Родная кровь – не водица (джен)

В один из первых дней марта, тихим и солнечным утром вторника, когда мистер Дурсль уже позавтракал, изучил свежую газету и полистал ежедневник, вспоминая намеченные на сегодня дела, в гостиной маггловской половины Поттер-хауса раздался телефонный звонок. Трубку сняла Петунья, и некоторое время Вернон Дурсль мог слышать обычное щебетание, заменяющее женщинам «Добрый день, как дела». Однако после этого обязательного, почти ритуального вступления Петунья вдруг резко замолчала и побледнела, а потом, охнув, обернулась к Вернону.

— Дорогой, это Сара Хиггинс. Спрашивает, кто бродил полночи вокруг нашего дома, почему мы не вызвали полицию и все ли в порядке.

Сару Хиггинс, их соседку по Тисовой, можно было бы назвать подругой Петуньи — если игнорировать тот факт, что виделись они обычно два-три раза в месяц, когда Петунья наведывалась в свой любимый, заброшенный без хозяйских рук садик. Правда, сама мисс Хиггинс могла бы присягнуть на Библии, что видит соседку каждый день, когда та выводит погулять детей или отправляется по магазинам — иллюзии оказались отличной идеей.

Петунья посетовала в трубку, что вечером мальчики капризничали и долго не могли уснуть, и, наверное, поэтому ночью ни она сама, ни Вернон не услышали ничего подозрительного — слишком крепко спали.

— Скажи ей, что я пришлю человека из службы охраны «Граннингс», — подсказал Вернон. Петунья повторила и аккуратно закруглила разговор. Вернон тем временем еще раз заглянул в ежедневник и на вопросительный и тревожный взгляд жены ответил просто:

— Загляну к юристам «Гринготтса» перед работой. Этим парням палец в зубы не клади, если они еще не знают, кто там прощупывал их защиту, то, уж наверное, быстро выяснят.

Надо сказать, что за последний год мнение мистера Дурсля о волшебном мире и его обитателях претерпело некоторые изменения. Он по-прежнему не любил хлыщей с палочками вроде покойного Поттера, а теперь к его «черному списку» прибавились еще и ведьмы вроде миссис Фигг — прикидывающиеся нормальными только ради того, чтобы совать нос в чужие дела. Не говоря уж о том, что первое место в оном списке прочно занял Дамблдор — и плевать, что мистер Дурсль в глаза его не видел. Даст Бог, и не увидит!

Но, следовало признать, среди магов тоже попадались приличные люди. Как тот доктор, что лечил Гарри, или мистер Браун из «Гринготтса», или Кристофер Вуд, младший партнер одной юридической фирмы — абсолютно нормальной, солидной, респектабельной лондонской фирмы, которая, оказывается, вела дела в обоих мирах. Их адрес подсказали гоблины, и Вернон не сразу поверил, что сдержанный джентльмен в безупречном костюме и итонском галстуке прячет в рукаве волшебную палочку.

И наконец, волшебный мир не ограничивался людьми. Конечно, мало радости в том, что оборотни, вампиры и прочие твари из ужастиков существуют на самом деле, но мистера Дурсля заверили, что шансов повстречать их в неудачное время гораздо меньше, чем банально попасть под машину. Зато страхолюдная на первый взгляд домовичка Тилли оказалась прекрасной помощницей для Петуньи — и нянька, и кухарка, и горничная, Пет нарадоваться на нее не могла. А ведь еще были гоблины… о, гоблины!

С гоблинами мистер Дурсль быстро нашел общий язык. «Парням с такой хваткой палец в зубы не клади», — то и дело со смесью возмущения и восторга говаривал он. А при случае добавлял еще, что банковские акулы из «нормальных людей» не годятся «этим зубастым коротышкам» и в младшие клерки.

Совместными стараниями Вернона Дурсля и Грамбла содержимое сейфа Гарри Поттера за этот год выросло вдвое, а «Граннингс» расширил собственное производство и существенно потеснил конкурентов на рынке. Кроме того, через мистера Дурсля гоблины установили прямые контакты с поставщиками качественной стали и сплавов, и выторгованный с боем процент за посредничество положил начало собственному сейфу Дурслей в Гринготтсе. Все же Вернон полагал не очень приемлемым расходовать деньги племянника. Когда мальчишка вырастет, эти горы галеонов ему пригодятся — и, чего греха таить, самолюбие Вернона грела мысль, что единственный наследник магического рода Поттеров будет обязан размером своего состояния не какому-нибудь «великому волшебнику» и даже не предкам, а собственному дяде, человеку нормальному до мозга костей.

