Сработались (джен)

Заняться было нечем. Савада как сквозь землю провалился, его отбросы действовали на нервы, а тащиться обратно, чтобы вернуться позже, не хотелось. Поэтому Занзас захлопнул дверь кабинета прямо перед носом взбешенного Гокудеры. Того аж перекосило, но внутрь ломиться не рискнул, решил, похоже, что так безопаснее. Правильно решил, только стоило попросить хотя бы кофе, потому что тупо сидеть и изучать потолок с лепными виноградными гроздьями было скучно.

Занзас зевнул, устроился поудобнее и поморщился: у Савады даже кресло дурацкое — оно скрипело новой, еще не обтертой кожей, ерзало под задницей и тыкалось под руки слишком скользкими подлокотниками. Спинка у него тоже была дурацкой, и башку-то не запрокинешь как следует.

Стол тоже ничем не радовал взгляд. На нем стояли пресс-папье, вылизанная пепельница — явно для гостей, и лежала папка с налепленным на нее стикером «Занзасу». Эта папка оказалась единственным ярким пятном и поводом не вырубиться тут в неудобной позе в неудобном кресле. Занзас терпеть не мог возиться с бумажками: выслушать содержание или поставить подпись еще туда-сюда, но не вникать самому. Бесило это занятие до нервного зуда, но сейчас альтернативы не имелось.

В папке оказался запечатанный конверт. Савада слишком доверял своим людям, любая уборщица при желании могла бы легко влезть внутрь. Впрочем, на первый взгляд конверт выглядел целым. В нем, к счастью, оказалась всего одна бумажка, и разбираться с ней долго было незачем. Занзас скользнул взглядом по знакомой схеме и сжал зубы: Савада все-таки достроил свое японское убежище.

На обороте листа длинными столбцами теснились коды доступа, таблицы шифрованной связи, еще какая-то хрень. Стало тошно. На очередную демонстрацию дебильного доверия Занзасу было плевать, привык уже. Но наследник, чтоб его, Вонголы Примо решил, похоже, пафосно пойти по стопам великого предка. То есть провалиться в тартарары, бросив войну на тех, кто останется. И какая разница, что Первый сбежал в Японию, а Десятый собрался прямиком на тот свет? Для остающихся разницы никакой. Противник тот же, а им придется сражаться, утратив вождя и веру.

— Мелкий трусливый мусор, — Занзас смял паршивую бумажку, стиснул кулак. — Лучше бы я сам тебя пристрелил. Десять лет назад.

Открылась дверь, и Занзас швырнул комок не глядя, уверенный, что тот прилетит прямиком в ошарашенную рожу Савады. Наглядный ответ без лишних слов.

— Эй! — заорали с порога. — В Варии своими погремушками кидайся, босс недоделанный!

Кажется, Гокудера решил все-таки позаботиться о госте. Он орал что-то еще, вроде об уважении к дому Десятого, важности тех бумаг, которыми он тут решил в пинг-понг поиграть, и тому подобной несусветной чуши. Занзас молча вытащил пистолеты. Ярость хлынула потоком, унося все: скуку бестолкового ожидания, бешенство на японского недоделка и его психованного дружка-правую руку, на перспективу остаться за главного — нахрена б ему сдалось такое исполнение мечты! Пусть Савада подавится в гробу своими подачками!

Савадин мусор по части подраться был не дурак, совсем как Сквало. Вот и сейчас завелся с пол-оборота. Встретил пламя пистолетов на свои щиты, еще и кабинет драгоценного босса успел прикрыть от разрушений. А зря. Разнести бы тут все, и самим бы полегчало, и Саваде перед похоронами веселье.

