись такой реакции. Ну совсем же не похожий. Блэр бы не удивился так, он бы привычно выдавил из себя наглую ироничную усмешку. Питер хихикнул и чуть сильнее приналёг на стол, чувствуя кожей обшаривавший их обоих недобрый взгляд бармена.

— А теперь, Питер, мы обстоятельно обсудим то, что я, по твоему мнению, должен был рассказать сегодня Тёмному Лорду… — одобрительно улыбнувшись, неожиданно мягко, с непонятной торжественностью, произнёс наконец «Блэр».

В «Кабаньей голове» творится немало странностей и в лучшее время суток, а ближе к вечеру туда сползается куда больше не отягчённых знанием закона посетителей, так что никто не обратит внимания на озарившую бар на один короткий миг яркую вспышку. Не Avada Kedavra, и ладно.

…Обратно в Хогвартс Питер доползает, едва переставляя ноги: в глазах двоится, а дорога подло виляет и уходит в сторону в самых неожиданных местах. Пьяно вышагивая и путаясь в собственной мантии, он всё пытается понять, где и зачем он умудрился так напиться. Прореженная алкоголем память не даёт на это ответа, но зато теперь он точно знает где и при каких обстоятельствах он потерял так и не пришитую пуговицу.

* * *

Это началось внезапно. Не было никаких предпосылок и странных событий, которые могли бы его как-то выдать, но Алекс, за проведённые в бегах годы — сначала от дементоров и авроров, а потом, когда страшных стражей Азкабана вернули в замок, ещё и от узнавших о его втором облике Пожирателей — теперь нутром чувствовал слежку. Находись он в своём зверином обличье — и шкура на загривке стояла бы дыбом. Поначалу Алекс полагал, что это бедолага Петтигрю, оставшись без поддержки друзей-Мародёров, пытается что-нибудь разузнать о чуть не убившем го два года назад человеке, вместо заключения в тюрьму ставшего профессором ЗоТИ. Такое ведь не забывается. Он бы не забыл, а Питер, маленькая крысиная дрянь, не забудет никогда. Просто Петтигрю лучше кого бы то ещё мог понять, что означают слова «месть — это блюдо, которое подаётся холодным».

Перестраховываясь — не хватало еще, чтобы по его личному кабинету и спальне шныряла крыса, Алекс окружил свои комнаты анимагическим барьером и, до тех пор, пока не удалось сделать настройку более чувствительной и тонкой, чтобы она пропускала вполне определённых избранных персон, ему тоже пришлось ой как нелегко.

Прошло ещё две недели, прежде чем он понял, что неведомый преследователь не желает ему зла. Или просто пока не намерен ничего предпринимать. Тем не менее, с этим срочно нужно было что-то делать.

Однако Грюм, которого он заподозрил вторым, ничего об этом не знал — не то что бы Алекс спрашивал его напрямик.

В кабинете Аластора почти ничего не изменилось с его первого визита — только куда-то исчезла большая картина за спиной аврора. И разговор складывался тоже как обычно: Алекс строго дозированно делился с Грюмом переданной Блэром взамен склянки с воспоминаниями информацией, а Грюм, в свою очередь сдержанно изучая его новую внешность обоими глазами, неохотно выдавливал из себя крупицы того, что успели разузнать его подчинённые. Разумеется, вся информация Блэра была предварительно проверенна своими силами — Алекс не настолько доверял позабывшему все свои мотивы Блэру, чтобы не ставить его слова под сомнение.

Доверия в их исключительно деловом тандеме не было абсолютно — со стороны Грюма так уж точно, но его можно было понять. Увы, но тут не помогли даже слова Дамблдора — Алекс был в курсе, что тот пробовал сунуть свой крючковатый нос в дела Аврората, но был вежливо и витиевато послан старым другом обратно в школу. Со стороны Алекса всё было сложнее. Впрочем, его словам о Пожирателях Смерти Грюм доверял беспрекословно, куда больше напрягаясь из-за остававшейся ему неизвестной личности шпиона. Алекс знал об этом, потому что сумел подслушать тот их разговор с Дамблдором, тем более что вёлся он на повышенных тонах и без всякой заглушки. Благо, Грюм ещё не успел обзавестись своим всевидящим оком.

То же самое было и в его отношениях с Блэром — никакого доверия, да и всё ещё живо было воспоминание об их второй встрече, когда они оба дали друг другу слова встретиться во время решающего сражения. Судя по участившимся донесениям Блэра и резко повысившейся активности пособников Волан-де-Морта, ждать уже оставалось не долго.

«И вот что ещё, Сириус Блэк, запомни: когда всё закончится, я сам найду тебя, и тогда пусть судьба решит, кто из нас должен остаться в этом времени», — запоздалым эхом старого воспоминания прозвучали в ушах сказанные тогда слова Блэра. Что ж, им ещё только предстояло решить всё между собой.

