История одной смерти (джен)

Родольфус Лестрейндж, хмурясь, смотрит на часы. Их стрелки показывают половину третьего ночи — а его брата всё ещё нет. Не то чтобы Родольфус считал, что Рабастан обязан ночевать дома — тому уже двадцать три, и требовать подобного было бы дико. Но между братьями существует негласная договорённость всегда предупреждать друг друга — лично, или же через эльфов — о планах на ночь. Потому что в Британии идёт уже настоящая война, и Тёмный Лорд всё больше увлекается совершенно ненужными, по мнению мрачнеющего всё больше и больше Родольфуса, акциями устрашения, на которые чаще и чаще отправляет свой ближний круг. И хотя на эту ночь ничего подобного, вроде бы, не планировалось, Родольфуса неожиданное отсутствие брата тревожит — настолько, что он не ложится и часов до двух продолжает работать, но потом беспокойство становится слишком сильным, мешая сосредоточиться, и он, оставив дела, просто бродит по замку, смотрит в окна на залитое почти полной луной море, и просто ждёт, мучаясь от плохого предчувствия.

Рабастан появляется почти в четыре утра — не аппарирует, а просто выходит из камина в главном зале как раз тогда, когда Родольфус в сотый, наверное, раз за ночь мерит его шагами. Едва ступив на пол, Рабастан пошатывается, спотыкается и почти падает, но Родольфус успевает его удержать, просто подхватив заклинанием — сам он пока слишком для этого далеко. Рабастан вскрикивает, словно от боли, и отшатывается, и быстро идущий к нему Родольфус понимает, что, во-первых, тот явно нетрезв, а во-вторых, держит на руках что-то, что прижимает к себе и явно не собирается отпускать.

— Рэба! — недовольно и раздражённо говорит Родольфус, подходя к брату. — Сложно было предупредить?

Тот глядит на него странно, настороженно и испуганно, а когда Родольфус делает последний шаг, чтобы взять его за плечо, вновь отшатывается и, крепко прижимая к себе свою ношу, говорит резко и агрессивно:

— Не трогай его!

— Я не трогаю, — мгновенно меняя тон, мягко говорит Родольфус, которого реакция брата, на самом деле, и озадачивает, и тревожит. Никогда ещё он не видел у Рабастана такого выражения лица — и никогда тот от него не шарахался. Вообще никогда — Родольфус до сих пор просто не мог представить себе ситуацию, в которой это возможно. Да и спиртным от его брата почти не пахнет…

— Он останется тут! — требовательно говорит Рабастан, отступая ещё на шаг. — И я не дам тебе его трогать!

— Конечно, останется, — голос Родольфуса звучит мягко и успокаивающе, а на лице появляется ласковое и почти нежное выражение, хотя на самом деле он почти что испуган. Рабастан не похож сейчас сам на себя, и те объяснения, что приходят Родольфусу в голову, ему совершенно не нравятся. — Я не буду трогать его, обещаю, — негромко говорит он, слегка улыбаясь и пытаясь понять, о ком же, собственно, речь.

— Он мой! — громко говорит Рабастан, отступая ещё на шаг. Лунный свет попадает ему на лицо, и Родольфус видит на нём тёмные разводы и четыре глубокие параллельные царапины на скуле, уже не кровящие, но явно совсем ещё свежие. Расстояние между ними мало для самой маленькой женской руки, да и сами они слишком узкие — скорее, решает Родольфус, это сделал какой-нибудь зверь. Впрочем, царапины — это ерунда, он залечит их без труда. Куда серьёзнее общее состояние Рабастана — и то, что Родольфус никак не может понять, что с ним произошло… или до сих пор происходит.

— Конечно, твой, — мягко соглашается Родольфус, стоя на месте и мягко ему улыбаясь.

— Он останется! — повторяет Рабастан, хмурясь и вглядываясь в Родольфуса. — Насовсем!

— Конечно, — кивает Родольфус.

— Ты обещаешь? — уже тише и почти без агрессии спрашивает Рабастан и добавляет вопросительно и неуверенно: — Руди?

— Я клянусь, — без малейших колебаний говорит тот. — Покажешь мне его, Рэбби? — ласково просит он.

— Но он мой, — Рабастан отступает ещё на шаг и предупреждающе хмурится. — Мой, ясно?

— Твой, конечно, — широко и светло улыбается ему Родольфус — хотя больше всего ему сейчас хочется подойти к брату, взять его за плечи и разобраться, наконец, что с ним такое. Что тот не в себе, Родольфус давно уже понял — но это «не в себе» слишком странное и совсем не напоминает случающееся время от времени с Рабастаном алкогольное опьянение.

— Я устал, — Рабастан вдруг садится — сперва на корточки, а потом просто на пол, и приоткрывает, наконец, полы плаща, опуская свою ношу на колени и устало прислоняясь головою к стене. Родольфус видит тёмный пушистый хвост — а затем и покрытое длинной встрёпанной сейчас шерстью тело, которое Рабастан по-прежнему прижимает к себе.

— Ты позволишь помочь? — мягко спрашивает Родольфус, пока что не двигаясь с места.

— Да, — шепчет Рабастан, и добавляет жалобно: — Помоги мне… только не обижай его, Руди… пожалуйста…

— Что ты, — ласково говорит Родольфус, опускаясь рядом с братом на колени и наконец-то осторожно беря его за плечи. — Никогда… кто это у тебя? — спрашивает он его, словно маленького, но прикоснуться к животному даже не пытается.

— Кот, — Рабастан закрывает глаза и склоняется вдруг к плечу брата. — Холодно, — говорит он. — Только не обижай его, Руди. Пожалуйста! — повторяет он тихо и умоляюще.

