У Шэнь Юаня новый план (джен)

Примечания:

Мы всегда смотрели со стороны тех, кто зависит от Шэнь Цинцю, или тех, кто заинтересован в нём, давайте посмотрим и с другой стороны. :)

Комментарии вселяют новые силы, а ваше впечатление от фф заставляет лучше писать и влияет на сюжет (⌒_⌒;)

Бета: лапки приложены.

* Мун, Старейшина Ваньцзянь*

Старейшина Мун злобно зыркнул глазами в сторону личной кузницы главы своего пика. Вэй Цинвэй пел. Может, за общим шумом он думал, что его не слышно, но рокочущий бас звучал громче, чем бой молота, и звонче маленьких молоточков, сильнее, чем рёв пламени в горнах.

Старейшина проскользнул мимо, стараясь не привлекать внимания и придерживая шуршашие одежды, которые могли его выдать. Он спешил к себе. Довольный пиковый лорд и вечно снующие ученики Цинцзин раздражали. Только тщательно закрыв дверь и скинув плотную шапку и верхнее пао, обозначающие его ранг старейшины, он облегчённо выдохнул.

Молчаливый слуга появился неслышно, он помог снять сапоги, второй такой же тихий слуга обтёр ладони и лицо господина влажной тканью.

— Духовного чаю подайте! — велел старейшина, отталкивая от себя заботливые руки и вставая.

Внутри клокотала злоба. Во всём виноват Шэнь Цинцю! Стоило его встретить — и быть неудаче, все планы разрушит!

Старейшина придвинул к себе чай, стараясь успокоиться.

Шэнь Цинцю мозолил глаза и словно издевался надо всеми.

Всегда была понятная иерархия, чётко определяющая их ранг. Каждый пик на своём месте. Но теперь всё перемешалось, и всё из-за коварства непредсказуемого Шэнь Цинцю! Как раньше было просто: второй пик достаточно было связать грязными сплетнями и кляузами, главное, первым поднести их главе ордена, подать их как заслуживающее доверия донесения, а потом сам Юэ Цинъюань окоротит книжника, не слушая его аргументов. И взбешённый Шэнь Цинцю покидал их общество и не желал их видеть месяцами, а они — важные и уважаемые люди — спокойно продолжали заниматься делами пиков, себя не забывая.

Бывало, что глава Цинцзин настаивал на своём и даже заставлял принять его план, умело преодолевая всеобщее сопротивление, но время шло, и таких ситуаций становилось всё меньше. Мастерски подкинутые сплетни уничтожили не одну репутацию, Лорд Цинцзин не стал исключением. Всё чаще коллективные претензии и насмешки заставляли его заткнуться и молчать, стирая зубы от злости.

Теперь всё изменилось.

Старейшина Мун с тоской вспоминал ежемесячное собрание пиковых лордов, после которого всё пошло не так.

Шэнь Цинцю не поддался на крючок привычных споров и выяснений отношений, он слушал претензии Лю Цингэ и подколки Ци Цинци и, как всегда, молча наливался злостью, а потом, увидев паршивую картинку, вспыхнул словно трут. Вскочил и швырнул в лицо богу войны такие слова, что у того иного выхода не было — только вступить в бой с книжником.

Многие присутствующие прятали удовлетворённые улыбки — публичное унижение гадюки Цинцзин надолго запрёт того на пике, он не скоро осмелится показаться из своей норы. Участвующие в заговоре переглянулись, так становилось ещё интереснее.

Вот только Шэнь Цинцю неведомым образом победил. Впервые он не стал и отвечать на ставшие робкими вопросы требующих объяснений. Глава Цинцзин добился своего и громогласно ушёл. Никто не ожидал такого, все были ошеломлены его смелостью и решительностью.

Это был первый звоночек. Кто же знал, что проигрыш так сильно повлияет на Лорда Байчжань! Он всё ещё не отказывался от их планов, но поумерил свой пыл, подолгу раздумывая о чём-то и посещая Цинцзин по любому поводу и без.