Вот о чём отстранённо думал Алекс, в самом мерзопакостном состоянии духа направляясь в кабинет директора на очередной пятничный педсовет, когда позвоночник вдруг будто прошил электрический разряд, и он буквально почувствовал спиной уже знакомый, ищущий чего-то взгляд.

Можно было бы и обернуться — что Алекс тут же и сделал, но толку от этого, как и во все предыдущие разы не было никакого. Неведомый наблюдатель тоже отвёл взгляд, разрывая изматывающий Алекса зрительный контакт, и растворился среди студентов, ничего не выделяясь среди столпившихся у входа в библиотеку юных волшебников. Удивительная толкучка, учитывая, что окончание года уже висит на носу, и в штудировании учебников больше нет нужды. Алекс бы и задержался на минутку, чтобы разузнать в чём дело — да уж больно неуютно было бы потом сидеть под недовольным взглядом каждый раз поджимавшей губы МакГонагалл. Отчего-то глава гриффиндорского факультета взяла над ним негласную опеку — так он себе объяснял её недовольство.

Впрочем, странность объяснилась почти сразу же: из библиотеки послышался громкий голос мадам Пинс и Алекс покачал головой, поняв в чём дело. Наступил пугавший многих студентов час возврата книг — он же час расплаты. В толпе показалась взъерошенная макушка Ремуса — вот уж кому не было нужды нервничать, а неподалёку обнаружился и подпиравший стенку Джеймс с самым беззаботным выражением лица. Алекс бы на его месте либо нервничал, либо тянул с расстрелом как можно дольше. Недооценивать любовь и способность мадам Пинс постоять за свои пыльные детища не стоило недооценивать.

Мародёры его даже не заметили, увлечённые разговором, да у Алекса и времени на них не было. Зато он понял, что они не причём, тем более что чувство чужого взгляда вернулось, щекоча нервы, будоража кровь и держа в постоянном напряжении. Прямо как догнавшее его прошлое.

Как и в предыдущие месяцы, невидимка ничем себя не выдал, не позволив себя обнаружить. Мог ли это быть Снейп? Увы, но в этом случае слизеринец, к облегчению Алекса больше не появляющийся в компании Сириуса, определённо был также не причём. Как жаль. Ему был нужен только повод.

Впрочем, то же касалось и Питера — тот сейчас был слишком занят тем, что преданно заглядывал в рот Джеймсу, влезая едва ли не по самые гланды. Ну прямо как в старые-добрые, полные наивного неведения времена.

Глядя на эту картину и испытывая острое déjà vu — ведь было! это и с ним было в той, другой жизни! — Алекс чувствовал себя бесконечно старым. А ещё хотелось чего-то, чего он пока сам не мог объяснить даже самому себе. Или признаться себе в своём желании? Проще спросить зеркало. Поэтому Алекс, в лучших традициях не любившего самокопания Сириуса, отметив краем сознания, кто был сегодня, когда это нервирующее его ощущение возникло снова, сосредоточился на главном: стать как можно незаметнее на предстоящем совещании преподавателей, тем более что к нему вроде бы никаких нареканий быть не должно было. Старая привычка.

Больше он не оборачивался.

Что ж, возможно это было к лучшему.

По крайней мере, не было больше нужды притворяться чужим и прятать взгляд тому, кто с таким тщанием, но без злого умысла неотступно следовал за Уайтом.

Да, таков на самом деле был этот назойливый преследователь. Всего лишь обычный мальчишка. Неизвестный, невзрачный, не выделяющийся — серый, безликий человек в разношёрстной толпе. Не обычный.

Казалось, будто он постоянно находится в анимальной слепой зоне или же все поголовно обитатели замка — и Алекс не исключение — вдруг одновременно и очень избирательно ослепли: никто не обращал на него внимания, пока тот сам сознательно не решал привлечь его к себе.

Даже декан факультета, Минерва МакГонагалл, не смогла бы с полной уверенностью сказать, что этот никогда не выступающий на уроках, но никогда не затягивающий с выполнением задания парень учится в Хогвартсе уже седьмой год.

Дальше больше — как давно он в Хогвартсе не смогли бы, не задумавшись, сказать не только учителя или студенты, но и его же однокурсники-гриффиндорцы.

Нет, всё же назвать его «всего лишь мальчишкой» было бы слишком опрометчиво: чересчур много вопросов и неувязок было связано с его появлением в школе. Пролить свет на этот вопрос смог бы разве что Дамблдор, да сам гриффиндорец. Но это было не в интересах последнего, а директор и прежде не торопился разглашать то, что было известно ему одному. И, конечно же, никто кроме этих двоих, да еще, пожалуй, Плаксы Миртл не знал, что с тех пор как в Хогвартсе появился этот таинственный студент, мифическая Тайная Комната снова была открыта. Равно как никто не обратил внимания на появление в кабинете директора не менее мифического меча, вскоре, однако, исчезнувшего. Обрётшего нового владельца?..