Занзас ухмыльнулся: Гокудера смотрел на него из-за щитов, сжимая губы и зло щуря глаза. Прямо в центре алого костра, в любую секунду готовый сорваться в атаку. Пламя взвивалось к потолку, бешеное и яркое, ему, в отличие от хозяина, было плевать на правила. А придурок сдерживался явно из последних сил, исключительно ради светлого имени своего долбанутого босса. Как Саваде с его характером удалось такого не только приручить, но еще и выдрессировать, как послушную шавку, было загадкой. И ведь держался. А Занзас отлично видел, что происходит. Гокудеру аж потряхивало от желания ринуться вперед, отпустить себя, выплеснуть всю скопившуюся злость и ненависть. Это Занзас понимал: неважно, кого именно ненавидишь, главное — найти повод и того, кому можно без затей и дурацкой дипломатии от души дать в морду или зарядить пламенем.

Стало интересно, насколько далеко тот способен зайти без привычного поводка, и Занзас, вместо того чтобы спрятать пистолеты, поднялся на ноги.

Гокудера понял. Растянул губы в оскале, щиты засияли ярче, а на руке появилась та самая хрень, из которой он раздалбывал отдаленные цели не хуже какого танка или ракетной установки. Со своим уютным кабинетом Савада точно мог попрощаться.

Но первым Гокудера все же не стрелял. Наверное, долг гостеприимства не велел.

А Занзас никому ничего не был должен. Никогда. Пламя привычно хлынуло в рукояти. Он даже целиться не стал, не в кого тут было. Накрыл щиты всей скопившейся за день яростью. Огонь взревел, попер вперед. Занзас его контролировал только до тех пор, пока не почувствовал преграду. А потом…

Вспыхнули мгновенно тяжелые шторы, занялся толстый ковер, затрещал, разгораясь, шкаф.

— Ну! — рявкнул Занзас, преграда просела, поддалась и наконец рухнула. Щиты исчезли, и он чуть не поймал ударную волну алого огня. Расхохотался, перелетел через стол, оказываясь еще ближе, и тут же пришлось уворачиваться от волны уже не прицельной, а широкой, веерной. Вроде даже зацепило, но от этого стало только жарче в крови. Плавились и чернели обои, в нос забивался запах гари и еще какой-то мерзости. Занзас снова вскинул пистолеты. Удержать чужое пламя, пересилить, перебороть — знакомая радость и знакомый азарт.

А с этим мусором оказалось интересно. Его пламя было непредсказуемым. То ветвилось, то било острыми молниями, трещало грозой и леденило внезапным дождем. Пора было с ним кончать, но не хотелось. Хотелось выжать из внезапного спарринга все и еще немного, до полного опустошения, не жалея ни себя, ни Гокудеру. Этот явно из тех, кому не нужна жалость. Отлично.

Держать его на расстоянии выстрела было бы легко, но Занзас легких боев не любил. Они приедались однообразием и неизбежным финалом. Еще не хватало тратить время на бесполезных слабаков. Гокудера держаться на расстоянии не желал, а может, не умел, его то и дело подносило ближе. Они схлестывались то в самом центре раздолбанного кабинета, там, где торчал вверх ногами ни на что не годный теперь стол, то у окна, то у перевернутого кресла. Занзас видел холодную ярость в чужих глазах, черные пятна сажи на морде, слипшиеся от пота и копоти патлы, а потом между ним и Гокудерой снова вспухал огненный вал. Пол под ногами трясся, и Занзас задницей чуял: еще немного, и они разнесут к чертовой бабушке остатки кабинета вместе со стенами, или на них обрушится потолок. Останавливаться не хотелось, но ясно было, что пора.

Как придурок умудрился загнать себя в угол, Занзас не разобрал. Просто вдруг понял, что оказался слишком близко, что дула обоих пистолетов нацелены в грудь, и что он не собирается давить на курок. И не потому, что на него в упор смотрела та самая плюющаяся огнем хреновина — одно движение, и сам неслабо подставишься, а потому что убивать этого идиота он не собирался. Не сегодня.

Занзас шагнул ближе, уперся грудью прямо в раззявленную пасть долбанной черепушки, стер со лба пот и ухмыльнулся.

