↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
На мягком лежаке, облизывая маленькую толстую лапку, валялся огромный британский короткошёрстный кот. Кончик его уха чуть дрогнул, когда в форточку влетел сизый голубь и аккуратно приземлился перед ним. Телохранители — облезшие худощавые коты и кошки — плотоядно заоблизывались, кто-то даже подвинул пустую миску поближе. Кот же вальяжно потянулся и уже раскрыл пасть, чтобы сказать своё веское «мяу», но тут в форточку, выбив остатки стекла, влетела чайка, которая, бешено заорав, запуталась в собственных лапах и плюхнулась рядом с голубем.
— Надо же, это же… — но кот недовольно зашипел, когда к компании птиц присоединилась ещё и утка.
Кто-то из котов разжёг костёр, другие приготовили вертел.
— Великий Котяхаузен! — закурлыкал голубь, не моргая глядящий на кота, у которого от этого взгляда шерсть поднялась дыбом. — У нас проблема!
— Глумолубь, у тебя усегда проблемы, какие мне с этого икринки? — важно промурчал кот, и ближайший телохранитель — чёрный кот с повязкой на один глаз — вредно захихикал. — Честно говоря, вы уже давно не приносите мне ничего, кроме хлопот. Вас бы уже давно пора съесть.
— Съесть! — в один голос проорали другие коты и окружили троицу.
— Давай! — чайка приняла боевую позу. — Отправь своего лучшего бойца против меня, Котяхаузен, я поборю всех!
— Учайлубь, успокойся, — попросил Глумолубь, а затем посмотрел на Котяхаузена, выплюнувшего куриную косточку, на которую тут же набросилась стальные коты. — Великий Котяхаузен, мы знаем, что в последнее время не поставляем должного количества рыбы, но вы же в курсе, что мы ударились в рэп, записали собственный альбом. Слава, деньги, палёное пшено…
— А-ах, божечки-кошечки, — Котяхаузен начал вылизывать вторую лапу, — мы даже послушали этот ваш альбом, знаете, нам не понравилось…
— Я голубь, сизый мерзавец; когти точу, сейчас замочу; зона — моя родная мать, убегай поскорее, пока я не начал искать; а когда я найду — тебя заклюю, а если не влезет, то точно пролезет и…
Котяхаузен и его телохранители резко повернули головы в сторону допотопной магнитолы, из которой лилась музыка. Кот, качавший под музыку головой, тут же выключил технику и, прокашлявшись, угрожающе сощурил глаза.
— Кхм, — Котяхаузен потянулся, — на чём же мы остановились…
Но тут магнитола каким-то образом включилась сама по себе:
— Рэп-рэп-рэп, это голубиный рэп, голубиный, голубиный рэп, — затем чтение текста сменилось гроулингом с крякающими вставками: — Репище придёт и душу твою в ад заберё-ё-ёт…
Коты пытались выключить магнитолу, но в результате просто разбили её, а затем начали играть с проводами. Глумолубь и Учайлубь встрепенулись.
— Послушайте, спасибо, что спонсировали наш альбом, — начал Глумолубь, — нам из-за славы немного снесло крышу, мы знаем, что вы надеялись на особую пищу…
— Лосось, — томно вздохнул Котяхаузен, лениво потягиваясь. — Мне нужен был лосось. Дорогой, вкусный, сочный, только выловленный из моря лосось, чуть смоченный валерьяночкой… А вы всё испортили, глупые птицы. А теперь ещё и осмелились явиться ко мне.
— Но Великий Котязахуен, — воскликнул Глумолубь. — Наше место обитания загрязнено.
— Лжёте! — выкрикнул одноглазый телохранитель. — Великий барон Котяхаузен выделил вам троих котов для уборки мусора и охраны порядка от людей и других птиц…
— В том-то и дело, — деловито начал Глумолубь, опасливо косясь на котов, которые находились так близко, что на утку капнула слюна одного и них. — Всех ваших котов… приютили!
