Потерянная — незнакомая себе (гет)

Ева и Невилл вышли из кареты вместе. Она на мгновение обернулась и заметила Полумну, которая прошла мимо них, не обращая ни на кого внимания, и направилась к замку одна. Невилл, всё ещё прикрывая Еву от дождя, на секунду замолчал, не отрывая от Лавгуд взгляда.

Ева заметила это, прищурилась и хитро усмехнулась, но ничего не сказала — пока что.

Они вошли в замок немного позже остальных. Гарри стоял у входа, насквозь промокший, волосы прилипли ко лбу, с мантии капало. Он сразу заметил Еву и, оживившись, направился к ним.

— Привет! — весело сказал он и крепко пожал Невиллу руку. Тот с улыбкой ответил на приветствие, и все трое вместе двинулись к Большому залу.

Недалеко, уже у самого входа, их поджидали Гермиона и Рон — оба мокрые до нитки.

— Ты почти с-сухая! — проговорил Рон, дрожа от холода и стуча зубами. Он с недоверием посмотрел на Еву.

— Ну, это всё Невилл. Он меня всю дорогу прикрывал, — с лёгкой улыбкой ответила Ева, кивая на друга.

— А мы тут за тебя переживали! Гарри уже собирался идти тебя искать по всему поезду, если бы Гермиона не сказала, что ты с Невиллом... — начал было Рон, но договорить не успел.

Прямо у самого порога Большого зала ему на голову с громким шлёп обрушился огромный водяной шар, полный ледяной воды. Рон громко вскрикнул.

Ева мгновенно схватилась за палочку и подняла взгляд вверх — откуда и упал шар. Не зря: второй, такой же, уже летел в сторону Гарри. Она среагировала молниеносно — оттолкнула Гарри в сторону и взмахом палочки заклинанием сбила шар в воздухе.

Но Пивз, похоже, всё продумал заранее. Третий водяной шар полетел прямиком в неё. Однако Ева быстро обернулась и метко направила заклинание в обратную сторону. Шар взорвался прямо у Пивза над головой, окатив его самого с ног до головы.

Все вокруг — ученики, стоящие у дверей, — разразились смехом. А в следующий момент четвёртый шар, который проказник приготовил для Евы и держал над собой, соскользнул с его рук и со всего размаху шмякнулся ему на макушку.

— Аааа, мерзкие дети! — завопил Пивз, выжимая свой пропитанный водой воротник и взвизгивая как чайник.

В этот момент из-за угла появилась профессор Макгонагалл, она начало его отчитовать. Пивз что-то пробурчал и упорхнул прочь, капая по полу. Ева с Невиллом с трудом сдерживали смех.

— Ладно, пошли, — тихо сказала она, всё ещё улыбаясь, и вместе с друзьями вошла в Большой зал.

— Спасибо, — поблагодарил Гарри, догнав их у входа в Большой зал. — Сядешь с нами?

Ева на мгновение посмотрела ему в глаза, но лишь покачала головой.

— Нет, Гарри... Иди лучше к Рону. Успокой его, а то он, похоже, после "атаки" Пивза совсем не в духе, — кивнула она в сторону друга, который хмуро тер полотенцем промокшие волосы.

— У меня сейчас просто нет сил выслушивать его недовольство, — добавила она с тихим вздохом.

— Увидимся, Гарри! — с дружелюбной улыбкой сказал Невилл и, не выпуская руки Евы, повёл её с собой к противоположному краю гриффиндорского стола.

Гарри остался стоять, глядя им вслед. Он ничего не сказал, но что-то в его взгляде потемнело. Спустя пару секунд он медленно направился к друзьям и сел на своё обычное место рядом с Гермионой и Роном.

Гермиона заметила его угрюмое лицо, но промолчала. Она и сама скучала по Еве, привыкла к её присутствию в их компании. За лето Ева стала для неё не просто подругой — а кем-то, чьё мнение она уважала, чью интуицию прислушивалась.

Гермиона украдкой посмотрела через стол. Там, вдали, Ева смеялась, весело болтая с Невиллом, и выглядела по-настоящему счастливой, словно рядом с ним чувствовала себя в полной безопасности. Девочка крепко держалась за его руку и улыбалась так, как будто ни капли дождя, ни ледяные шары Пивза не могли испортить ей вечер.

В этот момент началась церемония распределения. Маленьких, испуганных первокурсников вызывали по одному. Пока шляпа решала их судьбу, Рон сидел и продолжал ворчать:

— Ну и долго же... Почему бы просто не дать еду сразу? Я промок до костей! — бурчал он, зябко кутаясь в мантию.

