Crawl Across This World (гет)

После падения Волдеморта Драко не осмелился вернулся в Хогвартс. Цена войны была слишком велика, а тяжесть последствий буквально не давала дышать. Она коснулась всех и каждого, изувечила и изменила до неузнаваемости. Хуже всего было то, что время не спешило залечивать душевную боль.

Как на зло, разум раз за разом воскрешал страшные картины, тревожевшие всё еще свежие рваные раны: замок, каменной грудой покрывшие территорию школы, многочисленные тлевшие пепелища, образовывавшие одно огромное черное пятно, и изувеченные тела. Повсюду тела. И Пожирателей Смерти, и учеников. И виновных и невинных.

В глотке Адского пламени оказался и Крэбб. А Гойл, потеряв единственного настоящего друга, просто сломался и исчез. Драко винил в этом только себя. Винил за то, что втянул их в этот кошмар. Вспоминая прошлое, он презирал себя за то, что привел этот карикатурный дуэт в Выручай-комнату. Прямиком в руки к самой смерти. С таким же успехом он мог бы убить Винса своими же собственными руками.

По иронии судьбы, осужденные или нет, родители Винсента при любом раскладе не могли по-человечески похоронить сына.

Вскоре исчез и сам Грэг, не сказав никому ни единого слова. Драко знал, что вина до самого конца его жалкого существования будет тянуть его вниз, прямиком в бездну, мертвым грузом, привязанным к его шее.

И хотя Блейз убеждал его в том, что он не виноват, что всему виной война, Драко считал его лжецом, не в силах наблюдать, как беззвучно плачет Панси, прижимая к груди убитого горем Грэга, будто он был самым ценным, что у неё осталось в жизни. его сердце разрывается

— Ты вернешься? — голос Панси был хриплым от непрекращающихся рыданий.

— Нет. А ты... Ты вернешься?

Она не вернулась. Ни один его однокурсник не вернулся назад. Кто-то перевелся в другую школу, кто-то продолжил обучение на дому под присмотром личного преподавателя. Они все просто-напросто сдались, исчезли, залегли на дно, будто их и вовсе никогда не существовало.

В сентябре Драко появился на вокзале Кингс-Кросс. Облокотившись на одну из колонн, он скрылся в тени от посторонних глаз и внимательно наблюдал за суетившимися волшебниками.

Повсюду мелькали знакомые лица. Например, тот парень, Лонгботтом, изменился до неузнаваемости и выглядел уверенным и храбрым, таким, каким и должен быть настоящий гриффиндорец. А Лавгуд, как обычно себе на уме, будто парила над платформой, цвет её волос, удивительно светлых, сразу же бросался в глаза. Драко прекрасно понимал, что платиновый оттенок, почти как у него, сбивал всех с толку. От его цепкого взгляда не могло укрыться облегчение людей, которые понимали, что ошиблись.

Он внимательно наблюдал за тем, как Поттер и Уизли душили Грейнджер в объятиях перед тем, как она скрылась в поезде. Одна. Значит слухи не врали, и Мальчик-который-выжил и его дружок действительно не собирались возвращаться в Хогвартс, и, возможно, вообще отправлялись на курсы авроров.

Во всяком случае, всё случилось именно так, как он и предполагал: Грейнджер вернется в школу, неважно, с друзьями или без.

Драко поморщился, когда она поцеловала Уизли, неумело и неуклюже, и фыркнул. Они напоминали Панси и его самого, очарованных лишь идеей любви, которая не оправдала всех ожиданий. Они такие же. Такой же и Поттер, неловко обнимавший на прощание девчонку Уизли.

Вряд ли кто-нибудь из них понимал, что делать дальше, когда военный адреналин иссяк; подобно ему исчезли и оправдания их жалким ухаживаниям.

Драко был почти уверен, что Поттер узнал его, покидая платформу, но Мальчика-который-победил он совершенно не интересовал. Он устал. Он отдал войне почти всё, что у него было. И только сейчас герой магического мира начал медленно восстанавливаться, всё понемногу приходило в норму; всё, как и замок, который Драко не суждено было увидеть снова.

Малфой старался не оглядываться. Старался не думать о потерянном доме, о загубленных жизнях. Старался не думать о совершенных ошибках и былых предрассудках.

— И что ты собираешься делать дальше? — как-то раз почти шепотом спросил Блейз, на поднимая неподвижного взгляда с чашки с горячим чаем.

