Никогда не одеться без улыбки (джен)

— Это именно то, что все носят на Балтионе, — заверила Мордиона гардеробщица и улыбнулась ему с плохо скрываемой смешинкой в глазах.

Она всегда улыбалась ему. Возможно, она так улыбалась всем. Ведь он не сделал ничего особенного, чтобы заслужить от нее этот взгляд. Тем не менее, когда никто никогда тебе не улыбается, такое невольно отмечаешь.

Конечно, он знал, в чем состоит шутка. Он сильно сомневался, что этот конкретный оттенок неоново-розового является вершиной моды где бы то ни было во вселенной, включая Балтион. Как и обтягивающие черные брюки, которые она предложила в последний раз, которые совсем не помогли ему вписаться в окружающее на Триолли. Как верному Слуге Властителей ему следовало бы так и сказать. Ради ее собственной безопасности ему следовало бы сказать ей, что у Властителей нет чувства юмора. Но она улыбалась ему — полной смеха улыбкой, а не встревоженными дрожащими ухмылками, которыми одаривало его большинство людей, — и он понимал, что не способен вести себя с ней так строго, как должен бы, даже ради того, чтобы защитить ее от самой себя. Единственное, что он мог сделать — состроить самое безучастное выражение лица и притвориться, будто не понял шутки.

Но брюки. Они были ужасны: розовые, с маленькими оранжевыми оборками вдоль швов. Мордион уставился на них, чувствуя, как губы начинают подергиваться в уголках. Он попытался подавить свою реакцию, покорно ожидая волны тошноты, приходившей каждый раз, когда возникала смешная ситуация.

Она не появилась. И без этого внутреннего ограничения, уничтожающего всякий намек на хорошее настроение, сдержать его внутри вдруг стало невозможно. Мордион отвернулся недостаточно быстро, чтобы скрыть неожиданный смешок. Потрясенное выражение на лице гардеробщицы нисколько не помогало взять себя в руки, и Мордион был вынужден вцепиться в рейки для одежды, чтобы удержаться на ногах, когда волна смеха накрыла его.

Было мгновение, когда он думал, что гардеробщица сейчас развернется и убежит.

— Вы знаете, — произнесла она — слегка возмущенная и очень напуганная тем, что ее тайная шутка вовсе не такая тайная, как она считала.

Но поскольку его смех не прекращался, она тоже начала хихикать — сначала нервно, а затем искренне.

Улыбка ощущалась болезненной и непривычной, как бывает, когда напрягаешь мышцы, которые долгое время не использовались.

— Сложно было не заметить, — сказал он, набрав достаточно воздуха, чтобы снова дышать. — Вы действовали не слишком тонко.

Она раскраснелась от смеха, но теперь к этому добавилось смущение.

— Как давно вы знаете? — спросила она. — Почему… почему вы просто не сказали, вместо того чтобы позволять мне одевать вас в эти вещи?

— Вы казались счастливой.

Это был самый простой ответ, и он содержал достаточно правды, чтобы Мордион мог спокойно его дать. Она, похоже, извлекала немало удовольствия, предлагая ему всё более абсурдные одеяния. А Мордион нечасто имел возможность наблюдать за кем-то, получающим столько радости от чего бы то ни было. И притворяясь не разбирающимся в предлагаемой одежде, он позволял этому продолжаться.

— Жаль было портить вам удовольствие.

— Властители знают? — она снова на мгновение встревожилась, задним числом обеспокоившись последствиями своей глупости.

Он не стал говорить, что если он в самом деле то существо, каким его считают, ее беспокойство немного запоздало.

— Не от меня.

Это не означало, что они не знают. Мордион давно выучил, что нет такой части его жизни, о которой он мог думать как о личной. Но он не предавал ее подобным образом, и не предаст. Правда состояла в том, что он никого не предавал подобным образом — не по своей воле. Несколько Контролеров секторов думали, будто Слуга Властителей очень глуп, поскольку он необъяснимо не замечал множества нарушений.

Его заверение не прогнало беспокойства с ее лица, и он добавил:

— Если они до сих пор ничего не предприняли по этому поводу, то, скорее всего, и не предпримут — даже если знают.

Это была не совсем правда. Но он полагал, что целью любого наказания за плохо выбранную одежду будет скорее причинить боль Мордиону, чем дисциплинировать гардеробщицу. Однако единственный способ иметь дело с подобными возможностями — не думать о них. Мордион подозревал, что если бы он думал о том, что может получить Знак для любого, кто хоть немного нравился ему, то утратил бы и те крупицы вменяемости, что у него еще оставались.

Вменяемость поддерживали короткие искренние улыбки — когда люди забывали, что он Слуга; танцовщицы — будто он один из обычных дипломатов; и счастье, которое он мог наблюдать, когда люди думали, что он не смотрит. Не так уж много в качестве спасательного плота, тем не менее Мордион цеплялся за него.

Ее лицо просветлело, и она снова ухмыльнулась:

— Теперь я в любом случае перестану. Какой смысл заниматься этим, если вы знаете, что я делаю?

— Нет, не переставайте! — он не смог скрыть страх в голосе при мысли о потере этих коротких моментов безрассудства.

Она выглядела ошеломленной, и Мордион обнаружил, что путается в словах, неловко выразив:

— Мне нравится, как это смешит вас.

Она порозовела — удивленная и довольная.

