↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
1945 год, 6 августа.
07:28
— Вставай, моя милая, — раздался над ухом тихий голос отца, и Агнес нехотя открыла глаза. Впрочем, как бы рано ей ни пришлось проснуться, она всегда начинала день с улыбки, и сейчас она не изменила правилу. Отец улыбнулся в ответ, легонько пожимая ее руку.
— Помнишь, какой сегодня день? — спросил он все еще вполголоса. — Помнишь, что мы наметили?
— Помню, — отозвалась она. — Ты сказал, что мама должна отметить свой день рождения, пусть даже небо упадет на землю. И даже пусть идет война. Да?
Она засмеялась и откинула одеяло, спрыгивая на холодный пол. Босые ноги прошлепали к ванной, и до мужчины, подошедшего к окну, донесся шум воды.
Солнце заливало дома, стоявшие напротив, и свет, отражавшийся от уцелевших стекол, рваной полосой ложился на пол. Сломавшееся радио что-то захрипело в углу, но он не смог разобрать ни слова. День был слишком хорош, чтобы его могло что-то испортить.
Через полчаса они сидели в автобусе, ехавшем в город. Девочка увлеченно слушала его план, восхищенно кивая, приоткрыв рот. Отец, говоря, невольно любовался ею.
Маленькая, изящная, она напоминала ему сестру, сбросившуюся с Золотого моста. Серо-голубые глаза внимательно смотрели на него, брови были нахмурены, а пальцы нервно сжимались и разжимались, словно сминая глину.
— Мама будет очень довольна, — сказал он, встряхивая головой. — Мы придем к ней в редакцию, и она проведет праздник с нами, как и мечтала. Сейчас слишком тревожное время, чтобы находиться вдали от родных.
— Америка победит? — шепотом спросила дочь, немного подумав, и он, скрепя сердце, кивнул. Автобус был почти пуст в этот ранний час, и никто не обратил внимание на отца и дочь, обсуждавших то, за что полагалась по крайней мере тюрьма.
1945 год, 6 августа.
07:55
В городе начинался рабочий день. Несмотря на военное положение, офис, в который не так давно устроилась женщина, продолжал функционировать: они выпускали газету, и администрация решила не закрывать ее из-за юмористического содержания, необходимого для поддержания боевого духа населения.
Она как раз отвечала за картинки, располагавшиеся в конце выпуска. Месяц начался недавно, но редактор, решивший всерьез взяться за нее, уже потребовал представить ему проект, так что работы было невпроворот. Впрочем, испытательный срок скоро должен был закончиться.
Заваленный бумагой стол поприветствовал ее еле слышным шуршанием, когда она оперлась на столешницу, чтобы сесть. Легкое движение пальцев — и оторванный лист календаря полетел в корзину для мусора; открывшийся же немедленно сообщил: сегодня шестое, август, 1945 год.
— Эй! — окликнула ее соседка, миниатюрная японка. — У кого-то сегодня день рождения? Лови подарок.
На колени художнице шмякнулся шуршащий сверток в бумажной обертке, под которой оказался новый набор цветных карандашей — вещь, в самом деле необходимая для работы.
— Спасибо, Тако, — улыбнулась женщина. — Это весьма щедро с твоей стороны. Из-за войны хороших карандашей почти не найти.
Подруга кивнула, показывая, что больше об этом не стоит говорить, и они помолчали.
— Как твой сынишка? — спросила женщина, доставая чистый лист и начиная набрасывать расплывчатый силуэт одного из своих персонажей, раз за разом появлявшихся в выпусках.
— Вчера первое слово сказал, — Тако рассмеялась, вспоминая. — Сижу я в кухне, думаю, что бы сообразить на обед, и слышу: «Дай, дай!» А это у него игрушка упала, а я не слышала. Муж был так горд им! Сказал: вырастет, будет начальником и станет раздавать приказы.
— А, — протянула женщина, рисуя длинные волнистые волосы. — Моя-то, когда заговорила, произнесла: «Боль». Мы до сих пор гадаем, почему. Сама она этого не помнит, хотя мы не раз спрашивали. Но, в конце концов, это всего лишь дети. Они многого не понимают. Так что мы решили забыть.
— И это у вас не получилось, — Тако улыбнулась. — Первые слова не забываются.
1945 год, 6 августа.
08:10
— Как думаешь, она будет довольна? — спросила дочь тонким голосом. Мужчина засмеялся, поглаживая ее по мягким волосам, и поцеловал в пахнущую солнцем макушку. Он волновался не меньше, но старался этого не показывать.
— Конечно! — ответил он, приобнимая ее. — Мама будет очень довольна, когда увидит нас. Она говорила, в нее какой-то зверский начальник. Может быть, тебе удастся привести его в чувство. Потом, она сможет показать нам свои работы. Помнишь, в прошлый раз она забыла, а в предпрошлый ей не разрешили. А так мы просто придем и посмотрим.
Они помолчали. В автобусе было шумно: ревел мотор, мальчишки галдели, не стесняясь никого, переговаривались женщины с корзинами, крякали утки в клетке человека с костылем. Но почему-то это не заглушило треска в небе. Девочка выглянула в окошко, вздрогнула и спряталась, уткнувшись в плечо отцу.
— Знаешь, — прошептала она едва слышно, — мне кажется, что над нами американцы… Я вижу самолеты, пап.
— И опознавательный знак тоже? — спросил отец, улыбаясь. Он прекрасно понимал, что дочь говорит о самолетах, летящих высоко, и не мог поверить, что она видит, какой стране они принадлежат. Поэтому он вполне благоразумно сказал, мысленно проклиная войну, до такой степени напугавшую девочку:
— Не бойся, милая. Это наверняка японские самолеты, защищающие город от американцев. Они просто облетают территорию, чтобы проверить показания радаров. Поверь, волноваться не о чем.
Девочка кивнула и доверчиво прижалась к нему. Он вздохнул. Дочь заслуживала большего — не жизни в погибающем государстве, пораженном империализмом. Они уехали из Шотландии, когда она была совсем маленькой, но должны были бы отправиться не в Японию — в Америку. Это было бы по-настоящему правильное решение.
Он еще раз выглянул в окно: самолеты, вильнув в сторону, направлялись к центру города.
Мелькнул мимо одинокий домик у дороги, и мужчина понял, что ехать до окраины еще пять или шесть километров. Они всегда засекали время проезжая мимо этого домика.
1945 год, 6 августа.