Все замерли.
Котяхаузен от недоумения выплюнул остатки еды, но вовремя поймал летящий кусок кончиками когтей, помешав тем самым другому коту прибрать его к своим лапам. Котяхаузен, вновь прожевав кусок, шумно проглотил его и взмахом лапы приказал своим котам разойтись.
— Щито? — протянул он. — Кто ещё мог приютить… бездомных котов?
— Да всё гораздо хуже! — выкрикнул Учайлубь, который прыгал вокруг товарищей и показывал несуществующие приёмы каратэ. — Он ещё и мусорит в нашем жилище!
— Я чёт не понял, — одноглазый телохранитель протёр здоровый глаз, — он короче, типа… эм-м-м… ютит как бэ бездомных котов, а… э-э-э, ну, и мусорит? Эт типа как?
— Пст, — Глумолубь толкнул утку рядом с собой. — Кряква! Эй!
От толчка Кряква завалилась на бок, громко захрапев.
— Кряква! — крикнули Учайлубь и Глумолубь.
— А, ну да, — Кряква поднялась на лапы и встрепенулась.
Она широко зевнула, почавкала, достала из-под одного крыла очки, которые надела на клюв, а из-под другого — небольшой лист с заметками и карандаш.
Вновь широко зевнув, она начала:
— Что мы имеем: индивида с крайне эмоциональным нестабильным состоянием. Мужчина. Возраст: примерно тридцать лет.
Коты переглянулись, а Кряква, прочистив горло, продолжила:
— Каждый вечер он приходит к нашему берегу, пьёт много алкоголя, порой, недопивая, выбрасывает бутылки, стараясь попасть в одного из нас, чаще всего попадает в Учайлубя… — она кивнула в сторону потерпевшего, тот хохотал и прыгал на месте. — Человек постоянно кричит: «Сдохните, тупые птицы, отравитесь, вы испортили мне жизнь». Как только ваши коты захотели исполнить долг и прогнать человека, он резко изменился в лице, убежал, а затем начал приходить чаще, чтобы кормить котов, возить их в ветлечебницу, но нас — птиц — по-прежнему пытался уничтожить.
— Поэтому Марти бросил меня… — охнул стоявший в сторонке кот.
Все косо посмотрели на него, но он, сделав вид, что ничего не говорил, отвёл взгляд.
— Что там дальше на твоём листке? — недовольно протянул Котахяузен, затачивая когти о спинку ветхого кресла.
— В общем, — Кряква поправила очки, — человек начал приводить людей, трое из которых с радостью забрали к себе котов.
— Барон, это ж типа бред! — выкрикнул телохранитель, ощетинившись. — Типа они там своей бандой рэперов порешали наших парней, а сами, мать их, сейчас нам дичь впаривают!
— Так-так-так, — от попыток думать Котяхазуен распушился и визуально стал ещё больше. — Нам срочно нужен логопед.
— Зачем? — спросили птицы и коты.
— Затем, щито я вообще не понимаю, щито ты несёшь, — Котяхаузен медленно подошёл к телохранителю и наградил его ленивой пощёчиной.
Облизнув лапу, он посмотрел на посетителей:
— Учтите, если вы мне врёте, то с вами будет это…
Он указал когтём в сторону кота, который делал маникюр товарищу.
— О, я не против, — курлыкнул Глумолубь, посмотрев на свои лапки.
— Да! — согласился Учайлубь. — Да-а-а-а! Я придумал новый хит, слушай: Глум, ты заточи мои когтИ, я буду рад, что блестят они, когда под кожу будут залезать, и кожу твою вырывать…
— Йоу! — согласно курылкнул Глумолубь.
— Хм-м-м, даже припев можно сделать… — вслух задумалась Кряква. — Что-нибудь с поеданием сердца и отправлением душ Сатане…
— О, что за идиоты, — недовольно промяукал Котяхазуен, массируя одной лапой голову, а второй указывая на кота, который пытал паука на миниатюрном хирургическом столе.
