Зимняя сказка (гет)

Совершенно секретно.

В одном экземпляре

Для ознакомления под специальную подписку

23-му

На ваш запрос от 22.12.1854 г. сообщаю следующее.

1. Достижение политического результата нынешней войны невозможно в условиях пребывания на престоле Российской империи императора Николая.

2. Политические wtkb, сформулированные правительствами Австрийской империи, Великобритании, Османской империи и Франции в нотах от 8 августа 1854 г., не могут быть достигнуты в условиях, когда император Николай занимает российский престол.

3. Цесаревич Александр будет готов пойти на заключение выгодного мира для союзников ввиду высокого личного влияния на него Ее Величества Королевы Виктории (в качестве доказательства, прилагаю материалы, полученные от бывшего министра магии Радольфуса Лестрейнджа).

4. Предлагаю рассмотреть вопрос об организации операции по замене императора Николая на цесаревича Александра.

5. Срок возможной операции ограничен приблизительно до середины февраля 1855 г., когда в Токио завершатся переговоры между Путятиным и Кавадзи. Вступление в войну Японии на стороне Российской империи приведет к тяжелому удару по морской торговле Великобритании и резко усилит антибританскую партию в Китае во главе с принцем Гуном.

6. Прошу также обратить внимание на слабое информационное покрытие Венских переговоров.

Игуана

* * *

Из всех искусств одно из самых сложных — искусство ждать. Я часто слышал выражение «радостное ожидание», но никогда не встречал людей, которые любили бы ждать. Не самое приятное занятие — сидеть, ничего не делать и при этом не изводить себя мыслью о том, что упущенное время может привести к катастрофе. Проклятое ожидание может подтолкнуть любого к самым глупым шагам, которые в любой другой ситуации он мог бы избежать. Но у искусства ждать есть свои неумолимые законы — если не умеешь сидеть и ничего не делать, можно завалить важное задание. А то и отправиться ко всем чертям. 

В нашем деле, как в грамматике, огромную роль играет согласование времен. Мы в детстве учим, какое прошедшее время согласуется с каким настоящим временем, а будущее время вообще не следует использовать в отдельных фразах. У нас же важно не перепутать время ожидания и время действия. Только ценой ошибки будет не плохая оценка, а жизнь. Причем не только своя.

Я заканчиваю косые приседания с гантелями на полу — пора переходить к упражнениям лежа на спине. Упражнения лежа тяжелее, чем упражнения сидя, но нужнее для позвоночника. Вчера мне пришлось выбирать времена. Побродив немного по кладбищу, я пошел не за Арнольдом, а решил выпить чашку кофе в ближайшем заведении. Лучше всего пока ничего не говорить ему о произошедшем. Правды он все равно не скажет, а слушать очередную порцию лжи мне не интересно. «Минимум информации с моей стороны — максимум с его», — лучший девиз в нашем деле.

Возможно, конечно, что на кладбище похоронена какая-то другая Рафаэлла Бэрк. Но совпадающая дата рождения, визит Арни на эту могилу, свежий венок — все это не оставляет камня на камне от такой версии.  Да и дата смерти удивительно совпадает с датой развода Арнольда. Совпадение бывает только одно.  Если совпадений больше, чем одно, то это уже не совпадение. 

Завершив приседания из положения лежа, я перехожу к группировкам. Вырисовывались две версии. Первая — Арни банально сошел с ума после смерти жены. Придумывает письма от ее имени. Придумал ее роман с Малфоем и верит, что жена скоро вернется. Сначала говорил себе что-вроде: «Так мне будет легче пережить». Потом втянулся и сам поверил. Определенная степень помешательства. Не буйная, но всё же…

Вторая версия — Арнольд делает все это намеренно. Ему зачем-то нужно внушить окружающим, что Рафаэлла жива. Только сейчас я подумал, что глупо не обратил внимание на две важные детали. Я не видел самих писем Рафаэллы — все, что мне о них известно, я знал со слов Арнольда. И главное: зачем вообще платить дань неверной женушке? Не хочешь платить — не плати. Ну не заавадит же она тебя за неуплату в самом деле! 

На эту проблему можно взглянуть и с другой стороны. Неужели Малфой настолько опустился, что его любовница клянчит у мужа деньги? Я вспомнил колдографию блондина в «Пророке» — его дорогой темно-синий бархатный фрак, счастливое и наглое лицо, упивающееся финансовым состоянием. Уверен. Рафаэллу он скорее всего увел у мужа с усмешкой — как охотник захватывает добычу с немым вопросом: «Что ты мне сделаешь, рогоносец?» И этот жеребец допускает, что он не сам содержит свою любовницу? Слабо я в это верю…

Есть впрочем и третья версия… Я сгибаюсь с гантелями из положения лежа к каждой ноге и назад. Арнольд убил женушку из ревности и закопал ее труп на магловском кладбище. Но я не очень верю в это. Арни всегда был трусоват, сколько я его помню. Да и зачем ему тогда писать ее имя на камне? Указал бы «Анна Смит» — поди докажи, что это не так.

Я завершаю наклоны и упражнения стоя. Теперь пришли полчаса для гимнастики духа. Взмахом руки я раскладываю на полу коврик и присаживаюсь на ноги. Тибетские мудрецы учат, что первое видение человека после смерти — сияющая Белая капля, которая, собственно, и есть его изначальная сущность. Праведник сливается с белым светом; обычный человек тотчас отпадает от него, то есть в тот же миг начинает путь к следующему рождению. Только просветленному духовно дано увидеть белую каплю при жизни.