Миртл заливалась слезами в одиночестве и молчала, страдая, что не с кем поделиться своим знанием.

Новый-старый ученик оказался на редкость нерадивым и нередко надолго пропадал из Хогвартса, всегда возвращаясь к занятиям по ЗоТИ.

Странный гриффиндорец с равным вниманием наблюдал как за Алексом Уайтом, нервно ёжившимся под взглядом, которым тот провожал его спину, так и за своими однокурсниками — теми, кого он никогда не видел и теми, кого он никогда не знал. В отличие от натасканного бегами Алекса, никто из Мародёров — в первую очередь именно их — не чувствовал повышенного внимания к своим персонам. Но те, скорее, просто были привычны к этому.

Впрочем, он просто наблюдал, не предпринимая никаких попыток сблизиться с объектами своего внимания. Равно как и со всеми остальными. И не сказать, чтобы ему не хотелось, как и всем, просто общаться со сверстниками — возможность наверстать то, чего он во многом был лишён ранее. Просто, возможно, слишком серьёзный, почти больной взгляд покрасневших из-за бессонницы голубых глаз невольно отпугивал находчивых доброжелателей. Это было к лучшему, так что он почти не жалел. Всё к лучшему. Привыкнуть думать именно так, внушить себе, впаять в подкорку было легко.

Всего лишь волшебник.

Всего лишь гриффиндорец.

Всего лишь тот, кто влюблён в девушку и хочет к ней вернуться.

Всего лишь тот, кто давно расставил приоритеты и знает, что вернуться уже не получится.

Всего лишь Гарри Поттер.

* * *

Ночь наступила нескоро, постепенно спускаясь и окутывая всё густой чёрной пеленой, незаметно скрыв от глаз очертания деревьев и башенных шпилей. В Хогсмиде зажглись огни.

Ну, Северус ничего этого не видел, да и вряд ли такого как он увлекло бы разглядывание наступающих сумерек. Свободного времени теперь было слишком много: занятия и экзамены остались позади, забытые как страшный сон и всё ещё было немного тошно от настигшего почти сразу понимания — без ставшего привычным видения узкоплечей фигуры Блэка чуть впереди ему немного одиноко. Слишком много времени, чтобы думать. Северусу было совершенно нечем себя занять. Даже элементарная эссенция Мартлапа, приготовлением которой он попытался себя занять, вдруг оказалась чересчур сложной, и ещё до того как прежде чем пришла пора через три минуты после начала кипения добавить в котёл любезно предоставленные Выручай-комнатой замаринованные щупальца, раствор принялся испускать высокотоксичные пары. Так что с того незадавшегося эксперимента он временно завязал с зельями, и сам будучи в шоке от собственного провала.

В слизеринской гостиной уже не топили, да и в остальных тоже, если только Гриффиндор снова чем-то не отличился, и тепло в комнатах теперь поддерживалось исключительно за счёт эльфийской магии.

Регулус пытался было к нему подкатить, очевидно, с очередной просьбой: братец Сириуса оказался тем ещё кобелём, даром, что в отличие от старшего ничем особенным не выделялся, но Северус сегодня был не в настроении и в ударе, так что чтобы прогнать того хватило всего пары слов и правильно истолкованного взгляда исподлобья. Так что иногда Северус всё же жалел ещё и о том, что Регулус, во многом подражавший старшему брату, не последовал его примеру и в этот раз, максимально сведя общение к минимуму.

Время тянулось невыносимо долго в охватившем его напряжении. Северусу, в конечном счёте, до самой ночи так и не удалось сосредоточиться на глядящих на него строчках. А кто-нибудь задумывался, что может прочесть книга в том, кто читает её?..

Слизеринец встряхнулся и захлопнул ни в чём не повинную энциклопедию, гоня прочь нежданную паранойю. Возможно, имей он дело с книгой из Запретной Библиотеки, его страхи и опасения были бы и не напрасны. В конце концов, кто знает, на что ещё способны спрятанные там от студентов книги, помимо того, чтобы дурным голосом оповещать весь замок о покушающихся на их отнюдь не девственно чистые страницы. Возможно, Северус и перегибал палку, но волноваться в свете предстоящей вылазки далеко за территорию Хогвартса и впрямь стоило. К тому же поддерживало и так уставшее сознание в тонусе.

Блэка после окончания дневных занятий он больше не видел — в гостиную тот так и не вернулся, очевидно, предпочтя компанию гриффиндорцев. Что ж, так было даже лучше. Впрочем, даже будь Блэк здесь, вряд ли бы его теперь заинтересовало, куда посреди ночи направился его кровный недруг. С другой стороны, проследить за ним ему бы это не помешало.

