Все вкусы волшебства (джен)

Этим летом Гермионе совсем не хотелось читать учебники. Что толку? Она уже прочла их все в прошлом году, а вместо учебы пролежала окаменевшая в Больничном крыле. На первом курсе тролль, дракон, Запретный лес, цербер и, на сладкое, Квиррелл, который оказался Волдемортом, на втором — василиск; вдруг и в этом году в школе заведутся очередные монстры?

Родители Гермионы даже узнавали, нельзя ли перевести дочь в другую школу или вовсе забрать домой, но нет — им сказали, что все магглорожденные Соединенного Королевства обязаны учиться именно в Хогвартсе по крайней мере до сдачи СОВ. А это пять курсов! То есть, в ее случае, уже не пять, а шесть лет!

Она спрашивала у декана, нельзя ли догнать пропущенный год, но МакГонагалл сказала, как отрезала: «Даже для такой способной ученицы, как вы, мисс Грейнджер, крайне сложно усвоить за год материал двух курсов. Даже если прихватить лето. Даже если прихватить два лета, мисс Грейнджер, и прекратите прожигать меня взглядом, вы не василиск! Никто не станет заморачиваться с вашим индивидуальным обучением, ситуация трактуется однозначно: переводные экзамены не сданы — значит, остаетесь на второй год».

Обидно. И никому дела нет, что экзамены не сданы не по ее вине!

Что ж, Гермиона знала по крайней мере одного человека, которому было так же обидно. Гарри уезжал на каникулы совсем не радостным. Для него лишний год в Хогвартсе означал и лишний год с опекунами, а Гарри мечтал поскорее убраться от Дурслей подальше.

Этим летом они не теряли связи. Письма не пропадали — так, по крайней мере, говорил Гарри, получивший короткую записку от Рона и уведомление из школы о перезачислении на второй курс. Но Гермиона не желала рисковать и пользовалась телефоном. К тому же услышать голос друга куда приятней, чем прочесть несколько строчек короткого письма.

Сегодня Гарри был встревожен.

— Что-то странное, Гермиона. Вряд ли я сошел с ума, но мне почему-то кажется, что за мной следит огромный черный пес.

К огромным и потенциально опасным животным Гермиона доверия не испытывала.

— Думаю, проще всего было бы намекнуть твоей тетке, что возле дома крутится бродячий пес. Судя по тому, что ты о ней рассказывал, она живо позвонит в службу отлова.

— Понимаешь, Гермиона, мне почему-то кажется, что это волшебный пес. Он ухитряется куда-то пропадать, как только показывается кто-то, кроме меня. Да и ко мне не подходит близко, я его случайно заметил. Я даже думал, вдруг это на самом деле волшебник вроде МакГонагалл?

— Анимаг? — переспросила Гермиона. — Я приеду, Гарри. Может, вдвоем мы загоним его в угол.

Гарри встретил ее на станции. Они шли по сонному и пыльному Литтл-Уингингу, и Гермионе было плевать на всех псов мира, волшебных и нет. Встретиться с Гарри оказалось так радостно, оказывается, даже телефонные разговоры не помешали ей ужасно соскучиться! И почему она раньше не приехала? Не так уж и далеко…

— Вон он, — тихо, не поворачивая головы, сказал Гарри. — В кустах за автобусной остановкой. Отсюда не видно, а если посмотреться в витрину парикмахерской, можно разглядеть его в отражении.

— А еще за нами идет подозрительная старушка, — заметила Гермиона, посмотревшись в витрину и, конспирации ради, пригладив растрепавшиеся волосы.

— А, это миссис Фигг, — проследив за взглядом Гермионы, сказал Гарри. — Соседка. Раньше меня всегда оставляли у нее, когда Дурслям нужно было куда-нибудь съездить. У нее самые странные коты, которых я видел в жизни. Какая-то новая порода.

— Давай попробуем свернуть. Вон туда, к парку. Если она идет домой, то спокойно пойдет дальше.

Миссис Фигг свернула за ними. Но, в конце концов, это ничего не доказывало — может, старушке-кошатнице тоже хотелось в этот жаркий летний день погулять по тенистому парку? И Гермиону разобрал азарт…

Они ушли от слежки, настоящей или вымышленной, как шпионы в кино: сначала зайдя в магазин и сделав вид, что никак не могут выбрать мороженое, а потом вскочив в последний момент в отходящий автобус. Миссис Фигг осталась стоять на тротуаре — Гермиона отлично видела, как старушка смотрела им вслед. А еще она видела, как огромный черный пес, ничуть не скрываясь, побежал за автобусом.

