Цена будущего (джен)

* * *

Путь от камеры до допросной не занял много времени, так что ничего способного вытащить их из этой передряги Ньюту придумать не удалось. Настроение было отвратительным. Ему жаль было Тину, пострадавшую не за что, но с другой стороны, если бы не её желание выслужиться, ничего этого бы не случилось. Он сочувствовал Якобу — обычному магглу, который оказался втянут в магические разборки, но… Если бы Ковальски не сбежал тогда, огрев Ньюта по голове чемоданом, а позволил подкорректировать себе воспоминания — абсолютно безболезненная процедура, которая была у Ньюта отработана до автоматизма! — и не похитил чемодан со зверями — не сидел бы сейчас в камере. Себя тоже было немного жаль, хотя подсознательно Ньют всегда был готов к чему-то подобному. Он был согласен отправиться в Азкабан, добровольно отдать свою волшебную палочку — Мерлин с ними, пусть ломают! — но только бы его звери остались живы!

От осознания того, какая судьба ждёт Фрэнка или нунду, какую казнь придётся принять последним в мире угробам, как лишат жизни того же Нюхля… на глаза наворачивались слёзы бессильно злобы. Ньют сел на предложенный стул и полностью ушёл в свои невесёлые мысли, так что пропустил начало речи допрашивающего и очнулся только когда услышал знакомое название школы.

— Вас выгнали из Хогвартса за угрозу человеческой жизни.

— Это был несчастный случай! — поспешно пояснил он и попытался обернуться, чтобы посмотреть на реакцию Тины — почему-то казалось важным, чтобы она всё правильно поняла.

— С тварью. Но один из ваших учителей активно протестовал против вашего отчисления. Скажите, что такого Альбус Дамблдор нашёл в вас?

Он удивлённо посмотрел на Грейвза, не понимая, что тот хочет услышать, но, поскольку от него явно ждали хоть какого-то ответа, не стал отмалчиваться.

— Если бы я знал, — с горечью протянул Ньют и внезапно усмехнулся: — Поверьте, если бы я знал, всё вышло бы совсем по-другому.

В глазах Грейвза прорезался интерес, однако Ньют уже снова ушёл в свои мысли. Он вспоминал школу, профессора трансфигурации, Литу…

Ньют был младшим ребёнком в семье, поэтому привык к снисхождению. Его никогда не ругали всерьёз, никогда не требовали от него выдающихся достижений — это выпало на долю Тесея, но Ньют этому не радовался, ведь у брата были качества, которые помогали нести ответственность, добиваться исполнения собственных желаний и реализовать родительские надежды, в то время как сам он был обычной посредственностью. И тем сильнее было его удивление, когда в начале шестого курса он ощутил заинтересованность в себе со стороны профессора Дамблдора.

Трансфигурация не была любимым предметом Ньюта, но именно в этой науке он неожиданно сумел превзойти не только сокурсников, но и старших учеников. Школьные дисциплины сами по себе его не волновали, как, впрочем, и аттестат, а вот навыки были весьма и весьма полезны в задуманном им деле. И трансфигурация наравне с чарами изучались глубоко и серьёзно, ведь, чтобы организовать заповедник для волшебных существ, необходимо было не только создать необходимые им условия, но и поддерживать их.

Создавать свой волшебный чемодан Ньют начал в конце четвёртого курса. Родители как раз купили ему новый сундук взамен старого, обтрёпанного потерявшего презентабельный вид коричневого чемодана, и можно было не волноваться, если что-то пойдёт не так, и тот испортится. Однако всё получалось прекрасно. Сначала, конечно, Ньют смог лишь слегка расширить внутреннее пространство, но чем дольше он экспериментировал, тем больше становился чемодан изнутри; зарываясь вглубь библиотечных полок в поисках пыльных книг и расспрашивая учителей, постепенно удалось разобраться, что и как делать. Десятки неудач не заставили его отступиться и бросить затею, и, сдав СОВ, Ньют смог наконец добиться желаемого результата: разграничить получившееся пространство, наложить климатические чары и даже создать естественные условия для обитания животных.

На скопленные карманные деньги он приобрёл первого друга — раненного окками, продаваемого на ингредиенты для зелий, — и заселил его в чемодан. Забота о крылатом змее и его постепенное приручение отнимали уйму времени. Он совсем забросил учёбу, проводя почти все свободные часы в чемодане, и вот тогда-то его и вызвал к себе Дамблдор. Ньют готовился к отповеди, а оказался на камерном чаепитии.

Смущённый и растерянный, он не подумал ничего плохого, хоть не понял, почему, назначивший встречу профессор сам же оказался к ней не готов и встретил студента не в форменной мантии или хотя бы костюме, а в домашнем халате. Его глаза открылись постепенно, тем более что «отработки» назначались дважды в неделю, а Дамблдор вёл себя уж слишком раскованно. Ньют до последнего отказывался верить, что ему не привиделись намёки и двусмысленности; общение с животными выработало у него привычку не смотреть в глаза — ведь для зверя это признак агрессии, — а потому сальный блеск голубых глаз долго оставался для него незаметен.

И лишь упомянутый Грейвзом несчастный случай расставил все точки над «и».

— Моего влияния хватит, чтобы замять это недоразумение, — расстроенного происшествием Ньюта передёрнуло от масляной улыбки на губах профессора. — Тебе достаточно сказать «да», и я смогу всё исправить.

— Но как же Динглтон? — непонимающе нахмурился Ньют, вспоминая окровавленного ученика, чьи руки были покрыты многочисленными следами укусов.

