Rogue (гет)

Снег медленно опускался на землю, очерчивая неспешные круги над головой и медленно опускаясь на лежащую на плечах медвежью шкуру. Шаиера не страдала от холода, но, после того, как провела много времени в Убежище, стала чувствовать, что простудилась. Сложно сказать наверняка, были ли это последствия постоянно промокших в пути ног или огромных объемов проглоченного холодного воздуха в пылу сражения, или, возможно, просто отсутствия подготовленности к подобным условиям жизни. Шаиера покосилась на стоящую на лавочке рядом с нею пивную кружку и осторожно взяла ее обеими руками. Огромная емкость использовалась для заваривания в ней чая, что смешило трактирщиков, однако, никто не стал возражать. Еще бы! Уж кому-кому, а Вестнице можно разрешить и такие неподобства.

* * *

Она прилегла на кровать, касаясь щекой подушки и переваривая произошедшее. Храмовники совсем с дуба рухнули! Кассандра наверняка также разочарована этим, хоть и старается скрыть свою обеспокоенность. Она вообще много чего, наверное, скрывает, даже видя то, с каким благоговением на нее смотрит молодая спутница. Шаиера не переставала восхищаться Искательницей даже невзирая на то, что та была груба с ней и излишне прямолинейна. Вестница даже не пыталась что-то ей возражать: достаточно было того, как Касси рвется в бой, как обрушивает на противников удары своего меча, и как яростно она сражается, чтобы простить воительнице резкость и колкости. Шаиера по-доброму завидовала Искательнице и надеялась, что когда-нибудь они станут подругами, ведь почему-то именно Кассандра вызывала у нее безграничное, безоговорочное доверие.

* * *

Лесная опушка была наполнена густым молочным туманом. Босые ноги Шаиеры окутал мягкий зеленый ковер, покрытый ледяной росой, где-то вдалеке неожиданно привлек ее чуть ощутимый сосновый аромат. Она медленно ступала наобум, ведомая своим обонянием и неизвестными ей ранее чувствами. Лиственные, почему-то, деревья тянули к ней свои ветви, и Вестница осторожно отводила их руками, обливая лицо холодными кристально-чистыми каплями. Туман оседал на ее волосах, ресницах, руках, издали доносилось журчание воды. Шаиера жадно вдохнула прохладный утренний воздух, густо замешанный на звенящем, но все-еще далеком сосновом запахе. Дразнящий обоняние аромат становился все сильнее, пробуждая воспоминания о том, как годы назад, еще не обремененная тяжестью метки, Шаиера-девчонка, вместе со своими братьями и сестрами, изо всех сил отрабатывала удары мечом на манекене, который имел именно такой запах. Но почему-то именно у нее никак не складывались отношения с холодным оружием, хоть она и больше всех остальных мечтала искусно владеть мечом и щитом и стать… Серым Стражем. Однако, судьба решила иначе, заставляя Шаиеру принять ее болезненный урок в виде постоянных синяков от деревянного оружия, перманентно разбитого носа, губ, лба, содранных щек и подбородка. Меч не слушался ее, был тяжелым и неповоротливым в ее руках, а щит просто мешал и еще сильнее выматывал.

Еще несколько шагов, и туман неожиданно рассеялся, открывая взгляду каменные створки водопада. Посреди накопившейся на земле воды виднелся небольшой островок с несколькими соснами (так вот откуда запах!), поросший мелкой травой и несколькими тусклыми цветами. Шаиера неуверенно направилась туда, как вдруг воздух пронзил лязг металла и крик. По привычке потянувшись к луку, она осознала, что совсем не успевает натянуть тетиву. Тревелиан обернулась: позади, на расстоянии вытянутой руки, уже опускал меч просто на ее спину здоровенный воин в красноватой броне. Вестница закричала и привычно попыталась уйти от удара, приседая и уже готовясь отскочить, перекатиться в сторону, уйти от опасности, как услышала сильный хруст: это грудную клетку нападающего растрощил здоровенный боевой молот, беспощадным ударом обрушившийся откуда-то сзади. Воин обмяк, не издав ни единого звука, и замер просто перед нею. Шаиера удивленно посмотрела вверх: просто перед ней стоял человек, чей доспех был испачкан кровью — он был буквально просочен ею. Из-за надвинувшегося снова тумана и бесцветных солнечных лучей, лица человека она так и не разглядела, как бы ни пыталась. Спаситель бросил оружие на землю и протянул ей обе руки в тяжелых перчатках. Сосновый запах снова ударил в нос, и Шаиера приняла помощь, собираясь уже было встать и поблагодарить воина, но…

За окном стояло раннее морозное утро. Вестница привстала на кровати, часто-часто моргая: от холода она почти не ощущала ног и замерзла в целом, потому как, видимо, во сне, сбросила с себя одеяло. Хвойный аромат еще какое-то время витал в воздухе — или ей просто казалось?

— Твои сны удивительны, — протянул Солас, пришедший утром, чтобы разузнать о дальнейших планах. Они на удивление хорошо поладили, и сдружила их, по большей части, любовь к снам. Вестница видела необычные сны, которые всегда имели свойство сбываться: иногда они предупреждали ее об опасности, иногда — показывали места, которые она всегда вскоре посещала, иногда же подсказывали, как правильно поступить в будущем. Шаиера любила их и дорожила этими воспоминаниями так же, как и эльф, потому они могли подолгу обсуждать эту необычную для Варрика и Кассандры тему, например, в лагерях, у костров, или просто в пути. В некоторых вопросах, конечно, у них возникали разногласия, однако, таковых все же было всегда меньше.

— Интересно, когда я сплю… Если не в Тень, то куда я попадаю? — спросила Шаиера, потягивая из пивной кружки свой любимый отвар, который, помимо того, что был вкусный, отлично помогал справиться с постоянными простудами. Она все-еще пребывала под легким впечатлением после увиденного ночью, и могла поклясться, что чувствовала, как неожиданно запахли хвоей деревянные стены. Она уже хотела было спросить Соласа о том, нормально ли это — ощущать такие вещи после пробуждения, но решила все же оставить этот вопрос на потом.

Солас задумчиво смотрел на нее, но ничего не ответил. На какое-то время в маленькой комнатке воцарилась тишина, которой не суждено было просуществовать долго. В дверь постучались, а затем вошла Кассандра. Искательница выглядела недовольной: вчера ее молодой спутнице нездоровилось, поэтому пришлось отложить путешествие до следующего дня. Следующий день настал, и она решила самостоятельно растолкать Вестницу и отправиться наконец в путь.

* * *

Страж, указанный Лелианой, нашелся на следующий день после выезда из Убежища. Долго искать не пришлось: идя от лагеря, они пересекли озеро, где тот обучал рекрутов обращению с… Холодным оружием и щитом. Что-то внутри неприятно зашевелилось, заболело: только Вестница немного успокоилась касательно своей неспособности примкнуть к Серым Стражам, как мир, словно с издевкой, подсунул ей встречу с одним из них. Шаиера окликнула его по имени, и воин обернулся:

— Вы не… Откуда вы меня знаете? Кто…

Она не успела даже рассмотреть его лицо, когда воздух пронзил привычный свист летящей стрелы, и Блэкволл мгновенно отреагировал, закрывая щитом Вестницу. Что лишний раз подсказало ей: «Смотри: от таких, как ты, Стражи защищают людей». Едкий еловый запах, исходящий от пробитого средства защиты, сбил ее с толку. Шаиера вздрогнула и по привычке выхватила из-за спины свой лук, тут же вкладывая в него стрелу.

— Ну вот! Помогай или не мешай! — Страж, скомандовав своим подопечным, первым рванулся в бой. Шаиера, не теряя времени, отскочила подальше, спрятавшись за одним из деревьев — так, как пряталась всегда, вместо того, чтобы биться с противником лицом к лицу, по-честному.

Она собралась с мыслями, сильно натянула тетиву и, выглянув из-за дерева, выпустила стрелу во вражеского лучника, пронзив его легкий доспех, и тот упал, захлебываясь собственной кровью.

«Все хорошо» — тут же постаралась успокоить себя Тревелиан, немо доказывая себе, что она все-еще может быть полезной и благородной, ничуть не менее, чем рыцари; но старые раны уже были разворочены и посыпаны солью: она не будет Стражем. Никогда.

* * *

Еле ощутимый хвойный аромат все чаще плясал перед ее лицом, хоть и вокруг не было ни единой сосны или ели.