Огонь в камине уже прогорел, только потрескивали время от времени в каменном нутре сухие дрова, когда сонные студенты начали расходиться по своим спальням — к тому времени на часах было уже почти два, и Северус и сам едва давил зевоту, неподвижно глядя на огонь.

Таких же бодрствующих студентов как он осталось лишь четверо, да и те были слишком уж увлечены игрой в покер, чтобы заметить прокравшуюся мимо них фигуру. Кажется, Эйвери усиленно разорял своих приятелей, подзадоривая тех ко всё большим ставкам обидным смехом.

Выбраться из замка было несложно — не одни Мародёры могли похвастаться знанием потайных ходов и проходов, а уж ненадолго отбить обоняние встретившейся на пути миссис Норрис и отвести глаза Филчу совершенно не требовало усилий.

До имения Япета Лестрейнджа, великодушно пожертвовавшего его на нужды Тёмного Лорда Северус добрался в считанные минуты — нельзя не признать, сколь бы абсурдно жесток не был Волан-де-Морт, гениальность изобретения Тёмной Метки невозможно было отрицать.

Что уж греха таить — Северуса ещё до своего непродуманного толком и импульсивного вступления в ряды Пожирателей Смерти — это ж надо было придумать! Потащиться вслед за Блэком! — восхищали некоторые изобретения Тёмного Лорда. Те, о которых знали и о которых втихомолку перешёптывались не понимающие их истинного значения старшие слизеринцы.

И хоть теперь, после более близкого знакомства с методами Лорда к былому восхищению добавился и страх, и лёгкая брезгливость, когда, покорно целуя бледную узкую ладонь губы ощущали под тонкой пергаментной кожей что-то похожее на чешую, Северус не оставил попыток повторить достижения своего Господина. Другое дело, что если при Блэке он об этом просто не заикался, то при Дамблдоре приходилось с двойным упорством держать идущие трещинами щиты.

Он никогда не был таким же ребёнком как все, отличаясь даже от детей волшебников, да и, пожалуй, искренне оскорблялся, если взрослые считали иначе. Благодаря отцу, ранней смерти матери и заботам деда он рано повзрослел, но по-настоящему взрослым Северус осознал себя когда ударив Сириуса, на щеке того остался кровавый отпечаток его ладони. Вот когда пришло осознание. Только вот поздно.

Домовик, встретивший его у ворот, нервничая и заискивая перед гостем господина, проводил его к имению, оставляя в превратившейся в мутное месиво грязи неглубокие следы босых ног. Северус проследовал за ним, отстранённо наблюдая за тем, как натягивается на острых лопатках семенящего впереди домовика тонкая чистая наволочка с фамильным гербом Лестрейнджей и, чувствуя, как с каждым приближающим его к имению шагом всё сильнее становится осознание, что так же просто уйти ему не удастся.

Оказавшись в зале среди множества укутанных плащами как тьмой фигур, Северус на мгновение замер, осматриваясь, и сдвинулся с места только получив ощутимый толчок в плечо. Домовик уже исчез, исполнив возложенные на него обязанности, и в толкнувшем его Северус не без труда узнал однокурсника — одного из тех шестерых, что получили Метку в один день вместе с ним.

Факелы в углах сильно чадили, но создавалось впечатление, что это никого не беспокоит. В мантии было душно и жарко, и Северус едва не потянулся ослабить сдавливающий горло тугой воротник, но торопливо отдёрнул руку, поймав на себе напряжённый взгляд Рудольфуса. Маски масками, но при должном внимании узнать старых знакомых не представляло труда. Они не виделись с тех пор, как тот окончил Хогвартс, да и прежде не были слишком хорошо знакомы, но сейчас Северус был тому почти благодарен за своевременную подсказку. Упасть лицом в грязь у всего Внешнего, а то — кто знает — и Внутреннего круга было бы немыслимо. И скорее всего фатально.

Большинство из них прятали лица под капюшонами, хотя не узнать некоторых было невозможно. Сам Северус тоже был в маске, тогда как несколько новичков, недавно прошедших церемонию посвящения, стояли с неприкрытыми лицами и почти все взгляды сейчас были прикованы только к ним.

Негромкие перешёптывания переговаривающихся между собой Пожирателей отдавались бессвязным эхом и лёгким гулом в углах несуразно большой и пустой залы, единственным убранством которой было что-то похожее на трон, установленный на массивный каменный помост так, что казалось, будто они сделаны из одной глыбы. О том, так ли это здесь знало лишь трое человек, и один из них человеком уже не был.

