Настюша (джен)

Горсть хлебных крошек, взорвавшись фейерверком, осыпалась по асфальтированной дорожке набережной. Стая голодных птиц тут же набросилась на раннее угощение, нарушив тишину своим приветливым урчанием. Невысокий пожилой человек, протерев платком свои запотевшие очки, продолжил прогулку, удовлетворенно оглядываясь на довольных пернатых. В огромном, но напрочь прогнившем мире стало больше на несколько живых существ, довольных своей короткой жизнью. Незначительное событие, но хоть кому-то сегодня станет легче.

В столь ранний час дедушка совсем не рассчитывал встретить кого-то еще поблизости, поэтому был очень удивлен, разглядев очертания маленькой фигуры вдалеке. Кого именно он приметил, сказать было весьма сложно, учитывая, как подводит зрение в последнее время. Все же размен на седьмой десяток неумолимо дергает за звоночки, постоянно напоминая о себе. Борясь с тяжелой одышкой, он двигался вперед и по мере приближения к незнакомой фигуре осознал, что это всего лишь ребенок, а точнее, девочка лет шести. Это дедушка понял, приблизившись почти на два метра к ней. Самое странное, что никого из взрослых поблизости не наблюдалось, по крайней мере на расстоянии, при котором он мог что-либо разглядеть. Советское воспитание, а может, просто человеческая доброта не дали старику пройти мимо девочки, не удостоверившись, что она попросту не заблудилась среди улиц большого города.

Девчушка с кем-то громко разговаривала, это он понял сразу, благо слух более верно служил ему, нежели зрение. Во всяком случае, пока.

— ...уверена, что они будут другими? — недоверчиво спрашивала она. — Но... Да.

Дедушка уж было решил, что ребенок разговаривает по телефону. В современном мире эти технологии осваиваются намного раньше, чем азы математики. Но девочка, как это делают большинство детей, красочно жестикулировала обеими руками, поэтому держать трубку телефона не могла. А в ушках не было наушников, поэтому телефонная беседа исключалась точно.

— А кто приглядывает за малышкой? — добродушным голосом спросил старик, осторожно приблизившись к ребенку, пытаясь выглядеть как можно дружелюбней.

— Сестра, — без заминки звонко ответила она, смотря на деда снизу вверх.

Девчушка была миленькая, но сердце старика подсказывало, что детство у ребенка протекает не совсем так, как оно должно быть в ее маленьком возрасте. Старая поношенная джинсовая курточка, явно не знающая, что такое стирка, была накинута на легкое, местами драное платьице, так же знавшее более благоприятные времена. На ногах же девочка носила простые резиновые тапочки. Засаленные, нестриженые волосы слегка развевало ветром. Дедушкиного зрения уже не хватило на то, чтобы определить их цвет. Но вот большие зеленые глаза не могли оставить кого-либо равнодушным. Слегка испуганные, но такие любознательные, все это вызвало прилив горькой жалости. Чем руководствуется господь, заставляя страдать такие маленькие души?

— И где твоя сестренка?

— Да рядом, — по-детски отмахнулась она. — И сестра говорит, что остатки хлебушка сделают день немного позитивней не только птичкам.

Старик вздрогнул. Не понятно, что его больше смутило — та легкость, с которой ребенок ненавязчиво попросил еды, или то, что хлеб лежал в непрозрачном пакете, и знать, что именно лежит в нем, девочка явно не могла. Но дрожащая рука уже протягивала корочку маленькой незнакомке.

— Спасибо, дедушка, — вежливо, уже с набитым хлебушком ртом ответила она.

— Деда Гена, если пожелаешь. Как крокодил.

— Какой крокодил?

— Ну, из мультика, про чебурашку. Ты же смотрела его?

Девочка безразлично пожала плечами, продолжая жевать.

— А я просто Настя, — представилась она, наспех проглотив угощение.

— Очень приятно, — улыбаясь, ответил старик. — Так расскажешь старику, что все-таки делаешь тут одна. Заблудилась?

— Да нет. С сестрой гуляю, пока у нас дома приберутся, — закатив глазки, ответила она.

Просто дурачится, решил старик, но продолжил разговор:

— А где твои родители?

Этот вопрос явно не понравился ей. Настя прекратила жевать и, повернувшись немного вправо, на что-то пристально посмотрела. Девочка простояла так около минуты, прежде чем разговор продолжился.

— Сестренка говорит, чтобы я все рассказала вам. Не знаю почему, но она так хочет.

— А что именно она велит тебе сказать? — решив подыграть, спросил деда Гена.

— А еще Мариночка передает вам привет.

— Марина, так зовут твою сестренку?

— Да нет же. Моя сестра — Катя. А Мариночка — ваша дочка.