— Чего не стреляешь? Зассал?

— А ты? — ухмылка Гокудеры словно отразила его собственную. И тут же исчезла, будто вообще почудилось. Мелькнула на закопченной морде тень сожаления, и вместо нырнувшего с головой в бой и счастливого этим придурка на него снова глядел Савадин мусор.

— Да тебя убить, все равно что котенка растоптать, — сказал Занзас, пряча пистолеты, — ни смысла, ни радости. Только шума много. И грязи.

— Да ты! — Гокудера дернулся, и наверняка полез бы в драку, если бы уже не пришел в себя. Но теперь у него появилась масса других забот. Например, люстра, которая все-таки не выдержала и грохнулась с потолка, обдав их обоих фонтаном осколков.

— Твою ж мать! — сказал Гокудера. Удивление в его голосе отчетливо смешивалось с каким-то дурацким детским восторгом и недетским сожалением.

Занзас ощупал задетую осколком щеку, стер кровь и отвернулся. С кем другим еще подумал бы, но этот мусор в спину не ударит — слишком долго просидел рядом с Савадой.

— Где эта бумажка? — спросил Занзас, глядя на догорающий ковер.

— А что, это было что-то нужное? — обалдело поинтересовался Гокудера. — Занзас, только не говори, что…

— Ага, — с удовольствием подтвердил Занзас. — Та самая. Хотел предложить Саваде подтереться этой фигней, но теперь…

— А теперь чертова кошка гоняет ее по всему особняку! — заорал Гокудера. — Совершенно секретную информацию, которую даже из своих знают три человека! Занзас, ты идиот! В следующий раз головой своей швырни! Все равно она тебе не нужна, ты в нее только виски пьешь!

И умчался. Ни копоть с рожи не стер, ни даже двери за собой не закрыл.

Занзас пожал плечами. Раз уж Гокудера подрядился сегодня спасать его от скуки, грех было не пользоваться.

Только на секунду задержался и с чувством глубокого удовлетворения оглядел царящий в бывшем кабинете Савады хаос. Обуглившийся паркет, копоть на стенах, битое стекло и пепел. Целой мебели не осталось, обгорела даже панель, маскирующая сейф, теперь его было отлично видно. Навороченный замок сплавился от жара, металл двери потек, хрена с два такое месиво откроешь. А над всем этим бардаком на почетном месте висел чудом уцелевший портрет Примо. И хоть бы что этому гаду сделалось. Стоял себе, как и час назад, в сияющем оранжевом ореоле пламени, и пялился с немым укором прямо в нутро. Рожу его Занзас терпеть не мог, и сейчас подвернулся отличный повод расправиться с предком Савады, но Занзас почему-то не стал, просто захлопнул за собой дверь.

Подумалось, что дрались-то хорошо если в четверть силы. Сам Занзас даже не запыхался, только разогрелся немного, да и Гокудера не выглядел измотанным. Схватись они по-настоящему, от особняка остались бы обугленные развалины.

Навстречу попалась девка в фартуке, неслась во весь дух. То ли на шум бежала, то ли уже исполнять приказ — разгребать то, что они тут наворотили, чтобы любимого босса раньше времени не хватил удар. Занзас не стал ее останавливать — работы там все равно было не на пару часов, да и не для одной бабы. Савада успеет налюбоваться.

Он как раз дошел до лестницы, когда внизу что-то грохнуло и послышались истошные вопли. Занзас усмехнулся. О «чертовой кошке» — бешеном, неуправляемом животном из коробочки Гокудеры — по всему альянсу байки ходили. Да и сам Занзас не раз наблюдал ее во всей красе. Однажды даже с Бестером, который смотрел на орущую тварь с таким великолепным презрением и брезгливостью на морде, что Занзасу оставалось только ржать.