08:15:02
Настенные часы пробили четверть девятого, и Тако, вздохнув, отложила карандаш. Она придерживалась особого графика и неизменно, месяц за месяцем, делала перерыв каждые пятнадцать минут. Как она не раз говорила, это помогало лучше сосредоточиться на тексте, подыскивать правильные образы, в самом деле чувствуя читателя.
— Как дела? — поинтересовалась она, откидываясь на спинку стула.
— Неплохо, — задумчиво произнесла соседка, прорисовывая деталь костюма. — Знаешь, я даже придумала ему имя. Пожалуй, его будут звать… Да ты не слушаешь!
— Посмотри! — шепотом закричала Тако, хватая художницу за руку. Карандаш противно чиркнул по бумаге, но они не заметили этого, напряженно смотря в окно на ослепительно голубое небо, в котором железными птицами плыли чужие самолеты. От брюха центрального вдруг отделилась и стала падать какая-то огромная черная точка, временами поблескивающая на солнце.
— Знаешь, — шепнула женщина, бросая взгляд на рисунок, — а у меня только-только получился Патрик…
— А у меня — статья… — пробормотала Тако, ловя себя на мысли, что это неправильно — жалеть о статье и рисунке, когда на тебя падает бомба. Что это бомба, и бомба страшная, знали они обе.
— Ты мне очень помогла, подруга, — сказала женщина, изо всех сил сжимая холодную, как лед, руку Тако, и зажмурилась, прощаясь с мужем и дочерью. Из-под закрытых век скользнула одинокая слеза.
Гром взрыва заставил ее приоткрыть глаза. Она слишком поздно поняла, что это было ошибкой. Огромный огненный гриб — все, что она успела увидеть, прежде чем взрывная волна отбросила ее назад и швырнула на рушившуюся стену, ломая не только кости, но и стержень жизни.
1945 год, 6 августа.
08:15:46
— Папа! — закричала девочка, увидев в окошко водителя странный гриб. — Папа, что это!
— Это глупый розыгрыш… — пробормотал отец, еще крепче прижимая ее к себе. В голове пронесся ультиматум Америки и слова о страшном оружии. — Это просто чертов глупый розыгрыш. Агнес!
Она уже не слышала, выгибаясь, сползала с сиденья на пол. Из открытого рта беззвучно рвался крик. Он бросился к ней, перевернул на спину и отшатнулся: вылезшие из орбит глаза перестали быть серо-голубыми. Расширившиеся до невероятных размеров зрачки полностью закрыли собой радужку.
— Больно, — прошептала она, извиваясь у отца на руках. — Люди… Люди в городе… Они гибнут. И мама тоже… Я чувствую боль всех, кто сейчас в Хиросиме…
Она протяжно закричала, запрокидывая голову и выгибаясь еще больше. Ему показалось, она сломается. Он попытался взять ее на руки, успокоить, приласкать, но потерпел поражение: она не позволила.
Он не понимал в происходящем ровным счетом ничего, только знал: его дочери плохо, больно. Больно до такой степени, что терпеливая Агнес, хрипя, корчится на полу.
Давно остановившийся автобус тряхнуло. Мужчина взглянул на стремительно разраставшийся гриб, вздохнул. Прямо на них катилась туча пыли, полная перекореженный обломков, чей жар ощущался уже сейчас. Агнес всхлипывала на полк, устало прикрыв воспаленные глаза. По телу то и дело пробегали судороги: боль, захватившая ее, не желала уходить.
— Прощай, Агнес, — прошептал отец, становясь перед ней на колени. Она в последний раз сжала его руку, и раскаленная туча накрыла автобус под аккомпанемент душераздирающих криков пассажиров, сгоравших заживо.
В Токио стрелки часов переместились на одну минуту.
Логан открыл глаза, почуяв вблизи присутствие чужака. Неизвестный, то и дело спотыкаясь, спускался с горы; его шаги, неумелые, нерешительные, напоминали шаги ребенка, только научившегося ходить.
Логан услышал, как человек зацепился за что-то, не удержавшись на ногах, рухнул в сугроб, и напрягся, ожидая, что он встанет, продолжит путь и в конце концов выйдет к нему. Конечно, учитывая явно нарушенную координацию, справиться с ним не составило бы труда, но лучше было перестраховаться.
Однако Логан, как ни старался, не слышал более ничего. Незнакомец оставался на месте, словно вместе с падением его покинули последние силы. Ни звука не слышалось в зимнем лесу, но обмануть Логана удавалось не каждому. Прекрасно зная, что лучшая защита — нападение, он выбрался из своего укрытия и направился к месту, откуда доносились шаги.
Он вышел на небольшую полянку, сплошь покрытую снегом, верхний слой которого после недавней короткой оттепели превратился в твердый наст, способный выдержать лабрадора. Логан шагнул было вперед, но остановился, заметив на противоположной стороне полянки темную фигуру, сидевшую в снегу. Длинные волосы мокрыми прядями падали на лицо, мешая понять, какого пола незнакомец.
Снег под ногой Логана скрипнул, и человек испуганно поднял голову, щурясь, словно от солнца.
Это была женщина. Острое чутье Логана позволило заметить светлевшие на скулах мокрые дорожки: незнакомка, потревожившая его, плакала.
Несколько секунд они молчали, разглядывая друг друга.
— Кто вы? — спросила женщина вдруг и, словно испугавшись собственного голоса, умолкла, вжавшись в снег. Логан раздраженно фыркнул, поняв, что встал он напрасно.
— Тебе это знать необязательно, — сказал он резко. — Это я должен спросить: ты кто?
— Аралез, — ответила она тихо, пряча глаза. Логан сощурился, пытаясь понять, можно ли ей верить, но потом махнул рукой и шагнул к ней. Нелепое прозвище его удивить не могло.
— Что ты здесь делаешь?
— Ничего, — она вздрогнула, когда он остановился рядом с ней. — Я споткнулась и упала. Теперь мне придавило ноги, и я не могу двигаться. Во всяком случае, встать точно не могу.
Она говорила быстро, рвано, как-то сквозь зубы, и Логан с трудом разбирал слова. Кроме этого, у нее отчего-то были непозволительно мягкие согласные, и это тоже затрудняло понимание.
Он присел около коряги, лишившей ее возможности сделать хоть шаг, и внимательно осмотрел корень. Толстый, грубый, он рос из упавшего дерева, лежавшего на краю поляны. Сломать или приподнять его, дав возможность Аралез выбраться, было нельзя.
