Ловец снов (джен)

Они стоят к нему спиной.

Так всегда — он бежит что есть силы, тянет к Ним руки, кричит, разрывая легкие, но Они никогда не оборачиваются. Не слышат, не видят. Не знают.

Он снова не успевает.

Оглушительный грохот закладывает уши; Драко лицом швыряет на землю в болото из каменной крошки и пыли. Боль маленькими молоточками постукивает в висках, лоб саднит. Голова напоминает котел с зельем: чуть наклони — и вытечет, горячее, кипящее, красное.

Нет, только не сейчас!

Он заходится хриплым кашлем и осторожно приподнимается на руках.

За серой туманной завесой угадывается размытый силуэт чего-то корявого, бугристого. Ему требуется пара мгновений, чтобы понять, что это.

Груда обломков.

Ошметки одной из башен.

Драко цепенеет. Он вновь чувствует запах гари. Земля за спиной осыпается пеплом, а огненные языки неспешно подкрадываются к полам мантии, норовят просочиться сквозь плотную ткань, скользнуть под кожу и лизнуть кости.

Он из последних сил всматривается в туман, отчаянно пытаясь отыскать в нем Их фигуры. В надежде уловить хоть какое-то движение.

Но впереди нет ничего, кроме мертвых руин.

* * *

Горячие слезы жгут кожу, воздух с трудом проталкивается в легкие.

Драко не сразу понимает, где он. Перед глазами все плывет, и на то, чтобы различить в полумраке знакомый потолок с паутиной трещин, уходит несколько долгих секунд.

В палате душно, тонкая ткань пижамы липнет к спине. Он сбрасывает с себя одеяло и резко садится, прогоняя остатки сна. Это становится уже своеобразным правилом. Ведь если задержаться в объятиях простыней хоть на мгновение, то любая, даже самая слабая искорка может полыхнуть на краю сознания, и все начнется заново.

Адское пламя у него в голове. Только там — и нигде больше.

Он твердит себе это каждый раз, но тени, его единственные соседи по палате, лишь беззвучно смеются над ним, скаля зубы в кривых ухмылках. Они знают, что все усилия напрасны. Знают, что пламя так или иначе возьмет свое.

За окном клубится ночь. Отделение Волшебных вирусов давно спит. Сейчас это самое спокойное и пустующее место в Мунго, поэтому его сюда и спихнули. Если сравнивать с переполненным пятым этажом, можно сказать, что на третьем вообще никого нет.

Нет, заболевание Малфоя не относится к вирусам, однако палаты, рассчитанные на несколько человек, ему лучше обходить стороной. Так сказал целитель Уилсон. Не то чтобы Драко спорил.

Он здесь уже несколько дней. Его забрали прямо из зала Визенгамота. Еще бы: позорно упасть в обморок под громогласное «Оправдан!» и не прийти в себя даже после Энервейта — таким достижением не каждый может похвастаться.

«На глазах у всех», — покачал бы головой Он.

«Но ведь это было слишком», — заметила бы Она.

Драко отворачивается от окна и потирает ладонями лицо, ощущая под пальцами холодную влагу.

Непроизвольная легилименция, если верить Уилсону. «Вы случайно проникли в сознание сразу нескольких человек, мистер Малфой. Отсюда и обморок», — объяснил он и добавил, что это еще не самое удивительное, что может случиться с волшебником после нервного срыва.

Что ж, раз Уилсон желает называть это нервным срывом, пусть называет.

Хотя Драко казалось, что он просто сдох.

Умер там, под обломками Астрономической башни, вместе с Ними, но вместо того, чтобы покоиться с миром или, на худой конец, призраком шататься по магической Британии, почему-то торчит в Мунго.

Он смотрит на тени в дальнем углу палаты и думает, что все было бы проще, если бы проблема заключалась только в этом.

Тени вытягиваются, принимая привычные очертания химер и драконов. На стенах появляются первые отблески огня.

Все было бы проще, если бы по ночам его не преследовал запах гари.