К их столу тем временем подплыл Почти Безголовый Ник. Призрак с оживлением рассказывал, как Пивз устроил настоящий погром на кухне, и бедным эльфам пришлось наводить порядок в спешке, чтобы ужин не сорвался.

Гермиона, услышав это, удивилась:

— Эльфы? На кухне?

— Конечно. Кто же, по-твоему, всё это готовит? — небрежно отозвался Рон.

Узнав, что в Хогвартсе работают домовые эльфы, причём в большом количестве, Гермиона заметно напряглась. На её лице появилось раздражение.

Когда распределение закончилось и на столах появилась еда, она даже не прикоснулась к ужину. Рон, как обычно, не обратил на это внимания — он с аппетитом наваливал себе картофель и жаркое.

— Что опять с ней? — пробормотал он, заметив, как Гермиона сердито отставила тарелку.

— Эксплуатация, — буркнула она. — Рабский труд разумных существ! И никто, никто не считает это ненормальным!

Гарри растерянно уставился на неё.

— Эльфам непросто, — пояснила она. — Они работают в тени, их не ценят... Да если бы Ева была рядом — она бы поняла! Мы летом много говорили об этом…

Гарри удивлённо поднял брови. Ева? Он не думал, что она может поддерживать Гермиону в таких взглядах. Он представлял её более сдержанной, не склонной к идеализму... Но, возможно, он ошибался.

Он вновь невольно посмотрел в сторону Евы. Она всё так же весело разговаривала с Невиллом. Поймав его взгляд, она вдруг улыбнулась и легко махнула рукой, приветствуя его.

Но Гарри не ответил. Он резко отвёл взгляд и углубился в свою тарелку.

Ева, заметив это, нахмурилась и замолчала, перестав смеяться. Вся её прежняя радость будто растворилась в воздухе. Невилл сразу же это заметил.

— Что случилось? — мягко спросил он. — Почему ты вдруг погрустнела?

— Гарри как-то странно на меня посмотрел... Может, я его чем-то обидела? — прошептала она, не отводя взгляда от того конца стола.

Невилл нахмурился ещё сильнее. Его взгляд метнулся к Гарри.

— Если он на что-то и обиделся — пусть сам с этим и разбирается, — тихо, но с неожиданной твёрдостью сказал Невилл. — Тебе не за что грустить из-за него, Ева. И уж точно ты не должна винить себя или корить за чужое плохое настроение.

Ева удивлённо моргнула, а он продолжал, глядя прямо перед собой:

— Ты всё время думаешь о других больше, чем о себе. Я не знаю почему, но Гарри... он волнует тебя сильнее, чем остальные. А он даже не замечает этого. И, честно говоря, он часто ранит тебя, сам того не понимая. Ты сделала для него больше, чем кто-либо из его друзей, кто сейчас сидит рядом с ним. Но он этого... почти не видит.

В голосе Невилла звучала явная раздражённость — даже не привычная робость, а почти злость. Ева с удивлением посмотрела на него. Её взгляд задержался на лице друга, будто видела его впервые.

Она никогда раньше не слышала, чтобы Невилл говорил о Гарри с таким тоном. Он всегда восхищался Поттером, уважал его, считал чуть ли не героем. А теперь... теперь в его голосе слышалась боль, даже обида. Для Евы это стало неожиданным открытием — новой гранью характера её верного друга.

— Может, ты и прав… — тихо произнесла она, — но давай не будем об этом, — Ева нарочито встряхнула плечами, словно сбрасывая с себя груз эмоций, и вдруг хитро прищурилась. — Лучше расскажи мне вот что... — её голос стал лукавым. — Ну, что там у тебя с Луной?

Она подмигнула, взяла себе на тарелку картофельного пюре с котлетой и, с видимым удовольствием, медленно прожевала кусочек, не отрывая взгляда от смутившегося Невилла.

Тот покраснел до корней волос и неловко поёрзал на скамье.

— Она… мне нравится. Ещё с прошлого года, — признался он, стараясь не смотреть Еве в глаза. — Иногда я замечал, как она сидит одна возле парника профессора Стебель. Просто так. Я... я хотел подойти, заговорить... но не решался. Не знал, что сказать.

Он поднял взгляд и нашёл глазами Луну — она сидела за столом Равенкло и, как обычно, привлекала внимание своим необычным поведением: читала книгу вверх ногами, будто это было совершенно нормально. И почему-то именно это её чудачество казалось Невиллу особенно трогательным и милым.

Он сглотнул, почувствовав, как пересохло в горле, и потянулся за тыквенным соком. Сделал пару больших глотков, чтобы прийти в себя.

