Подарок для профессора (джен)

Эти коридоры с низкими потолками и грубо обработанными стенами словно пребывали в первозданном состоянии с самой постройки замка. Казалось, будто ничто из происходящего наверху не в состоянии потревожить навечно поселившиеся тут полумрак, затхлость и сырость воздуха. И конечно, тишину. Да, в подземелье Хогвартса как всегда царила тишина. Густая, липкая, в которой вязло эхо отдалённого звона падающих капель. Но вот в эту тишину вплелись звуки шагов, и по стенам заметались отблески света, испускаемого волшебной палочкой.

Двое — растрёпанный черноволосый парень в очках и девушка — крались по скудно освещённому коридору. Точнее, пытались красться. Ему мешала тяжёлая ноша, а она то и дело оборачивалась и отпускала недовольные замечания по поводу его неуклюжести. Вообще-то, осторожничать было незачем, в этот час их просто некому было застать здесь... но ребята ничего не могли с собой поделать. Более того, въевшаяся за долгие годы привычка просто не позволила им осознать, что таиться в принципе не от кого.

— Гарри, ты его не уронишь? — спросила девушка, отбрасывая назад лезущие в глаза волосы.

— Тяжелый, чёрт бы его побрал, — ответил парень, поудобнее перехватывая стеклянный ящик.

— Так зачем тащишь в руках? Все заклинания из головы выветрились, что ли?

— Знаешь, Гермиона, мне сейчас не до заклинаний, — мрачно ответил он. — После того, что было... наколдовался на сто лет вперёд.

— Я тоже, — вздохнула Гермиона. — Тем более сейчас не самое подходящее время для этой затеи! Там, наверху, дел полно. Ещё... — её голос дрогнул, — ещё даже не все... тела собрали.

— Не самое, — согласился Гарри. — Но... ты Слагхорна видела? Он же во всём себя винит! Как бы он не... Помощь нужна живым, а мёртвым уже всё равно. Кстати, мы пришли. Откроешь дверь?

Гермиона бросила на него тоскливый взгляд, извлекла из кармана волшебную палочку и повернулась к двери.

— Alohomora!

Увы, ответом ей была тишина. Ни характерного щелчка, с которым отпирался поддавшийся заклинанию замок, ни резкого скрежета, каковой бывал в тех случаях, когда хозяин зачаровывал свои двери защитными заклинаниями.

— М-м-м... — Гермиона, прикусив нижнюю губу, попробовала ещё несколько заклинаний и, не добившись никакого результата, обернулась к Гарри и с извиняющимся выражением на лице пожала плечами. — Ничего не выходит, наверное, Слагхорн запечатал дверь чем-то хитрым, чего нет в библиотечных книгах.

— Попробуй ручку повернуть!

— Ты думаешь, что профессор... Ой! — вырвалось у Гермионы, когда дверь скрипнула, подаваясь под её рукой.

— Мастер мысли потерпел крах, — сухо заметил Гарри. — Слагхорн действительно забыл запереть её. Первым делом всегда нужно испробовать все простые решения, а ты — заклинания, заклинания...

На этот раз Гермиона рассердилась.

— Вот я сейчас уйду, и возись сам, если ты такой умный.

Гарри взмолился:

— Не уходи! Я один не справлюсь!

— Ну ты же умный?

— Солнышко, не бросай меня тут! — «заканючил» он. — Ты же знаешь, без тебя у меня ничего не получится!

Губы Гермионы тронула скупая улыбка — наверное, первая улыбка за несколько последних недель.

— Подхалим.

— Конечно! И вообще, знаешь, как хорошо, когда твоя девушка — гений трансфигурации?

— Откуда мне знать? У меня-то нет девушки, — она поджала губы и окинула фигуру парня внимательным взглядом. — Или я ненароком что-то проглядела?

При виде неописуемого выражения на залившемся краской лице Гарри Гермиона фыркнула, едва удержавшись от того, чтобы не расхохотаться в голос, и тут же помрачнела.

