Тихий городок у моря (гет)

Боже мой, Мэг, Боже мой… что я натворила! Думала ли твоя бедная подруга, выбирая виконта де Шаньи, что это приведет к нескончаемому, неописуемому ужасу, куда окажется ввергнута душа, совершившая предательство? Мне не описать бездны, что с каждым днем все с большей силой затопляют рассудок, вытесняя воспоминания о наших детских играх, шалостях в танцклассе, строгости твоей славной матушки… и об Эрике. Но я боюсь услышать шаги за дверью, поэтому призову на помощь остатки мужества, чтобы рассказать главное. Бумагу я добыла обманным путем, а карандаш просто нашла в корзине для мусора — этот грифелек едва ли длиной с твой мизинец и ужасно крошится.

Мэг, дорогая, это… существо никогда не было Раулем де Шаньи, как я никогда не была Карлоттой. Ты, верно, помнишь его высокий воротничок и всегда аккуратно уложенные волосы цвета спелой пшеницы? Всегда высокий воротничок и всегда прикрытые уши — если бы я тогда могла понять, почему так? Что стоит за этой красотой, славная Мэг — задумывалась ли ты? Такие шелковистые локоны безупречного оттенка — уверена, когда-то они украшали голову другого, настоящего, живого человека. Потому что у человека не бывает складок за ушами и от человека никогда не пахнет свежей рыбой! Эрик… да, он был человеком, пусть жестоко изувеченным — но человеком, и с ним всё было бы по-другому! О, почему я поддалась на уговоры Рауля!

Теперь главное: я не сумасшедшая. Поместья Шаньи не существует, Франция — республика, а мы с тобой однажды запустили под парик Пьянджи таракана, точно? Меня увезли через океан, в Новую Англию… здесь, в городке Иннсмут и живет семейство Маршей, членом которого я стала, пройдя через сатанинское — иначе я не могу это назвать! — венчание с младшим сыном капитана Оубеда — Уиллсом. Да, именно таково истинное имя Рауля, и более половины жителей города уже прошли ужасную метаморфозу, которая каждый день меняет — пусть незаметно, но меняет — черты Уиллса Марша. Можешь ли ты поверить, что целый город поклоняется чудовищной полурыбе — Отцу-Дагону, и во всём Иннсмуте нет не то, что католической — вообще христианской церкви? Пока что Уиллс сохраняет остатки нежности ко мне (или пытается обмануть, приручить, как делал это сладкими речами в Париже?... я не знаю ответа, но понимаю одно — ему было важно увезти меня любой ценой, и если бы у меня было больше времени, я бы рассказала, на каком волоске тогда висели жизни не только тебя и твоей дорогой матушки), но я всякий раз содрогаюсь, видя, как его череп, почти лишенный волос (за исключением клочков неопределенного цвета на затылке) покрывается чешуеподобной коростой, а глаза становятся плоскими, как монеты, и выцветают. Ты можешь представить, каково это — мило улыбаться полурыбам, держа за вечно сырую, пропахшую рыбой и тиной, податливую ладонь того, кто всего пару месяцев назад был объектом воздыхания почти всей женской половины нашей милой Оперы?! Могу ли я быть спокойной, слыша вечерами (здесь не приветствуется даже огонек свечи, одной-единственной свечи!) шлепание нечеловеческих ног его сестер по ступеням и возню в полузатопленном подвале, где проводит дни его отец, более похожий на сома в сюртуке с карикатур Гранвилля, немало нас потешавших? Увы, в жизни подобные создания вызывают не смех, а брезгливость, смешанную со страхом и омерзением…

В полнолуние, после дьявольской литании во славу Отца-Дагона (мне пока дважды удалось прикинуться занемогшей, чтобы избежать присутствия в оскверненном костеле), это достославное семейство вместе с Бишопами и другими «отцами города» отправляются на Чертов Риф… вплавь и зажигают там холодные огни, что видны мне из стеклянного купола, куда я пробираюсь тенью. О, Мэг! До этой гряды выступающих островков и песчаной косы не меньше двух километров, и Уиллс мечтает, что когда его превращение завершится, он сможет не пользоваться лодкой — а плыть, как саламандра или угорь!

Я не буду описывать тебе кошмар прикосновений получеловека с холодной кровью морского жителя, богопротивные изображения на диадеме и ожерельях, что одевает мадам Марш во время семейных обедов, а главное — что там подают! В мою одежду навсегда въелся дух прели и рыбьих потрохов, волосы потускнели, и я каждое утро, когда Уиллс еще спит, изучаю свою кожу за ушами — но пока, хвала Господу, я — прежняя. Прежняя Кристин, которая понимает, какой жуткий выбор сделала и теперь находится в ловушке.

Предвижу твой вопрос — да, Иннсмут — портовый город, но гавань практически закрыта для чужестранцев, да и миссис Марш не позволят уйти незамеченной из дома (власть капитана Оубеда в Иннсмуте почти безгранична, и о каждом моем шаге даже до мелочной лавки за булавками или платком будет мгновенно доложено) за два месяца мы с Уиллсом и Марджери, его сестрой, чье превращение еще позволяет ей носить вечерние платья, и главное — драгоценности, всего раз покидали дом, отправляясь на званый ужин к Уотермэйнам, естественно, в закрытом экипаже и с наглухо опущенными шторками. Я не знаю города, не видела даже его карты, пусть приблизительной, и даже если бы в порту бросил якорь корабль под знаменем Франции, Англии, Пруссии — даже Испании или какого-нибудь южного штата, офицеры побоялись бы навлечь на себя гнев иннсмутцев.

Поэтому я поступаю подло — и я не знаю, каковы мои шансы — я остатками украшений и пряжкой от шляпки подкупила служанку, Китти Бриггс, которую приставил ко мне младший сынок Оубеда. Эта девушка (пока еще в ней намного больше человеческого, чем остается в моем «муже») молода и сильна, ее тело противится превращению в морскую тварь, и, тем не менее, Китти сможет проплыть достаточно, чтобы достичь Нантакета и передать это отчаянное письмо на китобоец — они набирают гарпунеров в Нанте, а значит, шанс, что мой призыв о помощи попадет во Францию, есть. Конечно, накануне зимы может случиться шторм, или течение может отнести несчастную в открытое море или… вернуть обратно, но… иной возможности передать призыв о помощи у меня нет. Просто нет. Внутрь непроницаемого пузыря, в эту записку, я вложу конверт с адресом Оперы и… извинением перед Эриком. Только теперь, вздрагивая в комнате сырого особняка по другую сторону Атлантики, я понимаю, как виновата перед бедным Призраком — что же, за причиненные ему муки я расплачиваюсь сполна. Я не стану просить его добраться до Иннсмута, и если больше не смогу быть собой — перестану существовать. Отточенный стилет появился у меня еще в номере парижской гостиницы, когда я увидела роковые складки за ушами — тогда еще — Рауля и поняла, что не подпущу эту тварь к себе — но было поздно что-либо менять, Мэг! Слишком поздно! В ту ночь я подозрительно быстро уснула, едва успев спрятать своё спасение в хаосе сорочек, но теперь не расстаюсь с этой полоской стали. Самоубийц ожидает ад, но лучше так, чем принять рыбье семя и стать одной из Маршей в прямом смысле. Нет, никогда!

Грифель на исходе, и мне осталось признаться только в том, что твоя матушка и ты всегда были мне дороги, и в том, что я всегда любила Эрика, хотя это и будет слабым утешением для его истерзанного сердца.

Благослови всех вас Господь

Кристин Даэ (нет, им не назвать меня своей омерзительной фамилией!)