Потерянная — незнакомая себе (гет)

Утро началось, Ева села на край кровати, потянулась к тумбочке и достала сундучок с зельями. Её взгляд скользнул по разноцветным флаконам, и она выбрала то, что должна была принять сегодня. Вдох — и она вообразила себе, что держит в руках клубничный коктейль. Весёлый, прохладный, сладкий.

Это почти сработало.

Почти.

Едва зелье коснулось языка, как воображаемый вкус мгновенно растворился, уступая место густой, горькой, вязкой мерзости. Ева зажмурилась, лицо перекосилось от отвращения. Каждый глоток давался с трудом. Она мысленно убеждала себя, что это нужно, что станет легче, но зелье словно насмехалось над её самоубеждением.

— Фу-у-у… — протянула она, закусив губу, когда сделала последний глоток и опустила пузырёк обратно.

Во рту остался неприятный привкус, но в голове уже прояснилось. Грудь словно отпустило. В теле появилась лёгкость, а за ней — спокойная уверенность. Сегодня будет хороший день. Просто должен быть.

Ева быстро собралась и спустилась в гостиную. Там, у лестницы, её уже ждал Невилл.

Он стоял, немного переминаясь с ноги на ногу, как будто нервничал. Увидев Еву, улыбнулся с облегчением. Сердце у девушки оттаяло — в этом взгляде было так много заботы. Он, похоже, проснулся рано только ради того, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке.

— Доброе утро, — сказала она, подходя ближе.

— Доброе, — мягко ответил он. — Ты… хорошо спала?

Она кивнула, не вдаваясь в подробности. Сегодня не хотелось говорить о кошмарах.

Они вместе вышли из башни и направились в сторону Большого зала. Ева шла, чувствуя, как вместе с каждым шагом в неё возвращаются силы. И в какой-то момент поймала себя на том, что даже предвкушает завтрак.

Спустившись к длинным столам, она начала глазами искать Джинни. Ева уверенно направилась к ней и села рядом, мягко улыбнувшись.

После вчерашнего объявления о Турнире и о том, что квиддичная команда в этом году формироваться не будет — по крайней мере, пока идут международные соревнования — Ева знала, что Джинни будет расстроена. Для неё это был шанс показать себя, а вместо этого… её мечты отложены на целый год.

— Доброе утро, — тихо сказала Ева, заглядывая Джинни в глаза.

К её удивлению, лицо подруги озарилось светлой радостью. Та тут же повернулась к ней и с воодушевлением воскликнула:

— Представляешь, Ева? Турнир Трёх Волшебников! Он действительно пройдёт у нас, в Хогвартсе! — Джинни сияла от восторга. — После стольких лет... И именно в те годы, когда мы тут учимся! Это же какое везение — увидеть такое историческое событие своими глазами! Наверное, я потом буду рассказывать об этом внукам! — добавила она с озорной улыбкой.

Ева застыла на секунду. Она-то мысленно готовилась утешать Джинни, ведь думала, что та будет расстроена из-за отмены квиддичной команды. Но, как оказалось, её волнения были напрасны.

— Ах, если бы мне было семнадцать… — мечтательно продолжала Джинни. — Я бы точно подала заявку на участие. Не зря же Чарли и Билл нас так подкалывали на станции! Чувствую, их зависть была вполне оправдана! — она хихикнула.

Ева неловко переспросила:

— Эм… ты не расстроилась из-за того, что в этом году не будет набора в квиддичную команду?

— Вначале, перед объявлением о Турнире, да, — кивнула Джинни. — Было немного грустно. Но когда я узнала, какое событие нас ждёт… — её глаза вспыхнули. — Я даже рада, что могу стать зрителем Турнира! Конечно, немного обидно, что не смогу участвовать, но всё же… Само наблюдение — это уже событие года! Нет, века!

— Там ведь опасно… — тихо заметила Ева. — Ты не слышала о жертвах?

— Ева-а… — протянула Джинни с лёгкой насмешкой. — Ты говоришь, прямо как Гермиона…

— И что в этом такого? — раздался голос сзади.