Он провел по изогнутой палке ладонью. Женщина, не ожидавшая этого, не успела убрать руку, и они дотронулись друг до друга.
Тотчас же она легко и тихо вскрикнула, потом закусила губу и закрыла глаза, отдергивая руку и пряча ее в длинный рукав. Логан вспомнил реакцию Роуг на попытку прикосновения и замер, ожидая чего-то подобного. Но ничего не произошло. Вместо этого побледневшие губы Аралез произнесли:
— Сколько боли…
— Не понял, — сказал Логан коротко.
— Когда-то вы испытывали боль, — ответила она и улыбнулась. — Вы продолжаете испытывать ее часть, когда выпускаете их.
Она перевела взгляд на костяшки его пальцев, протянула руку и коснулась его запястья. Брови ее дрожали, словно от нервного тика, а зрачки расширились, почти закрыв собой радужку. Логан медленно выпустил когти, но, вопреки обыкновению, ничего не почувствовал, когда они рассекли ему кожу.
— Вы мутант, — сказала Аралез, все еще улыбаясь. — Я тоже. Ваше призвание — воевать. Мое — лечить. Поэтому меня и зовут Аралез.
— Что это значит? — спросил Логан, нахмурившись.
— Лекарь, — ответила женщина. — Или «лижущая». Это прозвище мне дала одна на редкость добрая старуха-армянка. Так у них зовут духов-собак, забирающих раненых воинов на небо. Это красивая легенда.
— Да что уж может быть красивее, — проворчал Логан, примериваясь, как лучше ударить по корню. — Убери руку, вдохни и попробуй откинуться как можно дальше назад. Я постараюсь тебя вытащить.
Через секунду после того, как она послушалась, воздух словно разделился на миг: когти чиркнули по дереву, круша преграду. Корень распался на две части.
— Зачем вы помогаете мне? — спросила Аралез, с наслаждением отбрасывая тяжелую деревяшку и потирая онемевшие колени.
— Потому что здесь не выжить без помощи, если ты не я, — Логан встал. — Если бы я не помог тебе освободиться, ты бы так и осталась сидеть в снегу. Потом наступила бы ночь. Ты в любом случае либо замерзла бы насмерть, либо тебя загрызли бы волки. По-моему, ты хочешь жить, а не ищешь, подобно придурочным подросткам, драму в жизни.
— Я давно не подросток, — Аралез потерла руками щеки, пытаясь восстановить кровообращение.
— А что насчет драмы?
— Искать, по крайней мере, ее не надо, — сказала она неожиданно сухо и поджала губы.
— Отлично, — Логан кивнул. — Тогда хорошего дня. В двух днях отсюда есть городишко. Там можно будет договориться с каким-нибудь человеком, и он довезет тебя до города побольше.
— А вы? — беспомощно спросила она.
— А у меня есть дела поважнее, — он повернулся к ней спиной и отправился обратно к расщелине, где провел ночь. Ему предстояло разжечь костер, растопить снег, попытаться привести себя в порядок — в общем, его ждала большая куча неотложных дел. Тратить время на Аралез он не видел смысла.
Однако, дойдя до края поляны, он все же обернулся — просто чтобы удостовериться, что она, как пишут в романах с бумажной обложкой, бесследно исчезла, испарилась, будто ее и не было. Но она все еще сидела в сугробе в том же положении, обняв руками колени и глядя в пустоту.
— Чего ты ждешь? — спросил он раздраженно. Она перевела на него взгляд, но промолчала, и он поневоле смягчился. — Замерзнешь так. Я бы на твоем месте не сидел на снегу долго.
Она молчала, только смотрела на него с какой-то непонятной грустью или… стыдом?..
— Что-то случилось? — спросил он, делая шаг к ней. — Ты не можешь встать?
Она кивнула, низко-низко опуская голову. Логан неожиданно подумал: она была похожа на провинившуюся собаку, которая ждет неминуемого наказания. Ему на мгновение стало интересно: что с ней случилось, что она настолько боится признать свою слабость и одновременно старается выглядеть как можно беззащитнее?
Логан вздохнул, подошел к ней и протянул руку. Аралез благодарно взглянула на него, вцепившись ему в пальцы, как утопающий хватается за последнюю соломинку. Через мгновение она, пошатываясь, стояла рядом с ним.
— И давно это с тобой? — спросил Логан. — Я же сказал: жилье здесь в двух днях пути только. Поблизости ничего нет, ты в курсе? Откуда ты идешь?
— Не все ли равно? — Аралез улыбнулась, заправляя волосы за уши. — Мне не хочется вспоминать об этом. Мне лишь нужна помощь. Ноги восстановятся, если не беспокоить их. Но мне некуда идти.
— Ксавьер был бы рад, — усмехнулся Логан, почему-то подумав, что она не должна оставаться на улице. — У тебя редкий дар. Он не захочет пропустить его.
— Дар ли? — Аралез взглянула на него исподлобья.
— Тебе позволено облегчить страдания других, — сказал Логан. — Лично я могу только усугублять их. Профессор, правда, считает иначе… Но ему меня не переубедить. Как бы он ни старался.
— Я не хочу, чтобы мной манипулировали, — вдруг запротестовала непонятно чему Аралез, отступая назад, зашаталась и упала бы в снег, если бы не молниеносная реакция Логана, удержавшего ее за рукав.
— Никто и не будет, — заверил он ее. — Ксавьер за демократию.
— Я видела человека, который тоже за демократию, — Аралез горько улыбнулась. — Надеюсь, мы больше не встретимся. Вы уверены, что ваш профессор не такой?
— Абсолютно, — Логан позволил ей опереться на свой локоть и повел в сторону расщелины. — Профессор скорее себе палец откусит, чем пойдет против воли друзей. Во всяком случае, я за ним этого не замечал.
— Ладно, — протянула Аралез и вдруг, остановившись и выпустив его локоть, спросила: — Почему вы мне помогаете? Я была уверена, что в лесах Канады водятся только дикие звери и люди, превратившиеся в зверей, готовые растерзать, разорвать, убить… Кто вы?
— Знаешь, отчасти ты была права, — ответил Логан, медленно выпуская когти. На этот раз она не держала его за руку, и процесс сопровождался болью от порезов, которые, впрочем, тут же перестали кровоточить. — Ты в самом деле была права. Потому что я сам зверь. Я Росомаха.
— Мне не нравится это место, — пробормотала Аралез еще невнятнее, чем обычно. Логан едва ее понял, а поняв, криво усмехнулся. Ему самому не нравилась заброшенная площадка, укутанная снегом, словно толстым пуховым одеялом. Полуразрушившийся бетонный комплекс, серый, как все подобные здания, что-то неуловимо напоминал ему.
