Расставляя приоритеты (джен)

Где-то за гранью…

Они оба точно помнили день и час, когда это всё началось, но никак не могли прийти к единому мнению о том, как это происходит, а главное, почему. Теорий был много, но вот одной, единой, версии по-прежнему не было, ведь ни одна из них никак не могла стать той самой: то, что казалось логичным одному, выглядело бредом в глазах другого. Наверное, причина сего странного парадокса крылась в том, что ни Палпатин, ни Дамблдор, несмотря на всю свою гениальность, не могли в полной мере постичь природу происходящего.

Согласно всем законам логики, физики, и конечно, здравого смысла, это было невозможно. Невозможно закрывать глаза, находясь во дворце на Корусанте или в кабинете директора в Хогвартсе, а открывать их…

А где, собственно, они оба оказывались? Если Империя действительно была огромной настолько, что «потеря» планет не была таким уж бредовым анекдотом, а вполне суровой реальностью, в которой из-за банальной ошибки или злой диверсии с карт, а потом через десятилетия и из памяти жителей стирались воспоминания о каком-либо далёком мирке, то у Дамблдора с его планетой Земля всё было несколько проще — вариантов подходящих мест было куда меньше.

Меньше, да только не настолько, чтобы он мог сказать своему коллеге по несчастью, что знает, где они, собственно, находятся. Да, впрочем, это было и не нужно, уж очень быстро они поняли, что место, куда их каждый раз отправляет неведомая сила, имеет мало общего, что с Империей, что с Землёй.

Камин, два кресла, небольшой столик, иногда появлялась картина с морским пейзажем, ковёр, вешалка — всё. Больше там ничего не было.

Или было, но они не видели.

Всё остальное пространство скрывал странный, чуть клубящийся у ног туман, вглубь которого можно было идти часами — они как-то это решили проверить — но стоило остановиться, развернуться и делать пару шагов назад, как они снова оказывались всё в том же подобии комнаты.

Они оба были не из трусливых. Оба видели такие вещи, в которые никто бы не поверил даже после трёх бутылок корелианского или огневиски. Наверное, именно поэтому, они оба — поняв, что им ничего не угрожает, что оба они каждый раз возвращаются восвояси в целости и сохранности и что они решительно не знают, в чём причина сего парадокса, — однажды просто решили, что слишком стары для того, чтобы носится в этом тумане и пытаться отыскать там неизвестного шутника, из-за которого эта чертовщина и творится.

Поначалу они не сильно симпатизировали друг другу. Разговоры о захвате власти не вдохновляли Дамблдора, а рассказы о том, что нет ничего дороже жизни навевали скуку на Палпатина. Но встречи продолжались, и в связи с этим искались общие темы, так что, когда, после брошенной в сердцах фразы о том, что в теории «силы любви» без бокала того самого, хорошего корелианского, не разберёшься, появилось это самое корелианское, дело, как и беседа, пошло на лад.

Император понятия не имел, где находится Земля, но уже точно знал, что не в пределах его Империи, директор Хогвартса, в свою очередь, был точно уверен, что от сидящего напротив его отделяет нечто большее, чем расстояние. Это как ничто другое способствовало откровенным разговорам по душам. Долгим беседам, в которых можно было сказать всё, не боясь, что это вызовет непонимание или будет использовано против тебя.

Говорили часами, говорили обо всём, говорили о том, о чём никому и никогда бы не сказали. Говорили потому, как даже у таких людей, как они, бывает порой потребность хоть с кем-то поделиться.

Говорили о коррупции в Министерстве и разгоне Сената.

Говорили о слабости совета попечителей и бесполезности доброй половины адмиралитета.

Говорили о дырах в бюджете и нецелесообразных расходах.

Говорили о планах на будущее и об ошибках в прошлом.

Говорили и об учениках:

— …так всегда и бывает, учишь-учишь — толку ноль, — тяжело вздохнул Император.

— Куда страшнее, когда они выучиваются, но их ослепляет жажда власти и стремление всё подвести под свои идеалы.

— И не говорите, коллега, уж я-то знаю об этом не понаслышке. Знаете, все проблемы — они ведь идут из детства. Появись я в его жизни на годик или два раньше — и всё было бы иначе.

Его оппонент, в тёмно-синей мантии, участливо кивнул головой:

— Да, а если бы при этом была возможность, чтобы он рос хотя бы с матерью…

— Это было бы идеально.

— Но мир не идеален. К тому же, живая мать никогда бы не допустила…

— Увы. И ведь вырастить кого-то получше — это такая трата нервов, сил и времени, — с тяжёлым вздохом отозвался Император, как всегда облачённый в простое чёрное одеяние, которое, пожалуй, только он один мог носить так, что самые дорогие наряды казались на его фоне лишь жалкой дешёвкой. — Но вам в этом отношении проще, у вас целая школа под контролем: выбирай — не хочу.

— Мы оба знаем, кто на самом деле выбирает Избранных, — с грустной усмешкой напомнил Дамблдор.

— Мм… Я, кажется, слышу нотки сомнения в вашем голосе. Неужели, у него всё так плохо?

— Он чудный мальчик, добрый, отзывчивый…

— …преданный друг, надёжный товарищ, за друзьями — в огонь и воду. Знаю-знаю, у всех всё начинается именно так, — на изборождённом шрамами лице появилась ещё одна задумчивая морщинка. — Или он уже начал показывать признаки неповиновения?

— Нет. По-прежнему верит каждому слову, но, — директор школы чародейства и волшебства разочарованно чуть покачал головой, — он намного слабее Тома, а из-за отношения его родни к магии он даже теорию не может осваивать во время каникул.

— Теория мало кому сумела помочь. Да и, к тому же, на практике вещи зачастую оказываются не такими, какими мы их ожидаем. Например, мы с вами, несмотря на весь наш колоссальный опыт и познания, до сих пор так не смогли объяснить причины и саму возможность наших встреч.

Дамблдор рассеяно кивнул, в очередной раз бросив на клубящийся туман лишь быстрый задумчивый взгляд. Ничего нового — как и следовало ожидать — он не увидел. Туман, как и прежде, был абсолютно пуст, мочалив и необъясним. По сути он уже давно из главной темы всех разговоров стал чем-то вроде повода для шуток, предлога к прекращению зашедшей слишком далеко беседы или как сейчас: росписью в том, что они далеко не так могущественны и способны видеть всё наперёд, как им бы того хотелось.

— Я думаю, она, — Палпатин кивнул на окружающее их пространство, — неспроста дозволяет эти беседы. Должен же во всём это быть хоть какой-то смысл.

— Думаете, она желает чего-то этим добиться?

— Скорее всего, ибо других причин я не вижу. Мои опыты слишком далеки от творящегося здесь, а вы, насколько я понял, так же не экспериментировали с вашей магией и зельями. Значит — она сама.

— У вас есть новая теория?

— Она не новая. Я бы даже сказал, она слишком древняя, и признаться, именно поэтому я её и не брал в расчёт применительно к нашей ситуации. Однако, в виду несостоятельности прочих наших рассуждений, пришлось вспомнить и о ней. — Он задумчиво повертел бокал с вином в руках, глядя своими неестественно жёлтыми глазами на ровно горящее в камине пламя. Поморщился и с явным неудовольствием и насмешкой в голосе сказал: — Сила всегда стремится установить равновесие. Так говорили они.

Голубые глаза Дамблдора так же задумчиво смотрели на языки пламени, что лениво лизали поленья. Разговоры «о них» директор Хогвартса не любил. Слишком радикальный путь выбрал, на его взгляд, Император, слишком жестокой была расправа.

Впрочем, Палпатин, как видно, в этот раз так же не испытывал большого удовольствия от этой истории. Во всяком случае не в нынешнем контексте.

— У них, несмотря, а точнее, скорее, благодаря моему скромному вмешательству в процесс, практически получилось его достичь, хотя, конечно, результат всё ещё далёк от ожидаемого. Но вот у вас — насколько я понял — с равновесием явные проблемы.

— Ваш метод достижения равновесия, боюсь, оказался слишком радикальным. К тому же, для нашего мира подобное решение будет означать катастрофу, — мягко напомнил Дамблдор.

— Но вы не отрицаете, что сама такая теория многое бы объяснила. Что же до радикальных мер, то вынужден вам напомнить, что не бывает простых решений.

— Бывают нужные, — кивнул Дамблдор и задумчиво погладил свою роскошную бороду. Да, в словах Императора был смысл, а в теории была логика. Ситх был прав, с равновесием у них действительно были проблемы, и потому мысли о предстоящем тяжёлом выборе не покидали его ни на миг, вытесняя даже размышления о действиях Волан-де-Морта. Ведь если разобраться, то тёмный лорд был, скорее, следствием, чем причиной, с которой и надлежало бороться.

В отличие от работников Министерства и их коллег по всему миру, директор Хогвартса не мог, подобно страусу, засунуть голову в песок и сделать вид, что ничего не видит и не слышит. Он видел. Он слышал. Он понимал, что час тяжёлого решения близится. Все эти конфликты магов и маглов становятся распространённым явлением. Том и Грин-де-Вальд не были первыми и последними — они были самыми сильными, и потому о произошедшем не удалось умолчать.

Пришлось рассказать. Нехотя, сквозь зубы, сделав в учебниках по истории лишь пару абзацев, посвящённых этим двум. Когда родились, когда, возжелав власти, вступили на тёмную дорожку, когда были побеждены.

В последней статье, посвящённой первой магической войне, Дамблдор насчитал пятнадцать абзацев, посвящённых зверствам сподвижников тёмного волшебника, красочному описанию пыток, списку убитых выдающихся волшебников и душещипательному разбору причин, почему это не должно повторится.

Причин, которые породили всё «это», там не было.

Нет, и Волан-де-Морт, и Грин-де-Вальд хотели власти — кто спорит. Методы были ужасны — бесспорно. Но ведь было же ещё что-то? Что-то, что обратило двух подающих надежды волшебников в двух безжалостных чудовищ.

Многие дети в детстве жестоки и многие подростки в душе пламенные революционеры, отвергающие догмы навязанные взрослыми. Однако они все рано или поздно принимают правила игры и становятся тем самым самыми законопослушными взрослыми.

Эти двое не приняли правил игры, хотя дай им немного времени, и они оказались бы на вершине системы. Но они отказались, заявив, что построят свою собственную: с волшебниками на вершине и без всяких маглов.

Том больше хотел власти, его предшественник — свободы. Они оба не понимали — отказывались понимать — почему именно волшебники должны прятаться по норам и вести скрытный образ жизни. Почему всё их могущество, вся власть, которой они желали, вся слава, о которой они грезили, должна была быть тайной за семью печатями.

Почему все так боятся маглов? Боятся того, что те узнают? Почему сотни волшебников работают дни и ночи напролёт, стирая память, следы и доказательства того, что в мире существуют волшебники? Ведь тайное рано или поздно станет явным, и что тогда? Что будет тогда со всем устоявшимся веками порядком? Ведь время, как и прогресс, не стоит на месте, и рано или поздно, уже маглы станут на голову выше своих наделённой магией собратьев.

Маглы, которые и так с каждым годом становятся всё сильнее с технической стороны: корабли, самолёты, телефоны, даже за пределы планеты начали вылезать. Может сделать такое хоть один волшебник? Нет! И это пугает. Пугает всех, просто некоторые хорошо притворяются, и Министерство им в этом помогает. Помогает жить дальше в их изумительном магическом мирке, кичась своей силой, мощь которой с каждым годом неумолимо блекнет на фоне магловского прогресса.

Кто они вообще такие, все эти люди, что до хрипоты спорят о чистоте крови? Сборище маргиналов, и не важно, какую сторону в этом вопросе они выбрали. Они носят свои мантии, живут закрытым сообществом, и большинство даже не подозревает, что за жизнь царит вне его. Ладно бы одежда и состав парламента — кому это надо? Но вот достижения маглов… Взять хотя бы эти их камеры слежения. Их же магией не обманешь, они всё видят и запоминают, и это уже вопрос времени, когда люди Министерства не смогут отследить действительно важную запись. Они уже сейчас еле успевают, и только недоверие многих маглов к газетам и телевидению не позволяет им увидеть всю правду. Но ведь однажды доказательств станет много. Слишком много. И этот день неизбежно приближается, в то время, как никто из магов даже не пытается что-то предпринять.

Никто, кроме Тома, который мало того, что выбрал слишком радикальный подход к решению этой проблемы, так ещё и поставил на первое место собственные амбиции.

Дамблдор тяжело вздохнул и поднял взгляд на своего коллегу по несчастью. Такие задумчивые паузы во время их бесед были частым явлением, и, когда они наступали, один никогда не спешил отвлекать второго. Это было бы, во-первых, невежливо, а во-вторых, — они оба в эти моменты думали о слишком важных вещах, которые могли оказать огромное влияние на жизнь сотен людей.

Миллионов и миллиардов, в случае императора.

Директор Хогвартса порой размышлял, не является ли этот странный, наделённый бесконечной силой и властью старик тем, чем могли бы стать Грин-де-Вальд и Волан-де-Морт, если бы их не остановили. Но в рассказах императора было много неопределённости, умалчиваний и понятий ему совершенно непонятных, чтобы сделать окончательный вывод. Одно было бесспорно: император, в отличие от остальных, принял решение, воплотил его в жизнь и сейчас пытается хоть как-то успокоить ситуацию, в которой в результате оказался.

Ситх любил порой рассказать, что всё, что он делал, было продиктовано одной целью — желанием власти. Он жил ради власти, убивал ради власти, каждая секунда его времени была посвящена добыванию и укреплению своей власти.

Власть ради власти?

Дамблдор слушал вольный пересказ речи в Сенате — посвящённой реорганизации Республики в Империю — и прятал маленькую усмешку, что сама собой появлялась на губах. Он смотрел на человека, который клялся — и не было оснований ему не верить — что он был серым кардиналом, плёл интриги, ловко стравливал одних с другими, подставлял и предавал. Владел такой сетью шпионов, что знал всё и вся. Да ему и в Сенат в последние годы можно было бы наверное не ходить: треть он скупил, треть запугал, ещё треть смотрела на него преданными глазами, и скажи он слово, мать родную отправила бы на эшафот. И вот этот человек, который мог провести абсолютно любой закон с той степенью видимой поддержки, которой бы хотел, с абсолютным признанием, с абсолютной властью и полной видимостью приличий, отшвырнул всё это? Ради чего?!

Чтобы писать в документах не канцлер, а император? Чтобы не ходить на работу в Сенат? Чтобы окончательно растоптать соперников? Чтобы похвастаться, что у него целая Империя?

Ситх вздыхал, что фраза «Верховный канцлер Палпатин» писалась и произносилась куда быстрей, чем «Его Величество первый Император великой и бескрайней Империи, чьи…», в Сенат ходил ещё добрых двадцать лет, соперники поняли, с кем имеют дело ещё раньше, а хвастаться банально было не перед кем.

Зачем тогда? Ну не для того же, чтобы поиграть в страшного императора, который замучил миллионы честных граждан? Не для того же, чтобы по всей территории его огромной страны вспыхивали восстания? Оставались, конечно, джедаи, но… Директор всё равно видел в этом слишком мало смысла, а потому лишь скромно отмалчивался, когда в очередной раз всплывала тема обретения могущества.

— Я просто боюсь, что если в ближайшее время не будет найдено решение, то для нашего мира станет слишком поздно, — наконец сказал он.

— Для обоих наших миров будет поздно, — после недолгого молчания согласно кивнул Палпатин.

— Дурные предчувствия?

— Если бы только предчувствия, — тяжело вздохнул ситх, прежде чем снова обратить внимание на белый туман, что скрывал от их взглядов окружающее пространство. — Сам факт нашего нахождения здесь подтверждает всё куда больше, чем все доклады разведки вместе взятые. Ситуация настолько сложная, что даже и не знаешь, с какой стороны подойти к решению этой проблемы.

— Вилка, — мрачно кивнув, подтвердил Дамблдор. — Продолжу делать вид, что не вижу угрозы, и сосредоточу все силы на борьбе с Томом и его подчинёнными — в случае победы об открытии перед маглами можно будет забыть. Они чихнуть будут бояться в сторону проектов, которые хоть как-то задевают сложившиеся веками правила. И тогда уже инициатива будет исходить от маглов, когда они нас разоблачат, а они… В не магическом правительстве о нас знает только королевская семья да премьер-министр. Всё! В случае открытия правды — грянет настоящая охота на ведьм. С другой стороны, если я сейчас встану и скажу: «Надо немедленно открыться перед маглами», то меня, в лучшем случае, посчитают сумасшедшим. В худшем — обвинят в нарушении закона о секретности с последующим обвинением во всех моих грехах. Вспомнят и то, что было, и то, чего не было, и то, что им нужно, чтобы было. В итоге всё равно война и сотни, если не тысячи, смертей.

— Гражданская война, — понимающе кивнул император. — И ведь что я ни предпринимаю, всё бесполезно. Даже Вейдер — толку, что избранный — ничего с этим не может сделать. Ситуация становится только хуже с каждым днём.

— Гарри тоже избранный, а толку? Может, он и победит в итоге Тома, но вопрос с маглами он не решит.

Оба кивнули. Оба задумались. У обоих практически синхронно пронеслась в голове одна и та же мысль. Мысль, встреченная сначала с недоверием, потом с удивлением (как такое вообще в голову могло прийти?), но, в конце концов, осталось лишь флегматичное «и что с того?». Хуже уже, наверное, всё равно не будет. Оба подняли головы и изучающе посмотрели друг другу в глаза. Жестокие жёлтые — ледяные голубые. Что император, что директор Хогвартса — уже давно не питали иллюзий не только насчёт друг друга и своих избранных, но и насчёт грядущего «светлого» будущего. А коли сама великая Сила, она же — Магия, хочет предложить свой вариант выхода из сложившейся ситуации, то кто они такие, чтобы ей мешать.

Однако, у решения проблемы столь необычным методом были и свои подводные камни, о которых ни один, ни второй в другой ситуации даже не и задумались бы. Но в текущих обстоятельствах их следовало хотя бы обсудить.

— Теоретически, если Сила того желает, то я могу и уступить ей владыку Вейдера, — осторожно начал император.

— Но практически он — ваша правая рука и главком по совместительству, — так же осторожно продолжил Дамблдор. Параллельно просчитывая последствия появления подобной личности в пока ещё относительно тихой Англии.

— Практически, я, как император, имею полное право заменить его на кого угодно. Даже на человека, ничего не понимающего в военном деле, однако, — император с явным сожалением во взгляде развёл руками, — в случае обмена избранного на избранного мы — я — сталкиваемся с одной маленькой проблемой. Мне опять придётся возиться с мальчишкой, полным светлых идеалов, а я уже слишком стар для подобных экспериментов. К тому же, Империя нуждается именно в тёмном лорде. Кто ещё сможет держать в узде всю эту свору чиновников, дворян и прочих близких к трону личностей? А про врагов я уже молчу. Не буду же я пугать преступные синдикаты, недобитых джедаев и этих проклятых мятежников пятнадцатилетним мальчишкой. Который к тому же вряд ли сможет, хотя бы на камеру, показательно придушить кого-нибудь из провинившихся офицеров.

Дамблдор задумчиво кивнул. Да, Гарри этого не сможет. В глубине души мальчик искренне сожалел о Квиррелле, спас настоящего виновника в смерти родителей. В то время как Избранный ситха, по его словам, уже в девять лет убил несколько тысяч. Не напрямую, но всё-таки…

Но всё-таки заполучить в свои руки главную фигуру Императора, которая одним своим видом затыкала рты (опять же, по словам Палпатина) целой своре дворян и сенаторов, очень хотелось. И не столько, чтобы полюбоваться на то, какой эффект он произведёт на Министерство магии и на Парламент, сколько, чтобы… Директор Хогвартса привык доверять своим рассуждениям и предчувствиям, а те в один голос говорили, что это безумие, что это рискованно, что это, как ни крути, их единственный шанс. Шанс, ради которого стоило рискнуть всем и пойти на всё. Проблема была в том, что даже если дела и обстоят именно так, как они думают, и подобный обмен мало того возможен, так ещё и будет полностью обеспечен некими всемогущими силами, то оставалось одно весьма неприятное препятствие: предложить взамен тёмного лорда было некого. Ну не Грюма же с Северусом?! Грюм, может, и сможет помочь с поиском мятежников, но массовые казни — не его конёк, а Северус нужен для того, чтобы…

Робкая улыбка, осторожно появившись на губах Дамблдора, уверенно захватывала территорию лица, становясь всё шире. Становясь всё добрее. Сидящий напротив в своём странном тёмном кресле ситх заинтересованно посмотрел на ещё секунду назад мрачного директора Хогвартса. За свою жизнь, а точнее, за её политическую часть, он видел много улыбок: жестоких, холодных, торжествующих, злорадных, печальных, ехидных, скромных, а также добрых. Очень-очень добрых улыбок, появление которых для него не просто говорило, а кричало о том, что… Да, ему определённо должно понравиться предложение коллеги.

— Тогда как насчёт обмена тёмного лорда на тёмного лорда?

— Разве это возможно? Я могу приказать своему ученику, и он подчинится, но…

— Если того желает, — директор Хогвартса махнул рукой, показывая на окружающее их пространство, — то его желание не будет иметь ни малейшего значения. Единственной проблемой может стать его поведение по прибытии.

— Никаких проблем, — хищно усмехнулся император. — Мне будет даже интересно понаблюдать за тем, кого так боятся в вашем мире.

Где-то в Империи…

Согласно имперской статистике, регулярно перемещаются между мирами не более пятнадцати процентов населения, ещё пятнадцать иногда летают на соседнюю планетку, а остальные семьдесят плевать хотели на соседей, с гордостью заявляя, что им и здесь хорошо. Эти семьдесят процентов, к слову, плюют не только на соседей, но и на то, кто там правит на Корусанте и что за законы в течение стольких лет рассматривал и принимал почивший Сенат. Эти люди интересуются в основном своими маленькими проблемами и до большой политики им дела нет — лишь бы им жилось хорошо, да никто не лез в их отлаженную за долгие годы спокойную жизнь.

Именно из-за этого молчаливого большинства реорганизация Республики в Империю прошла относительно мирно. Именно на них — уставших от дрязг между политиками, бойней между Республикой и Конфедерацией — и опирался в своё время Палпатин. Именно их молчаливое согласие было залогом того, что император мог с лёгкостью назначить абсолютно любого человека новым главкомом и никто — никто! — не посмел бы ему слова против сказать.

Нет, конечно, был ещё двор: вся эта свора подхалимов, подпевал и просто до неприличия богатых граждан с вкраплениями королей, баронов, князей. Правда, эти-то как раз молчать не будут. Палпатин уже сейчас знал, что его решение будет названо гениальным, бесподобным, на редкость предусмотрительным и так далее. Ничего нового.

Однако в этом скопище были и те, кто будут молчать. Те, кто, услышав даже о столь странном назначении, поддержат его наравне с прочими, но в отличие от всей этой своры сделают всё, зависящее от них, чтобы это решение дало хорошие результаты. Из этих людей особо выделялись двое: Великий визирь Сейт Пестаж и Директор имперской службы безопасности Исанн Айсард.

Они знали, чем живёт Империя, о чём думают её граждане, над чем смеются в казармах офицеры. Они держали в своих руках тысячи нитей, что, так или иначе, опутывали весь Корусант, ведя далеко за пределы сверх сектора — до самых границ. Они обладали большой властью, ещё большим умом и воистину безграничной преданностью. Именно поэтому этим двоим можно было сказать всё заранее.

Исанн Айсард не любила поздние вызовы к императору, особенно когда те проходили в обстановке строжайшей секретности. Дело было тут даже не в том, что те ломали и без того напряжённый график или в случае нарушения их секретности давали повод придворным многозначительно приподнять брови, в очередной раз усомнившись, что свой пост она получила исключительно из-за своих способностей, а не из-за того, о чём они в силу своего скудоумия подумали. Нет, подобные вызовы означали одно — что-то случилось.

Спускаясь вниз на маленьком, тщательно замаскированном лифте, что притаился в одном из боковых коридоров дворца, она в очередной раз мысленно перебирала в голове всё, что могло вызвать эту встречу, но как назло ничего подходящего не находила. Во всяком случае ничего, что было в её сфере ответственности. Мятежники забились в щели, и лорд Вейдер в данный момент занимается тем, что используя, в том числе и полученную ею информацию, отыскивает их с целью допроса и последующего уничтожения. Разработка законспирированных спящих ячеек и внедрение туда агентов идёт полным ходом, и хотя особых успехов там нет, но и провалов так же не наблюдается. Знать сидит тихо — благо, кадры со Звезды смерти с показательным уничтожением Альдераана всё-таки успели передать. Что же тогда?

Нахождение рядом с ней Сейта Пестажа лишь подливало масла в огонь. Великий визирь занимался в основном канцелярской работой: двор, распорядок дня императора и ещё куча дел, связанных непосредственно с внутренней кухней дворца. Двор и разведка были несильно пересекающимися ведомствами в тихую презирающими друг друга, а потому причин для совместного серьезного разговора с глазу на глаз с Палпатином быть было недолжно.

Директор ИСБ бросила быстрый, оценивающий взгляд на визиря. Ничего. Обычная, как и у неё, совершенно непроницаемая маска вместо лица — невозможно понять, о чём он в этот момент думает. Перебирает ли он подобно ей в уме все возможные причины и варианты? Думает ли о самом страшном из них? Связанном и с двором, и с разведкой.

Второй Бейл Органа? Очередная принцесса с дипломатическим иммунитетом?

Тогда их тоже вызывали. Визиря и директора ИСБ, пост которого в ту пору занимал её отец. Те же поздние разговоры. Тот же укор, что проглядели.

Двери лифта раскрылись, пропуская их в маленькую по меркам огромного дворца комнатку. Исанн решительно не понимала, почему та называется комнатой для медитаций: в некоторых из её допросных и то атмосфера куда больше способствовала к расслаблению, чем это место. Тусклый матовый чёрный пол, тёмно бордовые стены и жёсткое кресло, где сидел сам император. Погружённое в извечный полумрак и холод — температура здесь была всегда на градусов десять ниже, чем в прочих комнатах дворца, — оно вызывало даже у ко всему привычной директора ИСБ чувство лёгкого дискомфорта. Хотя, возможно, именно в этом и был весь смысл.

Она отсекла все посторонние мысли, склоняясь в лёгком поклоне.

Император изучал их долгим, внимательным взглядом, кривя тонкие губы в том, что обычные люди назвали бы благодушной улыбкой.

Улыбка, молчание, срочный вызов и отсутствие в комнате алых гвардейцев — дело дрянь.

— Какой сегодня чудесный вечер, вы не находите? — прошелестел тихий, обманчиво мягкий голос Палпатина.

— Каждый день прекрасен, если мы имеем честь видеть ваше лицо, — подобострастно отозвался Пестаж, чуть склонив голову.

— Тогда вас, великий визирь, и вас, директор, можно поздравить с тем, что вы самые счастливые люди Империи. Вы видите меня каждый день, — с лёгким смешком отозвался император. — Однако, я слышал, не все разделяют подобное мнение. Мятежники. Бывшие члены сената. Я даже слышал о восставшем из мёртвых джедае, который вопреки докладам ваших коллег оказался более чем живым, и судя по его действиям, не сильно беспокоящимся о величии Империи.

— Лорд Вейдер в данный момент занят поисками новой главной базы мятежников, и он же уничтожил того джедая, — отчеканила Айсард, — что же до бывших членов Сената, то мои люди продолжают наблюдение за каждым из них.

— Даже за бывшими сенаторами от Альдераана и Чандрилы?

В комнате повисла тишина, и даже воздух будто бы стал ещё на пару градусов холодней. Император улыбался, но кому, как не стоящим перед ним, знать, сколь мало значит эта улыбка, кому, как не им, так же на протяжении многих лет прячущим свои мысли и чувства, не знать, что за ней в эту минуту может скрываться всё: от издёвки, до едва сдерживаемой ярости.

— Я так понимаю, ответ отрицательный? Жаль. Но впрочем, я позвал вас вовсе не за тем, чтобы говорить о них. Как насчёт уже упомянутого лорда Вейдера? Как вы оцениваете его деятельность и успехи на посту главкома?

Как она не гордилась своей выдержкой, однако подобный вопрос заставил едва заметно вздрогнуть: слишком уж неожиданным он был. Вейдер, правая рука императора, могущественный адепт Силы и бессменный главком Империи на протяжении двух десятков лет. Он же не собирается?..

— Преданность Лорда Вейдера идеалам Империи не подлежит сомнению, однако…

— Однако согласитесь директор, инцидент со Звездой смерти существенно подпортил его репутацию.

— И наше финансовое положение, — со вздохом заметил визирь. — Но я бы хотел напомнить, что в народе именно он ассоциируется с мощью и неотвратимостью карательного аппарата. К тому же, тот провал мало отразился на его популярности в определённых кругах.

— Да, пожалуй, в плане запугивания масс мало что изменилось, — согласился император. — Вы можете к этому добавить что-то ещё, директор? Или репутация и безграничная преданность — это все достоинства моего ученика?

— Я не знаю никого другого, кто мог бы возглавить флот в данный момент: он умён, готов наводить порядок любыми доступными методами, умеет находить общий язык с самыми разными представителями знати и адмиралтейства. Это и то, что он прекрасный стратег, делает его незаменимым на этом посту.

— Значит, мы пришли к выводу, что мой ученик прекрасный стратег, а прочие его достоинства в том, что он верен мне и Империи? В результате он готов выполнить даже самый чудовищный приказ, не считаясь с жертвами, ну и конечно, он один из немногих, кому безразлично мнение окружающих, в результате чего от его имени одинаково дрожат, что в трущобах на окраинах Внешнего кольца, что во дворцах Корусанта. Так?

— Да.

— Но если это так, — тонкие губы расплылись в не самой приятной улыбке, — то так ли он уж и незаменим?

— Вы уже выбрали подходящего кандидата?

Голос Айсард был спокоен, в то время как в уме уже кипела напряжённая работа. Кто? Кто мог подойти на эту роль? Она не лгала, когда говорила, что не видит никого достойного. Таких просто не было. Вейдер был монолитом, одним из символов Империи. Если его резко убрать, то подобное будет расценено как слабость и победа мятежников. Да и кто придёт на его место? Один из двенадцати?

— Я вижу, вы сейчас задумались о том, кто бы это мог бы быть? Ну же, не стесняйтесь. Порадуйте старика своими идеями.

Пестаж и Айсард невольно встретились взглядами и тут же, словно испугавшись, вернули их к императору. Идей не было, а те, что невольно мелькнули, были безжалостно отметены как несостоятельные.

— Неужели никто?

— Я вынужден согласится с директором, и сообщить, что пребываю в полной растерянности о личности человека, которого вы наделяете столь высоким доверием, — справедливо рассудив, что от ответа уйти не удастся, сказал визирь.

— Доверием? Хм… ну может и так. А может и нет… Признаться, я сам испытываю некоторые затруднения с определением моего отношение к этому человеку. К его способностям.

— Может, тогда стоит подождать? — глядя прямо в золотые глаза, спросила Айсард.

— Нет. Не стоит. Ожидание никак не скажется на степени моего доверия и его компетенции в качестве главкома. Собственно, в этом и заключается причина нашей беседы. Вы оба должны сделать так, чтобы его становление во главе вооружённых сил Империи прошло как можно спокойней.

— Лорд Вейдер подчиниться вашему приказу. Проблем возникнуть не должно.

— Кто говорит о моём ученике, директор? Он подчинится любому моему приказу, однако проблема в самом новом главкоме. И передача дел лишь малая из них.

— Я могу подготовить все необходимые бумаги и написать текст речи уже к утру. Делегация от сектора…

— Не надо ничего отменять, составлять, и вообще, я не хочу, чтобы хоть кто-то узнал о нашем разговоре, — прервал великого визиря Палпатин. — Пока рано. Вы двое, а своему ученику я сообщу лично.

— Я отправлю сообщение Вейдеру с координатами предполагаемых баз мятежников, сообщив, что те, возможно, знают об утечке и начали эвакуацию. Это заставит его разделить флот.

— Ваша забота обо мне просто очаровательна, директор, — обнажив то, что осталось от некогда белоснежной улыбки, заметил император. — Но я не собираюсь устраивать публичные казни, а мой ученик, как вы сами сказали ранее, действительно подчинится, так что незачем ослаблять его силы. Я даже больше скажу, вы сделаете всё зависящее от вас для того, чтобы Эскадра смерти к моему прилёту и в дальнейшем была, как и раньше, сильнейшим ударным флотом Империи. Вы меня поняли, директор?

Исанн кивнула, хотя тем немногим, что она действительно понимала, было то, что ситуация неординарная. Дело было даже не в том, что смена главкома была сама по себе событием, а в том, как об этом говорил император. Как смотрел на это. Если не нужно организовывать «тихий» уход Вейдера на почётную пенсию, то тогда к чему всё это? Обычно Палпатин никогда не делал тайны из подобных быстрых смещений. Она в один день заняла место отца так же, как и прочие, чей стремительный взлёт по карьерной лестнице был связан с падением с неё конкурента. Мгновенно принять на себя управление, с головой погрузившись в дела.

Что же было не так с этим новым главкомом, если после оказанной чести он не мог сделать так же?

Император тем временем повернулся к визирю:

— Однако кое-какие изменения в моё расписание надо будет всё-таки внести, не афишируя настоящую причину. Послезавтра я хочу немедленно отбыть на встречу со своим учеником.

— Последний сигнал был из Внешнего кольца, — отрапортовала Айсард, заметив, как дрогнула улыбка на губах Пестажа. Неудивительно, организовать в течении двадцати четырёх часов вылет, эскорт, проложить маршрут, оповестить все базы по пути следования, а также перекроить график и разобраться, кому из приближённых в этот раз оказана честь сопровождать Палпатина, это дело не пяти минут. — Мне отправить сообщение, чтобы они ждали?

— Не стоит. Мой ученик, кажется, что-то нашёл, так что не стоит его отвлекать. Я сообщу ему, когда мы достигнем сектора.

Указания были отданы, но они по-прежнему стояли перед троном. Не было отдано приказа о том, что они могут идти выполнять. Не было ещё названо имя.

— Волан-де-Морт, — с усмешкой объявил император, не сводя с них своих золотых глаз. Изучая их лица и реакцию, — лорд Волан-де-Морт.

— Сектор Исено? — Мигом встрепенулся Пестаж, — он не родственник…

— Единственная сестра моффа Волан-де-Мирта погибла в возрасте десяти лет. Другой родни, включая незаконно рожденных детей, у него нет. Согласно моим источникам, — сочла за нужное добавить директор ИСБ.

— Ваша информация как всегда верна. Наш новый главком никак не связан ни с моффом, ни с сектором Исено… ни с Империей.

Исанн была уверена, что император в этот момент Силой переключил систему отопления, понизив температуру ещё градусов на десять. Не было, решительно не было другого более разумного объяснения тому, что её закалённого в прошлом полевого агента Империи, а ныне и вовсе директора ИСБ — снежную королеву, как её называли за глаза, — обдало холодом, а по телу пробежала дрожь.

— Да, вы оба всё верно поняли, — словно прочтя их панические мысли, с явным восторгом объявил Палпатин.

— Он настолько хорош как стратег? — учтиво осведомился Великий визирь, как видно из последних сил пытаясь сгладить ту неловкую паузу, что возникла после этих слов.

— Хорош? Нет, не думаю. Свою единственную войну он проиграл годовалому ребёнку, а космические корабли, по-моему, даже на картинках не видел.

Где-то на планете Земля…

Если вы магл, то первое, что вы испытаете, оказавшись внутри Министерства магии — это восхищение с лёгкой долей ужаса — поскольку открывшееся вам зрелище поразит вашу фантазию своим размахом, величием, и конечно, магией, что буквально дышит в каждой детали этого здания.

Если вы маглорождённый волшебник и вас давно не удивить летающими бумажными самолётиками, расширением пространства, да и просто банальными чарами иллюзий, что заставляют даже в кабинетах без окон светить солнце, то можете поверить, у вас по телу наверняка невольно пробежит дрожь от мысли — здесь! Да, именно здесь крутятся все винтики и шестерёнки. Здесь вершится политика, хранятся страшные тайны, составляют расписание матчей по квиддичу и делают всё, что бы маглы даже не подозревали о существовании магов в целом и этого места в частности.

Если вы волшебник, то тут всё проще. Всё банальней. Практически все волшебники так или иначе связаны с Министерством. Кто-то работает сам, у кого-то работают родственники или друзья семьи. Для них в этом здании нет ничего примечательного, и потому оно ассоциируется лишь с властью, деньгами, списком правил и безумной бумажной волокитой. Логова бюрократии, что у магов, что у маглов вызывают в целом схожие чувства, иногда сдабриваемые лишь лёгкой щепоткой трепета законопослушных граждан перед властью, да скукой извечного ожидания.

У Альбуса Дамблдора необходимость находиться здесь всегда ассоциировалось исключительно с делами особой важности, поскольку в иных случаях он сюда не захаживал. Его должности верховного чародея Визенгамота и Президента международной конфедерации магов носили чисто номинальный характер, поскольку полный состав судебной комиссии не собирался со времён осуждения сторонников Волан-де-Морта, а вторая должность и вовсе так и не была реализована. Дамблдора это устраивало тем, что он мог спокойно заниматься школой, Министерство это устраивало тем, что они могли спокойно заниматься своими делами, формально выказав своё уважение столь великому волшебнику.

Всех всё устраивало. Все были довольны. До памятного июня 1995 года.

Фадж был на рабочем месте, и судя по всему, даже не попытался ускользнуть от встречи. Чем это было вызвано: банальным любопытством или тщеславием директора Хогвартса, — не волновало. Ему было жизненно важно поговорить с министром, а потому он не лгал, когда на вопрос о цели визита сказал, что желает увидеть Корнелиуса Фаджа. Что готов подождать, если тому не позволяет расписание принять его прямо сейчас.

Эти слова наверняка были доложены немедленно. Ещё бы — сам Альбус Дамблдор смирено сидит перед закрытыми дверьми кабинета министра, ожидая, когда его примут. Обычно всё было с точностью до наоборот. Это Фадж закидывал его письмами о встрече, просьбами о совете и прочих мелких вещах, которые наверняка уязвляли его самолюбие.

Он должен был его принять хотя бы ради того, чтобы потешить свою гордость. На это и был весь расчёт.

Расчёт, оправдавший себя.

Фадж сидел за столом в своём кабинете и отчаянно пытался изобразить крайне занятого человека, который только в знак уважения к прошлым заслугам Дамблдора согласился выделить ему минутку — не больше.

— Вы хотели о чём-то поговорить? — бросил он, не поднимая головы, невидящим взглядом глядя на какой-то документ перед ним.

— Я просто хотел извиниться. Сказать, что мне искренне жаль, что я повёл себя очень опрометчиво в то время, как вы были совершенно правы. — Глядя куда-то в пол, сказал директор Хогвартса. — Собственно, это всё, что я хотел вам сказать.

Он повернулся к двери и даже успел положить руку на золотую ручку, как его остановил взволнованный голос министра:

— Сто-стойте… что значит извинится?!

Альбус с мгновение помедлил, глядя на ручку — красивая, в виде львиной лапы — с тихим вздохом повернулся, и подняв на министра взгляд, которым смотрели на него самого ученики, пойманные Филчем за нарушениями, просто сказал: — Вы были правы. Я — нет.

Фадж откинулся на спинку кресла, сверля его полным подозрения взглядом, потом очевидно вспомнив о своём намерении изображать занятого человека, потянулся к бумагам. Начал подравнивать и без того ровные стопки документов:

— И что же подтолкнуло вас к таким мыслям?

— То, что я последовал вашему совету и всё тщательно обдумал. — Дамблдор действительно всё тщательно обдумал, направляясь сюда. Взвесил и примерил каждое слово, которое произнесёт в разговоре с министром. Каждая фраза должна была быть выверена вплоть до мелочей. Не лесть, а признание заслуг. Не ложь, а умолчание деталей. Не заискивание, а раскаяние в недальновидности. Главное без перегибов. Фадж тщеславен, но он политик. Его так просто не проведешь. — Вы были правы, когда сказали, что это невозможно: что он вернулся. Он слаб и потерял союзников, но прошу понять и меня, когда Гарри появился с трупом Диггори на руках, а после выяснилось, что в школе орудовал бывший пожиратель, я запаниковал.

Он молчал секунды две, давая министру возможность насладится зрелищем и осознанием своего триумфа, прежде чем продолжил.

— Я готов был поверить чему угодно, считая увиденное достаточными доказательствами — не требуя остальных.

Корнелиус Фадж изо всех сил давил торжествующую улыбку, но уголки губ упрямо изгибались вверх. — Что ж, я рад, что осознание этого заняло не так много времени.

— Да. — Он замолчал, чуть нахмурил брови, будто не был уверен, — если вы позволите, то я хотел бы обратиться к вам с маленькой просьбой.

Взгляд министра стал мгновенно внимательным.

Ничего. На это и делась ставка. Он бы всё равно не поверил в подобную искренность сразу. Посидел бы, подумал и обязательно пришёл к выводу, что у директора была другая причина, ради которой он впервые пересёк порог его кабинета. Поэтому причину стоило дать прямо сейчас. Причину достаточно вескую в глазах министра, но при этом достаточно правдоподобную. Ведь во что, во что, а в подобные игрища Дамблдор умел играть и получше Фаджа.

— Я прошу не за себя, а за Гарри. Вы же знаете, как я отношусь к этому мальчику. Он испытал такой колоссальный стресс и давление. Этот турнир, эти статьи и этот ужасный несчастный случай с Седриком. — Да. Он произнёс это. Слова о чувстве долга перед Гарри, родители которого погибли, несмотря на все его старания и официальную причину гибели третьего чемпиона. — Я прошу дать мне возможность принять всю ответственность за произошедшее на себя. Написать и опубликовать открытое письмо в Пророке, в котором принести извинения за то, что повёл себя как старый, выживший из ума старик, что услышав сказанные мальчиком слова, даже не попытался их обдумать.

— Вы так хотите его защитить?

— Я всегда хотел его защитить. К тому же, он мечтает стать аврором, а если эта история продолжится, то…

Заканчивать было ненужно. Фадж благосклонно кивнул.

Аудиенцию на этом можно было считать законченной, директор Хогвартса повернулся, чтобы выйти, но замер у самых дверей. Задумался и снова подошёл к столу.

— Вот, — он положил на стол серебряный значок Верховного чародея Визенгамота, — не думаю, что после всего произошедшего я имею моральное право его носить.

Фадж осторожно провёл пальцем по блестящей поверхности значка, словно не веря, что тот лежит напротив него.

— Вы уверены в этом решении?

— Больше, чем в чём либо. — Он не играл и не притворялся, печаль, усталость и смирение в его голосе были настоящими. Дамблдор мог и не отказываться от места Верховного чародея, но это бы ничего не изменило. Министр начал копать под него: верные помощники, получив секретные инструкции, уже с неделю усилено искали в архивах информацию о прецедентах, благодаря которым можно было бы обосновать подобный шаг. Это был только вопрос времени, как скоро один из них натолкнулся бы на заботливо припрятанную папку с делом Дариана Винга, который был смещён в 1865 году.

Папку спрятал и сообщил о предполагаемой цели поиска старый друг и по совместительству бывший ученик, который, как и все выпускники Хаффлпаффа, не терпел несправедливости, но не мог пойти в открытую против правил.

Дамблдор и не пошёл против правил, решив сыграть на опережение. Фадж был нужен если не как союзник, то хотя бы как нейтральная сторона. Ни к чему ссоры, ведь отобрав место в Визенгамоте, он бы постарался отобрать и Хогвартс. А тот, в свете грядущих событий отдавать — пусть даже частично — было никак нельзя.

— Ну чтож, коли так, то я очень рад. Однако… думаю, не будет лишним, если и Гарри напишет в этом письме пару строк. Две три, что бы ни у кого не осталось сомнений.

— Я поговорю с ним.

Дамблдор поговорил с Гарри, и здесь уже совсем не пришлось лгать. Так, умолчать о паре деталей.

Сказать о лжи во спасение. Сообщить, что им никто не поверил, а тёмный лорд затаился и не вылезет из своего логова, пока не установит контакта со всеми своими бывшими союзниками. Напомнить, как мало тех, кто верит им. Поведать о плане, в случае реализации которого, тёмного лорда закинет намного дальше, чем в Румынию. Рассказать, о сложном состоянии дел — расписав это настолько просто, что понял бы даже подросток — и посмеяться с ним, узнав про ГАВНЭ.

Попросить о помощи и терпении.

Что лучше: быть одним из немногих героев, что знают правду, и знать, что все остальные ошибаются и потому, возможно, погибнут, так и не поняв, откуда был нанесён удар, или солгать, став объектом насмешек? Отвлечь внимание тем самым на себя и нанести удар, который пусть для всех пройдёт незаметно, пусть никто о нём не узнает, но спасёт чужие жизни.

Кто-то другой наверняка бы выбрал первое, но в Гарри он не сомневался. Гарри всегда выбирал спасение чужой жизни, пусть даже в этот раз ему пришлось переступить через себя и солгать о том, о чём лгать не мог.

В утешение, Дамблдор мог его лишь заверить, что прочитанная статья в Пророке, где Гарри Поттер утверждает, что Волан-де-Морта нет, подарит тому пару десятков бессонных ночей, заставив сделать ошибку.

Ошибку, в результате которой он попадётся в тщательно спланированную ловушку.

Согласно докладу Снейпа — единственного человека, помимо Гарри посвящённого во все детали предстоящей операции, — бессонницей после выхода статьи начал страдать не только Волан-де-Морт, но и многие Пожиратели.

— Он заинтересовался и пока не понимает, к чему я веду. Будет требовать больше информации от своих шпионов и соглядатаев. В особенности от тебя, Северус, — сказал Дамблдор, услышав о той нервозной атмосфере, что установилась среди Пожирателей.

— Этот план — безумие.

— Не безумнее, чем известное нам пророчество, — улыбнулся самой добродушной улыбкой директор.

— Когда начнём?

— Когда он спросит тебя, не заметил ли ты что-нибудь странное в моём поведении.

Можно подождать… ещё немного времени в запасе у них есть.

Где-то за гранью…

— Мне искренне жаль, что из-за нас всё опять задерживается, — сказал директор Хогвартса, усаживаясь в ставшее таким привычным тёмно-синее кресло, со львами на подлокотниках.

Его коллега, сидящий напротив, непринуждённо махнул рукой, попутно притягивая к себе силой бокал с вином.

— Можете не переживать. Эту задержку сейчас благословляют все мои подчинённые, которые посвящены в детали предстоящего обмена. Строят планы, проводят совещания, посылают указания шпионам и отдают приказы агентам. Столько суеты, столько желания всё успеть.

— Вы многих посвятили в детали плана?

— Нет, что вы. Только троих. Но они, кажется, уже подняли на уши половину Империи. Особенно старается мой ученик. Мы тут сейчас с вами говорим, а он, похоже, решил ослушаться меня и посвятить своих подчинённых в наши маленькие секреты. — Палпатин небрежно повертел в длинных, сморщенных пальцах бокал, прежде чем с видом всеобъемлющего всепрощения продолжить, — но я, так и быть, сегодня закрою на это глаза.

— Его можно понять. Передать столь ответственный пост в руки, — Дамблдор на секунду замешкался, пытаясь подобрать наиболее ёмкое слово для сложившейся ситуации. Чем незамедлительно воспользовался Лорд Ситхов — улыбаясь, заставил стоящую на низеньком столике бутылку плеснуть вина в стоящий рядом пустой бокал директора.

— Он на это и рассчитывает. Понимает, что хуже для него наказания я не придумаю.

— Наказания?

— Да. Он будет воспринимать происходящее исключительно как наказание. — Император не смог скрыть не только усмешки на лице, но и мстительного света в глазах. — Всесильный Лорд Дарт Вейдер, лишённый власти, флота и всего того, что составляло добрую половину его силы. Ввергнутый в доисторический мир, население которого только начинает делать первые робкие шаги в космос. А если добавить к этому тот факт, что здесь нет Силы в том понимании, в котором она существует для него. — Палпатин с явным удовольствием сделал маленький глоток, и было не совсем понятно, что именно доставляет ему такое наслаждение. Вино или беседа, что сопровождает нехитрый процесс его поглощения. — А ещё, он будет фактически мальчиком на побегушках у человека, который, мягко говоря, не разделяет наши имперские ценности.

— Я не собираюсь делать его своим мальчиком на побегушках, — осторожно поправил директор, благоразумно пропустив мимо ушей часть про имперские ценности.

— Да, для мальчика он уже слегка староват, — задумчиво прошелестел тёмный Лорд, от которого не укрылось лёгкое осуждение в голубых глазах напротив. Доброе осуждение, почти дружеское, которое бывает в глазах друзей, когда ты им рассказываешь, как весело провернул какое-нибудь дельце, не слишком хорошее с точки зрения закона, но довольно забавное в твоём понимании.

Друзей у Дарта Сидиуса не было и в ближайшей перспективе даже не планировалось, да и он, если честно, не особо стремился к налаживанию подобных близких контактов хоть с кем-то. У него была Сила, власть и Империя. Всё остальное было не нужно, и даже если иногда и возникала необходимость поговорить, то всегда готовая примчаться по первому зову армия подхалимов была тут как тут.

Они появлялись, с замирающим сердцем выслушивали его. Ни черта не понимая, но зато уверенно поддакивая, если в появившейся паузе появится место для их реплики. О том, чтобы говорить с ним на чистоту, или, упаси великая Сила, спорить, не могло быть и речи. Во всей огромной Империи, если разобраться, было не больше трёх десятков тех, кто мог высказать своё мнение Сидиусу в лицо. Четверо тех, кто мог в это лицо ещё и плюнуть — фигурально выражаясь, разумеется, и с поправкой на то, что за этим последует неминуемая и крайне мучительная смерть. Наверное, именно поэтому и не было ни одного человека, с которым он мог бы поделится чем-то более личным, чем размышления вслух о том, насколько хорош был ужин и какое облачение стоит надеть на ту или иную церемонию.

Однако повара при дворе были самые лучшие, да и за последние двадцать лет он решительно отказался от помпезных нарядов и прочей мишуры, что приходилось напяливать на себя в бытность канцлером. Как следствие даже об этом было не с кем поговорить. Тот же Пестаж, несмотря на все годы, что провёл подле своего Императора, благоразумно держал некоторую дистанцию. Позволявшую ему иметь своё мнение, но недостаточно короткую, чтобы быть заподозренным ревнивыми царедворцами в излишне дружеских отношениях с Палпатином.

Наверное, именно это отсутствие возможности хоть с кем-то поговорить на равных и привлекло старого ситха к сидящему напротив него коллеге. Дамблдор не сильно тянул на ровню в плане силы, власти, да и разговоры об имперских чистках не сильно любил. Но он знал и понимал, какая ответственность лежит на плечах оппонента, а потому если и всплывали в их разговорах спорные с точки зрения морали вопросы, осторожно уходил от темы. Не отказывался от своего мнения и не заискивал, просто старался уйти от ненужного и в принципе ни на что не влияющего спора. За это, наверное, Сидиус и ценил их редкие встречи. Именно за это, наверное, прощал и мягкий укор в глазах, и лёгкое сомнение в своей правоте.

Так что Император лишь с лёгкой улыбкой развёл руками, не забыв перед этим ещё раз приложиться к бокалу. — Ох, не лишайте меня таких маленьких удовольствий! При всём своём коварстве и злодействе, я не каждый день объявляю могущественным тёмным лордам, от одного имени которых трясётся пол-империи, что их, как нашкодившего котёнка, выкидывают за порог.

— Вы же не так ему это сказали…? — с искренним сожалением в глазах прошептал директор.

— Сказать то я сказал не так, но понял он это именно так. Не переживайте, это всё равно звучит лучше чем правда — обменял, на новую игрушку. Он теперь из доспехов вон будет лезть, лишь бы доказать, что он чего-то стоит без своей Силы, статуса Избранного и флота в придачу.

— Лучший способ сделать из избранного Избранного, это заставить его поверить, что он не Избранный, — сказал Дамблдор, заговорщицки поблёскивая стеклышками очков.

— Именно! Главное только не переборщить с этим, как предыдущие наставники Вейдера, а то для них это немного печально закончилось…

Где-то в Империи…

Обычно адмирал Дейр гордился своей службой, хоть и старался не сильно афишировать это чувство. В кругу семьи и близких, а также среди подчинённых он всегда делал упор на том, что любая служба на благо Империи является в равной степени важной и почётной. Просто ему повезло чуть больше чем другим, с местом её несения и занимаемым статусом. Командование флотом личной обороны Корусанта это действительно важная, почётная и абсолютно не пыльная работёнка.

Окружённый со всех сторон верными мирами и базами, что под чутким контролем гранд-адмирала Тешика, все как один, ощетинились оружием в течении последних лет, Корусант не нуждался в огромном личном флоте. Да и не поместился бы там флот, достойный столицы. Перегруженный сам по себе сектор и так страдал от обилия торговых, пассажирских и представительских судов, что надёжно оккупировали его пространство, практически не оставляя места для военных кораблей. Официальных военных кораблей, ибо там где Император, там и его верные слуги. У верных слуг считалось неприличным заявиться на Корусант, не пофорсив своими новыми игрушками, что же говорить о высокопоставленных гранд-адмиралах и им подобных, каждый из которых имел под своим командованием флот, хоть пару кораблей из которого надо было обязательно явить миру, заявившись с ними при полном параде.

Так что не было ничего удивительного в том, что неподалёку от столицы висел чисто декоративный флот, с чисто декоративным адмиралом.

Нэтан Дейр был верен Империи, его родословная связывала его со многими влиятельными семьями Империи и достигала просто чудовищных размеров, а сам он при всём при этом имел вид, скорее, доброго дядюшки, чем грозного адмирала. Идеальное сочетание для человека, чьи функции сводились лишь к тому, чтобы следить за тем, чтоб очередной перебравший лишнего на приёме у Императора барон / князь / король / и ещё с полсотни наименований важных шишек, не возомнил себя великим флотоводцем, готовым в одиночку отразить подлое нападение зелёных человечков на Империю. Это и ещё, конечно, гордый вид на парадах, вот собственно, и всё, что обычно требовалось от него за все неполные двенадцать лет службы на этом месте.

За эти годы он не видел ни одного настоящего сражения, зато вдоволь насмотрелся на бесчисленное множество подковёрных конфликтов. Не покидая пределов системы, имел возможность наблюдать практически всю воённую технику, которая только существовала: всё, что с гордостью демонстрировалось на параде в честь Дня Империи, и всё то, что стремились выставить напоказ сами гранд-адмиралы, когда оказывались в столице. Он был лично знаком или хотя бы видел всех, кто имел хоть какой-то политический вес в сложной и изрядно запутанной имперской иерархии.