Девочки обернулись — это была Гермиона, она уже присаживалась рядом.

— Лично я на сто процентов согласна с Евой, — сказала она строго. — Только она сейчас мыслит логически, в отличие от многих. А ты, Джинни, что, совсем не боишься? Ведь если бы ты стала участницей, могла бы получить серьёзное ранение!

— Не боюсь! — отрезала Джинни. — Зато стану известной на весь волшебный мир! И вообще, прошлый Турнир был сто лет назад! Люди с тех пор изменились. Нет смысла так уж переживать, Гермиона.

Она махнула рукой и добавила назидательным тоном:

— К тому же, в этом году всем заправляет Дамблдор. Он точно не позволит никому серьёзно пострадать.

— Я не уверена, что Дамблдор способен оградить участников от всего, — задумчиво сказала Ева, не поднимая взгляда от тарелки.

— Вот-вот, я о том же, — подхватила Гермиона.

— Но тогда Турнир проводился среди всех возрастов, — упрямо заметила Джинни. — А сейчас есть чёткое ограничение: только совершеннолетние ученики с особыми способностями. Самые сильные, умные, лучшие из лучших.

Гермиона прикусила губу, не найдя, что ответить. А Джинни, словно вдохновившись спором, продолжила с интересом:

— Интересно, кто станет чемпионом от Хогвартса? Среди семнадцатилетних у нас не так уж много учеников с выдающимися результатами… Наверное, выберут кого-то спортивного, но и умного.

— Это не так просто, — покачала головой Гермиона. — Я читала про Турнир. Задания в нём были не из лёгких. Иногда участникам приходилось сражаться с по-настоящему опасными тварями…

— А ты как думаешь, Ева? — повернулась к ней Джинни. — Кто будет представлять Хогвартс?

Ева отвела взгляд в сторону, мимолётно взглянув на Седрика, сидящего через стол.

— Не знаю… Честно говоря, турнир мне вовсе не интересен…

— Ах, вы такие скучные! — театрально воскликнула Джинни, встала и ушла к своим друзьям, чтобы обсудить Турнир уже с теми, кто разделял её энтузиазм.

Ева и Гермиона остались сидеть рядом, переглянувшись. Остальные за столом, казалось, с гораздо большим воодушевлением обсуждали будущие соревнования, имена возможных участников и теории о заданиях. А Ева… чувствовала, как внутри всё холодеет при одной только мысли об этом Турнире.

— Ева, у меня к тебе предложение! — внезапно воскликнула Гермиона, сверкая глазами, будто в них заплясали настоящие искры.

Ева оторвала взгляд от чашки и выжидающе посмотрела на подругу. Обычно, когда Гермиона начинала разговор с таким воодушевлением, это означало, что её ждёт либо длинная дискуссия, либо какая-то новая инициатива.

— Я тут подумала… — начала Гермиона с нажимом, — …что больше не могу на это спокойно смотреть. Это… возмутительно! Я не могу оставаться в стороне и молчать!

Ева внутренне напряглась. Она ожидала услышать рассуждения о необходимости отменить Турнир или хотя бы остудить пыл Джинни. Но Гермиона вдруг изменила направление мысли:

— Права существ в Хогвартсе просто попираются! Домовые эльфы подвергаются угнетению, их труд эксплуатируется — и никто даже не пытается с этим бороться! Мы должны что-то предпринять. Мы обязаны защищать их! Создать сообщество! Объединение! Мы будем бороться с несправедливым использованием рабского труда!

Ева едва слышно выдохнула, прикрыв глаза на миг. Она уже устала от разговоров Гермионы об эльфах. И вот теперь — клуб. Новый. С борьбой. С инициативами. С речами.

Она на секунду подумала отказаться — вежливо, но твёрдо. Однако, встретившись с горящим взглядом подруги, не решилась её расстроить. Вместо этого медленно кивнула, соглашаясь.

Гермиона просияла.

— Я пока ещё не до конца продумала все детали, — быстро добавила она, явно переполненная энтузиазмом. — Но как только всё оформлю — обязательно расскажу тебе! О, у меня столько идей!