Это дико. Родольфуса никогда не интересовали животные иначе как объект охоты или еды — и кот определённо не попадает ни в одну из этих категорий. И потом, обижать кота?

— Ни за что, — обещает Родольфус, обнимая брата. — Давай я отлевитирую тебя в спальню? — предлагает он.

— С ним вместе! — требует Рабастан, а Родольфус тем временем понимает, что его одежда буквально пропитана кровью. Мерлин… что же случилось?

Впрочем, ответ найти просто — нужно лишь…

— Рэбби, — просит Родольфус ласково и тепло, — посмотри на меня, пожалуйста! Открой глаза. Ненадолго.

Можно было бы попробовать и без зрительного контакта — но уж очень странно ведёт себя Рабастан, а работать с изменённым сознанием всегда очень непросто, особенно если не хочется навредить.

— Я устал, — говорит Рабастан — а потом берёт Родольфуса за руку и суёт её под свой плащ. — Я его спас, — говорит он. — Не обижай его. Он мой, Руди.

— Я никогда его не обижу, — Родольфус свободной рукой плавно достаёт палочку, а другой осторожно гладит крупного и худого на ощупь кота. Тот едва ощутимо урчит — ну что же, по крайней мере, хоть кто-то чувствует себя сейчас расслабленно и спокойно. — Давай я уложу вас, — говорит Родольфус, аккуратно приподнимая Рабастана в воздух и медленно поднимаясь на ноги вслед за ним.

— Он мой, Руди, — повторяет Рабастан, и Родольфус болезненно морщится. Состояние брата его почти что пугает — потому что существует слишком много веществ, которые изменяют сознание, и хотя Родольфус никогда не считал себя специалистом по зельям, его знаний достаточно, чтобы представлять, каковы могут быть последствия даже единичного приёма некоторых из них.

— Конечно же, твой, — тихо говорит Родольфус, двигаясь с братом и котом в сторону спальни. — Его нужно покормить, наверное? — спрашивает он, когда они, наконец, туда добираются, и Родольфус опускает Рабастана на кровать, а затем одним взмахом палочки разжигает камин.

— Нет! — вскрикивает тот, резко прижимая к себе на удивление спокойно это воспринявшего кота. — Даже не думай! — он зажмуривается и сворачивается в клубок, словно бы закрывая собою зверя.

— Рэбби, — Родольфус садится на край кровати, зажигает лампу у изголовья и терпеливо гладит брата по голове, успокаивая. Как в детстве. — Я никогда не сделаю ему ничего плохого. Клянусь. Я просто хотел бы переодеть тебя — ты весь в грязи, — он нарочно не говорит «кровь», не желая нервировать Рабастана ещё сильнее. — Ты и кота пачкаешь, — добавляет он — и это срабатывает: Рабастан приподнимается и даже открывает глаза. Его взгляд мутен, а зрачки неестественно расширены, и это тревожит Родольфуса больше, чем то, что разводы на лице у его брата оказываются вовсе не грязными.

Это тоже кровь — засохшая.

— Коты не любят мыться, — говорит Рабастан, хмуро и нервно глядя на брата.

— А мы не будем с тобой его мыть, — ласково отвечает ему Родольфус, показывая ему свою палочку. — Я его так очищу. А вот тебе всё же лучше переодеться. И вымыться, — добавляет он, пользуясь тем, что Рабастан сам об этом заговорил.

— Я не могу его бросить, — очень серьёзно говорит Рабастан. — Они его мучали, — добавляет он — и зажмуривается. — А мы всех убили, — заканчивает он шёпотом.

— Кто «мы»? — спрашивает Родольфус. Имена убитых его интересуют мало: представить, что какие-нибудь серьёзные волшебники «мучают» кота, он просто не может — а хотя… Мерлин — а ведь «мучить» можно в ритуальных, например, целях. Кошек нередко выбирают на роль жертвы — в принципе, в этом нет жёсткой необходимости, и использовать можно почти любое животное, но традиции сильная вещь, и многие проводят ритуалы, следуя описаниям дословно. Если так, дело обстоит ещё более скверно. Кого и, главное, с кем мог убить Рабастан?

— Эван и я, — отвечает Рабастан, болезненно морщась. — Мы просто гуляли. Голова болит, — говорит он без перерыва и жалобно стонет.

— Эван, — задумчиво повторяет Родольфус.

Молодой Розье его раздражает — и то, что в последнее время они с Рабастаном сошлись, совершенно ему не нравится. Так же, как и не нравится компания Эвана — все эти Пиритс, Трэверс, Уилкис… последний, впрочем, ещё ничего, хотя и представляется Родольфусу слишком странным. Но остальные… и Мерлин бы с ними — но они все увлечены тем, что не иначе как по недоразумению именуют «менталистикой», хотя, на взгляд Родольфуса, который считает себя не самым худшим специалистом в этой области, между их экспериментами и настоящими ментальными практиками сходства не больше, чем между магглами и волшебниками. Потому что изучать подобные вещи с помощью всевозможных зелий — это всё равно, что изучать трансфигурацию, вырезая фигурки из дерева или камня.

И опять же, его бы это вовсе не трогало — каждый делает со своей жизнью что ему хочется — если бы это не касалось Рабастана, а значит, и его самого.

И вот теперь…

— Не ругайся, — вдруг шепчет Рабастан, робко нащупывая его руку, и Родольфус мгновенно переключается на него — подумать о Розье время у него ещё будет.

— Не буду, — обещает он, ласково проводя ладонью по волосам Рабастана — те слегка влажные и жёсткие, потому что тоже в крови. Искупались они в ней, что ли? Одетыми? Зачем? — Я совсем не сержусь, — мягко говорит он. — Просто волнуюсь. Но ты дома — и всё хорошо. Нужно вымыться, Рэбби.

