В твоих самых диких фантазиях (гет)

Пирру Долго и Счастливо интересовало ничуть не меньше, чем Нору, но она гораздо лучше умела держать себя в руках. Впрочем, практически кто угодно умел держать себя в руках гораздо лучше Норы. Для этого требовалось всего лишь внимательно слушать объяснения Жона и не заваливать его бесконечным потоком вопросов.

Случайно или не очень, но они с Пиррой оказались в знакомом месте, откуда не составляло особого труда вернуться по уже пройденному вместе с Норой маршруту в Конфетное владение.

По дороге им встретилась танцующая среди деревьев человеческая фигурка. Дальнейшее изучение дало понять, что это была девочка лет двенадцати, которая реагировала на что-то видимое только ей, совершенно не замечала происходящего вокруг, но при этом казалась счастливой.

Жон помахал рукой у нее перед лицом, так и не добившись никакого результата.

— Нам... не стоит что-нибудь предпринять?.. — спросила Пирра.

— Нет, — ответил ей Жон. — Думаю, именно так для местных обитателей и выглядят спящие люди. Ее сознание находится здесь, а тело осталось на Ремнанте. Лучше не нарушать естественный порядок вещей... Или неестественный? Ох... В общем, ты поняла, о чем я говорю. Не надо пытаться чинить то, что и так работает.

— Хм.

Пирра с сомнением посмотрела на девочку, после чего они оба двинулись дальше.

Далеко не все люди, попавшие в Долго и Счастливо, оказывались в кошмарах, просто Жона обычно тянуло именно к таким. Возможно, их беспокойное состояние облегчало его Проявлению задачу по проникновению внутрь сна, а может быть, так сказывался избыток хаотической энергии вокруг. Жон не имел ни малейшего понятия о том, как именно проходил данный процесс, и честно говоря, его это не особо-то и интересовало.

Вскоре перед ними предстали леденцовые деревья Конфетного владения.

— Почему тут сладости из нашего мира? — проворчала Пирра. — Разве у них не должны быть какие-нибудь свои?

— Поверь мне, я задавался точно таким же вопросом, — вздохнул Жон. — Могу лишь посоветовать не обращать на это внимания.

Земля под ногами оказалась довольно твердой, особенно если учесть, что состояла она из сахарной пудры и глазури. По крайней мере, ноги в ней не утопали, как в снегу, а ощущения были куда ближе к хождению по мягкой траве.

Шоколадные реки пришлось обойти стороной. Впрочем, судя по скорости течения, там находился вовсе не шоколад, а нечто внешне похожее на него, но со свойствами воды и не позволяющее определить на взгляд даже примерную глубину.

— Как, кстати, выглядит Бармаглот? — уточнила Пирра.

— Знаешь, я как-то ни разу ни у кого не поинтересовался, — озадаченно пробормотал Жон. — Но он — местный хищник. Наверное, опознаем, когда нападет.

— Мы тут жутко выделяемся, так что Бармаглот нас точно не пропустит, — заметила Пирра.

— Будем надеяться, что наш вид его не отпугнет, — вздохнул в ответ Жон.

— Сомневаюсь, что он испугается, — улыбнулась Пирра.

— Сомневаешься?

— Бармаглот не в курсе, что мы — Охотники, — пояснила она. — Судя по тому, что вам с Норой удалось выяснить, речь идет о сверххищнике этого мира. Ему никто и ничто не может здесь навредить. Зачем Бармаглоту бояться, когда потенциальные жертвы всего лишь выглядят немного иначе?

Мысль оказалась довольно интересной.

Бармаглот наверняка встречал спящих людей. Но если учесть, что в своих кошмарах они чаще всего становились слабыми и беспомощными перед лицом любого чудовища, то мнение о них у него должно было сложиться не слишком высокое.

Жон настолько погрузился в свои размышления, что толчок со стороны Пирры оказался для него полной неожиданностью. Но даже больно ударившись плечом о землю, он автоматически выполнил перекат, как неоднократно отрабатывал на тренировках, выставил щит и приготовился принять на него новую атаку.

Лишь после этого Жон позволил себе осмотреться.

Пирра отскочила в другую сторону. На то место, где они только что стояли, разбрасывая по округе куски сахара, приземлилось темное существо. Раньше оно, похоже, сидело в засаде на одном из леденцовых деревьев.

