Полчаса, отведенные на войну (гет)

Полчаса, отведенные на войну,

Я проспал: ты любила меня во сне.

«До полуночи всего полчаса, поэтому нужно действовать быстро! Преподаватели Хогвартса и Орден Феникса согласовали план битвы. Профессора Флитвик, Стебль и МакГонагалл поведут группы бойцов на три самые высокие башни: Рейвенкло, Астрономическую и Гриффиндора — оттуда открывается прекрасный обзор, отличная позиция для применения заклятий. Тем временем Римус, — он указал на Люпина, — Артур, — он махнул в сторону мистера Уизли, сидевшего за столом Гриффиндора, — и я поведем свои группы на территорию вокруг замка. Нам нужны люди, которые организуют оборону проходов в школу…

— Это, похоже, работка для нас, — сказал Фред, показывая на себя и Джорджа, и Кингсли кивнул в знак согласия.

— Прекрасно, все предводители в сборе, давайте разделим наше войско.

— Поттер, — сказала профессор МакГонагалл, торопливо подходя к нему, пока ученики, хлынувшие к возвышению, получали назначения и инструкции. — Вы ведь, кажется, искали что-то?

— Что? Да! — сказал Гарри. — Да, конечно!

Он почти забыл о хоркруксе, забыл, что битва будет дана для того, чтобы он мог его отыскать. Необъяснимое исчезновение друзей на время оттеснило все другие мысли.

— Так идите, Поттер! За дело!

— Да, я иду…»

Мысли путались, Гарри не спал уже несколько дней, и сейчас тело двигалось практически без участия сознания. Но ему нужно было собраться, напрячься еще немного и разгадать загадку, придуманную ужаснейшим темным волшебником современности. Да уж, плевая задача. Он прижал ладони к лицу и закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями.

— Волдеморт думал, что я отправлюсь к башне Рейвенкло. Значит, он боялся, что мне известно о связи хоркрукса с этим факультетом. Вот только других артефактов Ровены, кроме пропавшей диадемы, похоже, не осталось. Диадемы, которую никто из ныне живущих не видел…

Никто из ныне живущих!

* * *

Гарри сидел на оставленном кем-то кресле в Выручай-комнате и держал в руках диадему. У него получилось, он все же смог найти её, осталось совсем немного, уничтожить хоркрукс, тогда у них, наконец, появится шанс на победу…

Вот только как его уничтожить? Где сейчас меч Грифиндора неизвестно, а другого способа уничтожить якорь он просто не знает. Нужно собраться с мыслями, он что-нибудь придумает, они ведь всегда что-нибудь придумывали…

— Гермиона, где же ты, когда так мне нужна?

Гарри попытался встать, но измотанное непосильными нагрузками тело наконец-то предало своего хозяина. Диадема выпала из расслабившейся руки и звон украшения о пол был последним, что он услышал, перед тем как провалиться в темноту.

* * *

— Гарри. Гарри! Гарри Поттер, очнись немедленно!

Гарри с трудом открыл глаза и увидел прямо перед собой улыбающееся лицо Гермионы.

— Гермиона!

Его глаза расширились от удивления, он схватил её в объятья и крепко-крепко прижал к себе.

— Я так по тебе скучал, где же ты была?

— Я тоже скучала, но, тебе не кажется, что пора бы уже меня отпустить?

Гермиона явно была смущена порывом друга, но, тем не менее, даже не пыталась отстраниться.

— Нет! Больше я тебя никогда не отпущу.

Гарри посмотрел в её глаза, в которых читался немой вопрос, и впился страстным поцелуем ей в губы. Больше всего он боялся, что она оттолкнет его, но вместо этого она неожиданно ответила. Счастье захлестнуло Гарри, сердце билось как бешеное, а он все сильнее впивался в такие родные и такие сладкие губы, словно пытался раствориться в этом поцелуе. Он прижимал к себе Гермиону, желая ощутить её всем телом, боясь, что стоит ему отпустить её, как наваждение закончится. Поцелуй становился все глубже, все откровеннее. Он чувствовал её язык в своем рту, или это его язык был в её? Они так тянулись друг к другу, что не заметили, как словно стали одним целым, и Гарри уже не мог сказать, где заканчивается он и начинается она. Стало тяжело дышать, воздуха не хватало, и наконец он разорвал такой сладкий и долгожданный поцелуй.

— Я люблю тебя! — он даже не понял, кто из них сказал это первым. Да это и не важно, что важно, так это почему на них все еще эта дурацкая одежда?