Я силюсь войти в себя, но не могу — Белую каплю мне познать пока не дано. Значит, надо подумать о Храме Небесного Императора. Я представляю небольшую пагоду на горе, в которую мы с Лай Фэном напра вились под вечер. Монах в белом стоял, как и положено, у входа. Завидев нас, он должен будет ударить в барабан.

— Не знаю почему, но от любого храма веет чем-то… нездешним, — пробормотал я, чувствуя, как по коже поползли легкие мурашки.

— Сюан-Цзан* сказал младшему ученику: «Монахи идут молиться, завидев храм!» — чуть заметно улыбнулся мне Лай Фэн.

— Не перестану удивляться глупости Сюан Цзана, — хмыкнул я. — Как он не мог сложить два и два и понять, что Храм — пещера Демонов? Его покинул Старший ученик по требованию загадочного старика — это раз. Храм Небесного Имератора находился в диких горах Памира — это два. Откуда он там взялся, интересно? — нетерпеливо подвинул я камень носком ботинка. — В храме во время молитвы все время гасла свеча. И лики, которые ему виделись в синеве…

— Неужели ты думаешь, будто Сюан Цзан не понимал, что здесь притаилось зло? — улыбнулся Лай Фэн. — Но он пошел по пути мудрости. Он решил впитать зло, как губка, зная, что светлая сущность мира отторгнет его.

— Разве можно впитать в себя зло, не став злым? — потрясенно спросил я.

— Обычный человек не выдержит этого, но монахам такое дано, — кивнул Лай Фэн. — Добро и зло есть там, где существует разделение на Инь и Янь. Глубинное Дао не ведает этого разделения. Как не ведает его и божественная сущность, являющаяся нам сразу после смерти в виде Белого Света. 

— То есть Сюан Цзан… — я пытался сформулировать мысль, но это сложно получалось — точно, я находился в как кривом пространстве. — Сюан-Цзан надеялся, что его молитва в Храме окажется сильнее демонов?

— И он оказался прав, — подтвердил Лай Фэн. — Средний ученик предупредил Старшего ученика, а тот сокрушил демонов. Видишь, великий монах учел все эти трудности. 

— Но все висело на волоске! — посмотрел я на уже приближавшиеся августовские сумерки. — Не поспей Старший Ученик — и Сюан Цзан пошел бы на жаркое для демонов.

Ветер заколыхал смесь из зарослей полыни, клевера и бессмертника. Я посмотрел на один из одиноко растущих цветков астры. Дикая пчела собирала нектар с его лепестков, чтобы довольной вернуться к себе домой. Звонкий храмовой гонг звучал все сильнее. 

— Сюан-Цзан помнил мудрость Чжуан Цзы: зло пожирает само себя, — ответил мой учитель. — Потому он знал, что его молитва лишит демонов силы.

«Зло пожирает само себя…» 

 Я концентрируюсь сильнее, стараясь поймать волны энергии. Медиум похож на модные нынче фонари, зажигающиеся от заклинаний. «Зло пожирает само себя…» Гонг звучит сильнее. Каплю я не вижу, а потому воображаю лесное озеро с ряской,  кувшинкам и белыми лилиями… Я медленно погружаюсь в прохладную воду, ловя запахи; затем также не спеша начинаю выплывать на поверхность. Мое тело слегка колеблется от невидимых волн. «Зло пожирает само себя»… А значит, мы можем победить его, отправив в мир до разделения на Инь и Янь… «Я должен научиться сливаться с миром, чтобы облегчить себе переход в другую жизнь», — повторяю я урок Чжуан Цзы. Мое тело словно начинают укачивать волны, и я ощущаю покой, как при взгляде на низкое осеннее небо.

* * *

Миссис Блишвик встретила меня возле камина с оправой из дикого камня. Вчера вечером я получил сову, что ее дражайший супруг Джимбо Блишвик отбыл-таки по делам в Кардифф. Что же, тем лучше. На этот раз она была в домашнем темно-зеленом платье, подчеркивавшем, впрочем, всю точеную прелесть ее фигуры. В таком наряде она, видимо, принимает подруг, забежавших на чашку чая. Или выходит погулять в своём саду.

— Мистер Роули, какое счастье, что вы нашли возможность прийти, — запела она. — Я уже, право, начала волноваться, что вы не сможете.

— Всегда рад помочь вам, миссис Блишвик, — я снова залюбовался ею. — Давайте сразу посмотрим зеркала.

Сейчас я находился не в прихожей, куда мы вошли с Арнольдом в прошлый раз, а в маленьком кабинете с таким же небольшим камином. По бокам виднелись старинные портики и простенькие обои в виде соснового бора ранней весной. Желтая опавшая листва иногда шевелилась на фоне доносившегося издалека стука дятла. Похоже, что Блишвики переделали старую комнату в замке на современный лад. Здесь, должно быть, принимали не самых знатных гостей… Хотя нет, потрепанный секретер наводил на мысли, что здесь работают или пишут письма. Или оформляют бумаги. Эльфов как ветром сдуло — похоже, хозяйка не хотела, чтобы они знали о моем визите.