Блэкволл сражался яростно и умело. Шаиера засматривалась на него, тихо наблюдала из тени выступающих камней, деревьев; из-за приподнятого полога палатки, и испытывала такое же благоговение, как и по отношению к Кассандре. Он стоял плечом к плечу с ее союзниками — так, как мечтала бы стоять Вестница, но не могла. Варрик, конечно, удивлялся такому ее рвению, аргументируя правильность выбора дальнобойного оружия тем, что, по крайней мере, зубы будут на месте, но Шаиера все равно мечтала об одном и том же: стройные ряды, стены щитов, боевые товарищи, выбор защищать других…

Кассандра грустно покачала головой, заметив постоянные взгляды Тревелиан в сторону Стража, и даже попыталась намекнуть спутнице на недоцельность и несвоевременность всего этого, но та словно не слышала ее, лишь легонько улыбаясь на слова Искательницы.

В его глазах отражается умело скрытая боль. Шаиера часто приходила к Блэкволлу просто поговорить, что отметили и Солас, и Кассандра, неплохо знавшие Вестницу. Будучи замкнутой и отчужденной, она редко общалась с кем-то, помимо них, не учитывая официального общения и общения с советниками. Что-то необъяснимо тянуло ее к нему, заставляло снова и снова возвращаться, чтобы еще раз увидеть его мягкую улыбку и услышать его бархатный голос. Они говорили о конклаве, о разрывах, о Серых Стражах, и, конечно же, о битвах. Шаиера слушала, словно зачарованная, когда Блэкволл рассказывал о тактике, о приемах владения холодным оружием, о том, как помочь товарищу, защитить его, принять удар на себя… О том, чего она, в принципе, никогда в своей жизни не могла сделать.

— Я бы хотела стать Серым Стражем, Блэкволл, — задумчиво протянула Вестница, заглядывая в холодные серые глаза собеседника, — из меня получился бы Страж?

Он смотрел на нее сверху вниз — коренастый, крепкий, сильный, и… Чертовски красивый. Даже со всеми этими начавшими только проступать морщинками на его лице, с некоторой неуклюжестью вне боя и болезненным взглядом. Шаиера уже знала, что Стража из нее не будет, просто потому что ее естественные способности к скрытности и подлостям не принесут никакой пользы таким благородным и честным воинам, одним из которых был Блэкволл. Она бы даже не пыталась спрашивать такое — по привычке наблюдая со стороны, беззвучно и незаметно, и лишь в душе надеясь на то, что в следующей жизни…

— Разумеется, леди Тревелиан, — воин улыбнулся ей в ответ, и по спине пробежал целый выводок мурашек.

— П-правда? — как-то неуверенно переспросила она, словно не понимая, что это было сказано ради того, чтобы сделать ей приятно.

— Правда, — ответил Страж.

* * *

Когда Шаиера уже почти уснула, ее уже в который раз поманил за собой неожиданно усилившийся хвойный аромат, словно приглашая выйти наружу, вдохнуть холодный зимний воздух, прогуляться по пустующему городу… Все бы и неплохо, если бы не долгий, утомительный день. Она чуть привстала, чтобы поправить сползшее одеяло, как нащупала на нем что-то колючее.

Это была маленькая еловая веточка.

* * *

Вестница вздрогнула и открыла глаза. В палатке стояла привычная для утра полутьма и плотная тишина, разрываемая только звуком ее собственного бешеного сердцебиения. Шаиера видела ужасный сон о том, что храмовники, с которыми они собирались заключить союз, убили ее друзей, а ей самой оставили жизнь. Их лица были странными, болезненными, красноватыми, а из рук, ног и спин их прорастали ужасные кроваво-красные кристаллы. Шаиера испугалась и попыталась бежать, когда один из них схватил ее за руку и вручил ей какой-то особенный, пылающий красным меч. Остальные в повинующемся жесте поклонились, называя ее предводительницей. На лицах воинов, словно тонкими лезвиями были высечены их внутренние страдания.

Шаиера принюхалась: опять этот запах хвои. Она настороженно приподняла подол палатки, осторожно выглядывая наружу. Их лагерь был покрыт густым туманом, в котором ей чудились непонятные фигуры, будто из морской пены. Еловый запах ускользал от нее, звал за собой… Поняв, что вряд ли уже уснет, она забросила за спину колчан со стрелами, взяла лук и покинула палатку, рассчитывая, по крайней мере, поохотиться и принести что-нибудь к завтраку, а также отвлечься от ужасного сна — так же, как делала еще дома. Хоть с мечом Шаиера так и не нашла общего языка, но обрела верных соратников в луках, первым из которых стал отцовский охотничий лук, с радостью ей предоставленный. Стреляла Тревелиан превосходно, не менее превосходно умела и выслеживать добычу; была тихой и незаметной, что позволяло подкрасться поближе.

Лагерь разбили недалеко от струящегося водопада. Леди Тревелиан вдохнула прохладный влажный воздух и медленно побрела в сторону размеренного журчания воды. Поляна показалась ей чем-то смутно знакомой — словно она уже видела ее ранее, но не могла вспомнить, где и когда. Мокрые от водяных капелек ветви деревьев словно гладили Шаиеру по волосам, и она осторожно убирала их руками от лица. Еловый запах дразнил обоняние, звал и звал за собой…

Он привел ее к месту, где ручей брал начало. Высматривая добычу, Шаиера направилась прямо к водопаду, поднимаясь по крутому каменному склону. Когда Вестница выбралась на поляну, то замерла на месте, сбитая с толку дежа вю: она видела это место во сне, совсем недавно! Еловый запах плясал бешеный хоровод, подводя ее к маленькому островку с огромным хвойным деревом на нем и мелкими цветочками… Что-то дернулось внутри, вызывая непонятные эмоции, сдавливая грудную клетку — появилось необъяснимое желание раствориться в этом тумане, стать частью этого места, таким необычным и волшебным оно было в этом вторично происходящем с ней эпизоде. Что-то должно было произойти, только вторую часть сна Шаиера неожиданно забыла, и вскоре чуть было не пожалела об этом.

Дежа вю никогда не было к ней благосклонным, и этот раз не был исключением: сзади послышался знакомый воинственный возглас, шаги… Вестница обернулась, но было слишком поздно: лезвие меча воина Венатори уже летело в воздухе, готовое разрубить ее беззащитную в ближнем бою спину. Шаиера присела, привычно уходя от удара в сторону, когда воздух пронзил тот самый, уже знакомый ей ужасный хруст ломающихся костей. Сердце бешено застучало, и, когда противник упал наземь, несколько раз вздрогнув и издав жуткий, неприятный булькающий звук, та подняла взгляд.

Блэкволл бросил молот, и, приседая, подал ей обе руки в тяжелых перчатках. Его латы были испачканы кровью — нет, просочены ею… Запах хвои дурманил, напоминая о себе, сводил с ума, все сильнее и сильнее чувствовался совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.

— Ну почему вы так неосторожны, почему пошли одни? — Страж обеспокоенно заглядывал в ее глаза, от чего Шаиере стало не по себе. В его взгляде читалось бесконечное тепло, которому Вестница не могла больше противиться, да и… Хотела ли она сопротивляться? Новое, теплое, звенящее чувство неожиданно окатило ее жаром с головы до пят, сбивая дыхание и заставляя запинаться.

— Я… Хотела поохотиться, — чуть покраснев, призналась она.

— В такую рань? Почему же вы не позвали меня с собой? Вас не поранили, моя леди?

Покраснев еще сильнее, Шаиера отвела взгляд, собираясь уже узнать, что это ОН делает здесь один и в такую рань, когда Страж неожиданно нежно убрал выбившуюся прядку волос с ее лица, и тут же отпрянул. Она вздрогнула, затаив дыхание и неотрывно глядя в глаза Блэкволла, не в силах сдвинуться с места или что-то сказать.

— Нам нужно возвращаться в лагерь, Кассандра наверняка тревожится, — смущенно заговорил воин, поспешно направляясь в сторону лагеря. Прежде, чем оставить полянку с водопадом, Тревелиан отщипнула от хвойного дерева маленькую колючую веточку, однако, дурманящий запах больше не витал в воздухе. Он растворился, точно его никогда и не было.

Он отвечал ей взаимностью, что сводило с ума еще больше.