Бравый адмирал Империи свято верил в три вещи: в нерушимость и величие Империи, в то, что нет должности почётней, чем охранять вверенную ему столицу, и конечно, в то, что он доживёт до выхода в отставку, так и не покинув пределы сектора Корусант.

Первое, несмотря на все происки мерзких мятежников, не подлежало сомнению, как и второе, но вот третье оказалось под угрозой, когда поздним вечером по дворцовому времени на корабль лично пожаловала директор ИСБ Исанн Айсард.

Дейр помнил её ещё маленькой девочкой, стоящей возле отца на официальных приёмах. Строгое платье, прямая спина и до крайности недетский взгляд, которым она, казалось, пронизывала любого, на кого глядели её несомненно прекрасные, но такие холодные, жестокие глаза.

Обычно про детей говорят, что они взрослеют, Исанн просто стала старше. Строгое платье сменилось ещё более строгой формой, к идеально прямой спине добавился свойственный большинству военных чеканный шаг, но сама она осталась прежней, просто потому, что еще когда она подавала ему свою маленькую ладошку — совсем как взрослая, — она уже тогда не была ребёнком.

Оптимизм и неумеренные восторги по поводу радости лицезреть её на борту увяли довольно быстро: сразу после слов, что флот личной обороны Корусанта уже завтра отправится во Внешнее кольцо. Без него. Без половины экипажа. С императором на борту.

Обычно, все поездки Его Величества планировались не только на, но и за месяцы вперёд. Рассчитывался маршрут, расставлялись посты, усиливались патрули, ИСБ выбирал корабли и после тщательнейшей проверки утверждал их экипажи. В этот раз им дали ровно двадцать четыре часа, из которых на момент появления директора прошло уже минут сорок.

Наверное, сразу стоит сказать, что все эти двадцать четыре часа никто не только не спал, но и не сидел без дела больше пяти минут. Техники, спешно приступившие к проверке кораблей, уже через считанные минуты были отстранённы техниками, присланными директором. Недолгое выяснение, кто прав, короткий рык начальства и они всей толпой начали совместную проверку, чтоб уже через пару минут снова быть остановленными специалистами, присланными теперь уже Пестажем, который так же не захотел остаться в стороне, несмотря на то, что обеспечение безопасности в первую очередь прерогатива Айсард.

Увы, это был не последний сюрприз спешки и возникшей из-за неё путаницы. В распоряжении директора ИСБ и Великого визиря имелись планы на случай экстренной эвакуации двора и самого Палпатина. Чётко спланированные пути отхода в заранее выбранные миры, способные принять функцию временной столицы Империи, названия кораблей и постоянно обновляющиеся списки капитанов и адмиралов, которые в данный момент находились в секторе и могли выполнить столь важное поручение.

Эти планы могли быть использованы как подспорье в немедленном выполнении желания императора. Проблема была в том, что из-за секретности планов, всех подробностей вторая сторона не знала, но упрямо считала свой план более надёжным. В итоге на трёх кораблях одновременно оказалось помимо четырех команд технических специалистов, пять адмиралов и восемь капитанов. И если техники не испытывали особого дискомфорта, перемещаясь маленькими стадами по кораблям, то их начальство решало куда более сложные вопросы: три корабля упорно отказывались делиться на пятерых адмиралов и, тем более, на восьмерых капитанов.

Сумятица, общее недоверие, понимание, что качественно осмотреть и проверить многокилометровые и многоуровневые махины за отведённое время просто невозможно. И всё это на фоне желания всё успеть. И над всем этим, как дамоклов меч, часы, безжалостно отсчитывающие ускользающие минуты.

На исходе пятого часа появился гранд-адмирал Освальд Тешик, единственный, по мнению Дейра, человек, который мог объяснить ему, что, собственно, делать в сложившейся ситуации.

Ну, то, что осталось от человека: по слухам, треть тела гранд-адмирала была заменена на кибернетические имплантаты после провала при Андалии, когда беднягу в прямом смысле слова выловил из космоса посланный императором корабль.

Адмирал даже думать не хотел, как должен чувствовать себя человек, отправленный на самоубийство. Вынужденный наблюдать, как его флот уничтожается заведомо более сильным врагом, а после в течении пары дней висящий в бескрайнем пространстве без надежды быть обнаруженным.

Тешика обнаружили, вытащили, восстановили в должности, но его психика, похоже, пострадала даже больше чем тело. В теле одна четвёртая всё-таки была человеческой, а вот насколько он теперь ощущал себя человеком, было под вопросом.

Знать и прочие гранд-адмиралы его сторонилась, за исключением, пожалуй, Ил-Раца и Такела. Главный идеолог Империи считал, что прощения императора достаточно и раз Тешик охраняет Центральные миры, то значит, причин его избегать нет, что же до первого сплетника Империи, то он, едва завидев своего коллегу, просто физически не мог пройти мимо, не попытавшись в очередной раз выяснить «а „там“ тоже кибернетика или нет».

Для Нэтана Дейра Освальд Тешик был прямым начальником, несмотря на все старания Айсард перевести флот в подчинение ИСБ. Так что когда тот спокойно вошёл в конференц-зал, адмирал испытал ни с чем не сравнимое облегчение: сейчас всё наконец станет просто и понятно.

Тешик, демонстративно не заметив сидящую на его месте Исанн Айсард, проигнорировав расположившегося на месте адмирала Пестажа, сделав вид, что не увидел испугано вытянувшихся по стойке смирно четырёх адмиралов и пятерых капитанов — обратился к своему адмиралу и трём неловко замершим подле него капитанам, в чьём подчинении официально и числились корабли.

— Что. Здесь. Происходит, — холодный, металлический голос прорезал тишину, которую вот уже более часа никто не смел нарушить.

— Декрет Империи за номером 1.2.7. — в тон ему отозвалась Айсард, не поднимая головы от датапада с личными делами всех присутствующих.

— 1.2.7?

— В интересах Империи и Его Величества Императора может быть затребовано любое судно с его экипажем или без оного, — любезно расшифровал Пестаж.

— Этот флот охраняет Корусант.

— Предлагаете мне купить билет эконом-класса для Его Величества?

— Корусант представляет ценность только как столица. Что такое столица без Императора? Да и всё подступы, я так понимаю, всё равно перекрыты и прямой опасности нет. — Пытаясь сгладить резкость ответа Айсард, быстро заметил Великий Визирь.

Нахождение здесь самого великого визиря по-прежнему вызывало так же много вопросов, часть из которых была снята, когда на Дейра обрушился поток сообщений от любимой троюродной сестрицы супруги, которая в прямом смысле требовала дать ей поговорить с визирем о том, почему её не предупредили заранее о подготовке полёта. Поскольку она желала бы лично сопровождать Его Величество, а в канцелярии ей отвечают, что Пестаж занят какими-то важными делами. Как будто есть что-то важнее её скромного желания!

— Флот гранд-адмирала Такела оснащён не хуже.

При этой фразе практически все находящиеся в зале невольно (в зависимости от своих способностей контролировать эмоции) поморщились. Сказать, что Флот Милтина Такела намозолил всем глаза, означало не сказать ничего. Причины тут были разные. Директора ИСБ раздражало то, что творилось на этих кораблях, Пестажу надоело получать отчёты о том, что они, мягко говоря, порой «мешают» гостям, «защитникам Корусанта» не сильно нравилось нахождение здесь других кораблей. Которые в виду своего постоянного нахождения возле столицы, многие уже начали ошибочно принимать за флот Корусанта, настолько прочно те там обосновались. В общем, мечта спровадить и гранд-адмирала, и его флот подальше была заветным желанием для многих присутствующих и не присутствующих. Мечта, осуществить которую было весьма проблематично. Тешик ничего не имел против дополнительных военных сил (на всякий случай) возле столицы, а у самого Такела был статус гранд-адмирала, покровительство Императора и потому полное право разместить половину своих кораблей на столько, насколько ему вздумается.

Идея избавиться от главного сплетника Империи, конечно, приходила в голову Айсард и даже имела в её глазах определённые плюсы. Всегда был шанс, что Императору за время перелёта и вынужденного тесного общения надоест общество несдержанного гранд-адмирала и он, по возвращении, пошлёт его куда подальше. Причём в обоих смыслах слова. Но в итоге победил здравый смысл.

— У меня нет времени вышвыривать с кораблей всех его «муз» и проводить дезинфекцию помещений. Да и к тому же, — она наконец подняла голову от документов, — о «боевом» состоянии его флота наслышана не только столица, но даже на задворках Империи, любой абориген с удовольствием расскажет пару весёлых историй про творящееся на них. — Она с секунду, словно раздумывая, помолчала, и недовольно поморщившись, добавила: — И в большинстве своём не соврёт.

— Зачем тогда устраивать этот цирк? Вы должны были связаться со мной и официально запросить флот для сопровождения Его Величества.

— Запросить? У вас? — Презрительная усмешка чуть тронула губы директора, — мне нужны только эти корабли. На вызов и проверку большего флота у нас нет времени. Что же насчёт вас и ваших людей, то вы все остаётесь здесь. Как вы там сказали? Охранять столицу.

— Причина?

— А охрана сердца Империи это, по-вашему, недостаточная причина? Что же до ваших людей, то, — её взгляд скользнул по адмиралу, — недостаток участия в боевых операциях, — перешёл к капитану, — сомнительные родственные связи с мятежниками, — скользнул к следующему, — халатность, лишь чудом позволившая избежать жертв.

Третий капитан, молодой брюнет лет тридцати от силы, стиснул зубы, уже точно зная, что не понравилось директору в его личном деле.

Гранд-адмирал тоже это прекрасно знал, а потому не посчитал нужным тратить время на озвучивание и так всем известной информации. Тем более, если других достойных причин для смены экипажа у Айсард не было.

— Я ручаюсь за своих людей головой.

— Я слышу эти слова чаще, чем многие в этом зале ходят по нужде.

— А какие слова вы слышите редко?

Директор отложила список и наконец полностью повернулась к по-прежнему стоящему Тешику. — Император желает отбыть из столицы ровно через восемнадцать часов шестнадцать минут. Ваши корабли — лучшее из того хлама, что в данный момент висит на орбите, а ваша репутация — залог того, что ни на одном из них нет припрятанных сюрпризов. Но хорошие корабли нуждаются в хорошем экипаже.

— Эти корабли, с именно этим экипажем, охраняют Императора и вас в том числе уже в течении нескольких лет.

— И вот уже в течении нескольких лет я каждую неделю говорю Его Величеству о недопустимости такого порядка вещей.

— Вы сеете панику, директор.

— Я выполняю свою работу и следую инструкциям.

— Инструкции хороши, когда всё идёт согласно плану, но я так понимаю, у нас нет сейчас стандартных четырёх месяцев на следование всем инструкциям и протоколам. Так что, боюсь, вам придётся прямо сейчас решить, какие из ваших инструкций и принципов вам важнее. Хорошие корабли, которыми будет управлять знающая их до последней заклёпки команда, или люди с идеальным досье, которые видят их впервые в жизни.

Они смотрели друг другу в глаза. Зелёный и красный. Красный и голубой.

Стоящие рядом капитаны нервно поглядывали на адмиралов, те в свою очередь неловко переминались с ноги на ногу и не знали, куда деть внезапно покрывшиеся липким потом руки. Один лишь Сейт Пестаж по-прежнему сидел, не обращая внимания на творившиеся. За свою карьеру он насмотрелся на куда более впечатляющие столкновения. Одни стычки Лорда Вейдера и принца Ксизора чего стоили. К тому же, он не сомневался в профессионализме обоих. Если гранд-адмирал, после всех событий, не отличался эмоциональностью, то директор умела всегда взять себя в руки. Отодвинув ради Империи все свои эмоции на задний план. А учитывая, что времени было в обрез…

Айсард, всё так же не отводя взгляда, встала и уверено подошла вплотную к Тешику.

— Отлично. Но учтите, — она кивнула на его протезированную часть лица, — я не прощаю ошибок. Адмирал Дейр, следуйте за мной, я хочу лично проинспектировать корабль.

Последующие часы показали, что директор не только не прощает ошибок, но и не склонна давать поблажек и кидать слов на ветер. Лично вместе с ней облазив весь корабль от и до, заглянув в такие места, куда его и курсантом не гоняли, адмирал впервые всерьёз задумался о тяжести своего почётного бремени.

Сама же Исанн Айсард очевидно разрывалась между желанием сорваться на окружающих и чувством долга. Не привыкшая никому и никогда уступать, она с упоением отводила душу на техниках, капитане и прочих членах экипажа, которые, по её мнению, не слишком рьяно выполняли свои обязанности. Сказать директору, что такой прыти от своих подчинённых он не видел даже во время празднования прошлого дня Империи, когда на Корусант заявились все двенадцать гранд-адмиралов, куча моффоф и грандмоффоф, а сам Главком пожелал проинспектировать корабль, Дейр не рискнул.

Отбывали строго по расписанию и только с жалкой имитацией проводов, вместо того яркого и красочного действия, что было установлено церемониалом. Император сиял от радости (даже поинтересовался у адмирала, как там поживают любимые канарейки его супруги) и нетерпения, прочие провожающие были настроены менее оптимистично.

Причину хмурого лица Айсард и натянутой, даже скорее, вымученной улыбки Пестажа он узнал намного позже, но первый тревожный звоночек прозвенел, едва шаттл провожающих покинул корабль. Когда к главному защитнику Корусанта подошёл первый помощник капитана, а точнее, правильнее будет сказать, личный представитель директора. Приставленный Айсард офицер, как недвусмысленно намекнула ему она, перед тем как покинуть корабль, обладал всеми мыслимыми и немыслимыми полномочиями. Вплоть до взятия командования на себя в случае непредвиденных обстоятельств.

— Гранд-адмирал будет далеко, так что я надеюсь, вы понимаете, КОГО вы должны будете слушать, — наставительно бросила директор, прежде чем покинуть корабль.

— Императора? — сдавленно ответил адмирал, но она поняла, что он её прекрасно понял.

К счастью, непредвиденная ситуация пока не грозила, и потому офицер, передав ему координаты пункта назначения, удалился на предписанное ему место. Оставив адмирала и его капитана задаваться невольным вопросом — зачем такая секретность? Причину они узнали, как и вся остальная Империя, только некоторое время спустя. А сейчас, вглядываясь в сложную комбинацию чисел и букв, они только поняли, почему командование рискнуло ограничиться лишь тремя кораблями — гранд-адмирал Син должен был их встретить на полпути — несмотря на столь высокий статус главного пассажира.

Сектор, куда они направлялись, в последнее время был на устах у всех любителей почесать языком либо целыми днями сидеть перед экраном. Маленький, всеми забытый сектор на окраине Империи. Сектор, где Лорд Вейдер, в данный момент лично наводил порядок, может и не слишком гуманными, зато точно действенными методами.

* * *

Срочное совещание, на которое были вызваны адмирал, капитаны кораблей, генерал и представитель ИСБ при эскадре — это само по себе не новость: мало ли какой план пришёл в голову главкому. Но вот то, что в этот момент на Исполнителе находится Его Величество Император — это новость. Новость с каким-то неясным, тревожным оттенком. Неожиданная и в тоже время, на каком-то подсознательном уровне, ожидаемая. Особенно после той череды неудач, что одна за другой обрушились на эскадру.

Захват баз мятежников и их поспешное бегство с насиженных мест нельзя было назвать однозначной победой. Поскольку теперь снова придётся начинать всё сначала. Снова поисковые дроиды, снова готовность по малейшему сигналу сорваться хоть на другой конец Империи, где свили себе новое логово эти проклятые террористы. Однако не это было главной причиной хмурых лиц и безрадостного настроя, царившего среди большей части экипажей. И без того сложную ситуацию усугублял тот факт, что на базе в момент атаки находились обе цели из списка приоритетов. Обе цели и ускользнули у них в прямом смысле слова из рук, словно в насмешку оставив вещи, записи и отчёты, которые явно свидетельствовали об их присутствии на ледяной планете.

Адмирал Оззель был казнён, упустившие корабль с принцессой понесли наказание, но все в эскадре понимали, что меры, предпринятые главкомом, это только начало. Император, после трагедии случившийся со Звездой смерти, не удовлетворится очередными заверениями в скором уничтожении мятежников, а значит, последующие шаги будут, как всегда, решительными и по традиции жестокими. Командование пойдёт на всё, лишь бы не вызвать недовольство императора.

Однако как минимум его внимание что-то всё-таки привлекло, поскольку Палпатин прибыл уже через два дня после произошедшего. Два дня — это слишком мало для того, чтоб весть о провале успела добраться до столицы и, пройдя многочисленные инстанции, в самом неприглядном свете достичь ушей императора. Значит, по всеобщему мнению, причина, вырвавшая Его Высочество из цепких лап праздности и веселья, что царили в столице Империи, заключалась в чём-то ином.

В чём заключалось это нечто иное, лорд Вейдер понимал плохо. Сиюминутных выгод в своём отстранении от командования он не видел, что же насчёт будущего — оно было слишком туманным, чтоб говорить о чём-то конкретном. Непонятно было, и на что именно рассчитывал Император, убирая его с поста главкома. Кто останется командовать? Двенадцать гранд-адмиралов? Из двенадцати, только четверо были способны дать отпор и оправдать своё звание. Ещё двое могли явить что-то, только в случае крайней необходимости, об остальных и подумать было страшно.

Однако думать приходилось, тем более в свете грядущих событий.

Именно из-за этого страха перед грядущими событиями он и решил пойти против воли Палпатина. Ну как пойти против воли. Прямого приказа о неразглашении не было, а то, что Император желает объявить о «маленьких» кадровых перестановках лично, так кто ему мешает? Он не будет. Точнее, не сможет, поскольку его ушлют туда, куда…

Тяжело оставаться спокойным и рассудительным, когда хочется поубивать всех вокруг.

С другой стороны, что он мог сделать? Объявить, что Император «слегка» выжил из ума? Ну, так этому поверят разве что где-то во Внешнем кольце, остальные воспримут это как предлог к перевороту, и тут даже не имело особого значения, что найдутся те, кто это поддержат: самому становиться во главе Империи как-то не хотелось — насмотрелся за эти годы, что это такое, «большая политика». Изменить это решение можно было разве только ради Люка Скайуокера, пилота, сделавшего роковой выстрел по Звезде смерти. Один выстрел, стоивший нескольких сотен тысяч жизней верных империи людей.

Императору Люк нужен как новый ученик, Империи нужна кровь того, кто забрал жизни её детей, а главком хочет уничтожить мальчишку, который теперь считается чуть ли не одним из символов восстания наравне с двумя неугомонными сенаторами и ещё парой изменщиков. О том, что символ является сыном этого самого главкома — палача императора — не знает ни одна, ни вторая сторона. В идеале и не должна узнать, пока всё не будет кончено. Пока однажды на всю Империю не будет объявлено, что Люк Скайуокер уничтожен. Пока в том же выпуске новостей не объявят о появлении в Империи ещё одного лорда ситхов.

Он выискивал сына по всей Империи, почти нашёл, почти схватил. Почти из-за идиота Оззеля и того, что в самый неподходящий для этого момент в систему вошёл флот Гранд-адмирала Сина, сопровождавший императора.

Ни один из пришедших кораблей не был задействован в поимке принцессы и отступающих сил мятежников. Не участвовали сами и не дали ему бросится в погоню. Палпатин, в один миг охладевший к идее захвата принцессы и прославленного пилота, заразился ещё более масштабной и важной, по его мнению, задачей.

Вейдер даже мысли не допускал о том, что мало того, что это осуществимо, так ещё и Сидиус поставит во главе флота этого странного человека, о котором сам практически ничего не знает. Человека, который не имеет опыта командования, не знает язык, ни разу в своей жизни не видел космические корабли…

На фоне всего этого насмешливое «он проиграл годовалому ребёнку» уже даже не казалось смешным.

Однако подобные мысли пришлось допустить, поскольку что-то действительно происходило. Что-то творилось в Силе. Что-то, что он не мог ни понять, ни остановить.

Собрать совещание, так же в нарушение воли императора, он решился, когда понял, что дальше тянуть нельзя. Когда осознал, что через несколько часов его уже здесь не будет, а будет тот самый лорд, которого Палпатин хочет видеть на месте главкома. Которого Сила, желает видеть здесь вместо главкома.

В и без того тихом конференц-зале воцарилась полная напряжённого ожидания тишина. Обычно подобные собрания все, как под копирку, проходили по одному и тому же сценарию. Он выходил, говорил, командовал. Они сидели, слушали, изредка уточняли, ещё реже вносили свои корректировки и шли выполнять. Этот раз должен был отличаться только тем, что корректировки со стороны подчинённых были невозможны, и, пожалуй, впервые за многие годы, он поймал себя на мысли, что ему это не нравится.

Впрочем, ему многое не нравилось в сложившейся ситуации. Особенно то, что у Палпатина было огромное желание сделать из этого «сюрприз» не только для мятежников, но и для самих имперцев. Неприятный сюрприз, учитывая тот факт, что они в один миг останутся без командования. И потому команда должна знать. Когда император натешится со своей новой игрушкой — он бросит её здесь, на этом корабле. Передав полномочия и власть в руки неизвестного, но, судя по описанию, думающего больше о чистоте крови, чем о стратегии, человека.

— То, что я вам сейчас скажу, является секретной информацией. Об этом пока не знает никто, кроме меня, Его Величества, директора ИСБ и Великого визиря.

Он сделал короткую паузу, давая им пару секунд, чтоб приготовиться к тому, что они сейчас узнают.

— В ближайшие три или четыре дня у Империи будет новый главком.

Известие было воспринято гробовым молчанием. У кого-то чуть дёрнулся глаз, кто-то чуть сильнее стиснул руку в чёрной перчатке, кто-то чуть глубже втянул в себя воздух. Все напряжённо вслушивались, ожидая пояснений.

Видя это, тёмный лорд позволил себе усмешку, — нет. Повода для радости у мятежников не будет. Меня не расстреляют, не разжалуют, и это никак не связано с провалом операции на Хоте. Решение было принято императором ещё до того, как мы прибыли в систему. Меня временно переводят в… — он на секунду замялся, пытаясь подобрать подходящее и понятное его подчинённым название, но лично у него слово Англия не вызывало решительно никаких ассоциаций, а планета Земля звучало слишком скромно.

… — это очень далеко, и император считает, что только я могу справится с этой задачей. Вместо меня сюда будет прислан их правитель, который и будет командовать флотом, пока я разбираюсь с его делами. Причина, почему я говорю вам об этом, это… Я хочу, чтоб вы были готовы. Уверен, найдётся немало желающих проверить эскадру на прочность, едва я и Его Величество покинем вас. К тому же, у вашего нового командира мало опыта в ведении боевых операций с применением флота. Поэтому, на первых порах, полагаться вам придётся большей частью только на себя.

Получилось нескладно. Он и сам знал, что эта речь была лишь жалкой тенью его обычных, прямых и жёстких выступлений перед подчинёнными. За годы, прошедшие с момента «смерти» Энакина Скайуокера, он отвык произносить подобные, мягкие, обнадёживающие, когда и так ясно, что всё плохо и лучше не будет, речи, так что получившееся не блистало в итоге ни тем, ни другим, но… но в голове роились тысячи мыслей, которые не давали сосредоточиться на этом. Что надо сделать? Какие приказы отдать? Как подготовиться? Впрочем, глядя на лица присутствующих, он видел, что складность и командный тон его слов, это последнее, что их интересует в данный момент.

— Адмирал Пиетт, генерал Вирс и старший адъютант Вейд, останьтесь. Все остальные — свободны.

Люди спешно покидали зал. На их лицах, даже у самых проверенных и умеющих держать себя в руках, читались страх и неуверенность. Просто удивительно, то, чего не сумели достичь мятежники, было в считанные секунды достигнуто самим правителем Империи.

Когда двери с тихим шипением сомкнулись за последним выходящим из зала, он подал условный сигнал. Тут же из маленькой комнатки, что размещалась позади зала, вышла молодая женщина, которая до этого момента находилась там и наблюдала за происходящим через камеры.

— Предполагаю, что вы все в той или иной мере знакомы с Селиной? — «В той или иной мере» было слишком образным понятием. Старшему адъютанту она приходилась супругой. Генерал знал её по паре операций, в которых она принимала участие. Адмирал Пиетт сталкивался с нею пару раз, когда, ещё в бытность капитаном, Оззель гонял его по всему кораблю. Заставляя лично проводить инспекции, не доверяя рапортам подчинённых, а точнее, наглядно показывая капитану, где его место в местной иерархии.

Адмирал Пиетт, к слову, его беспокоил куда сильнее, чем следовало бы. Причин тому было, увы, сразу несколько. Беднягу угораздило стать адмиралом, во-первых, всего пару дней назад, во-вторых, занять при этом место человека, пусть не с блестящими способностями, но зато с блестящей родословной. И если в любое другое время он бы и не обратил внимания на тот вой, что неминуемо поднимет военная верхушка, то теперь, когда он должен был покинуть свой пост, с этим нельзя было не считаться.

Становление во главе Эскадры Смерти человека, происхождение которого не вызывало у большинства ничего, кроме снисходительной улыбки, грозило стать настоящей проблемой. Не приходилось сомневаться, что многие сочтут личным оскорблением тот факт, что флагманом Главкома командует кто-то из низов. А уж сама вероятность, что их благородным сынкам придётся выполнять команды человека, у которого не наблюдалось в родне никого, кто хоть отдалённо смел претендовать на отметку выше среднего класса, ставило жирный крест не только на карьере, но и, возможно, жизни адмирала, едва он останется без своего покровителя.

Так что разглядывая бледное лицо своего нового адмирала, Вейдеру было жаль, что сообщение от Айсард задержалось. Когда агент директора вышел на связь, адмирал Оззель уже был отстранён вследствие преступной халатности, своего тугоумия, и наконец, банального физического устранения. Последние было особенно досадно, поскольку лорд Ситхов так и не решил, нужен был бы Оззель в сложившихся условиях или нет. С одной стороны, его блестящая родословная не компенсировала отсутствия элементарных навыков, делая его любимой тактикой исключительно прямую атаку. Которая не оставляла места для столь необходимых в борьбе с мятежниками хитростей и уловок. С другой, он, в отличие от нового адмирала, точно не подчинился бы новому лорду. Кендал Оззель даже на лорда Ситхов смотрел с высоты своего происхождения, порой совершенно забывая, кто здесь главком, а кто всего лишь выполняет его приказы. Так что не вызывало сомнений то, что с новым командующим он повёл бы себя так же. Ну почти так же. У Вейдера помимо Силы была преданная армия, сотни агентов и шпионов, у новичка ничего подобного нет. А значит, адмирал не стал бы долго разыгрывать из себя послушную няньку и быстро подсказал тому адрес в неизведанных регионах, куда ему было бы надо пройти, вздумай он командовать.

Так что надо было срочно решать, оставить адмирала или спешно заменить кем-то из проверенных адмиралов или вице-адмиралов, оставив его до прибытия оного И.О. Идея эта была, конечно, хорошая, и для Пиетта бесспорно хоть и обидная, но зато существенно повышающая его шансы на выживание. Но, к сожалению, такой резкий манёвр практически наверняка подорвёт те крохи самообладания, что останутся у команды после его отстранения. В итоге Эскадра останется без главкома, без проверенного и многими любимого адмирала, без того командного духа, что и делал её самым грозным флотом Империи.

Значит, выбора нет — придётся рискнуть.

— Я хочу, чтоб вы понимали, с кем и чем вам предстоит столкнуться. Этот лорд, который заменит меня, он ненавидит всех, кто не обладает Силой.

— Но в Империи по пальцам можно пересчитать тех, кто обучен или владеет ей! — прервал затянувшийся монолог Пиетт. Было похоже, что адмирал точно уяснил для себя, что за констатирование фактов ещё никого не убили, поэтому все его обращения к командованию делились на два типа: точная передача данных и констатация фактов. Выгодное отличие от многих высокопоставленных офицеров.

— Именно. Поэтому я и позвал сюда старшего лейтенанта Вейд. Она владеет Силой. Её уровень намного меньше моего, но этого, думаю, будет достаточно, чтоб отвлечь внимание нашего гостя. Поскольку когда Его Величеству наскучит новая игрушка, а это, боюсь, произойдёт раньше, чем вам того бы хотелось, вы останетесь с ним один на один. Из того, что мне рассказал о нём император, следует, что в лучшем случае он будет считать вас чем-то близким к животным, в худшем — может просто убить. Всех. Чтобы этого не произошло, постарайтесь держаться от него подальше, по крайней мере, на первых порах, пока он не осознает, что таких, как он, здесь единицы. Все его приказы и ваши доклады ему, как командующему, будут передаваться через старшего лейтенанта по этой же причине.

— Когда вы вернётесь? — вопрос генерала прозвучал слишком сухо. Было похоже, что он уже всё и так понял. Просто решил уточнить.

— Мне тоже хотелось бы знать ответ на этот вопрос.

— Таким образом, это, возможно наша последняя встреча?

— Да, генерал. Но это не освобождает вас от исполнения моих приказов.

— Я верен Вам и Империи. Тем более в столь сложных обстоятельствах.

— Тогда я надеюсь, вы докажете это делом. Происходящее лишь отчасти очередная прихоть Палпатина — в деле замешана Сила. Я не знаю, как и почему это должно произойти, но мы как бы поменяемся местами. Он окажется здесь — я там. Как я вернусь обратно и что будет творится здесь, нашего любимого императора не волнует. Единственное, что он пожелал мне объяснить, так это то, что по его мнению, есть какие-то особые условия, благодаря которым этот обмен возможен. Раз так, то можно предположить, что и для обратного перехода они есть. Постарайтесь узнать их и выполнить. Если вы, конечно, не захотите до конца своих дней проходить под командованием этого нового лорда. А этот конец, учитывая все обстоятельства, наступит очень быстро.

Вейдер обвёл присутствующих хмурым взглядом. У него было достаточно верных людей по всей Империи. Верных людей, которые сочли бы за честь получить подобное задание и выполнить его. Но их не было здесь, так что разгадку «условий» приходилось доверить тем, кто был под рукой. Тем, чья близость к новичку не вызывала бы подозрений, но при этом эти люди были бы кровно заинтересованы в его возвращении. А они были заинтересованы, даже если отбросить в сторону такой факт, как личная преданность. Вирс уже насмотрелся на творящееся у других командующих, Пиетта сожрут свои же: за резкий взлёт по карьерной лестнице.

— Есть ещё кое-что. Все мои приказы по-прежнему будут в силе. Вы должны найти и захватить принцессу, а также пилота мятежников, уничтожившего Звезду смерти. Принцессу надо будет передать в ИСБ, пилота… Всеми силами скрывать его поимку, до моего возвращения.

— Но… Император…

— Наш любимый император велел обменять меня на совершенно не способного к управлению войсками человека. Тёмного лорда, который никогда в глаза не видел космических кораблей.

При этой фразе адмирал изобразил какую-то странную, растерянную улыбку. Было похоже, что он не мог себе представить человека, который никогда в своей жизни не видел космические корабли.

Ничего. Он скоро его увидит. Все они увидят.

Это случилось раньше, чем он ожидал.

Стоя на мостике и невольно любуясь звёздами, что робко выглядывали из-за громад военных кораблей, заполонивших систему, он внезапно почувствовал — пора. Медленно повернулся и ни слова не говоря направился к выходу с мостика. Где его уже ожидал только что вынырнувший откуда-то из коридора гвардеец в ярко алой форме. Поняв, что в его сообщении уже нет необходимости, тот ушёл так же быстро, как и появился.

Уже практически дойдя до коридора, в который плавно перетекал мостик, он обернулся.

Тихие звуки передаваемых сообщений, мерцающие огоньки приборов, о которых в этот момент забыли даже самые старательные из офицеров. Они все смотрели на него. Похоже, что присутствующие на совещании верно истолковали его цель. Все экипажи уже знали о предстоящем. Адмирал стоял даже более бледный чем обычно. Ничего, он справится. Иного выбора у него просто нет.

Сначала один, потом второй, они все неловко вставали. Неуверенно отдавая честь на прощание. Через Силу он чувствовал, как они все, за редким исключением, боятся его и в то же время одновременно отчаянно надеются, что происходящее — всего лишь очередная проверка на преданность Империи. И совсем скоро всё будет по-прежнему. Он коротко, едва заметно кивнул. Окинул взглядом мостик своего флагмана и, отвернувшись, быстро зашагал по коридору в сторону апартаментов Палпатина, изо всех сил стараясь подавить желание коснуться рукой прохладной стены корабля. На прощание.

Незачем прощаться, он обязательно сюда вернётся…

Новое убежище лорда Волан-де-Морта находилось в Шотландии, в её самой северной, малонаселённой точке. Вездесущие маглы не сильно жаловали эти края, работникам местного Министерства здесь было тем более нечего делать, а близость и в то же время удалённость от Англии позволяла тщательно следить за происходящим, оставаясь в тени. Так что место было выбрано практически идеально, оставалось лишь найти в тех краях старый заброшенный замок, окружить чарами и привести его в порядок. Что в его текущем состоянии и положении не составляло никакого труда.

Обустройством комфорта было поручено заниматься Хвосту. Не то, чтоб мелкий трусливый прохвост в этом много понимал, но надо же было как-то объяснить его проштрафившимся подчинённым, что они наказаны. А лучшего и более наглядного способа, чем подчинения всех этих отпрысков благородных семейств мелкому, облезшему, по-прежнему напоминающему крысу Питеру Петтигрю просто не существовало. Да и сам Хвост, похоже, упивался своей властью. С самодовольным видом он расхаживал по мрачному и всё ещё воняющему сыростью и плесенью строению, отдавая приказы чистокровным волшебникам, сливкам магического сообщества. Где, что надо повесить, какие цвета лорд предпочитает, какие книги должны стоять в библиотеке и что за инструменты чёрной магии должны находиться в специально отведённой для них комнате.

Тёмный лорд наблюдал за этой крысиной вознёй сквозь пальцы. В его планы не входило долго засиживаться здесь, пользоваться библиотекой или, спаси Мерлин, дольше положенного терпеть подобное командное поведение Петтигрю. Вернуть союзников, созвать сторонников, составить планы и вперёд — путь на Министерство магии открыт.

Однако всё требовало времени. Послы к союзникам направлены, сторонники практически полным составом вернулись, а планы… а с планами пришлось малость притормозить, поскольку Министерство, во главе с Фаджем, не просто залезло в уготованную им всем ловушку, но и вдобавок ко всему, под одобряющие улыбки Дамблдора и Поттера, навесило тяжёлый замок на её выход. Чтоб никто из попавших внутрь не вырвался. Именно этот замок и притягивал теперь всё внимание лорда, не давая строить дальнейшие планы. Зачем? Зачем они это делают? И сколько он не думал над этим, ответа не было.

Не было решительно ничего, что могло бы объяснить странное поведение Дамблдора. Ведь директор Хогвартса не дурак, далеко не дурак и далеко не выживший из ума старикашка, как предполагает Фадж. С Дамблдором вообще сложно понять, где слова и дела, а где хитрость и ловкая многоходовка. Всё, что он за эти годы узнал и выяснил об этом безусловно неординарном волшебнике, было логично и идеально вписывалось в его образ, но сейчас появились странности, которые он объяснить не мог.

Фраза «не мог объяснить» в свете надвигающейся войны означала, что и предугадать его действия он не сможет. А значит, если он хочет победить, надо разгадать все эти загадки.

И надо заметить, что разгадыванию этой загадки он посвящал практически всё своё свободное время, которого с каждым днём становилось всё меньше. Совещания, аудиенции, и конечно, бесконечные церемонии падания перед ним на колени бывших подчинённых, которые своими мантиями в прямом смысле слова вытирали пол, убеждая его в том, что они были преданы ему все эти годы. Просто звёзды так совпали, что у них не было возможности поехать на его поиски.

Он сидел в роскошном резном кресле, украшенном грифонами, равнодушно выслушивая бесконечные слёзные причитания и оправдания. Его мало занимали все эти гордые, кичащиеся чистотой крови и состоянием банковского счёта волшебники и те бездарно сочинённые байки, что они плели. Иногда, выслушивая очередного «сходящего с ума от счастья при виде целого и невредимого Господина» и при этом лениво гладя прохладную кожу Нагайны, он задавался вопросом, что если им сказать, что они все — лишь инструменты. Полезные, возможно опасные, но как и любые инструменты без его прямого участия, совершенно бесполезные.

Что они, презирающие грязнокровок и ненавидящие маглов, сделали после его исчезновения? Ничего. Наверное, вот так же как сейчас перед ним, валялись на полу перед мракоборцами и, пуская слёзы и слюни, молили о пощаде. И тогда и сейчас им угрожала смерть. И тогда и сейчас, несмотря на все факты, их никто не тронул.

Министерство кичилось победой и своим благородством, а также желало явить милость победителей. Чему немало способствовал тот факт, что при прочтении списка Пожирателей возникало невольное подозрение, что какой-то неведомый шутник заменил его списком самых знатных магических семейств Англии, поскольку в списке были все. Практически все, за редким, чаще всего влачащим ныне жалкое, полунищенское существование, исключением.

Волан-де-Морту они тоже были нужны живыми. Не столько они, сколько их деньги, влияние и чистая кровь. Поэтому по окончании очередной, способной наверное заставить камень рыдать в три ручья, истории, он неизменно прощал одумавшегося, стращал его неминуемыми карами, что падут на его голову, если у него только мелькнёт мысль снова оставить его, и благосклонно разрешал поцеловать подол мантии. И с тоской наблюдая, как очередной «прощённый» чуть ли не ползком, протирая новую и явно стоящую немалых денег мантию, тянется дрожащими от страха и облегчения руками к его подолу, он невольно думал, что вот оно. Будущее Англии, а вскоре и всего мира. Жалкое, дрожащие, покорно замершее возле его ног.

Ни на что не способное без его команды и наставлений…

Тёмный лорд сидел у себя, в том подобии кабинета, что организовал ему Хвост. Как оказалось, за год с небольшим, тот успел неплохо разузнать о вкусах своего Господина, и потому там царила по-своему приятная, располагающая к долгим раздумьям обстановка. А подумать было о чём. Загадка Дамблдора никак не желала разгадываться, а все подсказки, которые приносил Снейп и прочие пожиратели, запутывали ещё больше, заставляя раз за разом возвращаться к исходной точке.

В исходной точке, с главной страницы пророка, загадочно улыбался Дамблдор и чуть смущённо Поттер. Дальше цепочка событий: отправление Грюма в Мунго, вызов Снейпа из отпуска в Хогвартс, странный банкет для бывших членов Ордена Феникса, срочный запрос из Хогвартса в Библиотеку Её Величества о предоставлении «на почитать» неких книг (количество и названия выяснить так и не удалось), большой заказ во «Флориш и Блотс» на детскую литературу (всё от букваря до сказок матушки Гусыни и «моя первая магическая энциклопедия») и вишенка на торте — Сириус Блэк.

Волан-де-Морт устало вздохнул и ещё раз попытался сопоставить все факты. Возникший перед ним лист с уже готовой последовательностью событий, их расшифровкой и предполагаемыми целями сих действий, покорно завис в воздухе.

Статья в пророке — подтверждение словам Фаджа о том, что произошёл кошмарный несчастный случай, но не более.

Цель: успокоить магическое сообщество и усыпить бдительность министра, который панически боится не столько пожирателей, сколько того, что Дамблдор его подсидит.

Логично? Логично.

Отправление Грюма в Мунго — выражение согласия с линией Министерства, что факт захвата выдающегося мракоборца Аластора Грюма бывшим пожирателем и несчастный случай на турнире ничем не связанное, но бесспорно крайне трагичное совпадение.

Цель: доказательство преданности Фаджу?

Нет. Тот, судя по фотографии на второй странице того же, первого, номера, и так светился от счастья, чуть ли не на задних лапках прыгая перед директором и Поттером. При таком раскладе незачем было жертвовать Грюмом. А им именно пожертвовали, тот факт, что известного мракоборца помогали забирать в Мунго с десяток авроров (понёсших серьёзные потери в результате стычки) не даст соврать.

Значит ли это, что Дамблдор сам не верит в его… нет. Бред! Поттер же там был, он-то зачем тогда играет в этом спектакле?! Да и следующее событие намекает, что старик знает, что случилось во время турнира и сразу после него.

Вызов Снейпа из отпуска в Хогвартс — официальное объяснение отсутствует.

Цель: — Снейп двойной агент, и понятное дело, должен точно знать, что твориться в стане врага.

Жаль старик не знает, что тот с успехом таскает не только данные от Пожирателей, но ещё и от самого Дамблдора. Притом не только те, что директор ему разрешает передавать. Вот только зачем убирать явного союзника и приближать видимого врага? Он хочет его запутать? Внушить ложную веру в то, что никто не верит в его возвращение? Следующий пункт подтверждал это.

Сбор всего состава Ордена Феникса — встреча старых товарищей.

Цель: ….

Снейп, перед докладом, демонстративно достал пузырёк с сывороткой правды (опробовал на Хвосте), и только выпив его содержимое, начал говорить. Весьма предусмотрительно с его стороны. Иначе он ему бы не поверил. Собрать весь Орден, всех тех, кто столько лет боролись с ним, и в новой войне наверняка, без лишних разговоров, снова вступили бы в бой. И зачем?! Чтоб предупредить об опасности? Провести смотр рядов?

Тёмный Лорд откинулся в жёстком кресле и немигающим, змеиным взглядом уставился на пылающий камин. В его голове звучал сухой отчёт зельевара о собрании, на котором Дамблдор прочитал проникновенную речь о победе добра над злом, вере в светлое будущее и… о старческом маразме, что медленно, но упорно начал косить их ряды. Первым пал Грюм, что теперь целыми днями засыпал Министерство сообщениями о возвращении тёмного лорда, и его пришлось отправить полечиться. Вторым, по его мнению, может стать он сам, так как всего месяц назад лично, во время выпускного банкета втолковывал студентам о том, что это Волан-де-Морт убил их товарища.

Самому тёмному лорду было жаль, что он не видел в этот момент лиц присутствующих, а доклад Снейпа был слишком сух, чтоб отразить всё многообразие эмоций, что в этот момент просто обязано было отразится на их лицах. Доклад зельевара так же не мог объяснить, что за чертовщина твориться в Хогвартсе, а точнее, в голове его директора. А там определённо что-то творилось.

Поверил Поттеру, но при этом убрал Грюма.

Заручился поддержкой Министерства — заставил сомневаться в себе своих самых преданных последователей.

Вызов Снейпа, но при этом никаких…

Он что, решил бороться с ним в одиночку?! Невозможно, он же не дурак и знает, кто ему противостоит.

Взгляд тёмного лорда упал на следующий пункт.

Обращение в библиотеку Её Вёличества — библиотека содержит редчайшие и зачастую подлежащие немедленному уничтожению в случае угрозы фолианты. Информация, зелья и обряды, записанные в них зачастую помимо своей бесчеловечности, опасны тем, что могут поколебать само магическое мироустройство и равновесие сил.

Цель: …….

Такие книги просто так, «на почитать», никто не берёт. Никому их просто так и не дают, значит, у Дамблдора была не только достойная причина, но он ещё и сумел убедить Хранителей, что книгам в Хогвартсе ничего не угрожает. Причина? Зачем ему эти секретные книги? Он там, что, великих демонов планирует призывать?!

Волан-де-Морт задумчиво потёр подбородок. Великие демоны. Неплохая идея и объясняет, почему Дамблдор не посвятил в планы своих приверженцев и заручился поддержкой Министерства, убрал Грюма и вызвал Снейпа, затребовал книги и… нет. Даже он не рискнул вызвать подобное, что и говорить об этом вечном защитнике добра и справедливости. Никто не может контролировать этих тварей, а сам процесс водворения их обратно потребует просто неимоверной мощи.

Следующий пункт, а точнее сразу два были настолько дикими и несуразными, что он поначалу не хотел их включать в список. Но оба произошли по указке Дамблдора и оба наверняка имели какой-то смысл.

15 июля, отправлен заказ во «Флориш и Блотс» на детскую обучающую литературу. Азбука, первые учебные пособия, энциклопедии для самых маленьких.

19 июля. Преступник, Сириус Блэк, появился прямо в кабинете у магловского премьер-министра, когда тот, оставшись без охраны и секретарей, решил подумать за чашечкой вечернего чая. Прорвав защиту таким образом, что охрана это засекла лишь через шесть минут, двенадцать секунд, Блэк подошёл к министру, взял у него из рук чашку, сделал маленький глоток (у министра, прекрасно осведомлённого, кто это, впоследствии был диагностировал микроинфаркт, в результате которого он не смог вызвать охрану и оказать сопротивление) и сказал. Дословно «всю жизнь мечтал сделать нечто подобное, осталось только нагрянуть к королеве. Как думаете, она оценит шутку?»

По сведениям, полученным от пожирателей, близких к королевской семье, Её Величество вряд ли оценила шутку. Она находилась в поездке, поэтому у неё уже было около полуночи, когда её выдернули из кровати, укутали в халат и магловские защитные жилеты, поставили охрану из десяти авроров и проводили в подвал. Где она и просидела до утра, пока прочёсывали здание и окрестности.

По словам Нарциссы, всё произошедшее было в духе Сириуса. Но Блэк никогда бы не сделал такого без участия директора Хогвартса, о чём свидетельствовала вскрытая защита. Что же получается. Дамблдор одну руку протягивает Министерству, другой, явно и у всех на виду, бьёт ей наотмашь. Успокаивает и в тоже время поднимает на уши.

А тут ещё эти чёртовы книги. Чёрная магия, открывающая путь к основам мироздания, и сборники для малышей, где взаимосвязь?!

От всех этих размышлений голова шла кругом. Чем больше он смотрел на список, тем больше запутывался. Чем больше вглядывался в эти строчки, тем больше понимал, что в них есть ключ. Ключ к плану, смысл которого упорно ускользал от него на протяжении месяца, что минул с первого сообщения.

Повинуясь какому-то безотчётному порыву, он швырнул список в огонь. Пламя мгновенно охватило злополучный листок, и несмотря на зачарованную бумагу и всевозможную защиту от повреждений, начало медленно его пожирать. Слишком медленно. Огонь, словно в насмешку подсвечивал буквы Статья в пророке… Грюм в Мунго… Орден Феникса… Снейп… магическое мироустройство… Сириус Блэк…

Резким взмахом он заставил огонь отступить, и притянув к себе магией список, снова воззрился на слегка обгорелый листок. Нет. Он так легко не сдастся. Что бы там ни задумал Дамблдор, он найдёт способ его переиграть. Нужно только ещё немного подумать. Взгляд упал на строчку «цель». Да! Он не может разгадать ключ и увидеть логику, но он же знает, для чего всё это делается. Чтобы остановить его. Как его можно остановить с помощью столь странного поведения? Никак! Значит, ловушка. Хитрая и очень хорошо спрятанная ловушка, в которую он должен попасться… или уже попался?

— Где же ты её поставил, а…?

От звука его голоса где-то в темноте шевельнулась Нагайна. Послышался тихий, шероховатый звук, с которым она осторожно подползла к креслу и замерла, поблёскивая в неровном свете камина своими жёлтыми глазами. Он небрежно разрешил ей положить свою сплюснутую голову ему на колени. Его верный спутник во всех злоключениях, его маленький секрет, что не позволит Дамблдору так легко избавиться от него. Ловушка, будь она хоть четырежды мощной и хитро спрятанной, может сработать только один раз, а его жизнь… Он довольно усмехнулся. Его жизни хватит на пару-тройку таких ловушек.

— Как ты думаешь, где он поставил свою ловушку?

— Возззле нашшшей цели… — прошелестела та, высовывая свой раздвоенный язык.

Ожидаемый ответ, в котором не было ничего необычного. Правильный ответ. Ловушки всегда ставят возле цели и именно с той стороны, с которой заходит жертва. Осталось только понять, где именно, по мнению Дамблдора, находится его главная цель.

Снейп явился только ближе к полудню. Тёмные волосы, бесстрастное лицо, едкие замечания в адрес тех немногих, кто пытался высказаться на тему «недопустимости опозданий».

— Есть что-нибудь интересное для меня? — лениво поинтересовался Волан-де-Морт.

— Нет. Я бы немедленно Вам сообщил.

— Неужели старик вызвал тебя в Хогвартс, только потому что ему стало скучно? Или у него закончился запас снотворного зелья?

Стоящие неподалёку Пожиратели угодливо засмеялись над шуткой своего Хозяина.

— Он сказал, что ему нужна будет моя помощь, но никаких конкретных просьб не было.

— Вызов преподавателя во время каникул, это сама по себе странная просьба, Северус, — задумчиво сказал Волан-де-Морт, — ты не замечал за ним ещё каких-нибудь странностей? Что-нибудь необычное в его поведении?

Зельевар помедлил с ответом, словно что-то вспоминая. — Внезапно проснувшийся интерес к зельям?

— Зелья? И какие же зелья он просит тебя варить?

— Он не просит. Во время одной из наших бесед я заметил у него на столе пузырёк.

— И случилось это уже после того, как прибыли книги?

— Да.

— И ты не потрудился сообщить мне об этом?

— Нет. У меня не было уверенности, что это что-то стоящее вашего внимания. Жидкость, находящаяся внутри, была совершенно прозрачна, но это всё, что я мог бы вам сообщить. У меня не было возможности взять его в руки, чтобы определить степень вязкости. Что же до флакона, в котором она находилась, то это особый сосуд: на нём клеймо Нестерева.

Он немигающим взглядом посмотрел на Снейпа. Зельевар не лгал. Он был в кабинете Дамблдора, они говорили, и он увидел пузырёк. Да ещё и клеймёный флакон, способный удерживать внутри себя всё: от безвредной настойки от прыщей до кислоты. Неразрушимый и не дающий его открыть никому, кроме того, кто его закрыл. Что же это значит? Новый пункт для списка?

— Принеси его сюда, — не терпящим возражений голосом. Пускай выкручивается, как хочет, ему нужен точный ответ хоть на один из вопросов списка. Зельевар не стал возражать. Поклонился и, резко развернувшись, ушёл выполнять.

Что ж… ответ на один пункт он, возможно, получит ещё до следующего захода солнца. Но перед этим… перед этим было бы неплохо заняться своей ловушкой. Он и так слишком много времени потратил, раздумывая о планах директора Хогвартса.

Велев всей своре, включая Хвоста, очистить замок, он вызвал Макнейра. Тот появился только через несколько долгих минут, как и у Снейпа парой часов ранее, у него была для этого веская причина. Министерскому палачу была оказана честь возглавить переговоры с великанами. Эти создания не отличались добрым нравом и высоким интеллектом, зато славились физической силой, что делало их прекрасными кандидатами для вступления в его армию.

— Как продвигаются переговоры?

— Дайте нам ещё пару дней и в вашем распоряжении будет сильная армия, которая не побоится бросить вызов Министерству.

— Они много запросили?

— Половину от того, что вы дозволили им предложить.

— Но они, конечно, об этом не знают?

— Мы медленно им уступаем, питая их иллюзию собственной значимости и несравненных дипломатических талантов.

— Только не заиграйтесь, — мрачно предупредил Лорд, не без интереса замечая, что за время службы тот нахватался министерских словечек и перенял многие их милые замашки. — В дальнейшем им придётся действовать без тебя. Я хочу поставить тебя на другие переговоры.

Макнейр не задавал вопросов, не выражал недоумения. Идеальный палач, Пожиратель смерти и слуга.

— Я хочу, чтоб ты занялся переговорами с дементорами. Немедленно. Мне нужен быстрый результат.

— Кто их сейчас ведёт?

— Люциус.

Лицо палача скривила понимающая ухмылка. Да, выбор Малфоя как переговорщика был не самой лучшей идеей, но на тот момент требовался кто-то попредставительнее, чтоб показать этим полубесплотным тварям, что Волан-де-Морт вернулся. Великаны в этом отношении были менее привередливы. Холодного и привыкшего с лёгкостью отнимать чужую жизнь Макнейра они наверняка приняли на ура, не сильно заморачиваясь на его статусе.

— Ты будешь действовать втайне от остальных. Для Министерства ты в отпуске в Австралии, для прочих Пожирателей ты на переговорах с великанами.

— Цель?

— Мне нужно доказательство их преданности. Убеди их в необходимости «жеста доброй воли», пусть устроят несчастный случай или побег. Мне неважно, что, но в ближайшие пару дней я хотел бы видеть здесь, в этом зале, Лестренджей. Такие преданные люди должны быть возле меня, а не гнить в Азкабане.

Палач поклонился и повернулся, чтобы уйти.

— И ещё… Захватите Долохова.

— Будет исполнено.

Когда шаги министерского палача затихли и даже гулкое эхо больше не доносило громыхание его тяжёлых ботинок, Волан-де-Морт позволил себе улыбнуться. Да. Расставляя свои ловушки, Дамблдор невольно помогает ему ставить свои. Убедил Министерство в том, что Его нет, и устроил так, что преступники вламываются в кабинет премьер-министров. Что ж, он не против. Ему так даже удобней. Коли его нет, то значит, и побег (или что там Макнейр придумает) не его рук дело. Следуя первоначальному замыслу, он собирался не действовать в открытую, тщательно заметая все следы, но теперь, похоже, что добрый директор возьмёт эту проблему на себя. Пусть. Пусть внушает обывателям, что угрозы нет и это просто Министерство работает спустя рукава. Сначала Блэк у них сбежал и вот теперь снова.

Никто не обратит внимания, никто не заметит.

* * *

Северус Снейп спокойно зашёл в зал, который Хвост гордо именовал «мастерской». Спокойствие сейчас было его главным козырем и единственной надеждой на удачное проведение операции. Если Он что-то заподозрит, то вывернуться будет крайне сложно. Тут, как в прошлый раз, с просроченной сывороткой правды не получится.

Тёмный лорд молча протянул руку, в которую зельевар осторожно положил, стараясь не касаться белой и наверняка холодной, как у змеи, кожи, пузырёк. Залитая в него до краёв жидкость, по-прежнему не давала даже намёка на его состав и предположительный эффект.

— Ты пытался у него выведать о нём?

— Он лишь сказал, что сделал всё строго по рецепту из одной книги, и ему жаль, что он не может описать мне процесс, дабы убедиться, всё ли верно сделано.

— Ты предложил ему использовать его?

— Да. Зелье, по его словам, мгновенного действия, но он бережёт его для какого-то особого случая.