— Я обещала вам не мешать, — снова заговорила Аралез, тоскливо поглядывая на массивные ворота, — но прошу вас, давайте уйдем отсюда! Поверьте: это добром не кончится.
Логан не ответил, продолжая внимательно рассматривать развалины. Он не мог отделаться от мысли, что был здесь, что уже видел огромную ель, ее широкие лапы, лежавшие на стене, необъятный ствол. Он взглянул на Аралез, напуганную, жалкую, сжавшуюся. Ей явно было хорошо знакомо это место. Но он, помня ее нежелание говорить о прошлом, не стал спрашивать, какая связь может быть между нею и Алкали-Лейк.
В любом случае, здесь было пусто. Единственная зацепка, которую ему отыскал Ксавьер, не оправдала их ожиданий. Теперь оставалось только пытаться вспомнить, опять и опять проваливаться в кошмары, снова и снова видеть какую-то лабораторию через бутылочного цвета призму, слышать неразборчивую речь людей в белом и просыпаться от нечеловеческой боли.
Через три дня они были в городе. Оставив измученную долгим переходом Аралез в одной из забегаловок на окраине, Логан отправился за мотоциклом, который преданно дожидался его в каком-то переулке. Хозяин не знал даже его названия: он просто запомнил, как туда пройти.
Железный конь никуда не делся в его недельное отсутствие, его лишь слегка припорошило шедшим недавно снегом. Логан отключил сигнализацию, проверил бензин, мотор и тормоза, убедился, что они в полном порядке, завел мотоцикл и стал ждать, пока машина прогреется.
— Эй, парень! — окликнули его сзади. Логан обернулся. От магазина, ярко светившего неуместной днем вывеской, к нему шел высокий человек в длинном пальто. Несмотря на гражданскую одежду, Логан сразу заметил по-военному точную походку незнакомца, выдававшую его принадлежность к спец-службам.
Человек подошел к нему, вежливо приподнял шляпу и покосился на гремевший мотоцикл.
— Ты тут женщину не видел? — спросил он громко, стараясь перекричать рев, и достал бумажку. — Лет тридцати-тридцати пяти, невысокая. Глаза большие, серо-голубые. Лицо бледное, вытянутое. Худая, кожа да кости. Голос низкий и хриплый, будто сорванный. Хромает, нередко и на обе ноги.
— Исчерпывающее описание, — Логан прищурился. — Не видел.
— Жаль, — вздохнул гражданский. — Она нам кое-что должна. Вот фото. Может, все-таки встречались? Она прятаться не умеет, даром, что тихая.
Он протянул Логану распечатанную карточку. Едва взглянув на изображенную на ней женщину, тот качнул головой и, отдав листок, уселся на мотоцикл.
— Не видел, — повторил он, глядя на собеседника. — Но перед тем, как спрашивать других, подкорректируйте описание. Немногие поймут что-то из теперешнего. И снимок нечеткий. С такими данными шансов найти ее слишком мало. Много денег она вам должна?
— Не денег, — человек в пальто усмехнулся, словно оскалился. — Жизнь.
Он кивнул головой, коснулся шляпы и вскоре скрылся за домами. Логан сплюнул ему вслед.
Через пять минут он подъехал к забегаловке. Аралез сидела в углу, крепко держа в руках большую кружку темной жидкости, отчетливо вонявшей рыбой.
— Это что? — бросил Логан, усаживаясь напротив, и крикнул: — Виски!
— Чай, — ответила Аралез, еще крепче хватаясь за кружку. — Хозяин сказал, больше ничего нет. Только вода и алкоголь.
К столику прошаркал сонный и худой, как щепка, трактирщик и бухнул перед Логаном пыльную бутыль и стакан.
— Сколько? — коротко спросил клиент.
— За чай два доллара, за виски — шесть, — проскрипел старик. — Итого восемь. Нынче все дорого.
— Грабеж, — проворчал Логан, но спорить не стал и швырнул на стол мятую бумажку в пять долларов. Следом за ней покатились три долларовых монеты. — Если это чай, то я попугайчик. Я могу понять, почему ты не хочешь пить виски. Но вода, почему не взять обыкновенную воду, если от чая за милю несет рыбой?
— Долгое время я пила одну воду, — Аралез улыбнулась, и Логан прикусил язык. — Мне захотелось попить чай. Пусть это будет рыбный чай. Все равно чай.
Некоторое время они сидели молча. Логан пил, не пьянея, Аралез, зажмурившись, мелко глотала темную жидкость. Впервые за многие годы ей было тепло — не физически, духовно. Ей вспомнилось детство, дом, голубое небо, море, бесконечные улыбки смешливых соседей, с трудом понимавших, что она говорит со своим шотландским акцентом. Тогда тоже было тепло.
Чай и виски давно кончились, а они все сидели за замызганным столом. Логан задумчиво ковырял ногтем сучок на столешнице, а Аралез внимательно смотрела на него, откинувшись на стену. В эти три дня они очень мало говорили и не узнали друг друга лучше, чем в первые полчаса. Логан объяснил ей, как попасть из Нью-Йорка в школу, но ни о себе, ни о других мутантах, ни о самом Чарльзе Ксавьере распространяться не пожелал. А она побоялась спросить.
За час, проведенный в тепле, она успела забыть, как холодно на улице. Шел снег, опускались сумерки. Аралез плотнее запахнулась в легкую куртку, явно не предназначенную для канадской зимы. До этого она отчего-то не слишком страдала от холода.
— Жди здесь, — бросил Логан, кивнув на стоявший неподалеку мотоцикл, и через минуту Аралез вновь осталась одна. Снегопад усиливался, сумерки мало-помалу перешли в ночную темноту, а она все ждала и ждала. Куртка промокла окончательно, давно не мытые волосы, и до того свисавшие неопрятными прядями, превратились в сосульки.
У нее не было часов, а если бы и были, то давно бы остановились от холода, так что она не знала, сколько простояла под снегом у мотоцикла, прежде чем вдали послышалось рычание мотора. Перекресток внезапно залило слепящим светом, и около тротуара остановился видавший виды пикап.
— Залезай, — сказал Логан, выходя из машины. Она уставилась на него, не понимая. — Только отряхнись сначала. Закину в кузов мотоцикл, и поедем в Ванкувер. Сейчас зимний вечер, и дороги относительно свободны. За четыре часа с небольшим управимся.