Никогда не имевшая успеха среди представителей противоположного пола из-за своей замкнутости и холодности, Шаиера боялась поверить в то, что сказал ей Страж: он увлечен, всерьез увлечен ею. Но как хотелось! Блэкволл всегда первым бросался к ней, если кто-то подбирался слишком близко, и та не успевала избежать опасности; яростно осыпал недругов ударами, помогая леди Тревелиан справиться с нападающими. Что-то сильно изменилось в ней после той неудавшейся утренней охоты, и Кассандра только молча качала головой: за время их путешествий, она успела узнать Вестницу довольно хорошо, чтобы догадаться, почему последняя с нескрываемым восхищением слушала рассказы Блэкволла, с энтузиазмом расспрашивала его обо всем и всегда старалась не подставлять его под удар. Конечно, Шаиера точно так же заботилась и о ней, и о Соласе, только в случае Стража она показывала это неосознанно. Только наблюдала за ним она по-прежнему незаметно, тихо ловя каждое его движение, отражение каждой новой эмоции на его лице — как в детстве, когда приезжали бессчетные гости, а маленькой Шаиере хотелось вместо сна смотреть на прием. Родители почти все время проводили в делах, а старшие братья и сестры, из-за довольно большой разницы в возрасте, не имели особого интереса к ней. Тревелиан привыкла к незаметности, поняв одно: пока не живешь жизнью какой-то группы людей, остаешься незамеченным. Это получалось непринужденно, обыкновенно — так, будто все идет своим чередом, и после разговоров она словно куда-то исчезала, чтобы позже быть обнаруженной спящей в своей палатке.

Блэкволл не умел быть скрытным совсем, потому все его взгляды были замечены, и даже боль, неплохо скрытая за маской воинственности, для леди Вестницы была слишком заметной; только спросить о ней Шаиера не решалась, равно как и проявить свои чувства более серьезно, чем просто путем самоотверженной помощи в бою и искреннего восхищения перманентно.

* * *

Вестница стояла на высокой крепостной стене и удивлялась, как вообще выжила в этом долгом путешествии от Убежища сюда, в Скайхолд. От одной только мысли о произошедшем становилось не по себе: хотелось спрятаться, отгородиться от всего, что находится за пределами одеяла, укрывающего ее, когда она спит… На тот момент, когда уровень адреналина в крови в несколько раз превышал всевозможные нормы, было совсем не страшно, были силы двигаться до последнего и не замерзнуть насмерть; однако, прибыв в Небесную Крепость и прожив тут несколько дней, Шаиера запоздало стала бояться того, что с нею произошло, и искренне надеялась, что больше такого никогда не повторится. Наверное, даже ледяные снежные пустыни не казались ей такими угрожающими, как то, что она прошла их одна. Совсем-совсем одна, наедине с собой, без чьей-либо помощи или поддержки. Это не ощущалось тогда, но появилось сейчас, как запоздалая реакция на обескураживающие события, страх не быть готовой к этому, страх того, что она останется одна посреди белоснежного омута без искорки огня…

Блэкволл, приведший ее на стену, рассказывал что-то об особенностях фортификаций и о Корифее, но Шаиера почти не слышала его слов, унесенная воспоминаниями о пережитом, от которого до сих пор не могла отойти. Собравшись с мыслями, она вслушалась в рассказ — об осадах, о правильности построения воинов на стенах, о жаровнях для того, чтобы стрелы горели в полете…

— …Если он сунется сюда, я клянусь, убью его собственными руками, даже если за это придется заплатить жизнью! — в его взгляде читалась стальная решимость, которая напугала Вестницу. Она вздрогнула и шумно выдохнула.

— Ч-ч-что?!.. Нет, нет, нет, я не хочу никого отдавать ему! — запротестовала Тревелиан, размахивая руками перед собой, — Тем более — тебя.

Лицо Стража потемнело, а взгляд неожиданно стал тяжелым-тяжелым, как свинец.

— Я такой же солдат, как и остальные, — тихо ответил тот, после чего над ними не на долго нависла неуютная тишина. Блэкволл смотрел на нее в упор, не отводя холодных серых глаз, на дне которых скрывалась нестерпимая боль.

Шаиера боялась даже представить, что будет день, когда он не сможет разделить с ней очередной поход, очередное сражение, что его просто больше не будет и он не придет помочь ей с теми, кто хочет отобрать ее жизнь. Первый в ее жизни мужчина, которого она так боялась потерять, сейчас пытался запретить ей ответить взаимностью на его чувства; первый, кому хотелось ответить взаимностью. За несколько месяцев совместных путешествий она привязалась к нему настолько, что… Что? — Я влюблен, это правда, но нельзя позволить этому зайти далеко.

Дыхание перехватило на мгновение, но Вестница не ответила ничего — не успела, только проводила воина взглядом на другой конец стены. Он отверг ее, ушел, оставил одну, даже не объяснив причину такой резкой перемены в отношении к ней! Грудную клетку словно кто-то сжал в колючие тиски, к горлу подступил противный ком. К старым развороченным ранам добавилась одна новая — она ныла и болела, не позволяя ровно дышать. Шаиера не имела ни малейшего понятия о том, что делать с подобной пустотой внутри и чувствовала себя ужасно растерянной, разбитой.

Ветер играл с ее растрепанными огненно-каштановыми волосами, собранными наскоро в высокий пучок; бросал выбившиеся прядки в лицо, в глаза; перехватывал дыхание. Время неумолимо продолжало ход, и Вестница развернулась было уйти, как все же посмотрела еще раз в ту сторону, куда ушел Страж, словно надеясь, что он сейчас вернется и снова расскажет о своих путешествиях, о боях плечом к плечу, снова защитит ее в драке. На противоположном конце было пусто, разве что на один из гребней стены сел ворон Лелианы, важно смерил Инквизитора взглядом и что-то проворчал на своем враньем языке.

— Дай ему в рожу и забудь, — серьезно сказала Кассандра, отрабатывая удары в голову на одном из манекенов. Как всегда железно стойкая, категоричная и полная холодной логики, Искательница приносила облегчение опечаленной леди Тревелиан. Ее простота и надежность почему-то успокаивала Шаиеру, потому она всегда доверяла Касси, зная, что об их разговорах точно никто больше не узнает. Хоть воительница и упрекала Вестницу за то, что та отвлекается на такие бессмысленные душевные переживания, Шаиера чувствовала, что оные близки и ее подруге, пусть она и пытается их скрыть под маской холодного безразличия. Именно поэтому Кассандра еще ни разу не прогнала ее, когда та делилась с ней своими мыслями. Особенно доверительными их отношения стали после того, как с разрушенным орденом Искателей было покончено. Касси, хоть и была опечалена открывшейся правдой, чувствовала облегчение.

— Наверное, у благородных Стражей не может быть ничего общего с разбойниками, — Шаиера копнула носком сапога землю, сидя на выступающем из земли камне. По крайней мере, ей казалось, что именно в этом причина всего произошедшего несколько дней назад.

— Скажи об этом Варрику, он наверняка посмеется, — очередного рубящего удара манекен не выдержал и с грохотом повалился на траву, выпустив целое облако пыли.

* * *

Кассандра не смогла путешествовать с нею какое-то время, что отягощало мысли леди Тревелиан еще больше. Нужно было остаться, чтобы помочь Каллену тренировать их армию перед походом на крепость Адамант. Теперь же, когда Блэкволл так легко отвернулся от нее, а подруга осталась в Скайхолде, Шаиера чувствовала себя и вовсе опустошенной.

Вместо Искательницы к отряду присоединился Коул. Инквизитор решила должным образом снарядить юношу к возможным дракам: она взяла его с собой в замок, и повела к своему миниатюрному хранилищу, где подобрала для него пару найденных ранее отменных кинжалов и хорошую броню. Дух он или нет, но позволить навредить ему Шаиера никак не могла: это же она настояла на его присоединении к Инквизиции, становлению более человеком, она пообещала ему помощь, потому не могла подвести.

— Броня подошла? — роясь в сундуке, спросила она, выискивая зачарованные кольца, медальон и пояс.

— Он не хотел обидеть тебя, — неожиданно ответил юноша. Инквизитор замерла и медленно обернулась на собеседника.

— Что?

— Тебе больно, и я хочу помочь, если ты позволишь.

