Светлое будущее (джен)

Клок шерсти, мокрой, растрепанной и испачканной в чем-то темном. Всего лишь клок, рядом копна волос, подозрительно похожих на волосы Лаванды — и больше ничего, только темная пустота фоном.

— Э… шерсть, — проговорила Парвати.

Лаванда подняла брови:

— Шерсть? — ее взгляд дернулся к не прикрытым юбкой коленкам, как будто она уже ожидала увидеть на ногах заросли волос. — Просто шерсть?

— Может, ты снова заведешь себе домашнее животное, — неубедительно предположила Парвати и пожала плечами. — Не знаю я. Наверное, сегодня неподходящий день.

Она всей душой верила в предсказания. В мире, где возможно колдовство, предвидение будущего — не такая уж дикость. И пусть все считают это ребячеством, бесполезным занятием! Иногда она и правда видела…

Но чаще выпадал не тот день. Как сегодня.

Лаванда разочарованно потеребила себя за прядь волос и подперла подбородок рукой.

— Попробовать еще раз? — предложила Парвати и пожалела об этом, едва слова сорвались с языка.

Волны волос затряслись — Лаванда мотнула головой.

— Как-нибудь в другой раз. Будущее не убежит…

Парвати не сомневалась, что продолжить ей все-таки хотелось, но попросить она почему-то так и не решилась.

— И ладно… Как-нибудь в другой раз, — повторила Парвати. Лаванда кивнула, еще раз бросила взгляд вниз и фыркнула, вставая.

— Будущее не убежит, а вот хорошая погода может, скоро все-таки зима. Ты тут останешься?

— Угу, — протянула Парвати. Стук каблуков Лаванды мерно стих, а она не сводила взгляда с затянутого дымкой шара.

Что можно понять из этого видения?

Из клока шерсти, которая заляпана кровью, и спутанных мокрых волос Лаванды.

Да ничего путного.

Ей было жаль разочаровывать подругу отсутствием результата, но теми подробностями, что она разглядела, делиться Парвати не хотелось. Кто знает, что могла подумать Лаванда?

Как бы серьезно Парвати ни относилась к предсказаниям, Лаванда верила в них совсем на другом уровне. Ей казалось, что интерпретировать нужно абсолютно все, потому что каждая мелочь важна и может повлиять на судьбу человека. Парвати... таких жестких рамок себе не ставила. В незнании было свое утешение: ей нравилось думать, что не все доступно человеческому знанию, что есть нечто, закрытое для понимания, хоть и стоящее на жизненном пути.

Не то чтобы она верила, что существует некий план, по которому мир и развивался. Но...

В этом учебном году Парвати вдруг обнаружила нечто странное в своей жизни: тот факт, что это жизнь настоящая, что и она когда-то умрет. Конечно, это было ей понятно и раньше: все люди должны были умереть, в этом и заключалась главная ценность жизни! Но конечность смерти Парвати никогда не чувствовала. Все менялось, время пролетало все быстрее и быстрее, и в какой-то момент ей перестало казаться, что все вокруг придумано для нее. Она хорошо помнила тот самый момент: сидя в гостиной Гриффиндора, она смотрела на огонь, вслушивалась в мерный треск абсолютно настоящих поленьев, держала на коленях абсолютно настоящий журнал — а сама не была настоящей. Она была частью этого мира, но связи с ним не чувствовала. Ее включили в действие, вставили в эту игру и отпустили, дав позволение вести себя как угодно, а она и не заметила.

Она сделала короткий вдох, другой, надувая щеки и заполняя грудь, застыла, выпрямив спину, и через несколько секунд выдохнула.

Она была реальной.

Не всему вокруг предстояло когда-то пропасть из ее жизни, когда придет время, нет — это она однажды просто исчезнет, и никто и не вспомнит, не узнает, что существовала такая вот Парвати Патил.

Как именно эта мысль связалась у нее в голосе с желанием научиться гадать и прочитывать судьбы людей, Парвати не знала. Она была уверена, что судьбы избежать не удастся, но вот заглядывать в будущее казалось полезным навыком. На третьем курсе они с Лавандой всего лишь прониклись таинственностью, которая всегда окружала профессора Трелони. Было в ее уроках что-то такое, что обещало совсем иные знания, которые нельзя было на первых порах осознать. То, что над профессором и ее занятиями смеялись, Парвати вовсе не остановило, а Лаванда, заметив ее увлечение, тоже проявила интерес, а потом просто не смогла оставаться в стороне.

Они с самого начала были заодно, но путь, который выбирала Лаванда, Парвати не пришелся по душе. Для Лаванды знание — видение — было шагом к влиянию на будущее, и было в этом что-то глубоко неправильное. В таком деле ведь невозможно быть во всеоружии...

Парвати вздохнула, отодвигая от себя медленно возвращающий таинственную прозрачность шар. Гладкая поверхность нагрелась на солнце, и он был приятным на ощупь — даже казался живым.