— Хорошо… — Мне показалось, или в ее голосе мелькнуло что-то похожее на разочарование. — Идёмте скорее, сэр Ланселот, — в ее бездонных глазах мелькнула какое-то подобие лукавой улыбки.

— Это комната вашего мужа, миссис Блишвик? — прошептал я.

— Ах, нет… Это мой кабинет… — бросила она.

Я остановился. Услышанное показалось мне слишком невероятным. Комната миссис Блишвик представлялась мне роскошным кабинетом в стиле рококо: с обилием зеркал и пасторально-игривых фресок, плюшевыми креслами и пуфиками для нежных ножек. Но этот строгий кабинет с секретером напоминал, скорее, походный кабинет дипломата, чем комнату хорошенькой женщины.

— Вы удивлены, мистер Роули? — тонкие брови Мисапиноа дрогнули. — Да, это моя комната. Мисс Фиби воспитывала нас строго и в нелюбви к роскоши. Так что, это старый замок не был для меня неожиданностью…

— Мисс Фиби? — с удивлением переспросил я.

— Да, мисс Фиби Блэк, — кивнула Мисапиноа. — Она моя тетя: младшая сестра моего отца, сэра Ликориса Блэка. Много лет назад, закончив Хогвартс, она решила заняться воспитанием племянницы, то есть меня. Потом настала очередь дочерей второго брата, и вот теперь она занимается дочерьми Сигнуса — Айлой и Элладорой. Им как раз исполнилось пять и четыре.

— Она была строгой? — спросил я.

— Я уважаю ее за то, что она сделала для нас. Она взяла на себя большой долг перед семьей, — миссис Блишвик сказала это сухо и посмотрела на камин.

Ее маленькая ручка с тонкими длинными пальчиками непроизвольно легла на каминную полку. Трудно сказать почему, но я решил узнать все сам.

— Шио… Шио… Цзянь Ибу Тяо! — прошептал я.

Все, что мне нужно — это представить одновременно с заклинанием гору с мандариновыми деревьями, и обезьяну, бьющую в гонги. Затем, когда Царь Обезьян совершит свой удар, я должен мысленно совершить сальто в воздухе и сконцентрироваться на гонг. Это заклинание не похоже на наш «Legilimens». Сейчас прекрасной миссис Блишвик кажется, что она смотрит на голубое майское небо, ловя аромат цветов.

Легкая дымка окутала комнату со старомодной черной мебелью. Высокая темноволосая женщина сидела в кресле**. Перед ней стояла синеглазая девочка лет пяти с золотистыми волосами и таком же золотистом платье, в которой, думаю, любой мог бы узнать будущую Мисапиноа Блишвик. На голове у нее лежала книга. Сделав пару неуверенных шагов, она попыталась сделать книксен, но книга шлепнулась на ковер.

— Бестолочь! Глупая, тупая бестолочь! — раздался раздраженный голос гувернантки.

— Простите, мисс Блэк, — потупила голову девочка.

Мне показалось, что ее глаза стали влажными, но она мужественно пыталась преодолеть слезы. Глядя на них, я почувствовал неодолимое желание треснуть эту грубую старую деву каким-нибудь заклинанием. «Stupefy!» для таких случаев, конечно, жестковато, но «Тай Юн Гоу» — хороший удар под дых — самое то. К сожалению, такой возможности без омута памяти у меня не было… Да и с омутом было слишком сложно…

— В наказание ты сегодня останешься без обеда. Ты Блэк, а не какая-то грязнокровка, чтобы ходить с опущенной головой!

Наверное, я сам не мог понять до конца, что именно привело меня в ярость. В Военно-магической академии при Аврортате, где я учился после Хогвартса, нас гоняли и обзывали еще не такими словами. «Это никак не может влезть в вашу тупую башку?» — говорил нам мистер Эйкман на уроках волшебной геодезии. Иногда он, давая нам задания, вкрадчиво уточнял: «А вот это упражнение для дебильных молодых людей. Если вы не способны его решить, то вы тогда кто? Кто ниже дебилов? Правильно, дегенераты!» — отвечал он сам на поставленный вопрос. Никому из нас и в голову не приходило обижаться: на войне нет обид. Мы знали, на что шли. Но такое унижение ребенка, который по определению не может ей ответить, казалось мне омерзительным.

— Я точно попала в лето… — недоуменно сказала миссис Блишвик. — Не могу понять, почему.

Мерлин, действие заклинания, похоже, закончилось.

— Наверное, виной всему сирень, — сымпровизировал я, посмотрев на стол, где сразу появился в вазе букет из лиловой и белой сирени. Восточная магия не похожа на нашу — там надо не превращать или наколдовывать предметы, а, скорее, уметь материализовать воображаемые картинки. Поэтому китайской и японской магией можно чуть-чуть влиять на прошлое, хотя, конечно, и не сильно.

— Спасибо, мистер Роули, — уже ласково улыбнулась миссис Блишвик. — Поверьте, мне очень приятно… Я, право, не ожидала такого подарка…

— Полно, какая ерунда, — ответил я. — Впрочем, давайте не терять время. Есть ли у вас какие-то новые зеркала в доме? — Сейчас, глядя на миссис Блишвик, я видел перед собой только того милого ребенка, которого ругают за неверный книксен — пусть ребенок и вырос, превратившись в холеную светскую даму.

— Как-будто нет… — сказала она. — Хотя, подождите… Три года назад мы с мужем купили трельяж!

