Спасенная (джен)

Земля вокруг красная-красная, будто обагренная, пропитанная насквозь морем крови. Когда воздух наполняет легкие, в них будто тяжелеет, и становится все труднее и труднее дышать. Красная пыль вздымается вверх под армейскими сапогами Тобиаса «Четыре» Итона, когда тот спрыгивает с планера. Все вокруг так отличается от дома Тобиаса, все вокруг до сих пор отмечено печатью катастрофы, произошедшей сто лет назад и навсегда изменившей земной облик. Жаровня. Название, подходящее для этой местности как ничто другое.

Как будто кто-то не хочет, чтобы напоминания о катастрофе стирались временем.

Внезапная мысль поражает Итона, отвлекая от его первостепенной задачи.

Что-то не так.

При виде планера люди, живущие на границах, рассыпаются прочь. Они не встречают помощь, а бегут от солдат.

— Вперед! — кричит Нита и жестом напоминает про дронов. Тобиас вскидывает руку, а в следующее мгновение Нита исчезает из поля зрения.

Дроны выхватывают силуэт, скрывающийся в полотнах выцветших и рваных тряпок, служащих и потолками, и полами, и стенами. Тобиас бегом срывается с места и преследует свою цель. Дроны выхватывают копны грязно-желтых волос — это девочка, которая так отчаянно пытается сбежать от Итона, не понимая, что ей хотят помочь. Но дроны не выпускают ее из поля зрения Четыре, ей не убежать — он гораздо быстрее.

Его цель обо что-то спотыкается и летит на кроваво-красный песок, но, чутьем уловив приближение преследователя, переворачивается и пытается забиться в самый угол здания, в котором они оба оказались, не заметив, как.

— Не подходи! Не трогай меня! — кричит девочка, когда упирается спиной в обшарпанную стену. — Не подходи!

— Я не наврежу тебе. — Четыре убирает дронов и опускается на корточки перед ней. — Мы здесь, чтобы помочь вам!

— Вы нам не помогаете! — Она убирает с лица запутавшиеся волосы, и Тобиас понимает, что ошибся. На вид ей лет четырнадцать. Широко распахнутые серые глаза смотрят на него, полные страха и паники.

— Итон! Вот ты где! — Нита отыскивает Тобиаса. — Не теряйся в Жаровне, — поучительно произносит брюнетка и тут замечает девочку. — Она слишком взрослая…

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мы не можем взять ее. Мы должны спасать детей…

— Это твои командиры тебя научили?

Тобиас Итон взвивается на ноги и нависает над Нитой. Перед ней командир Бесстрашия, привыкший поступать так, как велит его сердце и его рухнувшая фракция, чьи идеалы все еще живы в нем. И Нита не решается перечить. Пусть с ним разбираются командиры Бюро. А девчонку и правда жаль.

— Как тебя зовут?

— Соня.

— Пойдем с нами, Соня, — Тобиас протягивает девочке руку. — Я не дам тебя в обиду. Все будет хорошо.

Что-то есть во взгляде, в голосе этого человека, и Соня верит ему против желания и принимает его руку.

* * *

— Бюро открыло для нас двери, — Кристина сосредоточена и серьезна. — Бюро даст нам возможность перемещаться между городами, даст нам технологии!

— Мы не будем сотрудничать с Бюро, — Тобиас говорит, как отрезает. Голос не громкий, но звенящий гневом, пронизывает воздух в переговорной, и все присутствующие невольно съеживаются под взглядом мэра Чикаго. Он не будет сотрудничать с Бюро. Он не позволит никому из своих людей переступить порог этого места! Итон слишком помнит страх Сони перед людьми в форме Бюро и детей, которым стирали память. — Совещание окончено! — Итон идет в выходу из кабинета первым, ощущая на своей спине обеспокоенные взгляды Кристины и Калеба, но ему плевать. Уж этим двоим хорошо известно. Из-за Бюро погибла Трис.

Каждый день на востоке поднимается солнце и озаряет город своим светом. Жители Чикаго спешат на работу, а детвора на занятия. Больше нет фракций, и ощущение свободы, пусть и внутри Стен, витает в воздухе.

Два года назад Трис рассказала жителям Чикаго о Бюро и других городах, предоставив выбор. Четыре помнит, что тогда город не покинул никто.

Он вернулся из Бюро в свой дом вместе с Кристиной, Калебом и Питером; он защитил свой дом, но потерял Трис — единственного человека, по-настоящему важного для него.

Каждый день на востоке поднимается солнце и озаряет Чикаго своим светом, но Четыре остается в тени. Теплые лучи не касаются его кровоточащего сердца. Потому что есть раны, которые не заживают никогда.

