О цветах и немножко о людях (джен)

— Я хранитель равновесия, — смеётся Остара. — Склонитесь передо мной, жалкие смертные!

Ни один жалкий смертный не торопится падать на колени, даже на глаза не показывается. Оно и хорошо: если бы он вдруг вылез откуда-нибудь, например, из-под кровати, Остара бы взвизгнула и поспешила огреть незваного гостя импровизированным мечом. Потому что одно дело, когда под твоей кроватью живут монстры, и совсем другое — люди, которых здесь вовсе быть не должно.

Остара откладывает меч хранителя равновесия — то есть ставит на место горшок с длинным тонким кактусом — и продолжает поливать растения, которыми забит весь дом. Натурально, весь забит, снизу доверху, точно здесь теплица или очень классный цветочный магазин. Вон, вьюнок уже потихоньку стену оплетает. Глядишь, ещё немного, и будет у Остары цветочная кровать.

— Такого счастья мне не надо, — качает головой Остара. А значит, цветы пора поскорее раздать — в любые добрые руки, которые попадутся на пути.

Все, кто захочет растение, немедленно идут к Остаре. Её дом-теплица-магазин стоит на пересечении двух миров, и потому туда без проблем попадают и времена года-праздники, и обычные люди. Правда, проблема всё-таки есть: поди разыщи хозяйку в этом лабиринте из красок и запахов. Зато выбирать уж точно есть из чего: маргаритки, пионы, крокусы, лилии — на любой вкус и цвет.

Но чаще всего Остара никому выбирать не даёт, сама угадывает, какое растение кому предложить. Ведь не всякий цветок сойдётся характером со своим владельцем — и наоборот.

Людей через её дом-теплицу-магазин проходит великое множество, она уже позабыла, что кому продала-отдала. Но про времена года-праздники всё помнит.

Весне достался синий-синий ирис, который теперь стоит на подоконнике в компании некогда подаренного нарцисса. Цветы — Остара слышит — тихо переговариваются между собой, сетуют на забывчивость хозяйки, поливающей их раза два в месяц, не чаще. Сетуют — но всё-таки растут. Потому что любят.

Имболк, явившись в холодный февральский вечер, попросил кактус: неприхотливый и маленький. Тут и выбирать ничего не пришлось: младший из кактусовой семейки сам плюхнулся ему в руки, не устояв на полке, — к счастью, вместе с горшком. Остара знает, что Имболк иногда его балует: в свой день рождения поливает молочным глинтвейном и делится изюмом. А звёздами они любуются каждую ночь.

Йоль, если надумывает свалиться в дом-теплицу-магазин, именно это и делает: сваливается с потолка, будто там дыра на крышу. Ему цветов никаких не надо, он их брать не желает, но в каждый визит неизменно запускает руку в огромный горшок с клевером, безошибочно вытаскивает четырёхлистный и смеётся: капризная удача целиком и полностью на его стороне. Посмеявшись и побродив среди цветов, Йоль — тоже неизменно — угощает Остару апельсином и исчезает так же внезапно, как появился. Надолго он почему-то никогда не задерживается, и Остаре слегка досадно: она не против пообщаться, но никак не выходит.

Зиме Остара почти насильно всучила семейство фиалок, целых три разноцветных горшка: ставить их было совсем некуда. Зима отнекивалась, говорила, что они замёрзнут или засохнут, уж такие у неё непутёвые руки. Однако фиалки живут — уже три оборота Колеса, и не только живут, а и плодятся. Зима как раз недавно забегала за горшками, придирчиво выбирала не слишком тесные и не слишком широкие, чтобы поместились на подоконнике. Остара всё собирается как-нибудь зайти и поглядеть на этот фиалковый род, но забывает: едва ли не до ночи возится со своими растениями, тут уж не до визитов.

Самайн долго фыркал, обещал выкинуть охапку жёлтых первоцветов, но Остара так отчаянно топала ногами в синих кедах, что в конце концов он согласился оставить «эти смешные подобия настоящих цветов», ушёл, положив их на сгиб локтя. Остара до сих пор не знает, куда Самайн девал этот подарок, потому что поди его, этого Самайна, поймай.

Белтайн, заходя в гости, каждый раз смеётся:

— Ты столько общаешься с цветами, что у тебя уже листья проклюнулись! Скоро придётся посадить в горшок!

По его словам, Остара непременно станет жасмином — потому что платье такого цвета. И тогда кому-то придётся заботиться о её цветах и о самой Остаре заодно, а никто не умеет.

— Ты уже выбрала ученика? — с улыбкой спрашивает Белтайн.

Остара кивает, не уточняя, что выбрала не ученика, а ученицу, которая бывает здесь чаще других, но никогда не показывается на глаза, прячась среди зелёных стеблей. Но растения её выдают: нашёптывают о цвете волос, об одежде, в которой она пришла сегодня.

Остара всё знает, но не спешит делиться этим знанием. Надо подождать ещё чуть-чуть, ещё немного, пару месяцев. И тогда — можно.

— Вот и всё, последний, — шепчет Остара, закрывая бутылку, и осторожно касается широких мягких листьев.

В книжках на пороги домов подкидывают детей, ну а ей достался горшок с изрядно подсохшим растением. Остара такого никогда не видела, и справочники тоже ничего не смогли сказать. Пришлось долго сидеть возле подкидыша, гладить листья и стебель, чтобы он согласился о себе рассказать.

Бедняга ничегошеньки не помнил из прошлой жизни, только знал, что его надо держать в тени и поливать раз в две недели. Остара так и не поняла, цветёт это растение или нет. Но кажется, эта припухлость — не что иное, как бутон.

Значит, он распустится где-нибудь в середине лета. Тогда Остара подарит его Лите и расскажет — всё-всё-всё.