Когда наступит рассвет (гет)

Когда игра закончится, король и пешка окажутся в одной коробке.

Итальянская поговорка

* * *

— А что делает король?

— О, это самая слабая фигура, постоянно нуждается в защите.

к/ф "Д'Артаньян и три мушкетёра"

* * *

Можно все время быть пешкой, а можно попробовать стать королем.

Гай Ричи

* * *

... известно ли вам, что такое гамбит? Нет? По-итальянски gambette значит «подножка». Dare il gambetto — «подставить подножку». Гамбитом называется начало шахматной партии, в котором противнику жертвуют фигуру ради достижения стратегического преимущества.

Борис Акунин, "Турецкий гамбит"

(так и живешь — корабликом на причале.

море тебя укачивает ночами).

(так и живешь затворником, будто ящер,

предпочитая не думать о настоящем).

(так и живешь здесь узником, а не птицей).

_____________________________________

Нет одиночества пагубней, чем в столицах.

2016, Виктория Миловидова.

* * *

«Вильгельмина Морено». Красные буквы ровным почерком короля — ее собственное имя в списке потенциальных претенденток на сердце старшего Хенстридж — впились в сознание и не хотели отпускать. Выбили почву из-под ног Уиллоу, а ее саму — из равновесия. Казалось, все однозначно и ничего непонятного. Вот только однозначности в этих красных буквах не было ни грамма.

Король Роберт. Сочетание вроде бы такое правильное, но Уиллоу не могла его осознать. Эта фраза казалась инородной, противоестественной. Она слишком привыкла засыпать с мыслью «король Лиам».

Лиам проигнорировал прием так же, как и саму коронацию. Наверное, отправился утешать Кэтрин. Ее имя, вычеркнутое из списка все тем же красным маркером, — еще одна загадка. Что заставило короля отказаться от своей девушки? И почему его выбор пал на нее, Уиллоу? Любая другая радовалась бы такой удаче, такой великой чести — стать избранницей Его Величества. Но Уиллоу не могла.

С Лиамом все было гораздо проще: уютно и спокойно. Младшего Хенстридж Уиллоу понимала. Даже зная, с кем он сейчас, отчаянно желала его общества.

Умница, примерная девочка Уиллоу — влюбленная дура.

Ее присутствие на приеме в честь коронации было вовсе не обязательно. Официальная часть закончилась, король Роберт произнес свою речь — они удавались ему на славу, всегда каким-то образом понимавшему, что хотят его слушатели. Но эти речи были же такими же расчетливыми и холодными, как черные буквы на белой бумаге — напечатанные тексты. Лиам же говорил пылко и горячо. Не всегда утонченно, но слова рождались прямиком в его сердце.

Одного взгляда на Роберта было достаточно, чтобы понять: он руководствуется разумом. Он образец отменной английской выдержки, но едва ли хоть раз в жизни слушал свое сердце.

— Вы уже уходите, Уиллоу? Не потанцуете со мной? — Король вновь застал ее врасплох (кажется, у него талант — еще один из огромного списка), настигнув у выхода из зала в малодушной попытке бегства.

Роберт Хенстридж улыбнулся ей, хоть улыбка не коснулась его глаз, протянул руку, и Уиллоу не заметила, как оказалась среди танцующих под первые звуки вальса. Взгляд короля остановился на ее глазах, словно он хотел прочитать мысли своей партнерши, а его руки — одна на талии, другая сжимала ее ладонь — держали не крепко, но властно. Танец не приносил Уиллоу удовольствия, больше напоминал ловушку. Не того Хенстриджа она хотела видеть рядом с собой.

— Почему я, Ваше Величество?

— Ты мне нравишься. — Глаза короля были подобны двум темно-серых льдинкам, и Уиллоу легко распознала в них ложь. Он и не пытался этого скрывать.

Почему Роберт вычеркнул из списка претенденток Кэтрин? Причина могла быть только одна: он все узнал о ней и Лиаме. Пытался ли поговорить? Нет. Отчего-то Уиллоу казалось, что король рубил с плеча. Категоричный и непоколебимый, он не прощал чужих ошибок. Роберт Хенстридж пугал ее. Ей совсем не хотелось быть в его списке под номером «один».

* * *

Ожидание затягивалось. Король Роберт назначил встречу и безнадежно на нее опаздывал, что ему совсем не было свойственно. Чем дольше тянулось время, тем сильнее нервничала Уиллоу. И вновь любая другая на ее месте была бы рада, а она не могла. Королевская избранница перебирала книгу за книгой, чтобы скоротать время и занять руки, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями, как вдруг из очередного фолианта выпал свернутый лист бумаги. Подняв его, Уиллоу пробежалась глазами по строчкам — пораженная, она слишком быстро поняла, о чем речь. В руки Уиллоу попало письмо принцессы Элеонор для Джаспера Фроста. Письмо, которое она так и не получила. Теперь понятно, почему. Король убрал от своей матери ее помощника и друга, назначил Фроста своим охранником, а теперь и это письмо… Роберт Хенстридж вел свою игру, и Уиллоу ее не понимала. Кто она такая, чтобы понимать?..

— Интересно? — звучание прохладного голоса Его Величества застало врасплох: пальцы Уиллоу разжались, и злополучное письмо снова упало — прямиком к ногам приближающегося короля. Они синхронно опустились на корточки и едва не столкнулись лбами. Король успел первым; его цепкие пальцы сомкнулись на бледно-бежевой бумаге, а взгляд холодных глаз впился в Уиллоу, отчего ей снова стало не по себе. — Расскажешь Элеонор или Лиаму?  

Роберт оказался слишком близко, разрушил ее личное пространство и повергнул в смятение. Невозможно было пошевелиться, находясь в центре его внимания, — будто бы король обладал волшебным даром превращать все живое в камень. Как иначе объяснить оцепенение Уиллоу и ее гулко бившееся сердце, как у кролика, пойманного в силки?

— Когда ты смотришь на него щенячьим взглядом, кажешься такой жалкой. — Взгляд серых глаз леденил душу, а едкие в своей правоте слова короля были подобны пощечине. Уиллоу выпрямилась, намереваясь развернуться и уйти, но прикосновение теплых пальцев остановило — Роберт поймал ее за ладонь. Он не держал ее, но Уиллоу показалось, что она слышит этот звук — щелчок закрывшейся ловушки. — Мы еще не закончили, Вильгельмина. — Король, избранный страной и Советом, исчез. Его сменил хладнокровный тиран. Уиллоу открылось истинное лицо, что скрывалось за маской вежливости и обаяния. И это еще больше пугало ее.

— Вам стоит пересмотреть список претенденток, Ваше Величество. Боюсь, моя кандидатура не подходит. — Уиллоу захотелось прикусить язык, но было поздно, слова уже прозвучали. Она дерзила, глядя в глаза королю, и она отказывала ему, а он оставался неизменно невозмутимым.

— Это не тебе решать.

— Почему я? — Уиллоу снова задала ему вопрос, который мучил ее с самой коронации. Почему она? В том списке были более достойные и родовитые кандидатуры — каждая из этих девушек была бы вне себя от счастья от внимания короля.

— Я уже отвечал на этот вопрос, — небрежно напомнил король. Дерзость Уиллоу его, казалось, не тронула. Широкая ладонь опустилась на ее талию, заставив вздрогнуть, но серые глаза были словно застывший лед.

— Вы уверены, что хотите видеть рядом с собой женщину, которая будет вспоминать другого — вашего же брата — глядя на вас?

Она переходила все возможные границы, кусала руку, любезно ей протянутую, но иррациональный страх перед Хенстриджем подстегивал Уиллоу. Ей, очаровательной и милой, такая резкость была совсем не свойственна, но исполнять роль пешки в шахматной партии Его Величества хотелось меньше всего.

Роберт смерил ее тяжелым взглядом, не проронив ни слова, но все было и так понятно. Он велел убираться, и Уиллоу почти бегом поспешила прочь.

* * *

Уиллоу ждала, что король пересмотрит свой список, но чуда не случилось, Роберт не собирался отступать. Король не менял своих решений, и мелкие нюансы его не волновали.

«Когда ты смотришь на него щенячьим взглядом, кажешься такой жалкой».

«Вы уверены, что хотите видеть рядом с собой женщину, которая будет вспоминать другого — вашего же брата — глядя на вас?»

Но эти нюансы волновали Уиллоу. Ставя в вазу очередной полученный букет — каждое утро, как по расписанию, ее любимые чайные розы — она мысленно прокручивала последний разговор, но проще было понять каменную глыбу, чем добраться до души Роберта Хенстриджа.

Морено проявила так не характерную для нее невежливость, игнорируя знаки внимания, перестала появляться во дворце. Роберт внушал страх, непонятный, неподвластный, но пробиравший до костей, и самое меньше, что она могла сделать, — избегать его. Но разве можно так вести себя, когда тебя выбрал король?

Его охрана почти буквально вытащила ее из уютного кресла ресторана, где Уиллоу коротала вечер с родителями, и привезла во дворец. Полная возмущения и праведного негодования претендентка номер «один» поспешила к личным покоям короля, но в дверях столкнулась с его младшим братом. Лиам даже не заметил свою подругу. Едва не налетев на нее, он обернулся к распахнутым дверям:

— А что думал отец? Считал ли он, что ты достоин занять его место? — Лиам стремительно ушел прочь, а Уиллоу замерла в коридоре, не решаясь войти.

Роберт предстал перед ней такой же, как всегда: идеальный до невозможного, вот только его ладонь была в крови, и Уиллоу не смогла сдержать сдавленного вскрика. Она стала свидетелем окончания очередной стычки между монархом его младшим братом — сцены, для ее глаз не предназначавшейся. Гораздо правильнее было бы уйти, но Уиллоу шагнула вперед и оказалась в королевских покоях. Охрана закрыла двери за ее спиной.

Роберт наблюдал ее приближение, не скрывая удивления и даже растерянности. Не было привычной маски невозмутимости, и Уиллоу посетило странное чувство — она видела перед собой нечто большее, чем была способна в тот миг осознать.

— Ваша рука? — Она позволила себе коснуться короля; тонкие пальцы обхватили его запястье, чтобы Уиллоу могла взглянуть поближе, — множество маленьких ран изрезали холеную ладонь.

— Просто порезы, лопнул бокал, это ерунда. — Король небрежно пожал плечами, но руку отнимать не стал. — Бывало и хуже.

