Три года до звезд (джен)

Дойти до Академии было ужасно, прям-таки невероятно трудно, но гораздо сложнее оказалось сидеть тут и ждать… Хотя какое там «сидеть»?.. Такая роскошь Кирку сейчас была недоступна: при любой попытке опуститься на скамейку мышцы просто шли в отказ и слали будущего адмирала к трибблам. Вот оно, неподчинение начальству, выговор им... Позвоночник и вовсе, казалось, сейчас отвалится.

Наверно, можно попытаться лечь, но тогда не будет видно домов и дороги, а этого Джим допустить никак не мог. Вот и оставалось стоять, прислонившись к чуть подрагивающему стволу кселирианской березы, и вглядываться, вглядываться в темнеющую даль. От этого уставали глаза и ныли озверевшие мышцы. Время, казалось, издевается над Джимом: если верить своим ощущениям, то он стоит так уже много часов! А между тем, вечер только-только догорал. Наверно, Боунз даже до шоссе еще не дошел…

Черт, а там же тоже что-нибудь рухнуть может! И вообще, ориентироваться в темноте его сосед плохо умеет. А ведь еще и нарваться на кого-нибудь не того можно…

До смерти захотелось позвонить другу, услышать, что все в порядке, но экран треснувшего при падении коммуникатора, конечно, оставался темным. Вот же мерзость! Из всех отвратительных занятий — ожидание определенно лидирует по степени отвратительности.

Береза свешивала ему на грудь упругие кисти и щекотала лицо: чувствовала, наверно, что человеку тревожно и плохо, пыталась поддержать. В паре метров потрескивал костер — уже затухал потихоньку, но пойти и разобрать еще одну скамейку на дрова не было никаких сил. Начинал пробирать озноб. Джим с удивлением понял, что у него страшно мерзнут ступни, растерянно покосился на свои ботинки и выругался: подошва из искусственной резины, похоже, начинала расползаться.

Ну спасибо тебе, жизнь!..

Кадет укоризненно покосился на альдебаранский баобаб и выругался еще раз — растерянно и удивленно.

Ему ведь не кажется, за те несколько минут, что он на эту штуку не смотрел, она вымахала на несколько метров; изумрудная крона вверху растопырилась еще сильнее, окончательно закрыв собой небо и медленно проступающие на нем звезды. Сволочь, это уже слишком! Если еще и на звезды не смотреть, он точно свихнется.

Попробовал выйти на более-менее открытое пространство. Нога подогнулась, и Джима повело в сторону, чувствительно приложив плечом о ствол баобаба; сломанная рука отозвалась вспышкой боли, от которой кадет ненадолго ослеп и оглох. Он замер, судорожно дыша и сглатывая подступившую к горлу тошноту. Постепенно стало немного легче. Ох блин, а это что за фигня такая?!

Кирк стоял, привалившись спиной к противному растению, поэтому сразу ощутил, когда едва заметная вибрация ствола начала усиливаться. Показалось, что под плотной глянцевой корой что-то движется, перетекает, как если бы у этой деревяшки могло быть кровообращение. Все быстрее, быстрее…

По нервам полоснула догадка, от которой Джиму стало совсем нехорошо. А ведь правда, в прошлый раз рушиться начало именно с наступлением темноты, потом слегка улеглось… А что если ослабление ультрафиолетового излучения или еще что-то в этом роде усиливает способности растения? У него ж явно какие-то там обменные процессы ускорились! Вон и подошвы ботинок окончательно расползлись, а пока светло было, ничего ж такого не происходило! Если так, то…

Вот черт!

Он, хромая, выбрался на дорожку, всмотрелся в сгущающиеся сумерки — туда, где торчали за территорией академии дома. Днем с высоты маяка он уже видел выцветшую их облицовку. Так это они сейчас тоже рушиться начнут, что ли?!

Караулившая где-то поодаль темень вдруг придвинулась, заволокла все вокруг. Кадет теперь едва мог что-то разглядеть в этом синеватом мареве, он даже не знал, действительно ли пробежала по несущей стене одной из построек ветвистая черная трещина…

Твою же!..