Они срывали с себя одежду, совершенно не заботясь о её целостности, словно боясь, что не успеют, что наваждение вот-вот растает. Страсть застилала ему глаза, он не видел ничего, кроме покрасневшего лица Гермионы. Её припухших губ, блестящих глаз, неотрывно смотрящих на него, небольшой белой груди, с вишенками сосков, задорно торчащих то ли от холода, то ли от возбуждения.

— Ты прекрасна.

Он снова и снова целовал её. Губы, шею, грудь, пупок и все что ниже. Она стонала, хватала его за волосы, что-то шептала, билась на кровати, такая беззащитная, такая хрупкая, такая невыносимо прекрасная.

Наконец-то они стали одним целым. Гермиона стонала, кричала его имя, царапала спину и сжимала его до боли, словно боялась, что он оставит её. Гарри еще никогда не было так хорошо, он полностью растворился в ощущениях, внешний мир для него перестал существовать, только он и она, все остальное не важно...

— Гарри.

— Гарри!

— ГАРРИ!!!

* * *

После многие ставили мне в вину:

Поражение. Раны. Кровавый снег.

Я не лгал оправданиями и не

Говорил о тебе тем, кто знал, как жить

И проспал бы снова, случись войне

Повториться. Ты снилась бы мне? Скажи...

Гарри очнулся от жуткого голоса, звучавшего словно отовсюду.

«А теперь я обращаюсь прямо к тебе, Гарри Поттер. Ты позволил друзьям умирать за тебя, вместо того чтобы встретиться со мной лицом к лицу. Весь этот час я буду ждать тебя в Запретном лесу. Если по истечении часа ты не явишься ко мне и не отдашься в мои руки, битва начнется снова. На этот раз я сам выйду в бой, Гарри Поттер, и отыщу тебя, и накажу всех до единого — мужчин, женщин и детей, — кто помогал тебе скрываться от меня. Итак, один час».

— Гермиона!

Гарри судорожно осматривал комнату в поисках Гермионы, но её не было. Её нигде не было. Зато была его одежда, рубашка, разорванная в порыве страсти, была целой и застегнутой на все пуговицы.

— Этого не может быть! Неужели сон?! Я проспал. Так глупо. Ха. Ха-ха-ха. Ха-ха-ха!

Гарри смеялся взахлеб, до боли, до приступов судорожного кашля. Из глаз его текли слезы.

— Ну что же, значит, так тому и быть.

* * *

Гарри шел от Хогвартса в сторону Запретного леса. Диадема осталась у МакГонагалл, он надеялся, что за оставшееся время та сможет придумать, как её уничтожить. Поттер видел множество убитых, чьи тела сложили в Большом зале. Видел стонущих раненых, которым не успевали оказывать первую помощь. И он видел взгляды, бросаемые на него. Взгляды, полные презрения, ненависти, боли и другие, полные безумной надежды… Он не знал, от каких ему больнее.

Гарри не пытался оправдываться. Он был виноват. Он не смог выполнить задание Дамблдора. Все эти люди пострадали из-за него. Но самое ужасное в том, что он ни о чем не жалеет. Гарри сделал все что мог, осталось последнее, самое простое. Он должен умереть.

— Не знаю, надеялся ли бывший директор на мою догадливость или у него был запасной план. Вряд ли он рассчитывал, что мне все расскажет приснившаяся Гермиона. В любом случае, он явно понял, что я — последний хоркрукс, и единственный способ победить Волдеморта — позволить ему меня убить.

«Гарри двинулся дальше, дошел до опушки леса и остановился.

Между деревьев скользили дементоры. Он чувствовал исходящий от них холод и не был уверен, что сумеет пройти сквозь него невредимым. Вызвать Патронуса у него не было сил. Он больше не мог удерживать дрожь. Это все же не просто — умереть. Каждый вздох, запах травы, прохладный воздух, овевающий лицо, — какие сокровища! Подумать только, что у людей в запасе годы и годы, время, которое некуда девать, так много времени, что оно порой тянется слишком медленно, а он цепляется за каждую секунду. Он чувствовал, что не в силах идти дальше, и в то же время знал, что должен. Долгая игра окончилась, снитч пойман, пора покидать поле…

Снитч… Гарри порылся негнущимися пальцами в мешочке на шее и достал его оттуда.

Я открываюсь под конец.

Он глядел на снитч, дыша тяжело и быстро. Теперь, когда ему хотелось, чтобы время шло как можно медленнее, оно, похоже, набрало скорость. Понимание пришло мгновенно, словно в обход мысли. Вот он, конец. Время настало.

