Ты в моих венах (гет)

По дороге обратно в штаб-квартиру ФБР в Лос-Анджелесе Лисбон всерьёз злилась на Кейт. Не укладывалось в голове, как та самая женщина, что помогла ей собрать по кусочкам разбитую жизнь, теперь вдруг настаивает на том, чтобы она снова её разбила. Всё это казалось абсурдным. Её размеренный, чётко выстроенный мир рушился к чертям — и не просто рушился, а катился в ад в красивой подарочной корзинке.

Дорожная пробка не улучшала настроения. Когда зазвонил телефон, ей всерьёз захотелось выбросить его в окно. Но на экране высветился номер Грейс. Они не разговаривали уже несколько дней — скорее всего, подруга снова звонила обсудить свадебные приготовления. Это, пожалуй, и было единственным настоящим плюсом всей этой затеи: возможность вновь увидеть свою старую команду в сборе.

— Привет, Грейс, — сказала Лисбон, натянуто весело.

— Как ты могла?!

От обвинения в лоб она даже вздрогнула.

— Что я сделала?

— Точнее, чего ты не сделала.

— Ладно… чего же я не сделала?

— Почему ты не сказала, что Джейн — отец Дани?

Лисбон зажмурилась и с досады стукнулась лбом о руль. В водовороте последних недель она напрочь забыла, что немало гостей на свадьбе до сих пор не знали, кто, собственно, поучаствовал в появлении Дани на свет. Так было проще — никто не лез с жалостью, а она этого терпеть не могла.

— А как ты вообще узнала? — спросила Лисбон.

— Я должна была узнать это от тебя, — настаивала Грейс. — Но раз уж ты так хочешь знать… Я позвонила Чо, трубку взяла Энни — мы обсуждали, как встретиться до свадьбы, и она обмолвилась, что ты, возможно, всё ещё разбираешься с Джейном.

— Чо рассказал своей жене про Джейна и Дани? — Лисбон действительно удивилась.

— Конечно рассказал. Он же женат, а в браке не должно быть секретов.

Лисбон закатила глаза:

— Почему это? Я вот, например, только на прошлой неделе сказала Крису, что Джейн — отец Дани.

— Боже мой!

— Да никто не рассказывает всё своему супругу, — стояла на своём Лисбон.

— Неправда. Я вот, например, всё рассказала Уэйну.

— Даже то, что случилось в Алкоа?

На том конце повисло молчание, и Лисбон усмехнулась.

— Почему ты мне не сказала, что ты спала с Джейном? — наконец спросила Грейс, явно решив сменить тему.

Лисбон вздохнула.

— Вы с Уэйном уже уехали, когда он вернулся. А Чо знал только потому, что мы тогда ещё работали вместе. Он понимал, что Джейн всё равно будет ко мне заходить.

— И как надолго он оставался?

— Обычно не больше пары дней.

— Погоди… То есть он возвращался несколько раз?

Лисбон покраснела — до чего же неловко обсуждать всё это стоя в пробке.

— Это долгая история, Грейс. Но да, Джейн возвращался в Сакраменто несколько раз, а потом исчез окончательно. Я уволилась из КБР, узнала, что беременна… А он узнал о Дани всего две недели назад, когда вдруг объявился.

— Если он ничего не знал о Дани, зачем он вообще пришёл? — спросила Грейс.

— Чо сказал ему, что я выхожу замуж, — пояснила Лисбон.

— Боже мой! Он хотел сорвать свадьбу! — с воодушевлением воскликнула Грейс. Слишком уж бурно она на это отреагировала.

— Он сам не знал, чего хочет. Просто среагировал, — устало ответила Лисбон.

— Это романтично.

— О, только не ты! — Лисбон уткнулась лбом в руль. Последнее, что ей сейчас было нужно — ещё один человек, убеждающий её бросить всё и вернуться к Джейну.

— Что? Это же Джейн, — пожала плечами Грейс.

— Вот именно. Джейн. Мужчина, который десять лет портил мне жизнь, потом переспал со мной — и исчез ещё на пять.

— Вау. Ты явно репетировала эту фразу, — заметила Грейс.

Теперь Лисбон и вправду застонала — от раздражения и усталости.

— Значит, ты теперь тоже на его стороне?

— Я ни на чьей стороне. Я вообще пытаюсь понять, как я могла не заметить этого целых пять лет. Она же вылитый он, чёрт побери.

У Лисбон дёрнулся уголок губ. В самом деле, она и сама не раз удивлялась, как Грейс с Уэйном могли не заметить, что её дочь — вылитая копия их давно исчезнувшего друга.