— А, ну вот этого не хочется, конечно, — взмахнул крыльями Глумолубь. — Мы не врём, барон. Мы и прилетели, чтобы просить помощи, ведь в последнее время этот человек стал совсем диким, он… Ну… Как бы поприличней… Он сбрасывает отходы жизнедеятельности прямо… ну, к нам…
— Фу! — выкрикнули коты.
— Щито там за монстр такой? — большие глаза Котяхаузена стали ещё больше.
Облизнувшись, он заявил:
— Пиратот, Разбойот, — он посмотрел на одноглазого телохранителя и кота, который перебирал фотографии с Марти. — Вы отправитесь с птицами, будете следить, чтобы они поставляли нам рыбу и другую еду, это раз, а во-вторых, соберите мне полную информацию о злодее-засорителе.
— Благодарим, великий Котяхаузен, — начал кланяться Глумолубь.
Птицы начали пятиться к выходу.
— Ну, уж нет, — кот по-царски указал когтём на Крякву, которую схватили двое котов, — я забираю от вас эту певунью. Учтите, щито, если вы мне соврали и человека на самом деле нет, то я запеку эту мадам.
— Но у нас новый альбом горит! — ужаснулся Учайлубь. — Как нам разбавлять наш суровый рэп без её чудного голоса?!
— Вы думаете, что меня это волнует? — угрожающе промурлыкал Котяхаузен. — Если хотите выпустить свой альбом, то очень надеюсь, что вы не соврали. А теперь уходите, я проголодался и мне необходим послеразговорный сон.
Птицы в сопровождении двух котов покинули старое помещение и направились в парк через дорогу. Котяхаузен наблюдал за ними, сидя на подоконнике. Он проводил их презрительно-ленивым взглядом и, мяукнув, вернулся на лежак.
— Барон, — протянул один из котов.
— Щито? — медленно повернул морду Котяхаузен.
— Утка уснула, — кот указал лапой на Крякву, которая свернулась в клубок, спрятала голову под крыло и мирно похрапывала.
— Разбудите, — приказал Котяхаузен. — Пусть не думает, что она в гостях… Мы суровая банда.
Птицы короткими перелётами перемещались с ветку на ветку, пока коты, обсуждая какие-то древние преступления, бежали по тропинке.
— Что, если этот человек не появится? — тихо курлыкнул Глумолубь.
— Он появится! Всегда появляется! — заверил его Учайлубь. — Иначе нам секир-башка!
— А что, если он вчера приходил последний раз? — взволновано спросил Глумолубь. — Тогда Крякву выпотрошат, и мы останемся без мощного бэк-вокала.
— Он придёт! — уверенно прогорланил Учайлубь. — В его сердце так много ненависти к птицам, что он не сможет пропустить ни одного дня-денька!
Друзья спустилась на берег, куда прибежали и коты.
Наступал рассвет; красное зарево медленно поднималось из-за высотных зданий на противоположном берегу. Лучики едва касались зелёных листьев, тихо шелестящих на ветру. Маленькие речные «барашки» накатывали на песчаный берег, омывали камешки и отступали, оставляя после себя ракушки и водоросли.
— Ну и воняет от вас! — заорал Пиратот, тут же решивший вылизать себя.
— Это не от нас, это от него, — Глумолубь указал крылом на человека, который валялся на песке.
В руках он слабо сжимал бутылку с недопитым алкоголем, видимо, человек оступился и упал с небольшого обрыва, в результате чего ушибся головой, потеряв сознание. Одетый в старую рваную рубаху, дырявые джинсы и разные ботинки, он постанывал и хрюкал во сне. Его окатило волной, но даже после этого он не проснулся.
— Это он? — хладнокровно поинтересовался Разбойот.
— Да, — счастливо выдохнули птицы.
— М-мяу! — шерсть на спине Разбойота встала дыбом; зашипев, он бросился на человека и начал его царапать и рвать на нём одежду. — За Марти! За Родину! За Одина!
