Ведающие костями (джен)

Вечерело. Стволы деревьев, тёмные и величественные, проносились мимо тоненькой фигурки и будто бы даже уступали дорогу позднему беглецу. Через лес, сбивая ноги в кровь о коряги и камни, бежал ребёнок. Изогнутые тени стволов сходились в едином безмолвном танце, постепенно окутывая его беспроглядным мраком. Назад дороги не было.

Пареньку едва исполнилось лет пять, но черты лица его будто бы заострились от тягот. Словно небрежной рукой скульптора прочертились мелкие морщинки, тени легли щедрыми мазками. То место, что Олежка без всяких раздумий покинул, домом назвать не повернулся бы и язык. И оттого даже безнадёжное, стремительное бегство не казалось чем-то плохим, нереальным.

Родная мать отдала Богу душу, едва пареньку минуло четыре. Та зима была особенно суровой, и женщина застудила грудь, уйдя в землю вслед за истаявшим по весне снегом, а её единственного сына забрала к себе старшая сестра. Но только лишь из страха перед злыми языками, что осудили бы иной её выбор.

Чужой ребёнок был не нужен.

Мальчишка честно пытался заработать хотя бы толику любви и тепла, что безвозмездно дарили другим детям. И для этого пришлось слишком рано повзрослеть. Он таскал поленья, когда летом перекладывали поленницу, подметал пол, бегал на речку за песком, чтобы натирать доски. Про скотину и говорить не стоило, это было его обязанностью... Однако его к себе не принимали, лишь ругали за неловкость и незнание.

Особой любви в новой семье Олег к себе не видел, и со временем научился отвечать им тем же. Вытерпев год, паренёк собрал свой нехитрый скарб, который без труда вместился в тощий мешок, и тихонько сбежал, так никем и незамеченный. Путь в соседнюю деревню был не труден и совсем не опасен… если бы Олежка не решил сократить его через лес. В голове ребёнка выбор между извилистой дорогой и прямой тропой был очевиден.

К обеду мальчишка заплутал. Казалось бы, он уже видел вдалеке домики между стволами, но как бы Олежка не бежал, мираж лишь отдалялся. Идти назад было бессмысленно. Да и не был паренёк уверен, что сумел бы отыскать верный путь в уже сгущающихся сумерках. Бег по неровной местности принёс только усталость и окончательно спутал внутренние ориентиры. В шелесте листьев над головой слышался чей-то невнятный шепот, а длинная трава и корни цеплялись за щиколотки, словно стараясь поймать мальчика. Шаг его становился всё медленнее, ноги тяжелели.

Солнце доставало только лишь до самых зелёных верхушек, когда Олежка вышел на небольшую полянку. Прямо в центре неё лежало упавшее, вырванное с корнем дерево. Мальчишка пораженно остановился у края, не решаясь подойти ближе. Вдруг что-то, сидевшее на вековом стволе, шевельнулось, поворачивая к своему гостю голову. Под накинутым капюшоном золотом сверкнули глаза. Все звуки разом смолкли.

— Ночи тёмной, дитя, — вдруг заговорил незнакомец.

Олежка невольно вздрогнул, попятившись назад. Липкое, тревожное чувство свернулось тугим клубком где-то в груди, странным образом переплетаясь с несколько наивным, детским интересом.

Тёмная фигура же только хрипловато рассмеялась:

— Не меня тебе бояться надо… не от хорошей жизни бежишь, — голос у незнакомца был приятным, бархатным. — Я давно за тобой наблюдаю.

— Наблюдаете? — тихо-тихо вырвалось у Олежки. Зачатки образования у мальчишки все же были. В конце концов, именно благодаря им и верткому детскому уму, он еще жил на этом свете.

Мужчина кивнул, и глаза — два ярких жёлтых огонька — будто бы прочертили во мраке под капюшоном мерцающую полосу.

— Наблюдаю, да… И уже раздумывал, как забрать тебя у неблагодарных родственников. Впрочем, ты и сам решил мою проблему.

На пару мгновений повисла тишина. Олежка, затаив дыхание, так и застыл у кромки леса. Страха больше не было.