— Что это? — спросил я.

— Модная французская конструкция из трех зеркал, — в голосе хозяйки чувствовалось легкое удивление. — Идёмте, я вам покажу.

Маленькие темно-зеленые туфельки миссис Блишвик застучали каблуками по полу. Мы прошли по винтовой лестнице, вошли в ту гостиную, куда мы прошлый раз приземлились с Арнольдом, а из нее вошли в маленькую комнатку. В ней рядом с черным роялем в самом деле стояло странное приспособление, действительно состоящее из трех зеркал, покрытых резной ореховой рамой. Я с любопытством посмотрел на трехстворчатого монстра: внизу под зеркалами виднелось огромное количество всяких шкафчиков и ящиков. Не сомневаюсь, что в них можно поместить обилие дамской парфюмерии. Хотя, вспомнив урок противной мисс Фиби, я подумал, что ее воспитаннице вряд ли нужно много парфюма.

— Пусто, — сказал я, проведя быструю проверку, — Ваши зеркала…

— Трельяж, — поправила меня миссис Блишвик с чуть назидательной улыбкой.

— Да, трельяж… Никогда не любил французский… Так вот, он чист.

— Хвала Мерлину, — вздохнула хозяйка.

— Погодите… — глядя на зеркальное царство, я подумал, что место для наблюдения за домом Блишвиков не лучшее. — А что находится у вас в самой верхней части башни?

— Я была там сто лет назад… — вздохнула дама. — Но если вы хотите, мистер Роули, давайте посмотрим там… Кстати, — снова послала она мне улыбку, когда мы вышли из комнаты, — чем вам не угодил французский язык?

— Он какой-то не мужской… То ли дело немецкий или русский! — искренне вздохнул я. Ничто же раздражало меня с детства так, как разговор на французском: я учил его с отвращением, чувствуя себя капризной девчонкой.

— А мне они всегда казались варварскими, в отличие от французского и итальянского, — чуть иронично сказала дама.

Я снова любовался изяществом ее походки: Мисапиноа Блишвик, казалось, не шла, а порхала со ступеньки на ступеньку. Белые свечи в летающих снизках медленно горели в громадных подсвечниках. Наконец, легким движением палочки хозяйка открыла деревянную дверь.

— Это здесь, — кивнула она. — Да, прошу.

Мы оказались в таком же коридоре, который вел в заброшенную чердачную комнату с высокими готическими окнами. Кое-где их изрядно покрывала паутина. Мои черные лакированы штиблеты также покрылись пылью. За окном уже сгущалась обеденная мгла — под новый год темнеет очень рано, но две толстые желтые свечи, притаившиеся возле потертого перламутрового шкафа, тускло освещали помещение. Это было интересно.

— Не буду спрашивать, все ли у вас хорошо, мистер Роули, — с теплом посмотрела на меня Мисапиноа. — Я уже выучила, что если вы на что-то обратили внимание, то это серьезно.

— Кто меняет здесь свечи? — спросил я без экивоков.

— Моя эльфийка, — пожала плечами миссис Блишвик. — А что в этом удивительного?

— Свечи отличаются от тех, что в коридоре. Там они были длинные и белые, а здесь — дешевые желтые. Вы велите ей ставить разные свечи?

— Нет… — хлопнули длинные ресницы хозяйки. — Я не давала ей таких указаний. Это в самом деле неожиданно.

— А ваш муж?

— Он не занимается хозяйственными мелочами, — мне показалось, что миссис Блишвик немного поморщилась. — Поверьте, это не его конек.

— А что в той комнатке? — указал я на маленькую пристройку, напоминавшую брошенную кладовку.

— Я даже не помню про нее, — удивилась миссис Блишвик, но открыла дверь. — Мерлин… Посмотрите, мистер Роули! Здесь два темных зеркала!

Проверка не заняла много времени. Я быстро повторил всю операцию в доме Блэков, включая трюк с наколдованием мною и хозяйкой маленьких зеркал для проверки. Да, сомнений не было: наблюдательная система за членами семьи была установлена и в доме Блишвиков. Оставалось только гадать, куда зеркало-транслятор передавало изображения из их замка.

— Ради Мерлина, мистер Роули: отключите эти жуткие зеркала, — прошептала дама. Она, как могла, сохраняло самообладание, но на ее личике усилилась бледность.

— Не советую, миссис Блишвик, — ответил я. — Вы столкнулись с серьезной системой. Мерлин знает, как она огрызнется, когда мы блокируем ей доступ к вам и вашей семье.

— Что же делать? — пролепетала в конец подавленная женщина.

— А ничего, — пожал я плечами. — Ждать. Мы с вами знаем, что за вашей семьей наблюдают — это раз. Мы знаем, что некто получает данные на стороне — это два. Мы знаем, что это серьезные и, видимо, опасные люди, раз они установили у вас в домах такие системы — это три. Это наш туз, украденный из их колоды, и мы им непременно воспользуемся.

— Но каким образом? — удивилась миссис Блишвик, когда мы вышли из каморки.

— Я что-то придумаю, обещаю вам, — кивнул я. — Возможно, мы проведем интересный эксперимент. Кстати, что-то новое произошло в Доме на площади Гриммо после отключения системы?

— Пока не слышно, — спокойно ответила Мисапиноа. Я снова удивился ее способности брать себя в руки. — Ну, а пока вы будете придумывать, я охотно угощу вас чаем, мистер Роули, — легко улыбнулась миссис Блишвик.