Правда тварь умела и могла многое, надо было отдать ей должное. Особенно, когда из психованной мелочи превращалась в огромного, полыхающего алым леопарда. Но в нормальном состоянии обуздать ее не получалось ни у кого. Тут облажался по полной программе даже Савада. Кошка, в отличие от хозяина, дрессировке не поддавалась. Занзас считал, что всей Десятой компании идиотов просто не хватало ни силы, ни харизмы. Хотя двое, пожалуй, могли бы справиться. Только одному было плевать на все это сборище вместе с их коробочками, а другой и без того находил массу развлечений — ему было не до кошек.

Мимо пробежал Ямамото, кивнул на бегу, как своему, Занзас даже возмутиться не успел.

— Какого!.. — заорал внизу Гокудера. — Убери собаку, придурок!

Похоже, пламя дождя действовало на психованную кошку не лучше, чем на хозяина. То есть, вместо того чтобы успокоить, только злило еще больше. Не зря Гокудера никак не мог найти общего языка со Сквало.

Когда эти двое сцеплялись и начинали орать друг на друга, Занзас зверел и ни о чем больше не мог думать. Да и никто не мог. Два психа глушили всех. Сквало надрывался, блестя глазами, Гокудера не отставал. Он тоже умел орать и заводиться сходу. Приходилось вышвыривать обоих за дверь. Из-за этого идиотизма даже с Савадой договорились — в большинстве случаев тот стал являться сам. Или вместе с Гокудерой: стоял у него за плечом эдаким молчаливым довеском и расплескивал по кабинету свою долбанную гармонию. Правда на Сквало она влияла мало, но со своим мусором Занзас мог справиться, а вот на Гокудеру действовала безотказно. Тот стихал, сдерживался и почти не повышал голоса. По итогам выходило сносно. Потом границы сотрудничества расширились, и все заработало в обе стороны. Занзас тоже стал частым гостем в особняке Вонголы. Разводили на пару с Савадой своих психов как могли. Сквало бесился, но теперь чаще всего общался с Савадой напрямую, а Занзасу в обратку достался Гокудера. Приятного в этом всем было мало, потому что Гокудера умудрялся выбешивать и его самого, но мозги у этого мусора были, и иногда с ним даже говорить не требовалось. Тот отлично понимал без слов.

Ямамото, очевидно, проходил для Гокудеры по категории «свое не трогать», так что перепалка внизу закончилась на удивление быстро. Вот только чертовой кошке как раз хватило времени смыться от хозяина подальше. И не нашла она ничего лучше, чем вскарабкаться по перилам вверх и остановиться точно напротив Занзаса. Оглядела его с непередаваемо наглым выражением и помчалась выше, издевательски махнув хвостом — так, что Занзасу прилетело кончиком прямо по губам. Прицельно, мать ее.

Скомканную бумажку тварь держала в зубах, как собака поноску. Значит, догонять имело смысл.

— Эй, мусор, твоя тварь наверх дернула! — крикнул Занзас, перегнувшись через перила, и рванул следом. Чертова кошка не слишком торопилась. Иногда приостанавливалась, оглядывалась, дергала хвостом, будто дразнила: ну-ка, догони!

— Видел, — донеслось снизу.

Там, внизу, Гокудера тоже явно успел натворить разрушений, отзвуки суеты долетали даже двумя этажами выше. Кошка вспрыгнула на край высокой китайской вазы какого-то там замшелого века, и Занзас успел подумать, что Савада может распрощаться с еще одним бесценным раритетом. Лучше бы в музей сдал, хлама в доме меньше, а имиджу Вонголы на пользу.

— Ури, — с непередаваемым отчаянием в голосе позвал Гокудера. Добежал, значит.

Кошка уронила бумажку на край вазы, прижала лапой и принялась умываться.

— С-сука, — прошипел Гокудера.

Занзас достал пистолет.

— Не смей.

— Я разнесу эту китайскую хрень, — черт его знает, с чего Занзасу вздумалось оправдываться. — А ты лови свою тварюгу.