— Идем. Нам пора, — незнакомец вдруг поднялся, сразу став очень высоким, и протянул ребенку руку в черной кожаной перчатке.

— Куда? — только и спросил мальчишка, доверчиво подходя ближе и сжимая в ладошке чужие пальцы.

— Домой, дитя, — Олежке показалось, что незнакомец улыбнулся. — Домой.

Последние лучи солнца скользнули по стволам деревьев, окружавшим полянку, и она погрузилась во мрак. Пара мгновений, и две фигуры буквально растворились в воздухе, оставляя лес наедине с самим собой. И только сидевший на ветке леший задумчиво поскреб бороду, мимоходом вытащив из нее пару еловых иголок. Ему было сказано водить ребенка кругами — он и водил. А зачем — это уже не его дело.

И без него все решат.

Дом, куда привели Олежку, был таким же мрачным, как и его провожатый. За всю дорогу неизвестный не произнес ни слова, он просто шел вперед, мягко сжимая маленькую ладошку в своей руке. И ребенка совершенно не волновало, как они так быстро покинули темный и дремучий лес, вскоре выйдя на ухоженные и посыпанные мелким гравием дорожки, ведущие к особняку, что мерцал издалека светом в окнах.

Незнакомец шел легко и неторопливо. Он прекрасно знал эту дорогу, хоть и бывал тут очень редко, предпочитая наблюдать за своими потомками на расстоянии, изредка расщедриваясь на ехидные комментарии. Но сейчас он не сомневался в своем решении. Семье давно требовалась свежая кровь. И это дитя прекрасно вписывалось в узор Родового древа.

Поднявшись вместе с ребенком по каменным ступеням, которым, благодаря наложенным на них чарам, никакое время было нипочем, мужчина поднял свободную руку и коротко стукнул дубовую дверь костяшками пальцев, нисколько не сомневаясь, что его прекрасно услышат все обитатели дома.

Так и произошло.

Дверь поздним гостям открыл сам хозяин. Почтенного вида мужчина с аккуратной бородой, одетый в дорогой костюм, только слегка округлил глаза, выказывая своё удивление подобному визиту, и склонился в поклоне, чуть отходя в сторону.

— Основатель…

— Все в порядке, Велед, — всё тот же тихий вкрадчивый голос разрезал возникшую тишину и словно бы по волшебству заставил хозяина особняка замереть подобно статуе. — Принимай своего нового сына.

Олежку мягко подтолкнули вперед, заставляя переступить порог. Сам же «Основатель» не сдвинулся с места, оставаясь на улице.

— Надеюсь на твое благоразумие, Велед. Тёмной ночи.

С этими словами мужчина просто растворился в воздухе, и обернувшийся Олежка только и увидел, что темный сад за порогом. И ни единого следа провожатого, словно он привиделся лишь им двоим.

Глава рода Хощеведовых молча закрыл за ребёнком дверь. Спокойные деньки подошли к концу.

Велед тяжело вздохнул, окидывая ребёнка изучающим взглядом с головы до ног. Тот неловко топтался на пороге, не решаясь двинуться дальше. Хощеведов только хмыкнул удивлённо, уловив причину подобного поведения. Мальчик не боялся ни незнакомцев, ни окружающей обстановки… страх его был лишь в одном — заляпать ненароком до блеска натёртый паркет, оставить пятна, прикоснувшись к полированной мебели… а уж ковры, простирающиеся дальше по коридору, вообще приводили ребёнка почти в священный трепет.

Олежка, опустив голову, сверлил взглядом свои перепачканные грязью и кровью от многочисленных царапин ноги. При плутании по лесу это не слишком его волновало, но оказавшись в ярко освещённом помещении, мальчишка особенно отчётливо почувствовал стыд и неловкость — сказывалось воспитание.

— Идём, мальчик, — наконец, позвал его Велед, разворачиваясь вглубь дома. — Не отставай.

Олежка только обречённо вздохнул, послушно двинувшись вслед за мужчиной. К слову, поместье, казалось, даже и не думало засыпать, несмотря на поздний час. Дома Олежка всегда ложился спать с наступлением темноты, чтобы проснуться с петухами, коих здесь, похоже, не водилось.

