Предубеждение (джен)

Серьёзно? Отвратительный мелкий дождь — это лучшее, чем ты смог поприветствовать меня, Коукворт? С нашей последней встречи прошло уже восемнадцать лет, а ты так и остался зловонным, задымлённым и тёмным городишкой.

Последние годы я хотел вернуться в родные места, но теперь не уверен, что смогу переступить порог собственного дома. Тяжёлые воспоминания, от которых пришлось так долго избавляться, окутывают меня здесь, пытаются вернуть в далёкие дни, где я был настолько жалок, что сегодня сердце болезненно сжимается, а разум пытается вытолкнуть из памяти те ужасные события.

Ноги увязают и скользят в грязи, видимо, дождь не прекращался уже давно. Что ж, это место всегда было чем-то мерзким.

Перекидываю сумку через плечо и ещё раз смотрю в серое небо. Тяжело вздыхаю, но делаю первый шаг из-под козырька железнодорожной станции.

От этого места, с которого меня забрали восемнадцать лет назад и на которое так любезно вернули сегодня, до дома было всего лишь несколько километров. В свои лучшие годы мне понадобилось бы куда меньше времени на преодоление этого расстояния, чем сейчас.

Говорят, что алкоголь губит здоровье. Я не согласен. Тяжёлая жизнь за гранью нищеты и люди, с которыми не хочется даже близко находиться, воруют годы куда быстрее его.

Дождь всё так же льётся с небес, попадая за шиворот и застилая глаза.

Направляясь сюда, я видел много городов, которые со временем стали только прекраснее. Они выглядели красочнее и живее чем в те годы, когда я ещё ничего не знал про места не столь отдалённые…

Всегда казалось, что этот мир изменится до неузнаваемости к моменту моего освобождения, но я ошибался. Маленький мирок под названием Коукворт не узнать было невозможно. За восемнадцать лет он совершенно не изменился, лишь прогнил ещё сильнее. Серые и мрачные дома осунулись, их фундамент просел настолько, что появилась опасность обрушения.

Я помню многие постройки, в которых торговали контрафактным алкоголем. Можно бы и зайти куда-нибудь, встретиться с бывшими товарищами, пропустить пару рюмок виски, но возвращаться к прошлой жизни у меня нет никакого желания.

Поворачиваю за угол и оказываюсь в Паучьем тупике. Осталось совсем немного до моего дома. Наверняка он уже совсем развалился. Ещё при мне родные пенаты не отличались особой крепостью, а без меня ими совсем некому было заниматься.

После того, что я сделал, мой сын вряд ли остался бы здесь. Боюсь, что это место как не приносило, так и не принесло ему ничего хорошего.

За время разлуки я не получал ни одной новости от него. Оно и к лучшему. Он мог быть где угодно и делать что угодно, но мне почему-то казалось, что сын занимает хорошую должность и в его жизни всё наладилось. Думаю, что эти мысли навеяны чувством вины. Ведь я сильно издевался над ним в его детстве и юности.

Останавливаюсь у дома с нужным номером. Он, к моему удивлению, выглядит намного лучше, чем восемнадцать лет назад.

Ключей у меня нет, как не было и в прошлый раз. В то воскресное утро я обнаружил себя с жутким похмельным синдромом, но боль перестала беспокоить, когда перед затуманенным взором предстало бездыханное тело моей жены. Любил ли я её? Да, даже несмотря на весьма скверный характер и эту мерзкую магию. Иначе зачем же мы мучили друг друга столько лет?

Дёргаю ручку и даже не удивляюсь тому, что дверь заперта. Придётся выбивать. Отличное начало для возвращения в родной город.

Размышляя над взломом собственной двери, даже не замечаю, как кто-то подкрадывается сзади и, выламывая руки, прижимает к стене.

— Кто ты? — спрашивает некто, и я чувствую, как что-то довольно тонкое упирается в мою шею. — Кто ты? — снова повторяется вопрос, и меня разворачивают и прижимают теперь уже спиной к стене.

Уж не знаю, кто этот человек, но выглядит он отвратительно: лицо покрыто шрамами, вместо ноги деревянный протез, а в глазнице установлен искусственный глаз. Мне кажется, что это жутковатое око видит мою душу.

— Тобиас, — мой голос звучит хрипло из-за волшебной палочки, прижатой к горлу, — Снейп.

Незнакомец ощупывает мои карманы и обнаруживает, что я чист. Ещё бы.

— Кто ты такой, Тобиас Снейп? — встряхивает меня старик, а его искусственный глаз начинает бешено вращаться. До чего же странные вещи у этих волшебников. Даже протезы себе нормальные сделать не могут.

— Мой сын послал тебя? — спрашиваю первое, что приходит в голову.

— Сын? — странно отзывается он. — Кто твой сын?

— Не ты, — сопротивляюсь я и отталкиваю руку старика с зажатой в ней палочкой. — Кто ты такой, чтобы угрожать мне?

— Я не угрожал тебе, — одновременно оскорблённо и озлобленно отвечает старик.

— Думаю, что волшебная палочка у горла не сильно отличается от дула пистолета, приставленного к виску. Я знаю свои права, а ты не похож на того, кто может пренебрегать ими.

— Я слышал, отец Снейпа — последний пьяница, и он никогда не отличался разумными речами, — видимо, сопоставив мой внешний вид, возраст и что-то ещё в своей голове, выдал старик.

— Жизнь нам дана, чтобы совершать и исправлять ошибки. Не так ли?

Я привык смотреть собеседнику в глаза, но не сейчас. Мне вспомнились слова Эйлин, которыми она наставляла сына, о том, что маги могут прочитать мысли, если смотришь им в глаза. Этот изуродованный старик не должен видеть то, о чём я сейчас думаю.

— Открывай дверь! — командует он.

— Если ты не заметил, здоровяк, я и без твоего приказа не мог открыть её! — со всей возможной злостью смотрю в его угрюмое лицо и тут же отвожу взгляд. — Ключа нет.

— Так выломай её.

— Похоже, что ты никак не можешь попасть внутрь, — завожу я издалека. — Знаешь, если тебя не пускают в дом, то тебе там не рады.

От возмущения мой собеседник бледнеет, его единственный глаз округляется. Воспользовавшись моментом, отталкиваю старика от себя и силой наваливаюсь плечом на дверь.

Хоть мой старый дом и выглядит крепким, но дешёвый замок и не менее дешёвая дверная коробка не являются надёжными защитниками. Да и какой с них толк, если нечто невидимое защищает дом от проникновения всяких старых, одноглазых, шрамированых мужиков.

Мой риск оправдался и навесной замок со звоном влетает в коридор. Быстро перехожу порог дома и прижимаю дверь спиной. Слышу, как старик посылает мне вслед проклятья и достаточно крепко ругается.