Багровые всполохи пляшут у двери, к потолку устремляется густой черный дым. Отовсюду слышится характерное шипение, постепенно переходящее в треск.

Драко трясущейся рукой откидывает мокрую челку со лба. Только бы не закричать.

Это иллюзия, плод его воображения. Нет никаких химер, они давно остались в Хогвартсе и пожрали сами себя. Он знает это, но продолжает вжиматься лопатками в раскаленную стену, чувствуя нависающую тьму и задыхаясь от жара ее огненных клыков.

Он сглатывает слюну.

Не кричать. Только не кричать!

Широкая полоса желтого света ложится на пол, и тени испуганно разбегаются по углам.

— Опять не спишь, Малфой?

В дверном проеме стоит Грейнджер.

Нет, не так. Волонтер Грейнджер. Одна из тех психопатов, вздумавших помочь целителям Мунго на добровольной и бесплатной основе.

Она подходит ближе. Нос щекочет запах трав: снова возилась с ингредиентами для зелий и настоек. Сегодня ее очередь дежурить, а способов прогнать сон у волонтеров не так уж много.

Взмах палочки — и в хрустальных шарах под потолком зажигаются огоньки. Малфой щурится от их яркого света.

— В соседней палате треснуло окно, — будничным тоном сообщает Грейнджер.

Драко молчит. Стихийные магические выбросы во время сна стали для него обычным делом.

На тумбочке — нетронутый флакон с зельем Сна-без-сновидений. Грейнджер замечает это, хмурится.

— Ты же сам попросил его у Уилсона. Так почему не пьешь?

— Не помогает.

Оно никогда не помогает.

— А вместе с Умиротворяющей настойкой?

— Бесполезно.

Грейнджер задумчиво смотрит куда-то в сторону, поджимает губы, а затем резко переводит тему:

— Гарри обещал завтра вернуть твою палочку. Тебя как раз выписывают, так что я передам ее тебе вечером, как освобожусь. Откроешь камин в мэноре? Или где мне тебя искать?

Мысль о возвращении потерянной палочки отзывается в груди теплотой. Драко соглашается на мэнор.

Грейнджер кивает, желает ему спокойной ночи — будто не догадывается, что он больше не уснет, — и покидает палату, гася за собой свет. Давно ждущие этого момента тени с опаской высовываются из своих щелей.

Малфой закутывается в одеяло, стараясь не смотреть на них.

Эта война разбила всех. В головах судей Визенгамота он увидел достаточно, чтобы убедиться в этом. И чтобы пожелать как можно скорее забыть увиденное.

Но Грейнджер не выглядит разбитой. Грейнджер цветет. Румянится, дышит свободно, полной грудью, будто и не было ничего. Будто что-то дает ей силы идти дальше. А Драко седой в свои неполные восемнадцать, и ни о каком «дальше» не может быть и речи.

Он откидывается на подушку.

В палате все еще пахнет травами.

* * *

Линии из-под карандаша выходят откровенно кривыми: долгое отсутствие практики сделало из Драко почти новичка. Он раздраженно откидывает лист пергамента в сторону и тянется за следующим.

Срисовывать с колдографии — дурной тон, но выбирать не приходится. В Малфой-мэноре нет ни одного портрета с Ними. Они все время откладывали его на потом, полагая, что всегда успеют пригласить художника в дом.

Не успели.

В носу неприятно щиплет; Драко вновь склоняется над пергаментом. Маги-художники рисуют только с натуры, поэтому он все делает сам. И хотя профессионалом в живописи его не назовешь, с портретом он справится.

Теоретически. Потому что на его счету уже целый ворох неудачных набросков.

Он пока еще не знает, два будет портрета или один, но продолжает сидеть в библиотеке мэнора, то тщательно выискивая необходимые заклинания в книгах по искусству, то возвращаясь к карандашу и своим бесплодным попыткам.

Вечером он выходит в малую гостиную, чтобы встретить Грейнджер. Она появляется ровно в шесть: ни минутой раньше, ни минутой позже. Безобидное зеленое пламя опадает за ее спиной, когда она перешагивает решетку камина и начинает отряхивать мантию от сажи.

