По ту сторону... Часть 2. Против Судьбы (джен)

Глава 1. История Пожирателя, или Райден Эдвард Блэр.

Высокий мужчина – или женщина? – с ног до головы закутанный в чёрную мантию, одиноко сидел в самом отдалённом от двери углу и безразлично смотрел на льющий за окном дождь.

Подошедшая официантка замерла в ожидании заказа, не решаясь потревожить странного и пугающего её посетителя. Бар, в котором она работала уже почитай четыре месяца, славился постоянными дебошами, и в основном его посещали весьма опасные типы, но этот холодный незнакомец определённо мог заткнуть за пояс всех их вместе взятых.

Она переступила с ноги на ногу и тихо, страшась отвлечь того от чего-то очень для него важного, максимально вежливо поинтересовалась:

— Вы будете что-нибудь заказывать, сэр?

Мужчина медленно повернулся к ней и в полном молчании склонил голову набок, прекрасно осознавая, как это действует людям на нервы, и девушка мысленно возблагодарила Бога за то, что из-за капюшона не может увидеть его лица. Люди с такими манерами, как у этого посетителя, никогда ничего не делали просто так, и юная официантка не сомневалась, что если бы ей довелось увидеть хоть краешек его лица, её бы ждала неминуемая смерть.

— Да. Будьте любезны. Кофе. Чёрный. Без сливок, но с сахаром, – незнакомец говорил чёткими рублеными фразами, и девушка, поспешно записав заказ в блокнот, почти бегом кинулась обратно к прилавку, унося так и стоявшую перед глазами картину длинных – как ноги у паука – белых пальцев, ожесточённо и требовательно барабанящих по столу.

Мужчина задумчиво проследил за ней взглядом, видя, как девушка изо всех сил старается идти, привлекая к себе как можно меньше внимания, но всё равно продолжая заманчиво вилять бёдрами.

— Она конечно милашка, Блэр, но развлекаться будешь после того, как мы обсудим наше дело, – бесцеремонно усевшийся за его столик и вальяжно закинувший ногу на ногу, длинноволосый мужчина довольно улыбнулся, увидев, как едва заметно вздрогнул его таинственный собеседник.

Капюшон шевельнулся в такт движению головы.

— Эффектно, Блэк. Или мне лучше звать тебя Уайтом? Долго думал, выбирая себе новое имя?

Алекс усмехнулся, сложив перед собой руки.

— Не очень.

— Очевидно. Ты опоздал.

На дворе был конец лета, и в Лондоне как всегда царствовал бесконечный серый туман и, как следствие, всем давно опротивевшие дожди. Прежде чем встретиться в этом забытом Богом и Мерлином месте, – Алекс брезгливо посмотрел на заляпанную поверхность стола и поспешно убрал руки, – они три долгих месяца вели переговоры, которые весьма затянулись из-за того, что один ничуть не желал очутиться в компании Пожирателей, а второй, соответственно, – членов Ордена Феникса.

— Любишь злачные места, Блэр? Сними капюшон, ты и так здесь свой.

— Во-первых, Уайт, здесь я, по крайней мере, уверен, что наш разговор не подслушает братец твоего Дамблдора, а во-вторых, я не намерен рисковать и светить своё лицо. Репутации Алекса Уайта ничего не грозит, а вот Райден Блэр может серьёзно пострадать, если его увидят спокойно беседующим с одним из членов Ордена.

— А посему лучше не затягивать с нашей милой беседой и перейти сразу к делу, – сверкнул зубами в полумраке задымлённого помещения Алекс, но оба мага не произнесли ни слова, пока подошедшая к ним сухая и прямая, как палка, официантка расставляла на столике их скромный заказ: чёрный кофе для Блэра и виски для Алекса. Райден криво усмехнулся, заметив, что принимавшая его заказ симпатичная молодая официантка обслуживает столики на другой половине бара.

— Забавно…

Им обоим хотелось поскорее со всем разобраться и разойтись каждый своей дорогой, и от того действия немолодой официантки казались просто издевательски ленивыми, и когда женщина всё так же неторопливо отошла от их столика, оба мужчины с облегчением вздохнули и тут же снова насторожились, по-прежнему ни на йоту не веря друг другу. И правильно делая.

Райден удивлённо приподнял правую бровь, заметив направленный на себя внимательный взгляд Алекса.

— В чём дело?

— А ты постарел… – по лицу анимага ничего нельзя было прочесть, но вот в голосе всё равно звучали едва уловимые злорадствующие нотки.

— Ничего страшного. Тебя, Уайт, соседство с дементорами тоже не украсило.

Алекс неприязненно дёрнул краем рта, если и не признавая поражения, то, по крайней мере, временно отказываясь от продолжения словесной баталии.

— Кажется, мы собирались перейти к делу, – скупо произнёс он. – Я согласился и пришёл на встречу, на которой ты так настаивал, Блэр. Что дальше? Что такого особенного ты хотел мне предложить?

— То, в чём вы сейчас нуждаетесь больше всего. Помощь.

Ещё одна официантка медленно проплыла мимо, прижимая к груди заполненный грязной посудой поднос, но Алекс не обратил на неё внимания, не отводя взгляда от глаз противника. Блэр был спокоен и уверен в своих словах, и Алекс, пусть он разбирался в людях и не так хорошо, как Ремус или Дамблдор, почему-то подозревал, что тот говорит правду.

— Ты же не думаешь, что я поверю тебе на слово?

— Я сделаю лучше, – Блэр, сверкая глазами, возбуждёно подался вперёд. – Я покажу тебе свои воспоминания.

* * *

14 июня 1979 года.

Секундная стрелка якобы водонепроницаемых часов в последний раз судорожно дёрнулась и замерла, так и не завершив полный круг.

Дождь накрапывал со всё большей силой, и немногочисленные, решившиеся выйти на улицу в обещанный метеорологами ураган прохожие изо всех сил стремились поскорее убраться в тёплый уют дома с грязной и мокрой дороги. В кои-то веки прогноз погоды оказался верным: ветер невиданной силы мог запросто свалить с ног крупного мужчину, но даже всевидящему и всезнающему ветру было не по силам сдвинуть с места стоявшую посреди дороги странно одетую троицу.

— Чёрт! – без особой надежды постучав аккуратно подрезанным ногтем по ставшим бесполезными часам, измученно выругался невысокий плотный мужчина. – Ну почему так не везёт именно мне?!

— Карма у тебя такая, – немедленно отозвалась стоявшая в центре женщина, напряжённо вглядываясь вдаль и кутаясь в тёплую, меховую мантию.

— Хватит жаловаться, Амикус, – также глядя на дорогу, сухо произнёс их третий спутник и, увидев, что тот потянулся за палочкой, мгновенно напрягшись, приказал:

— Даже не вздумай! Хочешь, чтобы нас засекли?

Амикус лишь вздохнул и, глянув на не прекращавшую напрягать зрение сестру, последовал примеру своих спутников.

Дорога была пуста – никаких старушек и никаких мальчишек, играющих на улице в футбол: Дин знал это совершенно точно и, тем не менее, что-то отчётливо было не так. Покосившись на спящего на соседнем сиденье брата, он продолжил всматриваться в извивающуюся чёрной змеёй дорогу, но не видел ничего, кроме клубящегося в свете фар тумана.

Вдруг руки сами собой крутанули руль и машина, отчаянно взвизгнув, вильнула в сторону. Как только ему удалось выровнять сошедший с ума автомобиль и успокоить колотящееся где-то в районе горла сердце, Дин обернулся назад и – он мог бы поклясться в этом на Библии! – успел увидеть, как кривятся в презрительной гримасе тонкие губы мгновенно исчезнувшей в тумане красивой женщины.

— Дин! В чём дело?! – хрипя спросонья и потирая разбитый лоб, испуганно поинтересовался проснувшийся от удара младший брат.

— Ни в чём, – не в силах оторвать глаз от места, где растаяла чуть не погубившая их обоих женщина, лаконично ответил он, а затем, потерев покрасневшие от усталости глаза, спросил:

— Сэм, может, теперь ты сядешь за руль?

Алекто сплюнула и грязно выругалась, глядя вслед удалявшейся от них чёрной Импале.

— Грязный маггл! – оскалившись, прошипела она, пытаясь мокрыми руками очистить забрызганную грязью мантию. – И что мне теперь с этим всем делать?! Без палочки?!

Мужчины, старательно скрывая ухмылки, понимающе переглянулись.

— И не смейте скалиться! Иначе останетесь здесь ждать авроров без меня!

— Какой идиот предложил ждать на дороге? – себе под нос пробормотал Амикус, пританцовывая на месте в тщетной попытке согреться.

— Тебе напомнить? – оживился второй мужчина, поправляя капюшон мантии. – Или ты считаешь себя вправе обсуждать приказы Лорда?

— Что?! НЕТ!!! – сообразив, что именно он сказал, тут же пошёл на попятный Амикус, в ужасе уставившись на своего соратника. – Я не это имел в виду, ты же знаешь!

Мужчина хмыкнул.

— Хватит вам! – вдруг рявкнула женщина, заставив одинокого прохожего изумлённо заозираться по сторонам, а двух её собеседников удивлённо замереть на полуслове.

— Вы ведёте себя как два идиота! Стоите и препираетесь, вместо того чтобы действовать!

— То есть ты нам предлагаешь повыхватывать палочки и устроить здесь дуэль? – скептически осведомился Амикус у сестры. – Я считал тебя более здравомыслящей.

Прежде чем Алекто успела открыть рот для ответа, их третий спутник и товарищ по несчастью вдруг предупреждающе зашипел и указал на дорогу, по которой, с трудом различимый в ночном тумане, медленно ехал массивный фургон.

— Наконец-то, – едва слышно выдохнула Алекто, доставая из кармана палочку.

— Не смей ею колдовать раньше времени, – на всякий случай предупредил её брат. – Иначе сюда сбежится отборнейший отряд авроров во главе с Грюмом, и тогда втроём мы уже не справимся.

— Знаю, – коротко отрезала Алекто, надевая на лицо белую скалящуюся в улыбке маску. Мужчины молча последовали её примеру.

— Когда они приблизятся на достаточное расстояние, взрывайте асфальт, но помните: груз ни в коем случае не должен пострадать.

— Когда он узнает, как ты его назвал, он тебя убьёт, – нервно рассмеялся Амикус, мокрыми от дождя руками сжимая волшебную палочку.

— Меня нет, а вас – вполне возможно, – спокойно отозвался третий Пожиратель и, слегка прищурившись, принялся считать оставшиеся до столкновения метры. – Десять… девять… восемь... шесть… ПОРА!!

* * *

Радио неожиданно замолчало, оборвав передачу на самом интересном месте, и мужчина – опытный водитель, уже много лет подряд перевозивший заключенных из одной тюрьмы в другую, тихо выругался и принялся щёлкать кнопками в попытках поймать другую волну, но радио не выдавало ничего, кроме змеиного шипения.

— Что за чёрт? – недоумевающе вопросил сидящий справа от него охранник.

— Ну, в чём там ещё дело? – недовольно пробурчал он, отвлекаясь от дороги и краем глаза поглядывая на своего напарника.

— Рация вдруг отрубилась, – ответил тот, демонстрируя мерно гудящую трубку. – Одни помехи, а ведь буквально только что работала. Может… – голос рыжеволосого ирландца неожиданно сел от посетившего его страшного предположения. – Может, это то, о чём нас предупреждали? Они…

— Не думаю, – тут же возразил его более опытный напарник, но, судя по недоверчивому взгляду, который бросил на него мальчишка, это было сказано с излишней поспешностью. Впрочем, нервозность Рида можно было понять: восемь часов бесконечной и непрерывной езды по абсолютно пустому шоссе – несколько быстро промелькнувших легковушек не в счёт – с самым настоящим маньяком за спиной не лучшее времяпрепровождение даже для привыкшего к подобным поездкам человека. Он успокаивающе похлопал взвинченного приятеля по плечу.

— Успокойся, Рид. Скорее всего, просто она здесь не ловит, вот увидишь: через пару миль рация снова заработает. Вот приедем на место, сплавим этого ублюдка тамошним служакам, и ты сможешь позвонить жене…

Вдруг включившееся радио огласило кабину жутким воплем очередной поп-звезды и мужчины вздрогнули от неожиданности.

— Ну вот, а ты говоришь: они, они… – нервно рассмеялся водитель. – Ставлю свою зарплату, что и рация снова работает!

Выяснить это они не успели, так как в следующее мгновение земля вдруг пошла волнами, и туман расступился, открыв их взору три неподвижных человеческих фигуры.

Асфальт разлетелся на куски прямо перед колёсами, и машина, подброшенная мощным взрывом в воздух, перевернулась и, неумолимо надвигаясь, помчалась на людей.

Боб хотел закричать, чтобы те убирались с дороги, но все слова застряли в горле, когда он увидел, как один из этих мужчин вышел вперёд – прямо навстречу движущейся на них махине и… Искорёженный корпус тюремного фургона вздрогнул, а в следующее мгновение водитель понял, что машина остановилась – замерла всего в каких-то паре сантиметров от вытянутой ладони неизвестного мужчины. Сквозь многочисленные трещины, испещрившие лобовое стекло, Боб мог чётко разглядеть лицо нападавшего, а точнее то, под чем оно скрывалось. Белая, будто слоновая кость, маска в виде оскалившегося в предсмертной гримасе черепа в обрамлении чуть вьющихся от влажности иссиня-чёрных волос.

— Ну что вы стоите? Вытаскивайте его уже! У нас осталось всего семь минут до прибытия авроров! – отрывисто скомандовал «череп», и остальные его подручные тут же бросились выполнять приказ.

— Alohomora!

Массивный маггловский замок распался на части под действием заклинания, а Амикус и Алекто с палочками наизготовку замерли у дверей. Быстрый обмен взглядами, и в следующее мгновение во тьму фургона полетело сдвоенное Imperio.

Боб обречённо закрыл глаза, поняв, что его молодой напарник был прав с самого начала, и ОНИ пришли за НИМ. Он перевёл взгляд на лежащего без сознания Рида: по разбитому от сокрушающего столкновения с приборной панелью лбу обильным ручьём стекала кровь. Глаза охранника были закрыты, но Роберт с облегчением заметил, что тот всё ещё дышит.

Из конца фургона до него донёсся тихий лязг железа, чей-то стон и звук двух падающих тел. Боб закусил губу, сдерживая стон, и незаметно для НИХ попытался нашарить выпавшую во время аварии рацию.

Алекто удовлетворённо закивала, глядя, как Амикус левитирует из фургона тела оглушённых охранников.

— А это что за штуковина? – полюбопытствовал ненаглядный братец, кивая головой на чёрный предмет непонятного происхождения и назначения, который Алекто взяла из рук одного из тюремщиков. Та только пожала плечами и, больше не задумываясь над этим, отбросила неизвестный объект в соседнюю канаву.

— Это маггловский пистолет, – раздался из темноты фургона хриплый мужской голос, и Пожиратели замерли как по команде. – Что-то вроде наших Crucio и Avada Kedavra одновременно.

— Lumos!!

— Алекто, будь любезна, опусти палочку: свет слепит мне в глаза, – спокойно попросил всё тот же голос, и когда та, разглядев его обладателя, неохотно повиновалась, из фургона вышел высокий черноволосый мужчина: ещё совсем мальчишка – никак не больше 20-ти лет.

— Райден… – улыбнулась колдунья, приветствуя спасённого ими человека, ради которого и была затеяна вся эта операция. – Ты всегда отличался особой… ммм, – она замолчала, подбирая подходящее слово, – …эксцентричностью в выборе одежды, но в этот раз ты превзошёл сам себя.

Мужчина с лукавой усмешкой на бледном лице провёл руками по ярко-оранжевой тюремной робе, более чем выделявшейся среди облачённых в чёрные мантии Пожирателей.

— А по мне, так это то, что надо, – безмятежно произнёс он, пытаясь разглядеть под маской лицо стоявшего чуть поодаль третьего Пожирателя.

— Объясни мне, Блэр, – в неестественно чётком голосе слышалась едва сдерживаемая ярость, и тот сделал шаг вперёд, рывком снимая с себя маску. – Каким образом вышло так, что какому-то вшивому МАГГЛУ удалось вырубить чистокровного волшебника, вооружённого волшебной палочкой?!?!

— И тебе здравствуй, Северус, я тоже рад тебя видеть, – снисходительно улыбнулся тот, кого только что назвали Райденом Блэром. – Зато теперь я точно знаю, как называется та штуковина, из которой он в меня выстрелил. Это ПИС-ТО-ЛЕТ.

— Кретин, – развёл руками Снейп. – Я тебе и так мог это сказать, необязательно подставляться под пули.

— Хватит, – оборвал его Амикус и, оглядев произведённые ими разрушения, скупо добавил: – Нам пора уходить.

— Согласен, только верните мне мою палочку, – покачал головой Блэр и, когда вожделенный кусочек дерева лёг в дрожащую от нетерпения ладонь, с облегчением улыбнулся.

— Уходим.

Каждое движение давалось с трудом, но Боб, преодолев боль, всё же дотянулся до обнаруженной неподалёку рации.

— Помогите… кто-нибудь… помогите… пожалуйста…

— О! Какой сюрприз!! – прозвучал совсем рядом ликующий женский голос, и он медленно поднял голову, чтобы увидеть стоявшую перед ним очаровательную молодую женщину в чёрном плаще. Заботливо улыбнувшись Бобу, она опустилась на колени прямо в лужу и, словно забавляясь с очередной игрушкой, потрепала его по голове.

Роберт обомлел от ужаса, когда заметил то, что ускользнуло от него с самого начала: несмотря на непрекращающийся дождь, плащ женщины – точнее какой-то бесформенный балахон – оставался совершенно сухим.

— Знаешь, – в светло-карих глазах незнакомки загорелся странный огонёк, и Боб содрогнулся всем телом, когда та, прижавшись к нему грудью, возбуждающе глубоким голосом зашептала:

— Беллатрикс сумела бы заставить тебя испытать поистине незабываемые ощущения, но думаю, что и меня ты нескоро забудешь. До самой-самой смерти. Crucio!

По телу пробежала судорога, и Боб изогнулся от сотрясшей его боли. Осколки битого стекла впились в кожу, но в сравнении с тем, что сейчас происходило с его телом, это было похоже на безобидные комариные укусы.

— Сейчас не время для игр, Алекто! – сквозь шум в ушах донёсся до него злобный мужской голос, а затем женщина снова повернулась к нему лицом и деланно-печально улыбнулась.

— Что ж, – разочарованно вздохнула она. – Похоже, развлечься сегодня не получится. Avada Kedavra!!

Последнее, что Боб увидел, перед тем как его поглотила кромешная тьма – это смеющееся лицо его убийцы и указывающую на него какую-то длинную щепку, а затем его затопил пронзительно зелёный свет, и всё закончилось.

Роберт Эткинс умер, так и не дождавшись наступления рассвета.

Новая игрушка Алекто прослужила недолго.

* * *

Авроры появились на месте происшествия ровно 420 секунд спустя после первого заклинания, использованного Пожирателями, чтобы остановить тюремный фургон.

Аппарировавший рядом с трупом молодой мужчина, не выпуская из рук волшебной палочки, быстро огляделся по сторонам, но нападавших уже не было.

— Будь всё проклято! Опоздали! – аврор сердито пнул железный обломок и склонился над ещё не успевшим остыть телом бородатого мужчины. Голубые глаза с едва заметным зеленоватым отливом – признаком, что смерть наступила от третьего Непростительного – слепо глядели в затянутое серыми тучами ночное небо.

— Так. Что тут у нас? – повелительно осведомился из-за спины прибывший на место аварии начальник, невозмутимо отстраняя подчинённого в сторону.

— Этот мёртв, сэр.

— Позади ещё два трупа, шеф, – тихим голосом добавил приблизившийся аврор в мокрой мантии. – И ещё один жив, наши целители уже работают над ним: подлечат, сотрут память и отправят обратно к магглам.

— Хорошо, – по голосу одноглазого, но всевидящего главы Аврората ясно, что хорошего он видит очень и очень мало. – Ладно, работайте дальше. Блэк, займись этим…

Как только хищно сгорбленная фигура Аластора Грюма, – чуть ли не легенды, уже не раз воспетой на страницах «Пророка», – скрылась по ту сторону перевёрнутого фургона, первый аврор криво усмехнулся и, выразительным взглядом оглядев промокшего с ног до головы товарища, произнёс:

— У тебя всегда были проблемы с этим заклинанием, но сегодня ты переплюнул даже Хвоста, Джеймс.

Его друг – Джеймс Чарлус Поттер досадливо пожал плечами и с тоской подслеповато прищурился, глядя на усеянные мелкими капельками круглые очки.

— Платка нет?

Сириус, а первым аврором был именно этот представитель славного и постепенно угасающего семейства Блэков, отрицательно качнул головой, тем самым снова вызвав тяжёлый вздох своего взъерошенного напарника.

— Балда ты, Сохатый. Как дела у Лили?

— Кошмар, – Джеймс понизил голос и подошёл чуть ближе к другу. – Срок уже три месяца, а её до сих пор тошнит. Это вообще нормально?

— Откуда мне знать? У меня-то, слава великому Мерлину, детей нет! Ммм… наверное.

— Блэк! Поттер! Хватит валять дурака: займитесь своими профессиональными обязанностями! Авроры, мать их! – гневно прогремел голос жутко обозлённого на весь свет Грюма, и оба мужчины опасливо вжали головы в плечи. Блэр был одним из немногих известных и официально объявленных в розыск Пожирателей, и вот, наконец, маггловской полиции: не Аврорату, а именно маггловской полиции – «Пророк» потом долго смаковал эту сногсшибательную новость – удалость схватить раненого, истекающего кровью Пожирателя, который по глупости и неопытности сунулся в дом к до зубов вооружённому полковнику в отставке. И вот теперь, после того как более десяти специалистов в своей области, практически не отрываясь, следили из своих кабинетов за передвижениями тюремного фургона, Блэру, который без своей волшебной палочки был практически ни на что не способен, просто невероятным – волшебным – образом удалось исчезнуть прямо из-под носа охранявших его магглов, не оставив ни единой зацепки. Так что, ясное дело, Грюм был в ярости после столь сокрушительного провала возглавляемой лично им операции.

— Ладно, Сохатый, лучше не будем нарываться ещё больше. Иди, я буду тут работать, – Сириус нагнулся над трупом и, быстро обшарив карманы куртки убитого водителя, извлёк на свет немного потрёпанное удостоверение личности.

— Итак… Lumos! – в голубоватом свете разглядеть написанное в нём имя было гораздо проще. – Приятно познакомиться, мистер Роберт Эткинс.

Джеймс сочувствующе поглядел на разговаривающего с мертвецом Сириуса и поспешно бросился выполнять свою часть обязанностей.

Память – хрупкая и ценная субстанция, и работать с ней надо с особой тщательностью; работать же с памятью умершего человека было тяжело и вдобавок ко всему невероятно опасно для совершавшего процесс извлечения мага. Сириус за несколько предыдущих операций неплохо поднаторел в этом деле и теперь, если ЖИВЫХ свидетелей не оставалось, Грюм требовал к отчёту именно его, ни мало не заботясь о том, что вечером, по истечении рабочего дня, Сириус непременно направлялся в бар, где напивался едва ли не до потери сознания, а затем отправлял патронуса Джеймсу или Ремусу и просил забрать его домой.

В принципе, в извлечении последних воспоминаний мёртвого волшебника или маггла не было ничего сверхсложного: главное, проделать всё это в течение шести минут после смерти, пока тело не забыло, что некогда оно было живым. Самое жуткое заключалось в том, что для того, чтобы вытянуть эти самые воспоминания, маг должен был САМ, глазами умершего увидеть последние минуты его жизни.

Прежде чем скрыться за задней частью фургона, Джеймс не выдержал и обернулся на друга: тот опустился на одно колено, не обращая внимания на хлюпавшую под ногами грязь, и положил левую ладонь на медленно остывавший лоб Эткинса.

Джеймс сжал губы, видя, как закатились глаза Сириуса, и быстрым шагом направился к отчитывающему кого-то Грюму. Нет сомнений, что если бы не звукоизолирующие чары, наложенные кем-то из авроров, абсолютно все магглы, живущие в ближайших домах, испуганно повысовывались бы из окон в поисках источника столь громкого голоса. Поттер ещё раз вздохнул и взъерошил волосы, зная, что следующая вспышка гнева главы Аврората обрушится прямо на него.

— Сэр?..

— ПОТТЕР!!..

Собравшись с духом, Сириус взмахнул палочкой, чувствуя, как, сопротивляясь приказу, дрожит его рука. Короткое заклинание на латыни и…

«— Что за чёрт?

— Ну в чём там ещё дело?

— Рация вдруг отрубилась. Одни помехи, а ведь буквально только что работала. Может… Может, это то, о чём нас предупреждали? Они…

— Не думаю.

— Успокойся, Рид. Скорее всего, просто она здесь не ловит, вот увидишь: через пару миль рация снова заработает. Вот приедем на место, сплавим этого ублюдка тамошним служакам, и ты сможешь позвонить жене…

— Ну вот, а ты говоришь: они, они… Ставлю свою зарплату, что и телефон твой заработал!..

…

— Помогите… кто-нибудь… помогите… пожалуйста…

— О! Какой сюрприз!!

— Знаешь, Беллатрикс сумела бы заставить тебя испытать поистине незабываемые ощущения, но думаю, что и меня ты нескоро забудешь. До самой-самой смерти. Crucio!

— Сейчас не время для игр, Алекто!

— Что ж. Похоже, развлечься сегодня не получится. Avada Kedavra!!..»

Когда ослепившая Роберта зелёная муть сменилась смертной чернотой, Сириус прервал действие чар и, отшатнувшись, шлёпнулся в лужу прямо позади себя.

— Сэр? С вами всё в порядке? – встревоженно заглянул ему в лицо подбежавший стажёр: Сириус не помнил его имени, но в данный момент ему было глубоко наплевать на личность юного волшебника.

Маг стиснул голову руками, тщетно пытаясь остановить мелькавшую перед глазами круговерть, и судорожно сглотнул, когда к горлу подступил съеденный впопыхах ужин. Тошнота ненадолго отступила, но во рту остался стойкий кисловатый привкус.

— Сэр? Мистер Блэк, как вы? – мальчишке явно не приходилось сталкиваться с подобным побочным эффектом, который вызывали некоторые заклинания, – сам Сириус называл такую реакцию «нормальным отходняком», – и потому он, больно вцепившись пальцами в его плечи, изо всех сил встряхнул не отзывавшегося аврора.

— Н-не... не тряси... Не надо... – сквозь зубы простонал Сириус, когда после очередного толчка фургон, мальчишка-стажёр, дома и дорога с новой силой завертелись перед глазами. – Я уже в норме.

— Фух, жуть какая! Я чуть ли не до смерти перепугался... – честно признался паренёк. – Меня Грюм прислал проверить как у вас дела.

Сириус поднял голову, чтобы получше рассмотреть лицо пришедшего ему на помощь молодого волшебника, и через силу растянулся в благодарной улыбке.

— Ну шеф… ну, начальник… И кто бы мог подумать?..

Действительно, и кто бы мог подумать, что бесстрашный аврор Аластор Грюм будет так беспокоиться за своего непутёвого подчинённого, что пришлёт кого-то проверить его?

— Ладно, помоги мне встать, – уже нормальным голосом скомандовал Сириус, и стажёр, немного поднатужившись, поставил его на ноги. – Спасибо, старик.

Бросив последний взгляд, – возвращаться сюда Сириус не собирался, – на труп Роберта Эткинса, который до последнего мига своей жизни надеялся на прибытие обещанной помощи, он, слегка пошатываясь, направился туда, куда в ответ на его вопрос «где шеф?» указал стажёр.

Дождь всё так же продолжал барабанить по крышам домов, однако место аварии было уже практически сухим: специалисты Аврората решили не заморачиваться и попросту окружили фургон водонепроницаемым куполом, скрыв его от глаз любопытных магглов.

Грюм обнаружился в совершено ином месте, и Сириусу пришлось преодолеть ещё несколько метров, прежде чем он расслышал оглушающий бас начальника и разглядел черноволосый взъерошенный затылок лучшего друга.

— Ну наконец-то! – удовлетворённо потирая руки, сухо заметил Грюм, первым увидавший ковылявшего к ним аврора. – За тобой как за смертью посылать, Блэк, хотя даже она придёт раньше, чем ты. Я отправил парня как минимум час назад. Ты где шлялся?

Слова Грюма были явным преувеличением, и все, кто их слышал, были прекрасно осведомлены об этом. Сириус точно знал, что не прошло и десяти минут с момента ухода Джеймса, однако спорить с шефом он не собирался – опасно для жизни и, разумеется, для карьеры.

Он гордо выпрямился, разминая плечи под требовательным взглядом Грюма, и только потом начал доклад.

— Убитого звали Роберт Эткинс – он был водителем этой…

— Машины, – пришёл на помощь другу Джеймс, заслужив благодарный взгляд Сириуса и раздражённый – аврора.

— Да, ма-ши-ны, – по слогам повторил за ним Сириус, снова извлекая слегка испачканное удостоверение личности с маггловской фотографией убитого. Он на секунду прикрыл глаза, восстанавливая в памяти картину произошедшего. – Они ждали фургон прямо на дороге, словно знали, что он будет проезжать именно здесь.

Сириус этого не видел, но Грюм вдруг согласно кивнул, будто услышанное в какой-то мере отвечало его мыслям.

— Их было трое, – продолжал вспоминать он. – Асфальт раздробили заклинанием Deprimo, затем остановили ма-ши-ну. Дальше точно не сказать не могу: судя по звукам, они под Imperio заставили охранников выйти из фургона, а потом убили.

— Не понимаю: неужели этот мальчишка для Волан-де-Морта настолько важен, что он рискует жизнью своих лучших людей? – покачал головой Джеймс, когда Сириус снова замолчал.

— Кроме женщины все были в масках, но Эткинсу удалось разглядеть её лицо – это была Алекто, а раз они с братом по отдельности не работают, то второй Пожиратель – Амикус. Остаётся выяснить кто третий. Судя по тому, что слышал водитель – возглавлял операцию именно он.

Грюм снова скрипнул зубами, мысленно перебирая кандидатуры Пожирателей, которым было под силу обвести вокруг пальца самого главу Аврората. Джеймс и Сириус не сомневались, что если того всё-таки поймают, то ему придётся не сладко.

— Может, Малфой? – предположил Джеймс.

— Нет, уж его голос я бы точно узнал. Ставлю галлеон, что наш неизвестный – Снейп.

Тут даже Грюм не сдержал улыбки: он, как и Джеймс, и ещё целая куча народу, был прекрасно осведомлён о «некоторых разногласиях» между его сотрудником и молодым зельеваром из Отдела экспериментальных исследований. С окончания школы и вступления во взрослую жизнь Джеймс, Ремус и Сириус видели слизеринца всего пару раз – не посчастливилось столкнуться в Министерстве, но с тех пор Сириус уже никак не мог позабыть о его существовании. Блэк не успокоился, даже когда Снейп уволился с работы, снова бесследно исчезнув из поля зрения Мародёров.

— Ты уверен, что это Снейп, или ты просто хочешь, чтобы это был именно он? – пронзительно взглянул на молодого аврора Грюм, и Сириус, не став врать, неопределённо пожал плечами.

— Вот и делай из этого выводы, – поучительно изрёк волшебник, задумчиво потирая длинный красноватый шрам, шедший через левую щёку и пересекавший нижнюю губу.

— Ладно, на сегодня с вас хватит. Молодец, Блэк, если будешь и дальше так же хорошо работать, прикажу выдать тебе премию.

Сириус позволил себе иронично усмехнуться только когда Грюм, решив, что с молодых авроров хватит его общества, заковылял в сторону.

— СВОРАЧИВАЕМСЯ! – не слышный для магглов прозвучал над местом аварии его усиленный чарами хриплый голос. До друзей донёсся топот ног мгновенно оживившихся авроров.

— Бедный Ремус, мы-то на сегодня закончили, а его наверняка заставят анализировать сложившуюся ситуацию и искать, в чём была ошибка сегодняшней операции, – устало почесал затылок Джеймс: в последнее время нападения Пожирателей следовали одно за другим, и даже выкроить время для принятия освежающего душа было непросто.

— Я тебе и без этих расчётов могу сказать, в чём дело, – отозвался Сириус. – Никакой ошибки нет: среди нас предатель и Грюм об этом знает.

Джеймс промолчал. Даже перед самим собой было страшно признать, что в словах Блэка есть доля правды. Жестокой правды.

К несчастью для Аврората, суд Визенгамота не признавал воспоминания умерших людей за неоспоримые улики и, следовательно, то, что удалось выяснить Сириусу, ни в коей мере не могло помочь отправить брата и сестру Кэрроу в одиночные камеры Азкабана.

— Знаешь, Сохатый, порой я готов согласиться с Краучем, когда этот псих предлагает сажать Пожирателей без суда и следствия. Таким одна дорога – в Азкабан к дементорам, – сурово добавил Сириус, даже не подозревая, как больно аукнутся ему эти слова спустя несколько лет.

Джеймс вместо ответа только согласно кивнул головой, и в следующее мгновение оба мага дружно аппарировали в «Дырявый котёл». Им срочно нужно было напиться.

* * *

12 июля 1984 года.

— Благодарю тебя, мой мальчик. Ты так добр ко мне, – проскрежетала древняя, как сам мир, старуха, закутавшись в тонкую зелёную с золотистыми звёздочками шаль и без устали продолжив поглощать уже четвёртый кусок принесённого ей торта. Светло-голубые глаза близоруко щурились, пытаясь разглядеть лицо великодушного гостя: очки лежали на соседней тумбочке, но старуха почему-то никак не могла набраться смелости и попросить того подать их ей.

— Вы точно не хотите кусочка? Присоединяйтесь.

— Нет, благодарю. Это только для вас, – отказался от угощения мужчина, закинув ногу на ногу и с ленивым пренебрежением осматривая небольшую, но вполне милую комнатку, в которой и обитала женщина. Несколько неподвижных чёрно-белых фотографий на стенах, да здоровенный колючий кактус – вот и всё, что придавало помещению живой вид. Аккуратно застеленная малиновым покрывалом кровать и полное отсутствие пыли были целиком заслугой сиделки, которая старательно отрабатывала свою зарплату.

Когда последний кусочек торта был тщательно прожёван и проглочен, мужчина, распрощавшись и клятвенно заверив старуху, что он обязательно заглянет к ней на следующей неделе, с непередаваемым облегчением покинул дом престарелых. Июльское солнце ярко освещало чистые дороги, зеленеющие лужайки и аккуратно подстриженные кустики и деревья, которые росли вдоль изгородей, а светловолосый мужчина, едва сдерживая тошноту при виде окружавшей его приторности, засунув руки в карманы, быстро шёл по тротуару.

Мимо, восторженно вопя и изо всех сил крутя педали велосипедов, промчалась ватага местных мальчишек, и незнакомец, заметив среди них знакомые лица, поспешно растянулся в приветственной улыбке. К счастью для него, пролетая на огромной скорости, те не могли разглядеть и оценить степень натянутости этой самой улыбки.

Дом, к которому так уверенно направлялся мужчина, абсолютно ничем не отличался от остальных домов маленького городка: такие же тонкие панельные стены, выкрашенные в бежевый цвет, и грязная из-за постоянных дождей голубая крыша. Между ними существовало только одно отличие: этот дом был всего лишь маской, ширмой, которая скрывала от посторонних глаз что-то, что должно было оставаться тайной.

— Генри! Подождите!

Мужчина – по мнению местных ценительниц немного низкорослый – резко обернулся на голос. На спокойном лице не отразилось ничего, кроме вежливого вопроса, тогда как глаза вдруг раздражённо полыхнули синевой при взгляде на активно ковылявшую к нему полную женщину, стряхивавшую с пухлых рук остатки земли. Видимо, та возилась в своём саду, когда Генри Шмидту, – да, мужчину звали именно так, – не повезло попасть в поле её зрения.

— Здравствуйте, миссис Хиддс. Как сегодня себя чувствуете?

— Великолепно. Спасибо тебе за заботу, мой мальчик.

Генри, уже давно вышедший из возраста мальчика, на это заявление только быстро улыбнулся, вновь умело скрыв владевшее им раздражение.

— Ты уже так давно у нас не был, может, случилось что? Все мои соскучились по твоей компании, а Мэган совсем зачахла… – миссис Хиддс, встречи с которой так старался избежать Шмидт, слишком зачастила, начав проглатывать слова и ни капельки не беспокоясь о том, что собеседник может попросту не успевать за скоростью её мысли.

Наконец, с несказанным облегчением отвязавшись от докучливой соседки – ещё одной кумушки, мечтавшей сделать неразговорчивого иностранца супругом своей младшей дочери, – Генри торопливо промчался к своему дому и захлопнул дверь.

Висевшее в коридоре громадное старинное зеркало бездумно и равнодушно отразило прислонившегося к дверному косяку молодого человека лет 23-25.

Короткие светлые волосы, густые брови «домиком», синие глаза и небольшая родинка у края капризно изогнутого рта заставляли многих девушек трепетать от его улыбок и взглядов. Белая рубашка с закатанными до локтей рукавами и свободно расстёгнутым воротом и чёрные классические брюки, несмотря на естественность подобной одежды, смотрелись на нём несколько странно, будто за всю свою жизнь мужчина так и не смог привыкнуть к такому стилю. В общем, на первый взгляд в лице и поведении мистера Генри Шмидта не было ничего необычного, кроме того, что ни его лицо, ни всё остальное не было настоящим.

Небольшие часы на призеркальной тумбочке стукнули 19:00, и когда секундная стрелка замерла на 12, всё обычное закончилось. Мужчина болезненно выгнулся и вытянул шею, и вскоре вместо Генри из зеркала устало взирал совершенно иной человек, который в волшебной части Лондона, куда был закрыт вход для магглов, был известен под именем Райдена Эдварда Блэра.

«Генри» улыбнулся самому себе и довольно пригладил стремительно черневшие волосы. Маггловское зеркало, в отличие от своих волшебных собратьев лишённое дара речи (к чему тоже было крайне нелегко привыкнуть), вполне ожидаемо промолчало, и маг, так и не дождавшись его комментариев, прошёл вглубь дома.

В полном одиночестве, будучи уверенным, что за ним не следят ни бдительные сотрудники Аврората, ни любопытные соседи, просто обожающие совать свой нос в личную жизнь совершенно незнакомых людей, Райден Блэр мог ненадолго вернуться в свой истинный облик.

Маггловский дом молча наблюдал за действиями своего необычного жильца, а маг – это уже не вызывало никаких сомнений – вёл себя как самый настоящий маггл. Дому не было любопытно, просто он уже давным-давно привык к странностям своих, постоянно меняющихся жильцов и теперь почти не обращал внимания на их странности и причуды. А то, что его последний и самый необычный жилец так любил менять свою внешность… Люди странные существа: что маги, что магглы, то ли дело дома…

Волшебник повёл носом, принюхиваясь к грязно-серому содержимому стеклянного флакона, извлеченного им из глубин кухонного шкафа, и торопливо, словно боясь передумать, сделал небольшой глоток. Зелёные глаза болезненно распахнулись, когда Оборотное зелье начало действовать, вновь явив миру лицо утомлённого метаморфозами Генри Шмидта, а не известного по фотографиям в газетах преступника.

Стать настоящим магглом было очень не просто, и если бы тот, кто уже четыре года скрывался под личиной Генри Шмидта, знал о том, что в этом городке ему придётся провести ещё девять лет своей жизни, то вряд ли бы он выбрал такой способ спасения своей шкуры от кровожадных авроров.

Волшебная палочка, надёжно спрятанная в обувной коробке под выдвигающейся половицей, уже четвёртый год пылилась на чердаке, а беспечные магглы даже не подозревали, какой опасности они подвергаются, приглашая к себе в гости этого странного иностранца, не так уж и давно купившего небольшой коттедж в их элитном районе.

Ещё раз оглядев дом перед уходом, и на пару секунд задержавшись перед зеркалом, Генри, не запирая за собой полупрозрачную дверь, быстро вышел на улицу. Он не боялся воров, которые периодически наведывались в дома местных богачей и которых никак не могли изловить «бдительные» полицейские патрули, по ночам колесившие по переулкам, ибо да поможет Мерлин тем ворам, что решатся забраться в дом беглого Пожирателя Смерти! И то, что этот Пожиратель не может пользоваться палочкой, чтобы его не отследили ищейки Аврората, абсолютно ничего не значит и не гарантирует им безопасности.

Поплотнее запахнувшись в тонкую весеннюю куртку, практически не защищавшую от поднявшегося с наступлением вечера ветра, Генри, задумчиво глядя себе под ноги, стремительно шёл по тротуару, рассеянно прислушиваясь к эху своих шагов.

Стемнело не так давно – солнце село всего около получаса назад, – но длинная вереница высоких фонарей, расположенных на небольшом расстоянии друг от друга, уже освещали совершенно пустые улицы города.

Покойному и даже похороненному четыре года назад Райдену Блэру ещё не пришло время воскреснуть, и потому Генри Шмидт продолжал жить спокойной жизнью обычного маггла, порой порядочно удивляя своих «друзей» и соседей незнанием самых элементарных вещей. Например, даже те самые фонарные столбы по-прежнему вызывали у него искреннее недоумение: зачем было тратить столько сил и средств ради такого несложного колдовства. А в чём разница между магией и современными маггловскими технологиями, тем более оставалось для него непроглядной тайной.

Ещё четыре года назад он был подававшим большие надежды тёмным магом и Пожирателем Смерти, а теперь жил спокойной, скучной жизнью рядового маггла, практически идеально вписавшись в их среду обитания. Чистокровный волшебник, пусть происходящий и не из очень древнего рода, он так вжился в созданный собой образ, что порой даже забывал, кем он был, и кто он есть.

Волшебник.

Убийца.

Беглый преступник.

Пожиратель Смерти.

Холодный ум.

Холодное сердце.

И безотказная логика.

Звонок не работал, и «Генри» просто несколько раз пнул ногой дверь, в глубине души надеясь, что его не услышат, но…

— Ой, Генри, ну наконец-то! А мы уже только вас ждём! – встретила его первой та самая хозяйская дочка, на которой её мать и планировала женить несчастного «Генри».

— Ка-а-акие цветы!.. Право же не стоило...

Красавица Мэган восторженно принюхалась к чересчур сладковатому – по мнению гостя, разумеется, – запаху, исходящему от поистине грандиозного букета, не забывая при этом бросать кокетливые взгляды на вежливого соседа.

— Ой, да вы проходите, Генри! – вскинулась девушка, сообразив, что по её вине такой долгожданный гость всё ещё топчется на пороге. – Вы же будете ужинать?

Маггла нежно улыбнулась, и Пожиратель, беглый преступник и убийца Райден Блэр против воли уже в который раз залюбовался двумя очаровательными ямочками, появившимися на её разрумянившихся щеках.

Он тепло улыбнулся в ответ, и ярко-синие глаза Генри Шмидта сверкнули, ни в чём не уступая пронзительно зелёным глазам Райдена Блэра.

— Разумеется, моя леди. Разумеется.

* * *

Алекс судорожно вздохнул, чувствуя, как лёгкие снова принимаются за работу – за всё это время он, оказывается, даже не дышал – и, опрокинув в себя предусмотрительно заказанный виски, с облегчением откинулся на спинку стула. Голова раскалывалась и перед глазами до сих пор стояли картины чужой – НЕ ЕГО – жизни с красивой, но неизвестной ему женщиной, и вдобавок ко всему жутко ныла поясница.

Блэр, также как и он, страшно измотанный передачей воспоминаний, обессиленно сидел напротив и понимающе молчал, дав собеседнику время придти в себя и расставить по местам увиденные им картины прошлого.

— Чёрт, да ты мне теперь ближе родного брата, – истерично хихикнул Алекс, с наслаждением ощущая, как по всему телу разливается благостное тепло.

— Который умрёт в ближайшем будущем, если конечно я его не спасу. Своими необдуманными действиями ты не изменил будущего, Блэк, ты его ускорил. Подстегнул. И теперь и твой брат, и твои драгоценные Поттеры умрут намного раньше, чем должны были, – в целях самосохранения улыбаться Блэр разумно не стал.

— Ты так сильно её любишь, что готов предать Волан-де-Морта? – поражённо спросил Алекс, когда Блэр, вернув на место уже наполовину опустевшую бутылку, снова поднял на него совершенно трезвые, несмотря на количество выпитого спиртного, глаза.

— А о предательстве речи не было, Сириус, – видимо, Пожиратель действительно сильно волновался, раз даже не заметил, как вернулся к старой – некогда порядочно раздражавшей всех его знакомых, детской привычке коверкать имена. – Раз уж речь зашла о твоём брате… я спасу его, а ты сделаешь так, чтобы я выжил в надвигающейся войне.

Где-то кто-то раскатисто расхохотался, и Алекс ещё крепче стиснул пальцы. И он, и Блэр: оба знали, что ответ на подобное предложение может быть лишь один.

— Ничего не скажешь, равноценное предложение, – скептически кивнул Алекс некоторое время спустя. Пожиратель тихо хмыкнул из-под своего капюшона, видимо уловив иронию слов члена Ордена Феникса. Жизнь брата – Пожирателя Смерти и жизнь другого Пожирателя, также уже давно имевшего Метку.

— Давай сразу расставим все точки над «i».

Алекс вдруг резко встал из-за стола и практически вплотную приблизил своё лицо к капюшону Блэра. Тот поначалу попытался отодвинуться, но Алекс быстро пресёк эти поползновения, железной хваткой вцепившись в ворот его мантии.

— Ты что делаешь?!

Ярко-зелёные глаза – куда там будущей миссис Поттер с её изумрудами! – гневно сверкнули в темноте, поймав отблеск свечи.

— Ставлю точки над «i». Запоминай, Блэр. Я тебя не-на-ви-жу, и когда твой Хозяин, наконец, сгинет, я лично найду тебя и убью.

— О! – Пожиратель намеренно громко рассмеялся, будто стараясь убедить себя и своего собеседника, что эти угрожающие слова для него всего лишь пустой звук, но Алекс, практически сжимая пальцы на горле Блэра, чувствовал, как часто бьётся пульс под тонкой белой кожей.

Райден Блэр, в той далёкой – прошлой-будущей жизни всего лишь один из многочисленных слуг Волан-де-Морта, выполнявший незначительные приказы, а в этой – его приближенный советник, отчаянно боялся, пусть и изо всех сил старался скрыть свой страх под маской бравады.

— Ты же аврор, ммм… Блэк. А авроры должны ловить преступников и сажать их в Азкабан, но никак не убивать!

— Ошибаешься, Блэр. Во-первых, я – БЫВШИЙ аврор, а во-вторых, я двенадцать лет провёл в Азкабане и даже такому ублюдку, как ты, не пожелаю там оказаться.

— А теперь ошибаешься ты, Уайт, – Пожиратель быстро приходил в себя, вновь возвращаясь к прежней манере вести беседу. Надо отдать должное, взять себя в руки он сумел довольно быстро. Когда Алекс, ещё будучи Сириусом Блэком, в числе прочих авроров разыскивал беглого преступника и убийцу, Блэра опрометчиво считали не очень сильным волшебником, ни на что не годным без палочки и помощи коллег-Пожирателей. Видит Бог, время показало, как сильно они тогда ошибались.

— В ЭТОМ времени ублюдок ТЫ. Не я. Хотя нет, тебя ведь даже не существует. Алекс Уайт – всего лишь нелепый вымысел чокнутого безумца, – блеснул глазами Блэр, с лёгкостью вырвав свой воротник из рук Алекса. – Напоследок дам тебе один совет и даже не стану требовать ответной услуги. А надо бы.

— И в чём же он, интересно?

— Рекомендую поменьше выходить в свет с таким лицом, как у тебя. Человек, как две капли похожий на покойного Ориона Блэка…

— Моего отца!

— …может вызвать своим появлением немало новых слухов и стать источником новых проблем. Но ведь вам с Дамблдором этого не нужно?

Алекс промолчал, залпом допив остатки виски, всё ещё бултыхавшегося на самом дне бутылки, и тут же закашлялся, гневно раздувая ноздри. На щеках проступил слабый румянец то ли из-за ударившего в голову алкоголя, то ли из-за полыхавшей в сердце ненависти на врага и убийцу его отца.

— Не тебе давать мне советы, – Алекс внимательно посмотрел на Райдена, будто пытаясь взглядом проникнуть под мрак капюшона, по-прежнему скрывавшего лицо Пожирателя от посторонних и любопытных глаз.

— Хорошо, – согласиться на сделку с Пожирателем Смерти – воплощением самого дьявола на земле – было непросто, и Алекс даже боялся подумать о том, как он будет объяснять всё это Дамблдору.

— Что, хорошо? – по-кошачьи потянулся тот, сделав вид, что понятия не имеет о чём идёт речь.

— Хорошо. Я. Согласен. С. Твоим. Предложением, – зло бросил Алекс. – Вот только, боюсь, нам придётся пересмотреть некоторые пункты договора.

— Да? И какие же? – голос тёмного мага вполне мог замораживать воду, но на Алекса тон, каким были произнесены эти слова, не произвёл должного впечатления.

Спустя ещё пятнадцать минут сделка, несмотря на яростное противодействие Блэра и сыплющиеся из него, как из рога изобилия, ругательства, всё-таки была заключена.

— Я найду способ безопасно с тобой связаться, – Райден разогнулся и едва не запутался в длинных полах мантии, пока неловко пытался выбраться из чересчур узкого промежутка между столом и сиденьем. Очевидно на его взгляд разговор был окончен. Алекс не возражал, однако тот вдруг почему-то резко развернулся и, уперев обе руки в поверхность стола, в свою очередь навис над Алексом.

— И вот что ещё, СИРИУС БЛЭК, запомни: когда всё закончится, я сам найду тебя, и тогда пусть Судьба решит, кто из нас должен остаться в этом времени.

Алекс кивнул, с не меньшей ненавистью глядя на высокого, но всё равно остававшегося ниже него Пожирателя Смерти, а затем мельком огляделся по сторонам, выискивая официантку. Таковая обнаружилась неподалёку.

— Эй, леди, счёт, пожалуйста!

Блэр дезаппарировал первым, но предварительно, не став дожидаться возражений, бросил на стол мелодично звякнувший мешочек, из которого при ударе посыпались сверкавшие на свету золотые галеоны.

Алекс исчез вторым.

Предупреждение: по большей части здесь идёт смешение сразу трёх времён. Прошлое – настоящее — прошлое. Так что постарайтесь не запутаться.

Часть 1. Эванс, Лили.

Семья Говарда и Маргарет Эванс была вполне обычной – нормальной – и ничем не отличающейся от прочих семей их небольшого городка. Двухэтажный дом, аккуратно подстриженный газон с цветочными клумбами и две милые девочки, которые, несмотря на разницу в возрасте, были лучшими подругами. Мистер Эванс не покладая рук трудился на одной из многочисленный мелких фабрик, в основном располагавшихся за чертой города, а миссис Эванс – немного располневшая после рождения второй дочери – просто ради того чтобы не сидеть всё время дома, подрабатывала в питомнике для бездомных собак и кошек. Именно оттуда она и притащила восемь лет назад тощего полосатого кота со спутанной и невероятно грязной шерстью. Говард поначалу был очень недоволен появлением «нового члена семьи», но после того как женщина, при помощи Петунии, хорошенько отмыла пока что безымянного кота, выяснилось, что у того просто потрясающе красивый окрас шерсти. Так что глава семейства немного повозмущался, помахал руками для пущей убедительности, но под тремя парами умоляющих глаз не устоял и, в конце концов, сдался. Однако сам кот, из-за цвета шкуры окрещённый Тигром, видимо, предпочёл вести прежний – вольный – образ жизни и уже на следующий день, перебравшись через окно на росшее рядом высоченное дерево, навсегда исчез из их дома. Мужчина вздохнул спокойно.

Впрочем, всё это было до того как серо-коричневая сова влетела в окно на их кухне и уронила на голову мистера Эванса тонкий конверт со странной печатью. С тех пор всё изменилось и, казалось, сама жизнь Эвансов пошла наперекосяк. Лили – одиннадцатилетняя школьница, ещё совсем недавно зачитывавшаяся сказками о волшебных замках и добрых или злых драконах, сама будто попала в ожившую и открывшую для неё свои двери настоящую сказку. Неделю спустя она впервые прошла сквозь барьер на платформу 9 и ¾.

Казалось бы, среди преимущественно чистокровных волшебников не было места для пока что ничего не знавшей о волшебном мире магглорожденной колдуньи, но Лили, едва ступив в Косой Переулок, сразу же поняла, что никакая другая жизнь ей уже не нужна. С тех пор прошло почти шесть лет, но за всё это время она ни разу не пожалела о некогда принятом решении. Разве что порой, в минуты особенно жарких споров со старшей сестрой, всегда заканчивавшихся обидными оскорблениями и хлопаньем дверьми, в голову нет-нет, а закрадывалась мысль, что обладание волшебной палочкой не стоит потери сестры.

Лили натянуто улыбнулась, отвечая на какую-то реплику попытавшегося развеселить её Джеймса, и перевела взгляд на окно, но зрелище проносящихся мимо деревьев вызывало головокружение, и она, краем уха прислушиваясь к шутливой перебранке оживлённо болтавших гриффиндорцев, снова откинулась на спинку сиденья.

За те несколько месяцев, что миновали с её возвращения в Хогвартс по окончании зимних каникул, Петуния стала ещё более нетерпимой по отношению к своей «чокнутой» сестрице-ведьме, и Лили стоило немалых трудов не нарушить запрет о колдовстве в присутствии магглов.

Она любила родителей и, если бы не постоянно оскорблявшая её Петуния, с радостью проводила бы время в родительском доме, но о том, чтобы никогда не возвращаться в школу, она не задумывалась ни разу. Отец и мать видимо всё понимали и не пытались ей этого запретить, из-за чего, опять же, возникали всё новые и новые конфликты со старшей дочерью. А Лили мысленно гадала и никак не могла понять, отчего же Петуния так внезапно возненавидела всё волшебное в общем, и свою некогда любимую младшую сестру в частности. Впрочем, та хорошо умела хранить свои – и не только – секреты, и Лили так никогда и не узнала о тех причинах, что побудили старшую сестру впоследствии всеми силами открещиваться от связи с магическим миром и всячески скрывать своё родство с сестрой-ведьмой.

Говорят, что за мгновение до смерти перед глазами человека проносится вся его жизнь: всё то хорошее или плохое, что он успел сделать за отпущенное ему время. Срок Лили ещё не истёк, но сейчас, когда она сидела в уютном купе Хогвартс-экспресса, прислушиваясь к смеху друзей и глядя на мелькавшие за окном зеленеющие поля, Лили вспоминала, какой была её жизнь до того рокового письма, и какой она стала после посещения Косого переулка и встречи с самым настоящим чистокровным волшебником. Лили не знала так это или нет, но, невольно улыбаясь при мысли о том, каким было первое впечатление, оказанное на неё тем заносчивым и гордым мальчишкой, она думала, что возможно тот короткий разговор многое изменил в жизни их обоих.

— Finite Incantatem! Пит, смотри сюда! Мне уже надоело, знаешь ли, в пятый раз это показывать!

Лили подняла глаза на парня как раз в тот момент, когда Поттер, отменив действие предыдущего заклинания, принялся с ожесточением прорисовывать в воздухе какую-то фигуру. Получалось очень зрелищно и эффектно: след, оставленный палочкой, некоторое время тускло мерцал, отчего воздух начинал подёргиваться рябью. Гриффиндорец снова взмахнул палочкой, рассеивая сотканную им магическую фигуру, и вновь занял своё законное место рядом с девушкой. Немного поёрзав, та с удобством устроила голову у него на плече.

— Всё, с меня хватит. Пит, надеюсь, ТЕПЕРЬ ты понял? – прозвучал у неё над ухом его немного усталый и раздражённый голос. Видимо Петтигрю, похудевший и малость подросший за летние каникулы, согласно кивнул – Лили этого не видела, лёжа с закрытыми глазами – потому что Джеймс вдруг скомандовал:

— Тогда повтори.

Бедняга Питер, безжалостно третируемый жестокосердным тираном Поттером, обречённо вздохнул и с превеликой неохотой сполз с сиденья – этого Лили тоже не видела, но тяжкий вздох, вырвавшийся из груди парня, позволил ей отчётливо представить картину происходящего со всеми подробностями.

— Давай, Хвост. Мы в тебя верим, – долетел до девушки голос пытавшегося подбодрить друга Ремуса. Вот только для полусонной Лили он показался каким-то скептическим, что ли?.. и язвительным. Рядом хмыкнул Джеймс, и она неохотно выпрямилась на сиденье.

Питер с поднятой палочкой замер в центре купе, всем своим видом выражая напряжённую работу мысли.

Вмешиваться в дела Мародёров Лили не собиралась, и даже если её и тревожило странное поведение Джеймса и Ремуса и их совместные издевательства над Хвостом в последние месяцы, то она старательно не подавала вида. Лучше не вмешиваться в то, чего не понимаешь – иначе может стать много хуже. Надо сказать, в последнее время Лили совершенно перестала понимать то, что происходило с Мародёрами. Всеми четырьмя. И что с того, что Сириус теперь слизеринец?! Как раньше в шутку говорил Джеймс: «Мародёр – он и в Африке Мародёр!» или «Мародёр – это не профессия, а призвание!» А Сириус порой добавлял «…и состояние души». С тех пор как в дружной компании четырёх гриффиндорцев стало на одного человека меньше, прошло больше полугода и все они – кто-то больше, а кто-то меньше, претерпели изменения. Джеймс и Ремус стали более замкнутыми, и, несмотря на то, что они по-прежнему общались с Питером, Лили в их беседах виделась какая-то фальшь, притворство. Она и сама толком не знала, что именно. А вот Питер… здесь изменения были как внешние, так и внутренние. Всего за три месяца гриффиндорец вытянулся аж на несколько сантиметров, и даже если Джеймс по-прежнему возвышался над ним подобно каланче над стогом сена, то теперь, по крайней мере, ни у кого не мог повернуться язык назвать его «малышом» или «коротышкой», как было раньше. Питер вырос. И Лили это совсем не нравилось. Ей не нравилась та невесть откуда взявшаяся уверенность, сквозившая в каждом его движении, но ещё больше ей не нравился его взгляд. Наверное, так человек смотрит на крупного таракана, посреди дня внезапно выползшего на кухню и невозмутимого шевелящего длиннющими усами. Во взгляде Питера ей мерещилось превосходство. Не превосходство человека над этим тараканом и прочими неразумными существами, а превосходство, даруемое властью. Вот только откуда могла появиться ВЛАСТЬ у маленького застенчивого и неприметного мальчика по имени Питер Петтигрю?.. Впрочем, в данный момент в его глазах не было ничего, кроме сомнения в собственных силах и боязни опозориться перед друзьями.

Что касается Сириуса, то тут изменения были менее явными, но всё же более ярко выраженными. Интересный парадокс. Но, по крайней мере, так казалось Лили, в памяти которой по-прежнему хранилось воспоминание об их первой встрече. Она помнила, как сдружившись с Джеймсом и Ремусом и приобретя почётное звание Мародёра, тот частенько с жаром разорялся, сыпля фразочками вроде: «Пусть я Блэк, но я не такой, как моя семья!» и так далее в том же духе. Теперь же он вышагивал по коридорам Хогвартса с таким видом, будто он и есть хозяин школы и слыхом не слыхивал ни о каких Основателях. О! Ну кроме Салазара Слизерина, разумеется. Это святое.

Лили закрыла глаза, в очередной раз проигнорировав очередное «Милая, с тобой точно всё в порядке?», произнесённое встревоженным голосом встревоженного Джеймса. До Хогвартса было ещё ехать и ехать, а подобная забота со стороны парня уже начинала порядочно утомлять. Пробурчав под нос что-то неразборчивое, но видимо всё же успокоившее Джеймса, девушка прижалась щекой к прохладному оконному стеклу. Сон вступал в свои права.

* * *

Стеклянная витрина соседнего магазинчика разлетелась на куски, мелкими осколками осыпавшись на пыльный асфальт, и семейство Эвансов, ещё не успевшее привыкнуть к тому факту, что магия – это не выдумка и существует на самом деле, от неожиданности в полном составе подскочило на месте.

Солнце клонилось к горизонту, и, несмотря на то, что на дворе стоял только конец августа, к вечеру воздух ощутимо похолодел.

— Думаю, нам стоит поспешить, иначе Лили останется без своих учебников, – сверившись со списком из конверта с письмом, задумчиво изрекла миссис Эванс. Её муж, ещё не отойдя от шока после мини-взрыва, с изумлением глядел, как выглянувший из магазинчика седовласый продавец укоризненно покачал головой и, взмахнув палочкой, вернул витрину на место уже целой.

— Ничего себе! – восхищённо присвистнул Говард, чем невольно привлёк к себе внимание проходящих мимо волшебников. Для тех, видимо, восстановившаяся витрина не была в новинку, в отличие от Эвансов, которые всё происходящее в Косом переулке воспринимали как новое чудо света. Умение всего лишь одним взмахом палочки ремонтировать сломанные вещи, по их скромному – непрофессиональному – мнению магглов, вполне можно было отнести к категории маленьких чудес.

— Наверное, старику Олливандеру сегодня буйный клиент попался, – пробормотал себе под нос сидящий рядом с Лили пожилой волшебник, зябко кутаясь в свою тонкую мантию. Её ярко-малиновый цвет, судя по всему, его ничуть не смущал. – Надо будет зайти, поздравить, – заключил незнакомец и с тяжким вздохом почесал кожу под густой, спутанной бородой.

Лили с любопытством перевела взгляд на витрину, за которой едва заметно виднелись два мужских силуэта.

— Мам! Давайте вы с папой сами сходите, а я пока здесь посижу? – без особой надежды выдвинула она новое предложение и в ожидании ответа неуверенно подняла глаза на родителей.

Мистер Эванс пожал плечами и взглянул на жену.

— Это уже пусть мама решает.

— Ладно, но только со скамейки – ни ногой. Мы с твоим отцом скоро вернёмся и все вместе поедем домой, хорошо?

Лили активно закивала головой, совершенно позабыв о том, что заколка, которой она скрепила свой хвостик, весьма хлипкая и держится, как говорится, только на одном честном слове, так что в итоге вся её «причёска» тут же развалилась. Рыжие локоны, освободившиеся от сковывающего их плена, свободно заструились по плечам.

Миссис Эванс улыбнулась, на прощание обернувшись, чтобы убедиться, что её дочь всё ещё сидит на месте и потому просто не успела заметить, как из-за угла на неё вылетел какой-то ребёнок – мальчик. То ли юный волшебник был дурно воспитан, то ли просто не заметил – миссис Эванс успела разглядеть у него на носу круглые очки – а то ли он просто очень спешил: не важно. Суть в том, что пробормотав себе под нос что-то неразборчивое (женщина решила, что всё-таки он таким образом извинился), мальчик, как ни в чём не бывало, скрылся за дверью небольшого магазинчика, над которым виднелась нечёткая из-за осыпавшейся позолоты надпись «Волшебные палочки Олливандера».

Лили неприязненно фыркнула, глядя на столь невежливое обращение со своей матерью, и мрачным взглядом проследила за лохматым мальчишкой в очках. На секунду тот вдруг замер, будто почувствовав исходящие от неё волны недоброжелательности, но затем озадаченно пожал плечами и без стука вошёл в тот самый магазин, разбившаяся и восстановившаяся витрина которого произвела столь сильное впечатление на саму Лили и на её родителей.

Этот наглый мальчишка своим безобразным поведением немного поумерил восторг юной волшебницы, напомнив ей о соседских грубиянах, поэтому пока мистер и миссис Эванс покупали учебники для первого курса, Лили послушно сидела на скамейке и кипела от негодования. Имя противного очкарика она узнала только неделю спустя на церемонии Распределения, стоя в толпе других первоклашек и наблюдая за тем, как мальчишка, названный Джеймсом Поттером, уверенно ковыляет к Распределяющей Шляпе. В тот же вечер она узнала также и то, что Поттеры – чистокровные волшебники, а этот лохматый нахал – их единственный сын и наследник, из чего следует, что лучше не рисковать и относиться к нему хотя бы с уважением. В конце концов, мать Джеймса – урождённая Блэк, а с Блэками лучше вообще не связываться. Так Лили выяснила, что Поттер и её новый – чистокровный – знакомый являются довольно-таки близкими родственниками. Причём, как оказалось, ни тот, ни другой не были в восторге от своего так называемого родства. Особенно Сириус.

К тому времени, когда дверь магазинчика Олливандера снова приоткрылась, Лили уже успела поразглядывать абсолютно все вывески, выяснить, что сидящий рядом с ней старый волшебник – тот самый, в малиновой мантии – курит очень крепкий табак, и теперь просто УМИРАЛА от скуки. Именно поэтому вышедший оттуда паренёк показался ей настоящим даром неожиданно смилостивившихся небес.

— О! Теперь понятно, кто Олливандеру витрину испоганил, – мерзко ухмыльнулся старик, но Лили на его реплику не обратила внимания: она с любопытством прислушивалась к словам того юноши и красивой молодой женщины, с которой он умудрился столкнуться при выходе из магазина. В пользу молодого волшебника говорило то, что он, в отличие от памятного очкарика – Лили фыркнула, вспомнив того типа, – всё-таки извинился.

— Извините.

— Ничего. С тобой все в порядке, малыш? – девочка удивлённо вскинула брови: на её взгляд называть высокого юношу «малышом» было очень глупо.

— Всё хорошо, спасибо.

Лили видела, как парень, наконец, распрощавшись с той женщиной, отправился по своим делам, и как непонятная незнакомка с задумчивой улыбкой посмотрела ему в след. Тогда Лили ещё ничего не знала и не понимала, что только что стала свидетельницей первой встречи двух Блэков.

— Эй! Подожди! – кинулась она за ним и едва не упала, споткнувшись о камень, и сумела удержаться на ногах лишь потому, что успела вовремя схватиться за плечо незнакомца.

Мантия на плече парня туго натянулась и…

— Вот чёрт! Отойди от меня, чокнутая! – зло завопил он, увидев, как левый рукав мантии треснул и начал расползаться по швам.

— Ой! – ахнула Лили, испуганно прикрыв рот руками и уставившись на образовавшуюся прореху. – Прости, пожалуйста! Я не хотела!

— Вот дура! – всё также зло процедил сероглазый парень, сверля бешеным взглядом то громадную дыру, то возникшую из ниоткуда рыжеволосую девчонку, едва достававшую ему до плеча. Несмотря на страх, что теперь приглянувшийся ей волшебник просто уйдёт и не станет с ней разговаривать, Лили начала злиться.

— Я ведь уже извинилась! Нечего на меня так орать! – она прикусила невольно задрожавшую от обиды нижнюю губу, сквозь слёзы глядя на своего уже почти знакомого незнакомца. Забавно, но вблизи он выглядел куда моложе, чем казалось на первый взгляд, и теперь-то Лили понимала, что сидя на своей скамейке и наблюдая за прохожими, она сильно ошиблась, навскидку дав ему не меньше пятнадцати. Так привлёкший её черноволосый юноша на самом деле оказался безусловно красивым мальчишкой примерно её возраста. Лили страшно обзавидовалась, увидев его волосы: она уже несколько лет мечтала о том, чтобы её собственные локоны прекратили виться и хоть разок позволили себя нормально – без всяких эксцессов! – причесать.

— Только не реви! – закатил глаза мальчик, теперь всем своим видом выражая полную готовность выслушать любой бред новоявленной волшебницы. То, что перед ним волшебница, а не какая-нибудь маггла, яснее ясного говорил кончик волшебной палочки, оттопыривавшей карман джинсовой юбки, в которую сегодня, ради разнообразия, влезла Лили.

— Чего тебе? – тоном бесконечно уставшего за длинный рабочий день воспитателя из детсада, осведомился юный волшебник. Лили с невольной завистью уставилась на то, с каким небрежным изяществом мальчишка заправил за ухо мешавшую ему прядь волос. Она понимала, что подобного эффекта ей не добиться никогда, но всё равно дала себе зарок обязательно потренироваться перед зеркалом.

— Я просто хотела сказать, что видела, как здорово ты разбил ту витрину.

Серые глаза немного потеплели, и по тому, как безымянный волшебник немного – едва заметно – развернул плечи в её сторону, Лили поняла, что этими словами ей удалось привлечь его внимание.

— Просто палочка не подошла, – немного подумав, свысока сообщил он.

Ага. Лили «понимающе» кивнула, сделав вид, что эта фраза «палочка не подошла» многое ей объяснила. Свою – с пером грифона – она нашла с первой же попытки.

— А тебя как зовут-то? – плавно осведомился подросток, так же, как и Лили некоторое время назад, принявшись разглядывать – изучать – свою новую знакомую.

— Лили.

— Хм. Лили, – он нахмурился, будто что-то старательно припоминая. – А фамилия?

— Эванс.

— А-а-а, магглорожденная, значит, – голос всё ещё остававшегося безымянным незнакомца едва заметно похолодел – Лили этого даже не заметила, но появившиеся в нём новые нотки заставили её вопросительно нахмуриться. В глазах незнакомца появилось что-то новое, что она истолковала как любопытство и… восторг?.. Его что, так обрадовало то, что она магг…

— Это как? Магглорожденная?

Мальчик снова закатил глаза – видимо привычка, потому что, как заметила Лили, за последние пять минут он делал так уже во второй раз.

— Это значит, что у тебя либо оба родителя магглы – то есть они оба не умеют колдовать, – пояснил он, опередив не успевший сорваться с языка рыжей волшебницы новый вопрос, – либо только один. Но судя по тому, что ты ничего этого не знаешь, в твоём случае наиболее вероятен первый вариант. Я прав?

Лили кивнула.

— Чего и следовало ожидать. Я всегда прав, – гордо ухмыльнулся мальчишка, продемонстрировав своей собеседнице безукоризненно ровный ряд зубов, количество которых с неожиданной силой и возжелала уменьшить будущая гриффиндорка. Впрочем, воспоминание о том, что она всё-таки ЛЕДИ и, следовательно, должна быть выше выяснения отношений при помощи кулаков и ногтей, немного поумерило её пыл.

Опрометчиво решив, что вопросов к нему надоедливая гряз… волшебница больше не имеет, мальчишка, старательно замаскировав прореху в мантии, направился дальше по улице, но у Лили на этот счёт было своё мнение.

— Эй! – остановил его её громкий возглас. – Как тебя зовут?!

Лили видела, как тот замер буквально на секунду, видимо раздумывая: а стоит ли вообще называть своё имя какой-то магглорожденной, и она уже было решила, что для неё он так и останется незнакомцем, когда ветер донёс до неё его нахальный голос:

— Сириус Блэк!!!

— Очень приятно познакомиться, Сириус!!!

Такой была их первая встреча. Уже неделю спустя, нос к носу столкнувшись в тесном коридоре Хогвартс-экспресса, Лили увидела, как он, с плохо скрываемым волнением, едва шевеля губами, тихо прошептал:

— Взаимно.

Но ехали они в разных купе.

Часть 2. Блэк, Сириус.

До своих десяти лет – то есть до четырнадцатого сентября 1969 года – Сириус был немного беспокойным, очень темпераментным, но послушным мальчиком.

До десяти лет его частенько ставили в пример младшему брату и друзьям-погодкам, которые периодически появлялись на Гриммо 12 вместе с родителями посредством камина.

До десяти лет Орион и Вальбурга души не чаяли в своём старшем отпрыске, не переставая повторять, что о лучшем наследнике они и не мечтали. И пока десятилетний Сириус, в присутствии посторонних всегда старавшийся не ударить в грязь лицом, старательно копировал немного надменное выражение лица Блэка-старшего (судя по ободряющей улыбке отца – ему это неплохо удавалось), но когда ему, наконец, удавалось сбежать из-под бдительного надзора матушкиного Кикимера, будущий наследник тут же исчезал, уступая место безбашенному мальчишке. Впрочем, до рокового, но ещё не состоявшегося знакомства с Джеймсом Поттером проказы юного Блэка не носили тотального и катастрофического характера.

До одиннадцати лет Сириус был обычным – ну ладно, не совсем обычным – мальчишкой, во всём привыкшем слушаться своих родителей, а потом – всего за несколько месяцев до письма из Хогвартса – его ПЕРЕКЛИНИЛО. Или, как выразился обожаемый им дядя Альфард, сорвало крышу. Это определение, так метко высказанное братом матери, весьма точно – прямо в яблочко – отображало произошедшие с ним перемены, и Вальбурга, памятуя о том, что именно Альфард считался изгоем в славном семействе Блэков, всё происходящее с Сириусом немедленно свалила на него. Альфард, широко ухмыляясь, возражать и не думал. Сириус тоже.

Однако ни медленно зверевшая Вальбурга, ни Орион, слишком занятый своими делами, чтобы обращать внимание на выкрутасы старшего сына, ни даже Альфард не подозревали, что все его шуточки и мелкие проказы – всего лишь цветочки по сравнению с тем, что последовало после письма из Хогвартса. К тому, что произошло вечером первого сентября 1970 года, никто из них готов не был. Гриффиндор. Гриффиндор! Такого приговора от Распределяющей Шляпы не ждал никто.

Шутка затянулась.

Разгневанная Вальбурга с красным от злости лицом, не медля ни минуты отправилась в Хогвартс, намереваясь вправить мозги малолетнему обалдую и потребовать у заправлявшего школой директора перевести её непутёвого сына туда, где ему самое место. В Слизерин. Однако Сириус неожиданно заартачился и тем же вечером, сидя в глубоком для него кресле в кабинете директора, угрюмо набычившись, заявил, что ему, видите ли, нравится быть в Гриффиндоре. Дамблдор мерзко ухмыльнулся в бороду – возможно, этого и не было: мадам Блэк всегда была склонна к преувеличениям – и заявил, что он не может пойти против воли ребёнка. Услышав эти слова, «ребёнок» мерзко ухмыльнулся родной матери – вот теперь точно никаких преувеличений! – и Вальбурге не осталось ничего, кроме как с пустыми руками и рухнувшими надеждами вернуться в особняк на площади Гриммо.

Сириус не хотел в Слизерин и точка, а она никак не могла этого понять. Ну как, КАК можно не хотеть учиться на лучшем факультете Хогвартса, куда далеко не каждому волшебнику может посчастливиться попасть?! Впрочем, вспомнив об отпрыске старого Принца – и без того никудышное настроение на этот раз испортилось окончательно – Вальбурга позволила себе на секунду усомниться в избранности слизеринского факультета. Однако то, что на Слизерин поступил грязнокровка, ещё не повод бросаться из крайности в крайность и выпрашивать у Шляпы Гриффиндор. С таким положением дел безутешная мать поделать уже ничего не могла, но когда Сириус вернулся из Хогвартса на зимние каникулы, она отвела душу, не проводя и дня без того, чтобы не прочесть ему лекцию о том, как следует и как НЕ следует вести себя наследнику того состояния, что в недалёком будущем должно было перейти к нему от отца.

Где-то впереди в коридоре образовалась пробка, и Сириус, чтобы не создавать ещё одну, как ни в чём не бывало, прошёл сквозь соткавшегося прямо перед ним Почти-Безголового-Ника. Ощущения, конечно, не из приятных (как для него самого, так и для гриффиндорского привидения), но это того стоило. Проходя мимо окна, Сириус выглянул наружу и в последний миг успел увидеть, как кареты, запряженные неведомыми и невидимыми существами, исчезают за углом замка.

Главный зал не наносимого на карты мира замка Хогвартс ничуть не изменился, оставаясь таким же, каким он был шесть лет назад, а возможно и все шестьсот – об этом могли поведать только привидения, а у Сириуса были дела гораздо важнее и интереснее общения с представителями загробного мира. Вот сейчас, например, его взгляд был прикован к пока что пустому столу, который должен был наполниться всякими яствами не раньше, чем Шляпа рассортирует всю ту кучу-малу, в которую сбились новички, плюс пока ещё Дамблдор скажет своё приветственное слово. А учитывая, что это «слово» непременно растянется минут на десять… в итоге на всё про всё не меньше часа.

В животе что-то болезненно заурчало, и Сириус с тоской понял, что до ужина он не доживёт. И станет в Хогвартсе на одного студента меньше. Красота какая. Лепота.

Сириус грохнулся на скамейку и, закинув ногу на ногу, с видом скучающего аристократа повернулся в сторону преподавательского стола. На тревожащее ощущение какой-то неправильности он обратил внимание, только увидев обращённые на себя ошалелые взгляды сидящих напротив… гриффиндорцев. Не больше их понимая и осознавая случившееся, Сириус повернул голову направо и с изумлением обнаружил там не менее изумлённого Джеймса.

— Эээ… – тот озадаченно взлохматил волосы, видимо не зная, что ещё можно сказать. – Ну, привет.

К счастью, большинство студентов были слишком голодны и увлечены предстоящей церемонией Распределения, поэтому столь досадный промах слизеринца не стал достоянием школьной общественности.

— И пока, – немного резче, чем ему хотелось, ответил Сириус, выбираясь из-за стола и досадуя на собственную рассеянность. Ностальгия, будь она неладна.

Стол Слизерина, как и полгода назад, встретил его единодушным молчанием. Какие выводы они сделали из представшей им картины, Сириусу было невдомёк, да и по их лицам нельзя было сказать, что произошедшее сильно их удивило, только Регулус почему-то выглядел обиженным и оскорблённым до глубины души. Когда Сириус уселся на своё законное место между невозмутимым Снейпом и надувшимся как воздушный шарик братом, Эван Розье – после того как Рудольфус Лестрейндж с отличием окончил школу и присоединился к «бизнесу» своего старшего брата, считавшийся негласным лидером Слизерина – как ни в чём не бывало пожал плечами и продолжил вести тихую, не предназначенную для чужих ушей беседу с сидевшими рядом Долишем и Эйвери. Первый определённо слушал его без особого интереса, согласно кивая только для проформы, а вот Эйвери, периодически бросая опасливые взгляды по сторонам и нервно оглядываясь на директора Хогвартса, внимал ему с таким видом, что казалось, будто Розье – сам Тёмный Лорд во плоти, явившийся к нему лично, дабы наставить на путь истинный. Конспираторы. Пожиратели Смерти недоделанные. Сириус презрительно скривил губы и услышал, как повернувшийся к нему затылком Снейп пробормотал себе под нос что-то нецензурное. Вот только к чему это «что-то» относилось, Сириус понять так и не смог. К Розье, Эйвери и Долишу с их врождённым кретинизмом или к тому, что за пятнадцать минут Распределения Шляпа отправила в Слизерин лишь одного захудалого первокурсника, теперь с любопытством разглядывающего лица других слизеринцев. Хорошо хоть с вопросами пока ни к кому не лез, и то радует. Не идиот, значит.

— Стоун, Дженис!

Мелкая востроносая девчонка с трудом продирается сквозь постепенно редеющую толпу новичков и, когда ей это, наконец, удаётся, уверенно выпятив массивную нижнюю челюсть, проходит к табуретке. На этот раз Шляпа не медлит, практически сразу огласив Зал громогласным:

— СЛИЗЕРИН!

— Ну что ж, хоть двое, и на том спасибо, – тихо «поблагодарил» головной убор Годрика Гриффиндора Северус, явно слишком близко к сердцу принимавший обстановку дел на вверенном ему факультете. В отличие от него Сириусу было откровенно наплевать на то, сколько мальчишек и девчонок будет в этом году учиться в Слизерине: неудобно устроив голову на сложенных на столе руках и старательно скрывая свой интерес, он вовсю использовал плюсы анимагии, с чистой совестью подслушивая оказавшуюся весьма любопытной беседу трёх слизеринцев…

* * *

— СЛИЗЕРИН!!! – провозгласила «никогда не ошибающаяся» Распределительная Шляпа Годрика Гриффиндора, когда тощая и сухая как палка профессор МакГонагалл плавно опустила её на растрёпанную темноволосую голову ещё одного первокурсника. Стол Слизерина взорвался бурными аплодисментами, приветствуя нового студента. На лицах сидевших там сплошь чистокровных волшебников (ну, об одном-единственном исключении там предпочитали не особо распространяться) читалось нескрываемое облегчение: ещё бы, ведь все они прекрасно понимали, какой грандиозный мог получиться скандал, если бы в Гриффиндор, по примеру старшего брата, попал бы и младший. К счастью, всё обошлось.

Вернув Шляпу МакГонагалл, Регулус, едва сдерживая желание вприпрыжку броситься к столу своего факультета, высокомерно – по-Блэковски – задрав подбородок и стараясь ни обо что не споткнуться, прошествовал к освобождённому специально для него месту. Гордый поворот головы, безупречно прямая осанка, карие глаза Ориона – в Слизерин наконец-то попал настоящий Блэк.

Карие глаза, ещё не приобрётшие выражения сонного равнодушия к окружающим, всегда светящегося во взгляде отца, с любопытством оглядели лица однокурсников-слизеринцев, а затем молниеносно метнулись назад – к лицу одного-единственного человека в Хогвартсе, для которого это «СЛИЗЕРИН» было равносильно удару обухом по голове.

Сириус Блэк, которому через тринадцать дней должно было исполниться двенадцать лет, ещё не умел мастерски скрывать свои чувства – этому искусству ему пока только предстояло научиться – и потому в серых глазах, доставшихся ему в наследство от ледяной Вальбурги, сейчас смешалось всё, что бушевало в его душе. Отчаяние, разочарование и боль за брата.

К воспитанию Регулуса Сириус тоже приложил немало усилий, и, несмотря на то, что он был старше брата всего на год, вполне можно было сказать, что именно в него, а не в отца и мать, удался младший Блэк. Регулус рос очень капризным и мягким мальчиком, но иногда его выходки – именно выходки, а не обычные проказы избалованного ребёнка – затмевали собой всё, что Сириус в одиночку мог натворить за целый месяц.

Так, для примера: в свои неполные девять лет Сириус, из-за какой-то глупости обидевшись на отца, мистическим образом сумев миновать охранные и сигнальные заклинания, пробрался в его библиотеку и стащил из зеркального стеллажа один из хранившихся там многочисленных томов по Тёмной Магии. Орион был в ярости и впервые наказал своего первенца, да так, что тот несколько дней подряд спал только на животе.

Регулус – видимо тоже по глупости – почему-то позавидовал подобной «славе» брата и, наверное, решив испытать нервы родителей и заодно выяснить пределы их любви к своим драгоценным отпрыскам, добрался до летучего пороха, хранившегося на каминной полке, и отправился в своё первое самостоятельное путешествие. До такого даже Сириус не додумался, а это уже говорило очень о многом.

Его отсутствие заметили только полтора часа спустя – к ужину и тут же обшарили весь дом от подвалов до самого чердака. О камине они вспомнили только в последнюю очередь ещё полчаса спустя, а когда выяснилось, что его совсем недавно кто-то использовал, Орион задействовал все свои связи в Министерстве Магии, чтобы тамошние служаки на какое-то время отключили каминную сеть. Пришлось нелегко. Орион потратил около тысячи галлеонов – не меньше – подкупая сотрудников, отвечающих за этот вид перемещения, однако, несмотря на все его усилия, это оказалось напрасно. Уже после того как каминную сеть заблокировали, его нашла сова Абраксаса Малфоя. В письме, которое она принесла, старый друг семьи в довольно-таки грубой форме практически умолял (сумев совместить несовместимое!) Ориона избавить его дом от компактной мини-версии торнадо в лице восьмилетнего Регулуса. Как выяснилось позже, когда отключили каминную сеть, мальчика попросту выбросило в первый же попавшийся камин, на счастье оказавшийся центральным камином в особняке Малфоев.

Первые минуты Орион и Вальбурга были просто рады тому, что их младший сын вернулся в родной дом живым и здоровым, а потом… А потом Регулус в полной мере осознал, что завидовать Сириусу ему совсем не стоило…

Сириус вздрогнул и повёл плечом, невольно сбрасывая руку Джеймса, которую тот водрузил туда видимо в знак поддержки и ободрения. Получалось неважно, но, по крайней мере, он не лицемерил, а действительно понимал, что сейчас творилось в душе внезапно окаменевшего друга.

— Сириус, да ладно тебе, не стоит так переживать. Слизерин – это ведь всего лишь факультет, – как сквозь туман или толстый слой ваты, донёсся до гриффиндорца почему-то далёкий голос Джеймса. В данный момент всё его внимание было сосредоточено на одном-единственном человеке, который был для него дороже даже самого лучшего друга. Родная кровь, как-никак.

Когда Шляпа ещё только произнесла свой страшный вердикт, первой мыслью Сириуса было, что мать всё-таки грамотно запудрила Регулусу его жидкие мозги, но глядя сейчас ему в глаза, Сириус наконец понимал то, что ускользало от него раньше: дома во время летних каникул и в купе Хогвартс-экспресса… Мать была не при чём. Слизерин был сознательным и хорошо обдуманным выбором, с которым Сириусу теперь оставалось только смириться, либо, как вариант, разорвать все отношения с младшим братом. О последнем Сириус запретил себе думать раз и навсегда.

Он поднял голову и уверенно улыбнулся всё ещё наблюдавшему за ним Регулусу, за что и был тут же вознаграждён благодарным взглядом тёмно-карих глаз.

В конце концов, Слизерин – это не приговор, а всего лишь факультет, пусть если даже именно из этого факультета вышло наибольшее число преступников и тёмных магов. Сириус нахмурился, с неудовольствием поняв, что его мысли свернули в нежелательную сторону. Брат есть брат. Даже если он такой балбес, как Регулус.

На третьем курсе, когда тот начнёт общаться со Снейпом – врагом Мародёров № 1, Сириус немного изменит своё мнение, а после небольшого (с его точки зрения) и неприятного скандала (Гриффиндор тогда потерял аж 200 баллов! Лили долго не могла успокоиться) они с Регулусом почти год не разговаривали друг с другом, делая исключения только в самых крайних случаях.

И всё равно от принятого в тот первый день сентября решения Сириус никогда не отказывался. Несмотря на довольно частые межфакультетные стычки, Регулус не пострадал ни в одной, и дело было отнюдь не в его уникальных талантах дуэлянта: просто таким образом Сириус в меру своих скромных возможностей, как мог, оберегал своего младшего брата, стараясь, чтобы тот об этом не узнал. Впрочем, его защита тому была не особенно-то и нужна. Слизеринцы – существа гордые и по натуре держащиеся особняком от остальных студентов, но за своих они готовы постоять так же, как и гриффиндорцы.

Кстати, что касается Лили…

Как это ни странно – просто-таки паранормально, но Сириус не забыл ту наглую рыжую девчонку с растрёпанными волосами, которая из-за своей феноменальной неуклюжести порвала новенькую мантию, которую он в тот день впервые одел специально для прогулки по Косому переулку. Наверное поэтому её лицо так отпечаталось в его памяти, что он узнал её, едва увидев в тамбуре Хогвартс-экспресса. Впрочем, это ничего не значило – мало ли какие капризы может выкинуть человеческое подсознание, так что Сириус, отчаянно скучая и не зная, чем себя занять, ехал вместе с Беллатрикс, перешедшей на шестой курс, Люциусом (эту белобрысую тварь он уже тогда недолюбливал) и ещё несколькими слизеринцами, которых Сириус видел впервые в жизни.

Практически всю дорогу до Хогвартса они всеми силами рекламировали ему «самый лучший факультет школы» – Слизерин, разумеется. Особенно старалась, во избежание непредвиденной ситуации, Беллатрикс. Однако уже тогда Сириус начал проявлять свои «самодурские» качества, так как, либо из-за того, что та девчонка – Лили Эванс – была отправлена Шляпой в Гриффиндор, либо из-за нежелания действовать под указку взрослых, которые как всегда лучше него самого знали, что он должен делать, он, прекрасно сознавая последствия, попросил у Шляпы отправить его на факультет, о котором ему даже думать запретила предчувствующая беду Белла.

Разумеется, все гриффиндорцы были в шоке, и только старая знакомая с неизменной копной рыжих волос поздравила его с поступлением в Гриффиндор в первые минуты удивлённой тишины.

Во избежание недоразумений – вернее, дабы никто не подумал о существовании некоего любовного треугольника, следует заранее предупредить, что между будущим любимчиком той женской половины Хогвартса, которая не была влюблена в Поттера, и Лили не было абсолютно ничего, кроме приятельских отношений. Просто какое-то время – а именно до дружбы с Джеймсом – он общался только с ней, да изредка с ним заговаривал Ремус, по непонятной Сириусу причине сторонившийся почти всех однокурсников. А потом, когда Блэк и Поттер – мало того что дальние родственники, стали лучшими друзьями не на жизнь, а на смерть, их общение с Лили постепенно сошло на нет. Джеймс её терпеть не мог – девчонка отвечала ему тем же, а Сириус предпочитал не ввязываться, чтобы потом не было нужды разрываться между ними и выбирать, кто из двух друзей ему дороже. С Джеймсом ему было легко и спокойно, а то, как быстро они наловчились понимать друг друга с полуслова, делало их дружбу особенно крепкой. С Лили было не так просто. Как магглорожденная волшебница, она прикладывала все силы к тому, чтобы быть лучшей, и почему-то считала, что и другие студенты должны следовать её примеру. Наивная. Сириус ей как-то однажды так и заявил, на что та возмущённо ответила, что далеко не всем, видите ли, дано валять дурака весь год, а потом с лёгкостью сдавать все экзамены. В общем, они поссорились. А потом Джеймс вдруг ни с того ни с сего воспылал к Эванс нежными, но пылкими чувствами. Сириус, не понимая, с чего это друг так внезапно переменил свои взгляды, грешным делом валил всё на любовное зелье и тайком от Поттера, конечно же, даже подлил тому в сок отворотное, но всё было напрасно. Спустя какое-то время ему пришлось согласиться с тем, что его лучший друг Джеймс Чарлус Поттер по уши влюбился в суровую гриффиндорку, которую из-за её трепетного отношения к потере баллов за глаза прозвали второй МакГонагалл. Причём вина за это прозвище лежала исключительно на Джеймсе. МакГонагалл, к счастью, об этом не знала, иначе количество отработок непременно увеличилось бы как минимум вдвое.

Впрочем, сказать, что Джеймс был влюблён в Лили, было бы большим преуменьшением. Он был одержим ею, и его друзья-Мародёры практически дозрели до того, чтобы бежать к Лили и на коленях умолять ту смилостивиться над ними и хотя бы один раз уступить Джеймсу, согласившись на его предложение пройтись вместе по Хогсмиду, когда тот на какое-то время успокоился. Ремус, Сириус и Питер вздохнули спокойно. Однако потом «болезнь» или, как точно сформулировал это явление Ремус, «лилимания», вновь обострилась.

А дальше был пятый курс и история с боггартом. Жуть, если честно. Но зато ничего не скажешь, впечатление произвёл. Да ещё какое. Особенно на девушку. Лили была в шоке. Ремус, сидя тем вечером в спальне, рассказывал, как нашёл её у озера всю в слезах. В общем-то, это было совсем не удивительно: мало кому понравится глядеть на то, как из шкафа вылезает твоя точная и в то же время утрированная копия, которая тут же принимается орать на виновника своего появления. Именно – то ещё зрелище.

Сириус так и не узнал, как Ремусу удалось это провернуть. Хотя оборотень, со своим печальным, всепонимающим и всепрощающим взглядом, мягкими интонациями и сочувствующим выражением лица, как никто другой умел расположить к себе человека. Так или иначе, но на следующий день Лили САМА подошла к Джеймсу, и они вместе ушли куда-то для долгого разговора, оставив Сириуса и остальных Мародёров изнывать от любопытства. Всё окончательно прояснилось к обеду, куда те заявились уже вдвоём, держась за руки и чуть ли не целуясь на ходу.

С тех пор Лили, всегда считавшая четверых гриффиндорцев безответственными болванами, стала быстро вливаться в их сплочённый коллектив. Некоторое время спустя она стала единственным посторонним человеком, осведомлённым об истинном происхождении их прозвищ и «мохнатой проблеме» Ремуса. Под её воздействием Джеймс стал более уверенным в себе и, что не могло не радовать всё того же Ремуса, даже кажется, повзрослел. А Сириуса, как возможно читатели помнят из его комментариев и замечаний в самом начале заарочной истории, столь «раннее» взросление совсем не устраивало.

Часть 3. Поттер, Джеймс.

Дориа Блэк была ещё совсем молодой колдуньей, когда она вышла – вернее выскочила, вот наиболее подходящее слово – замуж за чистокровного (главное условие брака!) волшебника Чарлуса Поттера. А уже два года спустя она родила своего первенца, которого по настоянию осчастливленного отца назвали Джеймсом. В честь какого-то далёкого предка, о котором Дориа не знала абсолютно ничего. Впрочем, это её и не касалось.

Чарлус Поттер был чистокровным (это можно повторять снова и снова), талантливым и обеспеченным волшебником. Настолько обеспеченным, что даже свою незначительную работу в Министерстве Магии он делал не из-за острой нужды в деньгах, а попросту из-за того, что дома ему нечем было заняться. По крайней мере, так было до рождения сына. Потом стало не до работы.

В общем, Чарлус оказался неплохой партией для волшебницы из Блэков, но вряд ли у кого мог повернуться язык сказать, что она вышла за него исключительно по расчёту: скорее Дориа просто стремилась как можно быстрее сбежать из отцовского особняка в Уэльсе, где после его внезапной смерти – поговаривали, будто всё дело в яде – всем заправляла мать. Впрочем, любовь не заставила себя долго ждать, и Дориа, сама того не заметив, всем сердцем полюбила своего мужа.

Да, в общем и целом их брак был достаточно хорош, для того чтобы на фамильном гобелене Блэков, отражавшем всю историю рода, имя Дориа тонкой золотой нитью навеки соединилось с именем Чарлуса. Миссис Поттер вздохнула спокойно, с облегчением поняв, что новой дыры на гобелене пока не предвидится, а когда она узнала, что мать – в девичестве Виолетта Булстроуд – видимо вспомнив о том, что Поттеры всегда и во всём поддерживали политику Министерства и Дамблдора, наотрез отказалась выткать на гобелене имя новорожденного Джеймса, все связи с Блэками были окончательно разорваны. О чём она впоследствии не пожалела ни разу, будучи вполне довольной своей жизнью среди магглов. Оказывается, для счастья нужно совсем немного. Любимый и любящий муж и маленький сын, которым она отдавала себя без остатка.

Кстати о детях… И кто сказал, что они – цветы жизни? Спустя несколько дней после того как принимавшая роды целительница св. Мунго позволила, наконец, Дориа вместе с младенцем вернуться домой, та пришла к выводу, что дети – конечно цветы жизни. Но только на могилах их родителей.

Джеймс капризно сучил ручками и ножками в своей колыбели, некрасиво кривя сморщенное личико в постоянном, практически не прекращающемся надрывном плаче. Это был ад. А потом он улыбнулся. Впервые. Ей.

Жизнь постепенно вернулась в прежнее русло и пошла своим чередом, неторопливо набирая обороты. Как показало время, Джеймс вырос активным и отходчивым мальчиком, совместившим в себе черты и отца, и матери. Вот только в кого из них он удался своей непоседливостью, Дориа никак понять не могла: её родня здесь точно была не причём – из-за родственных браков и отсутствия прилива «свежей крови» Блэки начали вырождаться, и вместо могучих, темпераментных волшебников, какими они некогда были, в роду стали появляться какие-то амёбоподобные человекообразные. В глубине души всё ещё тая старую обиду на покойную мать, Дориа была полностью уверена, что старший сын Вальбурги – кажется, ровесник её Джеймса, так же, как и младший, окажется слишком аморфным, чтобы противостоять силе убеждения своей матери. А после мимолётной встречи с Сириусом в дверях магазинчика Олливандера – мальчик был копией своего отца, поэтому не узнать его было просто невозможно – Дориа только ещё больше укрепилась в своей точке зрения: слишком заторможенным он ей тогда показался.

Свою ошибку она поняла, прочитав длиннющее письмо Джеймса, которое тот прислал из Хогвартса на следующий день после Распределения. Вечером, всей семьёй собравшись за одним столом – родители и младшая сестра Чарлуса аппарировали к ним откуда-то из Италии – они шумно праздновали поступление Джеймса в Гриффиндор, а Дориа, вместе со всеми поднимая свой бокал с маггловским шампанским, мысленно желала Сириусу удачи выстоять перед напором своей матери. Женщина почти десять лет не видела Вальбургу Блэк, но того, что она помнила, было достаточно, чтобы понять – мальчику придётся нелегко.

С какой стати её вдруг так взволновала судьба этого ребёнка, Дориа не знала и сама, возможно всё дело было в том, что им заинтересовался Джеймс? Совы из Хогвартса прилетали как минимум два раза в неделю, а иногда даже ещё чаще и в каждом – КАЖДОМ! – хоть раз, да упоминалось имя Сириуса. Чарлус, по вечерам читая эти письма, сидя в своём любимом кресле либо у камина, либо перед телевизором, порой иронично посмеивался, заявляя, что благодаря сыну он знает о юном Блэке даже больше, чем ему хотелось бы.

Поттеры. Всегда гриффиндорцы, за что их так и не любят прочие чистокровные. Большинство.

Блэки. Почти все волшебники из поколения в поколение учились либо в Слизерине, либо в Равенкло. Третьего не давно, а теперь вот появился Сириус. Хотя немного поразмыслив, Дориа удалось вспомнить, что вроде бы кто-то из близких родственников Финеаса Найджелуса умудрился в своё время угодить в Хаффлпафф. Она точно не помнила, но подобную забывчивость очень просто было объяснить тем, что имя этого мага давным-давно было выжжено с фамильного гобелена Блэков. Неизвестный волшебник не оставил после себя ничего, кроме дыры на старинном полотне. Дориа не знала даже, как его звали, но ото всей души надеялась, что Сириуса не постигнет та же участь.

Поттеры и Блэки. Джеймс и Сириус. Казалось бы, на первый взгляд, два совершенно разных и несовместимых по своей природе человека. Ан нет. Спустя два месяца после Распределения они подружились. И вот тогда-то Чарлус и Дориа поняли, каким, оказывается, пай-мальчиком был Джеймс до того, как уехал в Хогвартс, потому что либо так плохо на него влиял отпрыск Вальбурги, либо он только там полностью раскрыл весь свой потенциал. Ведь разбитые коленки, порванные джинсы и спонтанные всплески стихийной магии такая мелочь по сравнению с тем, что они вдвоём вытворяли, лазая по Хогвартсу, вместо того чтобы спокойно спать – как все нормальные студенты.

С тех пор письма в дом Поттеров стали приходить ещё чаще. Правда, к прискорбию обоих родителей, в своём подавляющем большинстве это были письма от заместителя директора, исправно сообщавшей им о каждой «шалости» начинающих мародёров. Сначала это были разные мелочи, вроде забрасывания навозными бомбами группы слизеринцев, но всё перешло на совсем иной уровень, когда эти двое стали негласными предводителями своего курса. На них начали смотреть с уважением, восхищением их храбростью и находчивостью и, как следствие, пытаться во всём им подражать. Что тоже было чревато своими последствиями.

На втором курсе они прошли отборы в гриффиндорскую команду по квиддичу, и в первом же матче Слизерин, впервые за последние восемь лет, был разбит в пух и прах.

На третьем курсе Джеймс и Сириус провели зимние каникулы в Хогвартсе. Чарлус, всё же выкроив немного свободного времени, смотался в Хогсмид на встречу с сыном, а вечером за ужином обмолвился жене, что у Джеймса был такой вид, словно он на грани великого открытия. Мистер Поттер даже и не подозревал, насколько он был близок к истине.

С окончанием зимних каникул и возобновлением учёбы выяснилось, что мальчики сильно изменились: они стали тише, спокойней, наконец, взялись за ум и даже перестали портить жизнь однокурсникам-слизеринцам. Чарлус и Дориа, радуясь тому, как резко и внезапно уменьшилось количество писем от МакГонагалл, опрометчиво решили, что Сириус и Джеймс наконец-то повзрослели.

Джеймс стал писать гораздо реже, но теперь в его письмах вместо имени Блэка пестрело имя некой Лили Эванс. Что это за чудо Поттерам ещё только предстояло узнать.

Когда их сын перешёл на пятый курс, Чарлус и Дориа с огорчением осознали свою ошибку: взрослеть Джеймс пока что точно не собирался. В одном из своих писем того года он с каким-то непонятным восторгом рассказывал родителям, что они с друзьями придумали друг другу прозвища. Сириус стал Бродягой, Питер Петтигрю – Хвостом, Ремус Люпин – Лунатиком, а сам Джеймс – Сохатым. В чём смысл этой клички, никто из старших Поттеров так и не понял, но Джеймс писал, что она ему нравится, о чём Сириусу ни в коем случае знать нельзя, так как именно он является её автором. Ещё зазнается.

О! И самое главное! То самое чудо – Лили Эванс, о которой Джеймс все уши прожужжал не только своим друзьям, но и родителям, наконец-то сдалось и стало его девушкой. Счастью «Сохатого» не было предела.

На шестом курсе противостояние четверых Мародёров какому-то шестикурснику – тоже слизеринцу, достигло своего апогея и перешло в открытую и порой жестокую войну. Имени этого «везунчика» Джеймс никогда не называл в своих письмах, называя его только Нюниусом и никак иначе, но от всё той же МакГонагалл Поттеры знали, что мальчишку зовут Северус Снейп.

Шестой курс оказался насыщен событиями больше, чем все предыдущие годы обучения Джеймса и Кo вместе взятые. Во-первых, на этих зимних каникулах Чарлус и Дориа наконец-то познакомились с лучшим другом их сына – Сириусом Блэком. Как это ни странно, сынок Вальбурги оказался хорошо воспитанным молодым человеком, что не могло их не радовать. Во-вторых, всё на этих же каникулах Сириус, не без помощи Джеймса и гостившего у него Ремуса, сбежал из своего дома на площади Гриммо 12 и оставшиеся до возвращения в Хогвартс две недели провёл под крышей у Поттеров. В-третьих… Третье стало шоком. Вспоминая многочисленные жалобы МакГонагалл, радостные письма Джеймса, обрётшего в школе друга, казалось бы, на всю оставшуюся жизнь и настороженные полуулыбки Сириуса, которыми тот молча благодарил хлопотавшую на кухне миссис Поттер за приготовленные ею пироги, Дориа и подумать не могла, что этот мальчик, так разительно отличающийся от своих родителей, вдруг ни с того ни с сего переведётся в Слизерин. Да ещё сделает это таким кардинальным способом. Это ведь надо было додуматься обратиться к Дамблдору с Просьбой?!?! Где он только про этот Ритуал вычитал?!

Что ж, Дориа, всего за две коротких недели успевшая привязаться к экс-гриффиндорцу, худо-бедно пережила это, но следующая новость стала шоком как для неё, так и для Чарлуса. О Дамблдоре к тому времени ходило уже много самых разнообразных слухов, причём наиболее распространённым был тот, в котором говорилось, что старый директор Хогвартса якобы уже давно выжил из ума. Люди, хорошо знавшие Альбуса Дамблдора, разумеется, ничему подобному не верили, так что мистер Поттер был первым, кто поставил под сомнение его здравый рассудок, когда увидел на одном из собраний Ордена Феникса сидящих в отдалённом уголке и старавшихся казаться максимально незаметными Джеймса и Ремуса. Спровадить детей не удалось (— То, что вам уже шестнадцать лет – это не аргумент, Джеймс!), но после совещания сыночку влетело по полной. Решать за Люпина Поттеры не могли, а потому попросту отправили сову его родителям, на случай если те тоже были не в курсе того, во что ввязался их отпрыск.

На следующее утро перед Ремусом плавно опустился ярко-красный – уже дымящийся – конверт.

Громоподобный голос Джона Люпина не сказал ни одного лишнего слова, которое могло бы навлечь беду на его единственного сына, но оборотень – с восходом полной луны один из самых опасных хищников, после этой речи был похож на щенка, которого вместо того чтобы почесать за ушком, пнули под рёбра, бесцеремонно отшвыривая со своего пути.

Ремус знал своего отца гораздо лучше Джеймса – честно говоря, тот вообще ни разу не видел мистера и миссис Люпин – так что к словам Джона он отнёсся с полной серьёзностью. Впрочем, прямого запрета на присутствие на собраниях Ордена тот не ставил, а убедившись, что Дамблдор и сам категорически против их с Джеймсом участия в боевых акциях, Джон немного успокоился. Ремус с облегчением и с радостью помирился с отцом, после чего всё вернулось на круги своя.