— Я не знаю.

В конце концов, Драко нашел утешение в путешествиях. Говоря о его жизни в целом, в Англии он вырос, в Шотландии — учился и, ко всему прочему, пару раз побывал во Франции с родителями, и то в детстве. С тех пор, как его родной дом пришел в запустение, его больше ничего не держало здесь. Впрочем, он так и не понял, почему они не вернулись туда, ведь отец любил этот дом не меньше матери.

За считаные месяцы он пересек всю Ирландию, не пропустив ни одного мало-мальски приличного бара. Маггловский алкоголь оказался приятным открытием для Драко. Действительно приятным, в отличие от похмелья, которое неожиданно постигло его где-то в Дублине.

С тех пор, как он появился здесь, никто не обращал на него внимание, все проходили мимо. Либо магглам было просто наплевать, либо странная коробочка с краской для волос все-таки была не такой бесполезной, как он думал сначала.

Драко искренне верил в то, что с темными волосами, он выглядел по-идиотски, и поэтому он скучал по платиновому оттенку, счастливым обладателем которого он был, по меньшей мере, всю жизнь. Пусть он был слишком заметным. Пусть он был лишком узнаваемым. Иногда он и сам был солидарен с людьми, которые требовали его ареста. Драко не представлял, что его могло ожидать по возвращении домой.

И он не был уверен, что хотел бы узнать.

В декабре, изнывая от однообразия, он перебрался в Австралию. Нельзя сказать, что такое решение было спланированным, однозначно нет. Но оно, казалось, было наилучшим. В своей правоте он убедился сразу, стоило ему ощутить тепло порт-ключа в ладони.

— Он активируется через десять минут. На вашем месте, я бы не попадалась на глаза случайным прохожим, — посоветовала ему уличная ведьма. — Но Вы могли изготовить портал и самостоятельно, — после короткой паузы добавила она.

— Забыл палочку, — а на самом деле так и не смог обзавестись еще одной. После войны он вернул временную палочку матери, ведь его собственная — любимая палочка, полученная в одиннадцать — была в собственности Поттера, и только чувство стыда не позволяло вернуться в лавку Олливандера…

Драко едва мог назвать себя волшебником.

Порт-ключ перенес его в неизвестно куда. Сначала он не понял, где он оказался. Солнце нещадно палило, и уже через час на его коже выступили зудящие красные пятна. А на третий час внезапно подступила слабость, он был близок к тому, чтобы свалиться посреди дороги.

— Обезвоживание — это очень опасно, будте осторожнее, — сказал какой-то мальчишка в ярких шортах и протянул бутылку воды.

Малфой рассеяно кивнул, провожая взглядом мальчика. Снова один. Но ему это даже нравилось.

Потом он нашел и дом, где поселился с несколькими соседями, которые днями пропадали на пляже и часто оставляли его в полном одиночестве. Драко жил, как маггл, окончательно приняв изгнание из магического мира.

Сначала было тяжело: маггловский мир был полон странных и раздражающих вещей. Например, телевидение поначалу нервировало, пока не стало частью ежедневной рутины.

Что нельзя сказать о микроволновках, которые до сих пор его пугали.

А однажды один из его соседей по комнате взялся обучать Драко вождению, и ему потребовалось менее пяти минут, чтобы снести почтовый ящик. С тех пор он поклялся больше никогда не садиться за руль этой адской машины.

Позже Драко устроился в книжный магазин, полный книг, которые он никогда в жизни не брал в руки. Конечно, при выборе работы в первую очередь его подкупила спокойная и комфортная атмосфера, которая казалась ему более чем успокаивающей. Он невольно подумал о том, что попади сюда Мадам Пинс, её хватил бы удар, стоило бы ей услышать приглушенные рок-мотивы, которые транслировались в магазине, но ее здесь не было, да и быть не могло.

Пару месяцев спустя он всерьез увлекся Шекспиром. В один из дней, читая «Сон в летнюю ночь» за прилавком, он сразу обратил внимание на несвойственный этому месту британский акцент. Драко поднял голову и с осторожность оглядел зал. Мало ли авроры передумали и решили бросить его в Азкабан, каким-то образом опредилив его местонахождение? Он не сомневался, что найти его — пара пустяков, ведь он, как назло, давно перестал пользоваться краской и коротко подстригся, чтобы вновь отрастить платиновые пряди. Челка постоянно норовила закрыть обзор, и он без конца ее поправлял, пока, наконец, не заметил семейную пару около стеллажа с классикой.