— А потом? — спросила Аралез, стуча зубами от холода. — Что будет потом?
— Нам обоим надо в Нью-Йорк, — начал Логан, обходя машину. — Садись. Не мешай.
Он подошел к мотоциклу, вдохнул и резко поднял его в кузов пикапа. Аралез, забираясь внутрь, с восхищением взглянула на него. До сих пор она не видела человека, способного в одиночку поднять мотоцикл.
— Нам обоим надо в Нью-Йорк, — напомнила она начатую им фразу.
Он снял ручник и нажал на педаль. Тронулась и пропала вдали забегаловка, поплыли заснеженные дома, деревья, заборы. Городок кончался. Аралез подумала, что вместе с ним кончается самая страшная страница ее жизни.
— Нам обоим надо в Нью-Йорк, — сказал Логан, когда она уже отчаялась дождаться продолжения, — поэтому мы постараемся успеть на поезд. После нас ждет трехдневная тряска по железной дороге.
— Почему бы не полететь, если не хотите трястись? — спросила она, пытаясь устроиться удобнее и пристегивая ремень, и не без удивления заметила, что при слове «полететь» он с силой сжал руль.
— Лучше так, — проворчал Логан. — Если бы я был один, не надо было бы затягивать. Я бы просто проехался на мотоцикле. А так пришлось взять машину. Хорошо еще, что у них есть отделение в Ванкувере и мне не придется возвращаться.
— Правда, хорошо, — Аралез улыбнулась, попытавшись скрыть зевоту: ее сморило в тепле. Попытка успехом не увенчалась. Впрочем, было бы странно, если бы после нескольких ночей в сугробах под деревьями ей не хотелось спать.
— Подремли, — сказал Логан, быстро взглянув на нее. — Нам понадобятся силы.
Она уже не слышала его, пригревшись, привалившись к дверце. Логан вырулил к обочине, остановил машину, достал из рюкзака плед, которым укрывался в походе, и набросил на колени Аралез. Она не проснулась, только сморщила нос и вцепилась в плотную ткань маленькими пальцами.
Логан вновь выехал на дорогу, изредка посматривая на женщину. Беззащитная, хрупкая, она совершенно не походила на человека, способного навредить кому-то. Он вдруг подумал, что неплохо было бы все-таки узнать что-то о ее прошлом. Например, почему ее затравили до такой степени, что она вздрагивает от каждого шороха.
Потому что на фотографии, которую ему показал человек в пальто, она была другая.
Роуг, кажется, была рада его видеть, чего нельзя было сказать об Айсберге. Логан в прямом смысле почувствовал холод от его рукопожатия. Впрочем, это как раз можно было объяснить довольно просто: он спас девушку на Статуе Свободы, не задумываясь, пожертвовав своей жизнью. Быть может, Роуг даже рассказала Бобби в красках, что произошло тогда.
Так что Логан не был удивлен приемом, который ему оказал Бобби. Он был рад ему: это значило, что Роуг любят настолько, что готовы пойти на все ради нее.
— Как дела? — спросила Джин своим мягким, глубоким голосом, и он немедленно потерял связь с миром. Сладкая парочка и Шторм, спустившаяся перед этим, что-то говорили, он что-то отвечал, но все еще следил за женщиной, медленно подходившей к нему.
— Еще увидимся! — крикнула Роуг, уходя вслед за Айсбергом.
— Конечно, — хмыкнул он и наконец-то повернулся к Джин. Она ничуть не изменилась, подумалось ему, но этого и нельзя было ожидать: слишком короткое время он отсутствовал. Огненно-красные волосы, теплые карие глаза, мягкая улыбка — Джин осталась прежней.
— Нам надо лететь в Бостон, — сказала она, улыбаясь. Он нахмурился. — Ненадолго. Не бойся. Мы хотим найти мутанта, который напал на президента.
— Это был мутант? — несколько озадаченно спросил Логан, припоминая разговоры соседей по купе. Он слышал, что кто-то каким-то образом проник в Белый дом, перерезал всю охрану и почти что убил главу Штатов, но ему помешал один из охранников, выстреливший в злоумышленника. Логан тогда взглянул на Аралез: она сидела у окна, сжавшаяся, бледная, молчаливая.
— Ты меня дождешься? — лукаво спросила Джин, понимая, что его вопрос не требует ответа. — Или снова убежишь?
— Может, мне удастся найти предлог, чтобы здесь остаться, — Логан пожал плечами. Она знала, что он бы отдал все, чтобы только быть рядом с ней, и это ей льстило.
На лестнице послышались быстрые шаги: в холл спустился Скотт.
— Нашел, что искал? — спросил он. Логану показалась насмешка в этой невинной, даже дружеской фразе.
— Почти, — ответил он, с трудом подавляя желание придушить Циклопа за то, что тот спустился как раз тогда, когда в глазах Джин начал просыпаться нежный огонек.
— Мне пора, — сказала та, улыбнувшись Логану. Он понимающе улыбнулся в ответ, зная, что для Людей-Икс долг всегда будет на первом месте. Джин вышла. Скотт застыл в дверях, скрестив руки на груди, словно желая закрыть женщину от Логана. Того это рассмешило.
— Не рад, что я снова дома? — спросил он, делая шаг вперед.
— У нас гостья, — сказал Скотт, не поддаваясь на провокацию. — Пришла вчера под вечер. Говорит, встретила тебя в Канаде и вы вместе доехали до Нью-Йорка. Что-то это не похоже на тебя, тебе не кажется? Ты не любишь помогать, когда у тебя есть дела, верно?
— Зима в Канаде сурова, — проворчал Логан. — Я не мог оставить ее одну в диком лесу. На Алкали-Лэйк мы встретили волка. Она мутант, но не способна на боевые действия. Если ты с ней говорил, то знаешь все. Можешь думать, что угодно. Я считаю, что поступил правильно.
— Я с ней не говорил, — возразил Скотт. — Ее встретила Шторм и отвела к профессору. Потом он представил ее нам, и все улеглись спать. По-моему, она сказала за весь вечер пять слов: «здравствуйте», «спасибо», «пожалуйста» и «до свидания».
— Она не из говорливых, я это заметил, — сказал Логан, смерив Скотта насмешливым взглядом, потом швырнул ему ключи от мотоцикла: — Бензин кончился.
— Так заправь! — воскликнул Скотт, бросая связку обратно, и вышел. Логан хмыкнул, убирая ключи в карман куртки. Ясно было одно: Скотт потерял надежду вернуть мотоцикл себе. Это весьма обнадеживало.