Для человека, который провел месяце в одиночестве на необитаемом острове, чудом выжившего, после того, как его самолет потерпел крушение, конечно, бывало и хуже. Но Уиллоу упрямо увлекла его в ванную комнату: удалить остатки стекла, обработать раны, забинтовать ладонь. Он позволял ей все, что требовалось, оставаясь безучастным к процессу, погрузившись в свои мысли. Уиллоу тоже молчала. Король первым нарушил тишину:

— Он считал, что я не смогу стать великим королем. — Столкнувшись взглядом с серыми глазами, Уиллоу вдруг поняла, что льда в них больше нет. Внезапная откровенность Роберта удивила, обезоружила.

— Но вы — это вы. У вас всегда был только один путь, и ваш отец прекрасно понимал это.

— Был иной путь. Выбраться с острова и стать кем-то другим.

— Но вы здесь. Вы не поступили бы иначе. — Уиллоу не могла и мысли допустить, чтобы Роберт Хенстридж отказался от своей судьбы. Перед ней предстал совсем другой человек — вовсе не тот, кто ведом одним лишь холодным расчетом.

— Я не лгал, Уиллоу, когда говорил, что ты мне нравишься. — Она закончила возиться с его рукой, но не решалась разжать пальцы, а Роберт не спешил отступать. — Глядя на окружающих меня женщин, я вижу Кэтрин. Глядя на тебя — только Уиллоу. Ты все еще претендентка номер «один». Завтра в пять часов я буду ждать тебя в королевском саду. — Роберт улыбнулся, чуть приподняв уголки губ, но Уиллоу не могла ответить тем же. Ее страх стал совершенно другим. Поразительное, ошеломляющее открытие. Тот, кто казался ей самым твердым камнем, вдруг оказался уязвим.

Когда увидишь мой смятый след,

Услышишь выстрелы за спиной,

Поймешь, что против меня весь свет,

Поймешь, что мир на меня войной,

Оставь дела и запри в сундук,

Вели соседке кормить кота.

Рассеяв выдохом тишину,

Иди к знакомым тебе местам.

Лови сигналы на частоте,

Чужие сбрасывая звонки,

(Приметы: родинка на щеке

И раздражающие шаги).

Ищи меня в сводках новостей,

В строке бегущей, в пустом окне,

Меня, продрогшего до костей.

Меня, стоящего в стороне.

Меня, потерянного в себе

И вечно спорящего с тобой.

Пускай меняется континент

И пояс движется часовой.

Пускай плывут под водой киты,

А буревестник взлетает вверх.

Пока ты видишь мои следы,

Пока не продан последний смех,

Иди за мной, отыщи меня

В открытом космосе, среди льдин.

От бега быстрого пусть горят глаза

И щеки, и нет причин,

Чтоб защищать меня от судьбы

И слепо следовать по пятам.

И пусть на куртке осядет пыль,

И пусть ботинки сотрутся в хлам.

Пока ты веришь в меня — я жив,

И пусть тебе говорят, что я —

Всего лишь сказка, безумный миф,

Мозг пожирающий страшный яд.

Пускай меня отрицает свет,

Пусть от меня отказался Бог.

Пусть я безмолвен, и глух, и слеп,

И с губ слетает последний вздох.

Пускай меня замели пески,

Пусть под ногами дрожит земля,

Не отнимай от меня руки,

Не отрекайся, держи меня.

И до тех пор, пока ты со мной,

Пока ты веришь в меня еще,

И на губах твоих моря соль,

Кусает ветер поверхность щек,

А сердце гулко стучит в груди,

И твой румянец затмил зарю,

Иди за мной, лишь за мной иди.

Ищи.

Я тоже тебя ищу.

Джио Россо

* * *

Вторничные файв-о-клок прочно вошли в жизнь Уиллоу, заняв свою строчку в ее красивом ежедневнике. Не заметив, как привыкла к еженедельным беседам с королем, она все еще не понимала, как к ним относиться.

В другое время все было как и прежде: ее работа во дворце, указания от королевы, короткие обсуждения с Лиамом его твиттера, редкие посты от принцессы Элеонор из ее путешествия в компании Себастьяна Идриси, изредка Уиллоу пересекалась и с королем.

Но в пять часов Роберт и чашка ароматного чая ждали ее в уютной беседке, затерявшейся в аллеях королевского сада. Про эти встречи никто не знал, не было поводов для официальных заявлений.

Запись Уиллоу в ежедневнике была идентична записи Его Величества — ровно сорок минут. Но эти сорок минут все чаще напоминали Уиллоу собеседования. Король задавал вопросы, слушал ее, но сам был скуп на слова.

В этот раз — четвертую их встречу — беседка встретила Уиллоу скучающей пустотой и двумя чашками остывающего чая. Роберт опаздывал, и когда он появился, чай уже совсем остыл. Хенстридж поприветствовал свою гостью, извинился за опоздание и обеспокоился холодным напитком, но Уиллоу остановила его. Ничто не выдавало настроение короля в его неизменной элегантности — ничто, кроме его глаз.

— Лучше расскажите мне, чем вы обеспокоены.

— Ничего интересного и стоящего вашего внимания, Уиллоу. Обычный разговор с матерью. — Но Морено уже решила: никаких больше «собеседований». Она не хотела больше ничего не значивших разговоров о своих интересах или увлечениях. Уиллоу хотела увидеть не величественного правителя с его отменной выдержкой и безупречными манерами, а мужчину, который однажды уже был с ней откровенен.

— Я слышала, королева Хелена не довольна тем, что вы уволили ее камергера. — Роберт нахмурился, не сочтя нужным скрыть озадаченности ее прямотой, и Уиллоу поняла, что попала в точку.

— Спенсер Хёнигсберг вел себя недопустимо, пренебрег протоколом и дворцовым этикетом…

— И был хорошим другом королеве. Разве это плохо?

— Дружба — конечно нет, но не такого рода, Уиллоу. Сейчас наше положение весьма шаткое. Репутация Сайруса и его поведение сделали свое дело. Лиам, не появившись на коронации, ясно обозначил свою позицию и показал всем, что в королевской семье разлад. Мы должны быть едины как никогда. А если вспомнить старые истории Лиама и Лен…

— Но их уже никто не вспомнит, — мягко возразила Уиллоу. Времена, когда близнецы Хенстридж ночи напролет проводили на шумных вечеринках, давно прошли, слишком много всего случилось. Морено снова вела себя неподобающе, перебивая короля, затеяв с ним спор, что на нее совершенно не походило. Роберт смотрел на нее с показным удивлением, и Уиллоу подумала, что ее речи не воспринимаются всерьез, лишь забавляют его. — Вашей матери нужен друг…

— Ее круга. — Одним взглядом король заставил Уиллоу замолчать. — Я не обсуждаю свои решения и тем более не пересматриваю их. Лучше вам запомнить это. — Очевидно, лимит королевского терпения подошел к концу. — Репутация превыше всего. Правила созданы для того, чтобы поддерживать порядок и сохранять традиции.  

Уиллоу снова хотела возразить. Ее как будто подменили, но слова Роберта вызвали бурю протеста. Он все понял и снова не позволил ей заговорить, предостерегающе подняв руку, но Уиллоу проигнорировала этот жест — возмущение в ней кипело и бурлило.

— Связь принцессы и агента безопасности — это скандал. Королеве стоит быть более избирательной в кругу общения. Вы, конечно же, правы. Только вся Англия и так боготворит вас. Не нужно решать за других, чего они хотят… Это еще никогда ни к чему хорошему не приводило. — Уиллоу вспомнила украденное письмо Элеонор. Она порывалась все рассказать принцессе несколько раз, но что-то останавливало. Серые холодные глаза ее брата. Но кто он? Манипулятор, думающий лишь о престоле?

Уиллоу подняла глаза на короля и невольно вздрогнула: столь пристальным был его взгляд. Ей вдруг показалось, что Хенстридж читает ее мысли как открытую книгу.

— А вы, Ваше Величество, в ком нуждались вы, пока выживали на том острове? — слова сорвались с языка против воли. Ни один мускул на лице короля не дрогнул, но Уиллоу прекрасно понимала, как далеко зашла. — Уже без двадцати шесть, наше время вышло. Простите мне мое поведение. — Уиллоу подхватила плащ и клатч и через мгновение оказалась на белоснежных ступенях беседки.

— Вильгельмина, — негромкий прохладный голос вынудил Уиллоу обернуться. — Всем приходится чем-то жертвовать.

«Чем пожертвовали вы?»

Вопрос так и не прозвучал. Уиллоу отвернулась и пошла прочь. Все получилось совсем не так. Она хотела говорить с Робертом, узнать его лучше… Но король, сам начавший эти встречи, не позволял.

* * *

Утечка из дворца взорвала новостные ленты. Уиллоу не понимала, как это произошло, но ее фото в обществе Роберта Хенстриджа облетело весь интернет.

«Дружба или новый любовный интерес?»

«Что думает по этому поводу Кэтрин Девис?»

Вопросами светились заголовки светских хроник. Вопросы сыпались в твиттер Уиллоу, в ее фейсбук и инстаграм. Но хуже было другое — папарацци объявили на нее охоту. Ждали у дома, следили за ее перемещениями по Лондону. Образовался и круг антифанатов — поклонников простой девчонки Кэтрин Дэвис.

Дворец молчал, и Уиллоу сочла осаду папарацци ее подъезда весомой причиной, чтобы пропустить очередной вторник и остаться дома. Телефон так и не издал звука, а значит, у Его Величества не было возражений.

Все шло не так, и Уиллоу понятия не имела, что ей делать. Роберт оказался многоуровневой загадкой, сложным ребусом — разгадаешь одну задачу, тут же возникает новая, еще сложнее. Это пугало — зыбкая почва отношений, которым не было никакого определения и названия.

Звонок в дверь застал врасплох. Стрелка часов подбиралась к одиннадцати — позднее время для гостей, но все же нехотя распахнув дверь, Уиллоу увидела Лиама Хенстриджа. Она не была готова его видеть… Вот так, неожиданно. Пригласив принца войти, Уиллоу взяла передышку, чтобы собраться с духом, пока разливала по бокалам вино — ее руки предательски дрожали.

— Ты пришел упрекать меня?

— Я лишь хочу понять. — Лиам залпом осушил бокал и снова наполнил его. Уиллоу к своему не притронулась. Что-то происходило с младшим Хенстриджем в последнее время, но Морено не хотела разбираться в этом. — Кэтрин, а потом и ты…

— Зато теперь для вас нет никаких преград, — едкая усмешка сквозила в интонации, и Уиллоу хотела, но не смогла ее удержать. Собственные слова отдались болью в области грудной клетки.