Само существо выглядело едва ли не предком монстров их мира: темная кожа, напоминающая о ящерицах, костяные пластины и вытянутая морда с полной острых зубов пастью.

Практически любой гражданский сразу бы сказал, что перед ними находился именно Гримм. Вот только Жон с Пиррой достаточно хорошо разбирались в вопросе, чтобы заметить множество мелких несоответствий.

Существо не имело красных и белых отметок. Еще оно было слишком маленьким, и судя по тому, как пыталось ни на мгновение не выпустить из виду ни одного из них, а не бездумно бросалось в новую атаку, всё же обладало разумом.

Пирра направила на него свое оружие в форме ружья.

— Бармаглот, полагаю? — поинтересовалась она.

Существо слегка наклонило голову набок.

— Любопытно. Немногим бы понадобился этот вопрос при встрече со мной. Ваш странный вид редко меня замечает, когда проходит сквозь наш мир подобно призракам.

— Значит, ты всё же Бармаглот, — подвела итог Пирра, самую малость опустив ружье. — У нас для тебя есть предложение.

— Как и у меня для вас. Я давным-давно устал охотиться на ваш вид. Погоня приносит некоторое удовольствие, но потом жертва исчезает, словно туман, стоит ее укусить, оставляя мне отвратительное послевкусие. Вы двое отличаетесь. Я чую ваш запах. Вы более реальны.

Так получилось, потому что Жон вывел их за пределы сна. Боги позаботились о том, чтобы Бармаглот не мог убить спящих людей, и это было, пожалуй, одним из тех немногих моментов, которые они действительно продумали.

Кошмары о том, как за хозяином сна гонялся ужасный монстр, встречались очень часто, и, возможно, Бармаглот сыграл в их распространении немалую роль. Но его наверняка невероятно раздражало то, что в момент кульминации людей просто выкидывало в реальный мир, где они просыпались в холодном поту, поскольку их физическое воплощение именно там и находилось. Ему доставалась лишь смерть отголоска сознания.

— Итак, мое предложение. Один из вас становится жертвой, которую я сожру, а второй сможет уйти нетронутым.

Жон фыркнул.

— Боюсь, что мы вынуждены отказаться, — вежливо улыбнулась Пирра. — И нам не помешала бы помощь в-...

Бармаглот бросился на нее.

Жон собрался было выкрикнуть предупреждение, но тут же передумал, осознав, что Пирре ничего подобного не требовалось. Пусть чисто технически она и находилась во сне, но от этого не переставала быть Пиррой Никос.

Ружье поднялось, отслеживая траекторию прыжка Бармаглота, после чего выстрелило — просто ради отвлечения внимания и получения дополнительного времени, а не для нанесения какого-либо урона.

К их немалому удивлению, пуля вырвала из плеча Бармаглота приличный кусок, а его самого заставила рухнуть на землю.

— Братья! — завопил он. — Братья, мне больно! Что это такое?!

Бармаглот катался в агонии, в данный момент куда больше напоминая не сверххищника, а какого-нибудь раненого детеныша. Пирра недоуменно смотрела на него, после чего перевела взгляд на Жона и слегка приподняла бровь, как бы спрашивая, не было ли это уловкой.

Честно говоря, Жон тоже не знал ответа на ее вопрос.

Некоторую ясность внес сам Бармаглот.

— Что это? — повторил он. — Шум, боль, скорость?

Пирра покосилась на ружье у себя в руках.

Огнестрельные виды оружия считались самыми слабыми, поскольку очень редко были способны убить монстров или людей с открытой аурой. Даже Руби куда чаще предпочитала использовать именно косу, а не снайперскую винтовку.

— Это ружье, — ответила ему Пирра. — Я тебя подстрелила.

— Что такое "ружье"?! — воскликнул Бармаглот.

"Похоже, с человеческим оружием он никогда не сталкивался".

Честно говоря, Жон и сам не знал, почему вообще удивлялся. Наверное, решил, что раз в этом мире имелись сладости, оригами и прочие вещи, то и огнестрельному оружию место найдется.