— Когда родилась Дани, ты не видела его уже больше года, — напомнила она. — И у тебя не было причин что-то подозревать.

Грейс недовольно фыркнула, будто всё равно не хотела прощать себе слепоту.

— Почему ты так долго скрывала Дани от Джейна?

— Ну, он не особо был на связи, — парировала Лисбон.

Но Грейс не собиралась отступать.

— Он её отец, и ты знаешь, что он бы никогда не сделал ей больно. Ты должна была сказать ему. Хотя бы дать шанс.

Лисбон наконец въехала на стоянку у здания ФБР. После катастрофы в магазине с Кейт она была рада оказаться обратно на рабочем месте, но теперь её ждал новый фронт раздражения — старая подруга.

— Я давала ему тысячи шансов.

Каждый раз он от них отмахивался. И я не собиралась ставить под удар своего ребёнка из-за призрачной надежды, что в этот раз он одумается.

— Но ведь это его ребёнок тоже. Ты же знала, что для него это всё изменит.

Она вышла из машины и направилась к зданию. Несколько человек поприветствовали её, но это было не КБР — не место, где за годы она выстроила тёплые дружеские связи. Здесь она в основном сидела за столом, а не бегала по полям с парнями.

Плюс был в том, что никто не пытался подслушать её телефонный разговор.

— Не вижу, почему должно было что-то измениться, — спокойно сказала она.

— Ты ведь мать. Ты знаешь, как сильно можно любить своего ребёнка. А Джейн чувствует то же самое.

— Да, но Джейн выражает свою любовь… по-другому. Он говорил, что любит и меня, — Лисбон вздохнула, — но потом либо делал вид, что забыл об этом, либо решал, что уйти — лучшее, что он может для меня сделать. Ни то, ни другое не вызывает у меня уверенности в том, что эта любовь вообще способна принести что-то хорошее.

— Ты сейчас говоришь о любви мужчины к женщине. Любовь к ребёнку — это совсем другое, — настаивала Грейс.

— Джейн и на этот счёт не даёт прямых ответов, — пояснила Лисбон. — Сейчас он просто приходит, когда ему хочется повидаться с Дани.

— Вы собираетесь оформлять совместную опеку?

— Я… я не знаю. Он хочет дождаться свадьбы, прежде чем принимать решение.

— О-о-о, он что-то задумал, — с явным удовольствием в голосе протянула Грейс.

— Конечно, — ответила Лисбон, входя в свой кабинет. — Он всегда что-то замышляет.

— Я замышляю?

Лисбон подпрыгнула на месте и чуть не выхватила пистолет, резко обернувшись на голос.

— Боже мой!

Джейн сидел на её диване, самодовольный до невозможности… это у него что, чай? Всё это было слишком похоже на старые времена. Как будто и не было этих пяти лет. Даже этот чёртов диван! Зачем она его вообще купила? Ах да… он её разбаловал. Теперь в каждом её кабинете обязательно должен быть диван, чтобы ему было где развалиться.

Только вот сидеть на нём он явно не должен был.

— Что случилось? — спросила встревоженная Грейс в трубке.

— Ничего, — быстро ответила Лисбон, не отрывая взгляда от Джейна. — Джейн взломал мой кабинет и едва не схлопотал пулю.

Он лишь осклабился, довольный как кот на солнышке, а Грейс в ответ даже рассмеялась:

— А, ну тогда понятно. Видимо, я тебе мешаю.

— Похоже на то, — проворчала Лисбон.

— Передай ему, что когда я приеду на свадьбу, обязательно выскажу ему всё, что думаю по поводу его поведения.

— А я-то думала, ты на его стороне, — не удержалась Лисбон. Джейн вопросительно поднял бровь, но благоразумно промолчал.

— Я считаю, что вы оба вели себя как идиоты, — объяснила Грейс. — Ладно, пока.

Лисбон попрощалась, повесила трубку и положила телефон на стол, но взгляда с Джейна не спускала.

— Она на моей стороне? — с притворной невинностью поинтересовался тот, всё ещё улыбаясь, развалившись на диване, как у себя дома.

— Не совсем, — отозвалась Лисбон. — Но, уверенa, ты всё сам услышишь, когда она приедет на свадьбу… если ты, конечно, пробудешь здесь до этого.

— Будет к чему стремиться, — невозмутимо отозвался Джейн.

На какое-то мгновение оба замолчали, просто уставившись друг на друга.

— Что ты здесь делаешь, Джейн?

— Тестирую удобство твоего дивана. Кстати, выбор достойный, хотя цвет мог бы быть и получше.