Это было ошибкой. Злоебучая тварь, похоже, прекрасно понимала каждое слово. А может быть, ей слишком нравилась эта ваза, чтобы так запросто ею пожертвовать. Еще бы — сидишь себе почти под самым потолком и в ус не дуешь, пока хозяин снизу вопит всякую чушь.

Кошка снова схватила бумажку в зубы, сжалась пружиной и прыгнула. Приземлилась точно на башке у Гокудеры, оттолкнулась, располосовав ему в кровь лицо, вцепилась в бархатную штору, взлетела на карниз и разлеглась там, глядя с наглым вопросом в глазищах: «Ну и что вы теперь будете разносить, чтобы до меня добраться?»

Гокудера стоял, зажмурившись, и в голос матерился. Занзас тоже выругался и встряхнул его за плечи.

— Глаза целы?

— Да! — рявкнул тот.

Занзас нашарил в кармане платок и ткнул ему в рожу.

— Вытрись. Весь в кровище. Эй, ты! — он шагнул к окну и задрал голову. Ушастая тварь — как там ее звали? Дыня, что ли? Охренеть имечко, — таращилась на него. Соображала ведь, сволочь, что творит. Занзас мог поклясться, что соображала. — Слезай уже. Или я тебя поджарю к чертям. И плевать мне на твоего недоумка хозяина!

Кошка зажмурилась и заблажила громко и утробно — кажется, предложение ей не понравилось.

— Слушай, мусор, — Занзас положил ладони на кобуры и медленно двинулся вбок. Тварь, хоть и щурилась, пристально за ним наблюдала. — А за каким хреном нам эта бумажка? Пусть она ее хоть сожрет. Чужим не достанется, а Савада еще одну распечатает, не переломится.

— Хотела бы, уже бы сожрала, — зло ответил Гокудера. — У нее, не поверишь, к технической документации уважение. Это она тебя учит важными бумагами не разбрасываться.

— А тебя чему учит лапами по морде? — заржал Занзас. — Чихал я на ваши бумаги и на вас с Савадой заодно. Твоей кошке это отлично известно, придурок. Слева заходи, — велел он, еще немного сдвигаясь вправо. — Пугну ее. Если спрыгнет, хватай.

Гокудера зашипел что-то злое, швырнул на пол окровавленный платок, но влево шагнул.

— Гокудера-кун! — вскрикнули позади. Занзас покосился через плечо. На лестничной площадке стояла девка. Не Савадина, а вторая, шумная трепливая брюнетка. Что она тут делала и нахрен сдалась Вонголе, Занзас до сих пор не разобрался. Но Савада вечно собирал всех своих японских отбросов, подгребал под себя, как наседка цыплят, пыжился, топорщил перья, даже воинственно выпячивал грудь, защищая их от любых вопросов и нападок. Оберегал, придурок. А теперь решил сдохнуть.

Девка возмущенно притопнула и кинулась к ним. В руках у нее была тарелка со здоровенной рыбиной, от которой воняло на всю округу.

— Гокудера-кун! Ты опять не кормишь Ури!

— Без меня полно желающих! — рявкнул Гокудера. — Нашла кавайную кису! Покемона себе заведи, глупая женщина!

Девка с грохотом поставила тарелку на пол, уперла руки в бока не хуже базарной торговки и затарахтела так, что Занзас и понимать перестал — не настолько хорош был его японский, чтобы воспринимать бабскую блажную брань, да еще и на такой скорости. Гокудера орал в ответ так же быстро и непонятно, хотя вкрапления итальянской ругани Занзас оценил по достоинству. Кошка тем временем спрыгнула и начала жрать. Естественно, мусор нихрена не успел, занятый скандалом, а от Занзаса тварь увернулась, утащив и рыбину, и злополучную бумажку.

Занзас озверел и пальнул в потолок. Просто так, чтоб заткнулись.

