Возвращение (джен)

Бодрствуйте, потому что не знаете ни дня ни часа…

Мф.25, 13

Бранмер со свистом выдохнул, призывая на помощь годы тренировок.

Тень — он узнал чудовище — раскинула щупальца от края до края. Художник не отличался вкусом, но в эпичности ему было не отказать: старинная мозаика почти полностью скрылась под черной тушей. В просветах между щупальцами взгляд Бранмера выхватывал то священный трилюминарий, вознесенный над головой, то серьезное бледное лицо, то молитвенно сложенные руки.

Восемьсот лет мозаика «Возвращение Валена» украшала временное — традиционно временное — жилище Избранного. Теперь она — погибла?

Дукхат взирал на оскверненную мозаику с каким-то странным удовлетворением.

— Это шутка? — спросил Бранмер ровно. Внутри него всё кипело.

— Это Ленонн, — ответил Дукхат, словно бы имя что-то объясняло. Бранмеру понадобилось мгновение, чтобы припомнить того, кому оно принадлежало.

Глава анла’шок?..

— Не может быть.

— Его застали в процессе, так сказать, рисования, — Дукхат пожал плечами.

— Возмутительно.

— Восхитительно! — возразил Дукхат с жаром. — Вдумайся: старик вычислил время моего приезда, перехитрил охранную систему и, клянусь Валеном, давно мог скрыться, если бы…

— Если бы — что?

— Если бы это входило в его намерения, — терпеливо объяснил Дукхат.

Бранмер подошел вплотную к стене, поскреб ногтем краску. Она уже начала подсыхать и топорщилась крупными черными чешуйками, что придавало нарисованной твари пугающую реалистичность. Высыхая, чешуйки отваливались и осыпались на пол.

— Ты снял меня с рейса, чтобы я оценил масштабы разрушения? — спросил Бранмер, сдерживаясь. — Если так, то, я думаю, мозаику удастся спасти. Похоже, краска не особо навредила изображению. Но я не художник, лучше позвать мастера.

Дукхат покачал головой.

— Нет.

— Зачем же тогда?

Дукхат помедлил с ответом. С несвойственной ему неуверенностью он произнес:

— Мне нужно, чтобы кто-то встал рядом. Кто-то, кто, может быть, и не разделяет мои взгляды и мечты, но достаточно честен, чтобы… Помнишь, ты и сам собирался бежать из школы и стать анла’шок? — в голосе Избранного прорезались почти мечтательные интонации. — Бороться против тьмы…

— …быть презираемым, голодать, бродить по вселенной в надежде, что первым наткнусь на черный ужас? — подхватил Бранмер язвительно. — Конечно, помню.

За спиной кто-то хмыкнул.

— Забавно, что делает жизнь с детскими мечтами, не правда ли?

Будь прокляты современные бесшумные системы!

Старик, который ссутулился между двумя здоровяками в жреческих накидках, был похож не на главу анла’шок, а на бездомного бродягу. Бранмер встречал таких, не на Минбаре, конечно: истрепанная одежда не по росту, обувь, держащаяся на честном слове. Добавьте к этому непомерную наглость и презрение к обычаям — и вот вам анла’шок собственной персоной. Сторожа легенд и самые отъявленные смутьяны, которых планета Минбар имела несчастье носить на себе. Да и не только она.

Анла’шок бродят в таких местах, куда другие боятся ступить.

Боятся?

Скорее, брезгуют.

— Я не нахожу ничего забавного, — сказал Бранмер.

— А вы поищите хорошенько, — добродушно посоветовал Ленонн. Он степенно сложил пальцы треугольником и склонил голову, приветствуя собравшихся. Дукхат ответил на приветствие и отпустил импровизированную охрану. Тогда Ленонн огляделся, храня на лице независимое выражение, и странным для минбарца жестом заложил руки за пояс.

— Мастеру Неллин и ее ученикам потребовалось двадцать лет… — Бранмер запнулся, дернул головой, указывая на мозаику. — Вы справились за минуту — вы довольны?

— Вообще-то, мне понадобилось четыре минуты. Хотя, согласен, мое послание короче того, что пыталась донести Неллин.

Бранмер скрипнул зубами. Старик явно издевался — и делал это с нескрываемым удовольствием.

— Послание дошло до адресата. Что дальше?

— То, что послание видят, еще не означает, что оно дошло, — дерзко возразил старик.

Дукхат усмехнулся:

— Послание дошло в лице пославшего его — на ногах. Думаю, у меня есть шанс понять вас обоих.

Ленонн часто-часто заморгал, словно из мрака попал на яркое солнце. Бранмер вполне понимал его замешательство. Старик годами кричал, грозил, спорил, добивался встречи с Серым Советом. И вот желание его исполнилось, хоть и наполовину: перед ним — Избранный Минбара.

Говори, не хочу.

Неудивительно, что язык немеет и отказывает речь.

Ленонн молчал, а Дукхат не торопил его ни словом, ни жестом. Нервы главы анла’шок не выдержали первыми.

— Вы считаете меня сумасшедшим? — спросил он с вызовом.

Да, промолчал Бранмер.

— Кем мне считать того, кто вот так обходится с нашим прошлым? — спросил Дукхат, впрочем, довольно мягко, учитывая обстоятельства.

Ленонн опустил голову, но лишь на мгновение — и раскаяния, которое Бранмер думал увидеть, в его лице не было.

— Разве наше прошлое — это стены, краски и клей?

— Вы прекрасно поняли меня, Ленонн.

— Поэтому так и сказал. Разве анла’шок — не наше прошлое? А так же настоящее и будущее?