Птицы и Пиратот переглянулись.
— А… шепе мефе лекапеле… — непонимающе пробубнил человек, разлепив глаза.
Разбойот же запустил когти в шею человека, и тот, заорав, вскочил, наконец, трезвея. Он схватил кота и попытался отцепить его, но тот упорно держался за человека.
— Мадратадратрум бум бум, киса-киса! — кричал человек, он всё же отстранил от себя бешеного кота. — Кись-кись-кись!
— Я тебе сейчас покиськиськаю, — Разбойот с новой силой начал сопротивляться.
— О чём ваще базарит этот человек? — спросил Пиратот, пока тот хохотал, а Разбойот пытался прервать ему жизнь.
— Только Кряква понимала их язык, — важно курлыкнул Глумолубь. — Так что мы без понятия, что этот человек делает…
Вскоре Разбойот выдохся и тяжело дышал, а человек обнял его и начал чесать за ушком.
— Мерзкий… человечек… — шипел Разбойот, — чтобы ты… мур-р-р, мур-р-р, как приятно…
— Эй! — возмущённо крикнул Пиратот. — За мурчанием следи!
Человек обратил на них внимание.
— Каше не вакаба кат?! — с ужасом в глазах спросил он, смотря на Пиратота, а затем перевёл взгляд на птиц. — Щи-и-и-и-и!
— При чём тут щи? — спросил друга Учайлубь, но тут же, громко закричав, птицы разлетелись в разные стороны, когда человек, оставив Разбойота на берегу, кинулся на них с кулаками.
— Ну, что, теперь вы нам верите? — спросил Глумолубь, сев на высокую ветку берёзки.
— Да, барону нужно будет инфу скинуть, — согласился Пиратот, — можете дышать спокойно, птицы, от человека мы избавимся как… Ты охренел?!
Человек, что-то приговаривая, подобрал с земли Пиратота, другой рукой он держал Разбойота, который, обессиленный, не мог сопротивляться.
— Он их схватил! — заорал Учайлубь. — Полундра! Спасти кошаков!
И он, громко загоготав, пулей полетел в человека, но тот наклонился, чтобы поудобней перехватить Пиратота, усердно сопротивляющегося, поэтому Учайлубь промахнулся и врезался клювом в ствол дерева совсем рядом.
— Кисы, айя надвада мада, — бубнил человек, широко улыбаясь и убегая прочь из парка.
— Встава-а-ай, — Глумолубь растолкал друга, тот, встрепенувшись, поправил клюв. — Если тот псих их приютит или уведёт, то Котяхаузен нам точно не поверит, а Крякву зажарят!
— Вперёд! — вскочил на лапы Учайлубь и воспарил, Глумолубь полетел за ним.
* * *
В один момент Пиратот почти вырвался, но человек успел перехватить его и, заливаясь смехом, зашёл в остановившийся полупустой автобус.
— За ними! — скомандовал Учайлубь, надев каску, и приземлился на крыше автобуса, Глумолубь держался рядом.
Учайлубь достал из-под каски толстую нитку, неизвестно, как туда поместившуюся, обвязал вокруг себя, а другой конец протянул другу. Пока Глумолубь держал самодельный трос, Учайлубь ходил по краю автобусной крыши, сильно наклоняясь туловищем и вытягивая шею, выискивая человека. Наконец, обнаружив его, он громко закричал, дёрнул за нитку, и Глумолубь с трудом притянул его к себе.
— Полундра! — заявил Учайлубь, выкидывая каску и нить. — Он окучивает их так же, как и предыдущих! Сопротивление этих кошаков сведено к минимуму!
— Надо остановить автобус! — запаниковал Глумолубь. — Надо… Что-то делать… Думай!