Она одарила его долгим и тяжёлым взглядом. Он снова осклабился, довольный, как будто её раздражение — лучший комплимент.

— Нам, очевидно, ещё многое нужно обсудить.

Лисбон уселась за свой стол и внимательно на него посмотрела:

— Мог бы прийти ко мне домой, а не взламывать мой кабинет.

— Как бы ни был приятен твой дом, с уединением там не очень, — заметил Джейн. — А мне хотелось увидеть твоё новое рабочее логово.

Она постаралась скрыть раздражение как могла.

— Предполагаю, ты хочешь поговорить о Дани?

Он кивнул, встал с дивана и подошёл ближе к её столу.

— Мы знакомимся уже около недели… ну, двух, если считать ту неделю, когда ты мне вообще не позволяла её видеть.

Она чуть поморщилась от этого упрёка. Да, она старалась держать их подальше друг от друга, и да — это было больно. Но у неё были на то причины, и они были чёртовски веские.

— Я знаю, сколько времени прошло.

— Я надеялся провести с Дани день наедине. Может быть, в субботу.

Лисбон откинулась в кресле, вертя в руках ручку, крутя её снова и снова между пальцами. Это всё звучало так, будто они делили опеку… как бывшие супруги. Вот только они никогда и не были по-настоящему вместе.

— Ты собираешься сказать “нет”, — заметил Джейн.

— Я этого не говорила.

— Но и “да” не сказала.

— Просто… дай мне пару секунд подумать, — попросила Лисбон. — Ну, я имею в виду… ты уверен, что Дани к этому готова? Ты сам готов?

— Я был готов с того самого момента, как её увидел.

Она недоверчиво поджала губы — не очень-то верилось в такую готовность.

— А Дани? Это ведь тоже нелегко для неё. Она запуталась, пытается всё осмыслить. Ей спокойнее, когда рядом я или Энни.

— Теперь она мне доверяет, — уверенно ответил Джейн.

— Я знаю, что ты так думаешь, — сказала Лисбон, — но мне этого недостаточно.

Она приготовилась к раздражению, но Джейн, как назло, выглядел так, будто всё происходящее доставляет ему искреннее удовольствие.

— Гиперопекающая мать — тебе идёт.

— По-твоим словам, я всегда такой и была, — напомнила она.

— Да, но теперь, когда это твой собственный ребёнок — это вдвойне ярко. Ты как медведица, защищающая медвежонка. И это тебе тоже идёт.

Лисбон немного покраснела, не до конца уверенная, можно ли считать это комплиментом… но всё равно приятно.

— Можешь говорить всё, что хочешь, Джейн. Но я всё равно слежу за тобой. Обеими глазами.

— Значит, ничего не изменилось, — ухмыльнулся он.

— Мы оба знаем, что всё изменилось, — напомнила она.

В его заслугу — Джейн кивнул с лёгкой улыбкой:

— Пожалуй, ты права.

Он кивнул в сторону её стола:

— Но ты по-прежнему начальница. Пусть и теперь рулишь командой не столь одарённой. Они же совсем не туда копают в этом деле с тройным убийством.

Она нахмурилась и начала перебирать кипу папок. Дело, о котором он говорил, оказалось закопано где-то в самом низу.

— Ты рылся в моих бумагах.

— Мне нужно было чем-то заняться, пока ждал. А где ты была, между прочим?

Лисбон моментально вспыхнула. Да ни за что на свете она не скажет Джейну, что ходила за нижним бельём! К несчастью, он заметил это.

— О, насыщенный оттенок умбры… Чем ты таким занималась во время обеденного перерыва?

— Не твоё дело, — прошипела она.

— Ты была с Крисом? — вопрос застал её врасплох, и, кажется, она уловила в его голосе лёгкую, почти незаметную нотку ревности. Когда она подняла глаза, он вдруг улыбнулся — с тем особым облегчением, которое трудно подделать. — Не с ним? Любопытно. Мне угадывать?

— Нет! — выпалила она, выуживая нужную папку. — Лучше расскажи, с какого перепуга ты решил, что копаться в конфиденциальных делах — это хорошая идея?

Джейн только пожал плечами:

— Делать-то всё равно было нечего. Хотя вышло к лучшему — они жутко всё путают. Виновен явно Донован, а они зациклились на Джессике.

Она начала листать материалы дела:

— У Джессики был мотив и нет алиби.

— Она бы и ружьё-то не подняла, — заметил Джейн. — Не стала бы портить маникюр ради семейной бойни.

Чёрт. Как вообще такое очевидное можно было упустить?

— Ладно, но это не делает Донована виновным.

