Коноха. 8 ноября, 23 года после рождения Наруто.
Rascal Flatts — My wish +++
Как ни странно, Ичи успевает появиться в Конохе аккурат перед родами сестры. Он хочет лично взглянуть на племянников, поэтому уже седьмого числа, поздно вечером, отчитывается перед Хокаге и получает ключи от квартиры Сая: теперь брат жены спит у него; из мастерской, на правах мужа, Сай отказывается уходить.
Ичи мстительно улыбается, думая о том, что в его предыдущие визиты художнику приходилось маяться у себя. Хоть какая-то компенсация за то, что его поганка-сестра скрыла ото всех их отношения. И ладно бы только она, Канкуро, которого Ичи искренне все эти годы считал за родного брата, и сам ни словом ни жестом не намекнул.
Кику должна родить через неделю, но, внезапно, уже ночью её доставляют в госпиталь. Роды почему-то принимают Шизуне-сан и Кай, впрочем, никакой особой опасности нет, судя по словам ирьёнинов, а Сакуру Накику всё ещё любит не так сильно, как того же Кая.
Ичи появляется под утро: за ним приходит лично хозяин квартиры, которого, судя по недовольной и при этом зеленоватой морде, выгнали из больницы и послали курьером.
— Ты что, не рад появлению детей? — ехидно тянет Ичи. Вообще-то, такое поведение свойственно Куро, никак не ему самому, но с Саем он прямо не может удержаться.
— Она ведь не умрёт? — совершенно серьёзно спрашивает Сай, и у Ичи лицо вытягивается в недоумении. Что за глупости? — Мне не разрешили посадить на неё стрекозу.
— Конечно не разрешили, — фыркает Ичи, заваривая кофе. Он не беспокоится: сам вчера проверил состояние сестры, а учитывая, что детей двое, скорее всего, спешить некуда. Но Сай всё равно нарезает круги по квартире и достаточно раздражает, так что Ритсуми торопится вернуться с ним обратно в больницу.
Зачем ему вообще стрекоза, если у них какие-то хитроумные татуировки-кольца? Явно же на такой случай и рассчитаны. С одной стороны, Ичи не понимает каким образом Накику решила выбрать себе в мужья сталкера, с другой — наверное, лишним и не будет, с её-то удачей.
У крыльца Ичи сталкивается с Темой-чан, Канкуро и Гаарой. Песчаники все тут: жена Казекаге осталась управлять делами, а сам он прибыл не только, чтобы с Накику увидеться, но и с маленьким Шикадаем, который сейчас спит у Темари на руках. Ичи тоже не видел ещё мальчика, так что пользуется возможностью провести время с семьёй.
В коридоре, недалеко от родильного зала, внезапно обнаруживается целое столпотворение. Тут и вся команда Накику в сборе, и Акеми, которая то трясёт, то обнимает Сая и даже Гай-сенсей на своей каталке: видимо, пришёл поддержать своего дорогого друга Чиву, который сам выглядит бледнее обычного, хоть и светится улыбкой.
— Я стану дедушкой! — восклицает он, и Ичи закатывает глаза. Ему уже все сказали, что они очень похожи с Мицури-сенсеем, и, стоит признать, это правда: у них одинаковый оттенок волос, хоть у Чиву они и длиннее, почти одинаковый цвет глаз — ярко-бирюзовый. Даже форма лица одна. Но, насколько Ичи знает, в родстве они не состоят, хотя Мицури сам родился в стране Ветра.
— А мы с Хоши — дядюшками, — Кенджи притягивает к себе сокомандника, трепля по вновь отросшим волосам. Зато Кай наконец-то выловил его, чтобы нормально подравнять бородку. — Я самым любимым.
— Я — самый любимый дядюшка, — улыбается Ичи. — Потому что я брат Накику.
— Который постоянно где-то отсутствует, — парирует Кенджи, — а я с ней дольше всех был рядом и заменил тебя.
— Ты меня не заменишь, — не понять, то ли Тамкен серьёзно, то ли шутит: по нему сложно иногда сказать. — Так что не нарывайся.
— Я просто говорю правду, — бросает напоследок Тамеру и демонстративно отворачивается, что-то шепча Хошиме на ухо.