Довольная улыбка скривила тонкие, бескровные губы. Мастер зелий отошёл в сторону и безучастно наблюдал за происходящим. Словно ему нет дела до пузырька и его содержимого. Он не может его открыть, не повредив флакон, а значит, в данный момент годится лишь как наблюдатель.

Тёмный лорд тем временем проверил пузырёк: проверка подлинности клейма, проверка на наличие сторонних заклинаний. Наконец удовлетворённо и вместе с тем презрительно хмыкнув, он направил на флакончик палочку. Короткое заклинание, сопровождающиеся яркой вспышкой.

Раздался глухой щелчок и всё содержимое пузырька, по какой-то странной, необъяснимой причине мощной струёй ударило ему в лицо, маленькими капельками рассыпалось по мантии.

Снейп остолбенело смотрел на лорда, не понимая, как такое могло произойти. Тот-Кого-Нельзя-Называть при нём поставил пару защитных. Судя по его лицу, тот тоже этого не понимал. Собирался прочитать заклинание, но не успел. Дрожь прошла по всем находящимся в комнате инструментам и приспособлениям. На стенах ярким, кроваво-красным огнём вспыхнули защитные письмена, начерченные для удержания практически всего, что только можно было призвать в подобных «домашних» условиях.

В следующий миг в глаза ударил свет. Холодный, нестерпимо яркий, белый свет.

Когда он рискнул открыть глаза, Того-Кого-Нельзя-Называть в комнате больше не было. На том месте, где он стоял всего пару минут назад, возвышалась облачённая в чёрный костюм с какими-то странными, непонятными кнопками, фигура, чьё хриплое дыхание гулко разносилось по залу. Не приходилось сомневаться в том, что это и есть тот, другой тёмный лорд.

Рассматривая незнакомца и изо всех сил стараясь при этом не выдать своих чувств, Северус Снейп ещё никогда так сильно не желал, чтоб Альбус Дамблдор оказался прав.

Оставить его в своём кабинете зельевар не рискнул. Что бы ни говорил директор, тёмный лорд — это, в первую очередь, тёмный лорд. Так что спровадив гостя в один из пустующих классов, он поспешил к директору, поборов желание наложить на помещение защитные заклинания. Бросать без присмотра подобную личность было опасно, но кто его знает, как тот отреагирует, если его запрут и наставят охранных чар. Снейп и так очень остро ощутил, что мгновенное перемещение не самый привычный для лорда способ передвижения, но другого выхода тогда у них не было: в замке оставались Пожиратели, и любая задержка была черевата весьма неприятными последствиями.

— Что было с этим флаконом? — ещё с порога спросил он.

— Ничего особенного, мы с Нестеровым старые знакомые. Я по-дружески отправил ему письмо, в котором расписал достижения пары моих учеников и то, что вот уже который год не могу придумать достойную шутку на первое апреля. Вот он и прислал мне этот флакончик. Сделанный мастером, он содержит след только его магии, так что Волан-де-Морту и в голову не могло прийти, что вместо того, чтоб защищать, пузырёк «выплёвывает» своё содержимое в того, кто его открывает. Не беспокойтесь, Северус, в нём была обычная вода.

— Вода? Вы отправили меня вручить Ему флакончик с обычной водой?!

Дамблдор, нисколько не смущаясь этой вспышки эмоций, которая была такой редкостью для зельевара, неспешно поднялся из своего кресла. Подошёл к шкафу, набитому книгами, и извлёк из него пару старых, крайне тяжёлых книг. Огромные фолианты, чьи кожаные обложки были надёжно скреплены массивными железными замками. Всё, лишь бы посторонний взгляд не коснулся древних листов. Положив эти, кажется, даже излучающие ненависть и хранящуюся в них мощь, книги на стол, он, осторожно положив руку на эту стопку, поднял взгляд на притихшего бывшего ученика.

— Я провёл столько времени за их изучением. Основы магии. Страшнейшие ритуалы. И ничего, решительно ничего, что могло бы нам помочь, — голос его был тихим, уже не скрывающим той усталости, что накопилась за последние два месяца. Ни один ритуал, ни одно зелье и заклинание не были способны свершить подобный перенос. И тогда я подумал, а что, если взять за основу не устоявшиеся тысячелетиями обряды, а саму магию. Ведь это она позволила эти странные встречи. Это она подтолкнула нас к столь странному решению. Значит ли это, что она и совершит перенос, когда всё будет готово? Я решил подать ей такой своеобразный сигнал о том, что мы готовы. А что главное в магии помимо заклинаний, сложных формул и ритуалов? Вера! Я верил. Ты верил. Он верил и вот… — директор мило улыбнулся, — и вот у нас всё получилось.

Зельевар устало опёрся рукой о спинку стула. С подобными утверждениями директора, подкреплёнными самим фактом произошедшего, было не поспорить, но… Но у него в голове не укладывалось, как Дамблдору вообще пришло в голову отправить его туда с плюющимся пузырьком, в который была налита простая вода. Простая вода! Он думал, что директор нашёл в книгах какой-то редкий и забытый ритуал. Могущественное заклинание переноса, а флакончик — это только приманка. По его телу невольно пробежала дрожь, едва он представил, что случилось бы, если б сумасшедшая идея директора не сработала. Он бы оказался один на один с лордом, который… а ведь он сейчас и стоит где-то, облитый с головы до ног водой из заколдованного пузырька. Вот прямо сейчас, стоит за тысячи километров отсюда и смотрит на того, второго.

Он покачал головой. Ему не нравилась вся эта затея, но отступать было уже поздно.

— Что вы намерены с ним делать?

— Сначала мы с ним попьём чаю. Поговорим. Потом я отошлю его к Поппи, через её руки прошло столько детей, что я не сомневаюсь в том, что она с лёгкостью выучит нашего лорда языку и прочим мелким премудростям. Палпатин клялся, что он очень способный по части обучения иностранным языкам.

— А дальше? Что он будет делать? Как мы объясним ученикам и попечительскому совету нахождение в школе этого… Вы вообще уверены, что это человек?

— Ну объяснили же как-то того трёхголового пса и василиска в подземелье.

— Смею вам напомнить, что первый был необходимостью в интересах всего магического сообщества, а о втором мы не знали.

— Тогда назначим его учителем, у нас как раз опять освободилась вакансия.

— Вы… вы хотите, чтоб у нас преподавал защиту от тёмных искусств?

— Да. Идеальное решение. Кому как не тёмному лорду разбираться в тёмных искусствах.

— Почему бы вам хоть раз не поставить на эту должность нормального преподавателя, знающего свой предмет и имеющего опыт преподавания? О школе уже ходят слухи. В прошлом году Пожиратель, в позапрошлом оборотень, в позапозапрошлом это ходячие недоразумение, а до этого сам…

— Северус. Вы нужны мне как профессор зельеварения. К тому же, с чего вы взяли, что он не годится на должность преподавателя? У него, насколько мне известно, были ученики.

— Были?

— Он преподавал в академии. Представь, у них была школа наподобие нашей!

— Отлично, может, тогда эти ученики и предоставят нам рекомендательные письма? — язвительно осведомился зельевар.

— Мм… нет. Боюсь, они уже ничего не предоставят.

— Почему?

— Ну… он их убил.

— Как убил?

— Просто. Пришёл в академию с отрядом солдат и… убил. Всех. И преподавателей тоже. Ну что мы всё о грустном. Дело прошлое. Хотите чаю с лимонными дольками?

Снейп развернулся и молча вышел из кабинета.

Благодушная улыбка медленно сползала с лица директора. В его голове всё ещё звучал насмешливый голос императора. «Мой ученик имеет интересную особенность: очаровывать своих союзников и застилать глаза яростью у своих врагов. Во всей Империи вы навряд ли найдёте хоть одно живое существо, чьё мнение о лорде Вейдере будет взвешенным и не предвзятым. Не затуманенным какими-то личными претензиями. Если вы по-прежнему хотите с его помощью добиться своих целей, то, боюсь, вам для начала придётся найти человека, способного видеть сквозь его маску. Знающего, кто он есть, но при этом обладающего достаточно трезвым взглядом на мир, чтобы понять и принять его решения. Вы, коллега, при всех своих достоинствах, на это не годитесь. Так же, как и у меня, ваши руки связаны».

Ему не хватило трёх, может, четырёх секунд: проклятое заклинание было не из лёгких, да и за все годы, как ни странно, он им ни разу не воспользовался. Наверное, именно это его и подвело.

Нет! Резко вспыхнула в ослеплённом неудачей сознании противная мысль. Его подвела собственная самоуверенность и то, что он недооценил Дамблдора. Не нашёл ловушку, хотя знал, чувствовал, что она где-то рядом. Надо было просчитать. Надо было понять, что проклятый старик, несмотря на все свои речи про веру в лучшее, всё-таки может заподозрить Снейпа.

Заподозрить, подсунуть для проверки фальшивый пузырёк и тогда…

Cвет наконец потускнел, его зрение прояснилось, и он понял, что стоит в каком-то странном помещении. Погружённое в мягкий полумрак, оно было абсолютно пустым, за исключением кресла необычной формы, в котором важно восседал какой-то старик, укутаный в какую-то странную помесь мантии и монашеского балахона, которая надёжно скрывала своего обладателя, оставляя открытыми лишь кисти рук да нижнюю часть лица.

На его изучение у тёмного лорда не было ни времени, ни желания. Никогда не жалующийся на свою реакцию и способный принимать сложнейшие решения практически на автомате, он, даже не задумываясь, вскинул руку с по-прежнему сжимаемой палочкой. Всё просто: обездвижить, подчинить, устроить допрос. Ему нужны ответы здесь и сейчас.

Однако стремительность происходящих событий была слишком быстрой даже для него. С момента принудительного перемещения прошёл всего миг. Во второй, он принял решение напасть на незнакомца. В третий, палочка с чудовищной силой была вырвана прямо у него из рук, ещё до того, как первый слог заклинания слетел с его губ.

— Хм… так вот как они выглядят.

Слова, произнесённые чьим-то насмешливым глухим, старческим голосом, прозвучали прямо в его голове и сопровождались просто адской болью. Создавалось такое ощущение, будто, материализовавшись внутри неё, слова колючим ежом насадили на свои иголки всё, что было внутри его черепа.

Волан-де-Морт покачнулся, едва устояв на ногах. В недоумении посмотрел на свою руку. Как? Как, чёрт возьми, это было сделано?! В звенящей тишине не прозвучало ни звука, незнакомец просто раскрыл руку, и палочка оказалась у него. Нет, он, конечно, знал, что колдовать можно и без палочки, она лишь упрощает фокусировку, позволяя значительно ускорить процесс, но чтобы так? Это было немыслимо. Немыслимо вдвойне, поскольку его отточенные годами рефлексы все как один молчали, когда тот колдовал. Словно… словно это была и не магия вовсе.

Сидящий в кресле человек, меж тем, был далёк от терзаний тёмного лорда. Всё его внимание было целиком и полностью сосредоточено на волшебной палочке, которую он задумчиво вертел в руках, словно ребёнок, получивший в руки новую игрушку.

— Значит, с помощью этой «палочки» ты можешь заставить одни предметы превращаться в другие, перемещаться в пространстве и даже, — незнакомец поднял голову и Волан-де-Морт встретился с ним взглядом, — убивать?

Этот взгляд — эти глаза — сказали лорду больше, чем все слова мира. Отливающие золотом, жестокие, нечеловеческие, они насмешливо изучали его так же внимательно, как и его палочку парой секунд ранее. Их обладатель на первый взгляд казался старым, немощным стариком, дунешь, и он развеется как пыльный дух. Однако это была ложь, показная немощь, чтобы ввести в заблуждение противника. И, судя по тому, с какой лёгкостью он попался в эту ловушку, нехитрый трюк оправдывал себя целиком и полностью.

Едва удержав себя от невольного шага назад, он снова пригляделся к человеку в кресле и комнате, где он оказался. Эффект неожиданности был потерян у обеих сторон, причём первая была явно не заинтересована в открытом нападении, а значит можно и даже нужно было не торопиться. Прежде чем сделать следующий шаг, он должен разобраться.

Комната, где они находятся. Небольшое, тёмное помещение без окон. Стены гладкие, матовый чёрный пол, сделанный из неизвестного материала и натёртый до блеска так, что в нём смутно отображались контуры присутствующих. Кресло, в котором сидел старик, было сделано явно не из дерева, а из материалов, столь любимых маглами. Только вот материал был даже внешне внушительней, чем те пластмассовые поделки, что он видел в своё время. Что же до самого человека, то одет он был более чем скромно. Простая, свободная одежда, без каких-либо символов, которые могли бы хоть самую малость приоткрыть завесу тайны, окружающую личность незнакомца.

Длинные сухие кисти царственно лежали на импровизированных подлокотниках, а лицо… Кто бы он ни был, но рассказывать ему о пытках и опытах над собой было бесполезно, такие шрамы не появляются от прогулок в саду. Сидя на своём импровизированном троне, незнакомец казался донельзя старым и беспомощным, если не пытаться заглянуть во тьму под капюшоном, где кривился в хищной улыбке тонкий рот и тускло поблескивали нечеловеческие глаза.

Вся его в целом тщедушная фигурка не давала и тысячной доли представления о той мощи, что читалась во взгляде.

Словно поняв, что оппонент вдоволь насмотрелся на него и уже сделал все доступные его пониманию выводы, старик усмехнулся.

— Если ты не будешь сопротивляться и опустишь свои ментальные щиты, то нам будет гораздо проще общаться, — снисходительно, и в тоже время с изрядной долей издёвки, прозвучало в его голове.

Именно эта снисходительность и убила на корню всю возможную разумность предложения. Сначала рушащий планы Поттер, который отказался умереть и выставил его на посмешище. Потом Дамблдор, обыгравший его в его же игре, а теперь и говорящий с ним в развязно-снисходительной манере старик. С ним! С тёмным лордом, от одного упоминания имени которого дрожат от страха самые именитые волшебники, разговаривают как с малолеткой. Словно он снова школьник. Талантливая, но нищая сиротка. Словно не было этих лет, сотен убийств и обретенной мощи.

Очевидно поняв, что его совету следовать не собираются, незнакомец с явным равнодушием в голосе пояснил, вызвав очередную вспышку дикой боли.

— Мне-то всё равно, но такими темпами твоё тело скоро не выдержит и мне придётся снова ждать, чтоб продолжить эту увлекательную беседу.

— Кто вы? — выдохнул он, стараясь, чтоб голос звучал холодно, бесстрашно… без тени страданий, что причинял этот вкрадчивый голос.

— При рождении мне дали имя Шив Палпатин, при моём втором рождении меня нарекли Дартом Сидиусом, но ты, — золотые глаза тускло сверкнули в тени капюшона, — ты можешь называть меня просто — Император!

Он не знал, от чего конкретно у него перехватило дыхание, от такой наглости и самодовольства или от железного кольца боли, что плотно охватило его голову.

Похоже, только сейчас заметив его состояние, старик пояснил с деланным участием.

— Место, в котором ты жил раньше, и то, где ты находишься сейчас, разделяет нечто большее, чем расстояние. Поэтому нет ничего удивительного в том, что ты не знаешь наш язык, а у моих дроидов нет о нём данных. Поэтому какое-то время нам, а точнее мне, придется общаться так — влезая тебе непосредственно в голову.

Последние слова уже звучали, как сквозь вату, а глаза застилал красноватый туман. Чувствовалось, что ещё немного таких разговоров и он позорно хлопнется в обморок. Надо было срочно что-то делать. Невербальные заклинания? Без палочки у него и в лучшие времена получалось не очень, но то заклятия, а если…

Вскинув взгляд на фигуру в кресле, он из последних сил попытался вырвать палочку у незнакомца. Ничего не произошло. Неподвижный, на удивление лишённый запахов воздух даже не дрогнул, а палочка так и осталась лежать на коленях старика.

Человек в кресле устало вздохнул и палочка сама влетела обратно в руки к лорду. Последнее, что он услышал перед тем, как потерять сознание, — твоя магия здесь бесполезна, законы Силы в нашем мире действуют несколько иначе.

И тьма накрыла его.

Он очнулся в странном помещении, лёжа на каком-то подобии стола и не имея ни малейшего понятия о том, сколько времени так провёл: час или десять. Тело себя чувствовало легко и комфортно, но голова по-прежнему раскалывалась от дикой боли. Перед глазами всё плыло и каждый лёгкий звук отдавался сумасшедшей ломотой в висках.

Чуть скосив глаза, он различил смутные очертания женщины, от силы лет двадцати семи, двадцати восьми, стоящей возле противоположной стены. Рядом с ней находилось нечто, похожее на человека из металла, оно издавало какие-то непонятные звуки, внимательно выслушав которые, девушка ответила парой коротких фраз на том же… языке? Они разговаривают? Существо не было живым, на нём не чувствовался след магии, но оно говорило, передвигалось и, судя по тому, как ловко перебирало какие-то разложенные на соседнем столе предметы, обладало разумом.

Заметив, что он очнулся, девушка покачала головой и, обратившись к существу, сказала пару слов, затем ещё раз посмотрела на Волан-де-Морта и, кажется — он не был в этом уверен — недовольно нахмурившись, вышла из комнаты.

Он попытался пошевелиться или, хотя бы, сесть — ничего. Его тело словно больше не принадлежало ему. Мысли в голове не путались, но ему было сложно сосредоточиться на чём-то одном. Факт собственного похищения хоть звучал и дико, и смешно, но воспринимался как данность. Словно его эмоции ушли, как и контроль над телом.

Лёгкое раздражение от мысли, что его обвели вокруг пальца, было, похоже, всем, на что могла сейчас сподобиться его нервная система.

Паралич и потеря эмоций. Он знал пару чудесных комбинаций заклятий и зелий, что давали такой же эффект. Шутка заключалась в том, что жертва обездвиживалась лёгкой формой заклятия, а её дух подавлялся. Человек знал, что теоретически может поднапрячься и через какое-то время встать. Знал, что если не встанет, то просто умрёт, но наступившая апатия надёжно блокировала силу воли, которая могла бы помочь.

Довольно-таки забавная пытка. Для других. Он никогда не думал оказаться на их месте. На их месте, в таком месте, да ещё и с этим стариком в придачу. Называть Императором! Его онемевшие губы тронула еле заметная презрительная усмешка.

Палпатин. Он никогда не натыкался на эту фамилию. Или натыкался? Он никак не мог ухватиться за нужную мысль, хоть и пытался сосредоточиться. Старик говорил о том, что им надо поговорить — значит, он ему нужен живым. Зачем?

Он так и не сумел найти ответ, когда дверь с тихим шипением раскрылась и в зал вошёл, сияя радостной улыбкой, Палпатин собственной персоной.

— Осваиваемся?

На этот раз его голос не вызвал такой чудовищной волны боли или она просто не была заметна на фоне его удручающего состояния.

— Я приказал им ввести тебе пару-тройку препаратов. Ничего серьезного, просто я боюсь, что из-за своего упрямства ты угробишь себя раньше, чем мы достигнем взаимопонимания. Если хочешь, можешь даже не отвечать, я просто прочту ответ или вопрос, так сказать, напрямую.

Что ж, это объясняло, зачем его привели в такое состояние. Вот только он даже в таком плачевном положении не собирался давать лишний повод позубоскалить.

— Где я? — с трудом выдавил лорд, ещё по первой части беседы понявший, что его забросило куда дальше, чем он бы того хотел, и в общество того, с кем он явно не желал делить свое личное пространство.

Расчёт, как видно, был неверным, его попытки отвечать самостоятельно привели так называемого императора в восторг, а улыбка, что появилась на обезображенном лице, смотрелась жутко даже по его меркам.

— Такой сложный вопрос. Такой прекрасный вопрос! Мне даже жаль, что здесь нет магистров ордена джедаев, такие философские изыски были бы в их вкусе. Ответ на вопрос, где мы находимся в этом мире и какое место занимаем.

Волан-де-Морт понятия не имел, кто такие джедаи и как они связаны с философией, зато сразу почувствовал, что старик уходит от вопроса. Не смущаясь, не пытаясь это как-то завуалировать. Полностью осознавая свою власть в том, предоставить ему информацию или нет.

Очевидно прочитавший эти мысли Палпатин пояснил: — Доктора не советуют травмировать твоё сознание. Утверждают, что ты слишком слаб после произошедшего, а твоё тело, — он окинул его изучающим взглядом, — исследовавшие тебя специалисты сказали мне, что никогда не сталкивались с такими странными аномалиями в человеческом организме. Они даже просили меня отдать им твоё тело, если ты не выкарабкаешься, — с радостной усмешкой доверительно сообщил он, осторожно поправив краешек серебристо-серого покрывала, которым кто-то заботливо укрыл тёмного лорда, пока тот был без сознания. — Признаться, мне и в голову не могло прийти, что подобные манипуляции могут быть столь болезненны. То есть, я их, конечно, использовал для пыток, но мне казалось, если не ставить целью причинить страдания, то такого эффекта не будет. Занятное наблюдение, кстати. Бесполезное, но занятное.

Он слабо попытался приподняться, чем вызвал новую усмешку императора.

— Мои врачи будут в восторге, если ты навредишь себе. Я запретил им хирургические вмешательства в твой организм и проведение пары-тройки тестов и анализов, но если ты получишь травму, то ради твоего же блага, мне придётся их разрешить. Ради твоего блага и блага науки, конечно.

— Зачем я вам?

— Честно? Не знаю. Мы сидели с Дамблдором как-то вечером, обсуждали наши дела и как-то всё само собой получилось. Он предложил, я согласился и в итоге поменял своего ученика на тебя.

Тонкие губы Волан-де-Морта скривила вымученная усмешка. Дамблдор, этого и стоило ожидать…

Как видно поняв, что ему больше не пытаются помешать, Палпатин с восторгом приступил к рассказу, по окончании которого сил на то, чтоб злиться, уже не было, хотя причин для этого появилось более чем достаточно.

Он, тот, кто считал, что ему нет равных в окклюменции и легилименции, теперь оказался в руках этого человека. С лёгкостью преодолевший все барьеры, не обращающий решительно никакого внимания на все его попытки защититься, копающийся у него в голове как в папке для бумаг, так называемый император с явным интересом наблюдал за реакцией на свою речь.

Шок от свалившейся на голову информации и истинных причин, заставил скинуть остатки оцепенения и даже головная боль отступила на задний план. Мысли метались, его сознание упорно отказывалось поверить в реальность происходящего.

Сила. Магия. Предназначение. Восстановление баланса. Что за чертовщина?! Он тёмный лорд, имя которого боятся произносить вслух, он пачками убивал людей, без тени сожаления подвергая пыткам как маглов, так и собственных подчинённых. Он провозгласил величие чистоты крови и пообещал если не извести всех маглов, то точно поставить их на положение рабов. Он решил начать с Англии, а потом распространить свою власть на весь прочий мир.

И вот теперь, Дамблдор похоже совсем выжил из ума. Хочет, чтоб он спасал этот самый мир! Он?! Спасал мир?!

Он засмеялся хриплым, гортанным смехом. Смеялся пока воздуха в лёгких стало не хватать.

— Это бред!

— О, да. Помнится в самом начале, когда я строил планы по захвату мира, многие могли бы посчитать их бредом. Сотни и тысячи ситхов до меня собирали армии, строили флот, порабощали народы, стараясь в один прекрасный день сесть на трон. А потом появился я и сказал, что если за столько попыток у них ничего стоящего не вышло, то значит надо зайти с другой стороны.

— И вышло?

— Как видишь. Я пошёл в политики, угробил свою молодость на написание скучнейших отчётов, заработал от сидячего образа жизни пару неприятных болячек, но стал императором вполне себе демократическим путём.

— Демократия? — презрительно поморщился лорд. — Работает в обществе из пяти человек, если больше, то всё решают деньги.

— Деньги и ум, — мягко уточнил император. Не нажимая, но давая понять, что сыграло в большую роль.

— Но всё в итоге пошло не так?

— Всё всегда идёт не так. Я сокрушил своих политических оппонентов, уничтожил джедаев, создал новое общество, — он рассмеялся, словно это действительно было забавным, — однако что-то идёт не так! Мятежники. Заговоры. Стандартный набор неприятностей для любого правителя. Только, — он недобро усмехнулся, — я не любой правитель. И методы решения у меня не любые. Однако. Однако, ничего не получается.

Профессиональные солдаты, гордость Империи, не могут попасть с пары метров в плоховоружённого противника. Мощнейшие корабли, новейшие модели которых только сошли с верфей, не могут угнаться за каким-то летающим ведром, которое только по официальным данным втрое старше меня. Адмиралы и генералы, цвет Империи лучшие стратеги, под командованием которых тысячи бойцов. И что в итоге? Пара мятежных военачальников, понабравших в войска всякий сброд всыпает им по первое число. И это я ещё не говорил про Звезду смерти!

— А что с ней? — осторожно спросил лорд, поняв что сейчас лучшее время воспользовавшись словоохотливостью Палпатина вытащить из него как можно больше информации. Понять кто он такой, как связан с Дамблдором, где они сейчас находятся. Да и навряд ли его собеседник имел в виду настоящую звезду: во всяком случае, он такой не припоминал.

Кажется, этой фразой он задел за живое.

— Двадцать лет стоять и смотреть, как она строится. Двадцать лет!

Сверхсовременное оружие. Мощь доселе неведомого размаха. И всё полетело к чертям, потому что какой-то крестьянин, впервые севший за штурвал, пролетел по каким-то каналам внутрь и выстрелил прямо в реактор.

Он устало покачал головой, — если б я сам не был тёмным владыкой, то я подумал, что это происки тёмных сил.

— А так это происки светлых сил? — не скрывая яда в голосе прошипел Волан-де-Морт.

Однако, то ли Император пропустил это мимо ушей, то ли посчитал недостаточным, чтоб обращать внимание. Чуть пожав плечами, он невозмутимо пояснил, — Республика сама назвала себя демократией, — хотя власть была у избранных, а равные права для всех не отменяли рабства и взяток. Джедаи называли себя борцами за справедливость, но это ничуть им не мешало стать элитным армейским кулаком, плевать с башен сената на законы и смотреть сквозь пальцы на творящийся порою беспредел. А наши новоявленные мятежники? Похоже, только я и Исанн задаёмся вопросом, откуда у них столько денег на оружие, базы и возможность прокормить всю их шайку. Так что светом я их не назову, хоть они из кожи вон лезут, что бы всех в этом убедить.

— И у них это получается?

— Частично. Кого-то они сумели убедить, а кому-то из них помогли вылезти из кожи в прямом смысле слова. Даже у Исанн порой заканчивается терпение.

Палпатин очевидно хотел сказать что-то ещё, но замолчал. Двери с шипением раскрылись впустив в комнату ту же девушку, что была здесь, когда он только очнулся. Чуть склонив голову, она просящим голосом обратилась к старику, но тот лишь рассмеялся в ответ.

— Оказывается, пока мы с тобой беседовали, за нами следили. Точнее, за твоим организмом, — с явным весельем поглядывая то на странные коробки стоящие возле стола, то на него, сказал Палпатин. — Так вот, по их данным у тебя наблюдается чрезмерное нервное и сердечное перенапряжение и если мы немедленно не закончим, то они дают гарантию, что ты умрёшь через десять, максимум пятнадцать минут.

Он кивнул девушке и та быстро подошла к столу, встав вне зоны видимости лорда.

— Миленькая, правда? Подарок от моего ученика, приготовленный специально для твоей нежной натуры. Но об этом мы поговорим уже завтра.

Одновременно с этими словами, что-то холодное коснулось его шеи и лорд Волан-де-Морт провалился в глубокий сон.

* * *

Двадцать восемь часов. Ровно столько прошло с того момента, как главком Империи лорд Дарт Вейдер ушёл с мостика своего флагмана и скрылся в помещениях, занимаем императором.

Обратно он не выходил, сообщений от него не поступало, а император…

Его Величество обратился к Империи всего три часа назад. Сообщение было кратким, ёмким и полным столь откровенного оптимизма пополам с явным предвкушением от грядущих событий, что впору было хвататься за голову.

Радостная новость… Империя делает всё для того, чтоб жизнь её граждан стала лучше… Настало время новых побед под руководством новых лидеров... Лорд Вейдер присоединится к нам, когда проблемы на рубежах будут устранены…

В этом коротком послании, Фирмуса Пиетта, смущала и пугала вторым смыслом практически каждая фраза. Он даже не знал чего стоит на данный момент опасаться больше: обещанной «жизни лучше» или «новых побед» которые ещё надо было совершить. Поскольку кто будет улучшать жизнь гражданам Империи и организовывать эту самую волну побед, было на его скромный взгляд большим вопросом, на который император дал ответ казавшийся адмиралу малость… Нет, Его Величество всегда прав, просто… просто он понятия не имел, как они будут выкручиваться, если то, что говорил лорд Вейдер соответствует действительности.

Палпатин светился оптимизмом, но параллельно его голосу, доносившемуся по общей связи, Фирмус невольно слышал голос прежнего главкома.

Совершенно не способный к командованию человек... Презирает не одарённых силой... Никогда в жизни не видел космические корабли…

То, что Вейдер считает, что только единицы действительно имеют способность к командованию ни для кого не было секретом. Презрение человека, который владеет Силой по отношению к менее одарённым так же было вполне объяснимо, но вот третий пункт никак не давал покоя адмиралу. Он и намёки бывшего главкома на то, что этот лорд будет мягко говоря немного сложен в общении: всё это рисовало совсем печальную картину.

Пугать Фирмуса смертью от руки командира было бесполезно: Оззель умер у него на глазах, а Нииду спасло лишь появление императора, но что в первом случае, что во втором причины для подобной расправы были вполне обоснованные. Правда сам Пиетт счёл бы за лучшее устроить трибунал: что б всё было согласно правилам, а не так, на скорую руку.

Новичку как видно причины были особо и не нужны, по крайней мере, в первое время. Не зря же к нему приставили эту Вейд, пока не обвыкнется. Пока не поймёт, что команда ему нужна живой, здоровой и неважно владеет она Силой или нет.

То, что главком не преувеличивал, когда говорил о том, что их будут рассматривать как животных, а поначалу могут вообще захотеть убить, Фирмус понял сразу и быстро: по тому долгому, изучающему взгляду, которым тот смотрел на него на последнем совещании. Лица было не разглядеть под маской, но Пиетт знал, что он хмурится. Что он не доволен происходящим. Что у него есть веский повод считать, что первый удар придётся именно по адмиралу.

Адмирал устало вздохнул и тяжело опёрся руками на стол. У него просто в голове не укладывалось как они все вообще оказались в такой ситуации. Ведь так не бывает! Не бывает такого, чтоб командование сильнейшей армией вселенной отдавалось человеку, никак не связанному с ней. Не имеющему громкого имени, колоссального опыта и родственных связей с влиятельными семействами.

Впрочем, один раз такое уже действительно было. Когда назначили главкомом самого Вейдера. Он тогда тоже появился из ниоткуда и принял командование на себя. Успешно принял: завершил войну, уничтожил джедаев. Но это был лорд Дарт Вейдер, человек не только знающий, что такое корабли, но и сам прекрасно пилотирующий свой истребитель, в то время как новый главком…

Пиетт поймал себя на том, что его мысли уже в который раз проходят по кругу и, что он просто заранее жалеет себя. В очередной раз, дойдя до того момента когда выработавшаяся за годы службы привычка анализировать и просчитывать всю доступную информацию опять нарисует ему мрачную картину предстоящих событий в которых ему, как ни крути, отводится в неком роде одна из главных ролей. Роль потенциальной жертвы. Роль ведомого. Роль слепца, которого отправили в пустыню полную ядовитых змей объявив, что он выживет, если успеет выяснить и затем найти нечто неведомое. У кого выяснить и что найти — не понятно, а вокруг пустыня полная опасностей и некого спросить.

Это были пораженческие мысли. Не допустимые мысли! Мысли которые он поспешно отмёл, поскольку времени на жалость к самому себе у него не было. В любой момент — абсолютно в любой — могло начаться то, что в академии называли «стандартная нестандартная ситуация», а значит надо было всеми силами попытаться удержать контроль.

Последнее у него пока получалось. Присутствие Палпатина, заблаговременное обращение Вейдера к капитанам и прибытие гранд-адмирала Сина, способствовало хотя бы внешнему спокойствию, внутреннее пока не поддавалось точной оценке. Тем не менее, он предпочитал держать руку на пульсе, вчитываясь в отчёты, что ежечасно поступали от капитанов эскадры, в которых те сухо излагали, что состояние кораблей прекрасное, а боевой дух команд на высоте.

Стандартные слова, предназначенные скорее, для ушей Императора и глаз вездесущих агентов ИСБ, что прибыли вместе с ним, чем для адмирала.

О том, что о секретности придётся временно забыть, ему сообщила Вейд. Агент была единственным человеком, которого Палпатин допустил к новому главкому, а потому когда она молча и без стандартного запроса с приветствием зашла к нему, мрачно сев в кресло напротив, он даже не заикнулся о столь явном нарушении.

Её отчёт лишь подтвердил его самые худшие опасения.

— …но он будет командовать?

— Император умеет убеждать, — уклончиво отозвалась девушка. — К тому же теперь, когда его так сильно захватила эта идея. Хоть я и не совсем понимаю причины такого интереса.

Заметив удивлённый взгляд Пиетта, она пояснила, — да, он одарённый, но не так как милорд. А если добавить к этому отсутствие навыков и знаний, то… я не знаю, как мы будем выкручиваться, — после недолгой паузы закончила Вейд.

— Его величество… он ничего не говорил о?..

— Он жив, — тихо, еле слышно прошептала Селина. Это всё, что я знаю — расстояние слишком велико. Обладай я с ним кровной связью, могло бы и получиться связаться, а так — я бессильна.

Он молча кивнул. Сглотнул горькую слюну и перевёл взгляд на проекцию карты Империи. Она была огромной, как и сама страна. Сотни, тысячи маленьких огоньков мигали на ней. Каждый — это мир, большой или маленький, но в большинстве своём заселённый. Люди, не люди, неисчислимое множество живых существ, которых они обязаны были защищать.

Умела ли эта странная женщина читать мысли, было большим вопросом, но его настроение она, как видно, поняла.

— Милорд не доверил бы вам флот и свой корабль, если бы не был уверен в том, что вы справитесь.

Он хотел возразить, что Палпатин всё это благополучно передоверил новичку, но не успел. Вейд легонько покачала головой и хитро улыбнулась, — Исполнитель он оставил вам. Операцию по выполнению «условий» так же возглавляете вы. Среди агентов распространён приказ защищать вас и помогать вам во всём.

Наверное, его неверие в подобное столь явно отразилось на лице, что девушка слегка пожав плечами пояснила. — Я поначалу тоже удивилась такому решению, во всяком случае у милорда никогда не было недостатка в верных союзниках. Однако, — она ещё раз окинула его оценивающим взглядом, — однако его выбор оспаривать никто не будет. Не посмеет.

После таких слов его взгляд сам собой метнулся в тот угол, куда было вмонтировано следящее устройство. Обычно записи с него мог просматривать только он сам или — в случае чрезвычайной ситуации — представитель ИСБ, но в нынешних условиях он не ощущал себя в полной безопасности даже в своей каюте.

— Не стоит говорить об этом, пока Император здесь? — понимающе кивнула старший лейтенант. — Если да, то вы напрасно беспокоитесь. Он знает о том, что мы здесь говорим. Он вообще о многом знает. Как вы отреагируете на известие о том, что Его Величество знает о мятежниках намного больше, чем говорит и делает намного меньше, чем следовало бы, вздумай он их действительно уничтожить?

Отвечать на подобный провокационный вопрос адмирал посчитал как минимум неосмотрительным.

К концу первой недели началось то, что он и ожидал, прогнозируя события, чья вероятность была неизбежной ввиду целой массы факторов.

Слухи поползли по эскадре. Слухи завладели Исполнителем и тот факт, что всем было доподлинно известно, что прежний главком не покидал корабль, лишь усугублял ситуацию. Ежечасно к нему начали поступать сообщения о том, что офицеры, да и простые солдаты нервничают. Разговоры в коридорах, обрывки бесед в комнатах отдыха и пара сомнительных шуточек брошенных в тренажёрном зале. Все выдавало какую-то настороженность.

Пожалуй, сразу стоит признать, что особой любви к милорду на кораблях никто не питал, но… сложно было описать ту гамму чувств, что творилась в душах команд. Вейдер для них не мог быть хорошим или плохим. Он был командиром в прямом смысле этого слова. Суров, но справедлив. С лёгкостью швырял войска в самое пекло, но при этом нередко лично возглавлял атаку, не отсиживаясь в штабе, как некоторые командиры. Жесток. Ну так это война, а не светский раут.

Все это понимали и принимали. Закрывая глаза на зашкаливающую порой жёсткость решений, которые поначалу повергали в ужас новичков.

Другого выхода просто не было.

Необъявленная война, в которой твоим врагом может оказаться брат, сестра или даже сын бушевала в Империи. Агенты ИСБ при флоте скрупулезно собирали информацию, ежечасно обменивались сообщениями, чтобы вычислить, выяснить имена всех, кто хоть как-то, хоть где-то мог оказаться связанным с мятежниками. Боялись вербовки. Боялись сочувствия к ненадёжным элементам. Ещё больше боялись за курсантов. Молодые, неопытные, с горящими глазами и верой, что именно они могут изменить мир. Военные академии выпускали несколько тысяч по всей Империи ежегодно. Тысяч, которые становились лёгкой добычей вербовщиков.

До Фирмуса доходили отдалённые слухи, в которые ему было порой сложно поверить. Слишком уж нереально они звучали. Вчерашние курсанты, которые, хоть и тренировались на настоящих кораблях и сверхсовременных тренажёрах, просто физически не могли сделать то, в чём их обвиняли. Получить корабль и во время первого же вылета вместе с ним уйти к мятежникам? Как это вообще возможно?! Экипаж не мог состоять из одних новичков. КОМПНОР и ИСБ проверяли досье, чтоб там не появился кто-то недовольный, кто-то имеющий свои счёты.

Став адмиралом, он наконец-таки получил достаточно высокий статус, чтоб заглянуть в недра этой системы. Идеальной системы, которая просто не могла допустить тех сбоев, что один за одним обрушивались на Империю. А если и могла, то только если…

Он боялся делиться такими мыслями. Боялся ответов.

Да и было ему, о чём ещё подумать, благо проблем хватало и без этих мыслей.

Император, отбыв из столицы, передал управление Великому визирю, но, как видно, то ли Пестаж не справлялся, то ли всем хотелось говорить исключительно с Палпатином. Фирмус не знал, догадывался ли об этом император, но, как видно, предполагал, раз отказался отвечать на вызовы, приказав автоматически переводить «жаждущих лицезреть Его Величество» на канал связи адмирала. Стоит ли говорить о том, что такое решение не доставляло удовольствия ни одной из сторон?

За эту неделю он увидел практически весь высший свет Империи: бароны, князья, пара королей и даже три гранд-адмирала. Они все хотели видеть императора, а натыкались на него. С ними со всеми надо было быть предельно вежливым и корректным, практически со всеми порой хотелось послать и устав и самих выходящих на связь. Пару раз он даже подумывал плюнуть на всё и попросить разрешение увести корабль из системы. Куда-нибудь, куда кроме визиря и директора ИСБ к нему никто не сможет пробиться. Но извечная осторожность, умоляющие взгляды офицеров и неуверенность в том, как на подобное отреагирует Палпатин, заставили его остаться на месте, раз за разом отвечая на вызовы.

Говорить, что всё под контролем, что император никого не желает видеть, что надо ещё чуть чуть подождать.

И вот когда он уже практически привык к истеричным воплям о том что «это вопрос жизни и смерти!», презрительным взглядам и полным желчи и ехидства поздравлениям с назначением, добытым «трудным путём», случилось очередное ЧП. Причём случилось там, откуда он, признаться, не ждал удара: трое курсантов. Вчерашних курсантов. Заподозрить их в сговоре было сложно, до попадания на Исполнитель они ни разу не пересекались. Лучший выпускник Каридской академии, лично отобранный генералом из нескольких сотен претендентов, аналогичным путём избранная студентка с Анаксиса и балласт. Презрительная кличка, коей за глаза награждали всех присланных КОМПНОРом офицеров. Конкретно этот был лично всучён Вейдеру гранд-адмиралом Ишином Ил-Рацем во время последнего посещения ситхом Корусанта.

Собственно происшествий с курсантами на всех кораблях хватало. Кто-то заблудился, кто-то не понимал разницы между «в учебнике написано» и «старший офицер сказал делать так», некоторые особо одарённые вообще спешили проявить себя в ситуации, когда любому солдату и офицеру понятно, что лучше не отсвечивать.

Конкретно эти отправились ни много ни мало шерстить внутренние системы Исполнителя. Как они получили туда доступ было такой же тайной, как и тот факт, как эта троица вплотную подобралась к каюте главкома: защищённой отдельной системой безопасности, к которой не было доступа даже у представителя ИСБ и адмирала, ставшей в итоге непроходимым препятствием для нарушителей, так и не сумевших её отключить.

Проступок был тяжёлый, а поступок. Адмирал ещё раз оглядел компанию, что виновато стояла перед ним изучая перепачканные сапоги. Искали лорда Вейдера. Ну и как их после этого наказывать?! Не накажешь, так дисциплина полетит к чертям, накажешь — завтра же весь флот, а за ним и Империя будут пересказывать байку о том, что троица младших офицеров, презрев опасности, пошла искать главкома. Обошли сложнейшие системы слежения — обманув и технику и людей — и уже практически внутри были схвачены вылезшей как чёрт из табакерки Вейд.

Вейд, которая сама призналась, что если бы не Сила…

Адмирал устало вздохнул и тяжело опёрся на стоящий позади него стол. Садиться за который он не стал, не хотелось чтоб у ребят возникло ощущение допроса. Хватит с них и того, что их привели сюда. В таких ситуациях многие опытные бойцы терялись и начинали пороть редкостную чушь, либо замыкались в себе. Ему было необходимо, чтоб они были способны вести беседу здесь, а не в карцерах тюремного блока.

Лорд Вейдер поручил ему беречь корабль и эскадру, и, может, он уже в чём-то ошибся, но швырнуть ребят в камеру, без выяснения, что их на это толкнуло и разъяснительной беседы — ещё большая ошибка.

— Прежде чем вы получите причитающиеся вам наказания, я должен отметить, что восхищён вашими способностями в плане обхода защитных систем.

Девушка попыталась, что-то сказать, но он невозмутимо продолжил, — далее, милорда там не было. Его нет на корабле, нет в эскадре и, судя по всему, его нет на территории Империи.

— Но император, — горячо воскликнул длинный, нескладный юноша с тёмно-рыжими волосами. Как истинный приверженец идеалов щедро пропагандируемых Ил-Рацем он не мог смолчать даже под угрозой расстрела, если кто-то где-то и вдобавок при нём даже косвенно сомневался в правоте Его Величества. Каким образом двое других уговорили его принять участие в этой сомнительной вылазке оставалось для Пиетта тайной.

— Рубежи Империи довольно-таки абстрактное понятие и император подразумевает под ним вещи далёкие от нашего с вами понимания. Что же касается милорда, то он жив и, я надеюсь, здоров. И в одном я точно уверен, будь он здесь, то в лучшем случае мы все, включая вас, меня, охрану и тех службы — сидели в карцере.

Расписать во всех красках, что ждало бы их в худшем он не успел, в дверь уже вошла Вейд.

Сообщение, которое принесла старший лейтенант спасло не только троицу, но и самого адмирала, которому в ином случае предстояли часы долгих раздумий как решить проблему не доводя до предписанных уставом для подобных ситуаций действий, но при этом действуя строго в его рамках.

У императора было прекрасное настроение и он услышав о произошедшем лишь рассмеялся. Выразил удовлетворение тем, что у Вейдера несмотря на его характер оказывается много верных людей, готовых рисковать собой хотя его самого уже тут нет и выразил надежду на то, что новому главкому экипажи будут служить с тем же рвением.

— Это ведь неспроста? — поинтересовался адмирал, даже не пытаясь изобразить равнодушие и в глубине души отчаянно надеясь, что отличное настроение Его Величества не обещает ничего плохого в будущем.

— Врачи считают, что состояние нашего гостя наконец стабилизировалось и более не вызывает опасений. Так что думаю он собирается открыть ему где он находится.

— А он до сих пор не знает?! — с сомнением протянул Пиетт, не понимая, как можно не понять, что ты в космосе. Воздух, звуки и прочие характерные признаки — с другой стороны, если человек никогда не летал, то обмануть его в принципе можно.

— Он считает, что его держат на планете. Что Палпатин просто играет с ним.

— В последнем он прав.

— Да.

— Значит, со дня на день?

— Империи наконец покажут её нового главкома.

Когда-то давно, едва он ступил на Исполнитель, Оззель сходу заявил ему, что у него теперь начинается новая жизнь. Жизнь, в которой слово «проблемы», станет синонимом слова обыденность. Потом он стал адмиралом эскадры под командованием Вейдера и каждый из старых сослуживцев, кто узнавал об этом, помимо поздравлений обязательно добавлял, что статус адмирала главкома сулит ему большие проблемы. Но вот теперь, да, наверное только теперь он понял, что всё, что было раньше было мелкими неприятностями, ибо сейчас, именно сейчас у него начинаются настоящие проблемы.

* * *

Безумие. Вот как можно было охарактеризовать творящееся вокруг. Звуки вызова и входящих срочных сообщений не смолкали. Адъютанты, секретари и прочие, в чьей ответственности была передача информации, документов и тому подобного, курсировали от её кабинета к себе и обратно. Казалось, будто весь мир взбесился. Короткое сообщение, не самая длинная речь императора — всего девять минут, четыре секунды — и вот вся Империя встала на уши и мир перевернулся. Все. Решительно все хотели знать, что им делать и как дальше жить.

Вопреки и даже наверное назло всем прогнозам градус всеобщего напряжения не спадал с течением времени. Граждане, которые безучастно слушали ежедневные репортажи о стычках военных с мятежниками и пиратами, обычные люди, которые молчали когда всплыла информация о том, куда шли миллиарды из казны, аполитичный средний класс — всполошились. Все они, забросив дела, проблемы и сплетни, жадно приникли к экранам ожидая хоть каких-то новостей. Всех интересовало, где милорд и жив ли вообще. Кто этот новый главком и почему лицо Императора, когда он объявлял о его назначении, сияло от предвкушения и радости сильнее, чем когда он разогнал Сенат.

Все эти две недели Исанн Айсард фактически жила в своём кабинете.

Решение навестить Пестажа пришло не внезапно. С кем с кем, а с ним она держала открытый канал практически постоянно, чтобы обмен информацией ни на секунду не прервался. Ослабленный столь важной перестановкой и отсутствием императора двор и ИСБ должны были явить миру монолит мнения и единства. Споры, конфликты и извечная соревновательность на тему кто самый важный, самый главный и вообще любимчик Его Величества отошли в тень. Об этом не было указов, директив и вообще хоть каких-то напоминаний. Просто все в один миг поняли, что если Вейдер несмотря на все заслуги был отправлен «на рубежи» то с ними и подавно церемониться никто не будет. Все решили переждать, перебдеть, показать Палпатину как они его любят, жить без него не могут, и при этом выполняют плановые задачи даже с большим рвением, чем обычно.

С последним, правда, не ладилось. Мятежники затаились. Собственно они и до этого не сильно светились, но едва пришло сообщение о замене, как они словно растворились.

— Ждут известий о новом главкоме, — мрачно прокомментировал офицер ответственный за сбор информации о детище мятежных сенаторов. — Нанесут удар в течении ближайших двух-трёх недель.

— Думаете, они рискнут его так рано пощупать?

— Пока там император и гранд-амирал Син в лобовую они не полезут, но как только Палпантин даст приказ возвращаться... Во всяком случае я бы на их месте поступил именно так.

Айсард устало потёрла виски. Да, он прав. Как только император уйдет, будет нанесён удар. Просто чтоб понять, с кем имеют дело. Сила ответа, решительность, скорость принятия решений и личное мастерство. Всё будет подсчитано, подмечено и учтено на будущее. И если новичок не сможет противопоставить хоть что-то достойное, то о управлении флотом можно будет забыть. Поскольку армия только формально подчиняется ему — на деле, целой куче адмиралов, моффов, гранд-моффов и гранд-адмиралов, каждый из которых (за редчайшим исключением, ей хватит пальцев на руках чтоб их пересчитать) спит и видит, как займёт место Вейдера. Ни один из них и пальцем не пошевелит, если узнает о готовящемся нападении. Скорее даже уведёт войска на учения или загонит корабли на срочную проверку тех состояния.

Так что если она хочет относительно спокойной жизни, то надо сделать всё от неё зависящие, чтоб новичок промучился больше тех трёх-четырёх недель, что она отвела ему в своих прогнозах. В том, что он будет именно мучиться, Айсард не сомневалась, так же как и не сомневалась в том, что чем больше он будет мучиться тем больше это доставит удовольствия Палпатину. А если император будет счастлив, то чего ей ещё желать?

Коридоры были пусты. Не удивительно — часы показывали четыре утра.

Судя по лицу Великого визиря, он жил по тому же расписанию, что и она. Три часа сна, десять часов на выполнение своих прямых обязанностей, а все остальные одиннадцать объяснение всем и каждому лично, что конец света отменяется, жизнь продолжается и напоминание, что это они всем скопом ныли, что Вейдер страшный, плохой, ничего не смыслит в командовании. Все после этих слов делали круглые глаза и торжественно начинали клясться, что они никогда, они бы не посмели… Ровно до тех пор, пока не вспоминали С КЕМ они говорят. Исанн знала всё о том, что они говорили, кому говорили и когда говорили. Вейдер, к слову, об этом тоже прекрасно знал, но ему было попросту плевать на всё это сборище до тех пор, пока они не чинили препятствий флоту, не лезли к нему и его подчинённым, служили Империи и выполняли его приказы, когда он «навещал» их планеты. Директору тоже было на это плевать, у неё были дела и поважнее, поэтому, многозначительно помолчав, она делала короткий, освобождающий жест рукой и незадачливые собеседники почитали за счастье очистить канал, бормоча напоследок заверения в верности Империи. Очистить канал для следующих и следующих столь же бесполезных вызовов.

Кивнув ей на кресло, он поднял на неё усталые глаза.

— Полагаю желать доброго утра, в данной ситуации, будет не слишком корректно.

— Моё доброе утро настанет только тогда, когда мы переловим всех мятежников, — отозвалась чисто на автомате Айсард. Виски пульсировали тупой болью, глаза не смотря на все принятые стимуляторы продолжали слипаться и только её феноменальное упрямство не позволяло выпустить контроль из рук хотя бы для того, чтоб забыться в столь необходимом коротком сне.

— Или когда Его Величество наконец выйдет на связь, — примирительно сказал визирь.

— Все хотят увидеть нового главкома. Можно подумать, я не хочу его увидеть!

— Связывались с Исполнителем? — понимающе кивнул Пестаж, чьё лицо то ли от усталости, то ли от господствующего в кабинете лилового цвета, казалось чуть ли не фиолетовым.

— Отвечает адмирал. Видели его?

— Лично — ни разу, но уже успел получить более сотни прошений разного толка об отстранении его от командования.

— Мм… звучит интригующе.

— Они проявили недюжинную фантазию, — с явным удовлетворением отметил визирь. — Представьте себе, ни один напрямую не упомянул о его происхождении.

— Что же они тогда нашли?

— Всё остальное. Обвинили беднягу во всех смертных грехах, — с глухим смешком отозвался Пестаж, прежде чем вкратце поведал директору разведки о том, какой беспринципный человек сумел пробраться в недра их кристально чистой военной машины.

Во время этого рассказа директор не смогла скрыть усмешки. Представить Фирмуса Пиетта ловким интриганом, с лёгкостью подставляющим всех и вся это надо какой фантазией обладать? Как видно, фантазёры всё-таки нашлись. Имеющие доступ к информации о его службе, но, судя по всему, ни разу в жизни не удосужившиеся проглядеть ни одной записи с объектом их творческих потуг.

У неё самой новый адмирал Вейдера вызывал лишь снисходительную улыбку. Хороший послужной список? Ну так этим во флоте могли похвастаться ещё десятков пять капитанов. Основная причина, почему этот человек попал в поле зрения главкома, по её мнению, заключалась в том, что тот не привык спорить с начальством. Вейдер был для него в плане командования и Богом и главкомом в одном флаконе: скажи тот ему прыгнуть в сверхновую, тот ни секунды не раздумывая поступил бы именно так. Ну, почти так, возможно всё-таки робко заикнулся о том, что это не самая лучшая тактика, но внял бы любому объяснению и в итоге всё равно бы повёл корабль куда скажут. В его досье это значилось, как: исполнительный и беспрекословно выполняющий приказы. Слишком мягкий, по её мнению, для статуса адмирала Эскадры Смерти, но, очевидно, тёмный лорд нуждался именно в таком человеке. На корабле, как говорится, должен быть только один ночной кошмар всея галактика.

Тем временем Пестаж закончил рассказ душераздирающей историей о том, что именно Пиетт помог адмиралу Оззелю отправиться на свидание с предками, посредством того, что, видите ли, сначала долго изучал, выискивая слабые места, а после подстроил так, чтоб о возможных координатах мятежников милорд узнал не в самых лучших для адмирала условиях. Верх идиотизма конечно. Можно подумать, этого идиота не отправили бы под трибунал без этих самых условий. Вейдер просто наконец нашёл относительно правдоподобный повод убрать зарвавшегося уроженца Кариды, а после ускорил процедуру трибунала, не желая тратить на неё время и лишать Эскадру руководства, пока он лично будет обследовать базу.

— Вы не упомянули такие грехи, как похоть и чревоугодие, — с лёгкой улыбкой заметила Исанн, уже на автомате размышляя, стоит ли вносить в личное дело Фирмуса Пиетта строчку об патологическом неприятии высшим обществом Империи или с этим пока можно повременить.

— Одна герцогиня — не будем называть имён и систем — отправила мне якобы перехваченную смету за доставленные на корабль продукты. Просто вопиющие растраты и себялюбие в то время, как мы все должны сплотиться и проявить чудеса аскетизма. Прекрасная теория и документы составлены грамотно, жаль только, она не учла маленьких особенностей менталитета. То, за что в её секторе правящая верхушка готова отдать полжизни и состояние в придачу, может вызвать лишь рвотные позывы у уроженца Акзилы, коим и является наш адмирал. Насчёт же первого. — Пестаж сокрушённо покачал головой. — Как только я узнал о том, что лорд Вейдер назначил своего капитана адмиралом, перепрыгнув через звание, я сразу понял, что в этот факт не вцепится только ленивый.