— Твой выродок убил Альбуса Дамблдора! — среди потока брани слышу я из-за двери.

В порыве необъяснимого гнева выхожу на улицу, но не дальше порога.

— А я украл волшебный рог единорога! — кричу ему. — Мне плевать на ваш мир и ваши законы! Пошёл к чёрту, если не можешь попасть сюда!

Снова захлопываю за собой дверь. Раз старик не может пройти даже через выбитую дверь, то не стоит больше беспокоиться из-за него.

Выкрикнув ещё несколько грубых фраз, он замолк, после чего раздался громкий хлопок. Надеюсь, что старик взорвался, хотя скорее переместился отсюда. Забыл, как называется у них это действие.

Теперь можно уйти из коридора. Делаю несколько шагов и понимаю, что начинает ныть сердце. Старость теперь всё время даёт о себе знать. Роюсь в карманах, чтобы найти таблетки. Без этих пилюль мне совсем становится худо.

Баночка лежит ровно там, где и должна лежать. Принимаю сразу две таблетки и облокачиваюсь о дверной проём, ведущий в гостиную, пытаясь успокоить свой «мотор».

— Зря ты не впустил его, — тут же слышу холодный тягучий голос, отдалённо похожий на голос моего сына. — Он бы помог тебе выжить сегодня.

Поднимаю глаза и вижу мужчину, сидящего в кресле. Этот человек не похож на того Северуса, которого я помню. Теперь он выглядит как измотанный жизнью страдалец, и лишь холодный взгляд уверенных чёрных глаз готовит меня ко встречи с Творцом. Этот мужчина внешне выглядит также как и тот мальчишка, который врезался мне в память: грязные волосы, чёрная одежда и нездоровый цвет кожи, но излучает он совсем другие вибрации. Северус, которого я помню, был грустным, несчастным и запуганным зверьком, этот же — настоящая угроза. Он действительно похож на убийцу, которых я повидал немало. Даже не знаю, гордиться мне теперь или плакать.

— Сегодня ты не умрёшь от сердечного приступа, — лёд в его голосе заставляет меня ёжиться будто от настоящего холода. — Сядь, — кончиком волшебной палочки он указывает на кресло напротив себя, — хочу задать тебе несколько вопросов.

Я послушно усаживаюсь напротив сына, который жаждет моей смерти, а сердце сжимается и ноет всё сильнее.

— Не думал, что у тебя хватит смелости вернуться сюда, — шипит Северус. — Или ты уже принял для храбрости?

— Я больше не пью.

— Почему? — он удивлённо изгибает бровь. — Не от того ли, что в тех местах, где ты провёл последние годы, не наливают?

— Нет. У меня было достаточно времени, чтобы обо всём подумать.

— Да? Интересно, придумал ли ты за такое долгое время, что скажешь своему выродку-сыну?

— Придумал, — отвечаю я, а сердце никак не успокаивается. Почему-то таблетки совсем не действуют.

— И что же?..

— Во-первых, попрошу его убрать волшебную палочку. Она слегка… угнетает. Во-вторых, скажу, что мне очень жаль…

— Жаль? — он злится, но никак не выдаёт себя. Потрясающее умение. Вероятно, теперь моего сына боится добрая половина этого мира. Даже мне, готовому к любому исходу, не по себе от его интонации.

— Да, мне жаль, что заставил тебя пройти через всё это…

— Что «это»? — его пустые, практически мёртвые глаза наполняются жизнью. Он будто ждал этого разговора, чтобы восстать из мёртвых. — Что ты имеешь ввиду под «всё это»? Полное страданий детство? Бродяжничество? Вечные скандалы? Или убийство моей матери?

— А ещё ненависть, рукоприкладство, нищету и пьянство,— дополняю я его речь. — За всё это!

Он недолго молчит и тут же переключается: — За что ты убил её? Что мы тебе такого сделали, чтобы настолько нас ненавидеть?

— Не знаю, — хрипло выдыхаю я. Сердце вытворяет невесть что. Кажется, что ещё немного и моя жизнь оборвётся сама по себе.

— Невозможно не знать, за что ты убиваешь человека!

— Возможно, — тихо отвечаю я. Мне нечего терять. Человечность утрачена уже давно, а без неё нет смысла жить, разве только существовать.

— Ты разбил ей голову случайно? Она что, снова напала на тебя? — с такой адской смесью сарказма и ненависти я не сталкивался ещё никогда.

— Я не знаю! Каждый чёртов день, проведённый за решёткой, я пытался вспомнить как это произошло! Но не помню…

— Ты был пьян, — шипит он, — как и всегда. Именно это самое отвратительное в тебе. Ты никогда не помнил, что творил после нескольких бутылок спиртного.

— В том-то и странность того дня. Я помню все: что пил, с кем пил, сколько пил. Со временем даже вспомнил, сколько чёртовых шагов я сделал до дома и сколько раз меня занесло. Но я не помню, что случилось после того, как открыл дверь этого дома. Будто кто-то щёлкнул выключателем, — щёлкаю пальцами недалеко от своего лица. — А потом я проснулся и увидел, что натворил, но я не помню, как это произошло!

На несколько секунд мы оба замолкаем. Северус как-то странно смотрит на меня. Мне начинает казаться, что всё подошло к своему логическому финалу. Сердце снова простреливает, голова наполняется образами из прошлого.

— Ну, — хриплю я и сгибаюсь из-за боли. — Давай. Сделай то, зачем пришёл. Врачи всё равно говорят, что без должного лечения я долго не протяну, а средств у меня, как видишь, нет.

Собравшись с силами, выпрямляюсь и снова смотрю в глаза своего сына. Не хочу умирать жалким, скрюченным стариком.

Северус продолжает странно смотреть на меня, не обращая никакого внимания на мои слова. Очевидно, что он о чём-то думает. Его суровые глаза внимательно следят за моими. Лицо напряжено, а палочка слегка дрожит в его руке.

Воспоминания всё настойчивее лезут в мою голову. Так вот что значит фраза «вся жизнь пронеслась перед глазами». В ускоренном темпе вспоминаю детство, проведённое в страхе из-за нацистов, смерть моей семьи под завалами укрытия, тяжёлую контузию, чужих людей, пытающихся помочь и приютить. Я и не думал, что всё ещё помню их лица.

В голову приходит знакомство с Эйлин. Такое с самого начала необыкновенное и пропитанное чёртовой магией. Свадьба, рождение первенца. Далее беспробудное пьянство, накладывающееся на контузию, и взращивание домашнего тирана. Как же я был жалок… Если бы понял всё раньше и бросил пить, то Эйлин была бы жива.

Эти воспоминания слишком уж яркие, больше похожи на сновидения. Мне это не нравится. Они не выглядят как отголоски памяти, а скорее как принудительное действие.