Видимо, что-то про идущую по коридору медсестру Момо-сан, потому что Хоши краснеет и кидает ей то ли флиртующий, то ли стыдливый взгляд. Ичи трудно представить, что когда-то этого парня называли чуть ли не главным хулиганом страны Огня.
Айро и Айриме рождаются уже к полудню, к трём часам роженицу разрешают навестить.
— Только все разом не вваливайтесь, — Кай демонстративно захлапывает дверь в её личную палату, прислоняясь к ней спиной и складывая руки на груди. — Сначала Акеми, потом брат.
— Который? — тут же спрашивает Кенджи, получая очередной недовольный взгляд от Ичи. Вот что его сегодня-то понесло?
— Которого она назовёт, — закатывает глаза Кай. — Как по мне, лучший вариант — это Хоши. Или Казекаге-сама.
— А отца можно уже запустить? — слабым голосом спрашивает Сай.
— Нельзя, — хмыкает Кай. — Сначала я тебя осмотрю и убежусь, что ты не собираешься падать в обморок.
Акеми, посмеиваясь, всё-таки сжаливается над Ичи и, как только Кай удаляется с Саем в соседний кабинет, дёргает его за рукав, быстро обнимает и тащит за собой в палату.
Кику выглядит вполне бодренько, хоть и видно, что не прочь поспать хотя бы двое суток, а детей всучить кому-нибудь другому.
— Мне нельзя шутить, — ворчит она, поочерёдно целуя свою имото и старшего брата. — Ладно, пришелец мужского пола похож на Сая, а вот женского…
— Анэ, это твои дети! — Акеми всплескивает руками и хохочет, наклоняясь над двумя кювезами. — Да, Айро и правда весь в папашу. А Айри похожа на Сасори!
Ичи внезапно припоминает какое сегодня число и с удивлением констатирует, что двойняшки родились в день рождения их неожиданного спасителя. Он смотрит на черноволосого малыша с тёмно-серыми глазами, а потом на явно каштаново-рыженькую девочку, у которой они то ли серые, то ли бирюзовые. И правда, ничего от родителей. Впрочем, новорождённые все похожи на картошку. Даже удивительно, что у них ещё прилично волосиков, особенно у девочки.
— Где Сай, кстати? — возмущается Накику, которая сама же и попросила Кая не пускать отца, пока его не проверят на вменяемость. — В обмороке, что ли, валяется? Козлина.
— Не злословь при детях! — шипит Акеми, своими шаловливыми ручками уже ощупавшая младенцев со всех сторон. Проверяет, если пол не перепутали? — Ой, она меня укусила!
— Ако, у неё зубов ещё нет! — закатывает глаза Кику. — И зачем ты ей палец в рот засунула? Ты хоть руки помыла?
Ичи смеётся, присаживаясь на кровать сестры и приобнимает её одной рукой. Ему хочется много чего у неё спросить, но пусть Накику и храбрится, видно, что она устала. Акеми всё ещё что-то воркует о том, что у неё аж три племянника появилось, а Накику пользуется возможностью притянуть к себе брата за хвост.
— Я хочу в Суну. Через месяц, наверное, показать детей… маме.
Ташика всё так же безмолвно живёт в своём мире, занимая уже не отдельную палату в госпитале Суны, а в одной из маленьких студий, недалеко от четы Казекаге. Ей выделили личную сиделку-ирьёнина, и всё это организовала, как ни странно, Ханаби почти сразу же после замужества. И Ичи, и Накику были благодарны ей, хотя причины бывшая Хьюга не объяснила. Но было у Ичи предположение, что это как-то связано с Неджи и тем, как он лежал в коме, но в итоге остался жив и вышел из неё, теперь уже найдя и собственное место в жизни.
— Может, подождёшь хотя бы три?
— Нет, — Кику поджимает губы. — Я давно её не видела, и пусть даже она никого не узнает, может, они ей понравятся? Мама всегда любила детей. И она не буйная.