Вот только там задействовались довольно сложные технологии. Сама концепция основывалась на химии, необходимой для правильной обработки Праха, физике, обеспечивающей нужные для выстрела процессы, и их совокупности в виде различных сплавов и прочей металлургии. Всё это, будучи порождениями мира порядка, в Долго и Счастливо попросту не существовало.

— Ты охотился на людей в их снах и никогда не видел огнестрельного оружия?.. — уточнила Пирра.

— Оно и понятно, — вместо Бармаглота ответил ей Жон. — Сама подумай: когда за тобой в кошмаре охотится монстр, то может ли попасться под руку хоть что-нибудь полезное? Если вдруг каким-то чудом и найдешь пистолет, то либо у него не будет боезапаса, либо он заклинит в самый неподходящий момент. Даже простой и незамысловатый меч тут же сломается или согнется, словно макаронина.

Пирра задумчиво кивнула.

— А для тебя всё еще хуже, — продолжил Жон, посмотрев на поплатившегося за свою самоуверенность Бармаглота. — Любопытный Кот говорил, что ваши тела и души состоят из хаотической энергии, для которой столкновение с чем-нибудь упорядоченным смерти подобно. Вот пуля как раз и является такой упорядоченной вещью. Ее полет от начала и до конца основывается на фундаментальных законах нашего мира.

— Чего?.. — переспросил Бармаглот, с недоумением уставившись на него.

— Эм... — пробормотал Жон. — Ну да, сказанное мной для тебя вряд ли имеет хоть какой-то смысл. Если упростить, то наше оружие состоит из твоей противоположности и потому наносит тебе максимально возможный урон.

— Вот дерьмо, — проворчал Бармаглот, мимоходом дав понять, что ругались в Долго и Счастливо теми же самыми словами, что и на Ремнанте. — И сюда вас притащил проклятый кошак. Когда-нибудь его любопытство точно погубит наш мир.

— Как и наш, — заметил Жон. — Потому мы и хотели с тобой поговорить. Если ты поможешь нам найти Любопытного Кота, то мы его убьем.

— Это моя добыча! — прорычал Бармаглот. — Смысл моей жизни! Я лучше сдохну, чем позволю вам его убить!

— Ладно, — пожал плечами Жон. — Тогда мы поможем тебе в поисках, а ты его убьешь.

— Это неспортивно, — возразил ему Бармаглот. — И вообще, с чего бы мне принимать вашу помощь?

— Потому что Кот собирается сбежать из Долго и Счастливо, захватив тело в нашем мире, — пояснил Жон. — Затем он намеревается призвать Братьев, чтобы избавиться от своей уязвимости, и вернуться сюда куда более сильным, чем ты. Или не вернуться. Возможно, он и вовсе навсегда останется в нашем мире, чтобы с тобой никогда больше не встретиться.

— Вот трус! — взревел Бармаглот, в данный момент очень сильно напоминая какого-нибудь монстра Ремнанта, только с разумом и способностью говорить. — Бежать от нашей предначертанной свыше битвы?! Да как он смеет?! Я охочусь на него целую вечность. Он умело скрывается, что достойно уважения. В конце концов, легкая охота удовлетворения не приносит. Но сбежать от меня в другой мир? Это подлость и трусость!

Жон убрал меч в ножны и поинтересовался:

— Так ты нам поможешь?

Бармаглот молча сверлил его взглядом.

— Или давай я тебя пристрелю, — покачнув стволом ружья, предложила Пирра. — А потом мы самостоятельно продолжим охоту на Любопытного Кота.

Бармаглот покосился на оружие в ее руках и немного попятился.

— П-пожалуй, обойдемся без поспешных решений, — пробормотал он. — Я вовсе не отказывал вам в помощи, а всего лишь взял время на размышления.

Пирра с улыбкой трансформировала оружие сначала в меч, затем в копье, а после вернула обратно в форму ружья, наглядно демонстрируя, что достанет его на любой дистанции. Шкура Бармаглота не стала бледнее, но он как будто втянул голову в плечи, тем самым показывая, что ее угрозу оценил по достоинству.

— Поганого кошака найти не так уж и просто. Свойственное ему любопытство заставляет изучать всё, до чего он способен дотянуться. Кошак знает каждый укромный уголок, каждый трюк или способ скрыть следы. Сама его природа не позволяет остановиться и не искать новые знания.