— Кэтрин не хочет меня видеть. Я не понимаю, что происходит. — Лиам не смог поднять на Уиллоу глаз, а она едва не воскликнула: «Не унижай меня еще больше разговорами о Кэтрин!» — Роберт мог вернуться гораздо раньше, у него были возможности выбраться…

— Я не буду говорить с тобой ни о Кэтрин, ни о твоем брате.

— Вот как! — Лиам вскочил на ноги, и Уиллоу тоже поднялась. Он слишком быстро забыл, что потерял ее как друга. Эта дружба слишком дорого ей стоила.

— Помнишь, я просила тебя оставить наши отношения на профессиональном уровне? Выполни, пожалуйста, мою просьбу. Тебе лучше уйти.

— Как пожелаете, Ваше Величество! — обидные слова хлестнули звонкой пощечиной, с грохотом захлопнулась входная дверь, и наступила тишина.

Уиллоу без сил рухнула на диван. Она знала, что так будет, и знала, что, принимая приглашение на первый «файв-о-клок», делает свой выбор. Но была готова сделать его. Уиллоу хотела лишь одного: выкинуть младшего Хенстриджа из своего сердца.

Сколько прошло времени, пока она сидела неподвижно, не ощущая никаких эмоций, только тупую боль, Уиллоу не заметила. В дверь снова позвонили.

— Джаспер? — Увидеть на пороге своей квартиры личного охранника Его Величества она ожидала меньше всего, тем более в такое время.

— Король приглашает тебя на встречу.

— Нет. — Как у него все просто! Велеть охране вытащить ее из ресторана прямо посреди ужина с родителями. Отправить Фроста к ней почти ночью. — Нет!

— Это не приказ, Уиллоу, это приглашение. Ты можешь отказаться, но… — Фрост скользнул взглядом по журнальному столику, заметив два бокала и открытую бутылку. — Послушай мой совет, соглашайся.

А у моря (я верю) я снова смогу любить,

И покинет Покой, взамен мне оставив радость.

Но пока мой Покой помогает мне все забыть…

Помогает забыть то, что в памяти жить осталось.

Ах Астахова

* * *

Папарацци на нескольких мотоциклах преследовали машину Фроста на протяжении всего пути — пути, который, вопреки ожиданиям Уиллоу, вел вовсе не во дворец. Они ехали не в центр, наоборот, только больше от него удалялись. Джаспер молчал, на все вопросы отвечал интригующе: «Скоро узнаешь». «Скоро» наступило, и впереди показался частный аэродром. Папарацци, к огромному облегчению Уиллоу, остались за его пределами, а у трапа королевского самолета она увидела Роберта. На мгновение Уиллоу почудилось, что все это красивый сон: огромный лайнер и титулованный монарх, правитель огромной державы, готовый увести ее… да куда угодно, ей действительно все равно.

Заметив, что Уиллоу без верхней одежды, Роберт устремился ей навстречу, на ходу сняв куртку, и накинул на ее плечи, защищая от прохладного ночного ветра. Морено взглянула на него, и ее улыбка погасла. Король вежливо поздоровался с ней, но в голубых глазах был так хорошо знакомый лед.

Поднявшись на борт, Роберт сдержанно извинился перед Уиллоу, сославшись на дела, и погрузился в чтение каких-то документов. Не зная, как реагировать, она смогла лишь кивнуть и прислонилась лбом к прохладному стеклу иллюминатора, наблюдая, как отдаляется земля и тают в темноте огни аэропорта и города, когда лайнер стал набирать высоту.

Понимание не наступало, вопросов лишь прибавилось. Куда они летят? Это деловая поездка или личная? Король не собирался ничего объяснять; казалось, он и вовсе забыл о своей спутнице, увлеченный чтением. Отчужденный. Холодный. Незнание вызывало дискомфорт и даже страх. Уиллоу не знала, как вести себя, как с ним говорить, и это раздражало — в такие минуты ее преследовало ощущение полной беспомощности. Перед собой. Перед Робертом. Она пыталась понять, но выходило, словно билась о ледяную стену. Но должен же лед хоть когда-нибудь треснуть?

— Лиам сегодня был у тебя. — Тишина разлетелась на мелкие осколки от скудного прохладного голоса Его Величества, в котором не было ни намека на вопрос. Уиллоу вздрогнула от неожиданности. Перевела взгляд на Роберта, сидящего в кресле напротив, — он даже не поднял глаз от своей папки с документами.

— Откуда вы знаете?

— Я все знаю, — небрежно — как само собой разумеющееся — отозвался король, наконец соизволив отпустить эту чертову папку и взглянуть на Уиллоу. Лучше бы он этого не делал. Под внимательным, даже изучающим, взглядом голубых глаз ей стало еще больше неуютно. Уиллоу медлила, пытаясь понять, как расценивать слова Роберта и как на них реагировать. Пауза затягивалась.

— Мои отношения с Лиамом исключительно деловые. Нас едва ли можно назвать друзьями. Сегодня я напомнила ему об этом, а потом попросила уйти. Вы ведь это хотели узнать? — последние слова сорвались с ее губ с вызовом, вопреки собственной воле, но чем невозмутимее держался Хенстридж, тем сложнее было Уиллоу удержать эмоции. Никто не действовал на нее так, как он. А король — уголки его губ лишь чуть дрогнули в едва уловимом намеке на улыбку.

— Мы летим в Венецию.

— Что? Ваше Величество, вы серьезно? — «Конечно, он серьезно!» Уиллоу откинулась на спинку кресла. Голова шла кругом…

— Разумеется. И зови меня просто Роберт. Сейчас ни к чему формальности.

Венеция. Любимый город ее матери, там она познакомилась с отцом Уиллоу и влюбилась. Город, рассказов о котором Уиллоу помнила едва ли не больше, чем о самой Бьянке Морено. Мать умерла слишком рано — молодой, когда Уиллоу было четыре года. Ее образ запомнился по редким фотографиям: черноволосая, голубоглазая, красивая, как кинозвезда.

— Эти «файв-о-клоки» были ужасны. Я задолжал тебе настоящее свидание. — Уиллоу была настолько удивлена, что не смогла подобрать слов.

Венеция встретила ночной прохладой и миллионами огней — картиной, которую Уиллоу так часто видела на фотографиях, в которую влюбилась давным-давно, а теперь это случилось снова. А увидев на пристани гондолу, украшенную декоративными фонариками, готова была хлопать в ладоши от восторга, будто маленькая девочка, и сдерживало лишь присутствие короля.

Роберт помог Уиллоу сесть в гондолу, обменялся парой приветственных фраз с гондольером — Морено, знавшая этот язык, их поняла, но оставила без внимания — и они отправились в путь.

Любимое шампанское и виноград (король учел даже такие мелочи), потрясающе красивые виды — антураж действительно хорошего свидания, вот только для достоверности не хватало одного важного компонента. Без которого все остальное не имело смысла.

— Я хочу попросить вас кое о чем. — Уиллоу нехотя отвела глаза от берега и взглянула на короля. Ей нужно было внести ясность и определить все происходящее. — Давайте оставим в тайне ваш выбор претендентки. У папарацци есть только пара фото и их домыслы…

— Все дело в журналистах?

— Нет, Ваше Величество. Во мне. И в вас, — добавила Уиллоу, немного помедлив. Хенстридж внимательно слушал ее, как всегда непроницаемый, готовый принять все, что услышит, но его мысли и эмоции были надежно спрятаны от посторонних глаз. — Вы назвали свиданием этот вечер, и он чудесен, но… — Уиллоу остановилась, тщательно подбирая слова. Короткая пауза помогла совладать с мыслями. — Но однажды вы снова влюбитесь, по-настоящему, безумно, и устроите своей избраннице потрясающее свидание. Может, в Венеции, может, в Париже, а может, в простом кафе у Баттерси-парка, но это будет совершенно не важно… — Уиллоу вдруг осеклась, не договорив. Потому что во взгляде голубых глаз, устремленных на нее, льда больше не было.

— Уиллоу, — Роберт мягко позвал ее, но не продолжил, задумавшись о чем-то своем. Морено не сразу решилась заговорить вновь, чтобы не потревожить его.

— У вас всегда будет моя дружба. Но я хочу кое-что взамен. — Шуточные торги вызвали улыбку у них обоих, но от нее не осталось и следа, когда Уиллоу озвучила мысль: — Доверие. Расскажите мне, что произошло между вами и Кэтрин.

— Ты ведь и так знаешь, — сдержанно откликнулся Роберт, и Уиллоу подумала было, что момент испорчен и мост, только что возникший между ними, вот-вот рухнет, но она все же нашла в себе смелость настоять. Уиллоу действительно хотела понять человека рядом.

— Расскажите, и это останется здесь, в Венеции, навсегда.

— В наш последний разговор ты спросила, в ком я нуждался, находясь на острове. — Король вновь удивил, настолько, что сложно было поверить своим ушам и страшно было даже пошевелиться, дабы не спугнуть столь хрупкое мгновение откровенности Его Величества. Уиллоу просила о доверии, даже не надеясь на разговор по душам, но он готов был ей это дать. — Я думал о Кэтрин, говорил с ней, мне даже казалось, будто я видел ее. Она звала меня домой. Незадолго до покушения отец кое-что мне рассказал. Он хотел и планировал упразднить монархию и готов был сделать это. Я понятия не имел, в какой мир вернусь, когда меня спасут, но одна мысль росла и крепла с каждым днем. Кэтрин редко говорила об этом, но я знал, что между жизнью королевской семьи и уютным домиком вдали от городской суматохи она выбрала бы второе. Вернувшись в Лондон никем не узнанным, я был не наследником английского престола — я был обычным человеком, чудом выжившим. Не зная, что меня ждет, я был уверен, что тоже выберу второе. Я шел к Кэтрин, чтобы сказать о своем решении, я хотел этого. Пока не увидел ее в объятиях Лиама.

— Так вы все знали с самого начала… — Уиллоу не могла сказать, что ее больше поразило: то, что Роберт знал об отношениях Кэтрин и Лиама и ни разу не дал понять об этом, или то, что брат так ничего ему и не сказал. Не говоря уже о самой Дэвис.

— В ту же ночь я узнал, что отца больше нет. Все изменилось в одно мгновение, и передо мной теперь был только один путь. Уиллоу, тебе холодно? — Роберт прервал сам себя, заметив, как дрожали ее пальцы, вцепившиеся в край куртки, в которую куталась Морено.