— Ещё как делает. — Джейн усмехнулся. — Джессика шепнула ему на ушко — и он тут же побежал выполнять. А мать прикрывает, потому что она, как и ты, — медведица. Любой ценой защищает своего детёныша.

Лисбон опустила взгляд в папку и, несмотря на раздражение, не удержалась от лёгкой улыбки.

— Придётся раздать подзатыльники команде за такую слепоту.

— Обязательно, — кивнул Джейн, довольно усевшись обратно.

Она встретилась с ним взглядом, и её улыбка сменилась тихой, почти болезненной нежностью.

— Ты знаешь, что до сих пор многое можешь дать.

Он вскинул бровь:

— Ты это… про что? Про то, что я удачно укомплектован?

Лисбон вспыхнула от его намёка.

— Я про твой дар, Джейн. Ты до сих пор умеешь читать людей, как открытую книгу.

Он покачал головой:

— Я не вернусь к копам.

— Потому что тебе было так плохо в прошлый раз? — фыркнула она.

Он поднял руку, останавливая её.

— Ты знаешь, что дело не в этом. Просто возвращаться — значит топтаться на месте. А я… я больше не хочу назад.

Теперь она закатила глаза:

— Потому что ты, значит, «двинулся дальше»? Да ты как бездомный щенок, бродишь по свету в поисках того, чего тебе никогда не найти. Когда ты был в Сакраменто, у тебя хотя бы была крыша над головой. И люди, которым не было на тебя плевать. Это больше, чем у тебя было с тех пор, как ты от всего этого отказался.

Джейн не ответил. Он даже не отвернулся, не попытался уйти от её взгляда. И правильно — он прекрасно знал, что спор тут проигран. Вместо этого он посмотрел на фотографию Даниэлы на её столе — ту, где девочка сидела на песке в пасхальном платье, окружённая разноцветными пластиковыми яйцами.

А потом он снова посмотрел на Лисбон.

— Может, я просто вернулся туда, где всё и оставил.

У неё приоткрылись губы, но слов не было. Она не понимала, что именно он имел в виду, но это звучало почти как откровение. Она кашлянула, отвела глаза, потому что не могла выдержать этот взгляд — полный огня, решимости… и чего-то ещё.

— Тебе стоит пустить корни. Если ты, конечно, серьёзно хочешь быть частью жизни Дани на постоянной основе.

— Ты права, — кивнул Джейн. — Наверное, всё зависит от нескольких вещей.

— И от каких же?

Он улыбнулся — опасно, с каким-то хитрым огоньком, как человек, задумавший что-то далеко не безобидное.

— У нас ведь ещё есть две недели до того, как всё станет окончательным. Таков был уговор, верно?

Причём тут вообще её свадьба и то, что он собирался остаться?

Но Лисбон промолчала — не стала выворачивать наизнанку его очередной замысел.

— Две недели, — согласилась она. — А потом я решу, верю тебе или нет.

На его лице по-прежнему играла эта дьявольская ухмылка.

— А теперь — можно мне провести день с Дани наедине?

Лисбон прикусила губу, обдумывая это предложение:

— Дай подумать.

— Честно, — пожал он плечами и встал, задержав на ней пристальный взгляд. — Бельё? Кейт тебя всё-таки дожала.

Теперь Лисбон была уверена: её лицо больше никогда не станет нормального цвета. Она только открыла рот, чтобы… ну хоть что-то сказать, но он уже сиял, как ребёнок на Рождество.

— Надеюсь, ты выбрала тёмные цвета. Полуночный синий всегда был моим любимым на тебе.

И этот мерзавец подмигнул. Подмигнул — и ушёл к чёртовой матери из кабинета!

Она всё ещё таращилась на пустое место, где он только что сидел, чувствуя, как в ней одновременно вспыхивает стыд, злость… и, чёрт побери, восторг от его флирта. Лисбон застонала и уткнулась лицом в ладони.

— Я тебя убью, Кейт!

* * *

В четыре года Даниэла Джейн Лисбон понимала, что многое ей ещё предстоит узнать, и не сразу. Именно поэтому она с нетерпением ждала своего пятого дня рождения — возможно, в пять лет ей наконец ответят на многие вопросы. Например, почему мама злилась, когда Энни впустила того мальчика в её комнату? Или почему Крис может быть женат на маме, но не на папе? Или почему мама прячет в шкафу коробку с фотографией её настоящего папы?

Мама не знала, что она об этом знает — однажды Даниэла тайком заглянула в ту коробку. Она поняла, кто на фотографиях, только на Рождество. А теперь у неё появилось ещё больше вопросов про эту коробку. Почему мама хранит её? Что ещё там есть? Единственное, в чём она была уверена — мама очень любит её папу.