Чарлус, разумеется, не на шутку разозлился из-за подобного – недопустимого! разбаловали мальчишку! – самоволия, но ничего не смог с этим поделать. В конце концов, немного посовещавшись, они с женой пришли к единогласному решению, что уж лучше пусть всё останется так, как есть, – по крайней мере, они смогут присматривать за мальчиками. Ведь если их убрать с собраний Ордена, с Джеймса вполне может статься вляпаться во что-нибудь ещё более серьёзное и непременно потянуть за собой Ремуса. Такой милый мальчик. Только слишком бледный.

С тех пор за юными фениксовцами бдительно наблюдали четыре пары глаз: Альбус Дамблдор, Чарлус и Дориа Поттеры и, конечно же, Алекс Уайт.

* * *

Слава Мерлину, церемония Распределения завершилась против обыкновения довольно быстро, да и Дамблдор в этот раз не стал затягивать со своей речью, за что Джеймс был безмерно ему благодарен. Он даже не стал дожидаться, когда Ремус и остальные насытятся, а попросту схватив с круглого блюда пару пирожков со столь ненавистной ему печёнкой, выполз из-за стола. И всё из-за плохого настроения.

Свернув в одно из ответвлений основного коридора, чтобы придти в гриффиндорскую башню позже прочих студентов, Джеймс сам не заметил, как налетел на стремительно вылетевшего из-за угла – просто закон подлости какой-то! (и жанра) – высокого типа в просторной чёрной мантии с надвинутым на голову капюшоном.

— Осторожней! – возмущённо окликнул его парень, потирая ушибленное плечо, но когда незнакомец замедлил шаг и обернулся на его голос, Джеймс испуганно отшатнулся в сторону в одно мгновение, поняв КОГО ему «повезло» повстречать на своём пути. В тусклом свете чадящих факелов зловеще сверкнули два алых глаза.

— Иди куда шёл… – тихий шёпот, больше похожий на змеиное шипение, тут же прогнал прочь всю головную боль и скуку. – Погоди-ка, – в голосе мага проскользнули нотки чего-то похожего на любопытство, – юный мистер Поттер, если я не ошибаюсь?

И без того узкие глаза сузились ещё больше, впившись в напрягшегося, как струна, гриффиндорца. Джеймс, откровенно не понимая, что вообще здесь происходит и куда, спрашивается, смотрит Дамблдор, если в подведомственной ему школе, как у себя дома, разгуливает Тёмный Лорд Волан-де-Морт собственной персоной, потянулся за палочкой, чем вызвал свистящий смех у возвышавшегося над ним волшебника.

— Не стоит, юноша, с вашим жалким набором школьных заклинаний тыкать палочкой в такого, как я, – отсмеявшись, тихо и холодно произнёс маг и, напоследок бросив на парня презрительный взгляд, резко повернулся к нему спиной. Прежде чем раствориться в уходящем вдаль тёмном коридоре, до Джеймса донеслись его прощальные – насмешливые – слова.

— Так и знал, что ты слишком гриффиндорец, Поттер, чтобы напасть сзади… Если хочешь выжить – придётся этому научиться!

Джеймс не знал, сколько после его ухода он стоял в полном оцепенении, переваривая услышанное и увиденное. То, что Волан-де-Морту откуда-то известно его имя, наводило на неприятные размышления, а от взгляда красных глаз у него до сих пор по коже мурашки бегали. Как ни тяжело это признать – даже перед самим собой – но Джеймс был чертовски напуган. В себя он пришёл, только заслышав гомон и топот ног приближающихся студентов. Засунув руки в карманы мантии, он, во избежание нежелательной встречи с ними, задумчиво потопал в сторону Башни, спеша поскорее поделиться своими впечатлениями с Люпином. К тому же теперь надо было решить, стоит ли рассказывать о произошедшем Алексу. Учитывая его одержимость изменением будущего и спасением его – Джеймсовой – жизни.

Такой была первая встреча Джеймса Поттера и его будущего убийцы – Тёмного Лорда.

Часть 4. Реддл, Том.

Детство и юность некоего Томаса Марволо Реддла были не столь яркими и красочными, как у первых трёх героев, к тому же не стоит раскрывать все тайны сразу и лишать главного злодея тех времён всей его неповторимой загадочности, присущей отрицательным персонажам, поэтому автор оставит читателей в благом неведении относительно того, как этот юноша, впоследствии оказавшийся потомком самого Салазара Слизерина, уничтожил всех своих маггловских родственников и стал тем, кем он стал. Тем, чьё имя боялось произносить вслух множество взрослых волшебников и волшебниц магического мира Великобритании. Он стал Тёмным Лордом. Но человеку, претендующему на звание величайшего волшебника, нужно было другое – особенное – имя. Имя, способное внушать людям страх. Имя, которое заставляло бы их трепетать от ужаса и преклонять колени перед Лордом Волан-де-Мортом.

Том Реддл – слишком простое, отвратительное маггловское имя – единственное, что досталось ему в наследство от отца, с помощью ненавистного сына отправившегося в мир иной вместе со своими родителями-магглами. Но перед этим сын брошенной им колдуньи – той, в чьих жилах текла кровь могущественнейшего тёмного волшебника древности – сполна отомстил своему отцу и за годы, что он провёл в сиротском приюте, и за мать, которую, по его вине, он никогда не знал. Таким образом, будущий Лорд Волан-де-Морт оборвал последние ниточки, связывающие его с миром столь отвратительных ему магглов. Впрочем, это утверждение ошибочно. Одно напоминание он всё-таки оставил, хотя за несколько лет причины, которыми он тогда руководствовался, были вытеснены увлёкшей его идеей о поисках бессмертия.

Волан-де-Морт. То особенное имя, которое он искал. Всего лишь анаграмма от Тома Марволо Реддла.

В семнадцать лет он стал убийцей, лишив жизни сразу трёх человек. Не то чтобы потом его преследовали муки совести – нет, скорее это были опасения, которые становились всё сильнее с каждой – якобы случайной – встречей с Альбусом Дамблдором, в то время преподававшим Трансфигурацию. Хотя эти опасения становятся более ясны, если вспомнить, что Британия всё ещё кипела после ошеломляющей победы Дамблдора над Геллертом Гриндевальдом. К тому времени только-только отгремела вторая мировая война и маггловский мир только начал восстанавливаться после немыслимых потерь, и одновременно с этим постепенно возвращались к своему прежнему состоянию также и жители волшебного мира, наконец-то освободившиеся от гнёта Гриндевальда. Волан-де-Морт в какой-то степени даже был его последователем. В последние годы обучения в Хогвартсе он ещё больше увлёкся Тёмной стороной магии и практически с головой окунулся в её изучение, ища путь к обретению вечной жизни. И кто бы мог подумать, где и как он его нашёл.

Гораций Слагхорн с самого первого курса стал выделять одарённого и умного полукровку, отправленного Шляпой на возглавляемый им факультет, так что не стоит и удивляться тому, что юный Том Реддл в глазах большинства учителей и своих однокурсников занял выдающееся положение. Благодаря этому ему не составило труда вытянуть из старика-декана правду о хоркруксах и способе их создания.

К выпускному Том уже твёрдо знал, что он будет делать, когда стены Хогвартса с подозрительным профессором Трансфигурации останутся позади. Он жаждал власти и бессмертия. И именно созданием хоркруксов он намеревался заняться по окончании школы, а власть... Всему своё время.

Он много путешествовал в следующие годы. Албания, Тибет, Трансильвания, Чехия, Польша… Он побывал во многих местах, знаменитых своими неразгаданными тайнами, познакомился с интересными людьми и прочёл немало магических книг, прежде чем решился на создание первого хоркрукса. После проведения ритуала он три дня проспал беспробудным сном и ещё почти неделю был вынужден прожить как обычный маггл, напрочь лишившись колдовских способностей. Но вместо того чтобы остановиться на достигнутом, страх смерти стал ещё сильнее, и Том Реддл, уже принявший своё новое имя, со всё большей ожесточённостью занялся поисками подходящего сосуда для осколков своей души. Самый первый хоркрукс, едва не стоивший ему жизни, был помещён в медальон, который колдун, оставаясь немного сентиментальным человеком, спрятал в памятном для него месте. Громадной пещере на берегу моря.

Маг, сумевший расщепить свою душу на отдельные части, просто не в состоянии умереть как обычный человек, и Волан-де-Морт защитил хоркрукс так, что добраться до него было практически невозможно. Магия крови, некромантия, зелья… Тёмная магия действительно разнообразна и притягательна…

Открыть вход в Выручай-комнату незаметно для учителей, как и в прежние годы, было проще простого – даже обидно стало из-за смешной защиты, которая, по мнению Дамблдора, должна была обезопасить Хогвартса от вторжения Пожирателей Смерти. Хотя возможно она должна была активизироваться только после прибытия студентов?

Запахнувшись в длинную чёрную мантию, Волан-де-Морт окончил свой путь по лабиринту, остановившись напротив облезлого старого буфета, на вершине которого стоял рябой каменный маг, в старом пыльном парике и в чём-то похожем на древнюю выцветшую диадему.

Маг улыбнулся тому, как сильно истинный артефакт отличался от своих копий. В башне Равенкло, помнится, была статуя Основательницы этого факультета, и на ней тоже была диадема, но с оригиналом она разнилась как огонь и вода.

В узких глазах, сегодня почему-то принявших свой первоначальный цвет, отчётливо читалось торжественное удовлетворение, а быть может, это была виновата сама диадема, тускло отражавшая игру света.

Так или иначе, но тут ей было самое место. Кому может придти в голову искать очередной – и на этот раз точно последний – хоркрукс под самым носом у Дамблдора в Выручай-комнате?

Красивый призрак молодой девушки с длинными волосами и длинной мантией, выступив из стены, грустно посмотрел ему вослед, когда Том Марволо Реддл покинул это место и направился в кабинет директора, находившийся несколькими этажами выше.

* * *

Среди предков Альбуса Дамблдора точно никогда не было провидцев, и, тем не менее, старый директор, ещё со школьной скамьи не переносивший сюрпризы (ибо ничем хорошим они не заканчивались), с самого утра чувствовал, что первое сентября этого года будет очень занимательным. Уж лучше бы победитель Гриндевальда ошибался. Хотя бы раз.

Сюрприз удался на славу, так как если чего он и ожидал меньше всего на свете – так это встречи со своим бывшим учеником. Особенно учитывая сложившиеся обстоятельства, в свете которых Хогвартс находился практически на военном положении, в любой момент ожидая нападения Пожирателей Смерти во главе со своим господином.

Итак, что называется, «сюрприз». Не дай Бог и Мерлин такой сюрприз кому-нибудь пережить.

Бесшумно отворилась дверь директорского кабинета, прошелестел по выложенному плитами полу бархатный плащ, и посетитель (Дамблдор, видимо, думал, что это вновь заглянула его заместительница, поэтому даже не стал отвлекаться от своей работы с документацией из Министерства, которую нужно было закончить до начала Церемонии) деликатно кашлянул, привлекая к себе его внимание. А дальше как раз начинается самое интересное. Учитывая репутацию незваного и, чего уж душой кривить, нежеланного гостя, вполне можно понять и простить первую реакцию Дамблдора, когда тот, подняв голову на незнакомца, вместо приветствия «Привет, Том. Как поживаешь?» бросил в того невербальное и очень мощное заклинание. Однако к тому времени Лорд Волан-де-Морт уже успел многому научиться и многого достичь – о его достижениях весьма подробно излагалось в сенсационных статьях «Пророка» – так что сиреневый луч, вылетевший из палочки директора, будто натолкнулся на невидимый щит, окружавший всю фигуру вошедшего волшебника, и вместо того чтобы просто рассыпаться яркими искрами, тот почему-то мгновенно поглотил чары. Ибо таков принцип действия большинства защитных заклинаний из Тёмного раздела магии. Лицо Дамблдора посерело.

— Том.

— Здравствуй, Дамблдор, – вполне человеческие губы – разве что слишком серые – едва шевельнулись, выдавив из горла два сухих слова. Презрительное и насмешливое «старик» произнесено не было, но казалось, что оно так и витало в воздухе между бывшим учителем и его бывшим учеником ещё с их прошлой встречи. – Как школа? Уже успел найти преподавателя по Защите? Авось и я сгожусь.

— Спасибо за заботу, Том, – Дамблдор довольно быстро пришёл в себя от удивления и шока после короткой, но эффектной демонстрации Тёмной магии в стенах Хогвартса. – Но у меня уже второй год подряд есть замечательный профессор, который весьма неплохо справляется со своими обязанностями.

— Да неужели?

— Именно так, Том. И из всего этого я могу сделать вывод, что нам наконец-то удалось справиться с… последствиями твоего прошлого визита.

Синие глаза Реддла недоверчиво сощурились, и феникс Фоукс быстро перепорхнул со своей жёрдочки на директорское плечо при виде того, как стремительно меняется их цвет. Теперь из-под предусмотрительно надвинутого на лицо капюшона на Дамблдора взирали две узких алых щёлочки.

— Я вижу, ты многого добился, Том, – медленно произнёс старый волшебник, с интересом наблюдая за происходившими на его глазах метаморфозами. – Зачем ты пришёл? Ты ведь не настолько глуп, чтобы думать, что после того что ты натворил, я отдам тебе эту должность, – не вопрос, а утверждение.

— Ностальгия. Решил зайти, вспомнить старые добрые времена.

— Ну да, как же. И на этого человека я возлагал такие надежды… – вскользь заметил старый волшебник в тёмно-бордовой мантии, развалившийся в кожаном белом кресле на одном из многочисленных портретов. Предшественник Дамблдора – ныне покойный директор Хогвартса Армандо Диппет.

Лорд никак не выказал охватившей его ярости: он просто быстро взмахнул палочкой, и портрет тут же скрылся за упавшей на него тяжёлой бархатной портьерой. Дамблдор на это не сказал ни слова, вместо этого как-то по-особенному повернув голову и пристально глядя на бывшего ученика поверх очков-полумесяцев.

Волан-де-Морт расхохотался.

— Не пытайся, старик! Этот фокус со мной не пройдёт! Тренируй его на своих гриффиндорцах!

Не многие студенты могли «похвастаться» тем, что побывали в кабинете директора – для этого нужно было натворить нечто такое, что выходило бы за любые рамки. Одними из таких «счастливчиков» были Джеймс, Сириус, Ремус, Питер и Северус Снейп. Претензий к Петтигрю обычно не возникало, так что можно сказать, сюда он попадал за компанию. И если обычно в разговоре с этой четвёркой Мародёров Дамблдор мог себе позволить немного расслабиться и даже пару раз незаметно хмыкнуть в бороду, то в беседах со Снейпом подобное поведение было просто недопустимым. И неподходящим. По правде говоря, директор Хогвартса слишком опасался повторения истории: что из юноши со временем вырастет новый Тёмный Лорд, а магическому миру и нынешнего Волан-де-Морта было более чем достаточно.

Дамблдор встряхнулся, проверяя и укрепляя защитный блок на своих воспоминаниях.

— Зачем ты пришёл, Том? – с нажимом повторил он, сворачивая и откладывая в сторону свиток пергамента.

— Вижу, у тебя опять проблемы с Министерством, Дамблдор, – заметив знакомую печать, холодно отметил маг, снова пропустив вопрос мимо ушей. Из-за портьеры, укрывавшей портреты, раздалось неясное бормотанье.

— Всего лишь небольшая конфронтация с министром.

Маг понимающе кивнул, приподняв уголок мертвенно-серых губ в ироничной усмешке, мысленно напомнив себе поблагодарить и наградить Люциуса за его старания, и на секунду замер, будто прислушиваясь к чему-то или кому-то невидимому.

Дамблдору почудилось тихое шуршанье в проходивших за стеной трубах, но затем Волан-де-Морт стремительно встал из кресла.

— Не стану вас больше задерживать, – он почему-то вдруг перешёл на вежливое и официальное «вы», – к тому же мне пора идти. Скоро увидимся, Дамблдор, и возможно это произойдёт гораздо раньше, чем ты думаешь.

Хлопнула дверь.

— Хорошо, что поезд ещё не приехал, – откашлявшись, произнёс голос Финеаса Найджелуса из-за портьеры. – Но, наверное, стоит проверить количество учителей. Вдруг на одного меньше стало.

Директор улыбнулся и покачал головой, слыша такие суждения, но вместо того чтобы последовать совету, снова развернул заинтересовавший Волан-де-Морта свиток.

Василиск, по повелению наследника Салазара Слизерина, неохотно вернулся в пещеру, недовольный из-за того, что хозяин не позволил ему подольше побыть на воле, но ослушаться приказа он не посмел.

Кому-то этот визит в Хогвартс мог показаться бессмысленным, но Тёмный Лорд никогда ничего не делал, не имея чёткой цели, и сегодня он выполнил сразу две: позаботился о сохранности жизненно-важной для него диадемы и проведал своего старого-старого друга. Василиска, так как назвать Дамблдора другом у него просто язык бы не повернулся. Так что лучше всего этот визит можно было объяснить старым желанием остаться преподавать ЗоТИ. Старик, конечно, был слишком умён, чтобы поверить в это, но дело уже было сделано. Хоркрукс был спрятан от посторонних глаз в надёжном месте. А что может быть надёжней Хогвартса?

Предупреждение: Канон, это, конечно же, святое, поэтому во избежание каких-либо нападок, напоминаю: прежде всего, этот фанфик — AU, так что претензии придержите при себе. В седьмой — и последней, слава Мерлину! — книге про Гарри Поттера, нам рассказывается, каким именно образом Регулус Блэк стал Р. А. Б.ом и как он подменил медальоны, но так как мне это не подходит, ситуация несколько изменена.

P. S. Да простят меня сценаристы второй и третьей части «Пиратов», ибо я нагло позаимствовала их идею.

* * *

Спустя некоторое время после Распределения.

— Альбус, в чём дело? К чему такая срочность? Всё равно ведь завтра собрание Ордена, — без стука войдя в кабинет директора — зачем стучать, если его и так ждали? — поинтересовался Алекс.

Надо сказать, в кои-то веки ему посчастливилось застать того не за работой, хотя скорее всего Дамблдор просто не хотел начинать никаких новых дел на ночь глядя, зная, что с минуты на минуту должен пожаловать профессор ЗоТИ собственной персоной. А профессор ЗоТИ выразил своё удивление только изумлённо приподнятой бровью, не спрашивая разрешения, прошёл к окну и устало присел на широкий подоконник, где и расположился с максимально возможным удобством.

— Чаю?

— Нет, спасибо. Мне хватило, — хмыкнул мужчина, отворачиваясь от окна и устремляя взгляд на старика. — Вы не ответили на мой вопрос, Альбус. К чему такая спешка?

— Том заходил.

Взгляд Уайта не изменился, отчётливо говоря о том, что Дамблдор своим бессмысленным вызовом оторвал его от срочного и интересного занятия.

— Волан-де-Морт.

— Что?! — Алекс от неожиданности аж поперхнулся. — Какого чёрта он здесь забыл?! — с трудом откашлявшись, просипел он.

Мирно спящий феникс вздрогнул и передёрнул светящимся огненно-красным оперением, но головы из-под крыла так и не вынул. Директор заботливо покосился на притомившегося любимца и понизил голос.

— То же, что и в прошлый раз: хотел устроиться на работу.

— Ну и как успехи? — скривил губы Алекс, вспомнив, с какой одержимостью Тёмный Лорд жаждал обладать Хогвартсом.

Ответный взгляд директора весьма красноречиво объяснил ему, что «Томми» отправился восвояси, мягко говоря, будучи сильно не в духе, и, следовательно, теперь им стоило ожидать новое нападение Пожирателей уже в ближайшем будущем.

— Тогда я навещу Грюма, — подумав, сообщил Алекс и, дождавшись согласного кивка Дамблдора, стремительно поднялся из кресла, но, так и не дойдя до двери, обернулся ещё раз. — Я вот чего не могу понять: на что он рассчитывал, когда пришёл к вам? Неужели думал, что и впрямь сможет здесь работать?

— Сейчас уже мало кто помнит, что некогда Волан-де-Морта звали совсем иначе. Как Том Реддл, он вполне мог бы стать преподавателем Защиты.

— Но Министр…

— А запугивание и подкуп или же, например, шантаж, Алекс, редко подводят, а Том прекрасно разбирается и в том и в другом. А сейчас извините, у меня ещё много работы.

Уайт понимающе кивнул.

— До свиданья, профессор. Я предупрежу Орден?

Когда он вышел, Дамблдор задумчиво посмотрел на пустой портрет Финеаса Найджелуса и, словно снова к чему-то прислушавшись, склонил голову набок.

— Но проверить замок всё-таки будет не лишним. От подземелий и до самых башен.

* * *

За неделю до сентября.

Спуск к морю казался ещё более крутым и выглядел гораздо опаснее, чем в прошлый раз. Вряд ли здесь что-то могло измениться за прошедшее время, тем более что прошло его совсем немного, так что худенький черноволосый парнишка, незнакомо как очутившийся на самом краю обрыва, списал свои опасения на боязнь высоты. Впрочем, мало кому удалось бы сохранить невозмутимый вид при взгляде на бурые от водорослей волны, с силой истерично бившиеся об острые камни располагавшегося далеко внизу побережья.

Парень плотнее закутался в тёплую мантию, надёжно защищавшую его от пронзительного морского ветра, то бьющего в грудь, заставляя отступить на несколько шагов, а то наоборот, усиленно подталкивавшего его к самому краю.

Регулус — а черноволосым юношей был именно он, ещё раз боязливо огляделся по сторонам и, когда его взгляд упёрся в грозно нависавшую над ним кручу, судорожно сглотнул. Слизеринец не без оснований полагал, что аппарировать близ тайника Повелителя как минимум опасно для жизни, поэтому добирался до этого скрытого от прочих смертных места он с помощью незарегистрированного и, следовательно, незаконного портала.

Рядом что-то жалобно проскулил Кричер, с великодушного дозволения молодого хозяина вцепившийся в край мантии перебинтованными пальцами. Неправдоподобно круглые глаза со следами полопавшихся от недавнего напряжения сосудов, с неприкрытым ужасом глядели куда-то в сторону побережья, где — Регулус в этом не сомневался — и находилась та жуткая пещера, рассказ о которой с таким трудом он выбил из вернувшегося на Гриммо 12 домовика.

Юноша понятия не имел, что это за место и в какой части света оно вообще находится, но темнело здесь с поразительной скоростью. Казалось, только что солнце стояло высоко в небе, а уже сейчас — всего пару минут спустя, небо было иссиня-чёрным, как пролитые нерадивым студентом чернила. Неровные выщербины, видимо игравшие роль жутковатой пародии на ступеньки, едва виднелись в сгустившейся темноте, а использовать заклинание для того, чтобы осветить себе дорогу, Регулус не решался, помня как о Лорде, так и о Министерстве с его треклятым запретом на применение магии несовершеннолетними волшебниками. Однако решение этой проблемы он нашёл довольно быстро.

— Кричер, доставь нас к пещере, — скомандовал он, сверху вниз глядя на дрожащий у его ног серый и морщинистый комочек плоти, одетый в тунику с фамильным гербом. Дабы никто не смел покуситься на ИМУЩЕСТВО семьи.

Воздух на секунду уплотнился, когда эльф покорно выполнил отданный ему приказ, и Регулус затаил дыхание, впервые на собственной шкуре ощутив магию домовиков. Ощущение было не то чтобы неприятным, но просто очень непривычным и совершенно непохожим на аппарацию волшебников. На счастье Регулуса, его предположения оправдались: Тёмный Лорд и подумать не мог, что какой-то домовой эльф — безвольная прислуга и, по его мнению, низшее существо, решит проникнуть в пещеру, всячески защищённую от обычных магов и колдунов. Что ж, на подобной недооценке противников он однажды и погорит.

Низшее существо, домовой эльф, преданно глядя на обожаемого хозяина и не ослабевая своей хватки, с лёгкостью преодолел антиаппарационный барьер Волан-де-Морта, оставив позади склизкие стены узкого тоннеля, но проникнуть внутрь зачарованной пещеры ему оказалось не под силу. Впрочем, Регулусу больше и не было нужно, а как открыть вход он, благодаря сбивчивому и постоянно перемежавшемуся всхлипами рассказу побывавшего здесь раньше домовика, знал заранее.

Окрасившийся кровью камень засверкал нестерпимо ярким, режущим глаза светом, а затем просто растворился в возникшей на его месте белоснежной арке. Образовавшийся проход зиял такой непроглядной тьмой, что было невозможно разглядеть, что же находилось на его противоположной стороне. Времени на размышления было не так уж и много, поэтому, отбросив все свои сомнения, Регулус решительно шагнул внутрь. Домовик, разумеется, последовал за ним…

Все, что было дальше, запомнилось юноше в виде коротких обрывков, а то, как ему удалось забрать хоркрукс Тёмного Лорда и как он выглядел, вообще почему-то стёрлось из его памяти. Также как и то, куда этот хоркрукс потом делся.

Кричер, конечно, мог бы ему рассказать, что именно произошло, после того как они, чудом избежав гибели от рук сотен мёртвых инфери, выбрались из подземной пещеры на свежий воздух, но строгий ПРИКАЗ лохматого черноволосого мальчишки, поджидавшего их у выхода из тоннеля, не давал ему сказать ни слова.

Уже после того, как всё было кончено, Регулус с помощью преданного Кричера переместился домой, чтобы обработать полученные во время бегства ссадины и привести в порядок собственные мысли — расплести клубок, в который хаотично сбились все его воспоминания. Обратись он со своей проблемой в св. Мунго, ему после немедленного обследования — негоже заставлять ждать Блэков — непременно сообщили бы, что неприятные ощущения — побочный эффект неправильно наложенного Obliviate. А потом, в довершение к уже сказанному старый целитель, чем-то неуловимо смахивавший на Дамблдора, — наверное, бородой, — добавил бы, что юному мистеру Блэку очень повезло в том, что таинственный недоброжелатель не сделал из него подобие растения. Да, всё это Регулус узнал бы, если бы решил обратиться в Мунго, но он не стал рисковать, предпочтя некоторое время отлежаться у себя в комнате, и сам не заметил, как заснул.

Говорят, что во сне человек может увидеть отдельные эпизоды из своей прошлой жизни, а некоторые исследователи, специализирующиеся на заклинаниях памяти, даже утверждают, что именно во сне многие из их пациентов, некогда подвергшиеся Obliviate, вспоминали насильно отобранные у них картины своей жизни. Регулусу повезло: чары, наложенные на него, были выполнены чересчур поспешно, грубо и непрофессионально и, наверное, именно поэтому, пока он мирно спал, клубок его воспоминаний медленно расплетался нить за нитью. Нить за нитью.

…Подземная пещера, в которой они с Кричером очутились, пройдя через арку, оказалась просто невероятно огромной: свет, исходящий от поднятой высоко над головой волшебной палочки, разгонял тьму, но не позволял увидеть противоположного конца пещеры, а высокие своды вообще находились на недосягаемой высоте. Вдобавок ко всему увиденному, подземное озеро, перед которым внезапно оказался Регулус, сделав всего два шага не в ту сторону, гораздо уместнее было назвать небольшим морем. Впрочем, купаться в нём всё равно было нельзя: в такой ледяной воде сердце не выдержало бы и нескольких минут.

Путь до лодки, к которой вёл его домовик, занял около получаса, зато потом Регулус получил сомнительное удовольствие полюбоваться на магическое творение Повелителя. Лодка, вытянутая эльфом из недр озера, вся светилась холодным призрачным зелёным светом и со следами тины на невысоких бортиках казалась миниатюрной копией легендарного «Летучего Голландца»…

Сознание спящего порой выкидывает разные и даже странные фортели, и вместо того, чтобы «распутывать клубок», Регулус вдруг принялся вспоминать, как в не столь уж и далёком детстве мама перед сном частенько рассказывала им с Сириусом подлинную историю о кошмарном капитане и его судне.

Оба Блэка были тогда ещё совсем мальчишками и с лучащимися восторгом глазами взахлёб слушали, как мама, оставив гореть в их комнате только одну свечу, таинственно-завораживающим полушёпотом уже в который раз по просьбе Регулуса читала сыновьям об одержимом поисками бессмертия древнем волшебнике, заключившем сделку с самим дьяволом и теперь обречённом до скончания времён — до самого Судного дня — скитаться по морям, вербуя на вечную службу гибнувших моряков. А однажды Вальбурга, раздражённая тем, что её старшенький — Сириус, никак не желает успокаиваться и ложиться спать, поведала им о том, что у магглов тоже есть своя интерпретация «Летучего Голландца». И не выдержав дружного напора заинтересованных мальчишек, рассказала, что в маггловском варианте капитан корабля-призрака по имени Дэйви Джонс влюбился в прекрасную языческую богиню моря — Калипсо. А та, чтобы не видеть, как стареет её возлюбленный смертный, наградила его бессмертием и сделала капитаном корабля, чтобы он мог переправлять души погибших в море людей в загробный мир.

Дэйви Джонс честно выполнял возложенную на него миссию, но когда десять отведённых на плавание лет истекли и наступил день, когда он смог ступить на землю, чтобы обнять любимую, её не оказалось в условленном месте — Калипсо, как и стихия, над которой она властвовала, оказалась слишком переменчивой и ушла, устав его ждать. Джонс пришёл в ярость, но боль его была столь сильна, что он вырезал из груди своей сердце и запер его в сундук, а сундук тот спрятал так, чтобы ни один смертный не смог его найти. Желая отомстить обманувшей и предавшей его языческой богине, он подсказал первому совету пиратского братства способ усмирить Калипсо — заточить её в человеческом теле. Пираты согласились, и после того как богиня была покорена, наступила эпоха расцвета пиратства — ибо теперь люди, а не высшие силы управляли непокорной стихией. Что же касается Дэйви Джонса, то он стал страшной легендой, проклятьем, загубившим немало людских душ. Хотя ведь в каждой легенде есть крупицы истины, — глубоко задумавшись, добавляла здесь мадам Блэк и, взъерошив до неприличия короткие волосы младшего сына, прежним загадочным голосом продолжала: — Правда, говорят, что люди и поныне видят в морских портах жуткий трёхмачтовый бриг с чёрными парусами, который растворяется в воздухе, стоит им ненадолго закрыть глаза. Вот только после этой встречи они всегда быстро умирали один за другим, не всегда успевая рассказать кому-нибудь об увиденном. И ещё, — женщина, как несколько минут назад над Регулусом, наклонялась, чтобы поцеловать в лоб вяло сопротивляющегося Сириуса, — говорят, что капитан «Летучего Голландца» уже не Дэйви Джонс.

Понятное дело, что столь резкое — неправильное — окончание интереснейшей истории не способствовало спокойному сну, так что либо братья засыпали, чтобы потом всю ночь воображать себя бравыми пиратами, борющимися за правое дело и грабящими торговые фрегаты, либо после ухода матери устраивали бой подушками, пока на поднятый ими шум в комнату не входил кто-нибудь из родителей, либо Вальбурге приходилось уже на ходу придумывать продолжение своей истории…

Регулус, нежно улыбнувшись мимолётному детскому воспоминанию, перевернулся на другой бок, подтянув подушку себе под голову.

…Блестящая, словно зеркало, чёрная гладь озера, рассекая которую, медленно, без каких-либо усилий со стороны Регулуса и плыла лодка, не только не становилась светлее или прозрачней, когда на неё падал слабый луч света, а наоборот, будто бы даже поглощала его. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что за этим кажущимся спокойствием в озёрных глубинах таится неведомая опасность. Пока лодка плавно скользила по воде, не оставляя за собой даже лёгкой ряби, Регулус не отводил глаз от постепенно становившегося всё ближе и ближе небольшого островка. Теперь даже можно было разглядеть, что это и не остров вовсе, а плоское каменное возвышение, на котором не было ничего, кроме влёкшего к себе источника зеленоватого света — точно такого же, каким светилась и эта жуткая лодка.

Несмотря на быстрое приближение к цели, беспокойство домового эльфа, с самого начала плавания испуганно вглядывавшегося в воды озера, передалось и Регулусу. К тому же за свою сравнительно недолгую карьеру Пожирателя Смерти он успел в полной мере ощутить на себе недовольство Лорда, и поэтому подобное спокойствие и полнейшая — гробовая — тишина только ещё больше усиливали ощущение надвигающейся опасности. Даже летучие мыши, любившие ютиться в подобных местах, покинули облюбованную Повелителем пещеру, причём покинули они её уже довольно давно: Регулус определил это по следам засохшего помёта на полу и стенах.

Когда до островка оставалось всего несколько метров, слух Регулуса потревожил еле слышный, но в то же время такой отчётливый в давящей тишине пещеры всплеск. Кричер всхлипнул и забился под скамью, а парень, и сам напуганный не меньше своего домовика, увидел, как мелькнула и тут же скрылась под водой синюшняя ладонь. Человеческая!

— О Мерлин! Кричер, ты не сказал, что здесь полно инфери! — выдохнул Регулус, по одной только руке опознав этот вид нежити. Спасибо нынешнему преподавателю ЗоТИ, благодаря урокам которого он по крайней мере знал способ борьбы с ними.

Пока что мерзкие твари вели себя довольно-таки смирно, но вряд ли Тёмный Лорд поместил их сюда как украшение озера. Это стража.

Дно лодки скрипнуло, мягко коснувшись илистого дна, но парень, только сейчас осознавший, во что он вляпался и что, скорее всего, вернуться домой живым у него не получится, вздрогнул, с перепугу решив, что этот звук издают когти живых мертвецов, чей покой он столь опрометчиво собрался потревожить.

— Кричер, за мной! — не позволив собственному страху просочиться в голос, чётко приказал Регулус, в этот момент ставший ещё больше похожим на старшего брата, и домовик, отчаянно боясь вылезать на берег, но не осмеливаясь нарушить прямой приказ, медленно зашевелился под своей скамьёй.

Эльф не слишком торопился, и Регулус, сам не ожидавший от себя такого поступка — в конце концов, Кричер, по его мнению, был самым лучшим из служивших Блэкам домовиков — изо всех сил пнул слугу, дабы тот поторопился.

— Живо, я сказал!

Увидев, что домовик, явно вознамерившийся наказать себя за свою медлительность, попытался биться головой о борт лодки, Регулус схватил его за грязный размотавшийся бинт и бесцеремонно потащил за собой, не обращая внимания на виноватое бормотанье безостановочно кающегося эльфа.

Оставшееся расстояние до возвышавшейся на пьедестале каменной чаши Регулус преодолел за пару шагов и, дав волю своему любопытству, заглянул внутрь.

Медальон, тот самый хоркрукс, что удерживал Волан-де-Морта на земле, не давая ему умереть, лежал на самом дне чащи, помимо инфери, защищённый ещё и каким-то светящимся зельем. Регулус взглянул на замершего у его ног домовика, зачерпнул кубком — с созданием вещей из ничего у него всегда был напряг, так что пришлось трансфигурировать прибрежную гальку, — малопонятную и без сомнения опасную жидкость и безжалостно протянул его Кричеру.

— Пей. Это приказ.

Судя по дрогнувшим ушам, эльф ещё помнил, что с ним было в прошлый раз, когда этим же зельем его поил Тёмный Лорд, но приказ хозяина — это закон.

Первая порция. Вторая. Эльф вяло стонал и плакал, но воля хозяина была сильнее. Третья порция. Четвёртая.

Когда уровень фосфоресцирующей жидкости снизился настолько, что самодельный, немного кривобокий глиняный кубок стал царапать о дно чаши, Регулус отбросил его в сторону, — кажется, тот отлетел куда-то в воду, — и дрожащими от напряжённого ожидания руками подцепил золотую цепочку.

Не ударила молния, не грянул гром, Волан-де-Морт не соизволил явиться, чтобы покарать вора. Не произошло ровным счётом НИ-ЧЕ-ГО.

Выложенная мерцающими в свете палочки зелёными камнями — юноша безошибочно определил их, как изумруды, — змееподобная буква «S» едва заметно шевельнулась… Нет. Регулус моргнул. Слава Мерлину, показалось, всего лишь обман зрения, игра теней. Положить на место медальона свой собственный, купленный в Косом Переулке, и восстановить прежний уровень зелья было делом одной минуты.

— Кричер?.. — молодой волшебник обернулся в поисках эльфа.

— Кричер, нет! Стой!

Поздно. Умирающий от жажды, вызванной проклятым волан-де-мортовым зельем, обессиленный эльф подполз к озеру и, зачерпнув в горсть ледяной воды, поднёс мокрые ладони ко рту. И тем самым пробудил затаившихся инфери. Вытянувшаяся из глубин белая рука — Регулус почувствовал, как его затошнило — с остатками облезшего ярко-алого лака на острых ногтях мгновенно схватила замешкавшегося домовика за шею. Тот даже не закричал, когда его неумолимо потащило в воду.

Ныне покойного Ориона Блэка при желании можно было бы назвать миролюбивым человеком, но в своём отношении к домовым эльфам он во многом сходился с мнениями других чистокровных магов и не раз объяснял детям, что несмотря на то, что домовики — всего лишь вещь, имущество семьи, не стоит превращать их во всякую ерунду, в конце концов, они не кролики, плодятся не так быстро… Сириус во всём остальном был полностью не согласен с родителями, но его нелюбовь к маленьким ушастым уродцам в общем, и к Кричеру в частности, просто зашкаливала. Регулус, почему-то вдруг вспомнивший этот эпизод, больше не колебался ни секунды, забыв о постыдной мысли бросить домовика и, пока инфери будут заняты им, попытаться незаметно смыться из пещеры вместе с хоркруксом.

— Accio Кричер!

Инфери, тянувший за собой эльфа, подобного финта определённо не ждал, потому что белая рука вдруг разжалась, и домовика моментально рвануло прочь из холодных объятий. Регулус среагировал в самый последний момент, отскочив в сторону от траектории полёта хрупкого тельца слуги, и вместо того, чтобы врезаться в него, эльф на полной скорости пролетел мимо и шмякнулся о пьедестал.

Проверять, жив ли тот вообще после такого-то удара, времени не было, так что парень просто схватил эльфа за порванную и безбожно испачканную тунику и, забросив его в лодку, повернулся к тянущим к нему свои лапы инфери.

Когда дело дошло до сражения за свою жизнь и жизнь своего слуги, страх вдруг куда-то ушёл, и Регулус на удивление хладнокровно различал среди инфери мужчин, женщин, детей… Бледные лица утопленников и злобные красные глаза, как у их создателя.

— Insendio!!!

Вырвавшееся из палочки пламя голодно взревело и набросилось на мёртвые тела, торжествуя, сжигая, обращая в пепел… Ярость магического огня была столь сильна, что галька и откуда-то взявшийся здесь мелкий песок, раскалившиеся от запредельной температуры, начали превращаться в стекло, а быть может, дело было в магии самой пещеры… кто знает? В любом случае Регулус не стал с этим разбираться и, пожелав «доброму» Повелителю окончательно сломать мозги, пока тот будет пытаться выяснить, что же здесь случилось, находчиво впрыгнул в лодку, на всякий случай держа палочку наготове. Но инфери, даром что мертвы, глупцами не были, после повторной — и уже окончательной — гибели нескольких десятков своих сородичей успокоились и теперь плавали на дне озера, выжидая, когда наступит подходящий момент для повторной атаки чужаков.

Обратный путь показался Регулусу бесконечно долгим. В крови кипел огонь, сравнимый разве что с тем, который только что уничтожил тех инфери. Руки, державшие хоркрукс Тёмного Лорда, дрожали от всплеска адреналина. В глазах двоилось и плясало. То по эту, то по ту сторону лодки чёрная гладь озёра подёргивалась рябью, когда на поверхность всплывали особенно нетерпеливые в своём ожидании мертвецы. Молодые ещё, наверное, свежие… А на дне мини-версии «Голландца», всего в нескольких дюймах от располосованной острыми когтями мантии, которую Регулус, брезгливо и болезненно кривясь, уже успел с себя сбросить, сломанной куклой неподвижно лежал домовой эльф.

— Кричер?! Кричер… — юноша нерешительно дотронулся до безвольного плеча и с облегчением услышал, как тот застонал, когда он перевернул его на спину. — Чёртов эльф, какого дьявола я о нём забочусь? Бросил бы тут и дело с концом. Episkey. Enervate, — маскируя свой страх недовольным ворчанием, парень быстро — скороговоркой — забормотал исцеляющие заклинания, водя палочкой над телом домовика. Тот зашевелился уже чуть активнее.

— Хозяин Регулус… хозяин…

Младшему Блэку стало почти стыдно, когда старый слуга, едва очухавшись, устремил на него полный слепого обожания взгляд.

Звякнула невидимая цепь, и лодка причалила к спасительному берегу. Инфери не высовывались.

Арка, через которую они с Кричером проникли внутрь пещеры, уже куда-то делась, и Регулус, догадавшись, что заплатить здесь надо не только за вход, но и за выход, наспех обмазал выступавший из стены камень кровью, которой почему-то была испачкана его мантия. Напомнив себе о необходимости проверить царапины на наличие яда — с Лорда вполне могло статься устроить и такую пакость в подарок — они перебрались в тоннель и уже оттуда с помощью домовика переместились на прежнюю скалу.

Морской воздух принёс неожиданное успокоение, и он едва не сполз на землю от нечеловеческой усталости, когда поддерживающий его адреналин резко схлынул, оставив после себя только ощущение полной беспомощности. Регулус закрыл глаза и скривил губы, во всей красе представив лицо Повелителя, когда тот наконец обнаружит подмену и прочтёт его наспех накорябанную записку. Р.А.Б. Звучит так… символично. Раб и есть.

— Хоз…

— Accio хоркрукс! — перебив шум прибоя и не дав договорить домовику, вдруг произносит новый — незнакомый — голос, и мгновенно вскочивший и тянущий из кармана волшебную палочку Регулус усиленно щурит глаза, пытаясь разглядеть невидимый в ночной темноте силуэт.

— Expelliarmus! — стыдно, но новоприбывший успевает первым. — Успокойся, Регулус. Я не причиню тебе вреда, мне нужен только хоркрукс.

Кстати, а где?.. Сволочь. Слизеринец яростно цедит сквозь зубы услышанное некогда от отца ругательство. Оно на гоблинском языке, так что он не совсем уверен, что это действительно именно ругательство, но звучит очень похоже. Из кулака незнакомца свисает и серебрится в лунном и звёздном свете золотая цепочка медальона.

Нерукотворная скала нависает над их головами подобно дамоклову мечу, препятствуя проникновению света на узкую каменную площадку, посреди которой неподвижно замерли два противника. Впрочем, они вполне могли оказаться и союзниками. Тем не менее, несмотря на старания утёса, луна нет-нет, а немного освещает лицо самого Регулуса и его неожиданного собеседника.

Младший Блэк, до того как он по вине старшего братца сверзился с собственной метлы от удара бладжером и на всю жизнь заполучил страх перед высотой, был успешным ловцом в своей команде — хотя обыграть Поттера ему так ни разу и не удалось, и поэтому сумел оценить скорость реакции незнакомца, когда тот лишил его волшебной палочки. О том, что тот в пору своей юности — не так уж и давно минувшей — тоже был ловцом — причём лучшим, Регулус просто не мог знать. А просвещать его в планы незнакомца не входило. Хотя погодите-ка… почему незнакомца?

Редкие тучки, неведомо когда успевшие затянуть собой небосклон, ненадолго расступились, и в лунном свете лицо противника стало видно чуть более отчётливо.

Регулус изумлённо ахнул и неосознанно сделал шаг вперёд. Узнанный незнакомец на всякий случай вскинул опущенную было палочку.

— Поттер?!

Тот вздрогнул и отшатнулся. Юноша даже сумел разглядеть, как расширились за круглыми линзами очков — и как сразу не заметил? — зелёные глаза. Зелёные, а не карие. Странно. Хотя что может быть более странным, чем встреча с бывшим «лучшим» другом Сириуса в этом месте?

— Поттер, у тебя совсем крыша поехала? Или это новая стадия преклонения перед Эванс? Отдай мне мою палочку и вали отсюда.

Не отводя взгляда от цепочки хоркрукса, свисавшей из кулака парня, Регулус на полном автомате нёс какую-то чушь, уже понимая, что тот, с кем он сейчас разговаривает — не Поттер, хоть и похож на него. За исключением глаз и ещё некоторых мелочей: не так стоит, не так двигается, не такое самоуверенное выражение лица, как у подлинного Джеймса Поттера.

— Кто ты? И как меня нашёл? Зачем тебе весь этот маскарад?

Парень неторопливо запихнул медальон Волан-де-Морта в задний карман джинс — небрежным таким, даже привычным движением, — и потянулся было к волосам, но поймав на себе пристальный взгляд младшего Блэка — всё-таки Поттер!!! — тут же отдёрнул руку и нагнулся, чтобы подобрать всё ещё валявшуюся у его ног палочку слизеринца.

— Знаешь что, Регулус? — нет, не Поттер. Голос тоже другой: не такой заносчиво-уверенный. — Я точно не знаю, как всё должно было произойти в первоначальном варианте, но тогда ты не выжил. Это факт.

Неудачная подделка под главного Мародёра теперь смотрела на Блэка точно так же, как он сам минуту назад смотрел на лже-Поттера, вот только выражение лица этой «подделки» навевало на мысли об отделении св. Мунго для сумасшедших. А спорить с психами себе дороже, особенно если у психа сразу две палочки.

— И из этого следует вопрос: почему на этот раз ты выжил? Я не менял будущего, а значит, это сделал кто-то другой. Кому ты так дорог, Регулус, что этот кто-то рискнул всем ради того, чтобы спасти тебя? Не знаешь? Кто мог вернуться в это время? Не знаешь или не хочешь говорить?!

«На этот раз… Не выжил… Дорог?..»

Регулус невольно задумался, всё ещё опасливо косясь на «Поттера». Вернее, это сознание невольно ухватилось за слова незнакомца, и мысли потекли уже в совершенно ином направлении. Он знал, на что шёл, пробираясь в эту пещеру. Знал ещё до того, как велел Кричеру — где этот чёртов эльф? Почему не вмешивается, ведь его хозяин в беде?! — отвести его сюда. Он готов был умереть: лишь бы лишить Лорда его вожделенного бессмертия, просто теперь ему было к кому возвращаться. Кто знает, что натворил бы Сириус, если бы его младший брат исчез, не оставив после себя ни следа?..

Додумать Регулус уже просто не успел, так же, как не успел он заметить и того, что незнакомец взмахнул палочкой в его направлении. Obliviate — заклятие памяти надёжно скрыло-стёрло-спрятало воспоминания о пещере, хоркруксе и этой встрече как от самого Регулуса, так и от того, кто мог покопаться в его мозгах.

— Кричер, — окликнул домовика незнакомец, пока младший Блэк не пришёл в себя успевший вернуть палочку её законному владельцу. — Верни его домой и приведи в порядок. И так, чтобы этого никто не видел.

— Да, хозяин, — проскрипел эльф и, щёлкнув пальцами, исчез вместе с ещё не пришедшим в себя другим хозяином. Хозяином нынешним, а не будущим.

Оставшись в одиночестве, парень с облегчением вздохнул и наконец-то взъерошил волосы.

— А теперь за мечом Годрика Гриффиндора. И за объяснениями. Пришло время встретиться с профессором Дамблдором.

* * *

За три месяца летних каникул Алекс успел совершенно отвыкнуть от детей — да он за это лето даже Джеймса с Ремусом видел всего пару раз, полностью посвятив себя делам Ордена Феникса. Лето получилось насыщенным и интересным и в итоге к осени принесло богатые плоды в виде сотрудничества с Блэром. Этот Пожиратель был, конечно, ещё тем подлецом и ублюдком, но всё же… Алекс встряхнулся, выбрасывая из головы все мысли об этом уб… и замирая перед дверью в класс Защиты от Тёмных Искусств, из-за которой до него уже доносились голоса студентов седьмого курса. Снова Гриффиндор и снова Слизерин.

Глубокий вдох, чтобы успокоиться и взять себя в руки, а затем, набравшись смелости, он непременно решительно войдёт внутрь. Вот только наберётся побольше смелости. В загон к драконам, высиживающим свои яйца, и то не так страшно заходить!..

…Буквально сбежав из Хогвартса сразу после окончания уроков — если бы это можно было сделать до занятий с Гриффиндором и Слизерином! — Алекс ну никак не ожидал увидеть в кабинете начальника Аврората то, что он там увидел. Точнее ТОГО, кого он там увидел.

Светлые, ещё больше выгоревшие за жаркое лето волосы, мощная спина, обтянутая тёмной мантией аврора. Чёрт, да ему даже лица этого человека не нужно было видеть, чтобы понять кто он! С Грюмом разговаривал Фрэнк Лонгботтом.

Алекс, на этот раз с помощью Оборотного зелья превратившийся в невысокого жилистого мужчину с короткой густой бородой — кожа под ней чесалась просто нестерпимо — глухо выругался и попытался незаметно закрыть за собой дверь, чтобы уже в коридоре дождаться, когда эти двое закончат свою беседу, но не тут-то было… Его заметили.

— Вы что-то хотели?

Заметил его, естественно, сидевший лицом к входной двери сам хозяин кабинета. Фрэнк с любопытством обернулся взглянуть на вошедшего. Алекс процедил себе под нос особенно изощрённое ругательство и, не имея никакого желания встречаться с бывшим учеником в настоящем и другом, коллегой и напарником в будущем — что с того, что тот его не узнает под новой личиной?! — предпринял безнадёжную попытку улизнуть.

— Простите. Ошибся кабинетом.

Грюм чему-то кивнул и проницательно поджал губы.

— Нет, не ошибся. Входи, «икс», входи, ты и так уже опоз… — Грюм взглянул на часы и неохотно исправился, — раз как всегда пришёл вовремя, то не стой там столбом, подпирая мою дверь: она в этом не нуждается, а заходи и не заставляй других себя ждать.

— Как вы узнали, что это я? — недовольно поинтересовался Алекс, хмуро глядя на Фрэнка, чьё лицо пока по непонятной ему причине выражало бурный восторг, и, скрестив руки на груди, уселся в оставленное специально для него кресло. — Кстати, поздравляю с новым назначением, Лонгботтом, но лучше бы ты дома с женой сидел. А то гляди, из замужней женщины она быстро превратится во вдову.

Восторг молодого стажёра немного поумерился, но несмотря на далёкое от норм вежливости приветствие, полностью так и не исчез.

— Откуда вы знаете моё имя?

Алекс самодовольно улыбнулся в густую бороду.

— Мы встречались.

Заметив, что после этого его замечания Фрэнк с головой погрузился в размышления о правдивости этих двух слов, он переключил своё внимание на Грюма, молчаливо наблюдавшего за процессом их знакомства.

— Вы ничего не хотите мне объяснить?

— Нет, но всё равно придётся. Кстати, хорошо, что вы уже знакомы: будет легче сработаться, — улыбнулся старый аврор.

Мгновение тишины, а затем нерешительная реплика обычно такого решительного Лонгботтома, отчего-то терявшегося в присутствии начальника — грозы всех стажёров. Сам Алекс — тогда ещё Сириус — таким не был, это он помнил со стопроцентной уверенностью. Разве что наравне с прочими стажёрами из кожи вон лез, чтобы доказать, что он — лучший. Обидно, но Грюм упорно не хотел в это верить.

— Вообще-то МЫ как раз не знакомы, это ваш осведомитель откуда-то меня знает.

Судя по тону, Фрэнк не отказался бы узнать, откуда именно. В ответ он был вознаграждён «благодарным» взглядом «мистера икс» и выразительным — от шефа. После этого наступил черёд Алекса вставить своё веское слово, но тот не особо торопился с приговором. Медленно оглядел его с головы до сияющих лакированных ботинок (наверняка Алиса постаралась! Муженёк у неё всегда был тем ещё лентяем — Алекс это помнил ещё со времён собственной учёбы) и, скептически приподняв правую бровь, вновь перевёл взгляд на Грюма.

— Мне не нужен напарник.

Произойди этот странный во всех смыслах разговор ещё месяца три назад, Фрэнк, человек по натуре добродушный, хоть и немного грубоватый — настоящий гриффиндорец — непременно бы попытался доказать, что он не прав. Сейчас Фрэнк не сделал ничего, и это тоже наводило на определённые мысли.

— Я работаю один, — упрямо произнёс Алекс, с вызовом глядя на бывалого аврора.

Ситуация из запутанной и странной быстро трансформировалась в настоящий заговор, конечной целью которого было навязать ему вот этого самого стажёра, мать его! Алекс мысленно извинился перед миссис Лонгботтом и, яростно сузив глаза, отчеканил:

— Нет. Он. Мне. Не. Нужен.

— «Икс»… — Грюм, наконец, зашевелился и перестал изображать из себя жертву василиска. — Ты, как источник о действиях Пожирателей, очень важен для Аврората, и я не могу тебе позволить рисковать собой в обыденных каждодневных стычках.

— И причём тут Лонгботтом? — недоверчиво прищурился Алекс в ожидании продолжения. Грюм тянул — это невероятно, но он почему-то медлил с ответом! Алекс похолодел, прислушиваясь к зашевелившему внутри него плохому предчувствию: точно то же самое он испытывал перед тем, как Дамблдор — вот уж несомненный мастер сюрпризов! — вывалил на него сногсшибательную новость, что отныне он будет преподавать прОклятый предмет, на котором дольше года мало кто удерживался. Как показало время, директор не ошибся: Алекс не знал почему, но ему не просто удалось не вляпаться в неприятности, но и остаться преподавать Защиту второй год подряд.

Вопрос про Лонгботтома Грюм попросту проигнорировал, положив руки перед собой на край стола, плавно подходя к одному ему ведомой конечной цели этого разговора. Хотя спокойную уверенность Фрэнка вполне можно было объяснить его осведомлённостью: иначе зачем ещё Грюм стал бы рисковать раскрытием столь ценного осведомителя?.. Как есть заговор!!!

С каждым последующим словом Алекс, уже всё для себя уяснивший, хмурился всё больше и больше.

— У меня есть информация, согласно которой Пожиратели получили новый приказ: во что бы то ни стало найти человека, столь хорошо осведомлённого обо всех их планах. Вы это знали?

— Догадывался, — уклончиво ответил он, вспомнив о том, что поведал между делом Блэр об истинной причине смерти Ориона. — Информация проверенная?

— Разумеется.

Спрашивать, откуда и от кого старый аврор всё это узнал — причём очевидно, что узнал он гораздо больше, чем сказал, — Алекс не стал — и так ясно, что ответа он не дождётся.

— Но что хуже всего: среди моих людей появился предатель. «Икс», вас до сих пор не взяли лишь потому, что ваша информация поступала ко мне в самый последний момент, и у предателя просто не оставалось времени сообщить об этом куда надо.

— Хорошо, значит, так будет продолжаться и дальше, — скупо произнёс Алекс и взглянул на часы: до приёма следующей дозы Оборотного зелья оставалось ещё двадцать минут. Пока можно было не торопиться, главное, не пропустить момент, а не то Фрэнк сильно удивится, увидев здесь своего бывшего преподавателя Алекса Уайта.

— Я ещё не закончил, — теперь в голосе аврора звучала сталь. — С этого дня Лонгботтом будет следовать за вами в каждом вашем крестовом, — усмешка, — походе. И это не обсуждается.

— Это не обсуждалось бы, будь я вашим подчинённым. К счастью, это не так, и я всего лишь добровольно оказываю вам некоторую посильную помощь, — Алекс чувствовал себя на высоте. Глядя на выражение лица главы Аврората, ему казалось, что этими словами он сполна расплатился с будущим шефом за те выволочки, что он устраивал им с Джеймсом, угрожая понизить зарплату и лишить премии. И лишил ведь, гад этакий!

Старый аврор помолчал, мимолётно потёр старый шрам на щеке — самый явный признак крайней ярости и обернулся к внимательно ловившему каждое произнесённое здесь слово Фрэнку.

— Лонгботтом, выйди. И не дай Мерлин тебе проболтаться о том, что здесь было. Лишу премии.

Алекс фыркнул, не сумев подавить веселье, охватившее его после это угрожающей фразы. Фрэнк, внешне невозмутимый, — только в глазах плещется разочарование, — кивнул и молча выполнил приказ. И лишь после того как они остались в кабинете одни, Грюм снова вернулся к прерванному им же самим разговору.

— Ваше же счастье, что вы не мой подчинённый, ибо завись это от меня, вы бы всю свою жизнь проторчали в должности стажёра, перебирая бумажки. И даже будь вы сверходарённым волшебником, к настоящей работе я бы вас не подпустил. Хотите знать, почему?

Алекс молчал, стараясь не встречаться взглядом с разбушевавшимся аврором. Подобную речь он уже слышал много-много лет назад и примерно мог сказать, что последует дальше. Почти такой же разговор состоялся у них спустя полгода, после того как Грюм, скрепя сердце, сделал их с Джеймсом полноправными аврорами. После той беседы он долго был вне себя от ярости и, уже накачиваясь под завязку огневиски вместе с Джеймсом, которому тоже влетело за компанию, они дружно ото всей своей поттеровской и блэковской души отругали щедрого на сравнения и метафоры начальника.

Большую часть тирады Алекс благополучно пропустил мимо ушей, однако Грюм, как раз только что обвинивший его в несдержанности, этого почему-то не заметил. А как же постоянная бдительность?..

— Почему вы не хотите брать с собой Лонгботтома? Считаете, что он — тот самый предатель?

Алекс от такого предположения (старина Фрэнки — и вдруг предатель?!) едва не рассмеялся. Это Фрэнк-то?! Да более честного человека, чем он, ещё поискать надо!!!

— Нет, конечно!

— Тогда в чём дело? Этот парень один из лучших, пусть осваивается, набирается опыта в процессе работы. У нас сейчас каждый человек на счету.

Алекс снова невольно вспомнил, что их с Джеймсом, несмотря на отличные оценки и характеристики, в стажёрах продержали почти целый год. Фрэнку повезло, его заметили почти сразу. Впрочем, зависть на его решение никоим образом не повлияла.

— Во-первых: потому что я работаю один. Во-вторых: потому что он мне не нужен. И в третьих: потому что я не хочу, чтобы его жена обвиняла меня в смерти своего мужа. Этого достаточно?

Судя по хмурому выражению лица и сошедшимся на переносице густым серым бровям, Грюму этого было недостаточно, но в одном Алекс был прав: приказывать ЕМУ глава Аврората не мог. Маг неохотно кивнул, и «мистер Икс» встал на ноги. До окончания действия Оборотного зелья оставалось всего несколько минут.

— «Икс», — окликнул его Грюм, когда он уже взялся за ручку двери, но ещё не успел её повернуть.

— Да?

— Запомни, — аврор вдруг перешёл на «ты», — я не потерплю обсуждения моих приказов. Тем более в присутствии моих подчиненных. Это ты пришёл ко мне — не я, так что в следующий раз делай то, что тебе сказано, или можешь проваливать к Пожирателям и докладывать уже им.

Алекс неприязненно поджал губы, впервые в жизни поймав себя на том, что сейчас искренне — всей душой — ненавидит этого мрачного и прославленного вояку.

— Если вам некуда деть этого горе-стажёра, сплавьте его в Орден, — категорично отрезал он, выходя в коридор. Ему даже удалось сдержать совершенно детское желание демонстративно хлопнуть дверью, что уже само по себе было немалым достижением.

Фрэнк, как ему и было приказано, ждал в коридоре, подпирая стену и от нечего делать прислушиваясь к болтовне нёсших караул авроров. К сожалению, несмотря на своё, вне всяких сомнений, интереснейшее занятие, вышедшего из кабинета Алекса он всё же заметил.

— Сэр, постойте!

Хорошо хоть, что додумался не назвать «иксом» по примеру своего шефа.

Один из авроров обернулся на голос, но поняв, что обращаются не к нему, на всякий случай пригляделся к худощавому бородатому мужчине, который послушно замер на месте. На преступника он мало чем походил, кроме немного лихого вида — да и какой разбойник добровольно сунется в Аврорат, где число бдительных служителей правопорядка на квадратный метр просто зашкаливает? Так что, не увидев в бородаче никакой угрозы, аврор продолжил отстаивать свою точку зрения перед скептически настроенным товарищем, безуспешно пытавшемся скрыть свою зевоту.

Алекс вздрогнул, обречённо закрыл глаза и, неторопливо досчитав до десяти, повернулся лицом к подошедшему Фрэнку.

— Мистер Лонгботтом, если вы думаете, что после разговора с ВАШИМ, — ударение на последнем слове, — начальником я изменил своё решение, то вы ошибаетесь. Повторюсь ещё раз: мне не нужен напарник, — совершенно спокойно произнёс он, глядя прямо в глаза гриффиндорца. Оказалось, что они с Фрэнком примерно одного роста, а он уже и забыл об этом…

В светло-голубых глазах восемнадцатилетнего парня не было осуждения или недовольства, к своему удивлению Алекс увидел в них понимание с лёгким оттенком обиды и яркую искру живого ума, которой через несколько лет предстояло навсегда затухнуть по вине пытавшей его и Алису Беллатрикс Блэк. Он видел её тогда, в Малфой-мэноре, когда был убит Орион. Грациозная соблазнительница в удивительно шедшем ей тёмно-бордовом платье. Падший ангел. Дьявол в женском обличье. Несмотря на сжигавшую его ненависть и неистовое желание отомстить за друзей, не восхищаться ею было невозможно. Алекс встряхнулся, прогоняя прочь воспоминание о тяжёлом бордовом бархате и иссиня-чёрных волосах, подобно водопаду, ниспадавших на открытые белые плечи. На смену захватывающему своей дикой красотой лицу Беллатрикс, перед ним возникло загорелое лицо Фрэнка с редкими веснушками на носу и щеках. Отрезвляющий контраст.

— Фрэнк… — наплевав на приличия, свою прежнюю манеру разговора и будущие последствия, приняв решение, начал Алекс, буквально бросаясь вниз головой в затягивающую воронку водоворота. — Мой тебе совет: держись как можно дальше от Беллатрикс Блэк и… — секунды колебаний, — …и от всех представителей этого семейства. А ещё лучше бросай эту работу ко всем чертям, хватай жену и уезжай с ней куда-нибудь загород, и вместе растите там сына.

— У меня нет сына, — от неожиданности ошеломлённо хлопая глазами, растерянно ответил тот, вызвав на лице Алекса — кстати, всё ещё жутко чешущемся под проклятой бородой — широкую ухмылку.

— Ну ведь у вас всё ещё впереди, — и забывшись, он панибратски хлопнул парня по плечу. — Вот родится пацан, и назовёшь в честь прадеда Невиллом, верно?

— Ещё не знаю…

Расслабившийся Алекс едва не заявил, что зато он — знает, так как Фрэнк сам ему это рассказал в будущем, но вовремя успел спохватиться. Так вовремя, что едва не прикусил язык. Лонгботтом выглядел как человек, которого кто-то сильно огрел по голове, и определённо уже прикидывал, кому из своих многочисленных знакомых он рассказывал, как звали его прадедушку.

— В общем, сделай, как я сказал, или остаток своей жизни ты проведешь, играя в кубики в св. Мунго, — на прощание добавил он, и пока Фрэнк приходил в себя после его откровений, скрылся за поворотом. Попыток догнать его парень больше не предпринимал: видимо, ему с лихвой хватило и первой.

Увидев на следующем собрании Ордена Феникса, рядом с приятно удивлёнными Джеймсом и Ремусом знакомую широкоплечую спину, Алекс понял, что его прощальный совет всё же достиг ушей главы Аврората. Так в Ордене стало на одного человека больше. Могло бы быть и на два, но на этот раз Лонгботтом проявил некоторое благоразумие и не стал притаскивать сюда супругу. В будущем Алекса он поступил иначе, хотя Уайт почти не сомневался, что как только Алиса выяснит, чем занимается её ненаглядный муженёк, то сразу же прибежит к Дамблдору с требованием включить её в ряды фениксовцев. Внешне такая милая полненькая девушка, а как вцепится… Наверное, именно поэтому в ту пору, когда она была старостой, количество и интенсивность мародёрских шалостей резко снизились до минимального уровня. Алекс ещё помнил, как он тогда радовался тому, что в этом плане Лили до неё было как до луны.

А когда, несколькими неделями позже, быстро сгруппировавшиеся Пожиратели, несмотря на оказанное им сопротивление, всё-таки сумели оттеснить и загнать в угол отряд авроров, в котором был и Алекс, он выяснил, что в отличие от Аластора, Фрэнк его прощальному совету не последовал.

Видимо, Грюм слишком близко к сердцу воспринял новость о предателе, потому что сразу после того разговора он отдал распоряжение, согласно которому отряд был немедленно расформирован, и из прежних его членов осталось лишь несколько человек, в которых он был уверен на 110%: бывший однокурсник и сослуживец и ещё двое. Так что, присматриваясь к новым лицам, Алекс совсем не был удивлён, заметив среди них знакомое лицо Фрэнка Лонгботтома: Аластор Грюм, в будущем более известный как Грозный Глаз, всё-таки нашёл выход из ситуации. «Мистер икс» отказался от напарника, но это не помешало главе Аврората поставить их в одну упряжку. Впрочем, когда Фрэнк блокировал предназначавшееся ему проклятье, Алекс волей-неволей, а посмотрел на идею с напарником уже под иным углом.

Спасло всех их тогда только чудо: чудо в лице Блэра, пока суть да дело, успевшем незаметно для уцелевших Пожирателей прикончить парочку своих сотоварищей, и нежданно-негаданно явившегося подкрепления во главе с самим Грюмом. Как потом, отдыхая после жаркой схватки, раскололся начальник, сообщение с просьбой о помощи ему принесла та же сова, что и сообщение о предателе. На вопрос Алекса, почему он в это поверил, Грюм в ответ проворчал себе под нос, что там была очччень интересная приписка. Дальше распространяться на эту тему он не стал, разве что уродливый шрам набух и налился опасной краснотой: то ли от смущения, то ли от гнева. Уайт неплохо изучил своего экс-начальника за годы службы, поэтому больше склонялся ко второму варианту. А так как Алекс не знал ни одного человека, который мог бы написать и отправить это письмо, то вывод был очевиден: помощь пришла с лёгкой руки предприимчивого Блэра — недаром он, видать, со Снейпом так много в будущем общался. Сказать «спасибо» Пожирателю Смерти у Алекса просто язык не повернулся бы, но тот особо и не настаивал. Только на следующий день, во время завтрака знакомая пепельно-серая сова уронила рядом с ним конверт с одним-единственным словом внутри.

«Не за что».

* * *

Человек сам строит свою судьбу, говорите вы? А так ли это? Уверены ли в своём ответе?

Что такое судьба? И властны ли мы над ней? Или это она правит нами?

Ответ на этот вопрос пытались найти многие мудрецы и философы древности, и у каждого — у каждого — была своя точка зрения, которую никто из них не сумел доказать.

Так что же определяет жизненную стезю человека? Судьба? Человеческая воля? Тюхэ? (п/автора: греческая богиня судьбы) Мифические Мойры? Не в этом суть: суть в том, как её обмануть.

— Видимо, такова судьба, — так говорят люди, тщась объяснить собственную слабость и неспособность сделать решающий шаг. Что ж, судьбе, конечно же, виднее, чем простому смертному. А что делать, если человек — не просто обычный смертный, а волшебник, сильный волей и духом?

Нельзя изменить будущее, не нарушив течения своей судьбы, нельзя изменить свою судьбу, не изменив при этом судьбы других людей в лучшую или же в худшую сторону. Далеко не все с этим согласны, но ведь не зря перед работой с Маховиками молодых магов предупреждают о соблюдении осторожности. Любое, даже самое незначительное вмешательство в историю находится под строгим запретом, так как способно уничтожить весь пространственно-временной континуум.

Человека — мужчину — рискнувшего всем, что у него было, такие «мелочи» не волновали.

Судьба — своенравная особа, она покровительствует храбрецам, но не любит наглецов, а тот пришелец из будущего, на которого она на этот раз обратила свой взор, вмещал в себя обе эти черты. Если ты готов рискнуть, будь готов и потерять. Алекс Уайт рискнул всем, и теперь пришло время расплачиваться за свою дерзость. Наказание было уже готово, и возможно, оно было страшнее всего, что иновременец успел пережить за всю свою жизнь. Пришёл ЕГО черёд познать гнев Богов. Также как и черёд второго иновременщика, до этого столь разумно державшегося в тени, а теперь вот тоже рискнувшего выбраться на свет божий. Но сначала нужно было решить Судьбу Сириуса Блэка — Алекса Уайта. Райден Блэр мог и подождать.

* * *

Воистину, дети — цветы жизни на могилах их учителей. Кара небесная. Алекс осознал, что значит это вроде бы ироничное изречение только к концу второй недели, а до этого он успел прожить четырнадцать дней в самом настоящем аду. Студенты РАСПОЯСАЛИСЬ и ни в какую не желали слушаться даже своих деканов, не то что простых учителей. Профессор Вектор была уже на грани нервного срыва и каждый раз перед началом занятий бегала в Больничное крыло за успокоительным. Алекс, искоса поглядывая на своих товарищей по работе и по «несчастью» либо за ужином, либо на пятничном педсовете, мог бы сказать, что зелье мадам Помфри ей не очень-то и помогало. Правда, вряд ли подобная информация обрадовала бы профессора Арифмантики, поэтому Алекс благоразумно держал язык за зубами и старался не думать о том, что он и сам уже не далёк от того, чтобы каждую провинность наказывать отработкой в Тёмном лесу и снятием сотни-другой баллов. Биннс, по дружному мнению коллег, был самым удачливым счастливчиком из всего преподавательского коллектива: ни для кого не было секретом, что на его уроках спали абсолютно ВСЕ. Чуть меньше повезло Синистре и Дэверо, зато остальным преподавателям оставалось только «расслабляться» и, как говорится, начинать «получать удовольствие».

Первый курс был довольно смирным: дети до сих пор с трудом ориентировались в громадном замке с его запутанными коридорами, исчезающими дверьми и перемещающимися лестницами, так что им элементарно не хватало ни сил, ни времени, ни знаний на хулиганства. Но это ничего, старшие курсы — шестой-седьмой — с лихвой компенсировали бездействие малышни. Особенно Слизерин — Гриффиндор. Особенно последний — и самый отчаянный курс в этом году, и то, что именно на этом курсе учились Мародёры, только ещё больше осложняло преподавателям жизнь.

Алекс до сих пор с содроганием вспоминал, как Джеймс, опять из-за какой-то ерунды взъевшийся на Сириуса, во время урока заклинанием заставил исчезнуть ножку стула, на котором тот лениво раскачивался, и в результате слизеринец не просто распластался на полу, по пути сбив сзади стоящую парту: он каким-то образом умудрился удариться виском об угол этой самой парты, из-за чего Алекс, не без оснований подозревавший возможность сотрясения мозга, был вынужден отконвоировать парня в Больничное крыло.

К счастью, его опасения оказались напрасными, и уже на Зельеварении Сириус, как ни в чём не бывало, крошил корешки вместе с Эйвери: Снейпа Слагхорн ещё в начале первого курса посадил с Лили.

Что конкретно потом произошло, Алекс узнал едва ли не позже всех, хотя сопоставить факты и сделать правильный вывод было совсем не сложно.

Видимо, Джеймс за полгода противостояния с бывшим лучшим другом успел совершенно позабыть о том, какая тот злопамятная личность. А вот Алекс помнил. И так как он был не менее злопамятной личностью и вдобавок ко всему очень любил вдоволь поспать, то неудивительно, что он во всех подробностях запомнил, как Джеймс посреди ночи пробрался к нему в кабинет с совершенно безобразной просьбой начислить Гриффиндору сто пятнадцать баллов. Причём в ответ на его вполне законный вопрос «с какой стати?», тот с совершенно идиотским выражением лица уверенно заявил «ну ты же мой друг!» Друг этого не оценил и разве что не пинком выставил Поттера в коридор к поджидавшему его там Люпину. Джеймс — король идиотов! — утром бросил взгляд на часы и, убедившись, что «друг» (уже в кавычках) не только не исполнил его ма-аленькую просьбу, но и наоборот, снял ещё двадцать баллов, обиделся и прогулял лекцию по Защите. Алекс в свою очередь тоже обиделся и, обидевшись, задал студентам такое количество домашней работы, что те едва не взвыли. Вот с тех самых пор они больше не разговаривали, то есть уже целых два дня. Но вернёмся к случаю в кабинете Зельеварения.

Джеймс исчез. Прямо посреди урока. Прямо из-за котла, в который он в тот момент ссыпал небрежно нарубленные коренья. Куда именно он делся, Ремус, пропустивший исчезновение друга из-за того, что как раз в этот момент он изучал рецепт зелья, смог определить только по упавшему откуда-то сверху ножу и негодующему восклицанию Джеймса. Всё это было бы весьма забавно, если бы не было так грустно: снять приклеившегося к потолку Мародёра получилось только специальным разъедающим зельем, которое Слагхорн, поняв, что стандартными способами они ничего не добьются, нашёл в шкафчике среди своих неприкосновенных запасов. Джеймс же, несмотря на то, что между ним и полом было не меньше пяти метров — потолки во всём Хогвартсе были очень высокими — успел заметить, каким заклинанием зельевар снял защитные чары, препятствующие студентам растащить особо редкие ингредиенты на собственные нужды. Даже Сириус, которого, разобравшись в чём дело, наказали мытьём груды котлов, потом так и не смог объяснить, как ему удалось провернуть этот фокус. Алекс, узнавший об этом забавном инциденте уже не от Слагхорна, а от Кеттлберна, отчего-то был уверен, что случившееся не было спланировано заранее, как опрометчиво считал Джеймс, а произошло совершенно случайно. Ремус не спорил: в конце концов, кому виднее?..

Сегодня была уже суббота, с тех пор миновало несколько дней, но смутная, непонятная до конца тревога, примерно тогда же поселившаяся в сердце Алекса, не оставляла его даже сейчас. И с приближением вечера всё острее становилось пришедшее извне странное желание сбежать из-за стола от коллег, студентов, друзей и спрятаться, запереться на ключ в своём кабинете, чтобы никто и никогда не сумел его там найти. Внутренний голос (отголосок здравого смысла или начальная стадия раздвоения личности?) сочувствующе и почему-то очень похоже на взрослого Снейпа прошептал, что ему это уже не поможет.

— …екс, а вы что думаете? — ввинтился в ухо чем-то недовольный женский голос. Поняв, что к нему обращается профессор Астрономии, Алекс вымученно, но от того не менее очаровательно улыбнулся. Ноль эффекта, никакой реакции. Синистра так же холодно, как и минуту назад, смотрела на него в ожидании ответа. Обиженная женщина — это страшная сила, но женщина оскорблённая страшнее вдвойне. Синистра не забыла ту страстную сцену в коридоре, как не забыла она и того, что Алекс так и не пришёл к ней, после того как Филч, примчавшийся на грохот упавших доспехов, нарушил их уединение. Видимо, как она и сказала на прощание, дверь в её спальню действительно оставалась открытой всю ночь, потому что когда на следующее утро Алекс попытался принести ей свои извинения, она ответила, что не понимает, о чём идёт речь, и, обдав оторопевшего коллегу ледяным презрением, удалилась с высокомерием королевы. Синистра тоже оказалась дамой злопамятной: несмотря на прошедшие месяцы, она заговаривала с Алексом только если у неё не оставалось никакого выбора, а её взгляду мог бы позавидовать даже василиск Салазара Слизерина.

— Простите, кажется, я задумался и прослушал вопрос. О чём вы говорили? — предельно вежливо переспросил Алекс, всей душой мечтая оказаться на месте крохи Флитвика: тот сидел на другом конце стола и находился вне досягаемости стервы, в которую, увы, благодаря ему, превратилась некогда такая милая, но назойливая преподавательница Астрономии.

Чувствуя, как под упёршимся в него негодующим взглядом он начинает покрываться каменной коркой, Алекс лениво ковырнул почти полную тарелку и перевёл взгляд на ужинавших гриффиндорцев. Мародёры, совершенно позабыв о том, где они находятся, о чём-то самозабвенно спорили. Джеймс, ни на что не обращая внимания, нацепив на вилку овощную котлету, активно размахивал ею для придания пущей убедительности своим словам, и даже Питер периодически вставлял в разговор какие-то свои замечания. К сожалению, даже острый слух анимага не мог помочь разобрать среди всеобщего гвалта, что именно тот говорил, но судя по сложенным на груди рукам и наклону головы, единственному здравомыслящему человеку в этой компании это «что-то» совсем не нравилось.

— Я спрашивала, что вы думаете о новом законопроекте Министерства? — повторила свой вопрос Синистра.

— Да, Алекс, какое у вас мнение на этот счёт? — упёршись грудью в край стола, с любопытством взглянул на молодого коллегу Дэверо, блестя тёмно-карими глазами, и профессор ЗоТИ мысленно поблагодарил Дамблдора за то, что тот додумался посадить их в некотором отдалении друг от друга: так семейное сходство бросалось в глаза не слишком сильно, по крайней мере вслух Алексу ещё никто, кроме Олливандера, этого не говорил.

— Законопроект — чушь, а Министра давно пора отправить в св. Мунго.

— Ну отчего же? — тут же отозвался родич, поддерживавший политику, проводимую Министерством, хотя, как и многие волшебники, несколько недолюбливавший нынешнего Министра магии.

— Потому что только полный болван или сумасшедший может рассчитывать на то, что он чем-то поможет. А так как Купер на болвана не похож, я делаю вывод, что он сошёл с ума, — категорично заявил Алекс, не став упоминать о том, что возможно Министр находится под заклятием Imperio, и переключил своё внимание на стол Слизерина. Аристократы, кичащиеся своими великосветскими манерами и происхождением, шумели ничуть не меньше магглорожденных студентов, но Сириуса с его новым приятелем Снейпом и ещё нескольких семикурсников на ужине почему-то не было, хотя Алекс был в этом не совсем уверен: вполне возможно, что, насытившись, те просто незаметно покинули Большой зал.

В горле было сухо, как в пустыне Гоби, и Алекс потянулся было за кувшином, но вместо этого едва не опрокинул его, каким-то образом умудрившись задеть локтём кубок МакГонагалл.

— Какого чёрта? Простите, профессор, я случайно, — тут же извинился он перед гриффиндорским деканом и перевёл взгляд на свои руки. Несколько раз сжал и разжал мелко дрожавшую ладонь. Посмотрел на кувшин, потом на кубок. Вернее на ДВА кувшина и ДВА кубка, на размножившуюся МакГонагалл. Открыл рот… и едва не завопил от внезапной боли в руке. Сердце, весь вечер, подобно африканским барабанам или азбуке Морзе, выстукивавшее о приближении беды, зашлось в крике. Когда боль стала чуть более терпимой и появилась возможность наконец-то вздохнуть, Алекс, из последних сил сохраняя равновесие, шатаясь на негнущихся ногах, выполз из-за стола. Тихого вопроса Дамблдора «Что с вами, мистер Уайт?» он попросту не расслышал.

Перед глазами всё поплыло, и когда стол с занудами-преподавателями и ужасно шумными студентами остался позади, за захлопнувшейся за его спиной дверью, он с облегчением привалился к холодящей кожу стене.

Боль накатывала волнами, с каждым разом становясь всё сильнее и сильнее, и Алекс, отстранённо подумав, что если сейчас не станет легче, он потеряет сознание, дрожащими руками поспешно закатал левый рукав мантии. Пальцы не слушались, и прежде чем ему удалось это сделать, миновало несколько бесконечно долгих, изматывающих минут, а потом… На испещрённой старыми шрамами и свежими царапинами коже темнел жуткий, неведомо откуда взявшийся ожог, который, очевидно и являлся источником всей этой боли.

Алекс окаменел, слепо уставившись на пятно. Пока что размытое, оно с каждой секундой становилось всё отчётливее, и Алекс, не в силах оторвать от него глаз, зачарованно смотрел, как на его коже медленно проступает Чёрная Метка.

Пришло и ушло смутное осознание того, что теперь-то он знает, куда подевался Блэк и его приятели…

Оглушённый чужеродной магией, организм отказывался работать, как положено, сердце билось с невероятной быстротой, заглушая все прочие звуки и, наверное, именно поэтому он не сразу услышал зовущий его обеспокоенный голос.

— Профессор? Профессор Уайт, вам плохо? Мне позвать на помощь? — «да разве тут чем-то можно помочь?» — полная немыслимого отчаяния мысль. — Что это? О Господи, это же…

Зелёные глаза с застывшим в них ужасом и неверием. Копна рыжих волос. Лили Эванс — мозг отметил всё это со странной заторможенностью, и Алекс похолодел, запоздало поняв, что о Чёрной Метке на его руке теперь знает не только он.

— Лили… поз…ви Дамблдора… — сухими губами прошептал он, а затем каменный пол стремительно рванулся ему навстречу, и одновременно со вспыхнувшими перед глазами красными звёздами Алекс, наконец-то, потерял сознание.

Предупреждение к главе: меньше надо смотреть ужастиков. (Это я о себе. Вроде бы и не страшно — а всё-таки сказывается на творчестве.) Особ нервных прошу воздержаться от прочтения. В главе есть одно жестокое убийство, но без описаний и подробностей, однако же здешний рейтинг поднимается до R.

* * *

За несколько дней до последних событий третьей главы.

С тех пор как братья Рабастан и Рудольфус Лестрейндж поведали Сириусу страшную правду о его младшем брате, прошло немало времени, но то ужасающее откровение, уродливая метка на лишённом загара предплечье брата и выбор, которого, по сути, у него — Сириуса — и не было, не давали ему покоя до последнего. Не то чтобы Сириус так уж сильно ненавидел Тёмные искусства, столь популярные среди слизеринцев, но и не фанател от них так, как Снейп: тот своего восторга скрыть даже не пытался. Причём, восторг у него выражался весьма своеобразно: в практически круглосуточном сидении в библиотеке. Сириус на такие жертвы готов не был, поэтому проводил время либо в компании со своей девушкой (среброволосая Рианара, несмотря на свою сногсшибательную красоту, осталась в далёком прошлом и теперь её место заняла просто очень милая Хелена), либо с игроками слизеринской команды по квиддичу. О, квиддич…

Только лишившись возможности играть в команде, старший Блэк осознал, как много значила для него эта игра. К сожалению, у слизеринцев уже были два отлично справлявшихся со своими обязанностями загонщика, так что ему приходилось довольствоваться местом на трибунах и радоваться, если появлялась возможность хотя бы поучаствовать в тренировке.

…А тренировка была в самом разгаре… Эрик — ловец слизеринской команды, вошёл в великолепно выполненное пике, погнавшись за неугомонным снитчем, но тот лишь похлопал крылышками на прощание и под разочарованный свист Сириуса и улюлюканье ещё нескольких слизеринцев умчался в облака. Майлз Коннор — капитан команды и загонщик в одном лице, тут же выкроил минутку и подлетел к горе-ловцу. Сириус не видел сейчас его лица — далековато, но интуитивно чувствовал, что Зору сейчас влетит по полной. Матч с Гриффиндором был уже не за горами и Коннор гонял команду на тренировки как минимум три раза в неделю, пытаясь подготовить их к приближающемуся дню Большой Игры. Хаффлпафф для Слизерина не был соперником, Равенкло они, при должном старании, тоже могли обставить по количеству забитых мячей, так что единственным стоящим противником оставался только один Гриффиндор. Теперь же, когда Сириус больше не играл за свою старую команду, их шансы на победу пусть и оставались очень скромными — Поттер-то как-никак остался, а он главная фигура и ловец от бога, — но всё же несколько возросли. Правда, Блэк не видел, как играет новый загонщик Гриффиндора, взятый Джеймсом в команду вместо него, но ситуацию оценивал трезво и, глядя на парящих в небе слизеринцев, мысленно приводил аргументы в пользу того, что на игру всё-таки стоит придти. Впрочем, мысли о квиддиче не могли надолго отвлечь его от воспоминаний о приближении другой важной даты.

Притопал и уселся несколькими рядами ниже Эйвери со своей подругой. Сириус изумлённо приподнял брови — уж он-то по своему опыту прекрасно знал, что Алона терпеть не могла квиддич. Эйвери определённо заслуживал уважения, раз сумел притащить её с собой на трибуны: самому Сириусу, например, этого сделать так и не удалось.

— Привет, — незаметно подошёл и присел рядом с ним ещё один фанат квиддича то ли с шестого, то ли с седьмого курса — Сириус не особенно старался запоминать лица своих однокурсников, но физиономия конкретно этого франта оказалась неожиданно знакомой, и после недолгого копания в своих мозгах ему всё-таки удалось вспомнить его имя. Раймонд Дэверо — племянник профессора Маггловедения, затесавшийся в Слизерин и, следовательно, ещё один дальний родич. Сириусу порой даже начинало казаться, что в Хогвартсе он буквально окружён теми, кто, в той или иной степени, связан с его семейством. Будто весь мир клином сошёлся на Блэках!

— Как успехи? — деловито поинтересовался тем временем родич, задрав голову глядя на вертевшиеся в небе фигурки игроков.

— Так себе. Всё равно Гриффиндор нас сделает, — пожал плечами реалистично настроенный Сириус. Зато Раймонд оказался оптимистом и, несмотря на то, что последние пять лет Слизерину НИ РАЗУ не удалось победить, всё ещё надеялся на благоприятный исход игры.

— Ты только не накаркай, чёрный ворон! — хохотнул парень, убедившись, что над полем ничего сверхординарного действительно не происходит. — Надежда умирает последней!

Сириус вздохнул и, оторвав взгляд от наворачивающего над полем круги ловца, исподлобья тяжело посмотрел на необычайно болтливого однокурсника.

— Чего тебе от меня надо? — вести «туманные» разговоры, истинный смысл которых скрывался за изящно-напыщенными предложениями и нарочито скучающими интонациями, он тоже умел, но сейчас просто не хотел прибегать к этому умению, о котором успел позабыть за шесть лет обучения в Гриффиндоре и вспомнить после поступления в Слизерин. Такая манера беседы оказалась весьма и весьма полезной при общении со Снейпом — в речах этой змеюки почти всегда таилось второе, а то и третье «дно», до которого ещё нужно было добраться.

Несмотря на лишённые дружелюбия интонации, явственно прозвучавшие в вопросе Блэка, улыбаться парень не прекратил, разве что взгляд стал острым, как маггловская бритва, да в самой позе теперь появилась некая напряжённость. Юный Дэверо огляделся по сторонам, при этом немного задержав взгляд на спине сидевшей ниже Алоны, и только после этого заговорил снова. Вот только теперь речь шла уже совсем не о квиддиче.

— Держи, — он быстро сунул Сириусу в руки какой-то маленький продолговатый предмет и, снова нервно оглядевшись, тихим шёпотом заговорщика продолжил: — Лестрейндж просил, — на самом деле тот наверняка «велел», но сказать об этом у парня просто язык не повернулся, — передать, что день «Х» завтра вечером и что к оговоренному вами времени ты должен быть на окраине Хогсмида. Это, — кивок на таинственный предмет, который Блэк уже успел незаметно спрятать в карман, — портключ индивидуальной настройки, переданный ему Малфоем. Он доставит тебя в имение Лорда.

В имение Лорда… Надо же как сказал! Вернее, в имение Япета Лестрейнджа, которое тот, не без тончайшего намёка со стороны любимого Повелителя, принёс в дар щедрому на проклятья типа Avada Kedavra и Crucio Хозяину.

Сириус кивнул, не позволив этим мыслям отразиться на его лице. Раймонд, передав слова Рудольфуса, ещё некоторое время сидел рядом с ним, безмолвно наблюдая за передвижениями игроков, а потом, так же бесшумно, как появился, встал и невидимкой ускользнул со стадиона обратно в замок. Своё дело он выполнил. Сириус остался один.

…Утащив его тогда от Джеймса, братья Лестрейндж предоставили ему нелёгкий выбор: следовать своим гриффиндорским принципам до конца и позволить Регулусу умереть, либо принять великодушное предложение Лорда, тем самым сохранив брату жизнь и обезопасив всю свою семью. Здесь-то и думать не стоило, но Сириус, тем не менее, тянул с ответом так долго, как только мог. Аж до следующего похода в Хогсмид, где он и встретился с Рабастаном, то есть целых пять дней. И все эти пять дней он колебался, выбирая между невольной — предательской — мыслью обречь брата на смерть (он же сам виноват! САМ!!!) или якобы «добровольно» присоединиться к тому, кого ненавидел и боялся чуть ли не весь волшебный мир. Но, в конце концов, выбор вполне ожидаемо был сделан в пользу Регулуса, и вот пришла пора платить…

В глубине души поднялась лютая ненависть к Лорду, отвращение к идиоту Регулусу, пошедшему на поводу и принявшему метку, и горькое отчаяние из-за собственной невозможности отказаться.

Портключ Тёмного Лорда, его будущего Хозяина и Повелителя, жёг пальцы даже сквозь плотную ткань мантии.

* * *

За несколько часов до последних событий третьей главы.

Окраины Хогсмида.

Соблазн отказать или вообще не придти был очень велик, но Сириус сумел его преодолеть.

С тех пор как он, после той памятной и полной новых впечатлений беседы с Лестрейнджами, заявился в замок и, не обращая внимания на вялое сопротивление брата, силой закатал ему левый рукав, они с Регулусом больше ни разу не касались этой темы. Не было произнесено ни слова о приказе Лорда Волан-де-Морта и ни слова о Метке самого Регулуса. Сириус, прежде только подозревавший об этом, но почему-то не смевший спросить напрямую, тогда всё-таки не выдержал и ударил. Брат даже и не думал сопротивляться: потёр челюсть, в которую врезался кулак Сириуса, и молча встал с пола, будто в ожидании продолжения побоев. И старший Блэк, несмотря на всю свою злость, не смог заставить себя ударить его во второй раз, просто посмотрел, сплюнул и ушёл из гостиной. Вопросов не задавал ни тот, ни другой. Сириус знал, что не сможет отдать брата на смерть, а тот в свою очередь понимал, что несмотря ни на что, Сириус сделает всё, чтобы защитить свою семью. Вот и… делает же. Несмотря ни на что.

Лица стоявших рядом кандидатов в Пожиратели Смерти были скрыты капюшонами, но Сириус не сомневался, что при желании и некоторой доле старания сумеет определить, кто ещё с его курса сегодня готовится принять Метку. Стать рабом.

— Все на месте? — раздался за спиной новый голос. Под чьим-то ботинком захрустел гравий, и Сириус обернулся через плечо, даже и не подумав о том, каким образом он — анимаг со стажем, умудрился не услышать приближения посторонних. Хотя… знакомых посторонних, конечно же. Освещая себе дорогу — дабы не споткнуться в темноте и не рухнуть носом в грязь перед молодняком, к ним подошло ещё четыре человека, также как и сами кандидаты, скрывающие свои лица от чужих глаз. Вот только не под капюшонами, как сам Сириус и остальные, а за наводящими ужас масками полноправных Пожирателей. Ветераны. Аж четверо. Почётный эскорт. Чтобы никто не сбежал, наверное.

Блэк не знал, кто они, но не сомневался, что Эйвери и Рудольфус Лестрейндж — одни из них, а вот личности ещё двух…

Сириус повнимательнее вгляделся в белые — как слоновая кость — маски и, представив, что вскоре он станет ещё одним счастливым обладателем точно такого же почётного украшения, брезгливо скривился — благо в темноте этого никто не видел.

— Шестеро. Как и должно быть, — голос женский, но из-за маски звучащий несколько искусственно. Во избежание узнавания?.. По-крайней мере теперь Сириус знал, что один из сопровождавших их Пожирателей — девушка. Кто? Среди слизеринцев было не так уж и много представительниц прекрасного пола. Кэрроу? Мальсибер? С другого факультета? Кто?!

Из-за недавно прошедшего дождя дорогу сильно размыло, и подошедший чуть ближе, чтобы ничего не пропустить, Сириус глухо выругался, вляпавшись в грязную лужу.

— Гадство.

Один из кандидатов, до этого, как и сам Сириус, без интереса созерцавший ближайшие густые заросли и периодически подозрительно поглядывавший на сотоварищей, вдруг как-то странно дёрнулся и, знакомо склонив голову набок, повернулся в его сторону. Будто узнал… Узнал!!!

— Эй, вы! Мелочь! — окликнул Пожиратель, привлекая к себе их внимание. Лестрейндж, кажется, а быть может и Эйвери: Сириус не разобрал, он был слишком увлечён только что сделанным открытием и теперь быстро решал, что ему с этим делать. Возможно, что он всё же ошибся и это не… Решение было принято в ту же секунду.

Цвета резко выцвели, привычно утрачивая свои насыщенные оттенки, зато обоняние животного, не шедшее ни в какое сравнение с обонянием человека, мгновенно обострилось, позволяя ему вычленить каждую ноту из окружающих его запахов. Ошибки не было.

Балансирование на грани анимагической метаморфозы всегда давалось Сириусу нелегко, но доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие, удовольствие, граничащее с самой изощрённой пыткой, какую только мог придумать человеческий разум. Что может быть прекрасней абсолютной вседозволенности животного, свободного от привязанностей и условностей мира людей? И что может быть ужасней знания о том, что это не может продолжаться вечно и рано или поздно всё равно придётся принять облик слабого двуногого человека и вернуться в каменный душный замок, в котором так много людей и запахов? Почему-то привидения вызывали у Бродяги непонятое желание, подобно Лунатику в полнолуние, грустно завыть, задрав морду к небу.

Сириус не стал доводить трансформацию до конца и, когда цвета вновь вернулись в мир, обратил свой взгляд на замершего в паре шагов от него приятеля. Снейп видимо мучился той же дилеммой, только в отличие от самого Сириуса, он не мог убедиться в его личности, не спросив напрямую — при всех, а делать этого не хотел ни тот, ни другой.

— Ладно, мелочь, все помнят, что надо делать при появлении Повелителя? — бросив взгляд на часы на запястье, поинтересовался один из четвёрки Пожирателей.

Сириус и остальные «кандидаты» молча кивнули, и лишь один — одна подала голос, тихо ответив за них всех.

— Помним.

Зато теперь благодаря этому Сириус точно знал, что среди них есть ещё одна девушка, возжелавшая или вынужденная стать Пожирательницей Смерти, подобно немного двинувшейся рассудком на чистоте крови Беллатрикс.

— Хорошо, — Лестрейндж, или Эйвери, или кто там скрывался под маской, ещё раз взглянул на часы. — Через три минуты активизируются ваши портключи, которые должны доставить всех нас в поместье.

— Там и встретимся, — глухо заметила Пожирательница. Эйвери, или Лестрейндж, или продолжавший молчать третий, кивнул, соглашаясь с её словами.

— Удачи…

Три минуты тянулись бесконечно долго, и резкий рывок в районе пупка наконец-то положил конец мучившим его сомнениям. Несколько мгновений полной дезориентации, и Сириус, привыкший пользоваться каминами, но почти никогда не пользовавшийся таким способом перемещения, обнаружил себя позорно рухнувшим на до блеска отполированный выложенный белоснежной мраморной плиткой пол. Впрочем, белоснежным он пробыл недолго — стараниями новоприбывших его почти сразу же «украсили» грязные разводы, натёкшие с их ботинок, однако Сириус этого не заметил: он удивлённо разглядывал то, во что превратился главный зал поместья Лестрейнджей с тех пор, как он был здесь в последний раз.

Вкус и пристрастия Волан-де-Морта, нынешнего хозяина поместья, явно отличались от общепринятых, хотя нельзя было не признать — стиль у него был. Достаточно вспомнить какое имя он себе выбрал!

Странное дело: ни буквально сверкавший пол — либо кто-то из уже присутствовавших Пожирателей всё-таки додумался произнести Evanesco, дабы взор Лорда не смущали грязные пятна, либо это постарались домовые эльфы — мастера делать своё дело, при этом оставаясь невидимками, ни светло-голубые стены почему-то не создавали прежнего впечатления лёгкости, наоборот: вся эта роскошь и сияние давили на психику даже больше, чем если бы здесь царила тьма.

Беззвучно распахнулись створки центральной — парадной двери, и в зал размашисто и в то же время величественно вошёл Люциус Малфой — единственный, кто мог позволить себе не надевать маску на всеобщем собрании. Оглядел собравшихся Пожирателей так, будто мог видеть их лица, несмотря на скрывавшие их капюшоны и маски, а затем, склонившись перед кем-то, кто стоял позади него, сделал шаг влево, пропуская Повелителя к его трону.

Рудольфус рассказывал Сириусу о том, что нужно сделать, когда войдёт Волан-де-Морт, но гриффиндорскую гордость, оказалось, преодолеть не так-то просто. В какой-то степени быть слизеринцем даже легче: они не ломаются под давлением обстоятельств, а, как молодое гибкое деревце, склоняются к земле, чтобы, когда придёт ИХ время, подняться в полный рост. Ему ещё только предстояло это узнать.

Опустившись на одно колено, Сириус Блэк приветствовал Тёмного Лорда.

* * *

— Встаньте! — голос мага не был похож на шипение — по крайней мере сейчас, как предполагал Сириус: нормальный, даже приятный мужской голос, вот только ярко выраженные командные нотки в нём… В голосе Лорда, когда он велел всем встать, не было недовольства коленопреклонёнными людьми. Сириусу, опустившему глаза в пол, чтобы не видеть возвышавшуюся у трона высокую фигуру, показалось, будто в голосе этого существа прозвучало скрытое торжество: ещё ни перед кем не преклоняли колени столько чистокровных волшебников одновременно.

В последний раз подобное происходило несколько столетий назад, аж в 1455 году. Для магглов это очень давно, но из памяти волшебников ещё не успели окончательно стереться великие события тех лет — страшной и жестокой войны Алой и Белой розы. За всю историю обоих миров — маггловского и магического, ещё не было подобных инцидентов: никогда ещё волшебники не сражались на стороне короля-маггла, рискуя раскрыть секрет своего существования перед теми, кто не знал или же забыл о них.

Генрих VI был слабовольным человеком и, как выяснилось уже после его совершеннолетия, страдал приступами безумия, а за таким предводителем выжившие и озлобившиеся после костров и пыток эпохи расцвета Инквизиции волшебники ни за что бы не пошли. Слишком велика была их гордость и стремление выжить и сохранить свой род, и чтобы убедить их выступить на стороне Ланкастеров, королеве Маргарите — жене короля, пришлось предложить им хорошую цену. Были те, кто, несмотря ни на что, отказались, но были и те, кто склонили головы перед звенящими золотом доводами королевы. Среди последних были предки Малфоев и Блэков. Многие из нынешних аристократов были потомками тех, кто благоразумно успел подсуетиться и присоединиться к союзу волшебников, например, те же Булстроуд и Гойлы.

Несмотря на то что в конце войны, длившейся слишком долго даже для долгоживущих волшебников, трон достался Генриху VII Тюдору, основателю будущей могущественной династии Тюдоров, волшебники получили своё. Малфой-мэнор именно с тех пор и стал называться именно так, а его предыдущее название, как и владелец, канули в Лету и стёрлись из памяти новых хозяев.

Сириус никогда не уделял особо пристального внимания истории, но когда на уроке по Истории Магии речь зашла о войне Алой и Белой розы, он впервые оказался в числе тех, кто тогда не спал. В конце концов, ведь не только Малфои увеличили своё состояние за счёт сражений. Сириус Блэк — старший брат основателя всего их рода, погиб как раз в битве при Уэйкфилде в 1460 году (поговаривали даже, что именно благодаря ему пал Ричард Йорк, потому что на его теле потом не было обнаружено никаких смертельных ран, за исключением неприятных, но не опасных для жизни царапин. Тело Блэка было найдено неподалёку. Впрочем, Ланкастеров смерть Йорка всё равно не спасла — партию Белой розы возглавил его сын Эдуард, в 1461 году коронованный в Лондоне как Эдуард IV) и то, что он успел себе «присвоить», перекочевало к Финеасу Найджелусу Блэку, предпочётшему держаться подальше от кровопролития, и его жене — Урсуле Флинт.

Блэки, и так занимавшие довольно высокое положение в волшебном мире, возвысились ещё больше во многом благодаря как золоту, так и тому, что вскоре после этого Финеас Найджелус был назначен на пост директора Хогвартса. И пусть он не пользовался популярностью у своих учеников, его роду это принесло немало выгоды. С ними считались, их боялись и уважали, и в этом была его заслуга. А потомки, унаследовавшие его огромное состояние, в течение следующих нескольких столетий старательно и кропотливо укрепляли своё положение во благо будущего всего рода.

И все эти веками собиравшиеся сокровища — золото, ценные бумаги и бесценные артефакты — едва не перестали быть их собственностью после смерти Ориона. Сириус так и не смог толком разобраться, во что же отец вляпался, раз ему пришлось продать практически всё, почти полностью опустошив оба сейфа в лондонском отделении Гринготса, а Абраксас Малфой, у которого он попытался было выяснить подробности отцовских дел, из-за которых они едва не прогорели, плавно ушёл от ответа, предоставив сыну своего друга разбираться в этом дерьме самостоятельно. Разве что «настоятельно порекомендовал» своему своенравному потомку оказать только что вошедшему в права наследования юному Блэку всю посильную помощь — Люциус признался в этом практически в открытую, не преминув заметить, что просто так он ради него — Сириуса — и пальцем о палец не ударил бы.

В генеалогическом древе Блэков было несколько… изгоев. Взять хотя бы ту же Андромеду или дядю Альфарда. Или Исла Блэк — родная сестра Финеаса Найджелуса, сбежавшая из страны от разъярённых родственников с магглом. Боб Хитченс — так его звали. И то, что спустя столько лет — ведь успело смениться несколько поколений! — его имя всё ещё помнили в их семье, было просто поразительным. Имя маггла!

Видимо в генеалогическом древе Малфоев тоже был свой «брак». Наверное, каким-то образом среди них затесался маггл или маггла, потому что откуда в этих холёных аристократах взялась жилка умелых дельцов и мошенников объяснить иначе, как дурной наследственностью, было просто невозможно. «Просто так» Малфои не стали бы ничего делать даже для лучших друзей. Сириуса спасло то, что Люциус не смог отказать просьбе своей жены — Нарциссы, урождённой Блэк. Вальбурга тоже не была дурой и за пару дней до того, как юноша решился поговорить с ним, отправилась в Малфой-мэнор с родственным визитом к дочери своего покойного брата.

Сириус, наконец, отвлёкся от созерцания своего отражения на гладкой поверхности пола и, подняв голову, почти сразу же поймал на себе отстранённый взгляд Люциуса. Едва шевельнул губами, складывая ими немой вопрос «В чём дело?», но то ли маг не разглядел этого, то ли Сириус ошибся и он смотрел не на него. Имейся возможность проделать это незаметно для остальных Пожирателей и в первую очередь для Тёмного Лорда, Сириус непременно оглянулся бы, чтобы узнать, кто стоит у него за спиной и на кого так смотрит странно бледный Люциус, но… Но приходилось спокойно стоять на месте, не смея пошевелиться, и ожидать, когда наступит его черёд приблизиться к трону.

Несмотря на то что беседа Тёмного Лорда с юным будущим Пожирателем всё ещё продолжалась, до Сириуса — даже с его-то слухом! — не доносилось ни звука. Очевидно, что на пространство вокруг трона был наложен как минимум десятиметровый антизвуковой полог.

Сириус с трудом стоял на подкашивающихся ногах. Подкашивающихся от нервных переживаний, а не от страха. Сердце лихорадочно билось где-то в районе горла, и чтобы скрыть колотившую его дрожь, он напряг плечи и изо всех сил сжал кулаки так, что ногти до боли впились в тонкую кожу потных ладоней.

Девушка, стоявшая перед Лордом на коленях, вдруг неожиданно выгнулась, упала и забилась на полу, извиваясь в болезненных судорогах. Среди студентов Слизерина было не так уж и много длинноволосых парней и тем более парней-блондинов, так что в её принадлежности к слабому полу Сириус был уверен почти на 100%. Всё это происходило в полной — гробовой — тишине, что делало зрелище ещё более жутким, и попытка угадать, кто есть кто, хоть немного отвлекала от пытки.

— Эту точно отбракует, — бесстрастно прокомментировал стоявший позади него Пожиратель. Сириус попытался было обернуться, но был остановлен грубым и довольно ощутимым толчком в спину.

— Стой, где стоишь, парень, если жизнь дорога. О тебе же забочусь, — понизив голос (благодаря антизвуковому пологу они не могли слышать слов Лорда, но ОН их — мог), добавил Пожиратель, проигнорировав, как скептически хмыкнул на его последнее замечание второй взрослый волшебник.

— Точно. А если попытаешься дёрнуться, всегда можно применить такое полезное заклинание, как Imperio. Или Crucio, — произнёс слащавый женский голос, и Сириуса передёрнуло, когда он узнал неповторимые интонации Беллатрикс. Впрочем, уж чему-чему, а её присутствию здесь удивляться было бы очень глупо.