— Они его хоть видели? — с сомнением в голосе протянула директор вспоминая фото из личного дела.

— На вкус и цвет, — дипломатично ушёл от ответа визирь, не уточнив кого из двоих касалась фраза.

— Значит, как итог можно отметить, что радеющие за Империю граждане, превзошли желающих очернить нас мятежников. Те, насколько мне известно, пока не успели найти на адмирала ничего стоящего.

— Да, им до такого расти и расти. У них вообще, судя по донесениям, наметился кризис жанра. Какую их агитку ни возьми, везде одно и тоже. Что я открываю их досье Таркина, что досье Оззеля, что какого-то совершенно мне незнакомого офицера со звездного разрушителя. Все как под копирку: сумасбродный, жестокий, двуличный, продажный, бездарный, готовый на всё карьерист, добывающий победы исключительно подкупом и заваливанием телами несчастных курсантов поля боя. Признаюсь, что раньше у них было куда больше воображения. Теперь либо всех профессионалов перевели писать досье выдающимся мятежникам, либо я должен констатировать резкое сокращение в их рядах истинных ценителей прекрасного. Кстати, вы читали их новое творение?

— Которое из?

— То, где они объясняют, почему контрабандисты на самом деле все потенциальные борцы с режимом и потому идеальные участники мятежа. Жажда наживы — это стремление к независимости. Организация преступных группировок — ячейки сопротивления. Систематическое нарушение законов — желание раздвинуть границы. Ну и конечно, как всегда в конце обязательное упоминания наших с вами скромных персон. Тут, впрочем, ничего нового, мы с вами по прежнему являемся холодными кровопийцами которые загнали весь мир в тюрьму.

Айсард брезгливо поморщилась.

— Нет-нет, обязательно почитайте! Потрясающая вещь! Я узнаю почерк Говорова. Этот прохвост конечно гений своего дела и говорят даже ранкора может убедить стать вегетарианцем, но зная его расценки…

— Я просто удивлена, что все эти послания направили вам, а не мне.

— Ничего странного. Вы аналитики. Просчёт данных, сбор информации. Подозреваю, что все эти бумажки приходят к вам на стол, но отсеиваются секретарями. Вы же не любите вольный жанр изложения?

При этих словах в голове невольно всплыли строчки сухого отчёта, прочитанного дней десять назад.

Мятежники заинтересованы в привлечении преступных сообществ. Замечена их активность по каналам связи между контрабандистами..

— Рано или поздно они бы всё равно к ним обратились. Преступники всегда сбиваются в шайки, когда идут на крупное дело.

— Другого ответа я от вас и не ожидал, — кивнул сам себе Пестаж. — Вас, разведчиков, вообще можно хоть чем-то удивить? То вы знали, это вы просчитали, вон то предполагали, а, — по его лицу она сразу поняла, какой последует вопрос, — идея Императора? На подобное вы рассчитывали?

— Император славится мудростью и неожиданностью своих решений, — явно подражая визирю отозвалась директор, цитируя отрывок из их вчерашней беседы. — Однако, в этот раз, он, признаюсь, выбрал слишком странный способ.

— Странный — не означает неверный. Нестандартность решений единственный способ загнать в тупик врага, у которого мы как на ладони.

— Главное чтоб вместе с ним в этом тупике не оказались мы сами.

— Вы нервничаете? — удивлённо спросил визирь.

— А вы спокойны?

— Я привык Ему верить ещё с тех пор, когда, — взгляд карих глаз скользнул по её лицу. Как же они все любят намекать на её возраст! — всё только начиналось. Верить и доверять всем его решениям. Вы ведь тоже не стандартное решение директор. Вы молоды и были подняты до своего статуса против всех правил. Вас закинули на вершину системы. Я отдаю должное вашему уму, вашей воле и вашим способностям, которые лишь самую малость, перевешивают вашу красоту.

— Нестандартные решения, — она презрительно усмехнулась. Покачала головой и внезапно посмотрела Пестажу прямо в глаза, — а как насчёт предыдущего нестандартного решения Его Величества.

— Которого из?

— Того, которое тоже отправили на рубежи. Перед этим существенно повысив в звании.

По лицу визиря расплылась улыбка, — о-о, он бы посчитал забавным ваше упоминание о нём в третьем лице и среднем роде. Но я удивлен, что вы о нём вообще вспомнили. Кажется, вы были в числе тех, кто считал, что отправка его подальше лучшее, что может случиться.

— Вейдер прислал сообщение, что я должна попытаться задержать экспедицию.

Взгляд визиря мгновенно стал цепким, колючим. Благодушное выражение лица старого царедворца слетело, сменившись явной заинтересованностью.

— Он успел отправить сообщение?

— Да. Император, как видно, разрешил ему устроить напоследок день непослушания, чем он и воспользовался.

— Вряд ли бы вы сообщили мне о подобном просто так.

— Мне просто показалось, что доклад об этом, с упоминанием всех фактов и того в какой сложной мы оказались ситуации, смог бы её и вовсе отменить.

— Вы хотите, чтоб это сделал я? Но, я ведь всего-лишь скромный распорядитель и не занимаюсь такими делами. Ничего в них не понимаю и ничего о них не знаю. Подавать подобные записки Его Величеству вне моей компетенции и скромного разумения.

Его ухмылка и упоминание записок — значит, знает. Да, она лично подала записку императору о том, что если этот экзот так хорош, то пусть занимается наведением порядка на границах. Причём лучше, если с их внешней стороны. Но тогда ей и в голову не могло прийти, что дела могут так резко принять подобный оборот.

Поняв, что помощь здесь искать бесполезно, она встала и, на ходу бросив приличествующие слова прощания, направилась к дверям, которые ещё не успели открыться, когда её нагнал голос визиря.

— Однако, я слишком хорошо знаю вас, чтобы понять, что вы найдёте способ передать сообщение, и я слишком хорошо узнал его, чтобы быть уверенным, что он и без нашей помощи найдёт вескую причину, чтобы задержаться едва узнает о произошедшем. Что же до меня, то, — до неё долетел тихий, благодушный смешок, — когда Его Величество вернётся, я найду пару тройку обоснований для сокращения запланированной программы. Благо на казне и так висит один очень большой и затратный проект. Очень большой.

Его оставили в маленьком, как видно, редко используемом помещении. В окно лился свет как минимум одного солнца, а видимый ему кусок голубого неба был абсолютно чист от любых летательных аппаратов. Чистая атмосфера и хорошо охраняемая территория. Знание о том, что раз им пока не доступен выход за пределы системы хоть и расстраивало, но вовсе не означало, что у местного населения нет транспорта для перемещения по воздуху. Скорее наоборот, заставляло задуматься, насколько он совершенен? Насколько сильно вообще их прогресс отстаёт от Империи?

Правда то, как он сам попал сюда со своим спутником наталкивало на мысль, что аппараты, как таковые им были и не нужны. Мгновенное перемещение. Выигрыш в скорости и времени омрачался, как видно, лишь коротким но крайне неприятным спазмом в районе живота. Хотя нельзя было сбрасывать со счетов само устройство: небольшое, сделанное в форме старинной золотой монеты. Оно могло быть крайне сложным в производстве, да и как видно имело всё-таки какие-то ограничения, поскольку перед тем как они его использовали…

Его мысли прервало появление какого-то странного существа: тонкое тщедушное тельце, огромные уши и большие глаза. Лорд Вейдер знал три расы, чья внешность была близка к этому созданию, но оно навряд ли имело к ним хоть какое-то отношение или хотя бы подозревало об их существовании. Так что основной зацепкой к пониманию природы вошедшего, была лишь его странная одежда, а точнее практически полное отсутствие оной. Щуплое тельце скрывала лишь аккуратно повязанная белая простыня с изображение щита, разделённого на четыре сектора у каждого из которых был свой цвет и зверь.

Существо пропищало что-то своим писклявым голосом, но среди сотен известных бывшему главкому Империи языков и диалектов он никогда не слышал подобное сочетание звуков. Подождав с пару секунд и не заметив с его стороны никакой реакции, оно как видно догадалось, что его не понимают — ткнуло в него пальцем и поманило за собой.

Идти непонятно за кем, когда ты попал непонятно куда. Давненько он не делал подобного, лет пожалуй…

Он не хотел вспоминать.

Его вели по длинным каменным коридорам, что причудливо изгибались внутри, как видно, огромного строения. Маршрут был, очевидно, хорошо знаком этому странному созданию, однако в его движениях сквозила какая-то странная неуверенность. Будто ему не совсем привычно перемещаться именно таким образом: вышагивая посередине освещённого факелами коридора. Если добавить к столь странному поведению форму, состоящую из одной накидки, отсутствие обуви и хоть каких-то украшений, не говоря об оружии, вывод напрашивался всего один — прислуга. Причём самая низшая, фактически раб, которому хозяева не разрешают открыто появляться здесь, смущая своим видом гостей, но при этом доверяют подобные «деликатные» поручения, когда надо сделать всё тихо и не задавая вопросов.

Изучая своего маленького проводника, он не забывал запоминать дорогу, просто так, на всякий случай. Благо примечательных ориентиров было достаточно: доспехи, ковры, зеркала. Особенно то, что висело в коридорах вместо картин. Они были явно написаны красками, но…

Существо двигалось слишком быстро, не давая времени отсчитать интервал повтора, но что-то ему подсказывало, что это не далеко не обычные записи оформленные в виде картин. Во всяком случае одно из живых изображений он видел на паре картин по пути следования. Нелепый мужчина в церемониальных доспехах, донельзя неумело, пытался затесаться в изображённых группах, следуя за ними по пятам.

Тем временем они кажется дошли до пункта назначения. Маленький проводник очевидно назвал пароль и массивное каменное изваяние встало и отошло от двери, позволяя пройти внутрь и открыв тем самым взгляду лорда ситхов столь же массивный каменный эскалатор, что прятался внутри.

Директор выглядел именно так, как и описывал его Палпатин. Старый, в меру величественный и весьма добродушный на вид, он встретил его у самых дверей своего кабинета. Комнаты, заполненной печатными книгами и механизмами назначение которых было для него тайной.

Показав на стоящее перед столом кресло, он уселся в своё. Взял стоящий перед ним пузырёк с ярко оранжевой жидкостью и залпом его выпил, одновременно перевернув маленькие песочные часы, которым как видно отводилась роль таймера, начавшего отсчёт.

— Теперь вы понимаете меня?

Лорд Вейдер сухо кивнул.

— Отлично. Признаюсь, времени у нас слишком мало, а сказать вам нужно много. Но увы, зелье действует ровно час, а его ингредиенты и время приготовления слишком дорогое удовольствие даже для меня.

Как видно, в этом моменте ожидалась какая-нибудь выражающая благодушие и продиктованная этикетом фраза. Во всяком случае, прождав положенные пять секунд и не получив должной реакции, новоявленный приятель Палпатина продолжил.

— Я Альбус Дамблдор, директор школы чародейства и волшебства Хогвартс, в которой вы сейчас находитесь. И перво-наперво, я хотел бы заверить вас в том, что мне искренне жаль, что пришлось оторвать вас от ваших дел и отправить сюда. Но особого выбора у меня при этом не было.

Тёмный лорд продолжал хранить молчание. Император тоже иногда устраивал публичные полушутливые извинения на тему «какой я старый, вечно всё путаю» и обычно в таких случаях он редко ограничивался заверениями от подданных в том, что это неправда.

— Палпатин предупреждал меня о том, что вы можете крайне негативно воспринять идею переноса и её последствия. Можете попытаться предпринять действия, которые поставят под угрозу мою жизнь и благополучие, лишь бы выбраться отсюда. За свою жизнь я не боюсь и прекрасно понимаю, что вы имеете полное право захотеть меня её лишить, но если это послужит хоть каким-то оправданием, то я имел очень веские причины для того, чтоб вы оказались здесь. И поверьте, у меня нет ни малейшего желания задерживать вас более чем нужно, а потому, раскроем карты. Мы предположили, что вам будет нужно выполнить некоторые условия, для свершения которых Магия и разрешила — можно даже сказать сама осуществила — этот перенос. Так что, согласно нашим предположениям, вы вернётесь обратно, едва они будут выполнены. И я, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, обещаю вам в этом свою полную и безграничную помощь и поддержку.

— Что вы от меня хотите?

— О, сущий пустяк. — Директор улыбнулся ему радушной улыбкой, заговорщически блеснув стёклышками очков. — Я хочу, чтоб вы спасли наш мир.

* * *

Палата? Вот ЭТО у них называется палата?! Аластор Грюм с отвращением оглядывал свою камеру, которую его охранники называли не иначе, как «палатой для пациентов с особым восприятием реальности». Красивая фраза, за которой прятались противоударные стены на которые наложили чары заглушения. Ты мог горланить хоть до хрипоты пошлые песенки, но даже стоящая возле стены востроухая девчонка не услышит ни звука. А если и услышит, то, что с того? У тебя же «особое восприятие реальности». Словом, хорошая система. Он сам такой пользовался в своё время.

Его время… как же оно быстро пролетело. Он был им нужен, когда Пожиратели расхаживали по домам, заходя в них как к себе домой и когда Волан-де-Морт разве что дверь кабинета министра маги не распахивал с ноги. А теперь? А теперь он им не нужен. Они сидят в своих уютных домиках и убеждают друг друга, что всё хорошо. Что ничего не случилось и самое страшное позади.

Идиоты. Все они идиоты, не способные видеть. Нет, хуже, идиоты, не желающие видеть!

Надо было бить тревогу ещё тогда, три года назад, когда Волан-де-Морт проник в школу за философским камнем. Но нет, никто не послушал. Грюм рассмеялся скрипучим смехом, вспоминая этих напыщенных идиотов, что ныне заняли его кабинет. Мракоборцы. Ничтожества, вот они кто! И этот Аберт в первую очередь.

— С Сам-Знаете-Кем справился одиннадцатилетний мальчишка. Первокурсник, Аластор! Смешно даже подумать, что ему хватит сил найти ещё хоть кого-то, чтоб совершить вторую попытку.

Смешно?.. Нет. Не смешно, а страшно. Страшно, когда мракоборец боится назвать своего врага по имени. Назвать, а не сражаться! Он ушёл тогда оттуда и больше не приходил. Не хотел потерять остатки веры во всю систему.

Впрочем, сохранить их на более приличный срок всё равно не удалось, поскольку уже на следующий год была та история с василиском и дневником. Так что когда младшенький Крауч вломился к нему в дом и скрутил, он уже ни на что не надеялся.

Младшенький Крауч. Барти. Богатенький сынок влиятельного папочки. Один в могиле, второй в психушке — туда им и дорога. Два слюнявых идиота. Один поверил словам безумного тёмного мага, второй поддался нытью своей жёнушки. Как итог, они все в большой опасности.

Его самого опасности не пугали. Сначала он к ним привык, а потом просто перестал испытывать такое чувство, как страх. Оно недопустимо при работе мракоборцем. Эти тёмные, как собаки, что-что, а страх чуют сразу. Дал слабину и всё — заказывай место на кладбище. Так что ни во время заключения у Крауча, ни в последствии когда узнал, что именно было целью его похищения и пришло понимание о грядущих событиях, он не боялся. Не испугался, когда к нему вломились колдомедики с аврорами, скрутили и бросили сюда, отобрав волшебную палочку. Чувство, отдалённо похожее на страх, пришло, лишь когда он сидел уже здесь, в этой уютной камере и пытался понять, как они сумели обойти его систему защиты. Целителей считать не стоило, а авроры... Да кто эти мальчишки против него?! Значит… Зачем? Почему? Дамблдор — он с ним или против него? Ответа не было.

Медсёстры приносили ему всякие таблетки, порошочки, микстурки и мягко воркуя, словно с младенцем, просили принять их. Грюм криво ухмылялся ведьмочкам, покорно беря лекарство, чтобы, едва дверь успевала захлопнуться, отправить всё эти достижения медицины куда угодно, но только не в свой желудок. Медицине он не доверял, медицине, которой его собирались пичкать насильно, тем более. Едва придя в себя после столкновения с аврорами, он стал всячески избегать приёма лекарств, хоть это и было для него нелегко. Голова болела так, будто кто-то невидимый бил по ней молотом, огонь, полыхавший где-то в недрах его суставов, практически не давал вставать с кровати. Но он держался. Лишь незадолго до прихода очередной медсестры с лекарствами позволял себе дать слабину и забыться болезненным сном. Справедливо пологая, что если о его состоянии и станет известно или с его губ случайно сорвётся болезненный стон, то это спишут на ослабление действия препаратов. Только и всего.

Не понимающие в этом ничего медсёстры, в большинстве своём ещё вчерашние школьницы, знающие об кошмарах войны лишь по рассказам и в силу возраста даже не пытающиеся, что называется влезть в шкуру старого мракоборца, этого не замечали. Послушно писали в своих коротких отчётах, что пациент упрям, недоверчив, тих и лекарства на него похоже действуют очень слабо.

Они переживали о его состоянии, однако сильные лекарства, как и магию использовать не решались. Тут играл на руку тот факт, что о Грюме в последние годы распространили столько небылиц и чьих-то злых шуточек, что даже его немногочисленные друзья не знали где правда, а где ложь.

Говорили, что он натёр своё тело смесью из драконьей крови и яда, так что теперь любое прикосновение врага к нему, заставит незащищённую кожу противника покрыться волдырями. Поговаривали, что он применил на себе экспериментальные защитные чары, так что всё, что выходит за пределы зелья от прыщей и заклятья от насморка на него не только не действует, но и вроде как приводит к наложению не снимаемого проклятия, на того кто решился «помочь». Кто-то взахлёб рассказывал, что его волшебный глаз даже будучи снятым…

Словом все решили не рисковать. Использовали самые простые зелья и таблетки, от которых эффекта было практически ноль, но зато они не расценивались как угроза даже самыми мнительными чарами.

Пожалуй, развеять все эти нелепые слухи и прописать верное лекарство, а так же разгадать хитроумный план старого мракоборца смог бы любой целитель, мало-мальски знакомый с медициной в целом и старыми параноиками в частности. Но ни одного целителя, по особому распоряжению Фаджа к Грозному Глазу не пускали. Министр под благовидным предлогом, сославшись на каких-то именитых профессоров «прописал» больному полный покой с минимумом контактов. И потому весь медперсонал допущенный следить за старым волшебником, счёл за благо не лезть с личными инициативами.

Грюм, впрочем, на эти инициативы и не нарывался. Он был тих и внешне покорен. Он выжидал. Что-что, а ждать он умел. Не любил, но умел, как и всякий кого жизнь прилично потрепала. Он ждал объяснений. Альбус что-то задумал. У Альбуса был план. Иначе он бы не кинул его сюда. Нет, директор Хогвартса не был таким милым и доверчивым простачком, который души не чаял в детях. Старый мракоборец знал Дамблдора слишком давно, чтоб научиться смотреть под эту маску. Чтоб видеть за ласковым взглядом, холодный ум, чтоб мягкий голос не скрывал от него жестокость слов.

Фадж всегда был наивным дураком. Власть ради власти. Статус министра в его глазах это венец карьеры. Глупость. Настоящая власть это не как у него: речи с трибуны и место почётного гостя за столом. Настоящая власть в умах людей. Завладей их мыслями, внуши на подсознательном уровне, что ты знаешь и можешь всё и… и всё! А когда происходит эта установка? Когда закладываются первые понятия о настоящей дружбе, чести и прочих основополагающих понятиях? В школе! Там, вдали от мамочек и папочек, избавившись от их чрезмерной опеки, можно вложить в голову их чадам всё! Собственно это и было тем, что проделал в своё время тёмный лорд. То, что теперь пытается предотвратить Альбус. Мягко, осторожно, стараясь дать шанс даже самым безнадёжным детям. И ради защиты этих самых детей он пойдёт если не на всё, то точно на многое. Даже швырнёт друга и вернейшего соратника в эту комфортабельную тюрьму. А раз так, раз его теория более чем вероятно верна, значит можно подождать.

И он ждал.

Это случилось, примерно, через три недели после его заточения. В коридоре послышалась возня, шорох поворачиваемого ключа и двери отворились, впуская внутрь Альбуса Дамблдора в сопровождении двух целителей и одной крайне перепуганной медсестры.

— Это всё-таки очень опасно.

— Я уверяю вас, мы с Аластором старые друзья, — мягко улыбнувшись сказал директор Хогвартса, деловито оглядываясь в поисках стула.

Грюм хотел отпустить едкую шуточку, сообщив, что ему даже пластмассовые тарелки не доверяют, предпочитая подавать еду на специально заговоренных листьях и только такую, которую он сможет есть руками. Но решил, что лучше сохранить гордое молчание: обстановку состоящую из кровати в углу, да впитывающего отхожего места в другом углу, его гость разглядит и без понуканий. Негоже ему, заслуженному борцу с тёмными силами, жаловаться на отсутствие шёлковых простыней или давать понять, что его это хоть как-то волнует.

В палате, как и предполагалось, магия не действовала, так что стул всё-таки пришлось принести из коридора. Простой, пластмассовый магловский садовый стул. Помнится именно таким стулом…

Раздался тихий щелчок закрываемой за медсестрой дверью и в комнате восстановилась та же абсолютная тишина, что и до внезапного вторжения.

Они ни о чём не говорили. Просто сидели молча. Долго глядели друг другу в глаза. Наконец, будто разглядев, что-то одному ему видимое, директор облокотился на спинку и улыбнулся тёплой улыбкой, словно это не по его указке Грюма швырнули сюда.

— Я тут намедни предавался воспоминаниям, — голос у него был привычно спокойным и ровным. Без сыворотки правды и не определишь, действительно вспоминал или это хорошо отрепетированная речь. — Магическая война, жертвы. Скольких ты тогда лично отправил в Азкабан? Скольким обеспечил приговор на поцелуй?

Грюм молчал, не отводя своего единственного глаза.

— Многих, — сам ответил на свой вопрос Дамблдор, не дожидаясь ответа. — Многие тогда понесли наказание, но помогло ли это хоть кому-нибудь? Вернуло мёртвых? Излечило раны выжившим? Помнишь Логботомов: Френка и Алису?

Он сцепил зубы и молчал. Конечно он их помнит. Весёлых, молодых, беззаботных. Счастливых родителей и преданных ордену людей. Людей пребывающих, как говорят юристы, в здравом уме и с твёрдой памятью. Он иногда приходил их навещать. Чтобы не забыть. Чтобы краски не потускнели и он не размяк со временем забыв под мантры о человечности, как были бесчеловечны те, кто это сотворил.

— Как ты думаешь, — продолжал глава ордена, — Невиллу сильно легче от того, что Беллатриса Лестрейндж сидела в тюрьме?

— Сидит, — не удержавшись поправил он, вспоминая высокомерную ведьму.

— Сидела, — в свою очередь поправил Дамблдор, — она сбежала три дня назад.

Чтож, старик всегда знал слова способные в один миг сбить маску с оппонента и заставить его действовать, а уж вкупе со странным началом про то, что помогли ли все меры наказания.

— Что ты задумал? — неохотно выдавил он, не спуская настороженного взгляда с гостя.

— Сыграть на опережение, как ты и предлагал.

— Устроили наконец рейд по всем этим фамильным гнёздышкам? Давно пора!

— Лучше. Я решил исправить ошибки допущенные ранее.

Грюм в растерянности смотрел на старого друга. Ошибки? Ранее? По его мнению ошибок было слишком много, чтоб их устранить, и у большинства этих ошибок были громкие фамилии и длинные руки, что ещё больше осложнило бы эту, на его взгляд, и без того крайне сложную процедуру.

Осложнило бы, решись он действительно действовать таким образом, но увы, Альбус был не таким. Даже будучи президентом Международной конфедерации магов он старался не пользоваться своей политической властью, а значит тут, что-то другое. Разговоры про «легче ли жертвам от того, что преступник понёс наказание» он слышал и раньше, но сейчас? Он недоверчиво покачал головой в глубине души надеясь, что это не старая пластинка на тему перевоспитания.

Директор Хогвартса заметив этот невольный жест улыбнулся и словно невзначай спросил, — Аластор, ты веришь в чудо?

— Пару недель назад я мог выйти на любой перекрёсток и наколдовать белого кролика, — презрительно хмыкнул он не сводя настороженного взгляда. — Любой магл сказал бы, что это чудо. Только это чудо для него, а не для меня.

— Вот и я рассуждал примерно так же, — кивнув самому себе заметил Дамблдор. — Мы волшебники, и именно поэтому, мы привыкли к чудесам. Но, что в таком случае для нас будет чудом? Филосовский камень — уничтожили, чтоб не дать разразиться хаосу, а ведь он был пожалуй одним из немногих истинно магических чудес. Чудес в понимании, как волшебников, так и маглов. Что же осталось ещё? Что ты сам назовёшь чудом Аластор?

— Чудес не бывает, — покачав головой отозвался старый мракоборец. — Волшебники, маглы, кентавры и гоблины: все хотят денег и вечной жизни. Избавление от подобных опасных мечтаний я бы пожалуй и назвал чудом.

— Только это? Деньги и вечная юность?

— Ну ещё мир во всём мире. Дружба народов, всеобщее счастье, — с нескрываемым сарказмом начал он и замер на полу слове недоверчиво глядя на старого друга. — Проще создать новый философский камень!

— Самые лёгкие пути не всегда верные.

— Ну да, с удовольствием послушаю, как ты собираешься объяснить Волан-де-Морту, что убивать маглов не хорошо, — не скрывая иронии поинтересовался Грюм.

— Это надо объяснить не только Тому, но и многим волшебникам, — всё так же мягко поправил Дамблдор. — Мы убиваем маглов своим невниманием. Смеёмся над их врачами, которые лечат тем, что режут, и в то же время утаиваем от них знания способные чуть ли не мгновенно излечить многие страшные для них болезни. Мы не можем найти диалог не только с великанами, но и с гоблинами, кентаврами и прочими существами. Мы возгордились и то, что твориться сейчас — это расплата за нашу вековую спесь. То, что мы поставили себя выше остальных вредит не только им, но и нам. Нам в первую очередь. Мы загнали себя в угол и в своей гордыне не желаем из него выйти, поскольку для этого надо подойти к стоящим в центре.

— Проще говоря, ты хочешь сказать, что остановить новую войну и спасти мир может только внезапное прозрение всех и вся? Что ты пойдёшь, произнесёшь пламенную речь и Малфои перестанут кичиться деньгами и кровью. Сбежавшая Беллатриса, в слезах и соплях, приползёт к дому Лонгботомов и будет умолять простить её. Кентавры перестанут быть самовлюблёнными засранцами, а великаны конечно же перестанут хотя бы драться между собой? — он попытался рассмеяться, но получившийся смешок получился каким-то не смешным. Не смешно было слышать подобные речи от человека, которого он считал одним из немногих «нормальных» людей. — Альбус, меня не было всего три недели, — устало сказал он. — Три! А ты сейчас говоришь такие вещи, которые даже первокурсники считают наивными.

— Удивительное это понятие, представления человека о нормальности, — задумчиво отозвался Дамблдор. — У маглов есть целая наука которая занимается определением нормальности или ненормальности. Согласно основным положениям этой науки, человек размахивающий палкой и заявляющий, что он волшебник — не нормален. Но ведь мы же с тобой абсолютно нормальны, Аластор?

Он хотел напомнить ему где они находятся, но директор покачал головой и продолжил:

— Мы и они, считаем текущее положение дел нормальным, только потому, что привыкли к нему. Каждый год я вижу десятки первокурсников, некоторые из которых узнали о магии лишь пару месяцев назад. У этих ребят в глазах горит надежда. Они с восторгом смотрят на наш мир и не имеют ни малейшего понятия о «чистоте крови», недоговороспособности великанов и, как ты там назвал кентавров?

Грюм обречённо вздохнул. Перевоспитание. Всё-таки перевоспитание всех и вся. Но как? Если за столько лет он не смог преодолеть эту стену, то за пару дней она точно не рухнет. Нет такого заклинания, чтоб завтра все проснулись и воспылали неуёмной любовью к ближним. Это невозможно. Невозможно, если только… В голове пронеслась статья в Пророке, которую он так и не успел дочитать, когда вломились колдомедики. Отказ от идеи объединиться, чтоб сразить лорда и заключение его в эту комфортабельную тюрьму. Зачем? Его убрали, чтоб он не смог чему-то помешать. Но чему?

Судорожно сглотнув, он еле нашёл в себе силы задать один, донельзя простой вопрос, — что ты сделал?

— Поставил наши жизни на карту, пока они окончательно не обесценились. — С какой-то усталой, вымученной улыбкой сказал директор и перевёл взгляд на стену возле его кровати, на которой был нарисована полянка в лесу.

Деревья, весёлый ручеёк — кажется это должно было успокаивать обитателей, но с ним почему-то не действовало. Его наоборот напрягала показная безопасность картины и лёгкие тени, что лежали за деревьями. На Дамблдора она похоже так же не действовала. Его голос стал глухим, на лице будто сразу проступили все морщины, — помнишь, во время особо тяжёлого противостояния мы собрались в штабе ордена и Сириус сказал, что нам так тяжело бороться потому, что мало тех, кто не боится бросить им вызов. Ты тогда ответил ему, что таких волшебников было бы несоизмеримо больше, если бы они понимали, что потеряют в случае победы Волан-де-Морта.

— Что. Ты. Сделал?

— Заключил сделку с дьяволом, — грустно улыбнулся директор. — Во всяком случае ему бы понравилось такое сравнение.

Он снова посмотрел на него и у Грюма, впервые за много-много лет, побежали мурашки по спине от того, что он видел в глазах друга. Усталые, измученные, но непокорные. На него смотрел человек принявший самое важное и самое трудное решение в своей жизни. Знающий, что шансы на успех ничтожно малы, но всё же готовый рискнуть, поскольку тогда есть хотя бы мизерный, иллюзорный, но всё-таки вполне реальный шанс.

— Я отправил Тома в другой мир, а заодно решил поиграть с судьбой. Узнать, есть ли счастливый конец для нашего мира, который удовлетворит все стороны нынешнего и будущего конфликтов. Я рискнул, Аластор. Рискнул всем. Волан-де-Морта здесь нет, но все его последователи уже собрались. Их много, они знают о своей силе и теперь они, согласно докладам Северуса, засветились друг перед другом. Том заставил их всех раскрыться. Так что отступить им теперь будет сложно, а значит рано или поздно, но они пойдут в атаку.

Его губы против воли изогнулись. Изборождённый шрамами рот растянулся в улыбке и один из самых знаменитых и угрюмых мракоборцев Англии засмеялся. Смеялся, захлёбываясь собственным глухим, раскатистым смехом. Смеялся, пока на глазах не выступили слёзы. Смеялся так, как не смеялся даже тогда, когда ему сообщили о том, что годовалый ребёнок победил тёмного лорда.

Резко встал. Потянулся. Расправил плечи. — Если хочешь знать моё мнение, то это самый бредовый план, который я слышал в своей жизни. Но это первый план касательно решения проблем, а не ожидания когда они сами рассосутся.

Губы директора изогнулись в лёгкой улыбке, а глаза хитро блеснули за стёклами очков, — хочешь узнать, что ещё я получил по этому договору?

* * *

По своим размерам Хогвартс не уступал старой академии: огромные залы, длинные коридоры, просторные классы. В чём-то превосходил: озеро, лес и чистое небо не закрытое транспортным потоком. Однако суть была всё та же: закрытое учебное заведение для одарённых детей, доступ на территорию которого имеют только преподаватели.

На данный момент замок был практически пуст. Помимо директора, прислуги и встретившего его по прибытии Снейпа он встретил только двоих: завхоза и школьную медсестру, в обществе которой, на данный момент, он и проводил практически всё своё время.

Мадам Помфри была уже не молодой, маленькой женщиной с извечной мягкой улыбкой на лице. Сидя рядом с ней Вейдер — все эти годы свято веривший, что ему плевать на общественное мнение — был рад, что никто из бывших знакомых его не видит. Не видит, как грозный бывший главком Империи, Палач императора и просто человек которого боятся как враги так и союзники сидит рядом с женщиной — чья голова украшенная незамысловатой белой шляпой едва достигает его плеча — и учит, по детской книжке с картинками, незнакомый язык.

Впрочем, смерть принца Ксизора — пусть и от смеха — наверное ему бы понравилась.

Помфри показывала на картинки — в местном печатном аналоге книги маленького имперца — и чётким голосом произносила названия предметов. Радостно улыбалась каждому его успеху, похоже искренне восхищаясь тому, что он за неделю достиг разговорного уровня пятилетнего ребёнка: понимал, что от него хотят и мог довольно сносно общаться с окружающими.

Педагогический талант был далеко не единственной её сильной стороной. Ещё в первый день, когда сразу после разговора Дамблдор привёл Вейдера к ней, выяснилось, что она в одиночку заведует всем местным медицинским блоком: крохотным, но светлым отделением с кучей коек и полным отсутствием аппаратуры.

Именно это отсутствие аппаратуры и было, пожалуй, вторым самым не приятным открытием после того, как он удостоверился, что его Сила здесь практически не действует.

Доспехи, за долгие годы стали второй кожей, идеальной бронёй и тем, без чего он не мог жить. Они поддерживали, защищали, оберегали пострадавшее в огне Мустафара тело. В них он был по-прежнему силен: мог сутками напролёт вести бой, командовать армией и флотом, ставить на место зарвавшихся шавок и не чувствовать себя калекой, которому достаточно снять шлем вне своей медицинской палаты, что бы уже через некоторое время сдохнуть весьма неприятной и крайне жалкой смертью.

Доспехи, как и тот обрубок человека, что они защищали, требовали ухода и специального оборудования, дабы была уверенность, что в сложной системе жизнеобеспечения не случится сбой в самый неподходящий для этого момент.

Вейдер только несколько дней спустя — когда медсестра разбирала с ним книгу по истории Хогвартса — узнал в какой опасности он был.

Магловские приспособления — проще говоря, вся техника, созданная без участия местного аналога Силы — не работали на территории школы. Ему повезло дважды. Палпатин как видно всё-таки соизволил предупредить директора о том, что его ученик попросту умрёт, если системы откажут, а тот в свою очередь — как владыка этого места — смог что-то сделать с самозащитой Хогвартса. Во-вторых, чисто «магловским» его доспех всё-таки не был, хотя бесспорно — с некоторыми поправками — был шедевром инженерной мысли.

Однако каким бы хорошим он не был, какие бы преимущества не давал и что бы не говорил император о том, что боль делает ситхов сильнее, тёмный лорд желал от него избавиться. От него и от своей немощи. Он желал снова обрести своё тело. Молодое, сильное, способное ощущать мир не посредством Силы и сложной системы сенсоров, а непосредственно напрямую.

Пусть глаза перестанут видеть в темноте — ему будет довольно видеть при свете дня, краски мира, не искажённые красноватым сиянием.

Пусть уйдут усиливающие его силу механические конечности, позволявшие чуть ли не голыми руками разрывать противника — почувствовать бы под рукой и холод метала, и жар пламени, и дуновение ветра.

Пусть пропадёт пропадом эта сложная система фильтров, что очищала все эти годы воздух как от лёгких примесей, так и от сильнейших ядов — нет ничего слаще чем простой свежий воздух, который он так давно мечтает снова самостоятельно вдохнуть.

Он хотел всего этого, но когда дружок Палпатина предложил применить свою магию, что бы хоть немного подлатать остатки его здоровья он засомневался. Никому и никогда он больше не позволит ставить над собой эксперименты — тем более те, природу которых он не понимает.

Деваться в прочем было некуда, из альтернатив «магическому лечению» был только до крайности неустойчивый к внешнему воздействию пузырь возле его головы — который и взял бы на себя функции по очистке воздуха и собственно сам примитивный дыхательный аппарат. Созданный исключительно магией он смог бы работать там, где техника отказывала — беда была в том, что директор не мог создать то, чего не видел и принципа работы не понимал. Найденный у всё тех же маглов аналог — который и был взят за образец — представлял собой огромную коробку метр на метр, с кучей проводов, которую всюду пришлось бы таскать с собой.

Так что он разрешил им только минимальные изменения, те без которых иначе просто бы умер. Его заверили, что это сложно даже для них, но они справятся — и не такие травмы лечили.

С наглядным примером успешного лечения он познакомился уже через пару дней, когда Дамблдор представил ему своего старого друга и по совместительству охотника за головами особо опасных тёмных адептов силы или как здесь принято говорить — мракоборца — Аластора Грюма.

По словам директора, он должен был показать ему основы магии и элементарные способы защиты от волшебных созданий низшего уровня. Простые, совсем не сложные, доступные и не требующие в большинстве своём наличия волшебной палочки.

— Он выдающийся мракоборец! Половина Азкабана заполнена его усилиями.

— Слишком нервный для столь хладнокровного охотника, — мрачно заметил тёмный лорд разглядывая стоящую возле стены грозу тёмных магов: его чуть дёргающийся настоящий глаз, слишком уж крепко сжимаемую палку и лихорадочно оглядывающееся приспособление во второй глазнице. Они говорили посредством зелья, поэтому новоприбывший не мог знать сути разговора, но Вейдер видел, как тот напряжённо пытается читать по-губам директора, даже невзирая на то, что это чужой язык.

Дамблдор впрочем, яро выступал в его защиту. Да, отсидеть почти десять месяцев в своём собственном сундуке, будучи схваченным вчерашним школьником и преступником знаменитым не силой, а банальным предательством, было несколько для того неожиданно. Тут у любого разовьётся паранойя, так что не в чем его винить.

— У всех бывают ошибки, — примирительно закончил директор, с каким-то непонятным умилением наблюдая, как механический глаз разглядывает, что-то за спиной своего хозяина.

— Это не ошибка, а…

— Случайное совпадение! — улыбаясь радостно заявил Дамблдор и не давая времени возразить продолжил. — Вот у вас, я слышал, величайшее оружие уничтожил такой же вчерашний школьник. И если Питер и Барти хотя бы в школе учились магии, то этот мальчик никогда в жизни не сидел за штурвалом этого… Ну, который летает. Совсем забыл как вы там его называете?

— Истребителя, — глухо выдавил он из себя.

— Да! Точно. Именно так и называл его Палпатин. Мы с ним тогда как раз и говорили о роли случайности и о том, что надо всегда давать второй шанс. Вот Аластор проиграл тем двоим. Мы дали ему второй шанс. У вас, на том оружии, мальчик к тому же одолел лучшего пилота Империи, — он нахмурился, словно что-то вспоминая, — совсем забыл как его звали…

Неизвестно вспомнил бы он имя, но зелью оставалось действовать судя по всему считанные секунды, да и сам Грюм в этот момент постучал своей палкой по полу выражая нетерпение.

— Кхм. Да. Не важно. Главное всем дать второй шанс, ведь случайность это только случайность.

И пожелав хорошего урока, напоследок весело спросив у мракоборца про чай с чем-то лимонным, он вышел из кабинета.

Проводив его взглядом до дверей, лорд Дарт Вейдер готов был поклясться в двух вещах. Первое, на память этот старик точно не жалуется. Второе, теперь он точно знает, почему Палпатин был от него в таком восторге.

Уроки с Грюмом являли собой краткий курс молодого бойца для этого мира. Ему показывали разных существ, что его населяли и которые могли представлять для не наделённого Силой опасность. Большинство этих тварей вообще были не совсем живыми: боггарты, призраки, упыри и так далее требовали куда более тонкого подхода, чем привычный удар мечом или кулаком. Впрочем последний, как он убедился, по-прежнему прекрасно действовал на пикси, фонарника и обитателей теплицы для особо опасных растений.

От посещения теплицы он, к слову, мог бы и отказаться, чем-чем, а гигантскими цветочками людоедами его не удивишь. Да и какие они гигантские? Помнится во время одной из операций, местное растение попыталось съесть его шатл. Интересно было конечно понаблюдать, как эта бочкообразная махина переварила бы груду метала, но шатл ему на тот момент был нужнее, чем выяснение силы желудочного сока всеядного цветка. Так что наглец был просто зарублен мечом, против которого у него не было защиты.

Мечом.

Вот меча ему действительно не хватало. Он пропал во время перехода, а все попытки создать новый были обречены на провал. Да что там создание меча, он же механик, он мог из кучи мусора собрать дроида, а из груды деталей корабль! Попав на планету, выяснив её технический уровень и узнав свою цель, он вознамерился собрать «нормальное оружие и нормальный корабль». Чертежи он знал, если дать их и собрать материалы, то даже такие примитивы справятся. Магия, Сила, предрассудки и чужое мнение — бессмысленно против хорошего выстрела с орбиты.

Однако у Магии и Силы как, оказалось, было, своё мнение по этому вопросу. Едва он брал в руки бумагу и пытался вспомнить, как в голове словно возникал туман. Чёткие схемы размывались, а формулы (как физические, так и химические) становились непонятны, хоть он знал их практически всю жизнь. Сначала это пугало, но потом директор, узнав о причине беспокойства своего «нового избранного» сказал, что это нормально. Магия хочет решения проблемы, а не глобального технологического скачка.

Наверное, он об этом задумался бы подробней, но времени не хватало катастрофически. Оставалась неделя, до начала занятий и четыре дня до приезда остальных преподавателей. Его новых коллег, которые с восторгом примут новичка в свои ряды.

— Да, им будет весьма любопытно взглянуть на нового смертника, занявшего место преподавателя защиты от тёмных искусств, — холодно заметил Снейп.

Мастер зелий, двойной агент и доверенное лицо Дамблдора по совместительству похоже невзлюбил его с первого взгляда. Точнее, что-то ему подсказывало, что невзлюбил он его ещё задолго до того, как увидел. Причина? Причину он понял практически сразу, но вот смысл этого маниакального стремления занять должность от него упорно ускользал.

Вот если бы они были в Империи и тот возмутился его назначением главкомом, он бы понял. Власть, деньги, флот и статус второго лица государства. Здесь не было денег, власти и статус был таким же, как и у прочих профессоров. Хотя нет, не таким. К статусу профессора ЗОТИ добавлялась приставка жертва проклятия, которое в конце года на него непременно обрушиться. Самому Вейдеру на проклятия было плевать. Что ещё с ним может случиться плохого, чтоб превзойти наказание придуманное Палпатином?! Но вот это идиотическое желание умереть он не понимал.

Мастер зелий не производил впечатления идиота и, как оказалось, был более чем компетентен в своей области, так что он решил не обращать на эту странность внимания. Здесь он не главком и убивать за дерзость не имеет права. Да и вообще, глупо угрожать смертью столь явно ищущему её самоубийце.

Дамблдор обещал, как-нибудь рассказать о причинах, столь странного поведения. Он о многом обещал рассказать. Директор чётко дал понять, что в его интересах, чтоб условия были выполнены, просто сейчас не время. Слишком многого он не знает об их мире, слишком многое ему сейчас надо увидеть, чтоб не пришлось объяснять каждое слово в ходе трудного разговора, который им ещё предстоит.

Вейдер его не торопил. Кидаться в лобовую атаку, оказавшись в одиночестве и против неизвестного противника, он и сам не спешил. Сначала надо было разобраться, что к чему, выучить язык, освоить местный аналог Силы и разобраться с местными обычаями, которые Дамблдор и называл корнем проблемы. Просто он чувствовал, что лучше с этим не тянуть. Чувствовал, что времени оставалось мало.

Времени осталось всего ничего.

Где-то за гранью…

— Вас давно не было видно, я уже начал беспокоиться, — с лёгким укором в голосе заметил Дамблдор, когда император наконец занял своё кресло.

— И вы туда же, — с напускным ворчанием отозвался лорд ситхов. — Все беспокоятся. Все суетятся. И почему-то никто не верит, что это были лучшие две недели, за последние, без малого, двадцать лет.

— А они были такими? Признаться я боялся, что Том доставит вам пару неприятных минут.

— На редкость упрямый великовозрастный мальчишка, — кивнул Палпатин. — Но с другой стороны, у меня целая галактика для того чтоб подчиняться, так что это было интересным разнообразием.

Следующие полчаса прошли в дружеском, полушутливом, полусерьёзном обмене мнениями о подопечных и их реакцией на новую обстановку. Всесильный император заставляющий сжиматься сердца и кулаки у половины населения галактики жаловался, что Дамблдор его подло обманул — подсунул какую-то нервную истеричку, вместо тёмного лорда, и у него уже заканчивается запас успокоительных рассчитанный на целую армию. Директор Хогвартса, которого все считают одним из мудрейших магов планеты, в свою очередь укорял Палпатина в недобросовестности при описании характера ученика.

— Вы мне клялись, что это бесчувственная машина! Сгусток тьмы, излучающий ненависть. Я лично видел, как ваша концентрированная тьма, бродя вечером по территории школы, наткнулась на загон в котором мой лесничий держит животных, приготовленных для программы выпускного курса. Приглашённый мною специалист по тёмным магам четыре раза проверял себя на зрительный морок и подозревал меня в том, что в моих лимонных дольках был галлюциноген. Поскольку не мог поверить видя, как зубастые друзья Хагрида, в два метра высотой, тёрлись о доспехи вашего «нагонятеля ужаса на галактику» и млели, когда тот чесал им за ушком!

— Только не обольщайтесь, на его счёт, — заметил император, когда Дамблдор с шутливым негодованием закончил пересказ всех трудно переводимых слов, что произнёс маститый специалист по борьбе с тёмными лордами, когда «зверюшка» с шестью рядами акульих зубов, завалилась на спинку, умоляя почесать ей брюшко. — Я знаю его с девяти лет, так что могу с уверенностью сказать. Эта способность ладить с животными и машинами, всё, что осталось от его прошлого. Сейчас он недоверчивый, самоуверенный, лишённый жалости, патологически не способный прощать чужие ошибки и слабости человек. Дайте ему повод и он либо вас уничтожит, либо превратит вашу и без того неспокойную жизнь в сущий ад.

— А почему он стал таким? — как бы между прочим поинтересовался Дамблдор.

— Почему? — Император внезапно замялся. — Ну… была целая масса причин.

— Например?

— Вы желаете их знать?

— Только если вы желаете о них рассказать.

Палпатин откинулся на спинку кресла. Со странной, задумчивой улыбкой внимательно посмотрел на своего так называемого коллегу и понимающе кивнув, тихо, как бы между прочим, заметил, — вот поэтому он вас и боится.

Директор промолчал, с самым невинным видом глядя на горящее в камине пламя.

Больше всего его злила собственная неспособность хоть что-то изменить. Вырваться из этой клетки с холодными светло-серыми стенами и узнать, что находится там, за дверью, что с лёгким шипением открывалась, впуская внутрь его нечастых посетителей.

Однако, ему не давали ни единого шанса для побега.

Поначалу он пытался утешать себя тем, что в Румынии было хуже. Намного хуже. У него не было тела и все его магические силы уходили только на то, чтобы поддерживать жизнь в той тщедушной оболочке, в которой он оказался. Его камера была значительно лучше лесной чащобы, а еда, хоть и отличавшаяся от всего, что ему приходилось есть ранее, была весьма неплоха на вкус, и, по словам Палпатина, удовлетворяла все потребности его организма.

Палпатин. Император. Его тюремщик и, судя по всему, дружок Дамблдора. Чёртов старик, кем бы он ни был на самом деле, объявлялся в его камере каждый день и начинал беседу, пользуясь тем, что ему наконец удалось расшифровать язык своего пленника. Чаще всего, темой разговора оказывался экскурс в историю. Император со смехом рассказывал, как захватил власть, как обманул всех и вся, как расправился с теми, кто пытался его остановить. В эти часы сомнительного откровения он охотно называл имена, а и иногда и должности участников событий. Давал им характеристики и, если того требовал рассказ, детальное описание внешности. Охотно говорил о его предшественнике и о том, как много было потрачено сил и времени, чтоб тот стал достоин своего статуса тёмного лорда. Говорил о предназначении, которое, как он надеялся, выполнит его пленник. Причём, его нисколько не волновало, хочет Волан-де-Морт ему помогать или нет.

На старика, казалось, вообще ничего не действовало: ни обвинения в том, что они два выживших из ума психа, ни угрозы жестокой расправы, ни призывы к здравому смыслу. Который помимо всего прочего утверждал, что тёмные лорды и спасение мира — понятия не совместимые и вообще диаметрально противоположные.

Палпатин в ответ лишь смеялся и говорил, что, в крайнем случае, у него есть ещё армия и один крайне перспективный кандидат на случай, если он не справится.

Он не собирался сдаваться, он не собирался подчиняться, он… знать бы еще, где он находится.

Как он не напрягал свою память, но не мог вспомнить ничего, что могло бы дать хоть лёгкий намёк на то, где он сейчас находится и кто этот странный человек. Такая сила, такая мощь, такая власть — он обязан был знать или хотя бы слышать о нём. В памяти вертелось только имя Грин-де-Вальда, но тот гнил в собственной тюрьме, а строил планы по окончательному покорению мира. С миром, кстати говоря, тоже не ладилось. Палпатин в своих рассказах довольно чётко пересказывал события, называл имена и должности, но при этом упорно не использовал названия мест или хоть какие-то хронологические рамки.

Количество королей и принцев превосходило здравый смысл, а описываемая власть ордена джедаев была такой, что он обязан был о них знать. И здесь он опять не знал и не слышал. В какой-то момент он было решил, что старик просто свихнулся на почве власти и просто пересказывает свои больные фантазии. Попытался подловить, упомянув в специально неправильной последовательности события из старого разговора. Палпатин поправил все неточности и криво ухмыльнувшись, объявил, что рад прогрессу у своего подопечного.

Можно было конечно заподозрить его в чтении мыслей, но император больше не влезал ему в голову. По словам Селины, он хотел как можно быстрее поставить своего нового главкома на ноги, во всех смыслах этого слова. Поэтому, когда наблюдавшие за состоянием тёмного лорда врачи уверенно заявили, что каждая манипуляция с проникновением в мозг Волан-де-Морта лишь отдаляет его от этого момента, Палпатину нехотя пришлось прекратить подобный способ общения.

Селина, к слову, была единственным человеком, которого к нему пускали. Человеком, о котором он знал ещё меньше, чем об императоре.

Подарок, оставленный ему его предшественником.

Назначение столь специфического дара выяснить так и не удалось. Она не была прислугой и даже отдалённо не походила на женщину для оказания услуг, но тот факт, что её допускали к нему, говорил, что называется, сам за себя. Как и то, что она была волшебницей. Не такой сильной, как император, но колдовала так же без палочки.

Тёмный лорд устало поморщился от этих мыслей. Его собственная волшебная палочка бесполезным куском дерева валялась в дальнем углу. От неё не было решительно никакого прока. Заклинания, чары, даже элементарный люмос — ничего не действовало. Ему порой казалось, что он находится в каком-то магическом вакууме, из которого никак не может вырваться.

Пока он предавался столь горестным мыслям, дверь скользнула в сторону, пропуская императора внутрь. Довольная ухмылка не сходила с лица старика с момента их знакомства, с каждым днём становясь лишь шире.

— Насколько плодотворно прошёл день? Многое удалось узнать? — это была его любимая издёвка. Каждый день, заходя к нему в камеру, он осведомлялся, удалось ли достичь прогресса в выяснении своего местоположения и изучении языка.

Успехов в первом по-прежнему было не больше, чем во втором. Информацией такого рода его не баловали, а язык упорно не давался ему.

Признаться, в первое время, когда он пришёл к выводу, что отсюда его просто так не выпустят, Волан-де-Морт с остервенением набросился на изучение языка в надежде, что так быстрее обретёт ключ к свободе и пониманию происходящего. Однако, со временем, в силу разных причин, его пыл сошёл на нет. Механический человек — который на местном языке значился как дроид — оказался неважным собеседником. Показывал предмет и называл его, объяснял как пользоваться всякими хитроумными магловскими штучками и прибирал в комнате. Больше ни на что он способен не был. Глупый аналог голема, только оживлённый не магией, а с помощью каких-то магловских приспособлений, он был начисто лишён разума, а потому помощник для побега из него был неважный, что разом сделало его неинтересным.

Ко всему этому стоит добавить то, что самого тёмного лорда всё это время безумно злила мысль, что мерзкий старикашка обо всех его злоключениях непременно докладывает Дамблдору. Он прямо-таки видел, как эти двое сидят и мило беседуя смеются над его беспомощностью. Сидят в кабинете директора Хогвартса и обсуждают его прогресс в изучении странного языка, выдуманной истории, а так же тот факт, что он уже почти месяц вынужден обходиться без магии.

— У меня для тебя прекрасные новости, — опустившись в кресло начал император. — Я решил, что пора бы тебе выйти за пределы этой комнаты.

— Врачи разрешили?

— Нет, я. Дай им волю — они бы тебя ещё лет пять здесь продержали.

— А вы нет? — сквозь зубы процедил тёмный лорд.

— У меня слишком много дел. Целая Империя, как ты помнишь. Так что я, даже будучи императором, не всегда могу делать то, что хочу. К тому же, мне начинают надоедать наши беседы. Пора внести в них лёгкое разнообразие.

— И как вы собираетесь его вносить?

— Для начала я, наконец, скажу тебе, где ты находишься.

— И где же я нахожусь?

— Внешнее кольцо. Сектор Аноат. Система Хот, — отчеканила Вейд, неслышно входя в комнату.

Его подарок появлялась только в присутствии Палпатина и, чаще всего, выполняла обязанность рассказчика, когда Императору надоедало говорить. Девушка очевидно пыталась изучать его язык, по приказу старика, и хотя её прогресс был большим, особо далеко она не продвинулась. Вот и сейчас, глядя на неё, он пытался понять, что именно она хотела сказать. Очевидно это была смесь из его языка и их, но что за название места таилось под этим перечнем, он понять не мог.

Внешнее кольцо? Что это вообще такое? Он знает огненное кольцо — сектор вулканической активности в Тихом океане, где живут… Стоп. Сектор. Сектор Аноат, он не помнил есть ли там остров с таким названием, но это была единственное пришедшее ему на ум сравнение.

— Он не понимает, — спустя пару секунд сказала она, повернувшись к Палпатину, в то время, как дроид привычно перевёл Волан-де-Морту её слова.

— Значит мы недостаточно понятно ему объяснили.

— Если вы позволите, — она дождалась лёгкого кивка от старика и нажала на плоскую дощечку, на которой тут же появилась звёздная карта. Необычная механическая проекция, которая показывала неправильную солнечную систему. Солнце и всего шесть планет вместо привычных девяти.

— У меня был высший балл по астрономии, — едва скользнув взглядом по поделке сказал тёмный лорд. — Я готов слушать ваши бредни про историю, завоевание мира, но потрудитесь хотя бы достать мне нормальную карту, если хотите показать где я нахожусь.