Она с воодушевлением взялась за еду — судя по всему, была действительно голодна, но радость от своей идеи буквально подпитывала её.

А Ева, глядя на неё, только вздохнула про себя.

«Кажется, я только что подписалась на клуб, от которого невозможно будет отмазаться...»

* * *

Позже к ним присоединились Гарри и Рон. Они выглядели радостными и оживлёнными — настоящей противоположностью себе вчерашним. Ева первой поздоровалась с ними. Рон коротко кивнул в ответ и тут же принялся за еду. А вот Гарри подарил ей лёгкую, но искреннюю улыбку.

У Евы сердце радостно дрогнуло. Будто потеплело внутри. Значит, не злится. Значит, всё в порядке.

Разговор быстро перешёл на Турнир Трёх Волшебников. Гарри с энтузиазмом обсуждал возможные задания и шансы учеников Хогвартса, Рон то и дело вставлял предположения, а Гермиона, естественно, вступила с ними в спор — аргументированно, сосредоточенно, с привычной ноткой праведного возмущения.

Иногда она искала поддержку у Евы — и та, не вдаваясь в подробности, согласно кивала на каждое замечание подруги. На самом деле, Ева почти не участвовала в разговоре — была слишком занята завтраком. Вчерашний день вымотал её так, что поесть толком она даже не успела. Сейчас же с каждой ложкой к ней возвращались силы.

Первым уроком после завтрака была Травология — любимый предмет Невилла. Он буквально сиял, входя в теплицу, и с неподдельным воодушевлением занял своё место у столов с бубонтюберами.

— Сегодня нам предстоит извлечь гной из бубонтюберов, — объявила профессор Спраут. — Прошу быть предельно осторожными. При попадании на кожу в свежем виде гной вызывает сильные ожоги.

Некоторым повезло меньше — они не справились с задачей, и в итоге получили болезненные ожоги. Урок оказался не из приятных. Но, несмотря ни на что, Невилл был в восторге, что вызвало восхищение у профессора.

После Травологии их ожидал Уход за магическими существами с Хагридом — и на этот раз с группой слизеринцев.

— Сегодня мы изучим соплохвостов, — бодро объявил Хагрид, выводя из клеток странных, слизистых, неприятного вида существ с жужжащими хвостами.

Соплохвосты вызывали у большинства учеников брезгливость. Еву же внезапно охватило необъяснимое чувство отвращения — до дрожи. Её всегда тянуло к животным, даже самым странным, но эти… были другими. Зловещими.

Тем не менее, работать пришлось. Соплохвосты, как водится, вели себя неадекватно — прыгали, вертелись, шипели и порой даже пускали в дело ядовитые хвосты. Несколько учеников пострадали: у одного порвались мантии, у другого — вспухла рука.

Но к Еве соплохвосты почему-то относились иначе. Возможно, дело было в её особой магии, но ни один из них не пытался на неё напасть. Рядом с ней стоял Невилл, и их существа были спокойны, почти вялы — в отличие от остальных.

После урока, еле отдышавшись, они направились с Невиллом в Большой зал на обед. Даже несмотря на то, что у Евы всё прошло относительно спокойно, урок вымотал её — морально и физически.

На полпути к замку Ева заметила знакомую фигуру у стены. Теодор Нотт стоял, склонившись над газетой. Из-под его руки торчал развёрнутый номер «Ежедневного пророка», а на первой полосе крупно красовался заголовок:

«Служащий Министерства в эпицентре хаоса!»

— О, Уизли, ты уже видел это? — насмешливо протянул Нотт, заметив проходящего мимо Рона. Гарри шёл рядом с ним, Ева — чуть позади.

— Твой отец снова прославился. Видимо, слава — у вас семейное проклятие. Только… вечно неудачливая.

Рон резко остановился и раздражённо бросил:

— Отвали, Нотт.

— Да что ты, я ведь просто делюсь новостями, — притворно удивился Теодор, сворачивая газету. Он повернул голову, словно заметил кого-то ещё. — О, а вот и Малфой.

