Неправильно... или? - 2. Приключения в Хогвартсе (гет)

Спросонья чувствовать рядом с собой еще кого-то и понимать, что этот кто-то — не Лили, было довольно странно. Открыв глаза, профессор вспомнил события вчерашнего вечера и даже не удивился тому, что Айрин мирно сопит рядом с ним. Верней — фактически под ним, положив голову на подлокотник дивана и свесив ноги на пол.

Ее все устраивало. А вот его смущало. Само собой разумеется, за время, проведенное на Базе, он уже отлично знал, что альтернаторы к личному пространству относятся очень, очень наплевательски и к своему, и к чужому. Эти ребята могли без всякой задней мысли после тренировки завалиться на одну кровать в комнате вдвоем, втроем, а то и вчетвером всего лишь по той простой причине, что именно данная кровать находится ближе всех к двери, а для размещения на другой потребуется сделать два лишних шага, что делать им зачастую лень. Именно эти альтернаторы, включая Лили и Айрин, могли набиться всемером в двухместную палатку, или же после тяжелого задания заснуть прямо друг на друге, нисколько не смущаясь тем, что относятся к представителям разного пола. Альтернаторы при встрече могли обнимать друг друга так, как Северус мог позволить себе обнять только Лили. Стоит ли говорить о том, что Айрин наверняка спокойно и наплевательски отнесется к тому, что они вот так вот заснули чуть ли не в обнимку? Для нее это дело обычное. А вот для него — нет. Особенно когда он вспоминал, что под оцифровкой скрывается взрослая женщина. Это было… неприлично, в конце концов.

— Явик, бля, сколько объяснять — ты ж тяжелый, зараза, я тебе не матрас… — раздалось сонное бормотание, после чего Рин открыла глаза. — А, это ты…

«А, это ты». Вот так спокойно и равнодушно, как будто она рядом с собой не зельвара увидела с утра пораньше, а того же Явика.

— Доброе утро.

— Ага, — Рин потянулась, после чего потеряла равновесие и свалилась с дивана на пол. — Вот бля. А который сейчас час?

— Часы на стене, мисс Шепард, — ядовито произнес он.

— Слушай, ну чего ты издеваешься? Ну ты же знаешь, что для меня эти твои часы, как шифр древних египтян… просто скажи время. Пожалуйста.

— Не пищи только, — чуть усмехнувшись, он бросил взгляд на стену и произнес. — Три часа ночи. Странно.

— О, как раз самое время готовиться к большому набору пакостей, — девчонка гаденько захихикала и потерла руки друг о друга.

Он озадаченно посмотрел на Айрин. Похоже, когда она вчера в разговоре назвала себя «реактором на ножках», это было не преувеличение, а самая банальная истина. Слишком уж она активная, причем в любое время суток. Он уже знал о том, что Рин спит от силы пару часов в сутки, но до событий прошлого вечера как-то не задумывался о том, откуда нечесаная бестия берет силы для своих выкрутасов. Мерлиновы подштанники, да у него самого после всех заварушек едва хватает возможностей разгребать последствия и успевать жить в более-менее привычном темпе, а эта девчонка не только сама никаких затруднений не испытывает, но еще и оказывает посильную помощь в разборе проблем всем, кто под руку подвернется. А уж оставшуюся после всех дел энергию бросает на всевозможное «свободное творчество», в роли которого периодически выступают самые разные виды деятельности, но в данный момент — игра «доведи Амбридж до белого каления». Как у нее на все хватает времени и сил — вот в чем вопрос. Раньше он думал, что девчонка хорохорится и бравирует, но по прошествии некоторого времени понял — у нее действительно куча энергии, которую достаточно сложно направить в мирное русло.

Зато сейчас он как никогда понимает, откуда у Айрин взялась первобытная ненависть к родной матери и педагогам ее собственного мира. Какими же идиотами надо было быть, чтобы пытаться гиперактивного ребенка перевоспитать на свой лад и подчинить каким-то мифическим правилам вместо того, чтобы помочь найти ему свое место в мире. Как можно девчонку, которая даже посидеть спокойно дольше пяти минут не может, заставлять проводить несколько часов в день за музыкальным инструментом, или же за учебниками, содержимое которых детский мозг как губка впитал за сроки, в несколько раз меньше тех, что устанавливала школьная программа.