Они говорили тихо, и, видимо, Драко их не интересовал. Без сомнений, они были магглами. Теперь ему хватало одного мимолетного взгляда, чтобы определить принадлежность людей к тому или иному миру. Например, их выдавало то, как они держались, или то, как комфортно они себя чувствовали в определенном окружении. Даже магглорожденные разительно отличались от обычных людей, такое сильное влияние на них оказывал мир магии.

Они точно были обычными магглами.

Они приобрели целую гору книг (Драко невольно вспомнились сборы и суета перед первым курсом Хогвартса) и кассету, — Дэвид Боуи, про себя заметил Драко, альбом «Space Oddity» — которая выглядела немного аляповато.

— Эти касеты такие недолговечные, не находишь? Не успеваешь поставить их в проигрыватель, как они ломаются, — виноватым тоном сказал мужчина своей жене, и она покачала головой, весь ее вид выражал безграничную нежность к мужу. Сложилось впечатление, что такое случалось уже не в первый раз.

Драко усмехнулся, пробив кассету.

— Хороший выбор, — от нечего делать он прослушал большую часть имеющихся в магазине записей и был приятно удивлен, что большая часть пришлась ему по вкусу. И хотя отсылки в некоторых песнях до сих пор оставались непонятными, сам музыкальный мотив и ритм был приятен уху. — Нравится что-то определенное?

— «Письмо Гермионе».

Драко напрягся.

— Но ведь она депрессивная, Вам не кажется?

— Да, возможно. Но только если проникнуться настроением, которое создает Боуи. В некоторых отрывках, например, можно уловить особенный смысл.

Он положил копию шекспировской пьесы «Зимняя сказка» в пакет и вспомнил, что сицилийскую королеву в ней звали Гермиона. Интересное совпадение. Но кто знает, может быть, им просто нравилось это имя.

— И какой же?

— Такое чувство, что отец отпускает дочь из семейного гнезда, — мрачно ответил он. Жена за его спиной грустн вздохнула, а его губы растянулись в полуулыбке. ­— Но это лишь моя интерпретация.

Драко кивнул и застыл, когда заметил греческую мифологию среди других книг. Он старался выглядеть невозмутимо и изо всех сил пытался сфокусироваться на работе, но не смог и бросил на пару короткий изучающий взгляд.

Драко вспомнил, что как-то раз Панси говорила о том, что ненароком подслушала разговор между Грейнджер и Уизли в «Трех метлах». Уизли спросил что-то про воспоминания и родителей Грейнджер, на что она лишь горько усмехнулась.

— Она сказала, что не смогла их найти. Знаешь, я никогда бы не подумала, что Грейнджер наложит на них Обливиэйт и спрячет в Австралии. Видимо, что-то пошло не так, и они просто исчезли.

Он не удивился, ведь заклинания, изменяющие память, очень капризны. И он не понаслышке знал, как они работают. Главная сложность заключается в том, что благие намерения волшебника никогда не гарантируют успешность, и стоит сделать хоть одно неуверенное движение, позволить голосу дрогнуть хоть на мгновение или показать душевную слабость, последствия могли быть непредсказуемыми. Нельзя забывать и о табу, согласно которому не следует применять сильную магию подобного рода на близких членах семьи. Подобные заклинания вынуждают волшебников брать огромную ответственность на себя, мало кто может это вынести. Особенно, когда дело касается семьи.

Она была похожа на них.

От подобной мысли его передернуло, а к горлу подступил ком. У Мерлина плохое чувство юмора…

Невозможно. Исключено.

Но здравый смысл упрямо твердил об обратном.

Не вмешивайся, сказал он себе. У них не возникло вопроса, касательно его акцента, и он сам не горел желанием начинать разговор на подобную тему.

Сидней — многомиллионный город. Вероятность встретить их снова равнялась нулю.

Сначала он себя в этом убедил. Но, по иронии судьбы, они стали частыми посетителями в магазине и заглядывали сюда хотя бы несколько раз в неделю. По субботам Моника любила занимать место в самом углу зала, в дали от любопытных глаз, в теплой компании ароматного кофе и какой-нибудь книги; она даже вела себя, как Грейнджер, когда они случайно пересекались в библиотеке. Венделл иногда заводил с ним короткие разговоры, которые сводились к теме мифологии, или давал комментарии касательно творчества Дэвида Боуи, как будто ему было больше не о чем поговорить с Драко.