— Ой, как мило! — воскликнула Ева, радостно прижав руки к щекам. — Ты обязательно пригласи меня на свадьбу, если у вас всё получится!

Невилл поперхнулся прямо в момент, когда пил, и закашлялся, уставившись на неё с круглым от неожиданности лицом.

— Ева! — простонал он, когда, наконец, пришёл в себя.

— Невилл! — в тон ему наигранно драматично откликнулась она, задорно улыбаясь.

Он не выдержал и рассмеялся. А она тихонько хихикнула, похлопала его по плечу, а потом ласково провела рукой, как будто старалась успокоить.

Да, Невилл скучал по ней. Скучал сильно. И видеть, что сейчас она смеётся, улыбается по-настоящему — стало для него облегчением. Как будто всё снова становилось на свои места.

В этот момент еда на столах исчезла — ужин был закончен. Огромные блюда, наполненные угощениями, исчезли так же внезапно, как и появились. Над залом повис лёгкий ропот: кто-то не успел доесть, кто-то только собрался взять добавку.

Но Ева и Невилл были слишком увлечены разговором, чтобы заметить это сразу.

Друзья за столом ещё весело переговаривались, но смех постепенно стих, когда с места поднялся директор. Дамблдор неторопливо встал, чуть улыбаясь, и всем своим видом дал понять, что настало время официальной части.

— Итак, — заговорил он, его голос прозвучал ясно и спокойно, — теперь, когда мы все наелись и напились… — он окинул зал добродушным взглядом, а Гермиона рядом с Гарри фыркнула, как бы выражая протест против такой формулировки.

— …я должен ещё раз попросить вашего внимания, чтобы сделать несколько объявлений.

Ева чуть выпрямилась, прямая и настороженная. Она чувствовала, как сердце сжалось в груди — её мысли уже обогнали события. Сейчас будет… Да. Он объявит о Турнире. Тот самый Турнир, что не должен был проводиться, но вот…

Но снаружи она оставалась спокойной. Ни одного лишнего движения, ни намёка на волнение. Только внутреннее ожидание, будто её тело застыло в напряжённой тишине перед бурей.

— Мистер Филч, наш завхоз, — продолжил Дамблдор, чуть заметно усмехнувшись в усы, — просил меня поставить вас в известность, что список предметов, запрещённых в стенах замка, в этом году вновь расширен. Он теперь включает в себя более четырёхсот девяноста позиций. Полный список можно посмотреть у него в кабинете. Если, конечно, у кого-то есть на это время.

Лёгкий смех прокатился по залу.

— Также хочу напомнить, — продолжил директор, — что Запретный лес, как и прежде, является запретной территорией для всех учеников. И посещать деревню Хогсмид по-прежнему разрешено только с третьего курса и при наличии разрешения.

Он сделал короткую паузу, и в зале повисла тишина.

— Кроме того, мне крайне неприятно сообщать вам… что в этом году межфакультетского чемпионата по квиддичу не будет.

— Что?! — ахнул Гарри, не веря своим ушам.

Ева в тот же миг перевела взгляд через весь зал — на Джинни. Девочка сидела за столом Гриффиндора, ближе к близнецам, и её лицо сразу помрачнело. Она так ждала начала нового сезона, так готовилась… Все каникулы мечтала только о квиддиче. А теперь — всё напрасно.

Фред и Джордж рядом с ней синхронно раскрыли рты, уставившись на Дамблдора с выражением абсолютного потрясения. Даже они не нашли слов. Джинни опустила взгляд, сжав губы. Ева почувствовала, как в ней поднимается волнение: всё шло по канону. Турнир.

— Это решение связано с событиями, которые начнутся в октябре и продлятся на протяжении всего учебного года, — спокойно объяснял директор. — Они потребуют от преподавательского состава много времени и сил, но, уверен, доставят вам истинное удовольствие.

— С большим удовольствием объявляю, что в этом году Хогвартс станет…

ГРОМ!

Оглушительный раскат разнёсся по залу, и в тот же миг с грохотом распахнулись массивные двери Большого зала.

Все головы, как по команде, повернулись ко входу.

На пороге стоял человек. Он был высокий, закутанный в длинный, промокший дорожный плащ, с капюшоном, опущенным на плечи. В правой руке он сжимал длинный посох, а походка его была хромающей и тяжёлой.

Медленно, с заметным усилием, он прошёл вперёд по центральному проходу между столами, не обращая внимания на десятки пристальных взглядов. Плащ блестел от дождя, а на лице — множественные шрамы, словно кто-то в прошлом решил разрезать его и собрать заново.

Ева затаила дыхание. Она знала, кто это.