Нападение демонов Шэнь Цинцю превратил в демонстрацию своей силы, зримо показывая, что ждёт всех, осмелившихся выступить против второго пика, и напоминая, что меч носит не для красоты. Голоса осторожных утонули в овациях и восхищении мастерством Лорда Цинцзин. Тем пришлось замолчать, хотя многие считали, что такой ответ спровоцирует большую войну с демонами. Но Шэнь Цинцю действовал столь быстро и решительно, что никто не осмелился возразить.

Гадюка Цинцзин швыряла печати так небрежно и действовала так уверенно, как будто всю жизнь в одиночку отражала нападение демонических отрядов. Победа над богом войны выглядела случайностью, но это…

Не один Лю Цингэ был потрясён. Но именно после этой битвы Байчжань твёрдо и уверенно встал на сторону Цинцзин.

Старейшина Мун в ярости скомкал вышитую скатерть с красивыми золотистыми кистями на концах, он хотел бы швырнуть весь чайный набор в стену, но тонкого почти прозрачного фарфора, созданного специально для духовного чая, было жалко.

Сторонников у заговорщиков стало меньше. Все задавались вопросом: к чему так готовился ехидный злоязыкий книжник, если у него в рукавах припрятано такое количество печатей, и почему он столь жестоко и кроваво уничтожает своих врагов? Может, он догадывался об ожидающей его расправе, готовился к ней, и на месте демонов должны были оказаться интриганы…

Это заставило задуматься и отказаться от своих планов многих.

Сам старейшина Мун тогда не знал многих подробностей, он ругал впечатлительность молодости главы Байчжань, считая демонстрацию силы фальшивкой, ловким обманом привыкшего ко лжи хитрого Шэнь Цинцю. Тогда он попросту не заметил остальных ловких ходов стратега Цинцзин. И никто из них — заговорщиков, мечтавших поставить во главе школы своего человека, — в этих простых, не связанных друг с другом действиях не увидел сложный далекоидущий план.

Цюндин и раньше был связан с Цинцзин. Главу Юэ Цинъюаня крепко опутали странные и непонятные никому взаимоотношения с гадюкой Цинцзин, многие подозревали воздействие артефактов или трав, влияющих на сознание, но доказать не смогли. Теперь же старейшины и наставники Цюндин были готовы молиться на гадюку. Все видели, как Шэнь Цинцю молнией носился от ученика к ученику, спасая самых безнадёжных. Цюндин полностью и бесповоротно встал на сторону лорда Цинцзин. Тот из ненавидимого злого на язык книжника, которого иначе, чем змеем или гадюкой, не называли, сразу стал любимым шиди, которому теперь прощалось всё.

Тогда ещё мог возразить Му Цинфан, и вернулся бы обычный порядок. Главу Цинцзин отчитали бы за самоуправство и излишнюю жестокость, резкость и необдуманность, которые могли спровоцировать демонов на ещё одну войну. Все сделали бы вид, что спасение учеников — это удачное стечение обстоятельств. Му Цинфана послушали бы, лекарь редко участвовал в сведении счётов и имел безукоризненную репутацию. Но Шэнь Цинцю, словно факир огненные шары, ловко вытащил из ниоткуда музыкальное совершенствование, очищающее от демонической ци, и глава пика лекарей оказался полностью потерян, а потом и подчинён Шэнь Цинцю. С этого момента Му Цинфан жаждал поклоняться главе Цинцзин, он ходил за ним хвостом и ловил каждое слово, просился в ученики. Зачем? Очевидно же, что Шэнь Цинцю не придумал его сам, а вычитал в какой-нибудь древней книге.