Забавно. Сейчас он дошел до момента, когда оправдывает ее перед другими. А ведь его в свое время изрядно доставала и ее манера говорить со скоростью пулемета, и привычка ходить кругами, и без конца болтающиеся под столом ноги, и то, как она вертится туда-сюда на уроках, при этом что-то перебирая в руках, пусть это и содержимое собственного пенала.

И куда делась эта непереносимость? Когда все поменялось? В тот момент, когда она спасла его от НТСК? Нет, наверное, уже позже. Когда ему пришлось работать вместе с ней? Нет… Тоже нет… В другом дело. Впервые ощущение чего-то родного при взгляде на нее появилось… Да, тогда, во время собрания Ордена Феникса и альтернаторов на площади Гриммо. Когда она сидела рядом с ним и со всей прямолинейностью высказывала, на каком именно отсутствующем у нее органе вертела мнение других о нем. О том, что она ему верит. О том, что он ее… друг, да. Тогда она впервые так сказала.

Сдалась ли ему ее дружба? Наверное, нет. Почему тогда он кидается теперь помогать ей по первому зову? Почему всеми силами старается… оправдать, что ли, оказанное когда-то доверие? Чем она так воздействовала на него, на язвительного протеанина, на агрессивного и нелюдимого Армстронга… Чем она так очаровала Спектра-предателя и предводителя вражеской армии машин?

— Профессура, спать на ходу — исключительно моя прерогатива, — фыркнула рядом девчонка.

— Прости, ты что-то сказала?

— Говорю, что не годится, чтобы ты на пару с нами в заварушку лез и огребал каждый раз.

— И ничего я не…

— Хватит против фактов переть и сам рассуди здраво, ты это хорошо умеешь, когда прекращаешь ерепениться и начинаешь думать. Кто попал первым под удар шавок Мейсера в прошлом году? Кто словил от Нагайны? Ну ладно, допустим, во втором случае без идиотизма Элькиного сынка дело не обошлось, но все-таки. Бери последнюю заваруху: мы с Эл в норме, а ты словил по полной программе — заметь, единственный из всей шайки-лейки.

— Хватит уже косяки мои перечислять, — возмущение скрывало за собой досаду. На себя, на Айрин за ее правоту и на весь мир за то, что в который раз оказался крайне несправедлив к нему.

— Ну извини — без этого никак. Потому что пока я не перечислю косяки, к достоинствам перейти не получится и аргументированно озвучить твою желательную для нас обоих роль в бою вряд ли смогу.

— Только быстро и покороче.

— Быстро и покороче: на ближний бой тебе можно даже не пытаться идти — прибьют голыми руками. Из всех заклятий, что ты выдумал за время нашего знакомства и что демонстрировал мне в прошлом, большая часть невербальная, но любая попытка применить их в ближнем бою закончится для тебя неудачей потому, что прежде их применения двадцать раз у тебя палочку из рук выбьют. Зелья всякие ты делаешь просто отменно, вот только видела я, как их ты пытаешься швырять… Так скажем, глядя на тебя я вспоминаю себя и понимаю, почему с меня и инструктора в «семерке» и Электра взяли клятвенное обещания ближе чем на десять метров к гранатам не подходить.

— Закончила? — ядовито уточнил он.

— О нет, только начала. Переходим к приятной для тебя теме — достоинствам то бишь. Не делай такое лицо — я отлично знаю, что тебе нравится, когда тебя хвалят. С другой стороны — а кому не нравится? Итак, начинаем. Во-первых — у тебя отличное зрение. Не знаю, как ты умудрился его сохранить таким с учетом того, что работаешь при ненормальном освещении, но факт остается фактом — видишь ты хорошо, замечаешь детали прежде, чем это сделают остальные. Второе — у тебя есть выдержка. Психическая, в смысле. Например, если надо сидеть долго и нудно в засаде то первой из нас двоих сольюсь именно я, а это показатель, знаешь ли, поскольку сама я не на последнем месте по этому делу нахожусь в целом. Третье — зелья у тебя действительно улетные. Если бы ты мог швырнуть их издалека в толпу врагов — кровь-кишки-распидорасило обеспечено лучше всех гранат мира. Хорошую дезилюминацию добавим, учтем то, что используемые тобой заклятия как раз-таки невербальные и в случае неожиданного прилета со спины радости не добавят… Ну и на закуску сюда еще несколько моментов вроде логического ума и стратегического мышления. Знаю — у вас, магов, это не шибко ценится, а вот для хорошего снайпера эти качества просто незаменимы.