Она поднялась на ноги: засиживаться допоздна в классе Прорицаний было, конечно, приятно, но скоро должно было стемнеть, а ее еще ждало скучное задание от Амбридж.

Вот уж на что, даже предвидя ее появление, повлиять никто не мог! Парвати хмыкнула. Всего за полтора месяца Амбридж успела прилично испортить им жизнь. Неужели она совсем не помнила, каково это — быть подростком-студентом? Представить ее в своем возрасте Парвати не могла, разве что подозревала: молоденькая Жаба тоже носила розовый. Много розового. Как Лаванда, но Лаванда была милой и заботливой, а эта...

Впрочем, ей не было дела до молодости какой-то противной чиновницы. И чего об этом думать? Стать похожей на нее Парвати точно не грозило, как и никому из ее знакомых. Может, со временем такие деланно вежливые, леденящие душу своим молчанием и вкрадчивым взором "перевоспитательницы" когда-нибудь просто канут в прошлое. Поскорее бы.

В гостиной Гриффиндора было душно, но пусто, наверное, многие отправились насладиться последними лучами солнца. Дело близилось к зиме, и это как никогда наводило на Парвати тоску. Осень она еще любила, а вот зиму — бесцветное небо, угрожающие завывания ветра между башен и бесконечно тянущееся ожидание света — ненавидела. Вот бы жить в мире, где бесконечное лето, где никому не снимают розовые очки и обилие этого цвета перед глазами означает лишь цветы и надежды, а не... обилие Амбридж в жизни.

Парвати скривилась.

— Мечтать не вредно, — вслух произнесла она в пустоту. Один из портретов на стене тихо прокряхтел что-то неразборчивое в ответ.

Лаванда, она знала, мечтала часто и много. А вот Парвати казалось, что так можно пропустить все, что происходит на самом деле. Нет, каким-то мечтам она не могла не предаваться, ведь все иногда было так неидеально. Но с недавних пор она просто старалась получать как можно больше удовольствия от всего, что делает. Жить настоящим — и приглядывать за будущим, насколько ей это удавалось. Она всегда полагалась на свою интуицию, и хотя настоящие видения на нее, как на профессора Трелони, еще не сваливались, ей нравилось думать, что и когда-нибудь она... Парвати понимала, что мыслит немного двулично: это ведь тоже были в каком-то смысле мечты. Но оправданные. И практичные! Она могла бы заняться этим профессионально после Хогвартса — почему бы и нет? Будущее и все, что с ним связано, интересно любому, и с этим можно что-то сделать. Что именно, она, правда, пока не представляла, но ничего, всегда можно с кем-то посоветоваться. Не так уж это и сложно, наверное, вести бизнес в такой сфере?

Домашнее задание по ЗОТИ оказалось забыто, но в кои-то веки Парвати это не тревожило. Она твердо знала, что на ее судьбе это никак не скажется.

Она спала крепко и спокойно, и ей снилось только, что все хорошо.

Наутро ее растолкали слишком рано. С трудом разлепив глаза, Парвати села на постели, Лаванда, трясшая ее за плечо, снова подняла руку с расческой и принялась приводить в порядок левую половину головы — на правой волосы уже лежали опрятными волнами.

— Я вспомнила, — воодушевленно произнесла она.

Парвати встала: пол был холодным, как будто из окна за ночь надуло.

— Что вспомнила? — без эмоций спросила она, не совсем уверенная, что уже проснулась.

— Мне снилась шерсть! — гордо объявила Лаванда. — Жесткая, но длинная, знаешь, как будто собачья? Но всего зверя я так и не увидела. Как думаешь, наверное, если тебе она привиделась, и мне тоже, значит, что это точно произойдет?

— Что "это"? Может, это значит, что ты заведешь собаку, когда выпустишься из Хогвартса, — все так же растеряно пробормотала Парвати, немного злясь на подругу. И чего было из-за такой ерунды будить раньше времени? Все эта ее любовь к деталям. — А может, это был просто сон. Какая разница?

Лаванда обиженно издала какой-то невнятный звук.

— Несерьезно ты все-таки относишься к будущему, — заявила она, приглаживая пряди. — Все важно! А ты уделяешь внимание только тому, что тебе нравится или что ты можешь истолковать. Так нельзя...

Парвати только кивнула и отправилась в ванную приводить себя в порядок. Это уж точно было важнее, чем надуманные сны и неопределенные видения.

Что — будущее? Оно ведь и так придет, вне зависимости от шерсти или ее отсутствия. Когда настанет время, тогда и придет.

— А пока надо просто жить. Даже не ждать... — пробормотала она, — а жить.

Конечно, неизвестность пугала — именно поэтому будущее было интересно каждому.

Но и увлекаться только им не стоило.

Это казалось ей отличным девизом для нового дня. В восторге Парвати потянулась, улыбнулась своему отражению и распахнула дверь, выходя.

— Никакой больше шерсти, — сказала она. Лаванда удивленно повернулась к ней, и Парвати добавила: — Я ее запрещаю. Не будет никакой шерсти.

Но легко было только сказать...