Он прижал золотой шар к губам и прошептал:

— Я скоро умру».

Гарри смотрел на серебристый силуэт девушки, замершей перед ним, и, улыбаясь сквозь слезы, прошептал:

— Ты приснишься мне еще раз?

* * *

Среди многих, отдавших войне тела,

Я писал похоронки для чьих-то жен.

Откровения зрячих, собачий лай,

Снег пронзительно красен, но воздух желт.

Гарри сидел за партой, в одном из заброшенных классов Хогвартса, и писал очередное письмо. Какое оно было по счету, он уже не помнил, перестал считать после тридцатого. МакГонагалл отговаривала его от этой затеи, но Гарри настоял на своем. Вчера погибло много людей, слишком много. И если члены семей волшебников знали о том, что случилось с их близкими, где забрать их тела, и за что они погибли, то родственники маглорожденных не смогли бы даже найти школу, в которой закончился жизненный путь их детей, друзей, любимых… всех тех, кто погиб вчера по его, Гарри, вине. Поэтому то, что похоронные письма семьям погибших маглорожденных пишет именно он — это правильно.

Поставив очередную точку, Гарри встал из-за стола и подошел к окну. Это письмо далось ему особенно тяжело. Писать родителям, что их ребенок погиб — всегда тяжело, и то, что он не чувствовал боли — слабое утешение. Но как написать молодой жене, что она не сможет даже похоронить тело своего супруга, потому что хоронить нечего?.. От маглорожденного семикурсника, попавшего под ноги нескольким великанам, не осталось практически ничего…

Поттер распахнул окно и вдохнул морозный воздух. Ночью выпал снег, и сейчас двор перед замком был девственно чистым, словно и не было вчера той жуткой битвы, и снег не был красным от крови погибших. Глаза предательски защипало, он знал, что это была его вина, если бы он поступил по-другому, если бы он мог все исправить, сколько людей осталось бы в живых? Воздух казался густым, словно подернутым желтой дымкой, и Гарри мерещились запахи вчерашней битвы — запахи пота, крови, гари и смерти.

Поттер закашлялся и поспешил закрыть окно. Смотреть на улицу было невыносимо, но то, что ему предстояло, было еще тяжелее. Он вздохнул и снова сел за стол. Осталось последнее письмо, самое тяжелое. К счастью, его не придется отправлять, она об этом позаботилась. Но написать его казалось ему необходимым… правильным. Гарри тяжело вздохнул, обмакнул перо в чернила и вывел первую строчку ненавистного письма:

«Мистер и миссис Грейнджер».

* * *

Я не лгал оправданиями и не

Говорил о тебе тем, кто знал, как жить

И проспал бы снова, случись войне

Повториться. Ты снилась бы мне? Скажи...

Гарри сидел в гостиной своего дома на Гриммо, на журнальном столике перед ним лежало письмо родителям Гермионы и черный камень с зубчатым разломом посередине.

Поттер раз за разом прокручивал в голове события битвы за Хогвартс, битвы, которую он пропустил из-за сна. Жалел ли он о том, что тогда сделал? Да. Хотел бы все изменить? Конечно! Смог бы поступить иначе? Нет.

Гарри взял с журнального столика небольшой камень и крепко сжал его, вспоминая Гермиону, такую, какой она была в том его сне. Он сам не заметил, как из глаз полились слезы, а на губах проявилась чуть заметная улыбка.

— Ты приснишься мне снова?

* * *

Становилось бессильно. Тяжелый спирт

Я вдыхал как амброзию, как бальзам

После многие мне говорили: спи,

Что-то медное капали на глаза...

Гарри залпом выпил очередной бокал огневиски. Приятная волна тепла пробежалась по внутренностям и на мгновение подарила облегчение. А затем сердце снова сдавило от невыносимой тоски. Боль потери с каждым днем становилась все невыносимее, алкоголь помогал забыться, пусть всего на мгновение, но все же… А еще, после хорошей дозы виски ему ничего не снилось. Когда Гарри последний раз спал нормально без алкоголя, он уже и не помнил. Кошмары преследовали его. Двор Хогвартса, покрытый красным снегом, жуткий смех Волдеморта, неподвижно лежащие Тонкс с Ремусом и самое страшное…

Гарри сделал очередной глоток, уже не чувствуя вкуса. Похоже, сегодня алкоголь ему больше не поможет. Ему было плохо, впрочем, он уже привык к этому состоянию. Рядом с ним появился какой-то мутный силуэт. Гарри не узнавал его, он попытался встать, но в результате чуть не упал. Незнакомец проворчал что-то неодобрительное, помог ему подняться и куда-то повел.