— Мы для Любопытного Кота такие же чужаки, как и для тебя. Ему известно о твоих методах, но не о наших.

— Если бы вы могли найти его без моей помощи, то уже бы нашли.

— Нам нужно лишь выяснить, где он появляется чаще всего, чтобы сократить область поисков. А там мы его отыщем, отрежем пути к отступлению и позволим вам устроить вашу "предначертанную свыше битву", — сказал Жон. — Как тебе такое предложение?

— Добавь бой с кем-нибудь из вас, но без вашего проклятого оружия, — потребовал Бармаглот.

Жон нахмурился и собрался было отказаться, но Пирра его опередила:

— Только после того, как с Котом будет покончено.

— Договорились! — прорычал Бармаглот.

— Не слишком ли это безрассудно? — шепотом спросил у нее Жон, пока Бармаглот зализывал свою рану. — Он по-прежнему хочет нас убить. Сомневаюсь, что ему вообще можно верить.

— Вот именно, — согласилась с доводами Жона Пирра. — Если бы мы отказались, то нападения нужно было бы ожидать в любой момент. Теперь же нам точно известно, когда оно произойдет. И я уверена в том, что справлюсь с ним даже без оружия. А тебя в этом мире и вовсе ничего не сдерживает, в отличие от меня или него.

Ее аргументы оказались очень и очень хорошими.

Жон просто всё еще не привык быть самым сильным в одной компании с ней.

* * *

 

Бармаглот то и дело косился на их оружие, когда думал, что этого никто не замечает. А еще он предпочитал идти справа от них — подальше от висящих на левом боку ножен. Жон понятия не имел, что конкретно послужило причиной такого поведения: инстинкт хищника, призывающий всегда заходить с уязвимой стороны, или же все-таки страх.

Чем-то это напоминало сказки про фей и их боязнь "хладного железа". Впрочем, нечто подобное мелькало во многих легендах и мифах. Раньше Жон в фей не верил по вполне очевидным причинам, но сейчас начал догадываться о возможном источнике их появления.

Древние мистические верования часто применяли галлюциногенные препараты для получения "откровений свыше". Если те, кто их практиковал, попадали в Долго и Счастливо — по сути, в осознанное сновидение — то реакция местных обитателей на некоторые созданные в мире порядка предметы была довольно предсказуемой.

Любопытный Кот утверждал, что хаотичные тела очень плохо переносили контакт с чуждой им энергией. Возможно, сама по себе пуля оказалась бы для Бармаглота абсолютно безвредной, если бы не это.

— Так вы сильнейшие из своего вида?

— Нет, — покачала головой Пирра, взяв на себя разговор с Бармаглотом. — Одни из самых слабых.

Жон почувствовал фальшь в ее словах, но Бармаглот — нет.

— Мы до сих пор учимся в школе, — продолжила Пирра. — Это такое место, где нам показывают, как нужно правильно драться. А вот профессиональными Охотниками таких, как мы, никто не считает. Их тысячи, они заняты убийством монстров, и все до единого сильнее нас.

— Впечатляет...

Жон не вмешивался. Он понимал важность привития Бармаглоту страха перед человечеством. Это во сне люди были способны умереть разве что от разрыва сердца из-за слишком сильного испуга. Но как доказал Любопытный Кот, граница между мирами была довольно тонкой, и рано или поздно Бармаглот мог захотеть последовать примеру своего врага. К счастью, пока его занимали исключительно проблемы Долго и Счастливо, а неудержимым любопытством, заставившим бы бросить все дела и отправиться изучать новые явления, он не обладал.

— Почему ты вообще охотишься на долгосчастливцев? — поинтересовалась Пирра. — Ради еды?

— Это моя природа. И их тоже. Я был создан для охоты, они — чтобы выживать. Наши предназначения противоречат друг другу, что порождает конфликт. Испытание. Если они попадутся мне, то лишь потому, что слишком слабы для дальнейшего существования.

— Немного брутальная философия, не находишь?

— Так и должно быть. Меня создали с определенным предназначением. Я его не выбирал, — произнес Бармаглот, издав странный пыхтящий звук, который с некоторой натяжкой можно было принять за смех. — Я наслаждаюсь этим не по своей воле. Меня создали таким, чтобы любить чужие боль и страдания. Я рожден для охоты и убийств. Все мои мысли, желания и инстинкты преследуют одну цель.

