Долгий путь домой (джен)

Это была очень странная дорога. Она проходила по дну глубокой расщелины, иногда расширяясь до трех-четырех метров, а иногда сужаясь так сильно, что Шурочка еле протискивалась вперед. Под ногами хрустели камни, кое-где попадались чахлые кустики и трава. Из трещинок в скале тут и там выглядывал зеленый бархат мха. Но, несмотря на явно природное происхождение прохода, пару раз Шурочка обратила внимание на проступающие в полу мраморные плиты с ровными и плотно подогнанными гранями.

Дорога успокаивала. Умиротворяла. Марина, которая весь день тряслась от страха, шла теперь спокойно, с любопытством поглядывая по сторонам, а иногда поднимая голову вверх. Шурочка видела и спину деда Ёнко, он ступал осторожно, стараясь не хрустнуть случайно веткой и не споткнуться о камень. Сама она пребывала в каком-то странном полусне-полуяви: одна ее часть понимала, что она, Александра Робертовна Шиллер, приехала из Ленинграда сюда искать ответы на свои вопросы; а другая часть ее души словно просыпалась сейчас ото сна, узнавая и вспоминая эти места, эту дорогу, этот запах и даже эти звезды над головой. Шурочка-пенсионерка знакомилась с этой незнакомкой внутри и узнавала в ней себя.

— Далеко еще? — шепотом спросила Марина, выводя ее из оцепенения.

Шурочка коснулась рукой скалистой стены и прочитала напряжение камня, словно увидев его насквозь.

— Нет, почти пришли, — ответила она, не задумываясь. Дед Ёнко повернулся на ее слова и усмехнулся как-то по-доброму, бормоча под нос на родном языке.

Ущелье действительно вскоре расширилось. Впереди была долина, окруженная скалами, которые густо поросли кустарником и мелкими деревцами. Белые мраморные плиты, по началу изредка выступавшие из-под толщи земли, теперь приняли очертания мощеной дороги. Шурочка почувствовала непреодолимое желание снять свою обувь и пройтись босиком — так она и сделала. Мрамор приятно холодил уставшие ноги. Отполированные временем камни отражали звездную россыпь, но, кажется, заметила это снова она одна. Где-то близко послышалось журчание воды в ручье.

— Мы пришли. Тут — его дом, — дед Ёнко указал рукой перед собой.

Путники замедлили шаг. Марина удивленно озиралась по сторонам в поисках жилища таинственного хозяина. Дед Ёнко замер на месте, склонив голову и сложив руки у груди.

А Шурочка вдруг шагнула вперед, расправив плечики и счастливо улыбаясь. Деревья и камни сказали ей, что тут живет Песнь. Да, это место было пропитано ею, она звенела в голове и манила за собой. Песнь видений, Песнь силы, Песнь неискаженная! Шурочке захотелось пуститься в пляс — и она раскинула руки и начала кружиться, чувствуя, что звезды вторят этой музыке и подхватывают танец. Она все кружилась, и кружилась в безмолвном танце, ощущая, как силы возвращаются в тело, а седые волосы наливаются силой, блистая серебром в лунном свете.

Марина смотрела на свою пожилую спутницу с удивлением, но без страха. Страх в этом месте казался чем-то нереальным и невозможным. Она ничего не слышала, но отчего-то понимала, что Песнь — есть. Ей казалось, что на поляне кружилась, раскинув руки в стороны, юная девушка с прекрасным лицом, наполненным звездным светом.

— Ты — слышишь! — Потрясенно произнес кто-то ясным и чистым голосом. Удивительным голосом! Марина так засмотрелась на Шурочку, что не увидела, как неслышным шагом к ним подошел Хранитель этих земель. Магар.

О, он был тот же, что и на фотографии, что и на старинном рисунке — черноволосый, ясноглазый, высокий, тонкий, изящный! Марина открыла рот от удивления, рассматривая это прекрасное видение. Она никогда не видела такой красоты и силы. Разве что... разве что в тот вечер, когда чуть не потеряла дочь.