И действительно, по коридору в их сторону шёл Драко Малфой.

— Эй, Малфой, хочешь повеселиться? — с ухмылкой окликнул его Нотт. — Уизли опять позорит свою фамилию. Как обычно.

Драко на секунду остановился. Его серые глаза скользнули по Нотту, по Рону, потом — по Еве. Он не сказал ни слова. На лице застыло равнодушие — ни злорадства, ни насмешки.

Просто холодный взгляд.

— Отойди от меня, Нотт. Я не опускаюсь до твоего уровня, — холодно бросил Драко, не меняя выражения лица.

Словно ударив невидимым заклинанием, его слова оттолкнули Теодора на полшага назад. Но он тут же сжал зубы — ярость и уязвлённое самолюбие исказили его лицо.

Последнее время Драко Малфой вёл себя странно. Слишком тихо. Слишком сдержанно. Он больше не насмехался над Поттером, не язвил Грейнджер, не задевал Уизли. Даже возможность унизить Рона — почти по расписанию — он только что проигнорировал.

Нотт не мог не замечать этого. Его отец говорил, что Люциус Малфой во время Чемпионата мира по квиддичу отказался участвовать в «развлечениях» бывших соратников — в том числе, в травле магглов. А потом, после появления Тёмной Метки, отказ Малфоя-старшего от участия в произошедшем, что привело старых «друзей» в бешенство. Среди своих его начали называть трусом. Предателем. Тем, кто боится встать под старые знамёна.

Теодор был в курсе. Отец рассказал ему достаточно. Он с презрительной усмешкой смотрел сейчас на Драко, стоящего перед ним с гордо поднятой головой — таким же, каким его учили быть с рождения. Но в этой гордости Нотт видел другое: позу, прикрытие, попытку выглядеть прежним, когда прежним он уже не был.

— Для меня твой уровень ничего не значит, Малфой! — рявкнул Тео, кривя рот в мерзкой ухмылке.

Драко нахмурился. Мышцы на его лице дёрнулись, но он молчал.

Гарри, наблюдавший сцену на шаг в стороне, удивился. Он не привык видеть, как двое слизеринцев ссорятся — особенно так открыто. А здесь… это уже было больше, чем просто перебранка.

— Может, тебе уже наплевать на чистоту своей крови, а? — продолжал Нотт, голос становился всё язвительнее. — Ходишь, как привидение. Молчишь. Не лезешь, не смеёшься. Что, начал сочувствовать предателям крови? Типа Уизли? Или, может, тебе уже и магглорожденные не так противны, как раньше?..

— Замолчи, Нотт! — рвано бросил Рон, вскидывая голову. Его лицо покраснело, в глазах — гнев. — Ты не смеешь говорить о моём отце. Посмотри лучше на своего — жалкий подонок, трусливый Пожиратель смерти, который теперь сидит по углам и ждёт, когда можно снова выползти на свет, прикрываясь своим «высоким» происхождением!

Он шагнул ближе. Плечи напряжены, голос срывался:

— Мой отец — в сто раз честнее твоего! И уж точно не прячется за чужими спинами! Как это делаете вы, трусливые подонки вроде тебя и Малфоя!

Секунда — и Драко резко повернулся к нему. Его лицо побледнело, а глаза вспыхнули — яростно, обжигающе. Он поднял палочку, направив её прямо на Рона:

— Забери свои слова обратно, Уизли.

Гарри тут же шагнул вперёд, вставая между ними:

— Не поднимай палочку на моего друга, — сказал он спокойно, но в голосе звенела жёсткость. — Нам не нужны проблемы, Малфой.

Палочка Драко дрожала. Он не опускал её, но Гарри ясно видел, что это была не дрожь страха — злость. Глубокая, глухая, почти неконтролируемая.

— И ты туда же, Поттер?.. — прошипел он.

БАХ!

Раздался оглушительный звук, и несколько человек вскрикнули.

Ева вздрогнула, испуганно оглядываясь, в попытке понять, что произошло.