— Подожди, ты хочешь сказать, что…

— Я уже это сказала, если ты не заметил, — фыркнула девчонка и, подбросив телекинезом дров в камин, села к зельевару спиной прямо на пол у огня. Подумав долю секунды, мужчина сел рядом с ней и, глядя на пляшущие языки пламени, произнес.

— Думаешь, выгорит дело?

— Если бы я не была уверена, что это может сработать, то не предложила бы — раз. Думать можно сколько угодно, но доказать мою теорию или опровергнуть ее сможет только практический опыт — два. Да и вообще — периодически вроде бы как не всерьез задумывалась, куда тебя задействовать, чтобы при этом польза была и под удар не подставлять.

— И почему же раньше не сказала?

— Чтобы ты меня послал? Или наорал? Или как ты там еще от людей защищаешься.

— И ничего я не… — он осекся. Собравшись с мыслями, надолго замолчал и все-таки решился поговорить с ней о том, о чем даже с Лили не решался. Не то, чтобы он не доверял любимой — вовсе нет. Просто не хотелось ее заваливать своими проблемами, у нее своих и так хватает. А Шепард… Шепард все время нечем заняться, так почему бы и не поговорить с ней. — Слушай, я не знаю, стоит ли вообще задавать этот вопрос, но… Почему ты ко мне прицепилась? Я не хочу сказать, что ты мне надоедаешь — это вовсе не так, хотя периодически хочется тебе врезать «авадой», а о том, что вокруг тебя полно тех, кто может помочь и при этом доставит куда меньше проблем и в общении, и во всем остальном. Почему у тебя вообще такая страсть — общаться с кем-то, с кем найти общий язык очень сложно?

— Сложно? Это с тобой-то? Пфф…

— Я серьезно, Рин.

— Раз меня по имени назвали в кои-то веки, значит действительно серьезно. Ладно, как бы тебе объяснить, чтобы и понятно было, и не вызвало каких-то там негативных эмоций. Слушай, это долгая история и вообще не понимаю, зачем этот разговор сдался… — попыталась съехать девчонка. Было видно, что она чего-то боится. Может быть того, что услышав причины такого ее поведения, он должен обозлиться и перестать иметь с ней дело?

— У нас полно времени до утра.

— Ладно. Ладно. Только пообещай, что не будешь обижаться, если что. Помнишь, я упоминала уже про книги, игры и фильмы, верней про то, откуда это все берется? — дождавшись его кивка, девчонка сцепила руки в замок и наклонилась вперед, после чего продолжила говорить, но в этот раз медленно, подбирая каждое слово и исподтишка наблюдая за его реакцией. Снегг привычно напустил на себя отстраненно-безразличный вид, поскольку понял: если сейчас хоть как-то даст проявиться своим эмоциям, то Рин это заметит и слова больше не скажет. — Про ваш мир там тоже было. Концовочка не ахти получилась: начиная с четвертой книги народ дохнет чуть ли не пачками. Сначала Седрик, потом Блэк — кстати, тут надо будет проследить. Мне он не шибко нравится-то, но давать наших убивать, зная о событиях наперед и ничего не сделать — это свинство как по мне. Так вот, за Блэком уже Дамблдор… Не нравится мне он, если честно, от слова «совсем», но насчет того, где именно погореть он может, я его предупредила — пусть сам себе соломку стелит, благо возможности там есть: просто не совать свои руки, куда не надо. Ну а в конце седьмой книги куча народу отъезжает: Грюм, Тонкс, Римус, один из близнецов Уизли — я уже молчу про то, сколько не шибко знакомого народа откидывает коньки во время боя за эту школу. Ну и знаешь — больше всех почему-то было обидно за твоего книжного двойника. С учетом того, что по прошествии первых пары месяцев тут я поняла, что ты точно такой же, как я себе представляла по книгам и… Ладно, забей пожалуйста, я иногда такую дурь нести начинаю, что самой за себя стыдно становится.

Ему показалось, или Рин даже покраснела? Та самая Рин, которую ничего, казалось, не могло выбить из привычной колеи легкого раздолбайства и тяжелого пофигизма на мнение окружающих. Или на его мнение ей уже не пофиг? Будет занятно, если это действительно так.