— Нет, я… — она запнулась, в очередной раз не найдя слов. Уиллоу дрожала вовсе не от холода. Эмоции переполняли ее так сильно, что, казалось, готовы задушить изнутри. Роберт скупился на эмоции, но услышанного было достаточно, чтобы все понять. Поступок Кэтрин и Лиама, смерть отца — все это разбило его сердце. Контраст — внешнее спокойствие и то, что, должно быть, творилось в душе короля, — поражал. Слезы выступили на глазах, и Уиллоу никак не могла с ними справиться. Ей бы выдержку короля, но, увы…

Желая скрыть от Роберта свое состояние, Уиллоу отвернулась было, но он не позволил: остановив, коснулся ее подбородка, слегка сжав его пальцами, и встретился с ней глазами. В ночной темноте — лишь скудный свет фонарей — они казались темнее, чем есть. Два омута, которые вдруг стали затягивать ее, и на короткое мгновение Уиллоу потерялась в реальности.

— Не нужно, — голос Роберта вернул ее обратно, и наваждение исчезло. — Как ты сама сказала, все это останется здесь, в Венеции, когда мы уедем. Лучше скажи, почему именно этот город. И почему ты здесь не была?

И Уиллоу рассказала. О знакомстве родителей и браке, который ее дед не одобрял, и об их жизни в Аргентине, и о фотографиях и картинах, которыми та себя окружала. О том, как хотела поехать в путешествие по Италии после окончания университета, но заболел и умер отец, и дед-виконт велел ей приехать в Англию, а про свои планы пришлось забыть.

— Прости. Я хотел сменить тему, но вовсе не хотел, чтобы ты грустила…

— Нет, все в порядке. Вы не представляете, как много значит для меня этот вечер. Спасибо за него. — «И за оказанное доверие», — добавила она мысленно, ощутив руки Роберта на своих плечах.

Он сильнее запахнул куртку на Уиллоу, защищая ее от ночной прохлады, и ощущение спокойствия окутало ее на короткое мгновение. Когда король отнял руки, осталось лишь сожаление. Ей внезапно захотелось, чтобы это свидание было настоящим, чтобы Роберт любил ее. Захотелось полюбить его.

Король пообещал, что они останутся в Венеции еще на день, но, когда гондола причалила к берегу, где ожидал Фрост, Уиллоу поняла, — взглянув на мрачное лицо агента безопасности — что этим планам сбыться не суждено.

— Что случилось?

— Час назад произошло покушение на премьер-министра. Она мертва, Ваше Величество, застрелена в собственном доме, — слова Джаспера прозвучали зловеще в ночной тишине, и все ее волшебство было разрушено.

Боже, храни короля так, как я никогда не умел.

От проклятий, воды и огня, и от острых вражеских стрел.

Если выйдет на смертный бой, тенью стань за его плечом,

Одари золотой судьбой, самым крепким и злым мечом.

Дай ему вороного коня, храбрых рыцарей, славных жен

И спаси для него меня, пусть я ранен, пусть окружен.

Защити от худой молвы, от холодных, как сталь, речей.

И пусть мне не сносить головы, если этот король — ничей.

Королевство его — весь мир, его замок — вершины скал.

Его сердцу дай волчьих сил, дай душе — негасимый жар.

Дай мне вечно идти за ним, талисманом быть, быть щитом,

Укрывать от морозных зим, очищающим быть крестом.

Амулетом в его руке, ветром в спутанных волосах,

Отражением звезд в реке, желтой пылью в его следах…

Подарить ему сотни стран, выкрасть лучшую из принцесс.

Мой король не получит ран, ведь теперь его рыцарь здесь.

Пусть дорога сводит с бедой, пусть сегодня он нищ и слаб,

Я его накормлю лебедой, на постель из еловых лап

Уложу и укрою мхом, разведу для него костер,

Песнь спою про подводный дом и живущих в нем трех сестер.

Пусть изношен и грязен плащ, пусть истоптаны сапоги

И пусть в каждой из темных чащ преграждают нам путь враги.

Я — его верный щит и меч, острый нож и звериный клык.

Боже, дай мне его сберечь, за молитву прими мой рык.

Его речь — ледяной ручей, его облик суров и строг.

Защити короля королей, короля всех моих дорог

От злой ведьминой ворожбы, от безумных и страшных снов,

От пустой и слепой борьбы, от тяжелых стальных оков.

Огради от меча и стрел и, прошу, защити от меня,

Ибо волей небесных тел его смертью сужден быть я.

Джио Россо

* * *

Уиллоу поймала себя на мысли, что обществу дочерей, чьи родители были дружны с ее дедом, предпочла бы… нет, не прогулку с Лиамом, как было раньше. Первая мысль была о Роберте. По возвращении из Венеции время закрутилось калейдоскопом событий, и теперь казалось, что та поездка была так давно… Хотя прошло чуть меньше месяца. Король был слишком занят: расследование смерти премьера, избрание нового — Максвелл Фиммел был абсолютно и полностью человеком монархии, бывший глава Ми-6, друг короля по военной службе. СМИ без устали писали об этом, позабыв — к огромному счастью Уиллоу — о какой-то девушке, с которой Его Величество однажды разделил «файв-о-клок». Морено куда больше хотелось поговорить с Робертом, нежели поддерживать околодворцовые сплетни, и это желание стало для нее полной неожиданностью.

Мари Мэй Калландер и Сесилия Монтроз определенно не были той компанией, которой Уиллоу для себя желала, но ее лучшие подруги остались в далекой Аргентине, а общество двух английских леди одобрял дед. Не то чтобы Уиллоу нуждалась в его одобрении, но в последний год виконт Клиффорд чувствовал себя все хуже, и внучка старалась не спорить с ним и возражать как можно реже. Иногда задумывалась, что однажды наступит тот момент, когда она останется одна на целом свете, и Уиллоу не на шутку пугалась. Иногда размышляла, как поступит «после»: останется в Англии или вернется домой. Но чаще гнала прочь мрачные мысли и, нацепив улыбку, вот как сейчас, делала то, чего от нее все ждали.

Мари Мэй и Сесилия были еще те трещотки, хоть и звались леди. Они обе ни за что бы в этом не признались, но мечты о короле, точнее, о короне, были выведены на их гладких высокородных лбах изящным курсивом.

— На весеннем балу король танцевал со мной.

— На весеннем балу король отметил красоту моего платья. А с Уиллоу он тоже танцевал. И разговаривал, — Сесилия оказалась куда более внимательна, чем ее темноволосая заклятая подруга, — к тому же ты забыла про те их фото…

— Ты права, Сесилия. Уиллоу определенно есть что нам рассказать.

— Мне нечего вам рассказать. — От «светских бесед», лишенных всякого здравого смысла, разболелась голова. В гостиной Клиффордов вдруг оказалось слишком душно, а дуэт духов двух приятельниц производил сильное впечатление. Весь день Уиллоу чувствовала себя не в своей тарелке и не могла понять, почему. Странное ощущение не отпускало ее. Как будто предчувствие беды.

— Ты проводишь немало времени во дворце, расскажи о короле, — настаивала Мари Мэй. Уиллоу могла бы поклясться, она мысленно уже примеряла корону. — В те редкие случаи, когда он посещает светские мероприятия, совсем не уделяет внимания женскому обществу. Может, у короля уже есть дама сердца?

— Конечно, есть. — Уиллоу с трудом замаскировала усмешку под мимолетную улыбку, наблюдая за тем, как лица двух красавиц приобретают одинаковое выражение. — Англия — возлюбленная нашего короля.

— Уиллоу! — Сесилия деланно возмутилась, но тут же завела прежнюю пластинку. — Расскажи, что нравится королю?

«Ты мне нравишься, Уиллоу», — голос Роберта зазвучал в мыслях, будто он говорил с ней сейчас.

«Что нравится королю?.. — задумалась Уиллоу. — Контролировать все и всех, быть хозяином положения…» Мари Мэй или Сесилия могли бы оказаться рядом с ним в Венеции, и ни одна из них точно не упустила бы своего шанса. Они обе идеально подходили ему — гораздо больше, чем девушка, дед которой отрекся от ее матери, когда та вышла замуж за простолюдина. Но вот только ни Мари Мэй, ни Сесилию Уиллоу рядом с Робертом представить не могла. Как и саму себя.

— Я общаюсь с королевской семьей исключительно по деловым вопросам и уж тем более не буду обсуждать Его Величество за спиной. — Леди-приятельницы уставились на Уиллоу, синхронно распахнув глаза, ошарашенные ее неожиданной резкостью. Она сама такого выпада от себя не ожидала. — Простите меня. Что-то голова разболелась. — Уиллоу поднялась с кресла, чтобы налить себе воды, но до графина так и не дошла. Ее внимание привлек спецвыпуск новостей на экране телевизора, и Уиллоу поспешила найти пульт, чтобы включить звук.

«Сегодня в два часа дня неизвестные с оружием ворвались в здание театра Адельфи, — вещала диктор. — Террористы захватили в заложники всех находившихся там: труппу, сотрудников театра, около пятидесяти зрителей. В сеть выложено видео с их требованиями, точнее с одним требованием. Злоумышленники хотят вести переговоры с королем Робертом. Король и премьер-министр уже прибыли к месту происшествия…»

— Какой ужас… — донесся до Уиллоу озабоченный голос: Сесилия или Мари Мэй, она даже не поняла, кто из них. Сосредоточенности хватило только на то, чтобы взять свою сумку.

Позабыв о гостях, Уиллоу почти бегом добежала до выезда из особняка деда и оказалась на улице. Таксист был пойман быстро, но остановился только в паре кварталов от театра — дальше проезд был запрещен. Все мысли были только об одном: она должна быть там, должна увидеть его. Уиллоу спешила, проклиная каблуки, будто сам дьявол гнался за ней. Пробравшись через толпу народа, наткнулась на оцепление, и пришлось несколько раз повторить, что она из дворца, прежде чем Джаспер Фрост заметил ее и велел пропустить.

Роберт и недавно избранный премьер-министр о чем-то ожесточенно спросили, но единодушно замолчали, заметив Уиллоу.

— Что ты здесь делаешь? — грозный голос короля обрушился на нее, словно гром среди неба, которое уж точно не было ясным. Роберт был собран, но напряжен, и выглядел так, словно ударил бы любого, сказавшего хоть слово поперек.

«Я волновалась», — едва не слетело с языка, но вслух Уиллоу произнесла другое:

— Ваше Величество, что происходит?