Старик, пошатнувшись, схватился рукой за перила, перед которыми они стояли. В районе груди что-то больно кольнуло, подгоняя дыхание.

— Ты не можешь знать мою дочу, маленькая.

— А я и не знаю. Она пришла вместе с вами. Говорит вам выпить таблеточку, которая лежит в правом кармане.

Дедушка даже не заметил, как принял лекарство, не моргая смотря на ребенка.

— Пойдемте, присядем на лавочку. Мариночка говорит, вам нужно почаще сидеть, если не хотите опять слечь из-за спины.

Старик послушно следовал за ней, как завороженный. И не проронил ни слова дальше, слушая детский голосок, который хоть и неумело выставлял слова, но все же без заминок начал поведывать свою историю.

* * *

Неприятная смесь запахов из жареного лука, табака и сырой мерзости сопровождал маленькую девочку все-то время, что она была вынуждена проторчать в подъезде чужого дома. Она просто стояла, смотря вдаль перед собой сквозь паутинки трещин на грязном окне. Никто в целом мире не знал, что в это время творится внутри маленького разума, переплетаясь вереницей мыслей. Хмурное лицо ничего не выражало, во всяком случае, ничего наивно детского уж точно, скорее, что-то серьезное хранилось за этой маской маленького безразличия.

Громкие голоса парней, собравшихся пролетом выше, внезапно перекрыл более громкий, истеричный то ли крик, то ли визг какой-то женщины.

— Опять весь подъезд закоптили, козлы!

— Не хами, тетя.

— Щас участковый придет, похамит тебе, отброс малолетний.

До девочки донесся звук громкого эха от захлопнувшейся двери, а через пару минут — шептание и топот ребят. Видно, угроза с полицией уже была подкреплена печальным опытом.

Когда подростки проскочили мимо нее, Настюша даже не обернулась. Зато горло сковал приступ внезапного кашля, который не отпускал ее пару минут. Когда дыхание пришло в норму, Настя поспешила подняться на пятачок, еще недавно занятый парнями. Кумар дыма действительно стоял столбом, а в нос ударил запах жженных тряпок, словно ароматы, витавшие в подъезде раньше, вызвали мало неприятных чувств.

Подоконник был заставлен горшками с комнатными цветами. Хотя, скорее, их останками. Сухие растения давно осыпались на землю, вперемешку с окурками, кожурками семечек и прочим мусором. Помогая себе маленьким пальчиком, Настя отсчитала третий горшочек слева, после чего, пристав на цыпочки, обхватила его худенькими руками и, пыхтя, осторожно поставила на грязный пол. Далее выдернула торчащую из земли палочку и запустила в образовавшуюся ямку свою ручку.

Когда замок двери, возможно, той самой женщины, орущей на подростков, щелкнул, Настя уже сбегала по ступенькам вниз, вытирая грязные ладошки о платьице, что-то пряча в своем кармане.

* * *

Изредка некоторые прохожие смотрели вслед Настюше, она же, не оборачиваясь, продолжала свой путь. Она любила бывать на улице, дышать городским воздухом. Тут она находила спокойствие, которого так не хватало в стенах родного дома. Настя видела, как взрослые дяди и тети ездят на автомобилях, решают какие-то дела по мобильным телефонам. Отводят ее ровесников в школы, встречают из них. В общем, занимаются чем-то ненормальным, изо дня в день. Она просто не понимала, что есть вещи незнакомые ей, которые как раз и называются вполне естественными и нормальными. Может быть, дело было в том, что таких людей Настенька видела не так часто, как своих соседей из не совсем благополучного района? Те люди были скорее похожи на ее родителей. Вечно недовольные, воняющие потом, куревом, дешевым пойлом, а порой и мочой. Просто тени с синяками под глазами, худыми лицами, снующие по городу, решая какие-то свои пустые проблемы, порой тоже по телефонам, правда, не таким красивым, как у редких «странных людей».

Настя сбавила шаг, когда пятиэтажный дом, в котором она жила, появился на горизонте. Опаздывать было нельзя, но спешить точно не хотелось. Она неторопливо шла, любопытно озираясь по сторонам, словно в поиске чуда, но кроме грязной улицы вновь ничего нового не увидела. Еще и злополучный киоск подозрительных беляшей заставил маленький желудочек выдать урчание, которое не по силам издать даже Соньке, — кошке, живущей в подвале их дома.

Вздохнув, Настюша нехотя направилась к своему подъезду, по пути не забыв погладить ту самую Соню, которая как всегда развалилась в лучах солнца и лениво вычищала свою черную шерстку. Кошка благодарно потерлась о худые ножки девочки и продолжила свое нехитрое занятие. Оставив ее наедине с уколом легкой зависти, Настя вошла в подъезд, который встретил ее обстановкой не намного приветливей того, где она провела сегодня пол-утра.