Он бросился к воротам, нахлынувший адреналин приглушил боль. Сделал несколько шагов и, спохватившись, вернулся к костру, схватил первую попавшуюся доску, прогоревшую почти до середины, обжегся и чуть не выронил. Упрямо сжал ладонь, сильнее раздул пламя: ему было очень нужно освещение, хоть какое-то. Некоторые жильцы отказались эвакуироваться прошлой ночью, им почему-то казалось, что дома они будут в большей безопасности… Едва ли за прошедшие сутки что-то поменялось! Их надо предупредить, хоть тресни, надо!

Джим смог не остановиться ни разу, пока добирался до ближайшего здания: ответственность и высветившиеся над головой звезды — яркие, как никогда прежде — придавали сил. Мелкие осколки царапали босые ступни... Ни хрена Джиму не показалось: стены одного из домов покрывала сеть глубоких трещин. Черт, а ведь Боунз был прав, когда говорил, что прогресс сделал человечество беспомощным… Они не рассчитывают на такое, они к этому не привыкли!..

Сам кадет теперь тоже чувствовал себя совершенно бессильным: сколько ж тут этажей, сколько квартир… Даже не долбанись он сегодня и не переломай себе все, что можно, как успеть предупредить их всех?! Оно же вот-вот рухнет, Кирк уже опаздывал — безнадежно и непоправимо! Как ни ори — не докричишься… А лестницу он сейчас просто не осилит.

Стоп! Стоп, черт возьми! Не бывает, чтобы безнадежно!..

Вошел внутрь, держась за стены, кое-как добрался до лестницы. Шипя от боли, спустился в подвал, где должно было располагаться все оборудование, обеспечивающее в доме отопление и прочие прелести цивилизации. Сейчас все это, конечно, не работало…

Возникла идея — несомненно дурацкая, но все-таки лучшая из тех, что сейчас имелись. Приметил в углу какой-то прибор, попробовал поднять, но одной рукой не получилось. Так, ладно, к трибблам!

Кирк, помогая себе зубами, принялся разматывать иммобилизирующие повязки на левой руке. Боунз ему голову оторвет… Схватил прибор обеими руками и с размаху шарахнул по сочленению отопительных труб; не сдержав крика, опрокинулся назад. Подполз к трубе, в которой теперь зияла знатная пробоина, крикнул громко, как мог:

— Тревога! Покинуть здание, оно рушится!

«Голос должно разнести по всему дому… А если и нет, то уж грохот-то точно слышали!» — пронеслось на самом краешке тускнеющего сознания. Он еще попробовал встать, чтобы пойти к выходу, но боль и темнота оказались сильнее.

Джим почти уже не видел, как начинает рушиться потолок у дальней стены и все вокруг заволакивает облаком строительной пыли. Новой боли, когда ключицу лизнул отлетевший осколок, он тоже уже не почувствовал.

* * *

МакКой не сразу разобрался, как управляться со своим новым транспортом: то поводья натягивал не вовремя, то, наоборот, отпускал их зря, не мог сообразить, как двигаться так, чтоб не трясло… Потом ничего: вроде втянулся, сориентировался, даже скорость они набрали приличную. Хотя до Джима, конечно, далеко, этот вообще в седле себя чувствует совершенно в своей тарелке. Кирк везде себя так чувствует, если вдуматься…

Хотя нет, не везде. Сейчас там, в оранжерее, ему очень неуютно и страшно, гораздо страшнее, чем самому Лену — доктор видел это, уходя, хоть тот и неплохо скрывал… Кирк многое умеет, а если не умеет, то импровизирует и учится на ходу. Он только сидеть на месте так и не научился… Хреново ему сейчас, и дело тут совсем не в его травмах, хотя они более чем серьезны… Проклятье, только бы с ним все обошлось!