Это правда, Ташика всегда была спокойной, и её психическое заболевание ни на что не повлияло. Возможно, ей действительно понравятся крохотные дети. Возможно, она увидит в них своих детей. Хотя их всего двое. Прямо как Ичи и Кику. Широ тоже навсегда останется в их памяти, отец, дядя и бабушка, но лучше жить в реальном мире, чем в иллюзорном.
— Сасори спас меня на войне, — внезапно меняет тему Накику. — Сай рассказал. И до этого он столько раз… как ты думаешь, он хорошо знал Риру-баа?
— Наверняка, — Ичи даже не задумывался о нукенине, честно говоря. И не знал, что Накику с ним сталкивалась после той пещеры. Она слишком много прячет, и этого не изменить: у неё всегда будут секреты и от него, и от других. Но она начинает чем-то делиться, даже добровольно, и это, наверное, хороший знак?
Акеми явно уже греет уши, и Накику явно об этом знает. Рыженькая всё равно делает вид, что занята детьми, а Кику просто откидывается на подушках и смотрит в потолок.
— Ты рада, что двойняшки родились в его день рождения? — понятливо уточняет Ичи. — Думаешь, это знак?
— Нет, — смеётся Накику, — а, может и да. В смысле, не знаю, верю или нет, но да, я, наверное рада. Он был ужасным человеком, которого исковеркала вражда и война. Но, посмотри, Орочимару и Саске тоже были ужасными людьми. Да и мы все хороши. Но, кажется, второй шанс даётся всем?
Кто знает, что там конкретно происходит в Джодо? Воскрешённые Эдо Тенсей тоже не всё могли им поведать. Возможно, их души в какой-то момент перерождаются и возвращаются обратно в этот мир.
А, возможно, просто ждут когда их любимые с ними встретятся. Возможно, физическое тело их матери ещё тут, а её разум уже там? И она уже встретилась и с любимым мужем, и с Широ, и с собственной веселушкой-матерью?
Ичи не хочет думать о грустном и понимает, что даже и не грустное-то это, наоборот, странно-вдохновляющее. Он с сестрой и названной сестрой, с племянниками, вокруг — семья и друзья, которые тоже радуются новому дню.
Кику засыпает в его руках в тот момент, когда в палату всё-таки заходит Сай. На Ичи он смотрит с конкретным намёком, который и без слов понятен: отпусти мою жену, это в моих объятиях она должна спать.
Всё же, у него хватает мозгов сначала посмотреть на собственных детей.
— Они же не от Саске-куна? — спрашивает Сай у Акеми, и та пялится на него с двадцаток секунд, зажимая себе самой рот, чтобы, видимо, не расхохотаться на всю больницу и не разбудить названную сестру. — А их на руки можно взять? И даже одновременно?
— Сай, ты — нечто, — всё-таки выдавливает Икимоно. — Даже знать не хочу, как тебе могла прийти в голову подобная мысль. Нельзя, а то ещё уронишь, чего доброго. У тебя руки дрожат.
Что Кику нашла в этом чудике, Ичи, наверное, никогда не поймёт. Впрочем, его сестра не менее странная. И, кажется, они всё-таки искренне любят друг друга. Потому что, несмотря на дрожащие руки, Сай настаивает и просит помощи у Акеми. А Накику во сне улыбается и бормочет что-то про несносных инопланетян и художников, которых никогда в жизни не выгонит из мастерской.
Коноха. Декабрь, 23 года после рождения Наруто.
Marshmello ft Bastille — Happier +++
Акеми суетится в мастерской, помогая Накику со сборами. В этот раз дорога предстоит сложная, и в три стандартных дня они точно не уложатся, потому что с ними два грудных ребенка. Конечно, стоило подождать еще месяца два, прежде чем собираться в Суну, но молодая мать вбила себе в голову, что ей непременно нужно туда. Акеми с ней спорить не стала, потому что она даже Ичи не послушалась, а говорил ли что-то по этому поводу Сай, она не знает. Наверное, говорил, он страшная курица-наседка, но раз Кику здесь и аккуратно складывает в сумку детские вещи, то отговорить свою жену не сумел.