Едва маленький кулачок коснулся родительской двери, как та моментально распахнулась. Можно было подумать, что любящие родители заждались своего чада, потеряли ее и теперь радостно примут в свои объятия. Так мог подумать кто угодно, только не Настя.

Мутные, некогда зеленые глаза с трудом сфокусировали свой взгляд на дочке. Исхудалое лицо, на котором скулы выпирали так сильно, словно были готовы порвать дряблую кожу, выдавило некое подобие улыбки. Однако темные просветы на некоторых местах, где у других людей зубы, точно не придавали ей голливудский оттенок. Женщина чувствовала себя неважно, она куталась в грязный халат, дрожа всем телом.

С нетерпением впустив девочку в квартиру, она задала свой главный вопрос:

— Ну как прошло?

Вместо ответа дочка молча засунула руку в кармашек и извлекла оттуда два пакетика, наполненных мутным коричневатым порошком.

— Олег, Олег! — радостно закричала мамаша. — Не кинул барыга, что я тебе говорила.

— Так тащи сюда это дерьмо, — раздался в ответ недовольный голос «главы семейства». — Мало ли какую шнягу он туда насыпал.

— Да верняк дело, Костыль уже вторую неделю этот винт гоняет.

— Да этот валет любой аптечный подгон за афганку примет. Мне долго ждать?

Мама скрылась в другой комнате, позабыв про девочку. Скинув тапочки, она замерла в нерешительности, но чувство голода заставляло идти на встречу с родителями вновь. Переступая по пыльному полу, она шла к родительской комнате, по пути перешагнув через пакет, набитый пустыми бутылками, и тихонько вошла внутрь. Мамаша, как голодная собака, сидела на корточках перед мужем, с фальшивой преданностью держа перед ним зажигалку. Тот, к слову, своей худобой не сильно уступал жене, лицо лишь казалось шире из-за усов и бороды, а глаза, все того же потерянного оттенка, пристально следили за маленьким пламенем. Своего рода семейная идиллия.

— Мам, — робко нарушила тишину Настюшка. — Я есть хочу.

— Видишь, папе плохо? — не поворачиваясь, ответила мать. — Поищи в кухне что-нибудь и поиграй в своей комнате.

Папа вообще не удостоил дочку вниманием, сосредоточившись лишь над раскаленной ложкой, переминая левой рукой клочок ватки.

Настя облегченно вышла из комнаты. Смотреть, как папа с мамой принимают «лекарство», она терпеть не могла. Главное — она получила разрешение поискать еду, теперь ей за это не влетит. Хотя, зная папу, он мог запросто позабыть про него, тогда он ее опять накажет. Но это уже не важно, голод был сильнее страха. Со вторым она давно научилась бороться.

Внутри старого, местами ржавого холодильника она обнаружила лишь пару бутылок минералки, ничего съедобного внутри не нашлось. Встав на табуретку, Настя наконец нашла в верхнем шкафчике гарнитуры, чем можно перекусить.

Скушав заваренную пачку лапши быстрого приготовление вприкуску с куском черствого хлеба, Настюша поспешила уединиться в своей комнатке. Когда мать велела ей поиграть, она явно не учла того, что девочке понадобятся для этого какие-либо приспособления, к примеру, игрушки. Хотя одна у нее все-таки была. Маленький плюшевый зайчик, пыльный, как и все вокруг, но когда она прижимала его к себе, это вызывало старые воспоминания, когда Настю крепко обнимала старшая сестренка. За всеми этими мыслями девочка не заметила, как из больших зеленых глаз потекли слезы.

— Так, что за дела, я же говорила, что не хочу видеть слезки моей Настюшки!

— Катюша! — сквозь слезы радостно закричала девочка, после чего испуганно закрыла свой рот ладонями.

— Не бойся, они тебя уже не слышат.

Сестренка присела на кроватку рядом с ней. Настя как всегда протянула маленькую ручку, но она вновь прошла сквозь тело сестры.

— Никак не привыкнешь? — весело улыбаясь, спросила Катя, наклонившись перед сестрой.

Настя и вправду никак не привыкнет. Она иногда может видеть эти зеленые глаза, большую улыбку. Видеть, как развеваются русые волосы. Но обнять сестру она так и не смогла, как ни пыталась это сделать с прошлой осени.

— Забери меня с собой, туда, где я смогу быть с тобой, как раньше! — едва слышным шепотом попросила девочка.

— Я открою тебе секрет. Туда не пускают маленьких детишек, позже, намно-о-о-о-ого позже.

— Я уже не маленькая.