— Тебя создали Боги?

— Если это то, как вы называете Братьев, то да.

— И Кот точно такой же?

— Да. Поганый кошак ищет знания, я — добычу. Его жертвы не способны сбежать или дать отпор, но я ему не завидую. Неудача может быть ничуть не менее приятной, чем успех. Я часто с легкостью настигаю добычу, но наиболее захватывающие моменты в моей жизни создают те, кто умудряются ускользнуть. Кошак лишен подобных радостей. Он ищет, находит и изучает, но там нет ни сложностей, ни испытаний. Нет борьбы. Нет вызова. Нет гордости. Как можно чувствовать, что ты чего-то достиг, если не возникло ни малейших проблем? Что за жалкое существо.

— Ты называешь его жалким, но тут же утверждаешь, что вас такими создали. Разве справедливо оскорблять кого-то за то, в чем не он виноват?

— Кошак жалкий и поганый. Это не оскорбления, а констатация факта.

Жон покачал головой и перестал прислушиваться к разговору Пирры с Бармаглотом, вместо этого сосредоточившись на изучении окрестностей.

Они миновали Конфетное владение и двинулись дальше через чуть более каменистый пейзаж. Следом шел еще один лес, похожий на джунгли, но немного иной, а впереди виднелось Великое древо, к которому им не советовали приближаться. Никто не знал, что произойдет при попытке вознести не жителя Долго и Счастливо, а рисковать собой или Пиррой Жон не собирался.

— Ты ведешь нас к Великому древу? — уточнил он.

— Нет, — не оборачиваясь, ответил ему Бармаглот. — Мне там не рады. Великое древо предлагает вознестись. Долгосчастливцы жаждут этого, но мне наплевать. Если я для чего-то слишком слаб, то найду способ стать сильнее и преодолеть препятствие при помощи упорства и тяжелого труда, а не бессмысленной трансформации. Нет гордости в том, чтобы менять одну форму на другую.

— А гордость играет в твоей жизни очень важную роль, — заметила Пирра.

— У меня только одна жизнь и одно предназначение. Если я не буду гордиться тем, что делаю, то зачем тогда вообще продолжать существовать? Другие долгосчастливцы это понимают, но у них ведущую роль играет именно предназначение. Они готовы пожертвовать жизнями и формами, чтобы исполнить его. Для них нет такой цены, которую нельзя было бы заплатить за дело служения миру.

— Но ты в это не веришь, так?

— Не верю. Какой смысл исполнять предназначение, если придется валяться в грязи? Я мог бы давным-давно убить поганого кошака. Для этого было бы достаточно смирить гордость и начать работать с другими. За клятву больше не причинять им вреда долгосчастливцы сами бы мне его отыскали. Но что дальше? Какой прок от мгновения удовлетворения, если впереди меня будет ждать вечность скуки? Каждое решение имеет свои последствия, и мне пришлось бы жить вместе с ними.

Жон был во многом согласен с Бармаглотом, но серьезно сомневался в его принципиальности. Если он считал принятие чужой помощи слабостью, то почему же согласился на их вмешательство? Неужели только из-за того, что Пирра пообещала ему в качестве альтернативы мучительную смерть?

"А не водит ли Бармаглот нас кругами, готовясь предать?"

Пирра встретилась с ним взглядом и едва заметно кивнула, а потом постучала пальцем по рукояти своего оружия, давая понять, что ее посетили точно такие же мысли. Жон тоже положил ладонь на навершие меча.

— Если мы идем не к Великому древу, то куда? — поинтересовался он.

— Поганый кошак любит проводить время в окрестностях. Как вам известно, он крайне любопытен, и его любопытство распространяется на тех, кто идет к Великому древу для вознесения. Кошак обязательно расспросит их о причинах и потом понаблюдает за тем, в каком виде они вернутся обратно.

— Понятно. Это у него хобби такое?

— Ближе к проклятью. Если долгосчастливец направляется к Великому древу, то кошак ничего не может с собой поделать. Он не успокоится, пока не выяснит причину и не узнает новую форму, — рассмеялся Бармаглот. — Мы сейчас охотимся не на самого кошака, а на тех, кто должен стать жертвой его любопытства.