Рыжие волосы незваного гостя казались ему смутно знакомыми. Гарри попытался вырваться, но ничего не получилось. Он ненавидит рыжий цвет, только вот почему? Может быть, потому что он напоминает ему про кровь? Или там было что-то другое… Он не помнил. С каждым днем память отказывала ему все чаще. Рыжий затащил его в спальню и помог лечь. Гарри заставили выпить какое-то мерзкое на вкус зелье и что-то ему сказали, вроде бы «спи». Его накрыла темнота.

* * *

«За мной! — Гарри бросился к слепому дракону, на бегу посылая Оглушающие заклятия в толпу гоблинов.

— Гарри, Гарри, что ты делаешь? — кричала Гермиона.

— Давайте, залезайте, скорее!

Дракон еще не понял, что наконец-то свободен. Гарри наступил на сгиб его задней лапы и, подтянувшись, забросил себя на спину зверя. Чешуя была тверже стали, дракон, кажется, его даже не почувствовал. Гермиона вскарабкалась следом за Гарри. За ней залез Рон. Еще секунда — и до дракона дошло, что он больше не привязан.

Он с ревом поднялся на дыбы. Гарри изо всех сил уперся коленями, цепляясь за неровную чешую. Развернулись крылья, сшибая визжащих гоблинов, точно кегли. Дракон взмыл в воздух. Гарри, Рон и Гермиона распластались у него на спине, чтобы не задеть потолок. Дракон метнулся к выходу в туннель. Гоблины с воплями швыряли в него кинжалы, но оружие отскакивало от бронированных боков.

— Не пролезем, он слишком большой! — закричала Гермиона, и тут дракон распахнул пасть и снова дохнул огнем, круша стены и потолок туннеля.

Дракон всей своей мощью протискивался в дыру. Гарри зажмурился от жара и пыли. Он чуть не оглох от грохота камней и рева дракона и только цеплялся из последних сил, каждую секунду ожидая, что сейчас свалится на пол. Вдруг он услышал голос Гермионы:

— Дефодио!

Гермиона помогала зверю расширять отверстие туннеля.

Дракон рвался вверх, к свежему воздуху, прочь от вопящих и лязгающих гоблинов. Гарри и Рон стали помогать Гермионе, разбивая потолок на куски заклинаниями Долота».

Гарри чувствовал ликование, они почти выбрались, осталось совсем немного. Вдруг дракон заревел и дернулся всем телом, седоков ощутимо приложило о камень. Гарри зашипел от боли, но отвлекаться было нельзя, если они не расширят проход достаточно сильно, то дракон просто сбросит их, прорываясь на свободу.

— Рон, Гермиона, вы в порядке?

— Я — да! Дефодио! Гермиона? — выкрикнул Рон.

Гермиона не отвечала. Гарри показалось, что его сердце остановилось, не прекращая посылать заклинания Долота в потолок, он начал судорожно оглядываться в поисках Гермионы. Наконец-то он её заметил. Судя по всему, та потеряла сознание, ударившись головой, и сейчас почти свалилась со спины дракона. От падения Гермиону удерживала кофта, зацепившаяся за чешую, но, похоже, это было ненадолго. Гарри стал максимально быстро смещаться в её сторону, повторяя про себя: — «Только бы успеть, только бы успеть».

Кофта все же не выдержала, и Грейнджер сорвалась со спины разъярённого ящера, Поттер схватил её за руку в последний момент. Он пытался затащить её назад, но у него ничего не выходило, а Гермиона все не приходила в себя.

— Гермиона! Гермиона, да очнись же ты! — поняв, что это бесполезно, Гарри решил позвать на помощь Рона, продолжавшего расширять потолок. Вдвоем у них должно было получиться. — Рон, помоги мне, я один её не удержу!

— Не могу, если дракон прорвется слишком рано, мы все здесь погибнем! Держи её, а я постараюсь расширить проход!

— Рон, я не смогу! Помоги, Рон! Это же Гермиона! — он пытался докричаться до друга, но тот словно не слышал его.

Гарри в панике переводил взгляд с бледного лица Гермионы на далекий пол зала и ревущих гоблинов. Он должен удержать её, иначе… даже если она переживет падение, что маловероятно, то гоблины её просто добьют. Из последних сил он пытался затащить её на спину дракона, но безуспешно.

— Гермиона, милая, очнись, пожалуйста.