— Где Соня? — спрашивает Четыре у своего помощника, у которого есть куча более важных дел, чем следить за какой-то девчонкой, но Соня не какая-то. Тобиас — ее опекун.

— У восточных ворот, — с готовностью отвечает помощник и добавляет: — как всегда. — Но мэр его не слышит, он уже в холле, у лифтов. — Машину к главному выходу, — велит помощник по рации, и когда Итон выходит на улицу, его уже ждет джип. Водительское место пустует — все знают, что мэр передвигается по городу сам, а мэр знает, что в своем городе своим людям он доверяет.

Поднявшись на восточные ворота, Четыре застает уже привычную картину. Отчего это место так полюбилось Соне? Похоже, чутье заставляет ее вновь и вновь обращать свой взор к месту, где она родилась и где выживала.

Эта девушка больше не напоминает загнанного зверька, которого Итон нашел в Жаровне и привел в Бюро, наплевав на все запреты и правила.

На Соне все черное, светлые волосы собраны в пучок. Снова тренировалась, без труда определяет Тобиас. Не то чтобы он против… Но так хочется ее от этого оградить. Встреча с Итоном стала для нее подарком судьбы, шансом на выживание, но Соня не может принять просто так ту жизнь, которую готов обеспечить ей опекун — мэр Чикаго. Итон никогда не говорит ей об этом, но будь еще живы фракции, она точно бы стала Бесстрашной. Соня так напоминает ему Трис…

— Ты опять здесь? — Итон останавливается рядом с подопечной. — Что такого в этом месте, что оно притягивает тебя, как магнитом?

Он понимает Соню. Все ее ровесницы говорят о нарядах да о парнях. Но ее ровесницы не росли в Жаровне…

— Когда я смотрю вперед, я представляю себе красную пустыню. Я хочу понять… Почему одни выживали там годами и не умирали, а другие превращались в монстров, убивавших друг друга, пока не сходили с ума?

— Это последствия катастрофы, Соня.

— Бюро борется с ними. Ты снова ответил им отказом.

— Чикаго не будет сотрудничать с Бюро, никогда!

— Тобиас, пожалуйста… — Соня поворачивается к своему другу и наставнику, ловит его за руки, вглядывается в темные глаза, пытаясь прочитать в них что-то, ведомое ей одной.

— Что ты сделала, Соня?

— Ава Пейдж стала президентом Бюро…

— Я знаю, кто такая Пейдж. Соня, скажи мне!

Его подопечная не умеет лгать, только не ему. Соня понимает, что скрывать нет смысла. Собравшись с духом, выкладывает все, как есть.

— Я согласилась принять участие в Лабиринте — эксперименте, разработанном Пейдж. Я не могла не сделать этого. Там погибают люди! — Соня говорит быстро-быстро, боится, что Четыре перебьет ее, продолжать потом снова не хватит духу. — Ты защищал свой дом! Чикаго твой дом! А мой — там! — Тонкая рука с выступающими мышцами взметнулась вверх, указывая куда-то в направлении Жаровни. — Я хочу защитить свой дом! Я не могу жить тут, имея все, что у меня есть, зная, что происходит там… Зная, что у меня есть шанс помочь! Как я смогу жить, есть, дышать этим воздухом, зная, что у меня был шанс что-то сделать, но я не воспользовалась им… Я не смогу…

Соня замолкает, тишина оказывается слишком неожиданной для Четыре. На мгновение ему мерещится, что перед ним Трис, а потом он вспоминает последний День рождения Сони, голубое платье, которое ей так шло, и ее бегство на тренировку ранним утром на следующий день.

У Четыре нет слов, чтобы возразить Соне, потому что она права, чертовски права. Ему не удержать ее в стенах Чикаго.

Соня покидает город следующим утром. Восточные ворота открываются впервые за два года. Четыре провожает ее вместе с Кристиной и Питером, которые тоже привязалась к девочке из Жаровни. Их встречают два планера. Когда Соня поднимается на борт, она оборачивается и машет рукой Чикаго. У Четыре едва находится выдержка, чтобы ответить ей. Он думает о том, что снова Бюро забирает у него дорогого человека. О безумной идее Авы Пейдж с Лабиринтом, на которую у него не хватило духа. О Соне, о ее безграничной храбрости и желании спасти то, что дорого ее сердцу. И в этот момент, когда планер поднимается ввысь, Четыре верит, что у Сони получится.

В Чикаго она была бы Бесстрашной. И Альтруистом, и Дружелюбной, и Искренней. Она та, которая нужна остаткам их сгоревшего в катастрофе мира. Только такая, как она, может верить в Лабиринт. А Четыре будет верить в нее. В девочку, однажды так смело вложившую свою маленькую руку в его широкую ладонь.