Хотя, по словам Грамбла, деньги предков — те самые, на которые Гарри пока что не имел права — тоже не лежали мертвым грузом. Но вложены они были в предприятия магические, то есть, по меркам Вернона Дурсля, чуть ли не в кустарное производство. Так что за полтора десятка лет до совершеннолетия племянника Вернон рассчитывал догнать и перегнать размеры семейного состояния Поттеров.

Стоит ли удивляться, что в последнее время маггла Вернона Дурсля принимали в Гринготтсе по высшему разряду, как вип-клиента? Вот и этим утром его мгновенно проводили в кабинет Грамбла, еще через пару минут — едва Вернон пересказал утренний телефонный разговор жены — примчался Баррхох из юридического отдела, а еще через минуту на Тисовую отправился настоящий десант.

Пока спрятанные чарами невидимости гоблины и волшебники искали следы ночных визитеров, Вернон в странном порыве сентиментальности обошел дом и снова признал, что и от колдовства бывает польза. Дом не выглядел нежилым — в комнатах чисто и свежо, на столе в гостиной лежит, словно позабытая, развернутая вчерашняя газета, и общее впечатление такое, будто хозяева вышли ненадолго и вот-вот вернутся. И хотя они теряют на стоящем без жильцов доме, безопасность того стоит. Если Гарри Поттер так уж интересует кого-то из волшебников, пусть лучше его ищут здесь, чем в их лондонском доме.

Гоблины думали в точности так же, а их разрушитель заклятий обнаружил накинутые на калитку чары. Ничего опасного, но перечисление возможных эффектов Вернону очень не понравилось. Рассеянность, быстрая усталость, раздражение, недовольство всем на свете, от навязанного племянника до курса валют — ничего хорошего ни для семьи, ни для бизнеса.

— Одного не понимаю — зачем? — Вернон сжимал кулаки и кипел злостью, которую не на кого было выплеснуть. — Кому так не нравится, что в нашей семье все хорошо?

— Предполагать мы можем, но доказать вряд ли, — сказал Баррхох. — Вам решать, мистер Дурсль. Можем передать дело в аврорат или разобраться сами. Служба безопасности Гринготтса имеет право самостоятельных решений по исполнению договоров защиты собственности.

— Вам я доверяю, — коротко ответил Вернон.

Еще через полчаса они снова сидели в кабинете Грамбла, и Баррхох с явным удовольствием перечислял, загибая длинные пальцы:

— Передача последнего наследника рода на воспитание к магглам без средств к существованию, неоказание медицинской помощи, пренебрежение здоровьем ребенка, его финансовыми и магическими интересами, а теперь еще попытка наведения порчи на приемную семью Гарри Поттера. Еще пара-тройка таких случаев, и все регалии и кресла Дамблдора не помогут ему оправдаться. Даже если мы не сможем доказать личную причастность Дамблдора к этому эпизоду, на нем останется косвенная вина, ведь именно он оставил ребенка магглам и не обеспечил должную защиту.

Грамбл довольно покивал, Вернон презрительно фыркнул.

— Мы изменим иллюзию, — продолжил Баррхох. — Будет казаться, что порча сработала. Посмотрим, кто и как отреагирует.

— Только не требуйте, чтобы я рычал на подчиненных и грубил деловым партнерам, — усмехнулся Вернон. А сам подумал — уже в который раз — что иметь дело с гоблинами ему нравится куда больше, чем с волшебниками.

Вопреки нервному началу дня, дела в «Граннингс» мистера Дурсля порадовали, а вечер в кругу семьи прошел, как обычно. Дадли и Гарри устроили драку, выясняя, кто сегодня будет прокладывать курс для волшебного автобуса, Петунья умиленно рассказывала, как мальчишки смело катались с самой высокой горки на детской площадке, Тилли не менее умиленно вздыхала, видя, как всем понравился приготовленный ею ужин. Потом Пет читала мальчишкам сказки, а когда мелкие хулиганы наконец утихомирились и заснули, предложила Вернону обсудить новости рядом с портретом тетушки Дореи.

Надо сказать, что Дорея общаться с Верноном не стремилась. С Петуньей у нее нашлись общие темы, к тому же опекуном Гарри Поттера по магическим законам считалась только кровная тетка. Вернона пренебрежение портрета устраивало — ему и самому было не по себе говорить с нарисованной ведьмой, как с живой. Но безопасность семьи требовала переступить через отчуждение — Вернон с этим согласился и был уверен, что Дорея примет то же решение.

