Личная драма (джен)

— Барти?

Тихий, словно мёртвый голос был едва слышен, однако прозвучал настолько неожиданно, что Бартемиус, чей день был насыщен волнениями, чуть не подпрыгнул от страха, с трудом в последний момент удержав почти сорвавшееся с палочки заклинание.

— Мэли…

— Барти, это правда?

Рука с палочкой бессильно опустилась; взгляд упёрся в пол, голова поникла. Он рассчитывал сам всё рассказать, объяснить… Он так надеялся, что жена, никогда не читающая «Пророк», не узнает о скандале на судебном заседании до его возвращения домой.

— Мэли, послушай…

— Ты противен мне, — тихо, не повышая голоса, отрезала Мэлани и развернулась спиной, двинувшись прочь.

— Мэли, позволь мне всё объяснить! — взмолился он, бросаясь следом. И замер, когда она стремительно обернулась.

— Объяснить?! Как можно объяснить то, что ты сделал?!

— Мэли… — он рухнул на колени, протянув к ней руки, но мягкая и всепрощающая Мэлани Флинт, в замужестве Крауч, не сделала и шага навстречу. Она смотрела на некогда любимого супруга с отвращением. — У меня не было выхода!

— Ты его и не искал! — припечатала она и секундой позже захлопнула дверь за своей спиной, оставив коленопреклонного Бартемиуса в одиночестве.

* * *

Жена не была готова его слушать — это он понял отчётливо. Сгорбившись и словно в одночасье постарев, Барти с кряхтением поднялся и поплёлся в свой кабинет. Загромождённый бумагами стол вызвал глухое раздражение, однако лежащие на виду дела Лестрейнджей, к суду над которыми он так тщательно готовился, стали последней каплей.

Рыча и выкрикивая ругательства, Барти дал волю своим горю и гневу, уничтожая аккуратно сложенные стопки документы, сбрасывая их на пол и топча. Рухнув в кресло, он оглядел учинённый беспорядок и уронил голову на сложенные руки — тело сотрясли рыдания.

Думал ли он, что в борьбе за кресло министра лишится сына? Нет, такое ему в голову не приходило. Он знал, что не стал хорошим отцом, но был уверен, его мальчик воспитан правильно и никогда не совершит ничего такого, что легло бы тёмным пятном на честь рода, и уж конечно не выкинет чего-нибудь предосудительного. И потому удар оказался чересчур силён.

Каркаров… Он помнил его дело. Младший сын захудалого рода, успевший зарекомендовать себя в раннем детстве как слабый и ненадёжный товарищ. Барти в категоричной форме запретил супруге поддерживать отношения с этой семьёй, опасаясь, что Игорь плохо повлияет на сына…

Барти невесело усмехнулся — как бы он хотел ошибиться.

С колдографии на столе на него с улыбкой взирала жена.

«Улыбнётся ли Мэли мне ещё когда-нибудь?» — с тяжким вздохом подумал он и принялся наводить порядок.

Механическая работа помогла немного успокоиться и начать мыслить здраво. Он публично отрёкся от сына…

Обвинения были настолько неожиданны, что он просто-напросто растерялся. Он не поверил в вину Джуниора и сказал то, что и должен был сказать — что не его сын носит метку. Но всё так обернулось…

Барти снова вздохнул. Да, он отрёкся от сына в минуту слабости и растерянности, и признаёт свою вину, но сдаваться он совершенно точно не намеревался! Оставалось лишь решить, как вытащить Джуниора из той клоаки, в которую он сам себя загнал.

* * *

— Ты должен был сразу всё мне объяснить! — заплаканная Мэлани стукнула его кулачком по плечу, но больше не злилась.

Барти не стал напоминать, что жена сама отказалась его слушать и только сейчас позволила наконец-то рассказать, как всё было на самом деле, и что он не намерен сдаваться.

— Прости, — всё же произнёс он, — я был уверен, что ты ничего не узнаешь до моего возвращения, и я смогу сам рассказать.

— Понимаю, — улыбнулась он сквозь слёзы. — Ты уже придумал, как нам вытащить Барти?

Он лишь покачал головой, снова опустив взгляд — расписываться в собственном бессилие перед любимой женщиной было особенно неприятно.

Улыбка тотчас же покинула лицо Мэлани, в глазах закипели слёзы…

— Я не сдамся! — вскричал Барти, не в силах видеть её страдания, хотя и сам не верил своим словам.

— Пообещай мне!