— Ты пойдёшь со мной? — просит Рабастан, открывая, наконец-то, глаза и заглядывая в лицо Родольфусу.

— Конечно, — кивает тот.

Рабастан очень осторожно отнимает, наконец, от себя кота — тот цепляется когтями за его одежду и довольно активно сопротивляется — и кладёт его на кровать, сгребая вокруг него покрывало. Кот — он весь белый, кроме пушистого рыжего хвоста и ушей, тощий и длинный, с мощным костяком и большими оранжево-медными глазами, а вот усов у него почему-то нет вовсе — немедленно лезет назад, и Рабастан не выдерживает и вновь прижимает его к себе и растерянно смотрит на Родольфуса.

— Ему страшно, — говорит он, баюкая зверя, словно младенца. — Они его мучили, ты понимаешь?

— Ну бери его с собой, — кивает Родольфус. — Встанешь? — он протягивает руку, и Рабастан хватается за неё своей, продолжая второй прижимать к себе кота. — Пойдём, — Родольфус помогает брату подняться и, обхватив за талию, медленно ведёт его в ванную — тот ступает неуверенно и неровно и шепчет:

— Мне нехорошо, Руди…

— Я знаю, — кивает тот, стараясь, чтобы голос звучал как можно ласковее и увереннее. — От воды станет легче. И грязь смоем… садись, — он усаживает Рабастана на край ванны и парой взмахов палочки снимает с него одежду. Ран на теле нет — так же, как, к счастью, и крови, в ней испачканы только руки и голова. И ещё кот — с которым Родольфусу приходится сейчас считаться. Тот, впрочем, ведёт себя смирно — сидит, прижавшись к Рабастану, и даже не пытается, к счастью, царапаться. Когти у него длинные и острые — Родольфус уверен, что именно они оставили царапины на лице его брата.

Быстро наполнив ванну водой, Родольфус усаживает в неё Рабастана и с удивлением наблюдает, как кот отправляется туда вместе с ним и погружается в воду на удивление спокойно и даже, кажется, с удовольствием. Рабастан откидывается назад и кладёт голову на борт ванной, который Родольфус тут же смягчает для него простенькой трансфигурацией, и закрывает глаза, расслабляясь. Он любит воду, и она всегда его успокаивает — хотя после того, как Рабастан едва не утонул в море, Родольфусу это странно. Впрочем, сейчас это очень кстати — и Родольфус начинает смывать засохшую кровь сперва с лица брата, а затем и с его волос, осторожно намыливая их и следя, чтобы пена не попала под неплотно прикрытые веки Рабастана. Кот, к немалому удивлению Родольфуса, тем временем удобно устраивается на его брате — так, что над водой торчит лишь его голова — и начинает всё громче урчать, жмуря свои большие глаза и не обращая, похоже, никакого внимания на старшего из Лестрейнджей.

Пена на волосах Рабастана быстро становится ярко-красной, и Родольфус, не желая растворять всё это в воде, просто убирает её заклинанием и намыливает их снова — Рабастан стонет негромко и шепчет:

— Я спать хочу… но не получается…

— Чуть попозже, — мягко говорит ему Родольфус. — Я потом тебе помогу. Потерпи, Рэбби.

— Я устал, — жалобно и капризно говорит Рабастан, и его губы дрожат и кривятся. — И мне холодно…

— Даже сейчас? — хмурится Родольфус, начиная смывать розоватую пену с его волос.

— Нет, — шепчет Рабастан. — Внутри… всё равно холодно, но не очень… и я не отдам его, — он прижимает откровенно блаженствующего кота к себе, и тот начинает мурлыкать громче.

— Не отдавай, — соглашается с ним Родольфус. Что же такое с этим котом? Рабастан всегда был, как и он, равнодушен к домашним животным, и даже в детстве никогда не хотел питомца — так что дело, почти уверен Родольфус, не в коте, а в обстоятельствах его спасения. Кого же они там убили? И зачем? — Где ты взял его? — спрашивает он с любопытством.

— Там, — невнятно отзывается Рабастан.

— Где «там», Рэбби? — улыбается Родольфус.

— На улице, — говорит тот — и вдруг ёжится. — Не хочу, — говорит он, упрямо сжимая губы, и добавляет: — Он тут, — опять прижимая к себе кота.

— Тут, — соглашается с ним Родольфус, намыливая его волосы в третий раз. Пена, наконец, остаётся белой, и он, смыв её, касается плеча брата и говорит ласково: — Всё, Рэбби, я закончил. Выбирайся.

— Там холодно! — возражает Рабастан, крепко зажмуриваясь и мотнув головой.

— Уже нет, — обещает ему Родольфус. — Я разжёг камин. Там тепло.

— Там был дождь, — говорит Рабастан. — И так грязно…

— Где «там», Рэбби? — Родольфус сидит на краю ванны и раздумывает, можно ли применить к брату легилименцию так, или лучше всё же спросить. Он редко просит того о подобном, и обычно Рабастан соглашается, ибо так бывает действительно проще для дела, но сейчас Родольфус совсем не уверен в его согласии.

— На поле, — отвечает Рабастан.

Это плохо. В поле в дождь «обижать» кота могут только волшебники с какой-нибудь неприятной ритуальной целью — и какого, хотел бы знать Родольфус, Мордреда, понадобилось там его брату с компанией?

— На каком поле? — мягко спрашивает Родольфус, проверяя температуру воды. Кот лениво поворачивает голову и смотрит на его руку, а потом жмурится и продолжает мурлыкать. Странный зверь: Родольфус не слышал, чтобы кошки до такой степени любили воду — впрочем, сказать по правде, их повадки его никогда не интересовали.

— Огороженном, — отвечает Рабастан — и вдруг открывает глаза. — Я хочу лечь, — просит он. — И спать. Я устал.