Бросив взгляд на всё ещё развлекающегося Повелителя, молодая женщина, вдруг неожиданно для самой себя, склонилась над плечом высокого слизеринца — даже почти не пришлось нагибаться! — в котором даже в мантии и с накинутым на голову капюшоном просто невозможно было не узнать Сириуса — слишком вызывающим, на её взгляд, выглядел каждый его жест, и горячо зашептала ему на ухо:

— Слушай меня внимательно, кузен. Твоё дело дрянь, Лорд очень недоволен тем, что на тебя пришлось потратить столь много времени, так что когда он позовёт тебя к себе, смири свою гриффиндорскую гордость и приветствуй его, как положено приветствовать особ королевской крови. И не вздумай дерзить, сейчас от тебя зависит слишком многое и многие, включая Регулуса.

— Белла? — Сириус попытался скосить глаза, чтобы увидеть лицо кузины — Беллатрикс, но уже не Блэк, а Лестрейндж — её свадьба с Рудольфусом состоялась этим летом. Как так вышло, что обручена она была со старшим — Рабастаном, а вышла за младшего, Сириус не разумел, но Цисси — простите, леди Нарцисса Малфой, — проболталась, что пламенная Белла совершенно некстати решила навестить будущего супруга в его загородном имении. Что именно она там обнаружила, можно было понять и без подсказок, так как результатом того визита стала её свадьба с Рудольфусом, ничего не имеющим против брака со столь яркой красавицей, а то что до этого она считалась невестой его брата — дело десятое.

— Нет, дядя Альфард, балбес, — весьма недружелюбно откликнулась волшебница, и словно подтверждая её слова и его догадки, в поле зрения Сириуса качнулась знакомая серебряная серёжка — обычная висюлька длиной чуть ли не до плеч с парочкой брильянтовых крупинок.

Беллатрикс, в отличие от Сириуса, смотрела вперёд, а не назад, и потому она гораздо раньше него заметила, что «пытка» закончилась и девушка теперь уже не хрипит на полу, а пытается встать на то и дело подкашивающиеся ноги.

— Давай, парень, теперь твой черёд, — сухо произнёс другой Пожиратель, стоявший справа от миссис Лестрейндж и — что странно — почему-то не вмешавшийся и не прервавший их «милую» родственную беседу. Хотя Беллу, за творимые ею безумства, порой слишком жестокие даже по меркам не так давно примкнувшего к ним Грейбека, здесь если и не боялись, то по крайней мере опасались. Но зеленоглазый Пожиратель, как и все кутавшийся в чёрную мантию и скрывавший своё лицо за маской, не испытывал к ней ни того, ни другого.

Сириус переступил с ноги на ногу, собираясь с духом, и бегло окинул взглядом пространство, которое ему предстояло преодолеть — около двадцати шагов — последние десять секунд ожидания.

Он сделал первый шаг. Второй. Третий. На мгновение встретился взглядом с идущей ему навстречу девушкой, но не стал заострять внимания на открывшемся ему лице. Девушка была не из Слизерина. Внимания удостоилась иссиня-чёрная отметина, медленно приобретающая очертания уродливого черепа с выползающей изо рта змеёй на её руке. Заметив, куда он смотрит, девушка поспешно опустила рукав, болезненно содрогнувшись, когда грубоватая тёмная ткань мазнула по воспалённой коже вокруг татуировки.

Четвёртый шаг. Пятый. Пятнадцатый.

— Не подведи меня, Блэк. Не смей умирать, скотина, чёрт тебя возьми, ты мне ещё нужен! — жарко прошептал Райден Блэр, совершенно маггловским жестом скрещивая пальцы в кармане на удачу.

Всё. Последний шаг, и по коже будто пробегает слабый разряд электричества, когда его накрывает полог тишины. Звуки исчезают — все, кроме его дыхания и дыхания Волан-де-Морта.

К сожалению, ожидание подошло к концу неожиданно быстро.

— Я давно ждал нашей встречи, юный Блэк, столь долго отвечавший отказом на моё предложение посетить мой новый дом, — мягко прошелестел голос мага, когда Сириус преклонил перед ним колени во второй раз.

Юноша не пошевелился, упрямо глядя в пол.

— Юный Блэк, столь долго испытывавший моё терпение, что я едва не принял решение навестить его самостоятельно в дни рождественских каникул… — во вкрадчивом шёпоте, всё больше и больше походящем на шипение, появились угрожающе-гневные нотки. И Сириус содрогнулся, когда по нему хлестнули первые в его жизни слова приказа.

— Смотри мне в глаза!

Наступив на горло собственной гордости и задушив в зародыше пришедшее извне желание рассмеяться в лицо этому чудовищу, слизеринец нарочито медленно поднял голову, высокомерно вскинул подбородок, величественно выпрямил спину и лишь после этого взглянул в кровавые глазницы Волан-де-Морта.

Сириус никогда не утруждал себя чтением ненужной ему литературы, тем более литературы маггловской, да и на Маггловедение, если быть честным, он ходил на пятом курсе лишь потому, что Джеймс, не желая расставаться с лучшим другом и скучать на лекциях Дэверо в одиночестве, тайком от него сам вписал в список Блэка этот предмет, так что об изречении Фридриха Ницше «Если ты заглядываешь в бездну, будь осторожен, ибо и бездна заглядывает в тебя», Сириус ничего не слышал. Но сейчас через глаза Лорда на него взирала бездна, а он только смотрел и смотрел… Не в силах пошевелиться и отвести взгляда. Не в силах скрыть от него и от себя своё отвращение, свой гнев, свою ненависть и свой, вот, да, свой страх.

Ощущение копошащихся в голове червей исчезло, и Сириус, ещё не вполне придя в себя после столь бесцеремонного вторжения в его разум, сглотнул, ощущая во рту стойкий солоноватый привкус собственной крови, сочащейся из прокушенной губы.

— Послушный мальчик, — сквозь звон невидимых колоколов просочился ему в уши ядовитый голос. — Родители постарались на славу: хорошо выдрессировали. Как собаку! — слово хлестнуло кнутом.

«…Смири свою гриффиндорскую гордость…» — слова Беллы, наверное, впервые в жизни желающей добра своему непутёвому кузену.

Не получилось. Сириус выпрямился так резко, что спина немедленно отозвалась глухой болью.

— В отличие от некоторых — породистая! — гневно раздувая ноздри, не отдавая себе отчёта в том, ЧТО и КОМУ он говорит, выпалил слизеринец.

Беллатрикс, с тревогой, тщательно замаскированной даже от себя самой, внимательно следила за происходящим у трона. Антизвуковой полог всё ещё был на месте, да и читать по губам она не умела, но, зная неуравновешенный характер кузена, понять смысл его слов было не сложно.

— Безумец… — обречённо простонала молодая женщина, не отрывая взгляда от коленопреклонённой фигуры спятившего родича. Ответ на то, что сказал Сириус, мог быть лишь один, но… вместо ожидаемой ею Avada Kedavra Тёмный Лорд вдруг откинул голову и… рассмеялся. Рассмеялся так, что этот звук даже на мгновение пробил барьер и разнёсся по Залу, гулко прозвучав в дальних углах огромного помещения.

— Бедняга… — донёсся до колдуньи голос Руквуда-старшего. Повелитель смеялся редко, очень редко и почти всегда его смех предвещал беду тому, кому удавалось «развеселить» его.

— Наглый… щенок. Зубастый, — маг всё ещё смеялся, но голос его, и без того отдававший льдом, примораживающий к полу, не потеплел ни на йоту. — Но для каждого пса можно подобрать свой намордник по размеру. Индивидуальный, — по мертвенно-белым губам скользнула нехорошая улыбка. — Я уже почти не жалею, что на тебя было потрачено столько времени, это того стоило. Когда вокруг одни подобострастные льстецы, это надоедает, приедается со временем, но когда поблизости есть тот, кто умеет так ненавидеть… Это так повышает тонус, — маг снова рассмеялся — на этот раз беззвучно. — Может оказаться недурственным развлечением. Добро пожаловать в клуб, — плавно закончил Волан-де-Морт.

Он не сделал ничего: не взмахнул палочкой, не произнёс заклинания — ничего, но левая рука Сириуса буквально взорвалась болью, отчего он рухнул на пол, на долю секунды испытав облегчение, когда его полыхающая огнём кожа соприкоснулась с прохладной поверхностью. Сириус не знал точно, кричал ли он — наверное да, но боль из руки быстро охватила всё тело, и единственное, что он в тот момент слышал — это стук собственной крови в ушах. Когда ему уже начало казаться, что ещё чуть-чуть и всё, боль внезапно уменьшилась — ещё не прекратилась окончательно, но будто бы кто-то более сильный подставил своё плечо, принимая на себя часть его груза. В глазах прояснилось настолько, что Сириус даже сумел разглядеть удивление, промелькнувшее на лице Тёмного Лорда.

Облегчение длилось недолго, да и не таким уж и сильным оно было, несколько мгновений — и канат, связавший его с кем-то неведомым, словно лопнул, не выдержав магической нагрузки. Сириус, оглушённый отдачей, снова повалился на пол, мимолётом подивившись тому, когда это он уже успел встать. Боль, до этого просто притупившаяся на время, накинулась на него с новой силой, словно стая голодных пираний, впиваясь в левую руку. Где-то на самом краю — грани — сознания далёким эхом откликнулась чья-то мысль или, быть может, нашли момент вспомниться некогда услышанные им слова «да разве тут чем-то можно помочь?» И как это ни странно, именно эти обречённые, полные муки слова-мысль-воспоминания придали Сириусу достаточно сил, чтобы удержаться в сознании.

…

Вечность. Миновала целая вечность, прежде чем Сириус понял, что боль прекратилась, а он всё ещё продолжает лежать на полу в ногах у красноглазого чудовища — теперь его Хозяина. Именно осознание унизительности его положения помогло Сириусу собраться с силами и, склеив себя воедино, встать на ноги — на колени. Даже после столь несложного, в общем-то, действия, голова закружилась, как маггловская карусель, а мышцы-медузы, и так дрожащие от перенапряжения, расплылись в кисель.

Сириус не знал, что чувствовали те двое парней и девушка-блондинка, которые получили свои метки самыми первыми, но догадывался, что если то ощущение помощи не было самообманом, то скорее всего сейчас ему было так плохо потому, что он расплачивался не только за себя, но и за своего помощника, кем бы он ни был.

— Так или иначе, — злоба в донёсшемся до него голосе Волан-де-Морта заставила юношу невольно содрогнуться в ожидании новой боли, — но теперь ты мой пёс! И гавкать и скалить зубы будешь лишь по моему приказу! Смотри на меня, Блэк, когда я с тобой разговариваю!

Сириус мелко вздрогнул и устало поднял голову на Лорда, повинуясь ВТОРОМУ приказу, но смотреть ему в глаза он теперь опасался — мало ли что углядит, и потому остановил взгляд примерно на уровне его подбородка.

— Наверное, мне стоит высказать свою признательность и благодарность твоей матери за то, что она предоставила мне столь хорошо вышколенного слугу. Даже твой младший братец поначалу пытался показывать зубки, но пятнадцать минут под Crucio — и он накрепко выучил этот урок.

Сириус, истративший весь свой внутренний резерв сначала на нелепое сопротивление легилименции Лорда, а потом на борьбу с болью, которую он снова проиграл, впервые в жизни не нашёл, что можно на это ответить, и лишь покорно промолчал, утомлённо глядя, как растягиваются в довольной улыбке победителя тонкие белые губы Хозяина.

* * *

Удача или везение — это результат многих факторов, привёдших в конечном итоге к успеху. И своенравная Фортуна здесь совсем не при чём. Всё зиждется на человеке и зависит лишь от того, хватит ли ему сил, решимости и удачливости (в крайнем случае, можно прибегнуть и к помощи Феликс Феликсис) провернуть задуманную афёру. И иногда такому человеку начинает везти как самому дьяволу, но ни Сатана, ни господь Бог здесь не при чём — он всего добился сам и заслужил всё тоже сам.

Райден Блэр был как раз таким человеком, однако же подобные сентенции никогда не приходили ему в голову. Тёмный волшебник был слишком практичным человеком, чтобы тратить своё время на ненужную философию. Разумеемся, прожив среди магглов около четырнадцати лет и даже состоя в законном браке с одной из них, он прочёл несколько маггловских книг и даже держал в руках томик Ницше. Но о том, чтобы ещё и понять прочитанное, речи не шло.

На сегодня он сделал всё, что мог, чтобы из юного Блэка не вышло полноценного Пожирателя, тем более что о Посвящении он узнал меньше чем за час до прибытия молодняка и только чудом успел к нему подготовиться.

Окольными путями выяснить у Мульчибера, куда и кого с кем собираются отправить на проверку. Стереть тому память, чтобы некому потом было давать показания Лорду, убивать нельзя — слишком подозрительно. И, наконец, перенастроить портал, предназначенный некоей Аликсии на Блэка. В последнее время Лорд зачем-то перенаправил основные силы своей пока что небольшой армии на Штаты, так что нет ничего удивительного в том, что и проверка — отбраковка — молодняка будет происходить именно там. Как бы то ни было, но несмотря на катастрофическую нехватку времени, он справился.

Чтобы стать настоящим Пожирателем Смерти, нужно убить — хладнокровно и нерассуждающе. Блэр не слишком хорошо знал Алекса, да и Сириуса тоже, но не сомневался, что вот так запросто, без причины, убить человека тот не сможет. Ни Алекс, ни Сириус. А значит, следовало сделать так, чтобы кто-нибудь убил за него. И Райден знал, кому хватит духу это сделать: в том будущем, из которого он пришёл, Северус Снейп прекрасно справился со своей задачей. К счастью, Тёмный Лорд не собирался разбрасываться ценными кадрами, и порталы были настроены так, чтобы в одно и тоже место доставлять сразу двух новичков.

Когда сработал последний из выданных юнцам порт-ключей и Центральная зала временно опустела, Пожиратели, спокойно переговариваясь между собой, разошлись по углам в ожидании их возвращения — такова церемония, а Блэр, не в силах согнать с лица ядовитую усмешку, вышел в коридор, чтобы там в относительном спокойствии написать письмецо своему компаньону из будущего.

Из зала зазвучала негромкая музыка — Пожиратели не собирались скучать в отсутствие ненадолго покинувшего их Лорда. Немного прислушавшись, маг сумел разобрать заливистый смех красавицы Беллатрикс, которая даже в стандартной мантии и маске Пожирательницы умудрялась выглядеть как никогда эффектно и вызывающе. Блэк есть Блэк.

Пепельно-серая сова, поджидавшая своего хозяина за окном, послушно протянула когтистую лапу за свёрнутым в тонкую трубочку письмом.

— Доставь это Алексу Уайту. В Хогвартс.

Птица тихо ухнула и, взмахнув крыльями, взмыла в воздух, быстро скрывшись за кронами деревьев, окружавших больше похожее на замок поместье Япета Лестрейнджа. Блэр снова улыбнулся, прежде чем вернуться к развлекающимся сотоварищам. Он почти жалел, что не сможет увидеть выражение лица Уайта, когда тот прочтёт письмо и поймёт, что это значит. Наверняка это нелегко — быть обязанным Пожирателю Смерти.

* * *

Предугадать конечную точку перемещения при помощи порт-ключа почти невозможно на практике, по крайней мере для того, кто не обладает нужными для этого знаниями и навыками. Сириус ими не обладал, да и с географией у него было не ахти, так что определить, куда доставил его невзрачный порт-ключ в виде замшелого брелка для ключей, было не в его силах.

Пунктом назначения оказался чей-то неухоженный, заросший полынью и — Сириус выяснил это, когда его больно хлестнуло по руке одно из растений, — крапивой сад. Недолго думая, он переложил палочку в другую руку и, проведя ею над покрасневшей, будто от ожога кожей, прошептал исцеляющее заклинание. Безнаказанно использовать магию за пределами школы и фамильного особняка оказалось чрезвычайно приятно: Малфой, перед тем как всучить им порт-ключи, заверил, что министерская система отслеживания колдовства несовершеннолетними волшебниками на ближайшие полтора часа выйдет из строя. Сириус не знал, как Люциусу удалось это проделать, но то, что над его головой до сих пор не раздавалось хлопанье крыльев министерских сов, говорило в его пользу.

— И какой кретин зачаровывал этот портал? — не выдержав, выругался Сириус, когда его ботинок снова вляпался в какое-то дурно пахнущее удобрение, а на рукаве обнаружилось несколько прилипших репейников. — Твою мать. Evanesco.

Второй раз использовать магию оказалось не менее приятно, чем в первый. Он на всякий случай ещё немного подождал, настороженно прислушиваясь к перешёптыванию деревьев и стрёкоту цикад в зарослях кустарника и опять же крапивы, — никаких сов. Сириус облегчённо вздохнул полной грудью и, довольно ухмыльнувшись, подумал, что за обещанные Люциусом полтора часа непременно нужно будет оторваться по полной.

Что-то хрустнуло, возможно, ветка, и цикады тут же умолкли, а Сириус, занёсший было ногу для следующего шага, мгновенно замер и, стараясь не потревожить высокую — примерно по пояс, — траву, опустился на корточки, благодаря ночной темноте и отсутствию фонарей став совершенно невидимым для того, кто крался за ним по пятам.

Донёсшееся спустя минуту хлюпанье и последовавшая за этим ругань вызвали на лице притаившегося в засаде юноши широкую злорадствующую улыбку: незнакомец вляпался в то же дерьмо, что и он, только тот, в отличие от Сириуса, использовать магию не торопился. А значит, скорее всего, это был маггл — возможно, хозяин сада собственной персоной или же обычный вор-домушник. Сириус коротко выдохнул и крепко стиснул потеплевшую, будто почувствовавшую его напряжение палочку, ощущая, как та скользит в мгновенно вспотевшей ладони.

Незнакомец вдруг остановился, замерев буквально в паре шагов от Сириуса.

— Кто здесь? Я знаю, что здесь кто-то… аргх… — мужчина, нет, судя по голосу, скорее всего юноша, задохнулся, когда кончик палочки Блэка, молнией вылетевшего из своего укрытия, упёрся ему в основание шеи.

— Стой на месте, — прорычал тот, мысленно радуясь, что в темноте ему не видно лица несчастной жертвы и стараясь вызвать в себе чувство злобы, необходимой для успешного заклинания. Обычно достаточно было вспомнить о Джеймсе, и гнев вспыхивал как пожар в осеннем лесу, но сегодня всё шло наперекосяк.

Незнакомец открыл рот, собираясь что-то сказать или — что куда вероятнее, — закричать, но почти сразу же закрыл, поняв, что почему-то не может произнести ни слова.

— Будешь молчать? Пикнешь — убью.

Очевидно, в голосе Сириуса тот услышал уверенность, которую сам Блэк не испытывал, потому что в ответ поспешно закивал головой, став похожим на китайский болванчик.

— Finite Incantatem.

Свою ошибку Сириус понял, лишь ощутив мощный толчок в живот, от которого все внутренности скрутило узлом, затем — удар о дерево и жгуче-хлёсткие метания травы по лицу. Незнакомец, кем бы он ни был, оказался отнюдь не магглом.

Наверное, он всё-таки ненадолго — несколько секунд, может быть, минуту, — потерял сознание, потому что в себя он пришёл от увесистой пощёчины, обжёгшей щёку, от которой голова резко дёрнулась назад, снова больно встретившись со стволом немолодого дерева.

— Мать твою, Блэк, да очнись же ты! — знакомым хрипловатым, будто после простуды голосом, выругался оказавший столь успешное сопротивление хитрый колдун. Сириус, из-за сотрясения соображавший много медленнее, чем того требовала ситуация, понял КТО его противник лишь после пары дополнительных затрещин и ругательств, которые между делом слетали с языка «незнакомца». Когда голова в очередной раз мотнулась в сторону, Сириус, наконец, решил, что с него достаточно, и, открыв глаза, довольно ловко перехватил занесённую руку сотоварища по несчастью, тем самым несказанно удивив не только его, но и себя.

— Какого чёрта ТЫ здесь делаешь? — не став рисковать, Сириус сел поудобнее, стараясь не совершать резких движений и не крутить головой.

Ночь была безлунной, а всё небо затянуто тучами, так что даже при всём своём желании он не смог бы сейчас разглядеть лица друга, которого он принял за маггла и едва не прикончил, и который едва не прикончил его самого.

— Я хотел задать тебе тот же вопрос, когда ты наложил на меня Silencio, — в голосе Снейпа слышалось густо замешанное на облегчении раздражение. — Кстати, здорово придумал.

— Благодарю, ваше величество, — в тон ему откликнулся Сириус, со страдальческой гримасой ощупывая огромную шишку на затылке. — Старался специально для того, чтобы вам угодить. Залечи.

Черноглазый слизеринец, сразу поняв, что от него требуется, не глядя, взмахнул палочкой, произнеся при этом нужные слова, и Сириус ощутил, что исчезла не только шишка, но и царапины на лице, и даже перед глазами, всё ещё затуманенными после того — первого — удара, наконец, прояснилось.

— А мы с тобой хороши: едва не перебили друг друга с перепугу, — полушутя заметил он.

— Может ты и перепугался, приняв меня за страшного и ужасного Бармалея…

— Кого?

— Не важно, — отмахнулся Снейп. — Разбойника. А лично я тебя искал с тех пор, как перенёсся в это место.

— А как догадался, что твоим напарником буду именно я?

— Спросил у Блэра.

— Блэра?!

— Хватит корчить из себя попугая! Да, у Блэра, но не у того. Думаю, они либо родственники, либо однофамильцы. Надо будет спросить, — гневная вспышка быстро сошла на нет, и слизеринец продолжил уже более спокойным голосом: — Ты лучше объясни мне, как вышло так, что ТЫ участвовал в церемонии не как остальные Пожиратели — зрителем, а одним из посвящаемых?

— В смысле? — непонимающе нахмурился Сириус. — Почему это я, по-твоему, не должен в ней участвовать? Откуда тебе знать, быть может я в самом деле ХОЧУ стать Пожирателем Смерти?

Пришёл черёд Снейпа «зеркалить» — выражение его лица, не видимое в темноте, сейчас как две капли воды отражало гримасу Блэка.

— Что значит «хочу стать»? Разве ты УЖЕ не Пожиратель?

— С какой стати? Когда бы я успел им стать? — непритворно возмутился тот. — И вообще, что за бред ты несёшь?!

Сириус оскорблённо замолчал, поняв, что его громогласный вопль вновь вспугнул выводящих скрипучие рулады цикад.

Прежде чем озвучить самый главный, веский и в то же время самый недостоверный довод, из-за которого, в общем-то, и родились все его подозрения, Северус молчал достаточно долго для того, чтобы успеть собраться с мыслями и подобрать нужное слово.

— Помнишь самый первый день, когда ты перевёлся в Слизерин? — Сириус неохотно кивнул, но в темноте этого всё равно нельзя было разглядеть, да Снейп и не нуждался в его ответе. — Ты ещё без спросу ввалился в мою комнату, и мы устроили мини-дуэль.

Сириус помнил. Пожалуй, даже лучше, чем ему этого хотелось.

— Потом пришёл Эйвери и… затем ты грохнулся в обморок, — Снейп подпустил в голос немного яда и, слегка наклонив голову набок, свёл брови к переносице, пытаясь вспомнить все подробности того давнего события.

— Я. НЕ. ПАДАЛ. В. ОБМОРОК. — С нажимом отчеканил тот, сквозь рукав мантии потирая вдруг ни с того ни с сего разнывшуюся свежую Метку.

— Да, не падал, — странно легко согласился черноглазый слизеринец. — Это называется легилименцией и относится к разделу магии разума.

— То есть, ты хочешь сказать, что с помощью этой леги… лего… — так и не дождавшись подсказки, Сириус оборвал себя на полуслове и махнул рукой, — можно читать мысли? Так вот что тогда произошло? Ты читал мои мысли?! Я поэтому… — он скривился, — сознание потерял?!

— Нет, это слишком примитивно, — тот недовольно сморщил длинный нос. — К тому же я уверен, что от твоих мыслей, если они есть, плохо стало бы мне, а не тебе.

Тёмная фигура сидевшего напротив Блэка с чувством оскорблённо фыркнула. Северус, в отличие от молодого анимага видевший в темноте гораздо хуже, чем днём, наплевав на конспирацию, взмахнул палочкой. Сириус от него этого не ожидал и потому отшатнулся в сторону, на миг ослеплённый ударившим по глазам ярко-голубым светом.

— Погаси, придурок! Нас же могут заметить! — распорядился он, часто моргая, чтобы побыстрее привыкнуть к новому освещению.

Снейп безразлично пожал плечами — его встреча с магглами не волновала ни капельки, но в следующую секунду луч мигнул и заметно потускнел, уменьшившись до размеров крупного светлячка величиной с человеческий ноготь.

— И не надейся, что теперь тебе не придётся отвечать, — мстительно добавил Сириус.

— Я на это и не рассчитывал, — хмыкнул тот, внимательно разглядывая выступившее из темноты светлое пятно — лицо Блэка. А разглядев, пожалел, что вообще заговорил об этом в столь неподходящее время. Если голос Сириуса звучал как обычно: чуточку высокомерно, немного лукаво и — самую малость — устало, но последнее вполне понятно и простительно, учитывая, через что все они только что прошли и что им ещё только предстояло пройти, то лицо его казалось гротескной маской, и игра теней, порождённая искажённым светом волшебной палочки, здесь была совсем не причём. Он даже улыбался иначе — губы кривились в фальшивой, будто наклеенной улыбке, призванной скрыть отчаяние, плескавшееся под тонкой наносной плёнкой равнодушия. Того, что он здесь и сейчас видел, было достаточно, и потому он больше не нуждался в ответе на свой вопрос, ради которого и начал-то весь этот разговор про легилименцию и окклюменцию.

На мгновение Северус даже испугался, что Блэк не сможет, не выдержит и, в конечном счёте, сломается, и тогда он потеряет своего единственного друга, за удивительно короткое время переставшего быть врагом и ставшего незаменимым товарищем абсолютно во всём: от мстительных нападок в адрес гриффиндорской троицы, некогда бывшей четвёркой Мародёров, и даже до совместны конспектов по Истории Магии — благодаря новообретённому другу Северус теперь мог себе позволить пол-урока поспать наравне с прочими студентами. Блэк поначалу, разумеется, возражал, но потом они сумели придти к компромиссу.

Однако страх потери быстро исчез, когда тот вдруг ни с того, ни с сего растянулся в совершенно нормальной и, что самое главное, характерной блэковской улыбке-ухмылке. Уж кто-кто, а Сириус меньше всего походил на человека, которого можно было так легко сломать. Если Регулус прошёл через то же самое и не сдался, то старший тем более выдержит. Сириус сильнее своего брата — теперь Северус мог признать это без особого ущерба для гордости (но только не вслух).

— Эй, ты чего умолк?! — Блэк несильно, но довольно грубо пихнул приятеля в плечо. — Пока не выложишь всё, что знаешь, мы никуда не пойдём, а тогда нам обоим крышка.

В доме, выделявшемся из окружающего пространства лишь тем, что его очертания были много темнее всего остального, зажёгся свет, и оба новоиспечённых Пожирателя, не сговариваясь, пригнулись к земле, опасаясь, что обитатели этого «сарая» увидят их из окна.

Северус дёрнулся было привстать, чтобы переползти в более укромное местечко, но Сириус, мгновенно разгадавший намерения напарника, с неожиданной силой удержал его на месте.

— Рассказывай, — зло прошипел он, не отрывая казавшихся такими же чёрными, как и у Снейпа, глаз от его лица.

— Может, сначала разберёмся с этой проблемой, а уже потом будем беседовать по душам? Я расскажу тебе о своём покойном папаше, а ты о том, как нелегко тебе в противостоянии с Поттером? — не менее зло процедил в ответ Северус, и когда пальцы Блэка на его запястье сжались чуть сильнее, зашипел от боли, поняв, что упоминать о Джеймсе сейчас совсем не стоило.

— Ладно, ладно! Только отпусти! — неохотно пошёл он на попятный. — Изложу, но только в кратком варианте. В общем, я видел твоё Распределение в Слизерин, ещё что-то непонятное и как наш профессор Уайт дрался в какой-то просторной зале с женщиной, похожей на Беллатрикс. А подробности, думаю, лучше обсудить, когда мы вернёмся в замок. Слово слизеринца — расскажу всё, что знаю.

Сириус ничего не ответил, но Северус почувствовал, как хватка на его запястье немного ослабла, и, улучив момент, резко рванулся в сторону, но, не рассчитав силы, повалился спиной на всё ещё сырую после недавнего дождя землю. Сириус тихо рассмеялся своим странным, неприятным лающим смехом, и Северус понял, кто виноват в его падении: в последний момент Блэк без предупреждения попросту разжал пальцы.

— Клянусь, однажды я тебя всё-таки отравлю, — прожгя в протянутой Блэком руке дырку, злобно бросил Северус.

— О, в последнем я почти не сомневаюсь, просто «слово слизеринца» — это материал для анекдота, не находишь? — всё ещё улыбаясь, ответил тот, но, глядя, как Снейп садится без его помощи, пожал плечами, спрятал руки в карманы. — А честный слизеринец это вообще уникальное явление.

— Ага, ещё скажи, достойное занесения в книгу рекордов Гиннеса, — уже немного более спокойно, но всё ещё раздражённо, ответил на это замечание Снейп.

Сириус моргнул и, непонимающе нахмурившись, пригладил растрёпанные ветром волосы жестом, в котором невозможно было не углядеть раздражавшую их обоих манеру Джеймса Поттера взъерошивать свою шевелюру, тем самым подчёркивая отсутствие нормальной причёски.

— Куда?

Благодаря яркому свету, лившемуся из окна дома — кстати, теперь в слабеньком огоньке, всё ещё трепещущем на кончике волшебной палочки Снейпа, не было нужды, — Сириус сумел разглядеть, как в ответ на его вопрос тот страдальчески закатил глаза, явно замучавшись и больше не имея никакого желания объяснять чистокровному товарищу вещи, которые Снейп, большую часть своей жизни провёдший среди магглов, считал само собой разумеющимися.

— Неважно, — со своей обычной гримасой, как ни в чём не бывало, отмахнулся тот и, будто прочтя мысли Сириуса, погасил свет, бесшумно прошептав себе под нос нужное контрзаклинание. Блэк снова неловко передёрнул плечами, подумав, что возможно так оно и было. От Снейпа не укрылось это лишь полуосознанное движение друга, и его лицо, на котором и в лучшие времена далеко не всегда можно было прочесть испытываемые им эмоции, окаменело, превратившись в непроницаемую маску. Теперь понять, что он чувствует, смог бы только опытный легилимент.

— Ты готов?

— Нет.

— Тогда идём.

Сириус криво усмехнулся и, нарочито тяжело кряхтя, поднялся на ноги, с болезненным стоном держась за всё ещё немного ноющую после столкновения со стволом дерева поясницу. Совершенно некстати вдруг непрошеной гостьей промелькнула мысль, что в отличие от Снейпа, они с Джеймсом понимали друг друга с полуслова настолько хорошо, что порой их общение очень походило на пресловутое чтение мыслей, и это казалось таким… естественным, таким… нормальным и правильным… А от одной только мысли о том, что Снейп лазил в его голову — быть может даже неоднократно, — возникала невольная дрожь и отвращение. Возможно, они с Джеймсом просто были очень похожи, и именно это объясняло их согласованные действия и споры, в которых почти никогда не было победителя, поначалу удивлявшие не только Ремуса и Питера, но и остальных однокурсников-гриффиндорцев. И что было ещё более удивительным, несмотря на их размолвку и перевод Сириуса в Слизерин, поставивший двух некогда лучших друзей по разные стороны баррикад, их легилиментоподобное взаимопонимание никуда не делось, благодаря чему он порой отвечал на выпады Джеймса раньше, чем тот успевал озвучить их вслух. Правда, в этом был и свой минус: Питер и Ремус, таскавшиеся с Джеймсом, и Снейп, таскавшийся с Сириусом, после этого неоправданно считали виноватым в очередной стычке Сириуса или, когда происходило то же самое с точностью до наоборот — Джеймса.

Сириус покосился на шагавшего справа от него Снейпа и чему-то усмехнулся: даже просто представить, что однажды они смогут научиться так же хорошо понимать друг друга, было чрезвычайно сложно. Он оторвал от рукава очередной репейник (и какой идиот их здесь насадил?!) и незаметно поморщился: по меркам самого Снейпа тот, разумеется, двигался почти бесшумно, но для чуткого слуха анимага его поступь была подобна слоновьей.

Перед дверью оба слизеринца одновременно замерли, будто натолкнувшись на невидимую глазу стену, и переглянулись.

Сириус отреагировал немедленно: растянувшись в ядовитой улыбке и сделав приглашающий жест.

— Дамы вперёд.

Снейп выразительно закатил глаза и, зачем-то накинув капюшон на голову, шагнул вперёд, оставив Сириуса стоять позади.

— Alohomora.

Незамысловатый маггловский замок отреагировал на произнесённое тихим шёпотом заклинание как положено, и дверь с предательским щелчком приотворилась, пропуская в дом двух Пожирателей Смерти.

Сириус знаком дал понять, чтобы Снейп следовал за ним и вошёл внутрь. Первый шаг, который он сделал, ступив под крышу дома, сопровождался таким громким скрипом половиц, что оба волшебника опасливо замерли на своих местах, опасаясь, что этот звук мог расслышать хозяин дома, и теперь прислушиваясь к каждому подозрительному шуму. Наконец Сириус перевёл дух и, кивнув другу — всё чисто, — продолжил своё шествие по опасно скрипучему коридору. Северус кивнул в ответ, но вместо того, чтобы последовать за ним, замер у стены, мимо которой только что прошёл Сириус. Фотографии. Сириус прошёл мимо, не обратив на них внимания — странно, учитывая приступы самобичевания, — а Северус, вдруг окончательно перестав понимать самого себя, прикипел взглядом к истрёпанным и не двигающимся фотографиям в недорогих деревянных рамках.

На одной со счастливой улыбкой навечно застыла миловидная женщина лет сорока в белом врачебном халате и с густыми волнистыми каштановыми волосами. На другой — она же с почему-то недовольно хмурящимся мужчиной постарше и двумя детьми — мальчиком и девочкой. Со следующей на неведомого ей зрителя взирала та же самая женщина, а рядом с ней стояла одетая в тёмно-синее в белый горошек платьице та же девочка, что и на предыдущей фотографии. В отличие от матери — их сходство было слишком заметно, чтобы подумать иначе, — она не улыбалась, а недовольно и чуть-чуть угрюмо хмурила брови, щурясь от бившего в глаза солнца и сразу же становясь ещё больше похожей на своего отца.

На четвёртой фотографии была запечатлена вся семья, все четыре человека: мать, отец и их двое детей, самому младшему из них — мальчику — здесь, наверное, было не больше года. Женщина не улыбалась, но её лицо дышало умиротворением и спокойствием, которым, казалось, была пропитана вся фотография. Северус не знал, когда она была сделана: год, два, десять лет назад, но все краски выцвели и приобрели розовато-желтоватый оттенок, придававший фотографии ещё большее очарование. Мальчик на руках у женщины сидел, приоткрыв удивлённо пухлые губки, и непонимающе глядел на фотографа, девочка же — коротко-стриженая малышка лет трёх, чего-то застеснявшись, почему-то опустила голову, пряча лицо на плече державшего её и также спокойно улыбающегося отца. Невольно улыбнувшись, Северус почти наяву увидел, как родители и оставшийся за кадром невидимый фотограф дружно уговаривают малышку посмотреть в объектив страшного аппарата, если она не хочет пропустить момент, когда оттуда вылетит птичка. Судя по запечатлённому на плёнке результату, убедить малышку, что бояться нечего, им не удалось.

Северус покачал головой, вспомнив, что у него вот таких семейных фотографий никогда не было и, посмотрев в спину тихо крадущемуся впереди Сириусу, перешёл к следующей — пятой по счёту — фотографии.

Здесь, на этой невзрачной стене, довольно давно заклеенной невзрачными же желтыми обоями, была запечатлена вся история. Но история не страны или государства, а история семьи. И от этого она не становилась менее ценной.

На пятой — и предпоследней фотографии не было детей и их матери — только мужчина, одиноко замерший в самом центре. Северус уже собрался было перейти к следующей, когда запоздало понял, что именно напрягло его в этой фотографии. Мужчина был в чёрном, идеально выглаженном, без единой складки пиджаке и чёрных же брюках. Вроде бы такие костюмы люди одевают на праздники или когда собираются на выставку или в театр — вариантов много, но мужчина с каменным лицом и будто опустевшими — выцветшими — глазами был один, и Северус вдруг понял почему. Костюм был траурным.

Дом был мрачным и пустынным, сад заброшенным, и теперь Северус догадывался, в чём была причина этого запустения. Дом, как и его хозяин, всё ещё помнил смех детей и голос хозяйки и тосковал по ним, — так сказал бы волшебник. Вдовец, в один день утративший жену и детей, просто опустил руки, — это сказал бы маггл. И оба были бы правы.

Шестая — и последняя — фотография из жизни несчастной семьи кардинально отличалась от всех предыдущих и сделана была, видимо, несколькими годами позже после того рокового события, унёсшего жизни трёх человек и сломавшего жизнь мрачного, возможно даже нелюдимого, но некогда любящего и любимого отца и мужа.

На шестой фотографии он был один и это точно был он, но Северус, напряжённо вглядывавшийся в бледное лицо, поначалу подумал, что он ошибся — настолько изменился изображённый здесь человек. Густая, и наверняка, очень колючая борода скрывала половину лица, а отросшие и изрядно тронутые сединой волосы выглядели так, будто уже давно позабыли, что такое ножницы и расчёска. Возможно, так оно и было. Северус не мог разглядеть глаз мужчины: фотограф стоял слишком далеко, но чувствовал, что тому уже просто всё равно и живёт он как на автомате — по привычке.

Возможно, — думал Северус, не в силах оторвать глаз от испещрённого глубокими морщинами лица, — мы здесь, чтобы оказать ему услугу и…

Додумать свою толком ещё не оформившуюся «гуманную» мысль он не успел. Он услышал чей-то крик — голос Сириуса, а затем прозвучал гром. Не было сгущающихся на небе грозовых туч, не было молний, дом не содрогнулся до самого своего основания, но Сириус, всего на минуту исчезнувший из поля зрения Северуса, когда он зашёл в одну из комнат, вдруг с криком-воплем-стоном отлетел к противоположной стене коридора и, судорожно вцепившись в плечо, медленно сполз на пол, оставляя на стене ярко-алый кровавый след.

Мыслей больше не было: впрыснувшийся в кровь адреналин выжег их все до единой, оставив лишь одну пугающую пустоту, в которой холодным огнём ревела ярость. Расстояние до кухни Северус преодолел в пять шагов. Непростительное проклятье — не Crucio, которое он когда-то практиковал на специально увеличенных для этого мухах и тараканах, а Avada Kedavra — рвалось с языка, требуя выпустить его на волю. Но кухня была пуста. Северус, плохо соображая от гнева, ошарашенно и растерянно замер на пороге, а затем, почувствовав позади себя какое-то движение, резко развернулся на каблуках. Мантия, на долю секунды будто зажившая собственной жизнью, взметнулась вокруг его ног и безжизненно опала, когда Северус, увидев практически упиравшийся в него ствол пистолета, опустил выхваченную для схватки волшебную палочку.

— Кто вы такие и что вы делаете в моём доме? — не сводя с Северуса настороженных, ранее пустых, а теперь вдруг вновь разгоревшихся огнём жизни глаз, требовательно спросил мужчина.

Северус ещё крепче сжал губы, зная, что за спиной маггла лежит раненный из этого самого пистолета Сириус, но не отводя взгляда от глаз мужчины. Для всех заклинаний, которые он знал и которые сейчас приходили ему на ум, нужно было взмахнуть палочкой, но дуло пистолета по-прежнему упиралось ему в грудь, и не было никакой возможности даже просто пошевелиться без риска для жизни. Оставалась надежда на беспалочковую магию, легилименцию или Сириуса, но последний вряд ли сейчас был способен оказать достойное сопротивление или помощь, а с беспалочковой магией у Северуса всегда были сложные отношения.

Наверное на несколько секунд он выпал из реальности, пытаясь выпустить наружу, дать выход живущей внутри каждого волшебника магической энергии, потому что следующим, что он почувствовал, был ощутимый удар в висок, а затем — грубые мозолистые руки, сомкнувшиеся на его шее. Палочка отлетела куда-то в сторону, мгновенно став недосягаемой для Северуса.

Пальцы маггла больно впились в кожу, и он, чувствуя, как разрывает лёгкие от недостатка кислорода, с силой, которую придало ему отчаяние, попытался оттолкнуть от себя жертву, внезапно превратившуюся в убийцу. На его жалкие потуги тот, казалось, даже внимания не обратил: на секунду убрав одну руку (Северус жадно хватанул ртом воздух), маггл быстро откинул с его головы капюшон.

— Как?! Подросток?!.. — давление на шею ослабло, и сквозь мерцание чёрно-жёлтых пятен Северус увидел, как взявшаяся из ниоткуда чёрная молния, поразительно похожая на громадного зверя, набросилась на маггла и, сбив его с ног, повалила на дощатый пол.

До него донёсся шум борьбы, рычание животного, крик человека, чавкающий звук, хруст — будто треснула ножка стула, не выдержав слишком большого веса, а затем — тишина. Северус попытался закрыть глаза и с отстранённым удивлением обнаружил, что безостановочная пляска цветных пятен, не останавливаясь, продолжается даже на внутренней стороне века.

Щёку обожгло чьё-то горячее дыхание, и Северус, чувствуя, как в голове постепенно проясняется, напряг мышцы, чтобы вскочить и ударить. Без палочки он, конечно, был не на многое способен, но постоять за себя всё-таки мог: детство в маггловских кварталах научило его использовать кулаки по назначению, хотя уже в те далёкие времена он предпочитал сначала сбежать (зачем ввязываться в заведомо проигрышный бой?), а уже потом — исподтишка — нанести ответный удар своему обидчику. Однако невидимый пока что противник — не тот маггл, от которого буквально за версту несло перегаром дешёвого виски, — не предпринял ничего, что можно было бы посчитать нападением. Что-то мокрое ткнулось ему в шею, и Северус обалдело распахнул глаза, когда нечто шершавое и горячее прошлось по его щеке и волосам. И встретился взглядом со знакомыми серыми глазами на морде незнакомого чёрного пса. Северус моргнул. Глюк, до жути похожий на Грима из суеверий волшебников, сделал то же самое: он тоже моргнул. Северус вырос среди магглов, поэтому всегда проявлял здоровый скептицизм по отношению ко всяким предрассудкам типа Грима — предвестника смерти, но в этот миг он впервые усомнился в собственной правоте. Впрочем, не надолго. Он пока что не умирал и не собирался этого делать в ближайшем будущем, так что предвещать Гриму пока что было совершенно нечего.

Он снова ненадолго закрыл глаза, собираясь с мыслями, но собаку, спасшую ему жизнь — он уже понял, что та молния ему не примерещилась, — это не устроило. Тычок мокрого и холодного носа к его шее принудил Снейпа снова открыть глаза.

— Отвали.

Пёс недовольно зарычал и снова повторил своё занятие. На этот раз Северус даже нашёл в себе силы отмахнуться от приставучего животного.

— Фу!

И снова закрыл глаза. И резко открыл, уставившись на слипшуюся от крови иссиня-чёрную шерсть не оставлявшего его в покое животного. Появившаяся у него догадка была невероятна, просто невозможна, но…

— Блэк? — он во все глаза выжидательно уставился на собаку. Та в ответ только заскулила и незамедлительно исчезла из его поля зрения. При желании это можно было бы истолковать как «да».

— Блэк!

Блэк был ранен в плечо. Собака тоже. Блэк и был собакой. Два и два сложились удивительно быстро, тут же образовав четыре. Блэк — анимаг. Кто бы мог подумать? И он ранен.

Северус, не торопясь, во избежание нового приступа головокружения, медленно встал на колени и бросил взгляд на пол, где по соседству с ним валялся, раскинув руки в стороны, его несостоявшийся убийца. Зрелище было… не для слабонервных. Северус никогда не причислял себя к таким людям, но когда он увидел то, что с ним сделал Сириус… нет, не Сириус, а тот пёс, ему стало плохо.

Северус дрожащей рукой дотронулся до горла, ощутив, как болезненно пульсирует плоть там, где всего несколько минут назад его душили грубые пальцы уже мёртвого маггла. Практически все чистокровные слизеринцы относились к обычным людям и сквибам если не с ненавистью, то по крайней мере с пренебрежением, и Северус, за прошедшие с гибели отца годы так и не сумевший забыть и простить его отношение к своей жене и единственному — нелюбимому — сыну, полностью их поддерживал. Но теперь, глядя на распростёртое у его ног тело убитого ими (ИМИ!!! Пусть это и не совсем так…) маггла, Северус не испытывал ничего, кроме тошноты и засевшего в глубине души отвращения, которое становилось только ещё сильнее с каждым взглядом на забрызганный кровью небритый подбородок мужчины.

Однако в данный момент прежде всего нужно было подумать о том, кому было даже ещё хуже, чем ему. Сириус. Вместе с тревожным воспоминанием о друге к нему вернулись и звуки: теперь капавшая из проржавевшего водопроводного крана на кухне вода делала это не беззвучно, как раньше, а с весьма раздражающим и действующим на нервы хлюпом.

Кап-кап-хлюп. Кап-кап-хлюп. И снова. И снова. И снова.

По счастью, долго искать Сириуса не пришлось: тот обнаружился сидящим прямо на полу в коридоре, неподалёку от входной двери. Вот только…

Северус замер на месте, глядя на друга и не обращая внимания на то, что край его мантии задевает ногу трупа.

Сириус сидел, обхватив голову руками так, будто боялся, что она сейчас треснет, и, подтянув к себе ноги, беспрерывно раскачивался из стороны в сторону, шевеля совершенно белыми и потрескавшимися губами.

— …Чем мы думали?!.. Чем Я думал?!..

Северус знал, что нельзя стоять столбом и ничего не предпринимать, но видя самоистязания друга, просто не мог ничего с собой поделать и подойти к нему. Сириус убил ЧЕЛОВЕКА! — маггла, волшебника — не имело значения! — главное, что он убил ЧЕЛОВЕКА!!! Будучи раненным, истекая кровью, он УБИЛ человека и тем самым спас жизнь ему — Снейпу. Северус встряхнулся, прогоняя прочь вдруг вставшую перед глазами картину: взявшийся из ниоткуда громадный чёрный пёс опрокидывает маггла на пол и тут же вгрызается ему в горло, не обращая внимания ни на крики стоявшего поодаль юного волшебника, ни на постепенно ослабевающие трепыхания лежавшего под ним тела.

Северус рухнул на колени, чувствуя, как к горлу вновь подкатывают болезненные спазмы, и глубоко задышал, успокаивая бунтующее содержимое желудка. Взгляд совершенно случайно зацепился за окровавленное плечо Сириуса, и он, снова вспомнив, что именно в Блэка угодила выпущенная из пистолета пуля, подполз к другу.

В огнестрельных ранах Северус абсолютно не разбирался: да он вообще знал о них только из фильмов, которые видел по телевизору, когда ещё жил с обоими родителями в тупике Прядильщиков, однако чтобы понять, что пуля прошла навылет, его знаний хватило. Рана сильно кровоточила, и то, что Сириус до сих пор находился в сознании, было просто чудом, хотя — слизеринец поймал на себе отсутствующий взгляд Блэка, даже не пошевелившегося, когда он разорвал уже успевшую пропитаться кровью мантию, и понял, что как раз сознания в действиях Блэка нет. Тот был просто в шоке и, возможно, ещё даже не осознавал в полной мере того, что он сделал. Впрочем, Северус всё равно не знал, ЧТО и КАК нужно было сейчас сказать, чтобы привести того в чувство, а поэтому просто продолжил методично стирать кровь, тонкими ручейками вытекавшую из небольшого круглого отверстия в плече Блэка.

«Палочка. Нужна палочка», — вспыхнула в голове спасительная мысль, и Северус, не имея понятия, где его собственная волшебная палочка-выручалочка, кинулся туда, куда — как он помнил — отлетела палочка Сириуса. Память не подвела, вот только для того, чтобы подобраться к ней, ему пришлось снова вернуться на кухню, оставив Сириуса одного, и переступить через ТЕЛО.

Тошнота снова вернулась, но его другу срочно была нужна помощь, и Северус быстро кинулся обратно. На всё ушло меньше минуты.

— Episkey. Ennervate! — блэковская палочка с волосом вейлы слушалась весьма неохотно, и пока он водил ею над постепенно затягивающейся раной, ходила ходуном, едва ли не выпрыгивая из трясущихся от ужаса, страха и волнения рук слизеринца.

Когда на память о пулевом ранении остался лишь небольшой рубец, Северус облегчённо вздохнул и, отложив палочку Сириуса в сторону, уселся на пол справа от друга. Тот больше не трясся, как в лихорадке, и ничего не бормотал себе под нос, теперь просто слепо глядя в сторону кухни. Заранее зная, что он там увидит, Северус проследил за его взглядом и тут же наткнулся на торчавший из-за угла тапок. В сине-красную клеточку. Почему-то вдруг именно эти тапки в сине-красную клеточку на ногах маггла показались ему просто невероятно забавными, но смеяться, сидя неподалёку от трупа, на его взгляд было как-то… кощунственно, что ли? И Северус только весело фыркнул себе под нос. Рядом вздохнул и зашевелился, выходя из своего транса, Сириус.

— Ты там как? — с силой зажмурив глаза, на всякий случай тихо спросил Северус, не особо рассчитывая на ответ, но…

— Супер.

Ответивший ему хриплый голос, безусловно, принадлежал Блэку.

— А ты?

— Тоже.

— Супер.

На этом обмен вопросами закончился. Ни один из них не хотел говорить, да и что вообще можно было сказать, сидя всего в нескольких метрах от трупа?!

Северус молчал, всеми силами пытаясь придумать такие слова, которые могли бы убедить Блэка в том, что он поступил абсолютно правильно, но… Мысленный диалог, который он прокручивал у себя в голосе, казался жалким и неубедительным. О чём думал в этот момент Сириус, глядя на клетчатые сине-красные тапки маггла, ему было неизвестно.

— И что нам теперь делать? Со всем этим? — голос Блэка был лишён каких-либо эмоций и звучал так деловито и равнодушно, что если бы несколько минут назад Северус самолично не видел, как тот раскачивался из стороны в сторону, то ни за что бы не поверил в это. Сириус стал убийцей из-за него, а, следовательно, именно он и должен был позаботиться обо всём остальном. В том числе и о самом Сириусе.

— Вставай, Блэк. Нечего тут рассиживаться, у нас ещё куча дел, и действовать надо быстро, — для полной убедительности и как стимул к ускорению он ощутимо пихнул Сириуса в бок. Слишком поздно вспомнив, что, несмотря на то, что рана затянулась, болеть она должна не намного меньше.

— Сдурел?!

Сириус схватился за недавно простреленное плечо и гневно уставился на уже возвышавшегося над ним Снейпа. В ответ на его полувопрос-полуутверждение тот только молча протянул руку. Сириус не заставил себя долго ждать, и, несмотря на боль в правом плече, был быстро вздёрнут на ноги.

— Теперь стой здесь. Я сам со всем разберусь.

— Он… — Сириус сглотнул, смачивая слюной вмиг пересохшее горло. — Он… мёртв?

Северус кивнул, но заметив, что Блэк как завороженный смотрит в сторону кухни и всё ещё ждёт его ответа, максимально твёрдо произнёс:

— Да. Мёртв.

— И… что ты собрался с ним делать?

Северус пожал плечами.

— Сам пока не знаю. Трансфигурирую во что-нибудь и выброшу в мусорное ведро. Пусть авроры там пороются.

— Но ведь так нельзя!!

— Почему? — Северус, уже успевший найти свою палочку и как раз выбиравший предмет, в который лучше всего было бы превратить тело, вопросительно приподняв бровь, обернулся, удивлённый жаром, прозвучавшим в протестующем вопле Блэка.

— Он ведь тоже человек, как и мы с тобой. И заслуживает хотя бы нормальных похорон, а ты предлагаешь просто выбросить его как всякий мусор?!

— С каких пор ты стал таким щепетильным в подобных вопросах?

— С недавних, — зло бросил Сириус, заклинанием убирая кровь и исцеляя чудовищную рану на горле мужчины. Впрочем, к жизни маггла это всё равно не вернуло.

— Ты им расскажешь? Обо мне? — каким-то образом Северус пропустил тот момент, когда Блэк закончил колдовать и отвернулся от трупа, но сейчас слизеринец стоял прямо напротив него и молча ждал ответа. Без рваной раны на горле маггл казался просто прилёгшим отдохнуть после тяжёлой работы, но Северус ещё помнил, как зубы Грима рвали его плоть.

— Нет. Не думаю, что им стоит это знать, достаточно уже того, что маггл, к которому нас отправили, мёртв. Лучше, если Малфой и Тёмный Лорд будут оставаться в благом неведении относительно твоей анимагии.

— То есть…

— Ну ты же знаешь: я не разговариваю с кем попало, — растягивая слова, пояснил Северус и успокаивающе улыбнулся. — У меня всегда были чересчур высокие требования.

Сириус улыбнулся — самую малость — краем рта.

— Я бы сказал: неоправданно завышенные.

Снейп пожал плечами.

— Может и так. Но мне лучше знать, не находишь?

— Да и самомнение твоё просто не знает границ.

— Я бы выразился несколько иначе, — Северус в ответ ухмыльнулся, — оно знает границы, просто они слишком далеко простираются.

Однако это заявление Сириус почему-то оставил без комментариев и неожиданно снова помрачнел.

— Заканчивай быстрее. Я своё дело сделал.

Когда шаги Блэка стихли где-то в коридоре, Северус со всё ещё поднятой палочкой повернулся к магглу. И вздрогнул, увидев, что тот смотрит прямо на него. Разумеется, это было лишь игрой воображения, вызванной усталостью, стрессом и зудящей жгучей болью от Метки, но отшатнуться в сторону и на всякий случай сделать пару шагов назад, к стене, Северусу это не помешало. Мысленно посмеявшись над собственной трусостью: в конце концов, со свёрнутой шеей не живут даже волшебники, он собрался было трансформировать труп в какой-нибудь огрызок — благо мусора здесь много, — когда на него в самый последний момент снизошло озарение.

— Avada Kedavra!

Ярко-зелёный, умертвляющий луч ударил в и так безжизненное тело маггла и… Северус поспешно зажмурил глаза и прикрыл их рукой, когда ослепительно белый свет затопил всю комнату и вырвался из окна, осветив запущенный сад и мгновенно приковав к себе внимание соседских магглов. Столь эффектная и необычная иллюминация, по-видимому, вызванная реакцией заклятья смерти на уже мёртвое тело, продолжалась недолго, и когда Северус решился-таки рискнуть собственным зрением и чуть приоткрыть левый глаз (правым он видел лучше, а потому не стал им рисковать и жертвовать на благо науки), он увидел, как, постепенно тускнея, свет быстро втягивается в труп.

Убедившись, что лично ему никакого вреда эта странная вспышка не нанесла, он с интересом исследователя экстремала-экспериментатора, уже во все глаза уставился на труп. Ни в одной из прочитанных им книг — даже тех, что были из Запретной Секции! — не были описаны подобные случаи, так что и его любопытство, и опасения были вполне понятны и оправданы: кто знает, каков мог быть результат воздействия Avada Kedavra на мертвеца?

Поборов своё отвращение, Северус настороженно приблизился (а вдруг ожил?!) и, присев на корточки, попытался нащупать пульс на запястье мужчины: прикоснуться к его шее, пусть теперь и не имеющей никаких видимых повреждений, он попросту не осмелился.

Секунда. Другая. Северус с облегчением вздохнул и убрал руку. Пульса не было. Всё-таки смерть — это необратимо.

В коридоре раздались быстрые шаги, и в кухню влетел запыхавшийся от бега Сириус.

— Что здесь случилось?! — обведя взглядом комнату и убедившись, что здесь всё спокойно, немного задыхаясь, осведомился он и согнулся пополам, уперев руки в колени.

— Уже ничего. Валим отсюда, здесь скоро будут и маггловские копы, и наши авроры, — отложив все объяснения на потом, лаконично ответил Северус и первым же последовал своей собственной рекомендации, размашистым шагом направившись к выходу из дома.

— А как же тело? — уже без прежнего негодования, поначалу столь удивившего его друга, осведомился Блэк.

— Никак. Я передумал. Авроры позаботятся о нём, когда найдут.

Северус замедлил было шаг, проходя мимо ряда фотографий, но шедший позади него Сириус тут же подтолкнул его, напомнив, что им не стоит задерживаться в этом доме.

— Сам ведь сказал, что скоро здесь будут авроры, — как ни в чём не бывало, любезно пояснил он в ответ на недовольный взгляд Снейпа.

Половица-предательница снова скрипнула под их ногами, и два Пожирателя Смерти тенью выскользнули во двор, тут же скрывшись от глаз зевак-магглов, обеспокоенно толпившихся за невысоким забором, под сенью высокого дерева.

— Давай, выпускай метку и возвращаемся, — выглядывая из-за ствола, скомандовал Сириус.

— Нет. Выпускай ты.

— С какой это стати? — вскинулся он, мгновенно отвлёкшись от созерцания толпы. — Я его убил и я же…

— Маггла убил я, — не дав другу договорить, категорично заявил Северус. — Запомни это. Мы же не хотим, чтобы Лорду стало известно о твоём небольшом преимуществе перед остальными.

Несмотря на темноту — хоть глаз выколи — он буквально кожей почувствовал, как Блэк устремил на него один из своих коронных взглядов. Северус в темноте не видел выражения его лица и потому даже примерно не мог предположить, какими будут действия этого сумасброда, однако же… Рука Сириуса с зажатой в ней палочкой медленно поднялась, указывая куда-то вверх.

Заклинание — произнесённое даже не шёпотом, а совершенно беззвучно, — сработало с первого раза. Что-то полыхнуло, и над крышей дома расцвёл… череп. Громадный и отвратительный, с извивающейся и медленно выползающей из оскалившихся челюстей змеёй. Эдакая во много раз увеличенная копия Меток, «украшавших» предплечья всех, кто так или иначе присягнул на службу Тёмному Лорду.

— Morsmorde… — тихо прошептал Северус, заворожено глядя на то, как змея, уже, наверное, удлинившаяся метра на два, продолжает выползать изо рта черепа. Сириус оставил это зрелище без внимания, шаря руками в корнях дерева в поисках припрятанного здесь порт-ключа в замок Лорда — всё тот же брелок.

— Есть! — найдя искомое, он самодовольно ухмыльнулся, разгибаясь с зажатым в руке порт-ключом.

— Наконец-то, — вяло проворчал Северус и, по-прежнему не отрывая взгляда от зависшего над домом черепа, свободной рукой — в другой он всё ещё держал свою волшебную палочку, — дотронулся до брелка. — Да здравствует Лорд.

Порт-ключ, замкнутый на кодовую фразу, сработал немедленно. Знакомое дёргающее ощущение в районе пупка — и двух слизеринцев, так и оставшихся незамеченными местными магглами, просто «выдернуло» из этого места, так же мгновенно переместив в другое.

А магглы, сначала привлечённые странной белой вспышкой, а потом насмерть перепуганные непонятным явлением, появившимся в небе над их улицей, уже расступались, пропуская вперёд примчавшихся на место происшествия полицейских. Однако прежде чем те успели пересечь территорию сада, дорогу им заступил непонятно откуда взявшийся мужчина с удостоверением федерального агента. В участок они возвращались, уже совершенно не помня, ради чего, собственно, они отправились на какой-то вызов — явно розыгрыш малолетних идиотов. А в доме за изгородью горел свет, и повсюду сновали фигуры странно одетых людей — это наконец-то пришли авроры.

Часть 1.

Из своего странного — наркотического — сна Алексу удалось вырваться только ценой невероятных усилий ближе к вечеру следующего дня. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, но, тем не менее, проникавшие сквозь неплотно задёрнутые ажурные занавески багрово-золотистые лучи заставили его тут же зажмурить отвыкшие от света воспалённые глаза. И всё же именно благодаря боли и заструившимся по щекам солёным слезам Алекс понял, что это реальность, а не очередной отрывок того затянувшегося кошмара, в котором он пребывал с тех самых пор, как упал в обморок прямо на глазах у Лили.

Еле слышно застонав, Алекс откинулся на подушки. Реальное пробуждение оказалось под стать его кошмарам, если не хуже. Лили… Лили видела метку у него на руке. Видела. И наверняка начала задавать вопросы. Нежелательные. Вопросы, на которые он пока не мог и, что куда важнее, не хотел давать ей ответа. Правдивого ответа. Достаточно и того, что Мародёрам известна правда об ожидающем их будущем — и то не вся правда, кое-что Алекс утаил даже от Джеймса и Ремуса.

Алекс попытался пошевелиться — приподняться с койки, но давившая на грудь непонятная тяжесть не дала ему этого сделать. Он скосил глаза и невольно улыбнулся, когда в поле его зрения попала знакомая вихрастая макушка. Джеймс. Непонятной тяжестью, придавившей его к кровати, был Джеймс.

Алекс пока не знал, сколько времени он был в отключке, но раз Сохатый умудрился уснуть прямо здесь — с комфортом устроившись у него на груди, видимо немало. Однако самым удивительным было то, что мадам Помфри, всегда бдительно следящая за тем, чтобы студенты не нарушали покоя её пациентов, до сих пор не выгнала парня взашей из Больничного крыла.

Рука, на которую также навалился Джеймс, ныла почти нестерпимо, и Алекс попытался незаметно пошевелить ею, чтобы восстановить кровоток и втайне надеясь, что тот почувствует движение, откроет глаза и наконец-то уберёт свою тушу с его тела.

Мечтам свойственно сбываться, но не обязательно именно так, как было запланировано в первоначальном варианте. В Больничное крыло, несмотря на то, что время посещений уже давно окончилось, тихо проскользнул Ремус Люпин, наверное вернувшийся за дежурившим у кровати Уайта другом. Проскользнул и замер, шокированно глядя на повернувшего в его сторону голову Алекса.

— Привет, — Алекс шевельнул сухими губами, из всех возможных вариантов, пришедших ему в этот момент в голову, выбрав самый простой.

Реакция оборотня на эти слова последовала незамедлительно.

— Мадам Помфри! — молнией кинувшись к дверям в личные покои целительницы, завопил парень. — Он очнулся!!!

Будь у Алекса силы хотя бы заткнуть уши руками — ему это вряд ли бы помогло: Люпин орал так, словно использовал Sonorus, то есть сейчас он и мёртвого мог бы разбудить без особых усилий одним только напряжением голосовых связок. А Джеймс мёртвым не был, так что нет ничего удивительного в том, что он подскочил на своём стуле ещё при первых звуках этого громогласного вопля.

И в следующий миг немного оглохшему магу, до сих пор с некоторым трудом ориентировавшемуся в пространстве, пришлось собрать всё своё мужество, чтобы вытерпеть крепкие объятия, с которыми обрадованный Джеймс кинулся ему на шею.

— Сириус!!!

Из невнятных бормотаний уткнувшегося в него Джеймса волшебник сумел разобрать только собственное имя, и когда строгий, но взволнованный голос примчавшейся на крик мадам Помфри вынудил того отцепиться от его шеи, Алекс почувствовал себя почти счастливым человеком. Несмотря на их ссору, Джеймс, судя по всему, больше не держал на него зла — не смотрят такими глазами на врагов, так смотрят на друзей. Настроение портила только тугая повязка, красующаяся на его левом предплечье.

— Приподнимитесь, пожалуйста, мистер Уайт. Мне нужно осмотреть вашу спину, — голос целительницы Хогвартса был не просто холоден, он, подобно ветрам Арктики, наверное, мог заморозить любого, кому не посчастливилось бы выйти наружу без тёплой одежды. Алекс открыл было рот, чтобы в своей прежней манере поинтересоваться, в чём причина её неожиданной холодности, когда взгляд женщины скользнул по его лицу, переместился на руку — и стал ещё холоднее, чем раньше. Хотя, казалось, куда уж… И тогда-то Алекс наконец понял, в чём дело.

Видимо Лили позвала на помощь или сама доставила его в Больничное крыло, он не знал этого точно — пока не знал, но собирался выяснить в наиближайшем будущем, как только удастся покинуть это ужасное стерильное место, навсегда пропахшее едким запахом зелий. Возможно, она даже никому не сказала об увиденном, за исключением всезнающего Дамблдора, разумеется. Возможно, директор даже успел уже ей рассказать, кем на самом деле является обожаемый любителями халявы профессор, но вот мадам Помфри явно никто не объяснил, с кем она имеет дело, а ведь именно она врачевала Алекса, пока тот валялся без сознания, а значит и повязку накладывала тоже она. Больше просто некому.

Просьбу целительницы он выполнил беспрекословно, под её взглядом даже не посмев спросить, что такого с его спиной, если её нужно осматривать. Шершавые, мозолистые пальцы волшебницы быстро — Алекс сказал бы: брезгливо — пробежались по коже, словно ища что-то, но не находя этого.

— Всё в порядке. Можете ложиться, — всё также сухо распорядилась ведьма и, подойдя к единственному на всё крыло камину, зачерпнула из стоявшего на полке глиняного горшочка горсть летучего пороха.

— Мне нужно уведомить профессора Дамблдора, что вы очнулись, это не займёт много времени. С кровати не вставайте, если что — я узнаю. Что касается вас, мистер Поттер, то советую поумерить свой восторг и взять себя в руки. Мистер Люпин, я рассчитываю на ваше благоразумие.

Алекс, серьёзно оскорблённый столь резко изменившимся отношением к нему целительницы, мог бы заметить, что «было бы на что рассчитывать», но глядя, как серьёзно кивнул в ответ Ремус, предпочёл промолчать. Благоразумно.

В груди зашевелился холодный червячок страха. Мадам Помфри, несмотря на то, что она знала молодого профессора ЗоТИ уже более года, с лёгкостью поверила, что он Пожиратель Смерти — ей было достаточно взглянуть на Метку. А достаточно ли этого было его друзьям?..

Ни Ремус, ни Джеймс не догадывались о сомнениях своего только что очнувшегося друга, иначе они непременно попытались бы развеять их, а вместо этого они выжидающе наблюдали за сборами целительницы. Но стоило изумрудному пламени охватить сухощавую фигуру мадам Помфри и унести её прочь по просторам хогвартской каминной сети в кабинет директора, как гриффиндорцы, не сговариваясь, дружно повернулись в его сторону и, подхватив стулья, практически одновременно уселись по обе стороны от его кровати. Как почётный караул дементоров у двери его камеры, когда тогдашнего Министра Магии — Алекс уже не помнил его имени — посетила очередная блажь: проведать содержащегося в Азкабане психа-убийцу Сириуса Блэка…

— Привет. Как ты себя чувствуешь? — в голосе Джеймса слышалась искренняя тревога, и Алекс с облегчением вздохнул, осознав, что из-за своего страха почти не дышал всё это время. В голосе Джеймса слышалась искренняя тревога, но, как и Ремус, он больше не улыбался, а смотрел непривычно серьёзно.

— За исключением руки за-ме-ча-тель-но, — раздельно произнёс Алекс, приподнимаясь на локтях, чтобы передвинуть подушку под спину. И зачем, интересно, мадам Помфри её осматривала? Он и не думал даже, что в его словах можно углядеть какой-то намёк, но нестандартно мыслящий Джеймс его углядел и тут же вспылил. Впрочем, как и всегда, когда речь заходила о юном «Я» Алекса — Сириусе.

— Я его убью! — забывшись, Джеймс хлопнул кулаком прямо по бедру Уайта, отчего тот едва не взвыл во весь голос. — Нет, убивать нельзя, — пошёл он на попятный, не замечая яростного взгляда взрослого друга, потиравшего пострадавшее место и цедящего под нос сдавленные ругательства на неизвестном ему языке. — Я его просто поколочу так, чтобы мозги встали на место! Сейчас они у него явно набекрень сдвинулись!

Ремус красноречиво фыркнул и всё так же без тени улыбки покачал головой, но его рука, заботливо лежащая на плече Алекса, говорила сама за себя. Когда Мародёры ещё были Мародёрами, а Алекс — Сириусом, он не раз и не два, и даже не три попадал в переделки много круче этой: например, однажды во время матча с Хаффлпафф он не заметил несущегося прямо на него бладжера и в итоге сверзился с метлы после встречи со своенравным снарядом, или, например, когда он уже был аврором, в него угодило какое-то проклятье, из-за которого он почти месяц провалялся в св. Мунго, не вставая с постели. Единственным плюсом было то, что Грюм, видимо в качестве компенсации за полученную в ходе рядового дежурства травму, к его зарплате сделал приличную надбавку, на которую они с друзьями — Джеймсом, Ремусом, Питером и ещё несколькими приятелями из Аврората, славненько погуляли после его выписки из больницы. Но никогда ещё в глазах друзей он не видел столь отчётливого отпечатка пережитого страха.

— Спорим, что не побьёшь? — подбавив в голос немного задора, произнёс Алекс. — Ты ловец, а я… то есть он — загонщик. Ты хоть представляешь, какой силой надо обладать, чтобы уметь отбить бладжер в нужном направлении? Поверь мне на слово, Сохатый, ты уже через пять минут будешь валяться в нокауте, а он — праздновать победу.

Уловка сработала как надо: тревога если и не исчезла окончательно, то по крайней мере заметно потускнела. Уголки губ Ремуса едва уловимо дрогнули в лёгком намёке на улыбку. Джеймсу было проще — он откинул голову и, качнувшись на стуле, заливисто расхохотался. Теперь не до смеха было только Алексу. Сев поудобнее на мягкой кровати, он стащил с тумбочки забытые мадам Помфри ножницы (Ай-яй-яй! Какая небрежность — оставить колюще-режущий предмет на расстоянии вытянутой руки от возможного Пожирателя Смерти!!!) и, сбросив с плеча руку мгновенно напрягшегося Люпина, без колебаний разрезал скрывавший Метку слой бинтов. И непонимающе уставился на то место, где она должна была быть. Чёрт возьми, на то место, где она БЫЛА! Но теперь её там не было. Не было!!!

Сердце радостно ёкнуло-ухнуло, и Алекс, с самого момента пробуждения готовивший себя к предстоящему зрелищу, заливисто-счастливо-безмятежно засмеялся, глядя на бледную кожу предплечья, на котором не было и следа пресловутой Чёрной Метки Пожирателя Смерти. Разве что небольшое пятнышко, уж никак не смахивающее на скалящийся череп, а больше похожее либо на родимое пятно, которого у него отродясь не было, либо на след от ожога зельем…

…Несмотря на то, что большинство учителей полагали, будто Сириус совершенно их не слушает, это было не так. Вернее, не совсем так. Сириус слушал: иначе откуда бы он узнал, что с некоторыми зельями можно работать только в перчатках и что при приготовлении зелья «Семи дымов» — галлюциногенного, всё нужно делать исключительно голыми руками? Можно сказать, то зелье было первым, которое им с Джеймсом удалось правильно сварить без подсказки Ремуса — весь класс опробовал его на себе, после того как Поттер, из-за чего-то наехавший на возящегося со своим варевом Снейпа, «совершенно случайно» толкнул ногой их с Блэком котёл. Таких глюков они не ожидали…

Конечно же, существовал ещё и Ремус, но слушать его рассказы о зельях и прочей фигне ещё и во внеурочное время было бы уже перебором, и, по правде говоря, большую часть своих знаний Мародёры черпали не из лекций преподавателей и не из предэкзаменационной подготовки, а благодаря тому, что в период обострения вражды со Снейпом пытались побороть его его же способом — то есть зельями. Дохлый номер, потому что после одного из их фокусов — когда у него выпали все зубы, а вместо них отросли акульи (а сколько у акул зубов? Вот то-то и оно), Снейп отплатил им той же монетой — только не зельями, а чарами собственного изобретения.

А началось всё с того, что Джеймс, ничтоже сумняшеся, подошёл за завтраком к Лили и попросил у неё списать Трансфигурацию. Точнее, он ДУМАЛ, что попросил у неё именно это, а на самом деле всё вышло несколько иначе и Лили услышала «Ты куда взять захапала мою бяку?»

Эванс с первого же месяца в Хогвартсе слыла фанаткой учёбы и категоричной противницей списывания, так что Джеймс заранее готовился к неминуемой вспышке гнева, но то, что произошло дальше… Сириус, у которого с Трансфигурацией была та же проблема, что и у Джеймса, и который рассчитывал на работу Лили, тихо ржал в сторонке, когда ничего не понимающий гриффиндорец вернулся к нему, держась за горящую огнём щёку, с проступавшим на ней отчётливым отпечатком девичьей ладони. Как выяснилось позже, проблемы с речью были не только у Поттера, а у всей четвёрки Мародёров — Снейпа хватило на всех, пострадал даже всегда держащийся в стороне и соблюдавший нейтралитет Люпин. Самым интересным и сложным в тех чарах было то, что все пострадавшие горе-гриффиндорцы были твёрдо уверены, что говорят нормально, но в ответ на вопросы преподавателей и мадам Помфри, к которой их отправила рассвирепевшая МакГонагалл, непроизвольно несли всякую белиберду. Finite Incantatem не помогло. Зелья оказались бессильны, а хитрый поганец Снейп, когда спустя три дня действие заклинания иссякло, довольно охотно признался, что ещё просто не успел придумать контрзаклятье. Синяк со скулы он сводил самостоятельно каким-то из своих зелий. Видимо у него был запас, потому что когда он явился на урок, синяка у него уже не было.

Их перемирие длилось почти месяц, за который Мародёры перерыли десятки книг в поисках всевозможных заклятий и контрзаклятий, в первую очередь прекращающих действие наложенных ранее чар. А Ремус довольно улыбался, радуясь усердию товарищей и раздумывая над тем, какой бы стимул мог заставить их подтянуть свои знания и по другим предметам…

Алекс обалдело провёл указательным пальцем по пятну и поднял глаза на друзей.

— Как это возможно? Мне что, Метка только приснилась?

Угрюмое выражение лица снова помрачневшего Джеймса и тихий вздох со стороны Ремуса развеяли последнюю надежду, как северный ветер дым от костра, заставив смириться с тем, что если Метка, пусть и всего на несколько часов, проявилась у него, то на руке Сириуса она останется навсегда, даже если в этот раз Ордену Феникса удастся уничтожить Волан-де-Морта.

— Расскажите, что именно произошло, после того как я отрубился, но сначала скажите, что с Лили. Она видела Метку.

— Мы в курсе, — после мгновенного обмена взглядами заговорил Джеймс. — Нам очень повезло, что она не стала психовать, а, рассудив, что Дамблдор не стал бы держать в школе Пожирателя Смерти, отлевитировала тебя в ближайший пустой класс, заперла там и лишь после этого побежала за преподавателями.

Ремус красноречиво фыркнул: ему уже «посчастливилось» несколько раз подряд выслушать восторги лохматого друга сообразительностью его рыжеволосой дамы сердца. Джеймс, видимо, понял намёк и не стал отдаляться от темы, решив оставить это на потом — когда Алекса выпишут и они все вместе снова соберутся у него в кабинете.

— Короче, она притащила с собой Дамблдора и МакГонагалл, — Алекс застонал и схватился за голову при упоминании имени гриффиндорского декана, — а уж они-то и доставили тебя в эту обитель.

— Лили мы не стали пока ничего объяснять, решили, что это ты должен решать, а директор всё равно запретил ей болтать об увиденном. Ещё и клятву взял! Нерушимую! — перенял эстафету Ремус.

Алекс отнял руки от лица и удивлённо изогнул правую бровь (с левой у него это фокус получался не так эффектно). Сам факт того, что Дамблдор связал несовершеннолетнюю ученицу Нерушимой клятвой, говорил обо всей важности той абсурдной ситуации, в которую он вляпался.

— Но с МакГонагалл он потом до-о-олго беседовал у себя в кабинете, так что скорее всего теперь она тоже в курсе, кто ты такой, — в голосе Джеймса звучало насмешливое пожелание удачи Алексу выкрутиться из этого переплёта. Уж что-что, а удача при объяснении с МакГонагалл ему точно понадобится. Алекс даже мысленно прикинул, смягчится ли гнев преподавательницы, если он прямо у неё на глазах перекинется в Бродягу. Нет, эту тайну ещё слишком рано раскрывать. Анимагия — это козырь, который может оказаться весьма полезным в будущем.

— Ладно, с этим мне всё ясно. — Почти ясно. Алекс самую малость покривил душой: ясно ему было совсем немного, даже не почти, а гораздо меньше. — А что в таком случае произошло с Меткой? Альбус в курсе, что она исчезла?

Джеймс удивлённо приоткрыл рот, словно в первый раз услышав, как он называет директора по имени, так что ответ на свой вопрос Алекс снова получил от Ремуса.

— Ну это же он тебя притащил! — пожал тот плечами. — Разумеется, он в курсе. Это же Дамблдор.

Ага. Прозвучало почти как гарантия качества.

— Он что-нибудь сказал?

— Он много чего сказал. Только не совсем нам, но Луни всё равно услышал, — в разговор снова вступил Джеймс и вдруг, сдвинув очки на самый кончик носа, заговорщицки взглянул на Алекса поверх линз. — Всё это очень занимательно, Поппи. Очевидно, что связь мистера Блэка с нашим профессором, с тех пор как он вышел из комы, не только не исчезла, а наоборот, даже укрепилась. И эта Метка как раз и есть результат той связи, к счастью, временный и быстро проходящий. — Джеймс перестал гнусавить и, подслеповато посмотрев на улыбающихся товарищей, закончил уже своим голосом: — Ну и ещё какую-то ерунду, которую я уже не помню. Хочешь подробностей — обратись к Лунатику, это у него память феноменальная, а не у меня.

— Не прибедняйся, Сохатый…

Глаза Люпина вдруг потрясённо расширились, и даже Алекс заёрзал по постели, стараясь принять более почтительное положение. Джеймс, почуяв недоброе, медленно обернулся и тут же упёрся взглядом в знакомую белоснежную бороду.

Старый волшебник, сегодня одетый в тёмно-синюю мантию с фиолетовыми и серебряными переливами, лукаво оглядел сначала Алекса и Ремуса, а затем его взгляд остановился на самом Джеймсе. Вернее, на его очках.

— Мистер Поттер, при желании из вас мог бы получиться отличный пародист, по крайней мере таланта у вас для этого предостаточно. Не желаете попытать счастья на новом поприще?

Джеймс напряжённо сглотнул, с перепуга вообразив, что это завуалированный намёк на скорое отчисление, и под смеющимся взглядом голубых глаз быстро сдвинул очки обратно на переносицу. Хмык забавляющегося представшим ему зрелищем Дамблдора не расслышать мог только глухой.

— И, тем не менее, всё было именно так, как вы только что нам поведали. За исключением «ерунды».

Джеймс… запунцовел. Это единственное слово, которое, по мнению Алекса, могло охарактеризовать нынешний цвет его лица, у парня даже уши — и те покраснели. В последний раз Джеймс так цвёл, когда декан велела ему извиниться перед Лили за то памятное «Ты куда взять захапала мою бяку?»

Дамблдор перевёл взгляд со смущённо пробормотавшего извинения Джеймса на наблюдавшего за всем со своей койки Уайта.

— Рад, что вы в порядке, Алекс.

А Алекса весьма обрадовало то, что хоть кто-то может смотреть на него с улыбкой. Джеймс и Ремус, например, с тех пор как он очнулся, изображали из себя скорбящих родственников усопшего, а мадам Помфри вообще смотрела на него как на врага народа, так что появлению Дамблдора, глядевшего на него, как ни в чём не бывало, Алекс был рад безмерно.

— Относительно, — коротко кивнул он в знак приветствия.

Старый волшебник не спеша обошёл не знавшего куда деться и потому просто изображавшего соляной столб Джеймса и, присев на стул, который уступил ему находчивый Ремус, цепко обхватил пальцами левую руку Алекса. Внимательно осмотрел постепенно меркнущее пятно, зачем-то отогнул край воротника белой рубашки, кем-то надетой на Уайта, пока тот был без сознания, осмотрел спину, как до него это делала мадам Помфри, и, видимо удовлетворившись результатами осмотра, задумчиво кивнул в ответ на свои мысли.

— И? — Алекс, покорно вытерпевший все эти манипуляции, наконец, подал голос, решив напомнить о себе.

— Что «и»? — директор, будто бы не поняв, о чём речь, удивлённо вскинул кустистые седые брови.

— Каков диагноз? — разъяснил Алекс. — Теперь я уволен?

Целительница, вместе с директором вернувшаяся в свою обитель, выразительно бряцнула склянками, таким образом незамысловато высказав своё мнение на этот счёт: Пожирателю Смерти не место в Хогвартсе. Опешивший от такого вопроса Джеймс возмущённо открыл было рот, но ощутимый толчок в бок от Ремуса заставил его одуматься.

— Поппи, — директор, ничем не показавший ни своего удивления, ни праведного или неправедного гнева, спокойно обернулся на звон. — Ты не могла бы ненадолго оставить нас одних?

Женщина неодобрительно поджала губы.

— Альбус, ты уверен, что это… безопасно? — при этом выглядела целительница так, будто решала, сможет ли её пациент, только что пришедший в сознание с тех пор, как его сюда доставили, причинить вред посетителям. Лично Алекс отнюдь не чувствовал себя способным на подобные подвиги, но целительнице, разумеется, виднее.

— Уверен, Поппи.

Когда ведьма, явно оставшаяся недовольной тем, что её выгоняют из её же собственных владений, и так до конца и не убеждённая в правильности этого решения, вышла за ширму, вернувшись в свой кабинет, Дамблдор достал из внутреннего кармана мантии немного помятый пергамент, в котором смутно угадывалось чьё-то письмо.

— Вскоре после того, как мы доставили вас в Больничное крыло, сова принесла это, однако в связи с тем, что вы в тот момент не могли его прочесть, я позволил себе сделать это за вас. Прошу прощения.

Алекс, с немного ошарашенно-недоумевающим видом, принял протянутый ему уже вскрытый конверт, однако его недоумение быстро исчезло, когда он увидел несколько строк, написанных знакомым убористым почерком.

— Я так понял, это весточка от вашего друга, имя которого вы даже мне отказались назвать, — укоризненно заметил директор, пока Алекс сосредоточенно читал послание, но при слове «друг» он всё-таки нашёл в себе силы пренебрежительно хмыкнуть.

Джеймс и Ремус, знавшие об этом таинственном «друге» шпионе-Пожирателе едва ли не меньше всех членов Ордена Феникса, мигом навострили уши, а оборотень, стоявший в двух шагах от кровати Алекса, ещё и вытянул шею, пытаясь через плечо директора разглядеть, что именно там написано. Однако Алекс, несмотря на своё более чем просто плохое самочувствие, быстро просёк их поползновения и, лукаво ухмыльнувшись молодым друзьям, уткнулся носом в пергамент.

«Я снова спас твою задницу, Уайт. Всё равно Пожиратель из тебя вышел бы никудышный.

Люблю. Целую. Передаю привет от кузины. Она тоже здорово помогла».

Несмотря на необычность самой ситуации, Алекс невольно улыбнулся: судя по всему, Блэр пребывал в хорошем настроении, когда писал эти строки. «Люблю. Целую». Или, как вариант, у него был бред после сеанса «общения» с Хозяином. Радовало, что ему хотя бы не все мозги отшибло, раз уж он сообразил-таки не подписывать письмо своим настоящим именем, иначе Дамблдор быстро понял бы, что означает одновременное существование сразу двух Райденов Блэров. Не то чтобы Алексу была приятна компания этого чокнутого Пожирателя и он не хотел от него избавиться — очень хотел! В данный момент больше всего на свете! — просто сотрудничать тот согласился лишь при условии, что директор о нём ничего знать не будет. «Честное слово» ни того, ни другого не устроило, и обе стороны заключили свою сделку, скрепив её Нерушимой клятвой.

— Да, от него, — рассеянно ответил Алекс, раздумывая над тем, что означало блэрово «Передаю привет от кузины. Она тоже здорово помогла». Это Белла-то? Помогла? Даже звучит бредово, наверное Блэр имел в виду Нарциссу. Хотя какую помощь могла оказать эта блондинка — единственная в роду Блэков, Алекс при всём богатстве своей фантазии никак не мог представить. Сейчас ясно ему было только одно: им с Блэром нужно встретиться, и встретиться как можно быстрее.

— Ну что там? — не выдержав молчания взрослых волшебников, вклинился в разговор Джеймс.

— Без обид, Сохатый, но это не твоего ума дело, — торопливо ответил ему Алекс, опасаясь, что Дамблдор может рассудить иначе. В итоге вышло так, что заговорили они с директором одновременно. Быть может, тот собирался сказать примерно то же самое, — разве что в несколько других выражениях, — но при первых же словах Алекса замолчал, предоставив тому право самому решать, что стоит знать юным гриффиндорцам, а что — нет.

Джеймс прищурился, и даже Ремус, в общем-то довольно философски относящийся к некоторым аспектам жизни Алекса, посмотрел на друга немного обиженно.

Алекс, всё ещё хорошо помня о том, что он чувствовал незадолго до того, как потерял сознание, с затаённой опаской пересел чуть выше к изголовью кровати, но боль, возвращения которой подсознательно он ждал каждую минуту, так и не вернулась — будто ушла, дезертировала, сбежав к кому-то другому. Он поправил сбившееся одеяло, натянув его на груди, и вдруг нахмурившись, резко выпрямился — так гончая встаёт в стойку, напав на след преследуемой ею добычи.

Джеймс и Ремус, мгновенно почуявшие, вернее попросту узнавшие, что означает этот особый наклон головы, быстро переглянулись и одновременно выжидающе уставились на дверь. Алекс пока не сказал ни слова, но теперь-то оба — Ремус кивком подтвердил это — знали о чьём-то приближении к Больничному крылу.

Дамблдор тоже почувствовал что-то неладное, хоть и не обладал столь острым, как у трёх анимагов, слухом.

— Профессор?

В голосе старого директора промелькнули обеспокоенные нотки, и Алекс, готовый поклясться, что только что слышал крысиный писк, встряхнулся.

— Что?

И как раз в этот момент двери, на которые всё ещё пялились Джеймс и Ремус, величественно отворились, пропуская внутрь мадам Помфри и…

— Упс, — Джеймс залихватски запустил руку в волосы и поглядел на друга.

Вместе с целительницей Хогвартса в Больничное крыло вошла МакГонагалл, и что-то в выражении её лица подсказало Джеймсу, что в своём предположении он не ошибся. Ремус же в этот момент смотрел не на приближающихся женщин, а на Алекса, и потому по взгляду взрослого друга, тут же приосанившегося для этой встречи, определил, что сейчас тот уже вовсю готовится рассказывать собравшимся очередную сказку.

Ошибся он не так уж и сильно: Алекс УЖЕ знал, что сказать своему экс-декану. Чистую правду. Ведь если Джеймс не ошибся и Дамблдор, в самом деле, рассказал ей о том, кто он такой, увиливать больше не было смысла. Так что чёрт с ним со смыслом. Приняв для себя это решение, он откинулся на подушки и принялся терпеливо ждать.

— Рада, что вы, наконец, очнулись, профессор, — без намёка на улыбку, кивком приветствовала его МакГонагалл, предварительно бросив быстрый взгляд на вставшего при её появлении директора. — Уверена, что когда мадам Помфри позволит вам вернуться к ведению уроков, нам будет что обсудить.

Алекс кивнул.

— А пока я и профессор Дэверо поделим между собой ваши рабочие часы.

— А почему Дэверо? Он же ведёт Маггловедение! — справедливо заметил Джеймс, всего на несколько секунд опередив Алекса, собравшегося задать ей тот же самый вопрос.

— ПРОФЕССОР Дэверо, мистер Поттер, — строго взглянула на своего студента декан Гриффиндора. — Будьте любезны отныне не забывать об этом. — Она помолчала, прежде чем всё-таки ответить на его вопрос: — Профессор Флитвик слишком загружен занятиями и своими обязанностями декана, чтобы найти свободное время, к тому же, профессор Дэверо добровольно вызвался нам помочь.

— Но вы же нашли, — резонно заметил Алекс, с комфортом возлежа на подушках. — Сегодня какой день недели? Ещё суббота? — он нахмурился, вдруг вспомнив, что так и не спросил Джеймса о том, сколько времени он был без сознания. Ремус кивнул. — Тогда я, так и быть, отлежусь эти два дня, а к понедельнику буду как новенький, так что подменять меня не нужно.

— Да? — мадам Помфри, которая, судя по всему, и рассказала МакГонагалл, что он очнулся (больше вроде бы некому — все, кто в курсе, уже здесь), сложила руки на груди, глядя на него с каким-то новым выражением. Или подзабытым старым: таким взглядом целительница раньше встречала их с Джеймсом, когда они являлись в Больничное крыло после очередной потасовки за её помощью или просто навещали кого-нибудь из своих друзей — в конце концов, не только Мародёры были эпицентром Хогвартса, хотя без сомнений, мало что здесь случалось без их непосредственного участия.

В общем, её теперешнее поведение, кардинально отличающееся от прежней враждебности, можно было описать как «радость врача возвращению блудного пациента». Он перевёл взгляд на МакГонагалл, недоумевая, что же могло заставить её рассказать Помфри всю правду. Ведь несомненно, что Дамблдор не желал подобной огласки, а теперь, помимо Блэра, кто такой Алекс Уайт и откуда он взялся, знали уже пять человек.

От директора Хогвартса — ну не даром же он всевидящий! — тоже не укрылось столь резкое изменение в поведении целительницы.

— Поппи, когда мы здесь закончим, зайди ко мне в кабинет, надо будет обсудить кое-что.

Женщина кивнула.

— Обязательно, — а затем перевела взгляд на Алекса, причём смотрела она так, будто перед ней был всё тот же семнадцатилетний несносный мальчишка, а не тридцатисемилетний взрослый, давно сложивший мужчина. — Но что касается вас, профессор, то к преподаванию вы раньше чем через неделю вернуться не сможете, — Помфри вытащила из кармана волшебную палочку — свою — и протянула её Алексу. И тем самым по древнему поверью оказала безграничное доверие. Хотя сама целительница вряд ли осознала, на что был похож этот жест, Алекс, мигом позабыв о своём намерении сначала мило улыбнуться, а потом просто сбежать, с невольным волнением принял её дар. Они с Джеймсом, Ремусом и… Питером никогда не обменивались палочками: возможно как раз потому, что знали, ЧТО это означает и какую накладывает ответственность. Точнее знали Сириус и Джеймс, Ремус был полукровкой, а Хвост вообще магглорожденный, так что всех подробностей последние двое просто не знали, да в их случае это и не сработало бы. Как и большинство обрядов и ритуалов, придуманных и в древности предназначавшихся для того, чтобы связать чистокровных волшебников их доверием подобно Нерушимой клятве. Быть может, Мародёры и были достаточно сумасшедшими, чтобы рискнуть, но, как и ритуал Просьбы, обмен палочками не мог быть применён теми, в ком текла «грязная» кровь. Как в Ремусе и Питере. О том, насколько грязная кровь текла в жилах Хвоста, стало ясно лишь много лет спустя. Впрочем, тогда Мародёры не нуждались в подобном подтверждении своей дружбы. Они были гриффиндорцами — все до единого — и верили друг другу и в друг друга, и только весть о предателе в Ордене пошатнула эту веру. А заклинание Хранителя, вместо того чтобы спасти, убило одного и заставило третьего считать второго предателем и убийцей.

— И зачем вы мне её дали? — подняв брови, с интересом осведомился он. — Лучше верните мою.

— А зачем она вам, если вы не можете колдовать? — пожала плечами мадам Помфри. — У вас сейчас сил не хватит даже на элементарный Lumos.

— Что?.. — голос мгновенно охрип и из горла вырвался лишь невнятный хрип. — Что вы сказали?

Чёрная Метка Волан-де-Морта на его руке, — пусть и быстро исчезнувшая, — страшная новость, но ничего не может быть хуже того, чтобы сказать чистокровному волшебнику, выросшему в убеждении, что все сквибы — неполноценны, что он не сможет больше колдовать.

Он будто снова рухнул в Арку — то же холодящее ощущение, словно его насильно окунули в ледяное озеро, и из-за нескольких мгновений, в течение которых он слышал только вдруг участившееся сердцебиение своего сердца, он пропустил ответ мадам Помфри. На плечо легла чья-то рука, и, ощутив, как кто-то — Джеймс — сжал пальцы, Алекс поднял на него взгляд. Пусть Поттер и не был самым проницательным человеком на свете, но что сейчас творилось в душе его друга, он понял безошибочно. Старая — почти сверхъестественно телепатическая — связь всё ещё была цела и оживала прямо на глазах.

— Магия восстановится, Сир, — гриффиндорец устремил взгляд на целительницу в ожидании повторного подтверждения.

— В течение недели, быть может, двух, — без промедления ответила та, глядя, как Алекс с надеждой взмахнул палочкой. Ничего не произошло. Прогноз-диагноз — был верен. Кивком поблагодарив мадам Помфри, он вернул ей палочку, которую волшебница тут же привычно спрятала за пазухой.

— Что ж, — раздражённо сбросив с плеча руку Джеймса, подытожил Алекс. — Значит эти две недели я буду преподавать только теорию. Заодно проведу пару контрольных у седьмого и пятого курсов, уже давно собирался, да всё не до того было.

Джеймс, тайком от него, за спиной скрестил пальцы на удачу.

— Профессор, — в дело вступила МакГонагалл, — одно дело Маггловедение, Арифмантика или Прорицание — там волшебная палочка не нужна, но Защита от Тёмных Искусств… Вы не сможете научить студентов защищаться, если сами будете не в состоянии этого сделать.

— Я смогу! — яростно свернув глазами, вскинулся Алекс и в поисках помощи и поддержки обратил взгляд на молчавшего доселе директора. — Альбус, скажите же что-нибудь!

— Минерва права, профессор. Вам нужно отдохнуть после случившегося.

Убивать взглядом, к своему превеликому сожалению, Алекс не умел, — пока, — но что именно он сейчас молча транслировал Дамблдору, можно было понять и не прибегая к легилименции.

«Предатель!»

Каким-то образом угадав, что с самым важным они уже разобрались, мадам Помфри, вспомнив, что Больничное крыло и его пациенты находятся в её ведомстве, немедленно строго обратила внимание многочисленных посетителей, что приёмные часы давно истекли, а больному нужен покой. Делать было нечего, и Джеймс с Ремусом, шёпотом пообещав Алексу навестить его ночью под мантией-невидимкой, волей-неволей покинули крыло и скрылись за дверью.

— Я смогу преподавать! — предпринял ещё одну попытку достучаться до «тюремщиков» Алекс.

— Разумеется, — заверила его мадам Помфри, вместе с директором и его заместительницей направляясь к камину. — Через две недели.

В чреве камина вспыхнуло зелёное пламя, в котором одна за другой исчезли все три фигуры, оставив Алекса в полном одиночестве.

— Я смогу… — им вослед прошептал Алекс, чувствуя, как под действием Сонного зелья начинают слипаться глаза. Потные пальцы смяли края тонкой простыни. Дыхание постепенно выровнялось.

— Я смогу…

* * *

И планировать и претворять свой план в жизнь Алексу пришлось в одиночку.

Ремус и Джеймс, как и обещали, явились к нему посреди ночи под покровом мантии-невидимки и при этом напугали его до чёртиков, но когда тот, в качестве моральной компенсации, попросил их помочь, отказали, сославшись на то, что МакГонагалл предвидела этот поворот событий и пообещала, что если она узнает об их вмешательстве, то до самого выпускного они будут назначены официальными уборщиками Хогвартса. И даже заверения Алекса, на каникулах таки изучившего свод правил школы, что она не имеет права так их наказывать, их не убедили, так же как и его обещание добавить им потом сотню-другую баллов, когда всё закончится. Ремус при этом укоризненно качал головой, а Джеймсу хватило наглости тихо, чтобы на шум не примчалась мадам Помфри, посмеяться над его бедой. За что получил по физиономии метко запущенной подушкой и, швырнув её обратно, оперативно спрятался под мантией вместе с Люпином при звуке шагов дежурной медиковедьмы, приглядывающей за ночующими здесь больными.

В общем, при разработке своего «коварного» плана Алексу оставалось рассчитывать только на самого себя, ну и на кое-кого ещё, кого не особенно волновало состояние его здоровья… При желании и умении можно многого добиться, так что немного потешив тщеславие Пивза — школьного полтергейста, досаждавшего всем обитателям Хогвартса уже которую сотню лет, и не упустив возможности упомянуть о своих хороших отношениях с Кровавым бароном (по правде говоря, тот помог ему лишь один раз, но Пивз-то этого не знал, что было Алексу весьма на руку), он заручился помощью неугомонного полтергейста. Конечно, довериться Пивзу было несусветной глупостью, но Алекс был уверен на все сто процентов, что тот ни за что не упустит возможности поиздеваться над одним из учителей. Главное, чтобы он потом не разболтал, КТО подал ему эту идею.

Оставалось лишь дождаться утра понедельника, но как назло, время в лазарете тянулось мучительно медленно, и Алекс, до этого мечтавший о паре лишних дней отдыха, теперь изнывал от вынужденного безделья и скуки: ни Джеймс, ни Ремус в воскресенье придти не смогли, вспомнив наконец-то и о Питере. Да и их постоянная беготня в Больничное крыло к заболевшему преподавателю не могла не показаться странной неосведомлённому обо всех подробностях человеку.

И вот наступил впервые в жизни такой долгожданный понедельник, утро. Первая часть плана прошла практически без запинок: только всё чуть было не испортил какой-то хаффлпаффец, явившийся к мадам Помфри с жалобой на головную боль, но Алекс, быстро раскусив никудышную уловку малолетнего прогульщика (как раз в понедельник у второго курса должна была состояться практическая контрольная по Зельям), тут же шуганул его прочь, даже не став снимать баллы. Мальчишку как ветром сдуло, а минутой позже вслед за ним из Больничного крыла «выветрился» и сам Алекс.

Первый этап, в общем-то, прошёл нормально, теперь пришёл черёд второго: пробраться окольными путями по коридорам к кабинету, не попавшись при этом никому из преподавательского состава. Вот когда вспомнилась так некстати пропавшая из его стола Карта Мародёров. Разумеется, он знал, кто повинен в её исчезновении (ведь не просто так Карта исчезла в тот же день, когда на него буквально накинулся невесть как оказавшийся в ящике его стола боггарт — о, с небольшой помощью Блэка и наверняка Снейпа!), но разве мог он предположить, что ему как вору придётся пробираться по коридорам замка, минуя наиболее людные места?

Наступило время для осуществления третьего этапа, и Алекс, скрестив пальцы на удачу (только не МакГонагалл, пожалуйста, только не МакГонагалл!), шагнул внутрь — дверь была уже открыта, но в коридоре студентов не было — гул голосов раздавался из аудитории. Сжал и разжал пальцы, чувствуя себя совсем беззащитным без волшебной палочки, пусть даже и всего лишь перед студентами. Место у кафедры пустовало (урок начался чуть более минуты назад, а так как декан Гриффиндора на его памяти ни разу не опоздала, он пришёл к выводу, что сегодня его должен заменять Дэверо. Шумный вздох облегчения — повезло!), и он, демонстративно выпрямив спину и развернув плечи, направился к своему законному месту, затылком чувствуя провожающий каждый его шаг взгляд Джеймса.

— Что он здесь делает? — тихо прошептал гриффиндорец, перегнувшись через парту так, чтобы сидящий впереди Люпин мог расслышать его вопрос, а Лили и Питер — тот сидел как раз с Ремом, — нет.

— Мистер Поттер, сядьте на своё место! — хлестнул его строгий, — ну прямо как МакГонагалл! — окрик Уайта, и Джеймс, с неохотой подчинившись, уселся обратно, успев, однако, перед этим расслышать ответ друга.

— Как всегда пытается доказать нам, что для него нет ничего невозможного.

Ремус пожал плечами и, не поворачивая головы, добавил:

— И обычно это заканчивается снятием баллов…

«…А чем это закончится теперь?..» не прозвучало вслух, но Джеймс понял, что хотел сказать этим Люпин, и ещё внимательнее уставился на доставшего журнал с отметками по посещаемости Алекса. В принципе тот выглядел как обычно — и не скажешь, что этот «профессор» только что сбежал из Больничного крыла, где он должен был находиться ещё как минимум неделю.

— Бернс, Анна! — перекличка тем временем шла полным ходом, и Анна Бернс — такая же рыжеволосая, как Лили, разве что цвет не такой насыщенный, — уже высоко подняла руку, чтобы профессор не пропустил её.

— Блэк, Сириус.

Нет ответа.

Джеймс, хорошо помня, что видел, как тот заходил в кабинет, повернулся на стуле, тем самым заслужив недовольный комментарий Лили о таинственном «шиле в заднице».

Блэк был в классе и самым наглым образом бессовестно дрых, сложив руки на парте и опустив голову на получившуюся «подушку».

— Мистер Блэк! — терпение профессора (во время занятий Джеймс старался даже в мыслях не называть его Алексом, чтобы случайно не назвать его так уже вслух — вот глаза были бы у остальных студентов!) иссякло быстро.

Сириус, не открывая глаз, что-то невнятно промычал, а потом, в ответ на третий оклик профессора негромко, но ясно и чётко послал того по вполне определённому пути. К счастью, Уайт этого не расслышал, хотя… Джеймс опасливо покосился на замершего у кафедры с лежащим перед ним открытым журналом Алекса и по его выражению лица понял: нет, всё-таки услышал.

Алекс бросил взгляд на входную дверь, вот-вот ожидая «долгожданного» появления Дэверо, а сам с силой захлопнул журнал, при этом не забыв громко хлопнуть им об стол. На Блэка это не произвело ровным счётом никакого впечатления, зато его сосед — неизменный Снейп, до этого со скучающим видом наблюдавший за разворачивающимся действом, наконец-то ожил, зашевелился и, решив оказать другу услугу, немедленно пихнул того локтём в бок. В отличие от негодующих воплей Алекса, этот способ пробуждения оказался куда более эффективен, но было уже поздно.

Алекс, кипя от бешенства, подобно ангелу-мстителю навис над партой двух слизеринцев. Разбуженный толчком Снейпа, Сириус сначала вопросительно поглядел на приятеля и лишь затем, проследив его взгляд, повернулся лицом к профессору. И недоумённо вскинул брови, умудрившись вполне искренне изобразить удивление его появлением здесь.

— Мистер Блэк, — начал Алекс, прищурившись, глядя прямо в лицо молодому себе, — надеюсь, вы успели выспаться за прошедшее с начала урока время, потому что… — он внезапно осёкся, поймав себя на неприятной мысли, что его раздражённо-истерический шёпот больше всего смахивает на психованное шипение будущего, ну, в смысле взрослого, Снейпа. Однако это не помешало ему договорить заготовленную заранее речь: правда, в первоначальном замысле она предназначалась Питеру или Снейпу — вернее, тому из них, кому не посчастливится попасть под горячую руку, — но что поделаешь? — …Потому что начиная с сегодняшнего дня и до конца недели вы под присмотром мистера Филча будете драить полы и стены школы: их здесь много, так что работы у вас будет более чем достаточно. И без магии! — с тщательно скрываемым злорадством, не удержавшись, добавил он. С какой стати он должен чёрт знает сколько жить как какой-то маггл или сквиб, если виноват в этом совсем другой человек?

Внутренний голос, с недавних пор переставший говорить голосом Джеймса, но вместо этого вновь приобрётший ехидно-язвительные интонации Снейпа (будь он трижды проклят! Мало того, что Нюниус сейчас и в самом деле сопляк сопляком, а всё равно нет от него покоя!), доверительно сообщил-проинформировал, что говорить о Сириусе «другой человек» не совсем правильно. Алекс на это мысленно пожал плечами, решив, что спорить с самим собой — дурной знак. На что голос, никак не желая уняться и оставить его в одиночестве, заметил, что наказывать якобы «другого» себя куда более странно и дурно. Алекс, быть может, и продолжил бы эту в высшей степени занимательную дискуссию, но именно этот момент выбрал для своего появления профессор Дэверо.

Алекс мгновенно поднял голову, услышав, как рывком распахнулась дверь и как внутрь быстро вошёл (хотя по разрумянившимся щекам и учащённому дыханию было несложно догадаться, что по коридорам профессор Маггловедения буквально нёсся сломя голову, стараясь не опоздать ещё больше), приглаживая растрепавшиеся волосы, чистокровный волшебник и потомственный аристократ Ричард Дэверо.