— Странно... я думала, что уже никогда не смогу смеяться.

— Люди ко всему приспосабливаются, — сказал Гарри. — Хотя веселиться как прежде мы уже не сможем. Во всяком случае, сможем нескоро.

— Ты прав, — вздохнула девушка. — Ладно, время идёт...

Она шире распахнула дверь, чтобы Гарри мог пронести свою ношу, окинула внимательным взглядом коридор, убедившись, что никто не окажется свидетелем их авантюры, и тоже скрылась в помещении. Щёлкнул, закрываясь, замок, и в коридоре снова стало безлюдно и тихо.

* * *

— Странно даже, — пробормотал Гарри, пока его спутница оглядывалась в поисках подходящего места. — Столько времени прошло, а тут ничего не изменилось.

— Слагхорн не любит перемен, — отмахнулась Гермиона. — Неудивительно, в его-то возрасте. Вот, ставь сюда...

Она раздвинула в стороны стоявшие на каминной полке колдографии в рамочках. Гарри с пыхтением водрузил стеклянный ящик на освободившееся место и достал из кармана джинсов волшебную палочку.

— Aguamenty!

Из кончика палочки в аквариум с журчанием полилась струя чистой прозрачной воды. Гермиона задумчиво хмыкнула, наблюдая, как медленно повышается уровень жидкости.

— Надо было его уменьшить.

— Надо было, да вот... Наверное, мы просто устали за этот год.

— Даже слишком, — согласилась Гермиона. — Голова уже не соображает... Стоп, хватит!

— Finite! — струя воды иссякла, и Гарри опустил палочку.

— А вот теперь начинается самое интересное, — девушка осторожно достала из кармана чуть увядший цветок и помедлила, выбирая наиболее свежий из лепестков.

— Ромашка? — удивился Гарри.

— Ага, — рассеянно ответила она. — Ну где я тебе сейчас возьму лилию? А ромашки вон цветут... как будто бы ничего и не случилось.

Гермиона шумно вздохнула, но тут же взяла себя в руки. Сейчас предстояло сделать самое сложное... то самое, из-за чего её другу понадобилась помощь «гения трансфигурации». Она достала палочку и направила её на лепесток.

Гарри, затаив дыхание, прислонился к стене и замер, чтобы ненароком не нарушить деловитой сосредоточенности подруги. Ему всегда нравилось смотреть, как она колдует. Всегда. С того дня, когда им, первоклашкам — кажется, что с того дня прошла целая вечность! — нужно было всего лишь поднять в воздух перо. Как тогда забавно смотрелось серьёзное выражение её детского личика. Теперь, конечно, черты лица Гермионы избавились от детской припухлости, стали тоньше и изящнее, но... Воздух над палочкой дрожал и искрился от творимой магии, и сквозь это дрожание казалось, что это снова она, та наивная девчонка, полагающая, что её пригласили в сказку и всё, что ей нужно, дабы сказка оказалась с хорошим концом, это всего лишь учиться...

На выплетаемую вязь заклинаний можно было смотреть и смотреть. Но конец приходит всему. Гермиона опустила палочку, призрачное марево истаяло, рассеяв образ девочки в застёгнутой на все пуговицы мантии, и Гарри встряхнул головой, приходя в себя.

— Ну вот... — Гермиона аккуратно стряхнула с ладони искрящийся от вложенной магии лепесток и проследила, как он, плавно кружась, упал в воду. — Теперь надо сматываться отсюда, пока профессор не вернулся.

— Ага, только... Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость!

Несколько секунд прошли в тишине, нарушаемой только шуршанием пергамента. Затем раздался сдавленный возглас:

— Ох ты ж чёрт! Слагхорн идёт!

Парочка уставилась друг на друга расширившимися глазами, соображая, как им быть. Конечно, им уже не грозила ни потеря баллов, ни вечерняя отработка, просто весь их прошлый опыт, гласивший, что застигнутому за проникновением в кабинет преподавателя придётся несладко, настоятельно требовал оказаться как можно дальше отсюда. Беда лишь в том, что хотя мантия-невидимка и была при них, но вот скрыть от взгляда профессора открывшуюся дверь...