Транспорт остановился. Учайлубь, отсалютовал, спикировал вниз и залетел в салон, громко завопив, чем перепугал пассажиров. Глумолубь последовал за ним, но на секундочку задержался на остановке, увидев целую семечку. Как только двери закрылись и автобус поехал дальше, Учайлубь, махая крыльями и избивая лапами всех пассажиров в салоне, добрался до кабины водителя и начал в неё биться, дико вопя.
— Таваша машь! — испуганно вскрикнул водитель, из-за чего отвлёкся, и автобус выехал на встречную.
Началась всеобщая паника. Глумлубь подлетел к человеку, который убаюкивал котов. Те потягивались, довольно мурча.
— Коты, вы чего? — крикнул Глумолубь. — Вы чего творите, эй?! Вы должны защищать нас от этого засорителя!
— Слышь! Не мешай кайф ловить! — зашипел Пиратот. — Меня ни разу так не гладили!
— Да! — согласился Разбойот, довольно вытягивая передние лапки.
— Но поставка рыбы для Котяхаузена… — непонимающе курлыкнул Глумолубь, как вдруг автобус резко свернул и люди с криком попадали со своих мест.
Глумолубь, с трудом поймав равновесие и удержавшись в воздухе, подлетел к кабине водителя и в одно мгновение потерял от страха несколько перьев: руль крутил Учайлубь, а сам человек валялся на полу без сознания.
— Ты что, умеешь водить?! — крикнул Глумолубь.
— Тот, кто рэп читает, тачки тоже классно угоняет! — заявил Учайлубь и пробежался по рулю, автобус вновь резко развернулся, а на дороге образовался затор. Всюду сигналили другие автомобили. — Мы не позволим эти котам попасть в тюрьму!
— Чтоая пархамая?! — кричали люди.
Одна их старушек целеустремлённо пробиралась к кабине водителя, расталкивая других пассажиров и не боясь бить их тростью.
— Я их отвлеку, друг! Вези нас к Котяхаузену! — героически закурлыкал Глумолубь и приземлился на голову старушке, начав её клевать.
Старушка начала причитать и сгонять надоедливую птицу со своей головы. С каждой секундой паника нарастала, в салоне царил шум, люди кричали, кто-то выбросился в окно. С носом автобуса поравнялась маршрутная газель, водитель которой с недовольным лицом повернул голову и тут же замер, проглотив все свои слова, когда увидел чайку за рулём автобуса. Раздались звуки полицейской сирены.
— Щи-и-и! — услышал Глумолубь и с курлыканьем взлетел, спасаясь от рук человека-засорителя.
Голубь полетел к кабине водителя, надеясь присоединиться к Учайлубю, но человек-засоритель, прыгая по сиденьям, людям, поручням, настиг его и поймал.
— Тормози! — заорал Глумолубь и забил крыльям, надеясь вырваться из плена.
— Тормози, свои дела отложи, — ответил Учайлубь, не обращая внимания на всё, что происходило в салоне, — с могучими птицами ты не шути; хочешь — на — скушай сникерсни; тебе он не поможет, но башку разгугожит…
— Разгугожит? — задумался Глумолубь, но когда человек сжал его в своих руках, точно рассчитывая удушить, заорал: — Учайлубь, хватит читать рэп, тормози автобус!
Увидев, что друг в опасности, тот упал вниз, ударив клювом по тормозам. Автобус остановился так резко, что все по инерции полетели вперёд. Человеку пришлось выпустить голубя из рук, тот, изрядно похудев из-за потери многочисленных перьев, пролетел через салон, нашёл котов, которые, ощетинившись, цеплялись когтями за сиденья.
— Уходим! — крикнул им Глумолубь.
— Нет! Нас чесали! — запротестовали коты.
Но тут подлетел Учайлубь; вместе птицы схватили тощих котов за хвосты и вытащили из салона через разбитое окно, куда недавно выбросился человек.
— На-а-а-а-а-ест! — закричал человек-засоритесь и, расталкивая других жертв аварии, отправился в погоню.