По мраморной лестнице, тяжело хромая, спускался профессор Грюм. В его руке блеснула палочка, направленная прямо на… белого хорька, дрожащего на каменном полу. Хорёк судорожно вздрагивал — как раз на том месте, где всего секунду назад стоял Малфой.

Ева не могла поверить своим глазам. Это что, шутка?!

Она чувствовала, как внутри всё сжалось: преподаватель. Взрослый волшебник. Перед всеми. Превратил ученика в животное — просто так. Без предупреждения. Без объяснения. Без причины.

«Этот чёртов самозванец… Он же лже-преподаватель. Он напал на Драко. Прямо посреди коридора!»

Ева шагнула было вперёд — она уже собиралась вмешаться — как вдруг:

— Оставь его! — рявкнул Грюм.

— Оставить кого? — растерянно переспросил Гарри, явно не понимая, к кому обращаются.

— Не ты — она! — процедил Грюм и ткнул большим пальцем себе за плечо.

Ева проследила за его жестом и увидела Гермиону, которая уже опустилась на колени и пыталась осторожно поднять дрожащего хорька с пола. Но слова преподавателя её не остановили.

Наоборот.

Она прижала Малфоя к себе аккуратно, будто защищая, и медленно поднялась, бросив строгий, пылающий гневом взгляд на профессора.

— Что вы себе позволяете, профессор?! — голос Гермионы звучал громко, почти срываясь. Её щёки пылали, глаза сверкали. — Как вы можете обращаться с учеником вот так — посреди школы?! Без разбирательства! Без причины! Это недопустимо!

Гарри ошарашенно моргнул. Он не ожидал такой реакции. И вовсе не понимал, что ему сейчас делать.

Ева почувствовала, как в груди нарастает знакомая злость — на несправедливость, на насилие, на безнаказанную власть. Грюм ей никогда не нравился. Теперь она была уверена: это не тот человек, кому стоит доверять.

Рон, тем временем, начал хмуриться. В его глазах появилось замешательство, затем — раздражение. Он не ожидал, что Гермиона вот так — подбежит к Малфою. Защитит его.

— Я требую, чтобы вы немедленно вернули его в нормальное состояние! — потребовала Гермиона, прижав хорька крепче к груди.

Тишина вокруг стала почти зловещей. Ученики с интересом и страхом наблюдали за происходящим, а Грюм не отводил взгляда от Гермионы. Его глаз — настоящий — прищурился, а волшебный глаз продолжал вращаться, будто выискивая что-то за её спиной.

— …и извинитесь перед ним! — с холодной яростью добавила Ева, подойдя вплотную к Гермионе и вставая рядом с ней.

Гермиона бросила на подругу благодарный взгляд. В глазах у неё теплилась решимость — и облегчение: она не одна.

— Что, у этого мальчишки нет никого, кроме девочек, чтобы заступиться? — насмешливо скривился Грюм, скользя по ним взглядом.

Он взмахнул палочкой — и вырвал хорька из рук Гермионы.

— Нет! — воскликнула она, но было поздно.

Малфоя швырнуло в воздух. Его тело беспомощно вращалось, хвост и лапы болтались, а он тихо попискивал от страха. Он ударился о потолок, отлетел в сторону и снова взмыл вверх.

Этого было достаточно.

— Прекратите! — выкрикнула Ева, вскидывая палочку. Она с яростью направила её прямо на профессора.

— Экспеллиармус! — Грюм был быстр. Заклинание Евы отразилось от щита. Он не уронил Малфоя, но едва ли не хищно ухмыльнулся, готовясь к ответному удару.

Но Ева не отступила.

И Гермиона — тоже.

— Импедимента! — крикнула Гермиона, и Грюм вынужден был отступить назад, парируя заклятие.

Рядом Гарри стоял в замешательстве. Он не знал, на чьей стороне быть. А Рон начал медленно тянуться к палочке, глядя на происходящее с недоверием.

Ева злилась. По-настоящему. Этот человек перед ней — не учитель. Он не имел права так поступить. Он не имел права издеваться, унижать, швырять.

Она сжала зубы, нацелила палочку и яростно выкрикнула:

— Бомбардо!