Шурочка оборвала свой танец и подняла на незнакомца глаза. Она смотрела на него как равная — на равного. «Да и так ведь оно и есть!» — потрясенно подумала Марина. Глаза женщины наполнил ясный свет, отчего казалось, что лицо светится изнутри.

Дед Ёнко согнулся в поклоне, прижав руки к груди, но Марина решила не следовать его примеру. Она продолжала оторопело переводить взгляд с Шурочки на Магара и обратно, хлопая от удивления глазами.

— Здравствуй, — произнесла Шурочка тихим чистым голосом. — Наконец мы тебя нашли...

Магар улыбнулся:

— Ты похожа на бабушку, — и добавил уж совершенно непонятно, — и на сестру ее отца.

— За этим я и пришла, — сказала Шурочка, — Расскажи мне, кто я? И кто ты? И где мне искать своего возлюбленного?

— Как много вопросов! — снова улыбнулся Магар. — Не сомневайся, я отвечу на все. Но позволь мне сначала позаботиться о других моих гостях.

Сначала он подошел к деду Ёнко и приобнял его за плечи, заставляя распрямить спину.

— Ты, мой друг, наверное соскучился по моему вину? — спросил он с веселой хитрецой в голосе. — Я буду рад угостить тебя еще раз! Не убирая руки с плеча охотника, Магар обратился к Марине:

— Здравствуй, незнакомка! Будь гостем в моем скромном жилище! Если тебе что-то нужно, только скажи!.. Спасибо вам, что привели ее, — помолчав, добавил Магар и указал рукою на Шурочку. — А теперь пойдемте присядем, вы устали, — он подставил одну руку потрясенной Марине, а вторую — Шурочке.

Марина шла по ковру из листвы, которой были покрыты мраморные плиты, держа под руку этого странного мужчину. И невольно все сравнивала и сравнивала его и доктора, который спас Злату. И находила в них немало общих черт. Да, оба они были — словно неземные существа. Но Шурочка сейчас в этом была абсолютно с ними схожа. Тот же свет в глазах и мягкость в движениях. Но — нет. Магар и Валентин были схожи в чем-то ином. Более близком. Так, как схожи между собой... братья? Да, пожалуй. Овал лица и разрез глаз. Губы, нос с горбинкой. Она скосила глаза на руки. В тот вечер, когда их с Миленой Андреевной чуть не загрызли собаки, она так же рассматривала руки чужого мужчины. И эти руки показались ей чрезвычайно похожими. Такая характерная форма пальцев... У Магара изящнее, тоньше — но все равно похожи.

По мраморной дорожке они дошли, наконец, до цели. Жилищем Магару служила пещера. Внутри было светло: свод пронизывало множество отверстий. Лунный свет отражался в бесчисленных самоцветах и в отполированных до блеска мраморных стенах, усиливаясь и переливаясь. Тут было тепло, и Марина мимолетно подумала, что можно было бы разуться как это сделала Шурочка.

В центре зала стояли вырезанные из камня стол и кресла. Магар жестом пригласил спутников устраиваться. Марина с сомнением оглядела кресло. В детстве сидеть на холодном ей строго-настрого запрещала мать, и эта информация неожиданно всплыла у нее в голове. Но Марина отмахнулась от воспоминаний и изящно присела на краешек сидения. И тут же почувствовала, что камень вовсе не холодный.

На столе, тем временем, появились ваза с фруктами, кубки и бутыль с жидкостью («Конечно же, знаменитое вино для деда Ёнко!» — подумала Марина). К Марине потихоньку возвращалось самообладание. Ей показалось чрезвычайно забавным то, что многое в жилище Магара было сделано из камня: каменная ваза с изящной резьбой и каменная мебель...

«Каменный век какой-то!» — подумала она, хихикнув про себя, но тут же осеклась, обнаружив, что в углу стоит совсем не каменная, а вполне себе деревянная арфа, а на стене висят два меча, тоже, надо полагать, не из самоцветов. «Значит, он неприхотлив в жизни, этот Магар». Хозяин, между тем откупорил вино и разлил его по кубкам. Перехватив ее взгляд, он как будто уловил ее мысли:

— Мне достаточно того, что я имею, — пожал он плечами, — Для всех, кто долго прожил на свете, в конце концов становится ясно, насколько ничтожно все то материальное, что нас окружает.