Котяхаузен сидел на подоконнике и смотрел в окно. Крякву так и не разбудили, коты играли ей в футбол. Один из котов, наблюдая за толстой спиной барона, тихо подошёл к нему, прокашлялся и скромным голоском спросил:
— Всё в порядке, барон? Вы не притронулись к миске с едой вот уже пять минут…
— Я сержусь, Шёрстик, — махнул хвостом Котяхаузен. — Очень сержусь.
— Из-за неизвестного человека? Что, если птицы не соврали, что, если бездомные животные нужны кому-то? — робко поинтересовался Шёрстик.
— Нет, — ответил Котяхаузен и развернулся, — в отличие от вас я был домашним котом, но всё изменилось, когда мой хозяин… влюбился в женщину.
Коты отвлеклись от футбола, и даже Кряква проснулась. Вытянув шею, она встала на лапки, встрепенулась и подошла к окну.
— Хотите поговорить об этом? — надевая очки, спросила она.
— Щито тут говорить! — трагично воскликнул Котяхаузен, солнечные лучи освещали его, заставляя шёрстку поблёскивать. — Эта мадам ненавидела котов. Мой хозяин сопротивлялся её злостной воле, но вскоре, когда она забеременела, он отнёс меня на помойку и оставил там…
— Вы что, даже вернуться не пробовали? — удивилась Кряква.
— Это слишком логично для такого эмоционального и прекрасного существа как я… — трагично прошептал Котяхаузен. — Так щито мы не нужны людям, особенно если мы бездомные и взрослые, они могут умиляться только на котят. Так щито, Шёрстик, даже не смотри на парк с такой надеждой…
Рыжий кот опустил голову, прижав уши.
Но вскоре они услышали крики паники и звуки полицейской сирены. Коты и Кряква прыгнули на подоконник, зажав Котяхаузена между собой. Они заинтересованно смотрели на проспект. По нему бежал бомжеватого вида человек, размахивая руками и что-то крича. Посмотрев в другую сторону, наблюдатели увидели, как голубь и чайка, ухватив за хвосты двух котов, тащат их по дороге, но те упорно сопротивляются и орут, стремясь к человеку.
— Это он, — сообщила Кряква. — Тот самый человек…
— Схватить его! — приказал Котяхаузен, и все коты кинулись на улицу.
* * *
— Вы обещали помочь нам избавиться от человека, а не примкнуть к нему! — кричал Глумолубь, держа за хвост Разбойота. — Так дела не делаются, что скажет Котяхаузен?
— Отпустите нас, вы, тупари! — кричал Пиратот. — Меня ещё ваще-т никто за ушком не чесал, ни за что этот кайф не променяю на какого-то толстого кота!
Человек догнал беглецов и схватил Учайлубя, не успевшую улететь, за тонкую шею.
— Щи! Патаки матаками майяк жакак!
— Вы! Тупые птицы разрушили мою жизнь, — сообщила Кряква, подлетая к компании.
Человек замер, услышав кряканье утки и увидев, как его окружили коты. Со вздыбленной шерстью, они подходили и злобно шипели.
— Чаи отадад ами? — удивился человек.
— Что происходит? — перевела Кряква.
— Возможно, это последние секунды моей жизни, скажи ему, что рэп бессмертен! — крикнул Учайлубь.
— Я не могу говорить по-человечьи, я могу только переводить, — пояснила Кряква.
— Чаио щи шавак? — озирался человек.
— Чего вы хотите? — продолжила Кряква.
— Глупый человечек не понимает, на чью территорию он ступил, — послышался голос Котяхаузена.
Коты почтительно расступились, пропуская лидера. Человек затравленно посмотрел в сторону и, увидев кота, разжал пальцы, и Учайлубь сумел упорхнуть к друзьям.
— Я очень опечален тем, щито вы подвели меня, парни, — продолжил Котяхаузен, смотря на Пиратота и Разбойота.
— Но барон! — замяукали коты. — Этот человек околдовал нас!