Сириус, крайне возмущённый назначенным ему зверским наказанием (всего-то вздремнул пару минут! За что неделю-то?!), краем глаза успел заметить, как Раймонд — троюродный племянник профессора — неприязненно поджал губы и что-то прошептал своему соседу по парте — как ни странно, гриффиндорцу. Парень ему что-то ответил — Сириус не особо прислушивался, — и как все остальные студенты их странного курса с любопытством уставился на профессоров.

— Простите, мистер Уайт, но госпожа МакГонагалл сказала, что вы не сможете сегодня преподавать, и попросила заменить вас, — будто оправдываясь, проговорил Дэверо, которого Алекс сначала деликатно отвёл в сторонку, а потом вообще вместе с ним вышел в коридор и притворил за собой дверь. Разочарованный взгляд Ремуса, лишившегося возможности узнать, о чём будет идти речь, а потом пересказать их разговор Джеймсу, был для него настоящей наградой. Приз победителю в студию!

— Профессор слишком поторопилась с этим. Мои… планы изменились, так что замена больше не нужна. Мне очень жаль, если это как-то нарушило ваше расписание, — кажется, получилось вполне искренне, в конце концов, профессиональные мародёрские навыки не так-то просто растерять: по крайней мере Дэверо не выглядел уж слишком расстроенным. Аристократ пожал плечами и задумчиво провёл рукой по короткой бородке, которой он обзавёлся пару месяцев назад. По правде говоря, Алекс не мог припомнить ни одного чистокровного волшебника из высшего общества, который бы, как и Дэверо, носил бороду: разве что Япет Лестрейндж, но тому было уже далеко за семьдесят, так что в его случае это простительно. А вообще Алекса удивляло то, что Ричард Дэверо в будущем не был знаком с Артуром Уизли — заядлым и безнадёжным магглолюбом, обожающим всякую маггловскую рухлядь едва ли не больше, чем собственную жену и семерых детей. Хотя почему не был? Алекс знал, что Дэверо преподавал в Хогвартсе в течение последних четырёх лет, так что он вполне мог быть тем самым человеком, благодаря которому Артур заинтересовался магглами в общем и их техникой в частности. Хотя, опять же таки, заинтересовался — это ещё слабо, очень слабо сказано, а вот одержим — в самый раз.

— Вот чёрт, — Дэверо нахмурился. — Я уже первые две пары перенёс на послеобеденное время, что ж теперь делать, а? — он поглядел на сомнительно бледно-сероватого Алекса. — Может, вы всё-таки отдохнёте, а я проведу этот урок? У меня всё равно теперь лишних четыре часа свободного времени. Нет?

Эх, кто бы знал, что придёт время, и Сириус Блэк будет с таким упорством отстаивать своё право преподавать?.. Алекс покачал головой.

— В противном случае у меня тоже будет слишком много свободного времени, — Дэверо всё не уходил, а время шло; Алекс, правда, хотел обойтись «малой кровью», но профессор Маггловедения оказался заядлым трудоголиком, отнюдь не обрадовавшимся небольшому перерыву в своём расписании, так что пришлось задействовать его единственную козырную карту. Пивза.

Аудитория, где проходили занятия по Защите от Тёмных Искусств, находилась неподалёку от Зала Славы, и поэтому грохот, будто одновременно упало сразу несколько рыцарских доспехов, красиво охранявших вход, разнёсся далеко по коридорам и был слышен им обоим очень хорошо.

— Что это ещё? — немедленно вскинулся старший профессор. — Наверное, опять кто-то из студентов балуется… они что-то повадились в последнее время портить жизнь мистеру Филчу.

Алекс пожал плечами и в свою очередь выдвинул другое предположение.

— А быть может это опять Пивз взялся за старое… Я, кстати, видел его, когда шёл сюда. Кажется, он что-то выкручивал из люстры…

Школьный полтергейст, некогда даже помогший Мародёрам избежать нагоняя от МакГонагалл, уже давно достал всех учителей (и Алекс не был исключением — он ещё прекрасно помнил, как этот шут вылил на него ведро с ледяной водой), и потому предположение Алекса насчёт люстры — удивительно точное, между прочим! ещё бы, ведь это была его идея! — нарисовало в воображении Дэверо самые страшные картины.

— Чёртов полтергейст, ни дня без его проказ не проходит, — безрадостно, но не злобно — скорее устало, проворчал профессор. — Простите, что отвлёк вас от занятий, мистер Уайт, думаю, мне стоит пойти проверить, что ещё он там натворил.

Дэверо кивком попрощался с тихо торжествующим коллегой, совершенно не испытывающим никаких мук совести за то, что «ещё натворил там» с его подачи Пивз, и поспешным шагом направился в сторону Зала Славы.

Алекс, довольный собой и гордый придуманным позапрошлой ночью планом, растянулся в удовлетворённой ухмылке. Не то чтобы он плохо относился к своему коллеге и родственнику — как раз ничего личного, но допустить, чтобы тот пошёл переговорить с МакГонагалл или Дамблдором по поводу вдруг ставшей не нужной замены, он не мог.

— Какая же я подлая сволочь, — потянувшись, торжественно произнёс сам себе Алекс и почти сразу же добавил: — Но при этом такая обаятельная.

Он огляделся по сторонам и запустил руку в рассыпавшиеся по плечам волосы — привычка, что поделать, а так приходилось её избегать и контролировать, чтобы никому больше и в голову не пришла безумно-правдивая мысль о том, кто он такой и откуда взялась эта самая привычка. Додуматься до этого могли ещё как минимум два человека — Сириус и Снейп, но Алекс от всей души надеялся, что ежели им в голову и придёт такая идея, то они посчитают её слишком безумной. Он поглядел на часы.

— Чёрт! У меня же урок! — после чего мгновенно влетел в кабинет, но тут…

Похоже, в этот день не повезло не только профессору Маггловедения, с лёгкой руки Алекса и Пивза обречённого оставшееся до следующего занятия время провести в ванной, отмывая вылитую на него несмываемую краску. А несмываемой эта краска называлась не просто так.

Алекс просто ну никак не мог знать, что именно сегодня Джеймс решит повторить стародавний подвиг Ремуса (случай с Пивзом, ведром и Кровавым бароном) и попытается подслушать их с Дэверо разговор через замочную скважину. И уж точно он никак не мог знать, что Джеймс в тот момент, когда он начал открывать дверь, ещё не успел вернуться на своё место за партой…

Поначалу просто забавная ситуация стремительно переросла в трагикомическую, когда дверь резко распахнулась (а открывалась она как назло вовнутрь), врезала Джеймсу по лбу, оставив у того там, где должны были быть рога, здоровенную шишку. А затем, для полноты картины, наверное, не заметивший сидевшего и потиравшего пострадавшее место Джеймса, в кабинет вошёл Алекс. Вернее, как раньше Дэверо, влетел. Влетел, споткнулся о ногу дико взвывшего Джеймса (из Запретного Леса на зов немедленно откликнулась пара волчиц) и по примеру друга растянулся по соседству от него.

— Твою мать!!!..

— Сир…!!!

Джеймс взвыл повторно, когда бросившийся помогать лучшему другу Ремус вдруг вместо того, чтобы помочь подняться, «случайно» заехал ему локтём прямо по челюсти. Зубы клацнули и челюсти сомкнулись. Алекс, всё ещё не спешащий вставать, понадеялся, что на этот раз это надолго.

— Мистер Поттер… — он одарил Джеймса, на некоторое время переставшего быть лучшим другом и ставшего если и не заклятым врагом, то уж «мистером Поттером» точно, яростным взглядом снизу вверх. — Это. Была. Ваша. Самая. Большая. Ошибка.

Джеймс вздохнул и покосился на смешливо сверкающего глазами уже полностью проснувшегося Блэка, услышав, как тот пробормотал что-то насчёт того, что самой большой ошибкой Джеймса было само его рождение. Ремус, сначала помогший подняться другу, а потом виновато протянувший руку всё ещё прохлаждавшемуся на полу профессору, тихо хихикнул в кулак, но когда Джеймс обратил на него подозрительный взгляд, оборотень уже взял себя в руки и ответил ему удивлённо вскинутыми бровями.

— Спасибо, — ядовито «поблагодарил» Алекс гриффиндорца, решив не говорить при студентах, что по идее для большей правдоподобности сначала следовало помочь ЕМУ, а не этому… лохматому кретину — более мягких выражений, при этом не запрещённых цензурой, в данный момент у него просто не было. — А теперь, мистер Люпин, СЯДЬТЕ НА СВОЁ МЕСТО. И ВЫ ТОЖЕ, МИСТЕР ПОТТЕР.

Сириус недоумённо нахмурился, когда Джеймс и Ремус, сначала как-то странно переглянувшись, а потом ещё и почему-то виновато(!) покосившись на профессора Защиты, и в самом деле уселись каждый за свою парту: Джеймс с Лили, а Ремус с Питером.

Наверное, ещё никогда требование преподавателя не выполнялось Мародёрами столь стремительно и беспрекословно.

Сириус с интересом принялся наблюдать за экс-друзьями, вернее за их спинами — ведь он сидел двумя партами левее и ближе к двери, короче говоря, там, где он после звонка бросил сумку и уснул. Лили, до этого как и прочие студенты наблюдавшая за этим зрелищем, тотчас принялась что-то оживлённо вещать Поттеру на ухо. Будь они с Джеймсом друзьями, пусть даже и не лучшими, а самыми обычными, Сириус сказал бы, что она самым активным образом вешает тому лапшу на уши, пользуясь удачным моментом и тем, что у гриффиндорского героя до сих пор страшно ноют челюсти: кажется, Ремус немного не рассчитал, когда поторопился заткнуть друга до того, как тот назвал профессора «Сириусом».

Мимо, немного прихрамывая, прошествовал сам профессор, и, проследив взглядом за тем, как тот пробирается к своей кафедре, Сириус уставился в спину другому бывшему другу. Если он хорошо помнил манеры Люпина, то сейчас тот чувствовал себя очень неловко, о чём буквально вопила вся его поза: ссутуленная спина, напряжённые плечи и, без сомнений, жутко виноватый взгляд, как у беспричинно побитого щенка.

— Итак, — наконец заговорил Алекс, вернувшись к кафедре и захлопнув уже ставший ненужным журнал. — Сегодня у вас контрольная по всем темам прошлой недели.

Класс недовольно загудел, а Джеймс, вспомнив его обещание про контрольную, обречённо застонав, уронил голову на парту. Ремус убрал палочку и достал перо и чернильницу, приготовившись писать. Питер с надеждой покосился на друга и, последовав его примеру, взял перо наизготовку. Сириус проделал всё то же самое с точностью до мелочей, только косился он не влево, на Ремуса, а вправо — на Снейпа.

Слизеринец, почувствовав устремлённый на него взгляд, раздражённо вздохнул, явно борясь с желанием нагрубить, и сдвинул пока что чистый пергамент чуть ближе к середине.

— Все готовы?

— Нет, — всё ещё копошась в недрах своей сумки, тихо пробормотал Сириус.

— Отлично, — Алекс оглядел класс. — Тогда приступим.

* * *

Из аудитории все выходили, не торопясь и на ходу обсуждая грянувшую как гром среди ясного неба контрольную. Некоторые, как, например, Миранда Тэйн, метались от одного умного, по их мнению, студента, к другому, выясняя, как те ответили на вопросы из выданных профессором бланков.

— Не знаю. У меня другой вариант, — как от назойливой мухи отмахнулся от неё Сириус ещё до того, как гриффиндорка открыла рот. С другой стороны с тем же самым вопросом на него наседал Эйвери, вот только у того, в отличие от девушки, был тот же вариант, что и у самого Сириуса, к вящему огорчению последнего.

— Слушай, спроси у Снейпа, — наконец не вытерпел он расспросов. Слизеринец, сразу после звонка погрузившийся в одну из своих книг, отреагировав на свою фамилию, поднял голову и обернулся на однокурсников. Желание Эйвери обсудить результаты контрольной, которые профессор должен был объявить не раньше, чем через неделю, угасло на корню под его говорящим и многообещающим взглядом.

Вдруг шедший впереди Джеймс Поттер закинул руки с сумкой за голову, разминая затёкшие после долгого сидения за партой мышцы спины, и Снейп, уже успевший вернуть своё внимание источнику знаний — книге — по его мнению, бесценному сокровищу, достойному хранения в сокровищнице царя Соломона или самого Мерлина, — не заметив этого, получил ощутимый удар своей же книгой по своему же лбу.

Книга полетела на пол, провожаемая взглядом Сириуса, а сам чтец, так же как и виновник её падения, замерли напротив друг друга с мгновенно выхваченными палочками. Сириус, на этот раз — пока что — оставаясь сторонним наблюдателем, отметил, что и тот и другой отреагировали одинаково быстро, схватившись за оружие.

— Аккуратней, Поттер, — процедил Снейп, неприязненно сощурившись, но пока не торопясь бросаться проклятиями. — Ты не один ходишь по этим коридорам.

Гриффиндорец опустил палочку и демонстративно повернулся лицом к Люпину и спиной к Снейпу, Блэку и Эйвери.

— Рем, ты не слышал, здесь кто-то что-то вякал?

— Джеймс…

— Expelliarmus!

Сириус и Северус одновременно дёрнулись, когда палочка Снейпа рывком неожиданно вырвалась из рук хозяина и, на короткий миг воспарив к потолку, метнулась к человеку, применившему разоружающее заклинание.

— Питер! — ошеломлённое восклицание возмущённого Ремуса.

— Петтигрю! — злое шипение теперь безоружного, но ещё не беспомощного Снейпа.

— Крысёныш… — вдруг вслед за ними процедил Сириус, не обращая внимания на то, что помимо Мародёров, понимающих, что это не просто ругательство, здесь был ещё и Эйвери, и шагнул вперёд. В голове загудело. Он протянул руку. — Отдай.

Сириус много раз слышал разговоры о том, как якобы сильно изменился третий Мародёр, но лично он воочию этих перемен не видел. Ну подрос, ну пополнел — раньше Хвост был тощим коротышкой, но вряд ли всё это заслуживало столь многочисленных упоминаний. И вот сейчас, вместо того, чтобы оправдать эти слухи и оказать ему — Сириусу — такой же отпор, как в прошлом году, Питер, в поисках поддержки поглядывая на друзей, торопливо сделал шаг назад, спрятав руку с волшебной палочкой Снейпа у себя за спиной.

— Нет, — голос парня испуганно дрогнул, и Сириус, коварно улыбнувшись, сделал ещё шаг вперёд, приблизившись почти вплотную к Хвосту.

— Отдай.

Питер замотал головой, неуверенно глядя поверх левого плеча Сириуса, и Блэк, почему-то только сейчас вспомнив о неосмотрительно оставленном за спиной Поттере, обернулся назад.

Джеймс не собирался вмешиваться, он даже не достал палочки, чтобы защитить друга от страшного слизеринца Блэка, наоборот, облокотившись о стену, он с улыбкой наблюдал за ними двумя. И даже более того: на его лице читалась непонятная гримаса. Не знай Сириус, что такое невозможно, он решил бы, что и Джеймс, и Ремус, периодически обеспокоенно поглядывающий на очкастого приятеля, но против обыкновения тоже не спешащий вставать на защиту друга, получают удовольствие от этой расправы над Хвостом.

Он вернул взгляд к Питеру и повторил:

— Отдай палочку.

Гриффиндорец (жалкая пародия!) ещё раз обиженно посмотрел на отчего-то предавших и оставивших его на растерзание змее друзей, но, видимо тоже поняв, что помогать ему они не собираются, вытащил руку из-за спины. И тут на долю секунды что-то неуловимо изменилось в его лице: словно за один-единственный миг оно разом постарело лет на двадцать.

Сириус мигнул.

Всё было по-прежнему. Перед ним стоял Питер и протягивал палочку Снейпа, но только теперь Сириус, немного растерянный из-за своего видения, был гораздо внимательнее, и его сразу же насторожил необычный, несвойственный Питеру блеск водянистых глаз, да и то, как гриффиндорец держал палочку… Будто собирался напасть.

Просто невероятно.

— Только попробуй, — угрожающе предупредил он и, схватив палочку, протянул её куда-то себе за спину. Снейп, молчаливо дожидавшийся развязки, тут же завладел своей собственностью и спрятал в карман — от греха подальше.

— Всё, пойдём, больше нам здесь делать нечего, — сказал Сириус, пренебрежительно кивая в сторону никак не отреагировавших на это Мародёров и пытаясь прогнать мысль, упорно твердившую, что в устремлённом на Питера взгляде Джеймса была чистая, ничем незамутнённая ненависть.

Снейп согласно кивнул и, поправив сумку (книгу он тоже уже успел спрятать где-то в её бездонных недрах), не удостоив гриффиндорцев ни одним взглядом, прошествовал мимо. Блэк собрался было последовать за ним и Эйвери, когда вслед ему прозвучало тихое, почти на грани анимагической слышимости:

— Сириус…

Он оглянулся.

Эйвери уже догнал Снейпа и шёл рядом с ним, так что позади остались одни только Мародёры. Ремус что-то мягко объяснял Питеру, хотя, как показалось Сириусу, делал он это безо всякого рвения, а вот Поттер… Джеймс тоже уже «отлип» от стены и теперь мягко, спокойно смотрел, — нет, не на друзей, — а на него. Люпин, не оборачиваясь, что-то сказал, но тот только кисло поморщился, продолжая неотрывно глядеть на Блэка, будто в ожидании чего-то… Чего? Ожидании мира? Дружбы? Извинений? Ну уж нет! Не дождётся!!!

Сириус вызывающе вскинул подбородок, чувствуя, как уже привычной волной накатывает злость, поднимает уродливую голову гнев, но…

— Да что такого я сделал? Подумаешь, забрал у Нюниуса палочку! Сириус и Джеймс раньше и не такое выделывали, а мне нельзя?! — донёсся до него вопль Питера, и…

— Кто хочет посмотреть, как я сниму с Нюниуса подштанники? — Джеймс, в голосе которого мешаются, перемешиваются, составляя непривычную до тошноты смесь из отвращения, ненависти и бахвальства.

— Меня зовут Алекс Уайт, и я из будущего, — в голосе говорившего мужчины слышится усталая обречённость без какой-либо даже призрачной тени надежды на то, что ему поверят.

— Сириус…

— Сириус…

— Сириус…

— Сир…

Голоса — знакомые и нет — скандируют его имя каждый на свой лад, и среди них Сириусу, кажется, удаётся разобрать укоризненные интонации Дамблдора и даже неподражаемо картавящий голосок малышки Нимфадоры, уже сейчас начинающей капризничать всякий раз, когда её называют полным именем.

Воспоминания о любимой кузине Андромеде и маленькой племяннице потускнели, когда в ушах зазвучал новый голос, а перед глазами вдруг, плавно качаясь из стороны в сторону, встали расплывчатые очертания незнакомой площади. И лицо — такое же туманное, постоянно меняющееся, как и всё остальное: только рот постоянно кривится, как заезженная пластинка повторяя одни и те же страшные, как смертный приговор, слова:

— Как ты мог, Сириус?! Они же наши друзья!..

И снова:

— Сириус…

— Сириус…

Сознание — или подсознание? — само выхватывает из потока имён наиболее значимые фразы.

— Сир, я никому больше не верю, но в то, что предатель — ты, я не верю ещё больше… Бродяга, ты станешь нашим Храни…

— Сир, у меня сын, представляешь? Сын! Гарри Джеймс Поттер! И ты будешь крёстным, возражения не принимаются! — в восторженно-безумно тараторящем незнакомом голосе смутно узнаётся голос Джеймса…

И гнев постепенно стихает, сменяясь ранее незнакомым теплом, когда этот голос требует — не просит, стать крёстным новорожденного Поттера.

— Сириус…

— Сир…

Из непрерывно льющегося рекой потока имён подсознание цепко выхватывает ещё одно, которое тут же целиком, без остатка, поглощает все остальные…

— Сириус, Ремус, мои старые друзья! — смутно знакомый, где-то видимый ранее коротышка с паклями соломенных волос, светло-серыми, почти полностью прозрачными глазами и лживым писклявым голосом раскидывает руки, будто собираясь обнять, но вместо этого бросается прочь — в сторону двери.

Ненависть, гнев, злость на Джеймса и его непонятное поведение исчезли, выгорели — будто щёлкнули выключателем, но вместо этого внутри поселилась пустота и беспощадно гложущее желание сделать хоть что-нибудь — что угодно, — лишь бы заполнить её.

Рука сама извлекла из кармана волшебную палочку, губы сами, без участия мозга, шевельнулись, произнося единственные слова, которые могли бы заполнить пустоту, но при этом разбить-раздробить душу, как хрустальную вазу, на осколки с острыми кровоточащими краями.

— Ava…

— Сириус, не надо. Он того не стоит, — незнакомый мальчишеский голос. «Это Гарри», — неведомо откуда приходит знание его обладателя, и одновременно с этим, когда Сириус уже почти готов последовать совету, болезненный удар по руке выбивает волшебную палочку из самовольно разжавшихся пальцев.

Сириус медленно, будто боясь услышать скрип заржавевших за эти несколько мгновений шейных позвонков, повернул голову. Бледный и тяжело дышащий Северус Снейп неожиданно крепко сжимал его запястье, не давая ни освободиться, ни нагнуться, чтобы поднять с пола палочку.

— Ты что творишь, Блэк? — прошипел слизеринец, не отводя взбешенного взгляда от лица друга. — Так в Азкабан захотелось?

Под конец фразы Снейп едва не сорвался на крик, но бросив опасливый взгляд на шепчущихся в сторонке Мародёров, одному из которых и предназначалось смертельное проклятье, осмотрительно понизил голос.

— Уж если тебе так жить надоело, то ты, кретин, мог бы выбрать более простой и быстрый способ. Поверь, я бы с радостью сварил для тебя какой-нибудь быстродействующий яд, быть может, даже безболезненный. Поцелуй дементора — это тебе не то же самое, что с девчонками лизаться!

На протяжении всей своей речи Северус продолжал сжимать запястье однокурсника, но тот почему-то даже не предпринял ни одной попытки освободиться, с отстранённым видом глядя куда-то в бок.

Сжигавшая его изнутри чёрная пустота ушла точно так же, как гнев, когда Снейп вырвал его из того иллюзорного плена, в котором пребывал до этого Сириус. С облегчением осознав, что больше никто и ничто не навязывает ему свою волю, Сириус изо всех сил пытался найти в себе следы того постороннего вмешательства, едва не заставившего его убить человека уже во второй раз. Чужие гнев, ненависть и согревающее душу счастье, обильно приправленное горечью — как булочка корицей, — на некоторое время заменившие и подменившие собой его собственные чувства, и в самом деле ушли. Но ушли, изменив, перевернув весь его внутренний мир с ног на голову. Почему-то вдруг то, что раньше казалось правильным и вроде бы было в порядке вещей: например те же стычки с Сохатым, теперь представлялось ему невероятно абсурдным. Ну разве можно ссориться с собственной тенью? Переругиваться со своим отражением в зеркале — пожалуйста, если зеркало зачаровано, но не более. А Джеймс — это ведь не зеркало и даже не тень. Это Джеймс Поттер. Сохатый. Мародёр. Друг.

Сириус с открытым ртом замер на месте, когда картинка, столь долгое время остававшаяся раздробленной на мелкие частички, наконец-то сложилась воедино, став такой же цельной, как раньше. Джеймс. Не враг, а друг, и друг лучший.

— Чёрт, да что с тобой сегодня творится, Блэк? И хватит смотреть на меня с открытым ртом, я тебе не кусок бекона! — громоподобно прозвучал у него над ухом голос Снейпа, и Сириус, вздрогнув, пришёл в себя.

— Можешь не беспокоиться, даже помирай я от голода, на тебя я точно не позарился бы — больно уж ты тощий, — по старой, въевшейся мародёрской привычке, огрызнулся он в ответ на предыдущую реплику «друга». Или врага, как упорно настаивало новое восприятие.

Снейп поджал губы и разжал пальцы, отпустив руку однокурсника.

— Так. С меня хватит. Я знаю, что нам надо делать.

— Да ты что? — неискренне изумился Сириус. — В самом деле знаешь? Так поделись с классом, будь… другом.

Снейп будто и не заметил короткой паузы перед словом «друг»: судя по сосредоточенному взгляду, казалось, направленному куда-то в глубины собственного «Я», он в данный момент был слишком поглощён озарившей его идеей, чтобы ещё и отвечать на пустяковые вопросы.

— Мы пойдём к Дамблдору.

Сириус покрутил пальцем у виска.

— Спятил?

— Только после тебя, — отрезал тот. — Подумай сам. Мы влипли по полной, а говорят, что наш директор — единственный, из-за кого Тёмный Лорд не торопится развязывать войну.

— Хочешь сказать, он его боится? — недоверчиво прищурился Блэк. — Дамблдор, конечно, могущественный волшебник, но не думаю, что это может остановить Лорда.

Северус ненадолго замолчал, обдумывая слова друга.

— Как ни больно это признавать, но ты прав. Я как-то не задумывался над этим, но, наверное, есть что-то ещё.

— И что же?

— Откуда мне знать? — не выдержал прессинга Снейп. — Об этом тоже надо спрашивать у Дамблдора, хотя вряд ли он ответит на этот вопрос…

— Но спросить-то можно… — уверенно пожав плечами, закончил за него Сириус.

— То есть ты всё-таки решил сделать, как я предложил? — осведомился Снейп. Сириус криво усмехнулся.

— Ну, можешь считать, что я тоже спятил.

— О, об этом мне известно уже давно. Но ты подумай вот над чем: кто больший псих — я, предложивший эту идею, или ты — последовавший ей, — в тон ему торжествующе произнёс Северус, и оба слизеринца, напрочь позабыв об уроке Трансфигурации, который должен был начаться с минуты на минуту, быстрым шагом направились по коридору, ведущему в другую башню, при этом жарко споря о том, какой сегодня пароль нужно назвать горгулье, чтобы та пропустила их в кабинет директора.

* * *

По весьма широко распространённому мнению — в основном среди тех, кто ещё учится или уже окончил Слизерин, быть гриффиндорцем значит совершать храбрые, — да, конечно, — но необдуманные и потому глупые поступки. А Лили, несмотря ни на что, была настоящей гриффиндоркой, так что сейчас она собиралась совершить первый в своей жизни необдуманный поступок.

Убедившись, что все однокурсники уже ушли достаточно далеко, чтобы не увидеть её, она подошла к двери и, какое-то мгновение поколебавшись «стучать-не-стучать», вошла внутрь…

Алекс сидел на полу у основания кафедры, обхватив словно объятую пламенем голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону и сдавленно мыча от боли сквозь стиснутые зубы, когда до него донёсся звук приоткрывшейся двери и чья-то лёгкая поступь. Он осторожно выглянул из своего ненадёжного укрытия: в конце концов, до начала следующего урока оставалось ещё более десяти минут, так что для «жаждавших» новых знаний студентов было ещё рановато.

Лили. Вот уж кто-кто, а она, как и Джеймс, обладала страшно раздражающим талантом являться в самый неподходящий момент. Как сейчас.

Он коротко выругался сквозь зубы и с досадой приложился гудящей головой о стенку, после чего выругался ещё раз. Стало немного легче, но, к сожалению, не затылку.

— Профессор? — облетел пустую аудиторию голос Лили. — Профессор Уайт, где вы?

Алекс подобрал ноги, чтобы их не было видно с её места, и затаил дыхание: авось, не найдя его здесь, та сдастся и уйдёт. Он достаточно хорошо знал Лили Эванс, чтобы понять, для чего та незваной явилась в аудиторию после окончания урока — уж точно не для обсуждения контрольной или того эссе, что он задал им в прошлый раз. Ни с тем, ни с другим у неё проблем никогда не было и быть не могло. Это же Эванс. По сравнению с ней даже Лунатик казался не таким уж и ботаником, хотя, конечно, до уровня Снейпа Лили всё равно было далеко, но она вполне успешно старалась его догнать.

— Профессор! — снова окликнул его голос гриффиндорки, прозвучавший уже с более близкого расстояния. — Я знаю, что вы здесь!

Он вздохнул и, понимая, что просто так та теперь ни за что не отстанет, встал с пола. И тут же выяснил, откуда Лили знает о том, что он всё ещё в классе: та стояла рядом с кафедрой, положив на неё локти и заглядывая сверху вниз в его убежище.

Он неохотно встал, разогнувшись во весь рост и с удовольствием размяв плечи и шею. По крайней мере в его нынешнем положении был хоть один плюс: теперь Лили была вынуждена смотреть на него снизу вверх, в конце концов, он был значительно выше её, так что для этого ей приходилось уморительно задирать голову. Девушка отступила в сторону, чтобы не оказаться стоящей вплотную к профессору, однако, судя по мимолётной улыбке и озорному блеску в серых глазах, от того не укрылся её нехитрый манёвр. Наверное, это могло показаться кому-то странным, но у Лили почему-то создалось впечатление, что сейчас этот человек-загадка (не раз и не два красавец-профессор становился главной темой девичьих ночных посиделок) вот-вот улыбнётся, отвесит какой-нибудь комплимент и предложит вместе посидеть на затоптанном ногами студентов полу.

Тот и в самом деле улыбнулся — широко, обаятельно и неискренне. Будто кто-то взял и насильно кончиками пальцев растянул тонкие губы в фальшивой гримасе. И тогда-то Лили мигом вспомнила причину, по которой она и решилась зайти для разговора с профессором до того, как у них обоих начнётся следующий урок, однако тот опередил её со своим вопросом.

— Вам что-то надо, мисс Эванс? Неужели ещё порцию домашнего задания? — Лили не знала, не могла определить, что именно ей послышалось в голосе преподавателя. Казалось, будто тот одновременно издевается над её тягой к учёбе, пытается вести беседу и придумывает, как бы поскорее от неё отделаться. Напряжение. Как сказал бы Сириус, с которым она умудрялась поддерживать хорошие отношения даже сейчас и ещё скрывать это от Джеймса, голос профессора был напряжён так, будто тот таскал тяжеленные кирпичи, совмещая своё занятие с активным флиртом.

— Я просто хочу понять, что произошло два дня назад. Вы помните? — сильно волнуясь, спросила Лили. У неё не было никаких идей, что она будет делать, если профессор скажет, что понятия не имеет, о чём идёт речь. — И ещё ваша Метка… Такие бывают только у Пожирателей Смерти… Об этом писали в «Пророке».

Уайт вздохнул и снова растянулся в прежней фальшивой улыбке, окончательно убедив Лили в её подозрениях.

— Мисс Эванс… Лили, можно я буду звать вас по имени? — мягко, почти нежно спросил он.

Лили, сама не своя от волнения и заставившего сердце биться быстрее только сейчас проснувшегося страха, замотала головой. Мужчина разочарованно и будто… обиженно, что ли?.. дёрнул краем рта.

— Что ж, думаю, вы из тех людей, что верят лишь в то, что могут увидеть своими собственными глазами, — как ни в чём не бывало, спокойно продолжил тот, одновременно закатывая левый рукав мантии: тот самый, который, по памяти Лили, и скрывал жуткую Метку Пожирателя Смерти.

Но вопреки тому, что она видела в тот день, когда нашла профессора в коридоре, кожа была совершенно чистой: никаких Меток, татуировок и прочих отметин. Идеально чистая кожа. Она даже на всякий случай провела пальцем по ней, ощутив её гладкость и тепло.

Девушка отступила на шаг назад и, достав из кармана волшебную палочку, вопросительно посмотрела на преподавателя.

— Можно?..

Тот безразлично пожал плечами и кивнул, мол, почему бы и нет?

Собравшись с духом, Лили произнесла заклинание.

— Finite Incantatem.

И когда ничего — совсем ничего — не произошло, виновато подняла глаза на профессора. Уайт стоял, по-прежнему удерживая постоянно норовивший сползти рукав мантии, и с интересом следил за её окончившимися ничем попытками вывести его на чистую воду.

— Отчего-то мне кажется, что это вас тоже не убедило, — он улыбнулся, но не как раньше, а какой-то необычно знакомой шальной улыбкой, мигом преобразившей и омолодившей всё его лицо. Лили, сама не зная почему, опустила палочку и с удивлением почувствовала, что краснеет. И стыд здесь был совершенно не причём. По правде говоря, она и сама не понимала, что здесь сейчас происходит; ясно было только то, что каким-то образом вся ситуация вышла из-под её контроля. Да и был ли этот контроль?

— Простите, пожалуйста, профессор, я не знаю, о чём я думала, когда пришла сюда, — даже просто боясь посмотреть на профессора, пролепетала она, понимая, что и в самом деле не думала, когда напролом притащилась сюда, вместо того чтобы идти на Трансфигурацию. И что было ещё хуже: теперь она даже не представляла, как будет смотреть на преподавателя на следующем, после-следующем и прочих уроках.

— А я знаю, — прозвучал вдруг мягкий голос, и Лили с задушенным на корню возмущением почувствовала, как грубоватые пальцы профессора с небольшим усилием заставляют её поднять голову. — Будь я на твоём месте, я бы тоже пришёл сюда за объяснениями, и, думаю, я и в самом деле должен тебе это объяснение. Джеймс ведь тебе так ничего и не рассказал, верно?

Лили, удивлённая не столько тем, что профессор заговорил с ней на «ты», а тем, что он вдруг ни с того ни с сего заговорил о Джеймсе, наконец, подняла на него глаза.

— При чём здесь Джеймс? — немного встревоженно спросила она.

Уайт покачал головой.

— Сначала ответь на мой вопрос. Он тебе что-нибудь рассказал или всё-таки нет?

Лили мигом вспомнила выражение лица своего парня, когда она поведала тому о случившемся. Джеймс никак не прокомментировал произошедшее, только переглянулся с Люпином, нервно покосился на крутившегося неподалёку Питера и, взъерошив волосы, попросил её не забивать себе голову всякой ерундой. А потом добавил, что лучше бы ей поговорить с директором. И назвал пароль. И крылатая горгулья сдвинулась в сторону, едва она успела произнести «паучья патока» (вообще-то, Лили не должна была этому удивляться, в конце концов, кому как не настоящему Мародёру с большой буквы знать пароль от кабинета директора, но всё-таки это показалось ей несколько странным). Ещё более странным было то, что директор уже ждал её и, первым делом предложив чаю с лимонными дольками, тут же завёл разговор о профессоре ЗоТИ. Деликатно поинтересовался у неё нравится ли ей сам профессор и методы его преподавания (Лили, которую очень раздражало и напрягало то, что домашнюю работу тот задавал лишь тем, кто хотел её делать, а не все подряд, как нормальные преподаватели), и пока она, неторопливо обдумывая каждое своё следующее слово, отвечала на эти вопросы, чуть приспустив очки на кончик носа, внимательно смотрел на неё поверх оправы. Разговор — вернее монолог, потому что говорила в основном Лили, получился недолгим — минут двадцать или чуть больше, но когда она закончила и, немного запинаясь, перешла к самой важной теме — увиденной ею Метке на руке профессора Уайта, ответы директора, и без того всегда туманные, стали совсем уж обтекаемыми. Так или иначе, но Лили поняла, что Дамблдор в курсе дела и его не волнует тёмное прошлое его подчинённого. Но это было ещё не всё. Прежде чем отпустить её восвояси — к Джеймсу и друзьям — директор, предварительно извинившись за столь крайние меры, взял с неё Нерушимую клятву, что она ни одним словом не обмолвится о том, что видела тогда в коридоре. А потом, стоило соединившей их пламенной цепи то ли раствориться в воздухе, то ли впитаться в кожу — Лили никогда прежде не видела, как действует эта клятва, — как через камин в кабинет ввалилась мадам Помфри, и, распрощавшись и напоследок ещё раз напомнив, что ей не следует распространяться об увиденном, Дамблдор последовал за целительницей. Только Лили этого уже не видела: из кабинета её выставили куда раньше, чем он опустел, так что, к сожалению, ей не оставалось ничего, кроме как делать то, что сказал ей директор.

— Нет, — лаконично ответила она, позволив прорваться испытываемому ею неудовольствию. — Ничего.

Уайт вздохнул и, оглянувшись по сторонам, подошёл к ближайшей парте, взгромоздился на неё, и кивнул Лили на соседнюю.

— А жаль, мне было бы легче.

Лили, не отводя взгляда от нахмуренного лица профессора, присела на край стула.

— О чём вы?

— Ну… — Уайт вдруг замялся и, лихорадочно подбирая слова, принялся сосредоточенно крутить тугое чёрно-золотое кольцо на среднем пальце, и когда то после нескольких попыток вдруг сползло, удивлённо вскинул брови. — Какого..? — Он снова покосился на наблюдавшую за ним девушку и быстро спрятал кольцо в карман.

— Ладно, что, для начала, ты хочешь узнать? — всё ещё хмурясь, спросил преподаватель, теперь уже просто потирая пальцем левой руки тот, на котором осталась более светлая, по сравнению с загорелой кожей, отметина от кольца, которое так взволновало его.

— У вас была Метка, я видела это. Как вы её убрали? — задала Лили свой первый вопрос. Если существовала возможность избавиться от Чёрной Метки, то Аврорат тем более должен был об этом знать: мало ли сколько Пожирателей может таким образом притворяться обычными волшебниками, а на самом деле… Она содрогнулась от охватившего её дурного предчувствия и, вцепившись пальцами в края стула, отодвинулась подальше от задумавшегося над ответом мужчины. Однако думал тот недолго — недостаточно, чтобы придумать что-нибудь более убедительное.

— Понятия не имею, — пожал плечами Уайт. — К тому же я её и не убирал, она сама исчезла.

— Как? — снова повторила свой вопрос Лили. А Алексу, и так волновавшемуся из-за полного отсутствия идей, как объяснить ей, кто он такой на самом деле, вдруг почудилось, что рыжий хвостик, в который девушка сегодня собрала непослушные волосы, вдруг встопорщился, как у напавшей на след гончей.

— Говорю же: понятия не имею. Об этом лучше спрашивать у Дамблдора, правда он такой бред нести начинает, что уши вянут, — по лицу гриффиндорки пробежала улыбка, но тут же исчезла, стоило ей только взять себя в руки.

— Но если вы не Пожиратель, то откуда она взялась?

Алекс опустил взгляд на руки, собираясь с мыслями и краем глаза наблюдая за выражением лица Лили.

— Думаю, чтобы ответить на этот вопрос, мне придётся начать с самого начала… — проговорил он и, тихо вздохнув, начал свой рассказ. — Можно сказать, что моя история начинается с 31 июля 1980 года, в день, когда родился мой крестник Гарри Джеймс, — он намеренно подчеркнул второе имя ещё не рожденного ребёнка, — Поттер. Или, быть может, с 31 октября 1981 года, когда Волан-де-Морт, — Лили судорожно вздохнула, испуганно зажав руками рот, — пришёл в дом моих друзей. Сама понимаешь, чем кончился тот визит. Но по идее моя история начинается со дня моего рождения, или с моего распределения в Гриффиндор, или с того дня, как мы с Сохатым стали лучшими друзьями…

Знакомое прозвище произвело нужное впечатление — даже большее, чем упоминание Гарри. Лили резко вскинула голову.

— Откуда вы…?

Договорить она не успела.

— Знаю? Потому что это я придумал ему это прозвище, так же как и «Лунатик», и «Хвост». Хотя нет, — Алекс сделал вид, что задумался, — «Хвостом», кажется, Питера обозвал Джеймс, я предлагал сделать его Червехвостом. Лили, — он сполз с парты и сделал шаг по направлению к девушке, но когда та опасливо отодвинулась ещё дальше, отошёл к окну, — ты ведь уже разговаривала обо мне с Джеймсом. Как по-твоему, почему он ничего не сказал? Я и есть Бродяга, Лили. Тот самый Сириус, которому ты как-то дала списать эссе по Трансфигурации, а МакГонагалл это поняла и снизила баллы нам обоим, только я из куда более отдалённого будущего. Примерно двадцать лет вперёд.

— Не может быть, — девушка для пущей убедительности покачала головой, отчего рыжий хвостик заметался по плечам, — это невозможно. Путешествие в прошлое — такая же фантастика, как и путешествие в будущее. Да и даже если бы это было возможно, для подобного «прыжка» понадобилось бы затратить уйму энергии: куда больше той, которой обладают волшебники, — как всегда Эванс, вместо того, чтобы просто назвать его сумасшедшим, принялась указывать на прочитанные ею в книгах доводы. Алекс вздохнул и, закатив глаза «горбатого только могила исправит», повернулся к ней лицом. Лили осеклась.

— Это не-воз-мож-но, — ещё раз по слогам повторила она. — Пространственно-временной континуум не выдержал бы подобного вмешательства…

Алекс фыркнул, не дав ей договорить.

— Об этом лучше толкуй с Дамблдором, а мои мозги этой ерундой забивать не надо, и так всё в голове не укладывается. Я — Сириус Блэк, и я здесь, а этот ваш пространственно-временной континуум меня не больно волнует. Просто поверь, Лили. Я — Сириус.

Она поверила. Не сразу и не всему, но в конце концов…

Лили не плакала. Алекс не смотрел на неё, отвернувшись от девушки и на протяжении всего рассказа глядя в окно на развернувшийся неподалёку Запретный лес. Он только слышал, как она глубоко вдохнула и задержала дыхание, когда он рассказывал об их с Джеймсом гибели, предательстве Питера, его заключении в Азкабан… В его повествовании было слишком много печальных моментов, чтобы пытаться поднять ими настроение.

Он с облегчением вздохнул, дойдя до момента его появления в Хогвартсе этого времени, объяснения с Дамблдором и назначения профессором ЗоТИ, и замолчал, чувствуя себя выжатым, как лимон, из которого выкачали весь сок и даже косточки выковыряли кончиком ножа. Говорят, что вроде, если расскажешь кому-то о своей беде, то должно стать легче, но Алекс чувствовал себя с точностью до наоборот. Он старался вспоминать как можно меньше, пичкая Лили одними лишь фактами (она и Джеймс умерли — факт, Питер предатель — тоже факт, двенадцать лет в Азкабане — приговор и тоже факт, но уже в прошлом, впрочем, как и всё остальное), но даже каждое маленькое, незначительное воспоминание тянуло за собой всё более болезненные осколки, которые, как острые, заточенные с одной стороны стальные иголки, ковыряли до сих пор окончательно не зажившую рану.

Лили молчала, сухими, ввалившимися глазами глядя на мужчину — профессора — Сириуса, которому, если она правильно успела подсчитать, было не больше тридцати семи, но который после своего рассказа будто состарился лет на десять.

— Прости… — едва слышно шевельнула она белыми губами, но анимаг услышал.

— Что?

— Прости нас, Сириус.

Алекс замер, когда Лили совершенно неожиданно подошла к нему вплотную и, приподнявшись на носках, обняла.

— Прости.

Когда ту же самую историю он рассказал Джеймсу — уже после того, как тот подобрал свою палочку и немного отошёл от первоначального шока — ровно настолько, чтобы выслушать от начала и до конца, то никому из них даже в голову не пришло, что здесь нужны извинения. Они с Джеймсом понимали друг друга без слов и не нуждались в них, но это скорбное «прости»…

— И ты меня, — сдавленно прошептал он, уткнувшись носом в густые рыжие волосы.

— Знаешь, кажется, ты был прав насчёт идеи пойти к Дамблдору. Мне она теперь тоже не нравится, — произнёс Северус какое-то время спустя, когда полная тишина и темнота начали действовать на нервы.

Темнота промолчала. Многозначительно и зло.

— Ты хоть что-нибудь видишь-то, а? — предпринял ещё одну попытку Северус, почти уверенный, что и на этот раз ему никто не ответит.

— Нет, — снизошел-таки до ответа его невидимый собеседник. — Хоть глаз выколи.

— А если в пса перекинуться? — поинтересовался Северус. Темнота снова помолчала, будто обдумывая его предложение, а затем пробурчала:

— Мне это не нужно.

— А может всё-таки попробуешь и проверишь? — сложив руки на груди — хотя можно подумать, что в этой темноте его жест мог кто-то оценить, терпеливо сказал он.

— Я же сказал: мне это не нужно, — в голосе Блэка явственно слышалось всё нарастающее раздражение. Северусу даже не нужен был свет, чтобы представить, как тот после каждого слова на мгновение сжимает губы чуть сильнее, чем следует, — он давно заметил, что Блэк делал так всякий раз, когда начинал цедить слова. Ещё во времена противостояния «Мародёры : Нюниус» он, руководствуясь выражением «врага надо знать в лицо», долгое время следил за всей четвёркой, изучал их привычки, манеры, слабые места, в которые можно было бы побольнее ударить. — Могу и так сказать: ЗДЕСЬ НИ ХРЕНА НЕ ВИДНО!!! — взорвалась темнота.

Северус хмыкнул и пожал плечами.

— Кричи не кричи, а толку от этого будет немного, хотя ты, конечно, можешь попытаться симулировать сумасшедшего — там головой об стенку побиться, например. Вдруг тебе удастся привлечь внимание и нас выпустят?

— Просто заткнись. Я с тобой не разговариваю, — откуда-то справа огрызнулся голос Блэка, и Северус повернул голову в его сторону, несмотря на то, что толку от этого не было никакого. Он снова пожал плечами.

— Как хочешь.

И, закинув ногу на ногу, попытался принять наиболее удобное сидячее положение, учитывая, что он понятия не имел, на чём же он сидит.

После того как они таки сумели пробраться мимо несговорчивой и ворчливой горгульи, перебрав по пути десятки вариантов — начиная с тараканьих усов и заканчивая плюющимися мушками (какая-то новая сладость, жуткая, судя по её названию), — и даже сумев подобрать правильный, перед ними замаячила самая сложная часть: разговор с директором. Наверное из их совместных неразборчивых и малопонятных бормотаний тот понял куда больше, а может не понял ничего, но когда оба слизеринца выдохлись, директор без слов встал со своего троноподобного кресла, прошёл к полупрозрачному стеллажу с книгами и взмахом палочки убрал его со своего пути. Когда стеллаж попросту растворился в воздухе, за ним обнаружилась небольшая овальная дверца, на которую им, все также не произнося ни слова и всепонимающе посвёркивая очками-половинками, и указал директор. Слизеринцы переглянулись: видимо им пришла в голову одна и та же мысль: не стоило сюда приходить, но теперь было уже поздно всё менять, а попытаться сбежать от Дамблдора… Идея ещё более безумная, чем придти сюда. В общем, выбора у них не было никакого, так что они, чувствуя себя чудовищно измотанными после душу выворачивающих подробных расспросов директора (Северус, правда, подозревал, что здесь не обошлось и без легилименции), прошли внутрь — в темноту.

Молчание длилось недолго, и уже примерно на пятой минуте, согласно беспрерывно тикающим внутренним часам Северуса, Сириус решил прекратить с ним «не разговаривать». О чём он просто не мог не пожалеть и незамедлительно не высказать это вслух.

— Знаешь, Сев, — Северус поморщился со страдальческим стоном «о Господи, я — Северус, сколько можно повторять?..», но вполне ожидаемо был проигнорирован. — Надо было подумать об этом до того, как мы сюда явились, как овцы на убой, но что теперь мешает Дамблдору сдать нас аврорам и упечь в Азкабан?

— С какой стати ему это делать? — удивился он. — Это же Дамблдор!

— Ну и? — ехидно осведомился слившийся с темнотой Блэк. Блэк in black. Просто смешно. Вот только теперь и самому Снейпу, невольно задумавшемуся над вопросом друга, было совершенно не до смеха.

— Да какая ему от этого польза? — развёл он руками. — К тому же он ведь не отчислил никого из вашей гриффиндорской компашки, несмотря на то, сколько всего вы успели натворить! — запальчиво озвучил он пришедший ему в голову довод: не очень логичный, но вполне убедительный.

— Не убедил, — сухо ответил Сириус, и Северус услышал, как тот тоже возится, тщетно пытаясь сесть так, чтобы не соскальзывать и не скатываться с того, на чём он сидел.

Он пожал плечами.

— Твои проблемы.

Блэк будто не обратил внимания или попросту сделал вид, что не услышал его ответ.

— Он же даже палочки у нас забрал! — кажется, именно этот факт возмущал того больше всего. Северус фыркнул.

— У него в кабинете сидят два прошедших Посвящение Пожирателя Смерти, скажи, на его месте ты оставил бы нам палочки?

Молчание.

— Вот видишь, — Северус снова пожал плечами. — И вообще, с каких пор ты стал таким пессимистом? Ладно я скептик, а ты-то когда успел переквалифицироваться?

— Недавно, — неожиданно зло рыкнул в ответ Сириус. — Хочешь знать моё мнение насчёт этого дерьма?

— Дай подумать… Нет, не хочу.

— Это ты во всём виноват.

— Чего?! — он аж поперхнулся. — С чего бы это?! Не я тащил тебя в кабалу к Лорду, ты сам приплёлся! Тебя туда никто не звал, так что нечего валить на меня свои проблемы!

Темнота ощерилась острозубой пастью.

— О-о-о, я не Лорда имел в виду, и ты прекрасно это понял, — в голосе Сириуса послышался далёкий раскат грома, — Нюниус.

Северус вздрогнул и мгновенно напрягся, вспомнив, что обычно раньше после этого следовало какое-то заклятье. Но ведь это было раньше! За последние полтора года он уже почти успел позабыть об этой придуманной Мародёрами отвратительной кличке, и потому услышать её от человека, ставшего за столь удивительно короткий промежуток времени ему лучшим другом, было потрясением.

— Что?.. Сир, — он намеренно сократил имя друга, надеясь, что это вправит тому мозги, — ты что пил сегодня?

— Отлично, — пренебрежительно хмыкнул из темноты Блэк, — я разве похож на алкоголика, что ты меня об этом спрашиваешь?

— Ты несёшь чушь!

— Наоборот, я говорю то, что думаю, но если тебе станет легче, то нет, я ничего не пил, кроме того твоего зелья Сна без Сновидений вчера вечером.

— Какого ещё зелья? — недоумевающее нахмурил брови Северус. — Оно закончилось ещё два дня назад, между прочим, это ты его и допил, а я не успел сварить новую порцию… — он вдруг осёкся. — О Боже… Флакон, флакон, из которого ты пил… красный и ещё такой… ребристый?

Видимо поначалу Сириус кивнул, потому что услышал он ответ только через минуту, не меньше.

— Да.

— О Боже… — с трудом сдерживая рвущийся из груди истеричный смех, Северус закрыл глаза рукой и, потеряв таки равновесие, сполз со своей неустойчивой сидушки на пол. Блэк совершенно не разбирался в зельях — это он знал и раньше. Да, в случае крайней на то необходимости тот вполне мог сварить приличное варево, руководствуясь учебником, но не более, а уж отличить зелье Сна без Сновидений от того, что на самом деле было налито во флакон… Красный флакон с бугристой резьбой. Флакон, в который он перелил из котла экспериментальное противоядие от зелья Ненависти, над которым он без отдыха бился почти всё лето. И вот, когда результат его трудов был готов и можно было приступать к варке самой Ненависти, чтобы потом всё окончательно проверить, вмешался Сириус.

— Скажи-ка мне, Бродяга, — невольно сбился на ядовито-вкрадчивый тон Северус. — А чем ты думал, копаясь в моих вещах? Как насчёт того, чтобы для начала спросить разрешения?

Сириус, который, в отличие от Снейпа, обычно неплохо видел в темноте, но сейчас, в этой каморке действительно не мог разглядеть совершенно ничего — видимо помещение было зачаровано, выразительно фыркнул.

— Учись делиться, Нюниус.

— Хватит меня так называть! — не стерпел повторного оскорбления Северус. — Гриффиндорец!

— Ооо, уже нет, — слащаво протянул Сириус. — К сожалению. И поверь, мой «дорогой друг», — Северус почти услышал прозвучавшие в голосе кавычки, — будь у меня возможность перевестись обратно, я бы это сделал без колебаний.

— Что ж, валяй. Скатертью дорога.

— Мечтать не вредно, Сев. Так легко тебе от меня не отделаться, — ухмыльнулся в темноте Сириус.

— Я и не надеялся, — проворчал себе под нос «Сев». — Ты же просто из вредности мне назло останешься.

— Я всё слышал!

— А я за тебя очень рад! — вскинув подбородок, выкрикнул ему в ответ Северус. — Пора начинать держать яд у себя тумбочке. Вдруг, ну совершенно случайно, он мне пригодится?..

— Между прочим, это я тоже слышал, — проинформировал Сириус.

— А я как раз для тебя это и говорил!

— Вот как? — напрягся тот. — Значит, смерти моей захотелось? Тогда уж иди-ка ты к Волан-де-Морту, скажи ему, что я секретный агент, работающий на Министерство или Дамблдора, или на обоих сразу, так будет качественней, чем твою отраву хлебать!

— Всё, ты сам напросился! — выпалил Северус и, ориентируясь лишь на звук голоса Блэка, к своему удивлению бросился вперёд — и вправо. Зелья — это святое! Однако Сириуса там, где теоретически он должен был быть, не оказалось, потому что до конечной точки своего броска Северус не добрался. Слизеринцы, в полной темноте налетев друг на друга, стукнулись лбами.

* * *

Положив на холодную, ещё не успевшую прогреться землю учебник, Питер, крякнув, уселся прямо на него, ни мало не заботясь о состоянии и так потрёпанной обложки библиотечной книги. Учебник был по Арифмантике, которую он по какой-то, теперь не понятной ему причине выбрал на третьем(?) курсе и которую до сих пор он сдавал лишь благодаря бескорыстной помощи Ремуса. Арифмантику Питер не понимал совершенно и потому ненавидел её, наверное, так же горячо, как Сириус — своих «драгоценных» родственников, Джеймс — ухажёров Лили, а Ремус — полную луну. Но так же как и полнолуния, Арифмантика была тем неизбежным злом, которое он должен был преодолеть. Впрочем, мысли о том, что меньше чем через год он навсегда распрощается с этим предметом, не очень-то вдохновляли и радовали.

Питер облокотился плечом о небольшую каменную скалу, торчавшую прямо из земли, наподобие окаменевшей руки древнего великана, и прикрыл глаза. В нескольких метрах от него начинались широкие каменные ступени, ведущие к расположившемуся внизу домику лесничего Хагрида и к раскинувшемуся рядом огороду с огромными ярко-оранжевыми тыквами. Эти знаменитые тыквы были столь огромны, что первой мыслью при взгляде на эти «чудовища» было то, что Хагрид, вопреки какому-то там запрету, использовал при их выращивании какую-то разновидность магии. Студенты вечно спорили на эту тему, хотя ещё никто не видел, чтобы у Хагрида была волшебная палочка.

Мародеры даже, поспорив на десять сиклей с одним мальчишкой из Равенкло, в течение двух с половиной недель по ночам караулили Хагрида на его же собственном огороде, по очереди сидя укрывшись мантией-невидимкой среди оранжевых чудовищ. Возможно тот действительно тайком ото всех пользовался магией — выяснить этого им так и не удалось, тем более что терпения у Сириуса хватило только на эти злосчастные две недели. С половиной. Да и Ремус, которого в добровольно-принудительном порядке запрягли сторожить (вплоть до третьего курса, когда Мародёры раскрыли его секрет, веский довод «но ты же наш друг?» действовал на него безотказно, впрочем, и после тоже), был против продолжения ночных посиделок (особенно после того как провёл пол ночи под дождём среди осточертевших всем тыкв) и даже угрожал перестать давать им конспекты по Истории Магии (был конец второго курса и без его конспектов ни у кого из Мародёров не было ни единого шанса сдать теорию по предмету Бинса).

Так что Мародёры отступились. Десять проигранных сиклей были выплачены Сириусом из его же собственного кошелька: Джеймс, скотина, наотрез отказался щадить бюджет лучшего друга, бессовестно напомнив, что именно Блэк первым предложил сдаться.

Прикрыв глаза — так, чтобы со стороны могло показаться, будто он спит, — Питер с удовлетворением припомнил, как страшно кривило Сириуса, когда тот с «вежливой» улыбкой отсчитывал монеты равенкловцу, который уже и сам был не рад свалившемуся на него выигрышу — таким выразительным взглядом одарил его Блэк, когда вся сумма из его кошелька перекочевала в карман мальчишки.

Да, ради таких вот моментов стоило жить… Но даже эти услаждающие душу мгновения не могли сравниться с походами в Хогсмид, бутылкой сливочного пива и магазинчиком всяческих сладостей, куда Питер на обратном пути в Хогвартс непременно сворачивал, чтобы запастись тамошним добром — сладкое он обожал с самого детства и, наплевав на предупреждения матери о развитии кариеса, мог есть конфеты и шоколад чуть ли не тоннами. Правда, тоннами не получалось: приходилось «по-братски», как приговаривал Джеймс, делиться с друзьями, а если по пути сталкивались ещё и с другими однокурсниками, то свежекупленный кулёк терял в весе едва ли не вдвое, а может и того больше: сладкоежек на курсе оказалось огорчительно много. Радовало хотя бы одно: поход к садисту-дантисту ему не грозил — Ремус, пусть и был волшебником всего лишь наполовину, с детства знал о магическом мире, так что он быстро растолковал магглорожденному другу, как решают проблему больных зубов волшебники. Первокурсников в Хогсмид не пускали, так что на радостях он, как это делали многие другие, заказал одному из пятикурсников, за небольшое вознаграждение подрабатывавшим курьерами, купить шоколадных лягушек, тянучек, мармеладок и много чего ещё. Накупленные «курьером» сладости они с друзьями доедали в течение трёх дней, сидя перед сном на кроватях, болтая босыми ногами и ловя в темноте удиравших от них по ворсистым коврам лягушек… Весёлое было время…

Вспоминая те посиделки и сравнивая то, что было, с тем, что есть, Питер не мог не заметить — хоть и усиленно старался не думать об этом, — что сравнение не в пользу настоящего. Без присутствия Сириуса как в спальне, так и на курсе, было легче даже просто дышать, но в то же время без него было… скучно. Ремус теперь большую часть времени проводил обложившись учебниками, так что со стороны казалось, будто это самая что ни на есть настоящая крепость, — нет, разумеется, он и раньше так делал, но раньше был Сириус, чтобы оттаскивать его от этих кладовых знаний, теперь же если Джеймс это и делал, то почти сразу же они вдвоём исчезали в неизвестном направлении, отговорившись каким-то нелепыми фразами, которые каждый раз становились всё примитивнее и примитивнее. Так что быть может Питер и скучал иногда — периодически, ну очень-очень редко — по компании прежних четверых Мародёров, но после таких вот исчезновений друзей и их беззастенчивой лжи (ну какое у них может быть сдвоенное свидание?!) все его лучшие побуждения таяли, как дым, сменяясь разочарованием и острой обидой.

Он на столь многое пошёл, чтобы люди, которых он считал друзьями и которые, видимо, не считали другом его, стали, наконец, обращать на него хоть чуть-чуть больше внимания. Он столько всего сделал, чтобы добиться или хотя бы стать на шаг ближе к своей цели. Шантажировал Снейпа, чтобы тот сварил запрещённое к хранению зелье. Заключил Нерушимую клятву. Он даже сумел устранить Блэка! И что? А ничего! Ни-че-го! Абсолютно! Совершенно! Пустышка! Поначалу всё было просто чудесно: Джеймс наконец-то разговаривал с ним как с равным и даже первым — чего никогда не было, пока он дружил с Сириусом — посвящал его, а не Ремуса в свои планы. Например, та их общая задумка заблокировать проход в слизеринскую гостиную была просто супер.

К сожалению, остаться на шоу им не удалось: мантия-невидимка и так с трудом их скрывала, а тут к тому же ещё и Филч со своим ненаглядным кошаком повадился инспектировать подземелья, так что им с Джеймсом пришлось в экстренном темпе уносить ноги и прятаться от завхоза в Выручай-комнате, как по заказу преобразившейся в какой-то тёмный и мрачный бункер с затхлым запахом пыли. Можно было отсидеться в укрытии, пока Филч не свалит куда-нибудь ещё — ловить других студентов, например, а потом пойти и из-за угла насладиться зрелищем «слизеринцы против стены», но Джеймсу было лень, и они разделились: Питер остался ждать зрелища, чтобы потом рассказать друзьям об увиденном, а Джеймс под мантией свалил обратно в башню.

Ждать пришлось долго — не меньше часа: почему-то слизеринцы, как сговорившись, шастали куда угодно, но только не обратно в свою гостиную. Питер даже начал подумывать, что ему следовало последовать примеру Джеймса с самого начала, а не торчать в холодном подземелье в облике крысы: тоже небезопасное занятие, особенно если вспомнить о филчевом кошаке. И вот, когда он уже совсем отчаялся застать что-нибудь особенное, в поле его зрения появился — кто бы мог подумать? — Снейп. Конечно, если бы вместо него оказался Сириус, было бы во стократ лучше, но за неимением большего Питер, вгрызшись зубами в обнаруженный им кусочек сыра, — наверное, перед трансформацией выпал из кармана — он иногда таскал с собой сыр, чтобы поживиться, если проголодается, — во все глазки-бусинки уставился на слизеринца. А тот, уже обнаружив, что проход наотрез отказывается открыться, теперь пытался пройти внутрь, применив к каменной кладке, за которой скрывалась гостиная Слизерина, вычитанные им из книг чары. Получалось плохо, а вернее не получалось совсем. До появления Блэка. Вот тогда-то и началось то супер-шоу, ради которого они с Джеймсом и старались.

Будь Питер в человеческом обличье, он бы от нетерпения начал грызть ногти — старая детская привычка, о которой он вспоминал теперь, только когда сильно волновался, а так пришлось довольствовать сыром, тот, правда, немного зачерствел, но на его крысиный вкус был вполне съедобным. Он ожидал, что Сириус и Нюниус как обычно обменяются парой-другой обидных ругательств, а потом повыхватывают палочки-выручалочки и вцепятся друг другу в горло, но на его глазах произошло нечто куда более захватывающее и невероятное. Сириус, как и ожидалось, довольно быстро догадался, что к чему, и разблокировал проход, но, не удержавшись на двух лапах — наверное, потому что кучу времени проводил в облике Бродяги, как мысленно позлорадствовал Питер (других-то крыс поблизости не наблюдалось, чтобы можно было поделиться с ними своим наблюдением), — упал на пол. И тогда Снейп, кажется, и сам удивившийся своему поступку, протянул ему руку. Питер подавился сыром. Сириус же вылупился на него, как… как если бы перед ним стоял Нюниус-Снейп и протягивал руку, предлагая свою помощь. Что было дальше, Питер не знал: слизеринцы, настороженно переглядываясь, наконец-то пробрались в свою гостиную, и вернувшийся к жизни проход надёжно скрыл их от глаз Петтигрю, но и того, что он увидел, Питеру было более чем достаточно. Приняв свой собственный облик, он опрометью бросился в башню, чтобы рассказать обо всём друзьям, но тех там почему-то не оказалось. Когда же Ремус и Джеймс всё-таки обнаружились — и не где-нибудь, а в библиотеке! — и он, едва ли не захлёбываясь от осознания нереальности увиденного, усиленно жестикулируя, поведал друзьям о том, какое шоу они пропустили, разумеется, ему никто не поверил. Он и сам бы себе не поверил, если бы не видел собственными глазами, так что даже не стал — почти — обижаться на них.

А три дня спустя появилась первая ласточка — фигурально — вестница того, что Бродяга и Нюниус сговорились, образовав свою группировку против Мародёров. Нехилая такая ласточка. В итоге половина Гриффиндора тусовалась в Больничном крыле — те, кому не повезло, а другую половину распределили по башням Равенкло и Хаффлпаффа. Хорошо ещё, что Дамблдор додумался не отправлять их в подземелья Слизерина, а то бы большая часть либо змеёнышей, либо львов, учитывая их взаимную нелюбовь, — мягко говоря, — так и не проснулась бы на следующее утро.

В ответ возжаждавшие мести Мародёры — в первую очередь Джеймс, разумеется, — дружной компанией — Ремус пошёл с друзьями только для того, чтобы те не натворили ещё больше бед, чем собирались, — направили свои стопы в кухню, где обрадованные их появлением домовые эльфы накормили всю троицу до такой степени, что в животы не влезало уже ничего, кроме сока. А пока дружелюбные существа мотались по всей кухне, выполняя их заказы, Джеймс с помощью Хвоста быстренько успел распределить по котелкам выпрошенное Питером у матери маггловское слабительное. Эффект был просто потрясающим. Наверное, они всё-таки переборщили с дозой, потому что уже через несколько минут после начала завтрака Большой Зал начал стремительно пустеть, причем покидали его исключительно слизеринцы.

Питер ликовал! А вот Джеймс, ещё прошлым вечером больше всех предвкушавший момент расправы, как ни странно, выглядел совсем не довольным при виде того, как Сириус, бросив ложку в тарелку с недоеденной им овсянкой, на световой скорости вылетел из Зала. Снейп улетучился немногим позже него, держась за живот и при этом умудряясь сохранять прежний горделивый вид.

В тот день Питер чувствовал себя как на вершине Олимпа, мифической обители богов, и даже мрачный и неразговорчивый Джеймс был не способен омрачить его настроение.

А совсем недавно ему даже удалось совершить, казалось бы, невозможное: без чьей-либо помощи — в одиночку — проникнуть в кабинет директора!

Позади него прошуршала под чьими-то ногами трава, и гриффиндорец быстро открыл глаза.

— Привет, малыш Питер, — с лёгкой насмешкой произнёс тот, кто нарушил его уединение.

— Ты опоздал, — бросив взгляд на свои наручные часы, недовольно прокомментировал Питер, вставая с земли и запихивая запачканный учебник — Пинс его потом убьёт — обратно в сумку. — Вряд ли твой Повелитель будет доволен, если ему станет известно — совершенно случайно, разумеется, — как ты себя ведёшь со столь ценным источником информации, как я.

— Опаздывают грязнокровки, а я — задерживаюсь, — уже более настороженно ответил тот, видимо сполна оценив степень угрозы и всё же с явным удовольствием наблюдая за тем, как по лицу его гриффиндорского собеседника пробежала тень при намёке на его происхождение. Слизеринец нетерпеливо посмотрел на циферблат своих часов, тем самым давая понять, что он не намерен тратить на него своё драгоценное время. — Ну так ради чего ты меня вызвал? Есть новости?

Питер кивнул.

— Да. И можешь мне поверить: твоему Хозяину они понравятся. И кстати, хватит звать меня малышом, Блэр.

* * *

— Вот тебе, урод сальноволосый!

Северус попытался заблокировать удар или хотя бы увернуться, но проделать это не видя противника было непросто, особенно учитывая то, что его коньком всегда были зелья и тёмная магия, а не маггловский мордобой. И само собой, попытка провалилась. Кулак озверевшего Блэка (не то чтобы у того не было на это причины) врезался в его любимую нижнюю челюсть. Из глаз от боли брызнули слёзы, а темнота наконец-то разнообразилась яркими разноцветными искрами, в которых Северусу почему-то померещились миниатюрные серебряные котлы — давняя мечта, которую он наконец-то сумел осуществить в этом году на оставленные ему в наследство деньги деда, — и сверкающие хрустальные флаконы для наиболее редких и сложных зелий.

Глюки разогнала боль в ушибленных коленях, когда он после недолгого падения с удивлением очутился на полу потайной каморки, куда их с Блэком запихнул директор. Хвала Слизерину, Дамблдор додумался отобрать у них палочки! — неужели предполагал, что такое может произойти, или решил перестраховаться?.. С него ста…

Заслышав рядом с собой учащённое дыхание однокурсника, Северус быстро — как мог — вскочил на ноги, отпрыгивая в сторону — подальше, как ему казалось, от Блэка. Однако ошибиться в темноте немудрено, и вместо этого он наоборот налетел прямо на своего противника. Он не успел полностью разогнуться и потому одновременно с блэковским вскриком «Чёрт!» почувствовал, как его лоб соприкоснулся с какой-то частью тела Сириуса, возможно, даже с челюстью. Чтобы снова не упасть, Северус машинально изо всех сил вцепился в первый попавшийся предмет, которым, по несчастью, оказалась мантия Сириуса. Однако вместо того, чтобы с её помощью удержаться на ногах, он потянул Блэка за собой, и они оба с руганью рухнули и покатились по полу, продолжая яростно мутузить друг друга. Сказать, кто побеждает, было несколько затруднительно, но Северус старался, чтобы счёт Сириуса не перевешивал его собственные заслуги.

Слишком увлечённые друг другом, они не сразу заметили, что в каморке уже не так темно, как было всего минуту назад, и что у их потасовки откуда-то появились непрошеные зрители. Восклицания «Сириус!» (женский голос) и «Мистер Снейп! Немедленно прекратите!» (о-па, директор вернулся) они оба пропустили мимо ушей. И зря, потому что в следующий момент невидимая, но мощная сила бесцеремонно оторвала их друг от друга и швырнула в разные углы комнаты. Не вняв предупреждению, Сириус вскочил на ноги и, одержимый желанием в кои-то веки всего лишь набить другу рожу, попытался вернуться к прежнему занятию.

— Сидеть, Блэк! — взревел незнакомый зычный голос, а затем, когда он, проигнорировав и это предупреждение, уже успел преодолеть почти половину пути, на него обрушился ледяной поток воды — маленький рукотворный водопад. Промок и замёрз Сириус в ту же секунду, но ни это, ни упавшие на глаза мокрые пряди волос не помешали ему увидеть ядовито-довольную ухмылку и сложенные на груди руки Снейпа.

— Правильно, СИДЕТЬ, Блэк, — поддержал тот своего невидимого пока что защитника, и сразу после этих слов на него обрушился точно такой же водопад. Со стороны зрелище было… зрелищным. Пришёл черёд Сириуса злорадствовать, чем он немедленно и занялся, едко заметив:

— Вот видишь, Нюниус, не только я считаю, что тебе срочно нужен душ.

Снейп ошеломлённо хватанул ртом воздух и, яростно сверкнув чёрными, как угольки, глазами — взгляд, правда, пропал втуне, — раздвинул в стороны соскользнувшие на лоб пряди. Едва видимый в тусклом свете, наполнявшем комнату сквозь открытую дверь, тот выглядел не только жалко, но и смешно, и Сириус едва сумел сдержать невольное желание совершенно по-девчачьи хихикнуть.

Пронзив напоследок друг друга злобными взглядами, слизеринцы, одновременно вспомнив о не угасшем желании выбраться, наконец, на волю, на удивление дружно повернулись в сторону не нужного никому из них защитника.

— Вы спя…

Сириус проглотил язык. Правда, не буквально. А произошло это от того, что он — единственный, кому из них двоих некогда посчастливилось лицом к лицу встретиться со знаменитым Аластаром Грюмом, узнал стоявшего в дверном проёме волшебника с иссечённым шрамами лицом.

— …тили?!?! — эхом продолжил за него Снейп, не обратив внимания на внезапно замолкшего товарища. Черноглазый слизеринец никогда не проявлял особого, да и обычного интереса тоже к тому, что происходило в обществе, так что не было ничего удивительного в том, что лицо начальника Аврората, пусть и показавшееся ему смутно знакомым, не вызвало у него никаких чётких воспоминаний и ассоциаций.

— Сев, — попытался остановить друга до того, как тот ляпнет что-то ещё, Сириус, — ты лучше не…

«Сев» вперил в него злобный взгляд и выразительно вытер крепко сжатым кулаком выступившую из разбитой губы кровь.

— Ну как хочешь… — не став настаивать, пожал плечами Сириус и, спрятав руки в карманы, принялся с нарочито невозмутимым видом тихо насвистывать популярную среди студентов мелодию. Благие намерения были задавлены на корню.

Вряд ли, конечно, собравшаяся здесь публика могла оценить его музыкальный талант, но раздражённый выдох Снейпа для него был равнозначен одобрительным аплодисментам и вызову на бис.

— Сириус, хватит.

— Есть, сэр! — не удержавшись, рявкнул он, узнав голос директора, невидимого из-за фигуры Грюма.

— Фигляр, — холодно прокомментировал аврор и повернулся в сторону Дамблдора. — Альбус, ты собрал нас ради этих сопляков?

Что ответил ему директор, Сириус не расслышал, потому что к его ужасу кто-то очень знакомым голосом позвал его по имени. Он нахмурился и попытался разглядеть лицо окликнувшего его человека, благо света теперь было достаточно.

— Сириус! Аластор, да отойди же! — снова прозвучал тот самый голос, и, потеснив Грюма, в директорскую каморку протиснулась мать Джеймса — Дориа Поттер, а за плечом главы Аврората Сириус только теперь углядел Чарлуса Поттера.

— Это ещё кто? — пробормотал из своего угла Северус. — Эй, Сир! Это что за дама?

— Отвали, — прошипел Сириус, в спешке приглаживая мокрые волосы и поправляя сбившуюся набекрень мантию, тоже безобразно мокрую и грязную — за что отдельное спасибо полу.

— Чёрт, я выгляжу как огородное пугало. Мы всю паутину на себя собрали, — проворчал Северус, совершая те же самые манипуляции.

— Зато сделали одолжение эльфам — им меньше убираться придётся. Спасибо тебе скажут.

— Больно нужно мне их спасибо!

— Заткнись! И вообще, иди ты к чёрту! — не вытерпел Блэк и, почти сразу же растянувшись в белозубой улыбке, произнёс: — Рад вас видеть, миссис Поттер. Чудесно выглядите.

Снейп фыркнул и пробормотал что-то неразборчивое насчёт явной лести. Сириус «убил» его взглядом, уже в который раз пожалев об отсутствии палочки. Кстати об этом…

— Профессор Дамблдор, а вы не могли бы вернуть нам наши волшебные палочки? — невинно осведомился он, мысленно подивившись тому, как по-идиотски это прозвучало. Выражение лица Грюма, поражённого наглостью Блэка, которому он ещё год назад предрёк незавидную участь Пожирателя Смерти, отчётливо сказало ему о том, что нет, не может.

— Во избежание недопонимания, мистер Блэк, вы с мистером Снейпом получите свои палочки только после того, как мы всё обсудим. Выходите оттуда, — мягко произнёс обнаружившийся позади Грюма директор.

Сириус сделал шаг к выходу, следуя указаниям волшебника, и остановился на месте, когда между ним и аврором осталось всего два шага. Приподнялся на носках и, выразительно приподняв брови, бросил взгляд на директора.

— Аластор, отойди, всё в порядке.

Предупреждающе посмотрев на слизеринца, тот потеснился, но когда Сириус поднял ногу, чтобы покинуть место их временного заточения, внезапно схватил его за руку. Не ожидавший этого Сириус тихо вскрикнул от боли — так больно аврор рванул его на себя.

— Я тебя предупредил, — прорычал Грюм и также неожиданно разжал пальцы, но теперь Сириус был к этому готов и, точно так же схватив того, отрывисто бросил: — Я вас тоже.

И он решительно перешагнул порог. В ту же секунду в глазах потемнело, в ушах застучали звонкие колокольчики, и он был вынужден опереться на первое попавшее плечо. К счастью, плечо принадлежало не Грюму, а Чарлусу Поттеру.

— Чёрт, что это было? — хрипло вопросил ненамного отставший от него Снейп, с трудом отлипая от стены, к которой он едва успел прислониться, когда внезапно начавшийся приступ головокружения закрутил-завертел и слил собравшихся в кабинете людей в одно неразборчивое пятно красок. Северус усиленно затряс головой, не обращая внимания на то, что с его мокрых волос во все стороны разлетаются мелкие брызги. Стоявшая рядом с ним статная женщина в бросавшейся в глаза яркой изумрудно-зелёной накидке вздрогнула, когда на неё попало несколько капелек, и лёгким взмахом палочки высушила мокрых, как водяные, слизеринцев.

— Это были чары, мистер Снейп. Не переживайте, их действие иссякло, как только вы переступили порог комнаты.

— Стоп, — перебил открывшего было рот Снейпа Сириус, озарённый внезапной догадкой. — Так это из-за вас мы там едва не поубивали друг друга? — возмущённо махнул рукой он в сторону оставшейся позади него каморки, но когда он обернулся, той уже и след простыл: вместо неё там стоял прежний стеллаж с книгами — тот самый, за которым в прошлый раз и обнаружилась дверь в эту чёртову комнатушку. — Дьявол, — с чувством выругался он, проигнорировав укоризненное «Сириус» Дориа Поттер. — Да у меня из-за вас клаустрофобия началась, чтоб вы знали!

— Мне очень жаль, мистер Блэк, но у меня не было иного выбора, — сочувственно улыбаясь, покачал головой старый волшебник, но Сириусу почему-то почудилось, что, искусно пряча свою улыбку под пушистой бородой, тот на самом деле вовсю развлекается, веселясь и где-то глубоко внутри зловредно хихикая. Однако же глаза мага не смеялись — взгляд, которым тот одарил замерших каждого на своих местах слизеринцев, был непривычно жёстким, совершенно не сочетавшимся с привычным образом чудаковатого старика, любившего щеголять в блестящих мантиях, поощрявшего студентов к новым проказам и попивающего чай с лимонными дольками.

Сириус бросил взгляд на стоявшего поодаль друга: тот, глубоко о чём-то задумавшись, кивал в такт каждому слову директора — значит, скорее всего, наконец-то всё понял, а быть может, даже вспомнил, что это за заклинание такое: кто знает, авось в будущем пригодится? Хотя, судя по выражению лица Грюма — а тот, как начальник Аврората, определённо имеет немалое влияние в Министерстве, — их обоих не ждало ничего, кроме камер-одиночек в одной из башен Азкабана. Сириус не был уверен, что Дамблдор уже успел посвятить старого приятеля в их проблему, но помня об отношении Грюма к его семейству и слизеринцам… Определённо камеры-одиночки. А Сириус, которого после совершённого им убийства посещали не столько воспоминания о том маггле, а непонятные сны о холодных стенах из грубых неотёсанных камней, грохот бьющегося о скалы прибоя и страшные фигуры в чёрных балахонах, с заунывным воем тянущие к нему свои костлявые пальцы, даже думать боялся о таком исходе. Именно для того, чтобы больше не видеть эти сны, он и пил зелье Сна без Сновидений, однако даже тогда — в пустоте, заменяющей ему сон в течение последних нескольких ночей, нечто смутное продолжало терзать его изнутри.

— Мистер Снейп, мистер Блэк, сядьте, — Дамблдор взмахнул палочкой, и прямо перед Сириусом из ничего возник узкий, предназначенный только для них двоих диванчик. Северус едва удержался от восхищённого комментария, продолжая всеми силами сохранять невозмутимое выражение лица: одно дело — трансфигурация какого-то предмета в нечто иное, а вот такое вроде бы вполне бытовое волшебство — это самый что ни на есть высший уровень магии!!! Разумеется, он уже давным-давно (примерно на пятом курсе) начал осваивать эту ступень, которую под совместным руководством МакГонагалл и Флитвика в Хогвартсе начинали изучать только на последнем курсе обучения.

Сириус, не сводя недоверчивого взгляда с директора школы, настороженно присел на самый край дивана и, переглянувшись с другом, вдруг закинул ногу на ногу. Чарлус Поттер, с которым они неплохо поладили, когда Сириус несколько недель жил у них в доме после того, как с помощью друзей сбежал из родительского дома на Гриммо 12, одобрительно хмыкнул и, наклонившись, что-то зашептал жене на ухо. Выслушав мужа, Дориа согласно кивнула и мимолётно улыбнулась, поймав устремлённый на неё взгляд Сириуса. И тот едва удержался от того, чтобы подмигнуть ей в ответ.

— Думаю, нам всем стоит присесть, — прозвучал женский голос, в котором слизеринцы к своему удивлению сразу же узнали строгий голос профессора Трансфигурации Минеры МакГонагалл. Сириус сначала ссутулился, будто надеясь таким незамысловатым способом избежать встречи со своим бывшим деканом, а потом, одумавшись, наоборот ещё сильнее распрямился.

— Ты бы определился, чего ты хочешь, — шепнул ему Северус, заработав болезненный, но почти дружеский тычок под рёбра.

Когда все люди расселись — кто у окна, кто у стены, а один довольно высокий молодой колдун с квадратной челюстью и густыми соломенного цвета волосами удобно устроился рядом с фениксом, который, судя по всему, остался весьма довольным составленной ему компанией. Хотя скорее всего Фоукса больше порадовало то, что неизвестный волшебник тут же принялся аккуратно гладить его по изогнутой шее.

— Подмор, хватит! — окликнула его сидевшая в противоположном углу комнаты симпатичная брюнетка. — Мы не для этого здесь собрались. Я так понимаю, Альбус, дело в этих мальчиках?

Сириус собрался было возмущённо заявить, что он уже давно не мальчик, но мгновенно передумал, ощутив, как кто-то — а именно сидевший справа от него и натянуто улыбающийся Снейп — изо всех сил наступил ему на ногу.

Дамблдор покачал головой.

— Нужно ещё немного подождать, Хестия. Пока не все собрались.

Брюнетка осмотрелась по сторонам, а потом страдальчески вздохнула и закатила глаза.

— Ну сколько можно? Опять он опаздывает!

— Я тоже рад тебя видеть, Джонс, но вообще-то я уже давно здесь, — насмешливо прозвучал медово-бархатный голос. Женщина, оглянувшись на говорившего, прищурилась и недовольно скрестила руки на высокой груди. Сириус вытянул шею, но так и не сумел ничего разглядеть.

— В таком случае кого мы ждём? — спрятав улыбку, спросил мистер Поттер у сидевшего рядом с ним волшебника в тёмно-красной мантии — шотландца, не раз доказавшего свою верность делам Ордена. Дуглас пожал плечами.

— Не знаю, но Аберфорт как-то обмолвился, что именно из-за важности этого человека его ни разу не было на собраниях Ордена, — тихо ответил он. — Это всё, что мне известно. Хотя кто-то из наших поговаривал, что это именно он устраивает эти подлянки Пожирателям. Чем чёрт не шутит?

Чарлус присвистнул.

— Если это и в самом деле так, то я его уже заранее уважаю.

— Ты бы лучше вот над чем подумал: если Дамблдор на протяжении целого года скрывал его даже от нас, то с какой стати он решил вывести его в свет именно сегодня? Когда помимо нас здесь двое мальчишек?

— Ну, насколько мне известно, Сириусу уже есть семнадцать, — увидев, как тот выразительно закатил глаза, услышав явно опротивевшее ему «мальчик», улыбнулся мужчина. — Так что по всем меркам он уже совершеннолетний, да и не тот он человек, который способен на предательство, я в этом уверен. К тому же он лучший друг моего сына, а Джеймс не стал бы дружить с кем попало, — уверенно закончил Чарлус. Шотландец пожал плечами.

— Ну как знаешь. Всё равно каждый останется при своём мнении. К тому же, на мой взгляд, его друг такого впечатления не производит. — Он повысил голос: — Альбус, долго нам ещё ждать?

Дамблдор бросил взгляд на часы.

— Нет.

Все члены Ордена Феникса, включая слизеринцев, дружно повернули головы в сторону входа.

Открылась дверь.

* * *

— А вот и я. Прошу любить и жаловать, — облокотившись о косяк, приветствовал их всех прямо с порога высокий мужчина с длинными чёрными волосами, в котором Сириус и Северус узнали профессора Защиты от Тёмных Искусств Алекса Уайта. Сириус, который с самого появления того в Хогвартсе относился к Уайту чуть ли не с ненавистью, поджал губы и презрительно скривился. А вот Северус, мигом вспомнив увиденное им с помощью легилименции воспоминание друга, наоборот, с живым интересом, никак не отобразившимся на его лице, уставился на профессора.

Директор тоже встал, дабы представить прочим членам Ордена новоприбывшего.

— Господа…

— И дамы! — выкрикнула девушка, всего лет на пять, если не меньше, старше Сириуса и Северуса. Уайт усмехнулся, и даже Грюм, который, вполне возможно, являлся её начальником — у Алекса не было никакой возможности определить, кем работает эта милая «дама», потому что когда он, Джеймс, Ремус и Питер вступили в Орден в его будущем, её здесь уже не было, — позволил себе коротко улыбнуться.

— Да, и дамы, — признательно кивнул девушке старый волшебник. — Перед вами профессор Алекс Уайт, он не является членом Ордена Феникса, но, тем не менее, имеет полное право присутствовать на наших совещаниях.

Возражений и протестов не последовало, так что директор и профессор, обменявшись странными взглядами, опустились в кресла.

— Простите, профессор, а что за предмет вы преподаёте? — осведомилась у Алекса Эммелина Вэнс, одна из немногих фениксовцев самого первого состава, которым удалось пережить первую войну.

— Защиту от Тёмных Искусств.

— В самом деле? Наверное, недавно начали? Говорят, эта должность проклята самим Волан-де-Мортом.

Алекс повернул голову в сторону своего второго собеседника, сидевшего почти напротив него — разве что чуть правее, и наткнулся на обезображенное шрамами лицо главы Аврората. К его чести следует сказать, что он ничем не выказал своего беспокойства — разве что немного помедлил с ответом, выискивая подвох в вопросе седовласого волшебника.

— Да нет вообще-то, уже второй год преподаю и ничего, что могло бы доказать существование этого проклятья, не замечал.

Грюм продолжал сверлить его взглядом.

— Альбус, нам нужно поговорить, — не отводя глаз, обратился он к Дамблдору. — После собрания.

Директор кивнул.

— Хорошо.

А сидевший чуть поодаль Дункан снова наклонился к Поттеру.

— В последние несколько месяцев у них есть только одна общая тема для обсуждения: этот «Икс», его личность, причины и цели. Не знаю, как вы, — с тихим смешком произнёс он, имея в виду обоих Поттеров: Дориа тоже краем уха прислушивалась к разговору супруга, — а мне отчего-то кажется, что Дамблдору об этом известно куда больше, чем он говорит.

— Ну, так было всегда, — философски пожал плечами Чарлус. — И вряд ли когда-нибудь будет иначе. Кстати, сочувствую вам, профессор, — обратился он уже к Алексу. — Теперь у Аластора вы самый главный претендент на «Икса».

Тот пожал плечами и отвернулся.

— Что-нибудь придумаю, — и уже тише, себе под нос добавил: — Как всегда. Уж мне-то не привыкать.

Фениксовцы, терпеливо ожидая, когда Дамблдор возьмёт слово и перейдёт к сути дела, тихо переговаривались между собой. Чтобы Пожиратели не смогли их выследить и причинить вред их семьям, они старались не общаться больше необходимого за стенами Хогвартса, а уж упоминание «Ордена» и «Феникса» вообще было негласным табу.

А Сириус и Северус, чувствуя, что вопреки всем их ожиданиям и страхам (хотя в этом ни один из них не признался бы даже под угрозой смерти) обстановка очень даже дружелюбная, начинали нервничать уже по другому поводу: из-за затягивающегося молчания Дамблдора, которому, казалось, не было до них никакого дела.

Чарлус Поттер ещё несколько мгновений смотрел на новоявленного не совсем фениксовца, а потом всё-таки вернулся к прерванному его появлением разговору с шотландцем.

— Ну не знаю, на мой взгляд Аберфорт — не тот человек, которому можно верить на слово, — с сомнением протянул он, тем не менее, поглядывая не на собеседника, а на Алекса, который, сложив руки на груди, с закрытыми глазами сидел, откинувшись на спинку кресла. Судя по расслабленному лицу и упавшей на глаза пряди волос, равномерно взлетающей в такт дыханию, возможно, что тот даже безмятежно спал. По крайней мере Чарлус не знал ни одного человека, который был способен оставаться таким спокойным под взглядом Грюма.

— Нет. Аберфорт настолько недолюбливает Альбуса, — интересно, кстати, почему? — что с него вполне станется сказать правду. Просто из вредности, — хмыкнул Дункан.

— Думаешь, школьный учитель способен так долго водить за нос Пожирателей Смерти? — скептически поинтересовался Поттер-старший. — Я, конечно, не говорю, что можно верить газетам, но кое в чём и они могут быть правы. К тому же, насколько я помню, аналитики из Аврората и Министерства уже выдвинули несколько гипотез, причём все сошлись, что «Икс» это кто-то из Пожирателей, предавший своего хозяина, а Уайт к ним точно не принадлежит.

— С чего ты взял? — живо заинтересовался волшебник. — Вы что, знакомы?

— Нет. Просто посмотри, — Чарлус кивнул в сторону дремлющего преподавателя. — У него закатаны рукава. Видишь? Метки нет.

Алекс и в самом деле сидел с закатанными до локтей рукавами, и как раз в тот момент, когда два волшебника обернулись на него, его голова обессилено откинулась назад, а рот забавно приоткрылся. Чарлус усмехнулся.

— Надо же, и в самом деле спит, — он посмотрел на часы. — Видимо нехило его ученички достали. Надо будет у Джеймса разузнать при встрече.

— Прямо как специально…

— Что?

— Я говорю, рукава закатаны так, будто он специально это сделал, чтобы у нас не возникло никаких подозрений.

— О Мерлин! Дункан, ты порой прямо как Грюм с его паранойей, — тихо, чтобы не разбудить спящего и чтобы не их услышал сам аврор, рассмеялся Чарлус. — Разумеется, это сделано специально: чем отвечать по сотне раз на один и тот же вопрос, гораздо проще единожды продемонстрировать.

— Так, — наконец после продолжительного ожидания заговорил глава Ордена, и все посторонние, не относящиеся к делу разговоры разом стихли: каждый из присутствовавших на собрании фениксовцев — лишь внутренний, самый доверенный круг — осознавал, что какова бы ни была причина, по которой их собрали — она очень серьёзна.

Сириус, со скучающим видом аристократически живописно расположившийся на большей половине дивана (Северусу пришлось довольствоваться малым и сидеть, подобно примерному школьнику, прижав локти к бокам и сложив руки на коленях), заинтересованно приоткрыл левый глаз: под остававшимся закрытым правым уже медленно наливался цветом лиловый синяк.

Не пошевелился только Алекс, продолжая безмятежно посапывать под обращёнными на него косыми взглядами.

— Думаю, некоторые из вас уже знают, в чём причина сегодняшнего экстренного собрания, — медленно, не торопясь, подолгу обдумывая каждое последующее слово, продолжил директор. Сириус открыл второй глаз.

— Появилась достоверная информация, согласно которой Тёмный Лорд Волан-де-Морт… — Карадок Дирборн, выглядевший непривычно молодо по сравнению с тем, каким помнил его Алекс, вздрогнул и поёжился при упоминании имени противостоящего Ордену мага. Директор, будто и не заметив этого, как ни в чём не бывало продолжил: — …планирует начать наступление на Хогвартс ближе к концу этого учебного года.

Старик замолчал, дав соратникам немного времени, чтобы обдумать и переварить первую часть дурных новостей, которые ему предстояло вывалить на них.

Сириус пожал плечами и, обращаясь исключительно к Снейпу, мрачно произнёс: — И почему я не удивлён? Как всегда всё самое худшее случается именно в конце года и непременно ПЕРЕД экзаменами.

Снейп, даже более внимательно, чем он, прислушивающийся к ведомым вокруг них разговорам, ответить не успел.

— А откуда эти сведения? — внезапно открыв совершенно не сонные глаза, спросил профессор Защиты и сел прямо.

Дамблдор коротко улыбнулся.

— Птичка на хвосте принесла.

Грюм подозрительно сощурился.

— То есть анонимное послание, — мигом расшифровал он, взглянув на старого друга в ожидании подтверждения или опровержения. Впрочем, Альбуса Дамблдора он знал едва ли не дольше и лучше всех собравшихся, так что ошибки быть не могло. В ответ же он заполучил лишь ещё одну всезнающую и уже давно порядочно раздражавшую его улыбку.

Лицо Алекса, тоже сделавшего какие-то свои выводы, на секунду приняло удивлённо-отстранённое выражение, но когда Грюм, по словам Чарлуса Поттера не беспочвенно подозревавший в нём своего безымянного помощника, перевёл на него взгляд, по его лицу уже ничего нельзя было прочесть. Однако удержаться и не сказать при всех, как раньше это сделал Грюм: «Альбус, надо поговорить», — оказалось нелегко.

— И если благодаря нашим доблестным аврорам, — Аластор скривился от того, каким возвышенно-патриотичным тоном это было произнесено — будто Дамблдор выступал перед репортёрами или Министром, — на какое-то время Пожиратели были вынуждены затаиться, но теперь они вновь активизировались. Аластор сообщил мне, что этой ночью Чёрная Метка зажглась над ещё четырьмя домами, и даже более того, стало известно, что цепь убийств в пригородных кварталах Парижа также является их рук делом.

— И что? Мы всё равно пока не можем никого из них арестовать, — с плохо сдерживаемым гневом сжал кулаки соломенноволосый волшебник. Стуржис Подмор — наконец узнал его Алекс. Тот самый, которого арестовали по обвинению в попытке взлома и ограбления в Министерстве Магии и приговорили к шести месяцам заключения в Азкабане. Дьявол, вернее, арестуют и приговорят, в будущем. — А даже если и арестуем, то только по какому-нибудь нелепому обвинению, от которого они сразу откупятся!

— Это точно, — подхватил сидевший рядом с МакГонагалл седовласый маг постарше. — Да даже тех, о которых мы точно знаем, что они Пожиратели, мы всё равно не можем элементарно найти!

— Чтобы их найти, как раз много ума не надо, — возразил Алекс. — Проблема в том, как их поймать.

Фениксовцы — в основном, конечно, мужчины и преимущественно авроры — дружно загудели.

— Да тот же Рейз! Ведь наверняка у своего кузена МакНейра отсиживается, а у нас, видите ли, нет прав на обыск! — тут же, явно кого-то передразнивая, подхватил МакЛаген. Гул стал сильнее.

— Однако на этот раз… — Дамблдор откашлялся, привлекая к себе внимание, и, когда спустя некоторое время возмущённые волшебники и волшебницы притихли, начал заново: — Однако на этот раз Волан-де-Морт пошёл ещё дальше: в ряды своих сторонников он начал набирать детей.

Все взгляды как один прикипели к фигуркам слизеринцев. Сириус невольно поёжился, поймав на себе взгляд Грюма и опустил голову, стараясь не встречаться глазами с четой Поттеров, когда те тоже поняли и осознали, ЧТО он делает на собрании Ордена. До него донеслось тихое сдавленно «Сириус…», произнесённое голосом Дориа. Чарлус не сказал ни слова, а он не смог набраться храбрости, что посмотреть на него.

— У меня ощущение, что он нас просто использовал, чтобы дать им ещё один повод для ненависти к Лорду, — склонился он к уху однокурсника. Северус промолчал, однако по выражению его лица было ясно, что не одному Блэку неуютно находиться среди одних только гриффиндорцев-фениксовцев.

— Побольше уважения, мистер Блэк! — с нажимом заметила МакГонагалл. — Этот «он» — ваш директор.

Сириус очаровательно — в знак извинения — улыбнулся строгой преподавательнице и самому директору, а затем опять склонился к уху слизеринца.

— Прозвучало почти как «хозяин», — тихо шепнул он.

На этот раз Снейпа проняло: он согласно хмыкнул и, несильно пихнув его в бок, наконец, произнёс: — Подвинься, мне места мало.

— Да, ваше величество, — совсем уже тихо — одними губами ответил Сириус и вжал голову в плечи, только теперь заметив, что МакГонагалл всё ещё внимательно смотрит на него, неодобрительно поджимая губы.

Он, как раньше Северус, сложил руки на коленях, чуть ссутулился для принятия достаточно покаянного вида и виновато опустил глаза в район пола.

— Простите?

И без того тонкие губы строгой волшебницы превратились в тонкую белую ниточку.

— Учитывая неприятности, в которые вы умудрились вляпаться по собственной дурости, мистер Блэк, я бы советовала вам вести себя ниже травы, тише воды.

Сириус открыл было рот, чтобы ответить, что он и так ведёт себя тише некуда, когда благодаря тому, что Снейп усиленно наступил ему на ногу, внезапно понял, что прослушал последние слова директора.

— А? Что? — он покосился на друга, но тот не смотрел на него, сосредоточенно возясь с рукавом мантии.

— Мистер Блэк, — догадавшись о его затруднениях, повторил Дамблдор, — покажите Метку.

Сириус, с каждой прошедшей минутой всё больше убеждавшийся, что идея и впрямь была идиотской, с сомнением поглядел на друга, который уже с показательно невозмутимым видом демонстрировал подтверждающую слова директора Метку. Вообще-то выбора у них как такового уже не было, но не утешающая мысль о том, что возможно из этого кабинета их с Севом отправят прямиком в Азкабан, заставляла колебаться и медлить, оттягивая момент. Тем более что Грюм, — первая встреча с которым, состоявшаяся чуть больше года назад в этом самом кабинете, оставила после себя более чем неприятные воспоминания о разговоре с бывшим кумиром, — смотрел на Снейпа и его Метку так, будто узрел старого, долгое время скрывавшегося и наконец вновь обнаруженного заклятого врага. Хотя даже присутствие Грюма — яростно ненавидевшего всё, что было как-то связано с Пожирателями Смерти, их Повелителем и Тёмной магией, а Сириусу не посчастливилось вляпаться и в то, и в другое, и в третье, — не напрягало его так, как присутствие Уайта и родителей Джеймса.

Сириус рвано, но так, чтобы этого никто не заметил (судя по всему, получилось не очень), выдохнул и обнажил левую руку, закатав непослушный, всё время норовивший сползти и спрятать темнеющее на коже безобразие рукав. На Поттеров, как и на Метку, он старался не смотреть, уперев взгляд в выбранную наугад точку на противоположной стене. Однако не тут-то было: невольно взгляд «пополз» и в итоге упёрся в наблюдавшего за ним обитателя одного из висевших в кабинете портретов предыдущих директоров Хогвартса. И тут же, словно мнение давно умершего и похороненного в фамильном склепе родича могло что-то значить, Сириус выпрямился, гордо расправив плечи. Даже поза изменилась: из развалисто-небрежной плавно и незаметно для него самого перетекла в… Профессор Уайт скривил губы, будто собираясь выругаться, и мигом изменил положение, раздражённо одёрнув правый рукав мантии, из которого на миг высунулся кончик его волшебной палочки.

Выражение же лица высокомерного предка не изменилось — он, как ни в чём не бывало, продолжал раскуривать мерно дымящую трубку, — но глядевшему на него Сириусу показалось, что в таких же серых, как у него, и чуть раскосых глазах под угольно чёрными бровями (художник явно старался угодить заказчику, потому что портрет, если Сириус правильно помнил, писали, уже когда Найджелус Блэк стал директором Хогвартса, а в то время ему уже было куда больше, чем сейчас Дамблдору) промелькнуло одобрение — непонятно только к чему именно: то ли к Метке, то ли к… Впрочем, пытаться понять Блэка — даже если тот несколько веков как помер — дохлый номер. Тем более для другого Блэка.

Седовласый волшебник, в котором Сириус не без удивления узнал Армандо Диппета, бывшего директором до того, как на эту должность был назначен Альбус Дамблдор, недовольно покосился на слизеринского директора (Сириус был уверен, что промолчал он лишь из-за того, что не хотел пропустить ни одного слова своего преемника) и демонстративно помахал рукой перед своим носом, отгоняя от себя расползающийся во все стороны дым. Однако, что было ещё более удивительно, возвращаться из чужого портрета в свой он не спешил, предпочитая продолжать вести наблюдение из второго кресла, которого — Сириус был в этом уверен — не было раньше на портрете Финеаса Найджелуса. Наверное, несмотря на имевшиеся между ним и Финеасом Блэком разногласия, Диппет склонялся к тому, что рисовавший этот портрет художник — его имя не сохранилось для «благодарных» потомков, которые, кстати, были бы очень рады, если бы запечатлённый на холсте предок не лез не в свои дела, — вдобавок ко всему неплохо потрудился над интерьером. Во всяком случае Сириус давно заметил, что, несмотря на характер и брюзжание хозяина портрета, большинство директоров, за исключением Дайлис Дервент, выслушивали новости, оккупировав именно его портрет.

— Нет, Аластор, арестовать ты их в любом случае не сможешь, — вернул его к неутешительной реальности твёрдый голос Дамблдора. — Эти юноши — несовершеннолетние, и у тебя нет никаких прав упечь их в тюрьму.

Сириус ненадолго успокоился и даже расслабился — ровно до тех пор, пока не вспомнил, что ему-то, в отличие от Северуса, день рождения которого ещё только должен был быть в приближающемся январе, уже есть семнадцать. Что странно, когда он оглядел фениксовцев — совершенно невольно, скорее всего по привычке, задержав взгляд на симпатичной кудрявенькой волшебнице в очень шедшей ей малиновой мантии, — профессор Уайт выглядел значительно бледнее, чем раньше (хотя он и так не мог похвастаться тёмным цветом кожи) — будто это его, а не Сириуса Грюм намеревался сплавить в Азкабан на подкормку тамошним дементорам.

— Но и это ещё не всё.

— Есть новости ХУЖЕ этой, Альбус? — тихим и в то же время совершенно спокойным голосом спросила Дориа, стараясь не смотреть на Сириуса и мысленно радуясь, что её сын с тем милым мальчиком — Ремусом не присутствуют на этом собрании. Когда-то, когда Джеймс, на каникулах вернувшись из школы домой, взахлёб рассказывал о своём новом лучшем друге, она не без оснований беспокоилась, что первенец Вальбурги окажет дурное влияние на её единственного сына. Свою ошибку она поняла много позже — только когда Джеймс едва ли не силой втащил в дом мявшегося на пороге Сириуса. Тот прожил у них не так уж и долго — пара недель зимних каникул и всё, но Дориа, всегда очень хорошо разбиравшейся в людях этого было более чем достаточно. Она не знала, как Сириус умудрился стать Пожирателем — но ведь не от хорошей же жизни, правильно? — но не была вполне уверена, что Джеймс, и так с некоторых пор находившийся в состоянии войны с бывшим другом — хотя его непонятная злость (Дориа даже, подозревая постороннее вмешательство в психику сына, тайком от мужа проверила того на внешнее воздействие — и ничего) и поутихла в последнее время), правильно воспринял бы эту страшную новость.

— Увы, — со странным сочувствием поглядев на профессора Защиты, ответил ей Дамблдор. — Как всегда всё не так просто, как нам хотелось бы. Волан-де-Морт не просто привлекает на свою сторону детей своих сторонников. Многие были вынуждены присоединиться к нему из-за угроз в адрес своих семей или шантажа.

Сириус бросил взгляд на Снейпа, вспомнив, что тот так точно и не сказал ему о причинах своего вступления в стан Пожирателей. Уж у него-то не было и нет родственников, смертью которых ему можно было бы пригрозить в случае отказа. Конечно, не стоило забывать об Анжелике Гринвуд — его чудовищно «очаровательной» опекунше, по воле покойного, взявшей в свои ежовые рукавицы управление как замком Принцев, так и всеми остальными делами не менее чудовищно очаровательного полукровного родственничка.

Надо сказать, после той краткой, но содержательной рекомендации, которую дал им Северус, он не удержался и, приехав домой, всё-таки порылся в домашних архивах. Информации в итоге нашёл не так уж и много, но то, что он нашёл, если и не объясняло, то уж проливало кое-какой свет на данную ситуацию. Например, почему чистокровная колдунья вообще возится с полукровкой, вполне удовлетворившись своим положением опекунши и не пытаясь получить никакой выгоды. Вальбурга, когда он спросил её о «мадам» Гринвуд, скривилась так, будто ей под нос сунули целую лопату — лопатище дурнопахнущего драконьего навоза, и посоветовала лучше начать общаться с Малфоями, а не думать об «этой стервозной магглолюбке». Так, сама того не желая, мать подала ему идею порыться в старых газетах. Вот где обнаружился самый настоящий кладезь информации. Оказалось, что Анжелика Мирабелла Гриндвуд — троюродная сестра Нерона Принца по материнской линии и дальняя кузина Абраксаса Малфоя, в свою очередь приходящегося родичем как Блэкам, так и большинству других чистокровных волшебников, — по отцовской. Таким образом, Сириус к своему неприкрытому ужасу убедился, что слова Снейпа — правда, и они и в самом деле родственники. Хорошо хоть дальние. Ещё он узнал, что мадам опекунша, «золото, а не женщина», последние двадцать с чем-то лет провела за пределами волшебного мира, обосновавшись за границей — в Швейцарии — и неплохо приумножив свой капитал. Ему даже удалось нарыть среди кипы старых фотографий её снимок. Дамочка и в самом деле была ещё та красотка, так что ему оставалось только недоумевать, чем думали её бывшие мужья, когда просили у неё руки и сердца, предлагая взамен свои кошельки.

— Но ведь если будет битва, то как мы будем сражаться с детьми? Тем более если они и сами будут действовать против своей воли? — по-прежнему тихо озвучила мысли большинства Дориа Поттер. Фениксовцы молчали. Молчал и директор.

— Всё равно у нас нет выбора. Так же, как и у них, — проговорил кто-то из мужчин-магов. — Мы ничего не можем поделать, а чему быть — того не миновать.