— И то, что ты ищешь тут? — прищурившись, спросила Шурочка.

Магар вздрогнул.

— Нет. Это я никогда бы не осмелился назвать ничтожным, — ответил он через несколько мгновений, взглянув Шурочке прямо в глаза. — Откуда ты знаешь о Нем..?

— Я как будто вижу его сердцем. И слышу его голос. Он ликует и поет. Это звучит... очень торжественно.

Магар покрутил в руке свой кубок:

— Я тоже слышу его Песнь. Только для меня она печальна.

Шурочка вздохнула.

— Я не понимаю... Все чувствую, но ничего не понимаю, — сказала она. Марина внутренне с ней согласилась — она тоже ничего не понимала.

— Ты пришла сюда за ответами, — Магар улыбнулся. — Спрашивай.

Шурочка помолчала, собираясь с мыслями.

— Кто я? — наконец спросила она.

— Ты — дочь человека и эльфийской женщины. Твоя бабушка была из народа эльдар. Я знал ее много веков назад. Ее отец, Элладан, был сыном моего воспитанника.

— Сколько ей было лет?

— Она родилась в тот год, когда император Диоклетиан принял правление, — произнес он ровно, глядя в глаза Шурочке. Она нервно сглотнула.

— Сколько лет тебе?

— ...и для меня она была сущим ребенком. Я вырастил Элронда, ее деда. И я качал на руках бабку Элронда, когда она была ребенком.

Марина похолодела. А Шурочка продолжала задавать вопросы:

— Почему ты не стареешь?

— Я — потому, что я эльф, а эльфы бессмертны.

— И моя мать и бабка?

— Твоя бабушка выбрала судьбу эльфов. Она прожила долгую жизнь, пока не встретила твоего отца. Я был очень рад ее счастью, — добавил он с нежностью в голосе.

— Она погибла в войну...

— Да. Я знаю. Может, я еще встречу ее по ту сторону моря.

Шурочка снова удивленно посмотрела на Магара.

— Эльфы не умирают. Мы вечны, и после физической смерти тела есть шанс возродиться вновь.

— А... моя мать? Я увижу ее когда-то? — голос Шурочки дрогнул.

— Нет. Твоя мать выбрала путь людей. Люди уходят за Грань навсегда...

— А Слава?! Мой Слава?! — вдруг почти крикнула Шурочка.

— Он был человеком, — уверенно произнес Магар. — Очень сильным, отважным и мудрым. Но — человеком.

Женщина опустила глаза.

— Как он погиб?

— Я не знаю. Я сам хотел бы знать ответ на твой вопрос.

Шурочка сжала виски тоненькими пальчиками. Марине стало ее жаль.

— А я? Что же ты скажешь обо мне? Я — старуха.

— Нет, — улыбнулся Магар, — еще нет. Твоему роду был дан выбор между судьбою эльфов и людей. Мне кажется, что ты его еще не сделала.

Шурочка долго молчала, обдумывая сказанное.

— Позволь спросить, как твое имя? — произнесла она наконец.

— Канафинве Макалаурэ Феанарион — это имя мне было дано при рождении. Маглор — так меня звали после. Магар — так зовут теперь.

— Слава тоже искал тут то, что ищешь ты? — непонятно спросила Шурочка. Маглор молча кивнул в ответ.

— Ты не найдешь это. Никогда. Это — чужое, — вдруг произнесла Шурочка незнакомым звенящим голосом.

— А ты? — эльф пристально вглядывался в свою гостью.

— А я — найду. — В голосе Шурочки было столько силы и уверенности, что Маглор вздрогнул и на миг опустил глаза.

— Тогда — ищи, отважная. Я чувствую, что тебе это по силам. Но для меня он, и правда, чужой. Я знал это всегда, поэтому и не пошел тогда с твоим Славой. И лучше мне не видеть его, — Маглор отвернулся.