— Чтобы увидеть, где мы находимся, не нужна карта поверхности, здесь и так прекрасно всё видно.

Система увеличилась до такого размера, что каждая из представленных на ней планет, стала размером с его ладонь. — Вот планета Хот, давшая название всей системе, — император указал на самый дальних из всех шаров, — а вот и мы. — Длинный старческий палец ткнул в находящееся рядом с ним плоское пятно, в окружение примерно полутора десятков огоньков поменьше. — ССД Исполнитель, флагман Эскадры Смерти.

Волан-де-Морт перевёл взгляд с ухмыляющегося лица Императора на стоящую по стойке смирно девушку, чьё лицо было бесстрастным, но во взгляде он читал откровенное презрение. Зачем-то посмотрел на дроида, который послушным истуканом замер рядом, ожидая, когда кто-нибудь заговорит и понадобятся его услуги. Снова посмотрел на скалящегося императора.

— Вы все окончательно рехнулись, — мрачно подытожил он.

Палпатин расхохотался, запрокинув старческую голову, так, что стали видны все его шрамы и чуть желтоватая, тонкая морщинистая шея, которую безумно хотелось сжать руками.

Вейд покачала головой, и, не убирая карту, устремила полный покорности взгляд на Императора, очевидно ожидая новых указаний.

Смех смолк так же внезапно, как и начался. В комнате воцарилась звенящая тишина, в которой отчётливо был слышен звук их дыхания. Золотые глаза Палпатина смотрели на него в упор. Жадно, насмешливо, неотрывно, проникая куда-то внутрь.

— Кажется, нам не верят, — тихим, лишённым прежней насмешки голосом сказал он и от этого голоса у Волан-де-Морта невольно сжалось что-то внутри. Старик никогда не говорил с ним так. Таким голосом. С первого дня он лишь насмехался, высмеивал его, даже когда тёмный лорд огрызался, то и тогда он лишь посмеивался. Но сейчас император был действительно страшен, словно то, что он разглядел в нём в первый день, когда оказался у подножия трона, наконец дало о себе знать.

— И мне не нравится такое положение дел. Старший лейтенант, вы знаете что я имею ввиду, когда говорю, что желаю, чтоб наш гость немедленно и в полной мере осознал, что находится на борту ССД Исполнитель, возле орбиты Хота?

— Да, мой Император, — склонившись в поклоне прошептала она и не было ни единого шанса не заметить злую ухмылку, что играла на её губах.

* * *

Короткое сообщение о том, что ему стоит явиться в пятую смотровую на седьмой палубе, адмирал Фирмус Пиетт получил уже по окончании дневной вахты, так что его появление не вызывало у встречающихся по пути офицеров особого интереса. Коридоры в это время были пустынны, да и само помещение особой популярностью никогда не пользовалось из-за своего расположения. Из-за него же оно и получило своё название. Пятая угловая. Большую часть вида из которой вместо красот космоса занимал ангар. Сюда обычно приходили смотреть первый вылет коллег пилоты, в остальное же время она пустовала. Даже немногочисленные парочки не спешили устраивать здесь свидания, поскольку созерцание красот ангара это сомнительное удовольствие для непосвящённых.

Селина стояла у занимающего чуть ли не всю стену иллюминатора, любуясь тем отрезком космоса, что удавалось разглядеть отсюда.

Он замер примерно в метре от неё, так же уставившись в скудный пейзаж: планета была где-то далеко под ними, и даже многочисленные корабли были сейчас практически не видны. Кусок Звёздного разрушителя, да шаттл — вот и все величие, открывавшегося от сюда вида.

— Вы хотели меня видеть?

Формально, Вейд была не только ниже его по званию, но и подчинялась ему. Формально. Агент Вейдера получила звание только для того, чтоб избежать армейской волокиты, поскольку, по сути своей, она не подчинялась никому, кроме милорда и, как и прочие агенты, числилась в списках команды только для сохранения нервов приставленных к кораблю офицеров ИСБ, которые были вынуждены по роду службы отвечать головой за любого «неучтённого» находящегося на борту.

Сам Фирмус о ней ничего не знал, кроме того, что она одна из агентов, замужем за одним из адъютантов Вейдера и никому, кроме милорда, не подчиняется. Последнее, негласно, автоматом ставило её выше всей команды и выводило из-под командования адмирала эскадры. Это самое последнее, особенно сильно, злило в своё время Оззеля.

В бытность капитаном, Пиетт старался быть как можно незаметней, а как адмирал выяснить право первенства он так и не успел. Сначала был слишком занят творящимся на орбите Хота, а потом всё слишком резко изменилось и положение старшего лейтенанта из формального, но понятного, стало для него неудобной головной болью. Вейдера нет, а его неподчиняющиеся агенты здесь. И вроде они ему подчиняются, а вроде и нет. И сама Вейд говорит о приказе, но в тоже время он нутром чует, что она от него не в восторге. И кто его знает, как она себя поведёт в экстренной ситуации.

Будь его воля, адмирал бы со всем этим не связывался. Ни с наделёнными Силой агентами, которые теперь не пойми кому подчиняются, ни с наёмниками, которых послали искать принцессу и того террориста, ни с главкомами, которые — просто в голове не укладывается! — до сего момента в глаза не видели космические корабли.

Однако со всеми ими надо было иметь дело. Причём, не завтра и через подчинённых, а уже сегодня и самому лично.

— Вы решили, что делать дальше, адмирал?

— Ждать приказов императора.

— Значит, пускаете всё на самотёк?

— Я много думал о том, что вы тогда сказали, но…

— Вы хотите подождать официального представления нового главкома и отбытия Палпатина?

Он сухо кивнул.

— Вы слишком осторожны в своих действиях, адмирал, — усмехнулась Вейд.

— А вы, старший лейтенант, так же не спешите спрашивать у Его Величества о причинах, побудивших к столь странному поступку.

— Причины? Причины нам станут известны уже совсем скоро, — снова криво усмехнувшись сказала она, по-прежнему не глядя на него. — Палпатин сообщил ему о том, что от него требуется.

— Но почему тогда…

— Он сообщил ему, а не мне. Мне не позволено находиться с ним один на один, а камеры в его каюте отключены. Всю активность фиксируют дроиды и системы, следящие за жизненными показателями нового главкома. Словом, выудить информацию из него я не могу. Как и он из меня.

— Но, тем не менее, вы уверены, что он знает?

— Я чувствую это. Он пытается закрыться, но у него это не всегда получается, да и лекарства которые ему подмешивают в пищу делают своё дело. В любом случае с этой неопределённостью скоро будет покончено. Император уже приступил к его подготовке для выхода в свет, даже сообщил нашему гостю о том, где он находится. Правда он, что-то не сильно обрадовался, когда ему сообщили координаты и положение возле орбиты планеты.

— Ему сообщили — это уже что-то. Значит, скоро можно будет на него посмотреть и спросить о планах.

— Ну, насчёт спросить, тут я точно предсказать не могу, но раз желаете посмотреть — то смотрите. Во-о-он там, — она ткнула в какую-то тень, нервно двигавшуюся между ангаром и шаттлом, зависшим неподалёку от зоны вылета.

— Что это? — сощурившись удивлённо переспросил он, чуть ли не прижавшись к прозрачной поверхности, подсознательно пытаясь приблизить рассматриваемый объект. Расстояние, конечно, было, по космическим меркам, мизерное, но если бы девушка не ткнула, он бы даже и не заметил. Привыкая к громадинам, типа звёздных разрушителей, зрение начинает фактически игнорировать всё, что меньше истребителя.

— Это? Это наш новый главком. Он никак не мог поверить, что находится в космосе. Что космос — это нечто бескрайнее и необъятное, и что он парит на расстоянии в несколько тысяч километров над планетой.

— И вы выкинули его за борт?!

— Но он же в костюме, — равнодушно поведя плечами сказала она.

Адмирал не мог найти слов, беспомощно хватая ртом воздух и пытаясь выдавить хоть что-то. Отчаянно переводя взгляд со смутной, едва различимой тёмной тени, на агента и обратно. Бесполезно. На ум ничего не приходило и всё, что ему оставалось — это смотреть туда. На маленькую, беспомощно извивающуюся фигурку.

— Да, но… это…

— Негуманно? — с деланным удивлением спросила Вейд.

— Нет. То есть да! То есть… Ему же потом нами командовать!

— До того, чтобы командовать нами, ему ещё жить и жить, а если вас волнует его психическое равновесие после данной процедуры, то, — она оценивающе посмотрела на едва различимый силуэт. Чуть нахмурилась, но уже через мгновение повернулась к, по-прежнему разрывающемуся между желанием не показать слабость и вызвать пилотов, чтоб они вытащили беднягу, адмиралу. — Оклемается! Он тёмный лорд. Может и не такой как лорд Вейдер, но незачем вести себя с ним, как с принцессой. Он должен был чётко уяснить для себя, что император не шутит. Что какое бы он не получил условие для возврата, то он должен его выполнить. И, судя по всему, первичная цель достигнута. Осталось только объяснить ему, что мы тоже хотим, чтоб он убрался отсюда поскорее, тем самым вернув нам милорда.

Пиетт покачал головой. Он не одобрял и не понимал большей половины из того, что творилось в последний месяц на Исполнителе, и с каждым днём этого непонимания становилось всё больше. Он не так себе всё это представлял. Не такой он видел свою службу в статусе адмирала эскадры. А встреча с новым главкомом? Им надо было встретиться и просто поговорить. Сказать, что они обеспокоены происходящим, что хотят вернуть своего главкома назад, что поэтому он может целиком и полностью им довериться, если действительно так сильно желает вернуться к себе домой.

Ни о каком доверии, после такого, и речи идти уже не могло. Как назло всплыли в памяти слова Вейдера о том, что этот лорд ненавидит всех, кто не наделён Силой. Но весь экипаж именно такой! Он в том числе. Вся Империя такая, кроме Палпатина и… и таких как Вейд.

Вейд, которой ничего не грозит, поскольку она одна из них. Вейд, которую и приставили к новичку, чтоб она приняла удар на себя! Зачем она и Император это делают? Зачем провоцирует его, если наоборот надо сгладить углы? И что теперь делать ему? Он же адмирал. Не просто адмирал, а адмирал в подчинении у вот этого самого человека, который не только только что узнал, что он в космосе, но и увидел его. Впервые его увидел. Впервые увидел корабли и сам Исполнитель. Увидел вот в таких обстоятельствах.

Фирмус помнил тот день, когда сам впервые увидел космос — бездонный, бескрайний. Он восхитился им. Влюбился в него с первого взгляда и на всю жизнь. Но он был готов, он знал чего ожидать и не мог дождаться этого мгновения, а этот лорд.

И тут он понял, что происходит на самом деле. Зачем его позвали сюда наблюдать. Проверка.

Мерзкая, холодная капля пота скользнула по спине вниз, однако, он нашёл в себе силы повернуться. Встретить её взгляд. Зелёные глаза хищно сверкнули. Быстрым, практически молниеносным движением она преодолела разделявшие их пространство. Однако, долгое общение с милордом дало о себе знать и буквально в последний момент он удержал себя от того, чтоб не сделать шаг назад.

Заметившая это Вейд вновь криво усмехнулась.

— Не одобряете наших решений, адмирал? Считаете, что всё должно быть всегда по правилам? Что, что бы не произошло, надо действовать согласно чётким пунктам устава не отступая от него ни на шаг, даже если таким образом можно одержать победу?

Она была выше его сантиметров на десять и хоть обычно это не бросалось в глаза, но теперь, когда она нависла над ним, это подавляло.

— Знаете, почему именно меня милорд выбрал для этой миссии? Почему только меня из всего экипажа император допустил к новичку?

Её лицо было теперь всего в какой-то паре сантиметров от его, и он чувствовал её дыхание.

— Потому, что я — ведьма!

* * *

— Я пытаюсь понять. Почему именно Син?

— Потому что он гранд-адмирал?

— Нет. Я имею ввиду, почему именно он? Гранджер был ближе, прыжок бы занял не больше четырёх часов, а так они ждали пока Син притащится с другого конца Империи.

— Потому, что ему был нужен фанатик.

— Был бы нужен фанатик, он бы позвал Ил-Раца.

— Из Ил-Раца командир, как из Джаббы Хатта балерина.

— А Син, по-твоему, лучше?

— Если ты об этом, то я думаю ему нужен был тот, кто подчинится новому главкому без всяких «если», и при этом будет знать, что делать в случае нападения на эскадру.

— Значит, они нас ждут?

— Они не дураки.

— Ты знаешь, что он задумал?

— Палпатин перехитрил и джедаев и Сенат, так что ответить на вопрос — зачем ему смена главкома именно сейчас — сможет только Бог. Если он, конечно, существует, поскольку доказательств у меня нет.

— Я имею в виду вызов Сина.

— Я бы сказал, что они с нашей помощью хотят и проверить, и показать остальным, на что тот способен. Син — тут как моральная поддержка и сигнал прочим командующим, о том, что это главком, которому они впредь должны подчиняться, хотят того или нет.

— Будем считать, что ты меня успокоил. Мне начало уже казаться, что он решил подчинить ему гранд-адмиралов.

— Этого точно не будет. Не для того он столько лет выстраивал эту вертикаль и замыкал её на себе, чтобы взять и передать её кому-то в руки.

— И тем не менее, согласись, что это странно. Для ловушки слишком топорно.

— А для хитрого плана слишком хитро?

— Слишком глупо. Убирать Вейдера сразу после того, как тот уничтожил нашу главную базу. Это явная ошибка.

— А мне всё это время казалось, что ошибки имперцев тебе доставляют удовольствие и возможность лишний раз заявить о превосходстве демократии!

— Ошибки ослеплённых жаждой славы и власти. У Палпатина есть и то, и другое, а ко всему этому у него есть ещё и ум, а значит это не ошибка и не очередной каприз.

— Отлично. Значит, это хорошо спланированная операция:

Убираем Вейдера.

Рассказываем всем, что новый командующий имеет мало опыта в командовании.

Вызываем Сина, чтоб статус подчиняющегося гранд-адмирала подтвердил полномочия новичка.

Бросаем их вдали от прочих командиров в ожидании повстанцев.

Достаём вино и закуски, дабы в полной мере насладиться незабываемым зрелищем.

— Очень смешно.

— Вы просили информацию — мы её собрали. Пока Палпатин не посвятит в детали хоть кого-то ещё, мы ничего не узнаем, поскольку к новичку никого не допускают, кроме его нового адъютанта.

— У него уже есть адъютант?

— Мои предположения. Знаю только, что это кто-то — из близкого окружения Вейдера, приставленный к новому главкому по личной просьбе его предшественника.

— То есть, ты мне предлагаешь просто сидеть и ждать?

— А ты предлагаешь без подготовки напасть в лоб на самый большой корабль Империи на борту которого сам император, а рядом, помимо самой эскадры, находится гранд-адмирал со своим флотом?

— Мы должны делать хоть что-то! Сотни тысяч заплатили жизнью, чтобы дать нам возможность противостоять Империи. Каждый миг, что этот монстр находится у власти, он уничтожает народы и подав…

Приём сообщения блокируется принимающей стороной!

— Хватит кидать мне политические лозунги — знаешь, что я это не люблю.

— Тогда, хотя бы, найди принцессу.

— Так она принцесса или всё-таки генерал?

— Может, скажешь, наконец, почему ты ей не доверяешь?

— Я не доверяю даже тебе. В конце-то концов, откуда мне знать, кто со мной сейчас говорит.

— Так поднимись сюда.

— Спасибо, но мне и здесь хорошо. К тому же, мне нравится говорить с тобой не выходя из кабинета. Мне проще думать в одиночестве.

— Доступ к сообщениям может получить кто угодно.

— Если этот «кто угодно» сумел обойти мою систему защиты, то думаю и в твоём кабинете уже поставил прослушку. А если так, то ему нет разницы, откуда получить информацию, а мне удобней говорить отсюда.

— Ты порой бываешь просто невыносим.

— Куда чаще я бываю необходим.

Будет тебе твоя принцесса.

— В письме вы упомянули, что он обучался в иностранной академии, где числился как очень талантливый студент. По окончании курса, остался преподавать и не получил статус магистра только из-за политических интриг, — опустив изящную чашечку из тонкого фарфора на блюдце, начала профессор МакГонагалл.

— Да, именно так.

— Но вы не написали мне, о какой именно академии идёт речь. Это Шармбатон, или Кол…

— Нет-нет, вы не знаете эту академию. Она очень далёкая и очень закрытая. Я сам узнал о том, что она существовала, всего три месяца назад.

— Существовала? — брови профессора удивлённо взлетели вверх.

— Она была… реорганизована. Долгая история, политические интриги.

Магические школы и академии обычно не «реорганизовывали» по-политическим мотивам, хотя бы потому, что они всегда находились под полным контролем магического правительства, которое как огня боялось раскрытия. Так что единственной причиной закрытия, могла быть только неудачная попытка захвата власти. Однако, она решила не заострять на этом внимание — Минерву мало интересовала политика. Если этот человек не будет вести в школе никакой пропагандисткой деятельности и при этом окажется, что он хорошо знает материал, то ей этого будет более чем достаточно. В конце-то концов, найти преподавателя ЗОТИ для Хогвартса было задачкой не из лёгких. Вот уже более пятидесяти лет у них не было постоянного профессора на данной должности, и уже не только по школе, но и далеко за её пределами ходили слухи, что должность проклята. Каждый учебный год со смельчаками, рискнувшими её занять, происходили поистине чудовищные происшествия, причём такого масштаба, что ещё ни один из них не уходил по своей воле/в здравом уме/с целой репутацией или полным комплектом рук и ног. В результате этого, особо неприятного обстоятельства, им приходилось брать на работу любого согласившегося волшебника, которого в любой другой ситуации, не то что к детям, на порог бы не пустили.

— Я надеюсь, их программа не сильно отличается от нашей?

— О, различия глобальны, — с явным удовольствием в голосе начал расписывать директор. — Полный пансион, детей начинали обучать чуть ли не с пелёнок. Постоянный контроль за их развитием, по достижении определённого возраста каждый получал персонального наставника, который и доводил обучение до конца. Постоянные практические занятия, командировки…

— Командировки? — удивленно переспросила профессор.

— Да, они получали разные задания для того, чтоб на практике отточить навыки. Но смею вас уверить ничего такого, что они не могли бы сделать: расследование убийств, саботаж на оружейной фабрике, спасение торговцев в пустыне от огромного червя, проникновение на базу противника…

Неизвестно сколько бы ещё он смог рассказать об учебной программе в далёкой академии, если бы не натолкнулся взглядом на широко раскрытые от ужаса глаза МакГонагалл, которая, как видно не оценила новых методик преподавания.

Директор сразу чуть замялся и опережая неминуемые вопросы поспешно уточнил, — только для взрослых учеников.

Профессор трансфигурации, правда, быстро взяла себя в руки. В конце-то концов, она не первый год преподавала в Хогвартсе и насмотрелась всякого. Тот же Поттер ещё на первом курсе обезвредил тролля, победил Того-Кого-Нельзя-Называть. Затем был василиск и опять всё тот же тёмный лорд. Внушительный список даже для взрослого. Так что она успокоила себя мыслью о том, что вполне возможно в той академии все дети были такими как Гарри и… Что же, если рассуждать так, то факт реорганизации уже не вызывает удивления. Разве что любопытно, куда они дели столько одарённых учеников. Ни она, ни прочие учителя других школ, с которыми она поддерживала переписку, не отмечали наплыва чужих студентов.

Однако, чем бы там не занимались ее коллеги и как бы они не решили эти проблемы, сейчас разговор шёл о будущем её студентов. А значит, профессор должна была знать об этом человеке всё и, в первую очередь, насколько он соответствует требованиям на пост профессора ЗОТИ. У неё более не было желания выслушивать жалобы от родителей, что на должность берут чуть ли ни первого встречного, хотя это было именно так.

— Значит, он так же обучался по этой программе, — неторопливо начала она. — Но разве может один человек в полной мере дать ученику представление о заклинаниях, зельеварении, трансфигурации и прочих сложных для изучения науках?

— Ну… собственно они и не учили зелья, трансфигурацию и, — одного быстрого взгляда на декана гриффиндора ему как видно хватило, чтоб спешно добавить, — зато у них прекрасное магловедение, история, прорицания, астрономия. Их постоянно учили как правильно использовать их силы, — дипломатично закончил он, явно еле сдержав себя в последний момент, что бы не добавить к этому списку ещё пару пунктов. Пунктов, которые ей судя повсему не понравились бы.

— Таким образом, по нашим меркам, он обладает только уровнем выпускника?

Дамблдор с преувеличенным вниманием принялся разглядывать лимонную дольку.

— Средний уровень?

Долек стало две и президент международной конфедерации магов занимался тем, что пытался на глаз определить их различия.

— Уровень ЖАБА? СОВ?

Покончив с выяснением визуальных аспектов, директор школы приступил к вкусовым. Медленно, словно не замечая ошарашенное лицо профессора трансфигурации дегустировал, откусывая от каждой поочерёдно.

— Ну хоть Люмос он знает?! — в отчаянии взмолилась та.

— Люмос? — задумчиво отозвался директор, поглаживая роскошную белоснежную бороду. — Да, нет, не думаю. Откуда ему его знать, если у него ещё и палочки даже нет.

Он ещё что-то говорил о том, что они бросили все силы на изучение языка, основных знаний о Англии и что первое сентября выпало на пятницу, а раз так, то они в выходные поедут в Косой переулок и спокойно купят палочку…

Декан гриффиндора его не слушала. Все эти грязные, нелепые слухи, газетные статьи — она им не верила. А потому не обратила внимание на вечно недовольное лицо главы Слизерина. Пропустила мимо ушей непонятные бормотания Грюма, который, после случившегося в прошлом году, был малость не в себе. Бедняга был настолько плох, что даже в Мунго ему не смогли помочь. Она целиком доверилась мнению директора. Его, Филча и Поппи, которые иначе чем с восторгом о новом профессоре и не говорили. Медсестра — она всегда тонко чуяла некомпетентных в своей области личностей. Занятая днями напролёт лечением студентов, она чуть ли не больше них ратовала за то, чтоб их обучение не поручали, абы кому. А Филч? Да, он предвзят к детям, но он был всегда строгим сторонником правил. Он бы не стал молча смотреть на столь явное нарушение. Он бы непременно попытался…

— Профессор Дамблдор, — прервала она детальное описание плана, согласно которому, обучить магии уровня школьной программы было вопросом пары дней. — Вы позволите мне, и паре других учителей взять его пары?

— Уверяю вас он прекрас…

— Чему он сможет обучить детей если он…

— Он будет преподавать.

— Тогда позвольте быть его ассистентом.

— Исключено.

— Для старших, сдающих экзамены СОВ и ЖАБА курсов. Хотя бы пока…

— Нет.

— Он не справится.

— Он выучил английский язык за месяц. Его талант очевиден, так же как и тот факт, что в том же прорицании профессор Трелони ему не конкурент.

Профессор МакГонагалл хотела уже возразить тем, что преподавателя прорицаний умело водит за нос далеко не первое поколение учеников, а способность к изучению языков вовсе не значит, что человек будет силён в изучении заклятий, но Дамблдор даже не пожелал её слушать.

— Он будет преподавать, — тихий, безапелляционный голос. Она давно не слышала его. В последний раз он звучал, когда ей пришлось согласиться оставить годовалого ребенка ночью, на пороге чужого дома.

Дверь глухо хлопнула, когда декан Гриффиндора, поджав губы и сухо пожелав доброй ночи, быстро вышла из кабинета.

Директор школы магии и колдовства остался один. Мягкая улыбка появилась на кончиках его губ. Он знал, к кому она пойдёт. Не сейчас, конечно. Сейчас ей будет мешать гордость, но первое сентября уже совсем скоро.

Минерва МакГонагалл была прекрасным преподавателем, опытной волшебницей, верным товарищем и членом ордена Феникса. У неё не было недостатков, как у друга и профессора, но увы, политика и виденье будущего — были для неё непонятным, чётко разделённым на чёрное и белое миром. Жаль, что придётся ломать их столь грубым способом.

Он откинулся на спинку кресла, невольно в который раз припоминая разговор со своим далёким коллегой. Тогда, в самом начале знакомства, они быстро сошлись на том, что в действительности в мире нет абсолютного добра и столь же всепоглощающего зла. Всё относительно и абсолютно, всё зависит от точки зрения творящего. Никто не называет себя злом, даже Том утверждает, что своими действиями он хочет навести порядок. Так же и добро. За свою долгую жизнь он видел много волшебников и маглов. Хороших людей, которые действовали исключительно из лучших побуждений, однако, зачастую, всё заканчивалось весьма печально.

Тогда они с Палпатином пришли к выводу, что раз нет этих абсолютных величин, то и не стоит загонять себя в ловушку псевдоправильных решений. Невозможно угодить всем, и забавный магловский рай никогда не станет реальностью. Просто потому, что они все не подпадают под критерии его жителей. Важна лишь жизнь. Предотвратить войну — вот что самое главное. Неважно, что кричат поборники чистой крови — маглов не пара миллионов. Их миллиарды, и в случае войны они просто задавят массой. Всецело доверять их оппонентам так же опасно — обычные люди боятся всего необъяснимого и непонятного, а магию нельзя осмыслить за несколько минут. Узнав о ней они начнут бояться и завидовать тем, кто получит дар. Зависть и страх всегда приводят к ненависти, а та — мать войны.

Именно поэтому так сложна задача. Именно поэтому в этот час они все должны объединиться, несмотря на противоречия и страхи. Маги и маглы. Люди и существа. Гриффиндор и Слизирин. Только так можно будет победить. Только так станут возможны перемены, и у них появится надежда.

* * *

Его надо было учить всему. Начиная с того, как обезвредить садового гнома и заканчивая слабыми местами драконов. Новоявленный лорд хоть и обладал несомненным талантом и навыками, но надо было честно признать — его победил бы и человек со знаниями первокурсника. Со знаниями, а не первокурсник потому, что тот мог довести не то, что ребёнка, взрослого до инфаркта.

В своё время Грюм видел многих преступников: Пожирателей смерти, некромантов, поклонников вуду и слетевших с катушек вампиров. Они пытали, убивали, практиковали такие вещи, что нормальному человеку противно было бы об них даже думать. Они все казались несмышлеными детьми рядом с Дартом Вейдером. От новой надежды Дамблдора исходила такая аура тьмы, что большинство тварей методам борьбы с которыми он должен был обучить новичка, просто боялись вылезти из своих клеток. В прямом смысле слова упираясь когтями, зубами и хвостами. И их можно было понять. Старый мракоборец сам не мог вести себя естественно, когда рядом с ним вышагивала эта укутанная в чёрное фигура. Естественно, по отношению к опасному человеку, который волей судьбы оказался с ними по одну сторону баррикад.

Если говорить начистоту, то он даже не был уверен в том, что под бронёй прячется человек. То, что осталось от человека. Директор Хогвартса клялся, что были предприняты все необходимые меры и Вейдер прекрасно может обходиться без маски и прочего, своего довольно-таки странного обмундирования, которое категорически не вписывалось в принятый в школе дресскод. Однако тот отказывался заменить их на что-то другое и Грюм чувствовал, что Дамблдор скорее внесёт изменения в правила, чем попытается надавить на своего нового преподавателя ЗОТИ.

Обычно сам Грозный глаз разве что прилюдно не подтирался директивами Министерства, но его действия тогда носили вызывающе наплевательский характер — что бы ещё сильней позлить этих слюнтяев. В этот раз злить никого было нельзя. Нельзя было раньше времени привлекать внимание к ним. Операция в стадии подготовки и Дамблдор разве что зад Фаджу не вылизал попутно отдав звание верховного чародея Визенгамота, что бы тот и дальше сидел у себя в кабинете. А то чего доброго вспомнит, что у них в школе который год к ряду творится, пришлёт проверку, а у них тут тёмный лорд разгуливает.

Доводить до этого он не желал, и за несколько дней до первого сентября довёл до сведения Вейдера недопустимость подобных вольностей и привлечения ненужного внимания.

— Вы хотите, чтоб я ее снял? — поинтересовался тёмный лорд, когда мракоборец прямым текстом попросил об этом.

— Да именно этого я и хочу.

— Как пожелаете, — пророкотал тот, протянув руки в массивных перчатках к закрывающему его лицо предмету.

Грюм должен был сразу почувствовать подвох, ещё когда тот так быстро согласился, поскольку упрямства Вейдеру было не занимать.

Когда блестящий чёрный метал был удален, и открылось бледное, совершенно бескровное лицо, с жутким шрамом о происхождении которого даже ему не хотелось задумываться, — мракоборец понял, почему тот фонарник так отчаянно пытался сбежать.

Грюма не пугали шрамы. Грозный глаз смеялся в лицо смерти, Пожирателям и самому Волан-де-Морту. Аластор Грюм мгновенно понял, что если ношение странных одежд, доспехов и маски на лице, ещё можно будет списать на традиции, данные обеты и предписание врачей, то едва новый профессор ЗОТИ предстанет перед учениками в таком виде, то даже последний идиот начнёт что-то подозревать. Пришлось согласится, что лучше Вейдеру оставить маску на месте, так же, как и прочие элементы своего странного облачения.

Что характерно, его боялись только те тёмные создания, которые не считались в полной мере животными, а были скорее разновидностью духов и малых волшебных народов. Обычные животные в нем души не чаяли. Фестралы, гиппогрифы и прочая живность дозволяли ему спокойно чесать им за ушком. Да что там они! Миссис Норис, эта облезлая кошка завхоза, тощее и вечно всем недовольное создание, даже со своим хозяином не выглядела счастливей, чем на руках тёмного лорда. Сам Филч так же чуть ли не боготворил нового профессора ЗОТИ. Величественный и грозный, сторонник жёсткой дисциплины, невидящий ничего плохого в наказании нарушителей правил, тёмный лорд стал настоящим кумиром завхоза.

Однажды, разыскивая своего великовозрастного подопечного, чтобы показать боггарта (предыдущий при появлении лорда забился в шкаф, где мужественно держал оборону до прихода Дамблдора), Грюм зашёл в кабинет Филча — маленькую комнатку, где хранились никому ненужные списки правил и картотеки нарушений. Завхоз не только знал Хогвартс, как свои пять пальцев, он ещё имел парадоксальную способность, что называется, нюхом чуять, где и кто находится в данный момент.

Однако, демонстрировать свои способности тому в этот раз было не нужно, поскольку искомый обнаружился прямо в его кабинете. Мракоборец, как и в тот день, когда наблюдал за Вейдером гладящим животных в загоне для особо опасных тварей подумал, что его чем-то опоили, поскольку идеализм открывшейся ему картины просто зашкаливал.

На столе, обычно загромождённом стопками каких-то бланков и распоряжений, лежала простая белая скатерть, с каёмкой из вышитых анютиных глазок. Поверх неё стоял маленький фарфоровый чайник с гербом школы, две чашки, вазочка с печеньем и маска Вейдера, чёрным пятном громоздилась у самого края. Сам её обладатель, сидел в видавшем лучшие виды и молодого Риддла кресле, осторожно поглаживая блаженно мурлыкавшую кошку. Ни само животное, ни её хозяин как видно не испытывали ни малейшего дискомфорта от присутствия гостя или его, мягко говоря, пугающей внешности.

Грюму, конечно, учтиво предложили присоединиться, но он, сославшись на неотложные дела, поспешил ретироваться. Он согласился помочь Альбусу в его безумной затее, он обучит Вейдера всему, что знает, но он не подписывался заводить дружеские отношения с этим… человеком.

Иногда, ненадолго, всего на миг, он позволял себе усомниться в верности выбранного ими плана. Во всяком случае, по части официального прикрытия, поскольку с трудом представлял как тот будет учить детей и, главное, чему. Вопрос — безопасно ли такое «сотрудничество», так же не давал ему покоя.

Дамблдор как мог пытался развеять эти сомнения.

— Мы не нужны ему Аластор, — частенько говорил он. — Наш мир для него безумно архаичен и скучен. И потому он всеми силами мечтает вернуться назад. Но путь туда ему закрыт, пока он не выполнит здесь своего предназначения. Так что он может ненавидеть, презирать и мечтать нас уничтожить сколько угодно. Ему всё равно придется принять ситуацию и помочь нам — другого пути попросту нет. И, можешь мне поверить, он это понимает даже лучше, чем ты или я.

На это мракоборцу уже было нечего возразить. Директор школы тут был совершенно прав. Перед ними был человек из мира, где магия имела совсем иные формы и не позволяла сотворить что-то из ничего, но при этом у них была техника, с лихвой компенсирующая этот недостаток.

Грюм как-то сумел разговорить подопечного на тему, как тот находит их мир. Все эти способности, которые ему открылись. Ответ тогда его малость удивил. Лорд ожидаемо посчитал их мир слишком маленьким и к этому добавил, что единственное, действительно заинтересовавшее его у них, — это способность магов к мгновенному перемещению и анимагия. Правда, тут он добавил, что даже они не совершенны. Годы обучения и способность превращаться во всего одно животное, причём не всегда в то которое хочешь, по его мнению, было расточительством времени. А трансгрессирование? Будущий профессор ЗОТИ прямо спросил его, могут ли маги очутиться на спутнике планеты, если того пожелают? Сам Грюм никогда не задавался подобным вопросом, и появляющаяся каждую ночь над головой светящаяся мертвенным светом штука, его интересовала исключительно как индикатор опасности оборотней. Он сказал, что теоретически они могут это сделать — легче лёгкого. Вейдер рассмеялся и сказал, что нет. Будь это так — все маги уже давно жили бы там. Они знают способ дышать под водой, их сжигали на кострах во времена инквизиции, но они не горели, научились создавать щиты, ограждающие себя от внешней среды. Они могут всё это, но при этом сидят на шарике, где боятся сделать лишний шаг, чтобы их не заметили? Чушь! Они просто не могут его покинуть!

Грюм тогда не стал спорить. Разговоры на тему «есть ли жизнь на Марсе» его мало интересовали. Его дело бороться со злом, а остальное — не его забота. Однако, он посчитал своим долгом передать эти слова директору, который нашёл в них лишь подтверждением своей теории о ненадобности их мира. Заточить зло в маленьком мирке, где ему негде развернуться, — разве это не своеобразная тюрьма, единственный выход из которой это перевоспитание всех, начиная с себя?

— Я всегда считал твои программы перевоспитания, слишком мягкими, но эта, — он покачал головой. — Ты ведь понимаешь, что смерть была бы куда более лёгким выходом?

— Поверить не могу. Знаменитый Грозный глаз Грюм сокрушается о том, что мы используем слишком жестокие методы для тёмных волшебников!

— В том-то и беда Альбус, что он не волшебник. И если хоть кто-то об этом узнает…

— Скажем, что так и надо, — беззаботно отозвался Дамблдор.

— Ты же знаешь Министерство.

— И именно потому, что я их слишком хорошо знаю, уверен, что ничего не будет. Поскольку, если всплывает неприятная правда о нашем друге и его появлении у нас, то Министерству придётся признать и причины побудившие нас — Фадж на это не пойдёт.

— Не вижу взаимосвязи.

— Ты — нет, — уклончиво сказал Дамблдор,

— Я уже совсем старый стал, — усмехнулся мракоборец. — Порой даже забываю, что ты один из них. Президент международной конфедерации магов! Не боишься, что они попросят тебя на выход за такие выходки?

— До этого не дойдёт. Он придёт к ним раньше.

— Захват власти?

— Нет. Убеждение в том, что они немного неправы в своём видении мира.

— Просто разговором?

— О-о-о… Он умеет убеждать. Знаешь, даже с Пивзом нашёл общий язык.

— С этим мелким….

— Да-да, — быстро прервал директор, догадываясь, как именно того охарактеризует Грюм.

— Я думал, что окромя кровавого барона он никого и не боится.

— Никого, но в данном случае у них состоялся весьма примечательный разговор. Хотя, возможно, — монолог тут уместнее. Он просто снял маску и рассказал о своей предыдущей работе.

— И как?

— Красочно, — не вдаваясь в детали сказал директор.

Подробности о предыдущей работе тёмного лорда он не рискнул спросить, с него хватило и зрелища открывавшегося под маской и тёмной ауры окутывающей Вейдера. То, что он убивал, было непреложным фактом. Причём судя по тому, как он спокойно и даже можно сказать равнодушно реагировал на рассказы о их войнах и трагедиях, масштабы было не сравнить.

— И всё-таки, — это дети. Правильно ли мы поступаем, дозволяя ему обучать их?

— Дети порой бывают очень жестоки. Особенно, если чего-то не знают или не видят. В конце-то концов, именно дети и возвели Тома к власти. Сколько было Малфою, Блэкам, Лейстренджу и остальным, когда они поверили в его идеалы?

Дети. Жестокие и, между тем, крайне доверчивые.

* * *

Каждое утро он проводил либо с мадам Помфри, либо с школьным завхозом Филчем. Долгие беседы об их обычной и крайне рутинной жизни были необходимы как для изучения тонкостей языка, так и для понимания, что именно считается рутиной для этих людей.

Для медсестры рутиной были: отравления, исчезновение из тела всех костей, превращение детей в животных, непомерное вырастание частей тела и прочие вещи, как она сказала, тесно связанные с учебным процессом.

Для завхоза рутиной были: взрывы грязевых и навозных бомб, нарушение комендантского часа, проникновение на строго охраняемую территорию, несанкционированное использование школьного инвентаря в неучебное время и в неучебных целях, повсеместное игнорирование правил учениками, нахождение на территории здания особо опасных существ. Последнее, конечно, было редкостью, но одно было с подачи директора, второе — обитало в замке пару столетий. И то и то, могли убить, что последнему и удалось проделать около пятидесяти лет назад.

Особый интерес в их рассказах представляло описание учеников и самих преподавателей, которые только-только начали появляться в школе. Для всего немногочисленного персонала и учеников эти двое были невидимками. Не лезли в межфакультетские соревнования, которые в равной степени делили как учителей так и студентов, тихо-мирно выполняя свои обязанности. Безликие тени, которые всё видели и всё слышали, находясь при этом в основном в позиции наблюдателей.

От них он многое узнал.

Минерва МакГонагалл. Умна, но при этом всегда и неизменно поддерживает свой факультет. Поттер, этот избранный, может с чистой совестью разнести полшколы, но максимум, что ему грозит — это две недели отработок. Отработок в удобное для него время, поскольку не дай Мерлин лучший игрок команды пропустит тренировку. Плакали тогда кубки по квиддичу и школы. Особенно последний, который благодаря Дамблдору под явное накручивание очков, уже который год подряд уходит Гриффиндору. Сама мадам Помфри была далека от этой войны за очки, поскольку она их не давала и не снимала, но женщина считала крайне непедагогичным моментом, когда во время пира и уже без пяти минут вручённого кубка, раскрашенный в зелёное зал окрасился в красные цвета Гриффиндора. Поскольку директор не желал ни минутой раньше прибавить очки за спасение философского камня, хотя у него была на это целая неделя.

Профессор Снейп также оказался одним из борцов за вручение школьной награды. Главным его отличием от МакГонагалл было, пожалуй, только то, что он даже не скрывал стремления покровительствовать своему факультету, и его подопечные этим беззастенчиво пользовались, что только усиливало противостояние. Для коллег его соперничество с деканом Гриффиндора — носило отчасти комический оттенок, поскольку стремление этих двоих завоевать победу, попутно поддев соперника, было простительно детям, но не двум высокоуважаемым преподавателям. Особенно профессору трансфигурации, уже давно перешагнувшей полувековой рубеж.

Остальные двое деканов, Флитвик и Спраут, не привлекали к себе внимания и были далеки от конфликтов. Дружелюбны, всегда готовы помочь. О хороших людях, у которых нет тёмного прошлого и пары дурных привычек, всегда нечего рассказывать. Единственное, что он отметил, так это тот факт, что профессор чар не совсем человек. Полукровка. Межвидовой союз. Ему было интересно, как такое вообще возможно, но спрашивать медсестру он не стал. Та конечно знала ответ, но это была личная информация, изучением которой он займётся по мере надобности, поскольку случай был явно не единичным и у профессора УЗМС была практически та же история.

Среди трёх десятков преподавателей была и местная достопримечательность — Сивилла Трелони. Провидица, которая вела прорицание. В её способности не верил никто, даже сам директор школы находил её талант крайне слабым, но по его словам она сделала целых два пророчества за четырнадцать лет, что показалось ему достаточным. Удивление вызвал тот факт, что преподаватель, как выяснилось, всё это время жила в школе, но, из-за её замкнутого образа жизни, они так ни разу и не столкнулись.

Ровно в десять начиналось время Грюма. Животные, существа, рассказы кто и как применял силу и чем это обернулось. Из бесед с ним он узнавал, что такое магия и с чем её едят. Ему обещали предоставить свою собственную палочку, но, поскольку время поджимало, было решено ограничиться только теорией. Основным аргументом было то, что дальше отпирающего класс заклинания ученики магию от преподавателей и не видели (чары и трансфигурация не в счёт) и даже на вверенной ему защите от тёмных искусств, можно было на первых порах ограничиться обычным текстом из учебника, который дети послушно читали на уроках, не задавая глупых вопросов. А вот если бы их преподаватель удивлялся чарам, странным явлениям и прочим завязанным на местном аналоге Силы вещам, — вот это и было бы подозрительно.

Тёмного лорда невозможно было удивить ничем из того, что мог предложить этот мир, хотя Дамблдор и пытался. Время директора наступало по вечерам, после ужина, когда Грюм еле ворочая языком говорил, что ему сейчас проще обезвредить десяток Пожирателей, чем продолжать болтовню, и удалялся к себе. Беседы с директором Хогвартса были аналогом утренних разговоров, только они касались рутинной жизни, что протекала за стенами замка. Правительство, Министерство, маги, маглы, общая политическая система, взаимодействие и застарелые конфликты.

Терпеливо выслушивая длинные списки фамилий и должностей, ему казалось, что он узнаёт некоторых приближённых Палпатина, гранд-адмиралов и моффов. Те же дрязги, те же предрассудки, те же слова и поступки. Тщеславие, чистота крови, расы и всё это на фоне делёжа денег и власти. Казалось бы, небольшая планетка, что тут делить?! Однако, на ней с переменным успехом умудрялись сосуществовать около двухсот государств и примерно столько же официально признанных магических правительств, функционировавших в формате автономий, которые практически поголовно являлись государством в государстве. На фоне этого особенно умилял статус Дамблдора — президент международной конфедерации магов. Пустая должность, которая так и не стала тем, ради чего задумывалась.

Собственно, именно эта бутафорская роль и заставила его усомниться в чистоте помыслов директора школы. Иметь статус главного волшебника мира и при этом никакой власти? Разве изначальный смысл всей этой конфедерации не был в том, чтобы объединить всех магов в одно монолитное сообщество? Избежать тем самым конфликтов внутри системы и прийти однажды к взаимопониманию с маглами? Исключительно поэтому, на разговоры о благе этого мира он не купился. Палпатин тоже начинал как сенатор. Борец. Нет коррупции, долой правление Валорумов, да здравствует демократия и всеобщее равенство! А к чему пришли? Империя, не обсуждение приказов и главком вооружённых сил отправлен в полудобровольное изгнание на заштатную планету. Объяснять аборигенам что либо, они находят компромисс, либо происходит взаимоуничтожение.

Впрочем, с каких это пор наказания Палпатина должны были стать простыми и приятными? Сколько он видел провинившихся и просто привлёкших излишнее внимание? Основный смысл произошедшего с ними был сломать, вывернуть на изнанку, чтобы все идеалы и надежды рухнули перед глазами. Так было с Тешиком, Дуку, Энакином Скайуокером и многими другими. Кто-то из них выжил, кто-то умер, но ни один не остался прежним. Просто сейчас настал черёд Дарта Вейдера. Что от него хотят? То же что и от остальных — сделать, в конечном итоге, то, что в других обстоятельствах ему бы и в голову не пришло. Стать тем, кем он быть не желает.

Палач императора спасает мир. Жаль, что все джедаи мертвы. Они бы наверняка оценили иронию.

До начала учебного года оставалось всего три дня, и они уже разобрались в основных хитросплетениях тонкого сосуществования магов и маглов. Обсудили основные исторические события, заставившие принять систему именно такой вид, и подошли в плотную к теме малых волшебных народов и их месте в современном мироустройстве.

Собственно, направляясь в кабинет директора, он надеялся наконец поподробней узнать о школьной прислуге, этих замотанных в тряпьё существах, что наводили в замке порядок и готовили на всю ораву учеников. Интересные существа, которые владели своей собственной разновидностью Силы, а так же были единственными, кто мог перемещаться по школе с её помощью.

Однако, едва зайдя в кабинет, он понял, что в этот раз беседа будет о чём-то другом.

Дамблдор сидел в своём кресле задумчиво вертя в руках маленький серебряный значок старосты. Герб Хогвартса, который гордо носили избранные ученики, обладавшие определённым доверием и властью.

— Я помешал?

— О, нисколько. Я уже практически закончил. Самые важные письма — для первокурсников — уже давно написаны и даже разосланы. Осталось только, — Дамблдор замолчал, со вздохов положив значок на стол рядом с белеющим письмом.

— Вы хотите у меня что-то спросить?

— Да. Я не хотел касаться этой темы столь рано, но у меня возникли сомнения, и вы — единственный, с кем я мог бы поделиться ими.

Упоминание сомнений у Дамблдора обычно служило предлогом к началу долгих философских бесед, на тему, что верно, а что — нет. Поэтому он ничуть не удивился, когда прозвучало знаменитое, — цель, она оправдывает средство? — фраза одинаково популярная как и у них, так и в этом, малость отсталом мире.

— Если только превосходит средство в цене. Никто не будет жертвовать флотом ради висящего в космосе куска метеорита. Однако, если за пару столетий до этого, какой-то мудрец предсказал, что властелин этого космического мусора станет правителем мира, то будьте уверены — там вскоре возникнет кладбище кораблей.

— Вы знали, что будет темой вопроса? — с деланным изумлением спросил директор.

— Это единственная тема, которую по вашим словам, вам не с кем обсудить. Вы боитесь, что перегнёте палку и зайдёте в своём стремлении всех спасти слишком далеко. И, в то же время, вас страшит мысль, что мальчик не справится. Для этого вы и заключили сделку с императором. Вы слишком боитесь проиграть и именно поэтому у вас теперь целых два избранных.

— Три. Если быть точным, — грустно усмехнувшись, сказал директор.

— Три?

— Пророчество подходило к двум мальчикам — до определённого момента. Но, учитывая всё произошедшее, — нет никаких причин сомневаться в том, что Гарри и есть истинный избранный.

Вейдер недовольно нахмурился под маской. Это недоговаривание Дамблдора, с последующими всплывающими фактами, его начинало малость раздражать, но тот упрямо гнул свою линию, постепенного ввода в курс дела. Однако, намёк на второго избранного — это не шутки. Дуку в своё время тоже мнил именно себя тем, о ком говорится в пророчестве. И к чему это привело? Нет, такие вещи надо выяснять сразу, ведь тут недомолвок быть не должно.

— Что со вторым?

— Обычный ученик, — слегка пожав плечами, ответил директор. — Он даже не подозревает, что мог занять место Гарри.

— Он может быть заменой?

— Нет. Точно нет. Невилл подаёт большие надежды, но избранного отличает то, что он отмечен, как равный.

Ещё одна недомолвка. Что-то было ещё в этом «отмечен как равный». Что-то, о чём Дамблдор опять решил умолчать. Что ж, если старик так сильно хочет сохранить это в тайне, то он не будет играть в угадайку — у него и без того много дел.

— Так что вы на самом деле хотели узнать? — напрямик спросил Вейдер.

— Мнение. Я хочу узнать ваше мнение, не слишком ли много я взваливаю на этого мальчика? Статус избранного тяжкая ноша школа и для взрослого, а он всего лишь подросток — я боюсь за него. Выдержит ли он такую нагрузку?

— Что вы хотите сделать?

— Дать статус старосты не ему — хотя он несомненно достоин больше многих — а его другу.

— Он достоин?

— Он храбр, как и все гриффиндорцы.

— Я не это спросил.

— Он его друг. И всегда рядом, невзирая на опасности.

— Это всё?

Директор молча кивнул.

Вейдер подошёл к столу чуть ближе, разглядел лежащее на нём письмо, которое, конечно, совершенно случайно оказалось повёрнуто вполоборота.

Извещение о получении статуса старосты. Инструкции. Дата. Подпись. И только место для имени пустовало.

Маленький серебряный значок казался крошечным в его ладони, когда тёмный лорд осторожно взял его со стола. Многие из учеников, как ему говорили, мечтали о нём. Власть и огромная честь.

Сила не покидала его ни на миг, с тех пор как он оказался здесь, но чувствовалась она иначе и действовала совсем не так, как ситх привык. Однако, её тихий шёпот по прежнему можно было услышать.

— Вы любите рисковать? — после долгого молчания наконец спросил он.

— Нет. Но мы достигли той черты, когда любое решение было бы плохим.

— Тогда рискните ещё раз, отдайте его тому, второму мальчику. Хуже не будет.

— Вы уверены?

— А вы уверены, что истолковали то пророчество верно?

— Да.

— Джедаи думали так же.

* * *

Древний замок был фактически пуст. В нём и раньше практически никто не жил, наведываясь лишь в определённые часы, теперь же здесь можно было увидеть только Хвоста и их: тех кому некуда бежать. Предатель безвылазно сидел внизу с момента исчезновения лорда, справедливо опасаясь за свою никчёмную жизнь, а бывшие заключённые тюрьмы предпочитали главный зал с огромным камином. Большое, открытое пространство, тепло огня и возможность видеть друг друга целыми и невредимыми — вот что им было действительно необходимо, после долгого заточения в одиночных промозглых клетушках.

Сидели молча. Всегда молча. Наслаждаясь тишиной, которая не была наполнена, из-за присутствия дементоров, голосами прошлого. Смотрели на пляшущее пламя в камине, бывшее настолько жарким, что казалось, что его тепло проникает под кожу. Туда, где прочно воцарился могильный холод. Безучастно разглядывали друг друга. То, во что они превратились за эти годы.

Беллатрису Лестрейндж эти совместные посиделки не привлекали. Незримая и неумолимая сила тянула её туда, в левое промозглое крыло замка. Туда, где всё случилось.

Её ноги, отвыкшие за долгие годы от нагрузки, всё ещё плохо слушались, так что ведьма шла, стараясь не отходить от стены. Чтобы в случае чего иметь возможность опереться об эти холодные стены. Шаги были медленными. Не чета той гордой и лёгкой походке, которой она вошла в Азкабан. Вошла, чтобы выйти только спустя долгих тринадцать лет.

Как давно это было? Кажется, не больше месяца назад. Да, месяц. Они вырвались из ненавистной тюрьмы. Макнейр что-то устроил, и добрая треть Азкабана обрушилась в море. Старый пройдоха тогда ещё со смехом объяснял Господину, как провернул всё это.

Наконец, с превеликим трудом, она добралась до мастерской. Никаких запоров, дверь нараспашку. Эти трусы боятся её закрыть. Их бросает в дрожь от одной мысли о том, что здесь произошло. Что Он снова исчез.

Предатели. Изменники. Ничтожества. Когда всё случилось, они боялись смотреть друг другу в глаза. Метались по замку, тщетно ожидая, что кто-то им что-то объяснит.

А сейчас? Где они все сейчас?!

Детишек отправились проводить в школу. В школу! Беллу передёрнуло от отвращения. Как представительница чистокровной семьи она знала о важности этого своеобразного ритуала. Первое сентября — день, когда чистокровные волшебники всей семьёй приходят на вокзал, чтобы проводить детей в школу. Показывают, что у них достойные наследники, в чьих жилах течёт чистая кровь. Что их дети, как и их деды и прадеды, владеют магией.

Да, это важно. Важно. Но сейчас? Сейчас, когда ОН пропал, они все вместе соберутся на вокзале. Соберутся, чтобы вместо того, что бы искать Господина, проводить детишек в Хогвартс? Отправить своих детей прямо в лапы к Дамблдору?! Чтобы там им рассказывали, что чистая кровь ничего не значит? Учили, что маглы такие же, как и они?! Будь у неё ребёнок — он бы не поехал в школу! Он был бы сегодня — сейчас — с ней. Помогая. Ища.

Люциус сказал, что им нельзя привлекать внимание. Люциус заявил, что когда Он вернётся, то будет недоволен, если нарушат его план. Люциус сказал, что как только они отправят детей, состоится собрание.

Сама не замечая этого, она опустилась на колени перед пустым креслом стоящим возле заваленного бумагами стола. Он сидел в нём, когда они вошли. Её, ослабевшую от заточения, поддерживал Макнейр. Кажется, Люциус сделал жест, чтобы помочь или ей показалось? Она не была уверена. Она не видела никого вокруг. Только Его. Он сидел в этом кресле и улыбался. Улыбался ей одной. Той, что была верна. Той, что отринула всё, не пожелав смириться с его исчезновением. Выбравшей пойти в Азкабан, но не отречься.

Её ноги тогда обрели силу и она сама кинулась к нему. Упала к его ногам, целуя подол мантии. Он смеялся и говорил, что рад снова видеть её.

Пол был ледяным, но она не чувствовала этого. Её тело давно привыкло к холоду, привыкло к мучениям.

Говорят, в Азкабане человек сходит с ума, лишаясь радости и счастья. День за днём он видит один и тот же кошмар — самый худший момент своей жизни. День за днём она слышала сдавленный голос сестры, — его больше нет! Он мёртв!

Это был, кстати, последний раз когда она видела Нарциссу. Миссис Малфой побоялась помочь ей в поисках и, тем более, явиться хотя бы на одно из слушаний, что устраивали победители. Отреклась. Сказала, что знать ничего не знает, сидела с ребёнком и понятия не имела, чем занимается сестра. Её практически и не допрашивали. Беллатриса сама во всём призналась, смеясь в лицо этим напыщенным индюкам, а Люциус…

Люциус всегда был скользким типом. Избежал Азкабана, убеждал Его, что невиновен и произошедшее не было изменой. Даже сейчас, спустя столько лет, ищет везде выгоду.

Откуда-то раздался тихий шорох, но она даже не повернула головы. Всё пусто, всё безразлично. Ей не вырваться отсюда — нет палочки. Он обещал, что она получит новую, но не успел. Он пропал. Пропал на следующий же день.

Она до боли стиснула подлокотник кресла. Прижалась к нему исхудавшей, мертвенно бледной щекой.