— Разве он нас не заметит? — спросила Пирра. — То, что мы тут кого-то ищем.

— Да. И любопытство обязательно погонит его выяснять, кого именно вы тут ищете. Кошак поймет, что его ждет ловушка, но всё равно в нее пойдет. Ответы для него важнее угрозы жизни.

Чем-то это напоминало поведение наркомана в поисках новой дозы. Наркомана, который осознавал, что рушил собственную жизнь, но ничего не мог с этим поделать.

Жону было жалко Любопытного Кота. Он понимал, почему тот желал покончить со своим проклятьем, и, пожалуй, даже постарался бы помочь, сложись обстоятельства немного иначе. Но уничтожение его мира в результате призыва Богов оказалось совсем не той ценой, которую Жон мог позволить себе заплатить.

* * *

 

Вблизи Великое древо впечатляло еще больше, чем издали.

Толстые корни сплетались друг с другом и изгибались красивыми арками, прежде чем погрузиться в землю. Среди них, а также в тени от кроны располагалось множество поселений, связанных между собой паутинкой дорог.

Завидев издали их компанию и особенно Бармаглота, находившиеся снаружи долгосчастливцы поспешили разбежаться по домам и запереться там.

— Похоже, твоя репутация тебя опережает, — произнесла Пирра.

— Конечно.

— Но ты не бросаешься охотиться на них.

— В том, чтобы разнести их лачуги, нет никакого интереса. Я мог бы убить сразу сотни долгосчастливцев, но в чем тут веселье? У меня есть определенные правила. Если они успевают добежать до своих, то я считаю, что победа принадлежит им, и не довожу охоту до финала.

— Но мог бы и довести, так?

— Мог бы. Только какой смысл в жизни, если в ней нельзя потерпеть неудачу?

Большинство людей сочло бы такую жизнь благословенной, но, как подозревал Жон, Бармаглот был ничуть не менее бессмертным, чем Любопытный Кот, и разделял его взгляд на некоторые вещи. Бесконечное существование без сложностей и вызовов быстро превратится в бесконечную же скуку.

"Пусть сбудутся все твои мечты, кроме одной", — мысленно повторил Жон услышанное где-то пожелание.

Оно могло показаться проклятьем, если не понимать, что человек без мечты останется лишь пустой оболочкой. Людям требовались цели, задачи и преграды, чтобы заставлять себя двигаться дальше.

Хорошим примером тут, пожалуй, стал бы отец Вайсс. Он настолько стремился к богатству и успеху, что жертвовал на своем пути всем. Жак Шни поставленной задачи добился. Вот только теперь его ненавидела даже собственная дочь.

Бармаглот внезапно остановился перед странным зданием.

— Я останусь здесь, — сказал он. — Тут живет Кузнец, что является продолжением Великого древа и помогает долгосчастливцам с вознесением. Большинство тех, кто желает вознестись, приходит сюда. Поганый кошак всегда вполглаза присматривает за этим местом, чтобы их не пропустить.

— Сейчас он тоже смотрит? — уточнил мгновенно напрягшийся Жон.

— Практически наверняка. Мой древний враг знает, куда мы пришли. Но принесет ли это знание ему пользу? — усмехнулся Бармаглот, усаживаясь возле стены. — Поговорите с Кузнецом и возвращайтесь. Не соглашайтесь ни на какие предложения проклятого автоматона. Я рассержусь, если вы посмеете вознестись, чтобы избежать обещанной битвы.

— Люди не возносятся, — покачала головой Пирра. — Мы растем и приспосабливаемся, а не проходим через метаморфозы.

— Что вы делаете, если приспособиться к угрозе не получается? — поинтересовался Бармаглот.

— Умираем, — ответила ему Пирра.

— Хм. Чем больше я узнаю о вашем виде, тем сильнее он мне нравится. Приспосабливайся или умри. Так и должно быть. Никаких альтернативных форм или дармового могущества, — фыркнул Бармаглот. — Но Кузнец вам всё же пригодится, просто немного иначе.

Жон с Пиррой переглянулись, кивнули друг другу и дружно двинулись ко входу в здание.

Они сейчас находились близко к Великому древу, но не настолько, чтобы оказаться хотя бы в одном с ним владении. По грубой оценке, до него оставалось как минимум несколько километров.