Шурочка встала.

— Я слышу его Песнь. И я найду.

Она расправила худенькие плечики и развернулась на носках. Маглор не удерживал ее, когда она, как была босая, одна вышла из пещеры в ночной лес. Он только молча наполнил кубки. Дед Ёнко крепко спал, но Марина во все глаза смотрела на таинственного эльфа. К кубку она не притронулась.

— Там какое-то снотворное? — наконец спросила она.

Маглор кивнул.

— Это безвредно для людей. Ты лучше сделай хотя бы глоток. Ни к чему тебе все это помнить. Утром проснешься и будешь думать, что все было сном.

— А если нет? — холодея, спросила Марина.

Маглор пожал плечами.

— Нет, так нет, — он улыбнулся. — Не надо меня бояться. Выбор за тобой.

— Красная таблетка... — буркнула Марина себе под нос.

— Что, прости? — не понял Маглор.

— Ничего. Мне и так слишком многое надо забыть. Пожалуй, я откажусь.

Маглор согласно кивнул.

— О чем она говорила? — спросила Марина, сама от себя не ожидая.

— Маленькая аданэт, — улыбнулся Маглор, — твое любопытство не знает границ. Но раз уж ты выбрала красную таблетку, то слушай. И позволь мне так... — он протянул руку и извлек откуда-то небольшую арфу. Прикрыл глаза и провел по струнам своими тонкими изящными пальцами. — Нолдолантэ. Это — Нолдолантэ...

«...Был Эру Единый...»

Время шло, музыка лилась из-под струн, то плача, то ликуя. Голос эльфа звенел под сводами пещеры, картины сменяли одна другую, и Марина чувствовала, что песня Маглора рождает в ее душе такие видения, что она все равно никогда не сможет поверить в то, что все это было на самом деле. Она боролась с этими видениями, но усталость брала свое и, уже засыпая, она подумала, что хитрый эльф все-таки заставил ее выпить синюю таблетку.

Вдруг среди этого полусна-полуяви она услышала имя. И ярким пламенем возник образ, слишком реальный, слишком четкий, чтобы быть лишь призраком, навеянным песней. Тьелкормо! И еще один — Финдекано. Эти имена выдернули ее из забвения и она окончательно проснулась. Не открывая глаз, она старалась слушать уже не сердцем, а разумом. Когда эльф замолчал, Марина открыла глаза.

— Спасибо за Песнь, — сказала она. Маглор улыбнулся и склонил голову. — Я должна тебя отблагодарить.

Певец удивленно приподнял одну бровь. Чем смертная поможет ему, которому не в силах помочь даже король Мира, ибо, в безумии давая Клятву, призвал он в свидетели Единого?

— Тьелкормо. Я знаю, где искать твоего брата.

Маглор замер, уронив арфу на колени.

— Что...? — прошептал он.

Неужели, это правда?! Он чувствовал, что мир меняется. Чувствовал, что братья близко, он слышал отголоски осанвэ. Иногда он говорил себе, что это только галлюцинации. Иногда — давал волю мечтам, представляя себе встречу спустя столько эпох. Он знал, что такие грезы ведут к безумию, поэтому запрещал себе мечтать.

Но совсем недавно Певец все-таки принял решение покинуть свое убежище. Он не имел ни малейшего представления, где искать братьев. Чувствовал только, что идти надо на юг. А значит, снова в путь. Снова стоптанные дорожные сапоги, снова чужие лица и опасность пути. Он собирался выйти завтра...

И вот они приходят сюда — правнучка Элладана и эта маленькая аданэт и за несколько минут разговора меняют его судьбу! Маглор смотрел на Марину и ждал ответа.

— Я знаю, где искать твоего брата, — повторила Марина, — Город Тула, детская областная клиническая больница, первое хирургическое отделение... Вас всех ищет Финдекано!

«Великие назвали ваши судьбы сплетенными» — кажется, он сказал так.

Маглор вдруг рассмеялся, схватил Марину в охапку и поцеловал, а у девушки от неожиданности подкосились ноги. Тогда он отпустил ее, сделал несколько шагов назад и прижал правую руку к груди.