У них никогда не было детей, однажды невзначай упомянул Венделл, бросив грустный взгляд на свою жену, и добавил, что будь у них дочь, он непременно назвал бы ее Гермиона.

Как бы он не хотел, Драко не мог сидеть сложа руки.

В апреле он приобрел новую палочку: десять дюймов, сандаловое дерево. В ладони она лежала совершенно по-другому, не так, как боярышник. Единственной деталью, которая не претерпела никаких изменений, являлась сердцевина — волос единорога. Только взяв её в руку, Драко почувствовал облегчение — палочка прекрасно слушалась его. Как в старые добрые времена.

Она была другой, но и он тоже был другим. Боярышник был присущ волшебникам, живущим в постоянном смятении. Он верил, что это период в его жизни наконец-то отступил.

Не теряя времени, Драко аппарировал в мэнор в первый раз после своего добровольного исчезновения из магического мира. Остановившись перед отцовской библиотекой, он закрыл глаза в предвкушении.

Всё вокруг было покрыто толстым слоем пыли — видимо, ни одна живая душа не была здесь с тех пор, как его отца приговорили к тюремному заключению. Глаза защипало, но он отодвинул все чувства на второй план и задумчиво побрел вдоль книжных полок.

Драко поторопился уйти до того, как новость о его возвращении дойдет до его матери. Он почти ненавидел себя за свою слабость.

Малфой просто был не готов.

Недели. Он провел недели, зачитывая взятые из дома фолианты до дыр и оценивая все риски. Было бы правильнее — вернее, безопаснее — если бы он оставил все, как есть. Драко не раз хотел всё бросить, но что-то глубоко внутри упрямо требовало закончить начатое, хотя бы раз сделать правильный выбор. Возможно, вина. Или совесть.

Как ни старался, он не мог выкинуть из головы воспоминания о Грейнджер, когда она билась в агонии на полу его родного дома, пока Беллатриса старательно выводила буквы на ее предплечье. Воспоминания буквально преследовали его днем и ночью, и он был вынужден взять отгул в одну из суббот, только чтобы не видеть лиц Венделла и Моники. У нее были их глаза.

В тот день он просидел взаперти весь день, тупо уставившись на побледневшую Темную Метку и шрамы, которые оставила на прощание его сумасшедшая тётка. "Трус", без конца повторяла она. А с каким удовольствием она внимала его крикам, упрекая в неудачной попытке убийства Дамблдора! Если бы в нем была хоть капля храбрости, говорила она, то он смог бы выполнить задание без помощи Снейпа.

— Мой маленький трусливый Драко, своим поступком ты только опозорил данное тебе имя, теперь ты доволен, да? Да?

Нет. Нет, он не заслужил своё имя. Он не дракон. Хотя когда-то давно он думал, что весь мир у его ног, он всерьез считал себя сильным и непобедимым, но всё это — лишь самовнушение. Эта сила, как пьесы Шекспира, которые теперь заполняли полки небольшого книжного шкафа у него дома, — такая же эфемерная, но в неё хотелось верить.

В одну из майских суббот он наконец вернул воспоминания Монике и Венделлу. Терпеливо ответил на все их вопросы, большая часть которых касалась их дочери.

Да, она была жива.

Да, Темный Лорд пал.

Нет, они не были друзьями. Он просто хотел хотя бы раз в своей жизни сделать что-нибуди правильное.

Драко перенес их в Лондон в день, когда молодые волшебники должны были вернуться из Хогвартса; как и в сентябре, он снова стоял поодаль от всех, скрываясь в тени той же самой колонны. Драко внимательно наблюдал, как пара с нетерпением ожидала свою дочь; слышал, как они звали ее в момент, когда она очутилась на платформе. Он видел, как она побледнела, как без задней мысли кинулась в их объятия и уткнулась лицом в грудь отца.

Стало шегче дышать.

Это ли чувствуют люди, когда совершают что-то хорошее?

Он ушел, не попрощавшись, он не ждал слов благодарности. Они были ему ни к чему. Хотя сначала он был уверен в обратном: он думал, что будет упиваться чувством превосходства над Грейнджер. Сейчас он знал, что он действительно не нуждался в словах. Это удивило, и на его губах появилась легкая усмешка. Не теряя времени, Драко аппарировал обратно в Сидней.