На пол посыпалась штукатурка. Девка ойкнула, отскочила и каким-то хитрым образом оказалась за Гокудерой, прижалась так, что наверняка втискивалась ему в спину своими хилыми буферами. Тот сразу захлопнул пасть, моргнул и шарахнулся в сторону. А Занзас усмехнулся. Такие рокировки могли быть случайным совпадением, а могли и не быть. Может, и не зря эта базарная тут болталась.

— Ты, — сказал он, ткнув в нее пальцем. — Уберешься отсюда вместе со своей тарелкой. Молча! А ты — идиот. Тарахтишь как баба! Я из-за тебя упустил твой бешеный овощ!

Тварюга дожрала свою рыбину, дохрустела последними косточками и мявкнула так требовательно, что без перевода было ясно: «Еще!»

— Вот видишь, — на полтона ниже вякнула девка, — она голодная!

— Наглая она, — буркнул Гокудера. Тихо шагнул к кошке, присел на корточки. Скомканная бумажка валялась в каких-то десяти сантиметрах от его пальцев. Сумасшедшая тварь вылизывалась, ну прямо как порядочная кошка на порядочной кухне, умильно поглядывала на девку, а на Гокудеру вроде и вовсе не смотрела. Но когда тот дернулся в последнем рывке за несчастным планом, перед самыми его пальцами мелькнула когтистая лапа, и бумажка, весело подпрыгивая, отлетела шагов на десять.

Гокудера рванул, как чертов спринтер, с низкого старта. Но против собственной кошки у него не было ни шанса. Адская тварь метнулась, подцепила бумажку и погнала ее дальше, азартно, как футболист на решающей минуте матча. Занзас дернулся было следом, но тут же спохватился. Похоже, местный идиотизм был заразен. Обернулся к замершей девке, сказал веско:

— Свали.

— Стой, чертово животное! — орал Гокудера. — Ури!

Занзас выстрелил над его головой. Дальнюю стену разнесло в щебень, засыпав оба поворота. Для контроля Занзас добавил еще, превратив остаток коридора в прекрасный непроходимый тупик.

Гокудера согнулся, кашляя, прикрывая лицо рукавом. Занзас прищурился: разглядеть что-то в облаке цементной пыли и кирпичной крошки было сложно. Зато кошка даже не притормозила. Взлетела на самый верх завала, едва касаясь лапами неустойчивых обломков, и только потом огляделась с невинным видом: «А что это вы здесь устроили?» И снова принялась вылизываться.

Многострадальная бумажка скатилась вниз, и Занзас, обогнув трущего глаза Гокудеру, подобрал ее. Измятая, подгоревшая, провонявшая рыбой, припорошенная цементной пылью. Секретный документ в ней не узнал бы сейчас даже сам Савада.

Занзас выдохнул, стерев с лица пот пополам с пылью, и сел прямо там, возле завала, прислонившись спиной к горе дробленого кирпича. Гокудера, прихрамывая, подошел и сел рядом. И даже не заорал, сказал спокойно:

— Кретин, а если бы пришибло?

— Откачали бы, — лениво отозвался Занзас. — Чего хромаешь?

— Задело. — Гокудера подвернул штанину, обреченно посмотрел на разлившийся в пол-икры багровый синяк. — Схожу к Рехею потом, подлечит.

Занзас отпихнул его руку, сам промял, проверяя кость: цела. Кивнул:

— Жить будешь. А прилетело бы по башке, одним идиотом на свете бы меньше стало.

— Да сам ты… — Гокудера осекся и только нервно махнул рукой. Молча забрал план, разгладил на коленке, как будто это могло чем-то помочь, и бросил гневный взгляд на кошку. Та продолжала его игнорировать. Растянулась на груде щебня и теперь щурила наглые глаза.

— Она у тебя совсем психическая, — сказал Занзас. — Хрен разберешь, кто из вас хозяин. Я бы поставил на нее. Ты, придурок, хоть бы мозги ей вправил. Позорище. Консильери Вонголы с собственной кошкой справиться не может.