— Знаешь, Малфой, тебе не помешало бы прочистить дымоход.

Драко думает, что в некотором роде это даже забавно. Гермиона Грейнджер в гостиной Малфой-мэнора, по приглашению хозяина. Советует ему прочистить дымоход.

«Уму непостижимо!» — возмутился бы Он.

«Неожиданно», — смягчила бы Она.

Грейнджер отдает ему долгожданную палочку, но не торопится уходить. Роется в сумке, а затем выуживает какой-то предмет и увеличивает его заклинанием. На длинном шнурке — круглый каркас из ивовой ветви с натянутыми на него шерстяными нитями и аккуратными связками рыжих перьев.

— Ловец снов? — удивляется Драко, безошибочно узнавая оберег, изобретенный американскими волшебниками. — Серьезно, Грейнджер? Ты притащила мне Ловец снов?

Ее щеки слегка розовеют.

— Я подумала, что раз от зелья Сна-без-сновидений толку нет, то он может пригодиться.

— И над какой же птицей ты так нещадно поизмывалась? — спрашивает Малфой, припоминая, что перья должны браться только с живого существа, иначе Ловец рисковал напитаться темной магией.

— Вообще-то, это был гиппогриф. Так ты будешь брать или нет?

Она общипала ради него гиппогрифа. Мысль приводит в полнейшее недоумение, поэтому Драко не сразу замечает, как Грейнджер, устав ждать, просто вешает оберег у камина со словами: «Ладно, потом возьмешь».

Он всматривается в переплетение белых нитей, символизирующее собой паутину, в которой запутываются плохие сны.

Запутываются и погибают с рассветом.

Не мучают ночью.

Не преследуют днем.

— Малфой, — снова доносится до него голос Грейнджер.

Драко вздрагивает.

Адское пламя не может застрять в паутине.

Он разочарованно отводит взгляд, чувствуя внутри неприятный осадок.

— Ты хотела что-то еще?

— В общем, да, — немного помявшись, отвечает Грейнджер. — Мне нужна твоя помощь.

Как интересно. Значит, Ловец был всего лишь подкупом? Грейнджер научилась действовать не по-гриффиндорски?

— Я сейчас хожу на курсы колдомедицины, — принимается объяснять она. — И к сентябрю мне нужно подготовить доклад. Тема, которую я выбрала, — непроизвольная легилименция. Но литературы по этому заболеванию очень мало…

— А больных и того меньше, — кисло вставляет Драко. — Надеюсь, ты не собираешься предлагать мне тренировать окклюменцию, как Уилсон?

— У тебя разум нараспашку, Малфой. Поэтому твоя легилименция и не поддается контролю. Тебе стоит научиться закрываться, а сделать это можно только с помощью окклюменции.

— Видимо, ты не в курсе, что я ей уже владею. И точно знаю: эта ваша с Уилсоном теория не работает.

— Значит, плохо владеешь, — упрямо заявляет Грейнджер. — Я хороший легилимент и…

— Нет, — отрезает Драко. Он не намерен терпеть чужие похождения у себя в голове ради какого-то доклада. С другой стороны… Грейнджер, с ее-то трудоспособностью, могла бы пригодиться в поисках полезной информации. Будет весьма неразумно не воспользоваться такой возможностью. — Но если тебе нужна литература по теме, могу подсказать. Как раз сегодня нашел кое-что в библиотеке.

В ее глазах загорается надежда.

— Правда?

— Иди за мной.

* * *

В библиотеке спокойно и тихо. Малфой возвращается к книге, но вместо текста по легилименции неожиданно обнаруживает странный рисунок круга во весь лист. Он непонимающе вглядывается в него, пока не замечает сверху короткую приписку.

«Воскрешающий камень».

Драко спешно захлопывает книгу.

Из-под ног тянет горелым.