Внезапно Гарри почувствовал, что дракон рванул вперед, потолок не выдержал непрекращающихся атак. У Рона почти получилось, он расширил проход достаточно, чтобы прижавшись к спине дракона, они смогли пройти целыми. Вот только Гермиона прижаться не могла. Гарри смотрел на приближающийся слой камня и понимал, что если не отпустит Гермиону, то они оба погибнут… но ему было все равно. Он не мог бросить её, даже если в ином случае его ждет смерть. Он зажмурился, смотреть на стремительно приближающийся потолок не хотелось. Вдруг он услышал голос Гермионы.

— Дефодио!

Гарри распахнул глаза. Гермиона наконец-то очнулась, но было слишком поздно, они вдвоем все равно не смогут протиснуться. Гермиона улыбалась и смотрела прямо ему в глаза.

— Конфундус.

Гарри словно дубиной огрели, он даже не понял, как отпустил её руку, а сейчас с ужасом смотрел на падающую Гермиону. Она улыбнулась и что-то прошептала. Смотреть дальше было невыносимо, Гарри отвернулся.

* * *

Подыхать от времени и от тебя -

Равноценно для жизни: гореть в костре

Или рваться на дыбе. В зрачках рябят

Полчаса, отведенные на расстрел.

Гарри лежал на кровати и смотрел в потолок. Он уже не помнил, когда последний раз выходил из дома. Да и зачем выходить, кому он там нужен? Алкоголь больше не помогал, долгожданное забвение не приходило. Каждое мгновение жизни было для него мукой, куда там круциатусу. Он не мог спать, почти не ел и ни с кем не общался, ни с кем, кроме нее…

Воскрешающий камень стал его последней отдушиной, он все чаще вызывал её призрак, но камень не воскрешал по-настоящему. Гермиона была с ним, но… она оставалась мертвенно холодной. Он не мог ощутить её прикосновение, не мог заставить её улыбнуться, не мог даже поговорить с ней так, как раньше. Каждый следующий раз девушка все меньше напоминала себя прежнюю и все сильнее отдалялась от него.

— Мертвым не место среди живых, Гарри, зачем ты себя мучишь? Поверь, я не хотела этого.

— Прости, но я не могу отпустить тебя. Ты приснишься мне снова, так, как тогда?

Она улыбнулась, но в улыбке не было тепла, только бесконечная грусть и затаенная боль.

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

Силуэт Гермионы растаял, а Гарри снова развалился на постели. Еще сутки, снова сутки ожидания, прежде чем камень сможет её вернуть. Так долго…

Вдруг глаза его загорелись лихорадочным блеском.

— Слишком долго, я не могу ждать так долго.

Гарри начал судорожно рыться в своих вещах, пытаясь найти палочку, которую не использовал уже так давно. Наконец он нашел её. Всего пара слов, и все будет кончено, пара слов, и он увидит её. Больше не надо будет ждать сутками пары минут разговора, больше не надо будет бояться, что однажды она не придет, всего два слова…

Гарри поднес палочку к виску и прошептал:

— Если бы все повторилось, ты бы приснилась мне снова?

Ответа не было, но он и так все понял, по чуть нагревшемуся камню в его руке, и по легкому порыву ветра, которому не откуда было взяться. Он улыбнулся, закрыл глаза и постарался максимально четко представить себе момент смерти Гермионы. Это была его вина, он не справился, не удержал, не защитил, не спас… Гарри никогда не умел ненавидеть других, а вот себя ненавидеть совсем не сложно. Поттер усмехнулся, вот и пришла пора нового путешествия.

— Авада Кедавра.

Палочка выпала из ослабевших рук.

* * *

А время, время точно убито...

Время точно убито...

Точно убито...

Точно убито...

Точно убито...

Гарри стоял посреди Выручай-комнаты и смотрел на Гермиону. Она улыбалась, но во взгляде её сквозило осуждение.

— Зачем, Гарри? Неужели ты не мог подождать? Ты же знаешь, я этого не хотела.

— Ты не рада?

— Гарри, ну неужели ты не понимаешь, что у тебя впереди была вся жизнь?!

— Без тебя она мне не нужна! Я так больше не мог, Гермиона, каждый день был пыткой, я медленно сходил с ума и оживал только в краткие мгновенья наших встреч. Другого выхода не было!

Гарри порывисто обнял Гермиону и прижал к себе. Та вздохнула и обняла его в ответ.

— Я люблю тебя.

— Я тебя тоже.

— Теперь мы всегда будем вместе? — Гарри с надеждой смотрел на Гермиону.

Та улыбнулась и, слегка покраснев, ответила:

— Да, теперь я всегда буду тебе сниться.