— Пойдём, — соглашается Родольфус, помогая ему с котом, которого Рабастан по-прежнему крепко прижимает к себе, выбраться из ванны и высушивая их обоих заклятьем.

После Рабастан долго лежит в постели и не отпускает от себя брата — кот давно спит рядом, устроившись у него в ногах и свернувшись крупным меховым шаром. А вот Рабастан уснуть не может — ворочается с боку на бок, нервно вздрагивая каждый раз, когда потревоженный этим кот начинает шевелиться, шепчет что-то, что Родольфус не может разобрать, а едва начинает, вроде бы, засыпать, вскрикивает и громко и испуганно зовёт:

— Руди!

— Я здесь, — неизменно отзывается тот, кладя руку ему на лоб. — Всё хорошо, Рэбби. Ты дома.

Время идёт, а состояние Рабастана никак не меняется, и ближе к рассвету, который, впрочем, приходит довольно скоро, Родольфус решает, что его брату нужен целитель. Никакая легилименция не поможет ему узнать, что именно тот съел или выпил, а даже если бы и помогла — Родольфус вовсе не специалист ни в целительстве, не в «весёлых зельях». Что, пожалуй, можно считать упущением — но не восполнять же эти пробелы в знаниях на своём брате.

Приведённый эльфом пожилой седоватый целитель, худощавый и невысокий, судя по своему наряду, явно вытащен из постели (Родольфус отмечает себе не забыть, во-первых, дать галеон сверху, и во-вторых, отправить потом какой-нибудь приятный подарок совой — бутылку вина или, может быть, кальвадоса), однако не выказывает ни малейшего неудовольствия таким ранним временем для визита. К сожалению, он даже не может толком осмотреть Рабастана — тот шарахается от него и, лихорадочно схватив сонного и ничего не понимающего кота, мечется в поисках своей благоразумно убранной Родольфусом палочки и кричит:

— Не подходи к нему! Не смей! Руди, прогони его! Прогони и убей!

— Мне нужна его кровь, — говорит ничуть не удивлённый и не смущённый целитель. — Можете взять сами, — предлагает он. — А я пока выйду и подожду в другой комнате. Не стоит его сейчас волновать.

— Вы уже встречались с подобным? — хмуро спрашивает Родольфус, провожая его в соседнюю комнату, служащую гостиной для Рабастана.

— Есть целый ряд зелий, которые при определённых условиях дают подобный эффект, — кивает целитель. — Его кровь всё нам расскажет… наберите сюда, пожалуйста, — он протягивает Родольфусу небольшой стеклянный фиал, и тот возвращается к брату.

— Не надо, не надо, Руди, не надо, пожалуйста! — умоляюще говорит Рабастан, прижимая к себе кота и глядя на Родольфуса с таким видом, словно тот пришёл его убивать. — Пожалуйста, пожалуйста, я не хочу больше никого убивать, я устал, не хочу, нет… только не тебя… Руди, пожалуйста!..

— Убивать меня? — хмурится Родольфус и, спрятав фиал в карман, медленно и демонстративно показывает брату пустые ладони. — Я ни причиню ему зла, Рэбби, я обещаю… я даже не притронусь к нему. Почему ты должен убить меня? — спрашивает он хоть и мягко, но очень настойчиво.

— Мы решили убить всех, кто обидит его, — говорит Рабастан, всхлипывая. — Я обещал… Обещал Эвану… мы поспорили, и я обещал… но я не хочу ничего тебе делать! — он рыдает.

— Тебе не придётся, — обещает ему Родольфус. Его голос спокоен и мягок, так же, как и движения — только желваки играют на худом широком лице. — Мне нужно только чуть-чуть твоей крови — чтобы помочь тебе, наконец, заснуть. Твоей, — повторяет он. — Не его. Дашь мне руку, Рэбби? — просит Родольфус.

— Я не могу больше, — шепчет Рабастан, плача и всхлипывая. — Сделай так, чтобы это закончилось!

— Сделаю, — обещает Родольфус и опять просит: — Дай мне руку.

Рабастан, вздрагивая, и глядя на него и просяще, и недоверчиво, протягивает ему левую руку и даже не дёргается, когда тот режет её заклятьем, и просто смотрит, как его кровь стекает в фиал.

— Странно, — тихо говорит он. — Она точно такая же…

— Кровь? — уточняет Родольфус.

— Да, — кивает Рабастан. — Она такая же, как у них… странно, — он отдёргивает руку так неожиданно, что Родольфус не успевает её удержать, и, мазнув указательным пальцем по ранке, суёт испачканный кровью кончик в рот. — И на вкус тоже, — говорит Рабастан удивлённо. — Руди, почему так?

— Кто такие «они»? — спрашивает Родольфус.

— Магглы, — отвечает ему Рабастан — и жалобно просит: — Я хочу пить… дай мне что-нибудь смыть вкус!

— Да, — немного отстранённо отвечает Родольфус, наколдовывая стакан и наполняя его водой с помощью Акваменти. — Держи. Я сейчас, — он встаёт и относит фиал целителю. Тот, расставивший уже на столике свои флаконы и реторты, просит четверть часа, и Родольфус, кивнув, возвращается к брату. Тот сидит на кровати и гладит лежащего на спине кота — тот урчит так громко, что Родольфус слышит это от двери. — Я не трону его, — предупреждает он брата, очень медленно подходя к нему. — Не трону. Скажи мне — та маггловская кровь, что ты пробовал, принадлежала тем, кто мучил кота? — спрашивает он мягко, садясь на самый край кровати.