— Договаривай уж.

— С тобой все… Несправедливо и обидно получилось с самого начала. Втрескался в девчонку, которой до жестоких жизненных реалий, как до луны пешком, потом из-за этой же девчонки на тебя без конца наезжали, да еще и как минимум втроем… Уж я-то знаю, что это такое, когда отбиться силы не позволяют, а их больше, да еще и все остальные вокруг улюлюкают. Я на самом деле хорошо понимаю, почему ты с Эйвери и Мальсибером сошелся: когда все вокруг шипят, будешь поневоле рад любой компании, где тебя ценят и любят, даже согласишься закрывать глаза на очень многие недостатки этой компании. Того же Люпина вспомни — ему явно не нравилось поведение Джеймса и Сириуса, но он ни разу их не одернул, потому что на твоем месте боялся оказаться в итоге. А так — лучше пусть кого-то бьют, главное — не меня. Ну и у тебя также получилось: главное, что меня уважают и принимают таким, какой я есть, без проповедей на тему «то нельзя, это запрещено», без упреков в адрес происхождения и не шибко хорошего финансового достатка.

«Верней, полного отсутствия этого самого финансового достатка», — мысленно переиначил ее слова профессор. Забавно — та самая Шепард, которая всегда все в лицо говорит, наплевав на последствия, сейчас всячески смягчает острые углы.

— Знаешь, и раньше — до того, как в реале с тобой познакомилась, и потом, когда мы уже общаться начали… Я ведь все время нас сравнивала. Ну, в плане положения в жизни изначально, в плане того, какими путями мы шли вперед… Пути-то в целом одинаковые. Ты полез в Темные Искусства, я стала эдакой хамкой-пацанкой. И с тобой и со мной из-за перемен перестали водиться старые друзья и заметь — примерно в одно и то же время по возрасту у нас появились другие. Просто тебе досталась дерьмовая компания, а в моей были просто ребята-паркурщики, которые ничем плохим, кроме прогула уроков и не занимались. Ну а дальше… Стоит ли ожидать, что у пацана… во сколько ты там школу закончил, в восемнадцать, получается? Как-то ожидается, что в этом возрасте мозгов немного, да еще и учитывая жизненные пинки… Думаю, там уже похуй, куда идти, лишь бы хорошо относились и не обижали. Ну а с учетом того, что Дамблдор конкретно отказался тебя в Хогвартсе на правах препода оставлять, хотя ты уже тогда по умениям и Слизнорту, и тогдашнему преподу ЗОТИ мог фору сто очков вперед дать… Так скажем, это похоже на то, как у нас на работу не берут, если родословной не вышел, внешностью не угодил, или пришел на собеседование в таком же галстуке, как начальник и ему это конкретно не понравилось. Вроде как и понятно, что должность должна твоей быть, а вроде как и не дают место под солнцем, потому что директора, видите ли, что-то там беспокоит.

— Эйвери и Мальсибер его беспокоили. А еще мой характер, но об этом ты, думаю, и сама догадалась. Как же так — взять на работу того, кто не будет студентам задницы подтирать и станет требовать от них мозги включить, чтобы хотя бы проглотить то, что разжевали и в рот положили.

— Ну и ты пошел к Вольтанутому. Да оно и понятно: если люди не могут найти свое место в «нормальном» мире, не стоит удивляться тому, что они лезут во всякие группировки. Ну а потом, когда просек, что Элька под удар может попасть… ты ведь сразу ее понесся спасать, наплевав на то, что она как бы по другую сторону баррикад, да еще и, вдобавок, замуж вышла за твоего вражину. Тут, знаешь ли, еще подумать надо, много ли народу стали бы на твоем месте так поступать. А ты у нас на высокие чувства, как выяснилось, способен, причем сам до того момента об этом не подозревал. Ну а потом, когда пятнадцать лет назад… В общем, Дамблдор быстро просек свою выгоду и, улучшив подходящий момент, взял тебя в оборот капитально. При этом он уже и не возражал против того, чтобы ты преподавать здесь начал — как-то сразу наплевать стало и на участие в группировке Вольтанутого, и на так и не улучшившийся с момента выпуска из школы характер, ну и заодно — на тебя самого и на то, что ты… должен был чувствовать против всего происходящего. Я знаю, что он тебя уломал Гарри защищать. Но при этом, как ни странно, не сказал тебе ничего ни про крестражи, ни про то, что Поттеру-младшему предписывается от руки Вольтанутого сдохнуть. Конечно, в книге ему удается избежать смерти, но Дамблдор об этом знать не мог сначала и… В общем, как ни крути, а тебе не везет — берут в оборот все, кому не лень, но при этом никто не ценит по способностям и, вдобавок — всех карт не раскрывает.