Самая темная глава его жизни наконец-то подошла к концу..

Невольно, его размышления вернулись к Винсу, но что-то изменилось. Казалось, что душевная боль начинает отступать.

Моника и Венделл больше не возвращались, и Драко знал, что у них не было причин возвращаться. Они вспомнили о дочери и знали, что Лондон — это их дом. Они сделали выбор, как и Драко. Они двигались вперед. И это прекрасно.

В один из знойных августовских дней в магазине раздался звонок, сообщавший о новом посетителе. Но Драко даже не оторвался от распаковки коробок в исторической секции.

— Подождите пару минут.

— Извините, Вы не подскажите, где я могу найти "Историю Хогвартса"?

Он замер. Прямо перед ним стояла Грейнджер. Она улыбалась ему так, как не улыбалась никогда раньше. А был ли он когда-нибудь причиной её улыбки? Определенно, нет. Неудивительно.

— Ты ошиблась магазином, — в его голосе не было и намека на какие-либо эмоции.

— Знаешь, я сначала им не поверила, — вдруг начала Гермиона. — Я всё никак не могла понять, как кто-то мог о них узнать.

— Почему ты решила, что это сделал я? — спросил он, кинув взгляд на дверь за ее спиной. По правде говоря, ему казалось, что в любое мгновение сюда может ворваться целая команда авроров.

— Я здесь одна, не беспокойся, — спокойно ответила она. Гермиона всегда была умна. Не намного умнее него, но достаточно для того, чтобы превосходить его во всех школьных предметах. Она будто знала, что творится в его голове, но эта мысль почему-то не пугала.

Насколько же сильно он изменился за всё это время?

— Ты так и не ответила на мой вопрос.

— Они говорили о тебе, ­— она сделала паузу. — Прийти к выводу, что Дрейк и Драко — это один и тот же человек, было не так уж и сложно.

Гермиона опустила голову и добавила тише: — Ты хотел выдать себя за маггла.

— Мое имя немного необычное, не находишь? — заметил он. Ему вдруг стало интересно, помнит ли она глупые шутки Поттера, когда он впервые услышал его имя в Хогвартсе?

Она промурлыкала что-то под нос, аккуратно коснувшись кончиками пальцев корешка одной из книг. От его взгляда не укрылся зеленый лак на её ногтях.

— Я всё никак не могу понять, почему?

Почему он сделал это? Почему он помог вернуть ей родителей?

— Я сделал это не ради тебя, — ответил он в простой манере, в его голосе не было ни капли раздражения. Он не соврал. Он сделал это, руководствуясь своими личными мотивами, в первую очередь он помог самому себе и людям, которых он считал почти друзьями.

— Я знаю, — согласилась она. И, сделав паузу, продолжила: — Ты изменился.

— Возможно.

— Никогда бы не подумала, что судьба сведет меня с Драко Малфоем в маггловском книжном магазине, — ему не надо было смотреть на нее, чтобы узнать, что на ее губах расцвела довольная улыбка. — Ты не перестаешь удивлять.

Он пожал плечами.

— Зачем ты пришла?

— Чтобы поблагодарить.

— Мне все равно.

— А мне нет.

Он перевел на нее взгляд. Она усмирила свои кудри в мягкие локоны, что, он должен был признать, выглядело довольно симпатично, а на шее блистел золотой кулон в форме льва. Гермиона стала выглядеть заметно лучше, она была... здоровой. Да, здоровой и невредимой.

Наверное, именно так человек оценивает людей, пройдя через войну.

А каким был он в ее глазах?

— … И всё же, спасибо.

Ему не нужна была благодарность, но он, тем не менее, кивнул.

— Тебе не нужно торопиться обратно к Уизли?

— Нет, — коротко и ясно. Достаточно, чтобы подтвердить его предположения. — И вообще, я пришла за кассетой Дэвида Боуи, «Space Oddity». Для отца.

Драко не смог сдержать смешок.

— Опять?

— Ничего не могу поделать, он с ума сходит по свежим кассетным лентам.

Она осталась еще на пару часов, устроилась на том же стуле, на котором так любила сидеть Моника. Они и правда были похожи, только вместо кофе она пила горячий шоколад, который она купила в кофейне за углом, и, несмотря на все его протесты, всучила ему второй стакан.