— Наш король собирается войти в здание и вступить в переговоры с террористом! Один! — рявкнул Фиммел, и Уиллоу стал понятен предмет их спора. Настолько понятен, что земля пошатнулась и стала уходить из-под ног. Наверное, что-то такое отразилось на ее лице: в один миг сошла вся краска, и Роберт схватил Уиллоу за плечи, удерживая ее от возможного падения.

— Тебе нельзя здесь быть.

— Ты туда пойдешь? — Язык едва слушался ее; все формальности, этикет были позабыты. Уиллоу чувствовала лишь гнетущее ощущение страха, затопившее все внутри.

— Уиллоу, езжай домой.

— Не ходи туда, пожалуйста! Ты не должен делать этого! — кажется, она умоляла, но слезы брызнули из глаз, и лицо Роберта потеряло четкость.

Как будто издалека Уиллоу слышала, как король зовёт Фроста и велит охраннику отвезти ее домой. Как в замедленной съёмке видела толпу вокруг, то и дело оборачиваясь назад, когда Джаспер вел ее к машине, удерживая за плечи. Ноги едва слушались перепуганной насмерть Уиллоу, а сердце билось так быстро, что готово было выпрыгнуть из груди. Суть происходящего ускользала от нее, в голове была только одна мысль: Роберт собирается пойти на переговоры с террористами, без защиты, совершенно один.

К тому времени, когда Джаспер подъехал к ее дому, Уиллоу не успокоилась, нет, но смогла взять себя в руки. Отпустив Фроста с обещанием держать ее в курсе, Морено поднялась в свою квартиру. Включила новости, но поняла, что слушать диктора — это чересчур. Щелкнула пультом и опустилась на мягкий ковер безо всяких сил, снедаемая страхом. Она понятия не имела, что делать, и оставалось только ждать, но ожидание убивало невыносимо медленной пыткой.

Несколько часов прошли в страхе — эмоции были столь сильны, Уиллоу даже не подозревала, что может так бояться за кого-то. За Роберта. Но воспоминания о Венеции и его откровенные слова еще были слишком живы в ее мыслях. Панический страх мешал даже включить телевизор, чтобы услышать последние новости, — так сильна была боязнь услышать худшее. Но этого просто не могло произойти. Только не после того, как Роберт выжил на острове, проведя там восемь месяцев, целый и невредимый вернулся домой. Только не после такого…

Прошло много часов адских мук ожидания телефонного звонка или чего-то еще — Уиллоу сама не знала, ведь включить телевизор она так и не решилась. Она могла думать лишь об одном, повторяя отчаянной молитвой фразы, похожие друг на друга, как близнецы:

«Только бы все закончилось хорошо».

«Господи, не допусти беды…»

«Сохрани его, защити…»

Стук в дверь, даже не звонок — глухой стук крепкого кулака по толстому дереву вернул Уиллоу, потерявшуюся в страхах, к реальности. Она бросилась к двери и, открыв, замерла на пороге. Перед ней предстал Роберт Хенстридж. Забывший где-то свой пиджак. Бледный, измученный, уставший. С чьей-то кровью на некогда белоснежной рубашке.

— Знаешь, когда обрушили мой самолет, они оставили предсмертную записку. Эти ублюдки хотели, чтобы все думали, будто я покончил с собой.

Последнее, что увидела Уиллоу, — голубые глаза короля, его лицо, почему-то вдруг оказавшееся близко, а потом земля ушла из-под ног, и наступила темнота.

Я писал бы тебе о Марсе.

Об Атлантиде.

И как ноги обвил зелёный противный ил.

И о том, как тебя, конечно же, ненавидел,

Если бы не любил.

Джек Абатуров

* * *

Утро наступило с солнечными лучами, тщетно пытавшихся пробиться сквозь задернутые шторы — шторы, которые Уиллоу всегда держала открытыми, и тупой головной болью. Вчерашний день был весь как в кошмарном сне. Ее иррациональные и внезапно сильные переживания, король на пороге ее дома, виски… Виски был лишним, определенно.

Квартира встретила свою проснувшуюся хозяйку полнейшей тишиной, и теперь Уиллоу казалось, а может, Роберт Хенстридж ей и вовсе привиделся? Она не помнила, как коронованный гость уходил, но и никаких знаков его присутствия тоже не увидела. Она не хотела думать о нем, не сейчас, когда так болела голова. Уиллоу заставила себя доползти до ванны — после недолгого лежания в теплой воде стало немного проще ощущать себя человеком. Завтракать не хотелось, это, скорее, было необходимой мерой для организма, не привыкшего к крепкому алкоголю.

Появившись замотанной в полотенце на пороге собственной кухни, Уиллоу вдруг застыла, забыв сделать новый шаг, и вскрикнула от неожиданности. Она-то была уверена, что находится дома совершенно, абсолютно одна.

— Это значит «здравствуйте, Ваше Величество» или «доброе утром, Роберт»? — И уж точно не была готова увидеть короля на своей кухне с утренней газетой и чашкой чая в руках. Виски был лишним, вне всяких сомнений.

«Стыд и позор на твою голову, Вильгельмина».

— Как самочувствие, Уиллоу? — Роберт в отличие от нее выглядел как всегда с иголочки. В новой одежде — очевидно, здесь уже побывал Джаспер Фрост — и непринужденный, бодрый. Как будто это не он вчера вошел в захваченное террористами здание, не зная, выйдет ли оттуда живым. Как будто это не в его объятиях она (этот факт, по иронии судьбы, был почти единственным, что помнила Уиллоу, но именно его она предпочла бы забыть) плакала полвечера, ругая короля за его поступок. Глядя на Роберта, можно было засомневаться, а был ли вообще вчерашний день.

— Нормально, — только и смогла выдавить Морено, надеясь, что ее голос не звучит унизительным лепетом.

— Позавтракай и собирайся. У нас в планах небольшая поездка. Только выбери что-то попроще платья и каблуков, — велел Хенстридж, а Уиллоу предпочла изменить порядок действий. Скрывшись в спальне, она вернулась к Роберту, приведя себя в порядок. Его совет, если это можно так назвать, относительно одежды обескуражил и удивил, хотя уже можно было ничему не удивляться. Вновь появившись на кухне в простых джинсах и толстовке поверх майки, Уиллоу заработала взгляд короля, разгадать который не смогла.

— Что-то не так? Слишком просто?

— Все хорошо. Непривычно видеть тебя такой. — Уиллоу показалось, будто Роберт хочет добавить что-то, но продолжения не последовало.

Завтрак прошел в молчании и не продлился долго. Уиллоу кусок в горло не лез: выпитый вчера виски давал о себе знать, но по большей части дело было в Роберте. Могла ли она представить два месяца назад, — открывая конверт с тем самым списком — что Его Величество король Роберт Хенстридж будет сидеть на ее кухне с таким видом, будто эта самая кухня, как и все вокруг, принадлежит ему, и пить кофе в ожидании, когда она, Уиллоу, проснется, собираясь увезти ее куда-то снова? Два месяца назад было странно даже думать о ком-то, кого зовут не Лиам. Все так быстро и так сильно изменилось. Вчерашний день наглядно показал, насколько Роберт важен для нее: гораздо больше, чем сама могла представить до того момента, пока не узнала, что ему грозит опасность. Но это была лишь видимая часть «айсберга» — то, что лежало на поверхности. А скрытое: Роберт пришел к ней. Поговорив с матерью только по телефону, он пришел к ней.

На улице, у дома Уиллоу, Роберта и его спутницу ждал припаркованный джип самой обычной марки среднего класса, безо всяких отличительных знаков. Ни охраны, ни водителя не было. Поинтересовавшись, где Фрост, Уиллоу получила короткий, но лаконичный ответ: у Джаспера выходной. Сомневаясь, что полное отсутствие охраны — это хорошая идея, Уиллоу тут же поделилась этими мыслями с Хенстриджем, но он считал иначе. «Я дома, в своем городе, в своей стране. Это не официальное мероприятие, а личная прогулка», — ответил Роберт, давая понять, что обсуждение вопросов охраны его не интересует.

Снова был аэродром, но не тот, что в прошлый раз. Территорию охраняли вооруженные солдаты, а рядом с ангарами стояло несколько военных самолетов.

— Это аэродром вооруженных сил? Куда мы полетим? — Окружение нагнетало атмосферу, вынуждая Уиллоу ощутить себя не в своей тарелке: охрана периметра и военная техника производили впечатление.

— Это секретный аэродром Ми-6. А вот место назначения скоро узнаешь, — промелькнуло в выражении лица Хенстриджа что-то мальчишеское, хулиганское, и удивление Уиллоу сменилось улыбкой.

Военный вертолет, если его можно было так назвать (Уиллоу понятия не имела), поднялся в воздух, как только получил разрешение на взлет, и взял курс на Атлантику. Примерно через час виды земли сменились бескрайними голубыми просторами, эта картина завораживала даже больше красивых видов ночной Венеции. Уиллоу смотрела в иллюминатор и не могла отвести глаз: голубая бесконечность пугала, но это был не обычный страх — скорее, благоволение.

Морская гладь все не кончалась, и больше не было сомнений в пункте назначения. Роберт собирается показать ей тот самый остров. Взглянув на короля, сосредоточившегося на управлении вертолетом, серьёзного и собранного, Уиллоу невольно залюбовалась им. Широкие, по-мужски красивые ладони — сильные, и черты лица, будто отточенные из холодного мрамора, но Уиллоу-то знала (теперь уже), что скрывается за холодным камнем, и незаметно, постепенно старший Хенстридж вытеснил из ее мыслей младшего.

Красивые модного мятного цвета кеды Уиллоу утонули в пыльном песке, едва железный пол сменился землей, но эти мелочи остались незамеченными. Роберт сомкнул пальцы на ее ладони, помогая выйти из вертолета, и больше не отпускал. Вокруг были лишь песок да трава, засыхающая под беспощадным солнцем. Не раздавалось ни звука, кроме слабого шума волн. Место, где провел будущий король Англии невыносимо долгие восемь месяцев.

Слов не требовалось, тишина не была в тягость, и Уиллоу просто шла за Робертом, оглядываясь вокруг. Она заметила обломки самолета — того самого, который рухнул здесь почти год назад, когда убийца перехватил управление и повел железную птицу к земле.