Себя жалеть он зарекался. Примерно с того самого момента, как умудрился сорваться в истерику при Блэке и Поттере на первом курсе, за что получил кличку «Нюниус».

— А чего же ты на меня сразу взъелась-то, раз оказывается, что…

«Жалко меня было»… Это фразу он не произнес. Вместо этого после паузы добавил.

— Раз в целом, помочь мне хотела.

— Ну… Знаешь ли, после той памятной встречи на опушки, после того как ты меня дрянью обзывал и рукоприкладством заниматься начал… Просто не учла я, что по внешней разнице в возрасте ты воспримешь как оскорбление, что какая-то малознакомая сикозявка посмела к тебе на равных обратиться.

— Обращение «эй мужик» — это, как ты уже поняла, просто превосходный способ начать продуктивный диалог с обитателями моего мира и нашего времени.

— Да чего ты к этому «мужику» привязался-то? Сам посуди: со мной дополнительного инструктажа никто не провел, предварительного обучения, как это бывает со всеми нормальными стажерами на первом задании, не было. Я вообще о том, что мне придется в Хогвартс валить, узнала утром того же дня, хотя до этого уже настроилась на увлекательное турне по Темным Мирам в компании своей команды. Добавь сюда еще, что я задумывалась тогда, что та же Элька как на иголках из-за моего назначения, но списала все на нашу дружбу и её беспокойство за меня. Да потом еще и петля временно-пространственная меня хуй пойми куда закинула вместо пункта назначения! Магию мою заблокировали, чемодан этот гребанный тяжелый, зараза. Да еще и мужик, который нормальным показался, какие-то предъявы гнать начал, да еще и за плечо схватил — между прочим, у меня тогда синяки остались!

— Между прочим, у меня тоже!

— А у меня рефлекс!

— А у меня… Черт с тобой!

— А что, уже не Мерлин, а черт? — фыркнула Айрин.

— Иди к…

— К черту, или к Мерлину?

— Сейчас я в тебя уже чем-нибудь швырну.

— Так я ж увернусь, а уборку делать тебе. Подумай, надо оно тебе, или нет? — снова принялась отбивать подначки девчонка.

— Зараза ты, — тихо прошипел Снегг. — Вот так общаешься с девочкой-припевочкой год, а потом раз — и выясняется, что она давно о тебе все знает, а о чем не знает — о том очень верно догадывается.

— Вот поэтому я и не хотела об этом говорить, — помрачнела Рин.

— Да ладно тебе, я же не со зла, — он протянул руку и хлопнул Айрин по плечу. Судя по тому, что девчонка в следующий момент обернулась к нему, сияя, как начищенный сикль — сделал все правильно. В кои-то веки. — И все-таки. Даже беря во внимание все то, что ты мне рассказала. Почему… — он осекся. Сейчас он мог выглядеть в глазах Шепард как человек, набивающий себе цену.

— Ну а кто еще? С Сириусом и Римусом я познакомилась уже позже и, признаться — не шибко-то они мне и понравились. Первый может сгоряча наломать дров, а этим я и сама грешу периодически — мне как ни крути в компанию нужен не второй такой же идиот без тормозов, а кто-то, кто может в нужный момент и стопорнуть, и люлей выписать и раскритиковать хорошенько. Римус по той же причине не подходит — он привык молчать и этого у него, увы, уже не отнять. Нет, в бой я с ним пойду без базара — то, как он себя во время заварушки ведет, бесспорно, уважения заслуживает, а вот работать с таким в одной связке… Немного не мое, знаешь ли. Дамблдор? Вообще смешно. Он мало того, что куртка-трансформер, так еще и сам ни во что предпочитает не влезать.

— Куртка-трансформер? — чуть фыркнул Северус.