Гермиона сориентировалась первой. Она кинулась ко второй двери, ведущей в класс зелий, отодвинула засов, заглянула в темнеющий проём и призывно махнула рукой.

— Давай сюда!

Её спутника не нужно было долго упрашивать. Парочка выскользнула из кабинета. Дверь в класс зелий бесшумно закрылась, а затем пробившееся сквозь замочную скважину свечение охватило засов, и тот защёлкнулся сам собой. Ребята скрылись вовремя: буквально через секунду в замке скрежетнул ключ, и в кабинет вошёл профессор Слагхорн.

* * *

Ключ негромко скрежетнул в замке, профессор Слагхорн толкнул дверь и вошёл в свой кабинет. Скрипнуло и привычно просело уютное кожаное кресло. Гораций вытянул ноги к камину и устало прикрыл глаза. Наконец-то этот долгий, невероятно долгий день подошёл к концу. Наконец собрали и сосчитали живых, отыскали погибших, арестовали всех сдавшихся приспешников Волдеморта... Правда, всего этого Слагхорн не видел, помогая чуть не валящейся с ног мадам Помфри...

Его передёрнуло при воспоминании о криках и стонах, страшных ожогах, оторванных конечностях, ужасных ранах, изуродовавших эти юные — слишком юные для такого — тела и лица. И запах... теперь Гораций точно знал, чем пахнет горе: непередаваемой смесью из железистого запаха крови, мазей и гноя из воспалившихся ран. К счастью, к вечеру обстановка хоть немного наладилась, и пострадавших удалось переправить в больницу Святого Мунго. Но до того... как всё-таки страшно видеть, как только что метавшиеся в бреду мальчики и девочки вдруг замолкают в неподвижности, из их глаз уходит нечто, чему нет названия в человеческом языке, исчезает без следа, оставляя лишь нелепо обмякшую груду плоти, по странному капризу природы имеющую сходство с человеком...

Слагхорн стиснул виски ладонями и застонал в бессильном отчаянии. Ах, если бы он мог знать, к чему приведут те несколько фраз, что он произнёс в ответ на вопрос Тома. Если бы только он мог знать! И пусть разум говорил профессору, что ничего существенного он не сказал, что Реддл уже знал о крестражах, но совесть... совесть упорно твердила, что это его вина... Его вина...

По щеке Слагхорна скатилась обжигающая слеза. Ах, если бы только вернуть тот день и час... И не было бы ничего этого — рушащихся башен Хогвартса, кровавого безумия штурма замка и прервавшихся в самом начале жизней... Перед внутренним взором старого зельевара промелькнули лица тех, чьи жизни так рано — слишком рано! — оборвала война, та война, которой могло бы не быть. Безжалостная стерва с косой всегда забирает лучших, ибо кому нужны те трусливые мещане, что прячутся по домам, пока вот эти молодые ребята... И сколько, сколько их ушло. Ушло навсегда.

Слагхорн вспоминал... вот смешливая чернокудрая МакКиннон, порой умудрявшаяся сварить такое, что приходилось гадать всем классом, как оно могло получиться. Вот ироничный, уверенный в себе Сириус Блэк, всегда способный убедительно объяснить, по какой причине прогулял очередной урок. Вот постоянно сосредоточенная Алиса, что после выпуска вышла замуж за Фрэнка Лонгботтома... ах, какая красивая была пара, и какая страшная участь была им уготована! Вот Джеймс Поттер, вечно лохматый, с задорно блестящими глазами парень, что терпеть не мог Зелья, но посещал их, чтобы быть поближе к Лили...

Лили... При воспоминании о ней слёзы покатились ручьями. Ведь Лили поистине была любимой ученицей Слагхорна, его надеждой. Счастлив учитель, у которого в жизни было один-два подобных ученика, о которых впоследствии можно с гордостью сказать: «А вы знаете, это я их учил...»