— А меня интересует другое: что мы будем делать с ними? — подал голос Чарлус, кивая в сторону слизеринцев. — И говорю заранее: я против предложения Аластора.

Аврор невесело хмыкнул.

— Только не говори, что ты поверил в то, что я сказал.

Поттер-старший оглядел товарищей.

— Тут все в это поверили. Ты был очень убедительным, — он поджал губы. — Если будет нужно, то я, — он посмотрел на жену, — МЫ готовы поручиться за Сириуса и… — он замолчал, припоминая имя второго парня, — и за Северуса тоже.

— Я тоже.

Алекс закрыл рот и удивлённо посмотрел на декана Гриффиндора. Весь заранее запланированный сценарий уже давно полетел к чертям собачьим, но он всё равно не думал, что МакГонагалл, до сих пор обращающаяся к нему исключительно на «вы» — видимо в отместку за то, что они с директором скрыли от неё его настоящую биографию, решится взять на себя ответственность за двух начинающих Пожирателей Смерти. Преподавательница, словно почувствовав направленный на неё взгляд, повернулась в его сторону.

— И я, — добавил Алекс, и на этот раз удивлённый взгляд — от Сириуса и Снейпа — достался уже ему. Он сделал паузу и, чтобы не возникло сомнений, повторил: — Я тоже готов за них поручиться.

Разумеется, «ручаться» за Снейпа у него не было никакого желания, но взять ответственность за одного и отказаться от другого было бы слишком подозрительно. К тому же он на собственном опыте хорошо знал, насколько мстительным бывает слизеринский гад. Маловероятно, конечно, что тот решится отравить преподавателя, но вот Сириус… Нынешнее «Я» по какой-то причине его, мягко говоря, сильно недолюбливало, так что с Сириуса вполне сталось бы попытаться подсыпать яд или, как раньше для него то же самое сделал Джеймс, подпилить ножку стула.

Судя по взгляду, которым директор обвёл членов Ордена, задержавшись на добровольцах, именно на это он и рассчитывал. Что ни капельки не удивляло: Алекс уже давно успел привыкнуть к тому, что тот не просто каким-то образом узнаёт всё раньше других, но и заранее просчитывает едва ли не каждый следующий шаг — будь то подготовка к войне или самый обычный разговор. Хотя ЭТОТ разговор не был обычным, сейчас решалась судьба сразу двух, а то и трёх человек, если Дамблдор ошибся, когда сказал, что они с Сириусом в какой-то степени разные люди. Вот только узнать, в какой именно степени, возможности не было, Дамблдор не сомневался в одном: умрёт Сириус и вслед за ним умрёт Алекс. А может быть и не умрёт даже, а просто исчезнет, растворится в воздухе так, будто его никогда и не было. Правда, сам Алекс придерживался другого мнения: ведь если Сириус умрёт, а он исчезнет «будто и не было», то значит он никогда и не придёт из будущего, а значит некому будет менять его, а следовательно Сириус останется в Гриффиндоре, не попадёт в Слизерин, уговорит сделать Хранителем Тайны Питера и всё пойдёт по проезженной дороге. Замкнутый круг. Хотя проверять на практике, чья теория вернее, Алекс не стремился.

— Хорошо. В таком случае, думаю, что нужно просветить вас насчёт Ордена Феникса, — Сириус выразительно покосился на сверкающего чёрными глазками-бусинками Фоукса. — Орден Феникса — это тайное сообщество, созданное мною несколько лет назад для борьбы с Тёмным Лордом. Некоторые члены Ордена следят за уже известными нам Пожирателями Смерти, ведут их учёт, а другие набирают в Орден новых членов.

— Подождите! — прервал директора Сириус, поняв, чем закончится эта вступительная речь. МакГонагалл неодобрительно покачала головой. — Мы пришли к вам за помощью, а не за тем, чтобы шпионить для вас!

— Это же чистой воды самоубийство! — подхватил вслед за ним Северус. — Лорд прикончит нас обоих, как только узнает об этом!

— Мистер Снейп… — попытался вставить слово волшебник, но разошедшийся слизеринец не услышал его в своём праведном возмущении.

— Да стоит ему просто заподозрить, что мы шпионим — и мы трупы, покойники, мертвецы, материал для создания инфери…

— Мистер Снейп! — повысил голос Дамблдор. — Я не предлагаю вам шпионить — это значило бы подвергнуть ваши жизни ещё большой опасности, тем более что не в моих силах полностью обезопасить вас от Волан-де-Морта.

При упоминании имени Повелителя Сириус вздрогнул, почувствовав, как Метка, с самого момента Посвящения ощущавшаяся всего лишь как уродливая отметина — типа ожога или шрама, вдруг потеплела и с постепенно нарастающим ритмом запульсировала в такт биению сердца. Оглянувшись на Северуса, он увидел, что тот смотрит на него с точно таким же выражением лица — и со страхом в глазах, который уже не получалось, как прежде, прятать от других и от себя.

— Мистер Снейп?..

Северус, вздрогнув и отведя взгляд, повернул руку внутренней частью вверх. Лицо Дамблдора окаменело, морщины словно бы углубились — и игра света и тени здесь была не при чём. Директор явно с первого же взгляда понял, в чём дело. Он посмотрел на Сириуса.

— Мистер Блэк?

— У меня то же самое, сэр.

Дамблдор задумчиво нахмурился и, пальцем поманив Сириуса к себе, провёл раскрытой ладонью прямо над Меткой. И его лицо, ранее выражавшее обеспокоенность и тревогу, стало глубоко сосредоточенным — как у Анжелики Гринвуд при сеансе легилименции, вспомнилось подавшемуся вперед, чтобы лучше видеть, Северусу. Наконец он отпустил склонившегося над столом с вытянутой рукой Сириуса и встряхнул пальцы так, будто на них налипло что-то мерзкое.

— Значит так. Начиная с сегодняшнего дня никто из вас, — всё ещё продолжая озабоченно хмуриться, Дамблдор по очереди ненадолго задержал взгляд на обеих причинах нынешнего собрания Ордена, — не выходит без надобности за пределы замка. Я защитить вас не смогу, но Хогвартс — единственное место, в котором вы будете в безопасности. Вы уже слышали, что Тёмный Лорд, — теперь волшебник намеренно избегал называть Лорда по избранному тем имени, — планирует напасть на школу в конце года, но до тех пор у нас ещё есть время, чтобы что-нибудь придумать. Я не могу никого из вас просить об этом, но всё же прошу. Подумайте, прежде чем ответить окончательно.

Сириус колебался. Алекс почти не дышал. А Северус даже не думал долго.

— Я согласен.

Линия судьбы, по крайней мере, одного человека, несмотря на мелкие отклонения, шла по запланированному сценарию.

* * *

Спустя несколько минут после того, как кабинет покинул последний член Ордена — Аластор Грюм, оставшийся, как и было договорено, чтобы обсудить новых фениксовцев, против чьего вступления в Орден он был изначально категорически против, дверь снова отворилась, молчаливо и беспрекословно пропуская внутрь нового гостя.

Дамблдор на него едва взглянул.

— Мистер Поттер, у меня сейчас нет времени. Зайдите чуть позже, может быть через час.

Парень в ответ на эту отповедь спокойно — не по-поттеровски — улыбнулся, но в глазах эта странная улыбка, напрочь лишённая даже тени веселья, не отразилась.

— А я не Джеймс, господин профессор. Я — Гарри.

Первые несколько недель после окончания зимних каникул были просто невероятно спокойными — никаких потасовок, никаких драк, и даже межфакультетная неприязнь Слизерина и Гриффиндора пока не успела набрать обороты и перерасти в прежнюю ненависть. Возможно, так бы всё продолжалось и дальше, если бы Хогвартс, до этого представлявшийся обеспокоенным учителям пороховой бочкой с запалённым фитилём, не всколыхнула новость об одном фантастическом событии. Одиннадцатилетний мальчишка-первокурсник, в начале этого года распределённый в Равенкло, вызвал на дуэль трёх четверокурсников-слизеринцев, видимо оскорблённый в лучших чувствах их отзывами о своём факультете, и что самое невероятное: ПОБЕДИЛ!!! Хогвартс вскипел. Бочка взорвалась.

Происшествие, моментально отнесённое к разряду сенсаций, стало достоянием общественности буквально за пару часов, а сам герой дня — одной из самых популярных личностей школы, отодвинув на второй план даже таких маститых знаменитостей, как Джеймс Поттер и Сириус Блэк. И если первый был слишком увлечён постоянными ссорами со своей девушкой Лили Эванс и следующими за ними кратковременными перемириями и, как следствие, практически не прислушивался к циркулирующим по Хогвартсу слухам, то второго сложившаяся ситуация определённо не устраивала. Слишком привыкнув за последние шесть лет к постоянному и неослабевающему вниманию к своей персоне, Сириус даже представить себе не мог, что однажды вся его нажитая упорным трудом популярность — ПУФ! — исчезнет и он станет всего лишь ещё одним студентом, каких десятки и сотни. Сказать, что Сириус завидовал равенкловцу, значит не сказать ничего: он его презирал и люто ненавидел. Так ненавидел, что был даже не в силах сдержать уродовавшую его гримасу отвращения, которая против воли появлялась на его лице каждый раз, когда Сириус сталкивался с тем самым мальчишкой. Каждую их встречу, будь то в пустом коридоре или при входе в Большой Зал, он машинально тянулся за палочкой, и каждый раз Чарльз Брэндан II (имя новой хогвартской звезды разузнать было совсем не сложно, ибо о нём говорили чуть ли не на каждом углу) преспокойно проходил мимо, даже не догадываясь о мучениях Блэка. Сириус не боялся его — ещё чего! чтобы он — Сириус Блэк! сын Ориона Блэка! боялся какого-то первоклашку! задрипанного второсортного волшебничишку! Нет, он не боялся: ведь что мог первокурсник, пусть и победивший трёх почти взрослых волшебников, противопоставить семикурснику с наибогатейшим опытом дуэлей? Нет, Сириус не боялся и не собирался драться с Брэнданом-младшим: исход сражения было нетрудно предугадать. Просто, несмотря на своё отношение к равенкловцу, он не мог не уважать того за проявленную храбрость и не признавать, что мальчишка достоин свалившейся на него известности. Да, не признавать этого он не мог, но смириться с этим было трудно, и, распластавшись по парте во время уроков по Истории Магии, Сириус строил коварные планы, достойные самого Тёмного Лорда, и видел сны о возвращении былого величия.

Немногочисленные друзья-слизеринцы (если быть точным, две штуки ровно) не понимали, что нашло на их однокурсника, и просто пожимали плечами, предпочитая оставить того в покое, а не нарываться на неприятности. Даже Регулус — РЕГУЛУС! — старался держаться как можно дальше от старшего брата. С Сириусом остался только Снейп, которого и так все избегали даже в лучшие дни.

— Всё не так уж и плохо. По крайней мере ты не успел заболеть звёздной болезнью, Блэк.

И этот самый Снейп, судя по его словам и понимающе-злорадствующим ухмылкам (убойное сочетание), прекрасно понимал все причины отвратительного настроения друга, в котором тот пребывал уже несколько дней подряд.

Сириус злобно зыркнул на безобразно осклабившегося слизеринца, сосредоточив все свои мысли на том, чтобы тот заткнулся или, ну это только в крайнем случае, хотя бы умер. Однако, несмотря на все его усилия, чудо так и не произошло.

— Заканчивай так на меня пялиться, Блэк, если не хочешь, чтобы я усомнился в твоей ориентации, — продолжал изводить друга Снейп, даже не поднимая головы от длиннющего пергамента, исписанного его мелким и трудночитаемым почерком. Сириус, несмотря на одолевавшие его мрачные мысли, искренне посочувствовал тому преподавателю, которому предстояло разбирать эти каракули.

— Ну а если ты всего лишь жить не можешь без своих драгоценных фанатов и фанаток, то просто сделай то, что у тебя получается лучше всего — какую-нибудь глупость, чтобы вернуть их внимание.

Северусу было откровенно наплевать на то, кто был мистер популярность №1: Блэк, Поттер или этот везучий первокурсник, но каждое утро, день и вечер видеть перед собой угрюмое лицо Сириуса было выше его сил, иначе он ни за что на свете не поступил бы столь опрометчиво.

Сириус замолчал, напряжённо обдумывая слова слизеринца. К сожалению, Северус был слишком занят своим эссе по Трансфигурации, и, наверное, поэтому-то он далеко не сразу почувствовал неладное. Глаза Сириуса вдруг вспыхнули наподобие фар дальнего света, тут же преобразив лицо отчаявшегося было экс-гриффиндорца.

Зловещая тишина продолжалась около десяти минут, прежде чем Снейп, обеспокоенный внезапным прекращением блэковского нытья, поднял голову. Поднял голову и похолодел. Сириус сидел, уперев руки в подбородок и слепо глядя в потолок, задумчиво улыбался.

— А знаешь, Сев, ты прав. У меня есть идея.

Если до этих слов Снейпу было просто плохо, то теперь ему стало страшно. Он знал Блэка с первого курса, а друзьями они стали чуть больше полугода назад, но за это время Северус вполне успел усвоить, что впоследствии практически каждая идея Блэка принимала просто катастрофические масштабы.

— Сириус! Стоп! Хватит. Я же просто пошутил! — едва не замахал руками он, встревоженно глядя на однокурсника и понимая, что он собственноручно натолкнул того на мысль об очередной авантюре. Надеяться на то, что ему самому будет великодушно позволено не участвовать в чём бы то ни было, со стороны Снейпа было бы крайне неразумно. Даже больше: будь на его месте Ремус Люпин, оборотень бы уже в экстренном темпе кинулся паковать вещи, дабы успеть смыться как можно дальше от задумавшегося Сириуса Блэка.

— Слушай, а давай ты осуществишь свою идею после выпускного? Я хочу доучиться этот год в Хогвартсе, а не где-нибудь ещё!

С последним Северус, конечно же, сильно погорячился: уничтожить Хогвартс Блэку было пока не по силам, но довести дело до их исключения для него не составило бы труда. Именно «их», а не одного Блэка, потому что как раньше мародёрничали Сириус и Джеймс, так теперь точно также это делали Сириус и Северус. И вряд ли этот раз мог стать исключением.

— Да ладно тебе, не боись! Меня тоже в Дурмштранг не особо тянет!

— А если в Шармбатон? — ехидно поинтересовался Снейп и еле успел увернуться от метко запущенной в него чернильницы. К счастью, уже пустой. К несчастью — почти.

— Ах ты… Блэк!

Тот примирительно поднял руки вверх, смотря на что-то позади Северуса. Слизеринец, заподозрив неладное (от общения с Блэками старшим и младшим добра не жди, а поэтому лучше всегда быть настороже), обернулся и мгновенно рухнул с кресла на пол, спасаясь от нёсшейся на него всё той же чернильницы. Сириус уже лежал рядом, обеими руками прикрывая дурную — по мнению своего друга — голову. Заметив присоединившегося к нему Снейпа, он вопросительно нахмурился, глядя, как проклятая чернильница выводит в воздухе умопомрачительные пируэты, то и дело пикируя над столом.

— Так это не ты?

Снейп только покачал головой, даже не пытаясь достать палочку, которая, к крайнему огорчению обоих собратьев по несчастью, валялась где-то на вышеупомянутом столе.

— Я его убью, — с чувством зло прорычал Сириус. — Avada Kedavra, правильно?

Снейп не шелохнулся, напряжённо кося глазами на правое плечо, рядом с которым наподобие крупной пчелы парила спятившая вещь.

Неподалёку послышался чей-то сдавленный смешок, топот ног и тихий шёпот. Валяться на пыльном ковре, под столом, да ещё в компании Снейпа было тем ещё удовольствием, и Сириус, которому уже успело порядочно надоесть это издевательство над своей персоной, во всю силу своих могучих блэковских лёгких гневно заорал:

— РЕГУЛУС!!!

Смех резко оборвался. Чернильница, к этому моменту успевшая отлететь от Снейпа, опасно наклонившись, замерла прямо над старшим Блэком, и Сириус поклялся, что если на него упадёт хоть капелька чернил, то свою угрозу насчёт Регулуса и Avada Kedavra он непременно выполнит. Наверное, кто-то там — наверху — терпеть не мог его младшего брата, потому что Сириус, во все глаза зачарованно глядя на проклятую штуковину, видел, как медленно собирается на её ободке иссиня-чёрная жидкость.

— Регулу-у-ус!..

Показавшаяся в поле его зрения рука этого самого Регулуса поспешно схватила медленно кренившуюся чернильницу.

— А почему чуть что, так сразу Регулус? — обиженно выкатил губу младший, моментально приобретя сходство с пятилетним малышом с немногочисленных совместных семейных фотографий. — Я тут вообще ни при чём, чтоб вы знали!

— Блэк!

— Что?! — хором огрызнулись оба брата и синхронно повернулись в сторону оторопевшего от неожиданности Снейпа.

— Идиотизм. Полнейший, — привычно закатил глаза тот, быстро придя в себя и вновь принявшись отряхивать основательно посеревшую от пыли школьную мантию. И дело было совсем не в том, что эльфы обленились и забросили уборку: просто в отличие от обитателей Гриффиндорской башни многие слизеринцы любили подолгу просиживать в своей гостиной, тем самым не давая беднягам-домовикам заняться своим прямыми обязанностями. Так что те убирали лишь то, что успевали в недолгие часы перед рассветом.

Сириус угрожающе сдвинул брови. Регулус умоляюще хлопнул ресницами.

Впоследствии младший Блэк не раз говорил своему лучшему другу Райдену Блэру, что в этот день он впервые заглянул в глаза смерти. Взгляд щенячьих глаз подействовал, как положено: старший смилостивился и вместо обещанной им Avada Kedavra просто отвесил брату увесистый подзатыльник.

— Какая умиляющая картина, — вдруг подал голос Снейп, о котором оба брата уже успели подзабыть. — Я сейчас всплакну.

— Ну всё. Регулус, куда ты дел ту свою чернильницу?

— Только посмей! — встревоженно напрягся Северус, уже в который раз прокляв себя за свой чересчур длинный язык, однако было уже поздно: чернильница вновь воспарила над столом. Северус затаил дыхание, не в силах отвести глаз от своего недописанного эссе. Чернильница, повинуясь взмаху палочки ничего не замечающего Сириуса, наклонилась ещё сильнее и…

— БЛЭ-Э-Э-ЭК!!!! — вопль, который испустил Снейп, когда его эссе по трансфигурации расцветили чернильные пятна, был подобен рёву раненного и очень злого гризли.

Сириус быстро опустил взгляд на дело своих рук.

— Упс. Слушай, Сев, я не хотел.

Регулус, на всякий случай, предусмотрительно отошёл подальше.

— Это было последней ошибкой в твоей жизни, Сир, — мстительно сократил в ответ имя друга Снейп и резко взмахнул стащенной со стола палочкой.

Сириус поспешно схватил первую попавшуюся книгу, готовясь к обороне, и если бы Снейп пустил в ход одну только чернильницу, он без сомнений с лёгкостью отбил бы её — от старых квиддичных навыков не так-то просто избавиться, но слизеринец оказался хитрее. Чернильница (на этот раз уже точно пустая), несколько учебников (среди которых — один по Истории Магии) и даже чей-то ботинок злобной стаей ворон рывком поднялись в воздух.

Сириус уронил учебник обратно на пол, и тот, недолго думая, тут же обернулся против своего хозяина, присоединившись к «стае».

— Finite Incantatem, — это уже Регулус попытался помочь брату. Не вышло. Снейп, скотина слизеринская, колдовал беззвучно, а не зная заклинания, контрзаклятия не подобрать.

— Вы пока побегайте где-нибудь здесь, а я как раз успею дописать испорченное вами эссе. Потом, так и быть, возможно, расколдую, — растягивая слова, в своём лучшем стиле пояснил Северус. Ещё один взмах палочкой в сторону обоих Блэков, и братья, уже поняв, что за этим последует, дружно кинулись прочь из гостиной. Предметы, отстав лишь на долю секунды, ринулись вслед за ними.

Быстро сообразив, что раз заклинания снять им самим не удастся, то следует хотя бы попытаться где-нибудь укрыться, Сириус и Регулус опрометью бросились в сторону спален, отчаянно ругаясь каждый раз, когда какой-то из учебников пребольно тыкался им в спины.

Снейп довольно хихикнул, услышав звук захлопывающейся двери и стук осыпавшихся на пол предметов, не успевших вовремя затормозить.

— Твою мать! СНЕЙП! — донёсся до него слаженный ор двух голосов: судя по всему, из чернильницы получилась довольно бойкая ворона.

Слизеринец потянулся, разминая затёкшие конечности.

Северус Снейп : Сириус Блэк. 1:0.

* * *

Снять заклинание Снейп соизволил лишь целый час спустя, который братья провели, забившись под кровать, постоянно чихая и отплёвываясь от скопившейся там пыли. О том, что Снейп немного успокоился, слизеринцы поняли, только когда буйство чернильницы закончилось, и она, безжизненно рухнув на пол, закатилась под одну из соседних кроватей.

Проход был свободен.

— Кто пойдёт на разведку? — не глядя на брата, поинтересовался в пространство Сириус, ужом выползая на середину комнаты. Ответ не требовался, но Регулус так активно замотал головой, что он даже на секунду испугался, что она у него попросту оторвётся. Однако шея у Регулуса оказалась довольно-таки прочной, так как вопреки опасениям старшего Блэка, его голова, как ей и положено, осталась на прежнем месте. Всё обошлось.

В гостиной помимо самого Снейпа находилось ещё несколько человек, и Сириус, с неудовольствием убедившись, что все кресла заняты, как ни в чём не бывало, уселся на мягкую широкую ручку кресла (как раньше это делал Джеймс), из которого на него выжидающе взирал черноглазый волшебник.

— Ну и что у тебя была за идея?

— Хогвартс останется цел, если ты об этом беспокоишься, а вот Поттер…

Снейп красноречиво закатил глаза, тем самым будто пытаясь сказать, что если бы здесь и сейчас не прозвучала эта знакомая фамилия, то это было бы по меньшей мере странно. Впрочем, учитывая, что, по идее, некогда подлитое Питером Поттеру и Блэку зелье Ненависти уже не действовало, это внезапное обострение или, как он это называл, взаимное раздражение вызывало недоумение. Почему-то периодически Сириус почти был готов первым подойти с предложением мира к бывшему другу, а иногда на него снова находило, — как сегодня, — и тогда он разве что не метал молнии, весь наэлектризовываясь от желания сотворить с Поттером что-нибудь новенькое.

По недолгому размышлению Северус пришёл к выводу, что то экспериментальное противоядие, по незнанию принятое Блэком за зелье Сна без Сновидений, всё-таки было недостаточно доработано и эффект оказался временным.

— Я спрашивал тебя не о последствиях, а о сути этой идеи. В чём соль?

Слизеринец был холоден и спокоен, как ледники в Антарктиде, но Сириус, с головой окунувшись в подробности своей очередной гениальной затеи и тайком наблюдая за реакцией друга, видел, как в чёрных глазах постепенно разгорается огонёк любопытства. Он поспешно отвернулся, скрывая довольную улыбку. Сам того не осознавая, Снейп был уже у него на крючке.

Когда Блэк закончил рассказ и, наконец, прекратил подобно мельнице размахивать руками, расшатывая нервы внимательно следившего за ним Северуса, последний ещё некоторое время задумчиво молчал, шевеля губами в жарком споре с самим собой. Как и ожидал Сириус, предсказуемо победила ненависть к Джеймсу Поттеру, вокруг которого как раз и была завязана новая шалость двух слизеринцев.

— Знаешь, Сириус, у магглов есть такой прибор — рентген называется, с помощью которого они могут просвечивать и даже фотографировать внутреннее строение непрозрачных предметов и даже человека, — неожиданно оживившись, начал Снейп, однако, вовремя наткнувшись на непонимающий взгляд Сириуса, быстро понял, что работает не на ту аудиторию. — Но это не так важно, — перебил он самого себя. — Важно, КАК нам создать заклинание с подобным эффектом. Насколько мне известно, такого ещё никто не делал.

— Ну и отлично! — Сириус, всегда с превеликим трудом заставлявший себя делать домашнее задание по своему второму любимому предмету — Чарам, уже грезил о будущем фуроре. Снейп, судя по отсутствующему взгляду, тоже уже вовсю был занят своими расчётами, но всё равно умудрился найти в себе силы неодобрительно пробормотать пару фраз.

— И как всегда, я и здесь буду первопроходцем…

— Не ты, — Снейп удивлённо вскинул брови и наклонил голову, вопросительно глядя на заговорившего друга. — Мы. Я помогу.

— Само собой. Куда ты денешься?

— Эй! Эй, вы!

Не сразу догадавшись, что кричавший обращается к нему со Снейпом, Сириус обернулся на голос и, только увидев стоявшего на пороге крайне недовольного Регулуса, вспомнил об оставленном в полном одиночестве младшем брате. Впрочем, начавшее было зарождаться чувство вины так и не созрело окончательно, сгинув после того, как ему удалось разглядеть отпечаток чей-то помады на щеке парня.

Регулус, даже будучи довольным, как обожравшийся сметаны кот, каким-то образом умудрялся выглядеть виноватым, и потому, когда он мягко произнёс:

— Надеюсь, вы оба на меня больше не сердитесь?

Сириус не выдержал и расхохотался. Северус, не поняв причины столь странного беспричинного смеха, вопросительно поглядел на младшего Блэка, но тот, оставаясь в благом неведении, неопределённо пожал плечами. А старший хохотал как безумный, только ещё больше веселясь от озадаченного вида двух слизеринцев. Северус, уже было решивший попытаться отвести того на осмотр к мадам Помфри, вдруг передумал и решительно бухнулся обратно в кресло. Метку не жгло, да и вряд ли можно было ждать вызова от Лорда в следующие полгода, так что пока имелась возможность, нужно было ею воспользоваться и отдохнуть на всю катушку: благо, что Дамблдор их тоже пока не трогал. Северус нерешительно улыбнулся, присоединяясь к всеобщему веселью, и вскоре два Блэка и один Снейп как полные идиоты (по мнению последнего) хохотали над не пойми чем. Чувствуя на себе взгляды остальных слизеринцев и не в силах остановиться, Северус мрачно думал о вспомненной им поговорке. Смех без причины — признак дурачины.

Сидевший поодаль пятикурсник Слизерина Райден Блэр слегка сдвинул брови. Заклинание сработало не совсем так, как он рассчитывал, но результат всё равно оказался не менее впечатляющим. Ещё раз покосившись на захлёбывающихся от смеха друзей, он с тихим вздохом поставил в лежавшем перед ним тонком блокноте жирный крестик. Очередной.

* * *

Даже не успев полностью выслушать предложение Блэка, Северус заранее знал, что ни к чему хорошему это его не приведёт, и всё равно согласился, поддавшись новому для него страху потерять недавно обретённого друга. Он согласился, и они с Сириусом почти месяц провели, практически полностью посвятив себя поискам нужной для заклинания формулы, и что теперь? А теперь, на чём свет стоит проклиная Сириуса Блэка и впавшую в маразм Распределяющую Шляпу, Северус, боясь даже пошевелиться — не то что поглядеть вниз, — висел несколькими метрами выше окна в спальню Джеймса Поттера, Ремуса Люпина и Питера Петтигрю. И, кстати говоря, делал он это, удерживаясь в воздухе лишь посредством верёвки, туго обтянутой вокруг его пояса.

Ну так вот, этот самый Северус Снейп дрожал от пронизывающего до костей ветра, вися на каменной стене башни Гриффиндора, и только из-за того что был крайне увлечён проблемой своего бунтующего желудка, он не сразу заметил, как в окне спальни вспыхнул свет, а когда заметил…

— Вот чёрт, — глухо выдавил из себя Северус, за последние полчаса сумевший, несмотря на страх перед высотой, преодолеть последние два метра. Край мантии, полы которой так бесцеремонно развевал безбашенный западный ветер, при более тщательном рассмотрении теперь нетрудно было заметить изнутри. Северус затаил дыхание, пытаясь разобрать доносящиеся до него обрывки слов, и впервые в жизни принялся молиться, чтобы Блэк (ещё несколько минут назад — скотина, вшивая дворняга и просто безответственная сволочь) поторопился его спасти. Вот только тот совершенно не торопился этого делать.

Не будем вдаваться в подробности и рассказывать, как провели вечер Мародёры, а потому сразу перейдём ко второму действующему персонажу этой ночи. Сириус Блэк, надёжно укрывшийся от посторонних глаз людей и портретов под мантией-невидимкой, под каким-то предлогом одолженной Снейпом у кого-то из однокурсников, терпеливо топтался неподалёку от входа в гриффиндорскую гостиную, ожидая, когда какой-нибудь проголодавшийся или заскучавший студент откроет портретный проём изнутри. А так как терпение никогда не было его сильной стороной, то уже через тридцать минут он начал изнывать от скуки, едва удерживаясь от того, чтобы не начать насвистывать популярную колдовскую песенку. Однако всё это ещё было относительно нормально, а вот когда на него обрушилась жуткая икота, соблюдать необходимую для дела тишину стало практически невозможно. Добрым, ласковым словом помянув того, кто так не вовремя вспомнил о его существовании, Сириус, стараясь не задеть воровато оглядывающегося по сторонам паренька, ужом проскользнул в пустую гостиную. Портрет Полной Дамы за его спиной беззвучно занял своё законное место.

Спрятав ботинки под креслом и оставшись в одних носках, Сириус крадучись направился к двери, ведущей в его бывшую спальню. В общем-то, такие предосторожности, как он и думал, были излишни: правило, вступившее в действие с того дня, когда Мародёрам стала известна правда о Ремусе, ничуть не изменились. Звукоизолирующее заклинание было на месте. Впрочем, разве подобная мелочь могла остановить Сириуса Блэка? Вопрос риторический, можно не отвечать.

Сириус недобро ухмыльнулся и, мысленно попросив прощения у Ремуса, которому как всегда придётся всё расхлёбывать, вытащил из складок мантии стащенный из кладовой Слагхорна флакончик с зельем. В общем-то, оно было совсем не сложным, и Снейп, по его собственным словам, мог за полчаса наварить целый котёл, но обожавший халяву Сириус решил иначе. Зубами выдрав плотно пригнанную к стеклу пробку и набрав в лёгкие как можно больше воздуха, он торопливо обмакнул кончик волшебной палочки в жидкость и плавно взмахнул ею в направлении замочной скважины. Серебристое вещество, на деле оказавшееся не жидкостью, а чем-то парообразным, тонким фонтанчиком выползло из флакона и послушно направилось туда, куда указал ему Сириус. Модифицированный вариант Сонного зелья начинает действовать спустя минуту после первого вдоха, но Сириус для полной уверенности выждал целых пять и только потом отпер дверь. Джеймс, Ремус и Питер крепко спали, блаженно растянувшись на своих кроватях, а за окном... Сириус громко икнул и, с силой дёрнув всегда заедавшую задвижку, мигом втянул внутрь белого, как мел, и злого, как разъярённый гиппогриф, Снейпа.

— Ты п-почему т-т-так д-долго? — дико стуча зубами, спросил тот, оказавшись в тёплой и душной комнате. Не на шутку встревоженный и озабоченный здоровьем друга, Сириус не стал долго думать: одеяло, которым всегда укрывался Джеймс, показалось ему достаточно привлекательным. Пробурчав в ответ что-то неразборчивое — видимо снейповское «спасибо», — уже не белый, а какой-то серовато-розоватый Северус чуть ли не с головой закутался в протянутое ему ярко-красное одеяло. Насчёт цвета не было сказано ни слова.

— Наконец-то к мадам Помфри пойдёшь ты, а не я, — удовлетворённо оглядев получившийся кокон, подытожил Сириус, бесцеремонно отпихивая похрапывающего во сне Джеймса подальше к стенке и хлопаясь рядом на его кровать. Тот только ещё громче всхрапнул. Снейп кисло усмехнулся.

— Что?

— Да ничего. Просто мне почти жаль твоего Поттера.

— Он — не мой, — без обычной в таких случаях гримасы поправил друга Сириус и, стараясь не заляпать линзы, аккуратно взял с тумбочки очки спящего гриффиндорца. — Займись одеждой. Она на стуле.

Недовольно кряхтя, Северус кое-как выполз из-под одеяла и покорно протопал в указанном направлении.

— Класс. Всю жизнь мечтал поковыряться в нижнем белье твоего приятеля.

— Сколько можно повторять? Во-первых, он уже давно не мой приятель, а во-вторых, хватит ныть. Ты сам вызвался в этом участвовать, тебя никто не звал.

— Блэк!

— Снейп?

— Ладно, — затевать бессмысленный и глупый спор последнему совершенно не хотелось. — Что послужит катализатором? Ты лучше меня знаешь, о чём болтают в окружении Поттера: на какую фразу запаролим?

— О чём чаще болтают?.. — Сириус слегка сдвинул брови, словно пытаясь о чём-то вспомнить. — Да о квиддиче в основном.

— Действительно. Чего ещё ожидать от гриффиндорцев?.. — язвительно заметил Северус, уже успевший наложить недавно изобретённые чары на рубашку и мантию Джеймса. Очки, с которыми работал Сириус, вернулись в исходное положение на прикроватной тумбочке, а сам Блэк пришёл на помощь мужественно сражавшемуся с предметами гардероба Поттера Снейпу. Тот был этому только рад.

— Я, так и быть, зачаровываю брюки, за тобой — ботинки.

— А трусы?

— Не знаю, как ты, а лично у меня слишком высокая степень брезгливости, — снисходительно пояснил Северус, на несколько секунд отвлёкшись от своего занятия. Сириус коротко — словно пролаяла собака — хохотнул и последовал его примеру.

Теперь наконец-то пришло время объяснить уважаемым читателям причины, по которым юный Снейп висел за окном гриффиндорской спальни; где не менее юного мистера Блэка так долго носило и, наконец, главный вопрос: о каком таком заклинании шла речь в вышеуказанных строках? Всё очень просто и вместе с тем очень сложно. Начнём по порядку. О причинах, сподвигших его на подвиги скалолазания, Северус и сам толком не знал: убеждать Сириус умел как никто другой даже в своих самых бредовых идеях — раз даже с МакГонагалл прокатывало, что ему какой-то Снейп? Второй вопрос. На него ответ всё тот же Снейп смог бы узнать только с помощью легилименции, так как добровольно Сириус ему не рассказал бы правды ни за что на свете. И, наконец, заклинание: совместное изобретение двух талантливых слизеринцев, оно действовало по принципу рентгеновских лучей, позволяя человеку видеть сквозь стены и даже сквозь...

— Вот чёрт. До меня только сейчас дошло: мы же, считай, ему бесплатный сеанс стриптиза в особо крупных масштабах устроим, — с чувством произнёс Сириус, поднимаясь с пола и глядя на продолжавшего спокойно дрыхнуть Джеймса Поттера.

— А что? Завидуешь? — ядовито осведомился Снейп.

— Счас! Разбежался!

— Нет, я ведь серьёзно! — Сириус напрягся, услышав, как возбуждённо выдохнул Снейп, а уж когда он увидел его лицо… Глаза слизеринца вдохновенно засверкали, насмешливо окинув взглядом неподвижно замершего Блэка. — Давай зачаруем тебе твоё милое колечко, и будешь вместе с Поттером слюни пускать… Там тебе и куча слизеринок с гриффиндорками, и хаффлпаффок с равенколовками…

— Ага. А ещё плюс куча парней и ТЫ. Спасибо. Как-нибудь обойдусь.

— Знаешь что, Блэк, у меня есть одно чудесное неиспытанное заклинание. Не хочешь немного побыть моей подопытной свинкой? — предупреждающе сведя тонкие брови к переносице, нахмурился Снейп, едва сдерживая улыбку.

— Только через мой труп, — в тон ему произнёс Сириус.

— Гмм… после этого заклинания, вполне возможно, что ты им станешь!

— Слушай, может уже хватит? Ты что за фразу паролем сделал? Я не расслышал, — подвёл черту их спору Сириус, уже спускаясь вниз по лестнице рядом с закутанным в мантию-невидимку Снейпом. Тот, едва не оступившись, неловко заехал ему в бок острым локтём, и Сириус болезненно взвыл.

— Сне-е-е-е-ейп!!!

— Тихо. Нужно было меньше болтать. Завтра узнаешь.

Портрет со спящей на нём Полной Дамой отодвинулся в сторону, выпуская в коридор кого-то невидимого, но отчаянно ругающегося. Наверху, в одной из спален, предназначавшихся для студентов седьмых курсов, Джеймс Поттер чему-то улыбнулся и перевернулся на другой бок, машинально натянув на голову бережно наброшенное на него ярко-красное одеяло. О том, что ждёт его уже сегодняшним утром, он пока не догадывался. И именно поэтому крепко спал.

* * *

Солнце уже стояло высоко в небе, когда Джеймс Поттер — Сохатый — Мародёр и закоренелый гриффиндорец, наконец, соизволил проснуться. Проснуться и понять, что, несмотря на чудесное, тёплое зимнее утро, что-то определённо не так. И Джеймс даже знал что именно. Не было никаких криков «Подъём!!!», никаких побудок с помощью кувшина с ледяной водой, ибо местный будильник — Ремус Люпин — преспокойно дрых в своей постели, по-видимому, даже не собираясь вставать. Джеймс, безмерно удивлённый представшей его глазам картиной, поспешно нацепил на нос очки и поглядел на часы.

09:20

Циферблат злорадствующее мигнул.

09:21

— РЕ-Е-МУС!!!!

Оборотень, к несчастью для себя возлежавший на самом краю кровати, от этого душераздирающего крика резко вскочил, а в следующий миг с коротким воплем слетел на пол.

— И что я здесь делаю? — туманно поинтересовался он у чьих-то волосатых ног, оказавшихся в поле его зрения, когда он с тихим стоном попытался встать.

— Странно. До полнолуния ещё далеко, чего же ты тогда тормозишь? — страдальчески закатил глаза Джеймс, сверху вниз глядя на жалкие потуги друга водрузить своё костлявое тело обратно на кровать.

— Старик, тебе определённо пора худеть!

— Джеймс? Что здесь происходит? Ты что с ним делаешь? — подал голос с соседней кровати тоже проснувшийся Питер.

— Что здесь происходит? Эта сволочь клыкастая проспала и мы вместе с ней!

— Вот чёрт! — Питер молнией соскочил со своей кровати, отбросив в сторону скомканное одеяло. — Мы проспали завтрак и начало Трансфигурации! МакГонагалл нас убьёт!

— Вот именно, — подтвердил Джеймс, в одних трусах стоя перед Люпином, снова норовившим забраться под одеяло. — Да он просто издевается! Хвост, не знаешь: он вчера пил что-нибудь?

— Кто?! Ремус?! С ума сошёл?!

Джеймс, не став ничего отрицать, на это только пожал плечами и снова повернулся в сторону страдальчески массажировавшего виски оборотня.

— Ну как? Тебе уже лучше? — с трогательным участием поинтересовался он, когда тот поднял на друзей покрасневшие и отчего-то слезившиеся глаза.

— Лунатик? — показное участие быстро сменилось беспокойством, и даже Питер встревоженно заёрзал на месте, в итоге не сразу попав ногой в штанину брюк.

— Всё нормально, — чуть слышно ответил Люпин, щурясь так, словно это у него, а не у Джеймса зрение было минус пять с половиной. — Пит, закрой шторы, будь так любезен.

Поттер усмехнулся и покачал головой: оборотню явно нездоровилось — это было ясно как день и без приговора мадам Помфри, но он всё равно находил в себе силы для иронии. Даже странно, но в последнее время в Люпине откуда-то прорезались блэковские замашки, а уж он-то, в отличие от самого Джеймса, в родстве с Сириусом не состоял. Питер, отношения с которым в последние недели стали немного менее прохладными, оскорблённо поджал губы и, подойдя к окну, послушно выполнил просьбу друга.

— Думаю, это нервное: на нас ведь столько всего свалилось в этом году, — в очередной раз шмыгнув носом, промямлил Ремус. — А может быть, просто аллергия.

Джеймс немного разбирался в жизни и быту магглов, но последнее слово всё-таки было ему непонятно.

— А что это?

— Ну… это такая изменённая реакция организма на…

— Сохатый, Лунатик! Вообще-то сейчас не совсем подходящее время, чтобы узнавать что-то новое: мы и так уже сильно опоздали!

Питер Петтигрю, ещё около года назад всего лишь нерешительный и трусливый малыш Питер, которого нужно было защищать от тех, кто желал навредить самому слабому из дружной компании Мародёров, сейчас стоял напротив двух друзей полностью одетым и терпеливо ждал, когда они последуют его примеру. Джеймс и Ремус, мгновенно очухавшийся после известия о том, что он впервые в жизни проспал начало урока, не заставили себя долго ждать.

Надо заметить, что МакГонагалл, несказанно осчастливленная появлением трёх гриффиндорцев, которых она определённо уже и не чаяла сегодня увидеть, отреагировала несколько необычно. Ремус Люпин был выбран самым лысым и самым крайним и теперь должен был задержаться после звонка. Джеймс, под неодобрительным взглядом декана и укоризненным — Ремуса, виновато вжал голову в плечи и беспомощно огляделся по сторонам в поисках подсказки для сегодняшнего задания. Однако здесь его также постигла неудача: на партах у однокурсников творилось что-то невообразимое. То ли крылатые, то ли мохнатые разноцветные существа, отталкиваясь мощными задними лапами от поверхности стола, отчаянно стремились сбежать от своих мучителей.

— Эй, Джесс! Что это у тебя? — убедившись, что МакГонагалл не собирается им ничего объяснять, окликнул однокурсницу-гриффиндорку Джеймс.

Ответ последовал незамедлительно, вот только яснее от этого никому из них не стало.

— Василиск! — гордо выпрямившись, торжественно изрекла девушка, заклинанием подсекая пытавшуюся сбежать тварь. Джеймс прикусил губу, чтобы не рассмеяться при виде того, как расслышавший её слова Сириус Блэк выразительно покрутил пальцем у виска. Впрочем, блэковское творение не особо отличалось от «василиска», который вдруг встрепенулся, уворачиваясь от ещё одного заклинания, и в прыжке распахнул чахлые зародыши крыльев. Дальше была сплошная неразбериха: Джессика, неуклюже соскочив со стула, кинулась ловить «василиска», а сам «василиск» в свою очередь сделал всё, чтобы оказаться на свободе. Кавардак прекратила МакГонагалл, метким попаданием утихомирив наглеца, а затем, под звонкий смех Сириуса и хохот довольных зрелищем слизеринцев, Гриффиндор лишился пятнадцати баллов.

Джеймс горестно вздохнул, глядя на часы и медузой расплываясь по парте.

* * *

— Ну как? — именно таким вопросом был встречен Ремус, после того как смилостивившаяся преподавательница Трансфигурации отпустила его на волю. Однако лекцию о том, что опаздывать недопустимо, он всё-таки выслушал.

— Ну так как всё прошло? — Джеймс, как испуганный олень, пойманный светом фар, обеспокоенно переминался с ноги на ногу, на секунду приобретя расплывчатое сходство со своим анимагическим обликом.

— Замри! — строго скомандовал Ремус и тщательно пригладил растрепавшиеся волосы, изучая своё отражение в круглых очках Поттера. — Теперь всё.

— Ах ты!.. — Джеймс отнюдь не по-дружески замахнулся на оборотня, на что тот только ещё больше расхохотался. Ему вторил весёлый смех наблюдавшего за ними Питера.

— Олень ты, Сохатый! Как есть вылитый олень!

— Здесь много людей, поэтому говорить, кто ТЫ, я не буду!

— И это весьма благоразумно с твоей стороны! Гриффиндор из-за нас и так опять баллы потерял!

Первым желанием Джеймса было мягко напомнить разбушевавшемуся Люпину, что это уже далеко не первый и отнюдь не последний раз, а вторым — с диким воплем спрятаться в каком-нибудь пустом классе, находящемся максимально далеко от того, что пустыми глазницами взирало на него вместо желтовато-карих глаз Ремуса. Скелет, озабоченно почесав почти отваливавшуюся нижнюю челюсть, взволнованным голосом Ремуса вдруг осведомился:

— Сохатый? Ты что на меня так уставился? Вон Лили идёт — на неё смотри!

Джеймс, продолжая пребывать в немом ступоре, со скрипом в шейных позвонках повернул голову туда, куда ткнул пальцем скелет Ремуса, и ещё больше выпучил глаза. К нему шёл ещё один скелет — если верить словам первого — Лили.

Попытка снять очки ничего не дала: всё осталось по-прежнему, разве что теперь очертания скелетов были уже не такими чёткими.

— Ре-е-мус… Ты что, умер? — тупо прошептал Джеймс, опасливо кося правым глазом на переминавшийся у стены невысокий скелетик. Люпин, по вполне понятной причине не ожидавший от друга такого вопроса, едва не подавился воздухом.

— Я?!?! Вроде нет. А ты?

Джеймс неуверенно сглотнул.

— Не знаю. Но тут столько мертвецов…

Шутка? Издевательство? Нервный срыв? Попытка откосить от лекции по Истории Магии?

— Кроме меня, сплошные скелеты. И ты — скелет…

Ремус перебрал все возможные варианты, которые в этот момент пришли ему в голову, и, помня о нелюбви Поттера к предмету мистера Биннса, поначалу склонялся к последнему, пока до острого слуха оборотня, мгновенно насторожившего уши, не донеслось несколько фраз подозрительного содержания.

— Так и сказал? Скелеты?

— Именно.

— Что ж, кажется, мы немного переборщили с заклинанием, — в знакомом тянущем слова голосе появились новые нотки, которые Ремус истолковал как недоумение. — Поздравляю, Блэк, как ты и надеялся, сеанс стриптиза для твоего очкастого приятеля отменяется!

— Блэк… — закусив нижнюю губу, нехорошо прищурился Люпин. — Сириус!..

Сириус и его второй собеседник — Снейп, разумеется, обнаружились метрах в десяти от Мародёров. О том, что у Джеймса Проблема с большой буквы, Ремусу напомнило аккуратное прикосновение чьих-то пальцев к его щеке.

— Совсем обалдел?! — он поспешно шарахнулся в сторону от Джеймса, который, судя по его сосредоточенному взгляду, намеревался полностью ощупать ошеломлённого приятеля.

— Так вот как она крепится… — глубокомысленно изрёк гриффиндорец в ответ на вопрос друга.

— Парни, на нас и так люди смотрят. Хватит прикалываться, — дёрнул Ремуса за рукав мантии подошедший Питер.

— Если бы мы прикалывались… так ведь он серьёзно! — страдальчески простонал Ремус, возведя глаза к потолку. — Но лично с меня этого хватит. Хвост, отведи его куда-нибудь подальше. В нашу спальню, например. Пусть он пока поизучает, как части тела крепятся у тебя.

— Чего?!?!

— Хвост, — Люпин раздражённо скрипнул зубами. — Я потом всё объясню, а сейчас просто сделай, как я сказал.

— Ладно, но объяснения обязательны, — в тон ему ответил Питер и, схватив Джеймса за руку (тот поначалу шарахнулся в сторону от тянущегося к нему скелета), потащил того прочь от любопытных глаз, намереваясь свалить до прихода преподавателя.

— Ну что ж, нам остаётся только гордиться собой и восхищаться достигнутым эффектом! — с удовольствием прокомментировал Сириус их уход и дружески хлопнул приятеля по плечу. Снейп, считавший этот жест панибратским и чересчур фамильярным, раздражённо от него отмахнулся, сделав шаг назад, и округлил глаза, глядя на что-то за спиной слизеринца.

— Эй, Блэк, а у нас гости.

Сириус только начал поворачиваться, дабы выяснить личность таинственного гостя, когда вдруг прозвучавший голос избавил его от этой необходимости.

— Привет, Бродяга, — поприветствовал его необычайно жизнерадостный голос Люпина, а Сириус, вместо того чтобы также радостно улыбнуться гриффиндорцу в ответ, тихо выругался, пользуясь тем, что оборотню не видно его лица. Снейп снисходительно ухмыльнулся и, скопировав жест Сириуса, хлопнул друга по плечу.

— Оставлю вас наедине.

— Ну зачем же? — торопливо вмешался Ремус. — Мне ведь и с тобой надо поговорить.

Слизеринцы переглянулись.

— И о чём же?

— Ну даже не знаю… Может быть о том заклинании, что вы наложили на Джеймса? — не поддержал игры в вопросы Ремус, с превеликим трудом удерживая себя от того, чтобы не смотреть на левые руки Блэка и Снейпа. Туда, где должна была находиться Тёмная Метка, изуродовавшая их предплечья.

Сириус похолодел, заметив, как взгляд оборотня плавно переместился к его левой руке, а затем быстро метнулся обратно на лицо. Автоматическим, уже ставшим привычным за последние несколько месяцев движением, он поспешно схватился за предплечье, так же как поступал в те дни, когда Метку начинало слабенько жечь огнём — ещё не требование явиться на зов Лорда, а так, маленькая проверка. В глазах Люпина промелькнуло сожаление, смешанное с отчаянием и жалостью, яснее всего прочего сказавшее Сириусу о том, что оборотню давно известно, с кем связался его бывший друг.

— Чары на одежде и на очках, — вяло сообщил он требовательно молчавшему Ремусу. — Пусть что-нибудь снимет, и они развеются в ближайшие полчаса.

Гриффиндорец кивнул и, бросив на прощание ещё один, полный сожаления взгляд, чуть ли не бегом кинулся догонять Джеймса и Питера. Ничего не заметивший Снейп зло пихнул однокурсника под рёбра острым локтём.

— Ты зачем ему всё рассказал?

Сириус моргнул остекленевшими глазами и молча последовал за ломанувшимися в кабинет студентами. Туманная фигура явившегося на урок мистера Биннса уже парила внутри, ожидая, когда все рассядутся по своим местам.

— Он всё о нас знает, Северус. Он знает, что мы — Пожиратели Смерти.

— Нужно рассказать директору. Дамблдор не даст Люпину никому сболтнуть.

— А он и не собирается, — Сириус задумчиво опустил голову на сложенные на парте руки. Лекцию о последнем восстании горных великанов никто из них не писал.

* * *

Серые, равнодушные ко всему камни, местами поросшие мхом. Серый потолок, с которого уже третьи сутки безостановочно капает вода. Ледяной пол, с брошенной на него охапкой гнилой соломы, и толстые прутья решётки там, где должен быть вход-выход. И никакого окна.

Кап-кап-кап. И снова кап-кап-кап. Звук падающих и с хлюпом разбивающихся о камни капель может свести с ума любого, но узник — скорчившийся в углу длинноволосый мужчина уже давно не уверен в собственном здравомыслии. Узник — пока будем именно так его называть, потому что, будучи не в состоянии определиться со своим настоящим именем, только Узником зовёт он себя в своих мыслях. Иногда бывают озарения, и тогда, подобно белым вспышкам, перед ним встают картины позабытого прошлого, и порой Узнику даже удаётся вытащить из глубин своей памяти новые — и незнакомые ему — имена. Джеймс. Лунатик. Сохатый. Ремус. Гарри. Бродяга. Хвост. Лили. Их много, но ни одно из них не принадлежит ему — Узник почему-то уверен в этом.

Мох горький и противный на вкус, но крысы в его промозглой камере не водятся, а до того, чтобы есть тараканов, он ещё не дошёл. Почему-то при мыслях о крысах верхняя губа снова ползёт вверх, обнажая давно — сколько? — нечищеные зубы, а очередная белая вспышка приносит очередное чужое имя. Питер. И вслед за ним удручающе короткий и расплывчатый отрывок утраченных воспоминаний.

«Как ты мог, Сириус?! Они же наши друзья!!!»

Вот оно. Сириус. Ярчайшая звезда созвездия Большого Пса и его настоящее имя. Одновременно с именем к нему возвращается и фамилия, и таким образом Сириус Блэк, наконец, перестаёт быть Узником. Решётки по-прежнему на месте и из щелей по-прежнему страшно сквозит, промораживая чуть ли не до костей худое и едва прикрытое какими-то обносками тело, но разве теперь это имеет какое-то значение?! Сириус Блэк. Яркое, мощное имя, во многом противоречащее самому себе. Свет и тьма. Тьма и свет.

Неподалёку слышится лязг ключей и топот сапог по каменному полу, и мужчина, напрягшись всем телом, съёживается в дальнем углу камеры, стараясь сохранить жалкие остатки тепла. Факел — единственный источник света в этом месте, опасно мигает, грозя вот-вот погаснуть, но когда это всё-таки происходит, тьма впервые не наступает, продолжая прятаться в углах и на потолке в ожидании своего часа. А Сириус завороженно смотрит на два голубоватых огонька, пляшущих на кончиках волшебных палочек пришедших поглазеть на своего пленника надзирателей.

— Видишь? Как я и говорил. Точь-в-точь он, — первый отбрасывает с головы широкий капюшон мантии, и по рассыпавшимся по плечам платиновым волосам Сириус узнаёт в нём одного из своих наиболее частых посетителей. Он уже знает, что этого мужчину — волшебника — с холодными серыми глазами зовут Люциус Малфой, но так же как и в прошлый раз это имя не находит никакого отклика в его основательно прореженной памяти.

— Да, ты без сомнения прав, сын. Как две капли воды, — в голосе второго мага — тоже светловолосого и сероглазого — полно недоверия, которое поразительно уживается со снисходительностью, удивлением и, наконец, радостью, мужчине почему-то слышится глубоко затаённая мольба. Но о чём молча молит небеса незнакомец, для него так и остаётся секретом.

— Осторожнее. Он как хищный зверь: Мульчиберу едва нос не сломал, когда тот его сюда бросил.

— Орион? — несмотря на предупреждение сына, второй всё равно подходит ближе, практически вплотную становясь к толстым прутьям решётки. — Орион, это ты?

Орион? Память молчит, но мужчина, желая отдалить тот момент, когда волшебники уйдут и унесут с собой свет, непривычно хриплым голосом произносит свои первые за долгое-долгое время слова.

— Нет. Я — Сириус. Сириус Блэк.

Светловолосый Пожиратель Смерти — о-о-о, это ему тоже уже известно! спасибо, просветили… — скептически хмыкает на это заявление и косится на взволнованное лицо отца, который, кажется, с первого до последнего слова верит в этот бред.

— А я Абраксас Малфой, Сириус. Друг Ориона Блэка. Ты его знаешь?

Сириус только молча качает головой. То, что своё имя он вспомнил только сегодня, он почему-то пока решает оставить в тайне. Возможно причина в том, что одинаково холодный и расчётливый взгляд обоих Малфоев вызывает что угодно, но только не желание поговорить по душам. Старший Малфой — Абраксас, разумеется, долго молчит, тяня с ответом, прежде чем отвернуться от камеры.

— Прости, Люциус, но мне нужно вернуть долг. Надеюсь, однажды и ты сможешь это понять.

А затем исходящий от его палочки голубой свет сменяется на бледно-зелёный.

— Imperio.

Сириус болезненно щурится, прикрывая глаза от опасной вспышки, и потому не видит, как постепенно стекленеет взгляд проигравшего сражение Люциуса.

— Отопри дверь.

Люциус резкими, порывистыми движениями принимается рыться в карманах в поисках связки ключей, поддавшись воле кукловода. Сириус вдруг зло усмехается, сам толком этого не понимая: какая ирония! Люциус Малфой, один из лучших волшебников, приближённых к Тёмному Лорду, и профессионал в наложении чар Подвластия, оказался неспособен противостоять заклятию своего собственного отца.

Решётка сильно скрипит, грозя привлечь нежелательное внимание других Пожирателей.

Сириус, не тратя времени зря, мгновенно оказывается по ту сторону клетки и, поддавшись внутреннему импульсу, впихивает неподвижно замершего с ключами в руке Люциуса внутрь камеры. В серых глазах блондина вспыхивает злость и обещание отомстить, которые быстро сменяются прежней пустотой и апатией, но Сириусу этого достаточно, чтобы суметь понять, что младший Малфой лишь притворяется марионеткой, не желая выдавать отца своим же единомышленникам. Несмотря на то что Люциус не вызывает у него ничего, кроме стойкой антипатии, тоже взявшейся из ниоткуда, Сириус благодарно кивает ему головой. На что Малфой реагирует колючим взглядом светло-серых глаз, который его отец снова многомудро не замечает, поддерживая игру своего сына.

— Больше медлить нельзя. Нас с Люциусом могут хватиться в любое время. Правду ты сказал мне о своём имени или нет: не так важно, твоё лицо говорит само за себя. Ты Блэк, и это очевидно, — Абраксас неожиданно замолкает, покосившись на стоявшего за решёткой Люциуса, и быстро суёт Сириусу прямо в руки какой-то продолговатый свёрток.

— Здесь твоя волшебная палочка, а здесь, — он протягивает ему ничем не примечательный булыжник, — а здесь портал, который доставит тебя до Хогвартса. Ближе — никак. Там найдёшь Альбуса Дамблдора. Скажи, что когда Волан-де-Морт начнёт войну, семь чистокровных семей перейдут на его сторону. Все остальные поддержат Тёмного Лорда.

Сириус, из речи Малфоя почти ничего не понявший, согласно кивает, и когда зачарованный булыжник перекочёвывает к нему, всё гаснет, оставаясь далеко позади, а спустя несколько ударов сердца перед ним возвышается громадный каменный замок. Хогвартс, — мысленно решает Сириус, вспомнив, что говорил ему Абраксас, и решительно делает шаг в сторону ворот. Однако истощённый трёхдневным заключением организм имеет своё мнение, и Сириус плавно опускается на землю. Мир продолжает качаться и плыть перед глазами, но он всё равно умудряется схватить за край мантии пробегавшего мимо парня. На едва не валявшегося на земле незнакомого человека тот совершенно не обращает внимания и потому чуть ли не падает, слишком поздно заметив удерживающую его руку.

— Профессор Уайт?!

Со слухом у Сириуса всё в порядке, и от него не укрывается ужас, прозвучавший в голосе симпатичного подростка, и он благословляет то, что лишён возможности взглянуть на себя в зеркало. Недоумение вызывает только названное тем парнем ещё одно незнакомое имя, но пока он решает не обращать на это внимание. Альбус Дамблдор, к которому его отправил Абраксас Малфой, непременно со всем разберётся.

— Парень, быстро беги и найди Дамблдора. Передай, что он нужен Сириусу Блэку и что я жду его здесь.

— Но…

— Живо!!!!

Подросток, не проявляя особого рвения, неохотно исполняет его приказ, муравьиными шагами направляясь к дружелюбно распахнутым воротам Хогвартса и при этом каждые десять минут оглядываясь на оставшегося позади «профессора». А тот, продолжая гадать над тем, кто такой этот непонятный профессор Уайт, устало закрывает глаза и растягивается на земле.

Сердце стучит как сумасшедшее, порываясь выскочить из груди, но парень — студент седьмого курса Слизерина, быстрее ветра мчится по коридору, не обращая внимания на провожавшие его взгляды и сбавляя скорость только на особо крутых поворотах. На щеках от быстрого бега горит румянец, а длинные чёрные волосы, не стянутые никакими заколками, свободно развеваются за плечами.

Последний поворот, а вскоре после него каменная горгулья, закрывающая собой витую лестницу к кабинету директора, но слизеринец не успевает до неё добежать, когда только чудом не врезается в идущего ему навстречу человека.

— Мистер Блэк, думаю, вам следует быть аккуратнее на поворотах.

Длинная борода и смеющиеся поверх очков-полумесяцев голубые глаза. Альбус Дамблдор. В боку нещадно колет, но Сириус, сквозь боль в пересохшем горле, выдавливает:

— Директор… там… профессор Уайт! У ворот.

— Что с ним? — искорки смеха мгновенно гаснут, сменяясь возрастающей с каждой лишней секундой тревогой.

— Кажется, он ранен. Он сказал, что вы нужны Сириусу Блэку, и отправил меня за вами. Что это значит?

— Ясно. — Сириус смотрит директору прямо в лицо и по выражению его глаз понимает, что всё как раз полностью наоборот. — Сириус, как можно быстрее найдите Джеймса Поттера и Ремуса Люпина и приведите их в Больничное Крыло. Без возражений!

Прежде чем снова сорваться с места и отправиться на поиски вышеупомянутых личностей, Сириус с досадой успевает подумать, что работать почтальоном у него уже начинает входить в привычку. Альбус Дамблдор, в силу своего возраста, намного медленнее устремляется к тому месту, где его ждёт бесследно исчезнувший три дня назад Алекс Уайт, почему-то открыто назвавшийся своим настоящим именем.

* * *

Лекции и практические занятия по Защите от Тёмных Искусств не проводились уже три дня, да и сам профессор не появлялся в Большом Зале ровно столько же, поэтому, учитывая все обстоятельства, плюс то, что вестником беды Дамблдор сделал именно Сириуса Блэка, Джеймс и Ремус практически влетели внутрь Больничного Крыла. Правда, помимо оправданного беспокойства за здоровье Алекса ко всему этому прибавилась ещё одна проблема: Сириус передал сообщение директора в присутствии Хвоста, а любопытство малыша-Питера вполне могло обернуться для всех них бо-ольшими проблемами.

— Профессор Дамблдор! Где он?! — едва успев затормозить, быстро выпалил Джеймс. Немного отставшие Ремус и Сириус промолчали, восстанавливая сбившееся дыхание.

— Мистер Блэк, спасибо. Теперь можете быть свободны.

— Но… — Сириус, искренне возмущённый тем, что его собираются отослать прочь, попытался возразить, однако строгий взгляд директора пресёк эту попытку на корню.

— И плюс двадцать баллов Слизерину за своевременно оказанную помощь.

На прощание недобро усмехнувшись поглядевшему на него Джеймсу, Сириус, спрятав руки в карманы мантии, с высоко поднятой головой прошествовал мимо и скрылся за дверью, которая, повинуясь взмаху руки директора Хогвартса, тут же захлопнулась за его спиной.

— Он там, — сухая старческая рука медленно поднялась вверх, и Джеймс с Ремусом, испуганно переглянувшись, посмотрели в указываемую ею сторону. Там, сквозь полупрозрачную из-за чересчур яркого света белую ширму, виднелось два человеческих силуэта.

— Мадам Помфри заканчивает перевязку, — тихо пояснил Дамблдор и, видимо пытаясь успокоить двух друзей, положил руку Джеймсу на плечо, однако на деле этот жест только ещё больше растревожил страхи и так взволнованных гриффиндорцев.

— Да сколько можно вам повторять?! Не знаю я никакого Алекса! Меня зовут Сириус Блэк! И где вообще этот ваш директор?! Абраксас Малфой хотел, чтобы я с ним поговорил! — донёсся до них возмущённый голос Алекса. Дамблдор тяжело вздохнул.

— Он ничего не помнит, Джеймс. Абсолютно. Кроме того что его зовут Сириус Блэк и ещё несколько имён. В его памяти лишь события последних трёх дней, а что происходило с ним до этого — начисто кем-то стёрто. Подозреваю, кто-то наложил на него Obliviate, но точно мы пока этого не знаем. Я надеялся, что вы с мистером Люпином сможете пробудить в нём хоть какие-то воспоминания.

Джеймс, во время объяснения директора почти забывший о необходимости дышать, опустил взгляд на пол, не чувствуя в себе ничего, кроме той пустоты, что поселилась в нём после перевода Сириуса в Слизерин. Тогда он был слишком зол и не понимал этого, а сейчас… Наверное, то же самое испытывают люди, лишившиеся конечностей. Сириус был его правой рукой. Порой он был эгоистичной и действовавшей только по своему усмотрению скотиной, но без его подначек и замечаний насчёт постоянных отказов Лили жизнь стала какой-то серой — не цветной. Джеймс готов был на всё ради того, чтобы вернуть друга, и потерять Сириуса второй раз он просто не мог. Не имел права допустить этого.

— А если не получится? — озвучил волновавший их обоих вопрос Ремус.

— Тогда придётся прибегнуть к крайней мере: легилименции, — твёрдо ответил ему Дамблдор, а Джеймс почувствовал, как сжалась лежавшая на его плече морщинистая рука. — Но… я не уверен, что это сработает.

— Почему?

— Потому что когда вы с юным мистером Блэком угодили в Больничное Крыло в последний раз, я уже пытался это сделать. Однако когда я сломал его блок, вместо воспоминаний вашего друга я увидел воспоминания профессора Уайта.

— Ну и что с того? Если понадобится, я за шкирку притащу сюда Сириуса! — совершенно серьёзно воскликнул Джеймс. Ремус, озаботившийся тоном, которым были произнесены эти слова, к своему ужасу понял, что именно так тот и сделает. И какое бы сопротивление не оказал ему Сириус, в итоге он всё равно окажется в Больничном Крыле.

— Дело в том, что, по сути, Алекс и Сириус — один и тот же человек, и то, что какое-то время они оба носили Метки, только подтверждает это. Всё более-менее серьёзное, что происходит с юным Блэком, сказывается и на Алексе. К счастью, обратный процесс здесь не действует. Важно то, что на воспоминаниях у них один блок на двоих и пробить его чрезвычайно трудно. Интереснейший феномен, учитывая, что ни один из них никогда не занимался окклюменцией… — Дамблдор замолчал, прислушиваясь к очередной гневной вспышке Уайта.

— Не думаю, что Сириус должен знать правду о своём будущем. Ещё рано.

— Идите вы к чёрту и оставьте меня в покое!!!

Мадам Помфри вылетела из-за ширмы с такой скоростью, словно за ней гнался сам Волан-де-Морт во главе своих Пожирателей, и, зло поглядев на директора, раздражённо бросила:

— Всё. Я с ним закончила. Делайте, что собирались, и пусть выметается.

— Между прочим, я всё слышал!!!

— Ну и прекрасно!!! — рявкнула мадам Помфри и, звонко бряцая флаконами с целебными зельями, с преувеличенным усердием принялась расставлять их по местам.

— Фантастика… Он и её довёл… невероятно… — изумлённо пролепетал Ремус, пихая локтём не менее ошеломлённого Джеймса. Тот поднял глаза на продолжавшего молчать Дамблдора.

— Как бы не было слишком поздно, профессор…

Оглянувшись на оставшегося стоять на месте Люпина, он широко улыбнулся и, собравшись с духом, отважно шагнул вовнутрь. То, что у Алекса начисто отсутствуют воспоминания о прежней жизни, Джеймс уже знал, но от того вместо приветствия услышать: «А ты ещё кто такой?!» было не намного легче.

— Ты меня не помнишь? Совсем? Я — Джеймс Поттер, Бродяга! — без особой надежды представился гриффиндорец. Алекс, и до этого осыпавший ругательствами всякого, кто осмеливался задать ему этот вопрос (одна только мадам Помфри спрашивала его об этом раз пять — не меньше), снова вспыхнул.

— Во-первых, ВАС, юноша, я не помню. Во-вторых, да, я вас СОВСЕМ не помню. И, в-третьих, у меня есть имя, так что нечего называть меня собачьими кличками!

Все попытки растормошить память не узнавшего его друга натыкались на полное непонимание со стороны Алекса, так что уже через полчаса, совершенно вымотанный и отчаявшийся, Джеймс вновь предстал перед глазами ждавших его снаружи Ремуса, Дамблдора и успевшей к этому времени немного поостыть Поппи Помфри.

Он отрицательно покачал головой.

— Нужно звать Сириуса, — глубокомысленно сделал вывод Люпин.

* * *

— Чего?! Знаешь что, Поттер?! А не пошёл бы ты… — Сириус, полный праведного гнева, замолчал, подбирая наиболее оскорбительное выражение. Джеймс затаил дыхание, ожидая, что сейчас его отправят самой длинной дорогой к Волан-де-Морту в задницу, но вместо этого конечным пунктом назначения стал сравнительно безопасный Запретный Лес. — Я тебе ничего не должен, так что иди и ползай на коленях перед кем-нибудь другим!

На счёт ползания на коленях Блэк конечно сильно преувеличил, но Джеймс решил, что данный момент не слишком подходит для того, чтобы заострять на этом своё внимание и начинать выяснять отношения.

Сириус, на поиски которого с превеликой неохотой отправил их Дамблдор, обнаружился во дворе замка с Рондой Грэй — пятикурсницей Гриффиндора, при виде приближающихся к ним Джеймса и Ремуса торопливо скрывшейся с места встречи. В общем, как недолго злорадствовал Поттер, им удалось испортить очередное и неведомо какое по счёту свидание любвеобильного Блэка, так что понять причину гнева последнего было совсем не сложно.

Ремус, который пошёл на поиски с Джеймсом не просто за компанию, а ещё и для того чтобы проконтролировать весь процесс, стоял строго посередине между Поттером и Блэком. А те за десять минут разговора пока что вели себя вполне сносно и, можно сказать, даже пристойно. Собирался ли Джеймс на самом деле тащить Блэка на поводке в Больничное Крыло или нет, Ремус проверять не хотел, так что из сложившейся ситуации он видел только один выход.

— Мне плевать, что ты думаешь и чего ты хочешь, Блэк! Но с нами ты пойдёшь в любом случае, так или иначе! — Джеймс, несмотря на клятвенные заверения Дамблдору, уже начинал выходить из себя, да и Сириус тоже был хорош: подобные категоричные заявления не способствовали мирной беседе.

— Ну попробуйте меня заставить! Посмотрим, что из этого получится! — парировал тот.

Шантаж друга, даже если этот друг — бывший, непростителен, но когда Ремус увидел, как Джеймс и Сириус полезли в карманы за волшебными палочками, он решился.

— Бродяга, а что будет, если в Хогвартсе узнают о твоей «татуировке»? Такая новость быстро просочится за стены школы: думаю, уже на следующий день ты будешь в ожидании начала следствия томиться в казематах Азкабана.

На слова оборотня оба дуэлянта отреагировали именно так, как и предполагал Ремус: и тот, и другой быстро поняли, на ЧТО намекал Люпин, вот только повели себя они совершенно по-разному. Джеймс остановился и, покосившись на решительно настроенного Ремуса, нехорошо так совсем улыбнулся — видимо до этого тоже раздумывал над возможностью шантажа. Сириус же замер так, словно кто-то наложил на него Petrificus Totalus. Рука судорожно дёрнулась к палочке, но так и осталась безвольно висеть у бедра. Только пальцы с коротко обрезанными ногтями то и дело напряжённо сжимались в кулак.

— Ты не посмеешь. Дамблдор…

— Дамблдору не меньше нашего нужно, чтобы ты пошёл с нами, так что если понадобится, Сириус, то я посмею. Ещё как. Ты хочешь рискнуть?

На лице Блэка не дрогнул ни один мускул: даже глаза, и те не потемнели, как происходило всегда, когда он злился. На миг Ремус испугался, что Джеймс угадал и тому действительно уже всё равно, но слизеринец вдруг после продолжительного и изматывающего молчания окостенело кивнул головой.

— Ладно. Ведите.

Тонкие губы сжались в почти неразличимую на белом лице полоску.

Вести Блэка не требовалось: тот и сам прекрасно знал дорогу в Больничное Крыло — в конце концов, чтобы стать любимчиком мадам Помфри, нужно было бывать там не меньше раза в неделю, а Сириус и Джеймс в прошлом были её постоянными клиентами.

Ссутулив плечи и глядя только себе под ноги, Сириус шёл так, словно ему мешали тяжеленные кандалы. Гриффиндорцы, подобно бдительным тюремщикам, шагали с двух сторон от него. Джеймс посмотрел в спину шаркавшему, будто столетний старик, Сириусу и тяжело вздохнул, так некстати вспомнив рассказы Алекса о самой страшной тюрьме волшебного мира.

Наверное, со времён основания ещё никто не сравнивал стены Хогвартса с Азкабаном.

* * *

— Ну, я здесь, и что дальше? — смело поинтересовался Сириус, с любопытством прислушиваясь к громкой и яростной перепалке профессора Уайта и зашедшей проверить его состояние мадам Помфри. Судя по извергаемому профессором потоку слов, состояние у него было просто отменным. Не будь Сириус так взвинчен из-за предстоящей ему экзекуции, то он непременно постарался бы запомнить пару-другую особо изощрённых ругательств исключительно в целях расширения своего кругозора и обогащения словарного запаса.

— А дальше, мистер Блэк, будет лучше, если вы расслабитесь. Поначалу проникновение в ваш разум может вызвать неприятные ощущения, но если вы не будете мне сопротивляться, они быстро пройдут, — мягко разъяснил Дамблдор, присаживаясь рядом. Сириус только недюжинным усилием воли заставил себя остаться на месте. Джеймс и Ремус весьма раздражающе маячили неподалёку, бросая одинаково обеспокоенные взгляды то на самого Сириуса, то на ширму, сквозь которую виднелся едва различимый мужской силуэт. Подобное беспокойство за его здоровье, конечно, умиляло, но с чего бы это бывшие друзья-гриффиндорцы так тревожились из-за какого-то профессора? Он закрыл глаза и медленно — очень медленно — досчитал до пяти, стараясь успокоиться и не обращая внимания на всё равно усиливавшуюся дрожь в руках. Сириус крепко вцепился пальцами в края койки, на которую он водрузил своё бренное тело по совету директора.

— Я готов, профессор.

Тот кивнул, со странным выражением лица глядя на слизеринца.

— Мне очень жаль, Сириус. Я не хотел, чтобы ты узнал обо всём именно так.

— О чём вы? — вопросительно нахмурившись, попытался приподняться на локтях тот, но…

— Legilimens!

Голубые глаза директора вдруг превратились в затягивающие омуты, и прежде чем в ЕГО памяти замелькали ЧУЖИЕ воспоминания, Сириус успел подумать, что такое ощущение ему уже знакомо…

* * *

Бесшумно приоткрылась дверь кабинета, и когда возникший из ниоткуда порыв ветра потревожил сложенные на столе бумаги, его хозяин, наконец, отвлёкся от своих документов и повёл плечами, разминая затёкшие от долгого сидения мышцы шеи и спины.

Кресло мягко скрипнуло, прогнувшись под опустившимся на него весом.

— Знаете, мой дорогой мистер «Х», я ничуть не удивлюсь, если однажды выяснится, что до того как стать моим информатором, вы были профессиональным вором или взломщиком.

— Одно другого не исключает. А с чего вы так решили?

Одна бровь взлетела вверх, затерявшись в дебрях спутанной чёлки, падавшей на высокий лоб и упорно продолжавшей лезть прямо в глаза.

Аластор Грюм — человек, возглавлявший Аврорат и по совместительству хозяин кабинета, отложил в сторону предоставленный ему отчёт о деятельности кого-то из недавно принятых на работу стажёров и деловито сложил руки перед собой на столе.

— Потому что далеко не каждый из моих сотрудников сможет незамеченным пройти по этому коридору, вдобавок ко всему преодолев наложенные на него защитные чары. Дьявол, да даже Фредерик Джонсон не смог бы провернуть подобное, а он мой лучший человек!

Темноволосый и кареглазый парень лет двадцати пяти невозмутимо пожал плечами.

— Значит, не лучший. Кстати, советую сменить здешнюю охрану: их слишком легко купить, а мой подвиг вполне могут решить повторить и Пожиратели.

— Фамилии?

— Стэффорд и Клейтон, — не моргнув глазом, назвал тот двух авроров, подкупленных им исключительно эксперимента ради.

— Я проверю, — Грюм вопросительно поглядел на своего собеседника и в очередной раз усмехнулся, покачав головой. Нужно было отдать должное изобретательности «мистера Х»: при выборе внешности он ещё ни разу не повторился, так что Пожиратели, при всём своём желании выяснить, кто сдаёт аврорам их планы, никак не могли его отследить. Что было на руку и «мистеру Х», и Аврорату.

— Когда?

Вместо ответа мужчина, не произнося ни слова, протянул ему изрядно измятый клочок пергамента. По многочисленным и неровным сгибам аврор понял, что прежде чем это письмо попало к нему в руки, его как минимум раз пять порывались отправить в мусорную корзину. «Сегодня. После полуночи. Нападение на палаточный городок. И только попробуй меня подставить, сук…» Дальше небольшой клочок был безжалостно и вместе с тем аккуратно оторван от основного текста — Грюм покосился на своего информатора, но тот с живым интересом разглядывал единственную во всём кабинете картину, которую несколько лет назад повесила здесь его бывшая супруга. Наверное, этот мрачный пейзаж с танцующей нимфой у иссякающего ручья теперь был единственным напоминанием о неудавшемся браке, но, несмотря на свои более чем просто прохладные отношения с экс-женой, от картины Грюм избавляться не торопился. Лет через двадцать может быть.

— И что это значит? — сурово осведомился он у брюнета? блондина? рыжего? глядя на указанные ниже координаты.

— Это значит, что у вас есть два часа, чтобы собрать отряд верных вам людей и прибыть на место к указанному в письме времени.

Говорят, по почерку можно определить характер человека, однако за несколько месяцев их сотрудничества Грюм успел достаточно хорошо понять и изучить своего информатора и потому уже с первого взгляда на эти лаконичные строчки догадался, что автором письма является кто-то другой.

— Два?!?! — Грюм, кажется, даже подавился воздухом от возмущения. — Невозможно. Я не могу отправить своих людей за такой короткий срок по непроверенной наводке, которая вполне может оказаться ловушкой.

— С чего вы взяли, что она непроверенная?

— А разве нет?

— Хорошо, — мужчина посмотрел на часы и торопливо достал из кармана уже хорошо знакомую аврору склянку с оборотным зельем. — Вы не против?

Говорить, что он против, смысла не было, и Грюм просто отвернулся к волшебному окну, чтобы не смотреть на трансформацию. Изменение облика само по себе очень болезненно, и наблюдать весь процесс целиком у него не было абсолютно никакого желания.

— Ладно. Теперь продолжим. Если вы сразу поняли, что эта информация не от меня, то в таком случае почему, когда я пришёл к вам в первый раз с информацией о нападении Пожирателей, вы всё сделали, как я и сказал?

Тон и интонация, с которой был задан этот вопрос, оставались прежними, но голос… раздражённый, заинтересованный, грудной голос. Грюм резко отвернулся от окна, вместе со стулом крутнувшись в сторону своего собеседника. Вот только ЕГО там не было, вместо этого перед начальником Аврората, ошалело хлопая густыми и длинными ресницами, сидела красивая молодая женщина. Тонкие руки с длинными, заострёнными ногтями поднялись на уровень груди — хорошей такой груди, аппетитной, — и Грюм едва не рассмеялся во весь голос, когда эти самые руки неуверенно до неё дотронулись. Грудь, размером с крупное яблоко, издевательски колыхнулась. Грюм ухмыльнулся. А женщина, расширенными от ужаса глазами, с отчаянием и надеждой уставилась на аврора.

— НЕ-Е-Е-ЕТ!!!

Для слуха мужчины нет ничего страшнее женского визга, и если бы не существовало такое замечательное заклинание, как Silencio, Аластор был бы удостоен вопля, по сравнению с которым сопрано лучшей оперной певицы ни что иное, как комариный писк.

У девушки, чей облик приобрёл «мистер Х», оказались удивительно глубокие голубые глаза — как безоблачное небо за окном, наколдованном специалистами из отдела, отвечающего за климат, и сейчас эти самые глаза отнюдь не нежно глядели на матёрого аврора.

— Ладно. Только без истерики. Finite Incantatem. Теперь объясните: вы что, не знали, в кого превратитесь, когда пили это зелье? — сурово поинтересовался Грюм, с едва сдерживаемым смешком глядя на девицу, угрюмо кутавшуюся в великоватую для неё мужскую мантию.

— Понятия не имел, — из женских уст мужская речь казалась более чем забавной. Аврор поднёс к глазам один из срочных документов, скрывая за ним свою улыбку. — Обычно я покупаю зелья, а последний ингредиент достаю сам, но сегодня… — красотка вдруг осеклась и со всей дури врезала кулаком по столу. — А сегодня мне дал зелье Дамблдор!!!

Глядя на бушевавшую в его кабинете свирепую фурию, Грюм вдруг с тоской вспомнил, почему после столь долгих лет брака он развёлся со своей второй половинкой. Жениться на ведьме — упаси Господь! Обычная маггла в пылу гнева просто побьёт посуду, а жена-колдунья весьма метко и целенаправленно отправит её в затылок своему благоверному, когда тот меньше всего будет ждать нападения. Неусыпная бдительность, мать её, и та в таком случае не спасёт!

— Дамблдор, значит? Альбус…

— С-с-с-с… — стиснув зубы, злобно зашипела девица, невольно наведя бравого аврора на мысль о том, что возможно перед ним на самом деле сидит Волан-де-Морт собственной персоной: настолько её шипение походило на змеиный язык, которым владел только Тёмный Лорд.

— С-с-с-с-старый маразматик!!! — отнюдь не женственно прорычала девица, определенно имея в виду не Грюма и тем более не Тёмного Лорда. А, следовательно, на звание «старого маразматика» мог претендовать лишь один человек. Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор. Кавалер ордена Мерлина I степени, председатель Визенгамота, директор школы волшебства и чародейства Хогвартс и глава противостоящей Пожирателям организации под названием Орден Феникса с лёгкой руки «мисс Х» стал маразматиком. И невольно вспомнив некоторые эксцентричные и экстраординарные выходки своего старого друга, Аластор просто не мог не признать, что в словах милой мисс есть доля истины. Стараниями своих противников и благодаря статьям «Ежедневного Пророка» большинство волшебников и волшебниц Англии именно так и считали. Впрочем, несмотря на это, Дамблдор всё равно обладал просто потрясающе огромным влиянием на общественность.

Грюм снова усмехнулся.

— Ну так что? Вы не ответили на мой вопрос.

— Потому что после вашего ухода я поговорил с Альбусом.

Девушка кивнула и, поджав губы, опустила голову вниз — как понял аврор, сдерживая желание обругать директора Хогвартса на чём свет стоит.

— С-с-с-с!..

Он насмешливо дёрнул краем рта и потёр особенно толстый шрам, исполосовавший его левую щёку.

— Короче, сегодня я иду с вами, — распорядилась успокоившаяся девица и, немного поразглядывав себя в зеркало, недовольно добавила: — Вот только подберу себе другой — нормальный — облик. И возражения не принимаются, я уже несколько месяцев нормально не дрался.

— Хорошо. Только, надеюсь, вы ещё помните, что произошло во время вашего предыдущего похода?

— На память не жалуюсь, — отрезала мисс, выбираясь из кресла. Процесс немало затрудняла слишком свободная мантия, которая была как раз для «мистера Х», но на «мисс Х» висела мешком.

— Чокнутый придурок. Полоумный маразматик. Да чтоб он лимонной долькой подавился! — ругаясь как заправский сапожник, девица медленно, но верно заковыляла к двери, а Грюм, глядя, как забавно она семенит в чересчур больших для неё мужских туфлях, подумал, что возможно — только возможно — ему стоит предупредить Дамблдора о грозящих ему неприятностях.

Дверь отворилась, и прежде чем она вновь захлопнулась, глава Аврората успел услышать удивлённый голос одного из авроров, охранявших его кабинет от нежелательных посетителей.

— Мисс? Простите, но как вы прошли мимо?..

Ответ «мистера-мисс Х» для него остался загадкой, но ненадолго. Буквально через несколько минут дверь снова отворилась, и к нему на стол спикировала чья-то записка, небрежно сложенная в кривокрылый самолётик.

«Пришлось придумывать объяснение на ходу, так что если спросят: я — Кристиана, и мы встречаемся уже около двух недель. Раз уж Дамблдор подсунул мне Оборотное зелье с женским волосом, то пусть хоть в глазах подчинённых вы теперь будете человеком, ведущим активную личную жизнь, а не зверски строгим начальником-садистом».

Записка вспыхнула и осыпалась на стол горсткой пепла, едва он прочёл последнее слово. Грюм закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.

— Accio сквозное зеркало!

Стекляшка, за которой ему просто было лень тянуться, мгновенно выпрыгнула из выдвижного ящика стола, и аврор, прежде чем вызвать через зеркало своего старого-старого друга, некоторое время просто молча смотрел, как наливаются кровью и набухают многочисленные шрамы на его лице.

— Ну здравствуй, Альбус, — максимально дружелюбно произнёс он, когда вместо его собственного отражения в зеркале замаячила уставшая физиономия директора Хогвартса. — Как поживаешь?

Дружественная улыбка начальника Аврората больше походила на звериный оскал.

* * *

— Ах ты чёрт, — ругнулся Алекс, вытягивая из ладони ещё одну колючку. Окопавшийся рядом с ним молодой аврор что-то прошипел сквозь зубы и, стараясь больше не влезать в колючее растение, заполнявшее собой практически весь овраг, тоже оторвал от себя острую веточку.

— Милый овражек. Просто слов нет какой милый, — буркнул тот, неодобрительно кося глазом на Уайта.

— Раз слов нет, то чего ты болтаешь?! — раздражённо отмахнулся Алекс, так же как и остальные авроры, отправленные Грюмом в указанное Блэром в письме место, оставшийся крайне недовольным конечным пунктом, куда их вывели координаты.

— Действительно, Рэнди, лучше заткнись, сделай милость. От твоих воплей тошно становится, и незачем валить все наши беды на новичка, — вступился за Алекса аврор постарше, однако тот только убавил громкость и продолжил себе под нос жаловаться на судьбу.

— Лэнс прав, Рэнди! Умолкни по-хорошему, пока кто-нибудь из парней не наложил на тебя Silencio. И оставь Гарри в покое, иначе я могу напомнить, прикрывая КОГО погиб Майкл! — донёсся до них из кустов голос ещё одного невидимого аврора. И Алекс, к этому времени уже достаточно уставший от не прекращающихся нападок Рэнди Гилберта — младшего, был бы ему благодарен, если бы по брошенному на него взгляду не понял, что благодаря этим словам только что нажил себе ещё одного врага. Можно подумать, ему старых было мало.

Алекс, в этом походе присоединившийся к аврорам под именем некоего Гарри Мора, резко мотнул головой, сбрасывая с носа какое-то несносное насекомое, и снова неподвижно замер в ожидании хлопка, который должен был возвестить о прибытии долгожданных Пожирателей Смерти. Вот только часовая стрелка уже давно перевалила за полночь — указанное в письме время, и он с каждой лишней минутой всё больше и больше убеждался в том, что Блэр, несмотря на их сделку, обманул его. Учитывая подлую натуру последнего, поверить в это ничего не стоило. Алекс уже собрался было подать командиру идею вернуться в Аврорат, когда услышал, как где-то — совсем неподалёку — хрустнула ветка, переломившись под подошвой чьего-то ботинка. Пожиратели, вместо того чтобы аппарировать прямо на место будущей бойни, предпочли воспользоваться порталом и появиться в нескольких десятках метров от оврага, в котором их, чёрт знает как долго, поджидали авроры.

Слух анимага гораздо тоньше, чем у человека, и поэтому, пока те валялись в зарослях чертополоха и репейника, он напряжённо прислушивался к звуку шагов приближающихся колдунов, пытаясь хотя бы приблизительно выяснить их численность.

— Они уже здесь, — коротко бросил он седому аврору, имени которого он не знал, но помнил, что, по словам Грюма, этот человек — один из немногих, на кого можно полностью положиться в любой ситуации. Волшебник, до этого тоже внимательно прислушивающийся к звукам окружающих их деревьев, недоверчиво склонил голову, не обращая внимания на застрявшую в густых бакенбардах прошлогоднюю листву, и Алекс, понизив голос до едва различимого шёпота, добавил:

— Вы их скоро услышите. В отряде около двадцати человек, не меньше.

Раздался свист воздуха, звук удара и последовавшее вслед за этим приглушённое ругательство. Аврор кивнул и, каким-то образом умудрившись не потревожить ни единого листочка или веточки, подал знак своим людям, чтобы те приготовились к началу операции.

Алекс со всей силой сжал в руке затрепетавшую в предвкушении схватки волшебную палочку, аккуратно подтягивая колено, чтобы удобнее было вскочить с холодной и сырой земли. Рэнди Гилберт — младший проделал всё то же самое, с лютой ненавистью во взгляде покосившись на «Мора». Эффект неожиданности, на который и была сделана ставка сегодняшней операции, не удался, потому что в тот миг, когда он уже изготовился по приказу начальника отряда вскочить на ноги, под его локтём треснула прогнившая ветка. Звук был совсем тихим, но для Алекса и прочих авроров он показался сродни взрыву маггловской бомбы. Несколько секунд было тихо, и Рэнди, расслабившись, смахнул со лба выступивший от овладевшего им напряжения холодный пот.

— Фух, кажется, пронесло, — нервно хихикнул он, виновато поглядев на старого волшебника, который — по мнению Алекса — сейчас до жути походил на Грюма в минуты крайней ярости. Тот проигнорировал слова подчинённого и как раз собрался взмахнуть рукой, когда совсем рядом с местом их засады взорвалось угодившее в землю заклинание, взметнув в воздух листву и осколки камней. Алекс, немного оглушённый и отброшенный ударной волной прямо на какой-то сук, вскочил на ноги последним и был тут же атакован подскочившим к нему Пожирателем. Экс-аврор ещё успел разглядеть в его глазах небывалую уверенность в своих силах, свойственную юности, а затем для него всё слилось в непрерывное мелькание алых и зелёных вспышек, постоянных уклонений от носившейся в воздухе Avada Kedavra и кипящего в крови адреналина. Первый Пожиратель прожил недолго и, сражённый заклинанием Алекса, смешно взмахнув руками, распластался на земле. Второго нападавшего он убивать не стал, решив, что Грюм будет очень рад такому неожиданному подарку, как спелёнатый по рукам и ногам Пожиратель Смерти.

Не смея опустить палочку, Алекс настороженно огляделся по сторонам. То тут, то там в воздухе по-прежнему проносились вспышки заклятий, ярко полыхали росшие поблизости деревья, тем самым освещая место сражения, и благодаря этому он сумел разглядеть, как стремительно редеет число тёмных волшебников, заявившихся в это место ради очередного убийства ни в чём не повинных магглов.

Блэр не солгал в своём письме, и вроде бы всё шло согласно плану, однако интуиция просто-таки вопила о приближавшейся опасности, заставляя Алекса снова и снова пристально вглядываться в колышущиеся под ветром тёмные заросли кустарника.

— Что-то не так, — отрывисто произнёс подошедший к нему глава отряда, когда всё было кончено — обозлённые авроры, стараниями Крауча получившие разрешение на применение в бою Непростительных, предпочитали не брать Пожирателей в плен, а разбираться с ними сразу на месте происшествия. Так что противнику Алекса несказанно повезло: он, по крайней мере, остался в живых.

— Всё слишком просто, — тревожно добавил аврор, по примеру Уайта изучая неспокойные заросли чертополоха. Ответить Алекс не успел. Интуиция, весь вечер не оставлявшая его в покое, спиралью вкручивающаяся в мозг и державшая мышцы в постоянном напряжении, вдруг взвыла наподобие маггловской сигнализации, и Алекс, рискуя отбить себе колени, бросился на землю, увлекая за собой не ожидавшего этого седовласого аврора. От пролетевшей над ними секундой позже Avada Kedavra их спасло только чудо. Лэнс не стал выяснять, какого чёрта «Гарри» с таким комфортом расположился на его спине, и лишь слегка приподнял голову, чтобы увидеть произошедшее. Рядом промелькнул край чьего-то чёрного плаща, и оба волшебника затаили дыхание, молясь, чтобы ночная мгла скрыла их от взглядов новоприбывших. Алекс услышал, как Лэнс поражённо выдохнул: «Ловушка!..», и увидел, как тут же в их сторону дёрнулись две тёмные фигуры в характерных плащах и масках Пожирателей Смерти. Ждать больше было невозможно.

Алекс и Лэнс практически одновременно вскочили на ноги, и уже в следующее мгновение земля, где они только что лежали, содрогнулась, осыпав обоих авроров комьями сырой почвы и градом мелких камней. Алекс почувствовал змеёй закрадывающийся в сердце холод. Кем бы ни был колдун, бросивший в них это проклятие, своё дело он знал и знал куда как лучше тех сосунков, ради которых и прибыли сюда авроры, или… Блэр! Ловушка!!!

— Expelliarmus!

Простенькое заклинание разоружения, вместо того чтобы выбить палочку из рук противника, скользнуло по вовремя выставленному щиту и срикошетило куда-то в сторону сражавшихся с Пожирателями авроров. Алекс проследил взглядом за прорезавшим темноту синим лучом и с ужасом увидел, что от аврорского отряда, численностью почти тридцать человек, осталось меньше десяти волшебников. Юнцы, на которых с таким ожесточением набросились авроры, были всего лишь приманкой — наживкой, — призванной усыпить их бдительность и вымотать к появлению полноценных тёмных магов. Пожирателей, хорошо обученных и жаждавших отомстить за погибших товарищей, было слишком много, чтобы можно было рассчитывать на победу, и Алекс принял единственно возможное в сложившейся ситуации решение.

— Уходим!!! — его усиленный чарами голос прорезал ночь и, наверное, даже донёсся до маггловского палаточного городка, расположившегося приблизительно в полукилометре от места сражения. Позади кто-то застонал, и, обернувшись на звук, Алекс увидел, как несколько минут назад спасённый им аврор мешком повалился на землю. Он уже собрался было аппарировать как можно дальше отсюда, когда… с болезненным вскриком, больше похожим на вой раненого животного, один из авроров мигнул и… Алекс в ужасе уставился на то, как лишённое обеих ног туловище забавно откатилось к самому краю оврага и как подоспевший к нему Пожиратель без лишних сантиментов и раздумий пинком спихнул его вниз. От подобной нечеловеческой жестокости Алекс оцепенел, пока до него не донёсся ответный крик:

— Здесь антиаппарационное поле! Уходим через порталы!

В следующее мгновение из восьми уцелевших авроров на поляне не осталось никого. Алекс, сражаясь сразу с двумя насевшими на него Пожирателями, лихорадочно пытался нащупать болтавшуюся на шее портал-цепочку, выданную ему и остальным аврорам самим Аластором Грюмом лично в руки, когда на него вдруг навалилось что-то тяжёлое и, не обращая внимания на яростное сопротивление, отбросило кулон в сторону зарослей. Сбросив с себя непонятную тяжесть, Алекс быстро поднялся на ноги и, оглядевшись по сторонам в поисках палочки, презрительно сплюнул, глядя прямо в глаза своего нового противника. Рэнди Гилберт — младший на это только высокомерно усмехнулся, зная, что за его плечами стоит СИЛА в лице трёх десятков Пожирателей и что без своей волшебной палочки Алекс — «Гарри» — против этой силы бессилен.

— Думаю, для всех будет лучше, если вы пройдёте с нами, мистер Мор. Или мне лучше называть вас «МИСТЕР Х»? Вы даже не представляете, как долго мы ждали этой встречи.

Мужчина — лже-аврор — разве что только не сиял от удовольствия в ожидании ответа, но Алекс давать его не собирался. Он, незаметно для следивших за каждым его движением Пожирателей, плавно повёл рукой и с облегчением ощутил, как, слегка царапнув кожу, в ладонь скользнула и удобно легла до этого спрятанная в рукаве мантии его настоящая волшебная палочка. Он безмятежно улыбнулся и, буквально чувствуя, как быстро истекает время его нового облика, резко взмахнул палочкой в сторону Рэнди.

— Avada Kedavra!

Самое страшное из Непростительных проклятий невозможно отразить или тем более остановить, и Пожиратели поспешно отпрянули прочь, уходя с траектории её полета. Среагировать не успел только Рэнди. Avada Kedavra убивает мгновенно, но после того как в него ударил зелёный луч заклятия смерти, аврор ещё какое-то время стоял на ногах, тупо глядя на своего убийцу, и лишь потом как подкошенный рухнул вниз.

Эффект неожиданности, получившийся благодаря второй волшебной палочке, дал Алексу всего несколько секунд форы, и он, не тратя времени даром, бросился к зарослям, в которые Рэнди отбросил его портал-цепочку. Однако эти Пожиратели оказались гораздо — гораздо опытнее своих предшественников и сумели сориентироваться, прежде чем ему удалось хотя бы просто подобраться к тому кустарнику. Струя жидкого пламени — кто-то использовал заклинание Insendio — ударила в соседнее дерево, и благодаря заплясавшим на его ветвях огненным языкам, Алекс заметил, как на одно мгновение ярко сверкнула серебром, казалось бы, навсегда потерянная цепочка. Надежда на спасение вспыхнула с новой силой, но план — вернее, даже не план, а так, хлипкая возможность выжить — уже трещал по швам, и когда ему заступил дорогу рослый Пожиратель с нацеленной на него волшебной палочкой, Алекс понял, что всё кончено.

Мимо пронёсся зелёный луч смертельного проклятья, но тот, кто его бросил, очевидно был безнадёжным мазилой, потому что от него даже не пришлось уклоняться. Avada ударилась в ствол дерева и, выжгя в нём порядочную дыру, рассыпалась на десятки разноцветных искр, тут же погасших, стоило им только коснуться земли.

— Идиоты, он нужен нам живым!!! — гневно заорал Пожиратель и молниеносно взмахнул палочкой в сторону замершего на месте Уайта.

— Expelliarmus!

— Protego! — Алекс среагировал не менее молниеносно, лишь в последнюю секунду успев поставить защитный барьер. Однако щит, с помощью которого можно было отразить любое заклинание, разумеется, кроме всё той же Avada Kedavra, на этот раз не сработал, и разоружающее заклинание Пожирателя бесцеремонно вырвало палочку у него из рук, но… Вместо того чтобы ещё раз попытаться добраться до портала и умереть в бою, Алекс не сдвинулся с места, склонив голову набок, пытаясь разглядеть под маской лицо своего противника. Ярко и быстро занялось пламя, перекидываясь на росший рядом столетний дуб, и в глазах Пожирателя на долю секунды полыхнули знакомые зелёные искры.

Чужая внешность не могла позволить старому недругу в полной степени оценить истинно блэковскую улыбку, но видимо ей удалось пробиться сквозь неприметное обличье неприметного маггла. Алекс презрительно скривил губы и, смотря Блэру прямо в глаза, опрокинул в себя остатки Оборотного зелья, а затем небрежно отбросил опустевший флакон куда-то за спину. Хрустнуло, раздавленное чьим-то ботинком, тонкое стекло.

— Предатель, — не прекращая улыбаться, чуть слышно выдохнул Алекс, но Блэр вдруг покачал головой и зачем-то снова поднял палочку.

— Потом.

Алекс не знал, что за чары тот собрался на нём использовать, но по некоторым признакам сумел угадать в нём аналог Obliviate. С кончика палочки Блэра сорвался ослепительно яркий белый — бесцветный — луч, и Алекс стремительно бросился в сторону вожделенных зарослей. До цепочки было рукой подать, когда его спину обожгло огнём, быстро охватывая всё тело, и он отчаянно, безнадёжно закричал, чувствуя, как тают — уплывают куда-то — воспоминания всей его жизни. Сначала друзья, а затем и семья, которой он, по дурости, никогда не дорожил.

— Совсем спятил? Мы его едва не упустили! — возмущённо произнёс прямо над ухом чей-то незнакомый голос.

Руки, крепко сжавшей его плечо, он уже не чувствовал и не помнил.

* * *

Несмотря на то, что с тех пор, как он привёл Сириуса к Дамблдору, прошло меньше получаса, Джеймсу казалось, что миновала целая вечность: за эти несчастные полчаса он успел навернуть столько кругов по Больничному крылу, что ноги уже начали уставать.

— Сохатый, просвети меня, если я чего-то не понимаю, но неужели ты решил участвовать в Олимпийских играх и теперь начинаешь тренироваться? Если нет, то лучше сядь на место. От того, что ты себя здесь угробишь, ни Алексу, ни Сириусу легче не станет, — сведя брови на переносице, сказал Ремус, несмотря на всю серьёзность ситуации, забавляясь гонками, которые Джеймс устроил, словно соревнуясь с самим собой.

Тот дёрнул краем рта, видимо собираясь с мыслями для достойного ответа, но в этот момент произошло то, чего они с таким нетерпением ждали бесконечно долгих тридцать минут.

Сириус внезапно широко распахнул глаза и, давясь криком, сел на кровати, бессознательно отталкивая от своего лба прохладную руку директора Хогвартса. Вторя ему, из-за ширмы зазвучал болезненный крик Алекса. Раздираемый на части желанием помочь другу, Джеймс метнулся сначала в одну сторону, затем в другую, но в итоге так и замер посередине, не в силах понять, чьё здоровье для него важнее.

— Мистер Блэк, успокойтесь, всё в порядке. Вы среди друзей, в Хогвартсе, — попытался успокоить испуганного и ничего не понимающего слизеринца Дамблдор, но тот снова отпихнул от себя тянущиеся к нему руки и, в конечном счете, свалился на пол, едва не перевернув на себя кровать. Джеймс, наконец, определившись или просто вспомнив, что по идее Алекс — это и есть Сириус, вернее его более взрослый вариант, кинулся к упавшему другу. Однако Блэк, внезапно сфокусировав на нём ранее бесцельно блуждавший по лицам взгляд, с неожиданной силой и яростью, как ужаленный, отшатнулся от него, практически вплотную прижавшись к оказавшейся за спиной белой стене.

— Сириус?..

— Не подходи ко мне! Не приближайся!!!

Джеймс предпринял ещё одну попытку подойти к другу, наконец, с ужасом понимая, что именно ему так не нравится в облике Бродяги. Его глаза. Не тёмно-серые, как обычно, а казавшиеся полностью чёрными из-за слишком расширенных зрачков. Глаза волка, загнанного в угол и окружённого охотничьими псами. Глаза человека, побывавшего в Азкабане. Глаза Алекса.

— Не надо, Джеймс, — легла ему на плечо рука подошедшего директора. — У него сейчас шок.

— Что здесь происходит? — едва шевеля потрескавшимися губами, спросил Алекс, выходя из-за ширмы и устало опираясь на плечо Ремуса. От былой амнезии не осталось и следа, так что о трёхдневном заточении теперь напоминала лишь излишняя бледность: все синяки, порезы и прочие раны мадам Помфри уже вылечила. Впрочем, Алекса, как и Сириуса, редко можно было увидеть с румянцем на щеках: в конце концов, ведь не просто так Джеймс в детстве шутя называл гордого друга «белой поганкой» или спирохетой.

— Так что тут у вас происходит? — кривя губы в неумелой пародии на улыбку, повторил свой вопрос Алекс и снова улыбнулся — на этот раз уже гораздо естественнее, — заметив, какой озабоченный взгляд бросил на него Джеймс. Поттер с облегчением вздохнул и привычно взлохматил и так находящиеся в жутком беспорядке волосы.

— С вами всё в порядке, Алекс? — обратил на Уайта свой взгляд директор Хогвартса.

— Да, спасибо. Теперь всё в норме, благодаря вам, профессор. Думаю, я должен извиниться за то, что успел вам здесь наговорить. Простите, — Алекс, как Джеймс несколькими минутами раньше, пропустил сквозь пальцы пряди волос и брезгливо скривился, вспомнив, что в последний раз мыл их не меньше трёх дней назад. Весьма некстати заявилось воспоминание о Снейпе, заставив его скривиться как от зубной боли.

— О, Алекс! Я вижу, ты всё-таки научился извиняться! — хохотнул Джеймс, успешно игнорируя неодобрительное качание головой Ремуса.

— ТЫ!!! — вдруг с ненавистью прорычал Сириус, который до этого просто стоял, облокотившись о стену, пытаясь привести мысли в порядок и РАССОРТИРОВАТЬ свои и чужие воспоминания, и молча наблюдал за тем, как гриффиндорцы, включая и господина директора, обхаживают очухавшегося профессора. При этом благополучно и неожиданно легко позабыв о нём самом.

— Я, — легко согласился Уайт, склонив голову набок, а Сириус вдруг непонятно почему занервничал, ощутив нечто странное в этом, столь знакомом ему движении. Казалось бы, ничего особенного, но этот жест… эту манеру склонять голову к плечу Сириус знал слишком хорошо. Достаточно хорошо, чтобы почувствовать себя так, словно он смотрит на собственное зеркальное отражение. Вот только зеркала здесь не было.

— А может быть я и есть ты? Или это ты и есть я? — всё так же серьёзно произнёс преподаватель.

Сириус отрицательно мотнул головой, прогоняя прочь неожиданно вставшее перед глазами странное — ЧУЖОЕ — видение: стремительно покрывающееся ледяной коркой озеро и парящие в сумрачном ночном небе чёрные вороны… или не вороны? Ведь разве птицы способны навевать такой страх, который сковывает всё тело, лишая последней возможности спастись от… От чего?..

«Сириус! Сириус! Нет!..»

Сириус резко выдохнул, выныривая из своих-чужих воспоминаний, и снова устремил взгляд на Уайта. Под волной нахлынувшей на него ярости к… к кому? к самому себе? верхняя губа непроизвольно поползла вверх, обнажая крепкие белые — пока что ещё человеческие зубы. Он почти что был готов снова перекинуться в Бродягу и вцепиться в горло ненавистному профессору, но зрелище того, как на лице Уайта появляется точно такая же гримаса, мгновенно его отрезвило.