— Спасибо! — произнес Маглор очень серьезно и низко склонился перед девушкой, коснувшись длинными черными волосами пола.

— Не за что, — улыбнулась Марина. Она вспомнила близнецов и лукаво улыбнулась, — Я думаю, Александра Робертовна сможет рассказать тебе еще кое-что очень важное о двоих твоих самых младших братьях. — Маглор смотрел на Марину совершенно ошалевшими от счастья глазами.

Оставалось еще что-то важное, о чем Марина должна была спросить. Хоть и догадывалась уже, каким будет ответ.

— И все-таки, — произнесла она наконец, — я так и не поняла, о чем же вы говорили с Александрой Робертовной? Что она отправилась искать?

— Сильмарилл, — произнес Маглор, — Она отправилась за Сильмариллом моего брата.

Шурочка бежала, царапая ноги о камни и не обращая внимание на ветки, хлеставшие ее по лицу. Ее вела Песнь, и она знала, куда идти. Здесь не было тропы. Только камни, мхи, да невысокие кустарники. Здесь никто не ходил много лет. Но когда-то здесь побывал Слава. Зачем, ради чего он искал Сильмарилл — она не знала. Может, это было вечное человеческое любопытство? Азарт археолога, наткнувшегося на что-то важное? Он почти нашел.

Шурочка знала, что в то утро на небе были тучи, собиралась гроза. Но жара стояла удушающая, как всегда бывает перед дождем. Сейчас тут было пересохшее болото, а в сорок девятом его приходилось обходить. Ничего, она пойдет напрямик. Она знала, во что Слава был одет, чем позавтракал. Знала, что ботинок у него порвался о торчащий из земли корешок. Вот оно, то дерево, эк как корень разросся! Вот тут Семен Лешаков поскользнулся и расшиб ногу. Здесь наскоро пообедали консервами и хлебом. А возле этого валуна они расстались. Маглор вернулся в свою долину, а пятерка исследователей ушла на восток. Они договорились о встрече через день, соединили руки в пожатии, и больше Маглор их не видел.

Все это передал ей эльф. Как он это сделал, Шурочка не поняла. Но за каждой прозвучавшей вслух фразой скрывался целый поток информации, которая вливалась в ее голову просто так. Она первый раз в жизни столкнулась с осанвэ такой силы. Близнецы тоже пробовали мысленно обращаться к ней, но в человеческих телах не хватало сил для сложной работы. Они умели общаться только между собой.

Славу что-то остановило. Какая-то сила не дала ему закончить. Где-то тут остался он и вся его группа. Маглор обошел окрестные все места, но никого не нашел. А она — найдет. Она слышит Песнь камня, а Маглор — лишь стон.

Она не знала, сколько прошло времени. Голода она не ощущала, а жажду утоляла по мере появления — лесные ручьи и речушки щедро делились с ней своей прозрачной прохладной водой.

Ночные сумерки сменились ранним утром. Потом взошло солнце и стало тепло. День длился бесконечно долго. Шурочка не знала, что на севере в это время года Солнце благосклонно ко всему живому — оно подолгу не покидает небосвод, лишь на несколько часов уступая место Луне. Поэтому иногда ей казалось, что прошло лишь несколько минут. Потом она смотрела на стоптанные босые ноги и здравый смысл подсказывал ей, что она идет гораздо дольше.

А Песнь все звала и манила. Наполняла сердце ощущением звенящего счастья и полета. И Шурочка шла на этот зов — не подчинить себе и не завладеть, нет! Освободить, подарить миру величайшее из сотворенных сокровищ. Сильмарилл Феанора. Сильмарилл Маэдроса. Эти смутные образы возникали в ее голове из не откуда, впрочем, не задерживаясь там особенно надолго. Еще больше, чем найти Сильмарилл, она хотела найти Славу.

К большому валуну, поросшему мхом, она вышла ночью, ровно через сутки после того, как покинула пещеру Маглора. Он был метров пять-шесть в диаметре и столько же в высоту. Почти идеально круглый, тысячелетиями обдуваемый ветрами и омываемый водами, отполированный самим временем. Песнь шла отсюда. Из самого сердца этого камня.