Нельзя. Нельзя было оставлять его. Но он попросил. Сказал, что ему нужна её преданность и её сила. Что она должна восстановиться, чтоб и дальше быть рядом с ним. Она позволила увести себя, а на утро…

Она осталась одна. Нет, вины Цисси нет. Она не предала её. Сестра права, кто-то должен был продолжить род. Она должна была остаться со своим мальчиком, чтоб со временем он стал одним из них. Кто ещё у неё есть? С кем ещё можно отправиться на поиски? Рудольф? Мужа она воспринимала как дополнение к статусу чистокровной волшебницы. Обязательный брак, одобренный семьёй. С ребёнком правда не сложилось. Не было времени. Она должна была служить своему Господину. Помочь ему забрать принадлежащую ему поправу власть, уничтожить грязнокровок и маглолюбцев. Сначала это, а потом уже долг перед семьёй и продолжение рода.

Что-то холодное скользнуло по её ногам. Обвило её тело. Она чуть повернулась. Не желая отрывать руки, вцепившиеся мёртвой хваткой в подлокотник кресла. Змея. Большие жёлтые глаза, не мигая, смотрели на неё. Длинный раздвоенный язык высунулся всего в паре сантиметров от её лица.

Нагайна. Его змея. Никто в замке не знает, чем она питается, но Хвост взахлёб рассказывал, что именно она помогала Господину. Она помогала ему в то время, как Белла сидела в тюрьме. Она защищала его, как защищала бы она.

Рука разжалась. Осторожно. Медленно. Протянула её, чтобы коснуться прохладной кожи.

— Где он… Скажи мне, где он? — прошептала Беллатриса, впервые в жизни умоляя.

Бесполезно. Она не он. Она не понимает змеиный. Даже если она получит ответ, то это ничего не изменит. Даже если Нагайна что-то видела — она никому не сможет рассказать, что произошло здесь, без малого, месяц назад.

Расследование Люциуса ничего не дало. Чисто. Активатор — вода? Бред! Невозможно! Они все — все кто заходил в комнату — чувствовали след от мощной магии. Отголосок выброса невероятной силы. Но напугало их не это. Что-то было призвано. Что-то сильное проникло в их мир.

Боль. Ярость. Тьма. Ненависть.

Господин пропал, когда оно пришло. Никто не знает где Он и куда исчезло то, что пришло. Остался только этот след. След и страх, что Он больше не вернётся.

Змея резким, быстрым движением развила свои кольца. С тихим, шероховатым звуком заскользила к выходу. Замерла в дверях, глядя на неё своим немигающим взглядом.

Беллатриса медленно, словно нехотя отпустила подлокотник. Поднялась с пола. Осторожно, едва передвигая ноги последовала за змеёй, которая будто подстраиваясь под темп женщины, медленно скользила вперёд. Уводя её куда-то вглубь замка.

Где-то за гранью…

— Так и знал, что вы будете здесь, — с довольной улыбкой объявил Палпатин, усаживаясь в кресло. Времени у него было, конечно, немного, но не мог же он отказать себе в удовольствии поболтать пару лишних минут с коллегой. До трансляции, на которой он представит нового главкома, оставалось чуть больше часа.

— Вы думаете, он справится? — осторожно, с мягкой улыбкой, спросил Дамблдор, когда Император объявил о том, что решил немного ускорить события. Дабы представление тёмных лордов широкой публике произошло одновременно.

— Его задача, тихо постоять в сторонке перед камерами. Сигнал идёт с пятисекундной задержкой, так что, в случае непредвиденных обстоятельств, я всегда сумею вразумить его до того, как это кто-то заметит. К тому же, я сомневаюсь, что лорду Вейдеру вы сами поручили, что-то более сложное.

— Да, — кивнул Дамблдор. — Он будет просто сидеть за учительским столом часа полтора, два. До конца банкета. Но, в отличии от вас, у меня нет возможности устроить пятисекундную задержку.

— Вам она и не нужна. Он всегда был смышлёным мальчиком, а теперь и подавно понимает, что лучшее, что он может предпринять это подчиниться вам. При определённых условиях и на крайне ограниченное время, конечно.

Директор школы чародейства и волшебства, задумчиво погладил роскошную бороду, неуверенно пожав плечами.

Этот жест не укрылся от Палпатина.

— Коллега. Вы слишком напряжены по этому поводу. Поверьте мне, у нас обоих будет ещё много причин по переживать. Поскольку я уверен, что перед тем, как решить наши проблемы, они сначала наплодят целую кучу собственных, лишив нас тем самым сна и покоя. Так что пока они этого не сделали, предлагаю расслабиться и получить удовольствие от всей этой ситуации.

— Вы думаете?

— Нет. Я знаю, — золотые глаза холодно блеснули под чёрным капюшоном. — И вы тоже это знаете.

Дамблдору ничего не оставалось, как кивнуть. В конце-то концов, Палпатин прав, излишняя нервотрёпка сейчас ни к чему. Нервы надо поберечь до понедельника. В понедельник начнутся занятия и вот тогда… В памяти невольно всплыло лицо профессора МакГонагалл. Её поджатые губы и звук захлопываемой двери. Нет, всё-таки в чём-то она права.

Люмос Вейдеру надо будет выучить.

Отказаться от приглашения гранд-адмирала Сина, прослушать обращение императора, находясь на борту его флагмана, было бы по меньшей мере неучтиво, поэтому особо долго Нэтан Дейр и не раздумывал, когда его получил. К тому же согласию не мало способствовал тот факт, что сам Син был, по его мнению, чуть ли не лучшим из двенадцати. Нет, они все бесспорно были лучшими, и каждый из них пользовался просто-таки безграничным доверием Императора. Однако, вера в идеалы Империи, преданность Палпатину и при всём при этом способности командующего выделяли его среди прочих тем, что этих и других качеств в нём было в меру. Что позволяло ему не сыпать цитатами Императора в личных беседах, не нагружать собеседника своими опасениями по поводу гипотетического прорыва мятежников к Корусанту, не рисовать ужасающие перспективы вселенной, если допустить экзотов хотя бы в низшие эшелоны власти, не… словом, он был, пожалуй, единственным гранд-адмиралом, кроме Тигеллинуса, с кем можно было просто приятно поболтать, не опасаясь за свой разум и сохраняя прекрасное настроение.

Последнее Дейру было необходимо как воздух. Месяц с небольшим, что он провёл чуть ли не на задворках Империи, не мог не сказаться на вечно жизнерадостном адмирале. Вырванный из привычного круга обитания, с детства привыкший к праздной жизни столицы, он чувствовал себя здесь рыбой, вытащенной из воды. А тут ещё это непонятное положение, что сейчас сложилось во флоте. Нет, на Корусанте тоже плелись интриги и каждый день под смех толпы, и фальшивые улыбки, зажигались новые звёзды, и рассыпались в пыль репутации. Но его это никогда не касалось. Он был одной из фигур, которая устраивала всех. Репутация, родословная, верность Империи, неучастие в интригах и, самое главное, тот факт, что он фактически ничего и никогда не решал и властью, как таковой, не обладал. Этакий компромисс всех сторон.

Официально он всё ещё числился под командованием гранд-адмирала Тешика, и поскольку иных инструкций не поступало, продолжал исправно отправлять ему отчёты, которые всегда проходили через руки приставленного к кораблю офицера Айсард. В такие моменты адмирал даже испытывал лёгкие угрызения совести, но быстро утешал себя тем, что абсолютно ничего способного заинтересовать директора в них нет и, если она захочет, то всё равно их достанет, да и Его Величество по-прежнему безвылазно находился на Исполнителе.

Исполнитель. Эта величественная громадина казалась настолько огромной, что даже привыкший ко всему Дейр, долго не мог оторвать взгляда от этого монстра, когда они вышли к Хоту. Нет, он, конечно, видел сообщения, слышал рассказы, но реальность поражала воображение. В такие минуты он невольно задавался вопросом, насколько же огромной была Звезда смерти, если на её фоне даже этот корабль казался не таким уж и большим. Однако эти мысли всегда заставляли вспомнить о мятежниках, а думать об этих презренных не хотелось даже сейчас, когда где-то под ними лежали обугленные ошмётки их базы. Этакий прощальный подарок от Дарта Вейдера.

О старом главкоме в последнее время говорили даже больше чем обычно, поскольку все разговоры так или иначе сводились к тому, что окружающие думают о нём, и предположениям, что из себя будет представлять сменивший его на посту. По правде говоря, отправляясь с дружеским визитом, он предполагал, что здесь подобных разговоров не ведут. Гранд-адмирал и его флот подчинялись только Императору, а значит, подобные новости могли вызвать столько же интереса, сколько назначение нового гранд-моффа, однако на деле всё оказалось вовсе не так. Ему даже не пришлось задавать наводящих вопросов, что бы понять, что здесь идут всё те же разговоры и всех волнуют всё те же вопросы.

— Хотел бы я знать, откуда вообще пошёл этот нелепый слух, что новый главком мало что смыслит в командовании, — сидя напротив него, спрашивал Син, обращаясь кроме него к двум стоящим рядом адъютантам. — Я бы всех этих болтунов, что распространяют подобную дезинформацию…

— …по законам военного времени, — мягко поддакнул Дейр, осторожно наливая себе в бокал чуть сладковатую, нежно-фиолетовую жидкость. На столе не было ни грамма алкоголя, и потому он не боялся, что подобная вольность ему потом ещё аукнется. — Однако все говорят, будто слух пошёл с Исполнителя. Что Вейдер сам сказал это незадолго до того, как его отослали.

— Мало ли, что говорит отстранённый от командования, — пробурчал, внимательно изучая жидкость в бокале, гранд-адмирал, однако уверенность в его голосе поколебалась. Оно и понятно. Из тёмного лорда клещами слова бывало не вытащить, а тут он, по слухам, разразился целой речью, что было, мягко говоря, нетипично для него. Сам Нэтан пару раз сталкивался с ним во дворце, когда Вейдер был вынужден присутствовать на разного рода мероприятиях, и этих коротких встреч вполне хватило, чтоб составить о нём своё собственное мнение. Правая рука императора был молчалив, угрюм и крайне опасен. Он чёрной тенью возвышался возле трона, изрядно действуя на нервы окружающим. Причём Дейру всегда казалось, что именно из-за этого Палпатин и заставлял его присутствовать на великосветских мероприятиях, никак не связанных с прямыми обязанностями главкома.

Время трансляции приближалось, и их беседа с гранд-адмиралом затихла сама собой. Поговорить, конечно, можно было ещё о многом, и сам адмирал мог поделится парой-тройкой занятных историй, произошедших в столице за последние два месяца, но сейчас привлечь внимание Сина смог бы только внезапно вошедший в двери император собственной персоной. Для этого человека, сидящего всего в паре шагов от адмирала, более не существовало ни комнаты, где они находились, ни его гостя, ни их замерших адъютантов. Только экран, на котором с минуты на минуту должно было появиться лицо Палпатина.

Привычный к этой маленькой особенности, роднившей того с Ил-Рацем, Дейр быстро скользнул взглядом по присланным рапортам своих капитанов. Согласно им, всё было в порядке. Личные составы собраны и построены, чтоб прослушать обращение. Система громкой связи проверенна, чтоб несущие вахту также не пропустили ни слова. Всё в порядке. Беспокоится не о чем.

Он уставился на экран, поймав себя на том, что невольно мысленно ведёт обратный отсчёт 6… 5… 4…

* * *

3… 2… 1…

Запись пошла, и император начал своё, уже в какой-то мере ставшее очередным, обращение к Империи.

Селина Вейд наблюдала за происходящим с почтительного расстояния. Её позвали сюда чисто ради подстраховки, на случай, если что-то пойдёт не так.

Предполагаемый виновник потенциального «что-то не так» пока вёл себя тихо и, можно даже сказать, примерно. И для того, чтоб так и было на протяжении всей трансляции, всё её внимание было сосредоточенно на Волан-де-Морте, стоящем всего в паре шагов от Палпатина. После наглядной «демонстрации» тот заметно присмирел, спеси поубавилось, и на лицо внутри его головы шла тяжёлая умственная работа. «На лицо» тут, правда, было скорее фигурой речи, поскольку и доселе не сильно отягощённое эмоциями, оно теперь и вовсе стало походить на маску.

Уже перед самым обращением встал вопрос, во что именно он будет облачён во время трансляции. Старый наряд, в котором он прибыл, был очень похож на облачение императора, а потому не годился ни под каким видом — незачем вводить честных граждан Империи в сомнения. Меж тем военная форма, идеальный для его должности вариант, сидела на нём нелепо, и можно даже сказать, глупо. Поэтому пришлось пойти на компромисс. Чёрные одежды, что-то среднее между его старым облачением и бронёй, отдалённо напоминающие облачение древних лордов ситхов, показались Палпатину вполне приемлемым вариантом. Надёжно скрывая тощую, можно даже сказать, костлявую фигуру главкома, они придавали ему загадочный и куда более внушительный вид, которым тот похвастаться никак не мог.

По замыслу императора, его роль в сегодняшнем вечере была без слов. Просто постоять позади Палпатина и не делать глупостей. Простое задание, учитывая, что пока это был максимум, на который Волан-де-Морт был способен. Язык по-прежнему плохо ему давался, а учитывая, что запись пойдёт по рукам, будучи засмотренной до дыр всеми, начиная от рядовых граждан и заканчивая лидерами мятежников, рисковать монтажом они не стали. Хватит и так. Молчаливая фигура позади императора, в лучших традициях лорда Вейдера, должна была уже на подсознательном уровне нагонять ужас на врагов Империи.

Селину этот маскарад откровенно смешил и вызывал чувство гадливости, но сделать она ничего не могла. Терпеливо наблюдала за новичком. Понимала, что за ней самой с интересом в свою очередь наблюдает Палпатин.

Подозрения о том, что Волан-де-Морт не единственный подопытный на этом корабле, начали посещать её практически сразу после отбытия милорда. Как-то всё слишком легко складывалось. Император, который так спокойно допустил её до новичка, само отношения Палпатина к ней. Слишком спокойное, если учесть, кто она такая. Слишком доверительное, если учесть, что когда он приходил к новому главкому, они там оставались одни. Без охраны. Без камер. Она, конечно, Ему не ровня, а новый главком и подавно никакой угрозы из себя не представляет, но…

Всё было слишком странно. Не логично.

Краем уха она слышала голос императора, особо не вникая в смысл слов. Её задача была куда ответственней и важней, а прослушать официальную версию появления Волан-де-Морта и его впечатляющего послужного списка она ещё успеет в более подходящей обстановке.

Скажем, сегодня, когда её отошлют. Делать ей всё равно нечего. У неё на ближайшее время всего одна проблема и задание по совместительству.

Её роль в происходящем милорд определил просто — не дать новичку угробить корабль и его адмирала. За корабль можно было не волноваться, она даже не могла себе представить, что надо сделать с этим монстром, чтоб его уничтожить, настолько мощным и неприступным он ей казался. Во всяком случае, быстро и с наскоку его точно не взять. А вот с адмиралом всё было несколько сложнее. Пиетт не обладал Силой, связями и инстинктом самосохранения, который сказал бы ему, что устав и всякие правила хорошо, но жизнь ещё лучше. Он был слишком правильным, слишком похожим на портрет имперского офицера, что в три смены рисовали активисты КОМПНОРа. И всё это на фоне того, что у них у всех на лбу было буквально написано, что они потенциальные смертники.

Окружавшие её люди либо не понимали, что происходит, либо были круглыми идиотами. Причём, судя по их адмиралу, первое ничуть не мешало второму. Почему-то никто из них не понимал, что из цели номер два с уходом милорда они плавно превратились для мятежников в цель номер один, поскольку до Императора они смогут добраться, только если он сам пожелает окончить свои дни столь элегантным самоубийством, в то время как Эскадра сейчас представляется куда более лёгкой мишенью. А ведь и кроме них, других желающих предостаточно. На них, как цепные псы, бросятся все, кому не лень. В Империи слишком много тех, кто захочет свести счёты, если не с тёмным лордом, то хотя бы с его кораблём. Этакий красивый жест, уничтожить всё, что дорого врагу. Добавим сюда тех, кому мозолит глаза назначение адмирала и главкома, и можно смело писать завещание — надеяться особо не на что и не на кого.

Когда они составляли предварительный план, лорд Вейдер особо подчеркнул, что её задача оберегать адмирала. С остальным Фирмус Пиетт справится сам. Эта уверенность в адмирале лишь усиливала её раздражение, подпитываемое самомнением и изрядной долей ревности. Она служила милорду, когда Пиетт ещё патрулировал свои неблагополучные задворки. Она выполняла особо сложные миссии, где безжалостно уничтожала врагов тёмного лорда, в то время как новый капитан Исполнителя не смел слова поперёк сказать Оззелю, который гонял его, словно курсанта, по всему кораблю. Она теперь вынужденна быть не просто телохранителем, а скорее нянькой для него, поскольку адмирал, похоже, действительно ничего не понимает.

Вейд старалась сохранить безучастное выражение лица, в то время как внутри неё всё клокотало от ярости, когда она буквально в последний момент сумела отговорить адмирала, чтоб он не отзывал контракт на поимку принцессы. У Пиетта было какое-то стойкое предубеждение к наёмникам, и он считал их использование, чем-то сродни оскорблению чести мундира. Селину такие тонкости не волновали. Там, где она росла, — среди тех, с кем она росла — считалось, что все методы хороши, коли они действенные, а потому его слова о том, что действовать надо строго по уставу, где нет ни строчки о использовании наёмников, с последующим предложением просто сидеть и ждать окончательно вывели её из себя. Она тогда сорвалась. Не сильно, но всё-таки сорвалась. Устроила весь этот цирк в смотровой.

Мятежницу надо схватить любой ценой и при первой возможности. Её поимка — это не только реальный шанс поддержать заинтересованность Палпатина, но и возможность, передав её Айсард, заручиться, если не поддержкой ИСБ, то хотя бы её благосклонным закрыванием глаз на некоторые моменты или своевременным предупреждением по старой дружбе в нужный момент.

Айсард, Пестаж, Макати, Тешик, Син, Ил-Рац и ещё около двух десятков фамилий тех, к кому они могли обратиться на первых порах в поисках поддержки. По словам милорда, эти первое время будут за них, поскольку мгновенное поражение на поле боя или в подковёрной борьбе со стороны только что назначенного главкома они сочтут ударом по самой Империи, а потому приложат все свои силы, чтоб подобного не произошло. Но это ненадолго. Через пару месяцев Палпатин охладеет к новой игрушке, и если к этому времени не найти способ совершить обратный обмен, то им будет тяжело.

Лорд Вейдер сказал, что за них при любом раскладе будет три гранд-адмирала. Тешик верен Империи, для него ценен любой корабль флота, но он заперт в своём сверхсекторе. Есть Ил-Рац, для него помочь главкому Империи это первый и почётный долг, но увы, кроме как болтать, он ни черта не умеет. Правда, у него есть КОМПНОР, но связываться с ними слишком часто никакие нервы не выдержат. Кто же третий? Син и Макати на эту роль явно не годились, поскольку если дойдёт до открытого противостояния, то они скорее всего выберут нейтралитет, прикрываясь тем, что подчиняются только Императору. Об остальных же даже думать не приходилось.

Её зелёные глаза поймали взгляд Волан-де-Морта. Всего мгновение и вот он уже снова смотрит, как и было велено, в камеру.

Она знает и чувствует через Силу, что она ему не нравится. Ну и пусть. Так и должно быть. Незачем устраивать тут чёрт знает что. Он должен хотеть вернуться в свой мир. В добровольности чего она сильно сомневалась. Какой идиот отдаст место главкома и статус правой руки императора?! Да за то, чтоб оказаться сейчас на его месте, многие в прямом смысле готовы ему перегрызть глотку зубами. Впиваясь в горло, захлёбываясь кровью соперника.

Она всё делает верно и правильно. Этот лорд никогда не сравнится с милордом, ни как пользователь Силы, ни как командующий, а значит, его участие можно свести к минимуму. Осталось только убедить в этом адмирала и тогда…

* * *

— Он… он же не человек, — ошарашено прошептал стоящий возле её стола мужчина, когда на экране появилась ведущая, сообщившая, что обращение императора к согражданам закончилось, и вернулась к освещению прочих новостей.

— Не совсем человек, — положив подбородок на переплетённые пальцы, сказала Исанн Айсард, чей задумчивый взгляд был направлен куда-то поверх показываемых последствий зверств мятежников.

— Полукровка? Судя по внешности, вариантов более чем достаточно: раттак, пауʼан… да тут даже гвинны и мууны подходят.

— Никогда не слышала о межвидовом союзе человека и гвинна, но если это муун, то всё ещё хуже, чем мы предполагали. Хотя в любой расе есть исключения. Разве вам не было бы интересно посмотреть хоть на одного воинственного мууна, который загорелся желанием очистить Империю от всяких отбросов? — усмехнулась директор. — Однако в любом случае надо достать его досье, тогда будем знать точнее. Теперь, когда его личность раскрыта, подобная операция не должна вызвать недовольства Его Величества. Поручите нашему агенту на Исполнителе заняться этим немедленно.

Генерал замялся, нерешительно поджав губы.

— Проблемы?

— Подобные действия могут привести к обнаружению, а у нас на Исполнителе всего одна единица, — неуверенно начал он под её изучающим взглядом. — Может, безопасней подождать, пока информация попадёт в общую базу данных? О возвращении императора на Корусант пока нет и речи, а значит, у нас пока нет и повода для волнений. Вряд-ли что-то сможет сильно измениться за два три дня.

— И получить всё в общем порядке, наравне со всеми? — вздёрнув одну бровь, насмешливо осведомилась Айсард. Впрочем, вопрос был действительно сложным. Получение любой, даже самой пустяковой информации раньше других всегда давало преимущество. Всегда, но не в этот раз. Император дал им ясно понять, что новичок прибудет издалека. Что его никто здесь не знает. А если объединить это с внезапным исчезновением Вейдера, которого вроде как обменяли на этого Волан-де-Морта, который, в свою очередь, никогда не видел космические корабли, то картинка приобретала весьма интересные очертания. Явно прибыл откуда-то из технически отсталых краёв и как следствие, никакого компромата и записей сомнительных историй на него быть не должно. Раз так, то внезапно вылезшая из ниоткуда совращённая двенадцатилетняя дочь какого-то короля им пока не грозит. Всё прочее, включая происхождение, положение и образование она всегда с лёгкостью сумеет представить в выгодном свете. А раз так, то стоит ли рисковать?

У них были агенты по всему флоту, но флагман главкома Империи — это отдельная тема, и проникнуть туда не так уж и просто. Вейдер всегда придирчиво отбирал в свою эскадру, а перед тем, как попасть на Исполнитель, претенденты и вовсе проходили столь жёсткий контроль, что создавалось впечатление, что речь идёт не о корабле, а о доступе в личные покои императора. Им потребовалось больше двух лет подготовки, чтоб внедрить туда своего агента, которого из-за всей этой кутерьмы пришлось раскрыть, так толком и не успев воспользоваться теми возможностями, что он мог им предоставить.

В глазах Айсард он был потерян, но тот факт, что за месяц на флагмане не произошло никакого «несчастного случая», как и внезапного перевода, давал надежду некоторым из её подчинённых на то, что Вейдер в суматохе забыл дать на его счёт должные распоряжения. В последнем она сомневалась. Тёмный лорд пробыл главкомом достаточно долго, чтоб взять и просто забыть о подобной мелочи. Однако всегда был шанс, что он решил оставить агента, чтоб она так же могла иметь прямой доступ к новому главкому. Идея эта была глупой и крайне наивной. Если бы речь шла о ком-то другом, она бы рассмеялась в лицо предложившему подобный вариант, но Вейдер был Вейдером. Личные мотивы никогда раньше не фигурировали в его действиях, и даже конфликты, возникавшие с местным бомондом, были, скорее, следствием, чем причиной многих из его операций. Предыдущий главком придерживался правила, что интересы Империи всегда должны быть на первом месте, а потому порой поступал слегка нелогично, на взгляд окружающих. И если так, то опять-таки, стоит ли ей рисковать?

— Да… пожалуй, вы правы. Три дня особой роли не сыграют, — кивнула она, уже в уме прикидывая, что официальное досье это всё равно только вершина айсберга. Чётко дозированная информация, половина из которой будет переврана, дабы объяснить назначение. Рисковать ради бумажки, в которой, в лучшем случае, настоящее только имя и год рождения, было бы действительно глупо.

— Кстати, насчёт эскадры. Теперь, когда лорда Вейдера там нет, думаю, мы можем попытаться внедрить туда ещё пару агентов. Приготовьте мне досье всех доступных агентов высшего уровня, кого мы могли бы назначить на это дело. Всегда есть шанс, что в поднявшейся суматохе мы сможем впихнуть туда своих людей. Мне сейчас как никогда нужны хорошие новости.

— Если позволите, то у нас есть одна, — с лёгким поклоном отозвался мужчина.

— Хорошая?

— Относительно. Принцесса Лея Органа. С тех пор как милорд разгромил базу мятежников, о ней нет вестей. Мы думали, что она укрылась на одной из их тайных баз, но поступила информация, что они сами не знают, где она.

— Она могла погибнуть?

— Могла. Но из системы Хот она сбежала будучи живой и невредимой. Более никаких известий от неё не поступало, и никто её не видел.

— Она же не на истребителе сбежала. Любой мало мальски приспособленный для дальних перелётов корабль даёт пару месяцев автономии. Месяца два так точно.

— Да, но это означает, что она отрезана от прочих мятежников и по каким-то причинам не может выйти с ними на связь.

— Всё та же иголка в стоге сена, генерал. Схватить её легко, но вот найти. Впрочем, учитывая обстоятельства, — её взгляд скользнул по ожидающему её экрану, где множились сообщения, — сочтём это относительно хорошей новостью. Нам остался сущий пустяк, чтобы так же испарились прочие мятежники и более об них никто не слышал.

Ей предстоял долгий день, а за ним и ночь. Прошлый раз показал, что главное — продержаться первые пять-шесть часов. Потом будет легче. Впрочем, визирю сейчас должно быть приходилось даже трудней, чем ей. На её долю приходилась лишь треть вызовов от общего потока, поскольку далеко не каждый был готов обратиться в ИСБ с требование объяснить, что за чертовщина твориться в Империи. В прошлый раз её атаковали в бессмысленной надежде выяснить, кто этот таинственный новый главком, поскольку, по их мнению, она просто обязана была обладать подобной информацией. Теперь предстояло отбиваться от толпы жаждущих узнать, в честь какого праздника их всех обошли при выборе.

На бунт из-за решений императора никто в здравом уме не пойдёт и чисто из принципа ряды мятежников не пополнит, но вот по мелочи, сделать так, чтоб новому главкому жизнь мёдом не казалась, это они могут.

Одно было точно. Дело дрянь. В глубине души она до последнего надеялась, что это будет кто-то вроде Вейдера. Кто-то, кто одним своим видом сумеет внушить, что с ним лучше не связываться. Новый главком лично на неё особого впечатления не произвёл, и что-то ей подсказывало, что не на неё одну. Одного его лица, смутно белеющего в темном помещении, откуда велась трансляция, было более чем достаточно, чтоб всполошить борцов за чистоту расы под руководством Питты. Добавим к этому отсутствие родственных связей, и вот уже в списке два гранд-адмирала и пара моффов, а значит и до подковёрного конфликта рукой подать. Союз против нового главкома с целью его мягкого смещения означал, что рано или поздно в него влезет и Гранджер, и вот тогда…

Она нахмурилась, устало потерев виски. Как же всё всё-таки не вовремя. Назначение. Мятежники. А тут ещё приближается День Империи, и надо всё просчитать, надо за всем проследить. И время, время как всегда играет против неё, а потому надо действовать быстро. Если вся эта свора почувствует запах слабости, то остановить их смогут разве что массовые расстрелы, которые уже не понравятся Палпатину. С другой стороны, если его ставленника быстро уберут, он тоже не будет в восторге. Тот же Вейдер терпел Оззеля до последнего, убрав только когда получил все карты на руки.

Ей бы ещё знать, какова во всём намечающемся действии роль Сина. Он останется с Волан-де-Мортом или уйдёт, сопровождая императора? Пока информация на этот счёт поступала крайне противоречивая и ничего не было ясно. Одно она знала точно: подчиняющийся гранд-адмирал явно накинул бы очков новичку. Заставил бы рассматривать его не просто как временную прихоть императора, но и как его нового любимчика, что накладывало на окружающих совсем другие обязательства. Если всё так, то хорошо. А если нет? Если Сину велят сопровождать Палпатина на Корусант?

Лучше было не рисковать и заранее позаботится о самом неприятном раскладе. К счастью, думать над этим вопросом было особо не надо. Ещё тогда, когда они с Пестажем вышли от императора, она понимала, к чему всё идёт, а потому план был приготовлен загодя. Не самый лучший, однако сейчас нет особой разницы, чем забить эфир, попутно предоставив новичку поддержку в достаточном, чтоб продержаться хотя бы первое время количестве.

Ил-Рац. Ярый фанатик Империи, готовый объявить каждое слово Палпатина истиной в последней инстанции, даже если тот скажет, что дважды два равняется ста тридцати пяти. Он не отличался особым умом, талантом ловкого интригана и хоть какими-то особыми способностями. Однако всё это каким-то чудом пробуждалось в его тщедушном тельце, стоило кому-нибудь произнести волшебные слова.

— Империя нуждается в Вас, Гранд-адмирал…

* * *

Дамблдор будет умирать медленно. Очень медленно и очень мучительно. Уж это он ему обеспечит, когда выберется отсюда. Когда, а не если, — думал Волан-де-Морт на протяжении всей этой дурацкой процедуры, когда его заставили стоять с каменным выражением лица, глядя куда-то вперёд.

Палпатин утверждал, что вот эта маленькая штучка, что неподвижно зависла в воздухе перед ними, показывает, что происходит в комнате, миллиардам его подданных. На прошлой неделе он бы посмеялся над этим заявлением старика. Посоветовал обратится в Мунго или ещё куда. Стоя позади императора, он как никогда сам нуждался в помощи одного из их квалифицированных специалистов. То, что он изначально принимал за бред, начало принимать облик вполне реальной действительности.

Облик ему не нравился.

Всё, что говорил старик, весь этот высокопарный бред и сумасшедшие фантазии оказались правдой. Суровой, жестокой и крайне неприятной. Сулящей ему долгие месяцы напряжённой работы, прежде чем он сможет направить на директора Хогвартса палочку и сказать… Нет, — злая улыбка скривила его губы, — старик будет ползать у него в ногах, умоляя об аваде. Старик, Поттер и, конечно, про Снейпа нельзя забывать. Как же без него.

Вода. Обычная вода. Они налили во флакончик обычную воду, а его вера в то, что это редкое и крайне сильное зелье, сыграла роль катализатора. Спровоцировала процесс переноса, на радость Дамблдору и на потеху Палпатину. Император, мерзко хихикая, пересказывал ему эту историю, когда он без сил валялся на том же самом столе, что и месяц назад. Тело не слушалось, в ушах стоял бешеный стук его собственного сердца, перед глазами всё плыло, и глумливый голос старика раздавался где-то возле левого уха.

Врачи сказали, что не могут после такого сильного стресса мгновенно что-то там сделать. Вредно, сердце может не выдержать. Эта причина показалась ему столь забавной, что он долго смеялся. Задыхался, заходился кашлем и снова смеялся. У него есть сердце? Подумай только! Мало того, что оно у него есть, так оно ещё, оказывается, чего-то там может не выдержать. Смешно. Авроры с Грюмом оценили бы эту шутку.

Палпатин тоже оказался ценителем столь тонкого юмора. Поскольку увидев забавную, на его вкус, реакцию, которая позволяла, на радость невидимым медикам, поддерживать его в сознании, решил продолжить вечер весёлых историй. Рассказал, как встретился с директором Хогвартса. Как на самом деле организовали перенос. В деталях объяснил все пункты из того самого списка, который он составлял, кажется, целую вечность назад. А потом, на десерт так сказать, ему снова повторили, что он должен сделать, если хочет вернуться обратно.

Он хотел вернуться назад, но подчиняться кому-либо?! Подчиниться Палпатину, чтоб потом убить Дамблдора? Подчиниться…

Он пришёл к выводу, что может. Временно. А потом, потом Дамблдор умрёт. Медленно и крайне мучительно.

— Вот видишь, было совсем не сложно, — с лёгкой усмешкой сказал Император, когда Вейд, убедившись в том, что Палпатину ничего не нужно, в том числе её непосредственное присутствие, покинула зал, оставив их один на один.

— Что теперь?

— Не знаю. Ты сам должен решить, что делать дальше.

— Вам нравиться вся эта ситуация. Сейчас. Тогда.

— Тогда было забавно, — снисходительно усмехнулся император. — В конце-то концов, мне уже давно никто не угрожал, стоя в двух шагах и глядя прямо в глаза. Даже та принцесса.

— Принцесса?

— Принцесса, сенатор, террорист и просто мятежница, за которую объявлена большая награда. Ты о ней скоро узнаешь, поскольку, похоже, наконец можно уже и приступить к тому, ради чего всё это, собственно, и было затеяно. Ты спасаешь наш мир, мой ученик спасает твой мир, и вы оба возвращаетесь на свои места. Проще и быть не может.

— Однако, если один из нас не справится, то не будет иметь значения, справился второй или нет — обмен будет не возможен.

— Теоретически — да. Практически — сказать наверняка нельзя. Я никогда раньше не слышал о подобных обменах.

Волан-де-Морт нахмурился. Во всей этой дурацкой затее двух выживших из ума стариков этот момент раздражал его больше всего. Не будет иметь никакого значения, сколько он достиг, чего добился и на какие жертвы пошёл. Всё будет бесполезно, если тот, второй, по каким-либо причинам не сможет осуществить задуманное. А этот, как его там? Вейдер? Он же должен будет…

Это невозможно! Не важно его личное мнение по поводу всей этой затеи, важно, что просто обязан быть какой-то другой способ, поскольку им двоим дали просто-таки невыполнимые задания! Невозможно объединить магов и маглов — слишком разные! А ведь ему ещё придётся решать, что делать с прочими магическими народами. Воображение рисовало картинки «знакомства» маглов с оборотнями, великанами, троллями, подводными чудовищами и прочими-прочими, от кого их уже несколько столетий как оберегают мракоборцы и стиратели памяти. Картинки были как живые, в отличии от маглов, которые в большинстве своём на них в лучшем случае были мертвы, а в худшем…

— Мой ученик боялся твоего провала не меньше, — в который раз словно прочтя его мысли, отозвался Палпатин.

— Я не боюсь!

— Все боятся. Мой ученик боялся, — сказал он, окинув тёмного лорда оценивающим взглядом, словно не успел ещё прийти к какому-то выводу, с раздражением подумал тот. — Впрочем он не зря боялся. Даже восстань с того света сам Экзар Кун, он бы не смог в столь короткий срок сделать из тебя лорда ситхов или достойного главкома.

— Но вы не Экзар Кун.

— Само собой, — изборождённое жуткими шрамами лицо растянулась в самодовольной ухмылке. — Я лучше. Именно поэтому считаю, что это будет пустой тратой времени. Чтобы обучить Силе нужны годы, а я в ближайшее время должен вернуться в столицу. Ты, конечно, можешь последовать за мной, но думаю, проку от этого не будет. Тебе лучше остаться здесь. Эскадра переходит под твоё полное командование, как и прочие военные формирования. Всю необходимую информацию тебе предоставит «подарок», оставленный моим учеником.

Император недобро усмехнулся, разглядывая дверь, за которой скрылась девушка.

— Похоже, ей и предстоит стать твоим первым экзаменом. Если не сумеешь доказать свою силу и власть ей, то на Корусанте тебе и подавно пока делать нечего.

Волан-де-Морт промолчал. Всё его общение с этой особой пока сводилось к паре тройке фраз, но и этого вполне хватило, чтоб составить о ней впечатление. Гордая, можно даже сказать, высокомерная, она могла бы быть младшей сестрой Беллатрисы. В той же мере, что Лестрейндж, она была предана своему лорду и каждый раз, когда император мимоходом упоминал о Вейдере, он прямо-таки видел, как стискивались в кулаки худые ладошки. Палпатин это тоже видел, но, как видно, предпочитал доводить до белого каления именно Волан-де-Морта, считая Вейд не то слишком мелкой рыбёшкой, не то слишком простой целью для подобных забав.

— Я более чем уверен, что ты с ней справишься, а если повезёт, то даже чему-то научишься, — продолжал тем временем старик. — Дамблдор говорил, что ты быстро усваиваешь тёмные знания, да и твои мидихлорианы вполне соответствуют норме.

— Мои миди что?..

— Мидихлорианы, профессор. Это такие маленькие-маленькие микроорганизмы, наличие которых в крови и обуславливает присутствие или отсутствие способностей к магии, — с явным удовольствием говорил профессор зельеварения Северус Снейп сидя за столом напротив профессора трансфигурации и рассказывая ей об их новом профессоре ЗОТИ и его мире. МакГонагал уже раза три, если не четыре, пожалела о том, что вообще пришла сюда, в кабинет самого ненавистного из своих коллег, но иначе она поступить просто не могла. Ей было нужно узнать как можно больше об этом странном человеке, а больше желающих поделиться с ней информацией не было. Грюм, Помфри, Филч и естественно сам Альбус Дамблдор в новом профессоре души не чаяли, с равным успехом переводя беседу в русло, состоящее исключительно из одних хвалебных од тёмному лорду.

Тёмному лорду! Минерва с какой-то отстранённой обречённостью вспомнила, что кто-то из её студентов как-то сказал, что если дать волю Хагриду, то он притащит в школу самого тёмного лорда. Всё равно, что опасный, смотрите, какой он миленький! Сказано это было, конечно, в адрес лесничего, но директор школы оказался ничуть не лучше. Наплевал на все правила и просто притащил в школу вот это, да ещё и поставил учителем, аргументируя это тем, что…

Профессор трансфигурации впервые за долгие годы попросила Снейпа повторить то, что он сказал. Он повторил. Раз, другой, третий. С явным удовольствием растягивая слова и делая между ними большие паузы, чтоб до неё дошёл весь смысл.

Смысл не доходил. Терялся. Разбивался о стену непонимания и здравого смысла. В голове вообще не укладывалось ни происходящие, ни логика их действий. Да, природа магии мало изучена и сама она по себе переменчива, но на полном серьёзе рассказывать о том, что ты иногда перемещаешься в место за пределами мира, где говоришь с представителем другой вселенной?! Если ей не изменяет память, это лечится на пятом этаже Мунго. Ну да Мерлин с ним, с этим представителем, который утверждает, что захватил мир, уничтожил всех, кто пытался ему противостоять, и так далее. Пускай говорит, рассказывает о том, что он обладает неограниченной властью, и стоит ему захотеть, как его подчинённые тут же уничтожат целую планету. Ладно. Но поменяться с ним тёмными лордами?!

Ей очень хотелось поверить, что это шутка, но Снейп подтвердил, что Вейдер появился именно в тот момент, когда пропал Тот-Кого-Нельзя-Называть. Поменялся с ним местами. Она не сильно верила в реальность говорящего с помощью магии с Дамблдором человека, но в реальность тёмного лорда, разгуливающего по школе, приходилось верить.

Подъехали первые кареты, и высыпавшие из них школьники уже наполнили своим шумом и гамом до селе погружённый в величественную тишину замок. Ей надо было подняться, чтобы встретить первокурсников, но сил на это не было, и она продолжала сидеть, спрятав лицо в ладони. Вся её сила, вся её невозмутимость исчезали с каждым мгновением, с каждым словом декана слизерина, который убедившись в том, что она поняла, как произошёл обмен, перешёл к известным ему подробностям предыдущего места работы тёмного лорда.

Его голос долетал до неё, как сквозь вату. Какие-то мятежники… базы… конфликт… палач императора… Избранный.

Она решительно встала из-за стола, на котором стоял остывший чай, к которому она так и не притронулась. Заметив это, Снейп наконец замолчал. Изучал её, с любопытством ожидая реакции на сказанное.

— Всё, что вы мне тут рассказали, это чистое безумие. Наплевательское отношение не только к законам и правилам, но и к самому здравому смыслу и, — она попыталась найти ещё хоть какие-то слова. Что-нибудь про то, что так поступать было нельзя. Что она надеялась на большую сознательность с их стороны, но в итоге промолчала. Обвинить Снейпа было фактически не в чем, он, как и она, лишь подчинился директору. Принял происходящие как данность, понимая, что не сможет помешать, не упрятав Дамблдора в Мунго или лишив его поста директора школы. Она ведь пришла к именно такому выводу, когда так же подчинившись, не написала в соответствующие органы о том, что занятия будет вести, мягко говоря, некомпетентный человек. Мало того, что ничего не смыслящий в доверенном ему предмете, так ещё и, судя по словам зельевара, с крайне тёмным, можно даже сказать, кровавым прошлым.

Тяжело вздохнула, покачав головой, — одно хорошо, даже если кто-нибудь узнает о том, что вы сделали, то дальше Мунго вас не отправят.

— Если бы вы узнали обо всём, что я сделал, вы бы отправили меня куда дальше чем в Мунго, — грустно усмехнувшись, отозвался Снейп, когда её шаги стихли за дверью. — В лучшем случае.

* * *

Наконец карета подъехала к школе, и он, пользуясь тем, что пора вылезать, прервал ненавистный разговор. Вся их короткая беседа о странных животных, которые были в неё впряжены, вызывала у Гарри дикое желание выскочить на полном ходу — достаточно с него уже этих косых взглядов. Сначала Скитер со своей статьёй, что он неуравновешенный, следом за ней уже другая статья, утверждающая, что у него разыгралось воображение, теперь вот это. Особенно злила эта излюбленная фраза Рона о том, что в мире волшебников видеть вещи, которые никто, кроме тебя не видит, это не есть хорошо.

В его жизни этих нехорошо уже накопилось столько, что хоть книгу пиши!

Нехорошо видеть невидимые другим вещи. Нехорошо разговаривать со змеями. Нехорошо сталкиваться с восставшим с того света тёмным волшебником, который в своё время убил всю твою семью, а потом по просьбе директора говорить всем, что ничего такого не было. Не было! Конечно, не было, Седрик Диггори умер в результате несчастного случая. Так сказал министр магии Корнелиус Фадж, и именно это вскоре подтвердили директор школы Альбус Дамблдор, а так же единственный свидетель Гарри Поттер. Мальчик-Который-Выжил. Мальчик, которого конечно, напоследок успели обвинить в том, что он малолетний психопат, но вот смотрите, при виде министра магии он чудом исцелился, и его словам отныне вполне можно верить. По крайней мере той части, где он говорит, что ничего такого из ряда вон не произошло. Ужасные трагедии на кубке случались и раньше, а он из-за смерти родителей натура очень впечатлительная. Увидел мёртвое тело, у него случилось… Что у него там случилось? Какая-то женщина из свиты Фаджа заботливо подпихнула перед интервью ему листок, где было написано какое-то заумное название того, что с ним, собственно, приключилось. Он тогда беспомощно посмотрел на Дамблдора, но тот лишь ободряюще кивнул и снова продолжил беседу со Скитер.

Скитер выжала из их слов максимум. То ли подействовали угрозы Гермионы, то ли это был приказ министра, но в статье, которую он прочёл уже находясь у Рона, она так лихо всё закрутила, жонглируя собственными фразами из прошлых статей, что смысл её предыдущих эпосов про припадочного Поттера диаметрально изменился. Публике явили как бы вторую точку зрения, согласно которой…

Его невольно передёрнуло от одних воспоминаний об этой статье, которую он прочитал исключительно ради того, чтобы знать официальную версию. Чтоб в случае чего знать, что сказать. Вывод он сделал, правда, всего один — он будет по-прежнему молчать. Руки сами собой сжимались в кулаки, сминая газету, в то время как взгляд скользил по строчкам.

Дамблдор, как видно, хотел угодить Фаджу, но при этом несильно отходить от своих первоначальных слов, поскольку, согласно статье, официальная причина смерти Седрика была несчастным случаем, подстроенным бывшим пособником Волан-де-Морта. Пробравшийся в Хогвартс, Крауч сделал так, чтоб кубок выбрал Гарри в качестве чемпиона в надежде, что тот погибнет, благо, репутация у турнира соответствующая. Однако увидев, что тот не просто с успехом проходит испытания, но и набирает чуть ли не максимум баллов, он решился пойти на хитрость. Предположив, что такими темпами Поттер выиграет кубок, Лжегрюм решил преобразовать его в портал, который отправит победителя в некое крайне опасное место. В ходе последнего испытания он напал на иностранных участников, намеренно выведя их из игры, сделав так, чтоб четвёртый чемпион добрался до кубка первым. Ему это почти удалось, однако Диггори пришёл одновременно с Гарри, и они решили коснуться кубка вместе. Перенос прошёл, как и планировал Крауч, неудачно — Седрик свернул шею, в результате чего последовал мгновенный летальный исход. Чудом оставшийся в живых, Гарри Поттер, уже теряя сознание от ужаса, пробудившего в нём память о страшной смерти родителей, из последних сил дотащил его тело до отлетевшего в сторону кубка и вернулся на территорию Хогвартса, где на него уже напал сам преступник.

Вот так всё просто. Никаких тёмных лордов не было и в помине. Был только перепуганный насмерть мальчишка, который при нападении бывшего Пожирателя запаниковал и наплёл чёрт знает что.

Гарри стерпел это молча, хотя желание почесать кулаки — как говорил Дадли — было просто невыносимым. Сорвался лишь спустя пару дней на подвернувшихся Рона и Гермиону. Потом было стыдно. За себя, за то, что написано в статье, за то, что в какой-то момент засомневался в Дамблдоре.

Стыдно было и перед Седриком, его памятью. Не такой должна была остаться его смерть в памяти остальных. Хотя, с другой стороны, что было гордого в его смерти? Брошенные слова «убей лишнего»? Лишнего! Им не нужен был староста Хаффлпаффа, так что если бы не желание Гарри поиграть в благородство, то он был бы жив. Жив, здоров, поехал бы в Хогвартс, как и все прочие ученики. Они бы случайно встретились на вокзале и обменялись быстрым приветствием, как и положено двум ловцам противоборствующих команд. И Чжоу наверняка стояла бы где-то неподалёку…

О Чжоу и о том, что после такого демарша ждёт его в школе, он старался не думать. Об этом и о том, каково сейчас мистеру и миссис Диггори. Он ведь им сказал… а потом в статье. Дамблдор же должен был им сказать правду?!

Настоящую правду кроме них двоих и Сириуса никто не знал. Они тогда мало говорили об этом, а те обрывки, что звучали, при должном умении можно было трактовать по разному, что и доказала Скитер.

После выхода той статьи Фред и Джордж были уверены, что его заставят вернуть приз, поскольку в последнем испытании победа была добыта не самым честным путём и с явным ущербом для прочих участников. В случае такого поворота близнецы клялись, что они, конечно, сами…

Возвращать им ничего не пришлось. Крам наотрез отказался от каких-либо спекуляций по этой теме, заявив, что произошедшее нельзя считать подтасовкой, и если кому-то, что-то не нравится, то это уже не его дело. Флер придерживалась той же линии.

— Она считает, что из-за произошедшего определить победителя всё-равно нельзя, да и к тому же, денег ты всё-равно не взял, а значит, приз как бы никому и не достался.

— Флер знает?! — от удивления Гарри, чуть не сел мимо стула, когда Фред поведал ему об этом на каникулах.

— Она теперь берёт у Билла частные уроки, — ухмыльнувшись, заявил Джордж, — и он разболтал ей о том, что мы открыли счёт, и откуда на нём эти деньги взялись.

— Мы же не могли хранить тысячу галеонов под подушкой.

— А она…?

— Нет, — ободряюще сказал Фред, — она тоже посчитала эта благородным поступком.

— Или пытается так показать себя перед мамой. Ей, она не сильно нравится, вот и выслуживается.

— Правда, она не учла, что если мама узнает, откуда у нас такие деньги, то, мягко говоря, не обрадуется.

Самым худшим во всей этой истории было то, что он не мог ничем поделиться с друзьями. Сначала он сам не хотел говорить, а потом уже Дамблдор строго-настрого запретил ему рассказывать о произошедшем после соревнования и их маленьком договоре. Рон и Гермиона, конечно, догадывались, что что-то тут не так, но молчали, а мистера и миссис Уизли, как видно, вполне устраивала версия, изложенная в пророке и подтверждённая директором школы. Они так легко поверили в неё, что Гарри было даже немного неудобно, когда мама Рона, заботливо подкладывая ему в тарелку добавку, сопровождала это какими-нибудь ободряющими фразами о том, что он сделал всё, что мог. Должен теперь усилено питаться и не думать о плохом.

Не думать не получалось. Ему не терпелось узнать подробности. Выяснить, получилось ли задуманное, но Дамблдор молчал. Молчали и газеты. Он подслушивал магловские новости в надежде услышать хоть намёк, но ничего страшнее рассказа о ДТП, стоившем жизни двум маглам, он так и не услышал. Газеты и осторожные расспросы мистера Уизли, как дела на работе, так же ничего не дали. Воображение, конечно, хваталось за любую соломинку. Так и эдак вертело в уме брошенные фразы. Рисовало картинки всеобщего заговора, чтобы всего через пару часов признать их бредом сумасшедшего. Так что ему приходилось довольствоваться единственным доказательством того, что всё прошло хорошо — разрешением приехать к Рону перед школой.

Его друзей в это самое время волновали совсем другие вещи.

— Невилл староста! Староста, понимаете? — всё ещё не веря, повторял Рон.

— А ты кого ожидал увидеть на его месте? Не себя ли? — встрял Фред.

— Я думал, им будет Гарри, — покраснев до кончиков ушей, сказал Рон.

— Все так думали.

Невилл, бледный от волнения, крутился неподалёку. На его чёрной мантии ярко поблёскивал в свете факелов начищенный до блеска серебряный значок.

— Пойдёмте лучше в зал, есть просто кошмар как хочется, — пробурчал младший из рыжих братьев, решительно направившись к дверям.

— Я тебя разочарую, Ронни, но ужин не появится пока не закончится распределение.

— Ну хоть посмотрим на нового профессора ЗОТИ.

— Ага, и полюбуемся на кислую рожу Снейпа. Спорим, что его опять обошли с этой должностью.

— Как по мне, так куда интересней сделать ставки на то, как для него закончится год.

— Да… с Грюмом это было неожиданно, — сказал Фред, и Гарри почувствовал, что все смотрят на него. Гермиона быстро прибавила шагу.

В Большом зале друзья сели по обе стороны от него, надёжно защищая от ненужных расспросов. От косых взглядов они, правда, защитить его не могли, поэтому Гарри предпочёл уткнутся носом в свою пока ещё пустую золотую тарелку. В начищенной до зеркального отражения посуде он разглядывал своё чуть осунувшееся от летней нервотрёпки лицо, взлохмаченные, как у отца, волосы.

— Это… это что? — словно сквозь туман донёсся до него голос Рона.

— Полагаю, новый профессор ЗОТИ, — тихо прошептала где-то возле его правого уха Гермиона, и то, как она это сделала, заставило его насторожиться. Новая староста Гриффиндора всегда предпочитала положительно-нейтральный тон при упоминании всех профессоров, даже Снейпа она воспринимала как не самого приятного, но точно одного из самых компетентных в своей области специалистов. Так что тихий шёпот, неуверенность, и даже можно сказать, дрожь в её голосе привлекли его внимание, заставив поднять голову и взглянуть на стол преподавателей.

От одного взгляда на длинный стол, за которым сидели все профессора Хогвартса, за исключением встречавшей первокурсников МакГонагал, его продрал мороз по коже. Получилось! Получилось, чёрт возьми! Сидящая за столом, облачённая во всё чёрная фигура явно и была тем самым. Тем, о ком говорил Дамблдор.

Очевидно, все прочие так же, как и его друзья, с явным интересом разглядывали его. Незнакомец был одет в какой-то странный костюм, который при всём желании нельзя было принять за мантию или хоть какое-то подобие общепринятых для учителей одеяний. Его лицо было надёжно скрыто маской, и глядя на неё, он наконец понял, почему в голосах друзей была странная дрожь. Чёрные одежды и маски на лицах были теми самыми атрибутами, что попадали всё в ту же категорию, означенную Роном как «нехорошо». Нехорошо в магическом мире носить на лице такие маски в купе с чёрными одеждами. Это первый признак тёмного волшебника, который, в отличии от способностей змееуста, всегда бросается в глаза.

Появление первокурсников прошло незамеченным. Все спохватились, устроив приветственную овацию, когда те уже давно вошли в зал и теперь стояли в нерешительности, с восторгом и лёгким страхом оглядывая столы факультетов и парящих среди свечей приведений.

Распределение началось по старой, веками отработанной схеме. Песня, затем объяснение, что сейчас первокурсникам просто наденут шляпу и уже она и вынесет свой вердикт.

Всё было так, как и всегда, за исключением одного маленького но. Сложно было не заметить, что в отличии от предыдущих лет, аплодировали все чисто по команде. Звучало, — Гриффиндор! — и за столом слышались первые, робкие хлопки ещё не утративших связь с реальностью, затем, секунды спустя, к ним присоединялись и остальные, скорее, слыша, чем видя, что хлопают именно за их столом. То же творилось и за другими столами, так что порой даже доходило до актов дружеской поддержки, когда кто-то начинал хлопать на автомате, чем сбивал сидящих рядом, и в итоге два, а иногда и три стола заходились в аплодисментах, чем сбивали с толку и так находящихся в лёгком шоке ребят. Слава Мерлину, МакГонагал была начеку. Ловко перехватывала их в случае ошибки, кивком головы указывая направление к нужному из столов.

Гарри ничего подобного из той смеси удивления, недоверия и подсознательного ужаса, которые испытали его сокурсники, не чувствовал. На него, при виде незнакомца, вообще обрушилась сносящая всё волна облегчения. Всё получилось. Незачем больше волноваться: раз этот здесь, то Волан-де-Морт там. И не важно, где находиться это самое «там», главное, что далеко, и по словам Дамблдора, он оттуда выберется ещё ох как не скоро. За это время директор что-то придумает, что-то организует. А значит, можно снова жить спокойно, не боясь, не ожидая каждую секунду услышать страшные вести.

На его лице сама собой растянулась улыбка. Сумасшедшая, безумная, достойная появится как доказательство под одной из статей Скитер.

— Ты это че… — начала Гермиона, но остановилась на полуслове. Нахмурилась. Взгляд её внимательных карих глаз метнулся к новому профессору, потом снова вернулся к Гарри. Он не сомневался, что где-то в голове подруги сейчас усиленно, так и эдак вертелись все сказанные им ранее слова и жесты. Что она нутром, как свойственно только ей, чует, что тут есть взаимосвязь. Чует, а ведь никогда-никогда не догадается!