А теперь папа вернулся.

Даниэле нравилось проводить с ним время, хотя часть её всё ещё боялась, что однажды он уйдёт и больше не вернётся. Но папа продолжал возвращаться, значит, может быть, он останется навсегда. И это было бы совсем неплохо.

В тот день папа пришёл, и мама разрешила им пойти на пляж вдвоём. Она знала, что мама наблюдает за ними из окна, но Даниэле это было неважно — ей было приятно, что папа целый день уделял внимание только ей. Он был весёлым; любил сидеть с ней на песке и строить замки. Сегодня он даже зашёл с ней в воду, помогая плыть вглубь. Он сказал, что она — лучшая пловчиха, которую он когда-либо видел, и, наверное, наполовину русалка. Это было забавно, ведь мама тоже так всегда говорила.

Сейчас папа лежал на песке, смотрел на неё с той же улыбкой на лице. Даниэла не понимала, что она значит, но, должно быть, ему это нравилось, потому что он всегда любил просто смотреть на неё. Она засмеялась, когда волна чуть не сбила её с ног, и тяжело села на мокрый песок, посмотрев на папу. Он тоже смеялся, его голые ноги были покрыты песком, на нём были купальные трусы, как у Криса, и рубашка с длинным рукавом, наполовину расстёгнутая от жары. Он казался счастливым, по крайней мере, ей хотелось в это верить.

Дани побежала к нему, но не остановилась, а прыгнула ему на грудь. Он рассмеялся и поймал её на руки, опустившись вместе с ней на песок. Папа выглядел беззаботным, отодвигая волосы с её лица и глядя ей в глаза.

— Ты нашёл своё счастье, папа?

Его улыбка стала мягче, но не исчезла.

— Думаю, да. Именно там, где я его оставил.

— Хорошо, — сказала она, — я хочу, чтобы ты был счастлив.

Он прижал её к себе, крепко обнял, как это делала мама.

— Ты делаешь меня счастливым, — сказал он. — Ты и твоя мама.

Вот это было хорошо — именно этого она и хотела.

Она отпрянула и села на песок, схватив ведёрко, словно собиралась строить очередной песочный замок. Но у неё были вопросы к папе — вопросы, на которые она хотела получить ответ уже давно.

— Ты женился на маме? — спросила она.

— Что?

— Мамы и папы женятся, — объяснила Дани, — ты женился на маме?

Папа выглядел немного растерянным, как мама, когда она задавала вопросы, которые ей не нравились.

— Ну, не все мамы и папы женаты, — ответил он, — К сожалению, твоя мама и я — как раз из таких.

— Значит, когда мама выйдет замуж за Криса, он станет моим новым папой?

— Ни в коем случае, — сразу же сказал папа, выглядя при этом не очень радостно. — Я твой папа, и это никогда не изменится, независимо от того, за кого выйдет замуж твоя мама.

— Ладно, — Дани задумалась. Всё было немного запутанно — мама с Крисом говорили, что он скоро станет её папой, но это было до того, как её настоящий папа вернулся. — Значит, мама не выйдет замуж за Криса?

Отец молчал некоторое время, смотря на неё.

— Ты хочешь, чтобы мама вышла за Криса?

Этот вопрос застал Дани врасплох — обычно именно она задавала сложные вопросы, а не наоборот. Она пожала плечами:

— Не знаю.

— Не знаешь?

Дани покачала головой:

— Крис мне нравится, он добрый. Он играет со мной и водил меня в зоопарк на день рождения. Я там каталась на пони и держала удава и козлёнка.

— Ух ты, змеи, — покачал головой папа. — Даже не знаю, откуда у тебя такая смелость.

Дани захихикала:

— Мама испугалась. Она не стала его трогать и очень разозлилась, когда вынесли жуков.

Он рассмеялся:

— Могу себе представить.

Но потом его улыбка стала чуть грустнее.

— Похоже, ты правда любишь Криса.

— Он мне нравится, — повторила Дани. — Очень.

— Нравится, — повторил он и чуть наклонился вперёд. — А ты его любишь?

Дани не ответила. Она не хотела. Вместо этого она уткнулась пальцами в песок. Ей не понравился этот вопрос — совсем. Но папа был настойчив:

— Дани, ты можешь сказать честно. Я не обижусь.

Она наконец подняла взгляд — в её глазах была тревога.

— Крис мне нравится. Правда… но… но…

— Но ты его не любишь, — мягко закончил за неё папа.