Старейшина Мун готов был выдернуть собственную бороду по волоску с досады. Даже тогда было ещё не поздно. Всего лишь сказать пару слов главе Юэ — и лечебное совершенствование было бы передано на Цяньцао в принудительном порядке, как и редкие растения. Шэнь Цинцю бы не смог возразить, именно лекари должны лечить, в этом суть объединения таких разных пиков в единый орден. Глава Юэ нашёл бы нужные слова и заставил, но его не было в школе, а все они оказались слишком шокированы и ошеломлены, а гадюка Цинцзин быстра и ловка. Пока они думали и советовались, Шэнь Цинцю завоёвывал сердца, перетягивая на свою сторону простых учеников и старейшин.

Все, кто имел высокий ранг, оказались не у дел. Шэнь Цинцю с ними даже не разговаривал. Проходил мимо, как вдоль пустого места, не удосужившись даже приветственно кивнуть, и ни о чём их не спрашивал. Он делал то, что считал нужным, на своём пике, не советуясь с мудрейшими. Сам же пик Цинцзин неожиданно оказался хорошо закрыт от чужих глаз и ушей, даже подметальщиков было не подкупить, они окидывали столь презрительным и ехидным взглядом спрашивающих, как будто гадюка Цинцзин лично давал им уроки.

Старейшина Мун постучал пальцами по столу, слуга понятливо вбежал, принося свежий чай, а к нему душистые фрукты. Старейшине захотелось сплюнуть, нововведения Шэнь Цинцю просачивались везде. Если бы он писал официальную рекомендацию и заверял её у главы ордена, ничего бы не было, но этот хитроумный сделал подлее. Его тайные знания приходилось вымаливать со слезами, и получивший их с таким трудом гордо нёсся к своим, делясь радостью, и теперь все! хотели делать так же, как Цинцзин.

Шэнь Цинцю раскритиковал сладости и властной рукой запретил их на своём пике, не ограничивая своих адептов во фруктах. Персики, абрикосы, вишни, груши душистыми горками стояли на столах даже у младших учеников. Их доставка была намного дороже изготовления сладостей, но Цинцзин так баловал всех адептов, включая обычных прислужников.

Старейшине Муну хотелось скрежетать зубами, но ничего не поделать, если не можешь себе позволить фрукты — ты меньше, чем никто, и заслуживаешь насмешек в спину, как аскеты Кусин.

Демоны бы попрали эту гуеву закрытость пиков. То, что сделали мудрые предки, теперь использовалось Лордом Цинцзин против них же.

Орден объединял пики вместе, но каждый был совершенно самостоятелен, и лорды могли делать у себя всё, что захотят, совершенно не учитывая мнения остальных. А всё из-за секретов совершенствования — у каждого пика они были свои, и никто ими не желал делиться. Только глава Юэ имел право задавать вопросы или требовать. Остальные нет. Никто не делился знаниями, не проводил совместных занятий с учениками. Пики обменивались тем, что производили. Артефакты меняли на защиту Байчжань, или на красиво написанные справочники Цинцзин, или на помощь лекарей. Личные дружеские отношения становились краеугольным камнем успешного сотрудничества, а возникнут сложности — орден обязан поддержать всех.

Поэтому проникнуть на Цинцзин, не получив скандал, было невозможно, как и обязать пикового лорда рассказать, что именно он у себя творит. Только доказанное предательство или вред ученикам могли заставить главу ордена вмешаться в дела пика.

Старейшине Муну оставалось довольствоваться крохами слухов и надеяться, что они не пропустят ничего важного.

Но гуев Шэнь Цинцю был слишком быстр, он мчался вперёд словно ветер, совершая немыслимые поступки, не давая им опомниться и перевести дух.

Даже потеряв поддержку Байчжань и Цяньцао, старейшина Мун всё ещё верил в возможность реализации давнего плана. Как он был наивен!

Следующим Шэнь Цинцю выбрал для удара Ваньцзянь и сделал всё подло, как и положено гадюке Цинцзин.

Явившись в блеске силы, он потребовал! изготовить струны, фактически плюнул этим запросом в лицо всем оружейникам. Ваньцзянь — сильный пик, он мог дать отпор даже второму по силе пику, ведь он третий в очереди на старшинство.