Шурочка коснулась его рукой, погладила, что-то пошептала. Камень беззвучно ответил ей.

— Тут. Это произошло тут.

Медленно и торжественно Шурочка обошла камень. Скорбную находку она обнаружила там, где и ожидала — на земле между валуном и кустарником. Остатки палатки, ржавый котелок и рядом — целехонький перочинный ножик. Истлевший ботинок. Авторучка. Погнутая алюминиевая ложка. Разбросанные тут и там белые кости.

Шурочка закрыла глаза. Как наяву, перед ней раскрылись картины прошлого. Она видела, как разбивали палатку. Слава сказал — надо искать тут. Валун, убеждал он, специально оказался на этом месте, над древним курганом. Разожгли костер, сварили в котелке кашу. Поужинали. Было весело, перебрасывались шуточками. Наутро собирались начать поиски.

Они оставили костер на ночь. Возможно, это была единственная их ошибка. Костер привлек Это. Марина содрогнулась, почувствовав ужас, который испытали мужчины, когда увидели ее — огромную паучиху в два человеческих роста, с сочащимися ядом жвалами, огромными мохнатыми лапами и тысячами глаз. Вася Зайцев погиб первым, острые жвала разорвали тело худенького студента на части. Остальные не разбежались в ужасе, хоть соблазн и был велик. Все-таки профессор Волков и сам Слава прошли войну, поэтому как-то сумели собраться и привести в чувство молодых ребят. Они приняли бой — бой с последней в мире тварью, порожденной Унголиант. Похватали кто что смог, сучья из костра, палки. Эх, до ружья не дотянуться! Волков сумел вытащить из рюкзака длинный охотничий нож. Он-то и успел хорошо зацепить брюхо твари своим оружием. Но, озверевшая от боли, тварь придавила профессора своим телом, успев подмять под себя Прохора. Оставшиеся поняли, что это можно убить, если метить в брюхо.

Кирилла достала паучья нога, твердая и острая как нож. Бедняге вспороли живот, и он сквозь зубы рычал, умирая. Славка переглянулся с Семеном — и бросился под брюхо твари, вперед и вниз, с перочинным ножиком, как когда-то с гранатой под танк. Ножик был совсем маленький, лезвие сантиметров пятнадцать в длину. Непонятно, на что рассчитывали друзья, но попробовать они были должны. Семен прыгнул вперед, отвлекая, целясь в глаза горящими сучьями.

Они сумели ее уничтожить. Нож нашел уязвимое место и тварь издохла. Но успела зацепить обоих ядовитыми жвалами.

От нее ничего не осталось. Все превратилось в прах и развеялось над тайгой.

А ребята — лежали тут. Шурочка подходила к каждому и прощалась. Руки на животе — Кирилл Рыженков. Отмучился. И рядом с ним — Вася Зайцев. Будь счастлив за Гранью, друг! Останки в истлевшем полушубке — профессор Волков. Прощайте, профессор, спасибо вам за все! Тут же и Прохор. Семен — чуть поодаль, видимо пытался подползти к Славе, помочь выбраться из-под веса твари. Дружище, верный товарищ, прощай!

А вот и Слава. Разум отказывается признавать в этих белых костях ее веселого загорелого Славушку. Но все же сердце не обманешь. Она его нашла.

Потом Шурочка хоронила их до полудня — она соорудила курганы из камней над останками победителей последней твари Унголиант, спела над каждым песнь, бог весть откуда пришедшую на ум. Оплакала каждого.

Когда на поляне остались только пять курганов, Шурочка наконец села на землю и закрыла глаза ладонями. Слез не было, мыслей в голове тоже. Она просидела так до вечера.

Отрешенно, словно речь шла не о ней, Шурочка подумала вдруг, что вот так и умрет здесь. Ляжет на холм возле Славкиного кургана, закроет глаза и будет ждать смерти. И ей это показалось очень правильным, верным, как будто так и надо было поступать.