— Я — это я. И больше никто, — холодно и спокойно произнёс Сириус, с вызовом глядя в тёмно-серые — отчего-то кажущиеся совершенно пустыми — глаза, после чего невозмутимо отодвинул загораживающего проход Джеймса в сторону и величественно покинул Больничное крыло. Впрочем, в коридоре — уже за пределами видимости Джеймса и остальных — вся его величественность и показная невозмутимость исчезли подобно лопнувшему воздушному шарику.

Сейчас лицо Сириуса — такое же бледное, как и у профессора ЗоТИ, — выражало столько эмоций сразу, что казалось невероятным, как ему удавалось их скрывать.

— Психи, — рассеянно резюмировал он, проведя рукой по лицу, словно снимая налипшую на него паутину, и, засунув руки в карманы мантии, торопливо направился в подземелья.

Тем временем в Больничном крыле.

— Его нельзя так отпускать! Он наверняка всё расскажет!

— И что с того? Да кто ему поверит?

— Именно. Сохатый, вот ты бы ему поверил?

— Я и так поверил, если ты ещё этого не заметил, Бродяга.

— Н-да… — озадаченно нахмурился Алекс, глядя на захлопнувшуюся минуту назад дверь и мысленно начиная соглашаться с Джеймсом. — Что? — поймав на себе задумчивый взгляд всё время молчавшего директора, он подозрительно оглядел себя с головы до ног. — Ну что?

— Алекс, а будь ВЫ на ЕГО месте, вы бы стали кому-нибудь рассказывать о произошедшем?

Ремус и Джеймс, одинаково обеспокоенные возможностью разоблачения Уайта, одновременно вскинули головы. Только у одного в глазах светилось постепенно зарождавшееся понимание, а у другого — ещё один вопрос и ожидание правдивого ответа.

— Разве что лучшим друзьям, — пожал плечами Алекс. — Но разница в том, что моими друзьями были Мародёры, а у него — слизеринцы.

— Ну, здесь вы не так уж и сильно различаетесь, — всезнающе улыбнулся в бороду директор и устало потёр переносицу, сдвинув очки на кончик крючковатого носа, прежде чем пояснить своё замечание уже было возмущённо открывшему рот Алексу. — Думаю, если Сириус кому и расскажет, то только Северусу Снейпу.

— Снейп — Пожиратель Смерти!

— И Сириус тоже, — мягко сообщил «новость» Дамблдор. — Но они уже несколько месяцев работают на Орден, и я не думаю, что в ближайшем будущем им захочется меня предать. Мистер Снейп очень умный — я бы сказал не по годам — молодой человек: он поймёт, что ЭТА информация не из той, что можно услышать посторонним ушам.

Джеймс и Ремус переглянулись, ни капельки не удовлетворённые ответом старого волшебника.

Алекс закатил глаза, при этом отчётливо скрипнув зубами. Ремуса передёрнуло.

— Просто блеск. Моя жизнь зависит от понятливости Нюниуса. Хуже уже быть просто не может.

* * *

Совершенно поглощённый своими мыслями, Сириус даже не заметил, как добрался до гостиной. Вновь и вновь прокручивая в голове чужие — и в своём большинстве очень болезненные — воспоминания, он даже не обратил внимания на вопрос разлёгшегося в кресле Снейпа «Ну и где тебя черти носили?». Слишком измотанный вываленной на него информацией, он нашёл в себе силы только для того, чтобы снять мантию, и тут же бросился на кровать, уткнувшись лицом в пуховую подушку. На следующий день на уроки он не пошёл, попросту наплевав на угрюмое молчание обиженного друга.

Весь вечер Сириус провёл, запершись в ванной и не отвечая на стук уже донельзя встревоженного Снейпа. Волшебное зеркало, бесконечно довольное появившимся у него молчаливым слушателем, болтало без умолку, изливая ему «душу» и постепенно избавляясь от своего комплекса неполноценности. Сириус неподвижно сидел напротив него, обеими руками вцепившись в края сиденья трансфигурированного им из зубной щётки высокого стула и с вызовом глядя в свои собственные глаза. Из-за отвратительного освещения не серые, а чёрные. Игра «найди десять отличий».

Несмотря на несколько часов, проведённых им у зеркала, к утру, когда в дверь ванной заколотил ещё и Эйвери, Сириус нашёл только одно: возраст.

Следующие несколько дней, миновавшие с того никудышного объяснения с Сириусом в Больничном крыле, прошли в напряжённом ожидании. Ни Алекс, ни Джеймс с Ремусом, ни Дамблдор не могли сказать, чего именно они ждали, но уж точно не того ненормального затишья, которое теперь царило на уроках.

Не ходи Сириус на занятия, директор имел бы полное право вызвать его к себе в кабинет для разговора по душам, но Блэк исправно посещал все лекции, писал конспекты, беспрекословно выполнял задания, а по окончании урока собирал вещи и уходил, не дожидаясь ни друга нынешнего, ни друзей бывших. И не давал ни одного повода для претензий. Впервые на памяти недоумевавших преподавателей. Даже Биннс, умудрявшийся читать свои лекции, не замечая повально спящих студентов, и тот обратил внимание на просто ненормальную активность Блэка, в кои-то веки тщательно конспектировавшего лекцию. Впрочем, это только со стороны — причём исключительно со стороны преподавателя — казалось, что Сириус конспектировал — всё же шок был не настолько силён, чтобы так кардинально изменить старые привычки. Сириус поступил много проще и, как он недолго думал, мудрее остальных студентов: он притащил Самопишущее перо, подаренное матерью ему на день рождения и зачарованное так, чтобы весь текст был в итоге написан совершенно неотличимо от его собственного почерка. Он не учёл только одного и сполна поплатился за то, что невнимательно слушал МакГонагалл, которая в преддверии экзаменов на самом первом курсе всем студентам объясняла, что ни шпаргалки, ни такие перья, как у него, им ничем не помогут.

Перо — красивое, иссиня-чёрное с редкими зелёными нитями, периодически переливавшимися серебром, взорвалось прямо на половине строки, окатив его фиолетовыми чернилами. Бинс этого не заметил, продолжив и дальше заунывно-заупокойным голосом читать лекцию об образовании Визенгамота. Уж если у Биннса даже рассказ о восстании гоблинов получался жутко скучным, то что говорить об этом? Мало кому из студентов было интересно слушать о том, как, кем и когда был основан Визенгамот, так что свидетелей у этого досадливого инцидента не было: Лили, как и Ремус, была слишком увлечена конспектированием, Джеймс, подперев голову рукой — будто та могла отвалиться, как у Почти-Безголового-Ника, мечтательно пялился в окно за спиной профессора, грезя о свободе, Питер как обычно дрых, распластавшись по парте, а Снейп сидел достаточно далеко, чтобы о нём можно было не волноваться. Так что, убрав с лица все следы своего позора заклинанием, Сириус некоторое время, подражая Джеймсу, смотрел в окно, однако не найдя там ничего интересного, кроме серых набухших, как губка, туч, закрывших небо аж до самого горизонта, — вскоре присоединился к повально спящим однокурсникам.

Однако, несмотря на первый провал, он не отчаялся и ещё долго пытался найти способ лодырничать так, чтобы в итоге всё равно получать желаемое. То есть в данном случае — максимально подробный конспект. В общем, он продолжил свои эксперименты, но только до тех пор, пока в результате неудачно применённого заклинания его глаза из серых не сменили цвет на голубой. Мелинда — его бывшая девушка, с которой он неожиданно для самого себя снова начал встречаться, после этого долго недоумевала, как так получилось, что в её воспоминаниях Сириус был сероглазым брюнетом, а теперь — голубоглазый. Впрочем, её — и Сириуса — утешало то, что это небольшое изменение ничуть его не испортило. Хотя обратной метаморфозе он был рад куда больше.

Сириус не имел никакого желания говорить с кем-либо из тех, кто был в курсе его проблемы по имени Алекс Уайт, однако, к его досаде, «те», видимо, считали иначе. От Ремуса отделаться было сравнительно легко, но Джеймс… Сохатый преследовал его как нюхлер, почуявший золото, и Сириусу приходилось прикладывать немало сил, чтобы сократить эти нежелательные встречи до минимума. Вот тогда-то и пригодилась некогда экспроприированная у «Алекса Уайта» Карта Мародёров. Сириус не знал точно, как она к тому попала, но подозревал, что прошлогодняя пропажа Карты прямо из кармана Джеймса — его рук дело.

И всё бы ничего, возможно со временем он даже свыкся бы с открывшейся ему правдой об Алексе Уайте (хотя на уроках по ЗоТИ его до сих пор передёргивало при одном только взгляде на «преподавателя»), но тут сова дяди Альфарда принесла ему другую — ещё более страшную новость, которая, пусть это и смешно звучало, затмевала собой и Тёмную Метку на его предплечье, и даже «профессора Уайта».

Его ответное письмо матери — Сириус не сомневался, что своё письмо дядя Альфард отправил с её подачи — содержало только три коротких слова.

«И не мечтайте».

* * *

Алекс отложил в сторону журнал, отобранный им нынче утром у одной из студенток, больше увлекавшейся модой, гороскопом и сплетнями, чем способом защиты от давным-давно — якобы! — вымерших горгулий. МакГонагалл, в начале года просматривавшая составленный им план занятий (по правде говоря, составлял этот план Ремус, а сам Алекс, пробежавшись по нему глазами, только внёс свои коррективы), была весьма удивлена, увидев пункт о горгульях. Алекс выкрутился, на заданный ему вопрос ответив, что нельзя знать, что и когда может пригодиться в будущем. Дамблдор, тоже вслед за своей заместительницей просмотревший учебные планы преподавателей, задумался, хитро приподнял брови, но так ничего и не спросил.

В животе укоризненно зарычал голодный зверь — пустой желудок, требуя немедленно его наполнить, а от одной мысли о еде рот наполнился слюной — животный рефлекс, а перед глазами нестройной вереницей затанцевали ряды пирожных и тортов вперемешку с жареными куриными ножками.

Вопрос о голодной смерти встал ребром. И конечно же желание жить победило желание уставшего от беготни тела лениво отсидеться в уютном тепле родного кабинета..

Чуть ли не по уши закутавшись в приятно мягкую и тёплую шаль из верблюжьей шерсти, подаренную ему директором на прошлый Новый год (в этот раз ему были вручены тёплые шерстяные носки ручной вязки, и Алекс подозревал, что вязаны они были не кем-то, а самим Дамблдором — на досуге, наверное), и надеясь, что хоть на этот раз ему посчастливится избежать встречи с разгуливающими по Хогвартсу, как у себя дома, студентами, Алекс торопливо пополз к кухне. Совершенно невольно, без спросу и разрешения в голове пронеслась шальная мысль: вот сидит в своём креслице-качалке добрый дедушка Дамблдор, в махровом халате и домашних тапочках, и с вязальными спицами в руках, а его заместительница играет с клубком ниток на полу, а портреты смотрят на это безобразие, переглядываются и красноречиво крутят пальцами у виска. Как наяву увидев эту живую маразматическую — но не такую уж и нереальную — картину, Алекс весело рассмеялся, и эхо его голоса разнеслось по коридору.

Уже примерно на половине пути на миг ему почудилась выглядывающая из-за угла и внимательно наблюдающая за ним усатая кошачья морда, но стоило ему только подойти на пару шагов ближе, чтобы рассмотреть получше, как та, не издав даже обычного для миссис Норрис противного заунывного мяуканья, со всех лап бросилась прочь. Гнаться за ней Алекс не стал, хотя собачья сущность в нём так и рвалась наружу, рыча и лая, что все кошки — зло. Алекс не подчинился: не столько потому что пойти на поводу у своей анимагической — звериной — ипостаси означало возможность навечно застрять в облике собаки, а скорее потому что в полосатом окрасе наблюдавшей за ним кошки успел заметить подозрительные светлые пятна вокруг её глаз, очень напоминающие следы от очков. В точности такие же, как у Минервы МакГонагалл. Что декан Гриффиндора делала в облике кошки посреди ночи в одном из хогвартских коридоров, Алекс не знал и даже примерно не представлял, но его это и не касалось. По крайней мере, он так пока думал.

Так или иначе, но кошка (уж точно не миссис Норрис — та сбежала бы к своему хозяину, едва только почуяв приближение заклятого врага) уже исчезла, и возможность спросить, что она здесь делала, исчезла вместе с ней. Также утихло и желание загнать соперницу на дерево. Алекс ухмыльнулся, ото всей души пожелав Хвосту одной тёмной безлунной ночью встретиться с ней в каком-нибудь пустынном закоулке.

Он ещё несколько мгновений просто глядел в ту сторону коридора, куда умчалась «кошка», а потом, усмехнувшись чему-то — быть может, собственным мыслям или мыслям зверя внутри себя? — направился дальше, к манящей его цели. Пустой желудок не переставал требовательно напоминать о необходимости его наполнить, а у Алекса, всё время с раскрытия его секрета самым трусливым образом избегавшего встреч с Сириусом — помимо уроков, на которых оба упорно делали вид, что одного из них не существует в природе, — и потому даже не обедавшего в Большом Зале, не было ни одного более-менее весомого аргумента против доводов голодного нутра. И выбирая между охотой на грызунов в лесу и хогвартской кухней, он выбирал то, что было ближе.

Жёлтовато-красная груша на картине умильно хихикнула и под его пальцами тотчас обратилась в дверную ручку. Поворот.

Кухня встретила профессора ЗоТИ шумом, грохотом кастрюль-самоварок, совершенно самостоятельно, но под присмотром лопоухих домовиков готовящих студентам завтрак, и мигом подлетевшими к нему эльфами, чуть ли не слёзно умоляющими сказать, чем же они могут угодить своему посетителю.

Алекс, к тому времени уже успевший заглянуть в одну из этих кастрюль-самоварок и к своему разочарованию выяснивший, что на завтрак студентов ожидает овсяная каша, поминутно сглатывая голодную слюну, живо принялся загибать пальцы.

Перво-наперво эльфы получили заказ на жареные куриные ножки — «тащите штуки три. Нет, лучше четыре!». Произнесено это было очень неразборчиво и с чавканьем: Алекс уже успел найти себе лёгкий перекус перед основным блюдом и теперь увлечённо давился картофельной запеканкой. А затем, решив на этом не останавливаться, добавил к списку тарелку с эклерами.

Облом подкрался незаметно, но вполне ожидаемо.

Заслышав про эклеры, бедный лупоглазый эльф, испуганно заломив длинные — куда более длинные, чем у людей, — пальцы, схватился за стоящие торчком уши.

— Простите Тринки, профессор-сэр! Тринки знал, что сэр-профессор любит эклеры, но Тринки не мог отказать молодому сэру!

Алекс вздохнул, мученически закатив глаза. Это был уже не первый случай, когда некий таинственный и вечно голодный студент опережал его и оставлял без любимого лакомства, но ещё ни разу Тринки — наверное, самый исполнительный эльф во всём Хогвартсе — не обходился без истерики. Утешало Алекса только то, что курицу неизвестный обжора, очевидно, любил не столь же пламенно, как он сам. Истязать себя бедолага прекратил, только когда увидел, с каким аппетитом «пострадавший и обделённый» грызёт ножки.

— Можешь быть свободен, Тринки, мне больше ничего не нужно, — пожалел эльфа Алекс, хотя после общения с Кричером — будущим, который был в n-ое количество раз вреднее настоящего, — ко всем представителям маленького народца домовиков испытывал стойкую и неизбывную антипатию.

Мерзкие существа. Жаль даже, что Волан-де-Морт так ополчился на магглов, а не против домовиков. Вот где бы он мог принести реальную пользу: на хогвартской кухне! Алекс усмехнулся и куснул ножку. Наверное, узнай оставшаяся в будущем основательница Г.А.В.Н.Е. о том, как любимый крёстный её лучшего друга относится к её подзащитным, она была бы здорово потрясена. И тем не менее, всё именно так и было.

— Отвратные твари, не правда ли, Алекс? — в имени, произнесённом очень-очень знакомым голосом, было столько яда, что, казалось, в нём можно утонуть. Или утопиться.

Сам Алекс предпочитал топить и как раз поэтому хоть и примерно, но представлял, что будет происходить дальше. Его собирались топить, сунув мордой в собственное — их общее — дерьмо.

Не замеченный им сразу с порога, Сириус скривил губы в подобии улыбки, но выглядело это так, будто он и в самом деле унюхал что-то подобное. Кто-то другой, возможно, и поверил бы в это, но уж только не Алекс. Только не он.

Слизеринец встал, и Алекс с неудовольствием заметил стоявшее до этого прямо у него на коленях блюдо. С его эклерами.

Сириус проследил за его взглядом.

— Люблю пирожные, — пожал он плечами.

Алекс, поняв, что его провели — и кто?! — утробно зарычал, да так, что пробегавший мимо его колен эльф со страху умчался на почти что реактивной скорости.

— А кто их не любит? — в свою очередь повторил свой же жест Алекс.

— Ну… — Сириус уставился на жаркое, а тот тем временем предпринял попытку незаметно стереть жир с пальцев. — Я вот, например, терпеть не могу курицу.

— Ничего страшного, — самоуверенно возразил Алекс. — Полюбишь.

И улыбнулся собственной шутке-правде.

Сириус, которому этот ответ, мягко говоря, пришёлся не по душе, и возразил бы с радостью, но осознание того, что у Уайта были причины для такой уверенности, заставило его промолчать. Вот и говорите после этого, что Блэкам не ведомо здравомыслие. Очень даже ведомо. Алекс знал это по собственному, пусть и небольшому опыту (в конце концов, прислушиваться к чужим советам он начал сравнительно недавно), Сириусу всё это ещё только предстояло узнать.

— Зачем ты меня здесь ждал? — склонив голову набок, осведомился он. — Ты ведь ждал меня?

— Поговорить надо, вот зачем, — сделав точно то же самое, ответил Сириус и, спохватившись, переменил позу, опалив Алекса злобным взглядом.

— И о чём же? Неужто всё-таки интересно стало, что тебя ждёт в будущем? — позволил себе чуть-чуть — самую малость — высокомерно-торжествующе улыбнуться Алекс.

— Своё будущее я буду творить сам, — последовал гордый ответ. — К тому же, если вспомнить, как и в каком виде ты был, когда мы тебя здесь встретили впервые, то я совсем не хочу знать, что к этому привело.

— Красивое заблуждение, — не замедлил с ответом Алекс. — Я тоже когда-то был таким же наивным идиотом.

Мимо прошмыгнул ещё один эльф, или эльфийка — не так-то просто это разобрать, и, прихватив с собой отставленное Сириусом блюдо, с тихим хлопком, практически неслышным на фоне непрекращающегося грохота кастрюль, исчез. Алекс попросту не обратил на него внимания, Сириус же вздрогнул и с недовольной миной на лице уставился на опустевший стол: он определённо намеревался доесть свои эклеры после окончания разговора. Вину домовика облегчало лишь то, что он об этом никак не мог знать.

«Наивному идиоту» последние слова Алекса, впрочем, равно как и сам Алекс, явно не понравились. Не велико открытие. Сириус закрыл глаза — чтобы не видеть маячившую и одним своим видом портившую всё настроение рожу и, как когда-то показывала Лили, тщетно пытающаяся усмирить чересчур буйный нрав лучшего друга своего парня, соединил указательный и большой пальцы. Глубоко вдохнул пару раз, как учила она же, и снова открыл глаза. «Средство» не помогло: врезать хотелось всё также сильно.

— Это ещё спорный вопрос, кто из нас двоих — больший идиот. Неужели ты так и не понял этого, а, Си-ри-ус? — нараспев, смакуя, с удовольствием. — Твоего будущего УЖЕ нет, нечего исправлять и нечего менять. Для всех сейчас было бы лучше, если бы ты перестал вмешиваться в то, что не имеет к тебе никакого отношения. В конце концов, это не твоё место.

Уже достигнув порога, Сириус замер там ненадолго, а потом рывком обернулся к Алексу.

— Последний вопрос. Мой отец. Его ведь убили, потому что приняли за тебя, верно? — холодно спросил он.

Алекс сглотнул и опустил глаза.

— Да.

— Я так и думал.

И не оглядываясь более, вышел прочь.

* * *

Как бы странно это не выглядело и не звучало, но Сириус, с библиотечным учебником развалившись на кровати, делал уроки, мерцающими и меняющими цвет чернилами обводя нужную ему для эссе информацию.

Книженция была впечатляющей как по весу, так и по толщине, так что Сириус, периодически зевая с риском вывихнуть челюсти, с надеждой, что сейчас случится нечто сверхординарное, требующее его внимания и немедленного присутствия, каждый раз неохотно возвращался к своему занятию. К его досаде и разочарованию, дело продвигалось вперёд крайне медленно — и всё как раз из-за постоянных перерывов, однако ничего с собой поделать он не мог.

— Си… риус… — прокатился по комнате туманный вздох, и Сириус, ожидая увидеть на пороге кого-нибудь из своих соседей, перевернулся на бок.

Спальня была пуста. Ни Северуса, ни Эйвери, ни Регулуса.

— …риус, — снова шепнуло эхо.

Спустив ноги с кровати — та принадлежала Снейпу, так что он не церемонился, забравшись на покрывало в ботинках, — Сириус навострил уши, приблизившись к самой грани, за которой уже следовала трансформация в Бродягу, и снова прислушался.

Звук шёл откуда-то слева из-под… из-под его кровати! Мигом поняв, что это означает и кто его зовёт «Сириус», небрежно сбросив с колен книгу — та упала на пол обложкой вверх, — он метнулся к своему чемодану. Пошарив рукой в тёмном пространстве под своей кроватью — пока пальцы не зацепили пластмассовую ручку, — он вытащил чемодан наружу и, прислушиваясь к ставшему громче и чётче голосу, принялся извлекать на свет всё своё барахло: грязные носки, мятые футболки, несколько неиспользованных свитков и — на самом дне — завёрнутое в полотенце, чтобы ненароком не разбилось, круглое зеркальце.

— Сириус, — голос, ранее похожий на эхо из прошлого и звучавший с томными интонациями привидений, теперь приобрёл требовательность и настойчивость, свойственные только одному человеку.

Сириус помедлил, прежде чем начать лихорадочно — вдруг опоздал? — разворачивать полотенце. Зеркало, не используемое в течение целого года, оказалось невредимым, без единой трещинки или царапинки на идеально ровной поверхности, затянутой белёсой дымкой. Он вполне мог бы проигнорировать этот зов, но насколько Сириус знал Джеймса и мог определить его настрой по голосу, то сейчас тот вполне мог незваным явиться в гостиную, полную слизеринцев и, так или иначе, вынудить его на откровенный разговор по душам.

Он сжал резную рукоятку в ладони и в ответ на снова прозвучавшее «Блэк!» ровным голосом произнёс:

— Джеймс?

Дымка растаяла, и из неё вместо отражения самого Сириуса выступило совсем другое лицо. По-прежнему растрёпанные и торчавшие в разные стороны волосы, по-прежнему круглые очки и распахнутое настежь — несмотря на зиму — окно гриффиндорской спальни за его спиной.

— Привет, Сохатый, — первым приветствовал Сириус друга и быстро обернулся назад, чтобы узнать, что за его спиной увидит Джеймс. Всего лишь кровать — ничего особенного и заслуживающего внимания.

— Привет, Бродяга, — незамедлительно откликнулся тот, и Сириус увидел, как расслабилось его лицо. — Надо поговорить.

— Я даже догадываюсь, о чём. Не интересно, — уже чуть более сухо откликнулся Сириус и, не скрываясь — чтобы Джеймс понял, что он собирается сделать, потянулся за полотенцем.

— Подожди! — лицо гриффиндорца дрогнуло, сместившись, и приблизилось. — Я насчёт Алекса! Я могу рассказать тебе, кто он, как и откуда пришёл сюда!

— Я и так это знаю, — не заинтересованно пожал плечами Сириус. Джеймс сощурил глаза.

— Но ты не знаешь, из какого будущего он пришёл, — проникновенно заметил он. — И не знаешь, почему он пытается его изменить.

Сириус промолчал. А Джеймс, поняв, что он прав и этот раунд остался за ним — бинго! — поспешил добить лежачего противника: — Я могу рассказать.

— Когда и где? — решившись после недолгого мига промедления, показавшегося Джеймсу вечностью, отрывисто бросил Сириус.

Встреча была назначена на нейтральной территории.

* * *

Управу на Мародёров найти оказалось нелегко. Их не впечатлили ни постоянные нагоняи от МакГонагалл, с одной стороны приходившей в ярость после каждой новой выходки, а с другой — с поразительным упорством не устававшей защищать их на еженедельных педсоветах, ни письма от родителей, ни даже «увеселительная» «прогулка» в кабинет директора. Всё было без толку.

Джеймс и Сириус учились вполне исправно (по крайней мере, это было единственным, что не вызывало никаких нареканий), не прикладывая к этому почти никаких усилий и лишь иногда прибегая к помощи Ремуса, так как тот был одним из трёх человек, способных устоять перед усыпляющим бормотаньем профессора Биннса, преподававшего Историю Магии. Вторым человеком была Лили Эванс, но она почему-то Джеймса на дух не переносила, закатывая глаза всякий раз, когда тот попадал в поле её зрения. Третьим был Снейп, а значит, его всё равно что не было: четвёрка гриффиндорцев, — хотя нет, пока ещё тройка, — дружно предпочитала не обращать на него внимания.

Немного приструнить Поттера и Блэка преподаватели сумели только на втором курсе и то лишь на время. Совместные отработки не приносили никакой пользы, так как вместо того чтобы раскаяться и повиниться в своих прегрешениях, те послушно чистили кубки под присмотром Филча и одновременно планировали, КАК, КОГДА и КОМУ они испортят жизнь в следующий раз. И почему-то почти всегда выбор падал на Снейпа. Злой рок, видимо. Потому что выбирали они, вытягивая карту из гадальной колоды, позаимствованной у кого-то из девчонок со старших курсов.

После очередного нападения Мародёров на всегда одинокого и вообще чурающегося людей слизеринца, завершившегося всеобщим попаданием в Больничное крыло, Альбус Дамблдор выдвинул замечательную идею, которая тут же была одобрена уставшими от непоседливых гриффиндорцев преподавателями.

Такой подлости ни Джеймс, ни Сириус от них не ожидали.

С тех пор им не назначили ни одной совместной отработки. Это не означает, что их перестали наказывать, о нет, ещё чего, мечтать не вредно! Теперь Джеймс по-прежнему мыл кубки в зале с наградами, но делал он это в полном одиночестве, ибо Сириус в это же время либо драил полы в одном из многочисленных коридоров, либо скоблил котлы под наблюдением Слагхорна. А иногда наоборот.

Вот только продолжалось это благодатное затишье совсем не так долго, как на то надеялись профессора. На Рождество Ремус — немного бледный, усидчивый и очень тихий мальчик со светло-карими глазами, с которым Джеймс и Сириус на удивление крепко сдружились, подарил им зеркала. Вернее, Сквозные или, как их ещё иначе называли, Парные зеркала. Сириус, не разобравшись сразу или, быть может, от усталости позабыв о свойствах этой вещицы, первым делом опрометчиво решил, что это Люпин так тонко намекает на то, что он слишком много времени проводит перед зеркалом. Подумывал даже обидеться, но тот, видимо, о чём-то догадавшись по выражению враз помрачневшего лица друга, поспешно объяснил, в чём суть подарка. О лучшем Мародёры не могли и мечтать.

Ну а после замечательной и весьма познавательной прогулки по Запретному Лесу, куда помимо трёх друзей потащились ещё четверо однокурсников-гриффиндорцев, подарок Ремуса приобрёл особенную актуальность. Конечно же они тогда заблудились, и в результате долгого блуждания по извилистым тропинкам выбрались из Леса только под самое утро, и почти сразу напоролись на своего разъярённого декана в сопровождении Хагрида, едва удерживающего на поводке здоровенного, громко лающего пса. Встреча получилась неприятной для обеих сторон.

Джеймс не видел себя тогда в зеркале, но и одного только мимолётного взгляда на растрёпанных и перепачканных грязью товарищей было вполне достаточно, чтобы понять, почему у МакГонагалл было такое странное выражение лица. В первые же минуты с её лёгкой руки Гриффиндор лишился двухсот баллов, но это было только началом…

В течение следующих четырёх недель, посвящённых труду, Сквозные зеркала стали для Сириуса и Джеймса незаменимым и самым ценным предметом обихода. По крайней мере до тех пор, пока они не создали нечто ещё более чудесное: самую замечательную на свете Карту, которая, узнай о ней кто-то посторонний, могла бы стать новым дополнением к Истории Хогвартса. Ремус читал эту книгу и не раз вслух сожалел, что там не приводится схема замка — для первокурсников, эдакий путеводитель для чайников. А Сириус весомо отвечал, — а он знал, что говорит, — что ни один нормальный первокурсник ни за что не стал бы читать это добровольно. И Ремус, скрепя сердце, соглашался с ним.

О том, почему из раздельных кабинетов (ко всему прочему, находившихся на разных этажах), где трудились во имя чистоты два Мародёра, звучат смех и весёлые голоса, преподаватели додумались нескоро. Совершенно случайно МакГонагалл застала своих студентов за свершением очередной каверзы: оба второкурсника, засунув руки в карманы, дружно уговаривали витавшего над ними Пивза выкрутить болты из люстры в одной из зал замка. Конечно же суровая преподавательница воспрепятствовала порче имущества, прогнала согласившегося(!) полтергейста и, небеспочвенно подозревая, что одним этим юные Мародёры не собирались ограничиться, велела им вывернуть карманы.

Тут-то всё и встало на свои места: и смех, и голоса, и то, что к тому времени, когда Филч, курировавший работы обоих провинившихся, после проверки одного возвращался к другому, тот уже, как ни в чём не бывало, активно продолжал усердно отчищать пятна. Да, в карманах Сириуса и Джеймса обнаружились те самые Сквозные зеркала — да вдобавок к тому же ещё и уменьшенные, чтобы могли туда влезть (и когда успели научиться?! заклинание уменьшения предметов проходили-то не раньше третьего курса!). Наверное, они предполагали возможность столкновения с кем-то из преподавательского состава и потому заранее прихватили их с собой, а быть может даже и не выкладывали — наказания-то у них были каждый день до истечения карательного срока.

Сняв баллы за нахождение в коридоре после отбоя и посверлив взглядом гриффиндорцев, которые в свою очередь не сводили полных тоски глаз со своих зеркал в её руках, МакГонагалл, суровым голосом прочитав им ещё одну лекцию, отправила обоих спать.

На следующий день прямо посреди перемены рухнула хрустальная люстра в Зале Славы. Своих Зеркал Мародёры не видели ещё долго.

* * *

Джеймс, зная своего друга, пришёл на десять минут позже назначенного времени и всё равно прождал ещё примерно столько же, прежде чем тот соизволил явиться.

— Ты опоздал, — хмуро прокомментировал он это знаменательное событие.

— Я — Блэк, а Блэки не опаздывают, они задерживаются, если ты помнишь, — заучено ответил Сириус, запирая дверь, чтобы ни один случайный прохожий не подслушал, о чём здесь будет идти речь. И немного поразмышляв, добавил антизвуковое заклинание. Джеймс, не слезая с оккупированной им парты, наблюдавший за действиями слизеринца, усмехнулся. Раньше на их спальне в гриффиндорской башне тоже было наложено подобное заклинание, разве что более мощное и длительное, чем это: его изредка обновляли перед началом каких-нибудь суперсекретных разговоров типа «мы знаем, что ты оборотень». Но там они уже давно не обсуждали ничего важного, перекочевав для этого в кабинет Алекса, и антизвуковой полог если ещё и не иссяк — никто из них не проверял этого, — то уж точно порядочно истончился.

В общем, Сириус запер дверь, немного поднатужившись, передвинул парту так, чтобы сесть ровно напротив Джеймса, и, усевшись на неё, сразу перейдя к делу, скомандовал:

— Рассказывай.

И Джеймс, ради этого разговора и вызвавший друга по Зеркалу, которым ни один из них не пользовался уже довольно давно, подчинился.

— Ну… — исполнить «приказ» и рассказать ту же правду, что некогда — не так уж и давно — рассказал ему Алекс, было не так уж просто. И не столько потому, что Джеймс не знал, о чём можно, а о чём нельзя знать его другу, а потому, что для того, чтобы тот, как в идеале должно было произойти, проникся, начинать нужно было с самого начала.

Джеймс откашлялся, приготовившись к долгому рассказу. Свою проникновенную речь, от которой прослезился бы даже чёрствый Снейп, он придумал — и продумал до мелочей — ещё прошлой ночью, за сутки до того как решился выйти на связь с Сириусом, но теперь она почему-то казалась такой же смешной и нелепой, как история о путешествии во времени. Наверное, всё дело в том, что его рассказ как раз и был такой историей. Право же, если бы Сириус частично уже не был в курсе дела, то не факт, что у Джеймса хватило бы духа выложить ему алексов бред и выставить себя на посмешище перед лучшим другом. Назвать Сириуса другом бывшим даже мысленно теперь не получалось, да, по правде говоря, и не хотелось.

Но уж теперь-то он точно понимал, что чувствовал Алекс, пока ждал, когда Ремус притащит его, Джеймса, в Выручай-комнату.

Да и что страшнее? Знать, что тебе не суждено дожить и до двадцати пяти, или что всю свою молодость ты проведешь, сгнивая заживо в Азкабане по ошибочному обвинению не видящих дальше своего носа глупцов? Джеймс не знал ответа, но свою реакцию на «потому что ты умер» он помнил в подробностях и не был уверен, что хочет увидеть, как новость о его будущем подкосит и сломает Сириуса. И он был уверен, что именно по этой причине Алекс до сих пор даже не попытался по-настоящему поговорить со старшим Блэком. А может, просто не хотел посвящать его — слизеринца в то, что происходит на самом деле. Ведь уж кому, как не Алексу, не знать, что такого, как Блэк, не сломать и не запугать россказнями об Азкабане. Ведь он не сломал даже его самого.

Да, таков был первоначальный замысел, но в последний миг, едва открыв рот, Джеймс вдруг вспомнил, что ему всегда лучше удавались импровизации. И поступил именно так, как диктовала его натура: подошёл ближе и от всей души двинул кулаком Блэку в челюсть, а удар у него был поставлен хорошо уже на первом курсе. Сириус упал.

* * *

Ремус отчего-то нервничал. Нет, причину он знал, но легче от этого не становилось, наоборот, и странное беспокойство никуда не девалось. В итоге он являл собой весьма странное зрелище, то держа в руках учебник — «нет, Лили, я его читаю, если нужно, то возьми другой в библиотеке», — а то откладывая его в сторону. Несколько одноклассников, осмелившихся его потревожить, обычно вежливый и спокойный Ремус, не задумываясь, послал куда подальше. В общем, то, что с Люпином что-то не так, было очевидно абсолютно всем. А уж Питеру, от которого Лунатик сегодня не отходил буквально ни на шаг, и подавно.

Ремус мученически вздохнул и снова опустил книгу на колени. Мысли, растревоженным осиным роем суетившиеся в его голове и не дающие полностью сосредоточиться ни на чём другом — куда более интересном, упрямо крутились вокруг того, что мог натворить Джеймс. К тому же отсутствие Поттера явно беспокоило Хвоста — он уже несколько раз порывался идти искать того, и останавливало его только напоминание Ремуса о том, что без бесследно исчезнувшей (хм…) карты искать ему придётся как минимум до самого утра. И Питер оставался, и сидел, и ждал, прогоняя и гася невесть с чего возникшее подозрение, что от него что-то скрывают.

* * *

Не ожидавшего от гриффиндорца такой подлянки, Сириуса просто смело с парты — даже более того, увлёкшись процессом полёта на пол, он слишком поздно заметил, что парта, на которой он сидел, летит вслед за ним.

Джеймс не сдерживался, когда наносил удар, он бил в полную силу, но когда из-под парты раздался полузадушенный хрип, — в то время как он ожидал ругательств, — он испугался не на шутку.

Сириус справился сам, не без труда конечно, но спихнул с себя придавивший — пришпиливший как бабочку — его к полу груз, и на Джеймса воззрилось два злющих серых глаза.

Гриффиндорец покосился на оставленные лежать на подоконнике палочки — это условие они с Сириусом обговорили заранее — и втайне порадовался, что от них их отделяет одинаковое расстояние. Почти. Если что, успеет первым. Джеймс пока был в явном плюсе, а Сириус всё ещё лежал, зловеще глядя на него снизу вверх.

— «Поговорить» значит, да? — ни на секунду не отводя взгляда, прорычал Сириус, вставая. — Интересный же у нас разговор получается. Импровизируешь, да?

Джеймс криво усмехнулся. Раскусил как орех.

— Неужто это так очевидно?

— Просто ты забыл, с кем связался. Я слишком хорошо тебя знаю.

Джеймс собрался было ответить, что «уж теперь-то вряд ли», но чуть не пропустил момент, когда уже Сириус бросился на него, и передумал, посчитав вдруг, что сейчас немного неподходящее время для громких заявлений.

Шмыгнув за парту и вмиг оказавшись на другой половине класса, Джеймс перевёл дух: под удар загонщика — пусть даже и бывшего — подставляться не стоило, в ярости тот вполне мог позабыть, что бьёт сейчас он не по бладжеру, а по голове друга.

А Сириус как раз был зол.

— Что? Пришёл поговорить, а теперь убегаешь?

Очень. Как раз настолько, чтобы не заметить разницы.

Играть в догонялки оказалось куда интереснее драки (по крайней мере, именно так считал в данный момент Джеймс, которому Сириусу всё никак не удавалось вернуть удар). Так они и «искали» по новой «общий язык»: Джеймс, то и дело цепляясь за углы парт, удирал от Блэка, а тот с упорством гончей и со столь же воинственным рыком, следовал за ним по пятам.

Было забавно.

Джеймс смеялся, Сириус ругался, в общем, шум стоял неимоверный, так что когда на пороге класса появился ещё один незваный гость, удивительного в этом не было. Кроме того, что услышать этот шум он не мог никоим образом.

— Ну вот вы и попались, Блэк, Поттер, — с довольным видом (а как же иначе! ведь прежде Мародёрам так долго удавалось смыться от него!) проскрипел Филч. Благодаря парней за доставленное хозяину удовольствие, мяукнула ещё более облезлая, чем раньше, миссис Норрис.

Джеймс прекратил убегать и замер. То, что они влипли, было очевидно, и ведь не сбежишь — Филч стоял как раз так, чтобы у нарушителей не было возможности проскользнуть мимо него. А Сириус действовал мгновенно, можно было бы сказать — не раздумывая, но нет, он уже твёрдо знал, что будет делать дальше.

— Accio, палочки! — и обе, и его собственная, и джеймсова, мигом ложатся в раскрытую ладонь. И тут же, не тратя времени на то, чтобы вернуть лишнюю палочку Джеймсу: — Stupefy!

И громко и противно мяукает кошка, когда её хозяин, как подрубленный дуб, валится на пол.

— Псих, ты что творишь?! — заорал на слизеринца Джеймс и бросился к упавшему завхозу.

— А ну стой на месте, придурок! — в ответ заорал на него Сириус. — Не мешай! Obli…

Да, решать проблемы кардинально Сириус в Слизерине научился, но и Джеймс не промах — пусть и не бросался такими заклинаниями направо и налево, мигом понял, что это за чары и для чего они. И в Сириуса тут же полетел маленький кусочек плюй-камня (и чего только не найдешь при желании в карманах гриффиндорца?..).

— Поттер!!!

— Идиот! Чего тебе так в Азакабан хочется?! Решил пойти всё-таки по стопам Алекса?! А кого ради он так старается, по-твоему?! Ты же эгоист! Всегда был и всегда будешь, ты должен понимать его лучше меня! Вы же одинаковые! Это только Алекс думает, что пытается спасти меня и Лили, а на самом деле он просто хочет избавиться от чувства вины! Ты ведь сам такой же, чёрт тебя возьми, Бродяга! — на одном дыхании выпалил Джеймс и, задыхаясь, хватанул ртом воздух.

Сириус поражённо смотрел на взорвавшегося и теперь просто гневно тлеющего однокурсника. Тот дышал тяжело, но взгляда всё равно не отводил — пытался понять, увидеть, достигли ли его слова ушей друга.

— Ты… Ты ошибаешься, Поттер, — Сириус вовремя успел подавить непроизвольно рванувшееся с языка «Сохатый», и потому прозвучало это не так искренне, как ему хотелось бы: слишком неискренне и слишком грубо. — Во всех нас слишком сильна наша вторая сущность. Ты сам сказал, он как я, а пёс ведь предать не может.

— Мародёры малолетние… — прохрипел, силясь подняться с пола, позабытый всеми (разве что кроме миссис Норрис) в пылу почти ссоры Филч.

— Чёрт, всё из-за тебя! — выругался Сириус и, перебросив вторую палочку Джеймсу, перепрыгнув через распластанного на полу завхоза, кинулся вон из класса.

— Нас уже всё равно отчислят из-за тебя! — вдогонку проорал Джеймс, но всё же, не дожидаясь, пока Филч полностью оправится, выскользнул вслед за Блэком.

— Это если смогут доказать, что это был я! — в голосе Бродяги отчётливо слышалось веселье, ну прямо как в прежние времена, и сдавленная ругань ковылявшего за ними Филча только усиливала ощущение дежа вю.

— Поттер! Блэк! — понеслось им вслед, и Сириус расхохотался.

— Я одного только не пойму: как он постоянно меня находит? — чуть задыхаясь — бежали они быстро, хотя уж Филч догнать их не смог бы при всём желании, — вопросил в никуда Сириус.

— Это всё миссис Норрис. Она собак не любит, вот и старается тебя выжить из замка.

— Ха! Это ещё кто кого!

Джеймс, стараясь снова не сбить дыхание, бежал вперёд, а позади него, уже отстав всего на пару шагов и шумно дыша — и впрямь как собака, если только язык не высунул, — драпал Сириус. Где-то позади ещё слышалось эхо тяжкой поступи Филча, но куда уж ему!

«Поттер! Блэк!», произнесённое безо всякой паузы, всё ещё музыкой звучало в ушах и почему-то приятно грело душу.

* * *

— Ну и куда ты меня притащил? — подозрительно оглядываясь по сторонам, поинтересовался Джеймс.

Сириус презрительно фыркнул — его благосклонное настроение улетучилось, и он снова начал себя вести так, будто наконец-то вспомнил, что слизеринцу благородных кровей не положено дружить с гриффиндорцем.

— Я тебя никуда не тащил, ты сам за мной увязался, — а сам шагает дальше, даже не пытаясь прогнать. А дальше…

— Бродяга, это же лаборатория Слагхорна! Сюда нельзя!

— Дурак. Тебе, может, и нельзя, а нам всё можно, — он взялся было за ручку, но вдруг передумал и вполоборота повернулся к Джеймсу. — И на всякий случай на будущее: если всё-таки рискнёшь сунуться сюда без меня, да ещё и Рема с Питером притащишь: переступишь порог, и вы все покойники. Уяснил?

Джеймс кивнул, и тот, почему-то ухмыльнувшись так, будто задумал и близок к свершению какой-то пакости (а так оно и было), с шумом распахнул дверь.

Любопытство кошку сгубило, и пусть Джеймс был оленем (у него даже рога росли, хотя и не по той более распространённой причине и даже не в переносном смысле), после предупреждения Блэка глодало оно его не меньше той, что так любит гулять сама по себе. Но Сириус внутрь не торопился, а всё ещё стоял, ухмыляясь, и будто чего-то ждал. Долго и не пришлось. После того как он распахнул дверь, внутри что-то звякнуло, булькнуло и плеснуло, и сразу же кто-то заорал: — Твою мать!!!..

Сириус расплылся в улыбке и только теперь смело перешагнул порог, пальцем поманив Джеймса за собой — помнил видимо о его присутствии, скотина.

— Привет, Сев! Как дела?

— Сукин сын, Блэк, ты чего творишь? — совершенно недружелюбно — ни капли заботы и любви к ближнему своему, как проповедует маггловская Библия, — прошипели из подплывшего к ним дымного облака. И Джеймс мог бы решить, что это ругается сама не положено живая субстанция, но уж больно знакомый голос… а уж вытянувшаяся в следующий миг из облака бледная рука развеяла все оставшиеся сомнения.

— Снейп! Совсем сдурел! — Джеймс резко шлёпнул того по пальцам, когда рука устремилась в его сторону.

— Сев, — ласково окликнул Сириус, — ты перепутал, я здесь, а не там.

Из дыма чихнули, и клубящаяся серая дымка, наконец, начала исчезать: видимо Снейп додумался применить Evanesco — даром, что башковитый, а доходило долго.

Взгляд чёрных глаз — сверлящий такой, пронзительный — сначала устремился на Джеймса, оглядел его с головы до ног — каждую пылинку заметил наверное, — а затем перебежал на Сириуса.

— Какого чёрта ты его сюда притащил? — сразу в лоб, без всяких лишних «привет», спросил слизеринец.

И коса нашла на камень.

— А чёрт его знает, — пожал тот плечами, — он сам за мной увязался.

Не увлекись Джеймс разглядыванием не столько Слагхорновой, сколько Снейповой лаборатории, он бы несомненно — глаз у гриффиндорского ловца был намётанный — заметил промелькнувшее на лице слизеринца беспокойство, сразу же исчезнувшее при взгляде на Блэка. Но лаборатория ему была интереснее снейповой физиономии — чего он там-то не видел? Оборудованная как положено обители настоящего зельевара, не имеющая ничего общего с их классом, она была интересна даже совершенно не увлекающемуся зельями Джеймсу.

— Поттер. Дотронешься до чего-нибудь, так знай: у меня наготове целый котёл с серной кислотой, если тебе это о чём-то говорит, — от тебя даже костей не останется.

— Да пошёл ты, — огрызнулся гриффиндорец, но руку, тянущуюся к банке с заспиртованным кем-то, убрал, ограничившись разглядыванием с расстояния полуметра. Приближаться-то ему не запрещали, в конце концов. Из баночки слева кто-то в ответ столь же заинтересованно глядел мёртвым круглым глазом, Джеймс смотрел на отражающихся в стекле Сириуса и Снейпа и изо всех сил ловил каждое сказанное слово.

— Ты срываешь мне уже третий эксперимент подряд, — истекал ядом Снейп. Шипел он так тихо, что нужно было уметь читать по губам, чтобы узнать, о чём он говорит. Однако, зная Снейпа, Джеймс на 100% был уверен, что тот сказал именно это.

— Учитывая, что один из ингредиентов твоей вонючей живы — кровь анимага, то я имею на это право.

Сириус пытался говорить тихо, но он слишком привык быть в центре внимания, так что получалось не очень. Джеймс слышал каждое его слово, и едва речь зашла об анимагии, похолодел, поняв, насколько сильно тот доверился бывшему недругу.

— …

— Ты в Слизерине, брат, смирись, — рассмеялся Сириус и, в знак утешения видимо, хлопнул Снейпа по плечу.

— У тебя уже есть брат, а мы, слава Мерлину, не родственники ни в коей мере, — сбросил руку слизеринец. — Давай к делу, чего припёрся? Вы оба. Мне тут только Поттера не хватало для полного счастья.

Джеймс мысленно фыркнул. Можно подумать, он так стремился «осчастливить» Снейпа своим присутствием. Знал бы, что его ждёт, смылся бы в первый ведущий к башне коридор.

— Помощь нужна, — нехотя признался Сириус.

Северус закатил глаза — так красноречиво, что стало ясно: эту фразу он слышит уже не в первый раз.

— Мне нужно, чтобы ты стёр пару заклинаний с моей палочки, — Джеймс, услышав это, выпучил глаза. Он видел, как Снейп кивнул в его сторону, но Сириус покачал головой. — Нет, его не подойдёт, Джеймс тогда со мной был.

— Свою я, чтобы вам помочь, светить не собираюсь, а раз палочку Поттера использовать нельзя, то какого чёрта ты припёрся, не раздобыв где-нибудь ещё одну?! Не впервой уже, мог бы и догадаться, — последовал раздражённый ответ. Слизеринец задумался, примолк, но почти сразу же оживился, встряхнулся. — Эй, Поттер, — окликнул он, — я знаю, что ты всё время подслушивал, так что тащись сюда.

Джеймс досадливо цокнул языком и оторвал взгляд от отражающихся в бутыли спин. И как, интересно, узнал? Джеймс ведь ни одним движением ушей себя не выдал.

— Поттер, сейчас живо наведываешься либо в башню к своим, либо ещё к кому-нибудь, выбор оставляю за тобой. — Сириус при этом коротко хмыкнул, но, заполучив нехилую затрещину от Снейпа, вскинул руки ладонями вверх в знак примирения. Джеймс неприязненно нахмурился, глядя на эту почти идиллистическую картину. А Снейп, удовлетворившись видом «сдавшегося» приятеля, продолжил: — …берёшь незаметно чью-нибудь палочку — я помню, ты умеешь, натренировался на наших первогодках — и несёшь мне. Всё ясно? И я, как ваша крёстная фея, решаю все ваши проблемы.

— Стоп. Притормози. С чего бы это я должен красть чужую палочку? — возмутился Джеймс. — Я на это не подписывался!

— Ой, ну да, конечно, — почти пропев — сладким-сладким до приторности голосом, Сириус демонстративно сложил руки на груди. — Тогда чего шёл за мной, как привязанный? Сев, может Imperio? Так проще будет.

— Проще было бы сразу Obliviate, а теперь уже нет, не пойдёт, обнаружить слишком легко — признаки надолго остаются. Я попроще способ знаю, — растянул губы в плотоядной улыбке Снейп. Зубы у него были мелкие и острые, и Джеймсу, чувствовавшему себя немного не в своей тарелке, пока они обсуждали возможность применения Imperio, подумалось, что у такого Снейпа немало общего с хищными пираньями. Съест и не подавится.

— Значит, не пойдёшь, даже если это поможет твоему другу? — зубы спрятались, оскал исчез, и говорил Снейп теперь так, будто заглядывал в самую душу. Словно знал о пока что напрасных попытках Джеймса вернуть былую дружбу. Наблюдавший за этим Сириус, будь ему известно о размышлениях гриффиндорца, ничего бы не сказал, но непременно бы потом устроил разборки со Снейпом, ненавязчиво поинтересовавшись, чьи ещё мысли тот читает на досуге.

— Впрочем, — цепкий взгляд чёрных глаз переместился с него на Сириуса. «Это что, ответ на незаданный вопрос?», — я тебя понимаю. Столько проблем решится разом, если Блэка отчислят.

Упомянутый источник чуть ли не всех бед мира возвёл глаза к потолку.

— Хватит ныть! Ты успокоишься, если я пожертвую тебе ещё крови, а, кровопийца?

— Чёрта с два я тебе теперь дам читать Стокера.

— Сам виноват. Это ведь ты так хотел меня «окультурить».

— Бродяга, будь другом, заткнись, а? — удивив себя самого, попросил Джеймс. А ведь не собирался — с самого начала всё понял и не собирался! — поддаваться на простенькие и очевидные провокации Снейпа. Но услышал их шутливые препирательства — и всё. Может, на то и был расчёт? — Зачем тебе ещё одна палочка?

— Чёрт, Сохатый, ты слишком много времени проводишь с Ремусом! Стал таким же занудой! Нет у нас времени, чтобы ещё и объяснять тебе всё! Способ проверенный! — нетерпеливо взвыл Сириус. — Я не хочу, чтобы меня отчислили из-за тебя, когда я уже почти отмучился эти семь лет! Если Филч пошёл к МакГонагалл и та окажется у себя, то у нас осталось минут пятнадцать. А если к директору, то до него он добираться дольше будет — так что около двадцати.

— Вали живее значит, — махнув в сторону двери, распорядился Снейп, — придурок. А Поттер тогда останется здесь и расскажет, причём здесь всё-таки Филч, что вы успели натворить, а также какого чёрта вы шатались по замку вдвоём.

Всего лишь миг, и Блэка не стало — сдуло за дверь, едва запахло жареным. К тому же главное самое он сделал, помощью заручился, а Джеймсу оставил самое «простенькое».

— Ну… — под его тоскливым взглядом дверь закрылась с особенно трагичным хлопком — посочувствовала наверное. Или просто в знак поддержки. А что? Это же Хогвартс. Здесь даже у стен есть уши, так почему бы им не уметь и сочувствовать несчастным ученикам?

— Ну, Поттер, начинай, я морально готов слушать твой ин-те-рес-ный рассказ, — выглядел слизеринец так, будто в самом деле был уже готов ко всему. Ну ещё бы, это ему, Джеймсу, повезло, а Снейпу-то выпало счастье общаться сразу с двумя Блэками. Рядом с котлом, через край которого всё ещё переваливались и сползали на пол тоненькие струйки дыма, обнаружилось два стула — видимо, чтобы не приходилось ждать нескорого результата стоя. Один Снейп тут же занял сам, на второй кивнул Джеймсу. Трогательный и знаменательный момент. Осталось выпить на брудершафт и обняться в знак примирения. Нелепейшая картина, которая не привидится даже в кошмарном сне.

Поттер уже открыл было рот, хотя и не представлял, как разговаривать со слизеринцем в мирной обстановке. Прежде такое всегда представлялось ему чем-то из разряда фантастики, а он, в отличие от теоретика Ремуса и фантазёра Сириуса, был скорее практиком и реалистом. Говорить и не пришлось. Слово взял Снейп.

— Хотя, наверное, стоит дождаться Сириуса. Должны же вы мне чем-то отплатить за мою помощь и убрать вами же сотворённый бардак. Да и… я слышал, что совместная уборка сближает людей так же, как хорошая драка.

Джеймс удивлённо вскинул глаза на слизеринца — последнюю фразу тот произнёс так тихо, что можно было подумать, что он ослышался.

Рукотворный бардак многозначительно и красноречиво клубился у самого пола, обвивая дымными усиками щиколотки ног. А Северус, обречённо сомкнув веки, сидел мрачный-мрачный, и на душе у него было тяжело как никогда. Длинные пряди сальных волос надёжной защитной пеленой скрывали лицо от слишком требовательно ищущих чего-то глаз гриффиндорца.

* * *

Всё прошло как по маслу — да разве и могло быть иначе, если в дело были замешаны самые выдающиеся умы Хогвартса?

Сейчас же двое из этих умов то тряпками, а то и заклинаниями лениво сгоняли обратно в котёл чересчур активный для нематериальной субстанции дымок, а третий — злой гений Слизерина и вообще бездушный тиран за всем этим делом внимательно следил, периодически указывая ловцам-уборщикам на пытавшиеся спрятаться от них хитрые усики.

Да, недаром говорят, что одна голова хорошо, а две лучше. Дружно работая в поте лица, Джеймс и Сириус справились минут за двадцать и только потом измотанно рухнули на пол. Вернее, до пола они так и не долетели — невесть откуда взявшийся диван мягко спружинил, когда на него одновременно приземлилось сразу два тела.

— Спасибо, — Сириус, мысленно уже в который раз за последние двадцать минут подивившийся неожиданной «доброте» нелюдимого однокурсника — и это при гриффиндорце! да ещё при Джеймсе! — поблагодарил за мягкое приземление того единственного человека, который мог это сделать. На что человек (?) «убил» его взглядом из арсенала №4 и отвернулся. Справа тихонько хихикнул Джеймс, но следовать примеру Сириуса и говорить «спасибо» всё-таки не стал. Что ж, разумное решение. Вот уж благодарность гриффиндорца Снейп точно ни за что не принял бы. Даже в своём сегодняшнем невменяемом состоянии.

Джеймс хранил молчание, Снейп в кои-то веки тоже решил проявить деликатность — только недовольно фыркнул, в своём своеобразном стиле поздравив их с окончанием «рабского труда», а Сириус устало вздыхал, закинув руки за голову и спиной облокотившись о плечо Джеймса. Обстановка была нереально мирной, особенно если вспомнить, какая компания собралась в этой лаборатории.

— Эй, Поттер, — Сириус откинул голову чуть сильнее, чтобы видеть лицо гриффиндорца. — Ну и долго ты ещё здесь торчать собираешься?

Черноглазый слизеринец, держащийся отдельно, но тоже сидящий неподалёку и, по-видимому, прислушивающийся к их тихому разговору — да какой разговор? всего-то парой слов и перебросились-то… — при этом с прежним странным выражением на лице быстро глянул в их сторону.

— А что, уже гонишь? — не двигаясь — Сириус всё ещё продолжал использовать его в качестве подпорки, спросил Джеймс.

Сириус хмыкнул — не презрительно и не пренебрежительно, просто так. Типа, значит, не обольщайся.

— А то ты свалишь, если я скажу «да»? — отозвался тот, и в голосе его слышалась безобидная насмешка.

— Это да, — согласился настроенный на философский лад Джеймс. — Мне слишком лень вставать, так что по роже за сегодняшнее ты получишь в другой раз.

— Угу, договорились.

Гриффиндорец удивлённо покосился на черноволосую голову друга, удобно примостившуюся у него на плече, — и как ножом по сердцу ощущение дежа вю — почти так же, только нет здесь никакого Снейпа с его беспокоящим взглядом, а вокруг не пялящиеся на них мёртвые заспиртованные твари в бутылках, а родные ало-красные стены гриффиндорской гостиной. И громкие весёлые голоса однокурсников, и взрывы смеха, и ворчание Лили, недовольной их поведением… и тихое посапывание Бродяги, прикорнувшего рядом с лучшим другом.

Длинные пряди чёрных волос слегка приподнимаются в такт дыханию и щекочут ноздри — друг хмурится и морщит нос, ну совсем как собака! Только усов не хватает, и Джеймс с трудом подавляет откровенно детское желание их пририсовать — благо, фломастер под рукой.

Скоро уже экзамены, но никто об этом почти не вспоминает, четверокурсники, разогнав тех, что помладше, по спальням, шумят, как растревоженный пчелиный рой, продолжая праздновать очередную победу над Слизерином в квиддиче.

Ремус, по мнению учителей, приятное исключение из толпы студентов-бездельников, но сегодня празднует даже он. Вон, сидит рядом с Марком и Энтони, пьёт сливочное пиво (от предложенного ему более крепкого он всё-таки отказался. «И не давайте Сириусу!» — «Так это ж он и принёс!» — «Блэк! Я тебе что говорил про контрабанду?!») и обыгрывает тех в пух и прах в плюй-камни.

У Гриффиндора праздник, а один из тех, кто принёс им победу, умиротворённо — даже при таком-то шуме! — спит. И Джеймс, когда тот опять морщится и, пытаясь устроиться поудобнее, почти сползает с плеча, не выдерживает:

— Эй, вы! Давайте потише!

Гриффиндорцы не дураки, они быстро въезжают в причину просьбы своего ловца — тоже героя дня, и пусть шум и не смолкает полностью, но голоса становятся заметно тише. Они сидят так ещё долго, и Джеймс ещё не раз одёргивает забывавшихся и снова начинавших чуть ли не орать приятелей, в благодарность за спасение своего черепа охраняя сон Блэка. Сегодня тот очень вовремя примчался на своей метле, успев отбить в сторону посланный в ловца бладжер. А спустя несколько секунд весь стадион уже ликовал, когда комментатор объявил, что Джеймс Поттер снова принёс Гриффиндору победу. А сам Джеймс Поттер, обливаясь потом от пережитого страха — ещё чуть-чуть бы и всё, — напряжения и ликования, крепко-крепко сжимал в ладони трепещущий крыльями золочёный мячик. Сириус парил где-то внизу и так же ликующе, как и весь стадион, улыбался, уже успев позабыть о недавнем бладжере, да и биту он уже куда-то дел — скорей всего попросту сбросил вниз, на землю, не озаботившись тем, кого она может там прихлопнуть. А может наоборот, как раз успел заметить, что объяснимо мрачная слизеринская команда уже приземлилась, и решил избавить мир от одного из змеиных гадов.

Внизу с гриффиндорской трибуны махал им руками Питер, улыбался радостно Ремус, виднелись ярким рыжим пятном волосы гордой Эванс.

Всё было точно так же, как и всегда, когда побеждал Гриффиндор.

Джеймс старался говорить шёпотом — у Блэка всегда был чуткий сон, и то, что он умудрился уснуть в таком шуме, говорило о многом, но тот вдруг завозился, снова устраиваясь поудобнее, и неожиданно закинул левую руку ему на плечо в своеобразном объятии. Ричард — второй загонщик и напарник Сириуса — тихо прыснул в кулак. Всё же любая благодарность имеет границы, равно как и терпение — в следующий миг Блэку было суждено проснуться от соприкосновения с полом.

— Эй, Бродяга, — тихо окликнул слизеринца Джеймс. И с чего бы тот вдруг начал отрубаться? Проработали-то всего ничего, да и не так уж и поздно ещё было, а тот уже почти спал — неужто и в самом деле Снейпу удалось осуществить то, перед чем спасовал даже зануда Лунатик, и усадить Блэка за учебники?

— Чего ещё? — совершенно не сонным голосом отозвался тот.

— Может, попробуем снова стать друзьями, а?

Плечу стало легко-легко — Сириус убрал голову и, щуря глаза (похоже, и впрямь немного поспал), уставился на него.

— С чего бы это вдруг? Всё никак не успокоишься? Сколько раз говорить, я к вашему Ал… — он осёкся, вспомнив, что кое-кто в этой комнате не в курсе всех подробностей о его связи с профессором ЗоТИ. Сириус неприязненно повёл плечом и зло продолжил: — …отношения не имею. Сами разбирайтесь.

— Чёрт, да это ты, а не я, всё его никак в покое оставить не можешь! — тихим злым шёпотом взорвался Джеймс, понимая, что их разговор плавно и непреклонно катится по проторенной дорожке. — Я разве с ним сейчас разговариваю? Я тебе дружить предлагаю, а не ему!

И настороженный взгляд в сторону Снейпа, который, оказывается, уже сидит, нарочито повернувшись к ним спиной. Знак. Меня здесь нет.

— Мне выйти?

— Не стоит. Сиди, где сидишь, — это Джеймс.

— Вали, — а это Сириус.

Как всегда единогласно, и слизеринец это понимает, вставая и направляясь к двери.

— Если вернусь и увижу тут прежний бардак — будете убирать всё по новой, придурки гриффиндорские.

— Какой-то он ненормально добрый, — глядя вслед Снейпу, констатирует Джеймс. Дурной знак. Добрый Снейп — это как чёрная кошка посреди дороги.

— Где ты тут гриффиндорцев увидел, Ню-ни-ус! — достаточно громко, чтобы быть услышанным, пробурчал Сириус, почти пропев старое прозвище. И прислушался. — Всё. Теперь, когда он вернётся, добрым больше не будет.

— Тебя это пугает? — уловив как-то уж больно быстро улучшившееся настроение Сириуса — неужели из-за Снейпа? — подхватил Джеймс.

— Ну да, прям до дрожи пробирает. Идиот.

Джеймс промолчал, собираясь с мыслями и медля, прежде чем продолжить прерванный разговор, который — чёрт! спасибо, спасибо Снейпу! — едва не перетёк в ссору.

— Я ведь серьёзно, Бродяга. Я не предлагаю тебе общаться с Алексом, но попробовать-то мы можем.

— А смысл?

Подступила паника, Джеймс сам это осознавал — мысли сбились в хаотичную кучу, и почему-то думалось, что будь на месте Сириуса девушка (даже если она не Лили) или будь Сириус девушкой, всё было бы гораздо проще.

Сириус в свою очередь насуплено молчал — и проклинал свою же гордость, каждый раз как он давал себе слабину, громогласно о себе заявлявшую.

Правильней было бы извиниться — за те слова, что были первопричиной их раздора, и забыть обо всём, если получится, но, по правде, с тех пор они столько всего наговорили друг другу, что могли считаться квитами.

Очень некстати (а Дамблдор всегда некстати!) вспомнились слова директора о силе любви. Джеймс кашлянул, маскируя глуповатый смешок. Здесь не любовь нужна была и уж тем более не сила. Силком дружить никого, а Блэка и подавно, не заставить. А любовь бы подошла, если бы конкретно этот Блэк хоть раз в жизни влюбился по-настоящему. И желательно в гриффиндорку. Здесь нужна была искренность.

— Бродяга.

— Я отказываюсь, — на всякий случай, зная Поттера, открестился заранее.

— Ты извини нас. За всё.

* * *

— Чёрт! Да пошёл ты! — и от бушевавших в душе эмоций Expulso* в стену. Petrificus Totalus показался нецелесообразным.

— Да, именно так и нужно было сразу ему ответить, — с чувством, серьёзно, но уже более спокойно, выпустив пар, произнёс Сириус и огляделся.

Поморщился. На стене напротив виднелись уродливые подпалины от ещё парочки «душевных» взрывных заклятий, появлению которых ни Слагхорн, ни Снейп наверняка не обрадовались бы.

А Джеймс уже ушёл. Сразу после того как извинился. Не стал больше ничего предлагать, просто встал и ушёл, ещё и дверь за собой придержал, чтобы не хлопнула, скотина.

— Ну и? Для чего тебе понадобилось разыгрывать весь этот спектакль? — многозначительно помахав своей палочкой, сыгравшей в этом спектакле вторую главную роль, с холодным любопытством поинтересовался бесшумно вернувшийся Северус.

— Хм.

— Исчерпывающе. Ты в самом деле думаешь, что Поттер не поймёт, отчего Филч не помнит о вашем сегодняшнем приключении? Ты же стёр ему память, разве нет?

Сириус усмехнулся, оставшись сидеть к нему вполоборота. Вспышка ярости прошла, и второй слизеринец, наверное, это уже понял. Легилимент чёртов. Мало того, что язык за зубами держать не умеет — умел бы, не так часто бы доставалось от Мародёров, реакция которых на его оскорбления была вполне адекватной, так теперь ещё помимо умения плевать в душу, он и в мозги чужие лазить без разрешения моду взял.

— От тебя ничего не скроешь. Я, по правде, даже удивился, когда Джеймс мне поверил, — он задумчиво почесал за ухом, проигнорировав тут же прозвучавший комментарий «блох ловишь?» от Снейпа. — Если поверил.

— Поверил, — отмёл все «если» Снейп. — Мне бы точно нет, но тебе — просто по привычке, — и неприязненно скривил губы. — Это так… типично по-гриффиндорски: не ставить под сомнение слова друга.

Взгляд упал на брошенные в углу грязные тряпки, и он, одним плавным движением отлепившись от подпираемого косяка, направился туда. Ветошь быстро исчезла в пламени Incendio, и Северус, давая понять, что разговор окончен, занялся «сбежавшим» в прямом смысле слова экспериментом, плоды которого сейчас панически пытались опять уползти на свободу из котла.

А Сириус продолжал наблюдать — это спиной чувствовалось, и почему-то от этого ощущения чьего-то пристального внимания — не недоброжелательного — было непривычно неловко. Не огрызнёшься.

— Чего уставился?

— Да так. Хочешь верь, хочешь нет — любуюсь.

— Вали отсюда, придурок, за своим придурошным приятелем. Вы с ним чудесно смотрелись, прямо тупой и ещё тупее**.

— Неловко стоять рядом с идиотом? — в ответ съязвил Сириус, тяжело поднимаясь с дивана и простонав от прострелившей отсиженную ногу боли. Взмахом палочки дематериализовав диванчик, он, слегка прихрамывая, миновав пробурчавшего что-то вроде «не представляешь как» Снейпа, направился к выходу. Обернулся он только один раз, когда закрывал дверь, — глянул на согбенную над котлом спину и вышел, оставив того один на один с новыми результатами его гения.

Странно, но почему-то сегодня Снейп был куда более взвинченным и нервным, чем обычно, а таким он был почти всегда — чуть ли не каждую минуту ожидая вызова Лорда. Сириус готов был поклясться, что эта нервозность не укрылась даже от Поттера, что уже само по себе было удивительно.

«Может, попробуем снова стать друзьями, а?»

Сириус хмыкнул, мысленно то ли поражаясь наглости Джеймса, то ли отмечая, что тот так и остался тем же старым-добрым придурком, что и раньше. Некоторые вещи не меняются.

Идея Поттера отдавала идиотизмом, хотя бы потому, что как раньше гриффиндорец-Сириус, так и точно также теперь слизеринец-Блэк совершенно не представляли, как могут дружить представители столь противоречивых и противоположных факультетов. Но…

Если Джеймс горел — так ярко, так горячо, что этим же пламенем загорались и те, что были рядом, то Снейп медленно тлел — как фитиль на бочке с порохом, но это не означало, что он взорвётся, наоборот, поздно или рано, но потухнет, и рядом с ним Сириусу было… зябко.

Но были и моменты, когда он полыхал так же ярко, как и Джеймс, — нет, ещё ярче, ещё обжигающе, ещё яростней, охваченный тёмной ненавистью в танцевавших вокруг него всполохах заклятий. Такое было лишь один раз, когда им, волей неволей, всё-таки пришлось принять участие в бое — ещё одно испытание, и Сириус ни за что, ни словом, ни мыслью не выдал бы этого директору.

Странно, но сейчас, оставшись в одиночестве, он вновь с какой-то болезненной остротой почувствовал, что ему чего-то не хватает. А сегодня, глядя на протянутую во вроде бы искреннем порыве руку Джеймса — «Может, попробуем снова стать друзьями, а?» — он, наконец, понял, чего именно. Оставалось только это исправить. Нужно было лишь переступить через себя. Как это уже сделал сегодня Джеймс.

* * *

— Сохатый, обернись, — чуть ли не на парселтанге зашипел Ремус другу на ухо, и Джеймс, явственно расслышав в голосе оборотня тревожные нотки, не раздумывая, последовал его совету и…

Прямо перед ним, непривычно серьёзный, стоял Сириус. И смотрел. Так же странно, тем же взглядом, что и Снейп вчера. Только глаза другие — серые, а не чёрные.

— Ну так как? Твоё предложение ещё в силе? — и имя, не фамилия: — Джеймс. — Я подумал и решил, что возможно это не такая уж и плохая идея.

Студенты ещё долго вспоминали этот день, когда слизеринец Сириус Блэк первым протянул руку Джеймсу Поттеру с предложением мира и дружбы. И гриффиндорец Джеймс Поттер, что-то тихо ему сказав, без колебаний её пожал, а затем с радостной улыбкой заключил друга в объятия.

Те, кто вдобавок ко всему следили и за реакцией преподавателей, рассказывали потом, что в этот момент профессор ЗоТИ будто бы даже помолодел, а Минерва МакГонагалл едва не расплакалась, глядя на своих любимых студентов, спустя год откровенной вражды наконец-то заключивших мир.

На то, как, по старой привычке скрыв лицо за завесой волос, непривычно растерянно улыбался Северус Снейп, никто не смотрел. И уж точно никто бы не смог сказать, в какой именно момент растерянность превратилась в злость.

— — — — — — — — — — —

*Expulso — еще один вариант взрывного заклинания (ГП-7). Информация взята с Поттер-фанфикшен.

** Мистер Снейп не смотрел этого фильма, просто выражение очень подходящее подобрал. =)

В Хогсмид Джеймс, Ремус и Сириус, снова ставший незаменимой частью команды, ушли втроём. Питер, наравне с остальными «искренне» радовавшийся возвращению Блэка в дружные ряды Мародёров, не выказал никакого желания вместе с ними пойти в расположенную неподалёку от школы волшебную деревню. Вместо этого он, помахав друзьям вослед рукой, направился в хогвартскую библиотеку где — он знал это точно потому что специально узнавал, — вместо того чтобы тоже пойти в Хогсмид зарылся в свои книги Снейп.

Библиотекарша — мадам Пинс, сидевшая за своей стойкой у самого входа в святая святых школы, подозрительно оглядела Питера с головы до ног, будто тот собирался взорвать в её обители навозную бомбу и почему-то нахмурившись, вернулась к прерванному занятию: составлению списков учеников, затянувших с возвратом книг.

Тихо поздоровавшись, Питер проскользнул внутрь и быстро исчез среди шкафов, пока женщина не вспомнила и о его долге.

Никого из студентов старше третьего курса здесь не было — только парочка перво— и второкурсников да пухленькая шестикурсница блондинка-хаффлпаффка с туго заплетёнными косичками за ушами. Питер не был уверен, но кажется именно по ней сходил с ума Ремус чуть больше года назад, однако Элоиза — а может её звали Элизабет, этого Питер тоже не знал, не помнил, — как и многие другие девчонки входила в фан-клуб Сириуса. И то, что Блэк вряд ли даже просто знал о её существовании, дела не меняло. Ремус к ней так и не решился подойти, предпочтя строить из себя святого великомученика и краем глаза наблюдать за ней в Большом Зале и библиотеке.

Элоиза-Элизабет на мгновение отвлеклась от своего пергамента, когда Питер проходил мимо, и досадливо потянулась за палочкой, заметив украсившую работу кляксу.

— Эй, Элиза! — неожиданно для самого себя окликнул Питер девушку. — Ты не видела здесь Снейпа?

— Нет, не видела, — враждебно отозвалась та. — И, между прочим, меня зовут Дэзире!

Гриффиндорец пожал плечами, мол, какая разница, и пошёл дальше, пока не наткнулся на стол, на котором шаткой горой высились тома книг и только что начатое эссе по основам беспалочковой магии для Флитвика, которое им нужно было сдать аж через две недели. Больших доказательств было не нужно. Питер пододвинул к себе пришпиленное по краям чернильницей и старым учебником по Зельеварению эссе и стал ждать Снейпа.

Слизеринец, оказавшийся очень пунктуальным человеком, не заставил его долго скучать в одиночестве. Снейп шел, прижимая к себе ещё одну немаленькую стопку книг, но увидев вставшего при его появлении Петтигрю, остановился.

— Какого чёрта ты здесь делаешь? — сгрузив книги на стол и предусмотрительно отодвинув их подальше от края, совершенно недружелюбно осведомился он, вызывающе сложив руки на груди.

Но Питеру было уже наплевать на то, что по сравнению с тем же Снейпом он очень слабый волшебник и вряд ли сможет ему что-то противопоставить. Он пошёл в ва-банк, рискнув всем, что имел и выложив все свои козыри. Игра по-крупному, так это называется. Красное — чёрное, чёрное — красное, белый шарик скачет-скачет, а игроку выпадает то красное — осуществление долго вынашиваемых замыслов, а то чёрное — как сегодня и почти всегда. И Питер, несмотря на то что игроком в этой странной и опасной лотерее был именно он, не был уверен, что результат не был умело подтасован. И в любом случае он знал только одного человека, который мог всё исправить, и которому уже не впервой было это делать. Поэтому ему и нужен был Снейп.

— А то ты не знаешь? — скопировав его жест, поинтересовался Питер. — Надо поговорить.

— Мне не о чем с тобой разговаривать, Петтигрю, — сузив глаза, почти прошипел слизеринец. — Убирайся отсюда, пока цел.

— А если не уйду то что? — подался вперёд тот. — Что ты тогда сделаешь? Наложишь на меня Crucio? Да я уже весь дрожу от страха!

По лицу Снейпа пробежала едва различимая тень при упоминании Crucio, а затем он широко улыбнулся, будто собирался похвастаться перед Питером новообретённой белизной зубов — довольно непривычное зрелище, надо сказать. Питер невольно прикипел взглядом к «частоколу» белых зубов, да так, что не смог оторваться, пока Снейп снова не заговорил, прекратив, слава Богу, наконец, улыбаться.

— Ну зачем же решать проблемы таким радикальным способом? — как-то странно любезно поинтересовался он — причём явно не у Питера. — Тем более такие… — препарирующий взгляд на Петтигрю, — мелкие… Я вполне могу наложить на тебя проклятье замедленного или отложенного действия — ты даже не узнаешь о нём, пока не начнёшь гнить изнутри. Или даже самый обычный сглаз. Например такой, что на тебя ни одна девушка даже под страхом смерти не взглянет или же, — взгляд слизеринца мечтательно устремился куда-то вдаль — за спину Питеру, будто он уже продумывал все подробности того сглаза, которым сейчас угрожал недо-гриффиндорцу. — Или же, — Снейп снова криво усмехнулся посетившей его очередной гениальной идее. — Или же я сделаю так, что ТЫ на девушек сможешь только смотреть.

Питер фыркнул — ничуть не испуганно, ведь уж кто-кто, а Тёмный Лорд, если он сможет это заслужить, запросто сумеет обойти сглаз какого-то там Нюниуса-полукровки (как много можно узнать попросту немного подслушав разговоры слизеринцев в коридоре).

— Поду-у-умаешь. Не страшно.

Слизеринец на мгновение озадаченно нахмурился, а затем с любопытством окинул взглядом фигуру Питера и вопросительно вскинул левую бровь.

— О? Тогда и на мужчин тоже, мне без разницы.

Питер удивлённо хлопнул глазами-сиклями, не сразу поняв о том, какой поистине интересный вывод сделал из одного его слова Снейп.

— Сдурел? — возмущённо-обиженно возмутился он. — Это не смешно!

Слизеринец с насмешливым видом показательно глубокомысленно протянул: — Значит всё-таки девушки.

А Питер с застарелым сожалением подумал о том, как жаль, что его анимагическое животное всего лишь крыса — безусловно полезное животное, если надо незаметно куда-то проскользнуть или что-то подслушать, но как же он сейчас хотел, чтобы можно было превращаться в нечто более сильное! Во льва, например, или же в тигра! Чтобы порвать слизеринскую гадину на мелкие полосочки!

Тонкие губы неуверенно дрогнули, будто не осмеливаясь сложиться в полноценную… пусть не улыбку, но ухмылку или усмешку. Вместо этого слизеринец, в открытую забавлявшийся выражением лица гриффиндорца (и проносящимися в его голове отголосками), напустил на себя ещё более серьёзный и угрожающий вид, да такой, что ему, наверное, позавидовал бы даже Люциус Малфой.

Снейп вдруг сделал шаг вперёд и, склонившись так, что его глаза оказались на уровне глаз Питера, чётко, рублёными короткими фразами произнёс:

— Пошёл. Вон.

— Нет, — Питер тоже не собирался сдаваться, не сделав ещё одной попытки. — Я никуда не уйду, пока ты не исправишь этого, — он не уточнял, но Снейп и так понимал о чём идёт речь. — Пока ты не сделаешь всё так, как было до этого. Мне плевать как, но ты сделаешь. У меня, знаешь ли, этим летом было много свободного времени, и я немного покопался в книгах. Та Нерушимая Клятва, которую ты заставил меня принести, ты помнишь её условия?

Петтигрю замолчал, явно ожидая ответа и Северус нехотя кивнул. Да, он помнил и, кажется, теперь начинал понимать, к чему клонил не такой уж и безобидный, как он раньше думал, гриффиндорец с невинным прозвищем Хвост.

— Помнится, ты очень не хотел, чтобы я кому-нибудь проболтался о том, что ты читал книги по Тёмной Магии — хотя об этом и так знают все студенты, и что это ТЫ сварил зелье Ненависти, которым я опоил Джеймса и Сириуса. Но ведь условия нашей сделки не были тобой полностью соблюдены и, следовательно, — Питер улыбнулся, чувствуя, что победа уже за ним, а горевшее в глазах незаметно ссутулившегося Снейпа чёрное пламя подтверждало это. — И, следовательно, я вправе расторгнуть Клятву. Как думаешь, Нюниус, сколько тебе дадут за это зелье? Уверен, что из Азкабана раньше чем через пятьдесят лет ты не выйдешь, да и то это только при условии, что присяжные Визенгамота учтут, что на тот момент ты ещё был несовершеннолетним. Но это вряд ли. Из Азкабана не выходят.

— Чего тебе от меня надо? — когда слизеринец заговорил снова от него разило такой неприкрытой ненавистью, что Питеру стоило больших усилий, чтобы сдержать дрожь и не отшатнуться в сторону, выдав бушующий в сердце страх. Но судя по тому, что Нюниус ничего не сделал — даже не попытался заклясть! — он был прав. А значит, он уже победил. Второй раз в жизни.

— Я хочу, чтобы ты сварил ещё одну порцию того зелья. Я хочу, чтобы Джеймс на Блэка даже смотреть без отвращения не мог. Я не для того, чёрт возьми, заключил с тобой ту сделку, чтобы они из врагов вновь стали лучшими друзьями! — едва ли не во весь голос проорал гриффиндорец. — Я не для того не спал по ночам, чтобы всё было как прежде!..

— Что?.. — произнёс странно хриплый посторонний голос и Питер, испуганный появлением неожиданного слушателя, резко дёрнулся назад.

Там, одной рукой придерживаясь за край книжного шкафа, будто без его поддержки он мог упасть, стоял Сириус.

* * *

— Что?.. — глядя не на Питера, а на стоявшего за его спиной Снейпа, повторил тот. И рывком отцепившись от не шелохнувшегося векового шкафа, шагнул вперёд. Тонкие, чем-то очень похожие на девичьи руки с коротко обстриженными — не обгрызенными, как раньше — ногтями медленно поднялись и быстро — как бросок кобры — метнулись к горлу Питера. И с силой встряхнув, вцепились в ворот натянувшейся мантии, едва не задушив его.

— Значит это всё, — Блэк повёл взглядом тёмных — чёрных, на одном только Питере сфокусированных глаз, — ваших рук дело? И то, что я с Джеймсом поссорился, и то, что в Слизерин перевёлся и даже то, что стал… — он осёкся, прервавшись на полуслове, и так и не договорив до конца.

Иногда человек до потери сознания, пульса, сердцебиения боявшийся чего-либо в своей жизни просто доходит до самой грани, за которой уже нет ничего — ни страха, на даже чувства самосохранения.

Питер уже давно ничего по-настоящему не боялся. С тех пор ли как лично подлил «друзьям» в пиво снейпово зелье. Или же с тех пор как он, ведомый чувством зависти, ревности и ощущением собственной неполноценности, подобравшись поближе, подслушал то, что говорил Люциус Малфой шестикурсникам Слизерина, а потом, когда тот встал и вышел из Кабаньей Головы на улицу, собираясь аппарировать, сам — САМ!!! — подошёл к нему и завёл разговор. Но грань пересёк только сейчас. Только что.

— Пожирателем? — неожиданно бойко продолжил он за Сириуса. — Да брось, это уже ни для кого не секрет!

Мантия натянулась ещё сильнее и плотная утепленная ткань опасно затрещала, начиная расползаться по плечевым швам. Звякнула, ударившись и покатившись по каменным плитам пола круглая пуговица. Питер проводил её взглядом, запоминая место, куда она упала, чтобы потом заклинанием «пришить» её на положенное ей место.

Лицо Сириуса вытянулось.

— Ты следил за мной, крысёныш?! — протолкнул он сквозь плотно стиснутые зубы. — Не зря ты всегда был мне противен, Петтигрю, надо было прислушаться к моей интуиции, — поверх гримасы гнева на его лицо легло отвращение. Аристократический нос с широко раздувающимися ноздрями — не такой впечатляющий, как шнобель Снейпа, — сморщился так, будто перед ним была куча мусора как минимум недельной давности. — Сначала ты избавился от меня: напоил этой отравой, — лютый взгляд поверх головы Питера — на самого изготовителя, — и сбагрил в Слизерин. Полдела сделано, а потом что? Избавишься от Джеймса и Лили, а дальше? Очередь Ремуса, да? Меня можно и в Азкабан, их — в общую могилу, а на Ремуса почему бы того же Грейбека не натравить или Отдел по надзору, да? Изобретательно, Хвост, я тебя недооценивал. Ты такая дрянь, — Сириус, ранее, казалось, просто разрываемый на части своим гневом, медленно успокаивался и теперь в его голосе слышалась только усталость да слабая досада — на себя. За то что не понял, не догадался, не осознал, что всё это — не просто так.

— Ты о чём? — быстро, пока Сириус отдыхал, выдохшись после своей запальчивой речи, спросил Питер. Однако тот, и сам выглядя, как внезапно вырванная из своей естественной среды обитания рыба — оглушённым, уже будто воды в рот набрал. Только одарил таким злобным взглядом, словно убить был готов и до сих пор останавливало его только нежелание из-за его, Питера, смерти, угодить в Азкабан. Но вместо того чтобы воплотить свои не прозаичные мечты в реальность, он посмотрел Питеру за спину, разжал пальцы и отступил назад. Ровно на три шага — не больше и не меньше.

И когда он остановился, Питер, вспомнив об оставшееся стоять позади него Снейпе, начал оборачиваться. И тогда-то кто-то и произнёс Obliviate. Питер ещё поворачивался — всё медленнее и медленнее, а безукоризненно исполненное заклинание — будто тому, кто его произнёс, это было уже не впервой, — всё быстрее и быстрее подобно ластику стирало все последние воспоминания одно за другим.

Питер замер на месте, слепо глядя в пол и медленно, словно мозги были не свои — чужие, — собираясь с так и норовившими рассыпаться — как песок сквозь пальцы — мыслями. А Сириус точно также медленно — неторопливо — не спеша на случай, если придётся повторить, опустил волшебную палочку.

— Ну и зачем ты это сделал? — тоже стоя с палочкой в руке, спросил Северус, подойдя ближе и цепкими пальцами обхватив безвольно отвисший подбородок — как у слабоумного, и внимательно заглянув в глаза Петтигрю. — Всё равно все воспоминания стереть не получилось.

Сириус равнодушно пожал плечами.

— Много будет знать — скоро состарится.

Северус кивнул и мудро продолжил:

— Лучше умереть молодым.

— Именно.

И обратил взгляд на Снейпа, мгновенно понявшего — теперь его черёд.

— А теперь…

— Погоди, — пока Блэк не вошёл во вкус, снова перебил его Северус, тревожно заглянув в глаза Петтигрю и с облегчением — разборку придётся ненадолго отложить — поняв, что тот постепенно начинает приходить в себя. — Валим отсюда, пока он не очухался. Он и так непременно что-то заподозрит, когда поймёт, что не хватает нескольких «кадров», так что лучше, если нас не будет рядом в этот момент.

Сириус кивнул и, не дожидаясь Снейпа, скрылся за шкафом. Северус последовал за ним, но перед этим несколькими взмахами палочки отправил все свои учебники на их прежние места на полках. Однако спустя миг — Питер только-только начал шевелиться, растерянным взглядом обводя помещение в котором он оказался — из-за того же шкафа высунулась рука и на него обрушилось ещё одно Obliviate.

— С ума сошёл?! — по руке хлопнула другая рука — как мать проказливого ребёнка, без перерыва клянчащего сладкое. — Или хочешь, чтобы он совсем рехнулся?!

— Было бы неплохо. Рассмотрим этот вариант?

Ошарашенное молчание.

— Вы оба психи. Что ты, что он. И я за компанию, раз связался с вами двумя, — подвёл итог встречам в библиотеке Северус Снейп, выразительно покрутив пальцем у виска. В ответ на это весомое и категоричное заявление Сириус коротко хохотнул, простонав что-то вроде «зато жить интересно» и тут же осёкся, когда прямо перед ними возникла разъярённая мадам Пинс.

— Так! Моё терпение лопнуло! Блэк, чтобы больше твоей ноги здесь не было! — для большей ясности она ткнула Сириуса пальцем в грудь. — А что касается вас, мистер Снейп… — она задумалась, подбирая подходящую кару, однако у того на счету не было никаких нарушений, так что пришлось ей оставить его в покое. В виде исключения за хорошее поведение.

— Знаешь что, Сев? — уже после того как мадам Пинс всё ещё взбешённая от того, что кто-то — и снова Блэк! — посмел нарушить тишину библиотеки, отконвоировала их обоих прямо до выхода и сложив руки на груди осталась проконтролировать, чтобы никто из них даже не пробовал вернуться, задумчиво спросил Сириус.

— Что?

— Зато теперь у меня есть полное право не ходить в библиотеку! Мне ЗА-ПРЕ-ЩЕ-НО!!! — довольно потирая руки, по слогам произнёс он. — Фиг вы с Лунатиком теперь меня туда затащите!

— Не беспокойся, Блэк, ради такого, если понадобится, я поговорю не только с Люпином, но и даже с Поттером, — «успокаивающе» оскалился Северус, следуя за Сириусом. Вроде бы тот вёл себя спокойно и как прежде — до подслушанного разговора, — но Северус не спешил тешить себя надеждой на лучшее. Он знал, куда вёл его Блэк.

Они шли к Выручай-комнате. Поговорить. По душам.

* * *

Раз ступенька, два ступенька. Остановиться, подождать, пока пришедшая в движение лестница вернётся на место. Плюс две минуты дополнительного времени на раздумья.

Северус тайком покосился на Сириуса, но тот стоял так, что ему был виден лишь аристократичный профиль и играющие желваки на скулах. Робкая попытка использовать легилименцию ничем не увенчалась, казалось будто кто-то сильный — многократно сильнее его самого — вдруг ни с того ни с сего закрыл разум Блэка от чужого вмешательства. А слизеринец знал лишь одного человека в Хогвартсе, способного сотворить такое — Альбуса Дамблдора.

Времени придумать что-нибудь, найти какой-нибудь выход катастрофически не хватало, а Блэк, словно слыша мысленные потуги пока ещё друга только прибавлял шаг. И что делать — как врать — до сих пор было неясно.

Северус с самого начала — едва только Блэк схватил его за руку, как конвоир заключённого или как утопающий за соломинку — знал, куда его тащат. Разговор — серьёзный, возможно их последняя беседа, которая, наконец, расставит все точки над «i» — мог состояться лишь в одном месте, где их не смогла бы подслушать ни одна живая или не мёртвая душа.

Таким местом на восьмом этаже была лишь Выручай-комната. Сам Северус знал о ней довольно давно (благодаря лопуху Эйвери), но своими знаниями делиться не торопился. Ну а в том, что о её существовании знал и Блэк тем более не было ничего удивительного: возможно, в хвастливой болтовне Мародёров была доля правды и они действительно облазили весь замок до самых подземелий.

Сириус, наконец, соизволил остановиться и выпустить его руку из своей — Северус успел заметить, что на его лице не было прежней брезгливости, говорившей, что ему противно это прикосновение, только сильная злость в глазах. Но разве на врагов злятся вот так? Слизеринец не был знатоком в человеческих отношениях, но почему-то при взгляде на лицо Блэка (тот, едва ли не ежесекундно оборачиваясь в его сторону, наворачивал круги перед пустой стеной, будто опасаясь, что Снейп исчезнет — и не без оснований) ему подумалось, что так смотрят на друзей, не оправдавших или предавших доверие. У Мародёров такого взгляда он не видел никогда.

А ведь противоядие подействовало — не могло не подействовать (тут Северус себе немного польстил, теша своё самолюбие — не доберись Блэк до заветного флакона сам, приняв его за Сонное зелье, кто знает, когда бы он решился снова испытать своё умение на Сириусе).

Из размышлений в реальность его выволакивает голос Блэка — тот стоит у уже открытой двери и зовёт его.

Северус, как и должно, удивляется — искренне почти. Маска недовольства на миг стекает, но обнажает не то, что есть на самом деле, а то, что хотят видеть и то, что нужно показать. Блэк самодовольно ухмыляется.

— Круто, да?

Что ни говори, а на этот раз Выручай-комната выбрала на редкость невзрачный и отталкивающий даже облик. Впрочем, как раз это-то и не было удивительным, если она и впрямь становилась такой, какой её хотели видеть.

Наверное, было бы лучше, если бы Сириус встал так, чтобы ему не пришлось видеть и смотреть ему в глаза. Но Блэк счёл иначе или того требовала гриффиндорская натура — то, что не удалось изжить из него ни слизеринцам, ни Слизерину.

Блэк встал прямо напротив него — не сел, даже взгляда на кресло не бросил, само оно создалось что ли?

— Ну так что, Сев, ничего не хочешь мне теперь рассказать? Раз уж я в курсе ваших с Питером делишек?

Держать себя в руках стоит слишком больших усилий, наверное это видно даже Снейпу — с его-то способностями и возможностями. А желание поступить как Джеймс — врезать со всей дури и выбить всю дурь, только усиливалось с каждым взглядом на непроницаемую носатую физиономию. В сознании тихо скрёбся и рычал Бродяга — анимагической сущности Снейп не нравился никогда, и почему он тогда спас его, для Сириуса до сих пор было не ясно. Действовал инстинктивно, или почему-то принял за Джеймса? Или псу в нём просто неважно было кого спасать?

Наверное, их всё-таки можно было назвать друзьями, товарищами, но будучи рационалистом-логиком, Северус чётко осознавал, что если он скажет правду, их хрупкому «взаимовыгодному сотрудничеству» придёт конец. С другой стороны, то же самое могло произойти, если сейчас Сириус поверит ему, а потом выяснится, что всё это была лишь очередная — и вряд ли последняя — ложь. Значит… Значит нужно было либо говорить правду — чтобы сразу обрубить все мосты, либо врать правдиво — так, чтобы потом ни у Блэка, ни у его старых дружков-приятелей не было возможности проверить истинность его слов.

— У меня не было выбора, — часть правды, выкрутиться ему тогда проблемы бы не составило. — Петтигрю меня шантажировал, — правда.

— Лжёшь, — и что, не усомнился даже? Ну да, в Слизерине нет ведь места слепому доверию, но как же тогда гриффиндорское благородство?..

— Нет. У Петтигрю было доказательство, что я читаю запрещённые книги, узнай об этом преподаватели и меня, как минимум, отчислили бы, — и это тоже правда, а про Obliviate сейчас упоминать не стоит. Главное, чтобы Блэк о нём не вспомнил, хотя, учитывая, как охотно он им разбрасывается…

— А Obliviate?

Чёрт. Самый опасный момент, самый хрупкий лёд.

— Он рассказал об этом кому-то ещё, я не мог рисковать.

Раз.

— И не выудил имя с помощью легилименции? — картинно приподнял в удивлении брови Блэк.

Ну да точно. Северус мысленно отвесил себе оплеуху, — а он-то и забыл. Что тогда, что сейчас. Кстати. А почему бы так и не сказать? Ведь всем известно — чем нелепее правда, тем проще в неё верится.

— Забыл, каюсь.

Проблема в том, что в его забывчивость поверить очень трудно.

Так, и здесь теперь усмехнуться нужно. Нет, лучше даже улыбнуться, если серьёзным остаться — то Блэк, не дурак, заподозрит что-нибудь. И беспокоить его в этом случае должно лишь одно: что именно может придти в голову экс-гриффиндорцу, так удачно и, главное, так быстро (про первоначальные эксцессы можно забыть и, во избежание ещё одной ссоры, и не вспоминать) вписавшегося в дружный слизеринский коллектив. А всё Регулусу спасибо. И Чёрной Метке на их плечах.

И, Господь Всемогущий и Мерлин, ну разве мог бы кто-нибудь однажды представить, что придёт день, когда он будет, потупив взор, лихорадочно придумывать правдоподобные — иные не подойдут — объяснения для БЛЭКА, вместо того, чтобы презрительно цедить ругательства сквозь зубы и то же самое слышать в ответ. А всё чёртово зелье…

Северус не отводит глаз — кристально честных, правдивых, с затаившимися на время в чёрной глубине омутов чертями. Собаки не любят, когда им смотрят прямо в глаза — ну так что ж, Блэк и не собака, хотя в душе он наверняка рычит, исходя слюной от желания вцепиться в глотку врагу.

Ничего, потерпит.

Гиппогрифы вон тоже его взгляда не любят, да до такой степени, что даже не думают склонить голову, а уж о том, чтобы к себе подпустить и речи быть не может, но — терпят, не кидаются. Просто держаться стараются подальше, а Северусу-то только и надо — он не гриффиндорец и не хаффлпаффец, чтобы восхищённо глазеть на каких-то обшарпанных куриц. Другое дело — был бы василиск… Но мечтать не вредно, а гиппогрифы… на них и издалека, глазком посмотреть можно, чтобы никто не заметил интереса. Глупые твари на самом деле, а говорят ещё, что он в людях разбираются, самое сокровенное видят. Как же! То-то они так Мародёров от себя не отгоняют, ластятся даже, а он чем хуже?..

Если честно, то отчего-то начинает казаться, будто всё что происходит сейчас — как в театре, по тщательно отработанной схеме и под жёстким руководством опытного режиссёра. А каковы актёры! Особенно тот, первого плана, позамызганней который, что сейчас соловьём разве что не заливается.

Всё это прокручивается в голове мгновенно. Знаете, бывает такое ощущение при тренировках легилименции, когда вдруг случайно хватаешь край чужой мысли, и лихой водоворот затягивает и накрывает с головой, и потом, оклемавшись уже, долго ещё приходится собирать себя по кусочкам и пытаться понять что же из захваченного твоё, а что — чужое.

Вот и сейчас. Северус не чувствует себя режиссёром этого спектакля, а место на подмостках не для него.

Он бы мог решить, что эти ощущение, так отличающиеся от его собственных, принадлежат Блэку, Дамблдор упоминал как-то, что у начинающих легилименторов случаются иногда спонтанные порывы. Наверное, так оно и есть, но перед ним стоит Блэк, а мысли Блэка давно уже — хотя Северус и не может сказать точно с каких пор — закрыты от него непроницаемым щитом. Впрочем, Блэк не в курсе, и это — в крайнем случае — может послужить неплохим подспорьем сегодня. Ну а что касательно Дамблдора с его «Сириусу это пока знать не нужно», пусть сами разбираются, а он, Северус, как-нибудь со стороны за этим понаблюдает. С удовольствием.

С его последних слов и классической, немного виноватой гримасы (а какие усилия были затрачены!) прошло всего несколько мгновений. Сириус нет, не поверил — это было бы странно и оскорбительно для самого Северуса, в конце концов, это он на пару с Регулусом вбивал тому в голову правила поведения истинных слизеринцев.

Блэк просто — как это по-гриффиндорски! — перескочил с одной темы на другую! Хорошая тактика, если подумать. Но, в самом деле, уж лучше бы Блэк и не думал.

— А зелье? Что это была за дрянь, про которую вопил Питер?

С ответом на этот вопрос Северус не колеблется.

— «Ненависть врагов». Петтигрю сам достал рецепт в Запретной Секции и отдал мне.

И чуть-чуть подробностей лишними не будут.

Нелепое ощущение спектакля не проходит, но неожиданно для самого себя Северус чувствует азарт, а в голове сменяют друг друга формулы дозировки правды и лжи в его словах. И это почти пьянит.

Северус нынешний, равно как и пришедший из будущего Алекс, не знает, насколько сильно вдохновляло это ощущение Северуса Снейпа — шпиона в стане Того-кого-нельзя-называть. И пусть первый шаг в эту сторону был сделан не сегодня, но третий он свершил сейчас — только что.

Тропинка очень узкая и неустойчивая, как верёвочная мост над обрывом шаг влево, шаг вправо — и конец, но Северус мастерски умудряется маневрировать. И — самое опасное — сам постепенно начинает верить в свои слова. Да, всё правильно, так всё и было — виноват только Питер. Даже немного жаль, что Блэк полный ноль в легилименции, ведь если бы сейчас — не иначе как чудом — ему удалось освоить эту науку и прорваться — сквозь блок, сквозь щит — в мысли Снейпа, то не пришлось бы тому больше придумывать объяснения.

Северус уже верит. Настолько, что даже удивляется тому, что не завёл разговор об этом сам — раньше.

Сириус хмыкнул.

— А Питер не такой уж и дурак, раз додумался обратиться к тебе, — тот ещё комплимент мысленным потугам Петтигрю. Северус морщится — даже вспоминать противно, — а Сириус продолжает. Хорошо, что уже без прежнего злого разочарования в голосе — только во взгляде. — Ну и как эта «Ненависть» действует? Что в Слизерин я с его подачи попал это понятно, но ведь есть ещё что-то?

Вот. Сейчас. Самая опасная, самая тонкая дощечка на шатком мостке, и не переступишь через неё, не перепрыгнешь. И Северус уверенно ступает вперёд.

— Твой перевод в Слизерин всего лишь что-то вроде побочного эффекта. Особенность этого в том, что оно что-то вроде жидкого Imperio. Достаточно выпить его один раз — и всё мировоззрение человека меняется с точностью до наоборот.

— Например?

А пример привести, если подумать, трудно. Северус, и раньше и сейчас считавший себя человеком более чем сведущим в Зельях, но, если вдуматься, то как-то странно эта «Ненависть» повлияла на Блэка. Не так, как должна была, если верить тому выдранному Петтигрю из книги листку.

С Поттером-то он, конечно, поссорился — как и хотел заказчик, более того — подружился с тем, кого раньше ненавидел, но если продолжать аналогию, то и Чёрная метка не должна была вызывать такого острого неприятия. Неправильно.

Возможно ли, что тогда, на каком-то из первоначальных этапов приготовления зелья, им, Северусом, была допущена ошибка? Та самая, роковая. И именно из-за этой ошибки — что? какой? лишний миллиграмм? на секунду дольше горел огонь под котлом? что? — и оказалось возможным изготовление антидота. Ведь — ну нельзя же быть таким самодовольным и тщеславным! — и до него были те, кто хотел войти в историю, сделав то, что было сочтено невозможным и предано забвению.

— Например, теперь тебя тошнит от Джеймса Поттера, — да, и теперь сделать вид, что он до сих пор не в курсе той новости, о которой четвёртый день подряд не устаёт судачить вся школа. Ведь можно же допустить, что у него на мгновение отказало зрение после бессонных ночей над учебниками? Или что Блэко-Поттеровский кретинизм всё-таки оказался заразным и то, чего он так боялся долгие годы свершилось. Зараза распространилась и на него.

— Уже не тошнит, — резко отозвался тот и тут же осёкся. — Хочешь сказать, и это тоже твоих рук дело? — а глаза у самого непонятные, то ли злые, то ли это просто так свет падает, но в любом случае они — почти чёрные. Нелюбимый цвет.

Северус находит в себе силы усмехнуться — не время выходить из образа, незачем давать Блэку понять, что его ответ — окончательный — куда более важен, чем может казаться сейчас. Если проигрывать — то с достоинством, а он уже знает, понял ещё до того как начал пытаться, что в этот раз Блэк по его правилам играть не станет. Слишком по-слизерински гордый гриффиндорец.

— На самом деле ты сам всё устроил, — в кои-то веки честно признаётся он, и Блэк, или звериная сущность в нём, это чувствует. Но вместо того чтобы расслабиться — только напрягается ещё больше.

— Чё?

Северус кривится, это подхваченное у кого-то «чё» — причём явно из числа слизеринцев — немилосердно режет слух.

Выматывает. Пусть и не душу, пусть они до сих пор ходят кругами, толком ничего не объясняя, но — Северус на пределе. Не так-то просто держать себя в руках, даже если ты всю жизнь — сдерживался.

— Я о том зелье, которое ты без спросу взял из моего ящика, — и нарочитый обвиняющий упор на «без спросу». — Это была моя экспериментальная разработка антидота, а ты его взял и выпил.

Возмутительное везение.

Северус внешне невозмутим, но внутри до сих пор негодует.

Сириус молчит — не торопится ни с ответом, ни с решением.

— Это всё? Или есть ещё что-то?

Северус припоминает. Колеблется.

— Нет.

Всё — вот теперь. Блэк отворачивается и можно, наконец, отвести взгляд. Можно вздохнуть с облегчением и досадой, понимая, что всё же этот поединок воль он проиграл. Но — всё уже.

Глаз цепляется за так и не пригодившееся кресло и жуть как хочется упасть в него, но не при Блэка же, вот уйдёт…

— Что скажешь?

— Снейп.

Северус знает Блэка семь лет: пять вражды и полтора «взаимовыгодного сотрудничества», но ему всё равно кажется, что вот таким непререкаемым спокойно-злым тоном тот ещё ни разу не произносил его имя даже в худшие дни обострения вражды.

— Что?

На самом деле он всё уже знает. На самом деле, он понял всё с самого начала. На самом деле ему не нужен этот ответ.

— Я сегодня попрошу Трэверса поменяться со мной спальнями. В ближайшее время я не хочу видеть твоего лица, ясно?

Куда уж яснее.

— Хорошо.

Северус остаётся один. Он не говорит больше ничего, ничего и не нужно. Он видел с какой силой сжимал кулаки проходя мимо него Сириус. Он просто стоит в одиночестве и прислушивается, как затихает раздражённое эхо шагов Блэка. Наверное, было бы проще, если бы тот ему врезал.

Это как с чашкой. Если разбилась — то её только в мусорку, потому как сколько бы ни старался, прежней она уже не станет. Северус это знает по себе — сколько чашек ему в детстве склеить довелось. Но если есть магия… Чары сильны и надёжны, и чем проще заклинание, тем лучше. Хоть то же Obliviate. Жалко, что люди — не чашки.

Северус не делает ничего — ему, в общем-то, всё равно. Поиграл и будет.