Это была ещё одна упущенная возможность. Они могли пригласить главу Юэ, и тот призвал бы Шэнь Цинцю к порядку, лезть на другой пик и требовать было страшным нарушением всех принципов сотрудничества пиков. Их связывали доброе партнёрство, а не приказы и кары. В старых договорах это было особо прописано. Но Шэнь Цинцю плевал на них всех, и на древние традиции тоже. Тогда бы ещё они могли остановить зазнавшегося бессмертного, но глава Ваньцзянь захотел отомстить, он насмешкой швырнул в помощники Цинцю самого негодного ученика и крохотную кузню впридачу, надеясь насладиться унижением высокомерного книжника, ничего не понимающего в сложном кузнечном деле.

Тот вывернул разом ситуацию, в тот же день вылечив ученика — словно ткнул всем в морду — вы негодные старшие! А потом сделал эти гуевы струны! Вчерашний калека, взятый Шэнь Цинцю под крыло, играючи грел металл в ладонях, с лёгкостью удерживая раскалённый поток своей ци, на глазах выплетая что угодно.

Глава Ваньцзань взвыл, он ходил следом за учеником с таким выражением, будто готов рвать на голове волосы, а потом, не выдержав, сбежал к Му Цинфану пить. Он пил как свинья неделю, в то время как Шэнь Цинцю окончательно подчинял пик Ваньцзянь своей воле, так что никому в голову больше не пришло усомниться в его праве старшего.

Шэнь Цинцю ворвался на Ваньцзянь на рассвете, вытащив всех из кроватей и оттаскав за бороду главного старейшину. Он тыкал демонической ци им в лицо, и все дрожали от ужаса. Это преступление! Угроза совершенствованию учеников! Это не жалкие угрозы гадюки Цинцзин. Против провинившихся восстанет весь орден, все добродетельные заклинатели станут врагами, нигде оступившиеся не найдут спасения!

Шэнь Цинцю не сказал никому, а сам! решил проблему, сразу же став для старейшин, учителей и наставников пика подобным небожителю.

Старейшине Муну и возразить было нечего. Когда вернулся глава, было уже поздно: все ученики смотрели на адептов Цинцзин, раскрыв рот, стремясь подражать во всём, а те приходили на чужой пик как на свой и спокойно распоряжались всем. И Лорд Ваньцзянь не возразил, он сам готов был стать учеником Шэнь Цинцю, разом забыв обо всех планах заговорщиков.

Хотя смысл о них вспоминать? Уже стало слишком поздно…

Подчинив себе три самых сильных авторитетных пика, Шэнь Цинцю ненадолго затаился. Остальные пики тоже замерли, никто не осмеливался интересоваться делами лорда-гадюки, не хотели привлечь его внимание, чтобы он пришёл к ним сам. До всех долетали только восторги Му Цинфана, который пел Шэнь Цинцю хвалу, и отрывистые указания учеников Цинцзин, столь же прекрасных и отстранённых, как и их глава. Все выжидали. И правильно делали.

Хуаньхуа выступил против Цинцзин, и все увидели то, что скрывалось в глубинах бамбукового пика. К дворцу Хуаньхуа тот привёл целую армию — полсотни взрослых обученных заклинателей, полностью преданных своему главе. Теперь пик книжников был сильнее и Ваньцзяня, и Байчжань вместе взятых. Ну, может, и не сильнее, но лёгкой победы, выступи пик Цинцзин против ордена, им не видать.

Старейшина Мун тогда лишь усмехнулся — и не таких обламывали, там, где не пройдёт грубая сила, помогут сложные печати и артефакты. Тяньлан-цзюнь — сильнейший небесный демон — был спелёнут как младенец.

А Шэнь Цинцю словно смеялся над ними, он тут же, на их глазах, лично снёс защиту Хуаньхуа, будто говоря: что вы со мной сделаете? Даже если вам удастся меня схватить, я рву тысячелетнюю защиту ордена пальцами. Вам не удержать меня!