Украдкой разглядывая и прислушиваясь к незнакомым голосам, среди которых звучали и знакомые нотки, Северус сам не заметил, как впервые пропустил миг, когда всё стихло и мимо, почти коснувшись рукавом его плеча, прошествовал сам виновник торжества — Тёмный Лорд. И спохватился слишком поздно — только когда тот прошелестел рядом, скосив взгляд лишённых ресниц глаз на того единственного, кто не склонил перед ним колен, тем самым готовый потерять голову.

Северус поторопился исправить свой промах, неловко бухнувшись на колени в одной шеренге вместе с новоприбывшими претендентами на личную Метку Лорда, но было уже поздно. Внимание, ради которого он сюда пришёл — без вызова, незваным, поставив на кон самого себя, он уже привлёк. Не тем способом, каким хотел, но сделал это. Теперь нужно было только одно. Выдержать. И выжить.

Все Пожиратели новички замерли как кролики под действием гипнотизирующего змеиного взгляда синих глаз, в которых, то разгораясь алыми искрами, а то гаснув, как потухшие уголья, таилось что-то ещё, что пока было за гранью их понимания. Северус, и сам ощущая, как пересохло горло и свело напряжением низ живота, чувствуя чужой страх и благоговение, стремительно выстраивал пока ещё шаткие блоки, укрепляя их всеми доступными ему опорами.

Северус смотрел на своего Господина и к твёрдости уже принятого решения примешивалась лёгкая горечь от того, что если Лорд не поделится знаниями со своими слугами, то достичь того же после его смерти будет нелегко.

Собственные мысли, чёткие и ровные, как только что разрубленное топором полено, уже привычно скрывались за пролёгшей через сознание бурной рекой со множеством излучин и шумевших среди камней водопадов, а вдоль берегов, утопая в крепкой цементной кладке, возводились мощные кирпичные стены. Цемент застывал быстро, накрепко скрепляя и пряча уязвимые трещины-места.

Такую стену не так просто разрушить, а реку не переплыть ни кроссом, ни брассом. По ней можно только спуститься на байдарке в редкие мгновения затишья.

Пока Северус не чувствовал никакого напора — и не потому, что не мог, но заранее сформированный образ держал наготове.

— Подойди, — повелел Лорд, устроившись на своём троне. Северус ни на миг не усомнился, кому были предназначены эти слова, и когда от Тёмного Лорда его отделало уже не более пяти шагов, он гибко опустился на колени, скользнув взглядом по неподвижно лежащей на ручке трона изящной ладони с крупным перстнем, который в прошлый раз все они целовали, почитая это за милость. Сейчас каменный пол холодил колени, а внутри разливалось какое-то тепло. Ощущение, похожее на азарт. Более близкое к безумию. Северус поморщился, привычно скрыв гримасу за занавесью жирных волос: мантия на коленях сбилась, и теперь складки и холод создавали массу неприятных ощущений.

— Северус Снейп, полукровка, юный гений Слизерина, — прошелестел, глядя на него сверху вниз Тёмный Лорд. — Я не звал тебя сегодня.

Северус опустил взгляд в пол, избегая зрительного контакта. Стена стояла надёжно, а река текла не потревоженной, мирно неся стекающие с самых гор ледяные воды.

— Прошу простить мне мою наглость, Повелитель, но я посмел явиться незваным лишь потому, что у меня были вести, которые не терпели отлагательств, — почтительно склонил голову Северус, не позволяя дрожащей улыбке тронуть тонкие губы. Вместо этого у него дрожат колени.

Он готов.

— Я хочу сообщить о предательстве.

Тёмный Лорд меняется в лице сразу же. Исчезает, стекает с узкого лица, как растаявшая маска, лёгкая снисходительность, подменяясь жёсткостью.

— Говори, — резко бросил тот, усиливая хватку на резных ручках трона. Каменные завитки впились в сухую кожу, отчётливо отпечатавшись до красноты.

Ноют от холода колени, каждое слово царапает горло множеством мелких иголок. Северус говорит не замолкая, рассказывает — всё. Правда, как грязь с выжатой досуха половой тряпки, стекает с его языка бездумно и легко. Ему не видно других Пожирателей, они все стоят за его спиной, ещё в десятке шагов от него и Лорда. Им не слышно ни звука, и даже те, что могли бы прочесть по губам, лишены этой возможности. Это похоже на тот раз, когда Лорд, одной рукой крепко обхватив его запястье, палочкой зажёг на его левом предплечье Тёмную Метку. Взгляды в спину, слабость в не держащих ногах и подгибающихся коленях и лёгкий зуд от накрывшего их антизвукового купола. Всё точно так же.

— Значит, говоришь, Сириус Блэк меня предал, за моей спиной перейдя на сторону Дамблдора? — подперев подбородок ладонью, повторил тот, полуприкрыв глаза. Тонкие, все в прожилках веки натянулись, пряча разлившийся по глазному яблоку яростный алый туман.