Чай — это всегда хорошо. Через несколько минут мы вошли в маленькое библиотечное помещение — что-то вроде читального зала. У окна стоял небольшой ореховый столик и пара темно-зеленых кресел, в которых можно было неплохо посидеть. На этот раз появилась личная эльфийка миссис Блишвик — она принесла нам белый чайник, украшенный синими полевыми цветами, чашки и тарелку с эклерами. Я кинулся наливать чай, но дама сразу осадила меня, напомнив движением руки, что это дело эльфов.

— Как вы думаете, кто ваши враги, миссис Блишвик? — спросил я. — Ответ на этот вопрос облегчит наши поиски.

— До недавнего времени я была уверена, что у меня нет врагов. Я постаралась сделать вам ромашковый чай, мистер Роули, — послала она мне светскую улыбку. — Конечно, мой брат Сигнус — подлец и ничтожество, но вряд ли ему по силам устанавливать такие зеркала.

— Чрезвычайно интересно, — отпил я чай. — Ваш брат имеет что-то против вас?

— Скорее, я против него, — в синеве глаз дамы мелькнула искра. — Знаете, мистер Роули, это давняя история… У меня в детстве был пегас-пони. Мне подарили его на четыре года. Я научилась кататься на нем очень рано, и уже в пять лет брала маленькие барьеры. Мой Ллойд был мне настоящим другом, с которым я могла болтать часами, причесывая его. Когда я была на пятом курсе, он случайно лягнул Сигнуса, и тот убил его «авадой».

— Какая мразь, — вырвалось у меня. — Ваши родители, надеюсь, всыпали ему, как следует?

— Конечно, нет, — Мисапиноа посмотрела на меня, как на наивного ребенка. — Сингнусу всегда можно было больше, чем мне. Но такого друга, как Ллойд, у меня больше не было.

— Вы горюете до сих пор? — спросил я ее с солдатской прямотой. Сейчас передо мной стояла та влага, которую я увидел в тех давних детских глазах.

— Ах, нет, мистер Роули, — отпила она чай. — Нет, все давно прошло… Просто наши неудачи на фронте не радуют…

Конечно, она лгала. Я понимал с полуслова, сколько слез она пролила из-за своего маленького друга и по вине тупого мерзавца. Но я снова удивился ее способности к самообладанию.

— Да, несчастливая война… — вздохнул я.

Я задумчиво посмотрел на темно-зеленые фолианты, испещренные надписями. Большинство из них было выполнено не на латыни, а на армейском. Не знаю, владел ли кто из жителей этого дома арамейским, или эти фолианты просто служили украшением библиотеки. Но так или иначе, смотрелись они эффектно. Тусклая мгла за окном чуть рассеялась, и маленький лучик, словно прорвавшись в просвет, поскорее бросил свет на коричневый столик.

— Как вы думаете, мистер Роули… — чуть замялась она. — Почему русские говорят по-французски лучше, чем на своем языке?

— Потому, что они завоевали Париж, — спокойно ответил я. — Русского языка ведь не существует: его придумал царь Петр на основе латыни и заставил на нем говорить татар и монгол.

— Они берут язык того народа, который завоюют? — посмотрела на меня в упор хозяйка. 

— Если вы помните из истории, Чингиз-хан велел русским заниматься только войной. А какая культура может быть на коне и с шашкой наголо? Культура и ремесло  — удел побежденных.

— Вот это варвары! Поэтому русских медом не корми — дай повоевать… — Мисапиноа вдруг сама налила мне чаю.

— У них это в крови! Чингиз, то есть Тэмуджин, установил для русских закон: за малейшее неповиновение воину ломали хребет, — сказал я. — Затем русские так же поступали и с чужими предателями. «Кто предаст родину — передаст и Господина», — говорил их великий полководец Субудэй.

— Это же нечеловечески храбрая армия! Откуда вы так хорошо знаете их историю, мистер Роули? — потрясенно спросила Мисапиноа.

— Из «Сокровенного сказания»**, — кивнул я, вспомнив удивившую меня в детстве картинку: хан восседал на троне в юрте, а по бокам, почтительно сложив руки у шеи, стояли темноволосые нукеры с каменными взглядами. — Тэмуджин, умирая, просил лекарей сделать его бессмертным. Но когда это не удалось, он велел написать в своем завещании: «Мои потомки будут править миром десять тысяч лет и один год!»

— Представляю, как русские гордятся своим предками… — вздохнула миссис Блишвик. — Наверное, русские матери с детства требуют от детей быть достойными воинов Чингиза.

— Теперь вы понимаете, с кем мы связались? — поднял я брови. — Герцог Веллингтон был мудр: с ними лучше дружить, чем воевать. И использовать их войско для наших нужд.

— Знаете, мистер Роули, если говорить о политике, то никто не кажется мне более отвратительным, чем маленькие страны, — в глаза дамы мелькнула неприязнь. — Ведь именно они провоцируют нас, великие державы, на конфликты друг с другом.

— Они борются за свое существование, — равнодушно ответил я.

Хозяйка задумчиво перевела взгляд на высокое окно, а затем послала мне чуть заметную улыбку. Легким движением длинных ресниц она подвинула чашку и сахарницу.