— Я знаю, — тяжело вздохнув, ответила сестра. — Но тут смотрят по годикам, а их у тебя маловато.

— Тогда приходи почаще, а лучше вообще не уходи.

— Я всегда буду рядом, а сейчас не перебивай и слушай внимательно. Завтра твоя жизнь изменится навсегда, ты должна быть готова….

* * *

Следующим утром Настя проснулась от громких воплей родителей, доносившихся из-за стены и сопровождаемых грохотом мебели. Не нужно было прислушиваться, чтобы понять причину их ссоры, голоса звучали слишком отчетливо, даже когда Настюшка прятала голову под подушкой.

— Да не брала я!

— Врешь, сука!

— Да кл…

Ответ матери был оборван звоном громкой пощечины.

— Ты меня за лоха держишь? Все приблуды на столе валяются, хотя я сныкал вчера их в шкаф. Все сдолбила, мразина? Пока я дрых, Костыль твой ненаглядный заглядывал?

— Ты поехал, Олег. Ты разбудил меня, я спала как убитая.

Новая затрещина прозвучала за стеной. Потом еще одна.

— Где мой дозняк? Быстро сюда, я сказал!

— Не… знаю. Не брала.

Очередная пощечина завершилась падением чего-то тяжелого на пол, сопровождаемым звуком битой посуды.

— Мышь.

Затем отец истошно завопил.

— Сука, ты порезала меня!

— Оставь меня, придурок!

Резко распахнутая дверь спальни с оглушительным грохотом впечаталась в стену. Судя по шагам, отец бегал в кухню, после чего вернулся обратно.

— Олег! Что ты... Брось нож, пожалуйста! Оле-е-ег!

— Где. Мой. Дозняк?!

Обезумевший голос папаши доносился вперемешку с каким-то мерзко чавкающим звуком. Это длилось несколько минут, пока мать хрипела, затем все стихло. Через несколько минут вновь раздался грохот мебели.

— Пора уходить из дома, вернемся позже.

— Катя, она..?

— Идем. Когда будем проходить мимо спальни, смотри вправо, на старые часики бабули.

Настюша в сопровождении сестры тихонько выбралась из комнаты, стараясь не шуметь, на цыпочках направилась к двери. Но добравшись до настенных часов, не послушала Катю и заглянула в комнату.

Край маминого халата виднелся в дверном проеме. И он весь был пропитан красной жидкостью. А отец ползал под письменным столом, с треском отрывая плинтус с пола. Насколько можно было его видеть, он также был испачкан чем-то липким и красным.

Отец настолько был занят своим делом, что, скорее всего, даже не услышал, как открылась входная дверь, и легкие шаги застучали вниз по лестнице…

* * *

Сердце опять больно напомнило о себе, но дедушка этого даже не заметил. Он как завороженный сидел на скамейке рядом с Настей, слушая ее недетскую историю. Сказать, что он был в шоке, было вполне уместно. Дед мог ожидать сегодня чего угодно, но точно не такого рассказа от ребенка. Ни на секунду он не посмел усомниться в его подлинности.

— Я и впрямь не знаю, что сказать, маленькая, — все, что смог выдавить из себя старик.

— Так это я же должна была говорить.

— Но почему?

— Мариночка говорит, вы знаете почему.

— Как… она там? — смотря в пустоту, слабым голосом спросил дедушка.

— Все хорошо. Передает, что вы не виноваты, прекратите корить себя. Но она очень просит не дать загубить Алешку. Кроме вас ему никто не поможет. К сожалению, он не может видеть ее.

— Но ты можешь, почему?

Девочка просто пожала плечами.

— Я иногда просто говорю с ними. Не часто, я тоже редко их вижу. Но они приходят, когда сильно нужны. А кто такой Алешка?

— Внучек, — все та же тихо ответил старик. — Я должен…

— Конечно, поспешите. Она с вами, всегда.

— Но как же я тебя оставлю?

— Ой, не переживайте. Мы с Катей скоро домой поедем. Она говорит, там уже все меня обыскались. Их там больше не будет, а значит, все будет хорошо.

Старик, тяжело поднявшись, в последний раз посмотрел на Настюшу. Она, помахав ему ручкой, по-детски прискакивая, вернулась к перилам, решив еще немного полюбоваться корабликами, плывущими по водохранилищу.

Набережная уже заполнялась людьми, город начал жить новым днем, порождая новые истории, которыми живут тысячи переплетенных судеб. И пока деда Гена спешил исправить то, что еще можно исправить, Настюша стояла все там же, а лицо ее озарилось поистине невинной детской улыбкой. Маленький кулачок разжался, и пакетик с мерзкой гадостью, пролетев несколько метров, булькнул в воду, забирая с собой самые горестные воспоминания.