Пса они отловили в парке, в самом дальнем уголке, где уже не было ни лотков с мороженым и хот-догами, ни детских площадок. Ну, как отловили: Гермиона остановилась, крепко сжав руку Гарри, и громко сказала:

— Выходите. Или поговорите с нами, объясните, зачем вы следите за Гарри, или мы сообщим в аврорат. Или предпочитаете маггловскую службу отлова бродячих животных?

Пес вылез из кустов, прижав уши и поджав хвост. Был он тощим, все ребра наружу, с тусклой, свалявшейся в колтуны шерстью. По правде сказать, едва Гермиона взглянула на него поближе, как ей тут же захотелось мчаться к ближайшему лотку с хот-догами и выгрести там все карманные деньги.

Но тут пес превратился в человека, и… Что там пес! Вот теперь он выглядел по-настоящему страшно — не в смысле «ужасающе», а в смысле «ужас что такое». Его можно было бы принять за мертвеца: воскового цвета кожа так туго обтягивала кости лица, а глаза так глубоко ввалились, что казалось, на тебя смотрит череп с чудом сохранившимися живыми глазами. Грива спутанных грязных волос свисала ниже плеч, свободная, явно с чужого плеча одежда не могла скрыть крайнюю истощенность, движения были неуверенными, словно судорожными.

— Вам нужно в больницу! — выпалила Гермиона.

— Вас показывали в новостях по телевизору, — одновременно с ней сказал Гарри. — Вы сбежали из тюрьмы. Вооружен и очень опасен. Вот только они не сказали, что вы волшебник.

— Гарри, я никогда не причинил бы тебе вреда. Ни за что, — и говорил он надтреснуто, неровно, как будто ему давным-давно не приходилось этого делать.

— Если бы хотели, давно бы причинили, возможности у вас наверняка были,— отмахнулась Гермиона. — А зачем вы за ним следили? И что с вами, почему вы… такой?!

— Посмотреть хотел, — хрипло сказал незнакомец. — Последний раз видел его совсем крохой… на руках у Лили. — Он посмотрел на Гарри каким-то больным, совершенно собачьим взглядом и сказал, быстро выдохнув, словно перед прыжком в ледяную воду: — Я твой крестный, Гарри. Сириус Блэк.

— Крестный? У меня есть крестный?!— похоже, в этом момент Гарри стало плевать на то, как этот самый крестный выглядит, и на то, что он — сбежавший из тюрьмы опасный преступник, которого даже по телевизору показывали.

— А разве тебе не говорили? — спросил тот. — Хотя, может, обо мне и вовсе вспоминать не хотели. Все думали, что я предал твоих родителей, Гарри. Но, клянусь, это не так. В чем я виноват, так это в том, что не раскусил настоящего предателя.

— Сириус Блэк! — хлопнула себя ладонью по лбу Гермиона. — Вспомнила! О вас писали в «Современной истории магии», и в «Развитии и упадке Темных искусств», и в «Величайших событиях волшебного мира в двадцатом веке». Только… нигде не было, что вы крестный Гарри. Только о том, что вы привели Волдеморта в дом Поттеров.

— Говорю же, это не я, — сказал Блэк. — Чем угодно могу поклясться, магией, жизнью, памятью Джеймса… Только эта мысль и позволила мне выжить в Азкабане — мысль о том, что я не виновен.

— В Азкабане? — переспросил Гарри.

— Подождите, — Гермионе тяжело было слушать хриплый, надтреснутый голос Блэка, казалось, что каждое слово дается ему с трудом. — Вам с Гарри, наверное, найдется о чем поговорить без меня, а я сбегаю, куплю воды и чего-нибудь съедобного. Вам явно это нужно. Только не рассказывайте про Азкабан без меня, я тоже хочу послушать. — Она пошарила в карманах, определяя, хватит ли денег, и вместе с мелочью и парой пятифунтовых купюр достала надорванный пакетик «Берти Боттс». — О, у меня есть конфетки! Будете?

— Всевкусные бобы? — Сириус жадно глядел на пакетик. — Кажется, сто лет прошло с тех пор, как я их ел в последний раз.

Гермиона сунула пакетик в руку Блэку и побежала туда, где, как она помнила, стояли лотки с напитками, мороженым, воздушными шариками и прочим ходовым для парка товаром. Она отложила денег на обратную дорогу, а на оставшиеся купила бутылку воды, три огромных хот-дога, мороженое в пластиковом лотке, две больших шоколадки и на последнюю мелочь — крохотный пакетик орешков в шоколаде. Мясо, наверное, было бы полезнее, но за нормальной едой пришлось бы идти слишком далеко, к тому же Гермионе казалось, что их новый знакомец обрадуется сладкому.