— Да, Повелитель. Если нужно, я могу собрать все необходимые вам доказательства, — кивнул Северус. План обретал силу и плоть. Задуманная ложь и правда, будто коктейль, сделанный неумелым новичком, мешались в одном бокале, уже ставшие неотличимыми одно от другого. Тёмный Лорд верил — Северус чувствовал, как тот снова и снова пробует на крепость выстроенную им стену, словно накатывающий волна за волной прибой, и каждый раз отступает. И поэтому Северус тоже — верил.

— Неплохо. Очень неплохо, — после долгой, казавшейся бесконечной, паузы, подал голос Лорд. — Ты учёл всё, кроме одного.

Слизеринец промолчал, глядя на того снизу вверх и не смея задать вопроса из страха перебить своего Господина. Тонкие губы растянулись в узкую довольную щель.

— Мне уже давно известно о предательстве твоего друга.

И вот теперь наваливается — внезапно, разом. Страх скручивает жилы, будто кто-то запустил пальцы внутрь и копается в животе, проворачивая в склизких внутренностях раскалённые щипцы. Металл шипит, и в горле першит от вони горящей плоти. Северус чувствует, как крошатся, превращаясь в шелуху, только что нерушимые стены. Сквозь ширящиеся трещины бьют маленькие фонтанчики. Он взял себя в руки почти сразу же, но всё равно, теперь оставалось лишь гадать, как много прорвалось через опущенные на миг укрепления и как глубоко успели погрузиться в тронутую вязкой прилипчивой чернотой муть пронырливые щупальца.

— Выходит, это у тебя я должен спрашивать, как так вышло, что юный Блэк вообще пришёл ко мне, — усмехнулся, глядя на слизеринца Волан-де-Морт.

Северусу, изо всех сил пытающемуся разгадать, чем же на этот раз грозит ему эта усмешка, показалось, что Лорд скорее доволен сложившейся ситуацией. Впрочем, нередко это состояние быстро сменялось сильным гневом, и избави Мерлин ему в этот миг оказаться поблизости.

— Вы правы, мой Господин, — кивнул он. Прядь отведённых назад волос соскользнула на лоб, и Северус исподтишка незаметно попытался её сдуть, не смея привлечь ещё большее внимание Лорда резкими движениями. Бешеной собаке нельзя смотреть в глаза. И бежать тоже нельзя. Увы, у Северуса нет такой палки, которая могла бы отогнать Лорда. — Это моя заслуга.

Северус замолчал, переводя дыхание и чувствуя, как свело горло от долгого разговора. В последнее время он успел от такого отвыкнуть. Тёмный Лорд не сказал ни слова, обдумывая услышанное и с некоторым сомнением глядя на всё ещё коленопреклонённого слизеринца сощуренными глазами.

— Интересная история, — наконец промолвил он.

На лице Волан-де-Морта ничего не отразилось, но Северус сразу же почувствовал, как что-то чужеродное и потому опасное царапнуло стену снаружи. Легко, неуловимо, ещё не прорываясь внутрь тараном, а только пробуя — не собственные силы, а крепость стены. Северуса.

Но ведь всякому известно: если на шкафу есть замок, то значит в нём есть и скелеты. И оттого желание распахнуть перевитые цепью дверцы сильнее вдвойне. Поэтому Северус отпирает его сам. Распахивает — себя, пропускает с бьющими через щели в стене фонтанчиками воспоминания о душной комнате, о темноте, об огне под котлом и кипящим зелье на самом дне. Где воспоминания там и чувства, смутные и поблёкшие, но всё ещё явственные и не забывшиеся. Собственная злость, ярость, торжество и, наконец, недоумение. Яркой краской окрашен тот день, когда Шляпа громко проорала «Слизерин», а Северус вместе со всеми пялился в прямую как доска спину Блэка, когда тот передавал её из рук в руки Филчу и твёрдым чеканным шагом шёл к их столу. Следующий эпизод он хотел оставить себе, но виски внезапно будто прошило раскаленной иглой и Лорд не оставил ему выбора. Северус, сжав зубы, уткнулся лицом в локоть, пережидая приступ боли.

Раздался какой-то скрежет и хруст, словно камень, из которого состояла выстроенная им стена, крошился наяву, и только когда боль чуть утихла, больше не разрывая сознание на пылающие огнём части, Северус понял, что это был скрежет его зубов. Он вытер идущую из носа кровь, стекающую по губам и дальше — на подбородок и по шее прямо на воротник мантии, выпрямился, прерывисто дыша, и взглянул на Лорда.

На лице тёмного волшебника застыло что-то непонятное, что Северус, даже не подозревая, насколько он близок к истине, про себя назвал страхом. Но разве в его воспоминаниях — в тех, что он показал сам и в тех, что, воспользовавшись его слабостью, вытащил наружу Лорд, могло быть что-то такое, что могло бы так его напугать? Разве что там было что-то, что сам он не смог понять.