— Я думала, вы станете говорить, как это опасно.

Улыбаться ему было опасно. Разговаривать с ним о чем-либо, напрямую не связанным с его работой, было еще опаснее. Подбор для него слегка странных нарядов почти не имел значения в сравнении с потенциальными последствиями, которые существовали для него в любой момент времени. Даже позволять этому разговору продолжаться было безумно эгоистично, и всё же Мордион не мог заставить себя прекратить его. Он слегка пожал плечами, снова бросив взгляд на одеяние, которое она предлагала ему.

— Уверен, если вас спросят, вы сможете найти куб, на котором кто-нибудь носит нечто подобное?

Девушка посмотрела на него и снова начала хихикать.

— Вы же не собираетесь на самом деле надеть это?

— Разве не таково было ваше намерение?

Он не мог смеяться, когда путешествовал по делам Властителей — одного желания обычно было достаточно, чтобы вызвать у него тошноту. Однако в подобном одеянии он, по крайней мере, сможет смеяться внутри. От этой мысли по телу пробежала непривычная маленькая волна тепла. Мордион подумал, что так может выглядеть счастье.

— Ну да, но… — она всё еще смеялась, но теперь настала ее очередь выглядеть слегка взволнованной. — Это было, когда я хотела, чтобы вы выглядели глупо. Вы не должны, если не хотите. Я имела в виду, вы можете, но…

— Вы всегда пытаетесь заставить людей выглядеть глупо? — напрямую спросил Мордион, искренне заинтересовавшись ответом.

Проблеск жизни, в которой можно шутить над людьми, был словно взгляд на чужую страну через далекий океан.

— Большей частью, — признала она. — В пределах, которые, как мне кажется, они примут. И в любом случае, я не смогла бы сделать так, чтобы они выглядели фантастически. У нас здесь не слишком большой выбор в одежде. Это либо эксцентричные цвета, либо странные костюмы, либо клетчатая ткань. У меня два варианта: отчаянно стараться хорошо выполнить работу, или попытаться сделать потрясающе плохую работу. Вы бы удивились, как мало людей замечают разницу.

Он махнул рукой на брюки:

— Вы же не думаете, что такое не заметили бы?

— Возможно, я хотела посмотреть, как далеко могу зайти, — весело призналась она. — Большинству людей не приходится появляться здесь так часто, как вам. Я просто не могла не попробовать.

Мордион подумал, что понимает.

— А брюки на прошлой неделе?

Они были черными и такими узкими, что он подумал: возможно, она ошиблась с размером. Они казались экстравагантным выбором даже для нее. Большинство вещей, которые она предлагала, чудно выглядели, но были функциональными.

Теперь она покраснела, не в силах встретить его взгляд.

— Возможно, я просто хотела посмотреть, как вы будете в них выглядеть.

Он видел слишком многое, чтобы быть невинным или наивным, но всё же ему понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что это на самом деле означает, и он почувствовал, как его лицо начинает гореть, так же как и ее. И теперь они оба краснели и не могли посмотреть друг на друга. Мордион подавил желание сбежать — ведь если он сбежит сейчас, он, наверное, никогда больше не сможет вернуться.

— Я надену всё, что вы найдете для меня, — предложил он, надеясь на еще одну ее улыбку.

Он получил эту улыбку и видел, как глаза гардеробщицы загорелись от представившихся возможностей, пока она изучала его.

— Вы можете пожалеть о своем предложении, — она явно полагала, что он нуждается в предупреждении. — Я могу сочетать весьма странные вещи.

В ответ он взялся за край своего плаща и протянул его к ней:

— В сравнении с этим?

Большинство людей вздрогнули бы и отвернулись, лишь бы даже мельком не увидеть кроваво-красную ткань: слишком яркое напоминание о деятельности Слуги. Однако гардеробщица засмеялась, и Мордион почувствовал, как сам улыбается в ответ — нелепый и счастливый, оттого что кто-то смеется вместе с ним. Никто никогда этого прежде не делал.

— Возражение принято. Хорошо. Вы можете быть моей новой моделью для одежды.

— Буду рад, — искренне ответил он, по-прежнему улыбаясь ей.

Это чувствовалось странным и непривычным, и он не хотел, чтобы это заканчивалось.

— Я Вайеррэн, — представилась она и заметила, что он колеблется. — Знаете, когда-нибудь вы должны сказать мне свое имя. Я просто не могу продолжать думать о вас как о Слуге.

— Я… не могу, — извиняющимся тоном произнес он, позволяя ей сделать собственные выводы.

Проще позволить ей думать, что это запрещено, чем объяснить, как его горло сжимается при мысли о том, чтобы произнести свое имя вслух.

Вайеррэн выглядела скорее заинтригованной, чем сожалеющей.

— Тайна! Я непременно выясню, — похвасталась она. — Кто-нибудь где-нибудь обязательно знает. Я найду.

Ему следовало сказать, чтобы она не делала этого. Ему следовало сказать, что любое сопротивление Властителям обречено и глупо; что она не просто умрет — они прикажут ему убить ее; и он сделает это, потому что альтернатива чересчур ужасна, чтобы даже рассматривать ее. Ему следовало остановить ее и отныне и впредь не общаться с ней слишком близко.

Захваченный красотой ее улыбки, Мордион каким-то образом нашел силы вовсе ничего не сказать.