Иногда он сидел здесь же, устроившись поудобнее рядом с ней, и читал какую-нибудь книгу. Их редкие разговоры никогда не касались войны и погибших. Сначала они ругались и спорили, но позже они научились поддерживать спокойные и мирные беседы. Прежняя вражда осталась далеко в прошлом, где-то между войной и возвращением ее родителей домой.

Ведомый предрассудками и юношеской незрелостью, Драко ненавидел ее в школьные годы. Слишком незрелым он был, чтобы наслаждаться умственными баталиями с Грейнджер, и слишком глупым, чтобы обращать внимание на что-то кроме её происхождение.

Они ни разу не говорили о прошлом, но он знал, что она его простила. Он чувствовал это, лишь раз увидев её улыбку. Она улыбалась именно ему.

Гермиона аппарировала в Сидней каждую субботу, занимала один и тот же стул в читальном зале. Между ними завязалость странное подобие дружбы.

В конце декабря, в самый сочельник, она, к его удивлению, пришла в пятницу, проскользнув в закрытый раньше по случаю Рождества магазин.

— Завтра я поеду к родителям. Тебе тоже следует навестить свою маму.

Одним быстрым движением он указал ей на стул и присел рядом в привычной манере.

— В этом нет необходимости, она всё равно решила перебраться в Австрилию. Она будет здесь уже завтра, даже дом себе уже подыскала.

Гермиона изогнула бровь в удивлении, ведь именно она уговорила Драко возобновить отношения с матерью.

— Ты серьезно?

Драко кивнул.

— Мэнор уже давно утратил своё былое очарование.

Она промолчала, но весь её вид говорил о том, что она довольна переменам.

Когда она собралась уходить, он без слов вложил ей в руки небольшой сверток в пёстрой упаковке.

Ей не нужны были слова. Она улыбнулась и достала свой подарок.

Они купили друг другу одну и ту же книгу — «Большие надежды» — и не смогли сдержать смех.

Она легонько толкнула его в грудь.

А его руки опустились на ее талию.

Они посмотрели друг другу в глаза.

Он опомнился первым и, прочистив горло, отстранился.

— Счастливого Рождества.

— Счастливого Рождества, Драко.

Он никак не ожидал увидеть её под своей дверью за считанные часы до Нового Года, но она его удивила. Милое платье. Аккуратные кудри. Драко чувствовал себя дураком, находясь рядом с ней, в потертых джинсах и простой футболке, но она лишь покачала головой и сказала, что это не имеет значения.

— Собралась идти на вечеринку?

— Нет.

Они танцевали под медленную мелодию, темп которой понемногу увеличивался. По залу разливался их смех, а она продолжала кружиться, увлекая за собой пышный подол платья. Обессилив, она прижалась к его груди, обвив его шею хрупкими руками. Смех стих.

Они посмотрели друг другу в глаза.

Через треск радио были слышны голоса, отсчитывающие секунды до нового года.

Три.

Они улыбались.

Два.

Их голоса стали еле различимы.

Один.

Она выдохнула число прямо ему в губы, он крепче обнял ее за талию.

Она увлекла его в поцелуй, когда пробило двенадцать, и он ответил, чувствуя, что его жизнь вновь приобрела смысл.

— С Новым Годом, — прошептала Гермиона, когда Драко прислонился лбом к ее лбу.

— Новый Год в Лондоне наступит только через девять часов.

— Встретишь его со мной снова?

Им не понадобилось возвращаться для этого в Лондон. Они остались в его квартире и поставили будильник на 8:55.

Радио разбудило их, и Гермиона протянула руку, чтобы увеличить сделать его громче. Руки Драко крепче обвили её талию. Он отстранился, когда она легла обратно.

— Что же мы делаем? — спросила она, пока он осыпал поцелуями ее шею.

Он не знал ответа, как и она, но чувствовал, что это — начало его новой жизни. Он запустил руки в ее растрепанные кудри. Ее ногти оставляли следы на его лопатках.

Его совершенно не смущал шрам на ее руке, и она сама не спрашивала его о шрамах, покрывавших его Темную Метку.

На его губах расцвела счастливая улыбка, и он наблюдал, пока она отсчитывала секунды до их второго Нового Года.

Он поцеловал её, когда пробило двенадцать.

И она ответила.

Прошло еще много времени, прежде чем они отстранились друг от друга, чтобы сделать глоток воздуха.