«Роберт мог вернуться гораздо раньше, у него были возможности выбраться…»

— Лиам сказал мне кое-что в наш последний разговор. — Роберт остановился и обернулся к своей спутнице. — Что ты не хотел возвращаться…

— Уиллоу…

— Нет, — прервала она короля, перехватив его пальцы в свои. — Дай мне сказать, послушай меня. Когда ты родился и тебя представили народу, все знали, что видят перед собой будущего короля. Сколько тебе было, месяц, два? Те, кто смотрел на тебя в тот день, знали: перед ними будущий король. Твой путь был предначертан еще до твоего рождения. Не учитывая твои желания, твои планы, мечты… Всю жизнь ты находился под пристальным вниманием: люди, пресса, весь мир. Каждое слово, каждый выбор, каждый шаг. Все было решено за тебя, и никакого выбора никогда не было. Пока ты не оказался здесь, — Уиллоу говорила и говорила, слово за словом, и каждое увереннее предыдущего, глядя в глаза короля — глаза, вдруг показавшиеся бесконечной голубой гладью. — Ты больше, чем кто-либо, имеешь права желать другой жизни. Жизни, в которой от тебя ничего не требуют и ничего не ждут. Жизни не под прицелами фотоаппаратов и телекамер, без слежки за каждым твоим шагом. Ты, как и любой человек в нашем мире, достоин такой жизни. Но у кого еще, если не у тебя, хватит сил принять свою судьбу? Этот остров — твоя Атлантида, Ваше Величество.

— Уиллоу… — Наверное, впервые в жизни королю Великобритании нечего было сказать. Он смотрел на Уиллоу так, будто и видел ее тоже впервые. — Ты потрясающая женщина, ты знаешь это?

«Я обычная, — хотела ответить Уиллоу, — я самая обычная, а вы — король».

Она не успела сказать ни слова. Властные губы короля накрыли ее рот в настойчивом неистовом поцелуе. Уиллоу приоткрыла рот, впуская его, отдавая ему весь контроль и себя. Обхватив руками его шею, прижавшись всем телом к нему, ощущая его силу, его мощь, она пропадала в лазурной бездне — омутах его глаз, теплоте его рук, а вокруг не было ни души. Роберт целовал жадно, не мог насытиться, оторваться. Под тихий стон Уиллоу он коснулся ее шеи — она с готовностью откинула голову, охваченная лишь одним желанием: быть как можно ближе к нему, еще ближе…

— Уиллоу, — Роберт вдруг отстранился, обхватив широкими ладонями голову Уиллоу, взглянул на нее, — ты не заслуживаешь этого. Все должно быть иначе. Ты достойна большего, красивой…

— Мне все равно, — она не позволила ему договорить. — Мне все равно, как должно быть, забудь об этом. Я хочу тебя, остальное не имеет значения.

Больше Роберт не сомневался. Он снова целовал ее. Неподалеку шумели волны Атлантики. Над ними раскинулось бескрайнее голубое небо. Все было прекрасно. Гораздо лучше, чем Уиллоу могла мечтать когда-то.

Мой безнадежный город всю ночь без сна,

Я остаюсь дефектами киноплёнки.

Боль забывается, вертятся шестерёнки.

Я заживаю. Люди живут. Весна.

Саша Мисанова

* * *

Джип без опознавательных знаков рванул с места и унесся прочь в сумерках Лондона. Уиллоу осталась одна посреди пустой улицы. Простая девочка, на чьих кедах остались следы песка; девочка, которая куталась в толстовку, храня в памяти (и на теле) прикосновения короля. В голубых глазах горел огонь, что разжег пожар в ее неспокойной душе. Джип без опознавательных знаков отправился восвояси, и сразу стало холодно.

Красный крест был подсвечен белым светом — муниципальная больница. Роберт не задавал вопросов, и Уиллоу благодарила его за это. Ей бы стоило остаться в том джипе, держа за руку короля, но…

«Уиллоу, я все понимаю и помню, что ты мне сказала, но ты нужна мне, правда».

«Мне не к кому больше обратиться. Пожалуйста, Ви…»

«Ты должна это знать».

И еще с десяток подобных смс обрушилось на ее телефон, когда тот вновь вернулся в зону действия сети. Но сдалась Уиллоу после звонка.

«Ты должна это знать. Офелия Прайс в Лондоне, в больнице… Пожалуйста, просто приезжай».

Лиам выглядел так, будто встретился с призраком мертвеца, когда Уиллоу увидела его, сидящего около больничной палаты. Заслышав шаги подруги, принц отнял лицо от рук и взглянул на нее, не веря, что все-таки пришла. Она не должна была приходить. Но бросить его одного просто не смогла.

— Что случилось? — коротко, по-деловому — иначе не выходило. Уиллоу опустилась на соседнее сиденье.

— Она вернулась в Лондон вчера. Узнал об этом от своих людей… а сегодня… кто-то протаранил ее машину, специально. Из-за Теда. Врач говорит, что все будет хорошо, но к ней не пускает. Спасибо, что пришла. Это важно, правда.

— Ты винишь себя? — спросила Уиллоу и по глазам Лиама поняла, как метко попала в точку. — Не нужно. Ты не контролировал все происходящее. Тед поплатился за свой поступок. А Офелия… В твоих силах защитить ее от последствий.

— Сейчас я не могу защитить даже себя.

— Ты забыл одну вещь, Лиам. До того, как Роберт вернулся, ты готов был стать королем. Все случившееся не отменяет того, что у тебя было достаточно сил для этого. Со всеми этими событиями, Кэтрин, плюс ваши сложные отношения с братом, ты забыл кое-что. Ты — это все еще ты. Завтра утром поговори с Офелией. А сейчас… поехали во дворец. Нет никакого смысла сидеть здесь. — Уиллоу поднялась на ноги и протянула руку Лиаму. Он коснулся ее пальцев, и… Ничего не произошло. Она ничего не почувствовала.

— Ты выглядишь непривычно. — Лиам скользнул взглядом по джинсам и толстовке, сменившим сегодня привычные платья. Его слова напомнили Уиллоу о Роберте, и лёгкая улыбка тронула ее губы. — Но дело не в одежде. Ты смотришь иначе, выглядишь иначе. Никогда не видел тебя такой. Это Роберт, да? — Уиллоу не ответила, но Лиаму ее ответ и не был нужен: все и так слишком очевидно. — Только будь осторожней, ладно?

— Мне не нужны предостережения, правда. Все хорошо, — отозвалась Морено, садясь в машину младшего Хенстриджа. В отличие от автомобилей, которые выбирал король для передвижений по городу инкогнито, его брат не заботился о подобном. Форд Мустанг был не той машиной, которая осталась бы не замеченной.

— Во дворец? — поинтересовался Лиам, впрочем, вопросительных интонаций в его голосе не слышалось, и Уиллоу не сочла нужным отвечать. Тем более Мустанг уже выруливал в центральный квартал, но вдруг проехал нужный поворот и взял южнее.

— В чем дело?

— Видишь тот Мерседес? — Уиллоу оглянулась назад, отыскала глазами черный джип и после кивнула. — Он едет за нами от самой больницы. — Лиам прибавил скорость и проехал еще пару кварталов. Мерседес не отставал, и все стало предельно ясно, ошибки быть не могло. — Запомни номера, — попросил он, притормаживая.

Мерседес приблизился, и Уиллоу стало нехорошо. Запоздало сообразив, что телефона в руках нет, и нет даже предположения, где она могла его оставить, просьбу Лиама Уиллоу все же выполнила. Запомнив символы, тут же записала их в блокноте, найденном в бардачке, и Мустанг рванул с места. Они кружили по городу, превышая скорость и нарушая все возможные правила, едва вписывались в повороты, выезжали к окружным дорогам, и Мерседес мрачной тенью следовал за ними.

— У тебя же спорткар, а там обычная машина! — Все происходящее пугало Уиллоу, то и дело оборачивающуюся назад.

— Очевидно, у этой обычной машины отменный движок под капотом, — бросил Лиам не без раздражения. Он вдруг напомнил Уиллоу своего брата. Сосредоточенный на дороге, собранный, он стал похож на Роберта как никогда раньше.

— А если все же воспользоваться главным въездом во дворец?

— Ворота открываются ровно сорок секунд. На тридцатой мы сможем проскочить, но… Смотря что нужно нашим любителям немецкого автопрома, — рассуждал Лиам, но покосился на приборную панель и нахмурился. — Но у нас проблема: бензина совсем мало.

— Тогда поехали во дворец. — Что бы там ни было, «дворец» для Уиллоу означало «безопасность». Лиам свернул на набережную, но впереди виднелись светившиеся в сумерках дорожные знаки: «проезд запрещен», «ремонтные работы». Своеобразная ловушка: позади преследователи, а дальнейший путь прегражден, и пришлось сбавить скорость.

— Пристегнись, Ви.

— С каких пор ты зовешь меня Ви?

— Вот с этих. — Едва защелкнулся крепеж ремня безопасности, принц крутанул руль, и Мустанг, развернувшись на сто восемьдесят градусов, остановился посреди дороги.

— Что ты задумал? — Стоило вопросу прозвучать, Уиллоу сама все поняла. — Нет, только не это… — Дорога сужалась у моста, и можно было проскочить, избежав столкновения с приближающимся Мерседесом, но Лиам не так часто садился за руль, чтобы суметь сделать это.

Время начало обратный отсчет. Джип остановился, ожидая дальнейших действий от преследуемых.

— Закрой глаза. 

Младший Хенстридж криво усмехнулся и дал по газам, но, когда до джипа оставалось совсем ничего, тот резко рванул вперед, поворачивая влево. Удар пришелся в бок, в области заднего сиденья, и Мустанг повело в сторону. Лиам затормозил, сбрасывая скорость, но автомобиль врезался в бетонное ограждение, смявшее капот.

Уиллоу отняла руки от глаз; голос Лиама, звавшего ее по имени, доносился будто издалека сквозь грохот и скрежет металла. В сознание ворвался еще один звук — шум мотора другой машины. Хенстридж, выбравшийся наружу, потянулся к ремню безопасности Уиллоу и отстегнул ее.

— Хорошо, что ты не на каблуках.

— Ты… — Уиллоу опустила ноги на асфальт, едва их ощущая. — Джеймс Бонд чертов.

Мерседес остановился в паре метров от Мустанга, дверца с водительской стороны открылась. Больше Уиллоу ничего не видела, потому что Лиам увлек ее к лестнице, ведущей под мост, и они по ступенькам побежали вниз.