Он присел рядом и заглянул в ее глаза. Тревелиан должна была догадаться, что этого не удастся избежать, и хотела было возразить, когда Коул снова заговорил:

— Легкость, счастье, порхание внутри… Ты звучала нежно, и он звучал. Но ушел, оставил, он не хотел! Он боится, что сделает хуже, если позволит вашей песне звучать. В этом нет твоей вины, ты прекрасный воин и хороший друг…

Непрошенные слезы были очень быстро подавлены. Шаиера тряхнула головой, отгоняя нехорошие мысли и протягивая юноше остаток его экипиовки.

— В этом нет необходимости, но… Спасибо тебе. Примерь, пожалуйста, пояс и все остальное, если…

Коул положил руку на ее плечо, не давая договорить.

— Возьми его с нами.

Она вздохнула, но увидела толику правды в словах собеседника: в конце концов, без защитника их отряд из двух убийц и мага запросто загнется.

Шаиера пришла, чтобы рассказать Стражу все, что узнала, перед походом на Адамант. В последнем их путешествии они почти не говорили между собой, и леди Инквизитор уже оставила любые мысли о том, что когда-нибудь снова прогуляется с Блэкволлом по крепостной стене, послушав его рассказы. Спутник стал молчаливым, хоть и сражался с той же яростью и самоотдачей. Он нашелся, как и всегда, в конюшне, рядом с вытесываемым игрушечным грифоном. При виде его внутри больно защемило, однако Инквизитор нашла в себе силы, чтобы спокойно поведать о том, что вскоре они идут в опасный бой за спасение Стражей, и что она надеется на его поддержку в этом деле и в бою.

— Конечно, моя леди, — и к чему это «моя леди», думала Шаиера, стараясь не пересекаться взглядом с собеседником и делая вид, что рассматривает стены и балки, — мне приятно сражаться бок о бок с тобой и твоими друзьями…

Бок о бок, плечом к плечу… Старые раны ныли и горели, словно намекая: «Нет, не с тобой, ведь он не станет прятаться от противников так, как ты». Грифон, которого делал Блэкволл, был из какого-то хвойного дерева, из-за чего дурманящий аромат неожиданно снова проскользнул мимо, отключая любые попытки критично мыслить.

— Ты… Часто работаешь с деревом? — стараясь отвлечься от нахлынувших чувств и воспоминаний, Шаиера подошла к игрушке поближе, жадно вдыхая запах, напоминающий ей о доме, о нескольких елях, растущих рядом, о деревянных мечах и снова о старых ранах.

— Это… Чтобы занять чем-то руки, — признался Страж, переминаясь с ноги на ногу. Вот почему он пахнет хвоей, думала Шаиера, проводя кончиками пальцев по грифоньей морде. Дерево словно отзывалось на ее прикосновение, по-своему отвечало ей, пело… В такие моменты она напоминала себе Коула и смутно осознавала, почему так хорошо поладила с этим молодым человеком: они понимали друг друга.

— Моя леди, — голос Блэкволла отвлек ее от мыслей, она вздрогнула и вопросительно обернулась на него, — надеюсь, ты простишь меня за то, что я отталкивал тебя.

Лицо Вестницы вспыхнуло румянцем, а бешеный стук сердца заглушил все окружающие звуки. Поднимающаяся внутри буря чувств сдавила грудную клетку, предательски подсовывая к горлу ком и мешая дышать, здраво рассуждать и подбирать правильные слова, чтобы ответить Блэкволлу. Она боялась услышать «Мы ведь можем продолжать вместе сражаться и путешествовать, но ничего другого… Мы слишком разные для этого», ведь что может быть общего у благородного защитника и подлой разбойницы; а с другой стороны, и терять-то особо нечего, ведь ничего не было.

— Я уверена, на это были причины, — Шаиера сглотнула ком, пытаясь заглушить отдающий звоном в ушах стук, но получалось плохо. Она страшно разволновалась, и, в конце концов, призналась самой себе в том, что не может совсем ничего поделать с этими новыми чувствами.

— Я хочу объяснить все, — снова заговорил Страж, а затем задумался, — нужно прогуляться… Не слишком далеко. Тогда все встанет на свои места.

* * *

Несносный дождь тарабанил по капюшону, накинутому Шаиерой на голову, а с моря долетали бессчетные брызги, что явно не добавляло комфорта путешествию. Колчан потяжелел — видимо, туда набралось немало воды за то время, пока они добирались до места назначения. Почти за всю дорогу Блэкволл не обронил ни слова, лишь ближе к побережью спросил, нужно ли навестить лагерь, на что получил отрицательный ответ.

Страж привел ее на возвышение, которого, наверное, никогда не покидал еловый запах. Он говорил о том, как коварно им здесь организовали засаду, что болью отозвалось в душе Тревелиан: ведь она, Шаиера, по-другому не умела сражаться. Издалека, коварно и подло утыкивая стрелами ничего не подозревающих противников и скрываясь в тени как последний трус, зная, что именно в такой способ сможет принести пользу отряду. Довольно слабая физически, но верткая и ловкая, она с большим трудом могла выдерживать долгие бои на мечах, а щит ей и вовсе мешал, закрывая обзор и занимая свободную руку, привычную держать лук… Она прошла к краю возвышения, хлюпая уже полными воды сапогами по лужам, как заметила под одной из елей что-то блестящее.

— Блэкволл? — позвала Шаиера, указывая на находку.

Удивленное и встревоженное лицо спутника облепили пряди намокших длинных волос. Он склонился вниз, подняв небольшую дощечку с эмблемой Серых Стражей, и, казалось, на мгновение завис.

— Это… Потерял, наверное, в бою? — ничего лучше в голову не взбредало при виде обеспокоенного Блэкволла, чьи воспоминания, казалось, медленно ели его изнутри.

— Так я жил до встречи с тобой, — Шаиера вздрогнула, по телу безустанно пробегали новые и новые выводки мурашек, — в одной сплошной кровавой, смертельной руине…

Воин задумался, а на его намокшем лице застыла болезненная маска. Сердце Инквизитора болезненно сжалось, и она сделала шаг к нему навстречу. «Так это и есть причина? Он просто не хочет, чтобы я прошла через такое, но я ведь и так по самое некуда в этом… Коул был прав», — думала Тревелиан. Ее сердце готово было вырваться из груди и бешено стучало — она даже немного переживала, что Блэкволл тоже услышит этот стук.

— Послушай, это ведь необязательно переносить самому, ведь так? — как можно спокойнее попыталась говорить Шаиера, обеспокоенно заглядывая в глаза спутника. В этот момент ее охватила такая же нежность, как и во время той неудавшейся утренней охоты. Шаиера словила себя на неожиданном для нее желании срочно прижаться к Блэкволлу — так, словно от этого сейчас зависела вся ее жизнь, но сдержалась.

— Тебя ничем не испугать, — потупив взгляд, ответил ей Страж, — давай поговорим в Скайхолде. Мне нужно подумать.

Шаиера удивленно кивнула, не понимая, зачем было идти в такую даль и по такой погоде. Запах ели утих, прибитый тяжелыми дождевыми каплями. Солнце близилось к закату, а совсем рядом в море поднимался шторм.

Было давно за полночь, когда она вернулась в Скайхолд и прекратился дождь. Блэкволл ушел один, не дожидаясь, когда та договорит с людьми Инквизиции в лагере и расспросит, не нужны ли им припасы или что-то еще. Шаиера не держала спутника: она понимала, что бывают моменты, когда срочно нужно побыть наедине с собой, а это, скорее всего, был случай именно такой. В юности у нее еще была такая роскошь, сейчас же моменты уединения случались крайне редко.

В комнате горел камин, и, в то же время, были открыты обе двери на балкон. Шаиера удивилась такому повороту событий, однако, выложив стрелы и разложив плащ перед камином, направилась туда, чтобы вытряхнуть воду из сапог и колчана, босиком. Холодный ночной воздух заставил ее поежиться и хлюпнуть носом.

«Не хватало снова простудиться» — подумала она, возвращаясь в комнату и собираясь уже положить оставшиеся вымокшие вещи сушиться, как услышала шорох и медленные тяжелые шаги. Ее глаза округлились от страха: неужели наемный убийца был все это время на балконе, поджидая, когда уставшая Шаиера потеряет бдительность? Инквизитор замерла, и, не поворачивая головы, покосилась на лежащий на столе лук и одну из стрел, приблизительно рассчитывая, сколько времени понадобится, чтобы молниеносно метнуться к оружию, отскочить, осыпав недруга стрелами, и позвать кого-то на помощь… Только кто ей поможет?