— Позвольте разорвать его в клочья! — тут же зашипел Пиратот, ощетинившись и замахнувшись лапой с растопыренными когтями.
— Щито же, думаю, мы должны утилизировать проблему, пока нас не поймали, — кот указал лапой на полицейских, которые спешили к животным. — Отправить его…
— Мурзик? — промямлил человек.
Ушки Котяхаузена дрогнули. Коты удивлённо посмотрели на своего барона, тот же, усердно тряхнув мордой, важно развернулся и хотел уйти, но человек вновь крикнул:
— Мурзик!
— Кажись, он вас зовёт, — сообщил Пиратот.
— Я не знаю этого человека! — вдёрнул подбородок тот, но тут его подхватил человек и прижал к себе, невзирая на сопротивление.
— Мурзик! — он что-то горланил, но животные не понимали что. — Мурзик! Маш киса! Киаразбашитудам судам…
— Мурзик, дорогая киса, как я скучал по тебе, — устало вздохнув, принялась переводить Кряква. — Прости меня за всё. Каким же я был глупцом, когда избавился от тебя. Я не мог жить, не мог есть, не мог спать. Меня мучила совесть. Я постоянно возвращался на то место, где оставил тебя, но не находил тебя.
— Мерзкий человек… — Котяхаузен лениво сопротивлялся.
— Я искал тебя, — продолжила Кряква вместе с человеком, кто-то из котов плакал в шёрстку собрата. — Решив, что ты мёртв по моей вине, я решил помогать другим котам. Но никто не мог заменить тебя. О Мурзик! Сумеешь ли ты простить меня?
Человек развернул Котяхаузена к себе, заглядывая в глаза. Тот бил хвостом из стороны в сторону.
— Прости его! Прости! — вещали коты; кто-то высморкался, прослезившись.
— А… что происходит? — спросил Глумолубь.
Учайлубь развёл крыльями.
Кряква же продолжала переводить следующие слова человека:
— Эта девка, что вскружила мне голову, носила не моего ребёнка, — все коты осуждающе зашипели, — и, что ещё хуже, она развела в моём доме птиц! Птиц, Мурзик! Эти мерзкие животные гадили везде, где можно, орали и вели себя премерзко! Я хотел от них избавиться, но не мог — она не позволяла. О Мурзик, но в один момент я взял пистолет…
— Я не хочу знать, что было дальше, — ошарашенно прокурлыкал Глумолубь.
Все замерли.
— …и приставил дуло к своей голове и сказал ей: либо я, либо птицы. И она выбрала птиц! — вещала Кряква. — И, сказав, что ребёнок не мой, ушла от меня, я остался один, я страдал, я спился… Но ради тебя, Мурзик, я уничтожал любую птицу, что встречал, я нашёл логово этих трёх, — человек и Кряква одновременно указали в сторону Учайлубя и Глумолубя. — Я… начал гадить им в дом, в их души, как те птицы, что засорили мой дом и мою душу! Ради тебя, Мурзик!
Кряква встрепенулась. Котяхаузен… Мурзик молчал, лишь махал хвостом.
— Долго полицейские бегут, — заметил Глумолубь, однако те просто стояли в сторонке, ошарашенно наблюдая за происходящим.
— Тихо ты! Не видишь, трагедия?! — грубо толкнул его в крыло один из котов.
— Я… — Котяхаузен отвёл взгляд, прикрыл глазки и, тяжело вздохнув, ответил: — Я прощаю тебя, хозяин.
Он протянул лапки, и человек, заплакав, обнял кота и начал кружиться вместе с ним. Коты победно замяукали, птицы захлопали крыльями, один из полицейских пролил кофе мимо рта, а второй чесал голову дулом пистолета.
— Слушай… — сказал первый полицейский. — Давай… Ну… Скажем что ле, что авария по вине пьяного водителя, а то говорить, что чайка угнала автобус…
— Да, давай свалим на несчастного, — согласился второй, и они ушли.