— Я разберусь, — понизил голос Дамблдор и, словно невзначай, положил руку Ньюту на колено. Тот шокированно уставился на «благодетеля», и профессор по-своему истолковал молчание: — Ты же не хочешь, чтобы тебя отчислили? Достаточно пообещать, и я всё исправлю. Так что, Ньют, я оставлю вечером дверь открытой?

Он тогда резко вскочил, едва не опрокинув столик с давным-давно надоевшим чаем, и, задыхаясь от отвращения, убежал. А на следующий день хмурый и недовольный Альбус Дамблдор лично проследил за тем, чтобы двери Хогвартса навсегда захлопнулись за спиной Ньюта.

— …И теперь несколько сбежавших опасных существ…

Ньют вздрогнул от холодности тона и несколько раз моргнул, пытаясь понять, где он и что происходит. Маггл, звери, обскур, арест…

— …Это что? Другой несчастный случай? — продолжил допрос Грейвз.

— Зачем мне выпускать их намеренно? — пролепетал Ньют.

— Продемонстрировать могущество, — скрывая понимающую улыбку, предположил Грейвз.

Ньют моргнул и вдруг понял, что никакие слова не смог убедить МАКУСА в его невиновности. Что и он, и спасённые им животные обречены. И что то, от чего он с негодованием отказался в четырнадцатом году, сейчас представилось неплохим выходом.

Он смотрел на Персиваля Грейвза и молчал. Пытался разглядеть что-то ему самому непонятное и видел, что тот что-то скрывает, что его серо-голубые глаза полыхают от какого-то сдерживаемого чувства, что губы то и дело пытаются растянуться в улыбке; он слушал его слова, но слышал совсем иное. И Ньют молился, чтобы отвратительный в своей противоестественности шанс на спасение если не его самого, то хотя бы зверей, ему не привиделся.

— Я готов на всё, — он выделил последнее слово интонацией и сделал паузу, — на всё что угодно, чтобы их спасти. Вы можете помочь?

Персиваль Грейвз прикрыл веки, скрывая торжествующий блеск глаз и заговорил спокойно и уверенно:

— Как вы объясните это?

— Это обскур… Я сумел отделить его от суданской девочки, но он не выживет за пределами оболочки. Он не мог никому навредить!

— То есть без хозяина он бесполезен, — с разочарованным вздохом констатировал Грейвз и, кажется, утратил интерес к разговору.

— Бесполезен? — шокированно переспросил Ньют и вдруг понял: вот он его шанс. — Это паразитическая магическая сила, которая убила ребёнка. Как вы хотите её использовать? Хотя я мог бы…

— Петрификус Тоталус! — резко произнёс Грейвз. Ньют сжался, но заклинание предназначалось не ему: на пол упали две женщины-охранницы и Тина. — Вы могли бы… продолжайте, мистер Скамандер.

— Мои животные, — напомнил Ньют, сжав кулаки.

— Конечно, — Грейвз улыбнулся и встал, неуловимым движением загнал оболочку с обскуром в крохотную коробку, которую тут же спрятал в карман. — Идёмте, мистер Скамандер, думаю, вам стоит начать говорить на ходу, чтобы мы успели спасти ваших тварей.

Ньют покорно двинулся за ним. Он не хотел думать, зачем Грейвзу информация об обскуре, что тот собирается с ней делать, и вообще ни о чём — всё, что его сейчас волновало — это безопасность зверей. Он ошибся с мотивами Грейвза, тот вовсе не был таким как Дамблдор, зато оказался прав насчёт самой возможности подкупа.

— Я расскажу, обещаю.

— Конечно, расскажите. А чтобы у вас не пропал стимул, чемодан пока останется у меня. Ваша палочка.

— Никто не знает об обскурах больше меня, — похвастал Ньют и улыбнулся, почувствовав в ладони знакомую древесину рукоятки: цена вовсе не была непомерной. — Отпустите нас. А я… вот, возьми мои воспоминания о суданской девочке.

Грейвз остановился и неверующе уставился на него.

— Вы свободны, — бережно приняв наколдованную колбу с воспоминаниями, он словно забыл о Ньюте.

— Сэр?

— Что?.. Ах да! — он что-то прошептал себе под нос, и рядом возник чемодан. — Берите и уходите. И, мистер Скамандер.

— Да? — прижав чемодан к груди, готовый бежать Ньют обернулся.

— Ничего этого никогда не было.

— Разумеется.

«Сегодня же я отправлюсь в Аризону! Выпушу Фрэнка и — домой. Ноги моей больше не будет в Америке. Пора бы уже начать писать книгу, аванс за которую я потратил на билет в эту ужасную страну… И забыть наконец о Дамблдоре. Старый извращенец никогда не получит от меня согласия, я больше не бесправный студент, на которого можно сначала повесить обвинение, а потом соблазнить обещаниями помощи. Дамблдор ошибся на мой счёт, ради себя я не предам зверей. Не знаю, как он пронюхал, что окками в чемодане не один, я ведь никому не говорил он об этом, но доить феникса — это же противоестественно! Отвратительно! Мерзко!.. — быстро шагая по вокзалу, заполненному магглами, Ньют старался выбросить из головы мысль о событиях прошлого, но злость с годами так и не улеглась.

— Один билет до Финикса, штат Аризона, пожалуйста, — выдавил он улыбку и, получив билет, уселся на скамью, подальше от людей.

Фоукс был одним из последних фениксов в мире, и Ньют без колебаний отдал бы свою жизнь, если бы это могло того спасти. Но, помимо любви к потрясающей птице, проскальзывал и меркантильный интерес: слёзы и перья феникса были единственным источником дохода Ньюта, на который он содержал не только себя, но и всех своих зверей. И предать друга, благодаря которому были спасены множество жизней…

— Этого никогда не будет! — прошептал Ньют, покрепче прижав к груди чемодан.