Будто узнав, что я догадался о непроизвольности воспоминаний, разум выдаёт картинку того вечера. Я помню её наизусть. Каждый камень, каждую тучку на небе и любопытные рожи, встречающиеся мне на пути. Тот Тобиас забавно спотыкается и чертыхается будто бы уже по моим указаниям. И наконец-таки преодолев невыносимо длинный путь в полкилометра, добирается до двери дома в Паучьем тупике, чтобы открыть её и проснуться утром следующего дня.

— Невероятно, — неожиданно говорит Северус, и меня будто выбрасывает обратно в гостиную. — Так на тебе блок.

— Что это значит?

— Это значит, что кто-то из волшебников заставил тебя забыть события того вечера.

— Эйлин. Больше некому.

— Почему? — удивляется Северус, и я наконец-то вижу живую эмоцию на его лице.

— Больше никого не было.

Я сам чувствую, что что-то не так в моих словах, но точно знаю, что они — абсолютная истина. Северус несколько раз взмахивает волшебной палочкой и всё так же пристально смотрит в мои глаза. Даже не знаю, почему доверяю ему: потому, что он мой сын или потому, что таков принцип действия заклятия.

— Империус… Я восхищён! Этого явно не могла сделать мама.

В голове снова появились назойливые мысли о том, что кроме нас двоих в тот вечер никого не было. Слова сына и эта настойчивость моего подсознания рождают во мне серьёзные сомнения.

— Что же. Попробуем заглянуть в тот вечер, — переменился Северус.

Мне кажется, что он жаждет докопаться до истины, что где-то в глубине души хочет, чтобы убийцей оказался не я. Теперь это отчётливо видно. Он растерян и сам запутался в своих чувствах. И сейчас как никогда напоминает того мальчишку, который ещё не потерял надежду на хорошие отношения с отцом. Северус наконец-то научился отключать эмоции и действовать по справедливости. Чёрт! За эти несколько минут он стал мне роднее, чем за всю жизнь. Да, я горжусь им. Даже если он убьёт меня сегодня.

— Сконцентрируйся, попробуем сломать твой блок.

И снова перед глазами вечерняя улица. Пьяный я, подходящий к двери и поворачивающий ручку.

— Сконцентрируйся, — в моей голове раздаётся голос Северуса. — Вспоминай, что произошло позже.

Перед глазами всплывают странные обрывки хаотичных воспоминаний.

— Не представляй того, что могло бы произойти, — ругается сын. — Ты должен вспомнить, что произошло.

Ещё несколько секунд мучений и подбора того, что могло бы произойти, и мы оба оказываемся в гостиной.

— Ты представляешь, что могло бы произойти, а не вспоминаешь!

— Я знаю, — отзываюсь я. Боль в сердце возвращается снова, но не одна, а с подругой-мигренью. — Это трудно!

— Тебе надо просто сконцентрироваться, — наставляет он. — Нужно вспомнить.

— Это было восемнадцать лет назад! — протестую я.

— Но ты же помнишь то, что было изображено на этикетке последней бутылки виски. Так вспомни и это!

— С виски проще! Я хоть что-то помнил, что-то, за что можно зацепиться, а тут ничего! Пустота! — боль и беспомощность выводят меня из себя. Упрёки Северуса звучат так, будто я не могу сделать элементарную вещь, но это совсем не элементарно.

— Это важно для меня. Ты можешь хоть раз в жизни сделать то, что важно для меня? — он, в отличие от меня, не кричит, но выглядит куда более зловеще.

— Это важно и для меня, — смягчаюсь я. Слова, сказанные сыном, цепляют меня за больное. Последние годы я проклинал себя за то, что ничего не делал для мальчика. — Давай! — выдыхаю, чтобы успокоиться и собраться.

Чёрное древко волшебной палочки снова оказывается напротив меня. Одними лишь губами Северус произносит заклинание и дверь в моём разуме раскрывается, пропуская меня в коридор пропахший ароматным запахом жареной курицы.

— Тобиас? — слышу голос своей жены, который забылся со временем.

Эйлин выходит в коридор, в котором прошлый я пытается справиться со шнуровкой на ботинках. Она выглядит так по-домашнему в своём старом фартуке. Без синяков смотрелась бы как в день нашей встречи, но изменить уже ничего нельзя.

— О, ты, — выдавливает из себя тот Тобиас. — У нас праздник?

— Можно сказать и так, — слабо улыбается она. Улыбающиеся члены моей семьи — невероятная редкость. Теперь я осознаю свою вину в этом. — Северус принёс немного денег.

— Украл небось где-то?

— Что? — переспрашивает Эйлин. Любой бы переспросил, потому что эта фраза прозвучала как из бочки, стоящей на оживлённой магистрали.

— Украл, говорю! — не сдаюсь я из прошлого.

— Нет, заработал, — жена подходит ближе и пытается помочь со шнуровкой, но пьянь слишком самостоятельная и не принимает помощь.

Чёрт! Я отвратителен сам себе. Кажется, что хуже уже некуда, но нет. Куда там, Тобиас из прошлого, справившись наконец-таки со шнуровкой, выплёвывает ещё одну фразу и одновременно больно хватает Эйлин за руку.

— Чем заработал? Вы опять убивали людей? Вы — слуги Дьявола! Из-за вас все умерли в той бомбардировке.

— Тоби, — пытается успокоить Эйлин, но её обидчик ничего не понимает. Он просто не слышит её слов. Это отвратительно. Я сбежал бы сам от себя после первого подобного случая. — Тоби, посмотри на меня. Не надо, — она гладит своего мужа по щеке, а в её глазах отражается ужас. Все мы знаем, что она в любой момент может получить удар. — Ты просто выпил. Всё хорошо. Ты знаешь, что я не при чём здесь. Твои родные погибли из-за немцев, а не волшебников.

Кажется, что смысл её слов дошёл туда, куда было нужно, но нет. Рука здорового мужика нависает над её головой.

— Прошу! — вскрикивает она и бросается на грудь. — Не надо. Пойдём лучше есть.

Кажется, агрессия чуть отпустила прошлого меня и тот я, как маленький ребенок, говорит:

— Нальёшь? А то уйду.

Мне становится жутко. Интересно, часто у меня были именно такие припадки?

— Часто, — подтверждает Северус, возникший справа от меня.

— Налью, — выдыхает Эйлин и ведёт прежнего меня за собой в кухню.

Далее будто разум вернулся к прошлому мне. И мы с женой мило беседовали, если не считать пьяную речь. Как вдруг в дверь кто-то постучал. Эйлин уговорила того меня сидеть в кухне.