Из бокового прохода высунулся вдруг любопытный нос, а спустя пару мгновений в коридор выглянула девочка, старше Олежки лет на пять. Она с интересом проследила за идущими и тут же шмыгнула в какую-то комнату. Послышался торопливый топот.

Велед, однако, будто бы и не обратил на девочку никакого внимания, уверенно ведя Олежку дальше. Долго, правда, идти не пришлось — за поворотом показались высокие двустворчатые двери, что были приоткрыты. Из комнаты доносился негромкий разговор, то и дело прерывающийся смехом.

Стоило только им войти, как сразу же повисла тишина. Олежка чуть удивлённо отметил, что любопытная девчонка оказалась в гостиной куда раньше них и теперь сидела подле светловолосой статной женщины (вероятно, её матери), загадочно улыбаясь. С этого самого момента Олежка ясно понял — девочка ему не понравилась. Этакая озорная егоза, неспособная ни минуты оставаться на месте, а уж тем более — в неведении.

Велед тем временем подошёл к жене, мимолётно целуя её в щёку, и потрепал дочь по чуть растрёпанным светлым волосам. Мать семейства несколько растерянно перевела взгляд с мужа на приведённого ребёнка. Когда минуту назад к ней прибежала Велена, возбуждённо тараторящая про какого-то мальчика, появившегося в доме, Веста Хощеведова приняла эти слова за разыгравшуюся фантазию дочери, что довольно часто проворачивала розыгрыши над всей семьёй. Теперь же…

— Душа моя… — начала было она, сжимая крепкую ладонь супруга.

— Основатель вновь посетил Семью, — мягко, но уверенно ответил Велед на так и не заданный вопрос. — Он привёл нам сына.

— Сына?..

Веста замолчала, будто бы обдумывая что-то, но уже через мгновение тепло улыбнулась Олежке и кивнула. Велена же только губки поджала, оглядывая названного брата с головы до ног, во взгляде её отчётливо читалось вежливое недоумение. Мальчишка, ощутив внезапно уверенность, ответил на это ровным взглядом. Ещё бы он какой-то девчонки, которая так усиленно старалась казаться старше, испугался!

Однако вся уверенность Олежки разом испарилась, когда мать семейства вдруг решительно встала со своего кресла, и, мягко положив ладонь мальчику на плечо, повела прочь из гостиной, справедливо рассудив, что ребёнка следовало вымыть и уложить спать после столь долгого дня. Все вопросы и ответы могли подождать до утра. Олежку как обухом по голове ударили — он совершенно не ожидал подобной заботы. Безропотно давая Весте делать с собой всё, что было по её мнению необходимо, мальчик почти физически ощущал, как оттаивает его сердце, мгновенно принимая в себя образ этой женщины.

Когда ребёнок был вновь чист, переодет и накормлен, Веста сама отвела его в комнату и не отходила от кровати пока тот не уснул. Уткнувшись лицом в подушку, Олежка в полудрёме слышал тихие полузабытые слова колыбельной, что незаметно подменяли собой все тяжёлые мысли.

Баю-баюшки, баю…

Не ложись ты на краю…

Ребёнок боялся лишний раз пошевелиться, дабы не спугнуть чудесное видение, и не очнуться вдруг на жёсткой лавке в доме тёти.

С краю свалишься,

Напугаешься…

Простая мелодия казалась в этот момент величайшим, драгоценнейшим произведением искусства, что напоминало о существовании такого понятия как «мать», которое Олежка уже успел позабыть.

Придёт серенький волчок

Да ухватит за бочок…

* * *

Новый день начался для Олежки довольно поздно: никто его так и не разбудил. Было уже далеко за полдень, когда мальчик проснулся сам. Вчерашние события казались бы очередным слишком ярким сном, если бы не один факт — Олежка в самом деле очутился в огромном особняке, а не проснулся по обыкновению в старом доме тётки. Всё здесь было чуждо и не очень понятно выросшему в бедности мальчишке: изысканный стиль, просторная комната, массивная, но причудливая деревянная мебель — Олежку пробирала дрожь при одном только взгляде на это великолепие.