Не раздумывая больше, босая разбойница отбросила вещи, которые держала в руках, отскочила с возможной траектории удара к низкому столику, ловко хватая лук и несколько стрел, вкладывая одну из них, натягивая тетиву и разворачиваясь в сторону источника шума…

— Блэкволл! — выдохнула Шаиера. Воин ошарашенно смотрел на нее, видимо, ожидая какой угодно реакции, только не того, что леди Тревелиан бросится к оружию и соберется застрелить его, без брони и щита, и даже возможности нанести ответный удар, — Чем я обязана такой, хм-м… Неожиданности?

Она часто-часто дышала, опустив лук и ослабив тетиву, но бессознательно продолжая держать оружие в руках. Как он так незаметно вошел и когда успел? И, главное, зачем? Страж опустил взгляд. На его лице читалось такое напряжение, будто он готовился декламировать длинную поэму и пытался вспомнить, с чего она начинается, восстановить последовательность событий.

— Прости меня, моя леди, я лишь хотел поблагодарить тебя за то, что ты пошла со мной на побережье, — он сделал неуверенный шаг вперед, а затем еще и еще один, собираясь с мыслями. Шаиера стояла как вкопанная и смотрела на него испуганно, все-еще не успев отойти от страха, который только что испытала, и, сама того не замечая, не выпускала из рук лук с вложенной в него стрелой, словно не верила, что это не убийца, а Блэкволл пришел к ней, и явно не с намерениями убить ее.

— Да н-н-не за что, — запинаясь уже от холода, тихо ответила та. Неплохой способ поблагодарить спутницу, до полусмерти напугав ее, привычную к подлостям и ударам в спину. Только же говорили о том, что ничем ее не напугать, и вот, приехали. Шаиера растерялась: страх медленно отступал, уступая место теплым чувствам, которые Инквизитор пыталась подавить и забыть.

— Я хотел… — он сделал еще несколько шагов, неожиданно оказавшись вплотную к ней, казалось бы, не обращая внимания на то, что она держит в руках оружие наготове, — Мне просто нужно было увидеть тебя, — совсем тихо закончил Страж, глядя на нее сверху вниз. Шаиера мелко дрожала от холода. На лице Блэкволла проступила все та же болезненная гримаса, и Тревелиан уже готова была спросить наконец, о чем он молчит, но не успела.

Его большие руки в кожаных перчатках мягко легли на плечи Вестницы, притянули ее ближе. Она затаила дыхание, стараясь унять бешено стучащее сердце, когда воин прижался губами к ее губам. Время застыло на мгновение, чтобы дать испугу возможность окончательно отступить и уйти, оставив только бесконечную, накрывающую с головой нежность. Шаиера ответила на поцелуй, растерянно роняя на пол лук и несколько стрел, чтобы крепче прижаться к Стражу, обвив руками его шею. Еле уловимый, смытый дождем, запах еловой древесины, исходивший от него, щекотал ноздри и дурманил еще сильнее. Он был теплым, а его объятия прогнали нарастающий холод.

«Я люблю, люблю, люблю…» — шептало что-то в голове, от чего сердце стало колотиться с немыслимой скоростью и с еще большим энтузиазмом пыталось вырваться из сдерживающих его ребер.

Наваждение закончилось так же внезапно, как и началось — Блэкволл неожиданно отступил, разомкнув ее объятья и перехватывая непонимающий взгляд. Шаиера прерывисто и глубоко вздохнула, чувствуя себя еще немного одурманенной или неожиданно вырванной из сна — казалось бы, разбойница вот-вот потеряет равновесие или, того хуже, сознание; и, чуть пошатнувшись, упадет, но, видимо, Вестница была крепче, чем казалась: все-еще стояла на ногах и пыталась собраться с мыслями.

— Я… Это неправильно, я не должен был приходить…

— Это потому что ты — Страж, да? — тихо и прерывисто заговорила Шаиера, вздрагивая от неожиданно вернувшегося чувства холода, — Ты — Страж, а я — разбойник? Убийца, трусливо прячущийся в тени? — глаза Блэкволла округлились от удивления — ей на мгновение показалось, что в них блеснула боль, как быстрый удар ножом, но она не дала собеседнику заговорить, — Потому что я никогда не смогу биться рядом с тобой, не смогу быть достойной Стража, держать щит и принимать на себя удар… Это из-за меня, да?

— Моя леди, что ты такое говоришь! Я даже не думал такого, ты прекрасный стрелок и умелая разбойница… Но я отдал все, что у меня было, бытности Стражем, и это я не достоин тебя. Поэтому, — он на мгновение запнулся под ее отчаянным взглядом и опустил голову, — нужно, чтобы ты прогнала меня сейчас, положила этому конец, потому что я не могу...

Инквизитор не верила своим ушам. Эмоции внутри бурлили и кипели, сдавливая грудную клетку и не давая дышать. Стражи, как ей казалось, придавали большое значение благородности, но, в конце концов, что довольно молодая леди Тревелиан могла знать о них? Или то, внушенное ей в детстве понятие о благородности, о рыцарстве — то, чего она так желала, — это просто придуманные стереотипы? Все ее братья и сестры уже почти были храмовниками — гордостью семьи, а что же Шаиера? Ей казалось, что именно открытый ближний бой — это самое благородное из всех возможных и невозможных искусств, и только лишь те, кто им владеют, могут рассчитывать на любовь и признание. И так внезапно выясняется совсем другое: неужели… Неужели все не так?..

Она уцепилась за эту последнюю соломинку, потянулась к Блэкволлу и взяла его за руку своими дрожащими от холода и волнения руками, умоляюще взглянув в его холодные серые глаза.

— Не уходи, — чуть слышно попросила она, читая во взгляде Стража взаимное тепло. Он подступил к ней, прижимая к себе и перекрывая и без того ненужные пути к отступлению. Шаиера не отступит, не в этот раз. Она потянулась к нему, легонько касаясь его лба своим, жадно вдыхая чуть слышный хвойный запах.

— Мы пожалеем об этом, моя леди, — так же тихо ответил он.

— Нет, не надо, пожалуйста, — взволнованная такими словами, Вестница вцепилась пальцами в его мокрую стеганную куртку, думая, что он сейчас развернется и снова уйдет, как тогда, на стене; отвергнет, оставит одну… Только в этот раз еще придется потрудиться, отцепляя от себя ставшую неожиданно отчаянной молодую разбойницу, — я не отпускаю, не ух…

Блэкволл накрыл ее губы своими, не позволяя договорить и давая Шаиере понять, что никуда не уходит; он подхватил ее на руки с пугающей легкостью и понес к дивану.

— Моя леди совсем замерзла, — выдохнул он, с трудом отрываясь от губ возлюбленной, — позволь мне… — Он набросил на ее плечи одно из лежавших там одеял, усадил на руки, прижал к себе еще крепче, на удивление нежно — после наблюдения за тем, как он сражался, нежность была действительно необычной и неожиданной, но такой желанной.

— Все в порядке, — задыхаясь, прошептала Шаиера, гладя начавшей «оттаивать», но все-еще немного дрожавшей рукой по его заросшей щеке. Она не могла объяснить того, что чувствовала — неугомонная буря бушевала внутри, дурманя и сводя с ума, принося с собой желания остановить время… Рука была бесцеремонно перехвачена и прижата к груди — куда-то туда, где, в теории, находилось сердце, а их губы снова слились. Под прижатой рукой чувствовалось такое же бешеное сердцебиение, как и в груди леди Тревелиан, что заставило ее окончательно забыть обо всем.

Уже под самое утро, когда леди Инквизитор наконец уснула у него на руках, Блэкволл осторожно «отцепил» ее от ремешков на своей куртке, и, уложив на кровать, бережно укрыл одеялами, чтобы та не замерзла.

— Моя леди совсем одна, в то время, как все празднуют. Тебя что-то тревожит? — рука Стража опустилась на ее спину, а сам он обеспокоенно заглядывал в лицо Шаиеры. Его забота успокаивала, согревала и просто приносила своеобразное счастье. Леди Тревелиан слабо улыбнулась: было что-то еще, что он по-прежнему скрывал, недоговаривал, как будто еще не все точки над i были расставлены, еще не все сказано — это тревожило Блэкволла и ей также не давало покоя.