— Обещаю! — без колебаний кивнул он.

Мэлани успокоилась: в словах мужа сомневаться она не привыкла. Зато сам Барти корил себя последними словами за проявленную слабость, ведь все его попытки выяснить судьбу сына — не говоря уже о том, чтобы на неё повлиять, — разбивались о каменную стену осуждения тех, кто ещё совсем недавно считался за его друзей и соратников.

Джуниору с лёгкостью удалось то, перед чем спасовали все враги и недоброжелатели — он уничтожил карьеру отца. Как Барти ни стучался в запертые двери, как ни искал подходы — иметь с ним дело не хотели. То, что ещё вчера было его лучшими качествами — принципиальность и бескомпромиссность, — сегодня заставляло людей отвечать отказом до высказывания просьбы: с ним не хотели связываться, его боялись и ненавидели.

* * *

— Так не может продолжаться, — вместо приветствия произнесла Мэлани, входя в его кабинет.

— Что ты имеешь в виду, дорогая? — немного рассеянно уточнил Барти, занятый просмотром документов. Скандал лишил его должности начальника Департамента по магическому законодательству, однако просто уволить его не посмели и перевели в Департамент международного магического сотрудничества, где свободных вакансий, достойных его знаний и опыта, пока не было, и потому ему приходилось заниматься всем подряд в попытках наладить работу Департамента до того уровня, что устроил бы его.

— Я имею в виду нашего сына, что уже месяц томится в Азкабане! — зло вскричала Мэлани. — Ты должен что-то сделать! Барти, я люблю тебя, но наш сын — смысл моей жизни. Без него я…

Она не договорила, но в этом и не было необходимости. Он видел, как сильно сдала жена за тот месяц, что прошёл с момента ареста Джуниора. Не мог игнорировать её слабость и десятки зелий на прикроватной тумбочке. Не мог закрыть глаза на то, как его Мэли буквально угасает день за днём. Но и сделать он ничего не мог.

— Дорогая…

— Нет, Барти. Я даю тебе месяц. Понимаю, что прошу многого, но наш сын заслуживает того, чтобы ты постарался.

— Месяц до чего? — ухватил он главное.

— Если за месяц ты не вытащишь мальчика, я займу его место.

Встретившись глазами с супругой, Бартемиус побледнел и почувствовал боль с левой стороны груди. Он видел этот взгляд дважды: на седьмом курсе, когда Мэлани отказалась следовать отцовской воле и выходить замуж за выбранного семьёй мужчину ради него, Барти Крауча; и в день, когда они потеряли первенца, и доктора диагностировали бесплодие… И он знал, что она не отступится, что бы он ни говорил, какие бы альтернативы ни предлагал, к каким мольбам ни прибегал. Спорить было бессмысленно.

— Мэли…

— Знаю, ты сделаешь всё возможное, — мягко улыбнулась Мэлани, словно не она секунду назад поставила ультиматум. — Ты хороший муж, дорогой мой, но я — хорошая мать. Я уже всё продумала и знаю, как поменяться местами с сыном. И, хотя я готова произвести обмен прямо сейчас, избавив нашего мальчика от мучительного соседства с дементорами, я не хочу так поступать с тобой. Я даю тебе месяц.

— А если я не успею? — с холодеющими руками прошептал Бартемиус.

— Месяца хватит, чтобы проститься.

* * *

Провожая супругу в Азкабан, Барти сжимал потной ладонью флакон с оборотным зельем и молил высшие силы о разоблачении. Он был хорошим мужем, но не отцом. По-своему он любил Джуниора, он проявлять чувства не умел, вся нежность доставалась одному человеку — обожаемой супруге, и лишиться её было невообразимо страшно.

Но спорить и отговаривать Мэлани было бесполезно, это лишь омрачило бы последние минуты вместе.

— Пообещай мне…

— Нет.

Она вздрогнула и медленно подняла взгляд на мужа.

— Я понимаю, — обречённо потупилась она. — Я прошу слишком многого.

Барти промолчал. Сейчас, когда до рокового обмена оставались считанные минуты, он почти ненавидел сына, из-за глупой ошибки которого он навсегда лишится любови всей своей жизни, и даже то, что Мэли с радостью идёт на это, не отменяло тот факт, что Джуниор получит жизнь ценой материнской.

— Постарайся простить его за то, в чём виноваты мы с тобой, — прошептала Мэлани и первой ступила под своды мрачной тюрьмы для волшебников, из которой никто никогда не сбегал.