Лен напряг глаза, показалось, что он различает впереди нужное здание — огромное, с кучей корпусов… Черт, как вообще он сможет разыскать там нужный образец?! МакКой переложил факел в левую руку: правая уже онемела к чертям. Мать вашу, как же он вымотался! Снова коснулся коленями конских боков, сильнее взвинчивая темп. Быстрее, надо еще быстрее… Джим ждет. Да весь город ждет, а может, даже и вся планета…

Наверно, всадник с развивающимся на ветру факелом в руке, на полной скорости подлетевший к воротам, выглядел довольно специфически, потому что охрана попятилась и схватилась за рукоятки парадных кортиков. Здесь проблему освещения решили по-своему: вместо открытого огня у часовых имелись банки, в которых копошилась какая-то биолюминесцентная живность. Хорошо им, это куда удобнее…

Лен спрыгнул на землю, вскинул вверх свободную руку, демонстрируя, что имеет самые мирные намерения.

— Я… мне нужно попасть внутрь, я знаю, как вернуть… — черт, дыхание напрочь сбилось. — Возможно, я знаю, как вернуть технику, и…

— Сюда нельзя!

— Послушайте, это очень важно!

— Успокойтесь… Это закрытый объект, сюда нельзя посторонним!

Лен посмотрел в лицо охранника и понял, внутренне холодея… А ни хрена ж он им не объяснит и не докажет! Или докажет, но сколько на это, черт их дери, уйдет времени?! А чтоб их всех!..

Усталость и тревога вдруг схлынули, на смену им пришла злость. Значит, Кирк ради этого рисковал жизнью, он сам, Леонард МакКой, перся невесть в какую даль на чертовой лошади, а сюда, значит, нельзя? Так, значит?!

Он понял, что еще мгновенье, и он просто и незатейливо полезет бить морду охране, чтобы проникнуть внутрь. Он бы и полез, потому что бояться хоть чего-нибудь доктор сейчас был просто не способен… Но толку в этом, скорее всего, не будет: не положит он несколько человек! А пройти надо во что бы то ни стало, причем скорее! Они же все ждут… И Джим — тоже. Кстати, а что бы он сейчас сделал на его, Леонарда, месте?

Лен подумал об этом и вдруг как-то разом успокоился. Он знал, что делать.

— Кадет МакКой прибыл по распоряжению временно исполняющего обязанности начальника Академии Звездного флота! — рявкнул он. — У меня срочное сообщение к адмиралу Маркусу, проводите меня к нему. Немедленно!

Сработало. Не могло не сработать, потому что в голосе доктора прозвучала такая уверенность, которой он сам не ожидал…

Заскрипели открываемые вручную ворота. Здесь, в адмиралтействе, было неожиданно людно, сотрудники носились туда-сюда с какими-то приборами и записями. Адмирала на месте не оказалось, кто за него остался, охранники сами толком не знали — в итоге, посмотрев на маккоевские нашивки, проводили к адмиралу от медицинской службы. Тот поднялся ему навстречу, и Лен узнал офицера: виделись по видеосвязи, когда Академия была закрыта на карантин. Он еще должен был принимать у МакКоя зачет на первом курсе.

Повезло. Охренеть можно, действительно в кои-то веки ему чертовски повезло, объясниться с этим человеком он смог очень быстро: в конце концов, сотрудничать им уже доводилось. Хотя кадет для верности все же продолжил прикрываться фамилией Сандерса, что добавило еще большего веса его словам.

Адмирал не стал терять времени, кивнул и повел МакКоя по длинным темным коридорам, на ходу задавая вопросы и что-то уточняя. Потом ругался с кем-то в лаборатории…

Кадет это все плохо помнил, на смену адреналину снова пришла тяжелая, вязкая усталость. Он включился в разговор только один раз, когда офицеры решали, кто и каким образом доставит в Академию пробирку с мутно-фиолетовой жидкостью, в которой содержался единственный на Земле образец нужного им вещества.

— Я сам доставлю, это будет быстрее! Пускай ваши специалисты прибудут, как смогут, — он в упор посмотрел на адмирала, тот медлил.

— Леонард, я понимаю, что вы хотите помочь, но вы устали и… — он осекся, помолчал. — А впрочем, если вы уверены…

В ладонь легла нужная ампула, Лен осторожно сжал пальцы и, не прощаясь, рванулся к выходу, где его ждал сомнительный транспорт, вскочил в седло.