Стемнело. Шурочка легла на спину и подняла глаза на небо. В небе сияли звезды. Мириады звезд: серебряных, ясных, ярких! И еще была — одна. Которая светила иначе, словно маня и призывая к себе. «Она светит звонко!» — почему-то подумала Шурочка и вдруг поняла: «Звезда зовет то, что скрыто в камне». В голове просветлело, мысли сделались на удивление ясными. Она поднялась и подошла вплотную к валуну. Нет, Слава зря думал, что надо искать под камнем. Это не закопанный века назад клад и не древняя усыпальница. Это сокровище, которое находится в самом камне, как пленник в темнице. Шурочка положила обе ладони на гладкую и теплую скальную поверхность. Приложила ухо. Песнь жила. Где-то внутри камня, а самой середине, был он. «Сильмарилл» — всплыло в сознании.

Напрягая остатки воли, Шурочка запела. Она пела Песнь. Вытягивая из ночной прохлады — свежесть, из травы — зеленый сочный цвет, из воды — вкус, из земли — тепло. Из себя — жизнь. Вокруг дрожал и искрился воздух, мелькали всполохи электрических разрядов. Птицы и звери в страхе просыпались и уносились прочь от этого места.

Наследница Мелиан плела Песнь Силы, чтобы высвободить Сильмарилл из каменного плена, куда много тысяч лет он был заточен отвергнутым владельцем.

И, конечно же, камень сдался. Голос взвился на высокой ноте. На поверхности валуна появилась трещина, которая, все больше увеличиваясь, с треском и грохотом, расколола его тело пополам.

Сильмарилл сиял как в предначальные дни. Истинный, неискаженный свет. Испытание для детей Эру и плата за их деяния. Хозяин судеб Мира.

Шурочка протянула руку и дотронулась до самоцвета. Он не обжег ее — принял.

— Что мне делать с тобой? — прошептала женщина, прижав к сердцу сокровище.

Камень не отверг ее, но она потеряла столько сил... Так много, что уже не дойти обратно. Ноги задрожали. Шурочка опустилась на колени. Она так устала, когда пела эту Песнь. Ей захотелось заснуть долгим, крепким сном. Глаза сами закрылись. Привалившись плечом к большому осколку валуна, она заснула смертельным сном.

Цветы и краски по ту сторону жизни словно отсутствовали. Серая полупрозрачная муть, тени и сумрак — вот что увидела Шурочка, когда ее глаза снова открылись. Насколько хватало глаз, простиралась пустота, в которой переливались серые тени, которые как полотна на ветру, колыхались от Шурочкиных мыслей. Казалось, тут можно кричать, и звук улетит вперед, потонув в бесконечной анфиладе этих полотен. Она поднялась на ноги. Сделала несколько шагов. Передумала и повернула обратно. Но тут же поняла, что тут можно выбирать любое направление, и везде ее будет ждать одно и то же — серая прозрачная пустота. Она все же пошла вперед.

Она шла и шла. А тени вокруг нее сгущались. Откуда-то появились звуки, переходящие в неприятный гул. Шурочка начала различать эти звуки. Тени что-то шептали и о чем-то спорили. Их говор был лишен всякого смысла. Они обсуждали события, когда-то имевшие значение для чужих жизней: мелкие события, глупые, неправильные. «Где бы купить новый ершик для молока?» — «Да в универсаме купить! В универсаме!». «А электрику надо заменить! Тут лампочки прохудились». «У Вер Палны кошка окотилась». «А я тебе говорю, собака у нее! Собака окотилась!» Голоса перекрикивали друг друга, начинали нести полную околесицу, а Шурочка все пыталась вслушиваться. В конце концов у нее заболела голова от этого гула и она закричала:

— Хватит! Хватит! Прекратите сейчас же!

Но голоса не замолкали, а продолжили с ужасающим упорством доказывать, что «школьная тетрадь вся выгребалась», а «таблетки, милочка, в здравнице лежат, на самом видном месте!». Шурочка чувствовала, что теряет почву под ногами. Еще немного и она сама присоединится к этому нестройному хору и будет нести такую же чушь.