Так и вышло. Миссис Дорея Поттер внимательно выслушала рассказ о предполагаемой порче, кровожадно возмутилась и, подумав, одобрила решение гоблинов. В своеобразной, надо признать, манере:

— Мелкие мерзавцы будут молчать, пока не поймут, что настал момент сорвать крупный куш. Но для Гарри так лучше, я согласна. Вы не сможете защитить моего внука, если вокруг его имени поднимется шум. Вы всего лишь магглы, любой, кто захочет забрать его у вас, сможет этого добиться.

Вернон недовольно поморщился, но возражать не стал: «всего лишь магглы» было общепринятым мнением, а Дорея все же позволила маггловской семье жить в ее доме и опекать ее внука. Да и к чему возмущаться попусту — Вернон предпочитал доказывать собственное превосходство делом.

А вот Петунья не смолчала.

— Гарри — мой племянник, и черта с два кто-то его у меня заберет! Брали бы сразу к себе, сами бы лечили, ночи не спали, а теперь — поздно! Пусть этот Дамблдор только появится, я ему за Гарри бороду-то выдеру! «Магглы»! Получше некоторых великих магов будем! На чужие пороги детей не подбрасываем!

Дорея вдруг рассмеялась, утерла слезы и сказала:

— Из тебя получилась бы отличная ведьма, Петунья. Получше некоторых, ты права! Вот что… — Дорея вдруг злобно усмехнулась, на мгновение став похожей не на строгую даму, а на самую настоящую каргу. — Эй, Тилли!

Домовичка появилась мгновенно и преданно уставилась на портрет.

— Отправляйся в поместье. В кабинете хозяина в секретере шкатулка из тисненой кожи, принеси. Петунья, а ты приведи Гарри.

Пока Пет ходила за мальчишкой, Дорея притворялась обычным портретом, а Вернон делал вид, что смотрит в окно. Тилли, вернувшаяся почти мгновенно, прижимала к тощей груди шкатулку и переминалась с ноги на ногу.

Разрядила обстановку Петунья. Вошла с сонным Гарри на руках, проговорила ласково:

— Гарри, милый, бабушка Дорея хотела тебя видеть.

Дорея улыбнулась.

— Гарри, возьми у Тилли шкатулку. Открой и отдай тете, ничего внутри не трогай. Ее может открыть только Поттер, — тихо объяснила Дурслям. — Мой покойный супруг хранил в этой шкатулке несколько своих первых работ. Петунья, деточка, тебе нужно будет достать одну вещь, не тронув остальные, будь очень аккуратна.

Гарри откинул крышку и замер, с восторгом глядя внутрь.

— Дай ее мне, — попросила Петунья. Вернон чувствовал ее страх, да и самому стало вдруг не по себе: очередные колдовские штучки, от которых не знаешь, чего ждать! Хотя Дорея не станет, конечно же, вредить родному внуку и его семье. — Что достать, тетушка?

— Черный плетеный шнурок, на нем деревянная пластинка с изображением глаза в круге.

— Да, вижу, — Вернон смотрел, как жена двумя пальцами вытаскивает крохотную деревяшку и, кажется, даже не дышал. К счастью, за шнурок ничего не зацепилось. — Вот.

— Отлично. Гарри, закрой крышку плотно. Молодец. Теперь отдай шкатулку Тилли, она отнесет на место. Не стоит хранить ее в этом доме. Отлично. Теперь слушайте, это — амулет, защищающий от магического поиска. Гарри, запомни хорошенько, ты всегда должен его надевать, когда выходишь из дома. Тогда ни один злой волшебник тебя не найдет. Не давай его Дадли, эта вещица — только для магов. Понял?

— Да, баба Дори, — серьезно кивнул Гарри.

— Дома носить его не нужно. Видишь ли, Гарри, чтобы этот амулет работал, ему нужно брать у тебя немного магии, а ты еще слишком мал, чтобы делиться своей магией постоянно. Петунья, деточка, все поняла? — Дорея лукаво улыбнулась.

— Поняла. Спасибо, тетушка Дорея! Пусть хоть обыщутся теперь, — Петунья снова подхватила Гарри на руки. — Пожелай бабушке спокойной ночи, Гарри, и пойдем в кроватку. Дадли давно спит, ты же не хочешь, чтобы он увидел больше красивых снов, чем ты? А завтра, когда пойдем гулять, наденешь бабушкин подарок.

Петунья вышла, а Вернон переглянулся с портретом, поймал довольную улыбку и вдруг поклонился — может, немного неуклюже, но со всем уважением.