— Мне хотелось сначала увидеть, — ответил Рабастан, вытирая пальцами, к которым прилипла лёгкая белая шерсть, слёзы с лица. — Увидеть, чем она разная… она же должна отличаться, — проговорил он как-то растерянно. — Но она оказалась такой же… совершенно такой же, понимаешь?.. И я попробовал — а про свою не подумал… но она всё равно такая же… а потом Эван сказал, что нам пора уходить… он хотел оставить его, но мы же его спасли… так страшно было бросить его там… среди них…

— Сколько их было? — осторожно спрашивает Родольфус.

— Много, — Рабастан всхлипывает и тянется к руке брата. Тот протягивает её, и Рабастан стискивает его пальцы. — Пять… или больше… Грубые, злые дети…

— Дети? — переспрашивает Родольфус. — Маггловские дети?

Это не очень хорошо. Взрослых магглов никто не хватится — но детские смерти будут расследовать. Надо бы сходить туда и всё прибрать — уничтожить следы любой магии.

А потом подумать, что делать с Розье.

Он уже пытался однажды с ним договориться — после того, как тот перед одним из рейдов, в которые Тёмный Лорд отправил его с Рабастаном и Пиритсом, угостил его брата какой-то дрянью, после которой тот, во-первых, ни драккла о налёте не помнил, а во-вторых, проспал потом больше суток, а после долго ещё видел кошмары. Тогда Родольфус очень, на его взгляд, вежливо попросил Розье оставить его брата в покое — и услышал в ответ:

— Не тебе указывать, с кем мне общаться, Лестрейндж! Ты мне не брат и не папа — никто, — Розье, ухоженный, одетый с иголочки и красивый, будто с картинки, голубоглазый блондин презрительно фыркнул. — Решай эти вопросы со своим братиком — лично мне нравится с ним общаться, и я буду делать это вне зависимости от того, что ты об этом думаешь. Или ты побежишь к Лорду? — он сощурился. — Жаловаться?

— Я просто прошу тебя оставить Рабастана в покое, — мирно сказал тогда Родольфус ему. — У тебя много товарищей — и…

— Я разочарую тебя, Лестрейндж, — перебил его Розье очень глумливо. — Нет у тебя ни возможностей, ни полномочий мне приказывать. А станешь упорствовать — я напомню матушке о ваших долгах, — он насмешливо сделал большие глаза и поиграл бровями. — Вы же, кажется, так до конца и не рассчитались по ним? И даже брак с моей кузиной вам не помог!

— Я всего лишь тебя попросил, — ровно ответил Родольфус.

— А я отказал, — заносчиво рассмеялся Розье и объявил: — Мы закончили!

В тот раз Родольфус ничего делать не стал, отложив это на будущее — потому что просто так подобные вещи спускать, бесспорно, нельзя — и вот теперь это будущее, похоже, пришло. Он мог бы стерпеть хамство молоденького глупца, не знающего ни драккла о жизни — в конце концов, тот ведь сказал правду, долги он на тот момент и вправду ещё не выплатил — но то, что произошло сегодня, требовало решительных действий. Не хватало ещё, чтобы Розье втянул его брата в свои безумные эксперименты с весёлыми зельями!

— Они большие, — отвечает Рабастан, нервно гладя пальцами тыльную строну руки брата. — Я не помню слова… большие дети… у меня все слова путаются, Руди, — добавляет он жалобно.

— Подростки? — ну, это лучше. Подростки мало кому интересны — и всё же надо бы прибрать там. Или уж метку повесить… если они сами не озаботились. Да, метка, пожалуй что, будет лучше.

— Да, — с облегчением говорит Рабастан. — Злые… Как Лорд всегда говорит — злые и громкие…

Родольфус не помнит, чтобы Тёмный Лорд говорил бы что-либо про «громких» магглов, но это сейчас не важно.

— Покажешь мне? — спрашивает Родольфус как можно ласковее.

— Ты не будешь ругаться? — очень по-детски спрашивает Рабастан. Это тоже дико: Родольфус вообще не помнит, чтобы «ругался» на брата за что бы то ни было.

— Нет, — обещает он. — Что бы я ни увидел.

— Смотри, — неожиданно легко соглашается Рабастан и сам заглядывает ему в глаза.

…Темно. Моросит дождь — несильно, но, похоже, давно, потому что улица и дома, которые можно разглядеть в свете фонарей, совсем мокрые, и везде довольно большие лужи. По тёмной маггловской улице, незнакомой Родольфусу, идут двое: его брат и Эван Розье, оба в тёмных плащах и с волшебными палочками в руках. Они смеются и пьют вино из одной бутылки — а потом в какой-то момент Розье достаёт из кармана маленькую табакерку и говорит:

— Да попробуй!

— Нет, — мотает головой Рабастан. Он слегка пьян, и у него отличное настроение. — Мне того раза хватило. Да и Руди мне голову оторвёт.

— Оторвёт — пришьём, — смеётся Розье. — Ты так и будешь на него всю свою жизнь оглядываться?

— Да я правда не хочу, — возражает Рабастан, но Розье уже не остановить:

— Хватит его бояться! Ничего он тебе не сделает — ну поругает немножко, вроде моей мамаши, да успокоится. Что он тебе сделать может?

— Да ничего он не будет делать! — начинает раздражаться Рабастан. — Я просто не хочу — мне и так хорошо!

— Ну да, — усмехается Розье. — Ты же даже не знаешь, от чего ты отказываешься, — говорит он, открывая табакерку и показывая ему лежащие там небольшие шарики. Родольфус внимательно вглядывается в них, стараясь как лучше разглядеть и запомнить — они размером с горошину и кажутся сделанными из светлого воска. — Это совсем не то же, что в прошлый раз.

— Да мы даже не в рейде! — возражает ему Рабастан, отодвигая от себя его руку. — Мы просто гуляем — зачем нам?

— Просто так гулять скучно, — возражает Розье. — А с этим всё видно и слышно в разы дальше и лучше — мышь во-он в той траве, — указывает он на отдалённую клумбу, — разглядеть можно.