С ужасом она почувствовала, что не понимает, как тут оказалась. Она пыталась вспомнить свое имя, но у нее ничего не получалось и она в отчаянии снова закричала, прося голоса помолчать. Тени злорадно промычали что-то о «забродивших ножницах, которые продаются на охоте».

«Слава!» — вдруг пронеслось в голове имя. «Слава!»

«Уходят за круги Мира...»

«Дождусь тебя...»

«Сашка, я люблю тебя, слышишь!...Сашка!»

Шурочка почувствовала, что правую руку все еще греет какое-то тепло. Она отняла ее от груди и раскрыла ладонь. Сильмарилл вспыхнул ярким белым пламенем, осветив все вокруг.

Тени попрятались по углам, и Шурочка подняла его высоко над головой как знамя.

— Слава! Славка! — крикнула она.

В ясном и чистом свете Сильмарилла было видно на многие мили вперед. И Славку она увидела сразу. Он держался из последних сил, ее Славушка. Победитель последней твари Унголиант, бесстрашный воин, осмелившийся перечить самому Эру. Слава, который ждал ее и не спешил уйти за круги мира.

— Славка... — прошептала Шурочка и потянулась к нему всем телом. Не понятно, как работали законы в этом мире, но она оказалась рядом с ним сразу же. Заглянула в глаза и узнала знакомые искорки. Да, пусть лицо у него утратило свой бронзовый загар, кожа истончилась и стала совсем прозрачной, глаза были все те же. Они крепко взялись за руки и пошли вперед, освещая свой путь Сильмариллом.

Грозного Намо Мандоса они увидели издалека. Он ждал их, жалкого смертного и наследницу великих эльфийских народов.

— Что тебе надо в Чертогах, смертный? Почему задержался ты в них так долго? — грозно спросил Судья.

— Ничего мне не надо у тебя в Чертогах! — звонким голосом ответил мужчина. — Кроме нее, — и обнял посильнее Шурочку.

— Да будет так, Победитель твари из пустоты. Если она сделает выбор, вам позволено будет пойти по стопам Берена и Лючиэнь. Согласна ли ты, эльдиэ, которую принял Сильмарилл, прожить смертную жизнь и отказаться от Амана?

Шурочка твердо взглянула ему в глаза.

— За этим я сюда и пришла!

Намо склонил голову:

— Да будет так! — молвил он.

Шурочка вдруг вздрогнула. Перед глазами встал все тот же карандашный рисунок. Шестеро и один. Рыжие соседи, Маглор, неизвестные ей братья... но ведь был еще кто-то? Да, был и отец. Сильмарилл рассказал ей о своем создателе. Как наяву, увидела она тонкие пальцы, осторожно сжимающие камень, острый взгляд, летящие движения рук. Шурочка лукаво улыбнулась.

— У меня в руках — величайшая драгоценность этого мира. Я хочу расплатиться добром за добро. И это — плата.

Намо удивленно взглянул на дерзкую нис.

— Прощения создателю Сильмарилла! Прощения Феанору! Вечность — не велика ли плата за единственный проступок?! Прощения ему и его сыновьям! Я клянусь, мой род более не держит зла на Феанаро и Первый дом! Я, потомок Берена и Лючиэнь, прощаю им! Я, потомок всех трех родов эльдар, прощаю им! Я прощаю... прощаю...

К удивлению Шурочки и Славы Намо вдруг рассмеялся серебристым смехом.

— Идите уж! Дерзкие, дерзкие смертные....

И мир закрутился перед ними.

Марина проснулась посреди ночи от неясной тревоги. Стены жилища Маглора вибрировали от нарастающего гула. Она опустила ноги на каменной пол и соскользнула вниз со своей мягкой постели. Вышла наружу. Небо было ярким от звезд. Казалось, они сошли с ума: такого звездопада Земля не видела со времен Войны Гнева. Поодаль виднелась тонкая стройная фигура Кано. Он стоял с запрокинутой головой. Марина подошла к эльфу. Он смотрел в небо, на щеках блестели дорожки от слез. Кано улыбался.