Дани кивнула. Ей не хотелось в этом признаваться, особенно потому, что мама говорила, что Крис будет с ними жить и что он очень её любит.

— Я хочу его любить… но он — не мой папа, — прошептала она.

Это она поняла точно: Крис ей не отец. И она хотела подождать, сохранить свою любовь — на случай, если её настоящий папа когда-нибудь вернётся.

И он вернулся.

Папа улыбнулся:

— Нет, он не твой папа. Я — твой папа.

Дани кивнула, но ничего не ответила — ей стало как-то неловко произносить вслух то, что было так важно. Папа протянул руку и взял её ладошку в свою — такую большую и тёплую. Наконец она подняла на него взгляд, и он смотрел на неё так нежно.

— Дани, я очень-очень тебя люблю.

Она улыбнулась. Ей стало радостно — папа любит её. Она очень хотела, чтобы он любил её так же сильно, как она любит его.

— Я тоже тебя люблю, папа.

И это была правда. Она любила его даже тогда, когда он был для неё только фотографией, которую можно было держать в руках. Когда он был всего лишь сказкой, которую рассказывала мама. Когда он был всего лишь мечтой, и она очень-очень хотела, чтобы она стала правдой.

— Пожалуйста, не уходи, — прошептала она. — Никогда не уходи.

Глаза наполнились слезами, и они потекли по щекам. — Я буду хорошей, честно. Я больше никогда не буду вредничать. Только не уходи снова от нас с мамой, пожалуйста.

Она хотела сказать ещё что-то, но папа прижал её к себе и обнял крепко-крепко.

— Ш-ш-ш, — прошептал он. — Я никуда не уйду. Никогда.

Он ещё раз пообещал:

— Неважно, будешь ты хорошей или плохой, я всё равно никогда тебя не оставлю. Я не смогу уйти от своей дочки. Никогда. Обещаю.

Дани всхлипнула, но ей сразу стало легче. Чем больше он обещал, тем сильнее она верила.

— Тогда пообещай, что больше не будешь заставлять маму плакать?

Папа глубоко вдохнул, будто ему стало тяжело.

— Обещаю. Я не хочу больше делать ей больно.

Она улыбнулась, обняла его в ответ и приподнялась на руках, чтобы поцеловать его в щёку. Потом посмотрела на него робко:

— А можно я расскажу тебе один секрет?

Папа наклонился к ней с широкой улыбкой:

— Мне можно рассказывать всё.

Даниэла встала, чтобы дотянуться до его уха, прикрыв рот ладонями, чтобы никто не услышал:

— Мама всё ещё тебя любит.

Когда она снова встретилась с ним взглядом, он улыбался.

— Никому ни слова, — пообещал он. Но в его глазах зажглось что-то такое, что выглядело как настоящее счастье.

— А теперь можно я скажу тебе секрет? — спросил он.

Даниэла с готовностью кивнула, и папа наклонился, чтобы прошептать ей на ухо:

— А я всё ещё люблю маму.

Теперь и она расплылась в широкой улыбке. Ей очень понравился этот секрет.

* * *

Лисбон решила пойти на компромисс — временно. Она разрешила Джейну провести с Даниэлой весь день на пляже, вдвоём. Большую часть времени Лисбон всё равно провела у окна, подглядывая за ними, но к вечеру поняла, что это бессмысленно. Всё, что она видела, — это отец и дочь, наслаждающиеся своим особенным временем вместе. И если бы она была совсем честна с собой, то признала бы: никогда раньше она не видела Джейна таким счастливым.

Когда солнце начало садиться, Джейн вернулся, держа Даниэлу за руку. Перед тем как войти в дом, они смыли песок под уличным душем на террасе. Лисбон изо всех сил старалась не обращать внимания на внешний вид Джейна, но это было непросто — он стоял перед ней в мокрых купальных шортах и рубашке, расстёгнутой почти до груди. Слишком уж притягательно он выглядел, чтобы это можно было игнорировать. И слишком уж неприлично думать об этом, когда на её пальце всё ещё было обручальное кольцо.

Даниэла тут же объявила, что папа будет смотреть с ней фильм после ужина, тем самым вынудив Лисбон пригласить Джейна остаться поесть. По крайней мере, на этот раз она заказала пиццу, чтобы он не смог снова подколоть её по поводу кулинарных (не)талантов. Но, возможно, и пицца была ошибкой — она сразу вызвала воспоминания о вечерах в отделе, когда они ели жирную пепперони и отмечали очередное раскрытое дело.