Тем временем распределение закончилось, шляпу убрали, и декан Гриффиндора села на своё место за столом. Дамблдору впервые на памяти Гарри не пришлось призывать к тишине, зал и так молчал. Все ждали объяснений.

Словно специально затягивая с представлением нового профессора, директор поздравил с началом учебного года, потом не торопясь перешёл к напоминанию, что на территории школы есть много мест, куда ходить не стоит, пожелал успехов в новом учебном году и уже в самом конце, словно спохватившись, протянул руку, указывая на фигуру в чёрном.

— Позвольте вам так же представить вашего нового преподавателя защиты от тёмных искусств, — его голос, в гробовой тишине звучал особенно торжественно. — Лорд Дарт Вейдер прибыл к нам издалека, но я более чем уверен, что вы легко найдёте с ним общий язык, почерпнёте новые знания, и конечно, освоите столь сложный предмет под его чутким руководством.

Вейдер не поклонился как прочие преподаватели, лёгкий, еле заметный кивок был всем, чем он удостоил учеников, те, в свою очередь, ответили напряжённой тишиной. В зале было так тихо, что аплодисменты приветствия в исполнении Дамблдора и некоторых учителей звучали как-то совсем уж жутко. Гарри не мог не заметить, что Снейп был не единственным, кто сидел, демонстративно сложив руки на груди. Профессор МакГонагал так же сидела, опустив голову, задумчиво глядя перед собой.

Из школьников хлопал только Гарри и последовавшие его примеру Рон с Гермионой, так что с остальных столов на них смотрели как на умалишённых. Боковым зрением он увидел, как Фред и Джордж быстро переглянулись, и синхронно пожав плечами, присоединились к аплодисментам.

Больше никто их бурные овации не поддержал.

К счастью, тут уже начался пир. Тарелки наполнились вкуснейшими и ароматнейшими блюдами, голодные школьники набросились на еду, процесс поглощения которой и оттянул на себя всё внимание. Постепенно зал начал наполняться шумом, звуками смешков, продолженных бесед и только иногда тихим заговорщическим шёпотом и осторожными взглядами, которые исподтишка бросали на нового преподавателя ЗОТИ.

Гарри безумно хотел кивнуть ему или хоть как-то привлечь внимание. Показать, что вот, это он. Он помог директору осуществить этот замысел. Однако вовремя осознал, как со стороны смотрелись его аплодисменты. Не слишком ли? Не выдал ли он себя с головой столь неосторожным поступком? Дамблдор особенно просил о секретности, чтоб ни одна живая душа не то что не знала, но даже и не подозревала о том, что они устроили.

Гермиона задумчиво жевала кусок пирога, невидящим взглядом глядя куда-то перед собой.

* * *

Наконец все собрались.

Главный зал был полон. На сегодняшнее собрание Люциус распорядился явиться всем сторонникам тёмного лорда, чьё отсутствие в этот момент не вызвало бы дома и на работе подозрений и далеко идущих последствий. Им надо было прийти к единой точке зрения и выработать общий план. План, который был необходим как воздух, поскольку все они находились сейчас в весьма щекотливом положении. Словно армия, закинутая в тыл врага, но при этом потерявшая командира, который и был тем единственным человеком, который знал, что делать дальше.

Великаны, благополучно переправленные в заранее определённые лордом убежища, не желали сидеть спокойно, ожидая приказа, дементоры — даром, что бесплотные — ждали обещанную им награду за помощь при спасении заключённых, оборотни требовали крови.

Все чего-то хотели, все чего-то ждали и на что-то надеялись, одни они — Пожиратели — не знали, что делать и чего они на самом деле теперь хотят. Когда Тот-Кого-Нельзя-Называть исчез, первой реакцией после шока и понимания, что он не вернётся, было разбежаться по домам и сделать вид, что всё произошедшее дурной сон. Не было возрождения, не было планов, и никаких приказов они то же не выполняли.

Понимание, что затаиться не удастся, пришло к каждому из них довольно быстро. Лица были открыты, договоры уже заключены и обратной силы не имели.

— Мы их и не отменяем, — пытался втолковать прибывшему представителю дементоров Малфой. — Просто не можем начать действовать без Господина.

— А вы вообще хоть что-то без него можете? — насмешливо протянул один из приглашённых оборотней, поднимая очередную волну спорящих до хрипоты голосов.

— Хватит. Разбежаться в тихую уже не получится после истории с Азкабаном.

— Подумаешь, побег. Блэк тоже как-то сбежал!

— Сбежать-то он сбежал, вот только как, мы до сих пор не выяснили. А в операции по освобождению участвовал не я один, — запальчиво крикнул Макнейр. — И отвечать поэтому, в случае чего, тоже буду не один!

— Вы так говорите, словно у вас под дверью уже стоят следователи аврората! Слышали, что говорит Фадж? Тот-Кого-Нельзя-Называть не возродился, просто бредни Поттера. Мальчишка был не в себе и…

— Ага, настолько не в себе, что сумел сбежать, прихватив с собой труп второго парнишки!

— Дементорам пока не с руки вылезать, да и великанов тоже пока можно убедить сидеть тихо.

— Меня ты тоже убедишь сидеть тихо? — хриплым голосом осведомился вальяжно раскинувшийся в кресле оборотень у крикнувшего это волшебника. Тот мигом сдулся и затравленно пролепетал, что он это так… в общем. Сегодня было не полнолуние, но с Фенриром Сивым никто не спешил не то что спорить — связываться. Этот оборотень славился своим дурным характером и тем, что мог покусать даже будучи в человечьем обличье. Просто так. Для получения своего собственного, извращённого удовольствия.

— Он хотел сказать, что мы все должны быть осторожны, — вмешался Малфой, в планы которого не входила кровавая бойня.

— Тогда почему мне… — Фенрир с насмешливым удивлением посмотрел на свою свиту — нам кажется, что ты путаешь слово «осторожно» с «трусливо поджав хвосты»?

— Хватит! Довольно. Мы так ничего не решим.

— А что тут решать? Мы здесь. Силы собраны, а Министерство даже и не подозревает. Если нападать, то именно сейчас! — насмешливо глядя на него своими неестественно яркими, голубыми глазами, сказал тот.

— Нам нужно подготовиться, всё обдумать!

— Чтобы решиться собраться вместе и просто поговорить, вам понадобился месяц! Целый месяц вы собирались с духом, чтоб просто поговорить. А чтоб убить? Сколько вам нужно времени, чтоб наконец вылезти из своих норок и приняться за то, ради чего мы здесь собрались?!

Волшебники неловко переглядывались, не решаясь сказать что-либо. Люциус не просто чувствовал, он знал, что большинство из них пришли на эту встречу явно не затем, чтоб собственноручно начать новую магическую войну.

— Господин нуждается в нашей помощи, — прорезал тишину ледяной голос Беллатрисы Лестрейндж где-то у него за спиной. Неожиданно и так не вовремя.

Придя в замок и не найдя там Беллу, Люциус, признаться, вздохнул с какой-то долей облегчения. Отсутствие этой слегка тронувшейся в заключении особы давало ему шанс на то, что сегодняшний вечер пройдёт куда лучше, чем он надеялся. Опасаться за неё особо было нечего, без палочки беспокойная сестра Нарциссы не могла далеко уйти и натворить бед. В то время как её одержимость тёмным лордом, которая в прошлый раз довела её до Азкабана, не сулила ему ничего хорошего. Если тогда она даже не попыталась отвертеться, и получив все доказательства исчезновения Того-Кого-Нельзя-Называть, не опустила руки, бросившись на поиски, то и сейчас послушания и здравого смысла от неё ждать не следовало.

Малфою стоило определённого труда объяснить супруге, что Белле лучше остаться в замке. Вдали от всех ей будет проще адаптироваться, и она не будет угрозой их семье, на которую после побега вполне может пасть тень подозрений. Нарцисса, как и ожидалось, проявила понимание и разумность — предложений навестить сестру от неё так же не поступало. Но вот сама Лестрейндж. Появившись как чёртик из табакерки, она уверенной походкой направилась к столу, за которым они сидели.

— Беллатриса, мы, конечно…

— Вы не ищите его!

— Да, почему вы его не ищите? — насмешливо протянул оборотень.

— Потому что мы не знаем…

— И я не знаю, но мне надоело ждать. Сколько ты намерен держать великанов на поводке? Или сколько ты ещё планируешь отдать своего золотишка, втирая Фаджу, что Азкабан был случайностью? Если боишься замарать ручки, то так и скажи, — он нахально усмехнулся, облизав языком свои жёлтые зубы, — я-то крови не боюсь.

— Мы должны…

— Он прав Люциус, — прервал его Макнейр. Появление миссис Лестрейндж и слова Фенрира, казалось, предали ему уверенности. — Долго ждать нельзя. Мы можем потерять элемент внезапности и, — он скользнул взглядом по оборотням, — некоторых союзников.

— А полезши напролом, мы можем…

— Сначала Дамблдор убеждает мальчишку растрезвонить, что слухи о возвращении господина ложь, а потом, когда мы расслабились, Он исчез! Скажи мне. Ты сам-то хоть веришь, что это просто совпадение?!

В зале стояла напряжённая тишина. Никто не решался не то что слово сказать — пошевелиться. Министерский палач первым решился озвучить то, о чём они боялись даже думать. Что их вот так же, тихо и незаметно.

— Надо действовать. Пути назад нет, — глухо закончил он, так и не дождавшись ответа Малфоя.

* * *

Генерал Блейк сидел на полу, перебирая рисунки своей пока ещё единственной внучки, не без удивления отмечая, как быстро летит время. Малышка, казалось, появилась в его жизни совсем недавно, а вот поди ж ты, уже десять лет этой маленькой юной леди, которая считает себя слишком взрослой, чтоб он читал ей сказки на ночь. Хорошо хоть соглашается рисовать со стариком, разделяя его сохранившееся с детских пор увлечение. Сам Ричард давно бы бросил это занятие, как и советовал когда-то старик отец, считая напрасным переводом времени и бумаги, но в своё время детям, а теперь уже его внучке, нравились появляющиеся по его воле единороги, фениксы и драконы. Ради них можно было выделить время в его жестком графике, чтоб для тренировки набросать на клочке бумаги незатейливый рисунок.

Агата, внимательно следя за тем, как перемещается карандаш деда, старалась всё повторить сама. У неё не получалось. Карандаши, фломастеры, дорогой альбом с играющими на обложке котятами летели в сторону, и она, заливаясь слезами, кричала, что ничего не умеет и никогда не научится. Потом успокаивалась, и как с тихим смешком ему пересказывала в трубку невестка, сидела у себя в комнате, снова пытаясь.

Он бережно перебирал в руках листы, с которых на него смотрели принцессы и рыцари. Она многому с тех пор научилась, хотя времени на это ей давали крайне мало. Сын хотел, чтоб она стала переводчиком. Военным переводчиком, чтоб продолжить династию. Блейк ему без обиняков заявил, что пусть заведут ещё одного ребёнка, а лучше двух, и не портят ему внучку. Давая стране очередного посредственного мастера почесать языком и отнимая возможно великого художника. Томас на это сказал, что он ничего не понимает и вообще сейчас другие времена настали. Так, что ежедневные занятия по иностранным языкам остались, но вот скрипку, слава Богу, убрали.

Покончив с одной папкой, он перешёл к другой. Теперь вспоминая не только работу, но и когда, при каких обстоятельствах она были нарисована. Вот лошади, пасущиеся на лугу, их они рисовали сразу после скачек в Аскоте. Вот большой чёрный ворон, воспоминание о том, как он водил внучку в Тауэр. Вот очередное изображение корабля дяди Артура, на котором он бороздит моря океаны. Не без гордости отметив, что с каждым разом неповоротливое корыто выглядит всё лучше и лучше, Ричард обшарил глазами рисунок, ища следы уже своего творчества. Эта была их с Агатой особая папка, где хранились только их совместные работы, и малышка всегда зорко следила, чтоб они никогда не перемешивались с остальными, выполненными только её рукой шедеврами.

Наконец его внимание привлёк задний фон. Небо. Да, всё небо было заштриховано синим карандашом, но не абы как, с наклоном. Линии были ровными, не по линейке, но видно, что их вели от одного конца до другого.

Блейк непроизвольно нахмурился. Что за чертовщина, Агата никогда бы так не сделала. Она про фон всегда либо забывала, либо мазнув пару раз синим карандашом, считала эту часть рисунка более не нужной.

Он поднёс рисунок к самому свету лампы. Ну так и есть, линии явно нарисованы от руки им самим и…

По спине пробежал холодок. Точки и тире проглядывались на свету без особого труда.

Линии были нарисованы легко, без нажима. Карандаш просто скользил по бумаге от одного края, до другого, но потом, сверху, кто-то ещё раз прошёлся тем же самым карандашом, предварительно остро его заточив.

Тринадцатое августа. Расследование завершено. Ракета, выпущенная с корабля, поразила что-то важное для них. Несанкционированный пуск. Команда ни причём. Гриф «совершенно секретно, особой важности» на всех документах. Если я это читаю, значит, они опять это сделали.

Звонкий голос Агаты, — дедушка, ты уже уходишь? — застал его практически в дверях. Так что ему потребовалось сделать над собой усилие, чтоб повернувшись, изобразить удивление тем, что она не спит, попутно заверив, что у него и в мыслях не было уйти не попрощавшись. Наглая ложь, если учитывать тот факт, что он едва сдерживался, чтоб не сорваться со всех ног, чтобы поднять всю старую гвардию.

Усилием воли он подавил мечущиеся мысли о возможностях исчезнуть из дома сына как можно быстрее, и улыбнувшись, позволил девочке увести себя в гостиную. Кто знает, как они работают? Кто знает, не следил ли кто за ним? Нет, сейчас он просто посидит с внучкой и подождёт ещё полчаса, пока её не отправят спать. Потом поедет в какой-нибудь паб. Просто посидит там и подумает. Это нормально для таких, как он, посидеть в пабе с пивом и просто подумать. Дома думать нельзя. Они наверняка знают, где его дом, а может, даже и следят за ним. Наставили кучу своих таинственных штук и более там уже не так безопасно, как он считал ранее. Впрочем, о чём он думает? Нигде не безопасно.

Ему надо созвать друзей так, чтоб Они не пронюхали. С Чарльзом он и так уже договорился о встрече, осталось только найти повод, чтобы вызвать остальных. Встретиться. Поговорить. Хватит. Это уже не шутки. Если эти кретины так легко получили доступ, а потом так ловко замели следы, то он сидеть в сторонке не намерен. Кто знает, к чему ещё они смогут протянуть свои руки.

Император явно не спешил в столицу. Как видно, либо перспектива сидеть на троне, управляя неисчислимыми миллиардами своих верных подданных, не дарила ему особого наслаждения, либо Палпатин предпочитал общество своего нового главкома. Аргументов в пользу последнего с каждым днём становилось всё больше.

Всплывшие подробности и открывшиеся возможности давали тёмному лорду взглянуть на положение дел в мире, где он оказался. Мире, где официально и безраздельно правил Палпатин. Сотни миров. Миллиарды жителей. Один правитель. Человек — если, конечно, это слово уместно по отношению к императору — который накануне объявил на всю Империю, что Волан-де-Морт отныне его правая рука.

Правая рука в данный момент не ощущала себя ни рукой, ни любой другой частью тела Палпатина. Чувствуя себя чужеродным организмом во всей этой странной, так до конца ещё непонятой системе.

Своё новое облачение Волан-де-Морт поспешил закинуть подальше. Оставил только сапоги — уж больно удобными они оказались. Совершенно не чувствовались на ногах и не раздражали своим внешним видом, будучи надёжно скрытыми от глаз мантией, которая — хвала Мерлину — пережила с ним все невзгоды и злоключения и теперь надёжно укрывала своего хозяина, оставаясь помимо палочки одним из немногих предметов из его прошлой жизни, до появления на корабле.

Сам корабль, как таковой, он видел только снаружи. Пока был «Там». Внутри же знакомое ему пространство всё ещё ограничивалось теми тремя комнатами, что он занимал. К плохо знакомым отныне добавился открывшийся секретный коридор, что вёл в покои императора и собственно сами покои, в которые входила комната, откуда и велась трансляция. Туда ему было разрешено наведываться даже без предупреждения — великая честь, оказанная Палпатином! — но пользоваться этим правом он пока не спешил. На что, на что, а на самодовольного ситха он уже насмотрелся вдоволь. Лет на сто, если не на тысячу вперёд.

Император же, наоборот, стремился видеть его как можно чаще. Вот и теперь, дав после обращения лишь короткую передышку длиною в сутки, вызывал к себе. Зачем? Явно не для того, чтобы выяснить, как ему спалось и нравится ли ему вид из наконец ставших прозрачными окон. Мерзкий старик если и начинал разговор, то только с одной целью — уязвить посильнее.

Вот и сейчас улыбка на обезображенном шрамами лице была до неприличия широкой. Она была даже больше той, что возникала на лице императора во время знакомства, обсуждения их местоположения и рассказа о том, как они с Дамблдором провернули всю эту аферу. Явный признак того, что сейчас ему преподнесут ещё один «сюрприз».

Что ж, в этот раз он был готов практически ко всему. Приказал себе не удивляться ничему. Палпатин всё делал с прицелом на то, чтобы выставить его полным идиотом. Заставить почувствовать собственную никчёмность. Слабость. Ещё острее осознать, что он больше не Тот-Чьё-Имя-Нельзя-Называть, а обычный человек. Пешка, игрушка в этих длинных и крайне ловких руках.

Ничего. Пусть так. Он когда-то давно точно так же начинал, будучи в глазах окружающих лишь бедной, но очень талантливой сироткой, которая всецело подчинялась сильным мира сего. Лебезила перед ними. Так что ничего страшного не произойдёт, он не переломится от того, что история повторится. Ведь если она повторится, то повторится и её финал. Финал, в котором все те, кто смотрел на него свысока, стали пешками, марионетками, беспомощными людишками, не смеющими произнести вслух даже его имя! Он сможет выйти победителем из этой истории. Вернётся обратно. Но перед этим он найдёт способ стереть эту нахальную ухмылку с мерзкого лица императора раз и навсегда!

И подходящая причина была у него прямо перед носом. Самодовольный ситх, словно нарочно, но, скорее, всё-таки случайно, сам подал ему идею.

Задание. Остановить гражданскую войну. Попросту говоря, укрепить власть Палпатина, уничтожив всех тех, кто осмелился пойти против него.

Волан-де-Морт ещё толком ничего не знал о своих предполагаемых противниках, но уже отчасти им симпатизировал. Да что там симпатизировал, он бы им помог! Империя и Республика были ему в равной степени безразличны. Поэтому назначение Главкомом, правой рукой лидера одной из двух враждующих группировок, если так можно сказать, было словно манной небесной, давая ему, как говорится, все карты в руки.

Плохо было только то, что, рассматривая выданные ему карты, он пока не понимал ни их значения, ни силы. Слова: главнокомандующий, флот, правая рука и прочие, мелькавшие в речи Палпатина, в общих чертах ему были знакомы. Типичные магловские слова, несущие практически наверняка всю ту же смысловую нагрузку. Возможность делать, что он хочет, когда хочет и как хочет в обмен на малость — верность.

Вот только за всеми этими красивыми словами и обещаниями власти явно крылось что-то ещё.

Ведь Палпатин не дурак. Он хитрый, умный, изворотливый, жестокий, коварный, беспринципный. Он кто угодно, но только не идиот. Только конченный идиот мог назначить своим заместителем человека, ничего непонимающего в дарованных ему силах, да и к тому же откровенно его ненавидящего.

Однако, история со списком его многому научила. Вещи порой не то, чем кажутся, а то, что люди не те, за кого себе выдают, он знал и раньше. Зачем Дамблдору Дарт Вейдер, было очевидно. Бывший главком Империи был силён, умен и в должной мере коварен, чтобы получив самый казалось безумный приказ, воплотить его в жизнь. Этот тип действительно, наверное, смог бы смирить строптивых аристократов и указать консерваторам из правительства их место в пищевой цепочке. Но вот зачем император пошёл на подобную, крайне невыгодную сделку, он не понимал.

Палпатин явно вёл какую-то хитрую игру. Ставил ли он единственной целью спасение своей Империи? Вряд ли.

Тёмный лорд угробил весь день на изучение информации о мятежной принцессе, о которой вскользь упомянул император. Искал всё, что можно было найти на человека, который, по словам заносчивого старика, говорил с ним так же, как и он. Человека, который бросил ему вызов на глазах всей Империи. Нет, конечно, за девчонкой явно стояли другие люди. Те, кто поддерживали её и её борьбу. Те, кто финансировал столь дорогостоящий проект. Те, кто лил ей в уши все эти речи о единстве и торжестве закона. Те, кто сделали её символом борьбы с Империей. Вряд ли они захотят потерять над ней контроль. Но быть может они захотят заполучить нового союзника? Пусть и временного. В конце-то концов, остановить конфликт не означает принять сторону Императора, что бы там последний себе ни на воображал!

Волан-де-Морт просмотрел сотни файлов, переведённых роботом на нормальный английский, чтобы найти хоть что-то. Ниточку, что поможет ему выйти на саму принцессу. В какой-то момент его даже посетила мысль, а может, старик для этого всё и затеял? Использовать его и его так называемую власть как наживку? Чтоб выманить мятежницу из укрытия?

Он отмёл эту мысль. Палпатин мог быть хоть четырежды гением интриг и сложных многоходовок, но ему ли не знать, как в один миг рушатся схемы, когда в игру влезают чересчур надоедливые дети, чувства, эмоции и просто не обременённые умом подчинённые, желающие сделать как лучше. Да и к тому же. Вот она, принцесса, была у них практически в руках на момент создания плана по переносу. Да, Вейдер мог не успеть передать, до кого он добрался, но старик сам фактически остановил операцию по поимке, когда произвёл обмен.

Обдумывая это странное решение, попутно всё больше углубляясь в прошлое мятежницы, он заметил интересную деталь.

Палпатин мог убить её. Всегда мог убить, но не убил. Неприкосновенность сенатора и установленный тотальный контроль сочетались плохо. Крайне плохо. Таких, как она и её подружка Мон Мотма, убирают в первую очередь. Покупают, запугивают, сажают под Империо или банально убивают, но не сидят сложа руки, выжидая до последнего.

Они ждали до последнего. Ждали, пока появятся доказательства? Бред. Судя по всему, Палпатин в последние годы смотрел на сенат, как на сборище никчёмных болтунов, которые уже давно потеряли свою власть. Смысл их существования исчез примерно на пятом, в крайнем случае, шестом году становления Империи. Они выполнили свою миссию — возвели его на трон и дали легализовать новый порядок. Дальнейшей необходимости в них не было, и закономерный финал был очевиден.

Как и было очевидно то, что без боя некоторые из отстранённых не сдадутся. Кто-то боролся за потерянную власть, кто-то за статус, кто-то за хлебное место. Принцесса Лея Органа боролась за справедливость. Справедливость в её понимании. Ничто не мешало ей оплакивать Альдараан и при этом участвовать в уничтожении Звезды смерти. И там, и там количество жертв исчислялось сотнями тысяч. Несчастные жертвы и сборище молчаливых пособников. Разница в точке зрения на произошедшее — кто именно относится к первым, а кто ко вторым — и есть разница между имперцами и мятежниками.

Альдараан, если разобраться, был вообще занятной планеткой с не менее занятным представительством в сенате. Так пламенно кричать о неприменении силы и нетерпимости к насилию, но при этом поддерживать террористов? Одно слово — политики.

Самый опытный из этих политиков сидел напротив него, по-прежнему мерзко ухмыляясь и, как видно, предоставляя ему право начать разговор первым.

Урок, преподнесённый ему в прошлый раз, не прошёл даром. Дерзить, грубить и вести себя слишком вызывающе по отношению к ситху было бы в высшей степени глупо. Но и ластиться к нему не имело смысла. Окклюмент, легилимент. Не важно, что этих понятий в этом мире нет. Важно, что старик умеет это и его показной преданностью не проведёшь.

Единственным правильным действием сейчас было покорно принять уготованную ему роль. Хочет опять поиздеваться? Отлично! Пусть попробует!

— Есть ещё какие-то вещи, о которых я не знаю? — Не желая оттягивать более ни на минуту этот неприятный разговор, спросил лорд, бесстрастно глядя на восседавшую на троне фигуру.

В зале был приглушён свет, отчего Палпатин, будучи облачённым во всё чёрное, казался огромным тёмным пятном.

— Естественно, — золотые глаза чуть поблескивали от восторга и ожидания. — Для человека, впервые столкнувшегося со столь масштабными переменами, ты хорошо справляешься, но есть целая масса вещей, о которых ты пока не знаешь.

— Например?

— Как тебе этот чудный корабль? Флагман Эскадры смерти, говорят, способен впечатлить даже тех, кто не только родился в этом мире, но и был связан с флотом. Своего рода шедевр инженерной мысли. Его длинна составляет девятнадцать километров, полный список вооружения занимает более пяти стандартных листов, и вся эта мощь может существовать автономно до шести лет. Всё это великолепие отныне принадлежит тебе одному. Он и полный экипаж, плюс пассажиры — около трёхсот тысяч человек.

Повисло молчание. Очевидно, от него ждали какой-то бурной реакции.

— Отлично. Не вижу проблем с тем…

— Я сказал человек.

— И?

— Обычных человек. Маглов, если тебе так будет проще.

На мгновение он действительно застыл. Потом всё же решил уточнить:

— Вы поручили мне корабль, забитый маглами?!

— Пять кораблей, забитых маглами, и ещё несколько сотен миллионов маглов по всей Империи. — Растягивая тонкие губы в совсем уж неприлично широкой ухмылке, отозвался Палпатин.

— А волшебники?

— Разве недостаточно твоего очаровательного подарка?

— Недостаточно.

— Ну тогда мне действительно жаль, потому что у меня больше нет для тебя этих, так называемых, волшебников.

— Что значит нет?!

— У тебя был полный доступ ко всем материалам. Времени, не спорю, было мало, но не заметить некоторые отличия наших миров, думаю, было бы сложно.

— Я просмотрел. Империя. Мятежники. Разгон сената и дальнейшая судьба некоторых его представителей, — он решил говорить, не тая. Всё равно робот или как там его, обо всём доложит и расскажет.

— Разведка обстановки? Похвально, — с явным удовольствием отозвался Палпатин.

— Так что я должен буду делать с этой толпой маглов?!

— Толпой обученных маглов, — мягко поправил император.

Он явно над ним насмехался. Издевался! В очередной раз добился, чего хотел. Мысль об этом была ледяным душем, заставившим взять себя в руки. Он сделал глубокий вдох, пытаясь успокоится, прежде чем медленно, чеканя каждое слово, спросил: — Хорошо. Что я буду делать с толпой обученных маглов?

— Ну не знаю, — рассмеялся ситх. — Ты же теперь главком! — Его голос понизился, став таинственным. Вкрадчивым, обволакивающим. — Хочешь, можешь их всех уничтожить. Хочешь, можешь запытать их до смерти. Хочешь, можешь нарядить их в туземские одежды и заставить приветствовать тебя, стоя на одной ножке. А если хочешь, то можешь использовать их по назначению — как самую опасную машину для убийства в Империи.

— Машина для убийства? Самая опасная сила? Вы это про маглов, летающих на какой-то штуке?

— ССД Исполнитель — очень дорогая и крайне опасная штука, — миролюбиво пояснил Император. К тому же, как я уже сказал, у меня действительно нет для тебя столько одарённых.

— Сколько всего волшебников здесь, на корабле?

— Грубо говоря — три. Считая тебя.

— А в Империи?

— Хм… ну это смотря, кого таковыми считать. Обученных, одарённых, есть ещё…

— Нашего уровня.

Взгляд, которым Палпатин посмотрел на него, более чем красноречиво говорил о том, что его ситх не считает не то что ровней себе, ровней своему ученику.

— Двое.

— Двое?!

— Двое. Ты. Я. Твой подарок, сам понимаешь, таковым считать не стоит. Одарённая, немного натасканная своими учителями и малость подученная моим учеником. Хотя, исходя из этой логики тебя в таком случае считать вообще не стоит. Но, допустим.

— А где все остальные? — только и смог выдавить он из себя. Он же помнил рассказы Палпатина о ситхах. Их войны с джедаями. Да, он слушал старика на тот момент вполуха, считая это всё это бредом умалишённого, но он точно помнил об упоминании могущественных академий. Сотни, тысячи учеников. Не могли же они исчезнуть за один день?!

— Ну, как ты помнишь, я уничтожил орден джедаев, — тихий голос. Уже даже без насмешки.

Он уже знал, что последует за этим, но какая-то часть его всё ещё верила. Надеялась.

— И?

— И всех одарённых детей они забирали к себе. Так что, немного поразмыслив над этим, ты придёшь к выводу…

Волан-де-Морт пришёл к выводу, что над ним издеваются. Причем в весьма извращённой и до крайности циничной манере. Дамблдор наверняка рассказал своему дружку о его планах. О неприятии маглов и о неизбежной, тотальной зачистке, которая последует практически сразу после того, как он захватит власть.

Из плюсов создавшейся ситуации он мог отметить всего один — старик просчитался. Вместо ожидаемой бури эмоций его охватило какое-то странное опустошение.

Принятие факта, с которым он не мог спорить.

Наверное дала знать о себе постепенная накачка информацией. Так они готовили его к принятию этого мира. Постепенно, медленно, по чайной ложке преподносили разрозненные факты, которые только в час Х объединились в единую картинку.

Так было и сейчас. Старик говорил о джедаях, об их уничтожении, о детях — вскользь. Вспомнились и какие-то отрывки о ситхах. Правило двух. Он тогда ещё подумал, какое оно дурацкое по своей сути, и тут же забыл. Чтобы вспомнить только сейчас. Проглядывал вчера материалы о принцессе, но во всех этих бесконечных политических лозунгах и непримиримой борьбе упустил упоминания о способностях.

Внезапно само собой пришло понимание, почему с того момента, как он очнулся, и до сего мгновения он не видел никого живого, кроме Палпатина и Вейд. Его с самого начала окружали только те единственные, кто могли назваться волшебниками. Всё это время, весь этот безумно долгий месяц с небольшим его готовили к этому моменту, не давая ни малейшей возможности узнать о происходящем раньше времени. Не подпуская к нему никого из этих трёхсот тысяч, что находились на корабле помимо него.

Только сейчас Волан-де-Морт понял. Это не его прятали от них. Это их прятали от него!

Маглов. Всех тех маглов, с которыми он хочет не хочет, но вынужден будет работать, если хочет убраться отсюда.

Где-то внутри снова стал закипать гнев, когда услужливое воображение начало подсовывать картинки сотрудничества с маглами. Он поспешил отодвинуть эти мысли подальше. Не сейчас. Он не даст этому субъекту наслаждаться своим триумфом. Спокойно уйдёт отсюда, всё взвесит и примет решение, как действовать дальше.

Субъект, как видно, был совсем другого мнения.

— О, кстати говоря, я совсем забыл, — прервал затянувшуюся паузу Палпатин. Ухмыльнувшись при этих словах так, что стало очевидно, что ничего он не забывал, а банально ждал подходящего момента. И сейчас он наступил.

— У меня для тебя послание из дома. Весточка с далёкой родины, так сказать.

— От кого?

— От некого Аластора Грюма. Он просил передать тебе пару слов сразу после того, как ты узнаешь, что оказался в мире населённом практически одними маглами.

Откуда-то из тени позади трона вышел робот, отдалённо похожий на того переводчика, что приставили к нему. Своей смешной, донельзя нелепой походкой приблизился к ним. Волан-де-Морт смотрел на него, чувствуя, как гнев начинает прорывать с таким трудом воздвигнутые кордоны ледяного спокойствия.

Весточка из дома? Грюм? Чёртов мракоборец знает о нём и о том, что здесь твориться?!

Робот замер в каких-то полутора метрах от него. Вытянул вперёд отливающую серебром руку с выставленным указательным пальцем.

— Ха-ха-ха, — прорезал царящую тишину металлический, как нарочно тянущий гласные, голос.

Дарт Сидиус с интересом наблюдал за реакцией своего подопечного.

К извечно мертвенно-бледным щекам прилила не пойми откуда взявшаяся кровь, а и без того красные глаза стали от неё совсем уж яркими. В этот момент Палпатин мог поклясться своим троном — будь у тёмного лорда волосы, они бы сейчас зашевелились.

Правда, наслаждаться бурей эмоций в этот раз ему пришлось только посредством их ощущения в Силе. Поскольку его новый главком, похоже, решил поразить умением держать себя в руках, несмотря на все попытки императора, что называется, докопаться до него.

Ничего. Ему и так хватает. Да и к тому же, вид стремительно вылетающей за дверь чёрной тени был так же весьма забавен.

Он медленно встал со своего трона, и в тот же миг всё освещение в зале включилось на полную мощность. Белый свет заливал помещение так ярко, что даже в операционном блоке по сравнению с залом сейчас царил лёгкий полумрак.

Подойдя неспешным шагом ко всё ещё стоящему неподвижно роботу, император неторопливо осмотрел его. Лёгким мановением руки оторвал заднюю стенку, заглянув куда-то внутрь сложного механизма.

Увиденное ему понравилось. Оно определённо стоило всех тех усилий и времени, что он потратил. Единственное, ему было немного жаль, что подобный эффект его подопечный показывал только в состоянии сильнейшего эмоционального перенапряжения.

Ну да ничего. Для достижения ближайшей цели этого было более чем достаточно. Так что единственное, о чём он пока беспокоился, так это удастся ли ему насладиться этим шоу до возвращения в столицу. Что-что, а подобные зрелища он любил наблюдать с первого ряда, а не в виде отчётов Айсард и записей с камер наблюдения.

А зрелище обещало быть занятным, ведь Вейд ожидал маленький сюрприз.

* * *

Они старались держаться вместе с того самого момента, как их схватила Вейд. Благо, ничего, что могло бы их разлучить, не происходило. На все допросы, кроме самых первых, их отныне вызывали всегда вместе.

Допрос у адмирала. Допрос у представителя ИСБ. Допросы, допросы, рапорты и снова допросы. Наказания как такового они так и не получили, если не считать того, что в первые две недели после вылазки у них не было ни единой свободной минуты. Утром подъём, завтрак, служба, обед, служба, ужин и свободное время, которое теперь практически целиком сжирало выяснение того, как именно они проникли непосредственно в святую святых корабля. Хотя, если говорить начистоту, то и от службы теперь осталось разве что название.

Они все были только с учебки, и ни о чём серьезном даже подумать было нельзя. После произошедшего ни о чём серьёзном ей было нельзя даже мечтать. Поскольку, если раньше ей дозволялось прогуляться по ангару, посмотреть на чужие машины, мечтая о том дне, когда она получит свой, личный истребитель, теперь то, что ей доверяли теперь, можно было свести к подпиранию стенки в самом светлом углу, где её могло видеть не менее пяти человек плюс камеры слежения. К машинам её не допускали, как и в главные ангары с действующей техникой. Так что третий технический, куда обычно сваливали весь ненужный хлам, годный лишь на металлом, а ни как не для ведения боевых действий, стал отныне её прибежищем.

Двое её товарищей по несчастью и по поискам бывшего главкома оказались практически в тех же условиях, с лёгкой поправкой на специфику их службы. Правда за Виктора вступился генерал Вирс. Сказал, что лично его выбирал, рекомендовал и ответственность за произошедшее отчасти так же лежит на нём. Но кто посмеет хоть что-то предъявить одному из лучших генералов Империи, да и к тому же конструктору АТ-АТ? Никто и не посмел. А когда тот сказал, что отныне будет держать провинившегося под личным контролем, то все вопросы и вовсе отпали.

Личный контроль генерала Вирса заключался в том, что он забрал виновника переполоха к себе. Включил в свой экипаж АТ-АТ. Большая честь которой добивались десятки, а мечтали сотни, если не тысячи. В данный момент просто показательное действие, поскольку вот уже месяц генерал, как и все прочие бывшие подчинённые Лорда Дарта Вейдера безвылазно сидит на корабле. Потом, когда возникнет необходимость, Виктора, конечно, переведут на другую машину, а то и вовсе оставят в запасе. Но всё-таки ей было завидно. Генерал Вирс встал на его защиту. Это как если бы барон Фел вступился за неё.

Барон не вступился и более того, настаивал на том, что подобное нарушение дисциплины подрывает всё, что только можно, и терпеть подобное на флагмане главкома нельзя. Конечно, он был прав. Бесспорно прав, но легче от этого не становилось. Оставалось только благодарить Императора и адмирала за проявленное великодушие. Пиетт, получивший от Вейд сообщение, пожелал во всём разобраться лично. Запретив поступить так, как предписывал устав, а там уже дело дошло и до императора.

Их пожурили, простили и с миром отпустили.

Официально это выглядело так, на деле же всё было несколько сложнее.

О том, какие строчки появились в её личном деле после этого инцидента, Мира боялась даже думать. В то время, как мысли о том, что прощение Его Величества это конечно здорово, но о дальнейшей военной карьере теперь можно было забыть, настойчиво лезли ей в голову. Чему немало способствовало отношение к ним прочих сослуживцев.

Нет, шуточка про трёх вчерашних курсантов, возомнивших себя невесть кем и помчавшихся «спасать» Вейдера пошла на ура. Разговоры об этом происшествии не прекращались до самого момента представления нового главкома. Сейчас-то они практически сошли на нет, но в беседах всё ещё порой проскакивало. Никуда не делись и косые взгляды, от которых уже порядком тошнило.

Она, конечно, пыталась храбриться, делая вид, что её это ничуть не трогает, но на долго её, увы, не хватало. Взгляд сам собой устремлялся в пол, когда она шла по длинным, серым коридорам Исполнителя.

Её друзья упорно делали вид, что ничего такого особенного не произошло. Виктор-то ладно, за ним Вирс, да и он сам круглый сирота. Как он сам сказал, помрёт, так никто и не заметит. А Рихард? У него и семья, и родня, а он вот так, наплевательски относится к происходящему?! Ему вообще похоже было достаточно слов императора о том, что он давненько так не смеялся. Что он рад, что у Вейдера столько преданных ему людей, готовых рискнуть всем ради своего командира. И всё. Всё! Он сидит, смотрит выступление Ил-Раца и ему похоже действительно всё равно! Его не волнует, что думает команда. Ему всё равно, что скажут родственники. Император простил и довольно!

Девушка недовольно покосилась на сидящего рядом рыжеволосого юношу, чьё внимание целиком было сосредоточенно на экране.

По всем доступным каналам третий день к ряду шло одно и тоже. Ил-Рац. Ил-Рац. И снова Ил-Рац. Единственным моментом, когда с экрана на них не смотрел вдохновлённым взглядом гранд-адмирал Империи, были новости. Эпидемии. Нападения пиратов. Последствия зверств мятежников. На несколько минут дали включение с Корусанта, где великий визирь Сет Пейстаж участвовал в открытии какой-то выставки. Показали и директора ИСБ — Исанн Айсард. Она была немногословна. Пара слов о том, что её ведомство делает всё, что в его силах для поддержания порядка в Империи. Выражение надежды на то, что новый главком будет придерживаться прежнего — жёсткого — курса в борьбе с мятежниками. И сразу после снова Ил-Рац. Даже новости светской хроники были сжаты и шли в контексте подготовки к очередному дню Империи.

Возможно, прочим гражданам Империи везло больше и они видели и слышали что-то иное, но на флагмане главкома особым выбором каналов похвастаться было нельзя. Всего три. Все три официальные. Все три находятся под полным контролем ИСБ, а потому подача новостей и доступные передачи имеют весьма определённую направленность. Собственно, не отвечай они априори этим требованиям — их бы и не было вовсе, а так — для поддержания духа ИСБ и командование не имело ничего против, если в свободное время офицеры смотрели эти передачи, проникаясь духом величия Империи.

Наверное, именно поэтому особой популярностью они и не пользовались.

Дверь с тихим шипением открылась, и в комнату просунулась чья-то голова. Мира сделала вид, что ничего важнее слов гранд-адмирала просто не существует. Изучала его миловидное лицо. Вслушивалась в чуть ли не срывающийся на визг голос, когда тот вдохновенно, без суфлёров и заготовок, клеймил позором всех предавших присягу и поднявших оружие на своих сограждан.

Всё, лишь бы не видеть широкие ухмылки.

Всё, лишь бы не слышать осточертевшее, — пошли-пошли. Тут опять заседание оперативного штаба по спасению милорда! — И сдавленный смех, который надёжно отрезала закрывшаяся дверь.

Рихард чуть скосил на неё взгляд, — ты же знаешь, что они это не всерьёз? — И снова вернулся к созерцанию своего кумира.

Мира знала, что они все — все эти шутники и их дурацкие шутки — не всерьёз. Виктор так же частенько упрекал её в том, что она слишком остро на это реагирует. Говорил, что надо воспринимать это куда проще. Что все эти шуточки не со зла. Что многих интересует, что на самом деле случилось в тот день у покоев милорда. Со смехом обнимая её, уверял, что их на руках бы носили, найди они Вейдера. Поскольку тот, конечно, был далёк от идеала, но к нему все привыкли. Чего ждать от нового главкома, не знал никто.

Она всё это знала. Она всё это понимала.

Она бы отдала всё за маленький, даже самый ничтожный шанс исправить свою ошибку. За крошечную возможность искупить произошедшее.

И, словно в ответ на эти немые молитвы, их с Рихардом комлинки одновременно ожили.

Они покинули школу задолго до того, как проснулись самые первые студенты. По словам директора, выбор палочки очень ответственное мероприятие, которое в некоторых случаях может затянуться. Потому стоило беречь каждую минуту, ведь после получения оной Дамблдор горел желанием немедленно перейти к обучению.

Быстрый завтрак в своих комнатах и вот они с директором стоят перед массивным камином. Для Вейдера не было в новинку мгновенное перемещение посредством телепорта — именно так его и перенесли из места прибытия в школу — но данная модель его интересовала уже давно. Целая сеть адресной телепортации. Называешь оператору пункт назначения, используешь вместо топлива порошок и вот, ты уже на месте.

Как именно работает данная конструкция, которую, по словам Дамблдора, в целях конспирации можно использовать как обычный камин, ему не объяснили. То ли не хотели посвящать его в подобные секреты, то ли пресловутое «это магия!» и было ответом, а не отговоркой, как он предполагал каждый раз, слыша эту фразу.

Магазин был не слишком большим. По крайней мере, услышав, что там покупает палочки чуть ли не население целой страны, Вейдер ожидал увидеть огромный зал. На деле же это оказалась просто большая комната, заставленная до потолка стеллажами, забитыми до отказа маленькими коробочками. Судя по длинной и узкой форме которых он заключил, что в них и хранятся палочки.

Появившийся словно ниоткуда жизнерадостный старик с абсолютно седыми волосами тепло поприветствовал Дамблдора, обращаясь к тому, как к старому другу. На долю Вейдера же достался внимательный взгляд и загадочная фраза, что давненько у него не было таких клиентов, но он — Гаррик Олливандер — точно найдёт то, что им нужно.

Процесс подбора был прост: надо было взять одну из палочек в руку и махнуть. Никаких заклятий, сложных формул или непосредственной концентрации. Просто взмахнуть ей, дабы выяснить совместимость — не более.

Первая взятая им в руки — тис, тринадцать дюймов, жила дракона — снесла стену магазина, как пушинку.

— Потрясающе! — только и воскликнул радушный хозяин.

Всего пара минут ушла на восстановление стены. За это время Олливандер успел хорошенько пересмотреть груды товара, откуда извлёк чуть помятую коробочку.

— Двенадцать дюймов. Лиственница. Волос единорога, — гордо сказал он, вручая очередную палочку, чьё нежелание служить тёмному лорду ознаменовалось таким грохотом, что даже стёкла задрожали. Вейдер пришёл к выводу, что они были специально усилены, поскольку звук, сопровождаемый короткой вспышкой, был таким, будто он оказался в эпицентре взрыва гранаты.

Третья, четвёртая, пятая… Луч света, хлынувший из шестой, ударил, как казалось, в пустоту — таракан высотой около двух метров быстро убедил в обратном. Оба старых волшебника не испытывали ни малейшего дискомфорта от происходящего планомерного погрома и вообще явно наслаждались. Их лица так и светились от счастья и гордости, осознания силы и мощи.

Как ни кстати, при взгляде на них, в памяти всплыло лицо Таркина.

Вейдер попытался прогнать это воспоминание. Все последние недели он, как мог, гнал от себя мысли, хоть как-то связанные с его прошлым и теми, кто остался «Там». Ненужны. Отвлекают. Бесполезно думать о том, на что не в силах повлиять.

Однако мысли всё равно приходили, прорывая неприступные до селе стены. Чаще всего это случалось поздними вечерами, когда от полученной информации голова болела так, что создавалось впечатление, что он ощущает, как перемещаются мысли в его мозге. Или как сейчас, когда он должен был выполнять какую-нибудь совершенно рутинную задачу, не требовавшую никаких умственных или физических усилий.

В такие минуты он вспоминал оставленный флот, экипажи, капитанов, генералов, своих агентов, но чаще врагов. Когда он уходил, он был уверен, что их не слишком много. Один Ксизор разве что стоит внимания. Однако теперь он пересмотрел свои взгляды.

Что именно задумал Император? Ведь как ни крути, какой Силой и видениями не объясняй, а из Волан-де-Морта главком никакой. Достаточно выманить его с флагмана и всё. А сам флагман? Он считал Пиетта лучшим среди претендентов на должность. В противном случае никогда бы не доверил ему свой флот, корабль и в свете последних событий — жизнь. Однако, размышляя об адмирале эскадры, он лишь в очередной раз поражался — как? Как этот невысокий человек, затравленно глядящий на него снизу вверх, воспринимавший приказы сверху — какой бы степенью идиотизма они бы не обладали — как истину в последней инстанции, мог одновременно быть таким холодным и безжалостным стратегом. Четко. Можно даже сказать, педантично выполнявшим все его приказы. Нет, до уровня последнего гранд-адмирала он пока не дотягивал, но если дать ему ещё пару лет и достойную практику с вооружением, то всякое возможно.

Всякое было возможно и происходило прямо сейчас за миллионы парсеков от него. Стоя в этой маленькой, пыльной комнатке и чувствуя себя полным идиотом, он ещё отчётливей понимал то, что сейчас, вот прямо сейчас, его люди оказались втянутыми в конфликт, который будет посерьёзней стычек с мятежниками. С фанатиками Республики всё просто — враги. А тут всё сложно. Никто не знает, кто враг, а кто союзник.

Нужно было, чтобы Пиетт выстоял в подковёрной борьбе с адмиралтейством и знатью, которая просто неминуемо должна была разразиться. Нужно было, чтоб Селина не сплоховала и присосалась к новичку второй кожей, не спуская с него взгляд и не позволяя ему помереть раньше времени. Нужно было, чтоб агенты, рыщущие по всей Империи, схватили Люка и переправили на Вджун так, чтоб Император не проведал об этом. Нужно было, чтоб охотники за головами разобрались с этой неугомонной принцессой. Нужно было, чтоб Айсард не допустила отбытия экспедиции, поскольку ему жизненно необходимо знать, что хоть на кого-то в предстоящей вакханалии можно положиться. Нужно. Всё это нужно было бы отследить самому. Лично. Проконтролировать, а лучше непосредственно поучаствовать по мере сил и возможностей.

Всё, что он успел сделать — это отдать пару распоряжений. Больше он ничего уже не мог. Мог только стоять и ждать. Беспомощно ждать и надеяться, что они продержатся до его возвращения.

Раздался лёгкий треск, когда он слишком сильно стиснул рукой палочку. Всего мгновением позже неестественно синее пламя охватило его руку. Перчатка вспыхнула, и бросившимся ему на помощь волшебникам потребовалось какое-то время, чтобы её потушить. Пока они суетились, тёмный лорд неподвижно стоял, безучастно глядя на охваченную пламенем руку. Так уже было. Его горящее тело и чувство собственной беспомощности. Дежавю.

Наваждение исчезло, как только был потушен огонь. Перчатка практически не пострадала: специальный материал, из которого она была сделана, был способен выдержать и не такие температуры.

— Не рассчитал, — бросил он, едва скользнув взглядом по Олливандеру.

Старик держал сломанную палочку, словно это был его ребёнок. Вейдер даже расслышал сдавленный голос, — рябина, одиннадцать дюймов, волос фестрала.

Передышка была недолгой и уже через пару минут они продолжили практически в том же темпе.

Час, два, три… время текло, палочки не кончались, в отличии от терпения тёмного лорда. Заметивший это Дамблдор осторожно поинтересовался:

— А как вы делаете меч?

— Собираем.

— Собираете? — Директор быстро переглянулся с Олливандером. — Ну что же, в вашем случае это и в правду может быть разумным вариантом.

Они прошли в маленькую комнатку, заполненную практически до потолка ящиками, банками с подозрительным содержимым, а так же уже готовыми заготовками для волшебных палочек. Всё было аккуратно разложено и казалось только и ждало, когда мастер примется за работу.

Вейдер медленно пошёл вдоль стеллажей, лишь иногда останавливаясь и ещё реже беря что-то в руки.

Он решил полностью довериться Силе. Той её частичке, что ещё осталась с ним. От былых возможностей у него практически ничего не осталось. Только этот тихий шёпот: предчувствие, видения.

Через четверть часа на столе для сборки лежала основа для палочки, но сердцевины не было. Среди сотен предложенных наполнений он не нашёл того единственного, что было способно стать «душой» его оружия. Однако Сила говорила, что он найдёт её. Найдёт сам и не здесь. Скоро.

— Но как вы до тех пор… — внимательно глядя на него, спросил директор Хогвартса, когда он сказал ему, что на этом придётся закончить.

— Справлюсь.

— Но призраки, полтергейсты, чары…

— Я справлюсь, — этот голос сдувал спесь с гранд-мофов и заставлял дрожать всю галактику за редким, очень редким исключением.

Альбус Дамблдор встретил его лёгкой улыбкой, теряющейся в недрах его роскошной бороды, — как вы пожелаете.

* * *

Дамблдор бесспорно великий человек, и его решения она всегда принимала с должным уважением, даже, если они порой вызывали у неё сомнения. Так было с размещением философского камня в школе, с назначением Грюма профессором ЗОТИ и с прочими спорными действиями. Однако в этот раз так быть не могло. Если школа и была действенной защитой для камня, а старый мракоборец, несмотря на все нарекания, знал свой предмет (Барти Крауч, изображавший Грюма, так же был неплох), то Вейдер из этого ряда странных, но вполне объяснимых решений явно выбивался.

Аластор Грюм, мог сколько угодно рассказывать ей, насколько быстро обучается тёмный лорд. Помфри, вместе с Филчем, могли днями напролёт практически в унисон петь, что он прекрасный человек. А Альбус Дамблдор, так же мог продолжать рассуждать о том, что тёмный лорд это и есть та самая соломинка, которая сломает хребет верблюду заскорузлой системы. Даст толчок к необходимым изменениям и реформам. И вообще, клин клином вышибают.

Минерва МакГонагал смотрела на вещи с прагматической точки зрения, а потому слова, «тёмный лорд» и «всеобщее благо» в её понимании сочетались плохо и вообще были напрочь лишены логики и смысла. То же самое касалось и политической части плана — в ней она ничего не понимала, так же как и в самой политике. Зато она прекрасно разбиралась в тонкостях учебного процесса, его нелёгкой организации и в оказании посильной помощи директору в его непростой работе. А потому не собиралась доверять такое сложное и крайне ответственное дело, как обучение студентов, человеку, ничего в нём не смыслящему.

Снейп, как и следовало ожидать, помогать ей отказался. Сказал, что переспорить директора Хогвартса невозможно. Тем более, если он вбил себе в голову, что данный субъект послан им самим провидением и решит все их проблемы чуть ли не щелчком пальцев. На утверждение о том, что достанется и его драгоценным студентам, которых будет учить именно этот человек, декан Слизерина лишь равнодушно пожал плечами. Сказав, что, если они сумели сдать экзамены после того бездарного писаки, то здесь тем более переживать не стоит. К тому же, Вейдер в прошлом тоже преподавал, так что опыт у него есть.

Наверное, после слов «преподавал» и «есть опыт» она смогла бы и отступить. В конце-то концов Снейпу нет смысла ей в этом лгать и опять-таки решение Дамблдора. Однако, странная улыбка, появившаяся на лице зельевара, не давала ей покоя. Что-то скрывалось за этим «преподавал». Спрашивать, что именно, было бесполезно, поэтому она решила, что это было недолго. Ну какой из тёмного лорда учитель? Не то, что бы она встречала на своём жизненном пути многих людей, подобных Вейдеру, но и одного Того-Кого-Нельзя-Называть с лихвой хватало, чтоб понять, что ничему хорошему Тёмный лорд детей не научит.

Стоя перед дверью, ведущей в комнаты, отведённые профессору ЗОТИ, она ещё раз мысленно пробежала все свои доводы и предложения. В целом — идеально. Он должен согласиться.

Если директор хочет, чтобы Вейдер «спасал мир» — пожалуйста. Он великий волшебник и если думает, что может удержать на коротком поводке тёмного лорда для достижения неких целей, то так тому и быть. Но вот учёба это учёба. Хочет преподавать — пожалуйста. Первые два курса. Заклинания там самые простые, он их и сам успеет быстро выучить. Да и теория там занимает большую часть программы. Никто и не заметит его некомпетентности, и у них с Дамблдором будет больше времени на претворение в жизнь их «грандиозных» планов. А пары старших курсов они перераспределят по другим преподавателям. У неё есть два окна — в среду и четверг. У Флитвика нет первой пары по вторникам и третей в пятницу. У Спраут практически свободен понедельник — самое то. Третьему и четвёртым курсам многое можно рассказать по программе, даже не выходя из теплицы.

Ничего сложного или из ряда вон. Выкрутятся.

Решительно вздёрнув подбородок, она постучала и, дождавшись положенного разрешения, вошла в комнату.

Обстановка была спартанской, выдержанной в чёрных и серых тонах. Минимум мебели, зато много книг и справочников с картинками, что занимали оба огромных книжных шкафа, заслонивших собой всю стену.

Хозяин комнаты сидел за маленьким кофейным столиком и, как видно, кого-то уже ждал. Перед ним стоял чайничек и две чашки. Глядя на которые МакГонагал на миг показалось, что домовики принесли сюда тот же набор, что стоял вчера на столе у них со Снейпом.

— Вы кого-то ждёте?

— Вас.

Короткий, приглашающий жест, сделанный рукой в чёрной перчатке, дал ясно понять, что это не язвительность. Её действительно здесь ждали.