— Подними старые подшивки газет времен войны с Грин-де-Вальдом и узнаешь, что в детстве он с этим самым Вальдом водился. И, кстати, Темными Искусствами увлекался ничуть не меньше тебя. Ну, потом они с Вальдом поссорились и во время их дуэли… — Рин осеклась.

— Арианна Дамблдор погибла, — тихо произнес Снегг. — Об этом я знал, но… мягко говоря, не под этим углом.

— А куртка-трансформер — это такая шмотка, у которой лицевая сторона и снаружи, и с изнанки. Одной стороной вверх надел — она черная, вывернул наизнанку и надел — опа, и она уже белая или там зеленая, или синяя в малиновую полосочку. Как-то не нравятся мне такие люди, знаешь ли. Которые даже в собственных принципах лазейку ищут, которые окружающих втемную используют, которые по принципу «что позволено Юпитеру — не позволено быку» живут. Как такому доверять и как его о помощи просить? А с тобой все проще — по крайней мере, можно понять и мотивы поступков и ожидаемые сложности во время совместной работы. Правда, я до-последнего надеялась, что на геройство тебя не потянет: вроде как умный мужик и должен понимать, куда лучше не лезть, но как-то получается, что в нашей компании под удар все время попадаешь. А мне это не нравится. Но и подозреваю, что если я сейчас сдвину тебя в угол и по-честному потребую не мешаться, то ты мне этого не простишь никогда.

Она была права. Не простит. Хотя всё остальное уже давно простил: и то происшествие в первый день знакомства, и то, как она ему нервы трепала в последующее время. И то, как она влезла в его самые страшные воспоминания, тоже умудрился простить, потому что при всей своей злости даже тогда сумел признать свою вину. Но вот если Рин сейчас его пошлет подальше по принципу «а теперь, Северус, не мешайся под ногами и не лезь — это игра для взрослых людей, а не для всяких недомагов из низших магических миров»… Кто бы простил в такой ситуации? Точно не он.

— Если тебе действительно нужен снайпер…

«Если тебе действительно нужен я, верней», — мелькнула в голове мысль, но мужчина поспешно ее отогнал.

— Снайперы — это такие зверюги, которые лишними не бывают. А у тебя и выдержки хватит раньше времени огонь не открыть, и логики с тактикой, чтобы снять кучу уродов прежде, чем они поймут, что что-то не так. Тут столько просторов и для стелса, и для переговоров открывается, что мама не горюй. Сам понимаешь — у меня снайперы в свое время в команде были, так что знаю, о чем говорю, — Рин улыбнулась и, неожиданно подавшись вбок, развернулась и мягко приземлилась спиной на плечо зельевара. — Так что? Будешь у нас за невидимого и неслышного убийцу?

— Куда же я от тебя денусь, — он перехватил девчонку и, повинуясь все тому же внутреннему чутью, которое в последнее время удивительно правильно подсказывало ему, что можно сделать в той или иной ситуации, притянул ее за плечи к себе. — На неделе этим займемся — долечусь только.

— Я так думаю, это будет ближе к концу недели. Потому что сегодня и послезавтра я буду ТОЧНО занята. Ну а завтра у нас вроде как опять факультативы, если я ничего не путаю.

— Я так понимаю, ты будешь разделывать Амбридж. Не завидую я ей, зная твой арсенал.

— Ты чего тут про мой арсенал заливаешь? Ты знаешь только, что я хамить умею и ходить в стиле «я стояла на трассе, в школу сразу со смены». Ну и про то, что я отлично знаю законы и не позволю потеснить меня в моих правах всяким там…

— А что, ты еще и не такое можешь?

— Конечно! Значит так, дай подумать. Я могу натереть доску мылом или парафиновой свечкой. Дело долгое, но не дай все известные боги потом попробовать на этой доске что-то написать, а если учесть, что она не руками пишет, в смысле не мел в руку берет, а палочкой его заставляет корябать — урок гарантированно сорван. Еще могу вбить в стул гвозди остриями вверх — сесть на такое мало приятного. Могу тихо завязать шнурки ботинок под столом — благо, невербалку я отлично освоила. Еще могу демонстративно переспрашивать каждый раз, когда она что-то скажет, а если записываем под диктовку — каждые пять секунд просить диктовать помедленней, а то я не успеваю. Могу спрашивать, как пишется то или иное слово — на двадцатый раз нервы не выдерживают даже у самых крепких, а она далеко не из таких. Еще можно скрипеть пером так, чтобы как ножом по стеклу выходило, проговаривать вслух все, что пишешь — если это делают человек десять одновременно, то головная боль к концу урока обеспечена. Еще можно каждый раз что-то ронять с парты и, как она любит, поднимать руку и спрашивать, можно ли поднять предмет. Еще я могу… Ты чего?

