Раскрывшийся бутон (джен)

Самый лучший возраст у детей, это когда вы уже не водите их за руку, а они еще не водят вас за нос.

Как только Лили увидела сестру, она тут же кинулась к ней навстречу и стиснула в объятиях. В детстве она любила виснуть на родных, вцепившись всеми конечностями, словно обезьянка на лиане. В этот раз, однако, Лили не стала запрыгивать на Петунию с ногами и просто обернула руки вокруг талии.

«Пытается казаться взрослой?» — подумала Петуния, усмехнулась, обхватила сестрёнку за плечи и закружила в объятиях. Та звонко рассмеялась. Наблюдающий за ними отец весело усмехнулся в усы, которые начал отращивать несколько месяцев назад, а мама коротко улыбнулась и вернулась на кухню.

— Петти, ты не встретила меня на Кингс-Кросс! — воскликнула Лили, когда Петуния её отпустила.

Лили надула щёки, скрестила руки на груди и всем видом пыталась показать, насколько обижена. Петуния не смогла сдержать улыбки, до того мило она выглядела. Только сейчас она поняла, насколько ей не хватало этого солнышка. Для их семьи Лили была связывающим звеном: её игривый, шумный характер позволил Петунии, когда она только привыкала к новой жизни, влиться, сродниться с миссис и мистером Эванс, позволил почувствовать, что она не одна. Теперь у неё была семья — мама, папа и младшая сестра. Именно живая и непоседливая Лили помогла ей побороть невольный трепет, с которым Петуния поначалу относилась к родителям, а в особенности к матери. Подобно мотыльку, она тянулась к семейному теплу, но стоило подлететь ближе, как тут же отстранялась, боясь обжечься. Тогда ей казалось, что если она подпустит Эвансов ближе, то рано или поздно они тоже оставят её одну.

Сейчас же Петуния, отогревшись в семейном кругу, с улыбкой вспоминала своё отстранённое поведение. Она потрепала Лили по голове, приводя волосы в полный беспорядок.

— Петти! — тут же вскрикнула Лили и грозно посмотрела на сестру.

Мистер Эванс рассмеялся. Лили бросила в его сторону возмущенный взгляд, и он моментально попытался замаскировать смех кашлем, а потом закрылся газетой, сотрясаясь плечами.

— Ты выросла, рыжик.

Лили и правда подросла за четыре месяца, которые они не виделись. Сестра вытянулась вверх. Её распущенные волосы касались лопаток, а в фигуре появилась некая угловатость. Лицо тоже изменилось: щеки потеряли детскую пухлость, из-за чего казалось более вытянутым, скулы обозначились чётче. В Хогвартс они провожали ребёнка, а на каникулы вернулся подросток.

— Не зови меня этим детским прозвищем!— возмущенно запыхтела Лили. — Я больше не ребёнок!

— Ха-ха, хорошо. Как же мне тогда называть тебя, не-ребёнок?

— Зови меня «мисс Эванс», — сказала Лили, вытянувшись и горделиво задрав нос.. — В Хогвартсе, между прочим, все учителя обращаются ко мне по фамилии.

— Ладно, больше не буду звать тебя «рыжик», рыжик.

— Эй!

Петуния громко рассмеялась, когда Лили в шутку набросилась на неё и повалила на диван, принимаясь нещадно щекотать. На шум из кухни выглянула миссис Эванс с полотенцем в руках. Она окинула дочерей мягким взглядом и позвала Петунию помочь накрыть на стол.

За ужином Лили болтала без умолку. Все скучали по младшенькой, поэтому уделяли ей много внимания, отчего её глаза сияли, а улыбка не сходила с лица. Проглатывая окончания слов, Лили красочно описывала волшебный замок: рассказала о заколдованном потолке в Большом Зале, который отражал погоду на улице, упомянула привидения и почти живых обитателей картин, пожаловалась на движущиеся лестницы, которые любили резко менять направление и высаживать учеников не там, где нужно, из-за чего последние постоянно терялись и опаздывали на уроки. Миссис Эванс охала и ахала в нужных местах. Она заботливо поинтересовалась, холодно ли в аудиториях и жилой комнате, а мистер Эванс, радостный, словно мальчишка в магазине игрушек, с блеском в глазах задавал Лили всё больше и больше вопросов про волшебство, которым он был буквально очарован.