И снова потянулось бесконечное вымершее шоссе, с бешенной скоростью замелькали тени. Ветер хлестнул по лицу, растрепал волосы… Доктор несся, подгоняемый самыми омерзительными предчувствиями, и ему казалось, что оттуда, издалека, доносятся треск и глухие удары очередного обрушения… Гулкий и монотонный стук несся из-под копыт. Временами он слышал голоса и видел людей возле дороги — Лен не останавливался, не всматривался даже: не было сил, совсем не было. Один раз показалось, что его окликнули по имени…

Когда подъезжал к Академии, было еще темно, но даже так, в свете тускнеющих к концу ночи звезд и редких факелов, он видел, что здесь что-то случилось. Под копытами захрустели обломки… Еще несколько десятков метров, и пришлось спешиться, потому что кругом были люди, и проехать просто не представлялось возможным. Приглядевшись, он понял, что некоторые из них одеты в форму службы спасения. Мелькнуло несколько человек в бордовой кадетской форме. Что за черт?..

Нужно было бежать к КПП, а затем — в оранжерею, но Лен какое-то время не мог заставить озверевшие мышцы повиноваться и стоял, облокотившись на седло.

— Эй, вам, может, помощь нужна? Сержант Ллойд, добровольный санитарный отря… Черт, МакКой, ты?!

Лен поднял глаза и с трудом сфокусировал взгляд на знакомом лице.

— Что тут случилось? — хрипло выдохнул он.

— Рухнуло опять. Видок у тебя… Не ранен?

Рухнуло…

— Нет. Нет, порядок! Пострадавшие есть?

— Есть, но немного, их вроде кто-то предупредил… Делаем, что можем, присоединяйся, если в порядке, — Дэн махнул рукой и куда-то побежал.

Ч-черт возьми, если бы он мог быстрее…

Лен выхватил из темноты еще одно знакомое лицо: Джина Грин, второй курс медицинского. Бросился к ней. В теперешних условиях от МакКоя явно будет здесь больше пользы…

— Грин, послушай! — он вытащил пробирку из нагрудного кармана и сунул ей. — Возьми это, разведи в воде и вылей в оранжерее. Там дерево — огромное, ты увидишь. Прямо возле него, чтоб корни впитали! Поняла?

Девушка уставилась на него растерянно и даже слегка возмущенно. Доктор хотел уже добавить что-то про приказ Маркуса, про то, как это важно, но Джина неожиданно кивнула и побежала к воротам Академии. Сам Лен тоже сорвался с места, ища глазами раненных.

Справа, оттуда, где мелькали человеческие силуэты, опять долетел голос командира группы:

— Дайте пройти, там остался человек!

Другой голос, видимо, принадлежал кому-то из спасателей.

— Ты вообще что тут делаешь, это зона ЧС, здесь сейчас опять рухнет! Уходите! Эй, всем назад!

— Мы здесь… по приказу коммандера Сандерса, пропустите, черт вас возьми!

Лен уже бежал к ним. У провала в стене, заваленного осколками, дорогу Дэну преградил высокий мужчина в форме спасателя.

— Что там? — негромко спросил Леонард.

— Там кто-то остался, я слышал голос! А эти говорят, что туда запрещено, иначе обвалится…

Отвратительное и страшное предчувствие сдавило горло.

— Наверху никого нет? — выдохнул он.

— Нет, вроде...

— Ладно, отходите, сейчас вход укрепим и вытащим, если там… — начал спасатель, снова поворачиваясь к Ллойду. Лен дальше слушать не стал, ему показалось, что откуда-то снизу донесся стон, и доктор, обойдя мужчину, бросился к пробоине.

Укрепят они… Да пока без спецсредств что-то укреплять будут, их помощь уже станет человеку не нужна — ему тогда только услуги гробовщика…

Едва не споткнулся о кучу обломков, подсветил себе затухающим уже факелом и бросился вперед, не веря своим глазам и не желая им верить.

У лестницы, ведущей в подвал, наполовину заваленный обломками, лежал человек. Неестественно вывернутая рука, лица не видно из-за спекшейся крови и прилипших прядей, одежда в бурых пятнах и белесой пыли, но не узнать Леонард не смог бы.

По коленям ударил присыпанный обломками пол, руки зашарили по липкому от крови запястью, ища пульс и не находя… Остановившееся время, и странная резь в глазах. Бессмысленные движения…

Хриплый стон заставил МакКоя прийти в себя.