Незнакомец подошёл к возвышению преподавателей, остановился прямо перед Дамблдором и протянул руку — такую же изрезанную шрамами, как и лицо. Директор пожал её, кивнул, а затем жестом пригласил его занять свободное место по правую руку от себя.

И всё снова стало тихо.

Незнакомец молча сел за преподавательский стол и принялся за еду. Его нормальный, человеческий глаз был сосредоточен на тарелке, но второй — круглый, ярко-голубой, словно зачарованный — не замирал ни на секунду. Он вращался в глазнице, оглядывая зал, столы, учеников. Его движения были точными, холодными и… подозрительно насторожёнными.

Ева напряжённо следила за ним, не отрываясь. Её сердце начало стучать быстрее.

Она знала, кто перед ней на самом деле. Это не Грюм. Это Барти Крауч-младший, Пожиратель смерти, посланный Тёмным Лордом под видом бывшего аврора. Он пришёл в Хогвартс не учить детей, а выполнить задание. Судьбоносное задание.

Но странное чувство, охватившее её, не ограничивалось лишь осознанием правды. В ней что-то поднялось. Тёмное. Необъяснимое.

В груди вдруг сжалось — словно кольцо, стянутое изнутри. В животе всё перевернулось. Ева тяжело задышала и не сразу заметила, что её взгляд стал острым, словно у хищника. Она вглядывалась в лицо самозванца, не мигая. Злоба… нет, ярость поднималась в ней с каждым мгновением. Ей захотелось вскочить и наброситься на него. Разорвать, уничтожить, выгнать из замка.

Воздух вокруг неё сгущался. Давление будто усилилось, время замедлилось. Волосы слегка затрепетали, хотя в зале не было ни сквозняка.

Сверху, под потолком зачарованного неба, начали стремительно сгущаться облака — не светлые, иллюзорные, как обычно, а тёмные, настоящие, плотные. С каждой секундой они становились мрачнее. Раздался глухой раскат грома, а за ним вспышка молнии. Затем ещё одна.

В Большом зале повисла напряжённая тишина.

Ученики начали тревожно перешёптываться и оборачиваться, глядя на небо под потолком, на преподавателей, на странную смену атмосферы.

Но только Невилл заметил, что происходит на самом деле.

Он посмотрел на Еву и сразу понял — что-то не так. Её взгляд был стеклянным, дыхание сбивчивым, губы побелели. Она сидела, будто в трансе, не замечая ничего вокруг. Волосы едва шевелились, как будто от внутреннего ветра. Салфетка, которую она держала, дрожала в её пальцах, а по её щеке пробежала едва заметная судорога.

— Ева! — шепнул он испуганно и потряс её за плечо.

Она словно вынырнула из пучины. Медленно повернула к нему голову, взгляд прояснялся. Потолок начал снова светлеть. Облака медленно растворялись, а молнии замолкли.

И как раз в этот момент зазвучал спокойный, ровный голос директора:

— Позвольте представить вам нашего нового преподавателя по защите от тёмных искусств, — произнёс Дамблдор. — Профессор Грюм.

Эти слова окончательно вернули Еву в реальность.

Она взглянула на Невилла — в его глазах были испуг и тревога. Он беспокоился за неё.

Ева глубоко вдохнула, с усилием взяла себя в руки и, не отрываясь, посмотрела на самозванца. Потом медленно опустила взгляд, сжав салфетку в пальцах так сильно, что костяшки побелели.

Она знала, что война уже началась. Только никто, кроме неё, этого ещё не понимал.

— Как я уже говорил, — с лёгкой улыбкой произнёс Дамблдор, обращаясь ко множеству лиц, устремлённых к преподавательскому столу и на потолок, где теперь вновь расстилалось спокойное серое небо, а молний стало заметно меньше, — в ближайшие месяцы мы будем иметь честь принимать у себя чрезвычайно волнующее событие, какого Хогвартс не видел уже целое столетие. С огромным удовольствием сообщаю: в этом году в Хогвартсе состоится Турнир Трёх Волшебников.

— Вы ШУТИТЕ?! — ошарашенно выкрикнул Фред.

По залу прокатился восторженный гул. Ученики зашевелились, кто-то ахнул, кто-то засмеялся — волна радостного возбуждения подхватила почти всех.

Но не Еву.

Она сидела спокойно, почти отрешённо. Новость не вызвала у неё ни удивления, ни восторга. Она знала. Знала с самого начала, что именно этим всё закончится. Турнир… Кубок… И имя Гарри Поттера, которое никто не должен был туда класть. Сердце Евы сжалось.