— Мерлиновы подштанники, как я рад. Как я нечеловечески благодарен тому бедламу, который начался в прошлом году за то, что он примирил нас до того, как весь твой арсенал был испытан на мне. Рин, ты… Ты… У меня слов нет.

— А чего я? Я в районной школе десять лет проучилась. Часть фокусов, которыми преподов достают, у нас из поколения в поколение передается, часть — изобретается на ходу и, опять же, пускается по кругу. А с учетом того, что у наших преподов запас прочности повыше, чем у ваших тут, потому что они до нас не одно поколение таких вот чудовищ сделали…

— Сделали — это, в смысле… В каком еще?

— Я ведь тебе про Невилла показала все, так? Ну, вроде объяснила. Чего тут может быть непонятного? Если человек приходит в школу и видит, что учитель живет по тем же правилам, что и другое окружение, ну то есть может быть каким угодно, но уж точно не соответствием образу идеального педагога, стоит ли удивляться тому факту, что постепенно он теряет уважение в глазах ученика и дети от рук отбиваются? Знаешь ли, был один уникальный опыт, может быть, и в этом мире тоже… Макаренко фамилия у чувака была. Вроде как собрал малолетних преступников и умудрился из них воспитать достойных членов общества. Но в массе своей большинство преподов его опыт повторить так и не смогли. Еще мне книжка старая попалась как-то, «Республика ШКИД» называется — там абсолютно та же тема: из не совсем нормальных детей с малость (а у кого — и не малость) покоцанной психикой вышли в итоге нормальные люди. Вот это я понимаю — учителя. А наши… — Айрин с досадой рыкнула. — Как Амбридж в большинстве своем. Выбирают самых незащищенных, начинают травить. Не пытаются разобраться в первопричинах, которые побуждают человека поступать так, или иначе, но в итоге судят и осуждают. Какое, вот скажи мне, право они имели мне высказывать, что я на уроках сплю, если отлично знали, что я после школы подрабатываю, что меня дома лупят и мне вообще не до того, чтобы учиться? Так нет — мало того, что не пытались разобраться, так еще и добавляли. Ненавижу таких! А Амбридж вообще вон не заботит ничего, кроме того, как на Дамблдора наехать. Нет, не подумай, что меня дедуган шибко заботит, просто то, что она при этом готова жизнь куче народу переломать и не обратить на это внимания, реально до зеленого бешенства доводит.

— А я тебя, значит, не довожу.

— Нет. Верней, раньше доводил, но кажется, ты начинаешь исправляться. И это радует, если честно, причем очень сильно.

— Сарена перевоспитала, Явика перевоспитала, Предвестника перевоспитала, теперь за меня взялась, — подначил ее профессор.

— Ничего я не перевоспитала! Ну, то есть, я не ставила целью перевоспитывать кого-то. Просто делала так, как считаю нужным, если надо — объясняла, почему так поступаю, а уж то, что они заметили, что так, как я поступаю, действительно лучше выходит и приняли решение мне помогать — так это в итоге их заслуга и их выбор. Ну и то, что ты делаешь, в итоге — тоже при моем минимальном участии происходит. А если честно… Я и не знаю, почему так получается в итоге. Может я просто фартовая, может вокруг такие подбираются, может еще в чем дело… Мне до этого дела нет, если честно. Все происходит так, как происходит и пока это происходит хорошо для меня и моих друзей — пусть все это и дальше продолжает происходить. Ну ты меня понял, в общем.

— Понял я тебя, происходилка ты мелкая. Пять часов утра, если что. А у тебя еще ни одна домашняя работа не сделана.

— ЗОТИ! Точно. Как я могла забыть… — театрально всплеснула руками девчонка.