— Это то место, где был убит отец, — заметил Лиам, оглянувшись по сторонам, но Уиллоу не успела ответить: ночную тишину разрезал звук выстрела, и Лиам притянул ее за собой к стене. Второго выстрела не последовало, преследователь не появлялся, но его никто и не ждал. Бросившись бежать, Уиллоу и Лиам остановились лишь у входа в дворцовый тоннель. Все закончилось.

Когда-нибудь, думала Уиллоу, едва поспевая за принцем, она сможет посмеяться (разве что рассказывая внукам о приключениях в компании Его Высочества, не раньше), вспомнив о ночной погоне, но сердце стучало так быстро — панически-быстро, и адреналин смешался со страхом. Впрочем, нет, вряд ли когда-то эта ситуация предстанет в смешном свете. Суровые реалии, обратная сторона медали: принадлежать короне — значит вечный риск.

— Что случилось? За вами будто весь ад гонится. — Джаспер Фрост во все глаза смотрел на «делегацию», ворвавшуюся в кабинет начальника королевской охраны посреди ночи. Лиам и Уиллоу выглядели более чем красноречиво: запыхавшиеся, словно чудовища, и в самом деле, гнались за ними.

— Мой личный рай и ад вернулся в Лондон, но сейчас не об этом… — начал Лиам, но ему не дали договорить.

— Должно быть, увлекательная история, Воробушек. — Улыбка короля никак не вязалась с его прохладным голосом и еще более прохладным взором. — Ты забыла в машине. — Поравнявшись с Уиллоу, Роберт протянул ей телефон и, не проронив больше ни слова, вышел из кабинета, и Морено поспешила за ним, не позволив далеко уйти. — Мне стоит беспокоиться о твоих ночных прогулках с моим братом? — небрежно поинтересовался Хенстридж, впившись в Уиллоу пристальным взглядом.

Она невольно отступила на шаг назад и наткнулась спиной на стену. Усталость накрыла ее — день выдался насыщенный, даже слишком. А во рту не было ни крошки с самого утра: ужин, подпорченный внезапной погоней, так и не состоялся. Но несмотря на все это Уиллоу вдруг поняла мысли Роберта так ясно, как еще никогда. Он скрывал эмоции под маской холодности, но оказался для нее как на ладони.

«Вы уверены, что хотите видеть рядом с собой женщину, которая будет вспоминать другого — вашего же брата — глядя на вас?»

— Да. Потому что это была не развлекательная прогулка. Вернемся. Тебе стоит это услышать.

Уиллоу коснулась пальцами ладони Роберта, и он взял ее за руку, следуя за Морено обратно в кабинет. Она так сильно устала, напуганная, измученная, что только этот жест и ощущение тепла от ладони Роберта помогали держаться на ногах. Разговор предстоял долгий.

…Мой сын с первой же минуты полюбил принцессу Вильгельмину.

Я дала ему три дня сроку, чтобы посмотреть,

не колеблется ли он, и так как эта принцесса

во всех отношениях превосходит своих сестёр…

старшая очень кроткая;

младшая, кажется, очень умная;

в средней все нами желаемые качества:

личико у неё прелестное,

черты правильные, она ласкова, умна;

я ею очень довольна, и сын мой влюблён…

Екатерина Великая о принцессе Гессен-Дармштадтской.

* * *

Уиллоу открыла глаза и сладко потянулась, разглядывая живописную картину, украшавшую потолок королевской спальни. Понятия не имея, сколько сейчас времени, она догадывалась, что немало, но она чувствовала себя отдохнувшей. Все неприятные воспоминания о вчерашнем вечере были стерты приятной ночью — единственным, что стоило помнить. Мысли о Роберте вызывали томящее ощущение тепла, словно он все еще держал ее в своих объятиях. Волшебно, просто волшебно. Прекрасное утро. Вот бы так было всегда…

— Доброе утро, Уиллоу.

Прекрасное утро продлилось не больше минуты. Застигнутая врасплох Морено подскочила на кровати и тут же натянула сползшее было одеяло буквально до подбородка — на ней не было ничего, кроме плавок. Королева Хелена вся была само изящество, само величие, и смотрела на девушку в постели ее сына слегка насмешливо.

— Так как насчет списка претенденток? Жду-не дождусь, когда ты соизволишь ознакомить меня с результатами проделанной работы.

— Его Величество просил меня не делать этого, — Уиллоу смогла заставить голос звучать ровно и спокойно, собрав по крупицам самообладание, несмотря на всю курьезность происходившего. — Он сам вам сообщит, когда сочтет нужным.

— Вот как? Что ж, тогда я подожду, — обронила Хелена как бы невзначай, обыденно. Тот факт, что действо происходило в спальне Роберта, ее ни капли не смутил. Ее Величество вообще было крайне сложно чем-то смутить. Двигаясь с грацией, присущей лишь монархическим особам, она направилась к выходу из спальни, но в дверях обернулась. — Его постель очень удобная, не правда ли? Наслаждайся, пока можешь, дорогая, но не рассчитывай, что это продлится долго. Моему сыну нужна жена, достойная короны. — Хелена глядела, как удав (правильнее будет королевская кобра — мудрая, ядовитая и очень опасная), а потом улыбнулась, словно долгожданной гостье, и оставила ее одну. В королевской спальне. Спрятавшейся под одеяло, будто оно могло защитить. Чувствовавшей себя не то кроликом, не то букашкой. Уиллоу удрученно откинулась на мягкие подушки, утопая в них.

Долго прятаться в песке, точнее в постели, не вышло, да и не было таких планов. В списке на день целый ворох дел, поэтому стоило поспешить. На столе Уиллоу заметила несколько бумажных пакетов без каких-либо отличительных знаков. В первом обнаружилась ее вчерашняя одежда, а следующие два были с записками, прикрепленными сверху, и Уиллоу узнала ровный почерк Роберта.

«Ты будешь прекрасна в этом», — на первом пакете, в котором было платье.

«Что здесь, я не знаю, но хочу узнать», — на пакете с нижним бельем из кружева такого тонкого и нежного, что оно казалось совсем невесомым. Уиллоу улыбнулась и невольно покраснела.

Приведя себя в порядок, она направилась на поиски Роберта — горничная любезно подсказала, что Его Величество у себя в кабинете. Он просматривал документацию, когда Уиллоу вошла, предварительно постучав, но как только король увидел ее, серьезное лицо осветила искренняя улыбка.

— Прекрасно выглядишь. — Роберт встретил Уиллоу на середине комнаты, любуясь ею, и запечатлел на ее губах приветственный поцелуй.

— Спасибо. Платье чудесное, но не стоило…

— Это были приятные заботы. И поверь, оно того стоило. — В Роберте так волнительно сочетались нежность, казалось бы, не свойственная ему, и настойчивая уверенность, что Уиллоу залюбовалась им.

— Королева Хелена спрашивала меня о списке претенденток, хочет видеть его, — сменила она тему с большой неохотой.

— Я поговорю с ней.

— Она не выглядела довольной, обнаружив меня в твоей спальне. Черт, да это было просто ужасно! — выпалила Уиллоу, по новой ощутив дискомфорт от неприятного разговора, но Роберт ее эмоций не разделял: он усмехнулся, найдя такую картину забавной.

— Мама злится из-за Спенсера.

— О, это вряд ли!

— Почему ты так думаешь? — не без удивления переспросил король, вернувшийся в кресло, а Уиллоу устроилась перед ним, слегка присев на стол.

— Ее Величество не редко обедает с ним. Я знаю это, потому что встречи проходят в ресторане, который принадлежит моему деду. Точнее, сэр даже не знает об этом, а я занималась открытием, когда только приехала в Лондон. Это уютное местечко в пригороде, в которое ни за что не попасть папарацци, поэтому многие известные личности любят его. — Роберт досадно поморщился, недовольный услышанным, и настал черед Уиллоу усмехаться.

— Эти встречи неприемлемы. Поговорю с ней.

— Вряд ли тебе удастся убедить королеву. Ее не очень-то заботит чужое мнение в этом вопросе. И я солгу, если скажу, что не понимаю ее.

— Уиллоу, мы уже говорили об этом.

— А Лен шлет Фросту весьма занятные селфи.

— Я смотрю, тебе это доставляет удовольствие. — Роберт смерил Уиллоу строгим взглядом, но та лишь улыбнулась.

— Ты не можешь и не должен контролировать такие вещи.

— Что ж, в таком случае этой парочке несказанно повезло. Скоро они увидятся. — Роберт снова удивил Уиллоу, не придав значения тем вещам, которые еще недавно заботили его. Похоже, он изменил свою точку зрения, и это не могло не радовать. — Себастьян Идриси пригласил всю семью на уик-энд в конце месяца на виноградники в Венесуэле. Так что приготовь купальник.

— Зачем тебе пресс-секретарь на семейный уик-энд?

— Пресс-секретарь незачем. Но я хочу поехать туда со своей девушкой. — Король улыбался, наблюдая за реакцией Уиллоу. Легонько коснувшись ее бедра, он проложил путь выше к талии, и в следующее мгновение Морено оказалась сидящей на его коленях. — Я хотел бы представить тебя официально, но сейчас далеко не самая спокойная обстановка. Из соображений безопасности лучше подождать… — Уиллоу слышала и не верила. Голова шла кругом. Роберт Хенстридж только что назвал ее своей девушкой… Они спешили, события развивались слишком быстро. — Или ты против? — добавил он, заметив ее растерянность.

— Нет, что ты! — Уиллоу мягко коснулась пальцами мужского лица, повторяя его черты. — Я буду счастлива провести с тобой выходные в Венесуэле и… быть твоей девушкой. А что касается огласки, меня не заботят официальные статусы.

Все повернулось совсем не так, как можно было предположить еще недавно, но Уиллоу ничего не смущало. Она хотела просыпаться рядом с этим мужчиной каждое утро, по вечерам засыпать на его плече, и ей было совершенно не важно, кто он — монарх или простой человек. Он нравился ей, нравился любым.

Нет, все-таки это утро было прекрасным. Но всему хорошему свойственно заканчиваться, вот и Уиллоу нужно было уезжать, а Роберта ждал Тайный совет. «Встретимся вечером у тебя», — пообещал Хенстридж, и день обещал пройти в «режиме ожидания».

Фрост отвез Уиллоу, куда она просила, и по пути они обсудили вчерашнее происшествие. Одной из уличных камер удалось заснять преследовавшего Уиллоу и Лиама мужчину, правда, со спины (он словно знал расположение камер и удачно от них изворачивался), но на затылке была хорошо видна татуировка: три стрелки, ведущие вниз.