Есть пиццу без остальной команды казалось неправильным — без дружеских подколов, без лёгкой болтовни, без того тёплого ощущения, когда все как одна семья, радуются вместе и гордятся тем, что снова поймали плохого парня. Это было больно. Больно осознавать, что те времена ушли. В каком-то смысле она была похожа на Джейна — застряла в прошлом, которое никак не могла отпустить, даже если понимала, что пора.

Лисбон проглотила кусок пиццы, хотя он теперь казался безвкусным, как опилки. Дани же была довольна — как и все дети, она обожала пепперони и с лёгкостью расправилась со своими кусками. Она болтала с отцом так, будто он всегда был рядом. Между ними царила такая лёгкость, такая естественность, что, глядя, как они сидят за столом рядом… Лисбон не могла отрицать: они были семьёй. А вот она — нет. Она здесь была лишней.

Когда пицца была доедена, а с лица Дани стерли остатки томатного соуса, девочка схватила отца за руку и потащила в гостиную. Сегодня был вечер диснеевских принцесс — хочет он того или нет. К счастью, Джейн, казалось, был не против выполнять любое желание дочери и нисколько этого не стыдился.

Лисбон снова подумала уйти, оставить их наедине, но это беспокойство под кожей не давало покоя. Оно раздражало, зудело, но она не могла до него дотянуться. Мысли не умолкали ни на секунду. А ещё — Джейн. Он всё время будто смотрел на неё. В его взгляде было что-то такое… что заставляло её одновременно и замирать от тепла, и вздрагивать от холода.

Дани сначала включила классику — «Красавицу и Чудовище», а когда фильм закончился, сразу выбрала более современное «Холодное сердце». Это было так мило: она знала все песни и пела вместе с героями как могла. Пусть она и не музыкальный гений, но уж точно держала мелодию лучше своей мамы.

Но прежде чем Анна успела вернуться в замок и попытаться растопить своё замороженное сердце, Дани уснула. Она свернулась калачиком рядом с отцом, положив голову ему на грудь. Джейн долго не шевелился, позволив ей спокойно спать, время от времени отодвигая волосы с её лица. Это было так нежно, так трогательно, и Лисбон вспомнилось, как он делал то же самое для неё — смотрел в глаза с мягкой, почти хрупкой нежностью и кончиками пальцев убирал волосы с лица.

— Я отнесу её наверх, — прошептала Лисбон, пытаясь нарушить магию момента.

— Нет, я сам, — ответил Джейн. Он поднялся, держа Дани на руках, прижимая её к себе так, будто она была самым драгоценным существом на свете… и, вероятно, так оно и было. Лисбон невольно улыбнулась, следуя за ним вверх по лестнице.

— Положи её на кровать, — сказала она, когда они вошли в комнату Дани. Она достала пижаму из комода, и они вдвоём переодели дочку, не разбудив её. Джейн уложил её в постель и аккуратно заправил одеяло. Лисбон смотрела, как он наклоняется, чтобы поцеловать дочку на ночь, и что-то шепчет ей на ухо — слишком тихо, чтобы она могла разобрать.

Лисбон тоже подошла, чтобы поцеловать малышку на ночь, повторяя свою особенную фразу:

— Спокойной ночи, Дани. Мой подарок, моя надежда, моё всё.

Она подняла взгляд и увидела, как Джейн смотрит на неё. В его глазах было что-то незнакомое, что-то трепетное. Но Лисбон отвернулась — это был её момент, не его.

Джейн последовал за ней вниз, но она делала вид, что не замечает, занялась уборкой игрушек Дани и выключила фильм. Но он явно не собирался уходить.

— Приятно, что у нашей дочери вполне приличный голос, — заметил он.

Лисбон не смогла сдержать короткий смешок:

— Это точно не от меня. Впрочем, как и не от тебя.

Джейн притворно нахмурился, изображая обиду, но они оба знали — ни один из них не тянул на звезду мюзикла. Он вздохнул, с усталостью опускаясь на диван:

— Я совсем забыл, какими выматывающими могут быть маленькие девочки.

— Уже слишком стар, чтобы бегать за дочкой по пляжу? — поддела его Лисбон.

Он тут же посмотрел на неё с вызовом:

— Не так уж я и стар, женщина. Хочешь — докажу?

Лисбон вспыхнула, восприняв его слова именно так, как он и рассчитывал. Она поспешно отвела взгляд, уставившись куда угодно, только не на него:

— Думаю, Дани сегодня была счастлива. Ей нравится играть на пляже… и… и она тебя любит.

Последнее далось ей с трудом, но это была правда, и она должна была это признать.

— Я знаю, — ответил Джейн чуть хрипловатым голосом. — Она мне сказала.