Не прошло и минуты, как дом заполнился криками. Теперь я знаю, что подобные фразы используются при захвате, но что такого произошло за одни сутки? Что могло привести в наш дом блюстителей закона?

Пытаюсь вырваться в коридор, но Северус останавливает, говорит, что я, тот я, который всё ещё сидит за столом, ничего не видел, а значит, и мы ничего не увидим. Кажется, сын взволнован. Хотя я и не совсем его понимаю. Его вообще чёрт поймёшь.

Наконец-таки до пьяного разума прошлого меня добирается осознание ситуации. И, взяв со стола нож, этот народный мститель выдвигается на помощь. Как же он жалок. Точнее, как же я жалок!

Выбравшись в коридор, я смотрю, что происходит, а тот Тобиас, не говоря ни слова, ввязывается в драку. И надо сказать, что у него получается раскидать нескольких захватчиков и освободить жену, прижатую к стене.

— Прекратите! — приказывает один из незнакомцев и все замирают. — Где ваш сын?

— Северус? — удивляется Эйлин. — Я не знаю. С друзьями, наверное.

— Когда вы видели его в последний раз?

— Сегодня приходил. Денег принёс, — говорю прошлый я, и Эйлин прикрывает глаза.

— И книгу наверняка принёс, — снова говорит незнакомец.

— Какую книгу, фашист? — мои глаза в том далёком прошлом наливаются кровью, и обезумевший я снова кидаюсь на людей.

— Да вырубите вы его! — приказывает незнакомец.

— Остолбеней! — самый юркий из непрошеных гостей вырубает прошлого меня лучом из палочки.

Чёрт возьми! Просто «остолбеней»! Будь у меня сила, я бы стал лучшим в своём роде. Мне всегда казалось, что магия — это что-то более сложное, а не «остолбеней» или какое-нибудь «окаменей». Но в любом случае тот Тобиас падает на пол и не шевелится. Остолбенел.

В этой суматохе Эйлин раздобыла себе палочку и спрятала её в кармане фартука.

Оставив прошлого меня в коридоре, сыщики направляются в зал. С каждой секундой моя жена нервничает всё сильнее. Её руки трясутся, хоть она и пытается это скрыть.

Мужчины уже долго ходят из комнаты в комнату и что-то всё время бормочут, размахивают своими палочками, но ничего не могут найти. Но вот один из них тянется за книгой в шкафу. Эйлин нападает неожиданно и сильно. Мне кажется, что парню, получившему удар, пришлось совсем не сладко.

Завязывается бой. Видимость очень плохая из-за того, что тот Тобиас мало что видит, но достаточная.

Вспышки магии летают по всей комнате. Никогда не думал, что моя жена была настолько сильной, чтобы противостоять сразу трём взрослым волшебникам.

С каждым всполохом, с каждой вспышкой мне становится всё страшнее за жизнь супруги, а с учётом того, что я знаю исход этого сражения, сердце вообще останавливается.

Одно из заклинаний всё-таки попадает в Эйлин, и её с невероятной силой отбрасывает в стену. Не видно, как она ударяется, но слышен чудовищный удар, такой громкий, что прежний я выходит из оцепенения и пытается вползти в зал. Ошарашенные незнакомцы не двигаются с места и смотрят куда-то перед собой.

Я не хочу следовать за собой, знаю, что там за картина. А вот Северус идёт туда. Он не видел её, сидящую возле камина, залитую собственной кровью.

— Вы убили её! — раздаётся пьяный крик. — Эйлин!

— Убей и его, Джон, — приказывает самый разговорчивый из незнакомцев и, очевидно, их командующий.

— Я не могу, — оправдывается совсем ещё мальчишка. — Это вышло случайно, — он явно в шоке от того, что стал убийцей. — Так нельзя!

— Ну, и что будем делать? Отправимся в Азкабан? — спрашивает главный, а тем временем дом заполняется воплями меня самого, но на восемнадцать лет моложе.

— Может, сотрём ему память? — предлагает третий. — И прикажем взять вину на себя?

— А в Министерстве скажем, что не успели прийти с обыском? — хватается за эту идею тот, кого только что назвали Джоном.

— Хорошо, — подтверждает капитан. — Я помогу Стиву, а вы разбирайтесь с этим.

Окружение смазывается, и я оказываюсь в кресле перед своим сыном. Неожиданно, но по щекам этого холодного человека текут слёзы. Они смотрятся даже не естественно на его лице. Я сам плачу. Мне больно осознавать увиденное. Мою жену убил юнец, потому что не рассчитал силу, а потом они всё подстроили так, чтобы виноватым остался я.

— Она пыталась прикрыть меня, — тихо-тихо говорит Северус, но эти слова пронзают мою душу. — Джон Долиш…

Видимо это полное имя её убийцы. Мне становится настолько обидно и больно, что сдерживать себя не остаётся сил, и слёзы градом льются из глаз. Не хочу, чтобы сын видел меня таким, поэтому прячу лицо в ладонях и пытаюсь убраться из комнаты.

Далеко уйти не удаётся. Делаю два шага, сердце снова простреливает, и ноги отказываются служить мне. Я падаю, но Северус каким-то непостижимым образом подхватывает меня и крепко удерживает на ногах.

Мир темнеет и плывёт перед глазами. Кажется, это конец…

О, чёрт! Я, кажется, всё ещё жив. Очень яркий свет пробивается сквозь сомкнутые веки. Вряд ли это мой тёмный дом в Коукворте. Да, так и есть. Убеждаюсь в этом открыв глаза.

Меня встречает слишком уж женская комната. Она прямо-таки пропитана теплотой.

Вижу десятки различных баночек и флаконов на резном трюмо, нежные тона занавесок и стен. Да, это однозначно женская комната. Неужели Северус женился на одной из этих воздушных леди, обожающих розовые цвета и декоративных собачек? И, судя по «нормальности» интерьера, она ещё и не ведьма.

Стоило только задуматься о хозяйке дома, как дверь в комнату тут же отворилась, впуская внутрь милую девушку лет так двадцати.

Всматриваюсь в черты её лица, пытаюсь найти сходство с сыном. А что? Вполне подходит на роль моей внучки. Только вот совсем не похожа на Северуса, разве что цветом волос.

— С пробуждением, — говорит она и подходит к небольшому столику, чтобы оставить на нём поднос с какими-то странными предметами. Судя по всему, она с самого начала знала о моём пробуждении. Всё-таки ведьма. — Как вы себя чувствуете? Как ваше сердце?

— Вполне приемлемо.

— Профессор говорил, что с вами всё будет хорошо. Особенно если будете принимать зелья, что он оставил.

Профессор? Какой ещё профессор? Что вообще здесь происходит? Так, стоп. Зелья? Мысли еле ворочаются в моей голове. Разумеется! Какой же ещё профессор мог доставить меня сюда, кроме сына? Конечно. Эйлин только и делала, что учила Северуса зельям. Думала, что я не понимаю, чем они занимаются в подвале нашего дома.