Из её палочки вырвался сноп сверкающей энергии. Грюм не успел полностью уклониться — заклятие отбросило его к стене, с глухим ударом он врезался в каменную кладку, а палочка вылетела у него из руки.

Белый хорёк — Малфой — освободился и, дрожа, скатился по полу. Гермиона подбежала и осторожно подняла его.

Ева шагнула вперёд, направив палочку прямо в лицо рухнувшему Грюму.

— Живо верните его обратно! — прошипела она, её голос был холоден, как сталь. Глаза метали молнии.

Грюм хрипло закашлялся и начал тянуться к своей палочке… Но тут раздался резкий голос:

— Профессор Грюм!

По мраморной лестнице с громким топотом и тяжёлой стопкой книг в руках спускалась профессор МакГонагалл. Она замерла, заметив хаос, потрёпанную Гермиону с хорьком на руках и Еву с направленной палочкой.

— Доброе утро, профессор МакГонагалл, — с подчеркнутым спокойствием произнёс Грюм, с трудом поднимаясь с пола и злобно бросая взгляд на Еву, которая смотрела на него в упор, не моргая.

— Что здесь происходит?! — в голосе МакГонагалл звучало неподдельное возмущение.

Она обвела взглядом учеников — Гермиону с хорьком, Гарри в ступоре, Еву с горящими глазами… и профессора, всё ещё стоявшего у стены.

— Учу, — коротко бросил Грюм, указывая подбородком на хорька.

— Учи… вы хотите сказать, что это студент?! — воскликнула профессор МакГонагалл, роняя часть книг на пол.

— Ну да, — пожал плечами Грюм.

— Быть не может! — ахнула она и метнулась вперёд, выхватывая палочку.

С громким хлопком, в вихре зелёного света, хорёк исчез — и на его месте появился Драко Малфой. Он рухнул на пол, тяжело дыша, лицо его было багровым, белые волосы прилипли ко лбу. Пошатываясь, он попытался подняться.

— Грюм, мы никогда не используем трансфигурацию как наказание! — в голосе МакГонагалл прозвучало возмущение и усталость. — Профессор Дамблдор ясно дал вам понять это!

— Кажется, упоминал, — с ленивой ухмылкой пробурчал Грюм, снова глядя на Еву, в глазах которой всё ещё пылала ярость.

Гермиона поспешила к Малфою, чтобы помочь, но он резко отдёрнул руку и встал сам. В этот момент к нему подбежал Блейз Забини.

— Малфой, ты в порядке?! — спросил он обеспокоенно, обхватывая друга за плечо.

Драко молча кивнул, его белёсые глаза сверкали от унижения и злости. Он ничего не сказал. Только взглянул на Теодора Нотта, стоявшего неподалёку, — тяжёлый, молчаливый взгляд, полный недоумения и гнева. Тот не ожидал, что его провокация приведёт к такому.

Малфой отвернулся.

Он и Забини, не проронив ни слова, направились в сторону подземелий Слизерина. Его спина была напряжённой, походка — жёсткой.

Гермиона молча провожала его взглядом.

* * *

Когда профессор МакГонагалл и Грюм скрылись из виду, Ева медленно подошла к Гермионе и крепко сжала её руку. Та ничего не сказала, лишь слегка улыбнулась — устало, с благодарностью и каплей грусти.

К ним подошёл Рон. Он был бледен, сжав кулаки и, казалось, с трудом сдерживал раздражение.

— Гермиона, что ты только что сделала?! — выдохнул он, почти шипя, едва удерживая голос от крика.

Гермиона обернулась. Глаза её вспыхнули, и она заговорила тихо, но в её голосе звучал холодный яд:

— Я сделала то, что должны были сделать вы с Гарри, — она подчеркнула каждое слово, оглядываясь по сторонам, словно опасаясь, что кто-то подслушает.

— Ты издеваешься?! — взорвался Рон. Он уже не сдерживал себя — голос его прозвучал на пол-этажа.

Гермиона нахмурилась, её взгляд стал колючим, как ледяная игла.