Поздно вечером, когда Петуния была в своей комнате и уже готовилась ко сну, в дверь тихо, неуверенно поскреблись. На пороге, поочерёдно поджимая босые ноги, стояла Лили. Влажные и волнистые после душа волосы струились по плечам. Старая пижама была очевидно мала: из рукавов и штанин торчали голые запястья и лодыжки. Из-за спины стыдливо выглядывал Бэбэ — любимый медвежонок Лили. Она не взяла его в Хогвартс, потому что считала себя взрослой, а взрослые не спят с мягкими игрушками.

Лили трогательно шмыгнула носом, подалась вперёд и прошептала:

— Петти, можно я сегодня посплю у тебя? Как раньше?

— Конечно, Лилс.

Петуния мягко погладила сестру по голове и отступила, пропуская её в комнату. Раньше они и правда часто спали в одной комнате, но в какой-то момент Лили отдалилась. Тогда Петуния подумала, что она просто повзрослела, однако сейчас поняла, что Лили, как бы ни пыталась казаться старше, всё ещё остаётся ребёнком. Она по-прежнему пробирается в комнату старшей сестры из-за кошмара или чтобы проговорить полночи шёпотом о том что её волнует.

Тёплое тельце под боком успокаивало. Петуния почти заснула, когда Лили зашевелилась, прижалась ближе и зашептала, обжигая горячим дыханием ключицы.

— Знаешь, Петти, я очень по вам скучала в Хогвартсе. Даже… — тут она замялась на мгновение, — даже плакала по ночам. Говорят, некоторые мальчики тоже сначала плакали.

Петуния обняла сестру и погладила по спине, пытаясь успокоить. На ум шли лишь банальные слова о том, что это нормально — скучать по своей семье и плакать из-за этого, что не нужно этого стесняться. Говорить такое показалось ей бессмысленно, поэтому она продолжила размеренно выводить круги на спине сестры, позволяя той цепляться за свою пижамную куртку.

— Там не так здорово, как я рассказывала родителям. Волшебный мир совсем не похож на сказку, — Лили проглотила последние слова.

Сердце Петунии дрогнуло. Она прижала сестрёнку покрепче и поцеловала в макушку, чувствуя, как мокрое лицо щекотно прижимается к её шее.

— Знаю, рыжик. Знаю.

Она покачивала Лили в объятьях, утешая, словно маленького ребёнка. Приглушенные рыдания сестры постепенно стихли, оставив после себя хлюпающий нос и покрасневшее лицо. Рыжая Лили всегда стеснялась того, как краснеет: алые пятна неравномерно проступали на лице, переходили на уши и шею. Вот и сейчас она хотела спрятаться, но Петуния мягко убрала упавшие на лоб волосы, обхватила лицо ладонями, стёрла большими пальцами мокрые дорожки со щёк, а затем поцеловала в лоб и прошептала:

— Мы со всем справимся. Вместе. Ты мне веришь, рыжик?

— Верю.

На несколько минут повисла уютная тишина. Потом Лили заговорила о том, чем не смогла поделиться с родителями. По её словам факультеты Хогвартса практически полностью замкнуты на себе и считают другие факультеты соперниками во всём — будь то баллы или школьный чемпионат по квиддичу. Общаться с представителями других факультетов напрямую никто не запрещал, но стоило старшим где-то увидеть разномастную стайку первокурсников, и этим же вечером последних ждали нотации в факультетской гостинной. В первый раз это был мягкий разговор один на один, на следующий же раз привлекали старост, а затем устраивали выговор при всех учениках.

— Староста отчитала меня при всех. Это было так унизительно! — сказала Лили, пряча взгляд. — Почему я не могу общаться с Северусом только из-за того, что он попал на другой факультет? Ну и что, что он — слизеринец? Северус мой друг, он хороший! Но гриффиндорцы постоянно твердят, что все слизеринцы — зло. Северус мне ничего прямо не говорил, но я знаю, что и на Слизерине не рады, что он общается с гр… со мной.

— Лилс, не нужно прекращать дружить с кем-то только из-за того, что все на факультете твердят, что так не положено. Можете продолжать проводить время вместе, но не так открыто. Например… — Петуния на мгновение задумалась, — найдите пустую аудиторию и встречайтесь там. Ты сама говорила, что в замке много пустующих комнат. Или в библиотеке. Должна же быть какая-то нейтральная территория?