— Я как-нибудь обойдусь без мышей, — смеётся Рабастан. — И вообще, я не жалуюсь ни на слух, ни на зрение.

— Трусишка, — фыркает Розье, доставая один шарик и катая его на ладони.

— Кто б говорил! — мгновенно отвечает Рабастан, но видно, что это слово его задело.

— Тот, кто не боится, — отзывается Розье — и быстрым ловким движением прижимает руку ко рту. — Ап! Смотри, — он демонстративно облизывается и сглатывает. — А ты маленький послушный трусишка, — дразнит он его — и протягивает табакерку. — Попробуй — и пойдём поохотимся!

— На кого? — спрашивает Рабастан, неуверенно теребя пальцами край манжета.

— На кого-нибудь, — смеётся Розье. — Кто попадётся. На магглов, конечно! Ну что, ты рискнёшь? — он вкладывает табакерку в руку Рабастану, и тот, помедлив, кивает, берёт оттуда шарик и отправляет в рот.

— Другое же дело! — хлопает его по плечу Розье.

Они продолжают перешучиваться, а Родольфус видит, как бледнеет лицо его брата и как расширяются его зрачки — а ещё видит, что с Розье ничего подобного не происходит. Надо будет потом посмотреть эту сцену ещё раз, думает он, когда слышит то ли крик, то ли вой.

— Это там, — подобравшись, говорит Розье, дёрнув за руку засмотревшегося в одно из окон Рабастана. — Идём. Идём, посмотрим, кто так орёт!

Они быстро идут по улице, приближаясь к источнику звука — крик повторяется, и очень скоро Розье с Рабастаном, свернув за угол, видят огороженную высоким сетчатым проволочным забором площадку, в одном из углов которой стоит группа магглов.

— Держи крепче… твою мать! — вскрикивает один. — Держи его, мать твою! Я ему щас все когти повыдерну! Сука!

— Он кобель, — ржёт второй. — Был бы, если б был псом.

— Ща мы это исправим, — возбуждённо говорит первый. — Задолбал меня, сука! — говорит он яростно.

Сетка, которую представляет из себя забор, дёргается, Рабастан с Розье подходят всё ближе, и последний, придержав приятеля, накладывает на них дезиллюминационные и заглушающие чары.

— А то скучно, — шепчет он.

Теперь Родольфус может вместе с ними подойти совсем близко и понять, что происходит. Они подходят — и видят, как пятеро магглов, почему-то все с бритыми наголо головами и в очень похожих клетчатых рубашках, синих штанах и тяжёлых ботинках, прикручивают кусками тонкой проволоки к сетке кота. Три его лапы уже прикреплены намертво, так же, как, похоже, и шея, но одна из задних свободна, и он отчаянно машет ей — и кричит, хрипло и страшно.

— Я тебе сейчас сперва яйца отрежу, — сообщает ему первый маггл, чья рука расцарапана до крови, — а потом реально заставлю сожрать.

— Последний ужин приговорённого! — восклицает кто-то другой, и все смеются.

Слышен щелчок, затем ещё один, и ещё — и в руках у магглов оказываются ножи. Последняя лапа кота примотана, наконец, к сетке, и теперь с ним легко можно делать всё, что угодно.

— Тебе не жалко его? — шепчет Розье, почти что касаясь губами уха Рабастана. — Представь, что эти ублюдки сейчас с ним сделают.

— Зачем? — непонимающе шепчет в ответ Рабастан.

— Потому что они тупые ублюдки, — отвечает Розье. — А тупым ублюдкам нравится показывать свою силу на тех, кто не может ответить.

Один из магглов опять чем-то щёлкает, и в его руках вспыхивает огонёк. Рабастан изумлённо ахает, а Родольфус приглядывается и видит, что маггл держит в руке что-то маленькое, нечто вроде коробочки, на верхней грани которой тот и горит. Маггл подносит её к самой морде кота и подпаливает тому усы — те шипят и сворачиваются мелкими спиральками, а в воздухе пахнет палёным. Кот испускает душераздирающий крик и дёргается, но удерживающая его проволока лишь глубже врезается в его шкуру.

— Я тебе говорил, что я искупаюсь в твоей крови? — возбуждённо спрашивает тот, первый маггл. — Всё, тварёныш. Капец тебе. Будет знать, сука, как кидать меня! — добавляет он совсем непонятно.

— А давай их накажем? — шепчет, тем временем, Розье Рабастану. — Какая прекрасная идея — искупаться в крови! Не хочешь продемонстрировать им это наглядно?

— Я хочу его отпустить! — говорит Рабастан с отвращением. — Это мерзко!

— Кого? — удивляется Розье — и сразу спохватывается. — Кота? Конечно, отпустим — но пусть он увидит, как умываются собственной кровью его обидчики… ну что — ты в деле? — спрашивает он с азартом.

— Умываются собственной кровью? — как-то задумчиво переспрашивает Рабастан.

— О да, — шепчет возбуждённо Розье. — Убьём их! И посмотрим вблизи, и даже попробуем, какова она на вид и на вкус — их грязная кровь. Ну?

— Убьём, — соглашается тот, доставая палочку.

Магглы взлетают в воздух — молча: Розье, не желая привлекать внимания жителей окрестных домов, первым делом накладывает на них силенцио. С них с Рабастаном он дезиллюминационных чар не снимает, и от того, что магглы не видят, кто всё это делает с ними, их ужас должен быть ещё сильнее.

Розье размахивается — и одним длинным режущим заклинанием перерезает горло одному из магглов. Кровь вырывается горячим ярким фонтаном, поливая стоящих внизу волшебников и слегка обрисовывая их силуэты. Родольфус видит, как Рабастан слизывает её со своих губ, а потом выбрасывает вперёд руку и перерезает заклятьем горло второму. Глаза Рабастана туманятся, и Родольфус видит в них смесь ярости, опьянения и восторга.