Что касается машины, Мерседес принадлежал пожилому владельцу книжного магазина и был угнан вчера днем, а к сегодняшнему утру волшебным образом оказался на своем месте. Владелец книжного ни в каких подозрительных связях замечен не был и про мужчину с татуировкой ничего не знал. За ним установили наблюдение, но всем было понятно, что это случайная жертва.

А вот газеты не молчали: уже утром появилась пара статей о том, что для принца правила дорожного движения не писаны, но статьи эти были горсткой единичных случаев и не имели особого значения. Переговорив с Лиамом по телефону, Уиллоу сошлась с ним во мнении, что публикации не стоят ответной реакции, у них было куда более важное дело.

Анну приговорили к сожжению или обезглавливанию.

Король выбрал меч и вызвал из французского Кале

опытного палача, чтобы королева умерла быстро.

Взойдя на эшафот, Анна произнесла речь,

в которой сказала: «Я молю Бога о спасении короля,

о том, чтобы он долго правил вами,

потому что властителя благороднее и милосерднее

у нас никогда не было, а для меня

он всегда был добрым, благородным и высочайшим господином».

Джуди Уилер об Анне Болейн

* * *

Офелия Прайс не выглядела напуганной происшествием, которое отправило ее на больничную койку, когда Уиллоу пришла поговорить с ней. Офелия, только что выписавшаяся, как раз собирала вещи, намереваясь поскорее убраться от докторов.

— Ты из дворца? — бросила она вместо приветствия. Недостаточно вежливо и достаточно дерзко.

— Из дворца, — Уиллоу не осталась в долгу, смерив Прайс прохладным взглядом и сложив руки на груди. Было в ней что-то такое, что напомнило Уиллоу о Кэтрин Дэвис, и это «что-то» вовсе не цвет волос, хотя фраза «джентльмены предпочитают блондинок» — это определенно про Лиама, вспомнить хотя бы Джемму Кенсингтон.

— И что же нужно от меня дворцу?

— Ничего. Король о тебе ничего не знает, хоть мне это и не нравится. Я здесь по личной инициативе.

— Надо же! — Офелия отложила в сторону кофту, которую собиралась убрать в сумку, и внимательнее взглянула на неожиданную посетительницу. — Ты так это сказала…

— В чем дело? — нахмурилась Уиллоу. Она сама до конца не понимала, зачем пришла сюда и что ей нужно от Прайс, но интуиция подсказывала, что стоит поговорить с ней. А Уиллоу привыкла доверять своей интуиции.

— «Король о тебе ничего не знает, хоть мне это и не нравится», — повторила Офелия ее фразу. — Или ты слишком серьезно относишься к своей работе, или здесь есть что-то личное. Судя по выражению твоего лица, когда ты упомянула короля, здесь определенно есть твоя заинтересованность. Так как же зовут подругу Его Величества?

— Меня зовут Вильгельмина Морено, и ты ошибаешься в своих выводах. — Офелия фыркнула, не поверив этим словам ни на йоту. — Я здесь, чтобы поговорить о принце Лиаме.

— Я не хочу ничего знать о принце Лиаме и тем более не хочу говорить о нем. — Поняв причину появления Уиллоу, Офелия больше не медлила. Убрав в сумку последние вещи, она направилась к выходу, всем своим видом подчеркивая желание проигнорировать представительницу дворца. — Вот что я скажу тебе, Вильгельмина Морено, если в тебе есть хоть капля инстинкта самосохранения, беги из дворца. Он не щадит таких, как мы, — тех, в ком нет ни грамма королевской крови. Монархи не женятся по любви, браками они заключают союзы. — Прайс намеревалась выйти, но Уиллоу остановила ее.

— Лиам беспокоится о тебе.

— Мой отец убил его отца, ты в курсе? — Прайс резко прервала ее, сбросив руку со своего локтя.

— Я знаю. И он тоже помнит это, но если бы ты ответила хотя бы на один его звонок или на звонок Маркуса…

— Лиам послал тебя? Я не хочу иметь никаких дел ни с принцем, — взвилась Прайс, а Уиллоу лишь раздраженно закатила глаза, — ни с кем-либо имеющим отношение к нему, ко дворцу, к его семье. Хочу только забыть все это.

— Именно по этой причине ты вернулась в Лондон? Лиам был в больнице в ночь, когда тебя привезли сюда, но я здесь по своей инициативе. Послушай, тебя узнали. Есть люди, которые настроены враждебно. Лиам мог бы тебя защитить, но раз ты слышать не хочешь о нем, — Уиллоу извлекла из клатча свою визитную карточку, — в случае чего, позвони мне.

— Ну уж нет! — Прайс смяла кусок картона в кулаке и вышла из палаты.

Ее резкость и упрямство не провели Уиллоу. Офелия говорила, что ее выдало выражение лица при упоминании короля, но не одна она была столь проницательна. Как бы Прайс ни ершилась, глаза говорили за нее: в них затаилась боль. Ирония судьбы или насмешка, но Офелия не забыла Лиама, а он не забыл ее. Поэтому Уиллоу хотела помочь им. Она не сомневалась, что Прайс еще позвонит.

Офелия действительно позвонила. Случилось это в конце месяца, и очень вовремя: помедли она несколько часов, то застала бы Уиллоу на борту королевского авиалайнера на пути в Каракас. «Вильгельмина, я не хотела тебя отвлекать, — сбивчиво говорила Прайс в трубку, — но, кажется, мне действительно нужна помощь».

Приехав по адресу, присланному сообщением, Уиллоу обнаружила Офелию посреди полного разгрома в ее маленькой квартирке.

— Что здесь произошло? — Оглянувшись по сторонам, Уиллоу пришла в ужас: вся мебель была перевернута, тканевые чехлы кресел вспороты, вещи сброшены со стеллажа и шкафчиков.

— Я не знаю. — Прежней бравады Офелии не было и в помине, происшествие явно испугало ее. — Я вернулась из магазина, а дверь открыта, а еще в ванной… — Прайс двинулась к ванной комнате, и Уиллоу поспешила за ней. На зеркале было выведено: «Убирайся» — красной помадой. — Это выглядит более чем странно, — поделилась Прайс.

Уиллоу думала о том же. Разгром — это похоже на грабителей или недоброжелателей, но помада… Серьезно?

— Вот что, — произнесла Морено после пары минут размышлений, — возьми самое необходимое, и поедем. Не думаю, что тебе стоит оставаться здесь.

— Но куда?

— Собирайся. В машине поговорим. — Прайс больше не спорила и на удивление быстро собрала нужные вещи. Вариант, пришедший в голову, был более чем неудачный, но другого просто не было. Сев за руль, Уиллоу невольно поискала глазами черный джип Мерседес, но ни той машины, ни других подозрительных за ними не следовало. — Поживешь в особняке моего деда, виконта Клиффорда. Он ведет закрытый образ жизни, а дом хорошо охраняется. А потом тебе все-таки стоит поговорить с Лиамом.

— Нет! Я не могу! — воскликнула Прайс, но тут же смягчилась. — Я правда не могу, просто не имею права втягивать его во все это. Ему лучше будет ничего не знать.

Уиллоу понимала ее, слишком хорошо понимала, чтобы возражать или спорить. Наверное, Офелия чувствовала то же самое, раз позвонила ей.

По пути в особняк Клиффорд Уиллоу и Офелия решили, что лучше будет Прайс не называть своего настоящего имени, но виконт, вышедший в гостиную встретить гостей, удивил свою внучку.

— Сэр, это… — Больше он не дал Уиллоу произнести ни слова:

— Офелия Прайс, я знаю. Эта леди очень похожа на свою мать. Когда-то Дафна Прайс была дружна с твоей материю, Вильгельмина. До ее позорного побега. — Прошло уже много лет, а виконт до сих пор гневно морщил лоб при упоминании поступка своей дочери, но Уиллоу показалось, что ему приятно видеть Офелию, а это было только на руку. — Буду рад, если мисс Прайс погостит у нас. Старику скучно одному в этом большом доме, а моя внучка не часто вспоминает о том, что мы в родстве.  

Виконт, статный пожилой мужчина, уж точно не выглядел стариком, а к Офелии проявил любезность, которой его внучке не доставалось: Уиллоу он только поучал, выдвигая свои требования о том, что она должна делать и какой быть. Но сейчас все было лишь в плюс.

— Мне пора, к сожалению, не могу остаться, должна ехать. — Уиллоу не слукавила: у нее действительно оставалось мало времени до назначенного часа.

— Ну что я говорил. Офелия, располагайся, а я провожу свою внучку, и она расскажет, куда так спешит.  

Уиллоу предпочла бы ничего не говорить, лишь сообщить, что уедет из Лондона на пару дней, но не так-то просто было уйти от разговора.

— В каком качестве ты будешь сопровождать королевскую семью? Им правда нужен пресс-секретарь на уик-энд? — Реакция была ровно такой, какая предполагалась. Сэр Клиффорд понял гораздо больше, чем услышал. Стоило открыть рот в попытке возразить, как он вскинул руку, неторопливо, властно. — Не морочь мне голову, юная леди. Будет лучше, если ты прекратишь недопустимые отношения. Они приведут лишь в тупик. — Еще одна жалкая попытка возразить, так же неоспоримо задушенная на корню. — Последняя девушка, любившая короля, погибла в твоем возрасте. Помни об этом. Корона не щадит никого. Ты думаешь, дворец построен из камня? Он построен на крови.

— О чем вы говорите, сэр? Что за девушка?

— Ее звали Доминик Стюарт. Она была возлюбленной короля Саймона. Прелестная девушка, само очарование. Она погибла в трагическом происшествии во время конной прогулки. И очень быстро ее место заняла наша королева-мать Хелена. Многие тогда не верили в естественность смерти мисс Стюарт, особенно члены ее семьи.

— Вы намекаете, что королева Хелена убрала с дороги соперницу? — Уиллоу во все глаза глядела на виконта. Она не знала человека, так же сильно верившего в монархию, а тут такое… Обвинять королеву в убийстве. Было чему удивиться.

— Я не собираюсь пересказывать сплетни, — оборвал он внучку. — Ты, кажется, торопилась. Так что езжай. — Таково было прощание от властного сэра Клиффорда, недовольного поведением Вильгельмины.

Он развернулся и поспешил обратно в дом, оставив Уиллоу у ее машины. Бросив задумчивый взгляд на удаляющийся силуэт, Морено села за руль. Времени действительно оставалось мало.