Да и что такого может случиться в пути? Все хорошо, они с торговым караваном дней за пять доберутся, переживать не о чем. Двойняшки совершенно здоровые, с ними будет пятеро взрослых: помимо Акеми с Накику и Саем собрались еще Яхико и Шино. Райдо не увязался только лишь потому, что уже на какой-то миссии с Генмой, а иначе бы и он был. Вот нравится ему Суна и все, хлебом не корми, а дай туда смотаться. Чем он берет здешних девушек непонятно, но те смотрят на него влюбленными глазами и томно вздыхают.
Акеми, в принципе, понимает, что Райдо может кому-то нравиться, потому что даже шрам его не портит, а придает ему какой-то определенный шарм. Другое дело, что сама она вряд ли нашла бы что-то хорошее в том, чтобы стать очередной победой. Даже то, что у Канкуро был кто-то до нее ее немного покоробило, хотя больше из-за того, что она об этом ничего не знала. То ли он так хорошо это скрывал, то ли правду он говорит, когда смеется о ее избирательной слепоте, но это вообще не важно. Десять лет с тех пор прошло, а вместе они с ее пятнадцати, то есть восемь. Смех смехом, но реального повода засомневаться в Канкуро у нее никогда не было.
И не будет, в этом она уверена.
— Смеси точно хватит? Они сколько вообще едят? — спрашивает Акеми, перебирая вещи по второму кругу. Они с Саем переживают за то, чтобы Айро и Айриме не почувствовали никакого неудобства куда больше Накику, которая спокойна то ли как слон, то ли как удав, то ли как удав, проглотивший слона и ни о чем не жалеющий.
— Хватит, даже останется, — отмахивается от ее беспокойства Накику, заглядывая в колыбель двойняшек. — Чего ты так трясешься? Мы будто б не в Суну, а на необитаемый остров отправляемся. Там все можно купить.
— Кроме нормальных презервативов, — ухмыляется Акеми, вспоминая те, которыми они с Канкуро поначалу пользовались, прежде чем перешли на коноховские, которые посоветовал Райдо, а потом и на таблетки. — Хотя, может, сейчас уже и есть, не знаю.
— Кроме них, да, — хмыкает Накику, опускаясь на пол рядом с Акеми. — Ты нервничаешь больше моего.
— Ты вообще не нервничаешь, — вздыхает Акеми, прижимаясь бедром к Накику и обхватывая ее руками. — Просто мне… странно.
— Странно? Тебе странно мотнуться в Суну? — Накику зарывается пальцами в отросшие волосы Акеми, ласково и нежно. Старшая сестра как есть, уже давно даже и не понарошку, как-то так само по себе получилось, что они друг к другу притянулись. Почти как Мэйко-сан и Рира-сан, только у них все закончилось грустно, а у Акеми с Накику не закончится никогда.
Они же пообещали друг другу, что никогда не умрут.
— Мне странно, что я не вернусь потом сюда, — тихо отвечает Акеми. Накику ловит ее за подбородок и заставляет поднять голову. — Глупо, да? Три дня пути, но то, что я там теперь буду жить… странно.
— Мне было странно оказаться тут. Все чужое, все незнакомое.
Акеми моргает и вдруг хмурится, слушая Накику. Она никогда не думала о том, что та чувствовала, когда Гаара отправил ее в Коноху. Сама Акеми от радости и счастья готова была прыгать, потому что Накику ей очень нравилась и жить с ней рядом ей показалось чем-то хорошим. Теперь ей немного стыдно за то, что она тогда не проявила большей чуткости.
— Прости. Я страшно толстокожая, — вдруг говорит Акеми. Она садится в подобие позы лотоса, устраивает руки на своих лодыжках и смотрит на сумку, в которую еще нужно кое-что доложить. — Я всегда только счастлива была, что ты у меня тут есть. О том, что ты там оставляешь я не думала, потому что, ну… три дня пути?
— Три дня пути. Ты сможешь в любой момент сюда примчаться, а зная тебя, на это уйдет два с небольшим, — смеется Накику и щелкает Акеми по носу, когда та смешно морщится. — Мы с тобой два сапога пара. То ты толстокожая, то я.
— Дополняем друг друга, имеешь ввиду? — Акеми хихикает и наклоняется к Накику, чтобы звонко поцеловать ее в щеку. — Я тебя очень люблю. Очень-очень, вот так вот! — Она разводит руки в стороны, так, как делала в детстве, описывая размер своей любви к родителям.