Дом Кузнеца выглядел весьма футуристично по сравнению с хижинами жителей Долго и Счастливо. Такой, конечно, вряд ли бы вписался в фантастический антураж, но вот в постиндустриальное общество — запросто. Тем удивительнее оказалось увидеть во дворе вполне средневековую наковальню и мешанину всяческих приспособлений различных эпох, которую как будто собирал какой-нибудь коллекционер от мира металлообработки.

Звон молота привлек к себе их внимание, заставив обойти дом.

Самый настоящий робот ковал какую-то металлическую пластину. Но заметив их, он опустил свой молот и повернулся.

"Это не робот", — понял Жон.

Робототехника была порождением науки мира порядка. Перед ними же сейчас стояло существо с металлической плотью. Стальная кожа выглядела достаточно гибкой, чтобы не сковывать движения. Не было слышно щелчков суставов или шума работы сервоприводов. К тому же Бармаглот как-то забыл упомянуть пол Кузнеца, потому что фигура выглядела откровенно женской.

"Возможно, для единственного представителя своего вида такое понятие, как пол, и вовсе не имеет ни малейшего значения. Да и долгосчастливцы не умирают от старости, а возносятся. Вряд ли им требуется какой-либо способ воспроизводства. Или эту функцию тоже взяло на себя Великое древо".

— Добро пожаловать.

В отличие от грохочущего голоса Бармаглота и шелестящих, словно бумага, интонаций оригами, Кузнец говорила вполне нормально, хоть и с небольшим акцентом.

— На мгновение мне показалось, что Бармаглот всё же решил вознестись. Но я вижу, что его нет с вами.

— Он ждет снаружи, — сказала Пирра, ткнув пальцем себе за спину. — Не захотел сюда заходить. Здравствуйте. Меня зовут Пирра, а это Жон.

Даже в такой ситуации она оставалась предельно вежливой.

— Рада знакомству с вами, — добавила Пирра.

— Подобные манеры встречаются крайне редко. Пожалуйста, будьте моими гостями. Я — Кузнец. Вы ищете вознесения?

— Нет, — поспешил ответить ей Жон. — Мы пришли сюда из другого мира, и наш вид не возносится. Не стоит зря рисковать. Мы ищем Любопытного Кота. Он... угрожает уничтожить наш мир, вернув туда Братьев.

Мгновение поколебавшись, Жон все-таки уточнил:

— Кстати, вы сами как к этому относитесь?

Потому что до него внезапно дошло, что далеко не все жители Долго и Счастливо могли недолюбливать Богов.

— Я ничего не имею против того, чтобы Братья вернулись и порадовались успехам своих созданий, — сказала Кузнец. — Но не ценой невинных жизней. Не беспокойтесь, моя роль — наставлять желающих вознестись долгосчастливцев. Я объясняю им, как всё проходит, и помогаю определиться с новой формой.

Судя по тому, что она описала, это было чем-то сродни парикмахерской. Но Жон оставил свои мысли при себе, поскольку сомневался в том, что Кузнец поймет его аналогию.

— Вас тоже создали Братья? — вместо этого поинтересовался он.

— И да, и нет. Создали меня действительно они, но после их ухода я осталась без отведенной мне роли. Пришлось идти в Великому древу и умолять дать какую-нибудь цель в жизни. Так я и получила свое нынешнее предназначение. Кто-то может сказать, что слишком жестоко заставлять меня помогать тем, кто уже знает, к чему нужно стремиться, но выполнение моей задачи приносит радость. Я люблю помогать. Чужое счастье от получения новой формы становится и моим тоже.

— Надеюсь, вас не расстроил наш отказ от вознесения.

— Нет, не расстроил. Вознесение — дело глубоко личное, и в мои обязанности входит проверка искренности желания пришедших ко мне. Я не откажу никому, кто глубоко внутри жаждет вознестись. Мне жаль только, что Бармаглот о такой возможности даже не задумывается, но заставлять кого-либо я права не имею, — вздохнула Кузнец. — Расскажите мне о себе. Я чувствую исходящую от вас угрозу, но иначе и быть не может, если Бармаглот согласился вам подчиняться.

— Мы представляем угрозу лишь тем, кто желает причинить нам вред, — произнес Жон, после чего принялся рассказывать о том, как и почему они здесь оказались.