— У нее с мозгами порядок, — буркнул Гокудера. — А характер, ну, черт с ним, все говорят «в хозяина». Зато в бою все правильно делает.

— Если животное из коробочки плюет на хозяина, значит, хозяин придурок. Или в башке у него творится такая хрень, что сам черт ногу сломит, не то что кошка. Но знай, мусор. Если ты однажды что-нибудь у меня сопрешь, я за тобой гоняться не буду. Пристрелю на месте. Свихнулись вы тут все, и Савада первый. Не Вонгола, а какой-то филиал психушки.

Занзас взглянул на часы. Оказалось, дело уже близится к вечеру. Недаром жрать хотелось. Еще и эти дурацкие забеги с препятствиями. Пора было уезжать. Надо Саваде — пусть сам припирается или катится к черту со всеми своими планами. Но сначала зайти на кухню. Повара здесь работали неплохие, сплошной японской мутью обычно не пичкали.

— Эй! Дыня! — позвал Занзас, осененный внезапной идеей. Тварь вскинула морду и подняла уши. Посмотрела вроде как исподтишка, но с интересом. — Жрать хочешь? Твой тупой хозяин совсем двинулся на своем боссе и его тупых проблемах. Не кормит, значит. А ну иди сюда.

Он растопырил пальцы, и на ладони вспух крупный шар пламени. Глаза твари вспыхнули багрово-красным. Она приподнялась и потянулась мордой вниз.

— Давай уже, — поторопил Занзас. — Я тебе не круглосуточный ресторан. Шевелись.

— На благотворительность потянуло? — хмыкнул Гокудера. Он, видно, совсем выдохся — по идее возмутиться должен был, и за «придурка», и за «сопрешь», и за наезд на Саваду. Но не среагировал никак. — А если животное из коробочки шагу не может ступить без приказа хозяина, это хреновое оружие, — добавил зачем-то.

— А если животное из коробочки берет еду из чужих рук? — Занзас кивнул на жрущую его пламя кошку. Та распушилась, глаза горели, кисточки на ушах полыхали пламенем урагана.

Занзас взбесился бы, возьми Бестер хоть что-то не у него. Бесился и сейчас — из-за того, что Гокудера это позволяет.

— Оружие, которое не только твое, тем более хреновое, — выплюнул он.

— Ури, — позвал Гокудера. Кошка подняла голову, посмотрела на него и прыгнула. Не в лицо, не на башку подкопченную — на руки. Села на коленях, выпрямилась, обвила хвост вокруг лап. — Можно, — сказал Гокудера, и кошка вернулась к Занзасу. Ела теперь аккуратно, ни дать ни взять благовоспитанная донья на званом обеде.

— Ури ничего не возьмет у чужих, — спокойно сказал Гокудера. — Раз взяла у тебя, значит, не считает чужим. А раз я разрешил, значит, тоже не считаю. Еще вопросы, или хватит ума самому понять?

— Уел, — усмехнулся Занзас. — Говорю же — все вы тут психи. Да, животное?— Он почесал кошку за ухом, с интересом покосился на неожиданно спокойного и тихого Гокудеру и внезапно сказал: — Не морочь девке голову. Лучше сразу пошли, потом проблем не оберешься. Хотя… если все мы тут скоро рискуем стать трупами, то, наверное, похрен.

— Она сама себе морочит, — с тоскливой безнадежностью отмахнулся Гокудера. — Непрошибаемая какая-то. Осталось только прямым текстом послать, но все-таки женщина, нехорошо.

— Тебе можно, — хмыкнул Занзас. — Все знают, что Савада — добрый босс, я — злой, а ты — дурной на всю голову, да еще орешь как подорванный, не разбирая, кто там женщина, а кто нет.

Он погасил пламя, подхватил кошку под пузо и поднял в воздух, рассматривая снизу сытую, довольную морду. Морда блестела глазами, щурилась, но шипела — то ли по привычке, то ли просто не умела иначе.