«— Давай, ты же можешь лучше!..»

Да нет, не может быть! С чего бы?..

Северус понятия не имеет, как много известно Лорду, но он догадывается от кого. Как и о том, благодаря кому это стало возможно. Он лжёт как дышит, как канатоходец, покачиваясь, идущий по тонкому тросу под крышей цирка. И зал далеко внизу тоже молчит.

По спине течёт холодный пот, противно липнет к телу мокрая подмышками рубашка и он еле сдерживается от того, чтобы не облизнуть сухие, искусанные, все в старых шрамиках губы. Он не нервничает, он десятки раз повторил себе свою историю так, что и сам в неё поверил, и теперь каждое слово действительно — правда. Северус готов даже поклясться. Тёмный Лорд тоже видит это: не читает в сознании, но чувствует лихую, жертвенную готовность принести во имя его Нерушимую клятву.

— В этом нет нужды, я тебе верю, — покачал головой тот, и, обозрев внимательно ловивших каждое его слово Пожирателей, снова взглянул на дышащего через раз Северуса. — Япет, разгони это стадо, — распорядился он. — На сегодня это всё.

В ответ на это одна из закутанных в мантию, как рыцарь в латы, фигур почтительно склонилась в неглубоком поклоне. Лейстрейндж был готов услужить своему Господину.

Северус, сам не свой от отчаяния, снова спрятал лицо за спутанной пеленой волос. Всё так просто, что даже смешно.

— Идём, — это уже снова к Северусу, больше не отвлекаясь на переглядывающихся и ропщущих Пожирателей. — Поговорим в моём кабинете, я хочу услышать больше, — и сразу же поднялся. Подол мантии смахнул из-под трона завалявшуюся там старую пыль, и Лорд нахмурился. Вместе с ним нахмурился и Япет Лейстрейндж — один из немногих Пожирателей, занимавших настолько высокое положение в обществе, и всё равно не считавших нужным скрывать разделяемые ими идеи. Только непонятно было, чем именно недоволен чистокровный: плохой работой домовых эльфов, или же на самом деле расставание со своим кабинетом прошло для него куда болезненнее, чем со всем поместьем?

По коридорам, уводящим прочь из залы вглубь поместья, Северус следует не отставая. Его не интересуют расписанные потолки, как и старинные гравюры на стенах. Он идёт за своим Господином. Он думает, будто знает, на что идёт.

Волан-де-Морт не испытывает надобности в ключе: кабинет оказывается даже не заперт. Так Северус оказался переступающим порог места, где довелось побывать не каждому. Ему бы и не хотелось повторения.

Здесь, как ни странно, было куда светлее, чем в освещённой десятками факелов зале, и Северус даже на миг оторопел от неожиданности. Стереотипы, ничего не поделаешь.

Багрово-алые стены — будто их окатили ведром с кровью или маггловской красной краской, наводили на мысль, что либо здесь раньше жил и работал маньяк (каковым ни Япет Лейстрейндж, ни его сыновья не являлись), либо что для бывшего хозяина кабинета не имела значения считавшаяся традиционной принадлежность этого цвета Гриффиндору.

От пропустившего его вперёд Лорда это не укрылось, но вместо гнева вылилось в удовлетворённую улыбку. Тёмный Лорд, как бы предсказуем он на самом деле не был, любил удивлять и не оправдывать ожидания своих слуг. Высокие длинные, источавшие лёгкий пряный аромат корицы свечи горели ярко и ровно, без чадящей копоти и стекающих на полированный старый дубовый стол восковых лужиц. Зачарованное окно вместо всамделишной ночи показывало раннее утро: кажется, где-то в горах, которые Северус не сумел узнать. Наверное, и горы, снежные вершины которых уже расцветили, окрасив в белое золото солнечные лучи, тоже были зачарованные. Даже особо не вглядываясь в мерцавшее неестественной глубиной окно, Северус без усилий смог разглядеть замершего перед прыжком на краю утёса горного козла. Тот не мог их видеть, но будто чувствуя, что за ним наблюдают, повернул увенчанную витыми рогами голову в их сторону, блестя чёрными глазами.

— Нравится? — спросил из-за плеча позабытый Тёмный Лорд, и Северус вздрогнул, вспомнив о стенах. Козёл тряхнул головой и сорвался с места в рискованной прыжке, в считанные секунды скрывшись за выдававшейся вперёд отвесной скалой. Слизеринец, уже потеряв прежний интерес, проследил, как снег из-под копыт тонкой струйкой осыпался в черневшую внизу пропасть.

— У вас отличное чувство вкуса, мой Лорд, — отозвался Северус. Он не солгал, но где был вкус Лорда, когда он ставил им свои Метки, будто клеймил тупое стадо козлов. Опытный пастух, сыгравший на их тщеславии и пороках. Не пастух — крысолов с волшебной свирелью.