Расчувствовавшийся профессор полез в карман за носовым платком и замер, глядя слезящимися глазами на каминную полку. Что-то, какая-то деталь, там была определённо лишней, хотя и привычной взгляду. Странное сочетание. Слагхорн медленно поднялся с кресла, подошёл ближе к камину и потрясённо ахнул, сообразив, что было лишним, но в то же время таким привычным. Аквариум. Стеклянный ящик с тонким слоем воды в нём. Совсем как тот, что остался в старом доме Горация...

Одним весенним днём на моём столе появился аквариум, в нём было всего чуть больше дюйма воды. А на поверхности плавал лепесток. А затем он начал тонуть. Но прежде чем коснуться дна, он преобразился. В маленькую рыбку. Какая прекрасная магия, какое маленькое чудо... Это был лепесток лилии... от вашей матери.

Однажды я пришёл домой и увидел, что аквариум опустел. В тот день... ваша мама...

Подрагивающие пальцы Слагхорна коснулись стекла, и в тот же миг плавающий на поверхности воды лепесток засиял расплавленным золотом, шевельнулся... и превратился в крохотную изящную рыбку.

— Не может быть... Лили! — прохрипел Слагхорн.

Стало тяжело дышать. Профессор рванул внезапно ставший тугим воротник — отлетела прочь и запрыгала по полу дутая серебряная пуговица — и не верящим взором уставился на произошедшее чудо.

— Этого не может быть...

Он потряс головой и снова посмотрел на аквариум. Стеклянный ящик и не думал исчезать, поблёскивая прозрачнейшими стенками, и капелькой ртути сновала в нём маленькая рыбка.

— Не может быть, — повторил Слагхорн.

Внезапно ему стало страшно. Вдруг это всё ему лишь мерещится, и стоит моргнуть... Профессор заметался. Бежать... позвать хоть кого-нибудь, кто мог бы подтвердить реальность происходящего! Он с удивительным для своего возраста проворством кинулся к двери, рывком распахнул её, сделал по инерции несколько шагов и остановился: под неровно горящим факелом самозабвенно целовались юноша в очках и с шрамом на лбу и девушка с пышной гривой волнистых каштановых волос. Они, конечно, не знали, но двадцать один год назад, на этом же самом месте, другой молодой человек... похожий на этого, как отец на сына, целовал рыжую зеленоглазую девушку. В этот же день и час!

Профессор шумно вздохнул. И словно в ответ по коридору пронёсся невесть откуда взявшийся в подземельях сквозняк, заставивший испуганно заметаться пламя факелов. По стенам побежали изломанные тени, на мгновение сложившиеся в лицо женщины... какой могла бы стать та рыжая зеленоглазка, доживи она до этого дня.

— Лили, — чуть слышно прошептал Слагхорн.

Сотканная из теней Лили улыбалась, глядя на парочку, и старый зельевар тихо вернулся в кабинет. Теперь он понял, откуда взялся аквариум и кто зачаровывал лепесток... Но с другой стороны, он был уверен, что это — знак от неё, от Лили. От его любимицы, дотянувшейся сквозь время, чтобы руками своего сына дать ему понять: под всем тем, что было запущено его неосторожной откровенностью, наконец-то подведена черта. Что всё это закончилось, и можно жить дальше...

— Спасибо, Лили, — проговорил Гораций.

Замок закрывшейся двери звонко щёлкнул... и из коридора послышался дробный топот убегающих ног. Старый профессор слабо улыбнулся, опускаясь в своё кресло: как повторяется история — снова лохматый парень в очках и снова самая умная ведьма в Хогвартсе...

На циферблате старого потёртого будильника длинная стрелка переползла за цифру «12» и начала отсчитывать первые минуты первого по-настоящему мирного дня. Слагхорн взглянул на сновавшую туда-сюда рыбку и вновь улыбнулся: жизнь продолжалась.