— Поговорим позже. — отрезала она резко и, не дожидаясь ни его, ни ответа, резко развернулась и ушла в сторону библиотеки, её шаги отмеряли гнев.

Рон остался стоять, растерянный. Он открыл было рот, чтобы крикнуть ей вслед, но передумал. Сделал шаг, словно хотел пойти за ней — но Гарри тихо положил руку ему на плечо.

— Не сейчас, — сказал он. — Нам пора на прорицания.

Рон ничего не ответил. Он стиснул зубы и последовал за другом, оглядываясь на исчезающую за поворотом Гермиону.

Ева попрощалась с Невиллом, тепло улыбнувшись ему, и направилась на нумерологию. Гермиона пришла позже, тихо села рядом. Вид у неё был уставший, бледный — ни слова, ни взгляда. Ева не задавала ей вопросов. Она понимала.

После занятия они молча вышли из класса, так и не проронив ни слова, и направились в спальни.

Гермиона не хотела говорить. Она была словно погружена в свои мысли, далёкие, тяжёлые. И Ева, наблюдая за ней краем глаза, чувствовала, что подруга всё ещё переваривает случившееся — и, возможно, в её голове всё ещё звучали крики Рона и пронзительное «Ты издеваешься?!»

Иногда молчание говорит больше слов.

Ева легла в постель, укрылась одеялом, но сон не приходил. Начало учебного года оказалось неожиданным и полным напряжения — события развивались слишком быстро, слишком странно. Всё было похоже на канон… и в то же время совсем не так.

Она всё больше чувствовала: Драко изменился. Сильно. Но в чём именно — она не могла понять. Вроде бы всё шло так, как и должно было в оригинальной истории, но тонкие детали — взгляды, слова, чужие поступки — намекали на что-то другое. Что-то менялось.

И это пугало.

Сон о смерти, что приснился ей ночью, давно бы стерся из памяти, если бы не то чувство, что осталось после него. Леденящий ужас, до дрожи в пальцах. Он пронзил её до костей, осел где-то внутри и не уходил. Что-то в этом сне было настоящим. Слишком настоящим.

«Почему именно сейчас?» — снова и снова возвращался вопрос. Почему воспоминания начали пробуждаться именно теперь?

Она уже почти не помнила свою жизнь в этом мире, как Ева Браун — отрывки, неясные образы, лишь смутное чувство тоски и привязанности. Особенно — к матери. Имя… Лицо… Всё помнила и боль утраты тоже.

А вот её прошлая жизнь — как Алины — помнилась отчётливо. Особенно всё, что касалось канона. Книги, персонажи, сюжет… Она знала, где находится, знала, что должно было быть. И именно это знание вызывало тревогу: реальность медленно, но верно отклонялась от знакомого сценария.

Но, что ещё страшнее — Ева не могла говорить об этом. Ей не позволяли.

Нарцисса… Люциус… даже Дамблдор. Все они, хоть и знали о её происхождении, упорно молчали. Как будто оберегали её — или охраняли тайну. Она не могла задавать вопросы. И не получала ответов.

А вопросов становилось всё больше.

Кто её убил тогда?

Кто был её отец?

Что на самом деле стоит за существами, с которыми её мать заключила контракты?

Почему она обязана молчать о своём происхождении?

Что произойдёт, если она нарушит это условие?

И что за опасность скрывается в правде?

Все говорили: это опасно.

Но в чём именно заключалась эта опасность?

Что изменится, если мир узнает, кто она такая на самом деле?

И — почему канон начал рушиться?

Вопросы крутились в голове, будто снежинки в метели и в тоже время и нет. Они не давали покоя, не давали спать. Она пыталась найти в себе ответы — но всё было как в густом тумане.

Ева тихо вздохнула, села на кровати, провела рукой по лбу. Так не уснуть. Слишком много мыслей. Слишком много… боли.

Она подошла к тумбочке, достала маленький флакон с надписью «Зелье сна без сновидений». Одним глотком выпила густую жидкость и вернулась в постель.

Тишина.

Темнота.

И, наконец, — покой.