Накику смеется и щипает ее за бок, как раз тогда, когда из колыбели доносится писк. Двойняшки просыпаются и требуют к себе внимания. Акеми берет на руки Айро, устраивается с ним на диване рядом с Накику и вздыхает.
— Я же буду любимой тетей? Я, а не кто-то еще? — требовательно спрашивает Акеми, уже зная ответ на этот вопрос: будет, потому что никого сильнее нее Накику не любит.
Кроме Сая, но он ее муж, бегал за ней столько лет и еще сделал с ней двух детей. Делить место с ним Акеми согласна, ведь и его она любит, почти также сильно как Гаару и Ли, потому что все трое кажутся ей удивительно беззащитными, хотя на самом деле такими не являются. Акеми точно знает, что каждый из них очень страшен в гневе, но в ее глазах они слишком милые, и их надо кому-то защищать. Хорошо, что у Гаары теперь есть Ханаби, которая его в обиду не даст, у Ли обожающая его Юката, а у Сая, собственно, Накику. Она, конечно, тот еще кактус, но если любит, то тоже очень сильно.
Акеми не остается на ночь, ей еще собирать свои вещи. Все памятное она запечатывает с помощью дяди в свитки. Исаму-сан смотрит на нее влажными глазами и в какой-то момент даже пускает слезу: ему грустно и тяжело отпускать племянницу, пускай даже он давно с этим смирился, все прекрасно знает, понимает и ее выбор одобряет. Дети выросли слишком быстро и незаметно, как только так вышло? Акеми старается его успокоить, но в итоге тоже плачет у него на плече. Она не может объяснить почему, наверное, просто потому что очень сильно любит его, потому что он будет выдавать ее замуж, когда они с Канкуро определяться с датой, потому что дедушкой ее дети будут звать именно его.
Рано утром Акеми выскальзывает из поместья и заглядывает на кладбище. Она прощается с родителями и даже останавливается у могилы Данзо. Ей нечего ему сказать, но он тоже часть этой истории, жаль только, что такая печальная. Акеми обходит могилы и останавливается у монумента Хи но Ши, которого касается пальцами. Воля огня всегда будет с ней, куда бы она ни пошла и где бы ни осела, это вряд ли когда-нибудь изменится. Ее же она передаст и детям, пускай даже они будут суновцами.
— Акеми, — ее окликает знакомый голос. Она оборачивается и видит перед собой Аикаву-сенсей, которая останавливается в паре шагов от нее. — Почему-то я так и думала, что найду тебя тут. Ты всегда сюда приходишь, когда хочешь подумать. Или на речку.
— Вы всех своих учеников так хорошо знаете? — Акеми смеется, прекрасно понимая, что да: знает, еще как знает. — Что-то случилось?
— Нет, просто хотела попрощаться. У ворот вас и так целая делегация провожать будет, — она вздыхает и подходит ближе, устраивая шершавые ладони на плечах своей ученицы. — Я не хочу быть со всеми, Кая и Аичиро хватит. — Аикава-сенсей рассматривает ее, заправляет ей за уши волосы и вдруг целует в лоб, а потом привлекает к себе. — Мне ни один из вас не понравился когда я вас увидела, но я ни разу не пожалела, что именно вы стали моими учениками. Вы выросли лучше, чем я могла себе представить, стали сильнее, чем была когда-либо я сама. Я горжусь вами.
Акеми крепко обнимает ее в ответ и смеется, тихо и искренне. Аикава-сенсей всегда была скупа на похвалу, а такую из нее выбить было невозможно. Видимо, она в самом деле их любила и любит, просто с появлением в ее жизни сына решила смягчиться.
Она действительно не провожает ее, но это и не нужно. Акеми становится легко на душе едва только она выходит за ворота, потому что как бы она ни любила Коноху, ее дом в Суне уже давно.
И любовь ее тоже там — с красивой злой усмешкой, темными бирюзовыми глазами и краской на лице. Страшная для кого-то, смертельная даже, но Акеми никакая другая и не нужна.