Ураганная кошка. Даже жрать спокойно не может. То ласковая, то глаза выцарапать готова. А то все сразу, и попробуй разберись, что тебя ждет через секунду — довольное урчание или когти.

— В хозяина, говоришь, характер? — Занзас обернулся снова, прищурился. Гокудера смотрел в упор. Тоже блестел глазами и тоже походил на хищника, прикормленного когда-то чужими руками. Только этот хищник был в панике. Неудивительно — любимый хозяин собрался сыграть в ящик. Из паники лезла злость на всех подряд, объяснимая и бессильная, тоска, которая Занзаса мало интересовала, потому что ее причины тоже были отлично известны. Но за этим букетом сейчас проступало еще кое-что. Гокудера, в отличие от своей кошки, не был сыт. Голод пер из него так отчетливо, что Занзас даже чуял его: животный, изматывающий. Пламя кипело внутри, сворачивалось тугими алыми кольцами, искало выход, а придурок, двинутый на Саваде и его дебильных правилах, сдерживался. Срывался глупо и по-детски, в мелочах — в ругани со Сквало, в воплях по любому поводу. А из него рвалось другое: задавленные эмоции, нереализованные желания, жажда адреналина, наконец. Савада не мог этого не замечать. Но Занзас и сам не замечал раньше. Или не хотел? Что ему за дело, в конце концов, до ненужного, чужого мусора? У него своего полный особняк.

Он выпустил кошку, та шмякнулась на колени и, конечно, сразу вцепилась когтями в бедро. Жаль, хозяина нельзя взять за шкирку и почесать за ухом. Сунуть его носом в лужу тоже нельзя.

Занзас сжал на груди придурка рубашку и дернул к себе.

Гокудера и правда оказался весь в свою кошку. Одной рукой смял волосы, второй прихватил зачем-то перья с енотовым хвостом — да во что попало вцепился, понял Занзас. Смотрел в упор, разве что не шипел и не скалился. Ждал, как ждут хищники: быть драке или нет. Занзас драки уже не хотел. Гокудера тоже, не это было ему нужно.

— Не чужой, — повторил Занзас. — Хорошо. Значит, и ты — мой.

— Полегче! Только после Десятого.

Но не вырывался и драться не полез. Они так и замерли, вцепившись друг в друга, схлестнувшись взглядами, а между ними сидела у Занзаса на коленях Дыня и спокойно умывалась. Похоже, по ее кошачьему мнению, все шло как нельзя лучше.

— Для того, чем ты занят в Вонголе, у меня Сквало, — ухмыльнулся Занзас. — Как насчет неслужебных отношений?

— В неслужебное время? — Гокудера коротко рассмеялся. — Оно у нас есть?

Ощущение было странным — будто случайно влез обеими руками в живое, горячее нутро. Потому что Гокудера то ли поддался порыву и забыл о своих правилах, то ли осознанно позволил это именно ему.

— Будет, — сказал Занзас и понял, что ему верят.

Хрен знает, чем бы это все закончилось, но положение, как ни странно, спас Савада. Хоть раз явился вовремя — ну, не то чтобы вовремя, учитывая, что к назначенному часу он опоздал безнадежно. Но в подходящий момент. Оглядел учиненный разгром, улыбнулся безмятежно и выдал:

— Вижу, вы сработались.

Гокудера отпустил Занзаса, аккуратно вывернулся из захвата, встал, отряхнул брюки на коленях — дебил, толку отряхивать, его всего под пожарный шланг надо было. Кивнул:

— Сработались, Десятый. Можешь быть спокоен.

И Занзас видел сам и понимал, что Савада видит тоже, как Гокудера скрутил себя снова — ради ответной улыбки, ради этого «будь спокоен». Занзас встал. Сказал хрипло:

— Уебать бы тебя… Десятый.

— Вернусь — уебешь, — серьезно кивнул тот. — А пока пойдемте ужинать.