Несмотря на то, что чашек было две, Вейдер даже и не думал снять маску. Ей было уже прекрасно известно, что новый преподаватель ЗОТИ снимает её только перед определёнными людьми. Теми, кому хотя бы частично доверяет, и она, как видно, в этот список не входила.

От Помфри МакГонагал уже знала, что он был тяжело ранен и только благодаря усилиями Дамблдора и школьной медсестры мог обходится без привычного для него оборудования, которое и позволяло ему жить. Странное поведение для волшебника, на её вкус. Зачем изматывать себя бесконечной болью, которая доставляет столько неудобств? Но в итоге она решила, что это «издержки профессии». Отказался же он снять всё это нелепое облачение, заменив на куда более удобную и приличествующую его новому положению мантию.

— Вы даже поставили две чашки?

— Вы могли посчитать неучтивым, если бы я поставил только одну — для вас.

— И вы поставили две, хотя всё равно не собираетесь пить?

— В вашем мире слишком много странных правил и обычаев. Один из них велит предложить гостю еды и питья, показывая ему этим своё расположение.

— А у вас не так?

— Я бы никому не советовал пить и есть, предложенное многими из тех, с кем мне доводилось общаться.

— А сейчас вы думаете, что я буду?

— Будете. Не сейчас, конечно, но нам предстоит долгий разговор. И я практически уверен, что по его завершению вы так или иначе, но будете.

— Вы слишком самоуверенны.

— Просто в отличии от вас, я знаю, о чём пойдёт речь. Также я предполагаю, какая у вас будет на неё реакция.

Бескомпромиссное заявление, да ещё и сделанное таким тоном. Даже не притронувшись к чашке, она посмотрела прямо в чёрные стёкла, за которыми прятались настоящие глаза этого человека.

— Вы знаете, зачем я сюда пришла?

— Предполагаю. Вы решили воззвать к моему чувству долга, а так же к каким-то высоким душевным порывам. Которые должны убедить меня отказаться от должности ради вашего душевного спокойствия и будущего ваших же учеников. И первое, и второе мне в равной мере безразлично. Так что можете поберечь свое красноречие и моё время.

— Вы…

— Хотите сказать ни на что негодный и ничего не понимающий в магии человек. Способный только доставить вам больше неприятностей, чем все его предшественники на этом посту вместе взятые, — голосом, лишённым даже намёка на эмоции, ответил тот.

Он, конечно, был прав. Именно это она и хотела сказать. Другими словами и в более мягкой форме. Но всё равно то же самое.

Её взгляд снова скользнул по скатерти, чья белизна буквально резала глаза, ярко контрастируя и с хозяином, и с самой комнатой. Он ждал. Он знал, что она придёт. Он сразу понял, что она не хочет видеть его не только в качестве преподавателя, но и вообще в стенах этой школы.

Проклятая маска надёжно скрывала лицо, не давая найти на нём хоть какие-то следы эмоций. Хотя, Минерва уже сомневалась, что там вообще есть хоть что-то человеческое. Вейдер явно дал понять, что её планы для него пустой звук. Так же как и будущее его маленьких учеников. Он не отдаст часы.

Она решительно встала и направилась к дверям. Смысла в разговоре с ним не было. Надо снова поговорить с директором. Попытаться настоять.

Вейдер не проронил ни звука. Утверждал, что их ждёт долгий разговор, но даже не попытался её остановить. Рука, уже лежавшая на дверной ручке, замерла. Естественно, что он не попытался её остановить. Выбежать, громко хлопнув дверью — поведение семнадцатилетней девчонки, но никак не заслуженного профессора, декана и заместителя директора школы чародейства и волшебства Хогвартс. Да и к тому же Дамблдор должен был иметь какие-то причины назначить его преподавателем помимо того, чтобы держать его всегда на виду. Она пришла сюда говорить. Значит будет говорить. Да, её часть беседы не задалась, но он так же хотел ей что-то сказать.

— Прежде чем я уйду. Вы хотели мне что-то сообщить? Прошу это сделать побыстрее, поскольку у меня мало времени. Раз вы не желаете отдать часы ЗОТИ, то я буду вынуждена включить особо важные лекции по программе в свой курс. А это потребует корректировки моего плана лекций.

— Сядьте. Эта беседа не на пять минут.

— Да? Тогда назовите мне хотя бы одну причину…

— Я убивал детей.

Холодный голос. Равнодушие, с которым это было сказано, казалось, пригвоздили её к полу, не давая пошевелиться. Даже воздух, казалось, заледенел в её лёгких.

Медленно она повернулась, надеясь, что ослышалась.

— Я убивал детей, — повторил он, и на этот раз равнодушие сменилось едва заметной усмешкой, делавшей эти слова во сто крат хуже. В тысячу раз страшней. — Маленьких детей. Вы таких ещё не берёте на обучение, а я их убивал.

Она тяжело облокотилось спиной на дверь, всё ещё не веря. Это шутка? Наверняка какая-то дурацкая шутка! Он хочет так её подразнить? Запугать? Дамблдор никогда бы не пригласил в школу, полную детей, подобное чудовище!

— Они доверяли мне. Для некоторых из тех, кого я убил той ночью, я был кумиром.

Палочка сама собой оказалась в её руке.

— Бесполезно, профессор. Я слабее вас и всех прочих в этом замке по части магии. Поэтому, первое, что я попросил, это сделать так, чтоб конкретно в этих комнатах магия не действовала. — Равнодушно глядя на недвусмысленно направленное на него оружие, сказал Вейдер. — Но вы, конечно, можете попробовать.

Она, как зачарованная, смотрела на него, по-прежнему спокойно сидящего за столом. Он даже не пошевелился. Сидел и спокойно смотрел на неё, которая целилась прямо в него. Одно слово и его отшвырнёт в стену. Одно слово и обжигающее пламя охватит эту массивную фигуру в чёрном. Одно — нет, авада кедавра это уже два слова.

— Люмос, — наконец выдавила из себя она простенькое заклинание света.

Ничего. Её палочка по-прежнему была нацелена вперёд, но толку? На её конце даже и не думал вспыхнуть маленький, желтоватый огонёк.

— Ваш выбор заклинания показывает, что вы не до конца поверили. Вы сомневаетесь, — мрачно констатировал тёмный лорд. — Смысл нашей сегодняшней беседы — расставить все точки над «i», как говорят в вашем мире. Так что если вы не возражаете, то я хотел бы предложить вам посмотреть на кое-что интересное.

С этими словами он показал рукой куда-то вправо от неё. Чуть скосив глаза и не опуская ставшую бесполезной палочку, Минерва МакГонагал не без удивления увидела Омут памяти. Чаша стояла на целой груде справочников по зельям и, судя по серебристому сиянию, была готова к использованию.

— Сюда эти воспоминания по моей просьбе поместил Дамблдор. Я хотел ими показать ему, что делать меня учителем не самая лучшая идея, но, как и вы, потерпел неудачу. Посмотрите их. Убеждать вас в том, что я не гожусь в учителя не нужно, а вот как убеждение в кое в чём ином — сгодится.

Она сделала пару шагов к чаше. Если заглянуть внутрь, то она увидит прошлое этого человека. Его воспоминания.

Она станет на какое-то время совершенно беззащитной к внешнему воздействию.

— Если бы я хотел вас убить, то можете мне поверить, давно бы это сделал. Без магии вы обычная женщина, причём не самая сильная, — словно прочитав её мысли, сказал Вейдер.

Он, конечно, был прав, но что-то ей подсказывало, что это не лучшее решение. С другой стороны, где она ещё получит ответы? Это всё ещё может быть дурацкой шуткой. Ведь это же нелепо. Разве Дамблдор позволил бы убийце стать учителем?!

Набрав в лёгкие побольше воздуха, будто собираясь нырнуть в воду, а не в чьи-то воспоминания, она склонилась над чашей.

Не человек. Чудовище! Монстр!

Минерва пыталась вырваться из этого кошмара, но некая сила словно удерживала. Не давала очнуться. Заставляла смотреть. Чувствовать. Ощущать.

Большая круглая комната с огромными окнами. За ними видны смутные очертания ночного города. Дети. Испуганные, маленькие дети прячутся за креслами.

— Мастер Энакин?

Другой зал. Другое воспоминание. Люди. Много людей, одетых в одинаковую магловскую одежду. Девушка в длинном белом платье беспомощно смотрит в окно. Взрыв. Великий Мерлин, они!..

Камеры. Клетки. Залы. Густые джунгли и слепящие белизной снежные пустыни. Её швыряло как листок на ветру по этим воспоминаниям. Все они были разными. Разные места, люди, языки, на которых там кричали и умоляли. И только одно было неизменным во всех видениях.

Всё закончилось так же внезапно, как и началось. Она стояла, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в жёсткие края чаши. Чувствуя, как противная, одинокая, липкая капля холодного пота медленно ползёт под одеждой по её спине.

Вейдер всё так же невозмутимо сидел за столом. За всё время он пошевелился только два раза: когда пригласил войти и когда предложил посмотреть.

Холодный голос, — как видите, я убивал не только детей. — Вывел её из ступора.

МакГонагал резко отшатнулась от чаши. Спиной уперлась во внезапно возникшую за ней дверь.

Бежать. Бежать отсюда.

— Дверь закрыта. Автоматический механизм, который защёлкнулся и откроется только по прошествии часа. Этого времени будет для вас достаточно, чтобы успокоиться и принять решение.

Ждать целый час, по её мнению, было более чем излишним. Решение, сформировавшееся ещё в первые минуты просмотра воспоминаний, к их концу окрепло и превратилось в сознательный выбор, который она непременно воплотит в жизнь. Ей бы только выбраться. Ей бы только добраться до своего кабинета.

— Сядьте, — властный голос звучал по-прежнему спокойно.

— Нет! Когда я выйду отсюда…

— То что вы сделаете? Напишите министру магии, что по замку разгуливает тёмный лорд, прибывший из далёкой галактики? Что этот человек сказал вам, что лично убил несколько десятков детей, и спокойно смотрел, как убивали ещё несколько сотен? Или может вы напишите в попечительский совет о том, что он участвовал в вынесении смертного приговора целой планете?

Она отвернулась. Дверь, как и предупреждал профессор ЗОТИ, оказалась закрыта. Магии нет, она здесь одна, и кричи не кричи никто не услышит. Она специально отправилась сюда в столь поздний час, чтобы никто не знал об этой встрече.

Устало, тяжело опёрлась лбом о дверь.

Проблема была в том, что от этого жестокий, казалось, излучавший холодную тьму голос не стал глуше. Он продолжал говорить:

— Вся ирония в том, что вам никто не поверит. Вы можете спокойно выйти за эту дверь по истечении часа и написать хоть тысячу писем — над вами в лучшем случае посмеются. К тому же директор может не оценить такого рвения. Решит, что вы пытаетесь помешать его планам. — Вейдер глухо хохотнул, — о, у этого человека действительно великие планы. Не такие великие, как у моего мастера, но они не могут не вызывать должного восхищения.

— Я!..

— Вы можете попытаться меня убить, — не без усмешки сказал лорд. — Можете. Дамблдор захочет вам помешать, но вы сильны и довольно-таки умны. Чтобы защитить то, во что вы верите, и тех, кто вам дорог, вы способны пойти на убийство. И можете мне поверить — рука у вас не дрогнет. Я многое узнал о вас, профессор, прежде чем начать этот разговор. Так что уверен, вы сейчас задаётесь вопросом, зачем я не только сказал, но и показал вам всё, что я делал. Как я это делал. Причина проста. Вы наверняка уже знаете, почему я здесь. Знаете и условие для моего возвращения. А теперь вы знаете, и какими методами я привык добиваться своих целей.

При упоминании методов Минерва почувствовала, как к горлу подступает тошнота. На что, на что, а на методы и их изобретательность Палач Императора не скупился как в плане фантазии, так и в плане воплощения в реальность.

— Вы чудовище.

— Я знаю.

Она медленно повернулась.

— Я уничтожу вас.

— И сделаете лишь хуже. Вы видели там упоминание о пророчестве? Достижении равновесия с точки зрения Силы или, как у вас тут её называют — магии?

Дождавшись её кивка, он продолжил, — смысл в том, что система не терпит перегибов, и природа всегда стремиться к равновесию. И методы его обретения её мало волнуют.

Она пришла в себя достаточно, что бы не подать виду, что ей страшно. Страшно от воспоминаний, в которых те волшебники утверждали, что он принесёт равновесие. Страшно от понимания, сколь высока была цена за их ошибку.

— Может оно ещё и не сбылось! Это могло быть только первой фазой, — упрямо прошептала она. — Достижение равновесия — это создание системы, максимально устраивающей всех её участников. Всех, а не одного!

— Мы можем долго обсуждать произошедшее с точки зрения морали, здравого смысла и толкования видений, но я не для этого показал вам всё это. Я хотел, чтобы вы поняли. Она это начала и Она не остановится, если вы меня убьёте. Найдёт другого исполнителя, и возможно, он будет менее сговорчив, чем я.

Палпатин насчёт этого ничего не говорил, а Дамблдор сам теряется в догадках. Они оба, как я понял, уловили общий смысл, но детали недоступны даже им. Они поменяли нас, изначально предположив, что это займёт некоторое время. Потом пришли к выводу, что на круги своя всё вернётся не просто из-за выполнения «условий», но и если их выполнят обе стороны.

— А вы так не считаете?

— Мне было бы проще считать, что некое третье лицо промыло мозги моему мастеру. Но учитывая, что такой сильный адепт Силы мог бы просто избавиться от него, не устраивая такую сложную игру, я пришёл к выводу, что возможно мы действительно имеем дело с чем-то более сложным.

Он дал ей пару минут на то, чтоб осмыслить это предположение.

— Вы видели в этих видениях моё оружие? Упоминание о знаниях, которыми я обладаю?

Он снова дождался её утвердительного кивка, прежде чем продолжить. — Я потерял всё это. Мой меч исчез, а попытка собрать даже самого бесполезного дроида не приносит успеха, хотя я по-прежнему прекрасно знаю, как это сделать. Понимаете, к чему я клоню?

— Оно не даёт вам.

— Именно. Она поставила не только условия, но и, как видно, наложила определённые ограничения. Я по-прежнему могу убить — не сомневайтесь в этом. Вот только убить способами, являющимися доступными для любого в вашем мире. Проще говоря, меня насильно уровняли с обычными гражданами. И в этом моя главная проблема. Обычные граждане вашего мира в моём возрасте имеют все необходимые знания и связи. Книги, — он небрежно кивнул на забитые полки, — только знания, не подразумевающие опыт и не отражающие всех тонкостей и нюансов. Попросту говоря — они хороши, если бы я хотел поселится в вашем мире навечно, и совершенно бесполезны, если я хочу выполнить это предназначение и вернуться к себе на корабль. Дамблдор по какой-то неизвестной мне пока причине самоустранился от этого дела. Грюм — не знает и половины обо мне. А я обязан найти выход из этой ситуации и вернуться в свой мир.

Он протянул свои массивные руки в чёрных перчатках к маске. Раздался тихий щелчок, и её взгляду предстала белая, как снег, кожа со следами страшных ранений. — Они не только подлечили меня, но и немного изменили мою маску, — пояснил лорд. — Раньше она была немного другой, да и снималась не так просто.

Он вздохнул, и Минерва так и не смогла понять, был ли этот вздох наигранным или настоящим.

— Многие вещи раньше мне казались более простыми. Я знал о готовящемся обмене. Знал о том, что для того, чтобы вернуться, мне надо будет что-то сделать. И можете мне поверить, я подготовился. Я был готов ко всему и предупредил своих людей, чтобы они были так же готовы.

Я ошибся. Недооценил своего мастера и то, что отныне, выражаясь вашим языком, «поёт ему в уши» на пару с Дамблдором. Если то, что должен сделать я, ещё возможно, то, то, что предстоит Волан-де-Морту, я бы охарактеризовал, как трудно выполнимое.

Профессор трансфигурации еле заметно вздрогнула от имени второго тёмного лорда, что не укрылось от взгляда Вейдера.

— Вы всё ещё боитесь его? Даже после того, что я показал вам?

— Вы оба монстры.

— Возможно. Но от одного из этих монстров вы, так или иначе, но временно избавились, а я сижу перед вами. И должен повторить — ещё неизвестно, кого она сюда приведёт, не добившись успеха со мной. Так что, проще говоря, я предлагаю вам отличный способ избавиться от меня, не призвав сюда нечто более жуткое.

Минерва попыталась сказать, что хуже уже быть не может, но Лорд продолжал, не дав ей вставить и слова.

— Установленные правила, как понимаете, просты. И теперь, когда мы выяснили, что я вам отвратителен, вы ненавидите меня и всеми фибрами души желаете от меня избавится, а так же разобрались в том, что единственный способ достичь этого и при этом не сделать ещё хуже — это выполнить условия — я думаю, мы, наконец, можем поговорить как взрослые. — Он криво усмехнулся, — разумные люди.

В его жутких, золотых глазах не было угрозы, а в голосе слышалось хоть и жёсткое, но всё-таки предложение к разговору. Стояние у двери более не имело смысла — и так ясно, что ей пока от сюда не выйти, так что собрав всю свою силу воли, она подошла к столу и снова села на стул.

Вейдер кивнул и продолжил.

— Я должен каким-то образом добиться реформации вашей системы. Как я должен это сделать — Её не волнует, но судя потому, что от моих сил практически ничего не осталось, силовой вариант ей не нравится. Значит, надо действовать хитростью, а хитрость без знаний и информации невозможна. И вот тут вступаете вы. Ваши знания, опыт. Многие из нынешних политиков и прочих деятелей учились с вами или у вас. Вы их знаете. Знаете их силу и их слабости. Это знание нужно мне.

Минерва непроизвольно поджала губы — не слыхано! Он предлагает ей, заслуженному преподавателю, подобное! Использовать свои знания против своих же учеников, вина которых только в том, что они встали у него на пути.

— Вы достаточно умны и лишены наивности, а потому, я полагаю, отлично понимаете, что достижение подобного бескровным методом просто невозможно. Жертвы будут, хочу я этого или нет. Но я не собираюсь убивать, причинять страдания или хоть как-то вредить ни вам, ни этим детям. Мне всё равно, выживут они или умрут в процессе, но если мы будем сотрудничать, то у меня появятся причины хоть немного дорожить их жизнями.

— Я не верю вам! Это ловушка!

— Странно. — Насмешливо поднялась лишённая волос бровь. — Вы поверили, когда я сказал, что убивал детей, но отказываетесь верить, что я говорю сейчас правду. А насчёт ловушки, так вы в неё попали ещё в тот момент, когда отказались подчиниться и принять приказ директора. Подумайте сами, почему из всех, только вам он открыл правду? Снейп, который не питает к вам решительно никаких тёплых чувств, сказал вам то, что не сказал Дамблдор. И директор сделал вид, что не заметил. Не заметил, прекрасно зная ваш характер, который просто не позволил бы вам сидеть сложа руки.

Вейдер протянул руки к чайничку и осторожно налил содержимое себе в чашку. Однако пить не стал. Поднял на МакГонагал взгляд, в котором читалась откровенная насмешка.

— Вам поставили такую простую ловушку, и вы в неё с размаху угодили.

Я не собираюсь заключать с вами никаких магических договоров, давать клятв, которые в случае чего испепелят меня на месте. Всё, что я вам могу дать — это моё слово. У меня нет в планах убивать или как-то вредить вам и вашим ученикам. У меня нет планов устраивать глобальную войну с тотальным уничтожением несогласных. Вы помогаете мне, я стараюсь минимизировать потери для вас. Всё честно.

Где-то за её спиной раздался тихий, еле слышный щелчок. Минерве даже не нужно было спрашивать или смотреть на лорда в поисках подтверждения. Дверь была открыта. Она могла встать и уйти. Пойти к Дамблдору — который и так ВСЁ знал. Могла написать в Министерство — которое сочтёт её сумасшедшей. Могла попытаться написать в попечительский совет — который целиком и полностью под контролем Дамблдора.

Она могла попытаться всё решить сама.

— Он не позволит вам ему помешать, — словно читая её мысли, глухо сказал Вейдер. Без маски его голос звучал чуть иначе, но всё равно жутко. — Грюм простил ему месяц сидения в Мунго, а вы? Вы простите ему, если случайно, вдруг забудете о всём том, о чём мы сейчас говорили?

— Это угроза?

— У меня нет подобных сил, как вы помните. Так что это всего лишь предупреждение.

— Я должна подумать.

— Зачем? Подобные решения люди вроде вас принимают мгновенно, основываясь на своих представлениях о совести и морали. Время на подумать они берут лишь для того, чтоб успокоить свою высокоморальную натуру. Убедить себя, что поступают верно. Вам, если вы согласитесь мне помогать, придётся принимать решения быстро и без сожалений. Времени на них просто не будет.

Он бросил короткий взгляд на свою маску, которая чёрным, отвратительным пятном выделялась на девственно чистой поверхности стола.

— У нас мало времени, профессор. В моём мире идёт война, и каждый день, что я нахожусь здесь, гибнут мои люди. Империя, конечно, огромна, и недостатка в военных мы пока не ощущаем, но в руках вашего Волан-де-Морта находится мой флагман. Я не сомневаюсь в профессионализме своих людей, но на одном таланте в Империи мало кто выживает. Во всяком случае, я не намерен, вернувшись, найти вместо самого мощного корабля флота обгорелый остов и пару тройку чудом выживших калек, раскиданных по всему флоту из всей команды. А потому — Минерва МакГонагал. Вы будете мне помогать?

В её душе боролись слишком разные чувства. Вера в Дамблдора и здравый смысл. Желание защитить и нежелание помогать этому монстру. Понимание, что малой кровью с такими целями они не отделаются, и страх перед тем, чем всё может обернуться, если она малодушно отойдёт в сторону.

— Я не буду принуждать вас делать те вещи, которые вы не хотите. Как и сегодня, решения вы будете принимать сами. Но запомните, ответственность вы будете нести так же сами.

Чай в чайничке давно остыл и подогреть его не было ни малейшей возможности. Тем не менее она всё равно налила его в свою чашку. Сделала чисто символический глоток.

На тонких, практически бескровный губах Лорда Дарта Вейдера появилась маленькая, едва заметная улыбка, когда он, вторя её движению, так же отпил практически ледяной чай.

* * *

Министр магии Корнелиус Фадж не сдержал усталого вздоха, но всё-таки принял позднего посетителя. Люциус Малфой не был тем человеком, которому можно отказать или оставить ждать под дверьми кабинета, даже если сегодня воскресение и вас вообще не должно сейчас быть на рабочем месте. Богатый, чистокровный волшебник, чьё родовое древо можно было проследить чуть ли не с момента основания магической Англии. Однако мужчина этим практически не кичился. Всегда был образцом великодушия, участвовал практически во всех благотворительных мероприятиях под патронажем Министерства и был щедрым меценатом, оставляя неизменно крупные суммы для больницы имени святого Мунго.

Фадж всегда с пониманием принимал его помощь, отмахиваясь от пересудов некоторых подчинённых. Ну вот что такого в том, что богатый человек хочет потратить часть своего состояния на нужды страждущих? Что такого в том, что этим он хочет хоть самую малость искупить свою невольную вину? Да, он под Империо служил Тому-Кого-Нельзя-Называть, но ведь это было по принуждению! Он до сих пор искренне переживает о произошедшем и никак не может себе этого простить, хотя и прошло уже много лет.

Терзания мистера Малфоя стоили немало и выражались, как правило, в четырёх, куда реже, трёхзначных суммах. И отчасти, только отчасти, поэтому его и стоило принять, хотя в этот момент Корнелиус даже собственную супругу не хотел видеть, планируя сразу после возвращения запереться в библиотеке. В обществе книги и дорогих сигар.

Однако сегодня Люциус Малфой пожаловал в его кабинет явно не за тем, чтобы осведомится о том, в какой именно из обширной сети благотворительных программ ощущается лёгкий недостаток финансирования. На типичном для многих аристократических семей лице с тонкими чертами была отчётливо видна усталость. Под глазами лёгкие тени, кожа белее обычного, и даже волосы утратили былой лоск.

Фадж кивнул и жестом пригласил Люциуса сесть в кресло перед его столом. Лёгкая, сочувствующая улыбка, появившаяся на его лице, была призвана показать гостю, что министр понял причины столь непривычно осунувшегося вида аристократа и сам, к сожалению, сейчас пребывает в не самом лучшем расположении духа примерно по той же причине.

Причиной всему были, как всегда, слухи и банальная зависть. И то и другое он пытался задавить ещё в зародыше, но кто же мог знать, что в аврорате столько сторонников идей Грюма? Они требовали получить допуск в поместье Малфоев. Закидывали тоннами записок, писем и просьб о предоставлении ордера на обыск. Фадж, конечно, запретил делать подобное. Заявив, что более идиотских причин для столь исключительной меры, он не слышал с момента окончания турнира трёх волшебников.

Ну кому, скажите на милость, кому пришло в голову, что столь уважаемый человек будет укрывать в своём доме столь опасную преступницу?! Беллатриса Лейстрендж просто сумасшедшая, которая воспользовалась дурацким стечением обстоятельств и сбежала. Сбежала с ещё парой заключённых, чем подарила Фаджу много бессонных ночей и пару встреч с высокопоставленными маглами.

С магловским министром Корнелиус говорил в последний раз несколько лет назад — когда того только избрали. Позабавился его реакции и пообещал, что больше тот его не увидит и не услышит. В итоге ему пришлось с ним увидеться ещё раз. Даже два раза, поскольку магл заявил, что он, конечно, премьер-министр, но военное ведомство весьма специфичная организация, и он не имеет права в столь щекотливой ситуации принимать решения в одиночку. Решений никаких от магла, разумеется, и не требовалось, но им всё равно пришлось встретиться ещё раз.

Магловский министр обороны пришёл не один, а в компании ещё одного человека. Именно этот ещё один и говорил большую часть времени. А точнее, просто рвал и метал. Кричал, что они сборище идиотов. Что ему делать больше нечего, как разгребать их проблемы. Что он будет жаловаться королеве. Что он чует, что если и начнется третья мировая, то только из-за них.

Фадж, добродушно посмеиваясь, наколдовал чашку чая с ромашкой, и желая смягчить «коллегу», подал её ему, не забыв напомнить, что тот магл. Пророчества это не его и вообще ситуация под контролем, а его просто поставили в известность. Выполнили свой долг, сообщая об этом лично. Так что незачем волноваться, люди Министерства уже работают над этим.

Магл смешно поперхнулся собственными словами. Его рёв, — что значит работают?! — в сопровождении пары тройки слов не самого приличного содержания, было слышно наверное даже в коридоре.

— У вас все такие? — осторожно поинтересовался министр магии у оставшихся, когда тот ушёл, напоследок громко хлопнув дверью и клятвенно пообещав, что он так этого не оставит.

— Его можно понять, — со вздохом ответил премьер-министр, быстро переглянувшись с министром обороны. — У нас сложная обстановка, и мы состоим в военном союзе. Сейчас идут боевые действия, и понятно, он немного нервничает. Сначала его поставили чуть ль не в подчинение к мм… нашим союзникам. Затем он участвует в создании плана по нанесению решающего удара, которым мы, по нашим расчётам, предполагаем поставить точку в этом конфликте. А потом его среди ночи срывают с постели срочным сообщением, что у наших рубежей зафиксирован, — он замялся, как видно, поняв, что собеседник плохо понимает, о чём вообще идёт речь.

Для сидящих перед ним стало откровением, что их коллега о международных конфликтах слышал только краем уха, да и то в варианте «опять этим маглам не сидится». Фадж, как мог, пытался им втолковать, что они волшебники и их магловские разборки не интересуют. Что в том конфликте, который они именуют второй мировой, они участвовали только из-за этого чудовища — Грин-де-Вальда, и он понятия не имеет, что такое фашизм. Хотя слово ему действительно смутно знакомо. Вот и сейчас Корнелиус понимал от силы половину сказанного. Премьер министр махнул рукой, сделал большой глоток остывшего чая, потом ещё один. Чуть ли не швырнул маленькую фарфоровую чашечку на стол и повернувшись к Фаджу громко, чуть ли не по слогам, отчеканил.

— У нас конфликт. Мы побеждаем. У второй стороны нет достойного вооружения. Когда мы засекли взрыв, то решили, что за них всё-таки вступилась третья сторона. Признаюсь, не только у разведки промелькнула в тот момент мысль, что началась третья мировая. Многие были, мягко говоря, удивленны и…

— Да я понял-понял, — благодушно хохотнул Фадж, но мрачное выражение так и не исчезло с лица магла. Он с минуту изучающее смотрел на министра магии. Печально покачал головой. — Вы не понимаете. У нас есть системы, которые позволяют фиксировать подобные пуски или их последствия.

— Я же сказал, что мы всё…

— Проблема в том, что его зафиксировали не только мы!

— Третья сторона?

— И они тоже. И у них, и у наших союзников по этому поводу возникло много вопросов. Нежелательных вопросов. Мы, конечно, сделаем всё, чтоб это не пошло дальше, но постарайтесь, чтобы впредь это больше не повторилось.

Фадж постарался поскольку письма от иностранных министерств магии он действительно получил. В письмах довольно жёстко было заявлено, что они ожидали более высокого уровня контроля за статусом секретности. Зачем-то опять напомнили, что беспокоить маглов не стоит. Особенно сейчас, когда они опять что-то там не поделили.

Он и не беспокоил их. Стиратели памяти сработали как всегда хорошо. Все участники магловского расследования и свидетели досадного происшествия отныне пребывали в состоянии блаженного неведения о том, что они видели и слышали. С участниками магического расследования было в этом плане и сложней, и проще одновременно. Память им никто не стирал, но к счастью, они и сами не стремились донимать министра своими рассуждениями о причинах произошедшего. Да, защита Азкабана дала сбой. Да, прилети в неё хоть сотня таких штук, на ней не было бы и царапины, но! Но это совершенно немыслимое исчезновение защитной магии — брешь, открывшаяся всего на пару секунд — превратило несокрушимый бастион в простую крепость посреди моря.

Фаджу предоставили с две сотни вариантов того, из-за чего это произошло. И «усталость» чар, и перезарядка магической энергии, и наконец сработавшее проклятие колдуна из семнадцатого века. Короче, просто выложили всё, что только могли, включая то, что дементоры сами сняли защиту.

Две сотни бредовых теорий и ещё с десяток предположений, куда направились заключённые. Без магии и посторонней помощи они далеко бы не ушли, а значит, либо они уже мертвы, либо надо трясти их родных и «старых приятелей».

Да, именно трясти. Так ему и сказали, требуя постановление и ордер на обыск. Обыск у Малфоев. Поместье Люциуса трясли уже который год подряд, и потому некоторые мракоборцы знали расположение комнат и хитросплетение подземелий не хуже хозяев. Последние обыски проходили всего два с небольшим года назад, и ничего толкового тогда так и не нашли. Была, конечно, пара вещей, но это были раритеты, представляющие, скорее, историческую ценность, чем опасность.

В общем, эта история и её последствия вконец измучили министра.

— Люциус, я всё прекрасно понимаю и делаю всё, что в моих силах. Но у меня сейчас действительно нет…

— Я не займу много времени, министр. Просто пришёл выразить свою благодарность за ваше участие и поддержку. Передать слова благодарности от Нарциссы, она и так намучилась из-за сестры, а теперь эта история. Мы оба вам так признательны, что хотели бы узнать. Есть ли хоть что-то, в чём мы — я — можем вам помочь в меру наших скромных сил?

Эти слова были приятным разнообразием, вызвав в кое-то веке, неподдельную улыбку у политика.

— Благодарю за вашу готовность, но боюсь, сейчас вы действительно не в силах помочь. Все эти маглы… с ними столько проблем, что решать их лучше, — он замялся лишь на какую-то долю секунды, прежде чем сказал, — специально обученным специалистам.

Люциус в ответ на это улыбнулся. Разумеется, он понял, что единственная помощь, в которой сейчас нуждается Фадж, это разрешение вопроса с маглами, а тут у них обоих руки связаны. Даже великий Мерлин наверное свихнулся, если бы ему пришлось иметь дело с этими ребятами. С ними только подобные им и могут общаться. Тот же Уизли. Хотя некоторые говорят, что даже Артур до конца не может понять ни их привычки, ни их забавные устройства, на которых он помешался. Целыми днями, по-слухам, просиживает у себя, разбирая их штуки, но при этом ни на грош не продвинулся. Даже, скорее, наоборот. Страшный финал для представителя столь старого рода.

— Да. Проблем сейчас у всех много, — учтиво заметил Малфой. — Но я рад, что хотя бы конфликт с Дамблдором исчерпал себя.

При упоминании директора Хогвартса министр непроизвольно поморщился. Да, конфликт они решили. Избавились от недопонимания, и Дамблдор честно приструнил Грюма после серьёзной медицинской обработки, но… Но Дамблдор по-прежнему был тем самым Президентом международной конфедерации магов. Президентом той самой организации, куда хотел пожаловаться чёртов магл. Пожаловаться, требуя отстранения Его — Корнелиуса Фаджа — от должности! Это было и смешно, и донельзя обидно. Вместо того, чтоб осадить магла словами о том, что эта должность ничего не значит, он снова почувствовал уязвимость своего положения. Министр магии, который стал министром только потому, что первый претендент сказал, что ему куда интересней учить детишек.

Внезапная, шальная мысль заставила вспыхнуть в его глазах огонь и сбросить оковы усталости. Быстро взвесить все «за» и «против». Риски и выгоды.

— А знаете… вы правы, Люциус. Мне очень нужна ваша помощь. Вот только…

— Я буду нем, как могила.

* * *

В общей гостиной было шумно, несмотря на поздний час:

— И что этому лорду понадобилось в школе? — пробурчал Рон, раз наверное в пятый за эти два дня.

— Не вижу ничего странного в том, что представитель аристократии решил посвятить себя науке.

— Да? А обращаться я как к нему должен?! Милорд или профессор?

— В данном случае профессор, — подняв глаза над учебником чар за пятый курс, строго сказала Гермиона. — Его титул тут вторичен.

— И всё равно у меня такое чувство, что это будет выглядеть по-идиотски. Профессор Вейдер? Да вы вообще его видели?!

— Нет, не видели. Его никто не видел, и по школе ты всё это время ходил один, — заметил один из подошедших к ребятам близнецов Уизли.

— Я имею ввиду, что он какой-то… жуткий тип.

— То-то ты ему так заливисто хлопал, — хихикнул Фред.

— Эй! Вы тоже хлопали!

— А мы поддержали вас.

— Ага, ваша троица так по-идиотски смотрелась, что у нас не было иного выбора как присоединиться, — поддакнул Джордж.

Все взгляды плавно, сами собой, переместились к Гарри. Который сидел тут же и уже, наверное, раз в сотый, если не тысячный, перечитывал «Квиддич сквозь века».

Почувствовав на себе взгляды друзей, он растерянно огляделся, не понимая, чем привлёк всеобщее внимание.

— Мы говорили о новом профессоре ЗОТИ, — пришла ему на помощь Гермиона. — О том, почему мы были единственными, кто приветствовал его.

— О… Я… Ну, профессор Дамблдор сказал, что он прибыл издалека, и я решил проявить гостеприимство.

— Мм… Джордж, как ты считаешь, у него получилось? — Скрестив руки на груди, с преувеличенной важностью в голосе спросил один из близнецов.

— О да, Фред. Этот тип так проникся теплом от нашей встречи, что теперь просто светится от счастья. Я когда сегодня случайно с ним столкнулся, в коридоре на третьем этаже, то меня обдало такой волной дружелюбия, что до сих пор коленки трясутся при одном воспоминании об этом.

— Кстати, у него завтра первой парой растерзание первого курса Хаффлпаффа. Я прям завидую ребятам.

— У нас он только в среду, — живо отозвался Рон. — Вот только не знаю, как вы, а я особой зависти не ощущаю.

— И тем не менее, посмотреть на это стоило бы, — хохотнули близнецы. Прежде чем под недовольным взглядом Гермионы отправиться скармливать первокурсникам уже гриффиндора свои экспериментальные конфеты.

В понедельник к кабинету ЗОТИ под разными предлогами стянулась, как минимум четверть школы. Всем хотелось посмотреть на смертников, которые первыми примут удар на себя. Студенты разных курсов и факультетов, будто невзначай прохаживались неподалёку. Порой просто беспардонно тыкая пальцем в не только сжавшихся, но и практически вжавшихся в стену первокурсников.

Новое поколение Хаффлпаффа походило на маленьких птенчиков. Маленькие, взъерошенные, они испугано переглядывались, стоя перед массивной дверью, ведущей в кабинет.

Гермиона, как и положено старосте, вызвавшаяся помочь вместе с двумя старостами самого светлого факультета, как могла, подбадривала ребят. Рассказывала, что нервничать перед первым в своей жизни уроком нормально и что нечего обращать внимание на старшекурсников. Когда в прошлом году занятия вёл Грюм, ажиотажу было не сильно меньше.

Гарри слушал её слова вполуха. И его, и стоящего рядом Рона куда больше привлекала закрытая дверь. Да, ажиотажу по поводу Грюма было в тот раз действительно много, но его было бы куда больше, если б не обсуждение предстоящего турнира, который всех интересовал куда сильней, чем новый профессор — пусть и даже с репутацией свихнувшегося мракоборца. Теперь отвлечения в виде ожидания и восторженных переговоров о том, кто кинет своё имя и с какими монстрами надо будет сражаться, не было.

Дверь распахнулась неожиданно и без всякой магии. Это произошло так резко, что находящиеся рядом разве что не подпрыгнули от неожиданности.

Хаффлпаффцы медленно, по-прежнему парами, крепко держась друг за друга, вошли в кабинет. И глядя на них, у многих мелькнула мысль, что они все могли бы запросто учиться на Гриффиндоре.

К окончанию урока у дверей собралась целая толпа учеников, правдами и неправдами улизнувших раньше времени с занятий. Тут был и человек-чайник, у которого из ушей валил пар, и девочка, случайно хлебнувшая зелье роста, и совсем отчаянный третьекурсник, который съел лист австралийской чумы и жить ему оставалось всего два часа. Они сейчас должны были бежать со всех ног к Помфри, умоляя спасти, однако они, как и многие другие, стояли здесь. Ждали, когда выйдут зашедшие внутрь и выйдут ли они вообще.

Дверь открылась секунда в секунду — как и было положено. Хаффлпаффцы вышли из неё в том же количестве, что и зашли. Вот только по тому, как они гордо вышагивали, они уже решительно отличались от тех маленьких, сжавшихся мышат, которыми зашли внутрь ранее.

— Так вот какое оно — «Страшно интересно», — философски изрёк Рон, пытаясь открыть обещанный Трелони третий глаз и заглянуть за массивную дверь, которая уже успела закрыться, отделяя его от открытия этой тайны.

Тайна открылась сама собой, как и дверь всего через день. Когда согласно расписанию они пришли на занятия по ЗОТИ.

Кабинет был пуст. Абсолютно пуст. Никаких портретов как у Локхарта. Никаких припрятанных существ как у Люпина. Никаких магических устройств, которыми был набит до отказа кабинет при Лжегрюме. Только пустота.

Серые стены, казалось, давили на ребят, когда они осторожно расселись по местам.

Тишина установилась сама собой. И в этой тишине почему-то особенно громко звучало дыхание их нового преподавателя. Вейдер не ходил в Большой зал, и потому сейчас Гарри изо всех сил пытался вспомнить, было ли его слышно во время пира, и пришёл к выводу, что наверняка запомнил бы подобное. Наверное, на время празднования он убрал звук с помощью магии, теперь же, по-мнению профессора, надобности в этом не было.

По школе ходили странные слухи о новом преподавателе ЗОТИ и о его странной маске, из-за которой раздавалось это хриплое, наводящее ужас дыхание.

Говорили, что он был тяжело ранен во время противостояния с Волан-де-Мортом. Кто-то взахлёб рассказывал, что ему сорвали лицо оборотни, и под маской, там, где оно должно быть, белеют кости. Денис Криви, дрожа как осиновый лист, спросил накануне у Рона, что правда ли, что Вейдера схватили пожиратели и пытали. Брат Колина очевидно решил, что раз младший из братьев Уизли вырос в семье волшебников, то точно должен знать о той войне. Кто кого пытал и когда и как убил. Рон не знал, и Гарри буквально в последний момент успел перехватить парнишку до того, как тот с этим вопросом попытался пристать к Невиллу. Вряд ли староста гриффиндора желал бы услышать этот вопрос. Тем более сейчас, когда только из-за обсуждения личности Вейдера смолкли разговоры о сбежавших пожирателях, в числе которых была Беллатриса Лейстрендж.

Сам он, как мог, старался не обращать внимания на эту болтовню. Что в ней толку? Ну разве может хоть кто-то знать о том, что Вейдера никто не хватал и не пытал. Что если он и получил какие травмы, то они не имеют ничего общего с пожирателями, оборотнями и какими-либо другими магическими существами. Что очевидно же, что столь страшные ранения он получил наверняка в каком-то сложном бою. Сражался насмерть с каким-нибудь чудовищем и несомненно его победил.

Поделиться такими соображениями, помня о тайне, он не мог. Поэтому проходил мимо, стараясь делать вид, что его эти разговоры не касаются. Даже когда случайно услышал, как Лаванда Браун тихонько рассказывала Парвати Патил, что новый преподаватель ЗОТИ это на самом деле дементор. Маска позволяет ему говорить, а страшное дыхание это всего лишь следствие того, что дементоры устроены иначе, чем люди.

— Гермиона Грейнджер, Невилл Лонгботом, Дин Томас и… — Гарри почувствовал на себе изучающий взгляд профессора ЗОТИ, — Лаванда Браун — к доске.

Лаванда, сидевшая прямо за ним, тихонько охнула, но послушно вышла вперёд.

— Лицом к классу, — прозвучала короткая команда.

— Я называю имя одного из вас, а вы называете имя любого ученика. Именно он и отвечает на мой вопрос. Вопрос может быть абсолютно любым, поскольку никто не знает, какие именно знания вам понадобятся при противостоянии тёмным силам. Отвечаете правильно — получаете пять баллов Гриффиндору, отвечаете неправильно — я снимаю пять.

— Дин Томас.

Темнокожий подросток неуверенно обвёл класс взглядом, как видно, не понимая, к кому обратиться. Со своего места Гарри прекрасно видел, как он умоляюще смотрит на одноклассников, очевидно не решаясь перекинуть такое счастье, не будучи уверенным, что спрашиваемый ответит.

— Парвати Патил, — наконец неуверенно сказал он.

— Как обезвредить фонарника?

Девушка, чьи зубы до этого разве что не отбивали чечётку, с заметным облегчением улыбнулась:

— Это просто. Всё, что надо…

Занятие прошло в целом довольно интересно. Вопросов было задано немного, но на удивление практически все ответы были получены, и гриффиндор разжился изрядным количеством баллов. Что сильно радовало ребят, немного развеяв гнетущую атмосферу. И всё же, он не мог не заметить на лице Гермионы странное, задумчивое выражение.

— Хотите что-то спросить, мисс Грейнджер? — Спросил Вейдер уже после того, как было объявлено, что проверка окончена. Он не пытался, а возможно просто не мог говорить тише, так что все взгляды мгновенно снова оказались прикованы к по-прежнему стоящей у доски девушке.

Гермиона явно хотела что-то спросить, но не решалась. Её взгляд скользил по лицам однокурсников, самого Гарри и снова возвращался к лорду. Складывалось невольное ощущение, что если она и хочет задать вопрос, то сильно сомневается, стоит ли это делать. Наверняка это не касалось учебной программы — здесь она не робела никогда. Смело спрашивала даже то, что им пока было рано изучать, либо вообще не входило в учебную программу.

От той благодушной обстановки, что царила в классе пару минут назад, не осталось и следа. Снова давящие со всех сторон серые стены, странный холод, сам собой зарождающийся в животе, и совершенно непонятное желание исчезнуть, испариться из кабинета.

Вейдер не отводил от Гермионы взгляд, и девушка решилась:

— Какой был смысл во всём этом? Во всех этих вопросах?

В первый момент Гарри решил, что она недовольна тем, что простояла у доски весь урок, но её так и не спросили и не разрешили вернуться на место, в то время как лорд раза три поменял спрашиваемых. Однако вторая часть вопроса заставляла думать, что это не так.

Вейдера, казалось, её вопрос ничуть не смутил. Наоборот, чувствовалось, что он даже ожидал нечто подобное, когда, повернувшись к Гарри, спросил:

— Гарри Поттер, кто отвечает на вопрос?

Такой поворот заставил гриффиндорца замешкаться. Ему, за всё занятие, и в голову не приходило, что бы он делал на месте тех четверых. Кого бы выбрал, чтобы отвечать на неизвестный вопрос, да ещё и такому строгому преподавателю, как новый профессор ЗОТИ. Да, практически все ответили. Не отвеченными остались всего три вопроса, но он же видел, какие гневные взгляды кидала на Невилла Парвати Патил, так и не справившаяся со вторым вопросом. Да и Симус, как видно, не желал быть спрошенным вновь.

Он ещё раз посмотрел на ребят. По правилам опроса он должен был назвать имя любого из присутствующих в классе учеников. Но, так не хотелось подставлять кого-то из ребят. Появившиеся при фразе «опрос окончен» улыбки исчезли вновь. Повисла какая-то странная, напряжённая тишина. Все смотрели на него и иногда, украдкой, бросали взгляд на Вейдера, мрачным исполином возвышавшегося возле доски.

В отличии от однокурсников Гарри его совершенно не боялся. Дамблдор сказал, что он поможет избавиться от Волан-де-Морта — пожалуйста, никто из его одноклассников даже не понимает в шаге от какой опасности они были. Они даже не знают, что Лорд возродился! А ещё директор сказал, что он поможет улучшить магический мир. Отношения магов с магическими существами и маглами. Не до такой степени, как о том, мечтает Гермиона, но всё-таки. А его внешность, ну так внешность всегда обманчива, вон Риддл каким был до того, как стал тёмным лордом.

Словом, он совсем не боялся, когда ещё раз прокрутив уме задание и оглядев притихших однокурсников, повернулся к новому профессору ЗОТИ:

— На вопрос отвечает — Гарри Поттер.

Как он и ожидал, из-за маски прозвучал хриплый смешок:

— Полагаю, вы поняли ответ, мисс Грейнджер? — обратился Вейдер к почему-то смертельно побледневшей Гермионе.

— Ну и в чём по-твоему был смысл этого задания? — непонимающе спросил Рон, когда они понуро тащились на обед. Сразу после него у них были зелья со слизеринцами, что не способствовало ни хорошему аппетиту, ни настроению.

— Это был психологический тест. Чистая психология, никак не связанная с тёмными искусствами!

— Ну не знаю… лично мне было как-то не по себе от всего этого. Вроде дурацкие вопросы, а в то же время и нет.

— Потому что это были вовсе не дурацкие вопросы, Рон! Он спрашивал вещи, которые мы должны знать, но не имеем права об этом говорить.

— Это как?

— О чём он тебя спросил?

— Ну не он, а Лаванда, — недовольно поправил Рон, но Гермиона лишь отмахнулась всем своим видом требуя ответ, который, похоже, знала не хуже его самого. — Ну… что-там про оказание первой магической помощи.

— И что ты сказал?

— А то ты не слышала?! Сказал, что если кого шарахнуло шальным заклинанием и ты не знаешь что делать, то лучше не трогать. Передать профессионалам и дело с концом.

— Нет, Рон, — он спросил, что вы будите делать, если кого-то на ваших глазах поразит сложное заклинание, от которого вы не знаете контрзаклятия. И ты сказал, что как можно быстрее попытаешься дотащить до мадам Помфри.

— Ну и? Что не так-то? Правильный же ответ, — растеряно сказал мальчик, посмотрев на Гарри в поисках поддержки.

Гермиона, нахмурив брови, подняла указательный палец, призывая друга к молчанию.

— А то не так, что в ответ на это он сказал примерно следующее: хороший план действий. Вам повезёт, если это будет неподалёку от медкабинета. А потом как бы невзначай спросил, что ты будешь делать, если это место находится далеко и рядом нет ни медсестры, ни опытных волшебников, а жертва, допустим, проклята или ещё хуже — одержима. И ты…

— И я сказал, что пусть это будет хоть тайная комната, и пусть…

— Рон — за какие-то пять баллов ты рассказал ему о том, что случилось с Джинни!

При упоминании сестры Рон резко осёкся, прервавшись на полуслове. Сначала побледнел, отчего все веснушки стали отчётливо видны, а потом столь же густо покраснел — так, что они практически исчезли.

— Ничего я ему не говорил! Это шутка такая! Ты же видела, как все смеялись? И ты просто знаешь ту историю, вот так и подумала! И вообще, он седьмой курс Рейвенкло на первом занятии, по слухам, в запретный лес водил. Тоже скажешь, секреты выпытывал?

Гермиона лишь устало покачала головой, — предполагаю, что вопросы, которые он задавал остальным так же были не столь просты. Помните, как Парвати сначала радовалась, а потом молчала весь урок? И на второй вопрос она и Симус отказались отвечать. Он заставил нас всех пройти типичный психологический тест.

Натолкнувшись на непонимающие взгляды друзей, она нехотя пояснила, — ну… Психология это такая магловская наука о поведении людей, их особенностях характера. Считается безобидной, скучной, и потому мало, кто ей интересуется, — начала объяснять она.

— Гермиона?

— Ну вообще-то, это довольно-таки тонкая наука, и сказать что-то конкретное я не могу. Я читала её только для того, чтоб определиться, в какой сфере мне будет предпочтительней развиваться. А все эти тесты и опыты магловских учёных в основном просто просмотрела и…

— Гермиона!

— Я могу ошибаться, в конце-то концов нельзя со стопроцентной уверенностью сказать, какое именно…

— Да ради Мерлина!

— Он это устроил, чтоб показать, что многие из нас просто не готовы взять на себя ответственность. Нам куда проще переложить проблему на кого-то другого, но при этом нам нравится чувство контроля над окружающими. А если подконтрольному посулить какое-то небольшое вознаграждение, то он выдаст все секреты, причём наверняка не свои. Только три из пятнадцати вопросов остались без ответа!

— И маглы называют это безобидной наукой? — сдавленно выдал Рон, споткнувшись на ровном месте и едва удержав равновесие.

Где-то за гранью…

— Итак, он сделал первый ход.

— Вы недовольны?

— Просто мой пока ещё ничего особенного даже и не попытался предпринять, — недовольно заметил Палпатин, с лёгким раздражением во взгляде поглядывающий на Дамблдора.

— Дайте ему время. Тому очень тяжело адаптироваться в вашем мире, да и прошёл всего месяц с небольшим. Но будьте уверены, как только он разберётся, что к чему, дело пойдёт на лад. Ему просто нужно ещё немного времени и помощи.

— Я и так всё сделал для него! Назначение, передача власти и флота. Даже этот подарочек от Вейдера вручил, хотя её стоило лучше отдать ИСБ. У него вся полнота власти — он может выйти на мостик и потребовать превратить Хот в обугленный шарик. Он может прямо сейчас затребовать данные обо всех боевых станциях и кораблях Империи и двинуть армады в любую точку, которая взбредёт ему в голову.

— Может, он пока ещё не осознал этого в полной мере? — миролюбиво заметил директор Хогвартса. — Вы же сами упоминали о том, что и подарок, и флот, а точнее, получение истинного командования над ними — процесс не пары дней.

— Хотите сказать, что я много от него требую?

— Вейдер показывает такие успехи только потому, что он ваш ученик.

— Вы желаете пополнить армию моих льстецов? — в притворном ужасе округлил глаза император.

— Нет. Просто указываю на очевидные факты. Он спокоен, умён, осмотрителен, выверяет каждое своё действие, просчитывая всё на десять шагов вперёд, но нельзя забывать о том, что причина тому — вы. Он знал, на что шёл. Отчасти понимал, к чему это приведёт, и только из-за вашего предупреждения спокойно воспринял произошедшее, даже не попытавшись никого убить.

— Всё-таки льстите, — подытожил старый ситх, но улыбка на его лице свидетельствовала о том, что ему это нравиться.

— Отчасти, — согласился директор. — Лишь отчасти. К тому же, вы и так прекрасно знаете разницу между двумя лордами в плане опыта и способностей. Разницу между нашими мирами и их требованиями для достижения вершины. Разницу в том образовании, которое получили оба и которое у одного из них проходило под вашим чутким и непрестанным контролем. Однако, — Дамблдор позволил себе мягкую улыбку, — я же вижу, что причина вашего недовольства не в этом. В чём же тогда?

— Он хочет убить вас сильнее, чем меня, — с какой-то странной усмешкой признал Палпатин. — Это расстраивает.

Дамблдору, в ответ на это только и оставалось, что рассеяно улыбнуться. Милые традиции ситхов были ему немного непонятны, так же как и их убеждённый фанатизм в следовании принципа «ученик убивает учителя».

— Помнится, именно с этого и началось наше знакомство. С выяснения, что ученики практически никогда не оправдывают надежд своих учителей. Что поделать, видно такова наша доля.

Эти слова, сказанные как всегда неторопливым, мягким голосом, заставили императора насторожиться. Золотые глаза буквально впились в ледянисто-синие. — Я не ослышался? Мой бывший ученик вас тоже чем-то расстроил?

Отпираться было бесполезно, да и не имело смысла. В чём, в чём, а в тонкостях произнесённых, а тем более не произнесённых слов, бывший канцлер Республики умел разбираться получше многих.

— Он выбрал МакГонагал.

— А вы ставили на того зельевара?

— Когда мы обсуждали личность того, кому он сможет довериться, я предполагал, что это будет человек максимально близкий ему по характеру.

— И взяв это за основу, вы допустили одну очень большую ошибку в своих расчётах, — не без удовольствия отметил ситх. — Мой ученик терпеть не может, когда им кто-то командует — кроме меня. Вы осторожно попытались подпихнуть ему в друзья этого человека, и он вполне ожидаемо отпрянул в сторону.

— Я рассчитывал, что он просто потребует её невмешательства с последующей частичной передачей ей всех школьных дел. А он, похоже, решил, — директор замолчал, пытаясь выразить свою мысль как можно дипломатичней.

— Сделать её правой рукой — коллега. Он хочет сделать вашу правую руку — своей. Ваша игра, ваши планы, ваша великая идея, — ситх усмехнулся. — Вы сами сказали, что Вейдер сильнее вашего лорда, а значит, за ним нужен глаз да глаз. И лично я — окажись на вашем месте — после этого, как минимум бы насторожился. В конце-то концов, я бы не хотел так рано потерять такого прекрасного собеседника.