— Ллойд! — заорал он, трясущимися пальцами теребя застежку аптечки. Один он тут не справится.

Они и вдвоем не справятся, потому что… Нет. На хер такую логику, к чертовой бабушке!

Наверно, сержант по голосу понял, насколько он здесь нужен, потому что спасатели его остановить не смогли, он рухнул на пол рядом с МакКоем почти сразу.

— Что тут у тебя?.. — начал он и запнулся. — Ах ты черт… — неверяще выдохнул он и тоже полез в аптечку.

Обмениваясь короткими сдавленными фразами, кадеты медицинского разгребали обломки и накладывали повязки, пытаясь хоть как-то остановить хлеставшую на пыльный пол красную жидкость, фиксировали шейные позвонки. Вскоре к ним присоединились несколько человек из службы спасения.

Лен плохо понимал, что происходит вокруг, ему было плевать. Все, что казалось важным — это распростертый среди обломков человек в изорванной бордовой форме, потемневшей от крови. Как ненавидел сейчас Леонард МакКой свою чертову многолетнюю врачебную практику. Ту, из-за которой он прекрасно уже понимал… все, все он понимал…

Не вытащат. Ни вдвоем, ни вшестером… Без аппаратуры, без гипошприцев даже… Не вытащат.

Руки еще двигались, делали повязки, заливали рваные ткани обеззараживающим и заживляющим гелем, но он уже все понимал. Слишком слабый пульс, слишком страшная кровопотеря, слишком глубокий шок…

— Эй, смотрите! Лен, чтоб тебя, да посмотри! — в поток судорожных мыслей ворвался голос Дэна. В нем прозвучало что-то такое, от чего МакКой неожиданно для себя все-таки обернулся. Ему было плевать, будь там, за спиной, все что угодно, какое ему до этого дело?..

Он ошибся, ему было дело. Через пробоину в стене доктор увидел ослепительно яркое пятно вдалеке. Полмгновения ушло на то, чтобы понять… Это ожил фонарь на здании центрального маяка Сан-Франциско.

Значит, они с Джимом не ошиблись. Значит…

Он снова полез в медицинскую сумку. Индикатор на гипошприце горел зеленым…

Когда кто-то сообщил, что получилось связаться с госпиталем и вызвать скорую, они с Ллойдом уже сделали все, что было необходимо. МакКоя трясло, Дэн что-то говорил, стараясь вытащить приятеля из оцепенения, кажется, даже вколол что-то… Джим оживал. Бледный, с искаженным болью лицом, в бинтах, как мумия, но он оживал, и это было отлично видно в зажегшемся аварийном освещении. Смотреть на него все еще было страшно, но Лен смотрел, не отводя глаза и почти не моргая, как вздымается и опадает грудная клетка. Они успели… успели…

— Б-боунз? Надо же, что-то как ни оклемаюсь, всегда ты… Прикольно. А представляешь, мне эта дрянь ботинки уставные разъела, я теперь с нарушением формы одежды… — слабый, придушенный хрип.

Собственный смех — нервный, нездоровый… Рука Ллойда на плече, силуэты людей в медицинской форме… Что-то жжет глаза…

— Нет, точно когда-нибудь придушу к чертям… — пробормотал он и вслед за носилками пошел к машине.

Через несколько дней на плацу Академии проводилось торжественное построение. Поздравляли кадетов с завершением аварийного положения на планете и награждали отличившегося со всех сторон коммандера Сандерса. Никто не ждал, что временно исполняющий обязанности Комака не просто блестяще справится с должностью начальника Академии в такой критический момент, но и сыграет огромную роль в жизни всего города. Да что там города, ведь по его приказу была проведена разведывательная вылазка, в ходе которой и были найдены причины всей аварии! И тем более никто не мог понять, как офицеру удавалось без средств связи так мастерски координировать действия личного состава…