Когда она вернулась, на лице Блэка было блаженство. Он улыбнулся, увидев Гермиону — улыбка казалась страшным оскалом черепа, — и сказал:

— Мне попалась со вкусом сливочного пива. Даже и не знал, что такие тоже есть. Давно забыл этот вкус.

— Вот, — Гермиона протянула ему пакет, — набрала всего понемногу.

Блэк втянул носом воздух, заглянул в пакет… и заплакал. Он ел — сначала хот-доги, потом шоколад, потом мороженое и снова шоколад — а по худому лицу текли и текли слезы. Гарри молчал, только смотрел то на крестного — с ужасом, то на Гермиону — с благодарностью. А потом, доедая последнюю шоколадку, Блэк заговорил. И первое, что он сказал, было:

— В Азкабане крохотный кусочек шоколада может спасти твой рассудок, да только взять его неоткуда. Шоколад — лучшее лекарство от дементоров…

То, что они услышали дальше, Гермиона предпочла бы забыть. Наверное. Или, наоборот, запомнить навечно, чтобы никогда, никогда и ни за что, не начать вдруг считать волшебный мир доброй сказкой. Ну, если вдруг у нее совсем отшибет мозги, и она забудет собственные приключения в Хогвартсе. Хотя разве сравнишь Хогвартс, пусть даже с василиском, и Азкабан с дементорами… Гермионе трудно было представить, каково это — существа, высасывающие из человека всю радость, все счастливые воспоминания, тепло и свет. Никто не заслуживает такого!

— И что вы будете делать теперь, мистер Блэк? — спросил Гарри.

— Эй, Гарри, называй меня Сириус! Если… ну, если ты не держишь на меня зла.

— Сириус, — повторил Гарри. — Ты заберешь меня от Дурслей? У тебя есть дом?

— Дом? — Сириус выглядел так, словно вопрос застал его врасплох. — Да, есть дом. Я, правда, давно там не был. Но дом подождет! — он совершенно по-собачьи встряхнулся, глаза загорелись нехорошим, фанатичным блеском. — Сначала нужно найти предателя! Он в Хогвартсе. То есть, наверное, будет там с первого сентября. Я достану его, кля…

Гарри быстро зажал Сириусу рот.

— Не клянись. Подожди, объясни. Во-первых, что за предатель? Кто он? Почему с первого сентября? Это ведь не может быть кто-то из наших профессоров? Во-вторых, тебя ведь ищут! Это опасно, я не хочу тебя потерять! Я столько лет даже не знал о тебе, мечтал, чтобы у меня нашелся хоть кто-то, хоть один родной человек, кроме Дурслей!

— В-третьих, вам нужно к врачу! — упрямо повторила Гермиона. — Вы ужасно выглядите, и после того, что вы рассказали, я этому не удивляюсь. До сентября еще куча времени. Мы успеем обсудить Хогвартс. И то, нужно ли вам туда и нельзя ли достать предателя как-нибудь более безопасно, и то, чем мы с Гарри можем помочь. Но потом! Для начала приведите себя в порядок хоть немного!

— Девочка, — протянул Сириус, и это неприятно напомнило Гермионе «девчонка» Рона Уизли.

— Я дочь врачей, знаете ли, — сказала она.

— Гермиона дело говорит, — согласился Гарри. — В таком состоянии, как сейчас, ты разве сможешь за кем-то охотиться?

— За крысами, — сказал Сириус и рассмеялся жутковатым лающим смехом.

— Если бы вас не показали по телевизору как беглого убийцу, я бы упросила папу устроить вас в обычную больницу, — вздохнула Гермиона.

Сириус облизал испачканные шоколадом пальцы и тихо сказал:

— Я пойду домой. Правда, я плохо оттуда ушел, но столько лет прошло. Эти воспоминания тоже не из счастливых, но зато их не смогли у меня отобрать. В Азкабане быстро учишься цепляться за любую память о себе прежнем. Может, мама уже не сердится…

Почему-то от этого «мама», сказанного взрослым мужчиной так, как обычно говорят дети, с робкой и отчаянной надеждой, у Гермионы защипало глаза. А Гарри обнял Сириуса и попросил:

— Приходи еще, крестный. Я буду ждать. Помни, ты мне нужен.