— Северус? — спрашиваю я, и, судя по выражению лица девушки, этот вопрос прозвучал как из уст сумасшедшего.

— Да. Профессор Снейп…

Она хотела сказать что-то ещё, но ниже расплакался ребёнок, и девушка убежала, буркнув что-то невнятное напоследок. Вероятно, что это были извинения за столько скорое расставание.

Так, я снова остался в одиночестве. Есть время поразмыслить о том, где же я оказался. Вряд ли бы кто-то из семьи обращался к одному из её членов так формально. Профессор Снейп. Будто пробуя на вкус, прокручиваю это словосочетание в своём разуме. А что, звучит!

Ладно, не об этом сейчас. Получается, что девчонка не носит мою фамилию. Она может быть просто знакомой. Однако внизу всё ещё плачет ребёнок. Может, она няня или… Тяжесть образуется на моей душе. Может, она любовница Северуса?

Нет, нет! Хватит! Это не моё дело. Надо прекращать эти раздумья. Совсем как старуха мыслю! Хотя… я и есть старуха, только мужского рода.

Встаю с постели. Да меня переодели! Хм… Симпатичный комплект, но всё равно не мешало бы одеться во что-нибудь более приличное. Недалеко от кровати нахожу мужской костюм, лежащий на стуле. Он не новый и не самый дорогой, но стираный и выглаженный. Лучшее, на что я только мог рассчитывать!

Надеваю носки, штаны и рубаху. Для пиджака и галстука здесь жарковато.

Надо бы осмотреть, что же принесла милая незнакомка. Пока иду до столика, пытаюсь закатать рукава. Всегда ненавидел длину. Кому я вру? Мне просто нравилось максимально показывать окружающим свою мускулатуру. Верхние пуговички рубашек постоянно были расстёгнуты, даже в холод.

Пальцы никак не хотят ровно заворачивать манжеты. Да и бог с ними! Кому нужны мои старческие конечности? Я, конечно, старался сохранить физическую форму, и это было куда проще, чем избавиться от возрастных пятен. А от них не избавишься…

Так и оставив рукава расстёгнутыми, осматриваю содержимое подноса. Справа стоят несколько десятков маленьких флакончиков из затемнённого стекла, рядом лежит небольшой свиток пергамента, в центре — большой запечатанный конверт, а слева — довольно увесистый кошелёк.

Конверт никак не подписан, но я уверен, что он предназначен мне. Поэтому без колебаний вскрываю его и достаю письмо. Весь лист исписан мелким почерком.

«Сначала я хотел оставить тебя в тупике, но потом решил, что Грозный глаз…

Я усмехаюсь, прочитав это прозвище. Надо же — Грозный глаз.

…вернётся, а ты слишком много знаешь обо мне. Не хотелось бы, чтобы кто-то использовал тебя, чтобы добраться до меня.

И тебе, и мне с самого начала было понятно, чем закончится наша встреча, но в связи с последними событиями убивать тебя было бы крайне нелогично. Поэтому сейчас ты жив.

Мисс Лэнг в уплату долга позволила тебе проживать в её доме. Однако ты должен помогать ей. Она сама скажет, чем именно. Увы, не все вопросы решаются при помощи магии. И ещё, если ей покажется, что твоё поведение неуместно — отправит куда-нибудь подальше и в весьма плачевном состоянии.

К неуместному поведению относится:

А далее следует целый перечень того, что мне делать запрещается, но всё по большей части относится к пьянству и рукоприкладству.

Думаю, данный перечень понятен, а чтобы ты не умер от сердечного приступа и не доставил тем самым неудобства мисс Лэнг, оставляю большой запас целебных зелий. Рецепт получишь вместе с флаконами.

Не думай, что я простил тебя или когда-нибудь прощу, но ты всё-таки мой отец и иногда был нормальным…».

«Иногда был нормальным» — перечитываю я и искренне не понимаю, что творится в голове Северуса. Непроизвольно качаю головой. Может, мой сын и прав. Ему лучше знать, когда это его отец был «нормальным».

Мысли о том, что Северус помнит не только плохое, приятно греют моё сердце. Кстати о сердце. Надо посмотреть, как принимать эти, с позволения сказать, микстуры.

Откладываю письмо и берусь за свёрнутый пергамент. Снимаю ленту и вижу всё тот же мелкий почерк.

«Трижды принимать в день новолуния».

Вот это рецепт! Обязательно было писать его здесь? Мог бы и в письме обозначить. Не так уж много места занимает эта строчка.

Стою, улыбаюсь собственным остротам и не замечаю, как в комнате снова появляется девушка. Скорее всего, это и есть мисс Лэнг, но как это узнать наверняка?

— Вы наверняка голодны, — говорит она, а я стараюсь как можно быстрее избавиться от улыбки, она ведь скорее всего сейчас глупо смотрится.

— Нет, спасибо, — отказываюсь и поворачиваюсь к ней лицом. Странно, но я и вправду не хочу есть. Чувствую себя намного лучше, чем добрую половину жизни.

— Тогда позвольте проводить вас в вашу комнату.

— Мою комнату? — вырывается у меня, и девушка снова смотрит на меня как на умалишённого. Стоило сразу предположить, что никто не оставит меня в этой комнате. Чёрт! Как всегда, Тобиас… — Ну, да, — неловко оправдываюсь я и подхожу к ней, захватив с собой поднос.

Как же смотрит эта юная леди! Так когда-то на меня смотрела и Эйлин, всем своим видом показывая, что общение с маглом — дело крайне омерзительное. Но стоило проявить немного настойчивости, добавить красивых ухаживаний, глупых разговоров при луне, и сердце надменной барышни растаяло. Аристократки.

— Простите за неудобства, мистер Снейп, но в дальней комнате было не прибрано, поэтому пришлось устроить вас в этом жутком месте.

Интересно, что же такого жуткого в этой комнате? Она маленькая, розовая или в ней отсутствуют магические штучки? Вопрос.

Мы выходим в достаточно длинный коридор. Убранство вычурное. Чего только стоит мраморная лестница, ведущая вниз! Богатенький домик. На контрасте, розовая комната действительно выглядит как-то не очень…

На первом этаже замечаю какое-то движение. Подхожу ближе к перилам, поднос упирается в них, флаконы звенят, соприкасаясь друг с другом. Что-то маленькое, серое и с невероятно большими ушами перемещается по холлу первого этажа. Нечто что-то бормочет. Оно почти ушло из поля моего зрения и мне как-то совсем не по себе. Даже не знаю, что нужно делать, когда видишь подобных существ.