«Я недостаточно благородна» — пилила себя Инквизитор, переживая, что из-за каких-то данных возлюбленным обетов, и, возможно, личных соображений, она все-еще недостаточно хорошая пара для него. Чего-то еще не хватало, только чего, чего, чего?.. Она помогала людям, потому что хотела этого сама; заботилась о своих людях в Скайхолде, в лагерях; запрещала понапрасну рисковать жизнью каждого солдата Инквизиции, до последнего выискивая наиболее безопасный вариант проведения той или иной операции; и даже прощала тех, кто провинился — разумеется, в разумных пределах. Недавно, после успешного похода на Адамант, Инквизиция заключила союз с выжившими Серыми Стражами, им же и был отдан их бестолковый сумасшедший предводитель для совершения суда — Шаиере не было жалко его, пусть они хоть разрежут его на мелкие части и оставят себе в качестве талисманов его зубы — за его деяния это будет самой малостью, которой он удостоился. Блэкволл неожиданно восхищался этими действиями — искренне! — утверждая, что не видал более благородной женщины, так стоящей за принципы добра и справедливости, но…

Что-то было не так. Не так, не так, не так, и это не давало покоя. С каждым таким поступком, с каждым великодушным жестом он все больше печалился, рассказывая обеспокоенной леди Инквизитору какие-то грустные случаи из жизни или о потере боевых товарищей. Этим историям не было конца, печаль и боль — ужасная скрытая боль — снова и снова возвращались, мучили ее любимого, а вместе с ним — и ее саму.

Теперь же она ни под каким предлогом не смогла объединить Селину, Гаспара и Бриалу, хоть это и казалось ей наиболее подходящим вариантом: дипломат, военный начальник и мастер-шпион, даже в условиях шаткого перемирия, смогли бы намного больше; и она корила себя за недоработки плана.

— Я сожалею о том, что не смогла сохранить жизнь герцогу, — призналась Шаиера. Первые лучи солнца уже начали окрашивать небо перед рассветом, просыпались птицы в саду, журчала вода в фонтанах.

— Ты имеешь талант находить хорошее даже в самых отвратительных личностях, — со странной интонацией произнес Блэкволл, вызвав тем самым недопонимание и удивленный взгляд собеседницы. Он снова печалился, что-то больно сжималось внутри: что она делает не так? Как помочь ему? Когда Шаиера уже собиралась было спросить — в который раз! — в чем же, все-таки, дело, Страж, заметив это, быстро сменил тему: сделал полшага назад и протянул ей руку, приглашая на танец.

Танцевала леди Тревелиан неплохо, хоть и не очень любила; однако, сегодня публика оценила ее умения — или же просто комичность двух танцующих женщин? — благодаря Флорианне, очень высоко.

— Стражей учат танцам? — тихонько спросила она, стараясь не нарушать момент глупыми вопросами.

Блэкволл смутился, но все же ответил:

— Я просто когда-то танцевал, всего раз… В прошлой жизни.

Ничего больше не говоря, они сделали несколько вальсовых шагов, однако, уставшая, Вестница вскоре просто обеими руками обняла партнера, уткнувшись носом в его широкое плечо. Воин гладил ее по волосам, догадываясь, что она, скорее всего, просто очень вымоталась за сегодня. Таких моментов было совсем немного, учитывая то, что сразу после штурма Адаманта они отправились спасать пропавших солдат Инквизиции, затем убивать бандитов на Штормовом Побережье, затем искать места для очередных лагерей, а затем сразу на бал в Зимний Дворец, чуть ли не пыльными с дороги и забрызганными кровью. В общей сложности за все эти события в Скайхолд они возвращались два или три раза, на пару дней, вечером следующего дня уже уходя снова, и почти все возможное время Шаиера беспробудно спала либо проводила с советниками, изредка, ловя удобную минутку, забегала к Блэкволлу, чтобы наконец отвлечься от суматохи и просто поболтать, сидя у здоровенного воина на коленях — не о брешах, не о демонах и не о Тени.

И действительно, Тревелиан была уставшей и потерянной в догадках о том, что происходит с ее любимым человеком все это время, какие мысли терзают его. Однако, все же решив обсудить это уже в Скайхолде, Инквизитор с благодарностью заглянула в холодные глаза Блэкволла:

— Спасибо, что ты со мной.

Страж снова прижал ее к себе, ответив что-то в духе «Я всегда рядом» и нежно касаясь щекой ее макушки.

«Он обеспокоен больше обычного» — в точку отметила для себя Шаиера, когда, только под вечер отоспавшись после бала, подошла к конюшне, чтобы разузнать, наконец, в чем дело. Страж как будто чувствовал, что она придет, и придет с вопросом, который давно хочет задать. Он неуютно переступал с ноги на ногу, глядя на разведенный огонь. Леди Инквизитор пришла, как и всегда, чуть слышно, но Блэкволл безошибочно узнал ее шаги, от чего напрягся еще больше. Тревелиан приблизилась сзади и обняла его со спины, прижимаясь щекой к чуть пахнущей хвоей стеганной куртке. Они простояли так около минуты, когда Страж все же опередил нежеланный вопрос возлюбленной:

— Я хочу выпить. Не составишь компанию?

* * *

В таверне не было кутежа или шума — все, кто хотел напиться, успели сделать это, узнав об удавшейся Игре в Орлее, и давно уже отправились кто куда: вероятнее всего, спать. Шаиера заняла место у одного из столов, и они стали говорить, как и всегда, обо всем и ни о чем, только с каждой минутой Блэкволл становился все более и более угрюмым, напряженным. Инквизитор не имела пристрастия к алкоголю, равно как и желания пить, потому просто сидела рядом, подперев голову руками, и внимательно слушала каждое оброненное собеседником слово, стараясь найти ответ, выудить, выловить причину страданий и постоянно сжимающей ее сердце боли. Через какое-то время истории Стража иссякли, и он беспомощно смотрел перед собой пустыми, стеклянными глазами. Леди Тревелиан наконец, собрав волю в кулак (когда-то стрелу из раны все равно придется вытащить), положила руку на его плечо и заговорила:

— Что с тобой? Расскажи мне.

Блэкволл поднял на нее измученный взгляд. Он понимал, о чем спрашивала Шаиера, и понимал, что придется или рассказать начисто все, или унести это навсегда с собой. Навсегда. Страж вздохнул и попытался начать:

— Я вспомнил о том, как мы ходили на Побережье, — прерывисто заговорил он, будто тщательно подбирал каждое слово, — я… Мне кажется, мне все под силу, когда ты рядом. Все. Это тяжело осознавать, потому что значит все для меня.

Шаиера вопросительно смотрела на собеседника, пытаясь понять, к чему это вообще было сказано. Разумеется, приятно слышать и понимать, что чувства взаимны, но от ответа Блэкволл снова увильнул, тут же сменив тему. «Что ж, не хочет — пусть как хочет, не буду заставлять» — подумала Инквизитор, собираясь уже подбодрить любимого, когда послышался шум: хозяин таверны прикрикнула на уборщиц, подгоняя их.

— Мы, наверное, будем мешать, — начала Тревелиан, заметив, что кроме них в помещении никого больше не осталось, — идем на улицу?

* * *

Он вел себя странно, хоть и с этой присущей ему завуалированной в повседневной жизни нежностью. Даже в этот момент, когда, вроде бы, романтика и все дела, что-то было настолько не так, что дальше уже терпеть было невозможно: боль и отчаяние буквально исходили от Стража, читались во взгляде, в судорожных объятиях и чересчур страстных поцелуях. Чуть отстранившись от него, Шаиера уже более настойчиво заговорила:

— Пожалуйста, расскажи мне.

Делает вид, что не понял, но по глазам можно запросто просечь, что уловил мысль. Нервничает.

— Тебе ведь будет легче, если выговоришься, — не отступала она, гладя возлюбленного по волосам, по щеке, по крепким плечам под грубой стеганной курткой. Блэкволл опустил голову и чуть помолчал, затем порылся где-то в складках одежды и вложил в ее руки дощечку с гербом Серых Стражей. Шаиера непонимающе на него взглянула, уже собираясь поинтересоваться, принимает ли он ее в Стражи таким образом, но воин осторожно приложил палец к ее губам.

— Я хочу, чтобы ты знала: у нас нет будущего, пока я — Страж… Я совсем тебя недостоин.