Полдень. Питер торопится как может, в голове каша и немного ломит виски, но он всё равно спешит в Хогсмид, куда уже успели уйти его друзья.

На улице довольно прохладно и гриффиндорец, спотыкаясь на ровном месте, раскрасневшимися пальцами торопливо застёгивает мантию на все пуговицы. Одной не хватает.

Регулус играет в шахматы и есть всего один шанс из десяти, что сегодня ему повезёт, поэтому, хоть он и замечает слишком ранее возвращение брата, оставляет это без комментариев. Он сосредоточен.

В зелёных глазах на против плещется веселье — ему забавно — вперемешку с лёгким торжеством, когда их очередную партию завершают слова «шах и мат», и Регулус снова горестно вздыхает. Он всегда играет белыми, но не умеет использовать своё преимущество и к концу партии на доске всегда — чёрные.

А Северус ждёт завтра. Ждёт, но не хочет, чтобы оно наступило, потому что знает, как только Сириус расскажет обо всём этом Поттеру — а так и будет, хотя, может, сам Блэк ещё и не решил — и всё станет как прежде. Вернётся на круги своя.

Всё ещё полдень.

* * *

— Мистер Уайт!

Алекс плавно — стараясь не расплескать ни капельки драгоценного напитка — обернулся. Его куда более юные друзья — Ремус и Джеймс, сидевшие вместе с нагнавшим их Питером за соседним столиком, как ни в чём не бывало обменивались шутками и прихлёбывали тёплое сливочное пиво, вроде бы даже не услышав этого оклика. Сам Алекс тоже некогда любил этот напиток, но в последнее время предпочтение отдавал чему-нибудь покрепче. Чему-нибудь, но только не огневиски — с этим он завязал. Сейчас же в его наполненной до краёв кружке плескалось тёмное маггловское пиво, которым последние несколько лет весьма успешно приторговывала Розмерта.

— Моя леди, — с неожиданной для него самого радостью откликнулся Алекс. Арифанта вежливым кивком поблагодарила мадам Розмерту и, взяв сливочное пиво, направилась в его сторону. Кто бы мог подумать, что изысканная аристократка пьёт самое обыкновенное пиво? Алексу она больше представлялась у камина или на высоком балконе с бокалом французского вина, чем с запотевшей бутылкой сливочного пива в «Трёх мётлах». Поставив свою кружку на край стола, Алекс почтительно замер, ожидая, когда девушка приблизится.

— Можно? — вежливо осведомилась та.

— Разумеется, — улыбнулся он в ответ на её вопрос. — Я жду только вас.

— И давно?

Алекс нарочито театральным жестом откинул рукав мантии и внимательно посмотрел на стрелки часов.

— Секунд двадцать.

— Да? — голубые глаза смеялись, сияя. — А я-то думала с нашей прошлой встречи. Помните бал?

— При всём желании, вряд ли я смог бы забыть ту девушку, что подарила мне все свои танцы, — не отрывая от неё взгляда, произнёс Алекс и только потом, спохватившись, отодвинул для неё стул, выудив-таки из памяти основательно подзабытые светские манеры.

Синие глаза снова вспыхнули как два маленьких голубых солнца.

— Спасибо, мистер Уайт.

— Зовите меня Алекс, — всё ещё продолжая улыбаться, положив руку на сердце, попросил тот, садясь рядом и притягивая к себе пиво.

— Хорошо. Алекс. — Будто пробуя имя на вкус, повторила девушка. — Но в таком случае и вы прекращайте звать меня «своей» леди. Я — Арифанта.

— Это я тоже никогда не смог бы позабыть.

В этом Алекс почти не соврал и даже не преувеличил. Долгое время после того чудесного вечера он с наслаждением вспоминал и приятно туманящий голову коньяк из малфоевских запасов, и танец, и девушку, затмившую собой даже похожую на нимфу Нарциссу. Правда, эти необычайно светлые воспоминания, отогнавшие прочь его дементоров, возвращались к нему лишь по ночам — во сне, а днём все его мысли крутились лишь вокруг одного — внезапной смерти отца и ещё более внезапного и нереального появления вроде бы объявленного покойным Райдена Блэра.

К тому времени Алекс — вернее тогда ещё Сириус, уже отбывал свой пожизненный срок в Азкабане, поглощённый самобичеванием настолько, что на какое-то время, кажется, даже утратил рассудок — хотя в этом он не был уверен. Воспоминания о проведённом в тюрьме времени слились в одну длинную однообразно серую полосу, из которой будто бы выпали нечёткие воспоминания об отдельных скучных днях заключённого, счёт которым он пытался прилежно вести на протяжении всех двенадцати лет, выколупывая на стене коротенькие чёрточки. Так, чтобы осталось место для последующих лет — сколько проживёт, а прожить Алекс собирался не мало — даже там, а потому экономил, как мог.

Девушка улыбнулась и все тёмные воспоминания о будущем, которое было прошлым для него одного, растаяли, как снег под солнечными лучами. Алекс и не знал, что глаза женщины — даже если она волшебница, могут так сказочно сиять.

Девушка-звезда улыбалась — не восторженно, а просто радуясь их неожиданной, но от того не менее приятной встрече и день для одного только Алекса — для него одного — из пасмурного с воющим за окном ветром плавно светлел, озаряясь одним ему видимыми и только им одним ощущаемыми солнечными лучами. А звезда — Арифанта — всё улыбалась. Светло, искренне, непривычно. Наверное, именно так для Джеймса улыбалась Лили — этого невозможно было увидеть, оценить, будучи сторонним наблюдателем, ведь это уже совсем другое — когда кто-то почти незнакомый точно также улыбается тебе. Для тебя.

Алекс и не подозревал, что его очаровательная собеседница думает почти о том же о чём и он, глядя на такую же непривычно искреннюю — как у неё — улыбку.

В конце концов, несмотря на разные судьбы и разные пути, выбранные ими и за них, они были похожи, эти дети, кровь от крови, плоть от плоти своих чистокровных родителей. К тому же, как подозревал, но не смел пока спросить Алекс, юная дочь Ричарда МакНейра отнюдь не так остро и категорично, как её старший брат относилась к полукровкам и магглорожденным.

Наваждение не проходило, продолжая дурманить голову, да так, что с этим ни в какое сравнение не шли самые лучшие вина из малфоевских и блэковских погребов.

Вспыхнула, тут же пригашенная мягким взглядом синих глаз полная невольного подозрения смутная мысль-воспоминание о привороте. Было дело.

На своём седьмом курсе Сириус на собственном опыте узнал, что это такое — быть без ума влюблённым. Повезло ещё, что Джеймс заметил странное поведение друга почти сразу же. Для Сириуса во все времена не были характерны тоскливые вздохи в сторону объекта вожделения, впрочем, Сириус-Алекс всегда подозревал, что на мысль о приворотном зелье догадливого Поттера навела найденная им на кровати Блэка тетрадка по Трансфигурации с неумелыми, но старательными, полными романтических соплей стихотворениями (которые ни Сириус, ни уже взрослый Алекс не написали бы даже под воздействием Imperio.), которые, все без исключения, были посвящены некоей огненноволосой деве.

Молодой Сириус, после того как Помфри напоила его отворотным зельем и сжигающая его любовная лихорадка сошла на нет, впервые в жизни по-настоящему искренне поблагодарил явившегося по его душу в Больничное крыло Джеймса. А затем, безо всякого перехода поинтересовался, не потому ли тот притащил его в эту «обитель зла» (мадам Помфри, к счастью для Сириуса, этого не слышала), что элементарнейшим образом приревновал к «огненноволосой красавице». Поттер от ответа уклонился.

Он встряхнулся, сбрасывая и воспоминания, и наваждение.

— Как вы здесь оказались? — сам собой сорвался с губ вопрос и Алекс, удивившись своему поведению, замер, ожидая, когда на тонком лице отразится обида.

Не отразилась.

Арифанта бросила беглый взгляд на отворившуюся входную дверь: внутрь, весело хохоча и переругиваясь между собой, ввалилось несколько студентов, судя по цвету полосатых шарфов из Равенкло.

— Я жду брата, — вновь вернув всё своё внимание Алексу, ответила МакНейр. — Он прислал сову, просил, чтобы я встретила его здесь, а теперь вот опаздывает, — в голосе девушки прозвучало извечное женское негодование на безответственное поведение мужчины, назначившего встречу и не пришедшего в условленное место вовремя.

Алекс устремил глаза к потолку, припоминая учившихся у него студентов: хоть тресни, а никакого МакНейра он не помнил, а ведь за слизеринцами он с самого начала своей преподавательской карьеры следил с особым вниманием.

— Ммм… Уолдена? — единственный МакНейр, которого он сумел вспомнить, да и то, министерский палач был из его собственного времени, но ведь и этот матёрый Пожиратель когда-то был ребёнком, хотя Алекс был уверен, что тот был куда старше.

— Кого? — изумилась девушка, а потом, поняв, что имел в виду Алекс, рассмеялась. — О! Нет-нет, я жду Ульриха! Уолден — это мой старший брат, а он уже давно окончил школу.

Всё равно. Даже столь редкое имя — Ульрих, ничего не прояснило.

— А на каком он курсе?

По блестящим от только что пригублённого пива губам скользнула мимолётная улыбка.

— Уль ещё совсем ребёнок, в этом году он заканчивает четвёртый курс.

— Слизерин?

Арифанта кивнула.

Правильно. Где же ещё как не в Слизерине учиться очередному МакНейру. На этот раз — чёрт знает с какой попытки, хотя вряд ли это ведомо даже ему — Алекс вспомнил студента, о котором шла речь.

Ульрих МакНейр.

Ничем не примечательный, «серый», хлипкий тонкокостный паренёк, ничем не похожий ни на могучего телосложением отца, ни на упорного, обладающего сильной волей и железными нервами (а какие ещё нервы могут быть у будущего профессионального палача?) старшего брата, ни на ослепляющую красотой сестру, так что не было ничего удивительного в том, что он не сразу вспомнил этого нерешительного, вечно в чём-то сомневающегося мальчишку.

Ульрих МакНейр выделялся среди остальных студентов только своим именем, даже его оценки — и те стойко держались на среднем уровне — не выше, но и не ниже. Одни только «удовлетворительно» и лишь изредка «выше ожидаемого». Наверное, пареньку не легко было с таким ярким именем, в котором самому Алексу, например, слышался звон мечей скандинавских викингов, с немалыми потерями отвоёвывающих себе всё новые и новые территории. Но в младшем МакНейре ничего этого не было: ни лихой удали, ни хитрости, ни желания выделиться из толпы — возможно, его отец тоже это видел и в глубине души наверняка страшно радовался, что, по крайней мере, его младший сын не родился сквибом. Могло быть и хуже, куда хуже — как у Дэвенхорстов. И наверняка эта мысль постоянно грела и воодушевляла Ричарда МакНейра — отца Уолдена, Арифанты и Ульриха.

Дэвенхорсты. Древнейший волшебный род. Гордость магического мира, сливки общества, исторгшие, отказавшиеся и в запале ярости лишившие наследства своего единственного потомка, которому после этого была одна дорога — к магглам. И тем самым своими руками изничтожившие сами себя. Семнадцатилетнему Константину Дэвенхорсту, только что с грехом пополам окончившему Хогвартс не оставалось ничего иного, кроме как уйти к тем, в ком его с раннего детства приучали видеть едва ли не бессловесных животных. Известие о его смерти было опубликовано в некрологе два дня спустя после того скандала: оказалось, что его сбила машина, водитель которой скрылся с места аварии.

Виновного нашли три дня спустя. Выловили в каком-то пруду. На безобразно раздувшемся теле не нашли никаких следов, кроме одного — в почти вывалившихся из орбит глазах всё ещё плескался легко узнаваемый зелёный отсвет Непростительного. К Рэне Дэвенхорсту никаких обвинений предъявлено не было — в конце концов, погибшим был всего лишь маггл, а вскоре, в неизвестно отчего разгоревшемся пожаре, быстро охватившим весь их замок, погибли последние представители этой семьи. На этом их история закончилась. Род, возраст которого на несколько столетий превышал род и Малфоев и Блэков вместе взятых, пресёкся. С тех пор прошло сорок лет и единственными, кто помнил о них и о постигшей их беде были лишь те, в ком текло столь же чистая кровь.

— …Знаете, тогда, на балу, в Малфой-мэноре, я видела вас с Абраксасом Малфоем. Он ещё так странно на вас смотрел весь вечер… Я не стала тогда спрашивать, в конце концов, — Арифанта замялась, то ли не зная как продолжить, то ли сомневаясь, стоит ли вообще спрашивать то, что она хотела от него узнать, — я уверена, что вам уже не раз говорили это, но всё-таки… Алекс, вы знаете, что вы как две капли похож на Ориона Блэка? Того самого, о смерти которого писали в «Пророке» около года назад.

Вот. Оно. То самое. Многие замечали это опасное сходство, многие, но никто из студентов или преподавателей, более-менее знавших или просто знакомых с Орионом Блэком, ни разу не заводили об этом речи, опасаясь ранить чувства того, кого они считали бастардом блэковской семьи.

Алекс замер, так и не дотянувшись рукой до своей кружки с пивом. Ему так долго удавалось ловко избегать подобных поворотов в разговорах — даже Дэверо, после того инцидента при их первом «знакомстве» ни разу больше не задавал никаких вопросов о его поразительном сходстве с их общим родственником, — что в итоге он расслабился. Забыл о постоянной бдительности, неустанно воспеваемой Грюмом и вот… Он поднял глаза на девушку и с глухим отчаянием попавшего в ловушку зверя понял, что та всё ещё ждёт ответа на свой вопрос. Алекс, просто не видя сейчас иного выхода, кивнул, и ещё раз кивнул, поймав на себе взгляд Джеймса. Поттер явно нервничал — это было видно по тому как он не переставая барабанит по краю застеленного скатертью стола, всё чаще и чаще невпопад отвечая на вопросы Питера, и Алексу достаточно было одного-единственного взгляда на друга, чтобы понять, что беспокоит того отнюдь не соседство с предателем. Он не знал — не понимал как, но каким-то образом тот интуитивно почувствовал его собственную тревогу, связанную с вроде бы невинным вопросом Арифанты. Алекс успокаивающе улыбнулся приятелю и обернулся к девушке.

«— Последний вопрос. Мой отец. Его ведь убили, потому что спутали с тобой, верно?

— Да.

— Я так и думал».

— Говорили. Мы с ним… ммм… в какой-то степени родственники. Дальние.

— И тем не менее вы похожи на него как родной брат.

— Или как клон, — хмыкнул Алекс. Разговор упрямо закручивался вокруг него и Ориона, а Арифанта явно не собиралась останавливаться.

— Говорят, что Сириус тоже на него очень похож.

Алекс помялся, снова раздумывая над своим ответом.

— Наверное тем, кто это говорит знать куда лучше — я не был столь близко знаком с его отцом, чтобы судить об их семейном сходстве, — сам того не заметив, от волнения он начал манерно тянуть слова.

Арифанта подалась вперёд, уперевшись локтями в край стола и заинтересованно уставившись прямо на него.

— Но вы же преподаёте ему Защиту! Расскажите мне о нём!

— З-за-ачем?

— Ну как же? Мне интересно! — и кокетливо пожала плечами.

— Слушайте, моя леди, — Алекс аж сбился на прежний тон, — думаю, будет лучше, если вы спросите о нём у его однокурсников. Например, вон у тех парней, видите, сидят трое за соседним столиком? — он указал в сторону хорошо ему знакомых гриффиндорцев. — Один из них Джеймс Поттер, лучший друг интересующего вас мистера Блэка.

МакНейр проследила за его рукой, но Джеймсу сотоварищи уделила всего несколько секунд, поморщилась, когда те над чем-то расхохотались (правда, смех Поттера казался немного натянутым, но это заметил только Алекс) и покачала головой.

— Нет. Я слышала, они поссорились, так что его суждения вряд ли будут объективны, а вот ты, Алекс, совсем другое дело.

Алекс, которому «не было никакого дела до дел Сириуса» мысленно усмехнулся. «Другое дело», ну надо же! Да его дела вокруг одного только Сириуса и крутились уже который год! С самого рождения. Но Арифанта выражение его лица истолковала по-своему.

— Ты согласен?

Будь Алекс плохо воспитан, он бы сейчас выругался, не обращая внимания на присутствие дамы. Что он и сделал, но — только мысленно

— Ладно, — скрепя сердцем ответил он. Даже забавно, но помимо смутной тревоги, было ещё и обидно. Женщины не обделяли его вниманием и в этом времени (слава Мерлину, едва ли не преследовавшая его по пятам Синистра наконец-то охладела к нему после того как он проигнорировал распахнутую для него дверь её комнаты.), но Арифанта была первой, кому своё внимание уделил он. И тут-то беда и пришла откуда не ждали. Она предпочла Сириуса. Нет, разве может быть что-то оскорбительнее этого? Бросить его ради него же, но моложе?! Кажется, Алекс скрипнул зубами.

— Ладно, — более отчётливо повторил он. — Но только после того как вы объясните мне причины своего внезапного интереса к мистеру Блэку.

Холодный голос, которым это было произнесено оказал нужный эффект: девушка часто-часто заморгала, видимо недоумевая в чём дело, а потом — облегченно улыбнулась.

Арифанта медленно кивнула в знак согласия с условием Алекса и, почему-то чувствуя себя виноватой, отвела взгляд. Смотреть на беспечно веселящихся, чуть ли не хрюкающих от смеха гриффиндорцев оказалось куда проще и легче, чем на непонятного, загадочного, влекущего и вместе с тем отталкивающего — и волнующего, да, — мужчину.

Арифанта украдкой бросила на него взгляд и тут же смущённо уставилась на собственные отчего-то подрагивающие руки — тонкие пальцы без остановки двигались, теребя собравшуюся складками на коленях ткань модной мантии.

— Наши родители хотят нас обвенчать.

Голос прозвучал достойно — без дрожи и отзвуков испытываемого ею волнения. Да и с чего бы ей вообще волноваться? Арифанта знала, кто будет её супругом едва ли не с десятилетнего возраста. Ричард и Стелла МакНейр всё обговорили с родителями Сириуса ещё когда те были детьми — теперь всего лишь пришло время перейти от слов к делу. В будущем муже Арифанту смущало только одно — «супруг» был младше её почти на пять лет. Впрочем, мать на её вопрос с таким видом, будто дочь отвлекла её от какого-то чрезвычайно срочного дела, мимолётно ответила, что возраст в этом деле не помеха, а состояние Блэков с лихвой может компенсировать любой недостаток мужа. При этом она с непонятным Арифанте, но весьма многозначительным взглядом посмотрела на Ричарда, в ответ на что тот молча сложил читаемый им «Ежедневный Пророк» и невозмутимо встал из-за стола.

Арифанта знала — чувствовала на интуитивном уровне, что нравится молодому профессору, наверняка состоящему в очень близком родстве с Блэками (хотя, если она была права, то такое родство как у него лучше всего было не афишировать), но ТАКОЙ реакции она не ожидала.

— ЧТО?! — тот так резко взлетел со стула, что девушка испуганно отшатнулась. — Как, обвенчать? Когда?! Меня?!.. — он вдруг затих и закрыл глаза, упёршись руками о край стола и тяжело дыша после такого взрыва. — Простите.

— Простите, — тихим шёпотом повторил он извинение и, опустившись на сиденье, кратко взглянул на девушку. Та сидела так откинувшись на высокую спинку стула, что создавалось впечатление, будто она таким образом надеялась оказаться как можно дальше от своего вспыльчивого собеседника. Алекс раздражённо притопнул ногой под столом — что ж, если она и впрямь помолвлена с Сириусом, то пусть привыкает: у «юного варианта» характер был куда менее спокойным.

В «Трёх мётлах» стояла непривычная тишина — обычно-то здесь с трудом можно было расслышать собственные слова, такой гул создавали болтающие друг с другом студенты. Алекс, заподозрив неладное, оглянулся и…

— В чём дело? — напустив на себя невозмутимый профессорский вид, осведомился он у глазеющих на них с Арифантой студентов, в число которых входили и Мародёры. Блондинка-семикурсница за соседним столиком отвернулась первой, но только для того чтобы что-то шепнуть своей светловолосой соседке без отличительного шарфа. Та сначала недоверчиво нахмурилась, затем посмотрела на профессора Уайта и леди МакНейр чуть более внимательно, а затем (и в этот миг Алекс понял, что он влип), обиженно закусила нижнюю губу.

Постепенно студенты возвращались к прерванным воплем Алекса разговорам и уже несколько минут спустя в хогсмидском баре вновь царила привычная им всем атмосфера абсолютного и всепоглощающего бедлама, того самого, что каждый день властвовал в гриффиндорской гостиной и становился особенно невыносимым в дни квиддичных матчей. Хотя, уж если быть до конца честным и правдивым, то мнение, что гриффиндорцы — самые шумные студенты Хогвартса было не совсем верным, и равенкловцы уже не раз развенчивали этот приятный миф, после своих побед в квиддичных матчах устраивая такие вечеринки, что сам Годрик Гриффиндор от зависти удавился бы.

Гриффиндорцы дружной компанией (и Джеймс в первую очередь) предпочли забыть об одном-единственном разе, когда их несравненный ловец не справился со своей задачей и не поймал снитч. Первым.

Тот день стал для Гриффиндора днём траура.

Но окончательно добило Джеймса приглашение опередившей его Ли Лэнг придти вечером на их вечеринку в гостиной Равенкло. Алекс отчётливо помнил каким говорящим было выражение лица друга, когда тот, размахивая руками, громко — так, что слышно было, наверное, во всей башне — возмущался наглостью равенкловских ботаников. У Сириуса из-за этого язык так и не повернулся признаться друзьям, что он согласился придти на запланированное «ботаниками» празднество. Да это и не нужно было: Джеймс узнал всё сам. И в итоге Сириус, вернувшись в башню Гриффиндора под самое утро, весь следующий день якобы непонимающе хлопал глазами, встречаясь с преследующим его неодобрительным взглядом Джеймса.

Стыд за тот свой поступок Сириус испытал много позже — сидя в Азкабане и изводя себя мыслью, что именно тогда, на третьем курсе, он и предал лучшего друга в самый первый раз… Правда тогда всё обошлось куда проще.

Алекс проглотил рвавшиеся с языка ругательства, посмотрел на столик Мародёров и выругался ещё раз — теперь уже вслух.

Питер был на месте, Ремус тоже, а вот Джеймс исчез без следа. И что-то — скорее всего интуиция, потому что здравый смысл предпочитал вставлять свои реплики голосом Джеймса Поттера — подсказывало Алексу, что исчез тот ненадолго и ушёл очень даже не далеко. Его опасения подтвердил искренний-преискренний, невинный-преневинный взгляд Люпина, который тот обратил на него после обращённого к ним с Питером вопроса «мистер Люпин, где вы умудрились потерять вашего друга?»

Оборотень огляделся по сторонам, будто только сейчас заметил, что чего-то не хватает и пожал плечами, явно не усматривая в «пропаже» друга никакой проблемы и как ни в чём не бывало — будто это не его спину продолжал сверлить взглядом профессор ЗоТИ — занялся своим недопитым пивом. Или это было что-то более крепкое? Как ещё объяснить внезапно уехавшую «крышу» обычно умного Лунатика? Минус двадцать баллов с Гриффиндора!

В конце концов, после секундного раздумья Алекс пришёл к выводу, что куда бы Поттер не подевался, он всё равно не сможет его найти — да у него и не было желания бежать куда-то, чтобы пытаться его отыскать — и вернулся к ставшему уже не столь приятным как раньше разговору с дочерью МакНейра.

— И когда должно произойти это… — смутная и странная гримаса, — радостное событие? — крайне осторожно и совершенно не заинтересованно осведомился он, причём и сам не вполне понимая, в отношении чего именно он так осторожничает: чтобы не сболтнуть лишнего о Сириусе, или о себе?..

Волшебница не стала медлить с ответом, но радости в её голосе при этом не ощущалось.

— Вообще-то ещё не все формальности соблюдены, так что точной даты пока не известно.

Облегчение. Вот что почувствовал Алекс. А почувствовав его, рассмеялся. От души.

— Поверьте мне на слово, Арифанта, мистер Блэк — не тот человек, которого можно принудить к чему-либо. Особенно к браку!

Уж в чём в чём, а в этом Алекс был уверен на все сто, тем более что у него для этой уверенности были веские причины. Ну а случай с Меткой скорее исключение, а исключения только подтверждают правила.

Он бы веселился и дальше, — выражение сомнения на лице Арифанты только добавило масла в огонь, — если бы совершенно неожиданно кто-то весьма фамильярно не хлопнул его по плечу. Даже Мерлину неведомо, чем это могло обернуться для неизвестного самоубийцы, отреагируй Алекс чуть быстрее и окажись его палочка там, где она должна была быть. Теоретически. Потому что там Алекс её не обнаружил. А потом это уже стало не нужным, ибо наглый камикадзе, из-за действий которого Алекс едва не заполучил сердечный приступ (да, паранойя Грюма всё-таки оказалась заразной болезнью), вдруг, не убирая руки с его плеча, голосом Джеймса заговорщицки зашептал прямо в ухо.

— Не дёргайся Сир, это всего лишь я — Сохатый.

«Сир» безрезультатно пронзил серым взглядом воздух справа от себя, но ни продолжавшая уютно лежать у него на плече рука, ни её невидимый обладатель никуда не делись. А жаль.

— Сир, а что если Бродяга не в курсе своей будущей помолвки? Чёрт, я хочу видеть его лицо, когда он об этом узнает!

Ну и что, а главное, КАК теперь на это ответить?

— Не сомневаюсь, — толком не додумав свою полностью не оформившуюся мысль, ляпнул Алекс и немедленно проклял и Джеймса, и свой длинный, не держащийся за зубами язык, поймав непонимающий взгляд Арифанты. На это он смог ответить только улыбкой, от которой уже челюсти сводило.

— А она ничего. Чуть постарше Бродяги, но зато целиком и полностью в его вкусе. И в твоём тоже, — продолжал издевательски шептать на ухо дьявол-искуситель Джеймс Поттер, в то время как Алекс, уже отчаявшись заставить его заткнуться, всё чаще и чаще отвечал невпопад. Вот только отвечал-то он Арифанте. Джеймса было твёрдо решено игнорировать, только вот получалось плохо. И данное им самому себе клятвенное обещание прибить Джеймса за его выкрутасы, обретало всё большую актуальность.

— Вы уверены? — недоверчиво прищурился он, таки расслышав среди студенческого гомона слова Арифанты о том, что автором этой слегка отдающей безумием идеи был никто иной как Альфард Блэк.

Девушка утвердительно кивнула.

Да уж, теперь Алексу тоже ОЧЕНЬ хотелось увидеть лицо Сириуса, прознавшего эту новость. Жаль только, что учитывая отношение к нему Сириуса, это было невозможно. Впрочем, вряд ли тот отреагировал бы на это как-то иначе, чем он сам. Очередной скандал мадам Блэк был обеспечен, это как пить дать.

— М-м-ерлин Великий! — вдруг с чего-то начал заикаться прямо над его ухом Джеймс. — Я ДОЛЖЕН увидеть лицо Бродяги, когда он узнает, КТО увёл у него невесту!

Алекс на это то ли согласно, то ли — скорее всего — наоборот «а мне бы не хотелось» хмыкнул и, облокотившись локтями о край стола, поднял глаза как раз в тот момент, когда недавно упомянутый Ульрих наконец-то сумел пробиться через толчею и приблизиться к ждущей его сестре.

— Здравствуйте, мистер МакНейр, — обратив на себя внимание, первым поздоровался Алекс.

— А я и не знал, что у того выпустившегося два года назад громилы есть брат. Про сестрицу его мне Сир рассказывал, но из его слов выходило, что она страшная как смертный грех. Хотя, кажется, в двенадцать лет он за девчонками ещё не таскался… — с любопытством разглядывая почему-то стремительно заливающегося краской щупленького паренька, прошептал Джеймс.

— З-здравствуйте, профессор, — на миг запнувшись, выдавил из себя тот и неловко переступил с ноги на ногу, передёрнув плечами от внезапного ощущения преследующего его чужого взгляда. Конечно, будучи тем, кем он был — сыном достаточно влиятельного волшебника, с самого начала поддерживающего идеи Тёмного Лорда и совершенно не скрывающего это об общественности, он привык ко вниманию к своей персоне, но тем не менее предпочитал оставаться в тени — брата, сестры или других, куда более ярких представителей слизеринского факультета. А так, — он немного расслабил плечи, хотя ощущение взгляда никуда и не делось, — так и до паранойи было не далеко.

— Нехорошо опаздывать. Арифанта уже давно ждёт вас здесь, — пожурил юношу Алекс и в ожидании поддержки, покосился на девушку. Ульрих стоял рядом с сестрой и от того различия между ними были сейчас заметны больше, чем обычно. Неуютно чувствовавший себя при разговоре с профессором вне стен школы Ульрих и беспрерывно смущённо комкающая салфетку Арифанта если и не были схожи внешне, то в поведении их как никогда ярко просвечивали общие черты.

— «Арифанта?»

Парень удивлённо моргнул и, вдруг сощурившись — будто вспомнил что-то, бросил взгляд на старшую сестру, отчего та покраснела ещё больше. Алекс, не меньше Ульриха удивлённый феноменальным цветом лица девушки (брат и сестра МакНейры определённо били все возможные рекорды по скорости краснения) или же просто менее осведомлённый, кивнул.

— Уже «Арифанта», значит? — переспросил тот, не заметив, или проигнорировав — вот уж вряд ли, духу не хватило бы, — кивок профессора ЗоТИ. — А ты времени зря не теряешь, сестрёнка.

«Сестрёнка», и без того загадочно пунцовевшая с самого появления Ульриха, ради которого она и притащилась-то в это не подобающее и совершенно не подходящее ей, по мнению Алекса, место, вдруг бросила на братца настолько «громкий» взгляд, что этот вопль души услышал и понял даже Алекс.

«Заткнись, или пожалеешь!»

Видимо Ульрих, связанный с Арифантой кровными узами и к тому же знавший её намного лучше Алекса, встретившегося с мисс МакНейр всего-то во второй раз и потому имевший возможность сполна оценить всю степень её угрозы — наверное, у него и в самом деле было о чём жалеть, внял её призыву.

Скрипнули, пропахав по деревянному полу, ножки отодвигаемого стула. Арифанта решительно встала. Тряхнула русой головой, от чего змеёй свившаяся на ней коса едва не вырвалась на свободу.

— Рада была нашей встрече, — и, с нажимом выделив последнее слово, — Алекс, — вышла из-за стола, оставив рядом со своим сливочным пивом туго стянутый изящной тесёмкой кошелёк, денег в котором, кажется, было даже более чем достаточно, чтобы заплатить за двоих. Алекс, никогда не считавший себя нищим и уж тем более никогда не попадавший в такую ситуацию — чтобы за него платила женщина! — почувствовал себя оскорблённым.

— Подождите, Ари…

— Что? — та обернулась, за то время что Алекс переваривал невольную обиду, успев отойти на несколько шагов. — А-а… Не беспокойтесь, Ал… эм… профессор, — быстро исправилась она, вовремя заметив удивлённые выражения лиц стоявших совсем рядом девушек. — Здесь должно хватить денег. До свиданья!

И вслед за младшим братом неуловимо легко и быстро проскользнув через галдящую толпу студентов, она выпорхнула из «Трёх мётел», оставив Алекса наедине с кошельком и хихикающим за его плечом Джеймсом.

Вот только смех этот мигом оборвался, когда мужчина, чуть обернувшись якобы для того, чтобы высмотреть среди посетителей Розмерту, точным ударом — вот что называется слух анимага! Попробуйте сами врезать так тому, кто невидим для глаз! — заехал ему прямо по зубам.

Ремус, продолжавший развлекать Питера, пока Джеймс «был в туалете» и краем глаз всё это время наблюдавший за соседним столиком, украдкой улыбнулся.

— Так вот о ком вы с леди Эойей болтали тогда у нас на террасе? — всё ещё продолжая крепко-крепко сжимать узкую ладошку сестры, невинно поинтересовался Ульрих. — А родители в курсе о вас с ним?

Арифанта возмущённо вспыхнула.

— Ну Уль!

И тот рассмеялся, не замечая, каким задумчивым вдруг стал её взгляд.

* * *

Вечером того же дня в фамильном загородном доме МакНейров состоялся по настоящему серьёзный разговор со слезами, криками, руганью, топаньем ногами и хлопаньем дверей. И, разумеется, выйти победителем из этого спора у хозяина дома не было ни малейшего шанса. От неожиданности уступив перед первоначальным напором всегда и во всём послушной родительской воле теперь будто с цепи сорвавшейся дочери, волшебник даже не сразу понял, в какой момент спора перед ним возникло уже написанное письмо Блэкам с отказом от помолвки. Быстро изучив явно заранее составленный предусмотрительной дочерью текст, Ричард МакНейр, и так давно славящийся жёсткостью и манерой решать все дела не обращая внимания на чувства и желания других, но в узком кругу семьи буквально становившийся другим человеком, пришёл в ярость.

Тихим, свистящим после недавней болезни шёпотом процедив приказ не глупить и вести себя, как подобает его — МакНейра — дочери, он взмахом палочки испепелил письмо и, считая разговор оконченным, вернулся к прерванным появлением Арифанты делам. Но не тут-то было. Сумасшедшая кровь Блэков, текущая в жилах и МакНейров (несколько поколений назад их семьи уже роднились), наконец дала о себе знать.

МакНейр, сухопарый и вместе с тем очень крупный, но сильно сдавший в последнее время мужчина — скорее старик с почти полностью седыми волосами, выглядел куда старше своего возраста. Он по себе хорошо знал, какие проблемы доставляет столь опасный темперамент, но уж от кого-от кого, а от Арифанты он такого предательства не ожидал. Тем более в такое время, когда он — её отец, всё ещё с трудом передвигался по поместью и до сих пор находился под неусыпным присмотром элитного целителя из св. Мунго. Болезнь всё ещё давала о себе знать, хотя злые языки утверждали, что до удара старого спекулянта довёл кризис, обрушившийся на маггловскую экономику.

К счастью для спокойствия дома, примерно между «нет, я сказал, ты выйдешь за него!» — «нет, не выйду!» в чересчур бурно развивающийся разговор вмешалась супруга Ричарда — хозяйка дома, обладавшая таким же властным характером — под стать мужу и потому с успехом периодически заменяющая его на тех деловых собраниях, на которые тот по тем или иным причинам не мог придти сам. Жена, достойная своего мужа.

Желая избежать скандала, госпожа МакНейр, покровительственно глядя на раскрасневшуюся, едва не плачущую, но твердо намеренную стоять до последнего дочь, спокойно поинтересовалась, кого же её милая Арифанта выбрала взамен юного Блэка.

Зря она это сделала.

Стоило ободрённой девушке только заикнуться о том, что ОН профессор в Хогвартсе, и хозяину дома, возвращающему себе утраченное душевное равновесие с помощью срочно налитого в стакан виски, стало ещё хуже, чем раньше.

Успокоить его удалось только когда Арифанта, на вопрос по-прежнему непробиваемо спокойной матери «знает ли этот профессор о её планах выйти за него замуж?» ответила «ещё нет». Страдальческие стоны как-то неуловимо быстро перетекли в истерический смех. Ричарду МакНейру было уже не плохо, ему было весело как никогда.

Самым счастливым человеком в семье МакНейров в тот день был юный, ничего не ведающий об этом небольшом семейном скандале Ульрих, который впервые осмелился поцеловать давно нравящуюся ему девушку. Ну и что, что грязнокровка? Будучи лишь третьим ребёнком, он мог позволить себе куда больше, чем старшие брат и сестра. И был этим вполне доволен.

* * *

Добраться до злополучной пещеры — той самой, в которой он встречался с Гарри и его друзьями Роном и Гермионой, когда те учились на четвёртом курсе, — в человеческом облике оказалось не так легко, как он опрометчиво думал. Желание перекинуться в собаку, и уже на четырёх лапах достичь нужного места стало ещё больше, когда он едва не упал, споткнувшись о незамеченный сразу камень и пребольно ударившись при этом коленом. Прокляв все местные булыжники в общем и конкретно этот в частности он, оставаясь в человеческом облике, продолжил свой путь скалолаза-любителя.

Пещера, когда он до неё наконец-то добрался, была абсолютно, совершенно пуста — не считая висевших под потолком летучих мышей: Блэр, который и назначил встречу именно на это время, которое сам Алекс мог провести в куда более приятной компании, сам до сих пор не явился.

К счастью пещера была надёжно укрыта от дующего снаружи весеннего ветра, однако внутри всё равно было не намного теплее, чем на открытом воздухе. Восстановив сбившееся дыхание и подышав на замёрзшие руки Алекс, отнюдь не стремясь замёрзнуть насмерть в томительном ожидании встречи, немного подумав, взмахнул палочкой, накладывая на внутреннее пространство пещеры согревающее и препятствующее проникновению холодного воздуха заклинание. В считанные минуты потеплело настолько, что Алексу пришлось даже снять мантию. Что он и сделал, постелив её под себя на широкий валун, уже давно присмотренный им в качестве сидушки. Затем, когда температура повысилась ещё на несколько градусов и в пещере стало совсем уж жарко — почти как летом, Алекс вспомнил о некоторых особенностях использованных им заклинаний и, обругав самого себя, снял одно из них.

И кто бы мог подумать, что бытовые чары, которым однажды — давным-давно — обучила его Лили, когда им с Джеймсом пришлось уехать на несколько дней (если быть точным, то на целых четыре), оставив немного приболевшего Гарри на попечение крёстного, и в самом деле пригодятся ему в будущем?

Сириус любил мелкого отпрыска лучшего друга, но именно тогда, проведя четыре дня наедине с ужасным младенцем он окончательном решил, что с его стороны на продолжение рода Блэков, — впрочем, к тому времени его имя уже было успешно выжжено с гобелена — мать может не надеяться.

С Лили у Сириуса тоже были хорошие отношения — по-крайней мере она искренне радовалась его периодическим появлениям в их с Джеймсом доме — но перед отъездом два психующих родителя (правда судя по выражению лица главы семейства, Джеймс никак не мог окончательно решить за кого он больше волнуется: за своего сына в руках Сириуса, или за Сириуса, на руках которого находился проснувшийся и тут же ударившийся в рёв ребёнок) наложили на него столько инструкций и обязанностей, что несчастный крёстный чуть не взвыл с горя. По-собачьи. На страдальческий стон Сириуса, что ему не впервой сидеть с ребёнком — ни Нимфадора, ни сам Гарри ни разу не жаловались! — миссис Поттер не обратила внимания, в десятый раз начав объяснять что, как, где, когда и почему он должен будет сделать. Так что спокойно вздохнул Сириус только когда Поттеры, напоследок ещё раз напомнив ему, что квартал, в котором они живут — маггловский, а, следовательно, колдовать на улице ЗАПРЕЩЕНО, похватав свои чемоданы, — и куда столько? — посюсюкавшись на прощание с утихнувшим — слава великому Мерлину! — младенцем и даже благодарно чмокнув в щёку самого Сириуса (благоразумно промолчавшего под взглядом Джеймса), дружно аппарировали.

Первые два часа первого дня прошли нормально (потом Сириус пришёл к выводу, что уже это должно было его насторожить — затишье перед бурей), а затем Гарри проснулся. Милый мальчик — просто копия своего папочки (Сириус видел детские фотографии Джеймса, так что с уверенностью мог сказать: один в один), с которым он во время своих не очень-то частых визитов просто обожал возиться на ковре в гостиной, превратился в захлёбывающееся криком зеленоглазое чудовище.

Сириус перепробовал всё, что говорила Лили, и что ещё не успело выветриться из его памяти, но тот просто не желал успокаиваться, предпочитая довести единственного — и, наверное, не очень любимого крёстного до разрыва барабанных перепонок, а применить Silencio к ребёнку — как бы соблазнительно это не было — Сириус не решился. К тому же узнай об этом Лили и Джеймс, и они убили бы его собственноручно.

Ремус, к которому он отправил громовещатель с паническим криком о помощи, как назло оказался страшно занят на работе и не смог посоветовать ничего более толкового, чем «попробовать его покачать». Можно подумать сам бы Сириус до этого не додумался.

Гениальная по своей простоте идея пришла ему в голову спустя час после того как очередная попытка успокоить ребёнка с треском провалилась.

Сириус обратился к Андромеде.

Когда по истечении четырёх дней Джеймс и Лили на такси вернулись домой, их встретили разбросанные по всей гостиной и кухне игрушки (которые на момент покупки были вполне нормальными, а не бегали там, где им вздумается), тишина (телевизор работал в беззвучном режиме) и подозрительно похожее на кровь красное пятно, расплывшееся до размеров средней лужи.

Лили, побросав сумки с подарками, бросилась наверх, а Джеймс, испуганный не меньше неё, дрожащим голосом попытался вызвать Сириуса с помощью извлечённого на свет со дна одной из сумок Сквозного зеркала. Учитывая, что со школьным подарком Люпина тот почти не расставался, а перед самым отъездом пообещал постоянно быть на связи, его молчание Джеймса едва не доконало. И если бы в самый последний момент не прозвучал тихий оклик вернувшейся Лили, Джеймс поставил бы на уши весь Аврорат и Орден, погнав тех на поиски своего сына и своего лучшего друга. Но всё обошлось. Когда он, последовав за приложившей указательный палец к губам в знак молчания Лили, поднялся наверх — в детскую, то с облегчением обнаружил там мирно дремавшего на кровати Сириуса и рядом с ним — в кольце его рук — спящего Гарри.

Представшая им картина была настолько очаровательна, что Лили, помимо Джеймса прихватившая с собой и фотоаппарат, не удержавшись, сделала снимок на память. Когда Сириус не проснулся даже от тихого щелчка отодвигаемого в сторону объектива и последовавшей за этим вспышки, супруги, с улыбками переглянувшись, удалились разбирать вещи и наводить порядок, не забыв тихо-тихо, чтобы никого не разбудить, закрыть за собой дверь.

А когда уже ближе к вечеру проголодавшийся и всё ещё сонный Сириус спустился вниз, его ждал сюрприз: специально ради него приготовленная его любимая запеканка.

За возвращение домой (и за избавление от мук) была раскупорена бутылочка вина, от которой не отказалась даже раскрасневшаяся после готовки Лили. Приглашённый на ужин Ремус — на этот раз соизволивший придти, что навело буквально вылизывающего тарелки Сириуса на мысль, что предыдущие четыре дня подряд тот был занят лишь потому, что не хотел возиться с ребёнком, — клятвенно пообещал, что в следующий раз так и быть будет его черёд. В ответ на что довольный жизнью Сириус пообещал ему непременно об этом напомнить… Не довелось.

А когда они с Ремусом, на ночь оставшиеся у Поттеров, тихо прощались с Джеймсом — до завтра — Сириус удивлённо заметил на столике в гостиной совершенно новую фотографию… И потребовал копию.

* * *

Блэр появился в пещере, ворвавшись в неё как торнадо. Также быстро и стремительно возник в воздухе и тут же завертелся юлой в поисках напрягшегося Алекса. Увидел и переменился в лице — будто, несмотря на назначенную на это время встречу, не ожидал — или не надеялся — того здесь найти, а затем быстрым шагом преодолел разделявшее их расстояние.

— Уходи отсюда немедленно! — задыхаясь, словно после быстрого бега, распорядился он. И не давая никаких пояснений, сунул непонимающе хмурящемуся Алексу смятый клочок бумаги. — Через час аппарируй по этому адресу. Пошёл!

Алекс вскочил с камня, на котором он сидел до его появления и оперативно снимая с пещеры наложенные ранее чары, лаконично спросил:

— В чём дело?

Блэр, уже поднявший палочку для обратной аппарации, выругался и, бросив беглый взгляд на часы, всё-таки ответил:

— Тебя кто-то сдал. Лорд знает, что здесь, сейчас «икс» должен с кем-то встретиться, но не знает с кем. У меня было меньше минуты, чтобы предупредить тебя. Всё.

— Когда они здесь будут?

— Я же сказал: меньше минуты! — рявкнул маг и, поправив маску, тут же исчез. До столкновения оставалось всего ничего, когда Алекс, закончив выстуживать пещеру, аппарировал в первое пришедшее ему в голову место, которое можно было бы назвать относительно безопасным. Мысли привели его в Годрикову Лощину.

Когда Пожиратели Смерти спустя ровно двадцать секунд аппарировали в пещеру, она уже снова промёрзла, а того, за кем они сюда явились, уже давно и след простыл.

* * *

Спустя пятьдесят четыре минуты — время шло слишком медленно, а он просто никак не мог дождаться оговоренного часа — Алекс, ещё раз пробежав глазами по бумажному огрызку, аппарировал в указанное там место. И очутился перед небольшим и неопрятным двухэтажным домом, буквально зажатым между «пузами» двух соседних гигантов.

Алекс с сомнением прочитал покосившуюся табличку, висевшую на стене «уродца» чуть ли не на одном-единственном ржавом гвозде; сверился с бумажкой и только после этого, брезгливо миновав воняющие тухлятиной мусорные бачки, стоявшие почти у самой веранды, постучал кулаком в дверь, не решившись воспользоваться странного вида молоточком, который когда-то, быть может, и мог сгодиться для этой цели, но теперь проржавел и был годен только на то, чтобы отпугивать посетителей. Вон, даже мусорщики явно не часто жаловали в эту дыру.

Ждать когда дверь откроют, пришлось долго, и пока Алекс стоял, опасаясь даже просто облокотиться о стену, изнутри неслась ТАКАЯ ругань — сочетание мужского и женского голосов — в адрес незваного гостя, что он всерьёз начал подумывать о том, чтобы и в самом деле свалить подальше от этого негостеприимного места и его хозяев. Но, наконец, ожидание подошло к концу. Дверь отворилась и глазам Алекса, уже не знавшего что и думать о Блэре и его «шуточке», предстал крупный широкоплечий мужчина в клетчатой рубашке с закатанными до локтей рукавами — Метки не было, как, автоматически скользнув по нему взглядом, отметил насторожившийся волшебник, — и с испачканными в чём-то белом большими руками.

— Ну наконец-то! — воскликнул мужчина, — видимо хозяин дома — и, даже не став дожидаться пока Алекс представится, втащил его внутрь, продолжая жизнерадостно — в полную противоположность недавней ругани, подслушанной тем через дверь — тараторить.

— Мы с женой уже заждались вас! Грета сейчас ставит в духовку пирожки — с капустой, будете потом? — так что встретить вас она не сможет. Впрочем, это ведь только к лучшему, правда? Женщины такие болтливые создания…

Ошарашенный нескончаемым потоком слов Алекс далеко не сразу сумел улучить подходящий момент и вставить своё слово.

— Подождите! — упершись ногами в пол и, таким образом, помешав незнакомцу тащить его как на поводке, вмешался он. — Как понимать: вы меня заждались? Да я сам сегодня не знал, что приду сюда!

Пришёл черёд розовощёкого и круглолицего незнакомца удивлённо приподнимать брови. Он даже отвлёкся от своего занятия, едва не уронив на пол выхваченное откуда-то полосатое вафельное полотенце, которым он смахивал с рук белый порошок.

— Ну вы же мистер Алекс Поттер, верно? — Алекс промолчал лишь потому, что от удивления не сумел выдавить из себя даже «нет», а хозяин дома тем временем всё также громко и оживлённо, но хотя бы не так быстро, продолжил: — Северус предупреждал, что вы сегодня придёте.

— Стоп! — снова остановил его Алекс, заслышав ещё одно знакомое имя и опасаясь, что болтун и дальше продолжит нести околесицу. — Северус — это…?

Вся радость, испытанная мужчиной при появлении гостя тут же угасла — как будто чьи-то мокрые пальцы одним прикосновением затушили только что разгоревшийся огонёк свечи.

— Вы точно Алекс Поттер? — с проявившимся в глазах — они у мужчины были непропорционально маленькие, глубоко посаженные с тяжёлыми набухшими веками, — недоверием уточнил тот. Алекс кивнул, мысленно недоумевая какого чёрта Блэру вздумалось назвать его фамилией Джеймса, а самому назваться Северусом. Нет, разумеется, он помнил, что в школе эти двое немного общались, да и на Пожирательском поприще оба сделали неплохую карьеру, но чтобы в выборе псевдонима остановиться на «Северусе»!.. Видимо не всё так просто было между этими двумя. Недаром же когда Блэр попался в руки авроров, именно Снейп с помощью брата и сестры Кэрроу явился освободить его, не дожидаясь прямого приказа Лорда. Подробности того дела Алекс узнал не так давно, но он и раньше не сомневался, что возглавлявшим тот дерзкий набег Пожирателем был Снейп. И до сих пор смутно жалел, что Грозный Глаз не разделял его уверенности…

Тревога не исчезла окончательно из глаз мужчины, но лицо его просветлело, столь стремительно возвращаясь к прежней жизнерадостности, что это невольно натолкнуло Алекса на мысль о чём-то вроде Imperio. В конце концов, ну не может человек быть таким жизнерадостным без перерыва. Чёрт возьми, да даже та страшная ругань и то была бы более нормальной!

Хозяин облегчённо вздохнул и, открыв дверь в комнату, служившую у них гостиной, пропустил Алекса вперёд себя, затем прокричал что-то на французском возившейся на кухне супруге и вошёл сам.

— Ну всё. Скоро будем ужинать, — тот медленно, оберегая спину, опустился на раздутый диван морковного цвета, ярким пятном выделяющийся в просторной — всей такой солнечной, наверное, из-за светло-бежевых обоев — гостиной. — Ну а Северус живёт у нас наверху, — и, повинуясь взгляду Алекса, добавил, указывая пальцем вверх: — На чердаке. Но его пока нет.

И, увидев как раз остановившуюся на пороге и оттуда наблюдающую за ними супругу, жизнерадостно предложил:

— Может быть, чаю?

А Алекс, всегда считавший, что у него интуиция развита очень хорошо, не почувствовал, как, когда он согласно кивнул головой, не желая обижать отказом столь гостеприимного хозяина, ловушка сщёлкнулась.

Хозяин, чья жизнерадостность и дружелюбие начинали порядком утомлять, просиял — буквально, его лицо будто осветилось изнутри, на пухлых щеках выступил румянец, — и, улыбаясь во весь рот, потирая руки, обернулся к жене.

— Грета! Наш гость голоден!

— Но я не…

Возражения Алекса мужчина попросту не услышал, впрочем, похоже, что в этом доме мнение гостя никакой роли и не играло. Если так, то неудивительно, что Блэр поселился именно здесь: он и сам всегда был со странностями, а тут, видимо, нашёл родственную душу.

Тем временем Грета — хозяйка дома, сухим кивком ответив на заглушённое громким голосом мужа приветствие Алекса, и одарив его внимательным взглядом совиных глаз, через толстые линзы очков кажущихся просто огромными, поставила на идеально чистый столик поднос с двумя дымящимися чашками, и всё также молча удалилась на кухню. Алекс проводил её удивлённым взглядом: настолько разительным был контраст между двумя супругами. Насколько тихой и отстранённо-спокойной была жена, настолько шумным и раздражающе утомительным был Жюль — тот краснощёкий и пузатый тип, что сидел напротив него и, не замечая направленного на него убийственного взгляда гостя, вещал о своём далёком детстве на виноградниках Италии.

Время, назначенное Блэром давно миновало и было уже очевидно, что тот не придёт, но Алекс, хоть и не был мазохистом, продолжал сидеть и пить чай, едва ли не каждую минуту не очень-то таясь (Жюль всё равно этого не замечал), поглядывая на часы.

А время всё шло, пытки, мысленно применяемые Алексом то к Блэру — «где его черти носят?! Если Волан-де-Морт его ещё не убил, то я сам его убью!», — то к своему собственному мучителю со страшным именем Жюль Билль, становились всё изощреннее. Грета Билль, успевшая сменить испачканный мукой фартук на другой — с тыковками, не уставала носить им чай, изредка ненадолго присаживаясь на краешек кресла и рассеянно прислушиваясь к увлечённому монологу мужа. Алексу, периодически ловящему на себе её пустой взгляд, казалось, что где-то в глубине — за очками — плещется тихое сочувствие к его нелёгкой судьбе.

Когда прошёл ещё час сверх назначенного Блэром времени, Алекс всё-таки решил сообщить Дамблдору, что, кажется, у его осведомителя возникли проблемы и вероятно Ордену следует быть наготове. Но не тут-то было. Не колдовать же на глаза у магглов, и он, выспросив у миссис Билль дорогу в ванную комнату, якобы вышел по нужде. И лишь когда тонкая дверь щёлкнула замком, потянул палочку из-за пояса. Кстати, странно, что никто из хозяев дома не подивился его странной одежде — за пальто, что ли, приняли? Жюль просто попросил снять её и как ни в чем не бывало повесил на крючок в прихожей.

Всё-таки патронус как средство связи куда надёжнее и удобнее, но — не по силам тому, кто провёл в Азкабане столько времени, сколько там пробыл Алекс. Так что за неимением под рукой совы, для связи он использовал Зеркало — не то, не подарок Люпина, другое. Это было дороже и чары на него наложенные были куда сложнее и многояруснее: с одного только этого Зеркала можно было связаться и с Дамблдором, и с Грюмом, где бы те не находились — лишь бы Зеркала были под рукой.

Руку с палочкой неприятно жгло и дёргало и к тому времени, когда в Зеркале за место его собственного отражения проступило лицо директора, то странное ощущение, преследующее его с самого порога, возросло многократно.

Дамблдор выслушал не перебивая, сообщил, что пока что никаких происшествий с участием Пожирателей замечено не было, вскользь поинтересовался где сейчас Алекс и не получив в ответ ничего кроме «секрет», отключил связь.

Дышать сразу же стало легче, а когда до Алекса дошло убрать палочку, исчез даже невидимый пресс, стальной цепью сдавливающий грудь и обвивавший шею. Он не знал, что это за заклинание такое использовал для защиты своего убежища Блэр, но — чёрт возьми! — действовало оно безотказно. При одной только мысли использовать магию ещё раз, руки опускались, наливаясь свинцовой тяжестью. И наверняка, странный маггловский домик охраняла не одна такая подлая блэрова финтифлюшка.

Будь на его месте кто другой, он может быть — да скорей всего! — уже давно распрощался бы с хозяевами дома и с чувством выполненного долга преспокойно отправился бы восвояси, но Алекс был не таков. Хотя, чего уж там, будь на то его воля, и он поступил бы точно также! Останавливало и держало его на месте то, что в течение двух последних недель у них с Блэром не было ни единой возможности встретиться и наконец обсудить то, что произошло ТОГДА. Да и к тому же Уайта, пусть он в этом и не признался бы никому — и даже самому себе — немного, но всё же интересовала судьба Малфоев (младшего, конечно же, в меньшей, можно сказать, совсем уж мизерной степени), благодаря которым ему удалось избежать незавидной участи пленников Волан-де-Морта. И пусть даже теперь его память снова была с ним (несмотря на разъяснения Дамблдора — довольно-таки пространные, но это-то как раз в порядке вещей, — понять, каким же образом с помощью Сириуса они вправили ему мозга он так и не смог) тот поступок Блэра по-прежнему был ему непонятен. У него был — БЫЛ! — шанс на побег, тому даже не обязательно, да и не нужно было помогать!

Блэр решил иначе — сначала подставил, а потом помог сбежать: Алекс даже и не сомневался, что этот чёртов Пожиратель имел отношение к тому семейному визиту Абраксаса и Люциуса. А в то, что это было всего лишь счастливым стечением обстоятельств, он не верил и подавно. Ерунда всё это. Так что даже попытайся Блэр объяснить ТО тем, что он де спасал его, Алекса, жизнь, от вполне оправданного гнева «спасённого» это его не уберегло бы. Вот о чём думал и в чём сомневался Алекс, с улыбкой и пустым совершенно взглядом человека под Imperio продолжая упорно сидеть в кресле и слушать оживлённый трёп толстяка-хозяина.

— Скажите, мистер Билль… Жюль, — исправился он, когда тот укоризненным взглядом напомнил, что они уже час, как перешли на «ты», — а как вы познакомились с Северусом?

Было и в самом деле любопытно, как пройдоха Блэр влез в этот дом так запудрив всем мозги. Алекс упёрся рукой в подбородок и вопросительно глянул на хозяина дома. И то, что он увидел, ему не понравилось: не улыбка, не растерянность — судорожная гримаса, будто воспоминания причиняли невыносимую боль.

— Как… поз… накомились?

На широкое плечо мистера Билля легла рука его высушенной (и похожей на вяленую рыбу) жены и всё прошло — не сразу и не полностью, но он снова заулыбался, пусть и несколько растерянно. Алекс облегчённо — эта странность напугала его до того, что он сам чуть не запаниковал, не зная, что сделать, чтобы помочь.

— А Северус вам разве не рассказывал? — впервые подала голос миссис Билль.

— Нет.

«С чего бы ему это делать?»

Алекс, всё ещё настороженно наблюдающий за Биллем, в очередной раз поразился тому волшебному эффекту, который на того оказывало одно лишь упоминание имени Блэра — пусть даже и фальшивое! Стоило прозвучать тихому миссис Билль «Северус», как на лице француза прямо-таки расцвела улыбка.

Грета снова встала и серой мышкой выскользнула из комнаты. Алекс, расслабившийся после пяти чашек чая и теперь уже вместе с Жюлем смеющийся над рассказом про Блэра и не обратил бы внимания на её ухо, и если бы перед тем как выйти из гостиной та прихватила с собой поднос с посудой, как делала это раньше. Но на этот раз и поднос, и с не осиленным Алексом куском пирога, остались стоять на месте.

Жюль утробно рассмеялся, а потом вдруг ни с того ни с сего, без какой-либо причины (видимой Алексу) осёкся — приклеенная его улыбочка, которая с момента их знакомства всё время так раздражала Алекса, на мгновение будто бы отклеилась, стекла с лица, но лишь для того, чтобы в следующий миг вернуться снова. В дверях стоял Блэр, за плечом которого с по-прежнему ничего не выражающим лицом, нервно комкая передник, маячила миссис Билль.

Замешательство длилось не долго. Алексу понадобилось лишь несколько секунд, чтобы понять, что все части тела у Блэра на месте и тот даже, кажется, не ранен. К сожалению, Жюлю этих нескольких секунд не было нужно вообще.

— Севочка! Ты дома! — потряс дом и Алекса его радостный вопль.

Пальцы, мнущие фартук, сжались чуть сильнее — до белизны. Блэр скосил глаза налево — в сторону молчащей женщины, затем — бросил взгляд на ошарашенного «Севочкой» Алекса и улыбнулся — радостной и самую малость фальшивой улыбкой.

— Я дома…

…Лестница, ведущая наверх, в комнату которую занимал «Севочка», была небольшой и Алекс, топая позади Блэра по-старчески кряхтящим под ногами ступенькам, очень жалел об этом, понимая, что чтобы привести мысли в порядок после увиденного и услышанного («Севочка» надолго и гарантированно взорвал ему мозги) ему понадобится куда больше времени.

— Ну и как впечатления?

Совершенно обычный и нормальный после знакомства с ТАКИМИ людьми вопрос, но заданный с такой интонацией, что сразу становится ясно — ответ не нужен, ему просто всё равно. Алекс хмыкнул, не став отвечать и только глянув в безупречно прямую спину Блэра. «Севочки». Он снова хмыкнул, представив, как бы отреагировал на это имя настоящий Севочка. Плечи идущего впереди Блэра заметно напряглись, но тот так и не обернулся, предоставив Алексу самому размышлять о том, что если враг показывает тебе спину, это что-нибудь да значит.

— На самом деле мы познакомились совсем по-другому, — уже с более человечными интонациями продолжил Блэр, возясь с запертой на ключ дверью. Алексу подобные ухищрения было непонятны — чего ради жить как маггл, даже если дом маггловский? Наложил заклинание, и никто из тех двоих внутрь войти не сумеет. Наконец дверь поддалась и Блэр, а вслед за ним и Алекс переступили порог блэровых владений. «Владения» оказались ещё те, неприятно разочаровав Алекса своей пустотой — он-то рассчитывал, увидев комнату, узнать хоть немного нового о человеке по имени Райден Блэр.

Но одинокое кресло, стол с пустой птичьей клеткой на нём, кровать и шкаф с одеждой и книгами вряд ли могли ему что-то дать. Вот если бы была возможность в этом шкафу порыться…

— В этой комнате раньше жил их сын, но он умер три года назад от передозировки, а я, по странному стечению обстоятельств, очень на него похож, — Блэр на мгновение отвернулся от окна, чтобы бросить взгляд на Алекса.

— Стечению обстоятельств? Неужели? Теперь это так называется? — недоверчиво.

— Хочешь верь, хочешь нет. Я не навязывался играть роль их сына, просто выполняю просьбу Греты.

Ясно. Алекс кивнул головой. Не ясно только с чего бы столь жестокому Пожирателю, каким слыл среди авроров Блэр, вдруг прислушиваться к просьбе странной магглы.

— Ясно.

Тот бросил на него быстрый взгляд. Быстрый, но достаточно проницательный, чтобы понять…

— Врёшь.

— А тебе есть до этого дело?

— Нет, — и даже не подумав о том, чтобы предложить гостю присесть Блэр, с какой-то странной осторожностью и аккуратностью — «обивку боится испортить, что ли?» — занял единственное в комнате кресло. И ухмыльнулся: мол, давай, выкручивайся, как знаешь.

Крутиться долго Алекс не стал: ему было уже более чем достаточно времени, проведённого в этом доме, свихнувшемся вместе с его жильцами, а благодаря какому-то из заклинаний Блэра колдовство здесь давалось с таким трудом, что лучше было и не начинать. Он решил проблему просто: пройдя мимо Блэра и прямо у того на глазах с вызовом плюхнувшись на идеально заправленную — ни единой складочки на покрывале — кровать, да притом не на самый краешек, а так, чтобы занять как можно больше места.

Хозяину кровати это пришлось не по душе — Алекс видел выражение его лица в тот момента и потому склонялся к мысли, что сразу после окончания визита эта кровать отправится в свой персональный кроватно-диванный рай, где и упокоится с миром.

— Итак, — сложив руки на груди, приступил к делу Алекс Уайт. Или Алекс Поттер. Ему, как, переобщавшись в начале первого курса с магглорожденными студентами, частенько говаривал всё тот же треклятый Поттер, было это глубоко фиолетово.

— Итак? — безрадостно повторил за ним «Северус», также известный как Райден Блэр. — С чего предпочтёте начать, мистер «Поттер»? Обсудим мой недавний поступок? Или же вы желаете узнать о причинах, побудивших меня использовать именно эти имена? Или, быть может, чашечку чая после долгой дороги?

Алекс вспомнил, сколько таких чашечек чая ему пришлось вылакать в ожидании явления мистера Северуса, и ему неожиданно поплохело.

— Нет, спасибо, — отчётливо скрипнув зубами, отказался он, вместе с тем продолжая мысленно недоумевать почему это Блэр, даром что тоже аристократ — голубая кровь, раньше не особо щеголявший своими манерами (по крайней мере в отношении к нему), теперь вдруг ни с того ни с сего перешёл на «вы». Но тут Пожиратель красноречиво покосился в сторону двери и, достав палочку, прошептал заклинание. Чтобы не делали там, за дверью, у замочной скважины, господа хозяева дома, и чтобы они не надеялись услышать, теперь им ничего не светило.

— Право же, признаться, я удивлён, — оставив палочку лежать рядом — на подлокотнике, произнёс Блэр. Алекс промолчал, несмотря на то, что это говорило о многом — и в первую очередь о том, что, несмотря на чары Блэра, вызывающие странное нежелание колдовать, преследующее его с тех пор как он переступил порог этого дома, его всё ещё считали опасным.

— Чему? Тому, что я дождался?

— Нет. Тому, что ты не настоял на встрече раньше. Я был уверен, что после случившегося тогда ты будешь рвать и метать, и вернув память сразу же бросишься ко мне за объяснениями, — Пожиратель легонько, будто стирая что-то, дотронулся до нижней губы. Наблюдай Алекс за ним повнимательней, и он непременно заметил бы на подушечке большого пальца Блэра небольшое красное пятнышко, но он вместо этого, ни на миг не отрывая глаз, как прикованный смотрел на правую руку Блэра, всё это время неподвижно лежавшую на подлокотнике кресла.

— Даже непривычно как-то. Ты точно настоящий Сириус? — тот предупреждающе вскинулся, — ой, прости, — Блэр ухмыльнулся и снова повторил свой жест. — Я хотел сказать «Алекс».

Тот удовлетворённо кивнул и снова вернулся к созерцанию правой руки собеседника. Райден недоумённо моргнул и почему-то нахмурился.

— Отчего-то мне кажется, что тебе всё равно, какие у меня были мотивы, когда я стирал твои воспоминания, — задумчиво обронил он, не меняя позы.

— Что у тебя с рукой?

Блэр едва заметно вздрогнул. Даже не вздрогнул — шевельнулся.

— Что?

— С тех пор как ты сел в это кресло, ты ни разу не пошевелился. Ты правша, но заклинание сейчас ты накладывал левой, поэтому я спрашиваю: что у тебя с рукой?

— Ничего, — произнесено это было обычным, то есть не спокойным, а насмешливым тоном, но рукой Блэр так и не шевельнул. Даже для демонстрации. — С чего бы это такая забота?

— Значит, если я сейчас произнесу Finite Incantatem, в твоём облике ничего не изменится? — сощурился Алекс.

— А сможешь? — в свою очередь вперился в него взглядом Райден.

Чёрт знает, что могло бы произойти в следующий момент, наверное, Алекс бы попытался что-то сделать вопреки защитным блэровым чарам, или Райден, не терпящий, когда суют нос в его дела, что-нибудь предпринял, но тут как нельзя кстати (закон жанра) вмешался случай. В открытое окно за спиной Блэра влетела сова и, напоследок покружив под потолком, опустилась рядом с Алексом.

Пожиратель, при появлении птицы, казалось, даже и не пошевелившийся и, тем не менее, теперь уже сжимавший в руке — левой — до этого преспокойно лежащую рядом волшебную палочку, внимательным совиным взглядом уставился на непрошеную гостью.

— Чья это птиц…? — договорить он не договорил, но произошло это только потому, что следующая реплика Алекса сбила его с толку.

— Блэр! — с неожиданной радостью вдруг воскликнул тот. Райден опешил. Из всех людей, которые знали его и которых знал он, у Блэка/Уайта радоваться ему поводов было едва ли не меньше всех. Хотя, если вспомнить, что именно он и никто иной доставлял Ордену всю информацию о планах Лорда, то такая реакция была бы куда более понятна при его первом появлении, а не сейчас… Маг пригляделся к птице.

— Это — Блэр? Блэк, ты что, назвал свою сову в мою честь? Я польщён.

— Не неси ерунды, — фыркнул тот, на миг отвернувшись от птицы рядом с собой и тут же пропустив момент, когда та отвлеклась от сунутой ей печенюшки.

— Ч-ч-ёрт! — зашипел Алекс, мотая укушенной рукой. Блэр, своим поступком заслуживший уважение тёзки, злобно ухнул в ответ и, взмахнув угольно-чёрными крыльями, вылетел в окно. Алекс проводил высокомерную птицу — под стать хозяину — прощальным взглядом. Даже странно было то, как сильно к нему был привязан Блэр раньше, и как он относился к нему теперь — к нему нынешнему, пришедшему из иного времени.

— Не льсти себе, — ещё раз повторил Уайт. — Это вообще не моя сова.

— И чья же тогда?

Тот подозрительно нахмурился, удивившись внезапному интересу Блэра к сове-тёзке, но всё-таки ответил.

— Сириуса.

Блэр повёл себя совершенно по блэровски: в высшей степени пошло, как получалось только у него одного, ухмыльнулся.

— Вот как.

Алекс убрал письмо во внутренний карман — оно было от Джеймса, а значит не к спеху. Закрыл глаза. Мысленно досчитал до десяти и снова открыл. Не помогло. Блэр по-прежнему был на месте. И по-прежнему ухмылялся. Он вздохнул.

— Давай к делу. Откуда Пожиратели знали, что наш отряд будет ждать их в засаде именно там? Твоих рук дело?

— В какой-то степени, — самую малость покривив душой кристально честно ответил тот. — Я знал о Гилберте, но расскажи я о нём, и это было бы равнозначно подписанию смертного приговора.

— Хочешь сказать…?

— Да, — серьёзно кивнул тот. — О нём знали только я и Лорд.

— То есть, он подозревает тебя? Но почему?

— А я не рассказывал? — с неподдельной искренностью и удивлением спросил тот. — Лорд знает кто я и откуда.

У Алекса впервые в жизни пропал дар речи. Будь здесь Ремус или Джеймс, они, несомненно, смогли бы сполна оценить подвиг Райдена и, наверное, даже поаплодировали бы герою дня.

— Ты ему рассказал?

— Да.

— И зачем?

Пожиратель фыркнул.

— Ну а ты зачем Дамблдору о себе рассказал? Теперь снова бегаешь по его поручениям, как его цепной пёсик, — он замолчал и, устало прикрыв глаза здоровой рукой (хоть Блэр этого так и не признал, но Алекс был уверен, что гнев Тёмного Лорда его не миновал), тихо и неожиданно откровенно, будто разговаривал не с врагом, а с другом, произнёс: — Ты не представляешь, КАК здесь было скучно до твоего появления.

Алекс хмыкнул и рассмеялся.

— То есть ты и помогать нам начал потому, что тебе, видите ли, было скучно?

Тот чуть сдвинул указательный палец в сторону, так, что теперь Алексу стал виден взирающий на него тусклый, а не такой яркий как раньше, зелёный глаз с нервными красноватыми прожилками, из-за игры света и тени (или это здесь было не причём?) кажущийся и в самом деле безумным.

— Именно. Только поэтому. Ужасно тяжело жить, зная всё наперёд. А у меня всегда была хорошая память.

Алекс подавился смешком.

— Но тогда… — он недоверчиво вскинул брови, всё ещё продолжая улыбаться и вдруг особенно живо вспомнив те слухи, что ходили среди авроров — там, в будущем, о Блэре, — выходит, что если тебе снова станет скучно, ты предашь и нас? Это что, шутка такая?..

Пожиратели столь высокого ранга как Блэр нечасто попадались в руки аврорам, мелкая шушера — да, и при том так часто, что создавалось впечатление, что молоденьких дурачков, согласно моде того времени, примкнувших к Волан-де-Морту, им просто подсовывали, раззадоривая аппетит. Блэр был едва ли не первым Пожирателем Второго круга, попавшимся — почти — Аврорату. Почти — потому что его так и не довезли до пункта назначения. Специалистам, занимавшимся потом после провала операции анализом произошедшего, так и не удалось ничего выяснить. Невыясненным также остался и наиболее волновавший Грюма вопрос: откуда пришедшие за пленником Пожиратели знали когда, во сколько и по какой дороге будет проезжать тюремный фургон. Это уже потом, много-много позже, выплыла наружу информация о Руквуде — том, который работал в Отделе Тайн и который более чем кто-либо ещё был полезен Волан-де-Морту.

Безумие. Врачи — маггловский психиатр, недолго пообщавшийся с Блэром, после того как того будучи раненным доставили в госпиталь (этот идиот каким-то образом умудрился сунуться в дом военного офицера в отставке, а пожилой маггл сумел постоять за себя), считал, что странно одетый пациент был безумен.

Авроры тогда стёрли память всем, кто контактировал со сбежавшим вскоре Пожирателем, не став толком выяснять, что именно тот имел в виду. В конце концов, мало ли что мог наговорить им чистокровный волшебник, впервые оказавшийся среди обыкновенных магглов, в своём желании просветить их об истинном устройстве мира. Но что если… Что если тот врач совсем иное имел в виду и Блэр в самом деле ещё семнадцать лет назад — до того как его схватили магглы, а может и ещё раньше — лишился рассудка? Но ведь тогда…?

Но как же тогда Мэган? Та девушка, что в воспоминаниях Блэра была его женой? И была ли она вообще?

Алекс незаметно напрягся в кресле. Расслабленная поза Блэра, казавшегося просто обмякшим в кресле и сейчас выглядевшего совершенно беспомощным, больше не представлялась столь уж безобидной и жалкой.

— А как же та трогательная история про твою жену?

Алекс, уже почти уверившийся в своей новой теории насчёт Блэра ожидал, что тот сейчас пожмёт плечами, презрительно сморщится и «какое мне может быть дело до ничтожной магглы?» — да, именно так он и должен был сказать, — сбросив с себя, как маску, усталый вид, броситься в бой, но… Блэр умел удивлять. Он полностью убрал руку с лица и уже по настоящему удивлённо — не притворяясь вроде бы даже — буквально уставился на него во все глаза.

— Какую ещё жену?

Глаза слишком удивлённые, слишком непонимающие, слишком — так лгать невозможно. В своём столь настоящем удивлении — «какую ещё жену?» — Блэр, возможно, впервые за всё время их сотрудничества был искренен. У него не было жены. Или была?

Алекс понял, что запутался между всеми этими маловразумительными «была — не была». В голове смутно брезжила так и не оформившаяся ещё толком и потому никак не дающаяся в руки догадка.

— О, только не делай такое удивлённое лицо, Блэк! От этого ты сразу становишься похож на слабоумного. Ещё больше, — с видимым удовольствием прокомментировал Блэр, по-своему истолковав замешательство Алекса. — Я с самого начала предупреждал тебя, что я не перехожу на сторону Ордена и Дамблдора. Всё, что я делаю, я делаю ради себя самого. Плохой из меня «враг человечества» получился, так ведь, кажется, нас называют в «Пророке»? — и поинтересовался мимолётно: — Не читал часом? Я ведь тебе в этом даже не солгал ни разу. Аж противно от собственной честности.

— Кто спас тебя из машины по дороге в маггловскую тюрьму семнадцать лет назад?

Блэр, как-то уж слишком высокомерно усмехавшийся до этого, оторопел. Не только от неожиданности и неуместности вопроса, но и…

— Зачем тебе это знать?

— Снейп и Кэрроу, так?

Зелёные глаза сузились — превратились в узкие, горящие настороженностью и агрессивностью щёлки, изменился даже голос: с тянуще слащавого, явно наслаждающегося ситуацией на отрывистый и резкий.

— Откуда ты об этом знаешь?

Алекс откинулся на спинку кресла, не расслабленно, отнюдь нет: Блэр, потревоженный чем-то опасным для него вопросом, теперь был слишком напряжён, чтобы его, несмотря на ранение, можно было списать со счёта. Догадка подтвердилась, а значит их соглашение годичной давности больше не имело силы.

— Не важно.

К сожалению, возможности прямо сейчас спросить совета у Дамблдора не было и Алексу, для которого никогда не существовало такого понятия как «риск и опасность» должен был решать сам. То есть делать то, что он не любил больше всего на свете. Он никогда не умел подчиняться, именно поэтому ему чаще кого-либо доставалось от Грюма за невыполнение приказов, но лучше уж так, думал тогда молодой Сириус Блэк, чем самому решать за других. Он только однажды решил и последствия были ужасными.

С одной стороны сейчас был скучающий Блэр, у которого больше не было прежней мотивации доносить на своего Лорда и который теперь вполне мог предать их в любой момент и выдать его, Алекса, Пожирателям, а с другой стороны полагаться на Сириуса и Снейпа было глупо: слишком уж маловероятно было то, что им могут — даже случайно — сказать что-то важное.

— Вижу, ты не очень-то настроен беседовать со мной, — странно, но почему-то голос Блэра звучал по-детски обиженно. Впрочем, кто их, психов, знает? Может, это для них норма?

— Ну так и у тебя ничего важного для меня больше нет, верно? — пожал плечами Уайт.

И всё же, несмотря на возросшую — не появившуюся, нет! вероятность была всегда! — вероятность предательства, отказываться от услуг Блэра было недальновидно и глупо. А говорить ему об этом в открытую — ещё и самоубийственно глупо.

Чересчур логично и здраво мыслящий для психа, Пожиратель обжёг его взглядом. Помолчал. И наконец, досадливо протянул.

— Верно.

Согласился. И сдался. Причём и то, и другое произошло впервые, и потому было особенно поразительно. День начался слишком хорошо, — ни с того ни с сего подумал Алекс, — чтобы также хорошо и закончиться, нужно держать уши востро. Тем более, если Блэр так покладист.

— Ты так мил, что мне аж жутко становится, — вдруг озвучил он свои мысли и тут же едва не хлопнул себя по губам. Алекс уже в который раз проклял свой длинный язык, а когда в ответ на его фразу Блэр вдруг улыбнулся — устало, но на этот раз это точно была самая настоящая улыбка! — ему стало по-настоящему жутко.

— Мне считать это комплиментом или оскорблением?

— Как пожелаешь, — язык, как всегда, поспевал быстрее мысли.

В общем, ситуация складывалась донельзя абсурдная: двое не то союзников, не то врагов — и самим уже не разобрать, — сидели друг напротив друга и ухмылялись так, будто невесть когда успевшие распить бутылочку огневиски и заключить если и не мир, то, по-крайней мере, перемирие бывшие недоброжелатели. Причём именно так Алексу сейчас и казалось. Пора было уходить, сваливать, сбегать из этого странного дома с его не по человечески общительными хозяевами и их нелюдимым убийцей-постояльцем. И очень хотелось обвинить закинувшую их обоих в это сошедшее с ума время Арку Смерти в своём нежелании оставить лишённого — отказавшегося — от воспоминаний о жене Блэра. Избавиться от щенка было бы проще — просто вывести его на улицу и оставить там, но Блэр, как назло, был каким никаким, а человеком. То есть грустных щенячьих глазок у него не было, и умоляющий о помощи взгляд Алексу не грозил, да и будь Блэр прежним — каким он был ещё сегодня утром, ещё часа три назад, Уайт в этом не сомневался, — он точно также не стал бы унижаться и просить о помощи. Тем более что в данной ситуации кроме Алекса помочь ему было некому.

Он встал и неловко провёл рукой по покрывалу, расправляя складки. Почему-то захотелось это сделать.

— Я должен идти.

Собирался Блэр сказать ему ещё что-то важное или нет, но он только окинул Уайта, казалось бы, ещё более недоброжелательным взглядом, чем обычно.

— Скатертью дорожка, — и, наверное, собирался указать в сторону двери, чтобы Алексу не вздумалось попытаться аппарировать прямо отсюда (кто их, гриффиндорцев, знает?), но рука — правая, так что была повреждена, — этому воспротивилась, приподнявшись на несколько сантиметров и снова безвольно опустившись на подлокотник кресла. Алекс на этот раз промолчал, сделав вид, что ничего не видел. Значил ли этот момент слабости, что ему доверяют или Блэр просто не рассчитал свои силы, желая как можно быстрее спровадить нежеланного гостя, но тот Блэр, который ещё был 16-летним мальчишкой, вряд ли был бы рад тому, что его враг видел его в таком беспомощном состоянии. А этот Блэр, пусть и был значительно старше того 16-летнего себя, точно также считал Алекса врагом и менять одну противостоящую сторону на другую был не намерен.

— Слушай, Блэр, — Алекс обернулся, и вдруг как ужалило — когда? когда?! он успел довериться этому человеку настолько, чтобы повернуться к нему спиной?! Когда он стал настолько легкомысленным?! Уж себя-то Алекс знал хорошо — и это уж точно не было демонстрацией силы и превосходства. И это-то после того как он решил, что с позабывшим причину своего предательства (что бы Блэр ни говорил, а предательство всё равно остаётся предательством) следует быть настороже. Такое отношение стало неприятным открытием, но поразило другое: Блэр ничего не сделал, просто сидел, ждал и, чуть сощурившись, взирал на него зелёными глазищами Лили Эванс.

— …А где твоя сова? Клетка-то пустая… — голос охрип, стало дурно: от тревоги ли, от внезапно пробежавшей по телу дрожи дурного предчувствия или от чего-то нового, незнакомого, странного… и страшного?

Блэр глянул на него как на больного — опасался, что гриффиндорская глупость заразна? — и тоже посмотрел в сторону клетки. Та по-прежнему пустовала. Пожиратель потянулся поправить слишком тугой ворот мантии, — хотя до этого он вроде бы его не особо беспокоил, — и Алекс пошёл на попятную. Блэр не знал, где его птица — это было ясно и так, слишком резко и нервно бросился он приводить себя в порядок, слишком расфокусированным стал его взгляд при попытке вспомнить местонахождение своей злобной и кусачей любимицы.

— Ладно, можешь не напрягаться, мне в общем-то без разницы, — отмахнулся Алекс уже стоя у двери, за которую он с облегчением и выскользнул, не дожидаясь ответа и не прощаясь. А ещё он очень надеялся, что у Блэра была веская причина стереть свои воспоминания — тот же Волан-де-Морт, однако это не мешало ему чувствовать, что вот теперь-то они точно квиты.

Внизу у лестницы его встретил Жюль Билль с неизменной улыбкой на лице.

— Уже уходите? Не ужин не останетесь? Жа-аль…

Проходя мимо гостиной — той самой в которой у них были посиделки, Алекс снова увидел жену билля — та что-то вязала, сидя спиной к двери, но обернулась на звук шагов. И он снова увидел её глаза. Показавшиеся ранее совиными и равнодушными, они больше не были такими. Теперь даже толстые линзы круглых очков не могли скрыть её тревогу и страх — да, этого чувства там было больше всего, — что незваный и нежеланный гость скажет что-то, что окончательно повергнет её мужа в такие пучины безумия, из которых его уже ничто не вернёт. Даже человек, так сильно похожий на её любимого сына.

Грета Билль была здесь единственным нормальным человеком.

— Спасибо за гостеприимство и угощение, мадам, — тихо произнёс Алекс. На лице женщины, бледном от волнения, настолько явственно читалось облегчение и невысказанная благодарность, что ему стало стыдно за свой визит, чуть не перевернувший весь крохотный мир этой семьи из двух человек.

— Приходите ещё как-нибудь, — тихий голос, а в глазах — «никогда не возвращайтесь».

Алекс кивнул, сам не зная, на какую из её просьб отвечает.

— Прощайте.

Блэр говорил, что их настоящий сын, настоящий Северус Билль умер от передозировки — наверное, так оно и было. Теперь его место заняла искусная подделка, в которой, возможно, по истечении времени, однажды всё-таки перестанут нуждаться.

Распрощавшись с не желавшим его отпускать хозяином дома и надеющейся никогда его больше не увидеть хозяйкой, едва выйдя из дома, Алекс аппарировал прочь. Прочь от этого безумного места, где даже запах мусора казался запахом безумия…

* * *

Стоило Алексу войти в кабинет как первым, что бросилось ему в глаза, был терпеливо маячащий за окном расплывчатый в наступающих сумерках силуэт совы. Невзрачное оперение, благодаря которому взъерошенная, мрачно глядящая на него через стекло круглыми глазами птица ничем не выделялась среди сотен других сов, ежедневно доставляющих в Хогвартс десятки писем. Что было только на руку как её эгоистичному хозяину, с которым она была так схожа характером, так и Алексу, для которого секретность их взаимовыгодного сотрудничества также стояла на первом месте.

Птица, видимо придя к выводу, что «друг» её хозяина — тугодум, многозначительно стукнула крючкообразным клювом по стеклу, и Алекс поспешил открыть окно.

На улице вовсю моросил дождь, удивительно тёплый по сравнению с холодным утренним ветром. Секундный сквознячок, устроенный Алексом, мигом выгнал спёртый тёплый воздух помещения и дышать стало значительно легче. Придерживая рукой тяжелую, так и норовящую снова захлопнуть раму, Алекс посторонился, освобождая место для того, чтобы серая, совершенно не вымокшая сова могла влететь в его кабинет.

Чудо-птичка Блэра (Алексу снова вспомнился его пернатый тёзка, который ничем — и в первую очередь своим именем не был обязан сэру Пожирателю) недовольно и неодобрительно оглядела его священную обитель и с таким же высокомерно-гордым выражением жёлтых глаз вытянула вперёд когтистую лапу с привязанным к ней тряпичным свёртком.

Блэр как всегда (а кроме него послать птичку было некому, да та никого кроме него и не послушалась бы — уж скорее глаза выцарапала бы, она и Алекса к себе-то подпускала лишь по приказу хозяина) был как всегда предусмотрителен: водоотталкивающие чары надёжным покровом защищали и посылку, и даже саму птицу от дождя.

— Хорошая птичка, — максимально дружелюбно произнёс Алекс, с нарочитой медлительностью протянув руку за свёртком. И не без причины. Он ещё из своего первого опыта общения с этой совой выучил урок, обойдясь в прямом смысле «малой кровью».

Вывод был простой: свою зверюгу-людоедку Блэр явно приобрёл по дешёвке в Лютном переулке.

Внутри посылки, когда он её развернул, оказалась небольшая полупрозрачная склянка, до краёв заполненная странной жидкостью и пергамент. И так как вряд ли Блэр был настолько любезен, чтобы прислать ему халявное огневиски, то непонятную склянку было решено пока оставить в покое до лучших времён, благоразумно решив вернуться к ней после прочтения письма.

Первым, что бросилось в глаза была даже не дата, а прыгающий нервный почерк Блэра. При взгляде на эти строки, которые и разобрать-то можно было с трудом, создавалось впечатление, что Блэр крайне спешил, отправляя это послание, будто у него не было и секунды на промедление.

«Первым делом, Блэк (многократно перечёркано) — НЕ ПЕЙ ЭТО! — несмотря на очевидный недостаток времени Блэр всё равно всё-таки нашёл его, чтобы поиздеваться. — Надеюсь, ты это его ещё не сделал, и твоего ума хватило на то, чтобы начать с письма».

Алекс покосился на склянку и, будто Блэр смотрел на него глазами Хартнера и мог это видеть, отрицательно покачал головой.

«Времени мало и я не знаю, когда ты получишь моё…»

Алекс читал письмо и не верил своим глазам.

Как он и полагал, выходило, что Блэр сам, добровольно стёр все воспоминания, которые могли бы навести Лорда на мысль о том, что предатель — он. И теперь ему, видите ли, была нужна помощь. А у Алекса, в последние месяцы поставлявшего Грюму исключительно информацию Блэра, как следствие, не было выбора.

Будь оно всё проклято.

Ахтунг: пока не вычитано. Вскоре будет заменено отредактированной версией.

______________________________

Это почти ностальгия. Почти привычное, не успевшее ещё окончательно выветриться из памяти ощущение наблюдающего за ним чьего-то злобного взгляда. Неприятное déjà vu.

Впрочем, Северус не дёргается. Место справа пустует, так что он точно знает — даже оборачиваться не нужно — кто так усердно сверлит его взглядом.

Из-за спины, со стороны гриффиндорского стола, слышатся смешки и это нервирует. А ещё больше — настораживает. Особенно в свете последних событий.

Северус незаметно поёжился. Сколько ни говорил он себе, что ничего нового в этом для него нет, но всё равно — как можно остаться спокойным, когда человек, у которого есть все основания превратить его и без того не сахарную жизнь в ад, ничего не предпринимает? Новая тактика, что ли? Интересно, сам хоть додумался или подсказал кто?

Нет, уж больно это не в стиле Блэка. Хотя даже несмотря на предсказуемость блэковских поступков — его всегда так просто было спровоцировать — Северус всё никак не мог понять, что у того сейчас на уме.

— Эй, Сев, — подсевший поближе, на место перекочевавшего в гриффиндорца брата, Регулус аккуратно привлёк к себе его внимание. — Что у вас с Сириусом? Вы опять поссорились?

Снейп фыркнул в стакан с соком. Что было показательно и всерьёз радовало — младший Блэк раздражал его по-прежнему. Не радовало другое — по отношению к его старшему кретину-братцу тех негативных эмоций больше не чувствовалось. Только слабый всплеск раздражения и досады, когда толчок явно колдовского происхождения дёрнул его руку, стоило только потянуться за отставленным соком.

И снова déjà vu — всё это, и хохот за спиной, из дружного хора голосов которого всё равно выбивается лающий смех Блэка, и стекающий с края стола на колени сок. Непривычно только одно: взгляды слизеринцев.

Прежде в них читались досада и недоумение — как такое недоразумение сумело попасть на их гордый факультет Избранных? Теперь — только удивление и совсем чуть-чуть опаски, ну да, свои давно уже усвоили, что Северус Снейп отнюдь не так прост и далеко не так слаб, как кажется.

— Что это с вами двумя, а, Снейп? — с долей сомнения — а стоит ли вообще лезть в чужие дела? — спросил сидевший по другую сторону стола Эйвери, одновременно ловко подцепив вилкой юркую спагетину.

Наверное, не стоило — в ответ его одарили холодным цепким взглядом и коротким отмороженным «ничего». Эйвери хватило ума больше не задавать вопросов — в вопросах выживания у слизеринцев конкурентов не было.

На самом деле Северуса не так уж чтобы очень беспокоили пока что мелкие пакости Блэка, куда больше его волновала сама сложившаяся ситуация. Надо было обдумать всё ещё позавчера, прежде чем устраивать сцену раскаяния, но тогда он был настолько сосредоточен на том, чтобы предугадать реакцию Сириуса, что более далеко идущие планы в голове просто не выстраивались.

Раньше надо было думать, теперь же было слишком поздно.

Северус чуть сдвинулся, для удобства поёрзав по твёрдой скамье, и полуобернувшись, тайком глянул на гриффиндорцев. Поттер, Блэк, Люпин и Петтигрю традиционно сидели рядом и играли роль всеобщих шутов.

Снейп с досадой отвернулся. Судя по улыбке до ушей Блэк тоже не особо утруждал себя тем, чтобы обдумать и проанализировать последствия своих поступков, в противном случае он вёл бы себя как обычно и сидел вместе с ними за слизеринским столом.

Теперь же, после столь триумфального воссоединения и открыто продемонстрированной дружбы, об этом будет судачить весь Хогвартса и, рано или поздно, весть об этом дойдёт и до Тёмного Лорда. А значить, раз это неизбежно, следовало обернуть произошедшее в свою пользу и, возможно, тогда ему удастся умаслить гнев Повелителя и сгладить его последствия.

Пользоваться совиной почтой было неразумно и опасно, создавать патронуса Северус не умел, поэтому решено было дождаться вечера, чтобы под покровом темноты незамеченным покинуть замок.

Только вот к вечеру могло быть уже поздно.

* * *

Погода была прекрасной, а на улице наконец спокойно и солнечно, поэтому те студенты-счастливчики, у которых занятия уже закончились, вовсю наслаждались отдыхом у озера.

А таким неудачникам как Джеймс не оставалось ничего иного, кроме как с завистью в глазах следить за ними через окно.

Справа от него сидел Ремус, Питер соседствовал с Лили — было слышно, как он тихо вымаливает у той подсказки, и потому можно было не притворяясь изредка поглядывать влево — туда, где сидел Сириус.

Блэк развлекался, вовсю наслаждаясь свалившейся на него вседозволенностью, и, надувая жевательные пузыри, тут же смачно их лопал. Алекс зверствовал, но Сириуса и в самом деле не трогал, делая вид, что попросту не замечает ни его присутствия, ни его существования. Студенты, за исключением посвящённой в их дела троицы — Лили, Джеймса и Ремуса — недоумевали. Весь Хогвартс — по-крайней мере, его студенческая часть, — уже давно с интересом наблюдал за противостоянием этих двоих, ведущих себя так, будто они непримиримые враги. Так что столь внезапная перемена не осталась незамеченной.

Джеймс, которого вполне устраивала нынешняя ситуация, в кои-то веки просто довольствовался ролью стороннего наблюдателя, отдав предпочтение худому миру и опасаясь, что если он попробует настоять, надавив на Блэка, всё снова станет как прежде. А то и ещё хуже. Недаром же говорят «благими намерениями выстлана дорога в ад».

Сириус лопнул очередной пузырь. Алекс даже не повернул головы в его сторону. А Джеймсу вспомнилась его последняя — в самом деле последняя, несколько дней назад состоявшаяся, попытка поговорить с Сириусом об Алексе.

И именно тогда, ещё до того как тот ответил, Джеймс понял, что другой попытки не будет и что он никогда больше не заведёт разговор на эту тему — и Ремусу запретит, — так жутко посмотрел на него друг. Его взгляд не был ни пуст, ни страшен, в нём не было боли потери, но было в нём что-то такое, чего Джеймсу понять оказалось не по силам. Всё-таки Слизерин развёл их слишком далеко друг от друга, и Джеймс боялся и не хотел признать, что, возможно, прежнего понимания им уже не достичь никогда.

Снейп тоже сидел не один. В конце концов, на самом деле в этом классе игнорировали друг друга отнюдь не эти двое.

* * *

Эти слова. Они прозвучали почти как гром среди ясного неба — настолько неожиданно было услышать их даже от грубоватого в своей честности и прямолинейности Алекса. Лили только один раз довелось те-а-тет поговорить с директором Дамблдором в его сказочном и сказочно интересном кабинете, но — чёрт! — в данном конкретном случае она предпочла бы метафору. Нет, ну кто в своём уме может глаза в глаза глядя такое вот так заявить?! Оказалось, что Алекс — может и причём запросто, без какой-либо тени или даже намёка на смущение.

— Лили? — такие же как у того памятного наглого пса из Выручай-комнаты серые глаза упорно взирали на неё с затаившимся в глубине зрачков беспокойством — сомнением — как она отреагирует, как ответит, как поступит, когда придёт время?

Лили и сама пока не знала, и Алексу оставалось только надеяться, что когда то же самое спросит другой, то она ответит как и тогда — «да».

— Я... я не знаю. Мне нужно подумать, — кое-как собравшись, пролепетала девушка. Сказать «нет» и в итоге либо отдалиться друг от друга, либо уже раз и навсегда разорвать отношения с тем, кого — она призналась в этом уже давно, не только себе — мысленно, но и вслух — ему — любит.

Отказать Джеймсу можно. Будет трудно, больно — скорее ему, чем ей, но сказать «нет» в ответ на просьбу Алекса — невозможно. Немыслимо. И Лили знает, что точно также, по той же причине не может и не сможет никогда отказать ему Джеймс.

И, наверное, Алекс об этом знает. Знает, и — пользуется? Как ещё иначе можно объяснить его только что прозвучавшую просьбу?

Лили покачала головой.

— Я, правда, не знаю, Сириус, — Алекс бросил немного нервный взгляд в сторону двери: почему-то произносимое вслух его собственное имя его напрягало. Опасался, что кто-нибудь услышит и поймёт именно так как всё и есть, или уже просто привык быть «Алексом»? Так или иначе, а просить Лили звать его как это делали Джеймс и Ремус он ни разу не пытался.

— Мы же встречаемся лишь чуть больше года, и никогда не думали об этом, — добавила она.

Алекс поджал губы, но взгляда от лица девушки не отвёл. Ещё одно убойное оружие.

— Так должно быть, Лили, — упрямо повторил он, и гриффиндорка, наконец, поняла — и какая она после этого лучшая ученица школы? — то, что уже давно и так знали Джеймс и Ремус. Алекс просто не мог принять иного будущего. Он страшился его и хотел изменить, но лишь в одном и даже не допускал мысли, что его друзья теперь могут желать чего-нибудь иного, чем идти по проторенным однажды дорожкам.

— Я подумаю, — твёрдо ответила девушка, и вышла из кабинета. С Джеймсом поговорить было и в самом деле нужно. Уж воистину только Сириус — будь он Уайтом или Блэком — мог вносить такую сумятицу в их жизнь. Он вырос, прошёл через огонь и воду, но так и не повзрослел по-настоящему. Изменился, да, — настолько, что Лили долгое время обманывалась. Алекс был как взрослый с душой ребёнка и глазами глубокого старца. Или убийцы.

Безумец, случайно вернувшийся в собственное прошлое и желающий изменить чужое будущее. Что может быть опаснее?

Выходя из кабинета Алекса, Лили чувствовала себя так, будто её контузило взрывом маггловской бомбы. Не то чтобы ей было с чем сравнить, но однажды, исключительно по собственной глупости, побуждаемая добрыми намерениями, ей не посчастливилось встать между Снейпом и Мародёрами. Она и сейчас не знала, чем же её так тогда шандарахнуло, но в себя она пришла уже в Больничном крыле, окружённая виноватыми физиономиями виновников случившегося — за исключением одного.

Джеймс клялся и божился, что лично притащит Нюниуса извиняться, но вокруг Лили кружился и вращался совершенно немой чёрно-белый мир, поэтому мадам Помфри быстро выставила их за дверь.

Сейчас Лили чувствовала себя также, и была безмерно благодарна Хогвартсу за его пустые коридоры.

* * *

Реакция Лили на его слова Алекса не удивила — так отреагировала бы любая нормальная девушка. Удивило другое — её взгляд перед тем, как закрылась дверь. Такой... неприятный.

Не успел он толком обдумать, что бы мог означать этот взгляд, как в дверь постучали, но уже не Лили.

— Войдите! — громко разрешил он и очень удивился, увидев своего гостя. Но не вслух.

— Мистер Блэр? Вы чего-то хотели? Могли бы и подождать, следующий урок у меня с вашим курсом, — с любопытством оглядывая парня — если память ему не изменяла, то лет 16-ти, тот был младше Мародёров на год и учился на 6-ом курсе Слизерина, — сказал Алекс, тут же надев личину крайне занятого профессора ЗоТИ.

Парень кивнул — ну да, красноречием он не блистал, даже на уроках предпочитая по большей части отмалчиваться, пока его не спросят, — и, нервно одёрнув рукава великоватой ему мантии — странно, обычно Блэр был одет с иголочки, и такая неаккуратность была попросту удивительна и ему не свойственна, — аккуратно прикрыл дверь.

— Профессор, — зелёные глаза быстро оглядели стоящего перед ним мужчину и уткнулись обратно в пол. Алекс умилился, глядя на это чудо, пока ещё не имеющее ничего общего с тем чудовищем. А потом мальчишка продолжил и всё умиление пропало без следа.

— У вас есть кое-что, что принадлежит мне, и я хотел бы это вернуть, — и снова на него посмотрел, да так, что у Алекса и мысли не возникло, что это может быть эссе по другому предмету, сданное вместе с сегодняшним докладом про мантикор.

— Блэр? — недоверчиво уточнил он, а потом с большим нажимом повторил ещё раз: — В смысле, БЛЭР?

Увы, но Блэр не замедлил рассеять все его сомнения, потому что так полубезумно улыбаться мог только он.

— Какого чёрта тебе здесь надо? Да ещё в этом облике? — вмиг растеряв всё дружелюбие, понизив голос до злого шёпота, уточнил он.

В памяти против воли всплыла картина их первой полноценной беседы, когда они оба впервые пожали друг другу руки, закрепляя принятое соглашение. То, память о котором Блэр утратил, но, судя по его рискованному визиту сюда, был твёрдо намерен себе вернуть

«— Любишь злачные места, Блэр? Сними капюшон, ты и так здесь свой.

...

— А ты постарел...

— Ничего страшного. Тебя, Уайт, соседство с дементорами тоже не украсило.

...

— Кажется, мы собирались перейти к делу. Я согласился и пришёл на встречу, на которой ты так настаивал, Блэр. Что дальше? Что такого особенного ты хотел мне предложить?

— То, в чём вы сейчас нуждаетесь больше всего. Помощь.

...

— Я сделаю лучше, — Блэр, сверкая глазами, возбуждёно подался вперёд. — Я покажу тебе свои воспоминания...»

— Ну, — тот искривил губы в улыбке, тут же стёршей все отличия молодого Райдена с тем Блэром из его воспоминаний, — я надеялся, что это ты мне расскажешь. У меня, видишь ли, после твоего ухода откуда-то взялись провалы в памяти. И что-то мне подсказывает, что ты об этом знаешь больше чем кто-либо ещё.

Тут Блэр не прогадал.

Алекс кивнул.

— Эта вещь у меня, но не здесь, — он глянул на часы. — Тебе придётся подождать до обеда, хватит оборотного зелья? — тот кивнул, тут же продемонстрировав аж два полных пузырька — хорошо подготовился к визиту в логово врага.

— Тогда, когда все пойдут в Большой Зал, подходи к моему кабинету, я буду ждать там.

— Договорились, — быстро обдумав, кивнул Блэр и быстрыми шагами направился к выходу. — И только попробуй сболтнуть о моём визите Дамблдору до того как я уйду отсюда, — предупредил он напоследок. — Ты ведь должен понимать, чем может окончиться визит Пожирателя Смерти в школу, полную детей.

И эта улыбка, последняя которой одарил Алекса Блэр, пробрала его до костей.

Блэр не шутил, сейчас, скрываясь за обликом шестнадцатилетнего мальчишки — самого себя — на Алекса смотрел убивший его отца Пожиратель.

— Куда ты дел парня? — холодно поинтересовался Уайт, хотя и знал, что жизни того ровным счётом ничего не угрожает. Не в интересах Блэра вредить самому себе, а он, пусть Блэр и был виновен в смерти его отца, слово держал.

— Не беспокойся, вернётся, когда я уйду, — отмахнулся тот. — Если бы нас кто-нибудь увидел вместе, вся маскировка полетела бы к чертям.

— В таком случае, мистер Блэр, буду ждать вас чуть позже, — подвёл итог их беседе Алекс, заслышав, наконец, голоса и топот ног подходящих к его кабинету студентов. Занятия начались уже минут пять назад, но МакГонагалл его предупреждала о том, что задержит их ненадолго, так что Алекс не напрягался.

— Не стойте, заходите уже, — привычно по-свойски обратился он к заглядывающим внутрь пятикурсникам, и снова обернулся к ещё не ушедшему Блэру, явно недовольному тем, что рослые пуффендуйцы мешают ему пройти. О, надавить себе на силу воли и устоять перед соблазном он не смог.

— Мистер Блэр, вам тоже следует поторопиться. Насколько я помню, у вас тоже уже начались занятия, минус три балла за опоздание, так профессору Флитвику и передайте.

Надо отдать Блэру должное — держать лицо он умел, будь он в своём облике его бы уже перекосило от злости. И, когда тот, выходя, хлопнул дверью как самый обычный разозлённый подросток, Алекс понял, что нашёл в себе силы для следующего урока.

* * *

Тем временем, пока Блэр, вспоминая молодость, исследовал коридоры Хогвартса в поисках места, где можно было бы укрыться до назначенного Уайтом времени, ничего не ведающий об этом Райден, подложив под себя свёрнутую наружной стороной вовнутрь мантию, безнаказанно прохлаждался на улице.

— А как же твоя песня «нас не должны видеть вместе»? — прозвучало из-за спины, но Райден даже не обернулся — только едва скосил глазами вправо, когда под чужой поступью громко хрустнула сухая ветка.

— Уверен, ты что-нибудь придумаешь. В крайнем случае вали всё на меня, тебе не впервой, — слизеринец криво улыбнулся краешком рта, и Питер, а это был именно он, вспомнил, что как-то дома видел передачу об особенностях человеческой мимики и вот эту, только что продемонстрированную ему Блэром улыбку там вроде бы относили к категории наиболее фальшивых.

Гриффиндорец вымученно вздохнул и сел рядом, по примеру слизеринца подложив под себя скинутую мантию. Было слишком жарко, чтобы печься в школьной форме.

Вид с облюбованного Блэром места открывался не ахти — даже если сесть на несколько метров левее и то было бы лучше, но тем не менее слизеринец раз за разом приходил сюда, садился и смотрел.

И ведь наверняка никто из его приятелей и даже Блэк — Питер видел, как младший брат Сириуса — он не помнил его имени — крутился вокруг него между уроков, — не знал об этих его визитах сюда.

— Что нового? — закрыв глаза и подставив лицо солнцу — угораздило же приземлиться на самом солнцепёке, — спросил Питер. В отличие от слизеринца ему находиться на солнце было не очень приятно — он терпеть не мог лето, а на жаре так ещё и обильно потёл, вот и сейчас рубашка быстро промокла, и подмышками было неприятно сыро. Он упёрся ладонями в землю, расставив руки так, чтобы там проветривалось и высыхало.

— Тёмный лорд злится, — последовал спокойный, обдуманный ответ. — Он оказал тебе великую честь, допустив в наши ряды без проверки боем, а ты, вместо того чтобы быть полезным, не делаешь ничего, что могло бы порадовать нашего господина. Он третий день в дурном расположении духа, нам везёт — мы всё время в школе, а ты представь каково тем, кто всегда рядом с ним. Другие Пожиратели тоже недовольны. Знай они, что это ты всему виной, ты был бы уже покойником.

Питер смолчал. На самом деле ему было что сказать Тёмному Лорду, и немало — ведь маленькая крыса проберётся куда угодно, но сболтни он чуть больше необходимого минимума и его собственная полезность уменьшится в прямой пропорциональности.