Мальчик потёр кулаками глаза, окончательно сбрасывая с себя сон. Новый дом, семья… Это больше не казалось таким уж нереальным.

Спрыгнув с кровати на пол, он огляделся, тут же найдя взглядом одежду на спинке кресла, явно приготовленную для него. Переодевшись, мальчишка с чистой совестью сложил сорочку и даже попытался заправить постель. Вышло, конечно, так себе, но никто не посмел бы упрекнуть Олежку в том, что он не старался.

Дверь оказалась не заперта, и мальчик воровато выглянул в просторный коридор. Никого там не обнаружилось, поэтому Олежка, ещё немного в нерешительности потоптавшись на пороге, всё же осторожно вышел из комнаты. Насупившись, он судорожно пытался припомнить, каким путём вела его та женщина вчера. Но, как оказалось, лестница вниз отыскалась довольно быстро. И едва только Олежка спустился по ней на первый этаж, как впереди послышался шум и громовой голос, заставивший мальчика вжаться в перила.

— Куда это вы там спрятали моего будущего племянника?!

Олежка буквально врос в пол от ужаса, когда из коридора выскочил прямо на него огромный мужчина, напоминавший не то медведя, не то волка. Он поводил носом, будто зверь, и, заметив замершую на лестнице добычу, расплылся в клыкастой улыбке. Показавшийся следом за гостем хозяин дома и сделать ничего не успел, как этот здоровяк оказался рядом с Олежкой и подхватил его на руки, вздёргивая вверх. Мальчишка только испуганно пискнул.

— Здорово, малец! — человек-зверь всё так же удерживал Олежку на вытянутых руках, не обращая внимания более ни на кого. — Так это ты у нас теперь новый детёныш моего брательника?

— Мир, оставь мальчика в покое, — попытался было влезть тот самый «брательник», всерьёз опасаясь за психику Приведённого. Основатель, конечно, слабака бы в дом не привёл, но брата Велед знал слишком хорошо.

Нужного эффекта, однако, это не оказало. Мирослав лишь раздражённо рыкнул на хозяина дома и вновь обратил взгляд на мальчишку, безвольно болтающегося в его ручищах.

— Ай, не обращай внимания! Ничего я тебе не сделаю, — мужчина вновь расплылся в улыбке, буквально излучая счастье. — Имя тебе, вижу, ещё не дали… Ну да ладно. Слушай, меня Мирославом звать! Вот повтори: Ми-рос-лав…

Олежка в нерешительности покосился в сторону замершего неподалёку Веледа, но тот лишь кивнул. Мальчишка чуть нахмурился, пытаясь осмыслить диковинное имя, что его просили повторить, и собравшись с мыслями, осторожно уточнил:

— Ми… Милосрав? — лишь выпалив это, Олежка сразу понял, что ляпнул что-то не то. Имя этого мужчины звучало как-то иначе.

Здоровяк же на мгновение оторопел, а затем громко расхохотался, прижимая к себе ребёнка, что даже взвизгнуть от неожиданности не успел.

— Велед, я уже обожаю твоего щенка!

Брат его, однако, дикого энтузиазма не разделял; он обеспокоенно бросился на помощь неловко барахтающемуся в каменных объятьях Олежке:

— Мир! Отпусти его. Задушишь же!

Отобрать добычу у Мирослава получилось далеко не сразу. И поспособствовала этому, как ни странно, Веста, проходившая мимо. Женщине хватило одного лишь взгляда и тихой фразы, чтобы её деверь тут же вытянулся по струнке, осторожно опуская ребёнка на пол. Велед облегчённо выдохнул, отправляясь вслед за всеми в столовую на уже привычный поздний завтрак.

Олежку усадили за стол и поставили перед ним тарелку с кашей. Пахла она для голодного ребёнка, не избалованного изысками, крайне аппетитно, так что, вооружившись ложкой, он мгновенно прикончил свою порцию.

— Над манерами нужно еще поработать… — пробормотал Велед себе под нос, наблюдая за подопечным.