— Не говори глупостей, — серьезно ответила Вестница, — а то сейчас я скажу, что убийцы — трусы и подлецы, поэтому недостойна тебя я. Что бы ты там ни придумывал себе — ты не должен справляться с этим в одиночку. Я здесь, с тобой, и буду рядом, — твердо заявила Тревелиан.

Блэкволл вздохнул, склонился к ее уху и тихо-тихо прошептал:

— Тогда пусть сейчас не будет никого и ничего больше, только ты и я.

Шаиера вздрогнула от неожиданности, но даже не успела ответить или возразить — воин прижался губами к ее губам, а вырываться из его стальной хватки было как минимум бесполезно. Он впервые был так настойчив — отчаянно, будто времени у них осталось всего несколько часов, а что будет дальше — знает только Создатель. Но вырываться не хотелось, а знакомый хвойный запах, ставший в присутствии Стража уже привычным для нее, затуманил разум, одурманил, заставил и вправду обо всем забыть, замкнув мир только на этом дне и этом месте.

— Только ты и я… — она выдохнула эти слова из последних сил в его губы; когда он прижал ее собой к мягкой, теплой соломе, а последние оплоты разума сдали свои позиции, уступая власть захлестнувшей всеобъемлющей нежности.

Сны были прерывистыми, нескладными, беспокойными. Шаиера стояла в том же месте, где когда-то во сне храмовники избрали ее своей предводительницей, с тем же мечом в руках и теми же воинами с произраставшими из них красными кристаллами. Шаиера вздрогнула, увидев, как по лицам храмовников, из их невидящих пустых глаз градом льются кристально-прозрачные красные слезы, которые, падая на землю, превращались в такие же красные камни, сковывали их ноги и не позволяли сделать ни шагу. Почему-то во сне Вестница стала ругать их и мечом разрубывать тела, чтобы из разрезов стремительно рос…

«Это же лириум!» — догадалась Тревелиан и с ужасом отбросила оружие в сторону, словно заразу. Лица мертвых храмовников исчезали, пустели… Инквизитор закричала от страха, но проснуться не смогла. Из одного кошмара ее перебросило в другой, где она, Кассандра, Коул и Блэкволл сражались с одержимым магом, швырявшимся в них цепными молниями, в каких-то старинных развалинах. Колдун не жалел ее маленького отряда, и как бы Шаиера не подставлялась под его атаки вместо друзей, они облетали ее, обходили стороной. Она кричала и плакала во сне, истерично мечась со стороны в сторону, но тщетно — ее словно поймали в вязкий воздух, где движения становились замедленными, а голос — приглушенным, поэтому оставалось только наблюдать, как первым пал юноша с парными кинжалами, за ним — Искательница, и последним, опираясь на свой боевой молот, сначала на колени опустился и Блэкволл, а затем и вовсе упал ничком. Слезы заливали глаза, лицо, не позволяя разборчиво видеть. Шаиера плакала, уже не стыдясь собственных эмоций, пытаясь разбить купол, которым ее накрыл колдун. Если он хотел победить ее, то у него это сполна получилось…

К счастью, кошмарный сон наконец отступил, и она открыла заплаканные глаза. Она очнулась все в той же конюшне, на том же месте, где засыпала, и, в принципе, все было так, как и должно быть, за исключением одного: Блэкволла рядом не было. Сердце больно защемило, предчувствуя неладное: ушел, оставил, отверг, бросил одну… Инквизитор вскочила и принялась быстро одеваться, найдя среди своих вещей дощечку с гербом Стражей. Понимание произошедшего гранитной скалой легло на плечи, заставляя почти согнуться под ее весом, только морально — и лучше бы это было физическое чувство. Она побежала вниз по ступенькам, хлюпая носом — серьезная и, по большей части спокойная, леди Инквизитор так легко опустила руки, сдалась.

— Блэкволл? Ты здесь? — предчувствия не обманули ее: тишина не могла ответить, унять боль и успокоить. Еловый запах, исходивший от незаконченного грифона, мягко поманил ее к себе, на мгновение заставив прекратить всхлипывать: на маленьком клочке бумаги были написаны слова, оставленные ей Стражем. И, судя по всему, последние.

Шаиера сразу подумала о Кассандре, о том, что она должна поговорить с подругой об этом, но вспомнила, что в такую рань она наверняка еще спит. Нужно было переждать какое-то время, и сразу же сообщить Лелиане о «пропаже», найти, найти, найти его во что бы то ни стало...

Вестница ненавидела себя. Это все потому, что она недостаточно благородна, недостаточно воинственна для него; это потому что Блэкволл не хотел расстраивать ее, скрытную и подлую, он делал вид, что любит ее; это потому, что она недостойна Серого Стража, никогда не была и не будет; но поверила ему и теперь сама виновата в произошедшем… Воин великодушно оставил ее, чтобы Вестница больше не питала никаких тщетных надежд, ведь трусливые убийцы, прячущиеся в тени, никогда не заслужат любви.

Как только она вернулась в свою комнату, слезы хлынули с новой силой: уйдя из конюшни, где все напоминало о ее возлюбленном, Шаиера надеялась убежать от этого, а теперь и в комнате все так же о нем напоминало: камин, диван, и даже одеяло, которым он укрыл ее, замерзшую и промокшую…Инквизитор сидела на кровати, обхватив колени руками, и раскачивалась из стороны в сторону, убеждая себя в том, что скоро встанет солнце и она побежит к Искательнице, к леди Соловью, и все встанет на свои места. Шаиера чувствовала, что, несмотря на ее попытки, что-то внутри подсказывало ей: все очень, очень плохо, но верить ему не хотелось. Сон, однако, сморил ее, заставив прилечь на бок, и принял в свои беспокойные объятия.

Все произошло так, словно, уснув, она даже не просыпалась: сквозь полудрему, утром она услышала, что Лелиана уже знает об исчезновении Блэкволла, и, к удивительному совпадению, леди Соловей недосчиталась среди своих отчетов одного, совсем свежего и недавнего, который указывал на Орлей. Кассандра согласилась отправиться с нею туда, хоть этот город ни она сама, ни Шаиера почему-то не любили: после этого дня Тревелиан стала любить его еще меньше, когда чуть было здесь не потеряла возлюбленного в безжалостной петле. Касси осталась ждать снаружи, хоть и вовсе не одобрила рвения подруги поговорить с Томом Ренье, которого отвели в тюрьму, однако, в самой-самой глубине души сочувствовала ей, понимая, что испытывала леди Инквизитор к этому человеку.

Вестница почти бесшумно спустилась к камере, и «Блэкволл» по-прежнему безошибочно узнал ее шаги, догадываясь, что она пришла, чтобы услышать ответ на свой давно уже поставленный вопрос.

— Ты совершил храбрый и благородный поступок, не каждый смог бы так, — тихо начала леди Инквизитор, тщательно подбирая слова, — я… Я бы не смогла. Я горжусь тобой.

Воин впился измученным взглядом в ее лицо, встретив только мягкую улыбку. Она действительно пришла не для того, чтобы сделать еще хуже, в этот момент жутко напомнив ему Коула: Шаиера хотела помочь. Хотела помочь, потому что любила его — он запросто прочел это в ее взгляде, как и во время сражений, полном восхищения и какого-то своеобразного обожания. И теперь он уже не смог не принять ее помощи, давая волю своим чувствам и эмоциям.

— Благородный? Я обманул своих людей, воспользовавшись их доверием, и приказал им беспощадно вырезать ту семью, и даже детей — детей! — Ренье сорвался на крик, бросившись к решетке и вцепившись в нее руками. Леди Инквизитор даже чуть облегченно выдохнула: наконец он позволил заговорить — нет, закричать, — своей душе, измученной годами саморазрушения и самобичевания, позволил ей, Шаиере, увидеть его таким, каким он есть, — их находили и казнили, пока я притворялся хорошим человеком! Как ты не понимаешь, что я не заслуживаю ничего другого, кроме как болтаться в петле с переломанной шеей?

Она молчала, позволяя возлюбленному выговориться, и с каждым словом проникаясь еще большим уважением к нему: силы, которые нужны для того, чтобы признать свою вину самому себе, были далеко не у каждого, а наказания, хуже угрызений собственной совести, леди Тревелиан и вовсе не представляла, только смутно догадываясь, каково оно — когда мысли и воспоминания съедают изнутри. Ренье сполз вниз по решетке, переводя дыхание:

— Ты не должна была приходить, искать меня; я хотел уберечь тебя от того, кем я есть на самом деле — убийцей, предателем, трусом… Теперь ты понимаешь, почему я никогда не был и не буду достойным тебя и твоей любви, моя леди?