— Идёмте! Я найду всем дом! — Кряква перевела последние слова человека, и коты радостно замяукали.
Человек, гордо вышагивая, направился куда-то вдаль по проспекту, а животные последовали за ним. Птицы смотрели вслед удаляющейся толпе, где-то позади вопили пострадавшие в аварии люди, полицейские уводили водителя, который винил во всём некую чайку.
Учайлубь почесал голову, Глумолубь курлыкнул, а Кряква уснула.
— А… — начал Глумолубь, мимо прокатилось перекати-поле, — ну и кто будет теперь нас от других птиц защищать и кто будет нашим спонсором?
— Я не знаю, друг, — удивлённо ответил Учайлубь. — Может, и так справимся?
На большом старом кресле с резными ручками располагался испанский мастиф. Пёс облизнулся, когда чихуахуа, держа поднос с омаром термидором на своей спинке, побежала к нему. Собачонка терпеливо ждала, когда мастиф утолит голод, а другая чихуахуа следила, чтобы галстук хозяина не испачкался, а чёрные солнцезащитные очки не съехали с морды. Остальные псы сидели не шевелясь.
Однако все посмотрели в сторону двери, когда услышали звуки, доносящиеся с нижних этажей:
— Голубиный рэп по лестнице идёт; всем свои перья в нос суёт; если ты не лох, рэп будешь слушать со мной; докажи, что ты не полный отстой…
Дверь раскрылась, и на пороге показались три птицы: сизый голубь в чёрных очках и кепке задом-наперёд, чайка с золотой цепью на шее и кольцами на крыльях и спящая утка, которую тащили за собой на поводке. На её левом крыле с помощью ленты крепился смартфон, из динамиков которого и играла музыка.
Учайлубь поспешил выключить звук.
— Эй, Арни, — хрипло прошептал мастиф. — Кто это?
— Дон Пёсинио, это рэперы из парка, они просили аудиенции два дня назад, — кивнула овчарка в смокинге.
— А… хорошо, — Пёсинио спрыгнул с кресла и выпрямился, оказываясь в несколько раз выше других собак.
Птицы сглотнули; чихуахуа поспешили убежать.
— Что вам, птички? — лениво спросил он.
— Дон Пёсинио, — почтительно начал Глумолубь. — Мы слышали, что вы обладаете средствами для спонсирования талантов…
— К делу, — гавкнул он. — У меня есть и другие дела, птицы.
— Конечно, — кивнул Глумолубь. — Знаете, мы хотим записать третий рэп-альбом, который должен стать платиновым, но… нам мешают. На нас нападают другие птицы, а ещё есть один человек, который мусорит в нашем жилище…
— Меня не интересуют проблемы птиц, — гавкнул Пёсинио, — Арни, вышвырни этих болванов.
Овчарка поднялась на лапы и зловеще оскалилась.
— Н-но мы знаем, где достать вкусные немецкие сосиски! — тут же закурлыкал Глумолубь, а Учайлубь встал в боевую позу. — Мы будем поставлять вам еду, если вы защитите нас от других птиц, человека и… котов.
— Котов? — удивлённо протянул дон Пёсинио, а собаки замерли.
Птицы переглянулись, и Глумолубь продолжил:
— Возможно, вы знаете такого кота Мурзика, раньше его звали бароном Котяхаузеном…
Собаки начали лаять и выть, но Пёсинио прервал гомон строгим «Гав!».
— Я давно намеревался наступить на горло этому высокомерному коту, — угрожающе прорычал Пёсинио, а затем кивнул: — Ладно, птицы, мы заключим контракт: вам — защита, мне — сосиски и месть над Котяхаузеном.
— И спонсирование нашего третьего альбома… — скромно напомнил Глумолубь.
— К сосискам прибавятся сардельки, — облизнулся Пёсинио, остальные собаки довольно завыли.
— Договорились, — Глумолубь протянул крыло, дон Пёсинио его пожал.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|