Это не удивило Лисбон. Она посмотрела ему в глаза и мягко улыбнулась:

— Она любит тебя уже очень давно. Наверное, с того самого дня, как я показала ей твою фотографию.

Джейн выглядел тронутым. Его улыбка была немного грустной, но очень тёплой:

— Она легко привязывается. В этом она вся в мать.

Лисбон не могла не согласиться: да, Дани легко влюбляется… а значит, и сердце ей могут разбить так же легко. Это пугало Лисбон до дрожи — она не хотела, чтобы её девочка страдала. Она вздохнула и решила сменить тему, выбрать хоть что-нибудь менее болезненное.

— Зато в остальном она вылитый ты. Даже в том, как может целый день провести под палящим солнцем и не обгореть, а загореть.

Джейн рассмеялся и кивнул:

— Если тебе солнце так не по душе, почему ты вообще выбрала жить на пляже?

— Ну, я почти приняла предложение в Остине, — усмехнулась Лисбон. — Но там был один человек, Эбботт, с ним было бы тяжеловато работать.

— Так ты, значит, выбрала Лос-Анджелес. Логично.

Лисбон пожала плечами:

— Я люблю Калифорнию. Не хотелось уезжать слишком далеко.

В воздухе повисло невысказанное «в отличие от тебя», но никто из них не осмелился это озвучить.

Джейн поднялся с дивана и подошёл ближе. Лисбон, вопреки здравому смыслу, не отступила. Вместо этого она уставилась на него, словно заворожённая, — под действием того самого заклинания, которому она была подвержена уже пятнадцать лет.

— Мне нравится твой дом. И пляж, — сказал он чуть ниже обычного, почти интимно. — Да и тебе, похоже, тоже. У тебя появилось много новых веснушек. Думаю, их теперь больше ста семнадцати.

Сердце Лисбон забилось с безумной скоростью, и она ощутила мгновенную волну желания — резкую, внезапную, почти стыдную.

Веснушки… Это было то, что она никогда не забудет. Во второй раз, когда Джейн вернулся, всё между ними произошло стремительно — они занимались любовью, словно боялись потерять друг друга вновь. Быстро, но не грубо — с отчаянием, с голодом.

А на следующее утро она проснулась от его прикосновений. Он нежно проводил пальцами по её телу, откидывая одеяло, чтобы увидеть её всю. Он начал считать её веснушки, касаясь каждой пальцами или губами. Он не сбился со счёта, даже несмотря на то, что снова и снова прерывался, доводя её до оргазма своими руками и своим ртом.

Это был, без сомнения, самый чувственный момент в её жизни. А когда он коснулся каждой веснушки, он вновь занялся с ней любовью — на этот раз медленно, бережно, будто поклонялся каждой её частичке.

У Лисбон пересохло в горле. Когда она подняла глаза, то увидела, что Джейн смотрит на неё тем же хищным, тёмным взглядом, что и раньше. И она точно знала: он хотел, чтобы она вспомнила ту ночь… Хотел, чтобы она снова почувствовала то же самое.

— Тебе нужно уйти, — сказала Лисбон тихо. — Прямо сейчас.

К её удивлению, Джейн не стал спорить.

— А в субботу? Я могу провести день с Дани?

— Да, — ответила она — больше чтобы он ушёл, чем из желания. Но на самом деле — какая теперь разница? Было очевидно, что Дани уже не боится и не стесняется отца. Всё прошло.

Джейн всё ещё улыбался — точнее, ухмылялся, — пока шёл к двери. Лисбон шла за ним, будто провожая, а может, потому что какая-то её часть отчаянно хотела, чтобы он остался. Джейн повернулся и посмотрел ей прямо в глаза:

— Спокойной ночи, Тереза.

Она затаила дыхание, когда он наклонился. Но его губы не коснулись её губ — вместо этого он медленно, почти интимно, поцеловал её в щёку. Такой же поцелуй был тогда, на свадьбе Чо.

Лисбон почувствовала головокружение — вероятно, потому что забыла дышать. Джейн поднял руку и едва коснулся её кожи, там, где шея переходила в ключицу. Она скорее почувствовала его улыбку, чем увидела её, когда он прошептал ей на ухо:

— Моя любимая всё ещё на месте.

А затем Джейн развернулся и, не теряя своей самодовольной ухмылки, направился к выходу, оставив её стоять в дверях — сбитую с толку, с перехваченным дыханием и бешено колотящимся сердцем.

Лисбон не знала, в какую игру играет Джейн… но была уверена, что он играет на победу.

А это почти наверняка значило, что проиграет она.