Он умолк. Еще несколько мгновений над ними нависала неуютная тишина, однако Шаиера почувствовала: вот оно, то последнее, ошибочное и неправильное, что мешало им. Инквизитор набралась смелости и шагнула к воину. Она присела на одно колено, поравнявшись с ним, и осторожно накрыла его руку своей. Тот никак не отреагировал, и Тревелиан снова заговорила:

— Ты имеешь в виду, хотел уберечь меня от того, чтобы я узнала, насколько благородным, сильным и справедливым ты стал? — ответа снова не последовало — это дало понять, что ее слова были услышаны и приняты к перевариванию, — Ты сам преподнес наиболее болезненный и верный урок, без толики жалости к себе приняв его — скорее, даже с энтузиазмом…

Том чуть поднял голову, все-еще стараясь не пересечься взглядом с леди Тревелиан, но та, словив момент, коснулась его лба своим, создавая еще более тесный контакт и лишая его возможности не услышать ее.

— Будь ты настолько отвратительным, каким себя выставляешь, ты никогда бы не оказался здесь по своей воле, — продолжила Шаиера еще тише, чтобы ее слова были доступны только ее возлюбленному, — ты не сожалел бы о содеянном и не пытался бы искупить свою вину, раскаяться. Скажи мне, ЭТО мучило тебя все время, об ЭТОМ ты боялся рассказать мне? Ты думал, я не смогу понять?

Ренье кивнул, на что Шаиера только вздохнула, наконец понимая, в чем было дело: чем благороднее она себя проявляла, тем неуютнее он чувствовал себя, и тем все более и более испытывал угрызений совести. Кажется, они стоили друг друга целиком и полностью: оба помешанные на благородстве, переживающие показаться недостаточно хорошими друг для друга, оба с гипертрофированным чувством справедливости и любовью к самокопанию. Вестница собиралась уже уйти и начать попытки вытащить «Блэкволла», как неожиданно почувствовала тот самый хвойный запах, пробуждавший нежность внутри.

— Ты поступил неправильно, когда врал мне и всем, но я не могу сердиться на тебя, видя, что ты уже давно это и сам осознал. Я права?

Он снова кивнул, но теперь уже посмотрел в ее темно-зеленые глаза так, словно не мог поверить услышанному, словно ожидал совсем другой реакции, другого исхода.

— Ты… П-правда? Это правда — то, что ты говоришь?

В привычном воину жесте, Шаиера взяла его огромную ладонь в свои и прижала к тому месту, где, теоретически, находилось у нее сердце. Их взгляды пересеклись на мгновение, после чего она твердо ответила:

— Я клянусь тебе, — хвойный аромат витал рядом, навевая воспоминания о недавнем времени, проведенном вместе. Она потянулась к нему, мягко прижимаясь губами к его лбу, отпуская его руку и вставая.

— Теперь я могу умереть спокойно, зная, что ты простила меня, моя леди, — воин также встал, с болезненной благодарностью заглядывая в лицо возлюбленной, однако та лишь загадочно кинула ему «Извини, но не в этот раз» и быстро удалилась, оставив Ренье в недоумении ждать своего часа.

Они встретились только поздно вечером, задолго после суда. Шаиера привычно тихо пришла в конюшню, несколько уставшая после долгого дня. Вскоре им предстояли еще и еще походы, и лучше бы поговорить, пока еще была возможность, в более-менее спокойной, уединенной обстановке. Их взгляды пересеклись, и «Блэкволл» виновато потупился, опуская голову. Несколько мгновений в помещении было тихо.

— Как мне лучше звать тебя? — спросила Инквизитор.

Ренье облегченно выдохнул, с благодарностью заглядывая в глаза возлюбленной. Он медленно подошел к ней и уверенно заключил ее в свои объятия, утыкаясь носом в макушку. Тревелиан прижалась к нему, обвивая руками его шею и просто наслаждаясь моментом — скоро такой роскоши может не быть долгое время.

— Зови меня так, как тебе удобнее, моя леди, — ответил Том.

Какое-то время они еще стояли молча, вслушиваясь в сердцебиение и цепляясь за каждое мгновение: самоотверженный воин и подлая разбойница, объединенные силами, не подвластными им для разъединения.

— Я слишком привыкла к твоему «титулу», — все-еще прижимаясь щекой к его стеганной куртке, пахнущей хвоей, заговорила леди Инквизитор, — ты очень изменился, судя по твоим рассказам; мне кажется, от прошлого тебя остались только доблесть и таланты командира. Тот Блэкволл… Он видел в тебе благородность и справедливость, и он не ошибся.

Воин тихо засмеялся, чуть отстраняясь и глядя в ее глаза. Шаиера радовалась: болезненная маска исчезла, оставив только бесконечное тепло и нежность, которой не получалось сопротивляться — впрочем, и не хотелось.

— Мне все-еще не верится, что после всего ты оставила мне свободу, — тихо заговорил Блэкволл-второй, — что после всего, о чем ты узнала, ты веришь в меня, и… — он запнулся на мгновение, словно переживая, что сказанное им неожиданно окажется неправдой, больно отозвавшись внутри, — И любишь.

Тревелиан улыбнулась ему, гладя его по заросшей густой бородой щеке:

— Не делает ошибок только тот, кто не делает ничего, — серьезно сказала она, — от них, увы, никто не застрахован: ни ты, ни я, ни Коул, ни Кассандра — да никто, — Шаиера немного помолчала, обдумывая сказанное воином, а затем, уже тише, продолжила, — а узнала я только то, что ты очень, очень благороден, справедлив и силен духом, так с чего я должна перестать в тебя верить?

Ренье не верилось, что он слышал это. До последнего не верилось в то, что эта женщина действительно видит его именно таким, и он не мог подвести ее, не мог не оправдать оказанного ему доверия. Он склонился к ее уху, попутно нежно коснувшись губами ее теплой бледной щеки, и ответил:

— Ты самая благородная и великодушная разбойница из всех, которых я когда-либо встречал, моя дорогая леди.

Шаиера тихо засмеялась, обвивая обеими руками шею возлюбленного и касаясь лбом его лба. Их губы слились, и на какое-то время мир вокруг перестал существовать, замкнувшись только на этом вечере и на этом месте.

* * *

— Почему от тебя все время пахнет хвоей? — ткнувшись носом куда-то в шею Ренье, спросила Инквизитор. Этот вопрос давно интересовал ее, только до этого времени не выдавалось возможности наконец задать его в более чем подходящей обстановке. Воин безмятежно смотрел в ночное небо, открывшееся из большого окна конюшни, прижимая возлюбленную к себе.

— Ну, я часто работал по дереву, возможно, из-за этого запах уже настолько въелся в меня, что его ничем не смыть, — тихо засмеялся воин, — помимо того, у меня в куртке лежит маленький кусочек хвойной древесины. Еще с моей родины.

Какое-то время они лежали неподвижно и в тишине, когда Шаиера заговорила:

— Давай пойдем в Стражи? — Том заглянул в ее лицо и собирался было уже переспросить, но та, опередив его, повторила свой вопрос, — Когда все кончится, давай пойдем в Стражи?

— Ты… Серьезно хочешь этого?

Тревелиан кивнула — она была серьезна более, чем когда-либо еще.

— Лелиана предлагала передать тебя Серым Стражам после того, как Тедасу больше ничего не будет угрожать, но я уверена, что ты сам можешь куда лучше распорядиться собой. Я знаю, что ты хотел бы стать одним из них, и я хотела бы, — немного поразмыслив, она добавила, — а так, зная, что мы оба этого хотим, я бы с радостью и без волнения направилась туда.

Блэкволл молчал какое-то время, а затем ответил, поворачиваясь лицом к ней и слегка прижимая ее собой к мягкой, теплой соломе:

— С удовольствием, только не сразу, а поздней — есть еще много чего, что мне хотелось бы успеть прежде: уверен, мы сможем помочь людям становиться лучше, чем они есть на самом деле, — он коснулся губами ее губ, и та, не раздумывая, ответила на поцелуй.

Хвойный запах стихал с каждым мгновением — так, словно древесный дух их родины сделал все, что мог, чтоб его дети были счастливыми, и беззвучно, не попрощавшись, оставил их, уснув в одной из старинных елей, до лучших времен.