Бранмер заметил, что не только пальцы Ленонна перепачканы черной краской, но и лицо — там, где он по рассеянности его коснулся. Бранмер почувствовал себя неловко от того, что пожилой минбарец стоит перед Избранным в таком виде. В конце концов, это непристойно, Ленонну должны были предложить умыться и переодеться.

Или же старик отказался приводить себя в порядок. Вполне в его духе.

— Кто, по-вашему, анла’шок?

Ленонн посмотрел на Дукхата, потом перевел взгляд на Бранмера.

— Глаза, которыми Вален наблюдает за тьмой? — предположил Бранмер, которому происходящее вдруг напомнило экзамен в храмовой школе. Дукхат улыбнулся в усы.

— Очень поэтично! — Ленонн фыркнул. — Как бы не так! Мы — горстка сбрендивших стариков. Кто нарушает порядок, кто съел весь фларн? Анла’шок, кто ж еще! Мы вышли из рук Валена, как эта мозаика — из рук Неллин. И что теперь? Тень коснулась и нас, но не та, которую мы готовы ухватить за хвост, а та, что заставляет минбарцев говорить: «они не наши, хоть и вышли из нас», — он зло усмехнулся. — Словно мы минбарцы, рожденные не от минбарцев.

Бранмер вздрогнул, а Ленонн говорил всё быстрее и быстрее, захлебываясь словами:

— Кругом только и слышно — «Вален, Вален!» А что ж вы думаете, наши предки были счастливы, когда узрели-таки Валена? Исполнены почтения к нему? Да я скорее поверю, что центавриане никогда не бухали! Гордым кланам, которые резали друг друга, почем зря, сваливается на головы молодчик без роду и племени — и начинает нести околесицу: довольно крови, объединяемся и бьем Теней! Хо-хо! Да пройди Вален сейчас по йодорским улицам — его быстренько упекут в отдельную каюту и обложат со всех сторон священными свитками. Дескать, почитай, дружочек, и поймешь, что порядочные минбарцы ведут себя… — Ленонн перевел дыхание, подбирая слово. — Порядочные минбарцы ведут себя, как трусы — гори всё огнем, лишь бы ритуалы протекали без помех. Думаете, Вален принес нам этот мир? Да он об колено ломал всё, к чему мы привыкли! Он и сейчас бы все эти церемонии, ожидания знамений, которых не будет никогда…

— Не кощунствуйте, несчастный вы старик! — крикнул Бранмер, потеряв терпение. Дукхат поднял руку, призывая к тишине, и Бранмеру пришлось подчиниться. Побагровевший было Ленонн тоже замолчал, заметно побледнев.

— Каждый ищет знамения, но не будет знака, кроме огня и крови, — процитировал Дукхат в задумчивости. Лицо Избранного было непроницаемым. Казалось, страстная речь анла’шок течет мимо него, никак не задевая.

— Мы давали клятву идти в огонь, — сказал Ленонн уже спокойнее. — Но то, что происходит сейчас — невыносимо.

— И что же происходит? — спросил Бранмер невинным тоном.

— Ничего! Минула тысяча лет, а не происходит ни-че-го. Минбар застыл во времени, будто в расплавленном стекле.

— А чего вы хотите? — спросил Дукхат. — Только не говорите, что огня.

Ленонн тихо засмеялся.

— Вселенная дарует анла’шок слухи, сплетни и ложь — и волю отделять одно от другого. Нас же осталось так мало, что… Но, клянусь Валеном, даже из сора анла’шок выжали максимум. Я прошу — я умоляю! — Совет в вашем лице снизойти к моей просьбе и открыть глаза. Древний враг вернулся, и мне нужно… В первую очередь, мне нужны люди и их сердца. Потом — корабли и финансирование, — Ленонн вытащил откуда-то из складок одеяния мятый клочок бумаги, исписанный мелким почерком. — Вот, я всё подсчитал…

Бранмер лишь бегло взглянул на расчеты, но и этого хватило.

— Весь Минбар должен работать на войну, потому что вы наслушались сплетен?

— Нет, юноша, потому что древний враг вернулся! — огрызнулся Ленонн, но, спохватившись, добавил мягче:

— Дайте срок — мы проверим данные еще раз. Сейчас это затруднительно, но если Совет…

Ленонн озадаченно замолк: Дукхат даже не посмотрел на бумажку. Бранмер был удивлен не меньше: Дукхат, витающий в облаках — что-то новенькое. Наконец Избранный вынырнул в реальность.

— Хорошо.

Ленонн весь обратился в слух.

— Хорошо, — повторил Дукхат громче, — вы будете говорить перед Серым Советом.

Ленонн поклонился гораздо ниже, чем предписывали строгие правила этикета. Когда он выпрямился, лицо его было почти умиротворенным.

— Я благодарен вам за шанс…

Стоя за порогом, Ленонн поклонился еще раз.

Когда двери за ним закрылись, Бранмер не выдержал:

— Да он безумен!

— Думаешь?

— В его положении это объяснимо.

— Что мы знаем о его положении? Большую часть жизни Ленонн жил той верой, о которой мы лишь говорим. И, думается мне, насчет Валена он прав. Узнать его было… — Дукхат запнулся. — Узнать его было почти кощунственно…

— По крайней мере, я знаю, что Ленонн — не Вален, — буркнул изрядно раздосадованный и вконец запутавшийся Бранмер — естественное состояние для любого минбарца, говорившего с Дукхатом дольше минуты. — Но встреча с Советом?..

— Друг мой, не только Ленонн нуждается в шансе… И еще…

Дукхат повернулся к Бранмеру спиной и, глядя на мозаику, на благородное лицо в рамке осыпающихся щупалец, добавил:

— Раз вернулись Тени, то вернулся и кое-кто другой…

Бранмер не видел лица друга, но мог поклясться, что тот улыбается, как мальчишка.