— Мистер Снейп! — недовольно обращается девушка. Я снова не заметил, как она оказалась возле меня. — Это домовой эльф, — голос её звучит так, будто она снова обращается к чокнутому. Уж простите, милая леди, но старик Тобиас никогда до этого не видел домовых эльфов.

— Да, точно, — зачем-то говорю я и чувствую, как вокруг сгущается воздух.

Чёрт! Девушка смотрит так проникновенно, что мне кажется, будто я слышу её мысли. А думает она примерно следующее: да-да, мерзкий магл, так я и поверила тебе, что ты просто забыл, как выглядят чёртовы домовые эльфы!

Она ничего не говорит и молча продолжает идти по второму этажу. Такая молодая, сначала показалась мне наивной, а теперь, гляньте, идёт, нос задрала, вся выпрямилась, бёдрами виляет. Ох уж эти богатенькие дамочки. Эх, почему я так стар?..

Она остановилась у самой дальней двери и распахнула её, приглашая меня войти.

— Спасибо, что проводили меня, — не знаю как нужно себя вести, поэтому просто поклонюсь.

— Теперь это ваша комната. Постарайтесь как можно реже выходить отсюда. Профессор Снейп настойчиво посоветовал, чтобы вас никто не видел, пока не придёт время.

Общение через порог меня не слишком устраивает, но девушка вряд ли станет заходить в мою новую тюремную камеру.

— Вы мисс Лэнг?

— Джессика, — безэмоционально поправляет она.

— Расскажите о моём сыне, Джессика.

— Он — герой. Правда, сам об этом не знает, — на долю секунды что-то изменилось на её лице. Кого-то она мне напоминает… Пытается копировать Северуса. Мило. Влюблена. — Если вам что-то понадобится, позовите Кавэ, — кажется, она поняла, о чём я думаю, и поспешила удалиться.

Что ж, пора рассмотреть мою новую камеру без решёток. Ногой закрываю дверь. Поднос ставлю на пол. Тут лучше, чем в предыдущей комнате, лишь тем, что стены не розовые. Из крепкой мебели здесь только кровать. Она, безусловно, красивая, но её недостаточно для комфорта. Особенно когда тебя окружают поломанные табуреты, игрушки и просто доски.

Кажется, что здесь грязно, но нет, вполне себе чистая комната с кучей хлама. Испытываю противоречивые чувства, но всё встаёт на свои места, когда я замечаю достаточно большой набор инструментов с ещё одной запиской от моего сына.

«Не стоит оставаться без дела, поэтому я предложил мисс Лэнг занять тебя ремонтом старых вещей. Так ты сможешь хоть немного зарабатывать, если, конечно, этот хлам удастся продать. Вещи могут попадаться и волшебные, имей это в виду.

Я помню как то, что тебе нравилось возиться с починкой нашей разваливающейся мебели, так и тот старый мотоцикл, который ты отремонтировал к моему шестнадцатилетию. Он не помог мне добиться того, что я хотел, но был очень важен».

Почему это всё похоже на какую-то дурацкую игру? И почему я всё время улыбаюсь как идиот? Это всё старость и отсутствие магии вокруг меня. Кроме мерзкого существа внизу, мне пока не попадались всякие магические штучки, которые неимоверно раздражают.

О, как мило, они мне лунный календарь на стену повесили. Пусть висит, пока не мешает. Надо разобраться с фразой «позовите Кавэ». Как мне его позвать? Неужели…

— Кавэ? — от недостатка ума кричу я и не успеваю даже рассмеяться от происходящего идиотизма, как прямо передо мной возникает тот ужастик с первого этажа. От неожиданности даже падаю на кровать.

— Магл, — нечто кривится так, будто не оно уродливо, а я. У волшебников всё странно.

— Ты кто? — всё ещё находясь в шоке, спрашиваю я.

— Кавэ, — так же злостно отзывается домовой эльф. — Хозяйка Лэнг приказала мне слышать вас и слушать. Что Кавэ должен сделать?

— Ничего, исчезни!

К моему удивлению этот монстр испарился так же быстро, как и появился. Что ж… Если это мерзкое чудо будет выполнять мои приказы так же хорошо, как и сейчас, то моя жизнь облегчится. Кстати, не мешало бы облегчиться. И куда идти? Мне сказали не часто показываться в доме, но я уже не так молод, чтобы терпеть долго.

Чёртово волшебство! Стоило подумать о нужнике, как в стене появилась дверь с подходящей надписью. И почему Эйлин никогда не использовала такую полезную магию как домовики или возникающие сортиры? Из-за того, что ты её бил до потери пульса за её особенность, старый кретин!

Ладно, не надо вспоминать о том, что повлечёт за собой тяжёлые последствия. Схожу по делам и сяду за починку барахла, может и себе что-нибудь соберу. Стул не повредил бы.

Сижу на небольшой лавочке в саду. С того момента, когда я впервые оказался в этом неприлично огромном доме, прошло уже больше полугода.

За это время я вжился в роль хранителя поместья Лэнг. Теперь с наслаждением вспоминаю тот момент, когда мне позволили выходить из комнаты, в которой я жил.

Мой ручной труд приносит неплохой доход. Уж не знаю, куда Джессика относит отремонтированные вещи, которые, по сути, так и остаются барахлом, но там они пользуются невероятным успехом. Денег с продажи не беру. Мисс Лэнг кормит меня, покупает все необходимые вещи и рассказывает о магическом мире.

Я схожу с ума или же впадаю в маразм, но мне начинает нравится этот мир, а вместе с ним и магия. Даже с Кавэ получается, может, не дружить, но сотрудничать. Он всё время ворчит на то, что приходится общаться с маглом, но тут же смолкает, когда напоминаю о том, то мисс Лэнг приказала ему беспрекословно слушать меня.

Теперь старик Тобиас точно знает, что мисс Лэнг влюблена в Северуса, а он не воспринимает её как женщину. Она так навсегда и останется для него ученицей факультета Слизерин.

Сколько же я теперь знаю о магическом сообществе! Джессика всё время рассказывает мне про то, как движется война и что делает мой сын. Мы часто гадаем, что всё-таки означают его действия, и никак не можем понять, на чьей он стороне. Мисс Лэнг думает, что даже после смерти Дамблдора, Северус остался на стороне хороших парней. А я пока ещё мало что понимаю про Тёмного Лорда, Гарри Поттера, Пожирателей смерти и прочих сказочных персонажей. Но, если признаться, память уже не та, чтобы запомнить столько имён и действий.

Почему-то именно сегодня меня как никогда тянет ностальгировать. Вспоминается один из вечеров, когда нас посетил Северус. Именно тогда мисс Лэнг рассказала о том, как она осталась без мужа.