— Согласитесь, в этом есть что-то омерзительное. — Ее серебристый голос звучал как колокольчик, порождая сладостное ощущение легкого счастья. — Мы и другие державы провели им в Вене границы. И вместо того, чтобы благодарить Небо, они постоянно замышляют козни, заявляют о несогласии со своими границами. Но кто, собственно, позволил им выражать свое согласие или несогласие с чем-то? Вам позволили жить. Будьте счастливы и сидите тише воды ниже травы, — холодно закончила она, словно давала эльфийке распоряжение по дому.

— Ну, пока еще ничего серьезного они не сделали, — пожал я плечами. Глядя в ее глаза, я с изумлением думал, что эта светская красавица интересуется международной политикой.

— Но сказали! — миссис Блишвик легким движением поставила чашку на стол. — Главное: они посмели сказать! А кто дал маленьким странам право вообще высказывать свое мнение? Все, на что они должны иметь право — это смотреть на великие державы снизу вверх.

— Вы имеете ввиду кого-то конкретно? — уточнил я. Мне трудно было представить, какая страна так сильно разозлила красавицу. — Разве что Пьемонт… — пожал я плечами. — Те, верно, вечные возмутители спокойствия…

— Если бы только Пьемонт… — живо ответила Мисапиноа. — Я, помню, была девочкой, когда мой отец стал закупать у лорда Эктона греческие древности. Вот, можете посмотреть, — легко указала она рукой влево.

— Ионическая колонна? — удивился я. На ребристой мраморной колонне в самом деле была видна характерная искривленная волна.

— Да… Так вот, мистер Роули, вообразите: греки заявили нашему консулу протест по поводу приобретений древностей. Подумайте над степнью наглости: они получили независимость благодаря нам и русским, но еще смеют выражать недовольство, что мы вывезли фризы Парфенона… Вместо того, чтобы с улыбками расточать благодарности до конца своих дней!

— Они на это отвечают: «А я маленький!» — не сдержал улыбку ваш покорный слуга.

— Маленький — розгой, — спокойно ответила миссис Блишвик, — чтобы знал свое место. Вообще, мистер Роули, я думаю, что нет ничего глупее нашей междоусобной войне на Востоке. Мы воюем на радость задиристым малышам, — легко положила она левую руку на изгиб подлокотника, — вместо того, чтобы всем вместе не позволить им нарушать спокойствие.

— Вы хорошо осведомлены о международных делах, миссис Блишвик, — улыбнулся я.

— Вы не поверите, мистер Роули, но у меня была в детстве книга про ваш любимый Китай, — пристально посмотрела на меня очаровательная хозяйка.

— В самом деле? — спросил я с притворным удивлением.

Женщина, не обращая внимание на мои слова, легко пошевелила рукой, прошептав «Acio». Спустя мгновение, на столике появилась небольшая иллюстрированная книга, обложку которой инкрустировали золотые виньетки.

— Повесть «Золотые драконы», — сказала дама, раскрыв книгу. — Мне подарили ее на шесть лет. Я любила ее листать и рассматривать картинки… Скажите, мистер Роули, — мне показалось, что ее голос дрогнул, словно она говорила что-то такое, что хотела бы скрыть от самой себя. — Какие это места в Китае?

Я нагнулся, чтобы рассмотреть картинки и едва сдержал смех. Повесть была набором дешевых небылиц, какие у нас рассказывали о Поднебесной до Опиумной войны. На первой странице высился «Фарфоровый дворец» с острыми шпилями псевдокитайсих башен. На следующей странице виднелось «Яшмовое озеро», вокруг которого прогуливались люди в халатах — настолько старинных, что в них ходили разве что в девятом веке. Следом была изображена белая лестница из мрамора, по бокам которой стояли статуи драконов. Солдаты дворцовой охраны отдавали честь, а драконы начинали реветь под музыку.

— Там нет такого, — сказал я. — Это сказка, хотя, не спорю, и очень красивая.

— Правда? — хозяйка посмотрела на меня со смесью удивления и легкого разочарования. Мне показалось, что в ее кобальтовых глазах мелькнула искра грусти — словно ребенку объяснили, что желания, загаданные в Рождественскую ночь, не всегда сбываются.

— «Из сада можно попасть прямо в густой лес с глубокими озёрами: он тянется до самого синего моря». Это тоже, положим, неправда — Пекин далеко от моря, а в Тяньнцзине никакого парка и дворца нет, — вздохнул я. — Лесов, кстати, тоже — там унылая степь, впадающая в море…

— Ну хоть это-то правда, мистер Роули? — в голосе хозяйки послышались кокетливые нотки, а ее ручка непроизвольно махнула подаренным мной веером.

— «В Китае все жители и сам император — китайцы», — прочитал я. — Кстати, нет, — рассмеялся я, — там у власти Маньчжурская династия. Двести лет назад они захватили Пекин и провозгласили себя императорами.

— Маньчжуры? — переспросила меня Мисапиноа. — Их династия как-то называется… Я забыла…

— Клан Айсиньгеро…

Я осекся. Только сейчас я осознал всю глубину глупости, так внезапно сорвавшейся с языка. Любуясь тонкой рукой миссис Блишвик, я, как последний идиот, забыл, что имя династии Цин табуировано и известно разве что мне, да моему начальству. Получить его мне стоило невероятных трудов, и то, что я узнал, оставалось, наверное, государственной тайной.