Кадеты в строю самозабвенно аплодировали, перемигиваясь и пряча улыбки — они-то знали… Вообще Сандерс запретил кому-либо, кроме безопасников, покидать разбитый в парке лагерь, только Кирк с МакКоем были далеко не единственными, кто этот запрет нарушил. Уже к вечеру из «Золотых ворот» свинтил в лучшем случае каждый третий. А когда кадетам надо было объяснить службам города, какого черта они вообще делают в том или ином месте, те, не сговариваясь, валили все на командира… Курсировали по всему городу санитарные отряды, организованные Дэном Ллойдом, помогали тушить устроенный кем-то пожар ребята с лингвистического…

Даже сейчас, когда прошло несколько дней, кадеты все еще делились впечатлениями, возбужденно жестикулируя. Они сделали все, что могли, все кончилось благополучно, и им было просто хорошо… Растерянный Сандерс теребил медаль и явно не знал, что ему с ней делать: не доказывать же главкому, что он вообще не причем, а половину личного состава надо к чертям отчислить за нарушение приказов в боевой обстановке.

Некоторые корпуса еще ремонтировали, но общежитие сегодня открыли… Опасное растение, привезенное из системы Альдебарана, после воздействия на него веществом (код которого доктор так и не выучил) начало сохнуть, ветви обламывались, осыпаясь в труху. Это продолжалось до тех пор, пока не остался один тонкий побег, такой же, как в самом начале… Лен слышал, что его собираются вывезти на одну из планет в созвездии Лебедя, где полтора века назад произошла техногенная катастрофа, и там до сих пор не смогли восстановить экологию.

— …А помните, как тогда, на пожаре, когда несущая балка долбанулась?!..

— …А как мы на роликах до складов добирались…

МакКой не слушал. Он многое бы отдал, чтобы ни черта не помнить из того, что произошло в тот проклятый день…

— Эй, да хорош уже меланхолить, пошли праздновать! — раздалось за спиной, когда строй наконец распустили.

Доктор рывком обернулся.

— Какого?!

— Выписали, — невинно захлопал глазами Джим. Вид у него был еще больной и до такой степени честный, что Лен ни на секунду не усомнился, что выписку Кирк обеспечил себе сам. Взломал что-нибудь в очередной раз, ему не впервой… — Ну сам подумай, кто ж меня дольше трех дней выдержит! Только ты.

Зараза.

— Знаешь, что я обо всем этом думаю?.. Да в гробу я такую службу видел, понятно?! Никаких же нервов не хватает!.. — он махнул рукой и потащился за Джимом в комнату отдыха. Спорить с ним все равно бесполезно — праздновать так праздновать. Тем более что доктор давно хотел по-человечески нажраться, только возможности не было, он в госпитале только что не ночевал… — Но долго сидеть не будем. Тебе вообще лежать положено!

— Да ладно, ладно… Только коммуникатор выключи, — зачем-то попросил Джим.

— На кой хрен?

— Правило такое. Мы с ребятами решили…

Можно было не продолжать. В комнате отдыха было совершенно темно, только горели установленные по углам факелы.

— Охренели? Не наигрались в каменный век? — буркнул он, вслед за другом падая на диван. — Пожар еще устройте!

— Устроим — потушим, не проблема! У нас теперь опыт есть, — мурлыкнула Гейла, опускаясь рядом с ними.

Лен что-то пробурчал и принял у кого-то из ребят открытую бутылку: стаканов не было, видимо, решили обойтись без пластика.

Вечер проходил быстро. Кирк смеялся и с удовольствием вспоминал, как «зачетно звезданулся с маяка», клеился к подсевшей Гейле; та, кажется, не возражала. Вот кретин, если ему теперь не набьют морду толпы воздыхателей орионской красавицы, это наверняка сделает Ухура… Вино было хорошим, где такое достали, интересно?.. Лен молча разглядывал царящий вокруг него дурдом и никак не мог понять, какого хрена он вообще может тут делать. Он зверски устал за последние дни, он, наверно, постарел еще лет на десять, у него, черт возьми, до сих пор дергается левый глаз, ему снятся кошмары… Как его все достало!.. И… как он счастлив! Необъяснимо, неприлично счастлив.

— Ну что, за что мы еще не пили? — Гейла салютует бутылкой.

Лицо Кирка на один короткий миг вдруг становится серьезным. А может, это доктору только кажется…

— За дружбу не пили... За друзей! — он снова улыбается и пьет до дна.