Произошло это несколько лет назад. Теперь уже покойный, мистер Лэнг любил экспериментировать с опасными зельями и обращался за помощью к своему бывшему профессору. Насколько я понимаю, получить поддержку моего сына может далеко не каждый, но недавнему выпускнику школы это удалось.

Северус был частым гостем в доме молодой супружеской пары. Он помогал мистеру Лэнгу доставать редкие ингредиенты и консультировал по поводу составов зелий, но однажды что-то пошло не так. Мой сын до сих пор возмущается глупости и безответственности молодого мужчины.

Я так и не понял, что конкретно варил мистер Лэнг, но знаю, что это привело к взрыву. Чёрт возьми! Сколько же раз Эйлин и Северус подвергали свои жизни смертельной опасности? Человек умер потому, что попытался совместить принципиально несовместимые ингредиенты.

В тот день мой сын пришёл слишком поздно. Мистера Лэнга невозможно было спасти, а вот Джессика была ещё жива, отравлена парами зелья, но жива.

Северус очистил дом от убивающего дыма и привёл девушку в чувство. Она была очень слаба и потом долго выздоравливала.

Как мне пояснили, никто не должен был узнать о том, чем именно занимался мистер Лэнг, поэтому Северус сам выхаживал Джессику и почему-то присматривает за ней до сих пор. Готовит для неё какие-то зелья. Могу только предположить, что чета Лэнгов были одними из лучших выпускников его факультета, который он особенно любит. Возможно, именно из-за давнего знакомства и неоценимой поддержки Джессика и начала фантазировать насчёт моего сына.

Эта история заставила по-другому посмотреть на чуждый для меня мир. Может быть, поэтому я начал лучше относится к волшебникам и их порядкам, или же во всём виноват маленький мальчишка с синими глазами?..

Неожиданно для самого себя, я обнаружил, что часами могу сидеть с сыном мисс Лэнг. Он с интересом наблюдает за тем, как я занимаюсь ремонтом вещей, но больше всего ему нравятся рассказы о тюремных годах. Главное, не забывать пугать его во время повествования, а в конце заключённые обязательно должны всех защекотать. Конечно, он ещё совсем ребёнок, но иногда мне кажется, что понимает он больше, чем должен.

Мисс Лэнг вот уже несколько дней не возвращается домой. Она предупредила нас с Кавэ, что отлучается надолго, но нам втроём очень скучно.

Даже не знаю, чем себя развлечь. Когда я стригу газон, убираюсь в доме или приглядываю за Тони, то не думаю о плохом, но стоит лишь остаться в одиночестве, как начинается паника.

Я стал бояться темноты. Из неё приходят страшные тени моей прошлой жизни. Чаще всего это моя покойная жена. Я до сих пор считаю себя виновным в её смерти, хотя уже точно знаю, что это не так.

Надо бы переставать общаться с самим собой и вернуться в дом. Кавэ наверняка уже с ума сходит от мелкого, который уже сейчас знает, что домовой эльф — это прислуга, а прислугу слушать не обязательно. Хорошо, что он ещё ничего не понимает про маглов и волшебников.

С трудом встаю с насиженного места. Когда я был молодым, старость казалась такой далёкой, но теперь, когда такое элементарное действие равносильно подъёму на самую высокую гору, думаешь о том, каким идиотом был Тобиас в свои двадцать лет. И тут же добавляешь, что и в тридцать, и в сорок, и в пятьдесят.

Вздыхаю. Третье мая. Погода стоит прекрасная. Солнце тёплое, земля немного прогрелась, птицы… Даже не скажешь, что находишься в Англии.

Захожу в дом. Кавэ что-то снова бормочет, смотря на радио. Я не слышу, что передают по волшебному прибору. Честно, я не понимаю, почему домовики хуже маглов. Они могут читать книги, которые для меня пустые, слушать волшебное радио, управлять магическими предметами, вдобавок сами колдуют. Очередные странные законы магической Британии.

— Кавэ, — окликаю я, а он будто бы и не слышал, что я вернулся. Глаза на мокром месте. Оборачивается ко мне, смотрит с вселенской тоской и тут же исчезает.

Сердце бьётся медленнее. Что такого сказали по радио, что злобный эльф заплакал? А вдруг это не из-за радио? Вдруг что-то случилось с Тони? Как можно быстрее иду к его комнате. Бегать уже не могу. Открываю дверь и выдыхаю. Малыш спокойно спит в своей кроватке. Обеденный сон ещё никто не отменял.

Но что же случилось? Неужели что-то произошло с мисс Лэнг? Северус рассказал бы. Чёрт! А если с ними обоими что-то случилось? Куда бежать? Что делать? Почему я не эльф, чтобы щёлкнуть пальцами и улететь туда, куда улетел он?

Надо успокоиться. Собери себя в руки. Всё хорошо. Все живы. У эльфа просто поехала крыша. Тобиас, ты видел, чтобы этот зверь когда-нибудь плакал? Нет? У него точно не все дома.

Как успокоить себя, когда жуткие мысли накрывают с головой? Выпить. Нет, нельзя пить. Что же ещё? Сделай, что и всегда, Тобиас, — иди чинить старую рухлядь в своей комнате и приглядывай за малышом Тони.

Стою на могиле собственного сына. Я не плачу, уже не больно. Кажется, что внутри ничего не осталось, а если и осталось, то скомкано, изжёвано и заброшено обратно.

Меня окружают незнакомые люди. Они рыдают, считают, что могут оплакивать того, кого ещё неделю назад считали монстром. Как они могут? Лживые лицемеры.

Они провожают моего сына в последний путь. Поднимают палочки, зажигают на их кончиках огоньки. Собираются вручить ордена Мерлина первой степени посмертно.

Кому нужны все эти награды и монументы уже после смерти? Совсем недавно начались разговоры об установке памятника женщинам Второй мировой войны. Даже если его когда-нибудь откроют, мне не станет легче думать о смерти своей матери. Отчего-то не представляется по ночам, как это замечательно, что о ней помнит правительство.

Никому не станет легче от орденов, медалей, мемориальных досок, врученных посмертно. Единственное, что вызывает настоящие чувства — могильная плита, скрывающая гниющее тело.

Почему они все плачут? Я не верю ни одной слезинке на их щеках и ресницах. Единственная, кому я верю, — это мисс Лэнг, которая прижимается ко мне, пытаясь найти утешение. Но никто не сможет унять боль любящего человека.

Сколько мы уже здесь? Не знаю, но лицемеры начинают расходиться. Они уже произнесли никому не нужные слова и выразили не менее бесполезные соболезнования. Пусть идут. Они здесь лишние.

Мы остаёмся вдвоём. Джессика пытается взять себя в руки, но получается очень плохо. Мне жаль её. Она оставляет здесь не просто своего декана и преподавателя, она прощается со своими нежными чувствами и привязанностью к этому человеку.