— И почему я с вами так разоткровенничалась? —  Мисапиноа как-будто решила немного посмеяться над собой. — Давайте-ка лучше сыграю для вас на клавесине!

— А можно Гайдна? — попросил я.

— Как скажете, сэр Ланселот, — в глазах миссис Блишвик снова заиграл веселый огонек.

Она поднялась из-за стола, хлопком позвав эльфийку. Я посмотрел на нее, почувствовав, что впервые в жизни не могу просто любоваться ее телом. Передо мной снова стояла та синеглазая девочка, из последних сил сдерживавшая слезы после неудачного книксена и ласково расчесывавшая гриву маленького пегаса. «Ей просто нужна защита», — подумал я.

Мне самому защита была не нужна. Джулия преподала мне отменный урок: нельзя привязываться ни к одной женщине. По крайней мере, в этой жизни.

* * *

Сова от Гринграсса пришла неожиданно быстро — в тот же вечер. Это была коротенькая записка, что завтра утром меня ожидают по важному делу в министерстве. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: это ответ на мое донесение. Поэтому утром двадцать восьмого декабря я, быстро покончив с зарядкой, надел лучшую белую рубашку, черную «бабочку», мантию и смокинг. Затем, как и положено, аппарировал в министерство.

Я оказался в конце длинного зала с темным паркетным полом, который был отполированным до зеркального блеска. На переливчато-синем потолке сияли золотые символы, которые перемещались и видоизменялись, делая потолок похожим на огромную небесную доску. Глядя на стены, я вспоминал, как в первый приход сюда меня здесь поразило множество позолоченных каминов. Посреди зала возвышался, как и положено, фонтан в центре круглого бассейна. Скульптурная группа изображала чародея, взметнувшего в воздух волшебную палочку. Вокруг него стояли красивая волшебница, кентавр, гоблин и эльф-домовик. Сотни волшебников и волшебниц большей частью озабоченных, шли к дальнему концу атриума, где виднелись золотые ворота.

Гринграсс ожидал меня чуть в отдалении от фонтана. Коротко кивнув, он взял меня за руку, и прошептав заклинание, растворился со мной в стене.

— Ваш доклад прочитали, — бросил он мне, едва мы оба приземлились в маленьком коридоре. — Там, — кивнул он подбородком вверх, — хотят обсудить с вами детали.

— Что именно? — уточнил я, глядя на яркую световую полосу. Она пылала огнем настолько ярко, что ее, казалось, было невозможно переступить.

— Уточним на месте, — ответил начальник. Я кивнул, понимая, что настаивать на чем-либо бесполезно. Впрочем, возможно Гринграсс и в самом деле не знал.

— Вашу палочку, мистер Роули, — засуетился неизвестно откуда взявшийся эльф.

Делать нечего — протянул ему палочку. Это, впрочем, не помешало зеленому поганцу обыскать мои карманы. Гринграсс, видимо, имел право не сдавать свой рабочий инструмент. Эльф протянул нам два пузырька с черной жидкостью, приняв которую, мы легко перешли огненную полосу.

Минут через пять мы вошли в небольшой круглый кабинет. В центре стоял дорогой стол с покрытием из яшмы. По бокам стояли пять ореховых стульев с резными ручками. Сидения и спинки были ослепительно белыми с изображением движущегося розария. Садиться на такую красоту было непросто, но Гринграсс мягко показал мне на один из них. Как выяснилось, не зря. Я, казалось, утонул в приятной мягкости.

Дверь открылась и в комнату тотчас вошли двое. Я без ошибки сразу узнал. Первой была министр магии Эванжелина Орпингтон — маленькая женщина лет тридцати пяти в бежевом платье. Кареглазая, с остреньким носом, она чем-то неуловимым напоминала мышь. Вторым был ее заместитель Лоуренс Трэверс — высокий плотный человек в роговых очках с небольшим округлым животом. Сейчас он показался мне огромного роста — гораздо выше, чем я видел его на колдограиях. Черные глаза сияли настороженно и выдавали способность всегда быть начеку. «Пингвин, — окрестил его я. — Мышь и пингвин… Необычный тандем».

— Доброе утро, мистер Гринграсс, — кивнула мисс Орпингтон. — Ее голос звучал тихо и властно, словно сверло. — Это и есть автор меморандума?

— Вы просили меня дать лучшего агента. Мистер Роули к вашим услугам, — также тихо ответил Гринграсс. Начальники, впрочем, всегда говорят тихо — видимо, уверены в том, что все должны ловить каждое их слово.

— Мистер Роули в самом деле лучший? — уточнила женщина, указав на меня рукой. Несмотря на бежевые перчатки, я сразу понял, что у нее маленькие пухлые пальцы.

— Операции «Изумруд», «Сапфир» и «Яшма» в его активе, — ответил Гринграсс. Сам он напоминал небольшую птицу вроде совы.

«Мышь» и «Пингвин» кивнули. Что же, это большое доверие — узнать название своих операций. Обычно они остаются тайной. Но я сейчас смотрю с интересом на Трэверса. Счастлив ли он с нашей нищей тихоней Ярлой? Моя матушка, помнится, говорила, что «Золушка» — грустная сказка. Через пару месяцев принц поймет, что женился не на принцессе, а на дорого одетой посудомойке. И внутри она, несмотря на все роскошные наряды от феи, так и осталась горничной или посудомойкой с соответствующей манерой поведения. Которая, к тому же, обдурила принца как последнего идиота.