Он поднялся к себе в комнату, брякнул рюкзак на кровать, достал сигару и с наслаждением закурил. Сладковатый дым окутал его, и немедленно пришло запоздалое осознание: надо было открыть окно. Скрипнули еле слышно петли: Логан открыл форточку. Серо-белое облако тут же утянуло ветром, нещадно колышущим тоненькие деревца, посаженные осенью учениками.
Послышались знакомые неуверенные шаги: часто останавливаясь и оскальзываясь на мокром от дождя гравии, шла Аралез. Логан прищурился, пытаясь разглядеть ее лицо, и она, словно услышав его мысли, вдруг застыла на месте, рассматривая внушительный особняк.
Она вовсе не выглядела отдохнувшей, как можно было бы ожидать. Напротив, вокруг глаз пролегли глубокие тени, лицо осунулось, потеряло оставшиеся краски, словно она провела ночь не в мягкой постели усадьбы Ксавьера, а под кустом в лесу Канады. Это было весьма странно.
Логану показалось, что по ее лицу пробежало облачко: она заметила, что он наблюдает за ней. Он поспешно отступил вглубь комнаты, не теряя, впрочем, ее из виду. Он не зажигал света, и уйти из ее поля зрения не составило труда.
Он увидел, как она улыбнулась печально чему-то и, словно резко передумав идти прямо по дорожке, свернула на давно не стриженный газон, направляясь к темному пруду.
Логан вздохнул. Он успел рассмотреть ее глаза, полные ставшей привычной за дни путешествия грусти. Но на этот раз они не давали покоя, звали, манили… Он вспомнил слова Роуг, сказавшей однажды, что женщина никогда не должна оставаться одра, даже если она не показывает, что ей кто-то нужен.
Женщине, сказала Роуг, всегда нужен кто-нибудь, на кого она могла бы опереться, рассказать о своих проблемах или просто посидеть рядом, привалившись к плечу. Женщине нужен кто-то: не любовник, не муж — просто друг.
Аралез наверняка знала его больше, чем остальных. Логан вышел из комнаты, спустился по лестнице и, тщательно закрыв входную дверь за собой, направился к пруду. Женщине нужно было выговориться. Вопрос заключался в очень простой вещи: способна ли она понять, что здесь можно доверять всем?
— Зачем вы здесь? — спросила Аралез, не оборачиваясь. Логан подошел к ней вплотную.
— Потому что мне не нравится твой настрой, — честно ответил он и увидел, как она вздрогнула. — Ты же не думаешь, что после недели, проведенной в твоем обществе, я так быстро забуду о твоем существовании?
— А почему нет? — Аралез качнула головой, не отрывая взгляда от черной поверхности, и сухо рассмеялась. — Меня не покидает чувство, что я всем что-то должна. Вы спасли меня дважды, профессор помог обрести пристанище, остальные… Остальные не задавали вопросов, хотя нападение на президента…
— Хочешь сказать, это отсекает желание профессора помогать отверженным? — Логан усмехнулся. — Зря. Для него совсем не важно, что происходит. Если ты мутант и ищешь спасения, его школа — самый лучший вариант. Однажды мы с Роуг попали в похожую ситуацию. Теперь она нашла здесь то, о чем даже не мечтала, — друзей. А я называю это место домом.
— Как я рада! — она на мгновение обернулась, светясь искренней улыбкой, словно и не было печали в глазах. Но потом опять набежало облачко, и она сказала тускло: — Это прекрасное место. Но боюсь, остаться здесь я не смогу, как бы мне ни хотелось.
— Отчего же? — Логан вынул сигару изо рта, и Аралез вновь улыбнулась уголками губ.
— Я не могу быть рядом с водой, — ответила она, делая шаг к краю берега. Рука Логана инстинктивно дернулась, словно пытаясь поймать ее за рукав. — Когда я была маленькой, мы жили почти на берегу моря. И самолеты, которые прилетели, чтобы от города не осталось камня на камне, были с моря. Во всяком случае, мне так казалось. Потом было наводнение во Флоренции, куда выслали часть уцелевших после бомбардировки детей-сирот. Я была врачом и видела, что делает вода.
— Наводнение во Флоренции? — переспросил Логан. — То, что было в 1966? Если ты тогда была врачом, то тебе должно было быть не меньше двадцати пяти, а то и больше. В таком случае, мои поздравления: ты отлично сохранилась.
— Я стала бояться воды, — продолжала Аралез, словно и не заметив его слов. — Потом меня отправили с докладом в Америку. И я надолго пропала. Можно сказать, навсегда. Для моего начальника навсегда. Не хочу это вспоминать. После этого вода меня манит, зовет, хотя я продолжаю ее бояться почти до истерики. Она преследует меня, где бы я ни была. Словно шепчет: иди ко мне, войди в ласковые объятия, погрузись в воды с головой.
— И не вынырни, — насмешливо спросил Логан, в котором весьма неуместно — как он сам понимал — включился его неистощимый источник желчи. Ему было жаль ее и одновременно смешно: казалось, что гидрофобия, по крайней мере, не то, чем может страдать мутант.
— Вам весело, — Аралез тоже улыбнулась, завороженно смотря на зеркальную поверхность. — Понимаю. Но я всего лишь слабая женщина. У меня нет даже моего чемоданчика с инструментами.
— Но ты можешь лишить человека боли, — напомнил Логан, подходя ближе.
— Я могу забрать боль, — поправила она. — Это разные вещи. Знаете, наверное, это все-таки проклятие, а не дар. Я знаю, чего больше всего боится человек, и могу на время заставить его забыть эти мысли. Я могу забрать у него и физическую, и душевную боль.
— И? — Они стояли так близко друг к другу, что чувствовали дыхание собеседника. Логан подумал, что и Джин, и Роуг это бы не понравилось, и это его развеселило. Но Аралез оставалась серьезной.
— Забирая у человека боль, я заставляю его снова испытывать ее, когда она возвращается, — продолжала она, склонив голову. — Если сейчас вы выпустите когти, — она взяла его за руку и посмотрела на него, — то не почувствуете боли. Ее приму я. Это будет кратковременно, потому что порезы заживают. Вы помните, что чувствуете, когда выпускаете когти. То же буду чувствовать и я. Если же источник не уйдет, я исчерпаю свои способности. Боль вернется к вам. Самое ужасное, что это будет неожиданно. Так психологически намного больнее. И я не смогу с этим ничего сделать, потому что до этого приму все, как если бы ранили меня.