Он в страхе опускает глаза: весь пол устлан пожелтевшими книжными страницами. Описания темномагических обрядов и ритуалов, алхимические символы, древние рецепты запрещенных зелий...

К горлу подкатывает тошнота. Драко шарахается от книжного шкафа как от боггарта, но поскальзывается и падает на спину. Удар вышибает из него весь дух; он обреченно смотрит, как страницы взмывают вверх, стремительно сгорая в сухом воздухе.

Драко вдыхает пепел.

* * *

Жарко.

Коридор Малфой-мэнора полнится тенями и неровными пятнами света от настенных канделябров. Темнота возится под ногами, сгущается за спиной, идет следом, старательно повторяя его шаги. Он не оборачивается. Палочка из-за его рассеянности осталась в комнате, но вернуться за ней он не может. У него нет сил.

Еще один коридор, лестница. Камин в малой гостиной встречает его черной пустотой с гуляющими в ней тенями. Они не сводят с Драко глаз. Шепчутся и улыбаются. Снова.

Пусть они застрянут в паутине — это единственное, о чем он мечтает сейчас.

Он протягивает руку к погруженному во мрак Ловцу снов. Затылка тут же касается чужое горячее дыхание, из-за спины раздается недовольное шипение: темноте не по нраву его действия.

Ха. Да он на верном пути.

Пальцы хватают шнурок, и Драко сперва думает, что слепнет. От Ловца исходит яркий белый свет, будто в каждую его нить вплетен огонек Люмоса. Он освещает всю гостиную, рвет тьму на жалкие лоскуты, заставляя ту корчиться на полу и выть от нестерпимой боли.

Когда Драко идет обратно в комнату, держа перед собой Ловец, словно старенькую, но верную лампу, он впервые за долгое время действительно верит, что сон будет спокойным.

* * *

Горький запах трав пропитывает ночь. Грейнджер сидит на полу рядом с кроватью Малфоя, спокойная и неподвижная.

Как она оказалась в его комнате, Драко не имеет ни малейшего понятия.

— Что ты здесь делаешь?

— Можешь не волноваться, Малфой: я поймаю их всех, — уверяет она его, вытаскивая что-то блестящее из кармана мантии.

Драко отрывает голову от подушки и недоуменно вскидывает бровь.

— Кого поймаешь?

— Плохие сны, конечно! — отвечает Грейнджер. — Что за глупый вопрос?

С этими словами она поднимает руки, и Драко с изумлением наблюдает, как за ее пальцами тянутся тонкие серебристые нити: цепляясь друг за друга, они в считанные мгновения сплетаются в длинную узорчатую сеть, сверкающую лунным светом.

Грейнджер деловито расправляет ее, встряхивает — сияющие нити мягко скользят по воздуху, повинуясь уверенным движениям хозяйки, — и плавно опускает на пол. Причудливое плетение разрезает вязкую темноту спальни на странные неровные квадраты, чьи контуры кажутся Драко до боли знакомыми.

Он ошибся. Это не сеть.

Это паутина.

— Так ты собираешься…

— Ловить твои кошмары, — бодро кивает Грейнджер. — Ни один не уйдет, обещаю.

И Драко не смеет сомневаться в ее словах. От Грейнджер — точно не уйдет.

* * *

Ему больше не снится пламя. Не снятся обломки с навесом из сухой пыли, крики. Ни одной зеленой вспышки под веками.

Он сидит на корточках, смотря, как волны одна за другой накатывают на берег. Вода плещется, разбиваясь о камни, устремляется к его ногам, а затем убегает обратно, будто страшась чего-то.

Море тщетно пытается выплеснуть себя из берегов.

— Не люблю море.

Грейнджер закатывает глаза.

— То ему не нравится, это ему не нравится… Тебе не угодишь, Малфой! Ну что мне еще сделать, чтобы ты наконец признал, что это хороший сон?

Драко внимательно смотрит на нее: паутина серебряным плащом укрывает плечи, тугая коса волос перехвачена шнурком с рыжими перьями. Грейнджер приходит каждую ночь. Заявляется в спальню и преданно стережет его сон. Не обращая внимания на то, что он от этого отнюдь не в восторге.