— Мы тоже так думали. Старались не попадаться на глаза старшекурсникам Гриффиндора и Слизерина, остальные факультеты на наше общение не обращают внимания. И это помогло, но эти придурки…

Лили сморщила носик, будто почуяла тухлятину, и принялась с пылом жаловаться на компанию, состоящую из Джеймса Поттера и Сириуса Блэка. Иногда с ними можно было увидеть тихоню Римуса Люпина и суетливого Питера Петтигрю. Они называли себя «величайшими шутниками» и любили разыгрывать других студентов, которые часто после этого попадали в Больничное Крыло. Директор Дамблдор и деканы смотрели на их выходки сквозь пальцы, будто поощряя с каждым разом выдумывать что-то более опасное.

— Они почему-то прилипли к Северусу и часто нападают на него вместе, он даёт им отпор, но это же нечестно! — возмутилась Лили. — Я говорила Поттеру с Блэком, отстать от Северуса, но Северус, когда узнал, разозлился на меня и сказал, что может справиться и сам.

Было видно, как Лили задела реакция Северуса. Ведь она, наверное, считала, что своей просьбой помогает Северусу, но, насколько Петуния понимала, лишь влезла в пацанские разборки. Однако Петуния решила, что стоит поговорить об этом с Северусом.

Затем Лили, заметно погрустнев, рассказала, что несколько раз после стычек с гриффиндорцами Северус тоже оказывался на попечении медиведьмы.

— Почему ты не написала мне?

— И что бы ты сделала? — тихо спросила Лили. Голос звучал устало, с долей мрачности, что придавало ей некой взрослости. Подобное настолько не вязалось с шебутной, яркой Лили, что Петуния опешила. Она несколько раз открывала рот, порываясь ответить, но в итоге лишь молча прижала Лили к себе, погладила по голове. На этот вопрос ей было нечего ответить. Хотелось сказать, что она бы что-нибудь придумала. Хотелось рассказать наконец свой секрет, который тяготил её, но прабабушка Грида настоятельно просила молчать, пока она не сможет за себя постоять. Так что Петуния молчала.

Лили вскоре тихо засопела, заснув, а Петуния смотрела на её макушку, гоняя тяжёлые мысли по кругу. Так и не сомкнув глаза до утра, она с трудом поднялась, стоило услышать, как миссис Эванс засуетилась на кухне. Петуния аккуратно перекатила сестру ближе к центру кровати, подоткнула одеяло, подняла упавшего Бэбэ и пошла умываться.

Петуния знала, что Магический мир ни в коем разе не похож на сказку, какой его преподносят магглорождённым. Знала, что ребята не рассказывают всего в своих письмах, но, видимо, не понимала до конца. Она вспомнила о нескольких описанных Лили, так называемых, «розыгрышах» и её передёрнуло.

«Рыжик права. Как я могу защитить их с Северусом? Ведь взрослые маги, учителя, словно поощряют хулиганов, закрывают глаза на их проделки, на травлю. Хотя, — Петуния грустно усмехнулась, — в обычном мире ничуть не лучше».

Похоже, она тоже подсознательно ожидала, что волшебство повлияет на людей, владеющих им, — сделает их добрее. Волшебнее.

После завтрака Петуния помыла посуду, быстро оделась, с несчастной гримасой натянула поданные миссис Эванс шапку со смешным помпоном и шарф и выскочила за дверь, пока мама не вспомнила про перчатки: комплект был ярко-фиолетового цвета и категорически не подходил к коричневому пальто. Она засунула руки в карманы и быстрым шагом направилась к их любимому месту в парке, надеясь застать Северуса там.

Раньше их компания часто проводила время на старой детской площадке, но два года назад пришлось перебраться в парк, так как первая совсем обветшала, и администрация снесла её, чтобы построить новую. Однако, как это часто случается, дальше этого дело не сдвинулось.

В парке Северуса не оказалось, и Петуния досадливо поджала губы — придётся прогуляться до Паучьего Тупика. Она не любила там находиться и, если быть честной, не совсем понимала, как такой квартал мог соседничать с Вернон-роуд или по-другому Аллеей Глициний. Так называли их квартал жители, из-за обилия глициний, растущих в садах и возле домов. Весной, когда глициния расцветала, и вся улица погружалась в сильный сладкий аромат, который казался Петунии слишком приторным и заставлял её чихать, серость Паучьего Тупика подчёркивалась только сильнее. На фоне яркой, жизнерадостной, хоть и немного однообразной Аллеи Глициний последний казался крайне унылым, тусклым, а ещё… бедным. Много раз Петуния ловила себя на том, что, стоит ей оказаться на этой улочке, как она невольно ускоряет шаг, начинает прислушиваться и внимательнее смотреть по сторонам.