Она замолчала, отпустила его руку и снова уставилась на воду. Воцарилась напряженная тишина. Логан впервые не знал, что сказать: слова внезапно показались ему абсолютно пустыми, неуместными, скользкими.
Оба молчали. Вечерний холод потихоньку начал завоевывать позиции, заставляя Аралез краснеть. К ним подошел Скотт. Внимательно посмотрев на женщину, он легонько толкнул Логана в бок.
— Тебя профессор зовет, — сообщил Циклоп. Логан кивнул и, кивком попрощавшись с Аралез, ушел. Он был почти благодарен Саммерсу за спасение от неприятного и нежелательного продолжения разговора. В любом случае, он был уверен в одном: Роуг явно не преувеличивала, когда объясняла ему суть женской души.
Джин и Шторм вылетели, едва стал лениво наползать вечер. Профессор, поговорив с Логаном, отправился по делам вместе со Скоттом, оставив Росомаху ответственным за школу. Ксавьер не сомневался: в случае непредвиденной ситуации тот обязательно прислушается к совету Аралез, которая, как понял профессор, была вполне способна сразу выделять достоинства и недостатки плана.
Логан, указав женщине школу как возможный вариант убежища, был абсолютно прав: профессор просто не мог пропустить Аралез. У нее был необычный, на редкость мирный дар, позволявший его обладательнице существовать в людском обществе, став великолепным медиком. Она была незаменима как на фронте, когда не хватало не только медикаментов, но и средств анестезии, так и в больницах.
Когда она пришла в школу, вконец обессилевшая, Ксавьер попросил позволить прочитать ее мысли, увидеть, через что она прошла, чтобы знать, чего от нее ждать. Она засмеялась тогда, и он не сообразил, в чем причина этого смеха. И только проникнув ей в голову, видя и чувствуя, что было с ней, он понял, какой груз ей достался.
Правда, она показала ему не все. Он лишь успел увидеть странный аквариум, наполненный водой, когда она тихо, беспомощно произнесла: «Не надо». Он не мог пойти против ее воли, хотя и знал, что способен заставить. Он не желал быть тираном, потому уступил. И был награжден изумленно-благодарным взглядом: она не привыкла, что ее просьбы могут быть удовлетворены.
Она вообще много к чему не привыкла, понял он. Показывая ей школу, он заметил, с каким удивлением она посмотрела на детей-мутантов, играющих в нарды внизу. Для нее видеть столь мирную картину было диковинкой. Как для него — наблюдать за нею.
* * *
Аралез не спалось. Постель казалась слишком мягкой, воздух — слишком вольным, комната — слишком светлой. Она не привыкла жить в таких условиях, приходилось признать. Раньше ей казалось, что привязаться к клетке нельзя. Теперь она в этом сомневалась. Чудилось, что сейчас откроется со скрипом железная решетка ее угла, забухают рядом тяжелые шаги, и, схватив за запястья, люди в масках выволокут ее в большую комнату с аквариумом посередине.
Еле слышно отворилась дверь, и Аралез по привычке затаилась, пытаясь ничем не выдать своего присутствия. В комнату вошли двое, держа что-то в полусогнутых руках, и женщина с ужасом разглядела нацеленные на нее автоматы.
Ей стало жутко. Она была медиком, а не военным, и привыкла видеть раны и боль, но никак не оружие. Но незваные гости не спешили стрелять. Один, осмотрев комнату, не двигаясь с места, покачал головой, и оба вышли, подумав, вероятно, что обитатель вышел.
Аралез спасла привычка накрываться с головой, оставляя маленькую щель для воздуха, и никогда не снимать с кровати покрывало. Со стороны это выглядело как куча подушек или пышное одеяло. Человека заметить было почти невозможно.
Она неслышно откинула одеяло и спустила ноги на пол, отыскивая туфли. Одеваться было некогда: она понимала, что неизвестные не пришли к ней лично. И мгновением позже ее догадка подтвердилась: из коридора донеслись испуганные крики детей. У женщины сжалось сердце: профессор, завершая экскурсию, сообщил ей, что в школе учится дочь Банши, мутанта, способного издавать звуки сверхвысокой частоты. И точно: спустя секунду Аралез сжалась на полу, пытаясь закрыть руками уши, чтобы избавиться от острого, как бритва, всюду проникающего крика, разрывавшего ей барабанную перепонку. Но это мучение продолжалось недолго, и вскоре женщина смогла встать, все еще ежась от неприятного ощущения.
Бормоча что-то несвязное, она схватила кофту и, от страха не попадая в рукава, вышла из комнаты. Она очень плохо помнила направление, но сообразила, что спальни не могут находиться рядом с входной дверью: Ксавьер не допустил бы подобного, стараясь гарантировать детям полную безопасность. И Аралез, тихо поскуливая, направилась в сторону, противоположную той, откуда доносились крикам. Она не была способна защитить их, а ее сила не была им нужна.
И вдруг, когда она почти дошла до конца коридора, венчавшегося огромной розеткой, воцарилась гнетущая тишина. Ей стало еще страшнее. Она не знала, как расценивать это. Возможно, все, кто остался в эту ночь в здании, были убиты или лишены возможности защищаться. Возможно, потерпели поражение нападавшие. Возможно, это была просто пауза, краткий перерыв перед самой упорной атакой.
— Сюда! — закричал голос девочки сзади, и Аралез дернулась от неожиданности. Послышался топот босых ног, и из-за поворота выскочили трое учеников. С одной из них — Роуг — женщина разговаривала, другого — Бобби — знала в лицо, но третий не был знаком ей.
Над школой послышался шум вертолетов. Ребята посмотрели на Аралез, будто ожидая от нее, как от старшей, какого-то решения.
— Надо идти, — сказала она неуверенно. — Они могут прийти сюда. Мне бы не хотелось, чтобы нас поймали. Вы знаете школу лучше меня, и…
Остаток фразы потонул в звоне разбившегося витража за ее спиной, слившись с визгом Роуг.
— Бежим! — крикнул Бобби, бросаясь назад. Аралез, у которой выбора не оставалось, поспешила за ними, подгоняемая усиливавшимся рокотом вертолетов и хрустом осколков под грубыми сапогами солдат. Ей абсолютно не хотелось вновь встретиться с ними.
Бобби в самом деле знал школу гораздо лучше, чем она. Ксавьер не стал спешить показывая ей потайные ходы, проделанные в стенах. Аралез прекрасно понимала его: незнакомка, невесть откуда свалившаяся ему на голову, — разве можно было так легко доверить ей тайны здания.