Драко честно пытался прогнать ее. Он выставлял ее за дверь — она влезала через окно; он сбегал из собственной комнаты — она догоняла и всюду следовала за ним. Малфой быстро понял, что к чему: лично смастерив для него Ловец снов, Грейнджер невольно стала его олицетворением. Больное воображение просто игралось с Драко, а тому только и оставалось, что смиренно терпеть.

Настоящей Грейнджер он об этом безумии рассказывать не собирался. Та наверняка предложит избавиться от Ловца, что означало возвращение кошмаров, а чтобы сделать другой оберег, нужны светлые мысли в голове. Где их взять, Драко не представлял.

— Перенеси меня к Ним, — тихо просит он.

— Не уверена, что это хорошая идея, — качает головой Грейнджер. — Я должна оберегать тебя от дурных снов.

— Почему сразу «дурных»? Ты же у нас мастер счастливых грез и все в таком духе, так сделай уже что-нибудь!

Она долго смотрит на него, раздумывая.

— Боюсь, я не смогу.

Драко раздраженно вскакивает на ноги.

— Тогда какой от тебя толк?

Не дожидаясь ответа, он стремительным шагом уходит прочь.

* * *

— Ты же за все это время ни разу не выходил из дома, верно?

Драко отрывается от портрета и поднимает взгляд. Обычно Грейнджер предпочитала молчать, зарывшись носом в научные труды по легилименции и шурша свитками. В реальности они разговаривали мало. Да и не виделись почти. Драко хмурит лоб, пытаясь вспомнить, какой раз уже Грейнджер является в библиотеку мэнора. Третий? Четвертый?

Почему он ее сюда вообще пускает — тоже хороший вопрос.

— С чего ты взяла? — Он снова берется за карандаш.

— Я не слепая, Малфой. Ты уже два месяца ходишь как в воду опущенный. Но ты ведь не собираешься сидеть взаперти до конца жизни?

До конца жизни — нет. Ближайшие лет сто — да.

— Может, тебе стоит, не знаю, съездить куда-нибудь, развеяться?

— Куда, например? К морю? — скептически уточняет Драко.

— Но ты же не любишь море.

Карандаш застывает над пергаментом. Грейнджер осекается.

— То есть… Я хотела сказать…

«Я хороший легилимент и…»

Драко отрешенно смотрит перед собой. Идиот. Какой же он идиот.

— Это была ты, — медленно произносит он. — Все это время. Рылась у меня в голове, пока я спал.

— Я не рылась, — поспешно возражает Грейнджер. — Мне были доступны только твои сны, не более того.

Драко никак не реагирует на ее слова.

— Послушай, Малфой. Я знаю, что в Мунго ты постоянно просыпался от кошмаров. У тебя были стихийные выбросы магии, я видела их последствия. И… даже представить не могу, как ты все это терпел, — признается она. Сожаление в ее взгляде можно есть ложкой. — Потом я узнала, что зелье тебе не помогает, и решила сделать Ловец снов. Вот только я не учла кое-что. Помнишь про разум нараспашку? Твое сознание легко связалось с моим… Знаешь, Ловец всегда помнит своего создателя, поэтому волшебники часто мастерят его сами для себя и редко — для других. Но я подумала, что в таком состоянии ты можешь не справиться, вот и… Прости. Надо было сказать тебе сразу.

Драко по-прежнему молчит.

Потому что не знает, проклинать ее или благодарить.

Но ни того, ни другого не требуется: Грейнджер кидает взгляд на часы и, решив, что ей пора, начинает собирать свои свитки.

— Я зайду завтра, — неуверенно произносит она.

— В мэнор или мою голову?

Она густо краснеет, как если бы ей влепили «Тролля» на экзамене.

— Я имела в виду мэнор.

— Вот и отлично.

* * *

— Ты соврала.

— А ты не выбросил Ловец снов.