По мере его повествования Кузнец то мрачнела, то печально улыбалась и ничуть не менее печально вздыхала. Похоже, в поступках Любопытного Кота она отчасти винила себя — как и вообще во всём, что происходило в ее мире.

— Бедный котик, — в очередной раз вздохнула Кузнец. — Я бы предложила ему вознестись, и думаю, Великое древо согласилось бы освободить его от проклятья любопытства.

— Так в чем же заключается проблема? — уточнила Пирра.

— В его любопытстве, разумеется, — ответила ей Кузнец. — Потому что Любопытного Кота можно освободить от проклятья, но не от любопытства, которое является его неотъемлемой частью. Чтобы вырасти и утратить часть себя, нужно понять и принять такую потерю. Не знаю, как вам это объяснить. Чтобы научиться летать, необходимо отказаться от возможности полноценно ходить. Только когда Любопытный Кот смирится с тем, что не узнает всё на свете, и успокоится, Великое древо позволит ему вознестись. Но он не успокоится. Его разум всегда будет цепляться за новую информацию, потому что это в природе Любопытного Кота. Даже если он вдруг сумеет вознестись, то станет вечно гадать о том, какие еще варианты формы мог бы получить, причем не из-за того, что ему так уж хочется это делать, а именно из-за любопытства, являющегося существенной частью его личности.

Жон подумал о совете "очистить разум", но тут он вряд ли мог помочь. Не получилось бы у Любопытного Кота очистить разум от любопытства, поскольку Боги создали его именно "вечно любопытным", и никак иначе быть попросту не могло.

— Вознесение точно нельзя навязать? — спросил он.

— Боюсь, что нет, — покачала головой Кузнец. — Необходимо искреннее желание. Потому я и не могу вас вознести.

— Тогда придется убивать Кота, — вздохнул Жона. — Слишком большую опасность он представляет для нашего мира.

Кузнец тоже печально вздохнула.

— Вы не попытаетесь нас остановить? — поинтересовался Жон.

— Это не мое дело. Я — хранительница, продолжение воли Великого древа. Оно хочет, чтобы долгосчастливцы познали мир и покой, но никому не навязывает свое желание. Ему известно, что Любопытный Кот и Бармаглот истинный покой никогда не познают, поскольку на них лежит груз их предназначения. Братья ничего не знали о концепции конечности и завершенности, когда их творили.

— Ничего не знали?..

— Они были молодыми и бессмертными. Для них чье-либо желание окончательно выполнить свою задачу не имело ни малейшего смысла. Братья создавали жизнь, не понимая жизни, и потому у них получились инструменты.

Кузнец подбросила в руке молот для иллюстрации собственных слов, после чего продолжила:

— У инструментов есть только одна задача. Когда они становятся не нужны, их убирают на полку. Нет же абсолютно ничего плохого, если я положу туда молот, верно? Но если дать инструментам подобие свободы воли, то всё меняется. Беспечность Братьев нанесла непоправимый вред Бармаглоту и Любопытному Коту. Оставшиеся без хозяев инструменты не имели практически ничего, кроме своего предназначения. Один был вынужден охотиться и убивать, не в силах насытиться, другой же продолжал поиски новых знаний даже после того, как ничего нового вокруг не осталось. Как бы больно мне ни было это говорить, они никогда не познают покоя.

Пирра откашлялась.

— Ну, есть один способ... — произнесла она.

— Да, кроме покоя вечного, — кивнула Кузнец. — Возможно, со временем Великое древо сумеет даровать им новое рождение с чуть большей свободой воли и без неутолимого голода.

Она вновь тяжело вздохнула, после чего осторожно отложила молот и добавила:

— Я помогу вам. Пойду к Великому древу и попрошу о собственном вознесении. Этого не происходило еще ни разу в истории. Любопытный Кот не сможет устоять от соблазна выяснить причины происходящего.

— Но вы ведь умрете.

— Нет. Я рожусь заново. Не стоит бояться за меня. Не будет ни страданий, ни смерти. Вы собственными глазами увидите, что такое вознесение, и, возможно, однажды тоже захотите пройти через него. А пока я послужу приманкой для того, чье проклятье стало угрозой для целого мира.