Живые и мертвые (джен)

Холод внутри не согреет замёрзших рук.

Борись для того, чтоб выиграть свою игру.

Борись для того, чтоб чувствовать кожей риск.

Борись каждый день с собою. Борись, борись!

Хедвиг

У них одни воспоминания на двоих, и это странно. Два лучших выпускника Вест Поинта, два заклятых друга, непримиримых соперника.

Встретив Тобиаса «Четыре» Итона в узком коридоре реабилитационного центра, Эрик невольно задумывается: снятся ли товарищу те же сны? Видит ли он, закрывая глаза, окровавленные части тел и руки, ноги, разбросанные прямо по улице и торчащие из-под обломков?

Оставаясь наедине с собой, слышит ли крики и стоны от невыносимой боли и просьбы о помощи, понятные, даже если не знать языка?

Помнит ли наизусть имена солдат, что воевали бок о бок с ним?

Они вместе прошли через ад, где уже не было места соревнованиям и соперничеству. Из отряда вернулись домой только двое.

— Капитан. — Четыре вскидывает руку, собираясь отдать честь, но Эрик жестом останавливает его, становясь вплотную к стене, — чтобы инвалидная коляска могла проехать.

— Я больше не твой капитан, Итон, — отвечает сухо, равнодушно и идет прочь.

Смотреть на Итона сверху вниз просто невыносимо. Он больше не капитан, из его отряда вернулся только Итон — вернулся прямиком в госпиталь. Из госпиталя — в инвалидную коляску.

— Как поживаете, капитан? — ровные интонации летят в спину.

Обернувшись, Эрик ищет насмешку — насмешки нет. Лейтенант Итон искренен и серьезен. Эрик помнит рассказ Макса о том, как Итон снес с его стола все, до чего смог дотянуться, когда узнал, что больше не сможет ходить.

Двое вернулись из отряда: один живой, другой полумертвый.

— Как сам? — Он не хотел начинать разговор, но слова сорвались против воли. Смотреть на Итона сверху вниз тяжело — лейтенант выглядит слишком бодрым.

— Работаю в «911», на телефоне, — рассказывает Тобиас, не замечая или отказываясь замечать, что его собеседник не слишком расположен к разговору. — Сегодня всю ночь курировал девочку, заблудилась в лесу.

— Спасли?

— Спасли. — Итон улыбается. Эрику видеть эту улыбку не-вы-но-си-мо.

— Рад за тебя, Итон. Так держать. — Собственная улыбка похожа на оскал, но по-другому он не умеет, давно уже разучился.

— Я все помню, Эрик. Повсюду трупы. Крики, залпы… Я никогда не забывал, — звучит совсем невпопад, но Четыре каким-то непостижимым образом улавливает ход мыслей Эрика, и тому становится не по себе.

Бывший капитан идет дальше, но перед лестницей оборачивается: Тобиас толкает дверь и заезжает в кабинет. Номер двести один, прием ведет психолог мисс Беатрис Прайор. Макс рассказывал, что в документах ее фамилия уже изменена на Итон. Безумие, такое безумие — выйти замуж за человека, который никогда не сможет ходить. Девчонка, должно быть, последняя дура. На советы Макса «тебе тоже неплохо бы к ней сходить» Эрик всегда только смеялся.

Сейчас ему не смешно. Сейчас он выйдет на улицу, и снова будет дилемма: куда пойти, чем заняться? Встречи с Максом, бывшим наставником и начальником раз в месяц, — единственное постоянное, что есть в его жизни. И это только благодаря терпению друга. Эрик помнит, как посылал его, когда тот тащил на своих плечах, — нет, вовсе не с поля боя. Из дешевого бара.

Люди невольно отшатываются от мужчины, в чьем взгляде пустота, когда Эрик выходит на улицу. Реабилитационный центр позади, он идет просто вперед, неважно куда. Ему только двадцать четыре, но отросшая борода прибавляет лет десять пустой и бессмысленной жизни.

Из отряда вернулись двое. Один на своих ногах, другого везли на носилках. Один живой, другой мертвый. И каждый раз, когда Эрик вспоминает инвалидную коляску Итона, его твердый взгляд, он понимает: из этих двоих мертвый вовсе не Тобиас. Мертвый — это он.