Драко поджимает губы и, чтобы хоть чем-то заполнить возникшую паузу, заклинанием распахивает окно. На улице млеет под солнцем густая июльская зелень.

— Я правильно понял: ты сейчас тоже спишь?

— Да. Ловец связывает наши сознания, когда мы наиболее расслаблены, — поясняет Грейнджер.

Значит, у них один сон на двоих. Звучит не очень весело.

— И что ты придумала на этот раз? — спрашивает он, вспомнив, как однажды она вздумала притащиться со сказками Барда Бидля и всю ночь читала ему вслух. Драко ехидничал, предлагая ей добавить в голос хоть немного эмоций, а она в ответ только вяло грозилась двинуть ему книжкой по голове.

— Обернись.

Он оглядывается на малую гостиную Малфой-мэнора — ту самую, в которой два месяца назад появилась Грейнджер с пресловутым Ловцом в руках, — и замирает.

Посреди гостиной стоит рояль, за ним — Она. Драко весьма далек от музыки, но ему думается, что играет Она как прилежная ученица: ни полета, ни вдохновения. Рядом сидит Он, слушая Ее игру и изредка хмурясь, когда замечает явные ошибки. Безупречно прямая осанка, руки, опирающиеся на трость, непроницаемое лицо. Все как всегда, но Драко видит эти быстрые взгляды, эти искорки веселья, мелькающие в глазах. Почти незаметно и в то же время так явно.

Ноги сами несут его к роялю. Ему нужно запомнить все: позы, мимику, движения. Даже самые мелкие детали вроде узора на застежках мантий.

Он наконец-то понял, как будет выглядеть Их портрет.

Музыка вьется под потолком — светлая, невесомая. В ней столько красок и солнца, столько жизни, что Драко вдруг замечает: он дышит легко и свободно, в точности как Грейнджер.

Внутри теплеет. Наверное, это называется счастьем?

Через открытое окно в комнату врывается свежий воздух, занося с собой запах весенней листвы. И плевать, что в Британии уже конец июля. Драко слушает и впитывает в себя эту музыку, этот запах, этот сон. Даже не замечает, как звуки постепенно начинают стихать, как пальцы оставляют клавиши и тают в воздухе вместе с Ней. Очухивается только от внезапного прикосновения к локтю.

Грейнджер кусает губы, с тревогой заглядывая ему в лицо.

А он ловит себя на мысли, что хочет поблагодарить ее.

«Стоило оставить без присмотра — и вот, пожалуйста», — проворчал бы Он.

«Смелее», — подбодрила бы Она.

Да, ему определенно стоит сказать спасибо. Но вместо этого с языка слетает совершенно другое:

— С чего ты взяла, что Она умела играть?

Грейнджер смотрит удивленно и немного растерянно.

— А разве нет?

— Даже если бы и умела — рояля у нас все равно никогда не было.

Он из интереса нажимает сразу несколько клавиш. Звук выходит резкий, неаккуратный, и Драко решает больше не экспериментировать.

— Как у тебя это получается? — спрашивает он. — Почему ты можешь создать рояль из воздуха, а я нет?

— Самой бы хотелось знать, — пожимает она плечами. — Думаю, этот вопрос заслуживает отдельного исследования.

Ох, неспроста она упомянула про исследование. Все еще не оставляет попыток подговорить его на окклюменцию.

Хитрая-хитрая Грейнджер.

Нет, сегодня она свое спасибо не получит.

— Ты думал, чем займешься после того, как нарисуешь портрет?

Малфой оборачивается к ней.

Не будет покидать пределы мэнора ближайшие лет сто, например?

Прекрасный, просто чудесный план, но не выйдет: нужно как минимум купить краски с кистями, а для этого рано или поздно придется высунуть нос из дома. Вот только за его оградой люди, а где люди — там и опасность проникновения в чужой разум.

И, как следствие, еще один обморок.

Драко аккуратно опускает крышку рояля.

— Я согласен на окклюменцию, Грейнджер. И только попробуй после этого не сделать лучший доклад.