А потом начинается вакханалия… они режут и режут парящие над ими маггловские тела, иссекая их в итоге так, что кажется, словно те попали в какую-то жуткую мельницу. Вся площадка усеяна ошмётками тел — Розье в какой-то момент поскальзывается на одном из них и падает на четвереньки. Он пытается схватиться за Рабастана, но не видит его из-за чар — и, громко и грязно ругаясь, снимает их и, поднявшись, подходит к нему и грубовато хватает за плечо:

— Всё! — говорит он решительно. — Хватит! Пошли отсюда, — он поднимает голову, подставляя окровавленное лицо усилившемуся дождю, а потом достаёт из кармана чистый платок и тщательно обтирает им сначала своё, а потом и лицо Рабастана.

— Подожди! — возражает ему тот и решительно идёт к так всё и примотанному к сетке коту.

— Пошли, говорю! — бесится Розье. — Запускаем метку — и по домам!

— Я его заберу! — решительно говорит Рабастан, с силой отталкивая Розье. — Иначе зачем это всё?

— Что «зачем»? — недоумённо переспрашивает Розье. — Весело же! Ну всё, всё, идём же, — он снова хватает его за рукав, но Рабастан, развернувшись, опять отталкивает его с такой силой, что тот отлетает в сторону на несколько футов и едва удерживается на ногах. — Псих! — кричит он — и, запустив в воздух метку, вдруг аппарирует.

Родольфус негромко ахает: бросить человека в незнакомом месте в таком состоянии подло даже для Розье, а уж делать это, подвесив над ним Тёмную метку почти то же самое, что отдавать того прямиком в руки аврората. Рабастан же явно не думает о том, с какими проблемами вот-вот столкнётся — он идёт к коту и, двумя взмахами палочки обрубив проволоку, снимает его, наконец, оттуда и прижимает к себе, пряча под плащ.

В этот момент Розье возвращается — и, ругаясь, подходит к Рабастану, бесцеремонно берёт его за плечо и аппарирует вместе с ним. Перед глазами Родольфуса всё мелькает — а потом он видит знакомый ему мраморный холл дома Розье, на котором сидят Эван и Рабастан.

— Мне нужно домой, — говорит последний, оглядываясь. — Зачем мне здесь… я должен быть дома, — он поднимается на ноги, оперевшись окровавленной рукою об пол и оставляя на нём красный отпечаток.

— Вон камин, — неприветливо говорит Розье. — Ты зачем эту тварь притащил? — возмущается он. — Совсем двинулся?

— Мы спасали его, — с некоторым удивлением говорит ему Рабастан — и Розье, скривившись, говорит:

— Ясно. Так. Домой ты пойдёшь попозже — надо прийти в себя. А то твой братец меня заавадит, если ты к нему сейчас такой явишься. Идём… да брось ты эту дрянь! — восклицает он.

— Я домой, — упирается Рабастан и идёт прямиком к камину.

— Стой ты! — Розье пытается его задержать, и Родольфус усмехается — где ему… когда Рабастан чего-то действительно хочет, остановить его можно только Петрификусом. Да и то не всегда. — Да стой же! — он всё-таки хватает его за плечо. — Погоди. Дай я тебя хоть слегка подсушу, — говорит он, направляя на него палочку. — С тебя же кровь капает как с… а, не знаю я, как с кого. Ну вот так, — он удовлетворённо кивает и позволяет Рабастану высвободиться. — Дай слово, что не скажешь брату, с кем ты был, — неожиданно требует он.

Родольфус усмехается. Значит, Розье всё-таки понимает, насколько неразумно себя ведёт. Понимает — но всё равно делает. Следовательно, договориться с ним не получится — придётся решать проблему как-то иначе.

— Не скажу, — кивает Рабастан. — Не смей трогать его, — добавляет он, и Родольфус узнаёт ту интонацию, которая так напугала его этой ночью.

Смотреть дальше нет смысла, и Родольфус отпускает брата, аккуратно покидая его сознание.

— Рэбби, — мягко говорит он, касаясь его руки. — Я прошу тебя — не связывайся ты с этой дрянью. Оставь её Трэверсу и Розье.

— Не сердись, — просит Рабастан очень жалобно и по-детски.

— Не сержусь, — качает головой Родольфус — и тут вспоминает про сидящего в соседней комнате целителя. — Я сейчас вернусь, — обещает он — и быстро уходит.

Целитель встречает его коротким:

— Всё готово. Скверное зелье — да ещё в смеси с алкоголем. Я бы очень советовал вашему брату никогда больше такого не делать.

— Это случайность, — легко врёт Родольфус. — Вернее, дурацкая шутка одного из знакомых… разумеется, такого больше не будет. Вы можете привести его в себя сейчас?

— Я вам сейчас всё напишу, — кивает целитель. — Я бы рекомендовал провести полную детоксикацию и выдержать несколько дней диету… и попить зелья.

— Мы сделаем всё, что нужно, — кивает Родольфус. — Я вам буду очень признателен — простите, что пришлось вытащить вас из постели.

Пожалуй, тут нужно дать сверху не галеон, решает Родольфус, а все три. Или, может быть, даже пять… со знающими и скромными целителями следует дружить, а этот работает с их семьёй давно, и до сих пор ни у Родольфуса, ни — прежде — его отца не было к нему никаких претензий.

Выпив зелья, Рабастан, наконец, засыпает, но Родольфус не решается отставить его одного — кот, бесспорно, не в счёт — и, трансфигурировав кресло в кушетку, ложиться спать в его комнате. Просыпается он ближе к полудню и, открыв глаза, упирается взглядом в пристально глядящего на него кота.