— А когда будет Имянаречение? — тут же влез Мирослав, поглядывая на будущего племянника с умильностью во взгляде. Ребенок, приведенный Основателем, ему нравился уже практически всем.

— Через несколько дней, полагаю, — отозвался Велед чуть отстранённо.

Взгляд его следил за супругой, что ворковала с ребенком, предлагая тому выпить чаю. Женщина буквально расцвела при появлении в семье нового ребёнка. До вчерашнего вечера их единственная дочь Велена давно уже отнекивалась от ласк матери, всячески напоминая, что она уже взрослая и эти «телячьи нежности» не для нее.

— Пусть он немного освоится, прежде чем мы начнём.

— Пацан смышленый, не балованный, — хмыкнул в ответ Мирослав. — Я бы от такого в стае не отказался… видно, что с мозгами.

— Попридержи коней, братец, — поспешил прервать его Велед. — В любом случае решение о Становлении он сможет принять не раньше совершеннолетия. Так что даже и не облизывайся пока.

Оборотень только плечами пожал, мол, посмотрим ещё.

* * *

Велед отложил очки в тонкой золотой оправе и потер уставшие глаза. Лежавшие перед ним фолианты с именами и их толкованиями походили больше на непреодолимую древнеславянскую стену, которую позже оттяпали себе «трудолюбивые китайцы». Разве только пушками из «бойниц» не скалились. Мужчина тяжело вздохнул.

В роду Основателя издавна существовала традиция Имянаречения: не все представители Рода были там по праву крови: некоторые приводились извне или приходили сами, хотя таких и было крайне мало. Всего с десяток случаев за всё существование Семьи. И вот сейчас этого мальчишку привел сам Основатель. Впервые за столько лет...

Появление в кабинете жены Велед банально проморгал, потому невольно вздрогнул, когда на его плечо опустилась тонкая узкая ладонь. Вскинулся было, но, почувствовав супругу, успокоился и чуть заметно улыбнулся, словно извиняясь за свою реакцию. На дворе была уже глубокая ночь. И засидевшийся за книгами глава Семьи даже сам несколько удивился, обнаружив этот факт.

— Ты устал. Сколько уже сидишь тут? — женщина обняла мужа со спины, взгляд её невольно скользнул по исписанному именами листу. — Ну надо же!.. А ты провёл основательную работу.

Велед только вздохнул, вновь утыкаясь в мелкие строчки:

— Да, вариантов много. Слишком много и…

Веста вдруг остановила супруга на полуслове, чуть сжав его плечо, что бывало с ней очень редко: в их семье старались всегда выслушать мысль собеседника до конца.

— Мстислав.

— Что? — Велед вскинул глаза на женщину, на плотной бумаге под перьевой ручкой, которой он как раз переносил приглянувшиеся ему варианты, растеклось неопрятное чернильное пятно.

Ни для кого из Семьи не было секретом, что она имела уникальный дар предсказателя. Весте легко удавались гадания, она без труда читала знаки судьбы… но порой столь непоколебимая уверенность в чём-то удивляла даже Веледа, несмотря на годы совместной жизни.

— Мстислав, — повторила женщина, мягко улыбнувшись. — Сегодня мы читали одну из легенд Семьи. Так звали удельного князя, что помогал одному из глав Рода. Это было еще до твоего деда. Славный был человечек… и умер славно, защищая честь тех, кому служил.

Колдун призадумался. Было ли у супруги одно из видений, которым Велед доверял беспрекословно, или же всё это объяснялось лишь стечением обстоятельств? И только одной Госпоже было известно, к чему могло это всё привести.

— Его хотели ввести в Род, но не успели, — продолжала Веста, словно бы и не замечая тревожности супруга. — Он ушел за Грань, и возвращать не было смысла… Хороший был человек. Светлая душа.

Мягкий голос успокаивал, постепенно сглаживая сомнения Веледа. К чему же было противиться, если этого ребёнка вела сама судьба? Колдун ещё раз пробежался взглядом по исписанному собственной рукой листу и, наконец, кивнув, внёс последнее имя, обводя его в кружок:

— Хорошо… Значит, Мстислав.