В китайском варианте эта история звучала чуть по-другому. Царь Обезьян украл пилюли бессмертия у Лао Цзы и, напившись на радостях вина, сказал: «Теперь я Бог!» Лао Цзы грустно посмотрел на него и ответил: «Нет, теперь ты просто бессмертная Обезьяна». Именно это происходит со всеми Золушками. «Теперь я принцесса?» — жеманно спрашивают они, одевшись в дорогие французские наряды. «Нет. Теперь ты просто шикарно одетая посудомойка, вкусившая роскошной жизни», — думают остальные.

— Что же, займемся делом, — сказала мисс Орпингтон. — Мы ознакомились с вашим меморандумом. Из него следует, что изменить ход войны можно только устранив ее виновника — императора Николая.

Я кивнул. Похоже, мои рекомендации восприняты. Правда, радоваться этому или нет — не знаю. Я поискал взглядом окно, но его в этой комнате не оказалось.

— Это интересное предложение, но есть трудности и серьезные, — голос Трэверса прозвучал холодно, хотя и с чуть заметным фальцетом.

— Вынуждена это подтвердить, — продолжила министр. Ее голос звучал теперь сухо, напоминая сверло. — Начнем с того, что добраться до императора Николая совсем не просто. Я знаю, вы подумали об императоре Павле. Но сейчас у нас, в отличие от восьмисотого года, нет посольства или дипломатического представительства в Санкт-Петербурге. Нет и группы русских аристократов, недовольных политикой императора — напротив, по имеющимся у нас данным в стране преобладают верноподданнические настроения. Я помолчу о там, что русский император имеет превосходную и магическую, и обычную защиту. Преодолеть ее одиночке-убийце будет не по силам. Лоуренс?

— Есть и более сложная проблема, — Лоуренс Трэверс поправил очки. — Допустим нашему сверх-агенту удалось бы добраться до императора. Это вызовет всплеск ненависти к нам у русских, породив у них дикое желание мести. А ведь это очень опасный народ! После такого никакие переговоры о мире станут невозможными. Император Александр будет вынужден у гроба покойного отца поклясться вести войну до победного конца! И горе Александру, если он не сделает этого. Мы получим не позитивные переговоры, а еще более рьяное продолжение войны.

Я задумчиво посмотрел на ореховое бюро. Политика в самом деле устроена так, что никогда не знаешь заранее ее результата. Это похоже на какой-то зеркальный коридор, по которому ты идешь, как в бесконечность, и можешь лишь предполагать, что твой поворот правильный.

— Из этого следует, что устранение императора Николая возможно только на расстоянии, то есть магическим путем, — вздохнул Гринграсс.

— И даже это не решает дело, — возразил Трэверс. — Его смерть должна выглядеть естественной в глазах русских и всей Европы, а для его семьи — загадочной и необъяснимой. Его смерть должна выглядеть как результат неудач, а не побед, русских на фронте, как на самом делеё. Его смерть не должна бросить тень на отношения императора Александра с Ее Величеством, то есть у будущего российского императора не должно возникнуть и мысли, что мы как-то причастны к этой смерти. Нам важно знать, мистер Роули, возможно ли такое решение в принципе?

Я задумался. Умом я понимал, что достижение такого результата невозможно и даже трижды невозможно. Но какой-то голос внутри шептал мне, что я должен. От волнения руки покрылись легкой испариной. Должно быть, такое чувство охватывает математиков, когда им предстоит решить сложную задачу.

— Я должен подумать и взвесить все возможности, — сказал я.

— Сколько вам нужно времени? — Трэверс внимательно посмотрел на меня.

— Как минимум — неделя. Я не авантюрист.

Мои слова почему-то произвели неприятное впечатление на министра. На ее бледных щеках появились красноватые пятна.

— Вы считаете, что мы — авантюристы, мистер Роули? — в ее голосе послышались нотки недовольства.

«Истеричка, — подумал я с горечью». Все жизнь не любил и опасался истериков. Опасные, мало предсказуемые люди. Из тех, что из-за неверного слова способны вспылить и погубить плоды тщательно подготовленной операции. А главное — трудноубеждаемые. Если подобный истерик вбил что-то себе в голову, ты можешь привести ему тысячи аргументов — все бестолку. Вспылит и заупрямится сильнее.

— Я этого не говорил, — сухо ответил я.

— Что же, это верное решение, — неожиданно поддержал меня Трэверс. — Ждем вас пятого января с докладом.

Эванжелина Орпингон поднялась, давая понять, что аудиенция окончена.

Примечания:

*Сюан Цзан — персонаж романа китайского писателя У Чанъэ «Путешествие на Запада». По сюжету Демоница Белая Кость (Байгу Цзин) поссорила его со старшим учеником Сунь Укуном и заманила в свою пещеру, чтобы съесть его мясо, дарующее бессмертие.

**Описание урока у мисс Фиби Блэк взято из фика Lady Astrel «Сага о Блэках. Май 1857 года». Выражаю благодарность!

** «Сокровенное сказание»("Юань-чао би-ши") — наиболее древний монгольский литературный трактат по истории ранних монголов, их государства и его основателя — Чингиз-хана. «Сокровенное сказание» было составлено в 1240 г. неизвестным автором-монголом, и дошло до нас на монгольском языке в китайской иероглифической транскрипции.