Явление двух Шэнь Цинцю, принятое старейшиной Муном поначалу за ловкую мистификацию, оказалось ещё одним планом в плане. Внешне безобидным, но хитроумным и коварным в своей сути. Теперь их даже не отравить — один обязательно выживет.

Хотя отравить Шэнь Цинцю и так было непросто, своей грубой прямолинейностью он открыто нарушал традиции. Чашечка чая — символ примирения и желания обсудить сложные вопросы наедине — отвергалась им не глядя. Никто из глав пиков и их старейшин не желал потерять лицо, получив небрежный отказ и насмешку в зелёных глазах.

Теперь, оглядывая прошлое, планы Шэнь Цинцю казались очевидными. Он явил второго брата, только когда перетянул самых сильных на свою сторону и заткнул рты всем недовольным. Что бы ни творил Шэнь Цинцю — никто его не остановит. Нет таких героев, не после того, как сам глава Юэ Цинъюань встал за его спиной.

Защита Приграничья — дело для самых достойных заклинателей, но Шэнь Цинцю и тут всё вывернул. Пик книжников очищал земли сам, личными договоренностями получая помощь. Он не делал как положено: составить письменный запрос к главе ордена, собрать совет глав пиков, всё подробно обсудить… Нет. Он продолжал действовать так, как будто он один и ему не нужна ничья помощь. И успешно справлялся, передавая освобождённые земли своим сторонникам из числа родни учеников. Не удивительно, что те готовы были Лорда Цинцзин носить на руках. А император, на чью помощь старейшина Мун очень рассчитывал, ничего не делал, он выжидал, а потом поставил генерала Лю — отца Лю Цингэ — во главе Приграничья Наместником. Совершенно непонятная интрига.

Сейчас лорд Цинцзин идёт в демонические земли, ломая старинные договоры, и тут он вывернул всё в свою пользу. Он в своём праве — демоны первыми нарушили соглашения и напали на орден. Действуя самостоятельно, Шэнь Цинцю творит собственную месть, позволяя ордену Цанцюн оставаться в стороне.

Но что последует за этим…

— О, Шэнь Цинцю — имя тебе коварство, — простонал старейшина Мун. Угадать, что сотворит лорд Цинцзин, он не смог ни разу.

Его мысли снова вернулись к прошлому.

Они бы могли успеть, сплотиться и придумать новый план, но Шэнь Цинцю был слишком быстр, он носился словно укушенный демоническим шершнем, за жалкие три месяца сделав то, что другие не могут сделать и за сто лет. Он вносил мельчайшие изменения то здесь, то там, и надо было отойти подальше, смотреть сквозь толщу прошедшего времени, чтобы вместо небрежных мазков проявилась картина.

Демоническая техника, так подходящая Шэнь Цинцю!

Приветив старых учеников с других пиков, он стал полностью независим. Ещё можно было потребовать возврата, ведь ученики принадлежали своим пикам и несли в себе секретные тайные знания своих учителей, но незаметно Цинцзин обзавёлся огромной армией. По слухам, там было больше пятисот взрослых совершенствующихся, обязанных всем Цинцзин. С такой армией и всем заклинательским школам вместе не совладать.

Вот и не смели главы возражать, сделав вид, что присваивать чужое совершенствование — нормально. Даже глава артефакторов только обиженно губы закусывала, не решаясь потребовать своего ученика назад.

Один глава Юэ словно не замечал происходящего. Да и что ему возражать, Цинцзин особо уважительно относился к первому пику, всячески подчёркивая его статус, выполняя все распоряжения, даже если был с ними не согласен, и не споря с главой ордена ни по одному вопросу.

«Что же делать?» — думал старейшина Мун, досадуя, что главы Сяньшу нет. Умная женщина была хитра и с самого начала не доверяла Шэнь Цинцю, ища за всеми его действиями злые козни. Как же она была права…