Остаток времени до утра прошел в полной гармонии. Он записывал результаты собственных экспериментов — благо, что время выдалось свободное. А Шепард, оккупировав полюбившийся коврик у камина, строчила доклад по ЗОТИ, причем делала это левой рукой. Почерк получался настолько ужасным, а предложения, которые периодически цитировала ему Рин, как особо понравившиеся ей в плане воздействия на психику Амбридж, были настолько занудными, длинными и бессмысленными, что он едва не начал зевать. Кажется, уничтоженный Поттером три года назад василиск был далеко не самым страшным чудовищем в этой школе.

Судя по тому, как дергалась Амбридж за обедом и косилась на него исподтишка, явно желая о чем-то поговорить — эксперимент Айрин с тем жутко заковыристым и практически нечитаемым эссе оказался на редкость удачным.

— Профессор Снегг, можно вас на пару слов? — ему показалось, или в голосе Амбридж действительно мелькнули заискивающие нотки? Видать, крепко ее племянница достала.

— Положим, на пару слов действительно можно, — милостиво согласился он.

— Профессор Снегг, не могли бы вы мне объяснить, что это значит? — на последних словах Амбридж практически сорвалась на визг. Зельевар же остался абсолютно спокойным, наслаждаясь шоу. Да, правильно племяшка говорила — с такими нервами в преподавательской деятельности не место.

И тут он не удержался — демонстративно оперевшись спиной на стену и сложив руки на груди, он принялся сверлить Амбридж изучающим взглядом. А заодно — мельком тем же самым взглядом скользнул по знакомому свитку пергамента, на котором самым убогим почерком, на который только была способна левая рука Айрин, было написано её эссе.

— Конечно же, на первый взгляд я могу ошибаться, профессор, но мне почему-то кажется, что это ничто иное, как эссе одного из учеников. Могу поинтересоваться — по какой причине вы решили показать его именно мне?

По лицу Амбридж пошли красные пятна. Ручонки с жирными кривыми пальцами нервно мяли край пергамента, а лицо профессора ЗОТИ скривилось в такой непередаваемой гримасе, что Северусу потребовалась большая часть его выдержки для того, чтобы не рассмеяться. И без того хорошее настроение сейчас вознеслось под потолок Большого Зала.

— Потому что это эссе написала ваша маленькая дрянь!

— Простите, не могли бы вы уточнить, кого именно имеете в виду? — продолжил он. Вокруг собралась толпа учеников, которые смотрели на открывающееся действо с неприкрытым интересом.

— Ваша племянница Айрин Шепард, профессор.

— Так вы ее имеете в виду? Понятно. И что же она натворила на этот раз?

«А вот и я. С попкорном, Теф и Явиком. Слушай, извини, если честно — до меня не сразу доперло, что в случае чего она к тебе прицепится».

«Что-то я тебя не вижу. Хорошо спряталась».

«Ага, на стропилах под самой крышей. Только не смотри, а то что-то заподозрят!»

«Уж не дурак», — привычно огрызнулся он и вернулся к диалогу с Амбридж. Тем более, что розовая лягушенция как раз-таки придумала, что именно сказать. Верней, как сказать, придумала…

— Она написала эссе!

— То есть, выполнила ваше задание? Хм, профессор, возможно, я что-то не понимаю, но мне кажется, что выполнение домашней работы учеником это не повод для серьезного разговора с его опекуном.

— Но вы посмотрите, каким она почерком это сделала!!! — визг Амбридж плавно перешел в ультразвук. Сейчас ему как никогда хотелось ответить в хамской манере Шепард что-то вроде «и чо?», но приходилось соответствовать выбранной линии поведения.

— Да, я уже знаю, что её почерк ужасен. Примите мои соболезнования и позвольте выразить сочувствие, поскольку проверять здесь, как я понял, придется достаточно длинный текст. А теперь, если позволите…

Учтиво кивнув розовому носорогу напоследок, он обогнул ее по широкой дуге и под восхищенные шепотки вслед направился к выходу из зала. Толпа расступалась перед ним, а вот перед Амбридж, которая явно собиралась его догнать и продолжить разговор, ряды учеников наоборот, смыкались.

Вопль «Профессор Снегг» вслед он предпочел не услышать. На первый раз с бедняжки Амбридж достаточно, да и племянница обиделась бы, доведи он ее до нервного срыва в самом начале игры.

Примечание к части

Та-дам! Написано было еще позавчера, но выложить из-за проблем с инетом смогла только сейчас.

Дозу успокоительного даме в розовом. Можно даже смертельную дозу...

Бечено.