Дамблдор, между тем, продолжал речь, оживлённо рассказывая о давней истории турнира, его значимости, традициях и смертельных опасностях. Он с гордостью объявил, что Хогвартс выбран местом проведения турнира в этом году, и что к ним приедут гости из двух великих магических школ: Дурмстранга и Шармбатона. Также он подчеркнул, что в целях безопасности участвовать смогут только совершеннолетние волшебники — то есть те, кому уже исполнилось семнадцать лет.

Закончив, Дамблдор опустился в кресло и что-то негромко сказал Грюму, который кивнул в ответ, не прерывая своей цепкой слежки за залом.

С грохотом стульев и шумом голосов ученики поднялись на ноги и потоком потекли к дверям, выходя из Большого зала.

Невилл заметил, что Ева пришла в себя, но всё ещё крепко держала его за руку и, не отрываясь, смотрела в сторону преподавательского стола. Она была напряжена — не испугана, но собрана, как перед боем.

— Они не могут так поступить! — возмутился Джордж, который остался стоять, не присоединившись к остальным. Он с гневом смотрел на Дамблдора, стиснув кулаки. — Нам семнадцать только в апреле исполнится! Почему мы не имеем права участвовать?!

— Они не остановят меня, — упрямо бросил Фред, хмурясь и глядя в ту же сторону, что и брат. — Чемпионам разрешено всё, о чём остальные только мечтают. И тысяча галлеонов! — добавил он с нажимом.

Ева раздражённо закатила глаза и, не обращая внимания на всеобщий восторг, направилась к выходу из Большого зала вместе с Невиллом. Толпа вокруг гудела, обсуждая Турнир, но она не слушала. В груди стояла глухая тяжесть.

— Спокойной ночи, — прошептала она, легко приобнимая Невилла у входа в башню Гриффиндора.

— Спокойной, — отозвался он с тревогой в голосе, наблюдая, как она уходит вглубь гостиной.

Поднявшись в спальню, Ева сразу же достала пижаму, приняла тёплую ванну и, едва вытершись, устало опустилась на кровать, укутавшись в одеяло. Казалось, тело налилось свинцом. Но куда тяжелее были мысли.

Она не могла перестать думать о том, что почувствовала в Большом зале при виде лже-Грюма. Это было не просто знание, не просто страх. Это была… ярость. Настоящая, почти животная злоба, поднявшаяся изнутри, как вспышка дикого пламени. Откуда она? Почему? Никогда прежде она не испытывала ничего подобного. Ева чувствовала, как её тело дрожит, даже теперь, в полной тишине. Она крепче прижалась к подушке и, наконец, погрузилась в сон.

Но ненадолго.

Ночь принесла кошмары.

Во сне всё было размытым и зыбким, как будто она смотрела сквозь запотевшее стекло. Она слышала крики. Кто-то ругался, кто-то звал — голоса, неясные, но полные отчаяния. Она пыталась найти их источник, брела сквозь туман, и вдруг перед ней возникло её лицо — лицо матери.

Элизабет стояла совсем близко, бледная, испуганная, с ужасом глядя на дочь. Её тёмно-голубые глаза были полны боли.

— Мама?.. — Ева попыталась сделать шаг, но не смогла — словно ноги приросли к земле. Она была прикована к месту.

Из тьмы вышла фигура — высокая, лицо скрыто тенями. Мужчина. Ева не узнала его. Но его взгляд… холодный, безумный, с затаённой злобой. Он поднял палочку. Зеленоватое сияние заструилось из кончика.

— Нет! — вскрикнула мать и рванулась к Еве.

Слишком поздно.

Зелëная вспышка — и всё вокруг залил ослепительный, смертельный свет. Ева почувствовала, как её тело летит назад, будто от удара, но она по-прежнему не могла двинуться. На глазах у неё мать опустилась на колени, прижав к груди Еву, и закричала — страшно, отчаянно, срывая голос. Её глаза были залиты слезами.

Мужчина исчез, растворившись во тьме.

Ева начала задыхаться. Воздуха не было. Грудь сжимало. Она пыталась закричать, но не могла издать ни звука. Всё меркло, и последним, что она увидела перед тем, как провалиться в чёрную пустоту, были прекрасные, полные ужаса глаза её матери.

Она проснулась с криком. Сердце бешено колотилось, пижама прилипла к телу от пота. Руки дрожали, дыхание сбивалось. Она была вся взмокшая и испуганная. Несколько секунд Ева не могла понять, где находится, пока взгляд не зацепился за знакомый полог кровати.

Она жива. Это был сон.

Но тот крик… тот страх… всё казалось слишком настоящим. Ева поняла что только что увидела свою собственную смерть и своего убийцу…