Они спустились на первый этаж, прошли мимо лежавших вниз лицом солдат. От их тел текли струи крови: они были мертвы.
— Логан… — прошептала Аралез, оглядываясь на ходу. Росомаха пустил в дело когти.
Рев вертолетов нарастал, за окнами двигались тени. Ребята замерли, словно вспоминая, где именно находится потайной ход. И вдруг на их пути возникли солдаты. Белый свет фонариков ослепил Аралез, и она застыла, как мышь перед змеей, исподлобья смотря на преследователей.
— Идемте! — крикнул Бобби, хватая женщину за руку, но был прерван яростным рыком.
Росомаха, выпустив когти, бросился с самого верха лестницы, упав на двух солдат — они умерли, не издав ни звука, — потом легко, словно мягкие игрушки, подкинул оставшуюся пару в воздух, кромсая тела адамантиевыми жалами.
— Пошли, — угрюмо сказал Логан, пряча когти, и направился к двери. На Аралез волной нахлынуло облегчение. Бояться больше было нечего. С таким провожатым, как Росомаха, все враги казались надуманными.
Они резко свернули в сторону, и вдруг правая нога отозвалась острой болью, протестуя. Ей был нужен покой, а не гонки с препятствиями, и в этой боли не было ничего необычного. Бежать стало практически невозможно, поэтому Аралез несказанно обрадовалась, увидев, что Бобби остановился, с силой нажал на одну из панелей и пропустил Роуг и другого ученика вперед.
Аралез, тяжело дыша, привалилась к стене, ловя на себе непонимающий взгляд Логана. Бобби, устав ждать, нырнул в ход следом за друзьями. Женщина, вдруг поняв, что хочет сделать Росомаха, улыбнулась и кивнула, приняв решение. Тот резко дернул панель вниз, отрезая их от коридора.
— Логан! — выкрикнула Роуг, но он даже не дернулся. Аралез знала, что он испытывал: Ксавьер оставил его ответственным не только за ребят, но и за школу. Глупо было убегать, не зная, кому понадобились дети-мутанты.
— Хотите стрелять — стреляйте! — рявкнул Росомаха, выпуская когти и выходя вперед. Аралез встала рядом с ним, положив влажную руку на плечо. Он чуть кивнул, поняв, что она собирается забрать боль от ран, чтобы позволить ему исцеляться без помех.
— Не стрелять! — приказал кто-то, и Логан не без удивления почувствовал, как рука женщины дрогнула, непроизвольно сжимаясь, будто говоривший был ей знаком. На чистую площадку вышел человек, озаренный пучками света из фонариков.
— Росомаха, — начал неизвестный мягко. — Признаюсь, я меньше всего ожидал увидеть тебя здесь. Сколько лет прошло? Пятнадцать? Ты ничуть не изменился. А я, как видишь, состарился. Не знал, что Ксавьер держит животных, даже таких экзотических, как ты.
— Не слушайте его! — воскликнула Аралез, и Логан инстинктивно подобрался, успев забыть о ее присутствии. — Прошу вас, не слушайте его! Неужели вы не понимаете? Он заговаривает вам зубы!
— Знакомый голос, — ласково сказал человек, и женщина задрожала еще сильнее. — Это ты, моя маленькая псинка? Вот куда ты пошла, покинув меня. А ты ведь обещала никогда не уходить. Служить мне до конца дней. Не держишь слово?
Она попыталась что-то произнести, но он мягко, почти нежно поднял руку, и женщина замолчала, словно завороженная.
— Не надо перебивать, — продолжал он. — Ты сбежала, предала меня. Скажи-ка, Логан, — он повернулся к нему, — что ей мешает предать и вас?
— Я не такая, не такая! — она всхлипнула, все еще цепляясь за плечо Росомахи. Но если раньше ее рука лежала почти невесомо, то сейчас довила, заставляя Логана следить помимо солдат еще и за ней
— Кто в это поверит, Аралез? — незнакомец засмеялся. Логан услышал тихий всхлип: женщина плакала, еле держась на ногах. Он вспомнил, как встретил ее, одну, в лесах Канады, как ему пришлось отдать ей плед, чтобы она не мерзла без теплой одежды, как она радовалась обыкновенным вещам, которые ему казались скучными.
— Кто ты? — спросил Росомаха незнакомца, сжимая пальцы в кулаки, но все еще не выпуская когтей.
— А то ты не помнишь, — ласково сказал человек, и Логан прищурился. В мозгу мелькнул черный образ, вода, приглушенные голоса… Но боли не было. Аралез сзади всхлипнула, и он понял, что она в очередной раз пожертвовала собой, ослабляя собственный организм еще больше. Логан шагнул вперед, медленно, осторожно. Рука женщины соскользнула с его плеча, но он не заметил этого, поглощенный попытками вспомнить, вспомнить, вспомнить…
Его мысли были прерваны мягким похрустыванием: между ним и незнакомцем кольцом вырастала ледяная стена. Воспоминания ускользнули, как и в предыдущие разы, но сейчас было гораздо обиднее: он приблизился к разгадке так, как не приближался до сих пор никогда.
— Логан! — позвала Роуг. Конечно. Глупо было полагать, что они не вернутся. А стену, должно быть, сделал Бобби. — Логан, надо уходить.
— Идите без меня, — ответил он, оглядываясь. Аралез, опустившаяся на пол, потеряв опору, сделала безуспешную попытку встать.
— Бобби не сможет держать стену вечно, — сказала она мягко. — Лед тает. Подумайте о ребятах, об обещании, которое дали профессору.
— Ты нам нужен! — подхватила Роуг, умоляюще смотря на него. Логан бросил последний взгляд на ледяную стену. Незнакомец все еще стоял, подняв руку в воображаемом приветствии. Росомаха коснулся преграды, потом подошел к Аралез.
— Вперед, — сказал он Бобби коротко, осторожно поднимая ее на руки. — Мы будем сзади. Быстрее!
— Спасибо, — прошептала женщина, когда ребята исчезли в тоннеле. Он понял, что она благодарит его за доверие, и покачал головой: он еще не решил, что думать о ней. Надо было разобраться во всем с самого начала, а это, он был уверен, было трудной задачей.
Панель за ними закрылась, и тут же раздался взрыв, опрокинувший лампы. Лед раскололся и рухнул, звеня осколками. Солдатам открылся абсолютно пустой коридор.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|