Питер был не очень высокого о себе мнения, поэтому подолгу обдумывал каждое своё слово прежде чем встретиться с Блэром для передачи информации — в конце концов, постоянные наговоры родителей за обеденным столом во время каникул и сравнение с Мародёрами — не в его пользу, сделали своё дело, наградив кучей комплексов.

Он знал, что не очень умён — в сравнении с ними, и давно уже понял, что зря отказался, когда Шляпа предлагала ему Пуффендуй, где, возможно, он смог бы найти своё место и раскрыть весь свой потенциал.

— А если я скажу кое-что, что Тёмный Лорд не знает об одном из своих слуг? — зная, что это вызовет интерес и у Блэра, и у его господина, тихонько поинтересовался он. А как приятно было думать о Блэке как о чьём-то слуге!..

Блэр напрягся-насторожился — его выдали плечи. Рыбка попалась на крючок, хотя чтобы заарканить такую пиранью как этот слизеринец нужно было немало усилий и ещё больше терпения.

— О ком же, например?

— О Сириусе Блэке. Он анимаг. Ты знал? — чем могло аукнуться тому сокрытие такой информации Питера не касалось, лишь бы ему ничем не повредило, но сменившееся самым настоящим удивлением незаинтересованное выражение лица Блэра он просто не мог упустить.

Несмотря на абсурдность заявления, Райден в словах Петтигрю не усомнился ни на секунду — за исключением того времени, что ему понадобилось чтобы понять, что, да, если речь идёт об одном из Мародёров, то он мог.

Подумать только, анимаг в семнадцать лет! Да ещё не зарегистрированный! Да, Питер Петтигрю сполна оправдал свою полезность. А ведь, если подумать, то даже более чем...

— Ты ведь тоже анимаг? — полу утвердительно задал вопрос Райден, даже не сомневаясь в ответе — всё слишком сходилось, чтобы он мог ошибиться. — Иначе ты ведь просто никак не смог бы подслушать тот разговор Дамблдора и Грюма.

Райден был прав, и они оба это знали. Петтигрю не торопился отвечать, а тот, удивлённый и слишком выбитый из колеи этой новостью — Мародёры — анимаги, — не спрашивал более.

В данном случае молчание было более красноречивым и однозначным, чем ответ.

Стоп. В голове что-то, кажется, щёлкнуло и не дававшая покоя с самого начала смутная догадка наконец оформилась в слова.

— Если ты и Блэк анимаги, значит, Поттер и Люпин тоже! — заметно волнуясь, неожиданно громко возликовал он, сопоставив известные ему факты. — Ты просто никак не мог освоить анимагию самостоятельно, а Блэк вряд ли стал бы тебе помогать. Вот чёрт! — разволновавшись и утратив своё хвалёное спокойствие удава, Блэр раскраснелся и, не контролируя себя, запустил руку в старательно расчёсанные утром волосы, тут же став похожим на взрослого себя — не внешне, но горящим в глазах безумным огоньком. Только если у явившегося из будущего Блэра это было именно безумие и толкавшая его на ещё большие безумства скука, то у Райдена нынешнего это была зависть — чёрная, яркая, незамутнённая, искренняя в своём проявлении.

Хотя это ведь сейчас им, Мародёрам, семнадцать — да и то не всем, а значит выходит, что анимагами они стали ещё раньше. Немыслимо!

И это гриффиндорцы, которые большую часть своего времени тратили на ерунду вроде разбрасывания бомб-вонючек и затравливания сокурсников-слизеринцев!

— Молодец, Петтигрю, Тёмный Лорд, без сомнения, будет очень тобой доволен. Главное продолжай его так же радовать, — всё-таки взял себя в руки слизеринец, пригасив разгоревшееся в глазах пламя зависти. — Так в кого, говоришь, они все превращаются? Блэк, Поттер и Люпин?

Питер и рад был бы не рассказывать — выдавать Джеймса и Ремуса, хоть те в последнее время и отдалились от него, в его планы не входило, а болтать о том, что последний вообще оборотень и вовсе было излишним.

— Блэк — в собаку, Джеймс — в оленя, а Люпин — в волка, — всё же рассказал он, дав слабину под направленным прямо на него, а не вскользь, как обычно, взглядом зелёных глаз.

— Вот как, — хмыкнул тот, наконец, отворачиваясь, — просто семейство собачьих какое-то получается. Интересно, как они с Поттером общий язык найти сумели, он же травоядный выходит. А собаки волков вообще не любят. Странно, — пробормотал себе под нос Блэр, не прекращая удивляться и поставив себе на заметку порыться в литературе по анимагии, чтобы разобраться в нарисовавшихся несостыковках.

У Блэра теперь было над чем подумать, прежде чем донести эту мысль до гениальной головы его господина и повелителя, а у Питера теперь было чуть больше времени, чтобы выяснить как ему проникнуть в кабинет Альбуса Дамблдора.

Никто из них двоих так и не узнал, что у их разговора, не предназначенного для чужих глаз и ушей всё же был один свидетель. Лгущая — но лишь в одном — Карта Мародёров.

— Ну что, нравится? — встав с земли и отряхнув подобранную мантию, неожиданно обернувшись спросил Райден.

— Что именно? — не понял Питер.

— Чувствовать себя значимым, конечно же. Хотя хлопотно, наверное, — напоследок улыбнулся тот и не спеша побрёл прочь — ответить Петтигрю всё равно было нечего.

Да, это было божественно.

* * *

Сириус страдал. И, как и многое другое, делал он это красиво, живописно, почти с королевским достоинством развалившись в кресле. Картину не портили даже крошки от печенья на рубашке и обивке сиденья.

Наблюдающему за этим «театром одного актёра» Джеймсу почти виделись мальчики-пажи с опахалами из павлиньих перьев за спиной Его-Высочества-Блэка, и изящные женские пальчики, подносящие к тонким губам повелителя упругие виноградины. Непременно сладкие, Сириус кислятину терпеть не мог: то-то он постоянно на кухню тайком мотался за сладеньким.

Итак, забросив ноги на подлокотник кресла и откинув с высокого, искажённого мучительной гримасой чела довольно сильно отросшую чёлку, Сириус страдал.

Вот только, во избежание неверного впечатления, следует уточнить, что страдал он отнюдь не от головной боли, а от избытка внимания.

Гриффиндорцы, прежде так дружно отвернувшиеся от ставшего слизеринцем товарища, сейчас обступили его плотным кольцом, вразнобой забрасывая вопросам о слизеринском житье-бытье.

И Сириус, которому, можно подумать, мало этого было в Слизерине, забыв о лицемерии друзей, купался в лучах славы, с улыбкой отвечая на все их вопросы.

Джеймс зверел, глядя на это, потому что этот человек был кем угодно, но уж никак не Бродягой. Да, ничего не поделаешь, Сириус был Блэком — он родился им и вырос, воспитанный как будущий глава своего рода, а Слизерин отточил его, как старик-ювелир не огранённый алмаз, сделав его совершенным и исправив все изъяны.

Очень хотелось подойти и врезать прикрывавшемуся маской Бродяги Блэку, снова сорвать этот тонкий как целлофан слой гордого аристократа и показать всем его истинную натуру.

— Похоже, ему весело, — подал голос подошедший и оставшийся стоять рядом Ремус. Джеймс бросил на друга удивлённый взгляд — неужели не видит? — но тот смотрел на Сириуса, а не на него, и это осталось незамеченным.

Неужели никто этого не видит?

А Ремус? Он тоже не видит, или просто притворяется?

— Не думаю, что за его нужно волноваться, — всё же прочёл что-то на его лице Люпин. — Ты же знаешь Сириуса, он последний кто на это поведётся.

— Да уж, — неуверенно протянул Джеймс, глядя, как предмет их разговора заливается лающим смехом, вторя хохочущим над его ответом однокурсникам-гриффиндорцам. До Джеймса вдруг донеслось произнесённое кем-то имя Снейпа — ну как же иначе, Сириус-то с Нюниусом неплохо сдружился, странно было бы, если бы это никого не заинтересовало, — и с красивого лица сразу же слетело всё веселье. Блэка разве что не перекосило при этом, и вот это как раз и было интересно. Эх, у Алекса бы спросить, но эти двое как были на ножах, так ничего и не изменилось, несмотря на все старания Мародёров.

— Эй, Бродяга! — окликнул он помрачневшего друга и тот, разогнав в стороны столпившихся фанатов, вопросительно уставился в ответ.

— Чего тебе, Сохатый? — наверное, у Джеймса невесть с чего разыгралась паранойя, потому что ему показалось, что это мародёрское прозвище сейчас в первую очередь предназначалось не для него, а для слушающих их гриффиндорцев.

И верно. Заслышав, как бывшие друзья, бывшие враги общаются друг с другом, те одобрительно загудели. А Джеймс задался вопросом, где в такое время носит Питера. В последние дни Петтигрю стал каким-то уж слишком рассеянным: у него буквально всё валилось из рук — даже волшебная палочка, а прежде неплохо дававшиеся заклинания теперь получались всё хуже и хуже. Питер, магглорожденный волшебник, неуклюжий толстячок, каким он когда-то был, был таким же лицемером, как и Сириус. Но если Блэк таким образом берёг гордость и честь семьи, от которой он когда-то отказался, то как Питер, для которого они сделали так много, мог с ними так поступить?!

Как ни пытался, Джеймс не мог этого понять. Да ещё ко всем странностям теперь добавился и Снейп. Поттер не знал, хотя и очень хотел, чтобы его, наконец, посвятили в суть происходящего, — что такого случилось, из-за чего эти двое вели себя так же, как они с Сириусом в худшие дни после Ссоры.

Ну, на поведении ни того, ни другого это не отразилось, просто для Сириуса его слизеринский приятель будто враз перестал существовать, хотя, — Джеймс видел, — с другими слизеринцами он общаться не перестал. А значит, дело было куда серьёзнее, чем он поначалу подумал.

— Ну так чего тебе? — когда Джеймс не ответил, не став орать на всю гостиную, Сириус перебрался поближе сам.

— Подумал, что тебе нужна помощь, — хмыкнул Поттер, глазами указав на рассредоточившихся и занявших наблюдательные позиции в разных углах «фанатов».

— Что поделать, — растянулся в тщеславной улыбке Сириус. Народ меня любит.

— Народ жаждет хлеба, крови и зрелищ, — резко отрезал Джеймс, тем самым немало удивив друга.

— Сохатый? — неуверенно склонив голову набок и понятия не имея о причинах странного поведения Джеймса, оторопел тот. — С чего это ты?..

— А, неважно, — потерев переносицу с едва заметным следом от постоянного ношения очков, скупо отмахнулся от него Поттер. Блэк остался недовольным его ответом, но вида не подал, хотя чувствовал, что сказать тому хотелось нечто иное.

Всё-таки что-то ушло, потерялось по пути, — доверие, быть может? Недаром Сириус, даже зная о том, что Джеймсу известно о Метке на его плече, ни слова не сказал о своих пожирательских деяниях. Джеймсу оставалось только надеяться и не думать, что, возможно, было что-то такое, о чём Блэк не хотел — или боялся — ни рассказываться им, ни вспоминать самому.

Сириус поджал губы, глядя на отвернувшегося Поттера и, во внезапной вспышке причудливо переплётшихся обиды и злости, резко дёрнув того за руку, потащил за собой, проигнорировав удивлённое восклицание Ремуса.

— Пойдём поговорим, — прорычал он человеческим голосом и Джеймсу не оставалось ничего кроме как последовать за ним.

Слизеринец, по старой памяти решив, что непредназначенное для чужих ушей лучше обсуждать в защищённом месте, направился к лестнице, ведущей к спальным комнатам.

— Помнишь хоть ещё куда нам? — полюбопытствовал из-за его спины Джеймс, подстраиваясь под широкие шаги друга.

— Это не я из нас двоих страдаю склерозом, если ты не забыл, — всё ещё немного злясь, не поворачивая головы огрызнулся тот и, дойдя до нужной двери, не заморачиваясь, пнул её. Привычная к этому дверь капризничать не стала, не видя разницы между гриффиндорцем и слизеринцем, и впустила их обоих.

Оказавшись внутри Сириус отпустил руку Джеймса, шагнул к некогда своей кровати, но садиться не стал. Сложил руки на груди.

— Джеймс, что происходит? — прямо, без увёрток и не оставляя шанса увильнуть — одно дело умолчать и совсем другое солгать вновь обретённому другу в лицо, Джеймс видел между этим разницу, — спросил он.

— Это ты мне скажи. С каких это пор ты превратился во всепрощающего глупца? — даже в очках с чего-то щуря глаза, процедил сквозь зубы Джеймс. — Да на то как ты лебезишь с ними смотреть противно! С чего вдруг такие резкие изменения? Раньше ты терпеть не мог, когда к тебе подлизывались, а сейчас сам делаешь то же самое! — под конец он всё же не выдержал — первым перешёл на повышенный тон. Они с Сириусом не часто разговаривали так откровенно — не было нужды, разве что в самые важные в их жизни моменты, какими были побег Сириуса из дома и открытие секрета Ремуса. Были и другие, но эти потребовали от них самой большой откровенности. И сейчас, по-видимому, тоже, только у Блэка опять не было никакого желания помогать другу. Джеймс на миг пожалел, что позволил тому утащить себя из гостиной, не прихватив с собой Ремуса — группа поддержки ему бы не помешала.

— Ну так что? Будешь отвечать? Какие блохи на этот раз тебя кусают? Сириус!

Казалось бы всё. Джеймс подошёл к той черте, после которой должен был последовать взрыв, но вместо этого сумрачное в начале разговора лицо Сириуса вдруг разгладилось и посветлело. Джеймс удивился этой реакции — блох он упомянул не просто так, рассчитывая, что это выведет Блэка из себя и тот проболтается о причинах своего нестандартного поведения.

Блохи были проблемой любого шкурно анимага. Наверное, они и МакГонагалл тоже одолевали, но Сириусу они портили жизнь как никому другому. Достаточно вспомнить их с Мародёрами фокус, когда они просто так подсадили на Бродягу несколько кусачих экзотических блошек, не позаботившись узнать подробности и особенно этого вида. К вечеру Сириус выл человеческим горлом, не в силах остановиться и не прекращая обгрызенными ногтями полосовать своё тело. Друзья, сами вне себя от испуга и вины, пытались помочь, но смогли только вырубить его, когда Сириус принялся за лицо. Уж шрамы на своей смазливой физиономии он им точно никогда не простил бы.

То был третий курс и самая напряжённая ночь в их жизни, когда обездвиженный Сириус плакал в подушку, не в силах пошевелиться и хоть как-то уменьшить всё нарастающий зуд, а Ремус лихорадочно листал страницу за страницей в поисках способа избавить друга от питавшихся его кровью тварей.

Джеймс делал всё что мог, но, увы, всё чем он мог помочь — это по одиночке выискивать почти незаметных блошек и давить их, давить, и давить между ногтей.

Было ещё много таких случаев — забавных и опасных, и сами они тоже друг у друга немало крови выпили — в переносном смысле, конечно же. Да и у Джеймса с его анимагической сущностью было немало конфузов — хоть и не таких болезненных, как у Сириуса и Питера, тем было куда более не просто, чем ему самому.

Питера, к примеру, однажды сцапала миссис Норрис и ему удалось уцелеть лишь потому что Сириус, вовремя услышав мышиный писк, бросился обратно на подмогу уже болтавшемуся в зубах другу.

Джеймс незаметно поморщился — не хватало ещё чтобы Сириус принял это на своё счёт, — поймав себя на том, что с удовольствием вспоминает тот случай вместо того, чтобы сожалеть о том, что Бродяга тогда успел вовремя, буквально отвоевав у кошки её законную добычу.

Питер. Ещё один ключевой игрок, о котором они с Ремусом пока не заговаривали с Сириусом по совету Алекса. Тот считал, что с Блэка станется попросту прибить крысёныша, и Джеймс, припомнив их первую встречу с Уайтом и его реакцию на Петтигрю, был с ним согласен.

Сириусу об этом знать не стоило. Достаточно, что тот был в курсе общих черт дела, а подробности... ни к чему они. Только вот как бы от его незнания не стало хуже... Хотя Сириус всегда недолюбливал, если не презирал Хвоста, так что вероятность того, что он стал бы делиться с тем наболевшим была невысока. А вообще, так это было просто смешно — предполагать такое.

Возможно, Алекс ошибался, и не стоило это скрывать, а, возможно, было что скрывать и Сириусу, и именно поэтому они никак не могли нащупать верный путь к прежним отношениям.

И всё-таки Джеймс и Сириус по-прежнему были «на одной волне», даже сейчас мысля почти об одном и том же и разрываясь между одним и тем же решением.

Возможно, промолчать было умнее. Возможно, одному из них не стоило знать всей правды.

Сириус покосился на дверь и, наконец, приняв окончательное решение, потеснил Джеймса, и твёрдой рукой щёлкнул замком, заперев дверь и тем самым активировав антизвуковой полог.

Поттеру его резкие, немного дёрганые движения сказали даже больше, чем его поступки. Сириуса всё же пробило на искренность и разговор, ради которого Джеймс долбал его, как баран новые ворота, обещал быть серьёзным, — и таким, какой не стоит слышать тем, для чьих ушей он не предназначен. Поэтому, прежде чем Сириус собрался с духом и отрыл рот, Джеймс почти не прикладывая никаких усилий, обновил уже давно истончившийся — одна только видимость наличия — антизвуковой полог.

— Теперь говори, — строго предупредил-потребовал он, потому что смотреть на мявшегося, как девственница перед первой брачной ночью, Сириуса было и ново, и непривычно — не то, к чему он хотел бы привыкнуть. Ему хотелось, чтобы тот, другой, его — их — Сириус, наконец, вернулся и остался.

— Это насчёт Питера, — через силу выдавил тот, сдерживая себя, чтобы сразу не сказать большего. Или чтобы не сорваться — будто ему было известно то же, что и Джеймсу, или — то, чего он ещё не знал. О Питере. То, чего не знал даже Алекс. Только вот вряд ли бы Сириуса стала так угнетать весть о предательстве Хвоста. Он пришёл бы в ярость — как Алекс, — а остыв, просто и хлёстко бы сказал, что ничего иного от этой крысы нельзя было бы и ждать. Было что-то ещё.

— И? — терпеливо подсказал Джеймс. Тащить из набычившегося Сириуса каждое слово словно клещами ему совсем не улыбалось: с Алексом они — в смысле за компанию с Люпином — этот этап уже давно прошли, когда, то и дело подливая ему огневиски, выспрашивали у того подробности их будущего.

Не в смысле «пришёл, увидел, убежал искать Питера», а ПОДРОБНОСТИ.

На следующее утро они на пару с Алексом расплачивались жесточайшим похмельем, и, слушая постанывающего в той же тональности Джеймса, тот чувствовал себя отмщённым.

Ремус и не подумал помогать — из них троих лишь он всё время оставался трезвым, — заявив, что жертва здесь Алекс и отрезвляющее заклинание использовал только на нём одном. Джеймс страдал дольше — помогать ему и тот, и другой отказались, а Лили без всяких иносказаний прямо заявила, что «поделом ему». Джеймс мучился до тех пор, пока не нашёл сохранившуюся со времён их совместных посиделок заначку, однако и после этого жизнь не стала казаться безоблачной. Как и предупреждал Алекс, в их жизни было слишком много вещей, о которых было бы лучше не знать.

— И Снейпа, — с той же неохотой и сдержанной яростью отозвался Сириус. — Эти двое неплохо спелись на почве общей ненависти к нам.

Вот оно. Если правда — да не стал бы Сириус ему лгать! Только не ему! — то этот как раз то, о чём Алекс не знал. Не знал, но боялся этого, хотя и предположить не мог даже, какими должны быть обстоятельства, при которых Снейп и Петтигрю могли бы начать сотрудничать.

— И как же так вышло? — растерянно произнёс вслух Джеймс. — Вы же, вроде как, друзья? — не то чтобы его это радовало.

— Вроде как, — согласился Сириус без всякой охоты. — Друзья.

Он сам так уже не считал, понял их его слов Джеймс. Теперь почти всё стало ясно, по крайней мере объяснение сумрачной физиономии Блэка точно нашлось. Сириус мог многое простить друзьям, да и то только лишь удовлетворившись результатами свершившейся мести, но предательство — никогда. А то, во что слизеринец втянул Хвоста, очевидно, было слишком серьёзным, чтобы это можно было простить.

— Ты расскажешь?

Идиотский вопрос, о да.

Сириус посчитал также. Во всяком случае, гримаса у него была очень выразительная.

— Ну а что я, по-твоему, тебя сюда притащил? — озадачился он. И тут же мерзко ухмыльнулся. Гадюка. — Миловаться в другой раз будем, уж прости, что разочаровываю, — и примолк, ожидая то ли ответа, то ли реакции. Наблюдая. Джеймс его не разочаровал — ответил он тоже не сразу, переваривая услышанное, а как понял, что ему было предложено — в шутку ведь, правда? — так его так перекосило, что даже мать с отцом сразу бы не узнали.

Шутка. Всего лишь — не больше, не меньше — ответ на злобные подколки слизеринцев. Им тогда было четырнадцать, а что взять с подростков? Джеймс уже тогда пускал слюни, заглядываясь на стройные ножки одной рыжеволосой девчонки, а Сириус вкушал плоды своей неотразимости. Однако же ни то, ни другое не помешало кому-то из слизеринцев распустить весьма гнусный слушок об их куда более чем просто дружественных отношениях.

Сначала они огрызались и били морды. Потом вызывали на дуэли, непременно оканчивающиеся для кого-то визитом в Больничное крыло — причём чаще всего пострадавшего несли туда его секунданты. Но — не помогало. Слизеринцы — хитрые твари, знали, что силой и кровопусканием слухи не остановить, а вскоре поняли это и Мародёры. И придумали План. Совершенно безумный в своей гениальности, так что не было ничего удивительно в том, что он был целиком и полностью заслугой Сириуса. Джеймсу такое могло придти в голову, но лишь после порядочной бутылки огневиски, а в четырнадцать они баловались ещё только сливочным пивом.

С тех пор они стали ещё ближе друг другу — Джеймс даже согласился ради пользы задуманного дела на некоторое время прекратить преследовать Эванс («Я её не преследую! Я же не виноват, что у нас одни и те же лекции и живём мы в одной башне!» — «То есть ты не из-за неё меня на Маггловедение затащить пытаешься?»). Сириуса это почти растрогало, по-крайней мере он честно продержался целых три минуты, пока Джеймс рассказывал на какую жертву он готов пойти, и лишь потом позволил себе разрыдаться от смеха. Джеймс обиделся, так что изобразить парочку рассорившихся в пух и прах влюблённых им не составило труда, а уж как затаённо вздыхал Большой Зал, когда Поттер и Блэк («Да говорю тебе точно, они тайные любовники» Об этом все знают!» — не очень тихий шёпот из-за стола Пуффендуя) решили остаться всего лишь друзьями. Женская половина тогда просто рыдала от счастья.

— Не шути так больше, — наставив палец на друга, предупредил Джеймс, зная, что всё равно ухмыляется в ответ. — У меня теперь есть девушка, так что обойдёмся без прелюдий.

Сириус с умным видом кивнул.

— Перейдём к главному.

— Упаси тебя Бог ляпнуть что-то вроде этого при Лили, — только вздохнул обречённо Поттер, решив, что бороться с тупостью это заранее проигранная битва. Да и разве возможно противостоять Блэку, когда в серых в этом освещении глазах пляшут те самые памятные черти.

Сириус в свою очередь решил не ставить друга в неловкое положение — как милосердно с его стороны, не правда ли? — и не рассказывать, что Эванс однажды и сама тот ещё номер отколола.

Джеймс тогда был пьян и преспокойно дрых, свернувшись калачиком в кресле, милуясь во сне с развратницей Эванс, а вот Сириус разнообразия ради ещё соображал, поэтому и открещиваться от нападок Эванс реальной пришлось ему.

— Знаешь, Джеймс, наверное, всё-таки нужно позвать Ремуса, — тихо предложил Сириус, когда подначивающая ухмылка сошла с лица Поттера. — Сами мы это дерьмо не разгребём.

Джеймс был с ним согласен, но с одним небольшим дополнением.

— Может, тогда и Алекса?

— Не в моём присутствии, — отверг его предложение Сириус, но, надо сказать, он всё же немного раздумывал над этим вариантом. Увы, неприязнь победила здравый смысл.

Ремуса уговаривать и не пришлось — стоило Джеймсу только шепнуть, что Сириус знает что-то о Питере, как тот сразу же отговорился от других таких же ботаников как он и, провожаемый завистливыми взглядами, последовал за другом. Сириус спускаться не стал: то ли хотел собраться с мыслями наедине с собой, то ли не желал будоражить гриффиндорцев своим появлением.

Когда Люпин вошёл — сразу после Джеймса, они лишь обменялись взглядами и Сириус медленно, с частыми паузами — по новой обдумывая всё, что он напоследок узнал от Северуса, — а не захлёбываясь собственным гневом, принялся за рассказ. Месть — это блюдо, которое следует подавать холодным. Это он узнал ещё в детстве. Слизерин закрепил некогда выученный урок.

Спустя примерно час все трое чувствовали себя выжатыми досуха тряпками — не только Сириус, но и слушающие его Джеймс и Ремус. Молчали долго — не хотелось ничего говорить, да и что можно было сказать? Мерзко. Противно. Тошно. От самих себя и от других. Тишину решился нарушить Люпин, когда молчание стало уж слишком тягостным и удушающим.

— Бродяга, — прозвище вырвалось легко и непринуждённо, впервые с тех пор как Блэк и Поттер пожали друг другу руки, — я ещё пожалею, что спрашиваю об этом, но какого чёрта ты устроил то представление в Большом Зале? — чувствуя пробиравшую до костей ледяную дрожь, спросил Ремус. — Ты ведь должен понимать, что если Снейп тебя сдаст Волан-де-Морту, тебя убьёт кто-нибудь из своих же! Слизеринцев, — добавил он, заметив, как напрягся собравшийся опротестовать его слова Джеймс, упрямо настаивавший, что Блэк гриффиндорец.

Люпин был практичнее.

— А Мерлин его знает, — пожал плечами тот, непосредственно кому и был задан вопрос. — И не говори, что я идиот. И сам понял, только поздно, — добавил Блэк, поочерёдно глядя на друзей. — Лучше скажи, что теперь делать будем.

— Явно, что ты понял это только сейчас. Поздно спохватился, теперь всё зависит лишь от Снейпа.

— А если попросить помощи у Дамблдора? — наконец озвучил ещё не высказанную никем мысль Джеймс.

— Ага, — хмыкнул Сириус. — Я его уже как-то Попросил, помнишь? Мне ещё только предстоит расплачиваться, а ты в то же дерьмо влезть собираешься? Не пойдёт.

— Нет, если подумать, то Сириус прав, — невесело проговорил оборотень, плюхаясь на кровать рядом с Поттером. До этого он нервно вышагивал по комнате — от кровати к не зашторенному окну и обратно. — Даже если мы и расскажем директору про Пита, придётся и про анимагию рассказать. Если он уже не знает, — и внимательно уставился на Блэка. Тот покачал головой.

— Я что, в самом деле, так похож на идиота, чтобы раскрыть свой единственный козырь?! — не утерпел Сириус, вновь не сдержавшись под подозрительным — не доверяет или просто подозревает что-то? — взглядом друга.

Ремус, якобы удовлетворившись полученным ответом, кивнул и тут же легко, плавно, ненавязчиво наступая на больную мозоль, спросил: — Скажи, Сириус, а Снейп знает о том, что ты — анимаг?

А нотки в голосе, как у Дамблдора отеческие, всепрощающие. На заданный таким тоном вопрос — хочешь — не хочешь, а ответишь. Максимально правдиво. Из таких, после обучения, выходят хорошие — лучшие из лучших — учителя и дознаватели.

Вот и Сириус обречённо закрыл глаза. Об обстоятельствах того, как Снейп сделал это открытие, он вспоминал уже дважды за этот день, но делиться ими с друзьями... О случившемся тогда во всех деталях знал только Снейп, и Сириус надеялся, что тому хватит ума шантажировать его этими сведениями, но молчать.

— Знает, — хрипло выдавил он, не отводя взгляда.

Джеймс кивнул, получив наконец ответ на свои мысли — он в общем-то в нём и не сомневался, иначе с чего бы тот так нервничал и бесился из-за того, что узнал о сделке Питера и Снейпа. Ведь не предательство Петтигрю его так взбесило, а он ещё и об остальном не знал. И, наверное, Блэк и сам не смог бы сказать, чего в его метаниях больше — гнева или разочарования. Зато это видел и понимал Джеймс, — куда лучше него.

Тот вдруг выругался, в одной фразе смешав с грязью покрытые вековой пылью имена Мерлина и Слизерина. Сила привычки, не более, — будучи слизеринцем тот по-прежнему изрыгивал ругательства в адрес основателя своего факультета, а не гриффиндорского.

— Что?

— Дамблдор может об этом знать. Он занимался со Снейпом окклюменцией и если тот хоть раз не удержал блок... Вот чёрт... — поддавшись порыву, Сириус запустил было пятерню в стянутые на затылке резинкой в хвост волосы, но быстро опомнился и во избежание соблазна повторить причёску Джеймс, спрятал руки в карман. Так было не видно, что они дрожат.

— Окклю... чем? — вылупился на него Поттер. — Что это за хрень? — и повернул голову в сторону Люпина в ожидании, что тот сейчас всё понятно растолкует, короче, сделает как обычно. Однако тот проигнорировал столь пристальное внимание к своей персоне, а когда Джеймс понял, что пояснения, — о Боги! — не будет, неловко поёжился под его удивлённым взглядом.

— Это... э-э-э... Вау, — озадаченно выдал он. — Бродяга, придётся тебя взять на себя функции нашего, оказывается, не-всезнайки.

Сириус сдвинул брови, потёр подбородок, вздохнул и с деловитым видом пустился в объяснения. А ведь объяснить то, что и сам не понял даже после второго раза — не просто дело. Пришлось поднапрячь память. Хорошо, хоть с этим проблем у него не было, иначе пришлось бы туго.

— Окклюменция — это область магии, изучающаяся способы защиты сознания от постороннего влияния и проникновения извне . Короче, кто-то может, а кто-то нет.

— Ты — можешь?

Сириус на миг замялся.

— Я — нет, но Дамблдор говорил, что у меня откуда-то автоматический блок, или что-то в этом роде.

Про то, что директор в связи с этим упоминал Алекса, он решил промолчать. Лучше не поминать всуе. А то явится. Хуже чем Волан-де-Морт из-за угла.

— Они этим занимаются на случай, если Лорду взбредёт в голову пошарить у Снейпа в мозгах. Так что теперь тому не прост будет заняться любим делом. Дамблдор говорил, что те, кто в полной мере овладел окклюменцией, умеют блокировать чувства и воспоминания, изобличающие ложь, и могут говорить ему неправду, не опасаясь разоблачения .

— Вот же, — выдохнул, выслушав его, Джеймс, — и Нюниус добровольно вызвался заниматься этой мутью? Вот псих, хотя и круто... я бы не отказался узнать, о чём думает Лили, — расплылся он в улыбке блаженного. Сириус ограничился понимающей и оттого откровенно пошлой ухмылкой.

— Явно не о том же, о чём и ты, — развеял грёзы дорогого друга Ремус. — К тому же, о психах, разве не вы три года бились, чтобы стать анимагами? У него хотя бы причина уважительная, а вы просто дурью страдали.

Сириус скривился.

— Фу, Джеймс, как ты можешь думать о таком в присутствии святого Люпина? Небеса покарают тебя!

— Побольше пафоса, Бродяга, пафоса.

Ремус смотрел на них во все глаза так, будто перед ним разверзлись воды Красного моря**, хотя, казалось бы, уж у кого, а у него иммунитет к их клоунаде был стопроцентный.

Но в этот раз он не выдержал и когда он заговорил, в его голосе отчётливо слышались истерическое нотки. С учётом обстоятельств, его можно было понять.

— В-в-вы!.. Да как вы можете кривляться в такое время?! — Ремус и сам, без подсказок чувствовал, что на грани позорной истерики и после всего он сам же и удавится от стыда, но сдерживаться, глядя на спокойные и даже весёлые лица друзей, больше не мог. Плотину прорвало.

— Т-ты! — бесцеремонно ткнул он пальцем в Сириуса, взирающего на него с таким же ошарашено-испуганным выражением лица что и Джеймс. — Ты всю эту кашу заварил и втянул нас в свои дела! Вот ты и будешь их расхлёбывать! Джеймс!

Такого Люпина никто из них ещё не видел и, шокированный открывшейся в друге стороной, Джеймс торопливо подтвердил сказанное оборотнем.

Сириус тоскливо покосился в окно, — на луну, но всё небо было затянуто тучами и кроме черноты ему не удалось ничего разглядеть. Он давно уже перестал следить за лунным календарём и изрядно выпал из графика, но поведение Лунатика наводило на мысль, что полнолуние не за горами, а значит снова — хлёсткие удары низких ветвей по морде, сбившееся от быстрого бега дыхание, больно вцепившиеся в шкуру на холке чужие зубы и острый запах свободы и хвои, забивающийся в нос и ещё долго потом, даже в человеческом обличье, не дающий дышать полной грудью...

— С Уайтом разговаривайте без меня, — немедленно отрезал Сириус и для большей убедительности скрестил руки на груди — «тащите силком, а сам не пойду», вот о чём говорила его поза.

— Хотите рассказать ему обо всём — валяйте, а я якшаться с этим убийцей не буду.

— Что ты... имеешь в виду? — испуганно промямлил тут же Ремус. — Ты же говоришь о самом себе!.. И Алекс аврор, а не Пожиратель!..

— Нет, Лунатик, — зло скривив губы в искусственной улыбке, протянул Сириус. — Я говорю о Уайте. Хватит уже притворяться и делать вид, что мы одинаковые. Может, он — это я, но я — ещё не он, и им уже никогда не стану. Пора вам это уже понять и перестать пихать нас в дружеские объятия друг друга. Особенно тебе, Джеймс. Хочешь чувствовать себя виноватым — замечательно, твои проблемы, но для твоего же блага советую: сними его уже с пьедестала и посмотри на него как на реального человека, а не на того, кем я мог бы стать!

Горло жгло и царапало каждое слово, а Сириус больше не мог остановиться. Нарочно Ремус сказал это именно так или просто к слову пришлось, безо всякого умысла, но Сириус будто в прорубь окунули. Алекс, видите ли, не Пожиратель Смерти! А он, Сириус, увы, да! И они об этом знают, так зачем же напоминать об этом и ему?! Или же совесть заела, мол «были бы мы рядом, этого бы не произошло». Так его-то тогда зачем, за что мучить?! За ТО?!

Так ведь он и сам себе покоя не даст... Снейп, по крайней мере, понимал и потому молчал, никогда не предпринимая ни одной попытки поговорить. Воспоминания о мерзавце только подлили масла в огонь, грудь сдавило. Больно...

— А он вам так и не сказал? — наклонив голову, чопорно произнёс он. — Ну на-а-адо же, како-о-о-ое доверие... Вы к нему со всей душой, а он молчок.

— Сир, — жёстко оборвал его Джеймс. — Не тяни.

Блэк бы и дальше молчал, издеваясь над натянутыми нервами друзей, но он и сам хотел узнать — увидеть — их реакцию на это: Алекс, их дорогой повзрослевший Сириус, — и убийца. Может быть, если простят Уайта, то когда-нибудь, если он решится рассказать...

Сириус снова улыбнулся, но теперь уже иначе — злой, жестокой улыбкой. Так он улыбался глядя, как под чарами Мародёров корчатся слизеринцы, выблёвывая на начищенный до блеска пол дождевых червей или улиток. А уж как он радовался, когда одним из этих слизеринцев по стечению обстоятельств оказывался Нюниус... Не описать словами. Нюниус, который, зараза, именно сегодня никак не шёл из головы.

— Сейчас, сейчас, не гони лошадей, Сохатый, всё я вам расскажу.

День потрясений, верно, Джейми?

— Ты ведь как-то видел моего отца, Сохатый? Разве они с Уайтом не похожи как две капли воды, ну прямо один в один, братья-близнецы. А теперь скажи, зачем Тёмному Лорду могла понадобиться смерть Ориона Блэка, если тот не был никак связан ни с ним, ни с Авроратом, ни с Орденом, — прищурился Сириус.

Немало времени прошло со смерти отца, и разговоры о нём уже давно не причиняли той боли что прежде, лишь слабые отголоски щемящей тоски по жаркому камину в кабинете отца, статной, несмотря на возраст, фигуре в кресле и о нём самом, виновато замершем под направленным на него требовательным взглядом.

Скажи же что-нибудь, Джеймс.

— Бродяга, ты ведь по собственному опыту знаешь, что Волан-де-Морт — самый настоящий псих! Кто знает, чем он думал, когда отдавал приказ! Если он вообще имеет к этому отношение! Мало ли у такого чистокровного аристократа, каким был твой отец, было врагов? Да его кто угодно на том балу отравить мог! — парировал Джеймс, явно намереваясь отстаивать невиновность Уайта до последнего.

Столько, сколько сможет.

Столько, сколько Сириус ему позволит.

Не долго.

А ты ведь не дурак, Джейми, дураку не удалось бы собрать и удержать такую разношёрстную компанию как Мародёры. И не твоя вина в том, что конец четвёрки Мародёров оказался именно таким. Ты не дурак, Джеймс, и потому ведь уже всё понимаешь и рот бы мне заткнул, если бы мог, — только лишь бы не слышать этого вслух.

А Джейми и в самом деле не дурак. Сириус прав, Сириус его знает: так хорошо, как только может лучший друг — слишком хорошо, куда лучше, чем ему сейчас хотелось бы.

Джеймс — и выбить бы из головы Сириуса это новоявленное издевательское «Джейми» — не дурак и да, он видел и потому знает, как выглядел Орион Блэк. Потому-то лицо Алекса и казалось ему таким знакомым с самой первой их встречи. Не потому что он видел сходство с Сириусом — сходство, которого почти нет, поэтому никто, кроме Ремуса и не понял кто такой Алекс Уайт. Да и тот сделал своё открытие случайно.

Джеймс не дурак, но он не хочет думать, знать то, к чему подталкивает, ведёт, как собака-поводырь слепого, Сириус. Ну может же он хоть раз в жизни побыть эгоистом? И почему Сириус хоть раз в жизни не может им не быть?

— Сириус, а ты не думаешь, что, возможно, и у Алекса есть то, о чём он не хочет рассказывать? Ты ведь тоже не всем с нами теперь делишься? — хмуро произнёс гриффиндорец, сжав губы с такой силой, что заныли скулы. Он не имел в виду ничего такого, просто пытался «перевести стрелки» проверенным временем способом, но тот вдруг закаменел, замер посреди комнаты, безжизненным изваянием маяча на фоне тёмного окна.

— Есть вещи, которые лучше не знать, Сохатый. Ты уверен, что хочешь, чтобы я вам о них рассказал? — не отмирая, разлепил враз пересохшие губы Сириус. Злость пропала, оставив после себя пустоту и лёгкую дрожь в руках.

Невозможно дать на это однозначный ответ. Джеймс не хотел знать о том, как на самом деле умер Орион Блэк — ему не было до этого никакого дела — и как в этом замешан Алекс и нет, он не хотел и боялся услышать то, отчего так вымерзало и вымораживало взгляд Сириуса. Не хотел, но должен был — сколь бы страшно не было то, что он мог услышать, потому что откажись он сейчас, скажи «нет» или промолчи, и Сириус больше никогда не доверится никому из них.

— Да. Уверен, — твёрдо выдохнул он, и Сириус разом обмяк — опустились плечи, сгорбилась спина — уставший старик.

— Хорошо, — Блэк лихорадочно облизнул сухие губы и нервно сглотнул. — Я расскажу вам о том, как Снейп узнал, что я анимаг.

* * *

Увы, Блэр оказался пунктуален как всегда — стоило дневным занятиям закончиться, а студентам разойтись в Большой Зал на обед, как он уже стоял у двери в личный кабинет Алекса ещё до того как тот сам туда добрался. Не то чтобы последний хоть в какой-то мере рассчитывал, что Блэр опоздает или вообще не придёт.

К вящему удовольствию Алекса, исподтишка поглядывающего на кривящееся в то ли брезгливой, то ли презрительной гримасе непривычно юное лицо, Пожиратель выглядел несколько потрёпанным — очевидно, что избежать школьных друзей-неприятелей нынешнего Райдена ему полностью не удалось.

Алекса так и подмывало поинтересоваться «трупы есть?». Вроде бы на мантии того крови не было: Алекс слишком хорошо знал, как тот предпочитал убивать, кинжал в грудь без всяких заклинаний, — но чем чёрт не шутит, мантия-то чёрная — крови на ней не видно.

— Всё прошло нормально? — крайне культурно поинтересовался он.

— Жертв не было, если ты об этом, — будто прочитав его мысли, весьма проницательно ответит тот. И демонстративно отошёл в сторону, чтобы Алекс мог не беспокоясь о его присутствии назвать пароль от своего кабинета.

Такая покладистость Блэру тоже была несвойственно тому Блэру, с которым он сотрудничал весь последний год, — а Алекс по себе знал, что Оборотное зелье меняет лишь облик и никак уж не черты характера. Тем более что и юный Райден послушным не был никогда — только выжидал, как паук. Или как Снейп. Одно и то же, у того и патронус наверное тарантул. Или летучая мышь — весьма распространённая версия была в своё время.

Пароль он прошептал едва слышно, будь дверь женщиной, можно сказать, даже интимно. Впрочем, можно было бы назвать и громче — всё равно менять пришлось бы, хоть отойди Блэр метров на сто. Не гарантия, что каким-нибудь образом не услышит. Уайт давно уже уяснил, что его добровольный союзник полон сюрпризов и таит в себе куда больше, чем значилось в его досье ещё когда сам Алекс был аврором, а Блэр числился пусть и живым, но беглым Пожирателем.

— Проходи, — не оборачиваясь, распорядился он, хотя нужды в том и не было: Блэр следовал за ним шаг в шаг, как привязанный.

Демонстрировать Блэру спрятанный в стене тайник, о котором даже Джеймсу с Ремусом не было известно, хотелось ещё меньше, чем впускать в свой кабинет.

Увы, но выбора, по закону подлости, у него не было.

Встав так, чтобы у Пожирателя не было возможности заглянуть через его плечо внутрь тайника — не хотелось, чтобы тот увидел вторую палочку, — и заодно так, чтобы тот не оказался у него за спиной, Алекс, проведя рукой по стене, снял охранные и иллюзорные чары.

Он не задумывался, как так у него получилось, но созданный им для второй волшебной палочки тайник внешне очень походил на самые современные сейфы современного маггловского мира. Алекс не задумывался и не знал — он-то их и в глаза не видел, а вот Блэру хватило одного взгляда, чтобы опознать знакомую вещицу.

Но ограничился он лишь коротким «О». Которое обернувшемуся при этом Алексу не сказало ровным счётом ничего, да и лица самого Блэра он не увидел — тот тут же отвернулся. Однако даже помыслить было невозможно, что сделал он это для удобства Алекса. Нет уж. Просто вон в ту, нет, чуть-чуть левее, зеркальную дверцу шкафа было видно куда лучше, чем если бы он заглядывал Уайту через плечо.

Отражение Райдена довольно ухмылялось ему ответ сквозь густую вязь заклинаний.

— Вот, — долго рыться в недрах созданного для одной-единственной вещи тайника не пришлось.

— Это и есть то, что я тебе прислал? — подозрительно оглядев протянутую ему склянку со всех сторон, спросил Блэр. Даже просмотрел её через свет, поганец!

Алекс поймал себя на том, что снова воспринимает Блэра как Райдена — всего лишь несносного пацана, едва-едва ставшего Пожирателем и ещё не обагрившего ни руки кровью, — и поспешно отвёл взгляд в сторону. Не хватало ещё проникнуться на этот раз и в самом деле искренним и потому таким детским изумлением, написанным на его лице.

А вот отворачиваться было бы неразумно — каким бы честным тот не выглядел, Алекс, не обладающий способностями к окклюменции, не мог поручиться, что его мысли столь же честны. Блэр был прекрасным актёром, это он уже знал и так, и именно поэтому Пожиратель был так опасен — куда опаснее всё того же тошнотворно незабываемого Снейпа. Старый слизеринец из одного с ними времени пусть и был мстителен и опасен сверх всякой меры, своей неприязни к союзникам и членам Ордена Феникса не скрывал, удерживаемый надёжным ошейником-улыбкой директора.

Интересно, и когда же предназначенные и ему отеческие улыбки Альбуса стали вдруг восприниматься именно так? И что это? Просто необъяснимый выверт сознания или просто вспомнилось то, с какой лёгкостью, даже не попытавшись выяснить истины, глава Ордена, которому все они верили безоговорочно, ни слова не сказал в его защиту, фактически собственноручно отправив в Азкабан. И то, что суда не было не оправдание. Алекс знал свою вину и не отрицал её, но думать не запретишь, а такие мысли слишком часто ведут к сомнениям.

Снейп Тёмного Лорда предал, а Блэр продал, так к чему же сомнения могли привести Алекса?

Сириус, Алекс — в пору запутаться — промолчал, хотя вот сейчас, в этот самый миг, чтобы заглушить собственные мысли, ему хотелось послушать чужие и спросить, узнать наконец, как же четырнадцать лет назад Блэр, будучи лишь несмышлёным мальчишкой, сумел не только выжить на той автотрассе, но и скрыться, надолго избежав внимания как Пожирателей, так и авроров.

Он знал — помнил чужой памятью — как слизеринец жил в своём тщательно лелеемом и оберегаемом мирке, но как он — чистокровный — смог быть счастлив ведя маггловский образ жизни для него всё ещё было загадкой. Ведь Райден Блэр — не Сириус Блэк или Джеймс Поттер.

То же происхождение, та же пресловутая «чистая» кровь в жилах, лишь воспитание — другое. Но так как же ему удалось то, с чем, окажись они в такой же ситуации, не смогли бы, возможно, справиться ни он, ни Джеймс. О, и Сириус тоже. Никто из них не смог бы принести в жертву магию, на столь долгое время безоговорочно отказавшись от неё. Алекс никогда не любил настолько самозабвенно, но спроси он об этом Джеймса, тот бы ответил иначе. А Блэр, до этого вообще не имеющий никакой связи с маггловским обществом, слился с ним, полюбил и его, и ту, что была неотъемлемой частью этого изначально чуждого ему мира.

Вместо этого Алекс спросил другое:

— За последние сутки ничего нового о планах своего хозяина не узнал?

Блэр сделал знак подождать и, запрокинув голову, опрокинул в себя весь пузырёк разом, ещё и дождавшись, когда оставшиеся на донышке последние капли сами упадут на язык.

Кадык судорожно дёрнулся несколько раз, когда он сглатывал, а затем слизеринец обессилено прислонился к столу за спиной.

Алекс тоже выжидающе замер — ему, по правде, был очень интересен процесс возвращения воспоминаний. Но ничего особенно не произошло: Блэр почти сразу выпрямился, хоть и продолжил опираться одной рукой о стол.

— Вот оно как, — глядя прямо на Алекса, но видя не его, загадочно произнёс он.

Уайт нахмурился. Резкое возвращение всё же не прошло для Пожирателя бесследно, наградив его явным нарушением координации — оставалось надеяться, что это ненадолго, — и расфокусированным, мало что сейчас воспринимающим мутным взглядом с полопавшимися от напряжения сосудами.

— Знаешь, наверное после Obliviate человек чувствует себя также, — снова непонятно произнёс Блэр, по-прежнему глядя мимо Алекса. Ну, уж на это-то тот ответить ему мог — сам испытал на себе действие какой-то аналогичной хрени. Которую, кстати, сам Блэр на нём и опробовал — что ж, пусть этого не сделал Алекс, зато мироздание, или что там ещё, определённо было на его стороне, раз так изобретательно и со вкусом отомстило за него.

Вот только как описать свои чувства и мысли, когда, вновь обретя себя, ты осознаёшь, что последние несколько дней ты был совершенно другим человеком? Ведь без воспоминаний о каком-либо поступке или событии, как-либо повлиявшем и определившем склад личности кто мы тогда?..

Алекс промолчал — он долго думал об этом после того дня как вспомнил кто он, но так ничего для себя и не решил. На тридцать седьмом году жизни можно было сказать, что Сириус Блэк в самом деле повзрослел. А ещё он не был уверен, что с Блэром стоит делиться своими мыслями, хотя и точно знал, что из всего его окружения только этот Пожиратель поймёт его, если он решит рассказать. Теперь — поймёт.

Но тут Блэр встряхнулся, наконец, выходя из ступора, в котором он до этого пребывал, и установившееся на один единый миг желание довериться старому врагу опало шелухой.

— Полагаю, будет лучше, если я не стану здесь задерживаться, — с наконец-то заполнившейся привычной оскорбительной насмешкой пустотой в глазах, признался слизеринец.

Не иди сегодня его мысли в каком-то неправильном направлении, Алекс вряд ли бы об этом подумал, но отчего-то насквозь пронизанные логикой и усталостью слова тут же напомнили о собственной усталости и том чужом доме во Франции, и чужом месте, которое занял Блэр.

— ...иначе оборотного зелья может не хватить на то, чтобы я успел добраться до границы поля, — продолжил, не замечая метаний Уайта Пожиратель. — Дамблдор, надеюсь, ещё не в курсе относительно меня? — с опаской полюбопытствовал тот. Алекс ограничился коротким кивком. Альбусу он действительно не сказал ни слова о том, откуда получает большую часть информации для Грюма и Ордена. Равно как и о том, что на этом живом шахматном поле, где не ясно кто пешка, а кто ферзь, есть ещё один «офицер», который, в отличие от дамблдорова, не видит разницы по каким клеткам ему ходить — черным или белым.

Блэру же нет никакого дела до сомнений, мук совести и метаний Уайта, удовлетворившись ответом, он с довольной миной на лице идёт обратно — ко всем чертям из Хогвартса, подальше ото всех его обитателей. И мёртвые волнуют его меньше всего.

С Уайтом они не прощаются — слишком сильна их взаимная неприязнь, чтобы ещё и расшаркиваться друг перед другом, а мгновения слабости не в счёт.

Мысли наконец-то перестают тесниться и наслаиваться одна на другую, рождая ещё более безумные, чем прежде идеи.

В его воспоминаниях сейчас звучит джаз, и даже Чёрная Метка на предплечье всеми воспринимается не иначе чем просто интересной татуировкой. «Татуировка и есть», — отвечает в воспоминаниях молодой Райден, не упоминая о прилагаемых к ней бонусах. Людям такое ни к чему. А ещё в воспоминаниях у него есть друзья, к которым он тоже хочет вернуться. И пусть он и с ними не может быть полностью откровенным, чтобы, не дай Мер... Бог не сболтнуть чего-нибудь из того, что под страхом смерти — не своей, её — сам запретил себе вспоминать.

Блэр вспоминает джаз, пошлые шутки и почти целомудренные поцелуи в щёку на прощание, поэтому настойчиво зовущий его голос воспринимается им не сразу — не раньше, чем его одёргивают, придержав за локоть.

И тогда, удивлённо глядя прямо в лицо Питера Петтигрю, он возвращается в Хогвартс.

* * *

Узнал Райден гриффиндорца не сразу.

— Петтигрю? — узнав в остановившем его парне самого верного в будущем слугу Тёмного Лорда, изумился Блэр. Причём удивило его не столько то, что у того хватило духу окликнуть его — в школе, да и по окончании Хогвартса Петтигрю не торопился проявлять свои гриффиндорские качества, — сколько тому, что у его хватило наглости схватить его — слизеринца! — за мантию. А Петтигрю так ещё и не торопился отпускать.

— Чего тебе?

— Мне нужны гарантии, что ты не...

Райден не стал выслушивать до конца лепет Питера, хотя тот не лепетал, говорил уверенно и прямо, твёрдо зная, ЧТО и КОМУ он говорит, и, едва услышав звук шагов за дверью, поспешил вырвать рукав из пальцев гриффиндорца. Однако от внимания Уайта это, увы, не ускользнуло. Как и от Райдена не ускользнул жуткий взгляд, который лишь на миг задержался на нём, а затем соскользнул на Петтигрю.

— Вы ещё здесь, мистер Блэр? — мягко обратился он к Пожирателю, чувствовавшему себя отвратительно беззащитным в чужом его облике и вынужденным снова разыгрывать опостылевший спектакль. — Мистер Петтигрю, странно видеть вас в компании слизеринца без ваших... друзей, — короткая, почти незаметная — если не знать, чего ждать — заминка.

Питер вдруг тоже с чего-то замялся перед ответом, поджал губы. На этот раз проглядел это уже Блэр, а не Алекс, и почувствовал, будто в сердце что-то оборвалось: не должен был Питер так отреагировать на его подначку.

— Спасибо, — угрюмо поблагодарил гриффиндорец, видимо за «спасение» и, бросив украдкой короткий взгляд на слизеринца, быстрым шагов направился в противоположную его башне сторону, недвусмысленно приглашая «Райдена» последовать за ним.

От Алекса — увы, дураком тот всё же не был, а как бы хорошо всем было в этом случае — этот маневр тоже не укрылся.

— Потом расскажешь, иди, — негромко, но твёрдо потребовал он и скрылся у себя в кабинете. Блэр небеспочвенно заподозрил, что сейчас тот попытается за ними проследить. И решив так он бы не ошибся — некоторое время назад Ремус вернул ему утащенную с год назад Сириусом Карту Мародёров, так что теперь Алекс мог не выходя по ночам из кабинета, патрулировать коридоры, сидя прямо за столом.

Петтигрю поджидал его за поворотом — даже и не подумал уйти подальше.

Блэр пока ещё не понял, что за роль ему предстоит сейчас, но одну ему было ясно точно...

— Ты чем думал?

...видеть их с Петтигрю вместе не должен никто.

— Да откуда мне было знать, что он вдруг решит выйти из кабинета? — скрестив руки на груди, («поза защиты, хорошо», — отметил Райден) попытался упорствовать Питер.

Пожиратель даже удивился: если гриффиндорец так свободно вёл себя с ним, значит это уже не первая их встреча втайне ото всех. Да ещё это вызывающее поведение... Чем думал тот молодой-он, так неосмотрительно позволяя Петтигрю разговаривать с ним как с равным?

— Не забывай, с кем говоришь, — холодно процедил он, с удовольствием отмечая, как вызов в глазах гриффиндорца сменяется неуверенностью. На этот раз тот не осмелился сказать ни слова против.

— Ну а теперь, когда ты всё понял, рассказывай, зачем я тебе понадобился?

То ли от его суровости Петтигрю оробел, то ли отвык от подобного обращения, но сразу же стал шёлковым, разве что ковровой дорожкой стелиться не начал.

— Я... мы не договорили сегодня... Ты так и не ответил, что конкретно расскажешь Лорду, и я...

Новая маска легла на лицо мгновенно, пришлась впору и не стала жать.

— ...и ты решил, почему бы не догнать меня и не обсудить всё здесь, в Хогвартсе? Где повсюду глаза и уши Дамблдора?

— Слышит, не слышит… Без доказательств он не сможет сделать ничего, а это слишком важно, чтобы я ждал до следующего раза. Мне нужен ответ. Сейчас. — Взяв себя в руки под взглядом дымящегося от злости Блэра, вызывающе заявил Петтигрю.

Столь кардинальные — разительные — перемены не могли остаться незамеченными и не насторожить, но также, столь отличное от прежнего, поведение гриффиндорца можно было списать на то, что тот наконец-то дорвался до щепотки милостиво подброшенной ему власти — какой мог и как мог. И теперь, переполняемый ею, в разговоре с куда более сильным — и физически, и морально — собеседником, чувствовал себя покорителем Эвереста. Почти Богом.

— Это, наверное, восхитительно. Божественно, да, Петтигрю? — вдруг спросил Райден и демонстративно причмокнул, на миг выйдя из роли. Не удержался.

— Что именно? — не понял и нахмурился Питер, вопреки внезапному чувству déjà vu.

— Чувствовать себя значимым, конечно же. Почти Богом. Хотя хлопотное, наверное, дело, — почти слово в слово повторил Пожиратель недавний вопрос юного Райдена.

— Райден, с тобой точно всё в порядке? — с долей обеспокоенности уточнил Питер. О, беспокоился он отнюдь не за физическое или психологическое здоровье несовершеннолетнего убийцы — да, он знал, что собой представляют испытания на верность будущих Пожирателей Смерти, — его, скорее, волновало то, что если тот сляжет, то разговаривать придётся с кем-нибудь другим, приближённым Лорду, кто мог бы выбраться из замка и доставить ему послание.

Не расчёт — одна только практичность. Снова связываться со Снейпом отчего-то не хотелось, хотя из этих двоих как раз именно тот слизеринец был в его полной власти. В руках Питера был поводок, а ошейник — на тощей немытой шее Снейпа. Крепкий, одной силой воли не разорвать, а та у слизеринца была несгибаемая.

В ответ хрупкий, тонкокостный, как и все из не изнуряющих себя физическим трудом породы чистокровок, слизеринец так выразительно ошпарил его взглядом, что пропало всякое желание задавать вопросы. Раз в порядке, значит в порядке. Нет проблем, а если и есть, то не у него.

«Нам не о чем больше разговаривать», — сказал ему этот взгляд, и когда Блэр предпринял вторую попытку уйти, небрежно вырвав так и не выпущенный Питером рукав мантии, тот больше не пытался его остановить.

«Со Снейпом было бы проще», — мысленно вздохнул Петтигрю, одновременно взвешивая все «за» и «против» и следуя за Блэром, старательно держась от него на почтительном расстоянии.

Он и сам толком не вполне понимал, что заставило его последовать за слизеринцем. Вроде бы тот и вёл себя, как обычно, заносчиво и высокомерно, и в то же время немного иначе.

Вскоре тот, неожиданно ускорив шаг, свернул за угол и на какое-то время гриффиндорец потерял его из виду — до тех пор, пока не пришлось судорожно метаться посреди холла, уворачиваясь от взявшегося из ниоткуда чеканящего шаг Райдена. Питер стремительно рванулся в сторону, в последний момент едва успев избежать более близкой встречи с нависшим прямо над ним ботинком. Дорогим, из натуральной кожи, и седея от ужаса, Питер успел разглядеть даже фирменный логотип на ребристой подошве. Не то, что ему хотелось бы видеть в последние мгновения своей очень недолгой жизни.

Слизеринец явно намеревался, не попавшись никому на глаза, выйти из Хогвартса. И если с первым у него проблем не было, то отчего-то найти выход ему никак не удавалось. На следующем повороте Блэр снова свернул, только как-то бестолково: будто то ли не знал куда ему идти, то ли каким-то нелепым образом умудрился заблудиться в четырёх стенах как какой-то первокурсник. Право же, это начинало раздражать: семенить на крысиных лапках вслед за размашисто шагающим слизеринцем было далеко не просто, а ведь ещё где-то рядом непременно ошивалась миссис Норрис, по чьей вине Хвост пережил немало крайне неприятных моментов. Ну а кому бы понравилось, когда тебя, оглушённого и полуживого от страха, пихают лапой туда-сюда как какую-то игрушку? Наверное, то был единственный раз, когда он искренне благодарил Бога за своевременное появление Бродяги, спугнувшего Филчеву кошку.

Где-то с пятой попытки Блэр, всё-таки сориентировавшись, нашёл верную дорогу и устремился наружу. Питер, после затянувшейся «экскурсии» по изученным вдоль и поперёк коридорам ещё сильнее заподозривший неладное, теперь даже не сомневался, что поступил правильно. Чего ты не замыслил Блэр, с него определённо не стоило спускать глаз.

Глупые детские выходки типа гадостей гриффиндорцам были совершенно не в его стиле, в отличие от того же Снейпа — тот был совсем не против и довольно-таки жёстко мстил Мародёрам после их каждого и тоже достаточно подлого фокуса.

Без вызова к Тёмному Лорду так охотно попёрся бы только самоубийца — чего за Блэром прежде не наблюдалось, — а вызова этим вечером точно не было. В противном случае Питера, до сих пор не имеющего собственной Метки и, соответственно, официального статуса тоже, уведомили бы.

На бегу сменив обличье, Питер, шумно дыша, прибавил темп, держась чуть поодаль, но всё равно не отставая. Блэр, то и дело ворча что-то под нос и постоянно ругаясь, когда не удавалось избежать очередной лужи, выбрался на дорогу к Хогсмиду, а Питер, отнюдь не горевший желанием проверить, сколько голодных норок и сурков притаилось в ожидании обеда в своих норах, скрылся среди зарослей. Только-только отважившаяся и начавшая пробиваться из земли ярко-зелёная на фоен прочей серости молодая поросль нещадно сминалась — Питер её даже не замечал.

Не отводя глаз от изредка мелькавшей среди голых деревьев тоненькой фигуры слизеринца, он сломя голову бросился следом, взбивая грязь, и едва не полетел кубарем с пригорка, неосмотрительно поскользнувшись в грязевой жиже. Запоздалая весна не торопилась радовать Англию теплом, и хоть снег уже растаял, превратив дороги в настоящее месиво, деревья всё ещё не спешили набираться сил после долгой снежной весны. Однако у подножья, не рассчитав набранной скорости, он всё же кувыркнулся на землю, при этом больно ушибив и содрав кожу на локте. Блэр услышал — обернулся на треск, но увидел только пустую дорогу позади себя да покачивающиеся под слабыми порывами ветра верхушки деревьев.

Хвост высунул острую мордочку из нагромождения хвороста. Пронесло. И пронесло ещё раз, когда минутой позже удалось избежать более интимного знакомства с облизывающейся на него норкой.

Дальше было проще: дорога к Хогсмиду, прекратив петлять, уходила строго вниз и можно было больше не беспокоиться о том, чтобы потерять того из виду. Блэр замедлился, задержавшись у витрины, но всё же прошёл мимо «Дэрвиш и Бэнгз», «Сладкое королевство» мадам Розмерты и «Зонко» тем более не удостоились его внимания, в отличие от…

Питер удивлённо вылупился на обшарпанную, с облетевшей краской вывеску «Кабаньей головы», куда мгновением раньше вошёл слизеринец. Уж больно не похож был тот на завсегдатая подобного заведения, куда даже Мародёрам ни разу не удалось пробраться: а всё тощий старик-бармен, бдительно сверлящий неприветливым взглядом входную дверь со своего места. Как ещё у него клиенты не перевелись с таким отношением?

Сделав напоследок глубокий вдох, он с невольной брезгливостью дёрнул на себя с лёгкостью поддавшуюся грубую деревянную дверь. Изнутри пахнуло спёртым воздухом с витавшими в нём алкогольными испарениями, и Питер ступил на явно годами не мытый пол.

Оказавшись в душном, накуренном трактире, о котором среди студентов ходило немало толков, Питер огляделся и, несмотря на то, что за последние два года он значительно раздался в плечах, окончательно перестав выглядеть моложе своего возраста, невольно ссутулился, стараясь избежать пристального внимания хозяина «Кабаньей головы». Тот на миг отвлёкся, прекратив мусолить уже затёртой до дыр тряпкой грязный поднос, и Питер замер, ожидая, что его сейчас, как и два года назад, когда Мародёры дружной гоп-компанией попытались пробраться в бар, попросту вышвырнут наружу. Он даже зажмурился в ожидании очередной «минуты славы», но когда ничего не произошло и через минуту, отважно открыл глаза. Его никто не замечал: в баре царил неровный гул голосов, а сам бармен, которого он так опасался, сосредоточенно занимался своим делом, изредка тряся длинной, похожей на козлиную бородой, кивал, выслушивая пьяные излияния какого-то низкого волшебника в длинном чёрном цилиндре. Выгонять, судя по всему, его не собирались и, немного расслабившись, Питер чуть привстал на носках, вглядываясь в спины и лица посетителей.

Блэр обнаружился в самом углу, затерявшись в изломе теней. Питер даже не сразу узнал его: тот сидел, склонившись над столом, и то ли что-то читал — кажется газету, — то ли что-то записывал на лежавший под рукой чистый пергамент. Питер уже слишком далеко зашёл, чтобы теперь отступать, но прежде чем он сделал шаг в направлении его столика, слизеринец вдруг оторвался от своего занятия и левой рукой подхватил кубок, одним махом опустошив его — только несколько раз дёрнулся острый кадык, пока он глотал, после чего знаком велел бармену повторить.

Старик, видно, был только рад отделаться от болтливого выпивохи под рукой, потому как с неожиданной для человека его возраста резвостью поспешил к Блэру, левитируя перед собой один поднос с выпивкой и продолжая вытирать тряпкой другой. Слизеринец ему что-то сказал, и тот задержался, отвечая и предоставив Питеру возможность получше разглядеть Блэра. Который, как оказалось, им и не был: просто кто-то удивительно схожий лицом и посадкой.

Мужчина, странно, невозможно похожий на растворившегося среди местных выпивох «Кабаньей головы» Блэра, поднял голову, плывущим взглядом оглядел помещение, мимолётно скользнув по напряжённо замершему у входа Питеру, и снова уткнулся в выглядевший не особо чистым стакан. А потом вдруг, словно кто-то щёлкнул выключателем, только что подёрнутый пьяной поволок, но теперь уже совершено трезвый взгляд метнулся точнёхонько к Питеру, будто над его головой горела лампочка.

Взгляд знакомого незнакомца в долю секунды обшарил его с головы до ног, так что Питер почувствовал себя голым — неприятное ощущение, которое он испытывал все последние дни, когда Сириус оказывался рядом.

Питер привык свято верить в три вещи: родители не заметят его отсутствия, даже если он исчезнет раз и навсегда, разве что мама посетует, что посылки из Хогвартса стали возвращаться нераспечатанными; в то, что единственный, кто никогда не станет ему лгать это он сам, и что Тёмный Лорд сдержит обещание. До сих пор у него не было повода усомниться ни в одном из пунктов, и сейчас глаза ему тоже не врали. Он знал, что и кого видел. Наверное, поэтому Питер, смотря на «незнакомца», как кролик на удава, во внезапном глубинном понимании одними губами произнёс роковое:

— Блэр…

Расстояние между ними было слишком велико, чтобы тот мог его услышать, но Питер мог поклясться, что — услышал. Услышал, и потому улыбнулся так — холодно и отстранённо, будто только что решились все его проблемы. Или нашёлся способ их решить.

«Блэр» поманил его пальцем и Питер, ощущая, как их окутывает душным плащом не произносимое вслух заклинание, не чувствуя ног, шаг за шагом оказался у будто вырванного из реальности столика.

— Садись, — кивнул тот на скамью на против. Питер не стал противиться, и, усевшись, сразу же вновь прикипел взглядом к собеседнику. Только вот чем мог закончиться их разговор?

У похожего на Блэра колдуна были чёрные, подёрнутые ранней сединой волосы, хотя лицо, будто состоящее из одних острых углов и резких линий, выдавало его истинный возраст. Кем бы тот ни был, но он едва перешагнул тридцатилетний рубеж. На тонких нервных губах застыла предназначенная Питеру улыбка, но отражения в глазах она не нашла.

Питер стальной хваткой вцепился в скамью, не отводя от того взгляда.

«Убьёт, — обречённо понял он, и во рту сразу же пересохло. — Не на людях», — внёс свою лепту не подававший до этого признаков жизни голос разума.

— Пей.

— Спасибо, я не… — уже успев понять какую несусветную глупость он совершил, последовав за ним от замка и сев рядом, попытался отказаться Питер.

— Пей.

Не просьба. Настоятельный совет. Приказ.

Под сверлящим его пристальным взглядом зелёных глаз, Питер суетливо схватил дрожащими руками сгруженную барменом с подноса, полную искрящегося огневиски кружку, и послушно пригубил. Алкоголь обжёг горло и волной раскалённого огня пролился внутрь. Желудок отчего-то свело, а затем стало уже совсем не страшно. Захотелось несмело улыбнуться.

«Блэр» в ответ на его и в самом деле улыбку иронично вскинул бровь, кажется, удивившись такой реакции. Ну совсем же не похожий. Блэр бы не удивился так, он бы привычно выдавил из себя наглую ироничную усмешку. Питер хихикнул и чуть сильнее приналёг на стол, чувствуя кожей обшаривавший их обоих недобрый взгляд бармена.

— А теперь, Питер, мы обстоятельно обсудим то, что я, по твоему мнению, должен был рассказать сегодня Тёмному Лорду… — одобрительно улыбнувшись, неожиданно мягко, с непонятной торжественностью, произнёс наконец «Блэр».

В «Кабаньей голове» творится немало странностей и в лучшее время суток, а ближе к вечеру туда сползается куда больше не отягчённых знанием закона посетителей, так что никто не обратит внимания на озарившую бар на один короткий миг яркую вспышку. Не Avada Kedavra, и ладно.

…Обратно в Хогвартс Питер доползает, едва переставляя ноги: в глазах двоится, а дорога подло виляет и уходит в сторону в самых неожиданных местах. Пьяно вышагивая и путаясь в собственной мантии, он всё пытается понять, где и зачем он умудрился так напиться. Прореженная алкоголем память не даёт на это ответа, но зато теперь он точно знает где и при каких обстоятельствах он потерял так и не пришитую пуговицу.

* * *

Это началось внезапно. Не было никаких предпосылок и странных событий, которые могли бы его как-то выдать, но Алекс, за проведённые в бегах годы — сначала от дементоров и авроров, а потом, когда страшных стражей Азкабана вернули в замок, ещё и от узнавших о его втором облике Пожирателей — теперь нутром чувствовал слежку. Находись он в своём зверином обличье — и шкура на загривке стояла бы дыбом. Поначалу Алекс полагал, что это бедолага Петтигрю, оставшись без поддержки друзей-Мародёров, пытается что-нибудь разузнать о чуть не убившем го два года назад человеке, вместо заключения в тюрьму ставшего профессором ЗоТИ. Такое ведь не забывается. Он бы не забыл, а Питер, маленькая крысиная дрянь, не забудет никогда. Просто Петтигрю лучше кого бы то ещё мог понять, что означают слова «месть — это блюдо, которое подаётся холодным».

Перестраховываясь — не хватало еще, чтобы по его личному кабинету и спальне шныряла крыса, Алекс окружил свои комнаты анимагическим барьером и, до тех пор, пока не удалось сделать настройку более чувствительной и тонкой, чтобы она пропускала вполне определённых избранных персон, ему тоже пришлось ой как нелегко.

Прошло ещё две недели, прежде чем он понял, что неведомый преследователь не желает ему зла. Или просто пока не намерен ничего предпринимать. Тем не менее, с этим срочно нужно было что-то делать.

Однако Грюм, которого он заподозрил вторым, ничего об этом не знал — не то что бы Алекс спрашивал его напрямик.

В кабинете Аластора почти ничего не изменилось с его первого визита — только куда-то исчезла большая картина за спиной аврора. И разговор складывался тоже как обычно: Алекс строго дозированно делился с Грюмом переданной Блэром взамен склянки с воспоминаниями информацией, а Грюм, в свою очередь сдержанно изучая его новую внешность обоими глазами, неохотно выдавливал из себя крупицы того, что успели разузнать его подчинённые. Разумеется, вся информация Блэра была предварительно проверенна своими силами — Алекс не настолько доверял позабывшему все свои мотивы Блэру, чтобы не ставить его слова под сомнение.

Доверия в их исключительно деловом тандеме не было абсолютно — со стороны Грюма так уж точно, но его можно было понять. Увы, но тут не помогли даже слова Дамблдора — Алекс был в курсе, что тот пробовал сунуть свой крючковатый нос в дела Аврората, но был вежливо и витиевато послан старым другом обратно в школу. Со стороны Алекса всё было сложнее. Впрочем, его словам о Пожирателях Смерти Грюм доверял беспрекословно, куда больше напрягаясь из-за остававшейся ему неизвестной личности шпиона. Алекс знал об этом, потому что сумел подслушать тот их разговор с Дамблдором, тем более что вёлся он на повышенных тонах и без всякой заглушки. Благо, Грюм ещё не успел обзавестись своим всевидящим оком.

То же самое было и в его отношениях с Блэром — никакого доверия, да и всё ещё живо было воспоминание об их второй встрече, когда они оба дали друг другу слова встретиться во время решающего сражения. Судя по участившимся донесениям Блэра и резко повысившейся активности пособников Волан-де-Морта, ждать уже оставалось не долго.

«И вот что ещё, Сириус Блэк, запомни: когда всё закончится, я сам найду тебя, и тогда пусть судьба решит, кто из нас должен остаться в этом времени», — запоздалым эхом старого воспоминания прозвучали в ушах сказанные тогда слова Блэра. Что ж, им ещё только предстояло решить всё между собой.

Вот о чём отстранённо думал Алекс, в самом мерзопакостном состоянии духа направляясь в кабинет директора на очередной пятничный педсовет, когда позвоночник вдруг будто прошил электрический разряд, и он буквально почувствовал спиной уже знакомый, ищущий чего-то взгляд.

Можно было бы и обернуться — что Алекс тут же и сделал, но толку от этого, как и во все предыдущие разы не было никакого. Неведомый наблюдатель тоже отвёл взгляд, разрывая изматывающий Алекса зрительный контакт, и растворился среди студентов, ничего не выделяясь среди столпившихся у входа в библиотеку юных волшебников. Удивительная толкучка, учитывая, что окончание года уже висит на носу, и в штудировании учебников больше нет нужды. Алекс бы и задержался на минутку, чтобы разузнать в чём дело — да уж больно неуютно было бы потом сидеть под недовольным взглядом каждый раз поджимавшей губы МакГонагалл. Отчего-то глава гриффиндорского факультета взяла над ним негласную опеку — так он себе объяснял её недовольство.

Впрочем, странность объяснилась почти сразу же: из библиотеки послышался громкий голос мадам Пинс и Алекс покачал головой, поняв в чём дело. Наступил пугавший многих студентов час возврата книг — он же час расплаты. В толпе показалась взъерошенная макушка Ремуса — вот уж кому не было нужды нервничать, а неподалёку обнаружился и подпиравший стенку Джеймс с самым беззаботным выражением лица. Алекс бы на его месте либо нервничал, либо тянул с расстрелом как можно дольше. Недооценивать любовь и способность мадам Пинс постоять за свои пыльные детища не стоило недооценивать.

Мародёры его даже не заметили, увлечённые разговором, да у Алекса и времени на них не было. Зато он понял, что они не причём, тем более что чувство чужого взгляда вернулось, щекоча нервы, будоража кровь и держа в постоянном напряжении. Прямо как догнавшее его прошлое.

Как и в предыдущие месяцы, невидимка ничем себя не выдал, не позволив себя обнаружить. Мог ли это быть Снейп? Увы, но в этом случае слизеринец, к облегчению Алекса больше не появляющийся в компании Сириуса, определённо был также не причём. Как жаль. Ему был нужен только повод.

Впрочем, то же касалось и Питера — тот сейчас был слишком занят тем, что преданно заглядывал в рот Джеймсу, влезая едва ли не по самые гланды. Ну прямо как в старые-добрые, полные наивного неведения времена.

Глядя на эту картину и испытывая острое déjà vu — ведь было! это и с ним было в той, другой жизни! — Алекс чувствовал себя бесконечно старым. А ещё хотелось чего-то, чего он пока сам не мог объяснить даже самому себе. Или признаться себе в своём желании? Проще спросить зеркало. Поэтому Алекс, в лучших традициях не любившего самокопания Сириуса, отметив краем сознания, кто был сегодня, когда это нервирующее его ощущение возникло снова, сосредоточился на главном: стать как можно незаметнее на предстоящем совещании преподавателей, тем более что к нему вроде бы никаких нареканий быть не должно было. Старая привычка.

Больше он не оборачивался.

Что ж, возможно это было к лучшему.

По крайней мере, не было больше нужды притворяться чужим и прятать взгляд тому, кто с таким тщанием, но без злого умысла неотступно следовал за Уайтом.

Да, таков на самом деле был этот назойливый преследователь. Всего лишь обычный мальчишка. Неизвестный, невзрачный, не выделяющийся — серый, безликий человек в разношёрстной толпе. Не обычный.

Казалось, будто он постоянно находится в анимальной слепой зоне или же все поголовно обитатели замка — и Алекс не исключение — вдруг одновременно и очень избирательно ослепли: никто не обращал на него внимания, пока тот сам сознательно не решал привлечь его к себе.

Даже декан факультета, Минерва МакГонагалл, не смогла бы с полной уверенностью сказать, что этот никогда не выступающий на уроках, но никогда не затягивающий с выполнением задания парень учится в Хогвартсе уже седьмой год.

Дальше больше — как давно он в Хогвартсе не смогли бы, не задумавшись, сказать не только учителя или студенты, но и его же однокурсники-гриффиндорцы.

Нет, всё же назвать его «всего лишь мальчишкой» было бы слишком опрометчиво: чересчур много вопросов и неувязок было связано с его появлением в школе. Пролить свет на этот вопрос смог бы разве что Дамблдор, да сам гриффиндорец. Но это было не в интересах последнего, а директор и прежде не торопился разглашать то, что было известно ему одному. И, конечно же, никто кроме этих двоих, да еще, пожалуй, Плаксы Миртл не знал, что с тех пор как в Хогвартсе появился этот таинственный студент, мифическая Тайная Комната снова была открыта. Равно как никто не обратил внимания на появление в кабинете директора не менее мифического меча, вскоре, однако, исчезнувшего. Обрётшего нового владельца?..

Миртл заливалась слезами в одиночестве и молчала, страдая, что не с кем поделиться своим знанием.

Новый-старый ученик оказался на редкость нерадивым и нередко надолго пропадал из Хогвартса, всегда возвращаясь к занятиям по ЗоТИ.

Странный гриффиндорец с равным вниманием наблюдал как за Алексом Уайтом, нервно ёжившимся под взглядом, которым тот провожал его спину, так и за своими однокурсниками — теми, кого он никогда не видел и теми, кого он никогда не знал. В отличие от натасканного бегами Алекса, никто из Мародёров — в первую очередь именно их — не чувствовал повышенного внимания к своим персонам. Но те, скорее, просто были привычны к этому.

Впрочем, он просто наблюдал, не предпринимая никаких попыток сблизиться с объектами своего внимания. Равно как и со всеми остальными. И не сказать, чтобы ему не хотелось, как и всем, просто общаться со сверстниками — возможность наверстать то, чего он во многом был лишён ранее. Просто, возможно, слишком серьёзный, почти больной взгляд покрасневших из-за бессонницы голубых глаз невольно отпугивал находчивых доброжелателей. Это было к лучшему, так что он почти не жалел. Всё к лучшему. Привыкнуть думать именно так, внушить себе, впаять в подкорку было легко.

Всего лишь волшебник.

Всего лишь гриффиндорец.

Всего лишь тот, кто влюблён в девушку и хочет к ней вернуться.

Всего лишь тот, кто давно расставил приоритеты и знает, что вернуться уже не получится.

Всего лишь Гарри Поттер.

* * *

Ночь наступила нескоро, постепенно спускаясь и окутывая всё густой чёрной пеленой, незаметно скрыв от глаз очертания деревьев и башенных шпилей. В Хогсмиде зажглись огни.

Ну, Северус ничего этого не видел, да и вряд ли такого как он увлекло бы разглядывание наступающих сумерек. Свободного времени теперь было слишком много: занятия и экзамены остались позади, забытые как страшный сон и всё ещё было немного тошно от настигшего почти сразу понимания — без ставшего привычным видения узкоплечей фигуры Блэка чуть впереди ему немного одиноко. Слишком много времени, чтобы думать. Северусу было совершенно нечем себя занять. Даже элементарная эссенция Мартлапа, приготовлением которой он попытался себя занять, вдруг оказалась чересчур сложной, и ещё до того как прежде чем пришла пора через три минуты после начала кипения добавить в котёл любезно предоставленные Выручай-комнатой замаринованные щупальца, раствор принялся испускать высокотоксичные пары. Так что с того незадавшегося эксперимента он временно завязал с зельями, и сам будучи в шоке от собственного провала.

В слизеринской гостиной уже не топили, да и в остальных тоже, если только Гриффиндор снова чем-то не отличился, и тепло в комнатах теперь поддерживалось исключительно за счёт эльфийской магии.

Регулус пытался было к нему подкатить, очевидно, с очередной просьбой: братец Сириуса оказался тем ещё кобелём, даром, что в отличие от старшего ничем особенным не выделялся, но Северус сегодня был не в настроении и в ударе, так что чтобы прогнать того хватило всего пары слов и правильно истолкованного взгляда исподлобья. Так что иногда Северус всё же жалел ещё и о том, что Регулус, во многом подражавший старшему брату, не последовал его примеру и в этот раз, максимально сведя общение к минимуму.

Время тянулось невыносимо долго в охватившем его напряжении. Северусу, в конечном счёте, до самой ночи так и не удалось сосредоточиться на глядящих на него строчках. А кто-нибудь задумывался, что может прочесть книга в том, кто читает её?..

Слизеринец встряхнулся и захлопнул ни в чём не повинную энциклопедию, гоня прочь нежданную паранойю. Возможно, имей он дело с книгой из Запретной Библиотеки, его страхи и опасения были бы и не напрасны. В конце концов, кто знает, на что ещё способны спрятанные там от студентов книги, помимо того, чтобы дурным голосом оповещать весь замок о покушающихся на их отнюдь не девственно чистые страницы. Возможно, Северус и перегибал палку, но волноваться в свете предстоящей вылазки далеко за территорию Хогвартса и впрямь стоило. К тому же поддерживало и так уставшее сознание в тонусе.

Блэка после окончания дневных занятий он больше не видел — в гостиную тот так и не вернулся, очевидно, предпочтя компанию гриффиндорцев. Что ж, так было даже лучше. Впрочем, даже будь Блэк здесь, вряд ли бы его теперь заинтересовало, куда посреди ночи направился его кровный недруг. С другой стороны, проследить за ним ему бы это не помешало.

Огонь в камине уже прогорел, только потрескивали время от времени в каменном нутре сухие дрова, когда сонные студенты начали расходиться по своим спальням — к тому времени на часах было уже почти два, и Северус и сам едва давил зевоту, неподвижно глядя на огонь.

Таких же бодрствующих студентов как он осталось лишь четверо, да и те были слишком уж увлечены игрой в покер, чтобы заметить прокравшуюся мимо них фигуру. Кажется, Эйвери усиленно разорял своих приятелей, подзадоривая тех ко всё большим ставкам обидным смехом.

Выбраться из замка было несложно — не одни Мародёры могли похвастаться знанием потайных ходов и проходов, а уж ненадолго отбить обоняние встретившейся на пути миссис Норрис и отвести глаза Филчу совершенно не требовало усилий.

До имения Япета Лестрейнджа, великодушно пожертвовавшего его на нужды Тёмного Лорда Северус добрался в считанные минуты — нельзя не признать, сколь бы абсурдно жесток не был Волан-де-Морт, гениальность изобретения Тёмной Метки невозможно было отрицать.

Что уж греха таить — Северуса ещё до своего непродуманного толком и импульсивного вступления в ряды Пожирателей Смерти — это ж надо было придумать! Потащиться вслед за Блэком! — восхищали некоторые изобретения Тёмного Лорда. Те, о которых знали и о которых втихомолку перешёптывались не понимающие их истинного значения старшие слизеринцы.

И хоть теперь, после более близкого знакомства с методами Лорда к былому восхищению добавился и страх, и лёгкая брезгливость, когда, покорно целуя бледную узкую ладонь губы ощущали под тонкой пергаментной кожей что-то похожее на чешую, Северус не оставил попыток повторить достижения своего Господина. Другое дело, что если при Блэке он об этом просто не заикался, то при Дамблдоре приходилось с двойным упорством держать идущие трещинами щиты.

Он никогда не был таким же ребёнком как все, отличаясь даже от детей волшебников, да и, пожалуй, искренне оскорблялся, если взрослые считали иначе. Благодаря отцу, ранней смерти матери и заботам деда он рано повзрослел, но по-настоящему взрослым Северус осознал себя когда ударив Сириуса, на щеке того остался кровавый отпечаток его ладони. Вот когда пришло осознание. Только вот поздно.

Домовик, встретивший его у ворот, нервничая и заискивая перед гостем господина, проводил его к имению, оставляя в превратившейся в мутное месиво грязи неглубокие следы босых ног. Северус проследовал за ним, отстранённо наблюдая за тем, как натягивается на острых лопатках семенящего впереди домовика тонкая чистая наволочка с фамильным гербом Лестрейнджей и, чувствуя, как с каждым приближающим его к имению шагом всё сильнее становится осознание, что так же просто уйти ему не удастся.

Оказавшись в зале среди множества укутанных плащами как тьмой фигур, Северус на мгновение замер, осматриваясь, и сдвинулся с места только получив ощутимый толчок в плечо. Домовик уже исчез, исполнив возложенные на него обязанности, и в толкнувшем его Северус не без труда узнал однокурсника — одного из тех шестерых, что получили Метку в один день вместе с ним.

Факелы в углах сильно чадили, но создавалось впечатление, что это никого не беспокоит. В мантии было душно и жарко, и Северус едва не потянулся ослабить сдавливающий горло тугой воротник, но торопливо отдёрнул руку, поймав на себе напряжённый взгляд Рудольфуса. Маски масками, но при должном внимании узнать старых знакомых не представляло труда. Они не виделись с тех пор, как тот окончил Хогвартс, да и прежде не были слишком хорошо знакомы, но сейчас Северус был тому почти благодарен за своевременную подсказку. Упасть лицом в грязь у всего Внешнего, а то — кто знает — и Внутреннего круга было бы немыслимо. И скорее всего фатально.

Большинство из них прятали лица под капюшонами, хотя не узнать некоторых было невозможно. Сам Северус тоже был в маске, тогда как несколько новичков, недавно прошедших церемонию посвящения, стояли с неприкрытыми лицами и почти все взгляды сейчас были прикованы только к ним.

Негромкие перешёптывания переговаривающихся между собой Пожирателей отдавались бессвязным эхом и лёгким гулом в углах несуразно большой и пустой залы, единственным убранством которой было что-то похожее на трон, установленный на массивный каменный помост так, что казалось, будто они сделаны из одной глыбы. О том, так ли это здесь знало лишь трое человек, и один из них человеком уже не был.

Украдкой разглядывая и прислушиваясь к незнакомым голосам, среди которых звучали и знакомые нотки, Северус сам не заметил, как впервые пропустил миг, когда всё стихло и мимо, почти коснувшись рукавом его плеча, прошествовал сам виновник торжества — Тёмный Лорд. И спохватился слишком поздно — только когда тот прошелестел рядом, скосив взгляд лишённых ресниц глаз на того единственного, кто не склонил перед ним колен, тем самым готовый потерять голову.

Северус поторопился исправить свой промах, неловко бухнувшись на колени в одной шеренге вместе с новоприбывшими претендентами на личную Метку Лорда, но было уже поздно. Внимание, ради которого он сюда пришёл — без вызова, незваным, поставив на кон самого себя, он уже привлёк. Не тем способом, каким хотел, но сделал это. Теперь нужно было только одно. Выдержать. И выжить.

Все Пожиратели новички замерли как кролики под действием гипнотизирующего змеиного взгляда синих глаз, в которых, то разгораясь алыми искрами, а то гаснув, как потухшие уголья, таилось что-то ещё, что пока было за гранью их понимания. Северус, и сам ощущая, как пересохло горло и свело напряжением низ живота, чувствуя чужой страх и благоговение, стремительно выстраивал пока ещё шаткие блоки, укрепляя их всеми доступными ему опорами.

Северус смотрел на своего Господина и к твёрдости уже принятого решения примешивалась лёгкая горечь от того, что если Лорд не поделится знаниями со своими слугами, то достичь того же после его смерти будет нелегко.

Собственные мысли, чёткие и ровные, как только что разрубленное топором полено, уже привычно скрывались за пролёгшей через сознание бурной рекой со множеством излучин и шумевших среди камней водопадов, а вдоль берегов, утопая в крепкой цементной кладке, возводились мощные кирпичные стены. Цемент застывал быстро, накрепко скрепляя и пряча уязвимые трещины-места.

Такую стену не так просто разрушить, а реку не переплыть ни кроссом, ни брассом. По ней можно только спуститься на байдарке в редкие мгновения затишья.

Пока Северус не чувствовал никакого напора — и не потому, что не мог, но заранее сформированный образ держал наготове.

— Подойди, — повелел Лорд, устроившись на своём троне. Северус ни на миг не усомнился, кому были предназначены эти слова, и когда от Тёмного Лорда его отделало уже не более пяти шагов, он гибко опустился на колени, скользнув взглядом по неподвижно лежащей на ручке трона изящной ладони с крупным перстнем, который в прошлый раз все они целовали, почитая это за милость. Сейчас каменный пол холодил колени, а внутри разливалось какое-то тепло. Ощущение, похожее на азарт. Более близкое к безумию. Северус поморщился, привычно скрыв гримасу за занавесью жирных волос: мантия на коленях сбилась, и теперь складки и холод создавали массу неприятных ощущений.

— Северус Снейп, полукровка, юный гений Слизерина, — прошелестел, глядя на него сверху вниз Тёмный Лорд. — Я не звал тебя сегодня.

Северус опустил взгляд в пол, избегая зрительного контакта. Стена стояла надёжно, а река текла не потревоженной, мирно неся стекающие с самых гор ледяные воды.

— Прошу простить мне мою наглость, Повелитель, но я посмел явиться незваным лишь потому, что у меня были вести, которые не терпели отлагательств, — почтительно склонил голову Северус, не позволяя дрожащей улыбке тронуть тонкие губы. Вместо этого у него дрожат колени.

Он готов.

— Я хочу сообщить о предательстве.

Тёмный Лорд меняется в лице сразу же. Исчезает, стекает с узкого лица, как растаявшая маска, лёгкая снисходительность, подменяясь жёсткостью.

— Говори, — резко бросил тот, усиливая хватку на резных ручках трона. Каменные завитки впились в сухую кожу, отчётливо отпечатавшись до красноты.

Ноют от холода колени, каждое слово царапает горло множеством мелких иголок. Северус говорит не замолкая, рассказывает — всё. Правда, как грязь с выжатой досуха половой тряпки, стекает с его языка бездумно и легко. Ему не видно других Пожирателей, они все стоят за его спиной, ещё в десятке шагов от него и Лорда. Им не слышно ни звука, и даже те, что могли бы прочесть по губам, лишены этой возможности. Это похоже на тот раз, когда Лорд, одной рукой крепко обхватив его запястье, палочкой зажёг на его левом предплечье Тёмную Метку. Взгляды в спину, слабость в не держащих ногах и подгибающихся коленях и лёгкий зуд от накрывшего их антизвукового купола. Всё точно так же.

— Значит, говоришь, Сириус Блэк меня предал, за моей спиной перейдя на сторону Дамблдора? — подперев подбородок ладонью, повторил тот, полуприкрыв глаза. Тонкие, все в прожилках веки натянулись, пряча разлившийся по глазному яблоку яростный алый туман.

— Да, Повелитель. Если нужно, я могу собрать все необходимые вам доказательства, — кивнул Северус. План обретал силу и плоть. Задуманная ложь и правда, будто коктейль, сделанный неумелым новичком, мешались в одном бокале, уже ставшие неотличимыми одно от другого. Тёмный Лорд верил — Северус чувствовал, как тот снова и снова пробует на крепость выстроенную им стену, словно накатывающий волна за волной прибой, и каждый раз отступает. И поэтому Северус тоже — верил.

— Неплохо. Очень неплохо, — после долгой, казавшейся бесконечной, паузы, подал голос Лорд. — Ты учёл всё, кроме одного.

Слизеринец промолчал, глядя на того снизу вверх и не смея задать вопроса из страха перебить своего Господина. Тонкие губы растянулись в узкую довольную щель.

— Мне уже давно известно о предательстве твоего друга.

И вот теперь наваливается — внезапно, разом. Страх скручивает жилы, будто кто-то запустил пальцы внутрь и копается в животе, проворачивая в склизких внутренностях раскалённые щипцы. Металл шипит, и в горле першит от вони горящей плоти. Северус чувствует, как крошатся, превращаясь в шелуху, только что нерушимые стены. Сквозь ширящиеся трещины бьют маленькие фонтанчики. Он взял себя в руки почти сразу же, но всё равно, теперь оставалось лишь гадать, как много прорвалось через опущенные на миг укрепления и как глубоко успели погрузиться в тронутую вязкой прилипчивой чернотой муть пронырливые щупальца.

— Выходит, это у тебя я должен спрашивать, как так вышло, что юный Блэк вообще пришёл ко мне, — усмехнулся, глядя на слизеринца Волан-де-Морт.

Северусу, изо всех сил пытающемуся разгадать, чем же на этот раз грозит ему эта усмешка, показалось, что Лорд скорее доволен сложившейся ситуацией. Впрочем, нередко это состояние быстро сменялось сильным гневом, и избави Мерлин ему в этот миг оказаться поблизости.

— Вы правы, мой Господин, — кивнул он. Прядь отведённых назад волос соскользнула на лоб, и Северус исподтишка незаметно попытался её сдуть, не смея привлечь ещё большее внимание Лорда резкими движениями. Бешеной собаке нельзя смотреть в глаза. И бежать тоже нельзя. Увы, у Северуса нет такой палки, которая могла бы отогнать Лорда. — Это моя заслуга.

Северус замолчал, переводя дыхание и чувствуя, как свело горло от долгого разговора. В последнее время он успел от такого отвыкнуть. Тёмный Лорд не сказал ни слова, обдумывая услышанное и с некоторым сомнением глядя на всё ещё коленопреклонённого слизеринца сощуренными глазами.

— Интересная история, — наконец промолвил он.

На лице Волан-де-Морта ничего не отразилось, но Северус сразу же почувствовал, как что-то чужеродное и потому опасное царапнуло стену снаружи. Легко, неуловимо, ещё не прорываясь внутрь тараном, а только пробуя — не собственные силы, а крепость стены. Северуса.

Но ведь всякому известно: если на шкафу есть замок, то значит в нём есть и скелеты. И оттого желание распахнуть перевитые цепью дверцы сильнее вдвойне. Поэтому Северус отпирает его сам. Распахивает — себя, пропускает с бьющими через щели в стене фонтанчиками воспоминания о душной комнате, о темноте, об огне под котлом и кипящим зелье на самом дне. Где воспоминания там и чувства, смутные и поблёкшие, но всё ещё явственные и не забывшиеся. Собственная злость, ярость, торжество и, наконец, недоумение. Яркой краской окрашен тот день, когда Шляпа громко проорала «Слизерин», а Северус вместе со всеми пялился в прямую как доска спину Блэка, когда тот передавал её из рук в руки Филчу и твёрдым чеканным шагом шёл к их столу. Следующий эпизод он хотел оставить себе, но виски внезапно будто прошило раскаленной иглой и Лорд не оставил ему выбора. Северус, сжав зубы, уткнулся лицом в локоть, пережидая приступ боли.

Раздался какой-то скрежет и хруст, словно камень, из которого состояла выстроенная им стена, крошился наяву, и только когда боль чуть утихла, больше не разрывая сознание на пылающие огнём части, Северус понял, что это был скрежет его зубов. Он вытер идущую из носа кровь, стекающую по губам и дальше — на подбородок и по шее прямо на воротник мантии, выпрямился, прерывисто дыша, и взглянул на Лорда.

На лице тёмного волшебника застыло что-то непонятное, что Северус, даже не подозревая, насколько он близок к истине, про себя назвал страхом. Но разве в его воспоминаниях — в тех, что он показал сам и в тех, что, воспользовавшись его слабостью, вытащил наружу Лорд, могло быть что-то такое, что могло бы так его напугать? Разве что там было что-то, что сам он не смог понять.

«— Давай, ты же можешь лучше!..»

Да нет, не может быть! С чего бы?..

Северус понятия не имеет, как много известно Лорду, но он догадывается от кого. Как и о том, благодаря кому это стало возможно. Он лжёт как дышит, как канатоходец, покачиваясь, идущий по тонкому тросу под крышей цирка. И зал далеко внизу тоже молчит.

По спине течёт холодный пот, противно липнет к телу мокрая подмышками рубашка и он еле сдерживается от того, чтобы не облизнуть сухие, искусанные, все в старых шрамиках губы. Он не нервничает, он десятки раз повторил себе свою историю так, что и сам в неё поверил, и теперь каждое слово действительно — правда. Северус готов даже поклясться. Тёмный Лорд тоже видит это: не читает в сознании, но чувствует лихую, жертвенную готовность принести во имя его Нерушимую клятву.

— В этом нет нужды, я тебе верю, — покачал головой тот, и, обозрев внимательно ловивших каждое его слово Пожирателей, снова взглянул на дышащего через раз Северуса. — Япет, разгони это стадо, — распорядился он. — На сегодня это всё.

В ответ на это одна из закутанных в мантию, как рыцарь в латы, фигур почтительно склонилась в неглубоком поклоне. Лейстрейндж был готов услужить своему Господину.

Северус, сам не свой от отчаяния, снова спрятал лицо за спутанной пеленой волос. Всё так просто, что даже смешно.

— Идём, — это уже снова к Северусу, больше не отвлекаясь на переглядывающихся и ропщущих Пожирателей. — Поговорим в моём кабинете, я хочу услышать больше, — и сразу же поднялся. Подол мантии смахнул из-под трона завалявшуюся там старую пыль, и Лорд нахмурился. Вместе с ним нахмурился и Япет Лейстрейндж — один из немногих Пожирателей, занимавших настолько высокое положение в обществе, и всё равно не считавших нужным скрывать разделяемые ими идеи. Только непонятно было, чем именно недоволен чистокровный: плохой работой домовых эльфов, или же на самом деле расставание со своим кабинетом прошло для него куда болезненнее, чем со всем поместьем?

По коридорам, уводящим прочь из залы вглубь поместья, Северус следует не отставая. Его не интересуют расписанные потолки, как и старинные гравюры на стенах. Он идёт за своим Господином. Он думает, будто знает, на что идёт.

Волан-де-Морт не испытывает надобности в ключе: кабинет оказывается даже не заперт. Так Северус оказался переступающим порог места, где довелось побывать не каждому. Ему бы и не хотелось повторения.

Здесь, как ни странно, было куда светлее, чем в освещённой десятками факелов зале, и Северус даже на миг оторопел от неожиданности. Стереотипы, ничего не поделаешь.

Багрово-алые стены — будто их окатили ведром с кровью или маггловской красной краской, наводили на мысль, что либо здесь раньше жил и работал маньяк (каковым ни Япет Лейстрейндж, ни его сыновья не являлись), либо что для бывшего хозяина кабинета не имела значения считавшаяся традиционной принадлежность этого цвета Гриффиндору.

От пропустившего его вперёд Лорда это не укрылось, но вместо гнева вылилось в удовлетворённую улыбку. Тёмный Лорд, как бы предсказуем он на самом деле не был, любил удивлять и не оправдывать ожидания своих слуг. Высокие длинные, источавшие лёгкий пряный аромат корицы свечи горели ярко и ровно, без чадящей копоти и стекающих на полированный старый дубовый стол восковых лужиц. Зачарованное окно вместо всамделишной ночи показывало раннее утро: кажется, где-то в горах, которые Северус не сумел узнать. Наверное, и горы, снежные вершины которых уже расцветили, окрасив в белое золото солнечные лучи, тоже были зачарованные. Даже особо не вглядываясь в мерцавшее неестественной глубиной окно, Северус без усилий смог разглядеть замершего перед прыжком на краю утёса горного козла. Тот не мог их видеть, но будто чувствуя, что за ним наблюдают, повернул увенчанную витыми рогами голову в их сторону, блестя чёрными глазами.

— Нравится? — спросил из-за плеча позабытый Тёмный Лорд, и Северус вздрогнул, вспомнив о стенах. Козёл тряхнул головой и сорвался с места в рискованной прыжке, в считанные секунды скрывшись за выдававшейся вперёд отвесной скалой. Слизеринец, уже потеряв прежний интерес, проследил, как снег из-под копыт тонкой струйкой осыпался в черневшую внизу пропасть.

— У вас отличное чувство вкуса, мой Лорд, — отозвался Северус. Он не солгал, но где был вкус Лорда, когда он ставил им свои Метки, будто клеймил тупое стадо козлов. Опытный пастух, сыгравший на их тщеславии и пороках. Не пастух — крысолов с волшебной свирелью.

Ответ Лорду пришёлся по душе: по крайней мере, в том, что Северус счёл ещё одной улыбкой, не было недовольства. Хороший знак?

— Присаживайся, — кивнул тот в сторону кресла. Северус шагнул мимо Лорда и невзначай задел того плечом и в тот же миг ощутил аккуратное, почти незаметное ответное касание. Не тела — разума. Река покрылась рябью.

Река плещется, бросая стальные волны на обкатанные годами, ветром и водами камни. Вода в реке мутная, сколько не вглядывайся сидя на берегу — вряд ли сумеешь различить каменистое дно, устланное мягким илом. Но иногда поверхность, словно всплывшими водорослями, расчерчивается тёмными пятнами. Северус не видит этого: он спрятал реку не только от других, но и от себя. Он не видит и не знает, что это уже давшие о себе знать всходы Тёмной магии. Это его начало. И начало его пути. Лорд этого не видит тоже: стена крепка, но как дикий лев, нежащийся в кругу своей стаи, он чует присутствие ступившего на его территорию чужака. Чужак пока что ещё совсем юный и неопытный львёнок, не умеющий охотиться и с боем добывать себе пропитание, но старый лев уже чует опасность. Двум царям зверей не ужиться рядом в одной саванне.

Лорд чувствует, что нужно что-то предпринять, но вместо того, чтобы перегрызть глядящему на него львёнку горло пока может, он решает, что кого-то столь похожего на него нужно держать рядом — и смотреть в оба. Но вместе с опасением Лорд чувствует и иное: удовольствие.

«Он такой же как я, — думает он. — Он такой же как я, и Дамблдор проиграл дважды!» — злопамятно крутится в голове. Сдержать не ухмылку — смех не удаётся. Молодой львёнок удостоен немалой чести. Старый зверь поступил бы иначе с конкурентом, который в будущем вполне может стать тем, кто лишит его короны.

Тёмный Лорд не зверь, как бы далеко он не ушёл от человека в своих экспериментах, поэтому и он совершает ошибки. Чует молодую, тронутую Тёмной магией кровь, и вместо того, чтобы избавиться на похожего на него в детстве полукровку, делает наоборот. Он ошибается, но сейчас рядом с ним нет никого, кто бы понял фатальность этого решения. Северус сидит прямо перед ним, чинно сложив руки на коленях. Как есть ребёнок.

— Северус, мальчик мой, — собственнически говорит Лорд. А Северуса вдруг пробивает на молчаливый, глотаемый смех от этой нелепой и неосознанной пародии на Дамблдора. — Ты хорошо показал себя в служении мне, и у меня есть для тебя задание. Помирись со своим бывшим другом и разузнай, о чём говорит на собраниях Ордена этот старик директор, — планы Северуса не сильно отличаются от планов его Господина… и мириться нет нужды.

— Да, мой Лорд, — послушно откликаясь, пробубнил он. Кажется, на этот раз Лорд не услышал в его словах должного почтения, но отнёс это на нежелание снова иметь дело с предателем. Какой слепой и предсказуемый Лорд…

— Мне нужно знать, что им известно о моих планах на Хогвартс, — расщедрился на объяснения тот. — Я знаю, что рядом со мной есть предатель и я хочу знать, как близко он ко мне подобрался. Добудь мне имя, и ты получишь свою награду.

Его Темнейшество сипло вздохнул, на глазах напрягшегося слуги сковырнув краем затвердевшего ногтя натёкшую с узкого подсвечника лужицу воска.

— Я готов на всё ради вас, мой Лорд, — в глубокой почтительности склонился Северус, чувствуя скользящий по лицу липкий чужой взгляд. Во рту сухо и липко от лести, сладкой патокой вяжущей зубы. Но Лорд доволен.

Удалось.

Он дышит глубоко и медленно, с тяжёлыми хрипами где-то в груди, как закусившая удила загнанная лихим наездником лошадь.

Удалось?

Северус выходит из покоев Лорда пятясь, не смея повернуться спиной к своему Господину, и если бы кто-нибудь осмелился поджидать его за дверьми, он был бы устрашён улыбкой на лице на лице молодого слизеринца.

Удалось!

Северус всё ещё не знает сам себя, ему только предстоит всё понять и решить, как это когда-то сделал полукровный волшебник Том Реддл, выбравший путь, на котором у него нет ни чувств, ни различий между чёрным и белым: только ставшее всепоглощающим желание либо подчинить, либо сравнять с землёй весь мир. И одно не исключает второе.

Япет Лейстрейндж, проводив того задумчивым и внимательным взглядом, просто промолчал и войдя внутрь, плотно закрыл за собой дверь. Больше из кабинета не доносилось ни звука.

* * *

TBC...