Джессика берёт меня за руку и, будто извиняясь, смотрит прямо в глаза. Слегка улыбаюсь. У неё есть сын, который не видел мать достаточно долго, чтобы получить её внимание.

Слегка сжимаю её ладонь. Ей не нужно ничего объяснять. Измученно улыбается в ответ и отстраняется. Напоследок смотрит на могильную плиту своего героя. Хлопок, и я остаюсь один среди могил, в царстве мёртвых.

А вот и первая скупая слеза. Я не хочу плакать. Не могу позволить себе этого. Это так же бессмысленно, как и посмертные награды. Мёртвым уже всё равно на земную возню.

Приходит время уходить и мне. Запускаю руки в карманы брюк. Под ладонь попадается флакон с зельем. Возникает желание оставить его здесь. Не сопротивляюсь и присаживаюсь между надгробиями двух самых близких мне людей. Оставляю микстуру между памятников двух выдающихся зельеваров этого столетия, погибших в сражении за свободу. Эйлин защищала сына, а Северус — весь мир.

«Смерть снимает маски, позволяет отделить предателя от героя». Так написано на могиле моего сына.

Надо убираться отсюда. Напоследок смотрю на имена родных людей. Хочется лечь рядом с ними и уйти из этого мира, но бороться нужно до конца. Сердце начинает поднывать даже несмотря на действие зелья. С трудом заставляю себя развернуться и сделать шаг.

Ноги сами унесли куда-то. У меня плохо получается понимать происходящее. Не помню, что происходило после того, как я вышел с кладбища и как оказался на окраине Куокворта. Но не это самое странное, а снег в начале мая. Погода в Англии — вещь непредсказуемая, но не настолько, чтобы нарушать законы природы.

Оглядываюсь по сторонам, а снега становится всё больше. Вскоре городок утопает в сугробах. Что это ещё за магия?

— Привет, Ти, — окликает меня какой-то старик. С ужасом понимаю, что это один из покойных друзей моего отца.

Ничего не отвечаю ему. Ноги сами несут меня по направлению к дому. Это пугает.

— Тобиас, — улыбается ещё один покойник, проходящий мимо. Моя коллега по работе. — Ничего не слышал о сокращении? Говорят, что фабрику скоро закроют.

— Не закроют, — непроизвольно отвечаю я.

Чёрт! Это же зима 1964 года. Именно в тот год меня сняли с должности. Но как? Может это всё сон, и я проснусь в большом доме, а рядом будет ворчать Кавэ и суетиться мисс Лэнг, которая снова не успевает следить за целым поместьем? Там, где жив мой сын… Жив мой сын! В 1964 году живы все.

Ускоряюсь. Боюсь, что всё это может исчезнуть в любой момент. И вот уже виден мой дом. В гостиной горит свет. В воздухе пахнет свежестью. Дымка растворяется и всё становится намного чётче. Это измерение выглядит вполне реалистичным.

Врываюсь в дверь и прямо в верхней одежде прохожу в дом. Меня мало заботит, откуда появились эти лохмотья, куда делась моя одежда и почему мои руки выглядят моложе. Ситуация сама по себе странная.

Захожу в гостиную, снег тает и течёт с моих ботинок. Эйлин отступает от меня, видимо, я очень угрожающе выгляжу. Маленький Северус замирает возле стеллажа с книгами.

Бросаюсь к своей жене, хватаю её и начинаю кружить по гостиной. Как же я скучал по ней! Северус подбегает и пытается защитить мать, очевидно, решил, что я снова делаю ей больно. Он бьёт меня по ногам и кричит, чтобы я отпустил Эйлин. Ставлю ошарашенную жену на пол и тут же подхватываю своего маленького сынишку. Не знаю, сколько ещё мне позволят находиться в этом дне, но хочется остаться здесь, прожить свою жизнь ещё раз. Исправить ошибки.

Держу Северуса на руках и снова обнимаю Эйлин.

— Простите меня. Я люблю вас, — целую сначала жену, а потом и сына.

— Ты с ума сошёл? — отстраняется она.

— Я больше никогда не подниму на вас руку, — обещаю я и знаю, что сдержу слово.

— Кто ты и куда дел моего мужа? — хмурится Эйлин.

— Мне очень стыдно за сегодняшнее утро, прости.

Начинаю вспоминать, что именно в тот день впервые ударил жену. Снова целую её.

Не знаю, что за наваждение и когда оно кончится, но надеюсь задержаться в этой гостиной и в этом времени как можно дольше. Быть рядом с любимыми — это лучшее, что может случится с человеком. Не так ли?

В тот вечер Тобиас так и не вернулся в дом, где его ждала мисс Лэнг. Он не появился и в Коукворте. Его сердце остановилось возле ворот кладбища.

Джессика беспокоилась о своём соседе. За несколько месяцев девушка привыкла к его обществу. Пусть он магл, но бесспорно хороший помощник и единственный человек, который всегда находился рядом в её большом доме.

В тот же вечер она узнала о смерти последнего представителя семьи Снейпов от старого кладбищенского охранника, который обнаружил тело Тобиаса на границе земель живых и мёртвых.

Джессика организовала похороны и долгие годы навещала могилы Снейпов даже после того, как снова вышла замуж и родила двоих детей. Она считала несправедливым, что люди забыли об этой семье. Ей казалось, что все трое достойны памяти, но помнить было некому. Род прервался.

Даже будучи в почтенном возрасте, она приходила сюда. И до самого последнего дня своей жизни помнила слова Тобиаса, сказанные в один из зимних вечеров. Слова, которые не изменили её жизнь, но заставили посмотреть на мир под другим углом. Слова, на которые у неё не нашлось ответа.

«Почему ты считаешь себя лучше меня? — как-то раз спросил То­би­ас. — Ты умеешь колдовать. Думаешь, это делает тебя сверхчеловеком? Моя жена была таким же сверхчеловеком, как и ты, но это не помогло ей против агрессивного пьяницы-мужа, да и от смерти тоже не спасло. Вам внушали, что мы недостойные, но вы, волшебники, ничем не отличаетесь от нас, маглов. И пока будут подпитываться эти предрассудки, будут появляться персонажи вроде вашего Тёмного Лорда. Если человечество сможет избавиться от предубеждений, все мы станем добрее и чище. К сожалению, мне понадобилось слишком много времени, чтобы понять это».

Тогда Джессика ничего не ответила, она просто закрыла дверь и ушла из комнаты Тобиаса, но его слова засели в голове и заставили задуматься. После этого разговора она старалась придерживаться подобного взгляда на мир. Именно поэтому Джессика выбрала для Тобиаса следующую надгробную надпись: «Вся твоя жизнь — предубеждение. Ты перешагнул через него».