— Мяу, — басом говорит тот — и нетерпеливо переминается с лапы на лапу.

— Извини, — усмехается Родольфус. — Не до тебя было. Тебя покормить или… нет, выпустить я тебя не могу, — решительно говорит он, задумавшись. Как-то его никогда не интересовало, где и как справляют свои естественные надобности закрытые дома животные. Впрочем, на Диагон-Элле есть магазин — владелец наверняка в курсе.

Через полчаса кот, наконец, получает свой лоток с песком, а затем и еду, а Родольфус временно перемещает в спальню брата свой стол и, позавтракав, работает до тех пор, пока Рабастан, наконец-то, не просыпается — то есть почти до самого вечера. Он ещё слаб, и его мутит — а главное, он почти не помнит вчерашней ночи. И Родольфус не знает, радоваться ему или расстраиваться — потому что для того, чтобы избегать уже сделанных однажды ошибок, о них, безусловно, следует помнить.

— Ты показал мне, что было вчера, — принимает он, наконец, решение. — И я хочу напомнить это тебе.

— Ты злишься? — спрашивает Рабастан, кутаясь в одеяло.

— Я просто хочу, чтобы ты это помнил, — неопределённо говорит тот. — И, кстати, решил, что делать вот с ним, — Родольфус указывает брату на уютно устроившегося на подоконнике и глядящего куда-то вдаль кота.

— Кот, — задумчиво говорит Рабастан. — Я помню… помню, что он мой. Но не помню, откуда и почему.

— Сейчас вспомнишь, — обещает ему Родольфус и ставит перед ним Омут Памяти.

А потом утешает рыдающего Рабастана и просит:

— Рэбби, пожалуйста. Ты знаешь, я не вмешиваюсь в твою жизнь и твои дела — но Мерлина ради, объясни мне, зачем тебе эта компания? Вы же отлично дружили с Люциусом — что стряслось?

— Он женился, — дёргает плечом Рабастан.

— И что? — улыбается Родольфус.

— Ну… это скучно, — Рабастан вдруг смеётся. — Хотя, может, ты и прав. По крайней мере, с Розье. Не злись на меня, — просит он.

— Я кажусь тебе разозлённым? — удивлённо спрашивает Родольфус — и они смеются.

Кот в итоге навсегда остаётся жить у Рабастана, для которого вся эта история на том и заканчивается — но то для него.

Родольфус же вовсе не собирается о ней забывать. Хотя теперь Рабастан сам сторонится Розье, Родольфус не считает это достаточным: сегодня сторонится, завтра опять передумает — нет, проблему следует решить кардинально. И поскольку договориться, как он выяснил, с Эваном Розье невозможно, решение, в целом, понятно — остаётся лишь проработать детали.

* * *

Поздним августовским вечером у одного из дешёвых маггловских баров появляется красивый светловолосый юноша в тёмном плаще, вполне органично смотрящимся в эту холодную дождливую погоду. Дождавшись, покуда из дверей выйдет с явным трудом удерживающийся на ногах мужчина, он подходит к нему и, не слишком-то и скрываясь — ибо от кого тут ему прятаться? — наводит на него палочку и говорит:

— Империо.

А потом заводит его за угол, вглубь небольшого парка, накрывает себя и его невидимым куполом от дождя, трансфигурирует небольшой стол и стул и кладёт на него перо, чернильницу и пергамент.

— Пиши, — говорит он, вкладывая перо в руку маггла. — «Аластору Моуди, лично. Уважаемый мистер Моуди! Мне стало известно, что в ночь с тридцатого на тридцать первое августа те, кто называют себя Пожирателями Смерти, и, в частности, Эван Розье, планируют нападение на…»

Он диктует медленно и очень чётко, почти что по буквам — а когда письмо, наконец, закончено, забирает его у маггла и, спрятав его за пазухой, возвращает столу и стулу их первоначальный облик, убирает купол и говорит напоследок:

— Обливиэйт.

А затем аппарирует, оставляя маггловского пьянчугу растерянно озираться в попытках понять, как и зачем его занесло в этот парк.

Утром тридцатого августа Родольфус спускается к завтраку, как обычно, раньше всех остальных, и капает что-то из небольшого флакона в чайник с чаем. Ни один из них, вроде бы, не должен сегодня участвовать в очередном рейде, но Родольфусу не хочется рисковать. Посему к вечеру все трое Лестрейнджей лежат в лихорадке, мучаясь заодно тошнотой и расстройством желудка, и Родольфус даже отправляет к Лорду эльфа вместо совы с извиняющимся письмом, в котором выражает, разумеется, готовность явиться, если на то будет желание Милорда, и мрачно обещая найти и наказать виновного так, что тот запомнит это на всю свою жизнь.

К утру им всем, впрочем, становится лучше, и к обеду, когда они просыпаются, семейство Лестрейнджей чувствует себя превосходно — по крайней мере, до тех пор, покуда Беллатрикс за поздним завтраком не раскрывает «Пророк», первую станицу которого украшают колдографии Эвана Розье и Аластора Моуди. Сопутствующая статья сообщает читателям, что этой ночью во время нападения Пожирателей Смерти один из них, оказавшийся Эваном Розье, в ходе тяжёлой дуэли был уничтожен самим Аластором Моуди, который сейчас находится в госпитале святого Мунго. Рабастан потрясён, Беллатрикс в ярости — а Родольфус… Родольфус утешает брата, успокаивает супругу — а потом, вечером, обсуждает вместе с Тёмным Лордом, Долоховым и Руквудом план мести.

Потому что нельзя же не заставить врага ответить за смерть молодого и едва начинающего жить юноши — и потерянного Моуди кончика носа для этого, конечно же, недостаточно.