Ответ Лорду пришёлся по душе: по крайней мере, в том, что Северус счёл ещё одной улыбкой, не было недовольства. Хороший знак?

— Присаживайся, — кивнул тот в сторону кресла. Северус шагнул мимо Лорда и невзначай задел того плечом и в тот же миг ощутил аккуратное, почти незаметное ответное касание. Не тела — разума. Река покрылась рябью.

Река плещется, бросая стальные волны на обкатанные годами, ветром и водами камни. Вода в реке мутная, сколько не вглядывайся сидя на берегу — вряд ли сумеешь различить каменистое дно, устланное мягким илом. Но иногда поверхность, словно всплывшими водорослями, расчерчивается тёмными пятнами. Северус не видит этого: он спрятал реку не только от других, но и от себя. Он не видит и не знает, что это уже давшие о себе знать всходы Тёмной магии. Это его начало. И начало его пути. Лорд этого не видит тоже: стена крепка, но как дикий лев, нежащийся в кругу своей стаи, он чует присутствие ступившего на его территорию чужака. Чужак пока что ещё совсем юный и неопытный львёнок, не умеющий охотиться и с боем добывать себе пропитание, но старый лев уже чует опасность. Двум царям зверей не ужиться рядом в одной саванне.

Лорд чувствует, что нужно что-то предпринять, но вместо того, чтобы перегрызть глядящему на него львёнку горло пока может, он решает, что кого-то столь похожего на него нужно держать рядом — и смотреть в оба. Но вместе с опасением Лорд чувствует и иное: удовольствие.

«Он такой же как я, — думает он. — Он такой же как я, и Дамблдор проиграл дважды!» — злопамятно крутится в голове. Сдержать не ухмылку — смех не удаётся. Молодой львёнок удостоен немалой чести. Старый зверь поступил бы иначе с конкурентом, который в будущем вполне может стать тем, кто лишит его короны.

Тёмный Лорд не зверь, как бы далеко он не ушёл от человека в своих экспериментах, поэтому и он совершает ошибки. Чует молодую, тронутую Тёмной магией кровь, и вместо того, чтобы избавиться на похожего на него в детстве полукровку, делает наоборот. Он ошибается, но сейчас рядом с ним нет никого, кто бы понял фатальность этого решения. Северус сидит прямо перед ним, чинно сложив руки на коленях. Как есть ребёнок.

— Северус, мальчик мой, — собственнически говорит Лорд. А Северуса вдруг пробивает на молчаливый, глотаемый смех от этой нелепой и неосознанной пародии на Дамблдора. — Ты хорошо показал себя в служении мне, и у меня есть для тебя задание. Помирись со своим бывшим другом и разузнай, о чём говорит на собраниях Ордена этот старик директор, — планы Северуса не сильно отличаются от планов его Господина… и мириться нет нужды.

— Да, мой Лорд, — послушно откликаясь, пробубнил он. Кажется, на этот раз Лорд не услышал в его словах должного почтения, но отнёс это на нежелание снова иметь дело с предателем. Какой слепой и предсказуемый Лорд…

— Мне нужно знать, что им известно о моих планах на Хогвартс, — расщедрился на объяснения тот. — Я знаю, что рядом со мной есть предатель и я хочу знать, как близко он ко мне подобрался. Добудь мне имя, и ты получишь свою награду.

Его Темнейшество сипло вздохнул, на глазах напрягшегося слуги сковырнув краем затвердевшего ногтя натёкшую с узкого подсвечника лужицу воска.

— Я готов на всё ради вас, мой Лорд, — в глубокой почтительности склонился Северус, чувствуя скользящий по лицу липкий чужой взгляд. Во рту сухо и липко от лести, сладкой патокой вяжущей зубы. Но Лорд доволен.

Удалось.

Он дышит глубоко и медленно, с тяжёлыми хрипами где-то в груди, как закусившая удила загнанная лихим наездником лошадь.

Удалось?

Северус выходит из покоев Лорда пятясь, не смея повернуться спиной к своему Господину, и если бы кто-нибудь осмелился поджидать его за дверьми, он был бы устрашён улыбкой на лице на лице молодого слизеринца.

Удалось!

Северус всё ещё не знает сам себя, ему только предстоит всё понять и решить, как это когда-то сделал полукровный волшебник Том Реддл, выбравший путь, на котором у него нет ни чувств, ни различий между чёрным и белым: только ставшее всепоглощающим желание либо подчинить, либо сравнять с землёй весь мир. И одно не исключает второе.

Япет Лейстрейндж, проводив того задумчивым и внимательным взглядом, просто промолчал и войдя внутрь, плотно закрыл за собой дверь. Больше из кабинета не доносилось ни звука.

* * *

TBC...